- Трижды прозвучав, горе и отчаяние призовет в этот мир зло, которое поглотит порядок Рун Мидгарда. Любовь твоя почернеет, круг замкнется и, заключенная внутри, ты познаешь вечные муки. Добившись своего, ты лишишь всего других. - Скрипучий голос старухи утихал, мутные глаза, яростно впивавшиеся в кристальный шар, закатились и тело, закутанное в потрепанные лохмотья, иногда напоминающие платье, осело на стуле, дыша тихо, но жадно как в предсмертной агонии. Черепки животных, засушенные травы и непонятные сосуды с жидкостями давили и угнетали. Запахи травяных настоев окутывали туманом, и вгоняли сознание в дурман. Маленькая девочка с золотистыми кудрявыми волосами, ниспадающими на ворот ее бирюзового летнего платья с кружевным подолом, сидела напротив оплывшего тела, вцепившись подрагивающими ручками в дубовую резную столешницу. Лицо ее было бледно, губы подергивались, судорожно сжимаясь. Лучезарные глаза влажно поблескивали, выдавая состояние близкое к истерике или обмороку. Тишина, размерное дыхание старухи нарушил всхлип - один, другой и вот уже рыдая навзрыд, девочка соскакивает с высокого стула и бросается к выходу из перекосившейся лачуги на окраине Моррока, бегом направляясь в центр города в замок своего отца, семеня ножками и сжимая в руках свою перламутровую шляпку.
-----------------
Тихий шум листвы летнего сада заглушал голоса, и лишь дуновения ветра разносили обрывки горячих фраз, звучавшие из Ее уст:
- Я люблю тебя...только тебя и никого другого - Свет луны, падающий на Ее лицо, придавал благородным чертам мраморный оттенок, и лишь мокрые звезды на ее щеках поблескивали, отражая лунный свет, стекая по лицу и оставляя после себя влажные дорожки горечи и обиды. Она нежно прижалась к нему, оказываясь в тени листвы, окутанная сумеречными тенями и почти осязаемым ореолом желания. Глаза ее закрылись и губы потянулись навстречу Его губам. Руки Его нежно коснулись точеного стана, затянутого в тугой корсет, под пышным бальным платьем, едва касаясь, прошлись по талии и, казалось сейчас, они должны заключить Ее в страстные объятья,... но замерли на плечах, останавливая Ее движение. Гримаса боли исказила Его лицо, и сдавленный голос был едва слышен:
- Я не могу быть твоим...Я не могу быть с тобой. Есть сотни причин против этого и лишь одна за. И ее недостаточно. Ты знаешь это, мое сердце тоскует. Прости. - И мужская фигура, одетая в легкий праздничный кафтан, подобрав лежавшую в листве неподалеку лютню, медленными шагами направилась в сторону цветистой арки, отделяющей летний сад от дворца замка, наполненного гостями. Завидев выходящую фигуру, статные дворцовые рыцари разразились криками, огромные кубки двинулись навстречу друг другу и столкнулись со звоном, слегка расплескав через края хмельное вино, остатки, направляя навстречу утробе их владельцев. И несколько сот голосов грянуло:
- За Лираиду! Наследную принцессу Моррока и Ее избранника Сэра Жерара.
Менестрель, застывший в садовой арке грустно улыбнулся, тронул пальцами струны, разливая по площади нежные аккорды своей лютни и, дождавшись, когда все затихнут, запел....
---------------
Зорко шел лестной тропинкой, тихонько насвистывая себе под нос незамысловатый мотивчик. День выдался просто замечательным - сегодня он и его ребята застали небольшой караван, вышедший из Моррока по направлению Пайона. Торговец поскупился на охрану, хотя вез груз драгоценных камней, раздобыть которые можно было только в Морроке, и которые весьма ценились по всему Рун Мидгарду. Улов был более чем хорош, его ребята будут щедро награждены. Часть денег он отдаст в местную церковь, которая раздаст деньги нуждающимся людям. Год выдался очень голодным, торговцы жиреют, а ремесленники, тем временем, подтянув пояса, за гроши делают огранку алмазам и брильянтам, на которых наживается знать. Одного такого хватило, чтобы кормить семью ремесленника не один год! - яростно махнув рукой и грязно выругавшись, он направился к неприметной полянке окруженной большими дубами, где должен был встретить ее. Сегодня он сделает ей предложение! Пусть он просто разбойник, а она принцесса правящего рода! Народ любит его, он, пусть и своими методами, поддерживает окрестных жителей, пощипывая проходящие караваны. Он спас не одну сотню жизней от голодной смерти. Чем он ей не пара? - С этими мыслями, поигрывая дорогим кольцом в руке, молодой разбойник приближался к заветной поляне.....
