Я пью, я продолжаю пить. Мне сорок семь, у меня была жена, был ребенок. У меня ничего нет. Я сварщик шестого разряда, у меня два стажера, я не хочу жить.
Я пью. Меня дергают за плечо.
- Встаньте. Слышите, встаньте.
- М-м.
- Товарищ, встаньте.
-Угу.
-Что же мне с вами делать?...
Делать со мной можно было что угодно. Её я встречаю второй раз, единственный человек, который пробуждает во мне стыд. Сейчас мне не стыдно,- я пьян.
Утро. Свет. Окно. Плохо. Встаю, иду в ванну, в ванной понимаю, что я не у себя. Мне все ровно, мне уже давно все равно. Я пью. Я продолжаю пить.
Утро. Свет. Окно. Мне уже лучше. Я не так стар, чтобы мне долго было плохо, но я не так молод, чтобы удивляться тому, где я нахожусь. Будь я женщиной, меня сожрал бы климакс, я пил бы ещё больше. Лучше бы я был женщиной. Страшной паскудной женщиной. Может быть, женщины думают совсем по- другому, может быть они хотят быть страшными паскудными мужчинами, но об этом я думаю очень мало. Я ненавижу Сведенборга и его "Супружескую любовь", я не люблю новую библию, с её патриархальными мотивами, я верю в чистую и короткую любовь. Да здравствует Христос- борец за слезное слияние мужчины и женщины, и пусть будут прокляты неудовлетворенные, с приниженной оценкой апостолы, что распространяют всякую дрянь, используя имя учителя. Они творцы, а творцы склонны преувеличивать.
Её комната мала для двоих, мне нравится здесь, я хочу быть с ней, и я буду с ней. Цинизм- это все что осталось во мне. Одиночество- это все что осталось в ней. Мы, кажется похожи.
Она знает меня давно, я бывший муж её лучшей подруги. Я вижу её второй раз. Не хочешь потерять мужа и подругу, постарайся не устраивать им встречи. Хочешь пробудить желание, не давай ему пробуждаться. Две совсем разные фразы, но обе в действии оправдывают себя.
Она моложе на девять лет. Сорок семь минус девять, получается тридцать восемь. Почему бы нам ни быть вместе?
Секс с двадцатилетними мальчиками, болезненный массаж от целлюлита и одинокое будущее. Скучно, пресно, безнадежно. Понимание всего этого приходит слишком поздно. И не художник, и не дворник. Промежуточное поколение, бездомное поколение. Почему бы нам ни быть вместе.
Она спит в кресле, если есть успокаивающая красота, то это она. Я хочу её, но боюсь сделать больно.
Выхожу из дома: лето, дождь, ветер. Я хочу её все сильней. Прихожу домой, ложусь в ванную, думаю о ней. Моя ванна по сравнению с её, общественный сортир. Хочу вернуться, но не могу. Я плохо выгляжу, и чувствую себя не лучшим образом. Займу завтра денег, куплю цветы, начну все с начала. А сейчас спать. Не могу уснуть, хочу есть. Холодная котлета, холодные макароны. Желудок давно перестал удивляться тому, что я ем. Язва или гастрит? Не знаю. Но в любом случае не хорошо.
Засыпаю под злостное урчание желудка: песня знакомая с юных лет, как колыбельная, что поет теща.
Фильмы, которые я видел за последние пятнадцать лет,- это мои сны, они же книги и новости. Я не стараюсь бежать снов, скорее наоборот,- это единственное, что предоставляет мне информацию из вне. Не люблю просыпаться.
Что у нее? У нее ничего не было и все было. Безработный муж, вечно ноющий из-за своих болячек, мать, придумывающая себе болезни и работа, совмещенная с беременностью. Утро: завтрак мужу и матери; школа,- быть учителем начальных классов, небольшое безумство; вечер - силы нужны для приготовления ужина и уборки. Муж лежит и смотрит телевизор, мать в ванной уже два часа. В низу живота боль, дышать трудно, мыть полы становиться все трудней. Вчера в школе дети играли в салки, один с разбегу уткнулся ей в живот, пришлось отпроситься домой. Седьмой месяц, картина не меняется. Вечер, опять моет полы. Все. Глаза открыла только в больнице. Преждевременные роды. Ребенок мертвый. Только сейчас до матери дошло, что дочери плохо; до мужа не доходит, видимо понимания так и не будет. Супруг развод не дает.
