Редькин Вадим Вячеславович : другие произведения.

Истории Евсея. Фантастическая Быль. Книга 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга 2 Повести Вадима Редькина "Фантастическая быль"

  Книга II
  
  Глава 1
  
  Лука был крепким русоволосым юношей высокого роста. Карие глаза, выразительный прямой нос, крупные губы, высокий лоб. Сильные руки.
  Его отца уже не было в живых. Мама принадлежала к нашей общине. Лука смело вызвался быть моим спутником в непредсказуемой дороге. Он был подмастерьем в нашей кузне и ещё при Деде попросил меня стать его наставником в жизни - отцом, старшим братом. Я не возражал. Мы дружили, я знал его с детства, как и Ани.
  Мы жили в римской провинции Азия, в области Кария. Нам предстоял путь на восток, вдоль главной римской дороги, вдоль побережья территории, которая позднее стала называться Малой Азией. Изумрудно-синяя даль Внутреннего моря иногда просматривалась в нашем гористом пути, это добавляло сил и поднимало настроение.
  В те времена на дорогах империи, особенно в восточной её части, не так уж редко встречались проповедники, вестники, пророки грядущих перемен, вещающие об откровениях, которые были явлены им свыше. Встречались и апостолы - посланники с определённым поручением, миссией. Мне подходили все перечисленные названия: пророк обычно является и проповедником, и вестником, а в апостолы меня определил Иоанн. Я был его апостолом - посланным им вестником о Рабби, имел прямое благословение последнего и любимого, как называли Деда в восточных общинах, ученика Христа.
  Как я выглядел... Попробую обрисовать. Мне исполнилось двадцать девять лет. Ани была моложе меня на одиннадцать лет. Они с Лукой, кажется, были ровесниками. Мой рост был немногим выше среднего, тело крепкое, как того требовала кузня, но гибкое, так что бежать мог быстро. Чуть вытянутое лицо, удлинённое ещё и чёрной густой бородой, которую я иногда ровнял ножом. Волосы - средней длины, одного с бородой цвета.
  Обычно мы с Дедом стригли друг друга. Процесс стрижки был прост: одной рукой собираешь волосы в пучок, другой - обрезаешь их ножом. Так же стриглась и борода, и чёлка, когда она уже явно закрывала глаза. Мы с Лукой были кузнецами, поэтому наш инструмент был изготовлен из стойкой стали и чаще обычного затачивался. Укоротить волосы можно и самому, но друг сделает это лучше...
  К портрету. Глаза - серо-голубые, Ани называла этот оттенок "цветом неба". Уточню: цвета дневного летнего жаркого неба - оно больше серое, чем голубое. Нос был немаленьким и широким. Губы - обычные, среднего размера, нижняя губа побольше верхней. Они естественным образом плотно сжимались в сложных ситуациях, но чаще улыбались. В общем, обычные губы... Необычными они были у Ани. Конечно, я думал о ней часто, чувствовал рядом (наверное, она тоже часто думала обо мне), вечерами образ её возникал первым в молитве.
  Шли с Лукой от селения к селению налегке. Начиналось лето - конец апреля там был уже летом. Редко задерживались в одном селении больше трёх дней. Обычно двух дней хватало, чтобы несколько грамотных жителей могли (желательно без ошибок) переписать те тексты, которые мы имели с собой. Но давать ли тексты для переписывания, я решал после встречи с жителями селения. На таких встречах я рассказывал о Рабби, Слове Отца, явленном нам Господом, о заповедях Любви, принесённых Учителем, о Судном Времени и его признаках, о Новом Пришествии Учителя. Рассказывал и о чудесах, исцелениях, изгнании бесов. А если среди слушающих оказывался одержимый, то его неизбежное освобождение от беса почти всегда приводило к принятию рассказанного нами. В доме, где мы останавливались, я обычно подлечивал хозяев, а главное, детей, молитвой с наложением рук. Второй день был посвящён лечению от недугов детей селения: молитвой, добрым словом, благословлённой водой, простым объяснением причин болей и травм. Некоторые взрослые принимали водное крещение и определялись верующими, ступившими на путь Спасения.
  Третий день, если он виделся нужным, был посвящён решению самых острых конфликтных вопросов. Такое происходило, если возникало доверие к рассказанному мною в первый день. А Лука тем временем торопился проверить качество работы переписчиков, но не всегда успевал это сделать. Утром нового дня мы уходили дальше на восток, забрав с собой те оригинальные евангелия и послания, с которыми вошли в селение. Весть Иоанна я не оставлял нигде для переписывания, в отдельных случаях, видя взволнованное Истиной сердце, давал для прочтения на то время, пока мы находились в селении. Так мы поступали в тех местах, где не было общин.
  В любом случае, продолжая путь, мы брали с собой только еду, обычно хлеб и солёный сыр, воду и тёмное вино, которое разбавляли водой - и для утоления жажды, и для хорошего хода в жаркий день. Монеты мы не брали, как бы нам их ни предлагали. Таково было правило Деда со времён Рабби. В такие правила не закрадывались исключения. А моё любопытство само нашло ответ: серебро притягивает соответствующие испытания, опасности...
  Из писаний взял в дорогу немногое. Кроме Вести Деда, о чём уже упомянул, в моём дорожном мешке были евангелия от Марка и Матфея, письмо Иакова. Здесь потребуется небольшое пояснение - постараюсь, чтобы оно было небольшим.
  В то время по христианским общинам ходил немалый объём текстов писаний Нового договора. Я взял с собой только названные тексты по той причине, что написанное там было близко мне и соответствовало, на наш с Иоанном взгляд, Духу Рабби, Духу Слова, тому, что Он говорил когда-то.
  Первые евангелия, арамейское и от Марка, появились спустя тридцать - тридцать пять лет после ухода Святого. Арамейское не сохранилось ко времени, из которого пишу сейчас. Оно было базовым для евангелия от Матфея на греческом языке.
  Евангелие от Марка, как говорил Иоанн, скорее всего представляет собой рассказ Петра, записанный кем-то из его учеников, может быть, и Марком. Уж кому, как ни Иоанну, знать, как нёс весть его близкий друг, в каком стиле он это делал?
  Я привожу известные всем названия евангелий - они относятся к текстам, канонизированным вселенской церковью в IV веке. Но канонизированные тексты, которые я имею перед собой в настоящем времени (из которого пишу), отличаются от текстов с теми же названиями, с которыми мы с Лукой шли на восток. И если тогда нас отделяло от ухода Рабби почти семьдесят лет, то из настоящего времени - почти две тысячи лет.
  Те, кто умеют, кто научились чувствовать Дух Слова, найдут сами все эти вставки и искажения. Здесь не стану приводить анализ и сопоставления, это займёт много времени. Желающий может сделать это сам. Но некоторые вещи упомяну в помощь повествованию.
  В том варианте евангелия от Матфея, которое я имел тогда с собой в заплечном мешке, Иосиф ещё оставался отцом Иешуа, а Пётр не имел ключей от рая и ещё не был той "скалой" или "камнем", на котором Христос возведёт свою церковь...
  А в евангелии от Марка не было и ещё лет сто не будет стихов с девятого по двадцатый в шестнадцатой главе: о том, как Мария Магдалина сообщила плачущим ученикам о воскрешении Учителя; как Он, воскресший, явился вкушающим за столом одиннадцати ученикам и упрекнул их за неверие и слепоту сердец, поскольку они не поверили тем, кто видел Его воскресшим; о том, что Он призвал учеников возвестить Благую Весть по всему свету и сказал, что те, кто не поверят и не примут крещения, будут осуждены, а знаком, по которому узнают поверивших, будут сопровождающие их (поверивших) чудеса и говорение на новых языках. Написано в этих стихах и о том, что, сказав это, Господь Иисус вознёсся на небо и воссел по правую руку Бога...
  И ещё небольшой пример для любящих Дух Святой, чтобы самим определять присутствие Слова Отца.
  В настоящее время стих 45 в десятой главе евангелия Марка звучит так: "Ведь и Сын человеческий не для того пришёл, чтобы Ему служили, а чтобы служить и отдать Свою жизнь как выкуп за множество жизней". Думаю, здесь несложно увидеть позднюю вставку "...и отдать Свою жизнь как выкуп за множество жизней".
  Из писем учеников мы имели с собой только письмо Иакова. По той причине, что в этом письме встречается Слово Рабби, а это большая редкость для писем учеников, как реальных, так и вымышленных. В своё время мы с Дедом и соседом-иудеем перевели это письмо с арамейского на греческий.
  Канонизированный вариант этого письма тоже отличается от оригинала, в первую очередь, завершающей главой, которая не существовала в таком виде в пору нашей дороги на восток.
  Письма и послания Павла мы с собой не взяли, хотя они были самыми читаемыми в христианских общинах, возможно потому, что другие ученики писем и посланий не писали, кроме одного-двух спорных. И письма Павла продолжали приходить в общины со стороны римской церкви, хотя Павла уже давно не было в живых.
  Я не видел в письмах Павла, в его учении, Духа Рабби (возможно, ошибочно) и воспринимал взгляды Павла как отдельную школу (секту) внутри иудаизма, как попытку привести язычников к Богу Израиля собственным путём Павла. А я, Евсей, будучи язычником, хотел прийти к отцу Любви дорогой, принесённой Рабби, и видел Его Путь к Любви единственно верным. И мы шли с Вестью о Слове Божьем, а не об учении Павла. И за то, что говорил ближним, отвечал только я сам, с благословения Иоанна...
  Спустя почти луну нашего пути, когда после ухода Иоанна из тела прошло около сорока дней, он явился мне утром. И это был не сон.
  Дед как будто обнимал меня и, возможно, прощался: "Сынок, любимый. Береги в себе Дух Святый, Дух Рабби. Не забудь, родной, это твой труд, твои усилия. Это не чудо с Неба, от которого становишься Свят, и не разноязыкое говорение. Это твои усилия на пути исполнения Слова Господа!"
  ...В летней дороге вдоль берегов Внутреннего моря мы дважды останавливались в селениях, где существовали христианские общины, которые основал Иоанн вместе с Прохором. Эти общины сохраняли принципы взаимодействия, подобные иерусалимской общине прямых учеников Христа: общий стол, общее имущество, общие трапезы с причастием, собрания с раскрытием друг перед другом своих грехов и ошибок и прощением друг друга. Всех объединяла единая молитва, оставленная для учеников Словом. Молитва творилась трижды в день как обязательное для верующего таинство.
  Вот некоторые из основных принципов жизни такой общины:
  "Разделяй всё с братьями и сёстрами своими; не говори: "Вот это моя собственность", ибо если имеете общение в бессмертном, не большее ли это, чем смертные вещи?"
  "Если кто возьмёт у тебя что-то твоё, не требуй назад, ибо ты не можешь так поступать".
  "Просящему у тебя давай, но не требуй назад - Отец хочет, чтобы всем было раздаваемо от даров каждого".
  "Блажен дающий, ибо он неповинен".
  "Если берущий имеет нужду в том, что берёт, он неповинен; если берёт, не имея нужды, он повинен".
  "Не будь протягивающим руки, чтобы получить, и убирающим их, когда нужно дать".
  "Не причиняй раскола, а примиряй спорящих".
  "Если ты оказался в тяжёлых обстоятельствах, принимай их как благие, ибо без Бога ничего не бывает".
  "Не отнимай руки от своих детей, с детства научай их Слову Божьему".
  "Исповедуй грехи пред ближними и не приступай к молитве с нечистой совестью".
  "Не оставляй заповедей Господних, а береги то, что получил, ничего не прибавляя и не отнимая".
  Один из основных принципов верующего христианской общины: "Возлюби ближнего, как самого себя, и не делай другому ничего, что не желал бы для себя".
  Конечно, все эти принципы Иоанн услышал от Рабби, как и другие прямые ученики, знавшие живого Учителя, во плоти и крови. Возможно, в этих принципах-заповедях есть словесные неточности, но в них есть Дух Учителя.
  За хозяйственные вопросы отвечал избираемый совет диаконов или один диакон. Диакон - это слуга, служитель. В общине побольше мог избираться в совете диаконов старший, присматривающий за хозяйством - епископ. В такой совет избирались общим решением собрания общины достойные Господа мужи - несребролюбивые, правдивые, кроткие и испытанные.
  По правилам общин мы с Лукой не могли задерживаться в них больше двух дней. Я считался и воспринимался апостолом, пророком-проповедником. А такому человеку нельзя было задерживаться в одном поселении дольше, чем на два дня, он должен был идти дальше, иначе он - лжепророк. Но братья и сестры хотели более долгого общения с нами. Поэтому с третьего дня пребывания в общине мы с Лукой становились кузнецами и трудились во благо общего стола. А вечерами продолжали свой рассказ о Слове Божьем.
  Верующим не должно было испытывать пророка: действительно ли он пророк или апостол. Но при этом не всякий говорящий в духе считался пророком, а только тот, кто имел нрав Господень, только по нраву своему пророк признавался настоящим. Пророк, обучающий истине, но сам не исполняющий её, воспринимался лжепророком, и такая информация отправлялась почтой-путником в ближайшую общину и далее по цепочке.
  Если пророк просил для себя денег на дорогу или чего-нибудь ещё, то не следовало ему это давать, даже если он настоящий пророк. Если он просил для неимущих, то надо было дать, если такая возможность имелась.
  Конечно, мы с Лукой строго придерживались этих правил и всегда имели в дороге еду и питьё. И нас ждали на обратном пути...
  
  Глава 2
  
  В трёх- или четырёхдневном переходе до следующего селения, когда солнце пекло сильно, а вода встречалась редко, мы увидели четырёх путников, идущих нам навстречу. Ощущения от их приближения были тревожные и отдать им было нечего, кроме одежды, которая была на нас, да остатков воды и хлеба. А в моём заплечном мешке был самый ценный наш груз - писания о Свершении.
  - Жди команды, - сказал я Луке. - Если побежим, то только вперёд.
   Спокойный Лука молча кивнул.
  Путники, приближаясь к нам, заранее взялись за ножи, все четверо: это заставляло думать, что они не предполагают разговаривать с нами о Боге. Двое центральных, один из которых был главным (это читалось по выражению лица), подошли к нам на расстояние вытянутой руки, двое других стали обходить нас, стараясь зайти за спины.
  Я смотрел в глаза главному. Увидел, как мелькнула его правая рука с ножом в сторону моего горла. Я не сделал шаг назад, а нырнул с уклоном влево под его руку. Инерция удара по воздуху немного развернула его, он открыл передо мной свой бок, в который я и толкнул его обеими руками, резко выпрямляя полусогнутые ноги. Толчок получился сильным, в правильном направлении. А Лука невозмутимо вытянул ногу. Главарь, падая, ухватился за своего соратника и сбил его на землю.
  - Бежим! - крикнул я Луке зачем-то очень громко.
  Двое заходящих за наши спины бросились за нами, наверное, возбуждённые внезапностью схватки.
  Бежали мы быстро, долго, не разговаривая, слушая танец своего сердца.
  Когда дыхания в такую жару уже стало не хватать и начало прихватывать бок в районе селезёнки, я обернулся. За нами бежал, не отставая, один человек, остальных не было видно. Когда я обернулся, бежавший выбросил нож в сторону.
  - Стой, Лука!
  Мы остановились, обернулись навстречу бежавшему. Дыхание его было ещё более тяжелым, чем моё. Он резко остановился, поднял руки вверх, показывая, что в них ничего нет. Потом наклонился, упираясь руками в колени, пытаясь привести дыхание в порядок... Мы дали ему и себе отдышаться.
  - Чего ты хочешь? - спросил я. - Мы вряд ли сможем чем-то помочь тебе.
  - Сможете, - сказал человек. - Возьмите меня с собой!
  Неожиданное предложение привело к небольшой паузе в начавшемся общении.
  - Зачем? - спросил я его.
  - Просто так, - ответил человек. - Хочу идти с вами, а не с ними.
  - А почему? - продолжал уточнять Лука.
  - У вас глаза добрые... И убивать людей из-за куска хлеба больше не могу... Ходить один не хочу. Возьмите меня. Буду работать на вас просто так... И не бейте меня... Ем я мало.
  Его звали Ала́н, он был перс, беглый раб. Не так давно Алан ушёл из родной Мидии в поисках счастья в сторону великого Рима. Быстро попал в рабство. И быстро, хотя и поздно, понял, что счастье надо было искать в родных местах. Его дважды перепродавали с прибылью для предыдущего хозяина. А потом он бежал и примкнул к таким же беглым рабам-бродягам...
  Так нас стало трое. Алан был рыжеволос, желтоглаз, в нём текла кровь одного из воинов Александра Македонского, более четырёхсот лет назад ненадолго завоевавшего Персию. О наличии в теле Алана толики греческой крови ему рассказала его прабабушка. Алану был двадцать один год.
  - Больше не могу и не хочу идти по пути зла, - сказал Алан.
  Он чтил древнюю веру персов, так как воспитывался в авестийской традиции. Уже почти четыреста лет не существовало великой Персидской империи. Но на этих территориях возникло не менее великое Парфянское царство, правила которым уже не древняя династия из царства Парс, а династия царей полукочевых арианских племён, пришедших на эти земли с севера. Арианцы завоевали греческую сатрапию, а потом увеличили свои владения до восемнадцати царств - от Месопотамии до Индии. Цари арианских (иранских) племён считали себя родственной ветвью предыдущей династии парсов. И подтвердили это тем, что остались верны авестийской вере, принесённой пророком Заратустрой почти за тысячу восемьсот лет до Рождества Христа. Парфия продолжала чтить веру во Всеблагого Творца Мира Ахура Мазду, Владыку мудрости, а значит, и хранила жречество храмов Огня...
  Алан не был исполняющим законы древней веры, которую он называл Благой Верой. Но настал час, и Алан возымел сильное желание изменить направление пути, на который ступил, уйдя из дома, на противоположное. Его терзала совесть, на индоарианском наречии "чиста".
  Алан был необыкновенно чистоплотен. Если позволяли обстоятельства, он омывался пять раз в день, но при этом не заходил в речку или ручей, встречающиеся в пути. Он имел с собой кожаный мешок, которым набирал воду из ручья, шепча молитву. Омывался в стороне от ручья и от чьих-либо глаз.
  В его вере огонь и вода были святыми творениями, не подлежащими осквернению. Костёр в дороге разводил теперь Алан, он не мог позволить, чтобы огонь соприкасался с водой. Дрова теперь использовались чистые и обязательно сухие, чтобы капли влаги от сырой древесины не попали в пламя. Ведь огонь - это образ Благого Творца Мира, оставленный человекам через пророка.
  Алан ел немного не потому, что не хотел - он не употреблял в пищу мясо с кровью. Кровь должна быть правильно удалена. Но даже если кровь удалена правильно, он ел не всякое мясо. При таком подходе у него порой не было большого выбора питания в дороге. Может, поэтому он был крепок, лёгок, вынослив и смог долго преследовать нас, когда мы убегали от разбойников.
  Увидев, что мы творим обязательную молитву три раза в день, он стал творить молитву пять раз в день по суточным часам, вставая на молитву и в предрассветные часы. Алан прилагал усилия к возвращению в свою веру. Нам он сказал:
  - Я когда-то выбрал путь зла. Это плохо. Я пошёл за Владыкой демонов, но Всеблагой милостив, вся хвала Ему, Он дал мне встречу с вами, а я смог увидеть ваши глаза. Есть надежда: когда душа моя окажется у Моста решений, мои благие дела будут хоть на волосок превышать злые, и я попаду в Дом Песен...
  - Алан, что главное в жизни твоей? - задал я вопрос.
  - Я же не священник, я человек простой - а вопрос непростой, - улыбнулся Алан.
  - Попробуй ответить, - попросил я. - Мы же решили идти вместе... Для меня вот важно научиться любить ближних, как самого себя, какие бы неприятности ни приходили от них. А ты что скажешь?
  - Ты поставил себе очень трудную задачу. Тогда я тоже замахнусь! Хочу победить силы зла, которые не дают мне быть счастливым в этом красивом мире. Тогда я точно не попаду в ад... И тогда в ад не попадёт больше никто. Я хочу быть счастливым всегда, вечно, и ничего не бояться...
  - А как победить силы зла?
  - Это знает у нас каждый, кто избрал путь Благой Веры. Надо жить с добрыми мыслями, добрыми словами и добрыми делами. Хотя это очень трудно. Но любой человек, и я тоже, имеет совесть. Совесть, если её слушать, определит добро и зло. И надо сделать добрый шаг, даже если мне этого совсем не хочется... Я знаю, ты мне в этом поможешь - это видно в твоих глазах, ты твёрд в добрых шагах, и этот большой юноша тоже... Поэтому я и бежал за вами...
  