- Отец выдает меня другому.. - слова как молния разили в самую сущность, круша мечты и надежды юноши. Гнев и отчаяние разбирали его на части, съедая и сжигая его изнутри. Политический брак! Что может быть хуже, чем отдать свою дочь за знатного Геффенского барона ради союза? Что значит безопасность города и сломанная жизнь человека? Кто дал ему право решать...
- Ты знаешь, что мы должны быть вместе, я буду твоей, если ты сможешь избавить меня от этого тяжкого бремени - Она плакала и прижималась к нему, а он твердо решил в тот момент - Я смогу и в этот раз, я преступлю закон еще и еще, чтобы сделать этот несправедливый мир лучше.
----------------
Жерар тосковал, разглядывая растущую луну на чистом звездном небе. Здесь даже небо не такое как там... Вдали от дома ему всегда становилось не по себе. Он так привык к родным просторам Геффена, к своей Гильдии Кузнецов, которую возглавлял и простой, тяжелой работе кузнеца, что временами совсем забывал о том, что является благородным и что его семья королевских кровей. Боевые походы - вот та отдушина, которая позволяла ему не захлебнуться в дворцовых интригах его Матери. Решение о браке он воспринял стойко, в конце концов, он не имел ни возлюбленной, ни даже тайных привязанностей, а мать обещала дать ему больше свободы, если он исполнит свою главную роль. Главная Роль - она так и сказала, какая жестокость, как будто пешки в шахматах...Но все равно - он сможет вернуться к любимому искусству молота и наковальни, творить шедевры оружейного ремесла и возможно когда-нибудь его признают великим мастером!
Услышав шорох за своей спиной, Жерар встрепенулся и привычным жестом, выхватывая боевой молот, с которым не расставался даже когда спал, нанес удар с разворота за спину, поворачивая корпус и готовясь встретить врага. Но вместе с этим удивленно увидел тень, ныряющую ему под руку, и ощутил каленую сталь дамаскуса вгрызающуюся в его плоть аккурат между ребер. Надсадно выдохнув и выронив из рук молот, он упал на колени, вцепившись руками в своего убийцу. Зорко с силой повернул кинжал, распарывая грудину, и потянул назад, открывая дорогу фонтанам крови, бьющим через кровостоки на лезвии оружия. Грузное тело Жерара начало заваливаться набок, но Зорко прижал его к себе и прошептал на ухо умирающему: - Ты должен умереть, ты препятствие между мной и моим счастьем. Лира никогда бы не стала твоей душой, как бы страстно ты ее не желал, грязная Геффенская свинья. Сдохни же.
В ответ он услышал лишь хриплое проклятие, которое потонуло в булькающих звуках идущей ртом крови. Агония длилась недолго, и вскоре молодой кузнец затих. Ветер колыхал тяжелые бархатные шторы на открытых окнах, края которых касались растекающейся по полу крови и были окрашены в багровый цвет. Яркая луна усмехалась над страданиями людей...
Возвращаясь домой, Зорко был поглощен своими мыслями, которые вопили о том, что решение его было опрометчивым. Что-то сегодня было не так, как всегда. Что-то большое и черное родилось, когда он вогнал свой дамаскус под ребра этого человека. Занятый этими мыслями он не заметил, как подошел к своему дому, на окраине Моррока. Не размышляя привычным движением, открыл дверь, ступил за порог и начал снимать забрызганную кровью накидку. Скрип метала, и зажегшийся свет привлек его внимание и, обернувшись, он увидело внутри дома четырех тяжелых крестоносцев в цветах и с геральдикой Королевской Гвардии на доспехах. За его столом сидела Она. Глаза ее были полны печали и сожаления. Гвардейцы, обнажив мечи, двинулись на него, а Зорко стоял и не мог пошевелиться. Разум его уже все понял, но сердце отказывалось принимать это. Оно билось все чаще, нагоняя кровь и казалось, лопнет от отчаяния. Тяжелый удар меча плашмя в висок вышиб его сознание, бесчувственное тело мешком повалилось на пол прихожей.