Приходиться снимать квартиру, у матери понимание, как началось, так и кончилось. Живет так два года, кажется, что вырвалась из ада. Свобода- это когда тебя понимают, понять может только тот, кто живет с тобой с рождения. Вот и остается одиночество.
Тысячи дураков и я среди них. Уборка квартиры не легкое дело, если не убираешься сотни лет. Весь день и всю ночь, и не капли живительной влаги.
На работе не узнали, не узнали и бабушки около дома, я снова молодой лев.
Вечером занялся чисткой организма: бег, сауна, всю неделю ел одни овощи. О, как это ужасно, из кошки превратиться в собаку. Через восемь дней я был готов идти к ней.
Квартира номер девять, звонок раздражающий. Тогда я подумал, что я поставлю новый. Она открыла дверь, в одном халате, под ним ничего.
Не разу в жизни, я не сказал, люблю, ни жене, ни ребенку. Если хоть не много поразмышлять, всю любовь мы выказываем неодушевленным предметам: "Я люблю пиво, я люблю клубнику, я люблю небо...". Живым в лучшем случае перепадает только слабое "мне хорошо с тобой". Причина, по которой я остался один, как раз заключалась в этом. Моей жене не доставалось даже, того, что в лучшем случае достается живым.
С первых слов я высказал ей все то, что не доставало моей жене. Это произвело впечатление: за чаем последовала кровать. Я отвык от всего, но и привыкать не пришлось, самое грубое в искусстве любви заложено в нас изначально и этого хватило для моих желаний.
Каждый день я приходил к ней и выплескивал все агрессию на её простынь, она смиренно принимала выпавшую ей роль. Мы мало говорили и мало гуляли. Я был счастлив, в первые за тысячу лет.
Он приходит и уходит, неужели нельзя остаться. Сказать ему об этом, значит испугать и никогда больше не видеть. Но чем это лучше тех глупых мальчишек на один день? Что я теряю?
У него очень светлые глаза и красивые морщины на висках, он больше не пьет. Говорит, что не пьет из-за меня, трудно в это верить. Я не молода и он не молод. Почему бы нам ни быть вместе? Почему бы нам ни быть вместе всегда. Рассуждаю как в двадцать лет. Позвоню, пусть приходит жить, или я к нему.
Жить у нее приятней, но у меня больше места. В одиночестве нерешительность развивается со скоростью света, по крайней мере, у мужчин. Мог бы сам сказать, нет, дождался, когда сама позвонит. Вчера приезжала дочь, ей уже двадцать пять. Муж, и ребенка ждет. Скоро стану дедом, с трудом верится, также с трудом верилось, что стану отцом. Стал. Каким только? На восемнадцатилетие забыл поздравить, все ровно приезжает.
Да, квартира конечно побольше, но в таком виде. Первым делом тараканов травить и посуду купить. Интересно все холостяки пластмассовой посудой пользуются или только мой? Трудно верится, что все меняется, недоверие растет и растет, к старости наверно пика своего достигнет, и с ума сойду.
Кружка, дурацкая кружка, а чувствуешь себя уже человеком. Давно уже не приходилось быть в такой тарелке. Она хороша, хороша во всем, даже через, чур. Уже сейчас знаю, все будет плохо. Нет ничего нудней идеальности, всю красоту сжирает. Может быть все изменится? Нет. Мне не двадцать, обманывать себя не стоит. Менять все, не менять, все- таки что- то юношеское осталось. Все- таки она хороша.
Он не пьет, ради меня не пьет. Родная мать ничего ни делала для меня, хотя нет в дедом сдала.
Может еще ребеночка получится родить, девочку, назовем Полиной. Поля. С косичками. Будем дни рождения справлять, всех ее друзей приглашать. Надо буде квартиры наши на двух комнатную поменять или лучше на трех с доплатой. Завтра же газету с объявлениями куплю. А вдруг мальчик? Тогда Александр или Дмитрий.
Нет, ничего не получится, лучше сейчас. Лучше сейчас порвать. Сегодня вечером или завтра.
Я пью, я все время пью, и я буду пить, пока не лягу на землю. Как она меня еще носит? Как она таких еще носит? Она все стерпит, она умеет терпеть. Поэтому я и буду с нею вместе.