Несколько лет назад профессор Афанасьев на собственные деньги открыл частную клинику "Грааль" и взял меня на должность заведующего хирургическим отделением. В основном мы занимались трансплантологией, но также проводили исследования мозга.
Дела у клиники шли прекрасно. Благодаря связям профессора и успехам в микрохирургии глаза бизнес процветал. За престижную премию, полученную за первую в мире пересадку глаза, клиника существенно расширила формат действия. "Грааль" разросся до нескольких корпусов и обзавёлся филиалами.
Вскоре Афанасьев раскрыл перед старшим персоналом клиники свою основную задачу. Оказалось, что его давно интересовала проблема старения. Он объявил, что собирается продлить жизнь человека как минимум до ста двадцати лет. В структуре клиники под это дело был создан закрытый исследовательский отдел.
Но, как часто бывает, быстрый старт сменился утомительным марафоном. Шло время, однако в деле продления жизни мы серьёзно не продвинулись. В наших изысканиях постоянно возникали всё новые и новые сложности.
В то время мы с Афанасьевым виделись редко. Он решал проблему искусственного кровоснабжения головного мозга и ночевал в лаборатории. Я же просто тонул в работе, а по вечерам изучал функционирование гипоталамуса в экстремальных условиях. Однако как-то после тяжёлого трудового дня профессор пригласил меня к себе.
Я уселся на диван, глянул на коллегу и удивился. Профессор излучал благодушие. Он с улыбкой развалился в кресле, напоминая сытого домашнего кота. Его халат был расстёгнут. На большом столе билась в стеклянном шаре модель сердца. В кабинете звучала сороковая симфония.
- Кофе не желаете? - предложил профессор.
- Я вас не узнаю, Максим Петрович! Вы же знаете, что я кофе не пью. Да и вы тоже, - ответил я.
- Тогда может коньяк?
- Есть повод?
- Смотрите.
Афанасьев спроецировал на стену изображение, и я увидел одну из наших операционных. Посередине на сдвинутых столах находилась большая стеклянная ванна с розовым раствором. В ней находился человеческий мозг. Точнее центральная нервная система, освобождённая от других тканей. Профессор почему-то оставил ей глаза. Она напоминала королевскую креветку под острым соусом, которую я видел в каком-то китайском ресторанчике.
- Боже мой! Кто это?
- Не кто, а что. Синтезирующий многокомпонентный раствор. Жидкая универсальная ткань, в которой мозг может существовать без тела. Я назвал её "Гемолимфа-2", - ответил Афанасьев.
- Живая?
- Полусинтетика. Восстанавливает микроструктуры, замещает ткани, питает клетки, а главное синтезирует сосуды и оболочки. Выполняет функцию полнейшей замены крови.
- В голове не укладывается. А чей это мозг?
- Иностранец с раком лёгких. Богатый старик. Доброволец.
- Как он себя чувствует?
- Состояние стабильное уже вторые сутки. Зрение функционирует. Скоро подключим к томографу и электроэнцефалографу. Далее включим ему слух и речь, а затем подключим к Сети.
- Снимаю шляпу, Максим Петрович. Однако у меня миллион вопросов.
- Для этого я вас и пригласил. Кроме того, мне нужен единомышленник.
В ходе дальнейшей беседы я выяснил, что профессор, не просто приблизился, а подошёл вплотную к решению проблемы долголетия. Теперь центральная нервная система, извлёченная из человека и погружённая в чудесный раствор, могла использовать весь отпущенный ей природой ресурс. Могла жить. Точнее существовать в своеобразном аквариуме. Мы продолжили наблюдение за "пациентом".
Через месяц подстройки аппаратуры к ритмам и биотокам нам удалось добиться трансформации нервного импульса в электронный сигнал и наоборот. Таким образом, мозг в ванне смог войти с нами в контакт. Его глазные яблоки видели перед собой комнату и компьютерный монитор. На экране мозг старика передвигал курсор и "печатал" с помощью новейшей модели нейроинтерфейса. Чуть позднее ему подключили внешний микрофон и синтезатор речи.
- Как вы себя чувствуете? - спросил Афанасьев.
- Спасибо, боль уже намного меньше. Сон нормальный. Никак не могу привыкнуть к обездвиженности, - ответил пациент.
- Сегодня у вас день рождения, не так ли? Шестьдесят девять. Поздравляю! Впереди ещё около сорока лет жизни. Примерно столько выдержит ваша нервная система. Вот если бы вы обратились ко мне раньше, то имели бы все пятьдесят. Кушать хотите?