-----------------
Тонкие аристократические пальцы выводили вензеля букв на белом листе. Лираида отодвинула письмо от себя и облокотилась на резную спинку кресла. В душе ее горел огонь, огонь любви в котором сгорало вчерашнее сожаление и печаль. Вздохнув, девушка отодвинулась от стола, свернула листок трубочкой и, достав из клетки почтового голубя, аккуратно прикрепила к его ноге записку. Голубь поворковал на подоконнике, взмахнул крыльями и выпорхнул в открытое окно.
"В полночь на крыше центральной башни" - гласила записка, что нес голубь. Нес привычным маршрутом в привычное место.
Девушка, убрала письменные принадлежности в стол, и, провернувшись на каблуке перед зеркалом, выпорхнула из комнаты. На улице по направлению к центральной площади стягивался народ. Зеваки из нижних районов перешептывались, слухи и сплетни множились со скоростью света. В центр тянулись богатые дворянские кареты, грязные торговые повозки и пеший люд от мала до велика.
----------------
- Властью данной мне богом нашим, и правящей Династией признаю тебя, Зорко Церий, виновным в разбойных нападениях на торговые караваны, отнятии жизней и различных ценностей у почтенных граждан нашего города и городов Торгового Альянса, а так же в отнятии жизни Посла Геффена, почтенного Сэра Жерара Гронета, избранника Принцессы нашей Лираиды Алонской. Признаю тебя виновным и приговариваю к лишению жизни через отсечение головы! - По толпам народа пробежал недовольный ропот, толпа подалась вперед и стражники с большим трудом удержали помост в оцеплении. То и дело раздавались нестройные крики, люди волновались. Знать, завидев такие изменения в настроении спешила скрыться в каретах и покинуть площадь, оставались лишь самые смелые или те, у кого желание узреть казнь именитого разбойника превышала волнения о собственной безопасности.
Зорко сам опустил голову на большой дубовый пень, поверхность которого была окроплена багровыми засохшими пятнами и испещрена зарубками от тяжелого двуручного топора палача. Посмотрел в пустую корзину, которая станет следующим пристанищем его буйной молодой головы и, взглядом отыскал балкон центрального замка. Она была там и смотрела прямо ему в глаза. Что в них было понять он так и не смог - Жалось? Грусть? Обида? Любовь?
- Будь ты про.... - закончить он не успел, тяжелый топор, описав дугу над головой палача опустился на его шею - раздался хруст, и мерзкий чавкающий звук с которым лезвие топора достигло основания пня. Тело Зорко, напрягшись на мгновение, обмякло, голова с тяжелым стуком упала в корзину. Левая рука, сжатая до этого в кулак раскрылась и в наступившей тишине все увидели выпадающее на помост колечко, которое, блеснув на солнце, со звоном проскакало по доскам и, упав на мостовую, закатилось в водосточную решетку, навсегда поглощенное бурным и мутным потоком воды. Одновременно с падением кольца большой камень вылетел из толпы и, угодив в висок палача, оборвал его жизнь столько же стремительно, сколь вода историю кольца. Огромное тело еще не коснулось помоста, а людской поток с криком обрушился на крестоносцев, сминая их тяжелые бронированные тела под ужасающей хаотичной живой массой отчаявшихся людей...Началось восстание.
---------------
С высоты птичьего полета город представлял собой один сплошной пылающий адским огнем камин. Здания горели, лавки торговцев были разбиты и разрушены. Обезумевшие люди тащили все ценное, только затем чтобы бросить это за углом и вцепится во что-то новое, потеряв свою жизнь в алчности и пороке. Насилие и полная анархия заполонила город, гвардейцы были смяты обезумевшей толпой и остатки гарнизона, отступивши, заняли подходы к замку, обороняя знатных особ, укрывшихся там. Постепенно эти заслоны прогибались и сминались - люди с пеной у рта бросались на мечи и штыки, образуя вал из живого и мертвого мяса которое просто давило солдат, топтало их и размазывало по каменной кладке стен.