  Глава 3
  
  В одном большом селении в провинции Киликия мы задержались больше месяца. Там уже жила Весть о Христе и появились верующие. После встречи первого дня и рассказе о жизни общины Иоанна к нам подошли пять человек и попросили помочь становлению общины в их селении...
  Мы сразу включились в Божье дело: организацию общих трапез с причастием и проведение собраний с исповеданием пред ближними и радостью прощения. На первом таком собрании Алан показал пример смелости и открытости: рассказал о своей жизни дорожного грабителя и о том, что вместе с такими же бродягами, как он, хотел убить меня и Луку. Алан встал на колени, попросил прощения у Всеблагого, потом у меня и сказал пред всеми, что не желает больше идти по пути смерти, что приложит все силы стать человеком добрых дел и добрых мыслей. Потом он заплакал, а глаза его светились чистотой...
  Собранием пока ещё небольшой общины мы выбрали достойного диакона. Одного доброго, ответственного, активного, честного человека было достаточно для организации общих трапез, сбора и распределения общих средств.
  Лука вскоре начал пропадать в местной кузне - у него появилась возможность обогатить свои навыки и поделиться приобретёнными. Уже скоро два местных кузнеца, мастер и подмастерье, наслушавшись историй Луки, пришли вступать в общину и принимать веру. Алан был рядом со мной, сам попросил об этом: он хотел слушать, что я говорю, и видеть, что делаю. Мне удалось поработать в кузне только последнюю неделю нашей жизни здесь.
  Общие трапезы с причастием обычно заканчивались беседами об Учителе, о Его Слове - явленном Им Пути Спасения. Бывало, мы вместе читали Весть Иоанна, бывало, я отвечал на вопросы, которых было немало.
  В первую неделю один день посвятили лечению детей и очищению от одержания. По селению полетели слухи: апостол Христа исцеляет болящих и выгоняет бесов так, что они горят красным пламенем. И народ, конечно, повалил к нам. Со второй недели я занимался исцелением через день. Превратил эти дни в общение о вере, о жизни. Человека исцеляет не чудо, а вера. Она освещает путь. Двигаясь по пути веры, человек однажды перестанет болеть. А Сила для движения берётся в молитве, которую дал Спаситель... И людей не требовалось убеждать в силе веры и молитвы, они видели эту силу в действии тут же, при очищении от одержания.
  - Когда будем учиться благодарить Отца, друг друга, желать ближним добра, говорить только правду друг другу, тогда боли уйдут и перестанут приходить, - повторял я эту мысль на каждой встрече.
  Те, кто начинали творить молитву и учились благодарить и не врать, почувствовали результат сразу. И делились этой радостной вестью с ближними. И многие пошли принимать крещение.
  Через селение текла быстрая прозрачная речка. Там и свершилось таинство с троекратным погружением в воду во Имя Отца, Сына Его и Духа Святого, изливающегося ко всем, открытым к Нему...
  - Евсей, хочу принять крещение! - сказал Алан.
  - Рад этому, Алан, - ответил я в ожидании продолжения.
  - Спрошу несколько вещей: что я могу делать и что не могу после крещения. Ведь приму в себя твою веру.
  - Ты вступишь в новый договор с Господом.
  - Я могу молиться пять раз в день, если ты молишься три?
  - Молись, сколько увидишь нужным, молитва даёт Силу...
  - Мне надо будет изменять своё питание и есть, как вы с Лукой? - торопился дальше спрашивать Алан.
  - Как решишь сам. Ты же знаешь, засоряет не то, что съел (хотя, конечно, съесть можно столько всего, что будет очень плохо), засоряет то, что ты думаешь, говоришь, делаешь. Поэтому питайся как хочешь. Только чтобы это не создавало сложностей в нашей дороге... Но ты можешь остаться в этом селении и сделать много благих дел. Здесь будет добрая община. И однажды с чистой совестью войдёшь в Дом Песен.
  - Если ты скажешь остаться, останусь. Если позволишь, пойду с тобой.
  - Я не против, чтобы ты был рядом. Лука, думаю, тоже... Новый Завет Отца - это и новые заповеди, новые действия, новая молитва... Ты готов это взять, чтобы мы и в сердце были вместе?
  - Я должен начать творить новую молитву?
  - Не должен. Ты сам определяешь свой путь. Всегда есть выбор... Чтобы идти со мной, надо быть вместе. И жить одной верой. А в ней есть одна молитва. И она соединяет нас вместе... А ещё со мной идти опасно: Владыка демонов будет мешать. Недавно охотником был ты, теперь охотиться будут за тобой.
  - Демоны всегда мешают, когда выбран путь Блага. Участвовать в твоём сражении - значит, наверняка попасть в Дом Песен. Мне надо идти с тобой и победить его... А как быть с молитвой? Всеблагой, вся хвала Ему, дал главную молитву моему народу через своего пророка, Слово Своё - Заратуштру, хвала Ему. Заратуштра явил Авесту, Первую Весть. Нельзя убавлять и добавлять Учение Заратуштры, хвала Ему. Оно неизменно.
  - Всеблагой Отец снова послал Слово Своё с Новой Вестью, с Новым Заветом, Договором... Разве Заратуштра говорил, что он последний пророк Всеблагого?
  - Заратуштра сказал, что спаситель придёт три раза.
  - Он пришёл, принёс Учение. Решение за тобой. Новый договор - новая молитва! Крещение даст очищение и силы идти по выбранному пути. Но надо идти и исполнять договор: выбирать чистый шаг в дарованных мгновениях. Тогда сила будет расти. Примешь крещение и отложишь исполнение - сила уйдёт. Вера без дел мертва, как тело без духа. Возьмёшься за исполнение Нового - и прежнее будет исполнено.
  - Хочу идти с тобой и дальше. Дай мне молитву. Прости меня, что заставил тебя убеждать. Я должен был услышать сказанное тобой, - Алан прижал ладонь к сердцу и низко поклонился...
  Дом, который принял нас, путников, стоял у реки. Я разровнял рукой влажный прибрежный песок. Подумал, глубоко вздохнув: "Деда нет, теперь надо самому становиться дедом и самому принимать решения". Написал на песке молитву вдоль течения реки.
  - Постарайся выучить, пока песок держит написанное, - улыбнулся и ушёл в дом.
  Алан вернулся быстро. Рассказал без остановки молитву. Удивил.
  - Молодец, Алан. Что за секрет? Как выучил так быстро?
  - Я не учил слова - запомнил твой рисунок. И как рядом с ним бежит речка. И жука помню, который медленно ползёт в конце молитвы. А вначале молитвы пробежала ящерица. А на другой стороне речки пела птица... Наставник, - продолжил Алан, помолчав, - позволь, Евсей, буду называть тебя так - это нужно мне, чтобы не свернуть с этой узкой тропы...
  - И наверняка попасть в Дом Песен, - засмеялся я и обнял Алана. - Зови как хочешь, лишь бы это было тебе в помощь.
  Я чувствовал, понимал, что в нём живёт сейчас вопрос о воде. Верующий перс не может позволить себе ступить в живую воду и осквернить святое творение Целостности. Я видел это переживание в нём. И искал, как помочь. Думал об Оливии, она помогла бы мне сейчас. Представил её ясно, даже почувствовал прикосновение к моей руке. Увидел её улыбку, услышал: "Помогу".
  Мы вышли из дома к реке. Я на всякий случай взял с собой деревянное ведро с ручкой из лозы - для воды...
  У реки стояла девушка, конечно, красивая, и смотрела на написанную на песке молитву.
  - Ты видишь девушку у воды? - спросил я.
  - Где? - встрепенулся перс.
  - Перед нами, она как будто читает молитву.
  - Нет, не вижу. А она красивая?
  - Очень! - сдержал я улыбку. - А персы верят, что у реки есть дух-хранитель?
  - Конечно. Любой перс это знает. Это божества Целостности Всеблагого Ахура-Мазды.
  Я согласно кивнул. Девушка подняла на меня глаза цвета предвечернего неба, пристально посмотрела в меня. Иссиня-чёрные вьющиеся волосы, губы с плавными изгибами, живые, как река...
  - Приветствую тебя, друг Хозяев земель и вод! Сил и здоровья тебе и друзьям твоим на пути вашем! Меня попросила Оливия, подруга моя, помочь тебе. Я Хозяйка этой реки, Хранительница. На этих землях нас зовут Хранителями. Я буду звать тебя Другом Хранителей. Так мы называем тебя между собой... Меня зовут Чиста, так обращаются ко мне друзья - Алану понравится моё имя.
  - Приветствую тебя, Чиста! Восхищён твоей красотой и мелодичностью твоего голоса, - сказал я вслух. - Мне нужна помощь твоя, прекрасная Хранительница вод! Ответ твой приму с благодарностью и уважением ко всем Хранителям Целостности. Если войду для омовения в твои чистые воды, могу ли я осквернить их?
  Алан с большим удивлением и внимательно, слегка открыв рот, смотрел на меня.
  - Лучше попробуй её увидеть, - сказал я ему и указал перед собой.
  - Евсей, друг мой, - улыбалась Чиста. - Ты можешь омыться в этих водах, ничего не выражая словами - благодарность, внимание и уважение есть в твоём сердце! Ты же знаешь, девушки всех возрастов, как и все люди, ждут уважения и внимания. А я молодая девушка всегда - когда-то люди захотели видеть меня такой. А молодые девушки ждут ещё больше внимания и заботы... - Чиста была в игривом настроении красивой горной речки.
  Я подумал, что хорошо было бы Алану слышать и видеть всё это. Чиста продолжала свою мелодию более бурным течением:
  - Я Хранительница благого творения Высшего Отца в помощь всему живому на Земле. Мне можно принести неудобства, осквернить на какое-то время мои воды - но лишь на какое-то время. Пока это лишь мгновения. Чьё-то безрассудство - это большие неприятности для самого безрассудного. Я не могу исчезнуть, погибнуть, пока есть Земля. В моих водах всё живое, я живу для живого, жизнь не может осквернить меня...
  Человек умеет творить, он не Хранитель. Если он решил, что может осквернять мои воды кровью живого, грязными мыслями и словами - это безрассудство. Такому человеку не надо омываться в моих водах...
  Человек, подойди ко мне с чистыми мыслями и словами, с вниманием, уважением, благодарностью! Ты же имеешь красивые, сильные молитвы, очищающие тебя и мир вокруг тебя. Обрати доброе внимание на живущих со мной рыб, птиц, змей, улиток, бабочек: они никогда не оскверняют меня, они не умеют этого. И тогда я рада принять тебя в свои воды и наполнить тебя чистотой и силой - я живу для этого.
  Иначе я, девушка, вынуждена буду бороться с человеческой грязью, вымывать её. Это утомительное занятие. И болезненное для человека...
  Мы рождены все в одной Колыбели. И хранить её нам, она - наш Дом...
  Евсей! Друг Хранителей! Всегда рада помочь. Мои сёстры и братья - всегда вам в помощь. Это не только ваша битва с Тьмой за чистоту, но и наша - за жизнь!
  Алан пока не видит меня. Моё приветствие ему. Он хороший человек. Умеет слышать жизнь внутри себя. Это принесёт ему счастье.
  Прошу тебя, Друг Хранителей, омойся в моих водах, принеси мне радость! - Чиста улыбнулась дыханием моей мамы, прикоснулась к моим стопам. Слёзы потекли тихо из моих глаз - омовение началось. Я не смог в присутствии Чисты снять с себя лёгкий хитон... Возблагодарил Отца за дарованную жизнь, опустившись на колени у воды. С благодарностью прикоснулся рукой к живой воде. Дотронулся влажной рукой до лба. Поднялся и зашёл в воду. Неспеша три раза погрузился в ласковую речку, представляя льющийся на меня со всех сторон свет. Мысленно проговорил: Во Имя Отца, Сына и Святого Духа!
  После третьего погружения Чисты уже не было. Рядом со мной в воде стоял Алан.
  - Я всё понял, наставник. Желаю принять крещение через твои руки.
  Я помог Алану лёгким прикосновением трижды погрузиться в реку Чисты. Мы вместе проговорили заветные слова. Так мы с Аланом однажды приняли крещение...
  Тогда я ещё подумал, что такое таинство можно свершать не раз в жизни. Ныне я так и делаю. Да и в то время свершал это чудесное омовение там, где встречалась живая вода,...
  Несколько строк о молитве. Она отличалась от современной одной фразой, остальные отличия были несущественные, связанные с нюансами перевода.
  Но эта фраза несла в себе существенное отличие. Ныне молящийся просит Отца не вводить во искушение, но избавить от лукавого. Эта странная фраза входит в противоречие с тем, что когда-то сказал Рабби: "Отец никогда никого не искушает. Он любит".
  И в каноническом тексте письма Иакова, брата Господнего, сохранились строчки: "И пусть никто не говорит, подвергшись испытанию: "Это меня Бог искушает" - Бога нельзя искусить злом, и Он никого не искушает! Но каждый человек искушает себя сам: его увлекают и манят собственные желания. А желание, зачав, рождает грех. Грех же, созрев, производит на свет смерть".
  Нет цели исследовать, откуда появилась странная строка в молитве. Да это и не важно. Просто скажу, как звучала во времена той моей молодости эта строка. Это будет перевод древнегреческого языка на современный русский: "...оберегай нас от искушения и защити нас от зла".
  