- Как ни странно, да. Сегодня я получил поздравительную открытку с зовущей блондинкой и большим шоколадным тортом.
- Не волнуйтесь, я добавлю в раствор эндорфины. Постарайтесь сосредоточиться на нематериальных вещах: читайте книги, смотрите кино, больше общайтесь. У вас есть аккаунты в социальных сетях?
- Да. Вы знаете, вчера жена спросила у меня, что я такое. Это очень грустно.
- Не переживайте. Впереди долгая жизнь. Вы привыкните. Просто надо отвлечься от тягостных мыслей. Хотите, мы устроим вас на работу? В "Граале" есть вакансии видеосторожа и помощника в интернет-аптеке?
- Нет, спасибо. Меня ждут дела фирмы.
- Хорошо. Если возникнет просьба или почувствуете боль - немедленно звоните мне или Олегу Андреевичу.
Вскоре об удачной операции по пересадке мозга в раствор узнали СМИ. Профессор Афанасьев в одночасье стал мировой знаменитостью. Клиника обрела необычайную популярность.
Инвестиции в "Грааль" потекли рекой. Наши филиалы открывались во всех уголках мира. Их счёт уже шёл на сотни. Несмотря на огромную стоимость операции, старики разных стран толпами записывались в очередь на новую жизнь. Операции проводились круглосуточно.
Возникновение граждан нового типа серьёзно влияло на политические процессы. В новостях обсуждалось правовое положение "живых мозгов". Парламенты многих стран постановили, что центральная нервная система - это тоже человек, только в некотором роде инвалид, а, значит, наделён определёнными правами и свободами.
Нижние слои населения сразу окрестили наших пациентов "святошами", намекая на то, что от людей остался практически "дух святой", а также на то, что операция для простого народа недоступна. Молодёжь стала откладывать с зарплаты на такую необычную старость. Люди среднего возраста тратили на операцию все накопления, продавали недвижимость, брали кредиты.
С течением времени количество святош - так их теперь называли почти все - неуклонно росло. Некоторые шли на операцию задолго до наступления старости. "Гемолимфа-2" производилась в промышленных масштабах.
Годы наблюдений за пациентами дали богатый статистический материал. Стало ясно, что при соблюдении определённых условий центральная нервная система в растворе чувствует себя хорошо. Только три процента от общего числа святош соглашались на эвтаназию, не выдержав нового бытия.
Известие о том, что Афанасьев решился на операцию, не стало для меня неожиданностью. Профессор сообщил, что ему почти восемьдесят, детей у него нет, шалит сердце и беспокоит печень, а за плечами тысячи операций и усталость от бренного тела. Во избежание риска он попросил меня лично провести операцию.
Я отговаривал его, как мог, но безрезультатно. Почему отговаривал? Мой отец был верующим. Так воспитали и меня. Если человек умирает, то он всё-таки должен уходить. Бог сделал человека смертным и каждому определил свой срок. Такова нормальная человеческая природа. Зачем тащить его за волосы из могилы? Конечно, святоши не бессмертны, но доживать до ста двадцати - форма агонии. Чистилище. Так я считал.
Разумеется, после операции профессор не бросил управление "Граалем". Напротив. Среди святош он стал пользоваться ещё большим уважением и властью, не говоря уже про многочисленный персонал клиник. Афанасьев продолжил своё большое дело с удвоенной энергией, ведь теперь ему не надо было отвлекаться на употребление пищи, гигиену, одежду, транспорт и много другое.
- Как вам новая форма, профессор? - как-то спросил я.
- Прекрасно! Боль прошла и теперь ничего не отвлекает от дел, - ответил мозг Афанасьева.
- Я читал в новостях, что святоши зарегистрировали политическую партию.
- Это правда. И шансы на проход у нас есть.
- Ещё вам угрожают террористы.
- Сегодня я издам приказ по "Граалю". Необходимо во всех клиниках усилить меры безопасности. На территории и объектах инфраструктуры следует установить круглосуточную вооружённую охрану. Следующим шагом я планирую купить все городские земли, которые "Грааль" арендует у муниципалитетов.
- Это авантюра, профессор!
- Нам нужна автономия.
- Против вас будут законы, общественность, госбезопасность, профсоюзы, бизнесмены, коммунальщики и чёрт знает кто ещё!
- Поживём - увидим. А жить мы планируем долго. Не забывайте, что святоши весьма состоятельные люди.
Через месяц я узнал, что партия святош избрала нового лидера. Им, разумеется, стал Афанасьев. Профессор выступил с программой создания собственного сетевого государства, состоящего из выкупленных анклавов.