Два силуэта стояли на узкой крыше самой высокой башни Моррока, освещаемые полной луной и отблесками огня, скакавшими в безумном танце по всему городу. Снова вдвоем, как тогда в саду. Но нет больше тишины, сумерек и прохладного ветра, развивающего Ее горячие слова. Кругом ад и они в его эпицентре. Она снова пылко прижимается к нему и шепчет: - Теперь я твоя, твоя и только твоя. Больше нет преград на пути к нашему счастью. Я...я уничтожила их всех своими руками... Я сама проложила дорогу нам двоим...Люби меня, Любиии меня, я душу дьяволу отдам лишь бы быть с тобой...
Он смотрел на нее черными, как ночь глазами в которых отражались огни разрываемого отчаянием города. Ослабевшие руки тряслись и дрожали, обнимая ее. Он опустился на колени перед ней и, уткнувшись лицом в подол ее платья, тихо прошептал:
- Душа твоя чернее ночи....
Дыхание его становилось все тише и тише и, наконец, она услышала, что он совсем перестал дышать, руки его бессильно повисли вдоль тела. Полная луна ярко светила, усмехаясь людскому отчаянию. Стоны, крики и звуки предсмертной агонии разносились под небом, накапливаясь и, казалось, накопившись, они взорвутся, разорвав небо на клочья. Надсадный женский крик полный боли разорвал ночь смерти:
-Я хочу, чтоб этот Мир сгорел!!!
Истерично крича, Лираида вцепилась в свое лицо ногтями и кровь, брызнувшая из ран, смешалась с ее слезами, стекая по лицу и шеи мутной темно красной жидкостью. Медленно, словно наслаждаясь моментом, струи горя, прошли по ее рукам и начали капать на камень башни, растекаясь в стороны и становясь больше, как будто зажигая новую звезду на каменных плитах крыши. Лира перестала чувствовать боль, перестала слышать свои крики и крики умирающего города. Оторвав руки от лица, и подняв глаза, она увидела, как рука сидящего на коленях менестреля дрогнула, медленно потянулась к лежащей рядом лютне и коснулась струн. Звук, родившийся от этого прикосновения, разошелся, казалось, по всему небу. Он поднял голову, посмотрел на нее, и она не смогла его узнать - волосы были седыми, лицо резко похудело и приняло серо-синий оттенок. Тело как-то вытянулось и стало сутулым, потеряв былую грацию. Он встал с колен, подошел к ней и взял ее лицо в свои руки, холодные как лед. Звук лютни все еще звучал в ее ушах, гипнотизируя и лишая возможности думать и двигаться. Лира стояла прикованная к его взгляду, черному как бездонный колодец. И она услышала его голос, бесцветный голос с Другова конца жизни: - Ты получила что хотела. Ты станешь моей женой, Королева Отчаяния.
Звук лютни резко оборвался и тут же возобновился вновь, сплетаясь в мрачные минорные звуки вальса. Менестрель взял ее в свои руки и, не отрывая взгляда, закружил в танце.
Город горел, люди страдали и умирали, наполняя воздух вокруг башни почти осязаемой болью, звуки вальса становились все громче и заполняли собой все до горизонта. Два силуэта на крыше гибнущего города кружились в последнем танце этого мира, мира которому суждено Измениться. С каждым тактом вальса и витком танца черная пара силуэтов приближалась к краю башни, пока на развороте вальс не унес их тела за пределы пола. Оба они улыбались.
----------------
- Постой, Уважаемый. Где ты услышал эту балладу? Руины Моррока почитай, как шесть сотен лет стоят, а моя таверна на окраине досталась мне от отца, а ему от его отца, но я никогда не слышал ничего подобного.
Путник лишь улыбнулся на вопрос, поправив неуклюжим жестом, прядь толи грязных, толи и впрямь серых волос, допил вино из своего бокала и, расплатившись, ушел в темноту ночи.
Говорят в полнолуние люди, случайно забредшие близко к Руинам иногда видят свет в окнах разрушенных башен и тени на стенах, кружащиеся в быстром танце. Говорят, когда люди решаются на все они слышат звуки лютни, играющей в ночи и тихое женское пение. Говорят, они слышат "Песнь о Любви, которая сожгла Мир"