  Глава 4
  
  В один из вечеров после активного дня, посвящённого лечению детворы, к нам в дом заглянул человек. Я уже видел его на наших встречах. Невысокого роста, весь круглый, добродушного вида, с большими близорукими глазами и небольшим количеством волос на голове. Звали его Марк. Он хотел отдельного разговора.
  Весь городок знал его как зажиточного хозяина, имеющего рабов и много серебра. Марка тронула Весть, сердце его взволновалось. Он видел в услышанном Свет и Силу. Его родственник был очищен от многолетнего одержания. Марка терзали противоположные чувства: он был богат и очень хотел быть в общине, причащённым к Слову Божьему. Коротко о нашем долгом общении.
  - Что мне делать, Евсей? Посоветуй! Хочу быть в общине, участвовать в общей трапезе, в причастии. Я знаю, у членов общины имущество общее. Да, нищих не должно быть, мы должны помогать друг другу... Но как это - раздать богатство нищим? Кто-то ведь сам выбирает такую жизнь, не хочет работать! Как это раздать? И твои слова на встрече: скорее верблюд пройдёт через игольное ушко, чем богатый в Царствие Небесное... Помоги найти выход - меня разрывает!
  - Слова не мои, Марк. Так Учитель говорил. Выход? Брат, я не проживал такую ситуацию. Мне нечего отдать, кроме сердца и мастерства. Как я буду советовать тебе? Твоё испытание, твой выбор. Буду молиться за тебя.
  - За молитвы твои благодарю! Но подожди. Представь, что ты мой родной старший брат. Мне плохо... Ты ведь можешь сказать, как бы ты поступил, чтобы у меня внутри был мир? А ты - брат, который знает, что говорил об этом Учитель.
  - Давай рассуждать вместе. Оба богатства не сохранить, как не сесть на двух лошадей сразу - ноги разъедутся. Одно богатство умрёт в нежданный час вместе с твоим телом, ну или сгниёт чуть позже. Другое, которое в сердце собираешь, останется с тобой на Небесах, там ничего не сгниёт и не испортится. Но второе богатство собирается, когда исполняешь Божье. Что выбираешь, брат? Только твой выбор! Советовать не буду.
  Марк почесал лысину, вздохнул несколько раз, вспотел.
  - Раз уж к тебе пришёл... И раз вопрос ребром... Рискну! Выбираю то, что не потрогаешь, но что не гниёт на Небесах!
  - Важный выбор. Согласен с тобой... Теперь нам надо пройти через игольное ушко. Это возможно, если ты станешь небогатым. Богатый не пройдёт, а у небогатого должно получиться. Но тогда богатство надо раздать, отдать. И не просто нищим, а нуждающимся. Готов дальше говорить? Будешь делать такой шаг?
  - Буду, - Марк был весь красный от напряжения. - Только скажи, как это сделать?
  - Рассуждаем дальше. У тебя есть деньги, их нельзя давать в рост, а надо дать тому, от кого ты их не возьмёшь обратно. Нуждающемуся. И в то же время - пусть запотеет даваемое в твоих руках, пока не будешь знать, кому даёшь.
  - В рост давать не буду, - быстро ответил Марк.
  - Хорошо. А кто будет тем нуждающимся, кому ты дашь и не будешь ждать обратно?
  Марк перестал краснеть, задумался.
  - Я бы не дал денег тому, кто сам не работает, кто их пропьёт или потратит на грешницу.
  - Я поступил бы так же, - сказал я. - Но тебе надо кому-то отдать своё богатство, чтобы протиснуться в ушко.
  - Вдове с детьми дал бы. Да и вдове без детей, если трудолюбивая. И детям бы на еду дал в семье, где детей много и мужик трудится, но не справляется...
  - Молодец, Марк. А мастеру, у которого мастерская сгорела, дал бы? А юноше, который хочет мастерскую поставить? А женщине с детьми, у которой муж к другой ушёл и не помогает?
  - Да, всем бы им помог. А мужу, который ушёл, морду бы набил. Знаю о ком говоришь. Если не сам, то работников попросил бы набить...
  - Ещё важный вопрос: а рабов отпустил бы? Останутся, так останутся... Но выбор дал бы им такой?
  - Ну, Евсей, подожди! А если они все уйдут?
  - Значит, такой ты хозяин... Но не беда! Знать правду будешь о себе. И ушко иголки пошире будет видеться.
  - Да, отпустил бы. И правду о себе знать хочу!
  - И добавлю, брат: наверное, ты был бы рад, если бы все перечисленные нами люди были, как и ты, устремлены к Божьему?
  - Да! Мне было бы легче отдать. Я бы знал тогда, что отдаю не в пустоту... Да, был бы этому рад - после пережитого в разговоре с тобой!
  - Мы можем сейчас оставить этот разговор. Вернёмся к началу... Ты решаешь за себя. Я молюсь за тебя.
  - Я уже сделал шаг внутри себя. И, кажется, догадываюсь о следующем... Скажи, что ты имел в виду. Я хотел бы научиться рассуждать и принимать решения, как ты. Ты ведь скоро уйдёшь дальше.
  - Не во мне дело. Рабби говорил: тот, кто жаждет пить из Его уст, станет, как Он, и тайное откроется жаждущему... Выражу словами, к чему ты пришёл... хорошо, мы пришли. Мы пришли к общине в твоём городке. К общине устремлённых к Свету, христианской общине, подобной той, что создали прямые ученики в Иерусалиме. Ты со всем своим богатством и с теми рабами, которые стали свободными, но не ушли от тебя, приходишь в общину... хотя приходить уже никуда не надо. Ты - хозяйственная часть общины, хлебная основа. У тебя уже нет твоего богатства. Ты вошёл в игольное ушко. Но ты не устраняешься от дел, ты - старший диакон. По сути, ты будешь делать то же, что делал раньше. Но вся трудность будет в том, что ты не один будешь принимать решения, а вместе со всеми, на равных. Здесь и будет школа Света. Ты будешь принимать решения вместе с братьями, вы будете обсуждать, учиться слушать, приводить доводы: как накормить вдов и детей, сколько зерна вырастить, какие мастерские поставить, как распределить выращенное, куда деть излишки, если они будут, где взять то, чего не хватает, кто из подрастающих мальчишек чем будет заниматься... Дел будет очень много. А ещё организовать общие трапезы, причастие, организовать женщин для подготовки трапез... Одному справиться с этим не получится, да и нет такой задачи, нужен будет совет способных к этому мужчин - ответственных, без корысти, хороших хозяев своих домов. Ну вот, остальное узнаешь во многих делах. Мой брат Марк, другого пути к счастью и Свету не вижу...
  Марк крепко обнял меня:
  - За этим, брат Евсей, я и пришёл к тебе! Был ещё вопрос, но уже нет. У меня есть лучший раб... работник Назир. Он из Александрии. Один раз я отпустил его на встречу с тобой. Он потом взмолился: "Отпусти меня, Марк, с ним. Тебе воздастся. Я теперь должен быть его слугой". Назим в юности знал кого-то из апостолов и мечтал о встрече с таким человеком вновь... Подмога будет тебе в пути настоящая, он всё умеет - и морду набить, если что, руки у него сильные! И не один он пойдёт с тобой. Есть ещё у меня Юния, работница. Любит она Назира сильно, а он не похоже, что любит... Не может она без него! Чтоб толк от неё был, даю ей работу рядом с ним. Пусть тоже идёт с тобой. Проворная, добрая, еда у неё вкусная получается...
  Утром нового дня Марк, Назир и Юния приняли водное крещение в реке, которая текла рядом с нашим домом. На мгновенье показалась Чиста, улыбнулась глубиной густо-синих глаз.
  Назир был черноволос, бородат, смугл. Моего роста, с чёрными, как смородина, глазами. Сильное тело, быстрый улыбчивый взгляд, орлиный нос. Юния была небольшого роста, красивая и добрая. Глаза одного цвета с моими - серо-голубые.
  Марк был в хорошем настроении, чистые близорукие глаза лучились. Улыбался - он сделал выбор.
  - Брат! - обнял я его. - Учитель когда-то сказал: "Тот, кто сделался богатым, пусть царствует, но тот, у кого есть сила, пусть откажется". Это про тебя, Марк. И ещё: "Тот, кто нашёл самого себя, мир не примет его".
  Приближался день продолжения пути. Мы с Лукой выковали для Марка короткий меч. Сталь получилась добрая, с красивым рисунком. Делали от сердца и с молитвой.
   Что для мужчины, особенно в те времена, могло быть лучшим подарком, чем качественный нож? Механические хронометры тогда ещё не изобрели. Да и страны с названием Швейцария тогда ещё не было. По тем территориям проходила граница великого Рима, там жили германские племена, сильные и склонные к организации, уже тогда посматривавшие в сторону Рима...
  Когда прощались с новыми друзьями, сказал им держать связь с уже опытной общиной в десяти днях пути на запад.
  - Восточные общины, которые встретим на пути, тоже свяжем с вами. Постараюсь быть у вас, если будет на то Воля Вышняя, на обратном пути.
  Вспомнил слова Рабби и передал их друзьям, как это делал Дед: "Не связывайтесь с миром, но связывайтесь словами и делами своими с Господом, чтобы то, что порождаете, было подобно не миру, а Господу".
  
  Глава 5
  
  Нас стало пятеро: Лука, Алан, Назир, Юния и я, Евсей. Юнии было семнадцать лет. Она родилась рабыней. Её мама, иудейская девочка-подросток, была продана в рабство римским воином после разрушения иерусалимского храма. Кто её отец, Юния не знала. Мама дала ей латинское имя, думая, что с таким именем в империи жить безопаснее.
  История Назира более долгая и сложная. Он не родился рабом. Он был сыном пастуха, а значит, пастухом. У него были отец и мать, два брата и две сестры. Жила семья недалеко от Александрии. В их селении расположилась лагерем римская центурия. Провидение распорядилось так, что Назира полюбила дочь командира центурии. А Назир всем сердцем полюбил её. Было им тогда по шестнадцать лет.
  Девушка находила любой предлог, чтобы увидеть любимого. Стала послушной дома и часто бегала за молоком и брынзой в семью Назира, чтобы накормить любимого отца. И путь её за молоком получался гораздо более длинным, чем расстояние до дома Назира. В этих походах за молоком девушка и юноша признались друг другу в любви и поклялись никогда не расставаться.
  Внимательный и любящий отец, опытный воин, конечно, увидел состояние дочери и попросил её прекратить отношения с юношей не её сословия - а если она не прислушается к просьбе отца, то у юноши будут большие неприятности. В общем, отец посоветовал дочери позаботиться о жизни любимого - оставить его.
  Влюблённые решили бежать. Назир хорошо знал, где находилась община коптов, египетских христиан. Он был знаком с пожилым человеком по имени Марк, который основал эту общину. Марка называли апостолом и говорили, что он был учеником Петра.
  Бывало, Назир оставлял овец на зелёном склоне и убегал на весь день к Марку. Апостол рассказывал о Царстве Божьем: там царит любовь, нет войны и рабства, люди равны и заботятся друг о друге. Царствие это надо строить в себе и рядом с собой. Для этого предстоит учиться любить ближних как самого себя; не делать им того, чего бы ты не желал, чтобы случилось с тобой; делать добро даже тем, кто тебя ненавидит; молиться за тех, кто тебя гонит и преследует... Назир мечтал жить вместе со своей любимой среди таких людей, которые учатся любить друг друга. Он хотел строить Царствие Божье на Земле. Назир ещё не познал тогда мир, в котором родился и жил, но запомнил слова Учителя, пересказанные Марком: "Тот, кто познал мир, нашёл труп, кто нашёл труп - мир недостоин его..."
  Побег влюблённых укрывала короткая летняя ночь. Дойти до общины им не удалось. Отец с отрядом конных воинов настиг беглецов... Убивать Назира не стал. Юноша был закован в кандалы и брошен в темницу. Его ждала смертная казнь за покушение на жизнь гражданки Рима, которой была его возлюбленная. В темнице Назир научился подолгу молиться и полагаться на Волю Отца. У него появилась возможность молиться за того, кто его гонит - за отца своей любимой. И он молился за него, за неё, за своих родителей, братьев и сестёр.
  Девушка сказала отцу своему, что если Назир умрёт, то и она жить не будет. Центурион продал Назира на рынке Александрии перекупщику рабов за небольшую цену с условием, что юноша будет переправлен через море и там продан. На прощание воин сказал Назиру: "Благодари дочь мою, что остался жив".
  Сегодня Назиру было двадцать три года. Он всё ещё любил дочь центуриона, хотя и понимал, что Царство будет строить без неё. А Юния заботой, преданностью, спокойным терпением потихоньку отогревала его мужественное сердце.
  Наша дорога была, конечно, сугубо мужским делом. Она не могла быть смыслом, домом для женщины. Но судьбу не выбирают, её проживают, желательно с благодарностью. Юния умела быть благодарной за дарованные дни. Она была счастлива дорогой с нами. Родиться рабыней, быть рабыней и вдруг оказаться свободной, рядом с любимым - какой бо́льший подарок можно ожидать от судьбы?
  Дни перехода до предстоящего селения совпали у Юнии с естественным девичьим ежемесячным недомоганием. Она переносила это легко, на ногах и в хорошем настроении, лишь иногда отлучалась от нас и просила подождать её. Подошло время остановиться у большого ручья на ужин и ночлег. Четверо молодых мужчин были голодны.
  Алан, как обычно, отвечал за костёр. Лука и Назир пошли к ручью за рыбой, там возблагодарили Отца, выразили внимание и благодарность силам земли, ощутив дозволение взять желанные дары, оставили часть лепёшки на прибрежном камне, другую часть раскрошили в ручей, прикоснувшись с уважением к воде. Небольшой сеткой из конского волоса перегородили русло. Взяли необходимый, уже знакомый, объём рыбы, остальную отпустили.
  Ужин был сварен быстро. Юния умела готовить легко и вкусно. Она без труда выучила молитву, творила её не только три раза в день, но и перед приготовлением пищи. Готовила еду в лёгком настроении, напевая простые мелодии восточного рисунка. Она умела быть довольной жизнью и без труда находила вокруг себя поводы для такого состояния...
  Благословлённый ужин был съеден без промедления. Но за трапезой чувствовалось напряжение. Когда закончили с едой, я посмотрел на Алана:
  - Говори, что случилось. Напряжение между нами не годится. В следующий раз, если сам не справляешься, говори своё переживание до ужина.
  Я догадывался, что возникшая ситуация связана с воспитанием Алана, с отношением к особенностям женщины в той традиции, в которой он вырос.
  - При ней не могу, - сказал Алан.
  - Говори, Алан, если только разговор не о том, о чём мужчина и женщина никогда друг с другом не говорят.
  - Не могу оценить, можно ли при ней, - ответил Алан.
  Юния без напряжения, с улыбкой отошла от нас. Алан проговорил мне на ухо тревожащее его, тема оказалась немаленькая и была связана с ограничениями для женщин, принятыми мужчинами в законах древнего времени. Я подумал и всё же решил позвать Юнию.
  - Друзья, - начал я издалека, - короткая история от Деда Иоанна из того времени, когда Учитель вместе с учениками, среди которых были и женщины, возвещали Слово Божье, переходя из селения в селение. Может быть, женщины и не считали себя учениками Рабби, они просто создавали домашний уют в дороге для тех, кого любили, кто им был дорог. Но они учились у Рабби жизни вместе с мужчинами. И Он уделял им внимание в общении у костра так же, как мужчинам, когда у них, женщин, находилось время, свободное от многих дел.
  Пётр сначала ревниво относился к женщинам рядом с Учителем, особенно к Мариам из Магдалы: "Пусть Мариам отойдёт от нас, - сказал как-то Пётр у костра. - Женщина есть женщина, пусть занимается своими делами, незачем ей слушать наши мужские разговоры..."
  "Смотрите, друзья мои, - сказал Рабби Петру и ученикам. - Я направляю её и буду направлять, как направляю и вас, мужчин, чтобы она тоже стала духом живым. Ведь женщине до́лжно, подобно вам, стать духом живым, чтобы войти в Царствие Небесное. Да, у неё есть женские дела, как у вас есть мужские. Но она не может быть хуже вас, как не может быть и лучше. Вынашивающая детей ваших отличается от вас. Но она равный вам человек перед Отцом".
  Вот Пётр и учился быть другим, по-новому видеть женщину. Скрипел, но старался делать так, как говорил Рабби, учился уважать женщину, видеть в ней равного себе человека, имеющего немужское предначертание. И когда после ухода Рабби настало время нести Благую Весть, Пётр иногда, как рассказывал Дед, даже брал с собой в дорогу жену...
  Потом свой щекотливый вопрос проговорил, краснея, Алан. Мы обсудили его вместе, в присутствии Юнии. Перс считал, исходя из понимания, с каким вырос, что женщина становится нечистой в те дни, когда ежемесячно недомогает. Тогда ей нельзя находиться рядом с мужчинами, общаться с ними, попадаться им на глаза, прикасаться к воде, подходить к всегда святому огню. И, тем более, ей нельзя готовить пищу, так как в такие дни она оскверняет всё, к чему прикасается.
  - Друзья, есть ли что сказать? И как будем поступать дальше в такие дни? Они могут длиться неделю, - сказал я.
  Лука решился:
  - Учитель к мёртвым прикасался и к больным, и к прокажённым... И не осквернялся. Важно, думаю, не то, к чему прикасаемся, а что из сердца выходит. Ну и что, что Юния в эти дни пищу готовит? Она ж не больная, не прокажённая, не заразная. Сердце у неё доброе, песни поёт. И еда вкусная получается - я так не смогу приготовить. Трапезу мы благословили, Отца возблагодарили. Если Юнии в такие дни не трудно, пусть готовит. Буду есть с удовольствием и благодарностью.
  - Согласны, братья? - переспросил я.
  Назир и Лука решительно кивнули.
  - Как скажешь, наставник. Как решите, так и будет, - сказал Алан.
  - Веселей, Алан! Отпускай своё прошлое отношение, пусть растворяется в благословении Отца... Разве может Всеблагой сотворить что-то нечистое? Как может женщина быть нечистой в какие-то дни? Тогда и мужчина нечист, ведь женщина из него сотворена. Ты же знаешь, перс, что нечистыми нас могут сделать только наши собственные мысли, слова, дела. Вот за этим и продолжаем смотреть, славя Господа... А по еде решим так. Если Юния в такие дни чувствует себя хорошо, в сердце у неё легко, напевает песни, то мы ждём от неё хотя бы ужин. Если ей трудно, самочувствие не очень, она предупреждает меня, и мы готовим еду сами или не готовим совсем. В любом случае даём Юнии отдохнуть и предлагаем ей ту пищу, которую будем иметь сами.
  На том и остановились (Алан смиренно согласился), а принятые друзьями решения подлежат, как известно, исполнению.
  Обговорили и ещё одно правило нашей дорожной жизни. Когда женщина готовит еду у очага, не надо отвлекать её разговорами, давать советы без её просьбы. Можно лишь сделать то, в чём она попросит помощи для приготовления пищи. Женщине же не надо подсказывать мужчинам, как и какую рыбу ловить, как охотиться. Вспомнили слова Учителя: "Готовь и принимай трапезу в благости. Ибо что думаешь и что говоришь - то и будет в пище твоей".
  Осенние ночи уже стали прохладными. Как-то раз на ночлег остановились на взгорке у небольшой оливковой рощи, там было теплее - роща отдавала тепло солнечного дня. Я засыпал последним, думая об Ани, чувствуя запах её волос, слушая её мысли, рассказывая ей о прошедшем дне...
  Вдруг как будто прошелестел коротким порывом ветер. Я открыл глаза: передо мной, в двух-трёх метрах, стоял человек. Я закрыл глаза, снова открыл: он продолжал стоять. На правильном лице лёгкая улыбка. Я поднялся на ноги. Открывай, закрывай глаза - человек запечатлелся во мне чётким объёмным рисунком. Через него не просвечивал ни лес, ни звёздное небо, он был даже слишком реальным. Красивый статный мужчина средних лет, хотя затрудняюсь назвать возраст. Большие необычные тёмно-синие глаза (непонятно, как я ночью определил цвет), проницательный глубокий взгляд - я понимал, что он без затруднений читает моё состояние и мысли. В его чёрных волосах и аккуратной бороде серебрилась редкая седина. Высокий лоб, прямой тонкий нос, правильно очерченные брови. Одет во всё светлое. Хитон длиною до колен тонко расшит белым золотом. Рисунок шитья был одинаков и на планке хитона, и на столбике воротника, и на рукавах вокруг кистей рук, и на канве вокруг колен. Это был набор одинаковых окружностей, соединённых в спираль. Головной убор, невысокая шапка с плоским верхом, был расшит тем же узором. И ещё на планке хитона было пять небольших пуговиц матово-белого золота.
  Я никогда прежде не видел этого человека - ни во снах, ни наяву. Мужчина кивнул мне, не опуская взгляда, с той самой лёгкой улыбкой на губах, и произнёс спокойным баритоном:
  - В ближайшую деревню тебе лучше не заходить - незачем рисковать жизнью, она ещё пригодится. В восьми днях хода на восток дорога разветвляется на три тропы. Ваша левая. Идите по ней днём. Там есть большая тайная община - будете полезны. Лучшего места для зимовки уже не найдёте. И отряд твой сохранится, даже умножится.
  - Кто ты? - спросил я.
  - Как-нибудь потом скажу, - сказал незнакомец и просто исчез.
  