Тогда же на одну из клиник была предпринята атака боевиков, повлёкшая гибель пациентов. Святоши тут же наняли для защиты частную военную фирму. Государственная пропаганда развязала против святош информационную кампанию. Власти стали обрезать "Граалю" коммуникации. Городская беднота постоянно митинговала, требуя "приструнить зарвавшиеся мозги". Находились и другие недоброжелатели. Социальное напряжение нарастало.
На выборах в парламент я голосовал против кандитата-святоши, хотя занимал одну из высших должностей в структуре "Грааля". Тогда святоши взяли треть мест.
Святоши вызывали у меня неприязнь. Инвалиды, оказавшиеся в школьном спортзале. Старики, которым на кладбище давно прогулы ставили, стали мешать здоровым и молодым "двуногим". Они путались в Сети, конкурировали в бизнесе, сорили деньгами и не забывали требовать всё больше. И главное, изображали из себя нормальных людей. Это вызывало протест.
Постепенно численность святош достигла критической массы. По своей работе я мог непосредственно влиять на их "демографию" и стал методично уменьшать их популяцию. Это не осталось незамеченным. Мне позвонил Афанасьев.
- Что происходит, Олег Андреевич?
- Оздоровляю генофонд, профессор, - ответил я.
- Ваши последние действия носят недружественный характер. Слушайте новый приказ.
- Но позвольте, профессор...
- Вы, кажется, забыли, кому обязаны своим положением? Хотите покинуть проект?
- Нет.
- Тогда слушайте: с завтрашнего дня стоимость операции я уменьшаю втрое. Подготовьте бумаги.
- Я не согласен. Будет конфликт.
- Выполняйте, Олег Андреевич.
Решение профессора привело к поляризации общества. С одной стороны находились виртуальные долгожители с огромными деньгами и связями, с другой - масса основного населения, вынужденная периодически менять работу по найму, чтобы дотянуть до обычной старости. Всё чаще между ними пробегали искры.
Обстановка накалилась, когда Афанасьев провозгласил суверенитет анклавов. Правительства национальных государств отреагировали на это ультиматумом. В ответ святоши обвалили биржевые котировки. Площади крупных городов запрудили митингующие. У банков и магазинов образовались очереди. Начался хаос, забастовки, саботаж.
Совет безопасности ООН дал святошам сутки, чтобы прекратить противостояние. Клиники взяли в кольцо силы полиции и спецназа. Вооружённая охрана "Грааля" приготовилась к отражению атаки.
***
Я с трудом дозваниваюсь до Афанасьева.
- Вы не вовремя. У нас совещание, - бросает он мне.
- Профессор, вы хотите развязать войну?
- Они сами напросились. Однако у меня есть заложники. Миллион новообращённых пациентов. Святоши третьего класса. При попытке штурма все они погибнут, а СМИ возложат всю ответственность на правительство и военных.
- Вы совершаете чудовищную ошибку!
- Отнюдь. Завтра мы подпишем мирное соглашение. У нас будет своё государство. Вы с нами?
- Это против моих принципов.
- Я разочарован, Олег Андреевич. Прощайте.
У меня дрожат руки. Пульс учащается. Подхожу к окну. В глазах плывут круги.
Я вижу, как по моей груди бежит к горлу красная точка. Падаю на пол. Стекло разбивается вдребезги, осыпая меня осколками. Считанные секунды на принятие решения. Прочь из кабинета!
Сбегаю по лестнице на первый этаж. Сбиваю с ног охранника. Лифт в подвал. Спускаюсь. Длинный коридор. Дверь. Пластиковая карточка. Сканирование. Ещё дверь. Ключ. Затем снова коридор. Стальная дверь.
Сзади топот и лязг оружия. Выстрел! Пуля зацепила мне правое плечо. Кровь.
Набор кода. Плохо слушаются пальцы. Наконец, закрываю за собой дверь. Я слышу по рации приказы в пульт о разблокировке. Времени почти нет. Я бегу между рядов стеклянных сосудов со святошами. Туда, где находится профессор. Хватаю из шкафчика шприц и йод. Наполняю.
Стальная дверь открывается. Ко мне бросаются наёмники. Я втыкаю иглу в трубку подвода очищенного раствора и впрыскиваю туда весь йод. Выстрел. Меня обжигает боль. Розовый раствор становится бурым.
Я лежу перед сосудом с Афанасьевым. Мы смотрим друг на друга. Впереди у нас вечная жизнь.