  Глава 6
  
  Утром рассказал друзьям о видении и предупреждении. Посовещались. И всё же решили идти в эту деревню. Уже несколько дней были в пути, требовалась небольшая передышка, а главное - нужен был хлеб. В деревне, оценив обстановку, мы сможем просто попросить ночлег и заработать на хлеб своими руками...
  В селении уже знали о нас. Весть о пророке, возвещающем о Судном времени, и его учениках долетела сюда из того городка, где мы помогали создавать общину. Об этом рассказала женщина-эллинка, которая дала нам приют в своём доме. Она была вдовой с двумя детьми-подростками, мальчиком и девочкой. Её дом стоял первым при входе в деревню. Хозяйство было небогатым, но зерно в доме имелось. Я попросил кров на две ночи, сказал, что поможем по хозяйству, подлечим детей и пойдём дальше. Женщина поведала, что в селении большая иудейская диаспора, синагога, священник и старейшины - все они ждут встречи с пророком Судного времени.
  - Вряд ли у вас получится пойти дальше, не поговорив с ними. Все уже знают, что вы остановились у меня.
  После её слов что-то сжалось у меня под ложечкой.
  Был полдень. Мы уединились на молитву в разных местах подворья. После молитвы обсудили предстоящие действия. Решили помочь вдове по хозяйству, уделить внимание детям, остаться на ночлег, а рано утром уходить дальше.
  Назир занимался домашней мельницей - заменил жернов, в хозяйстве нашёлся запасной. Лука и Алан латали амбар, проявляя смекалку. Юния, напевая, помогала хозяйке готовить обед и пекла лепёшки нам в дорогу. Я вправил детям животы, показал их маме, как это делать. Научил их короткой молитве. Раскрыл простые тайны: как жить, чтобы не болеть. Попросил детей повторить мне эти тайны, запомнить их и делиться со своими друзьями.
  Когда солнце собралось уходить за гору, в дом заглянул улыбчивый юноша. Это был сын священника.
  - Достопочтенный пророк! Все уже собрались у синагоги и ждут вас. Я провожу и буду помощником в ваших просьбах.
  Решили идти все вместе, Юния с нами. Хозяйка осталась дома, готовить еду нам в дорогу. Площадь перед синагогой была заполнена людьми. Старейшины сидели на деревянной скамье, священник стоял рядом с ними. Взаимные приветствия, знакомство.
  Мне предназначалось место рядом со священником и старейшинами. За спиной - синагога и неширокий проход. Передо мной полукругом много людей. Лука, Алан, Назир и Юния расположились в первом ряду среди местных, в основном это были иудеи. У меня ещё не было опыта общения с теми, кто немало веков живёт в ожидании Машиаха.
  Начал говорить. Представил народу себя, своих друзей, сказал, куда идём и для чего. Рассказал о своём учителе, иудее Иоанне, который прожил долгую жизнь и был одним из близких учеников Того, кого многие в Иудее, а ещё больше - в языческих землях, считают Машиахом, Помазанником Божьим.
  Тронул и не самую любимую мною тему в таком общении - Давидову ветвь Рабби. Среда древнего закона и пророков требовала доказательств. Привёл родословную Сына Человеческого.
  Потом стал говорить о чудесах и исцелениях, которые творил Рабби. Вперемешку с этим рассказывал о новых заповедях, данных Господом через Сына Своего. Я не стал приводить противопоставление с Древним законом, просто говорил о Новом. Заметил по характерным проявлениям, что в толпе есть бесноватый.
  Люди внимательно слушали, иногда кивали. После фразы "Любите ненавидящих вас, и не будет у вас врагов" священник поднял руку, прося слова.
  - Слышал, что Рабби прикасался к жертвам, прокажённым, одержимым и не совершал после этого очищения. Как может обрезанный из ветви Давидовой, заключивший с рождения союз с Богом Израиля, не исполнять Древний закон?
  Толпа неоднородным гулом поддержала вопрос священника.
  - Это значит, что Посланник настолько чист, что ему не требуется ритуал. Он тот, кто приносит Новый договор, новые заповеди, которые требуют от исполняющего большей чистоты сердца. Он принёс Новые законы от Отца.
  - А разве сказано в Торе, что кто-то может изменить заповеди и законы, данные Всевышним Моисею? - продолжил жрец.
  - Всё в воле Всевышнего. В Древнем законе (Второзаконии) есть прямые слова Господа Моисею о том, что Он даст людям пророка, подобного Моисею, вложит слова Свои ему в уста, и он будет возвещать людям всё, что Господь пожелает возвестить. Что Господь пожелает возвестить, а не мы с тобой, священник! - ответил я. Слова эти были встречены одобрительным гулом слушающих.
  - Скажи, пророк, кто из пророков или уважаемых учителей закона свидетельствовал об Иешуа как о Помазаннике Божьем? - спросил священник, начиная заметно волноваться.
  - Иоанн Пророк, крестивший в Иордане иудеев, свидетельствовал о сошествии Духа Святого на Сына Божьего и назвал Его бо́льшим среди пророков, - ответил я и тоже начал волноваться: беспокоила направленность встречи.
  - Большинство синедриона не признало в Иоанне пророка Божьего, его движение признано сектой, толкующей Тору, - торжественно заявил священник.
  - А что есть синедрион? Разве у настоящего иудея есть нужда в чьём-то посредничестве или заступничестве перед Богом? Любой иудей несёт свою личную ответственность перед Всевышним, напрямую, без посредников. Иудей заключает личный союз с Богом Израиля! Разве могут быть в синедрионе такие иудеи-посредники, кто лучше всех и одинаково точно слышит голос Бога для того, чтобы решать судьбы других иудеев?! - я говорил громко, чтобы меня слышали все. - И разве нуждается Помазанник, избранный Господом, в чьих-то свидетельствах о себе? Его жизнь, творимое Им и есть свидетельство о самом себе! И сердца чистые, открытые призваны узреть это!
  Одержимого бесом начало потряхивать сильнее, хотя он не находился рядом со мной.
  - Если Он - Машиах, почему Он не восстановил Храм в Иерусалиме? Если Он - царь из рода Давида, почему Он не освободил нас от римского ига, не воссоединил Израиль? - громко спросил один из старейшин.
  - А почему Помазанник должен делать то, что хочется вам, но о чём не написано в Торе? - спросил я и, видимо, зря это сделал. Священник побагровел.
  - Обрезан ли ты, пророк, говорящий такое? - выкрикнул священник. - Имеешь ли ты на своём теле кровную печать союза с Богом Израиля? Ты, говорящий о законе Моисея!
  - Я не обрезан. Печать моего союза с Отцом - в сердце, - сказал я, вызвав этим неопределённый гул. - Братья! Я не пришёл к вам доказывать, не пришёл спорить. Пришёл рассказать тем, кто хочет услышать Весть о Спасении, о Царстве Божьем. Вы позвали меня поведать о Божьем. Если вам достаточно сказанного и вам неугодны речи мои, мы уйдём...
  - Говори, говори! Хотим слушать тебя... Иди дальше, необрезанный, Сатана тебя к нам прислал... - из толпы доносилось разное.
  - Яви чудо, тогда поверим тебе! - выкрикнул нетрезвый голос. Толпа поддержала его одобрительным гулом.
  Священник, сдерживая гнев, красноречивым жестом предложил мне откликнуться на предложение народа.
  - Хорошо, - кивнул я и показал на уже давно похрюкивающего одержимого. - Помогите ему подойти ко мне.
  Лука и Алан подтащили человека ко мне, ему трудно было идти6 бес в нём сопротивлялся. И бес был не один - я увидел двоих.
  Возложил руки на одержимого. Восславил Отца. Призвал сияющую Чистотой Силу Его... Бес взвыл двумя голосами: один выл с прихрюкиванием, другой - с рычанием. Рядом как будто мелькнул Дед. Я удивился и обрадовался. И подумал: "Показалось".
  Мужика крутило и колотило в крепких руках Луки и Алана, парни не давали ему упасть на землю. Один бес прохрюкал: "Ох и силища навалилась! Пощади, пророк!" Другой, более разговорчивый, порыкивал с присвистом: "Он тут не один, ученичок Христов, жгут молитвой сильно... В этот раз не справиться мне... Душно мне... Вельзевул, помоги!"
  Оба беса вылетели из ошарашенного мужика и успели нырнуть в толпу - в этой неразберихе было не до огненного креста.
  Я обратил внимание, что сын священника, с открытым ртом наблюдавший за происходящим, обрадовался победе Света. Мелькнула мысль: чистое сердце.
  Толпа восторженно загудела, когда увидела, что их односельчанина больше не колотит и не крутит, никто не рычит и не хрюкает.
  Мужик вознёс руки к небу, потом бухнулся передо мной на колени, пытаясь поцеловать мои стопы. Я отпрыгнул назад, потом ещё раз, потом остановил себя (со стороны это могло выглядеть нелепо - прыгающий пророк!) и принял неизбежное.
  Священник налился напряжением, обратился к старейшинам и люду, указывая на меня:
  - Он делает это Вельзевуловой силой. Бес открыл имя силы перед всеми. И второй страшный грех на нём - он искажает Тору!
  По толпе пронёсся ропот. Кто-то крикнул:
  - Он же Якова, всегда больного, исцелил! Священник не смог, а он смог! Это Божий человек! - толпа возбуждалась всё сильнее, будоража саму себя. Стая ворон, тоже возбуждённо каркая, кружила всё ниже и ниже над нами...
  Нетрезвый голос вскричал:
  - Он Вельзевул и есть! Смотрите, за ним огонь горит!
  Ещё один, вряд ли трезвый, провозгласил:
  - С ним грешница юная, они ею пользуются... И серебро ворованное из дальнего села.
  - Дома́ свои стерегите! А этих бить и серебро отобрать! - прозвучал ещё один призыв.
  Гнев не отпускал жреца. Он поднял руку с камнем над головой... и застыл в таком положении, выпучив глаза.
  Уже знакомый пьяный голос кричал:
  - Бейте их! Палками! Камнями!
  Толпа начала движение в мою сторону. Друзья подбежали ко мне и встали рядом. Я заслонил Юнию собой. Назир встал сзади, закрывая Юнию и мою спину.
  Над нашими головами, уже совсем близко, кружила возбуждённая стая ворон. Одна из больших птиц выбила крыльями из руки жреца так и не брошенный им камень. Перепугавшийся священник присел на корточки, прикрыв голову руками. Другая птица пробовала сесть на голову пьяному крикуну, хлопая крыльями по его голове и ушам...
  Стая вмешалась неожиданно и вовремя; казалось, что птицы действовали осознанно: они приводили в замешательство именно зачинателей стихийного переполоха...
  А камни уже летели в нас, попадая в голову, грудь. Толпа почти прижалась к нам и стала окружать нас. Я лихорадочно твердил короткую молитву: "Славься, Господи! Славься, Милостивый!" Чувствовал на губах вкус крови, гудела голова, жгло во лбу, кровь капала в глаза. Гнев заливал толпу неподвластной ей волной...
  И вдруг над толпой раздался мощный, как гром, басовитый голос:
  - Жрец! Останови толпу! Зарежу сына твоего, как ягнёнка на жертвеннике!
  Я ладонью вытер кровь с глаз. Почти рядом с нами, плечом к плечу, стояли два богатыря - в начале встречи я видел их на небольшом расстоянии от толпы. Один из них прижал к груди сына священника, в свободной руке держа большой нож, приставленный к горлу юноши. Юноша не прилагал никаких усилий к сопротивлению.
  Жрец завыл сиреной:
  - Остановитесь!
  Выбежал вперёд, распростёр руки, закрывая нас от толпы. Несколько камней успели попасть в него. Лицо, голова, плечи священника были в птичьем помёте смешанного цвета. Выглядел он очень необычно.
  Наши лица были в крови от макушки до бороды. Но мы были живы и стояли на ногах. На лице Юнии не было крови, она льнула к Назиру. Назир стоял, не шевелясь, крепко прижав Юнию к себе.
  - Сыновья Иоанновы, - с дрожью в голосе обратился к богатырям разрисованный воро́нами священник. - Сделаю всё, что скажите. Сына не троньте, один он у меня... Демон меня попутал! - священник упал на колени.
  - Что ж ты, жрец, творишь?! - говорил только один из братьев, который держал сына священника. Второй спокойно и уверенно наблюдал за происходящим, но было видно, что он вряд ли простит неосторожные действия противоборствующей стороне, и толпа односельчан, видимо, тоже понимала это. - Человек враз исцелил Якова, над которым ты много лет молился, а ты на исцелителя руку поднял! Значит, так, - продолжал греметь один из братьев, - в дом гречанки на окраине еды принести, побольше и получше. Вина не жалеть, самого лучшего из твоего хранилища, жрец. Воды с реки наносить с запасом, чтобы раны промыть. Ткани чистой... Дежурство перед домом до утра - мужчин сам назову. Утром решим, что дальше будет... И молиться за нас не надо! И сыну твоему молитвы твои не помогут - пустые они...
  Всё было сделано, как он требовал. Этого брата-богатыря звали Натан. Второго - Адония...
  Когда наступила ночь, сменив необычайно долгий день, я, пытаясь заснуть с гудящей головой, замотанной тканью, вспомнил слова Рабби из записей Деда. Эти слова были обращены когда-то к законникам, фарисеям, священникам, и звучат всегда свежо в веках, предшествующих наступлению Царства Божьего на Земле:
  "Пришёл Иоанн-Пророк, Креститель - не ест, не пьёт вина, женщин не знает, призвал иудеев к покаянию, и вы говорите: "В нём бес!" Пришёл Сын Человеческий - и ест, и пьёт, и веселится, а вы говорите: "Вот обжора и пьяница, приятель сборщиков податей, грешников и грешниц!" Всё у Бога не по-вашему... При таких мерах не узнать вам Помазанника. Лучше уж у детей спросите о Божьем".
  
  Глава 7
  
  Утром проснулся поздно, голова ещё болела. Юния поменяла повязку, сделала её меньше: глубокая рана, с вмятиной в кости над правой бровью, ещё кровоточила. Вскоре рана превратится в широкий шрам, который ещё долго будет привлекать внимание ближних своим рисунком и цветом. Память на века. Даже в нынешней жизни я по привычке почёсываю лоб над правой бровью, на месте того шрама, хотя теперешний лоб пока гладок и редко чешется...
  В то утро ко мне подошёл сын священника, Аарон, опустился на колени, склонил голову.
  - Достопочтенный пророк, прими покаяние за действия отца моего. Со вчерашнего дня я больше не смотрю на мир глазами моего отца... И должен искупить содеянное им. Проклятие Господа ляжет на мой род, если я не сделаю этого.
  Я поднял юношу с колен:
  - Почему ты так решил?
  - Я увидел вчера Свет и Силу! И эта Сила была не с моим отцом. Я решил уйти от него. Хотел просить тебя взять меня с собой, чтобы я своим служением мог искупить его вину... Но сегодня ночью я видел сон, он был словно явь. Два старца или ангела явились мне. Они были так же светлы, как ты. Старец изрёк: "Искупить - это не уйти из дома, а проложить пути Господа там, где ты рождён". Он сказал просить благословения у тебя... Благослови меня, пророк, и дай Силу! Я должен делами закона Нового убедить отца в приходе Машиаха - и встретить тебя на обратном пути общиной праведной!
  Я благословил юношу наложением рук. Обнял его. Слёзы текли из его глаз, а на губах была улыбка. Родственное сердце! Попросил Луку дать Аарону молитву и евангелия из нашего запаса. В предыдущем городке-общине для нас в дорогу переписали книги Благой Вести, на случай непредвиденных обстоятельств. Сомнений не было - эти евангелия предназначались Аарону. Ему было тогда шестнадцать лет.
  Следом ко мне подошли, слегка посапывая, два брата-богатыря и бухнулись на колени. Волна этого действия слегка качнула меня. Натан сказал:
  - Благослови и нас, учитель! Ты - апостол Помазанника, Машиаха, у нас нет сомнений. - Адония утвердительно кивнул. - После вчерашнего дня мы не можем тебя оставить. Мы пойдём с тобой, не откажи нам. Таких снов, как у Аарона, мы не видели. Но нам здесь делать больше нечего... Только с отцом попрощаемся, на выходе из деревни.
  После благословения мы обнялись, Адония привлёк к себе юного Аарона. Весь наш отряд вместе с хозяйкой и её детьми включился в таинство прощания...
  Отправиться в путь мы смогли только после полудня, Аарон к тому времени уже выучил молитву.
  Жрец с утра терпеливо ждал на улице сына.
  - Мир тебе и твоему дому, священник! - обратился я к нему. - Твой сын хотел уйти с нами, тебе было бы трудно пережить это... Он остаётся здесь, но не с тобой - с Богом. У него чистое сердце, он остаётся с той Силой, с которой мы пришли сюда. Сила веры с ним... Тебе предстоит вернуть сына делами своими. Захочешь этого - поможешь ему в становлении церкви Божьей. Но не он тебе, а ты ему! А на обратном пути, если будет на то Воля Вышняя, придём к вам.
  Дом братьев стоял на другом конце селения. Они зашли попрощаться с отцом. После вчерашнего события отец братьев стал героем. В селении уже все знали, что его сыновья, не побоявшись священника, вступились за Божье, утёрли нос самому Сата́ну - не поддались на его провокации.
  Отец вышел благословить нас в Божий путь, держа за руку черноволосую девочку шести-семи лет. На глазах у него были слёзы: сыновья выросли, уходили служить Яхве своим путём, и, скорее всего, он их больше не увидит...
  Натану было двадцать лет, Адонии - восемнадцать. В дороге они рассказали о себе. Рассказывал Натан, Адония добродушно улыбался, иногда говорил "да".
  Братья были обрезанными, но их мать была фригийкой. Они считались евреями не по крови - ведь мама не еврейка - а по обряду. Обрезание крайней плоти было телесным знаком договора с Богом. Отец-иудей не определял принадлежность своих детей к евреям. Их семейная история вызывала разные толки в селении и напряжённое отношение со стороны священника и старейшин к отцу братьев и к самим братьям. Отец когда-то полюбил вдову-фригийку, а не девушку-иудейку (сестру священника), которая по сватовству родителей должна была стать его женой. Крепкие, мужественные, добродушные братья-богатыри родились от обоюдной любви иудея и фригийки. То, что человек этот имел смелость взять не еврейку в жёны вместо того, чтобы иметь её любовницей, вызвало гнев жреца и завистливые бредни в не таком уж большом селении. Ведь фригийка была очень красива...
  Шесть лет назад её не стало - умерла при родах, оставив в живых красивую девочку, похожую на неё. Девочку вырастили и воспитали братья и отец. Отец не торопился жениться вновь, хотя дети подталкивали его к такому шагу - справляться одним с хозяйством было нелегко. А родитель отвечал: "Скоро дочь вырастит и хозяйкой будет, пока замуж не выйдет. А дальше посмотрим, если доживу".
  До ближайшего села было два дня и две ночи пути. Ночи уже стояли холодные, приходилось поддерживать огонь, дежуря по очереди у костра. Следовало подумать, где пережить зиму. В моей памяти часто всплывало видение проницательного и таинственного незнакомца, что посоветовал скрытую в горах общину и указал путь туда. Один раз я к его совету не прислушался, хотя, наверное, можно было бы - но тогда мы бы не узнали Аарона и с нами не было бы Натана и Адонии... Но община, где мы будем полезны - это не предостережение, а совет. Видимо, туда и повернём после следующей деревни. А дальше видно будет, вполне вероятно, что там и перезимуем...
  И ещё в памяти крутились мгновения последнего сражения с бесами. Я же видел там Деда! И вряд ли ошибся в этом. Разве такое возможно - не отличить Деда?! Но если это был Дед, то каким образом он мог рядом со мной появиться, ведь он должен быть в мире Отца? Этот вопрос расшатывал мой уже устоявшийся взгляд на уход из тела. Может, это была прелесть и меня проверял Сатан? А для чего это ему? Показать мне Деда, чтобы что? Ещё и бес говорил, что я был не один в Силе Вышней, когда его изгонял. Может, он имел в виду моих друзей? Или вводил меня в заблуждение? Шутник! А зачем?! Я пока не находил ответа на этот вопрос, лишь крутил его в голове раз за разом, поэтому решил его отложить - придёт время, и ответ появится...
  Мы вошли в эллинскую деревню. Здесь не было иудейской диаспоры, лишь несколько семей иудеев. Это известие, после последних горячих событий, сняло появившееся внутри напряжение. И нас можно было понять - несение Вести о Сыне Божьем среди язычников, каковым я являлся по рождению, заметно (по следам на лице) отличалось от несения Вести о приходе Машиаха среди богоизбранного народа, который ревностно хранил веру свою, имея на то основания - 613 заповедей, данных тогда ещё малочисленному народу напрямую Всевышним через Моисея, хотя в Писаной Торе (Пятикнижие) впрямую нигде не названы признаки прихода Машиаха.
  И можно понять результативность апостола Павла, грамотного иудея, выпускника иудейской школы пророков, в несении Вести среди язычников и трудности апостолов Петра и Иоанна, бывших ещё недавно рыбаками, в распространении Вести среди иудеев, где было очень непросто возвестить о приходе ожидаемого всеми Машиаха и не остаться при этом побитыми.
  Дед рассказывал, что когда он был помоложе, ему, бывало, приходилось убегать от иудеев, особенно если среди них были фарисеи или учителя закона...
  Для друзей из нынешнего воплощения надо, наверное, пояснить, что скрывается за этими часто встречающимися определениями.
  Фарисеи - это своего рода древние революционеры в религии еврейского народа, которую позже назвали "иудаизмом". Они исходили из духа Закона, стремились соблюдать не только Писаную Тору (законы Моисея, Пятикнижие), но и Устную Тору - передаваемые устно предания со времён Моисея, всё то, чему Всевышний обучил Моисея, но что не было записано. Фарисеи верили в бессмертие души, в воскрешение из мёртвых, некоторые из них находили в Устной Торе подтверждения предсуществования души.
  В I веке фарисеи были не очень многочисленны, но пользовались уважением народа. Они, подобно священникам, были сторонниками соблюдения ритуальной чистоты - чтобы все иудеи были как священники. Здесь крылся перебор в требованиях к соблюдению обрядовых сторон веры. Учителя закона чаще были из фарисеев, они глубоко изучали законы Моисея (Писаную и Устную Тору) и занимались их толкованием.
  А вот саддукеи, жрецы Храма, были очень консервативной религиозной партией из высшего священства и влиятельных старейшин, богатых, уважаемых евреев, входящих в высший орган религиозной власти - иерусалимский совет (Синедрион). Саддукеи были хранителями буквы закона, враждовали с фарисеями, не признавали Устную Тору, воскрешение мёртвых, ангелов, бессмертие души. Они старались приспосабливаться к сильной имперской власти, как и всякая правящая религия в истории. К примеру, высшие жрецы позволили еврейским мальчикам и юношам нарушать запрет на наготу: им было разрешено раздеваться на уроках гимнастики в греческих школах. То есть высшие жрецы позволили нарушать устный закон Моисея, но никто их не приговорил к побитию камнями, так как они сами были частью этой судебной инстанции - Синедриона...
  А синагога - это просто собрание верующих или отдельный молитвенный дом в диаспоре.
  В той деревне, в которую мы вошли, не было молитвенного дома иудеев (иудеев в деревне было совсем немного), а значит, не было ни саддукеев, ни фарисеев.
  Во время вечерней встречи с селянами я рассказал историю из записей Деда, в которой можно было увидеть и отношение Учителя к женщине, нехарактерное для тех лет не только для Израильского царства, уже вновь разрушенного и распроданного в рабство, но и для всего греко-римского мира, по которому мы шли с Вестью о Помазаннике.
  История такова... Однажды фарисеи и учителя закона привели к Учителю женщину, когда Он учил в храме.
  - Наставник, - обратился кто-то из законников. - Она изменяла мужу, её застали за этим. Моисей в законе велит нам бить таких женщин камнями. Что скажешь ты?
  - А кто из вас, уважаемые, может засвидетельствовать измену? - спросил Рабби и начал что-то рисовать или писать рукой на земле.
  - Нам об этом сказал её муж.
  - А кроме мужа были свидетели? - уточнил Учитель, продолжая что-то писать не спеша.
  - Мы этого не знаем. Нам сказал её муж.
  - А её вы спросили?
  - Да. Она всё отрицает.
  - Как же вы хотите судить её, не зная правды? Ведь кто-то из них двоих лжёт. А если муж? Как тогда осудить безвинную?
  Возникла пауза. Учитель продолжал писать на земле и разглядывать уже написанное.
  - А если муж сказал правду, а мы были свидетелями измены? - спросил законник.
  Пауза затянулась.
  - Ты ответишь нам? - напомнил о себе законник.
  Учитель, закончив писать, поднял на них глаза:
  - Тогда тот из вас, кто никогда не грешил, пусть первым бросит в неё камень.
  Вопросы закончились. Фарисеи посмотрели по сторонам, не нашли поддержки и ушли. Женщина подошла к Учителю. Он улыбнулся ей:
  - Если они сказали правду, больше не делай этого. Если не любишь мужа и не можешь жить с ним, скажи ему об этом. Но не обманывай его.
  А на земле было написано: "Не суди никого - и тебя не осудят".
  Встреча завершилась. Подошла девушка. Звали её Асана. Из глаз её беззвучно текли слёзы:
  - Пророк, забери меня отсюда! Я больше не могу жить здесь! Хочу быть чистой, иметь мужа и детей... Здесь это невозможно. Я хорошая женщина. Буду служить тебе и твоим друзьям... У вас уже есть женщина. Может быть, и вторая не помешает?
  Недавно Асана должна была составить семью с парнем, которого успела полюбить. Их свели отцы, бывшие приятелями. Было назначено время свадьбы, Асана ответила на ласки любимого и была близка с ним.
  Всё шло к свадьбе, пока её жених вдруг не задумал взять в жёны дочь зажиточного селянина, обещавшего ему приданое, дом и большое стадо баранов. Для того, чтобы задуманное произошло, жених должен был как-то оправдать свой отказ от ранее намеченного союза. И он объявил, что его невеста нечиста - не девственна. Мужчине поверили, разбирать событие было некому, совета в деревне не было...
  И теперь отец Асаны бьёт и оскорбляет её, особенно когда выпьет, а пьёт он часто. Селяне шепчутся за спиной девушки, и мало кто решается с ней общаться...
  Я выслушал эту грустную историю.
  - На всё Воля Господа. Идём дальше вместе, к счастью!
  Так в нашем отряде появилась Асана. Ей было восемнадцать лет.
  Наши мужчины впятером поздним вечером заглянули вместе с Асаной к её отцу. И сообщили ему, что Асана навсегда уходит из дома, они берут за неё ответственность и искать её не надо. Отец молча кивнул - сразу согласился. Асана нашла в себе силы обнять его на прощанье и поблагодарить. Он заплакал, был пьян...
  
  Глава 8
  
  Шесть или семь дней пути до искомой общины были днями сплочения и более близкого знакомства друг с другом.
  Было видно любому из нас, что Назир и Юния вряд ли уже когда-нибудь расстанутся, дорога превращала их в семью. А наша мужская дружба перерастала в братство родных людей, где лучшее предлагалось ближнему.
  Натан и Адония привнесли в дружелюбный отряд самоотвержение во имя ближних. Они отдавали другим свою еду, когда её не хватало, оставаясь при этом неголодными и в хорошем настроении - хотя по существующим пониманиям для поддержания их больших размеров требовались большие объёмы пищи. Они дежурили по ночам у костра, устанавливая очерёдность между собой, им хватало короткого сна. Братья привнесли и звенящую физическую силу, она текла из них на общее благо и не кончалась.
  Лука заметно окреп рядом с братьями, даже осмеливался на привалах бороться с Адонией. Адония терпеливо обучал Луку борьбе и захватам. Братьев в детстве научил этом отец, которому передал приёмы греческой борьбы его друг-эллин.
  Асана быстро сдружилась с Юнией. Она была доброй, покладистой и при этом, как ни странно, красивой: чёрные вьющиеся волосы, чёрные, глубокие с поволокой, широко расставленные глаза, белая кожа, женственная фигура - тонкая кость с заметными бёдрами. Я не знал, какой она национальности, скорее всего, в ней текла кровь не одного народа.
  Алан терял разговорчивость в присутствии Асаны - она оказывала на него магическое воздействие. Он влюбился, наверное, бесповоротно. С этой любовью, благодаря ей, разрушатся ещё неразрушенные установки Алана, связанные с отношением к женщине. Он полагал, что составить семью он может только с девственницей, не осквернённой нечистым мужчиной, тем более другой веры или вообще без неё. Асана же ещё только приходила в себя после бурных событий своей жизни, принесших ей очень сильные переживания, и не отдавала никому из мужчин предпочтения, относилась к Алану как ко всем остальным - с доброй заботой и равным вниманием. Разве что мне перепадало чуть больше благодарного внимания - как апостолу и тому, кто вызволил её оттуда, где она больше не могла находиться. Такое положение дел волновало Алана. В общем, он влюбился по-настоящему...
  В последний вечер недельного пути мы вышли на пересечение трёх дорог, уходящих на север и восток, в горы. Наша дорога была левая. Мы решили идти, хотя я помнил предостережение незнакомца не путешествовать в темноте.
  Шли нетрудным подъёмом. Быстро смеркалось. Тропа стала хуже видна, иногда терялась в зарослях. Появлялись более мелкие тропы, пересекающие основную тропу или ответвляющиеся от неё.
  Наконец пришла ночь и дорога стала невидна. Звёзды появились, луне ещё только предстояло расти. Остановились на молитву... Посовещались, решили заночевать здесь. Натан и Адония, конечно, вызвались дежурить. Вдруг настораживающе захрустел ночной лес. Асана резко вздрогнула. На маленькой опушке стояло что-то белое и немаленькое. Глаза блеснули в темноте двумя огнями. Это была огромная кошка цвета отсутствующей на небе луны. Наверное, рысь - пантеры здесь не должны были водиться...
  И тут я заметил рядом с рысью Хозяина. Он был коренастый, широкий, одет в шкуры, с огромной бородой, на поясе - короткий меч. Одна рука Хозяина лежала на голове большой кошки, другая была поднята открытой ладонью в нашу сторону - он приветствовал нас. Я поднял руку, приветствуя его в ответ и показывая, что вижу его. Этим жестом я успокоил и наш отряд.
  - Всё хорошо, - сказал я вслух. - С нами Хозяин.
  Хозяин поклонился лёгким кивком и юркнул в ночную чащу. Зверь спокойно подошёл ко мне и боднул головой в колено, приглашая идти за ним.
  Мы пошли. Через час впереди посветлело, лес поредел - звёздное небо уже не было плотно затянуто кронами деревьев.
  - Шалом, - долетело приветствие.
  - Шалом, - настороженно ответил я, ориентируясь по звуку, в сторону плотного куста.
  К нам приблизились два человека. Я увидел их, прикоснулся чувством - напряжение сразу ушло.
  - Мир путям вашим, апостол. Ждём вас уже несколько дней. Вас стало больше. Весть пришла, что к вам присоединился третий - беглый перс... А вас уже целый отряд!
  Ночь провели в шатре из тёмных шкур. Шатёр имел прямоугольную крышу, посередине очаг. Было тепло и уютно. Заснули все, доверившись происходящему, да и устали сильно...
  Утро было солнечным, спали дольше обычного. Открыв полог шатра, мы увидели поселение. Наше жильё находилось на небольшой возвышенности. В уютной долине со светлой рекой и искусственной заводью расположилось от сорока до пятидесяти строений: большей частью это были прямоугольные шатры из тёмной кожи, меньшей - дома из известняка. Из жилищ ровно вверх шёл почти прозрачный дым, очаги топились давно. На большой поляне собирались люди, их было уже много. Ожидали встречи с нами.
  Те же двое мужчин принесли нам поесть. Мы обратили внимание, что мяса не было, только рыба. Нам предложили разогреть разбавленное водой вино с травами и диким мёдом: начиналась зима, утро было прохладным. Мы согласились, хотя тут начало зимы - это девять-десять градусов тепла с утра, пока воздух ещё не прогрело солнце...
  На поляне находилось около двухсот человек, вместе с детьми разного возраста. Когда мы подошли к поляне, нас приветствовали поклонами, одобрительными возгласами, улыбками, а дети смело облепили нас со всех сторон.
  Взрослый седовласый мужчина, возрастом за пятьдесят лет, поднятием руки установил тишину. Это был член совета старейшин.
  Каждый из нас, путников, представился сам - коротко поведал о себе. Старейшина сказал, что в общине ждали нас: Христова апостола, посланного в эти земли достопочтенным и глубокоуважаемым Иоанном, и его друзей. И предложил нам провести зиму в общине. Я ответил:
  - Мы с благодарностью принимаем предложение и хотим быть полезными вам.
  Старейшина представил общину, рассказал о ней. Это была иудейская христианская община - община иудеев, принявшая Рабби Помазанником Божьим (Машиахом). Основатели общины пришли в эти места более тридцати лет назад, после того как римские войска разрушили Иерусалим и главную Святыню иудеев - Иерусалимский Храм. Среди основателей были и бывшие члены иерусалимской общины учеников Христа (Иакова Праведника, Петра, Иоанна), и иерусалимские ессеи, поверившие в приход Машиаха. Среди них - и друг Иакова Праведника, учитель закона, рабби Захария. Захария жил и здравствовал до сих пор, возраст мудреца приближался к ста годам, и он был старшим в совете старейшин.
  Имущество у них было общим, жизнь строилась по примеру иерусалимской общины. Были сохранены общие трапезы, причастия, исповедания друг пред другом на собраниях. Семьи, составляющие общину, имели личные хозяйства. Вдовы, вдовцы, одинокие женщины жили в природных семьях. Одежда здесь приветствовалась светлых тонов, какой бы работой ты ни занимался. Здесь было повышенное внимание к внутренней и внешней чистоте. Обязательной молитве (три раза в день) предшествовало омовение, чаще всего в реке. А перед омовением было обязательное внутреннее, индивидуальное покаяние, то есть человек вступал в живую воду, принимал омовение, уже как бы чистый внутренне.
  Но община была закрытым образованием. Случайный человек не мог сюда попасть. Люди приглашались по рекомендации живущих вне общины (в близких и далёких селениях) друзей-христиан. И даже после такой рекомендации надо было прожить в общине до полугода испытательного срока, чтобы стать полноправным её членом.
  Юноша, выросший в общине, оставался в ней при двух условиях: если сам имел желание остаться и если собрание мужчин доверяло ему пребывание в общине. Девушка оставалась в общине при собственном желании и согласии родителей.
  Мясо в пищу здесь не употреблялось, это правило существовало с основания общины. Рыбу ели с удовольствием, река давала её достаточно.
  Разумеется, община имела жизненно необходимые мастерские. И здесь, конечно, к нашей с Лукой радости, была кузня.
  Мальчиков при рождении здесь обрезали...
  Первое общение в общине получилось долгим. После слов старейшины я рассказал, что храню рукопись Вести Иоанна, которую должен дописать, прежде чем отправлю её в мир. И что записи Иоанна будут доступны для прочтения, пока мы будем находиться в общине: они будут находиться в молитвенном доме, где можно устраивать общие чтения.
  Я попробовал коротко, насколько возможно, пересказать записи Иоанна. Но до обеда мне не удалось поведать и половины задуманного. Из незаписанного Дедом рассказал его вариант известной евангельской истории:
  Подошли как-то к Рабби молодые люди, ученики законника (учителя Закона). Поклонились Ему, восславили, как должно.
  Один из них начал:
  - Рабби! Знаем, что пришёл ты в Силе Божьей и бесы бегут от Силы Твоей...
  - Та-ак, - улыбнулся Учитель, - и чем могу помочь? Из кого беса изгнать?
  - Мы сегодня не за этим, Учитель. Помоги разобраться, позволительно ли платить цезарю подать? Как Ты думаешь?
  - Это не ко Мне, - продолжал улыбаться юношам Рабби.
  - А нам сказали, что Ты все ответы знаешь.
  - Это они пошутили. Все ответы только у Господа, - сказал Он и следом спросил: - У кого есть денарий?
  Кто-то из юношей достал монету, протянул Учителю.
  - Попробуйте-ка сами догадаться... - улыбнулся Он. - Давайте вместе. Кто на монете изображён?
  - Цезарь, - ответили Ему.
  - Верно. Если там изображён цезарь, а не кто-то ещё, то чья это монета?
  - Цезаря, - ответили Ему юноши, улыбаясь.
  - Вот цезарю цезарево и отдайте, - сказал Учитель. Потом похвалил их за сообразительность и продолжил: - А Отец где находится?
  Они показали глазами на небо.
  - А вот Ему отдайте то, что Ему принадлежит, - сказал Рабби, прижав ладонь к своему сердцу...
  Один из тех юношей, учеников законника, стал в тот день учеником Помазанника. И ходил следом за Учителем по дорогам Израиля всё то время, что осталось Рабби пребывать на Земле...
  Ближе к обеду старейшины всё же решили прервать общение. Сказали, что следующая встреча будет через два дня в вечернее время, а путникам сейчас нужен отдых. Старейшины напомнили нам, что с радостью принимают нас на зимние месяцы, что правила общины не подлежат изменению, а значит, нам предстоит испытательный срок, правда, укороченный, продолжительностью в месяц, и только после мы сможем стать полноправными членами общины.
  Нашим женщинам, Юнии и Асане, было предоставлено жильё в полных семьях, так как они пока были не замужем. А нам, мужчинам, отвели тот же шатёр, в котором нас приняли, и он стал нашим домом почти на три месяца.
  Нам с Лукой нашлось рабочее место в кузне, и к нам прикрепили ученика, двенадцатилетнего подростка. Назир, имеющий разные навыки, и легко всё схватывающий Алан стали плотничать. Натан и Адония поступили в распоряжение совета для работ, требующих физической силы, чаще всего строительных.
  Это была удивительная община, хранившая дух иерусалимской общины прямых учеников Христа. Верующие жили просто, дружно, в постоянной взаимовыручке, в стремлении отдать лучшее ближним. Они были верны Духу Рабби, сказавшему: "Блаженны нищие". С презрением относились к приобретению благ, стремлению к благам мира. Они понимали, что "познавший мир нашёл труп, а Царствие Небесное наследуют нищие".
  Здесь любили и знали наизусть отрывок из арамейского, ныне не существующего, евангелия, послужившего основой греческого варианта евангелия Матфея. Приведу один из любимых в общине доканонических текстов.
  "Другой из двух богачей сказал:
  - Учитель, что доброго мне совершить, чтобы обрести жизнь вечную?
  Он сказал ему:
  - Человек, исполняй Закон и пророков.
  Ответил Ему:
  - Исполняю.
  Тогда сказал ему:
  - Пойди и продай всё, что имеешь, и раздай нищим, и тогда приходи и следуй за Мной.
  Но богач стал скрести себе голову, слова эти не понравились ему. И Господь сказал:
  - Как можешь ты говорить, что исполнил Закон? Ибо написано в Законе: "Люби ближнего, как самого себя". И смотри, много братьев твоих, сыновей Авраамовых, запачканы грязью и умирают с голоду, твой же дом полон добра, и ничего из этого не переходит к ним!
  И Он повернулся к Симону (Петру), ученику своему, который сидел рядом с Ним, и сказал:
  - Симон, сын Ионы, легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому в Царство Небесное".
  В общем, в этой общине не скребли голову в раздумье, делиться ли богатством с ближними, здесь просто не хотели это богатство иметь, а появляющимися благами торопились делиться, отдавая лучшее, ибо знали, что нищие наследуют Царство, а богатому туда никак не войти - для этого ему просто надо стать бедным.
  Возможно, кто-то из нынешнего воплощения скажет, что та община "бедных" не имела испытаний изобилием и возможностями для удовлетворения всё возрастающих жизненно важных желаний - пожили бы, мол, те нищие в наше время!
  У каждой эпохи свои испытания. А люди того времени, скажу вам, воплощены ныне, и я знаком с ними. И школа той общины видна в них. А такому вопрошающему, ещё и предлагающему попробовать прожить воплощение в попытках удовлетворить изобилие современных желаний, человек из той общины "нищих" ответил бы просто: "Отойди от меня, Сатана".
  
  Глава 9
  
  В общине умели улыбаться, а также хранили предание, что Рабби часто улыбался и шутил с учениками. Это была правда. У верующих этой общины не было идейных мук позднего, канонизированного под требования времени христианства. Они жили простыми, естественными пониманиями. Иешуа был здесь сыном Иосифа и Марии, человеком небывалой чистоты, человеком с особой миссией от Отца, а не богом, пророком над всеми пророками. Он имел родных братьев и сестёр, Его брат погодок Иаков был оплотом иерусалимской общины учеников Рабби. И это не были чьи-то фантазии: в совет этой общины иудеев, дождавшихся Помазанника, входили люди, которые знали лично Иакова, брата Иешуа, и даже были его друзьями, более того, Захария видел и слышал живого Учителя.
  Здесь все знали (и не могло быть никаких споров на эту тему), что высокая миссия открылась Иешуа перед Его тридцатилетием при Сошествии Духа Святого и при свидетельстве Илии в лице Иоанна Крестителя: Иешуа был крещён в водах Иордана пророком Иоанном-Илией и, выходя из воды, услышал голос с Неба: "Ты - Сын Мой, ныне Я родил Тебя!" В этот день Сын Человеческий был пробуждён, окончательно осознал свою миссию, получил вдохновение на Свершение. После чего был пост и преодоление искушения в пустыне, а затем - первые проповеди. Всё просто и понятно.
  И ещё здесь совсем не читали письма и послания апостола Павла. Но к нему здесь не относились нейтрально. Самые безобидные определения в адрес Павла - отступник, лжеапостол. Были и более жёсткие - пророк Сатаны...
  Здесь были и свои простые необязательные правила, связанные с приёмом пищи, которые я помню до сих пор и стараюсь применять. К примеру, воду пили с благодарностью, за какое-то время до еды. И пили её только сидя. Пища принималась, конечно, с благословением и благодарением. Пища тщательно пережёвывалась. Желудок не заполнялся полностью, прекращать приём пищи надо было, имея желание есть ещё. Разовая мера объёма еды - собственные ладони, сложенные чашей. Говорили, что так подходил к питанию Иаков Праведник. Я обратил внимание, что среди приправ здесь всегда был винный или фруктовый уксус. Потреблялось и разбавленное молодое вино. Почему молодое? Потому что оно редко переживало новый урожай, не успевало состариться. Но знаю от Деда, что Иаков Праведник, как и Иоанн Креститель, не употреблял вино...
  Непререкаемым авторитетом в общине был глава совета старейшин, учитель и толкователь Закона старец Захария. Человек удивительной глубины и сердечности в возрасте девяноста пяти-девяноста шести лет. Захария был близким товарищем Иакова Праведника, знал по Иерусалиму моего любимого, тогда ещё молодого Деда (наверное, они были ровесниками). А главное, однажды в Иерусалиме он стал очевидцем общения фарисеев и законников с Рабби - и был поражён простотой, ясностью, глубиной Его ответов и ясно увидел Его Свет. Эта встреча случилась незадолго до казни Учителя. В то время Захария был среди иерусалимских ессеев - это иудейская школа, члены которой считали себя истинным остатком, грядущим Иерусалимом, сынами Света и требовательно относились как к ритуальной, так и к внутренней чистоте...
  Родился Захария в столице Египта Александрии, в великом городе империи, в смешении культур, религий, философии. Иудеев тогда в Александрии было, наверное, больше, чем в самой Иудее. С юности был учеником великого мудреца, реформатора и толкователя иудаизма Филона Александрийского.
  И вот с этим замечательным человеком божественное провидение даровало мне встречу. Я снова имел прямую возможность учиться и думать вместе с ним, как когда-то с Дедом. Как же эти старцы были внутренне похожи!
  При первом нашем общении он сразу обнял меня, как это делал Иоанн. Высокий, статный, красивый старец. Весь белый, длинные волосы и длинная борода. И глаза светло-голубые, лучащиеся спокойной мудростью и детской непосредственностью.
  - Рад приветствовать тебя, апостол Помазанника. Благодарение Господу за встречу. Вижу на лице твоём кровавый рубец. Уж не последствия ли это несения Вести о Машиахе среди иудеев? - улыбался он.
  Я рассмеялся и поклонился, прижав ладонь к сердцу:
  - Благодарение Отцу за встречу. Сил и здоровья тебе, почтенный, родной Захария! Да, это так. Шрам мой - долгая память о распространении Вести среди ревностных иудеев. И теперь я побаиваюсь снова идти к ним, хотя и приобрёл при той битве настоящих друзей.
  Вот думаю, что ожидающие Машиаха иудеи находятся в более сложном положении, чем язычники. Нам проще, у нас нет такого объёма священных писаний, поэтому вся надежда на голос сердца. У вас же две Торы, пророки Закона и множество тех, кто считает себя пророками - в этом обилии непросто разобраться не только мне, язычнику, но и самим иудеям... Одни ждут Машиаха в образе царя-воина, который освободит Израиль от Рима, другие ждут первосвященника, который избавит их от грехов, есть и ждущие Мелхиседе́ка - царя и священника в одном лице. Возможно ли утолить все эти ожидания? Как иудеи узнают Его?
  Захария слушал меня и улыбался добрыми-добрыми глазами.
  - Ты благословлён Небом, сынок... Узнал Его, не видя Его... Ну и мне, учёному, иудею-книжнику, даровано было не пройти мимо. Слава Господу! И скажу тебе так: мехи, заполненные множеством, для встречи с Машиахом не годятся. Освобождать их придётся под Новое... Много лет я наполнялся изучением писаной и неписаной Торы, пророков признанных и непризнанных, но более прямого указания, чем у Моисея в Дварим (Второзаконие), не нашёл. А там всё просто. Иудеи, в день собрания всей общины у горы Хорив (Синай), просили Бога через Моисея: "Не надо нам больше слушать голос Господа, нашего Бога, и смотреть на это великое пламя, иначе мы умрём!" И Господь сказал Моисею: "Правильно они говорят. Я дам им пророка, подобного тебе - это будет один из них. Я вложу слова Мои ему в уста, и он будет возвещать им всё, что Я повелю возвестить".
  Как будто всё понятно... Осталось самое интересное - когда это случится и как узнать этого человека? Ведь он будет одним из нас. И Господь будет говорить не с Неба, а через Него. То есть человек возвестит Слово Господа, которое Он, Господь, повелит возвестить... Не то, что захотим услышать и увидеть мы, а то, что Он пожелает нам возвестить! И как же узнать Его? Только чистое сердце увидит родное...
  И вот - явлено Новое, совсем Новое и простое, Божье! Путь внутренней чистоты и Любви. Но мы привыкли искать путь там, где хотим искать, а не там, куда нас разворачивает Всевышний. Мы хотим освобождения от римского ига, а чисты ли мы внутри, чтобы уметь быть свободными?
  Машиах явил от Господа Путь во освобождение нас от самих себя, от врага внутри. Долог Путь, как долог и конец времён...
  Я слушал Захарию, а внутри сладко щемило: вспомнился Дед. Как эти старцы похожи! Я ощутил прилив сердечных чувств к Захарии, в нём чувствовалось что-то отеческое, и слёзы попытались подкрасться к моим глазам. Но я сдержался, лишь шмыгнул носом.
  Моё состояние не осталось незамеченным. Захария поднялся, шагнул ко мне, и мы обнялись. Слёзы мои капали на плечи старца... Как Велик Господь! Воля Его! Как удивительны эти робкие попытки позволить любви быть...
  - Благодарю тебя, Захария, за родное сердце. Вновь Деда и отца встретил...
  - Да будет так. Слава Господу. Мир полон Света. Когда видишь его и живёшь им - вот оно и воскрешение из мёртвых, - старец помолчал, глядя в пространство. - Воистину. Какой смысл говорить о любви к Богу, которого не знаешь, если не любишь ближних, которых знаешь... Евсей, говорят, ты и бесов изгоняешь? - Захария перевёл свой улыбчивый взгляд на меня.
  - Да, - кивнул я, - Иоанн научил. Вот только здесь, в общине, не смогу подтвердить слова делом - нет здесь таких, кого мог бы избрать бес своим домом. Да и невелика заслуга - беса изгнать, не своей же силой...
  - Да, силой Света. Но на это Вера нужна.
  - Опять же, Дед научил.
  - Вере не научишь, сынок. К ней приходишь только сам, своими усилиями, очищая своё сердце. А там, глядишь, и Царство увидишь... Есть у нас мальчишка один, где-то подцепил беса - или бес его. Поможешь, как будет время? Я уже не берусь, жизненной силы не так много осталось.
  Я кивнул:
  - Рад быть полезным, Захария. Давно не занимался этим, больше месяца, как бы навык не потерять.
  - Скажи-ка мне, Евсей, что говорил Иоанн о новых жизнях? Рождается ли человек вновь? Спрашивали ли ученики у Рабби об этом?
  - Да. Рабби говорил, есть такой закон. От чистоты сердца зависит, какую одежду можешь получить в новой жизни. Но не успели ученики расспросить Его, чтобы понять этот закон...
  - Благодарю, сынок, что принёс эту весть. Я ведь в юности в Александрии учеником Филона был - поклон и благодарение великому мудрецу. Филон дал мне многое: свой опыт, свои изыскания в отеческих преданиях, в устной Торе. Рано ко мне пришёл вопрос, лет в двенадцать, наверное, или даже раньше: разве может божественное в человеке претерпеть смерть? Если Отец создал нас по подобию Своему, то может ли быть такая сила, которая способна остановить жизнь этого подобия?
  - Захария, родной, мудрец и ученик мудреца, поделись узнанным тобой! Как думаешь, может ли человек в силу своей нечистоты получить "одежду" свиньи или шакала, к примеру? - задал я вопрос своего детства.
  - Не может, сынок. Но это моё мнение. Животная душа - это одно, человеческая - другое. Человеческой душе одежда человеческая нужна. Но Филон считал, что душа может быть воплощена и в животное, в змею, например, или в камень, если заслужила особо суровое наказание.
  - Почему мы не знаем, кем рождались в прошлом?
  - Всё в Воле Всевышнего. Если бы это знание было нам нужно, то Отец дал бы нам его. Думаю, Воля Высшая в том, чтобы новую жизнь мы проживали сызнова, с чистого листа. Но чувством, размышлением, наблюдением можно многое понять о себе... А неизвестное наше прошлое, поступки прошлого снова притягивают нас, чтобы исправить неисправленное. В этом ответ на древний вопрос: почему страдают, претерпевают лишения и невзгоды праведники, соблюдающие Тору? Эти страдания - последствия грехов, совершённых в прошлой жизни.
  - Получается, душа, исправляя что-то недостойное из прошлого, должна пройти через такое же испытание в этой жизни, только теперь поступить правильно, по Божьему, чтобы в ней стало больше Света, - рассуждал я вслух.
  - Да, родной, я согласен с тобой, вижу так же. И душа будет подсказывать, как поступать правильно в предоставленном событии. Ведь через неё говорит Господь. А нам следует прислушаться к душе, не пройти мимо её подсказки.
  - Благодарю, Захария. А каков же будет итог? Когда душа очистится и наполнится Светом Отца, что тогда? Воскрешение?
  - Наполнение души Светом, любовью - да, это воскрешение к настоящей жизни. И есть два основных рассуждения мудрецов, философов Торы, и не только Торы, об итоге... Мой наставник Филон был мудрецом и мистиком. Ты слышал о мистиках Меркабы - Движения Колесницы?
   Я помотал головой.
  Захария продолжил:
  - Иудеи-раввины принесли из вавилонского плена систему ритуалов для достижения божественных видений. Я не пробовал эту практику. А Филон владел ею. Это закрытая школа, о ней не принято говорить среди священников, но системой этой пользуются поныне, и в школе пророков тоже. Особое состояние достигается при помощи постов, очищений, многочасовых молитв с упоминанием имени Бога. И попадаешь в экстаз мистического общения с Высшим миром, на третье небо или выше, видишь божественные существа, ангелов, общаешься с ними. Филон говорил, что его забирали на пятое и шестое небо. Он верил, что прямое общение с Богом и, в конечном итоге, союз, слияние с Ним и есть цель жизни. А движение души по цепи перерождений - это путь освобождения из телесной тюрьмы и возвращения в высший мир, родной дом...
  Я не разделяю, сынок, этого взгляда. Тем более после того, как узнал Помазанника и принял Путь, принесённый Им. Я утвердился в понимании, что Царство не Там, а здесь, на Земле, должно открыться... Я думаю так: возвращение в жизнь телесную, череда воплощений - это время совершенствования, очищения души. Когда душа будет чиста, наполнена Божьим Светом, тогда можно будет обладать и вечным, совершенным, одухотворённым телом. Это и станет окончательным воскрешением из мёртвых. На всё Воля Господа!
  Ну вот, сынок. Разговорились мы сегодня. Любимую тему моей молодости затронули. Много лет возвращался я к этим вопросам... На сегодня, пожалуй, закончим. В больших размышлениях появляются большие вопросы. Но непросто рассуждать о непостижимом Большом, ещё не научившись любить, - Захария широко улыбнулся. - Да и устал я что-то сегодня.
  - Благодарю тебя, мудрейший, - улыбнулся я. - Дед Иоанн завершал общение со мной похожим образом.
  - Мудрые деды, дожившие до ста лет, все чем-то похожи, - поставил точку Захария.
  
  Глава 10
  
  Испытательный месяц пролетел незаметно. Испытание получилось условным: мы сразу включились в жизнь общины, стали её частью. А результатом раздельного проживания с женщинами нашего дружного отряда стало появление новой семьи: Назир и Юния не выдержали разлуки, быстро составили союз, и община выделила им отдельный шатёр из тех же тёмных шкур. Это была мастерская, где чесали и пряли шерсть. Решением совета старейшин её превратили на время в дом для молодой семьи.
  Пример Назира и Юнии заразил неизлечимым природным вирусом не только Асану с Аланом, но и Натана и Адонию - они стали дружить с сёстрами-близнецами, двоюродными правнучками или праправнучками Захарии. Это происходило на глазах всей общины, здесь всегда всё было на виду, да и размеры братьев и деяния не позволяли им оставаться незамеченными, так что обратного пути уже не было. Хотя вряд ли у них могли быть мысли об отступлении, они умели только наступать.
  Братья успевали везде: строили, ухаживали за красавицами сёстрами, по вечерам на поляне у реки занимались с молодёжью борьбой. Занятия эти стали заметным развлечением в общине - юноши старательно боролись, а девушки, взяв с собой жареные фисташки, ходили смотреть на это зрелище.
  Лука стал настоящим кузнецом, мастером своего дела. Я тоже появлялся в кузне каждый день, но не проводил там столько времени, сколько Лука. Я принимал участие в собраниях совета старейшин, куда меня пригласил Захария, в общих встречах два-три раза в неделю, в общениях со священником общины, который был выбран из верующих советом старейшин при решающем слове Захарии.
  За три месяца в общине мы с Лукой успели передать кузнечные секреты местному мастеру и двенадцатилетнему подмастерью: научили их изготавливать качественную сталь, поделились особенностями закалки для сталей разного назначения.
  Лука, поддавшись общему настроению или, возможно, опасению, что такой выбор невест больше не представится провидением, стал дружить с зеленоглазой девушкой. И конечно, для него это не могло быть (как случается в современности) несерьёзным шагом. Лука был ответственным, зрелым человеком, несмотря на свои восемнадцать лет. Хотя тогда уже в таком возрасте мужчина обычно уже думал о составлении семьи, а девушки и того раньше - таковы были условия жизни.
  Ну а я, глядя на всё это, крепко сдружился с мудрым старцем Захарией и занимал себя рассуждениями и размышлениями. Та часть моего сердца, которая у мужчины принадлежит женщине (у кого больше, у кого меньше), находилась далеко отсюда, в маленьком эллинском городке у южного берега Эгейского моря. А во мне эта часть была большой - меня очень тянуло к Ани. И не было дня, особенно вечера, чтобы я не вспоминал о ней: её глаза, её руки, её нежность... Видимо, поэтому я часто посвящал вечера разговорам с Захарией, когда друзья общались с девушками или занимались борьбой и общением с девушками одновременно...
  Поделюсь интересным из бесед с мудрецом, ставшим мне другом.
  - В общине не едят мясо. Почему, Захария? - спросил я. - Я не знаю слов Учителя об этом. И Дед ничего такого не говорил.
  - Это не связано с Машиахом, Евсей. В двадцать лет я ушёл из Александрии в Иерусалим. И был ессеем до встречи с Учителем. Мы не ели мясо, старались быть чистыми в ожидании Машиаха... Ессеи ждали Его почти двести лет, а узнали Его немногие.
  Мы считали, что мясо утяжеляет душу, так как в нём живёт страх убитого животного. Душа находится в земных оковах, как в тюрьме, а когда освобождается от оков, то радуется и возносится в Небеса. И чем чище душа, тем выше она возносится и больше радуется...
  Ну вот, очиститься желали все ессеи, а приняли Посланника единицы... Умная голова, и не только умная, заполнена многими умозаключениями - и своими, и чужими, и расставаться с ними не хочет, поскольку они уже стали частью человека... Это большая проблема. Любой человек, будь то царь или пьяница, хочет изменить всё вокруг под себя - кому охота менять себя под Божье?
  - О мудрец! Здесь в общине, в твоей общине, Павла называют лжеапостолом, вероотступником, пророком диавола. Это твоя оценка?
  - О мой друг, ученик мудреца и уже мудрец, позволь, как старшему по возрасту, сначала мне спросить тебя, - улыбался Захария. - Каково твоё отношение к Павлу, его учению?
  - Ох, - вздохнул я. - Попробую коротко. Как понимаю сегодня... Павел не был учеником Рабби. А апостол - это тот, кому Учитель сказал идти с Вестью ко всем народам. Но Рабби не был знаком с Павлом, а значит, не мог при жизни своей поручить ему такое. Значит, Павел не был апостолом по поручению живого Учителя.
  Павел узрел Христа в видении, без свидетелей того, что именно он узрел в этом видении, и получил задачу - идти к язычникам с Вестью о Христе, Слово которого не слышал и которого не знал при жизни Его.
  И я думаю, что Павел не мог видеть в снизошедшем на него видении настоящего Рабби: Учитель уже давно попрощался с учениками до нового Явления и ушёл к Отцу...
  Я не согласен с учением Павла, с его размышлениями о Христе. На мой взгляд, он попытался создать какую-то свою школу в иудаизме и вместо сакральности обрезания, кровного союза иудея с Богом Израиля, ввёл новую сакральную идею - кровь Христа, расплатившегося за грехи поверивших в Него и выкупившего всех нас на свободу. И на этом построил своё учение. Но в его письмах и посланиях почти нет Божьего Слова, высказываний, проповедей Учителя, лишь собственные выводы и озарения, которые ему якобы даёт Господь. Сам упоминает об этом в письмах своих. Пишет о себе, что распят вместе с Христом и живёт уже не он, а Христос в нём. Упоминает и о третьем небе, на которое был вознесён...
  - Да, Павел - мистик, - кивнул Захария. - Пророк откровений, явленных свыше, искренне поверивший в то, что было явлено ему. И вероятно, знакомый с практикой Движения Колесницы.
  - Захария! Ведь в Израиле куда ни повернись, везде пророки. И так было тысячу лет. Но почему-то в Закон включена малая часть от них. Кто принял такое решение? И как определяется пророк?
  - Сынок! С твоим взглядом на Павла я, в общем, согласен. А истинность пророка определяется только одним путём: если то, что сказал пророк, не сбудется и не исполнится, значит, этого Господь не говорил. Говорящий такое - лжепророк и даже подлежит смерти. Так определил Господь через Моисея. Быть пророком в Израиле смертельно опасно.
  - Ну вот! А Павел был убеждён, что Христос скоро вернётся и он, Павел, живой, во плоти, дождётся Его. Сначала, по его пророчествам, воскреснут уже умершие с верой в Христа, а потом мы, живые, вместе с воскресшими будем унесены на облаках встречать в воздухе Господа... Ничего этого не произошло. Павел не был вознесён живым на облаках. И в воздухе не появился Господь, который встречал бы живых и мёртвых... Пророчества его не сбылись. И Господь через него не говорил. Значит, он лжепророк.
  - Вот видишь, ты сделал вывод, который сделали и здесь. Моисей давно сказал, что Господь пошлёт того, кто будет говорить от Его Имени. Павел признаёт, что Иисус - Слово Бога, Помазанник. Но ведь только один может быть Помазанником и говорить от имени Господа. Если это Иисус, то Павел никак не может говорить от Имени Господа. Как и мы с тобой, - улыбался Захария. - Но письма и послания Павла продолжают расходиться по общинам и церквям империи, а с письмами распространяется и взгляд Павла на Христа, и люди на этом строят веру свою...
  Поэтому мы поступили просто. Здесь никто не читает послания Павла. Это моё решение. Возможно, не лучшее... Я не хотел бы, чтобы наша молодёжь, только крепнущая в вере, подходила к ней так, как предлагает Павел. Но, друг мой, если людям будет близко то, что проповедует Павел, они будут брать это, распространять и строить на этом веру свою, независимо от того, прав был Павел или нет. Поэтому так труден Путь исполнения истин Любви, принесённых Учителем... А вот чей пророк или посланник Павел? Привязывать ли его к диаволу? Я не сторонник подобных рассуждений и оценок. Такой вопрос может коснуться любого из нас. Когда мы поддаёмся на искушение, предложенное Искусителем, который знает нас лучше нас самих и умнее нас с тобой, и искушение становится поводырём нашей гордыни - чьим посланником и пособником мы становимся тогда? - Захария говорил неспеша, немного раскачиваясь. - Верно, становимся сторонником Сатаны.
  Сатана или Сата́н, Князь тьмы, Владыка демонов, диавол - ещё одна из тем наших бесед с Захарией.
  - Мудрейший! Сатана, Искуситель, Князь тьмы, диавол... Это всё об одном. Как понимаю из Торы и пророков, так обозначен ангел Господа - Сата́н, который в Воинстве Господнем находится слева от Него. А демоны, злые духи, тот бес, которого мне надо выгнать из мальчика - это чьи посланники, чьи слуги? Ангела Господа?
  - Интересная тема, Евсей, непростая. Конечных знаний или точных знаний об этом, как и о многом, мы не имеем и не можем, видимо, иметь. И к сожалению, не имеем ответов Учителя на эту тему. Такова Воля Высшая.
  Из устной и писаной Торы картина сложилась у меня такая... Скажу сразу, пока не ушли далеко, что не стал бы включать определение "диавол", то есть "Клеветник", в твой ряд.
  Без рассуждений приступим к выводам, исходящим из древнего Закона. Сатана - ангел Творца, создан, как и всё в Мирах, непостижимым Творцом. Ангелы созданы быть посланцами Творца. Значит, Сатана - тоже посланец Творца. Его назначение - искушать, соблазнять, подстрекать к совершению греха, а в конечном итоге - обвинять. Он проверяет человека на верность Господу, а неверного обвиняет перед Господом на Высшем суде. Незавидная роль. Но кому-то надо это делать. Соответственно, все демоны, злые духи и черти - это тоже творения Всевышнего. И созданы они для того же - мешать людям исполнять Волю Творца, приносить преграды, испытания, чтобы у людей был выбор между добром и злом, была возможность для духовного роста. Хотя, конечно, тут заложена и возможность падения. Но выбор свободен, он есть.
  - О мой мудрый друг! Получается, бес, который находится в мальчике, это тоже творение Господа. Это не вопрос, это вывод. Но какой выбор между добром и злом в такой ситуации? Как мальчик может сделать выбор, когда бес сидит в нём?
  - Значит, мальчик сделал неверный выбор до беса, а бес пришёл уже на последствия выбора. И теперь будет подстрекать его и дальше делать неправильный выбор.
  - Но мальчик ещё не знает законов.
  - А Закону не важен возраст. Закону не важно, знает его мальчик или нет. Закон действует.
  - Ответ получен, Захария! Но вопрос не исчерпан.
  - Так-так-так! - улыбался мудрец. - Продолжай, сынок, заставляй мои древние мозги шевелиться. Дольше жить буду!
  В такие моменты я настолько увлекался, что мои мысли (а было вечернее время) не могли соприкасаться с образом Ани. Вывод: о деле мужчине надо думать, а не о женщине.
  - О мудрец! Рабби поведал об Отце Любви и Света, который призывает нас любить врагов и ненавидящих нас, творить им добро, несмотря на их ненависть. И тогда мы шагнём в Вечность и перестанем знать смерть. Получается, один и тот же Творец провоцирует нас через своего ангела к греху, создаёт беса для мальчика, и Он же учит Любви бескорыстной к ненавидящим нас и подставлять вторую щёку, когда ударили по первой?!
  - Я пробовал обдумывать и этот вопрос, Евсей. Далеко не ушёл... Речь идёт о разных качествах Его Сущности, о разных гранях Всевышнего. Хотя древний Закон не говорит о Сущности непостижимого, лишь о Его деяниях. Мы сейчас перешагнули это правило.
  - Ну я-то язычник, необрезанный, не все правила знаю. А ты, Захария, иудей, дождавшийся Машиаха. И мы сейчас пробуем понять, какое Рабби имеет отношение к древнему Закону, исходя из того Нового, что Он принёс, - улыбался я. - Поэтому продолжаем - мы уже перешагнули. И получается, что один и тот же непостижимый и неизменный Творец сначала даёт заповедь "Ненавидь врага своего, око за око", а потом меняет своё мнение и даёт заповедь "Люби врага своего".
  - Таково действие Его, непостижимого. Для нового времени - Новый закон.
  - Ещё не всё, родной Захария. Учитель открыл нам Имя Господа, так сказано Им. Имя бога иудеев - Яхве, это все иудеи знают. Тогда какое имя открыл Рабби?
  - Да, сынок. Он открыл Имя Отца Любви и соответствующий этому Путь.
  - Тогда Яхве - это не Отец Любви?
  - Возвращаюсь лишь к одному ответу, другого у меня сейчас нет: "Владыка Миров создал всё и увидел, что всё, что Он создал, весьма хорошо".
  - Это допускает, что Владыка Миров мог создать и Отца Любви и увидеть, что это очень-очень хорошо!
  - Всё может быть, Евсей. Ибо Он создаёт Всё.
  - Но тогда я вправе выбрать Путь. Ибо выбор предложен. Мой Путь - это Путь Отца Любви и Света. Но не Бога избранного народа. Если Абсолютный Владыка Миров создал всё, то кроме Отца Любви, Он мог создать, как один из своих Миров, и Бога Израиля. И это невозможно отрицать, как, впрочем, невозможно и утверждать... Но Отец Любви не может в Сути своей сказать такое, что Бог Израиля сказал Моисею. Мудрейший, я приведу эти слова, сказанные избранному народу: "Когда Господь, ваш Бог, приведёт вас в страну, овладеть которой вы идёте, и изгонит из неё множество народов, семь народов, более многочисленных и сильных, чем вы, когда Господь, ваш Бог, отдаст их в ваши руки и вы победите их, то предайте их заклятию - уничтожьте! Не заключайте с ними договоров и не давайте им пощады. Не вступайте с ними в родство, не выдавайте своих дочерей замуж за их сыновей и не берите их дочерей в жёны своим сыновьям. Иначе они отвратят от Меня ваших сыновей, и те будут служить другим богам! Тогда Господь разгневается на вас и немедленно вас уничтожит"...
  Кровавая цена избранности! Заканчиваю, родной Захария, свои рассуждения. Для меня Новый закон несопоставим и никак не совместим с Древним законом твоего народа. Новый союз означает отказ от исполнения вышесказанного, отказ от исполнения сказанного Моисею и принятие единственного спасительного Пути - Пути Любви. И нет другого пути к воскрешению из мёртвых, о чём веками мечтают иудеи!
  Мы помолчали.
  - Горячо сказано, сынок. Но не могу не согласиться с конечным выводом, - Захария обнял меня.
  - Захария, хочу поделиться с тобой. Только не спеши отрицать, что услышишь, выслушай.
  - Тебя интересно слушать, сынок. Радостно, что следом идёт такое поколение. Слава Всевышнему, на всё Воля Его! Продолжай, Евсей.
  - У меня есть невидимые друзья, невидимые многим. Духи природы, Хранители земель или Хозяева. Мой близкий друг с детства - красивая девушка, которая красива всегда, Хозяйка оливковой рощи у меня на родине...
  - Ты всё же мистик, родной мой. Только без вспомогательных практик и очищающих голоданий, - обезоруживающе улыбнулся Захария.
  - Скажи-ка, старец, - спросил я, вспомнив Деда, - а кто есть ты? Каким образом ты увидел беса в мальчике? Ответь без шуток, если можно...
  - Я увидел его по проявлениям мальчика, - продолжал улыбаться Захария.
  - И только? - тоже улыбался я.
  - Ещё обратил внимание, что беса таких очертаний никогда не встречал, - шутливо поднял брови старец.
  - Вот оно! Ты мистик, Захария!
  Захария лишь хохотнул в ответ, совсем как это делал Дед, и сказал:
  - Внимательно слушаю продолжение рассказа про вечно красивую девушку.
  - Так вот. Оливия, так её зовут, появилась на Земле вместе с человеком, видела разных богов древности. Она говорит, что приходили боги, уплотнялись и рождали от земных женщин долгоживущих людей. Но главное вот в чём: она видит, как приходят и уходят боги, но откуда приходит и куда уходит человек, куда ушёл Рабби, она не видит. Хотя видит человека сорок дней после смерти тела, а потом человек огненной или солнечной вспышкой уходит куда-то... То есть она не видит Мир Отца, ни рай, ни ад, ни чистилище, если оно есть...
  - Вопросы очень интересные, родной. Есть о чём подумать и поговорить... Жаль, что возраст поджимает, - пошутил старец. - Но есть сразу вопрос или предположение к сказанному. Ты мог ведь и сам создать красавицу, своим воображением?
  - Такое можно предположить. Но её вижу не один я. И она жила и живёт независимо от моих мыслей. И имеет знания, которых не имею я. А если, Захария, я позову её, и ты тоже увидишь?
  - Погоди, сынок. Это будет слишком для одного вечера. Давай отложим до другого раза.
  - Хорошо, Захария. А по поводу бесов позволь не согласиться с тобой, мудрейший... Отец Любви и Света, наш Отец, не может быть отцом демонов. Ибо демон бежит от Света, как от смерти, опасней Силы для него нет. Свет порождает только Свет, но не Тьму...Ты натолкнул меня вот на какую мысль. Демонов способны порождать или породить мы сами. Мы ведь боги, мы способны творить, так как подобны Сотворившему нас. Только Тьму нам творить легче, чем Свет. Потому что мы только начинаем учиться любить... Это как в детстве: из страха можно слепить что угодно, хотя в пугающей нас темноте никого нет...
  Ну вот, пока всё. В следующий вечер подберу более точные слова...
  
  Глава 11
  
  Я шёл к мальчику по имени Агур, ему было одиннадцать-двенадцать лет, мне предстояло освободить его от одержателя. Начиналась весна - она там наступала в феврале. Запахи цветенья уже висели в воздухе, будоража мысли. Скоро дорога... Мать Агура спросила меня:
  - Мне лучше уйти?
  - Да, так будет лучше.
  А дальше произошла чрезвычайно удивившая меня встреча. Она изменила моё уже сложившееся понимание одержания, значительно раздвинув горизонты самой темы, и увеличила количество вопросов о мире, в котором я был рождён любимой мамой. Возможно, мне не хватит слов и понятий того времени, чтобы описать это чудо (в тот момент случившееся казалось мне чудом), но я постараюсь...
  Я спросил у мальчика, единственного обладателя беса в общине:
  - Агур, что расскажешь? Что стало не так, как раньше?
  - Евсей, я не всегда теперь сдерживаюсь. Чаще злюсь, могу накричать на маму, потом переживаю. Начинаю ни с того ни с сего спорить с отцом, как будто кто-то подталкивает: "Скажи ему так..." Не всегда сдерживаюсь, говорю... Если получаю оплеуху от отца, то кричу что-то плохое в ответ и уже не могу остановиться. Друзьям говорю слова, которые мне раньше в голову не приходили...
  - А что сейчас? Хочется ругаться на меня?
  - Нет, совсем не хочется. Я знаю, что ты мне друг.
  Пока Агур говорил, я присматривался к бесу. Он не торопился реагировать на моё присутствие или вообще не собирался этого делать. По рисунку был похож на небольшого человечка, которому кто-то взъерошил волосы на голове и забыл потом причесать...
  - Хорошо, Агур. Давай попробуем понять, что там у тебя. Помогай мне. Читай молитву. Вдвоём справимся.
  Агур кивнул. "Хороший мальчишка, - подумал я. - Зачем он бесу? Сходил бы в ближайшую деревню..."
  Я подошёл к мальчику, привычно воздел руки над его головой, начал молитву.
  - Чего ты хочешь? - неожиданно спросил голос Агура. Было понятно, что говорит уже не он. Агур виновато глянул на меня - мол, ничего не могу поделать.
  Я попытался улыбнуться, чтобы он не беспокоился.
  - Как всегда, - ответил я, - чтобы ты ушёл.
  - Хорошо, - ответил этот кто-то спокойно. - Могу уйти. И вернуться, когда тебя не будет.
  - Тогда мне придётся тебя растворить, - сказал я. Незнакомый сценарий начал вызывать волнение.
  - Огненным крестом? Не получится. Ты меня не создавал, значит, не можешь сделать обратное. Я - не умершее животное, - ровным голосом, без всяких хрюканий и рычаний ответил некто, вышел из поля мальчика и завис над ним.
  - Кто ты? - другого вопроса не было в моей голове, на которой зашевелились волосы.
  - У меня нет названия. Я - дух. Когда-то был посланием, - ответил он из зависшего состояния.
  Он умел пользоваться телом, речью Агура, не находясь в нём! Это тоже не добавляло привычной, наработанной уверенности.
  - Ты хочешь заговорить меня, отвлечь? - спросил я.
  - Зачем? Ты спрашиваешь, я отвечаю. Если мы закончили общение, могу уйти. Мне не нужна та сила, которую ты имеешь, которой пользуешься. Я пришёл за другой силой... Здесь её мало.
  - А кто послал тебя?
  - Заметь, ты сам спрашиваешь. Не могу определить, кто меня послал - это незнакомый мир. Я спал. Меня разбудили. Дали задание. Через меня должна идти сила, я нахожу её. Если силы нет - снова буду спать.
  - Какая сила тебе нужна?
  - Не та, которой пользуешься ты. Твоя сила - лёгкая, мне нужна тяжёлая.
  - Мы можем договориться? - задал я ненужный вопрос, понял это, следом сказал: - Сделаем так: ты уходишь и больше не приходишь сюда, в общину.
  - Договорились. Здесь почти нет питания для меня. Мне нужна была сила после пробуждения. Я нашёл её здесь. Теперь могу двигаться дальше. Этот молодой человек не может дать много нужной силы, у него другие планы. Община - место скопления лёгкой силы.
  - Если ты спал, значит, тебя кто-то создал? - моё любопытство не отпускало этого непонятного беса, точнее сказать, непонятное существо.
  Необычная история: пришёл изгонять беса и увлёкся общением с ним!
  - Меня создал тот, кто похож на вас, людей. Но он был другой, он умел пользоваться разумом. Это было... давно - у меня нет счёта времени. Я был посланием - он создал меня своими мыслями. И послал меня к такому же, как он, с сообщением: "Пора. Планета начала движение". Я вернулся к тому, кто меня создал, с ответным посланием: "Принял. Начинаем движение". Больше заданий не было.
  - А что было потом?
  - Не знаю. Я спал. Меня не было. Когда я был разбужен, вокруг был незнакомый мир. Много воды. Мой создатель не жил в воде.
  - А где ты проснулся?
  - В море. Там, где эта река впадает в море. Там, где был дом хозяина.
  - Как тебя разбудили?
  - Был толчок силы. Мне дали энергию действия. Вложили новую задачу - поиск тяжёлой силы. Я безошибочно нахожу источник такой силы.
  - А когда находишь эту силу, что с ней делаешь?
  - Наполняюсь ею, уплотняю. Она течёт через меня к тому, кто меня пробудил.
  - А где находится тот, кто пробудил?
  - Он не здесь.
  - Как поменять твою задачу? Или как сделать, чтобы ты спал?
  - У тебя нет возможностей изменить задачу. Это может сделать лишь тот, кто создал меня, и тот, кто пробудил. Заснуть могу только при отсутствии тяжёлой силы, при отсутствии питания.
  - Кто был твой создатель? Это человек?
  - Он разумен. Он знает, для чего ему разум. Его мысли упорядочены. Он подобен вам, но в нём нет тяжёлой силы. Вас можно отнести к одному виду, но вы не упорядочены, ваш разум в стадии становления... Во мне нет возможностей для точного сравнения.
  Мои вопросы зашли в тупик, они могли лишь крутиться по кругу, хотя во мне их было много...
  - Мне больше нечего у тебя спросить, - сказал я и почувствовал, как во мне поднимается раздражение. Вовремя поймал это шевеление, улыбнулся, подумал об Отце, о Свете, всегда льющемся на меня, и шевеление растворилось.
  - Ухожу и сюда больше не вернусь. Это не противоречит задаче, - сказал дух и метнулся в сторону...
  - Давай помолимся, Агур. - Мы помолились. Я спросил его: - Что скажешь, брат, на это?
  Агур вытер слёзы:
  - Благодарю тебя, пророк. Буду чаще молиться... буду по-настоящему молиться. Не хочу больше спорить с отцом и кричать на маму. И не хочу, чтобы этот дух пришёл снова, он пока сильнее меня!
  Можно представить, как озадачило меня общение с этим... существом. Проще будет выразить случившееся речевыми оборотами нынешнего воплощения.
  Я встретился почти две тысячи лет назад с существом, созданным мыслеобразами человекоподобного разума значительно более высокого уровня развития, чем наш.
  Этот разумный человек существовал на Земле в неизвестную эпоху, трудно сказать когда, но точно до Потопа. Кроме того, созданное им существо было перепрограммировано каким-то миром вне Земли на поиск и потребление определённого спектра энергии, излучаемой человеком. Получается, тот, кто переориентировал это существо, эту живую программу (как-то не хочется называть это "бесом"), обладал не меньшей силой разума чем тот, кто создал это существо силой мысли...
  От Агура я пошёл к реке, мне была очень нужна Оливия. Голова гудела от перегрузки. Нужно было общение с Оливией, да и просто увидеться: я соскучился, Оливия - это моя родина, а значит, Ани.
  Река жила весной. Цветение не знающей осени и листопада, всегда зелёной жизни, сочный запах ярких цветов, густое дыхание пальм... Всё это смешивалось в терпко-сладкий аромат и приятным томлением отвлекало от уже не кажущихся важными мыслей... Неповторимая весенняя женственность притягивала к влажной цветущей земле и убирала суетливую мужскую расчётливость и стремление к недодуманным действиям. Завораживающее таинство. Захотелось раствориться в нём, а потом, впитав этот нежный восторг, вновь собраться, но уже пропитанным этим сладким и терпким, насыщенным весной настроением...
  Оливия появилась не одна, вместе со светловолосой красавицей - Хозяйкой реки, обладательницей глубоких тёмно-карих глаз и гибкого стана с плавными изгибами.
  Оливия привычно прикоснулась к моей руке и стопам, как будто мы виделись только вчера. "Она знает, что я не забываю её, и всегда может прикоснуться к моим мыслям", - подумал я.
  - Рада видеть тебя, Евсей, друг Хранителей, - внимательно улыбались оливковые глаза.
  Хозяйка реки с улыбкой посмотрела на меня как на старого знакомого и прикоснулась ко мне так же, как Оливия.
  - Очень рад вашему появлению, друзья, - поклонился я. - Оливия, тебе трудно представить, как я рад. Соскучился по тебе, по дому, по Ани...
  - Заглядываю иногда в твои мысли, Евсей... Вижусь с Ани, люблю вас, дорожу нашей дружбой... Все мои подруги и друзья тебе в помощь - они знают пути твои! Знакомься - Лета, Хозяйка этой нежной, цветущей реки.
  Лета игриво обернулась вокруг себя, легко подпрыгнула и зависла в воздухе в полуметре от земли, рассыпав надо мной искрящиеся солнцем ароматные капельки влаги.
  - Ты что-то хотел у меня спросить? - улыбнулась Оливия.
  - Что-то хотел, - улыбнулся я. - Но это уже не кажется срочным...
  Оливия начала наигрывать колокольчиками чувственную весеннюю мелодию и плавно пританцовывать.
  - Не забывай, Ани с нами, - улыбалась она, продолжая танцевать.
  К танцу сразу же присоединилась Лета, девушки удивительно чувствовали друг друга. Танец Радующейся Весны - другое название не пришло в голову. Девушки кружились вокруг меня, Лета ещё подпевала колокольчикам, точно повторяя интонации нежной мелодии...
  В голове моей не осталось ни загадок, ни путающихся размышлений, ни проблем, лишь радостно-томное дыхание весны...
  - Всё-таки есть вопрос. Почему все Хозяйки такие красивые?
  - Мы умеем пользоваться вниманием, дорожить им, не требуя его, - пропела Оливия, продолжая танец. - И быть благодарными.
  - Мы не испытываем ярких эмоций: гнева, зависти, обиды, - подхватила Лета.
  - Нам не нужно ничем обладать, у нас всё есть. Нам нужно просто жить, - напевала Оливия.
  Танец постепенно замедлялся.
  - Ани необыкновенно красива, она знает наши секреты и наполнена жизнью, - говорила Оливия. - Она имеет редкий для человека дар - любить и не ждать ничего взамен от того, кого любит, и быть счастливой от того, что ей даровано... Она не умеет не любить тебя... Твёрдо делай своё дело, тебя всегда ждут... И ещё она умеет то, что умеем мы, но редко умеют делать земные девушки - соединяться с тобой, как бы далеко ты ни был. Она чувствует Вечность... Евсей, мы рядом... Сейчас мне пора возвращаться. Лета тебе поможет.
  Оливия прикоснулась ко мне, оставила в пространстве перезвон и улетела...
  - Красавица Лета, - собирая себя в весенней реальности и улыбаясь, обратился я. - Один вопрос. В твоём устье, выходящем в море, есть ли что-то древнее? Древние жилища?
  - Да, Евсей. Глубоко под скалой скрыт древний мир - так я называю это место. Там есть следы древней жизни. Остатки другой эпохи. Сейчас человек неспособен так строить свою жизнь.
  - А что это? И когда там была жизнь?
  - Когда я появилась, руины уже были. Умный дочеловеческий мир. Его разумность видна по остаткам жилищ, их величию... Прежние Хранители ушли вместе с тем миром. Так бывает всегда - их не стало, как не стало мира. Не стало и людей. Куда они ушли - не знаю, это зависит от их разума... Мать изменяется, как и всё живое...
  
  Глава 12
  
  Утром все знали: апостол договорился с могучим водяным бесом - тот поклялся в общину больше не приходить.
  - Сынок, что такого ты ему сказал, что он клятву тебе дал? - улыбался Захария. - И почему он водяной?
  - Эх, Захария, если б это было так! Бес провёл вчера со мной разъяснительную беседу. Как я понял, ему здесь неинтересно, и он пошёл туда, где живут нормальные люди.
  - Ну тогда рассказывай, победитель бесов, - обнял меня старец.
  Проговорили долго. Было изначально ясно, что дух нас не дурачил. Ведь судя по общению с ним, он не имел преобладающего человеческого качества - гордыни. А значит, говорить неправду ради личной выгоды не имело для него смысла.
  И картина получалась такая. Мы имели дело с духом, созданным похожим на человека существом, умеющим владеть своим разумом и не источающим гнев. И жил этот человек, как и дух, созданный им, не так уж далеко, в устье реки, много тысячелетий назад, ещё до изменения лика Земли.
  К тому же какой-то неизвестный мир нашёл этого духа, разбудил его и определил ему задачу: находить среди людей тяжёлую силу (страх, гнев, злоба) и передавать её этому неизвестному миру, который обитает где-то вне Земли.
  - Ну вот, Евсей, какое-никакое подтверждение того, что человек может создавать духов. Если у него порядок в голове.
  - У умного человека - умный дух. Правда, надо ещё знать, как это сделать... То, о чём человек думает, может само жить... - размышлял я.
  - А если человек не знает, как это сделать, но часто думает об одном и том же, это, пожалуй, тоже оживает. Знает об этом человек или не знает, а мысль его живёт, - неспешно говорил Захария. - А если он боится и представляет что-то в темноте... А потом снова боится и снова представляет такое же... У меня в детстве такое бывало. Потом начинает казаться, что оно там, в темноте, действительно обитает. Сам начинаешь верить в это, а ещё расскажешь своим друзьям, другим мальчишкам, и они тоже начинают что-то видеть, пугаться, - улыбался старец. - И в тёмном углу начинает жить чудище.
  - И остаётся научиться этим чудищем управлять, чтобы напугать ещё кого-нибудь.
  - А потом надо будет звать Евсея, чтобы освободил от такого чудища, - продолжал улыбаться Захария.
  - А если чудище не мальчишки придумали, а кто-то посерьёзнее, повзрослее, поумнее, кому нужна эта тяжёлая сила... Например, ангел по имени Сатан, который искушает человека. Тогда Евсей может и не справиться с таким бесом. Это не с отпечатками животных разбираться...
  - Евсей справится, потому что верит. А вот будет ли польза от твоей помощи тому, кто такого беса в себя впустил - тут вопрос. Страх, злоба, тяжесть внутри остались. А значит, бесу есть за чем вернуться. Особенно такому, про которого ты рассказал.
  - Путаница какая-то, мудрейший. У меня в голове путаница... Неизвестному миру, который намного умнее нас, зачем-то нужна от нас тяжёлая сила. Не светлая, а тяжёлая. То есть умному миру нужны горе и страх, чего вокруг в избытке... А все миры сотворены непостижимым Творцом миров. Получается, Он учит нас любить, источать свет, и Он же создал мир, которому нужна противоположная сила...
  - Всевышний, бесконечная хвала Ему, всегда непостижим и целесообразен, - проговорил Захария после недолгого молчания. - Но мы можем постигать себя, друг друга, и мир будет понятней... Расшевелил ты меня, сынок, благодарение Отцу! Молодая голова раззадорила деда...
  Да, допустим, этим умным духом - а он может быть такой не один - пользуется очень умный мир или Существо, которому для чего-то нужен наш страх и гнев. Как его ни назови - Сатана, Диавол, Князь Тьмы, Вельзевул, для нас с тобой это ничего не меняет. Он умнее нас, его духов-посланников мы растворить не можем и поставить им другую задачу не в силах.
  Но если этому бесу, духу-посланнику, нечем питаться, то он засыпает. И ему, естественно, нечего делать там, где нет для него еды - злобы и страха.
  А мы с тобой имеем путь, он лишает подпитки любых бесов, кому бы они ни принадлежали. Там, где Вера и Любовь, там нет страха, гнева, войны и крови. Наша задача проста - не источать из себя эту тяжёлую силу и рассказать, как это делать, желающим идти тем же путём. А не источать её можно только при одном условии - не отвечать на зло злом, учась подставлять другую щёку и отвечать добром тем, кто считает тебя врагом.
  Ты это знаешь, сынок, и без моих долгих объяснений. Но дай поговорить деду... Скоро дорога у тебя, вот и тороплюсь наговориться. Увидимся ли? Принесли вы в общину и силу, и мастерство, и духа добавили. Полюбили вас здесь... Знаю, не останешься, пойдёшь дальше. Но всё ж и здесь ваш дом!
  - Захария, родной. Да, ты знаешь, я пойду дальше. А друзья мои нашли здесь себе жён, составили семьи, все, кроме Алана и Асаны. Сами пусть решат, пойдут ли дальше.
  - Один попутчик у тебя уже есть, - улыбнулся старец. - Агур просит родителей отпустить его с тобой, хочет научиться побеждать бесов, как ты, и быть чистым внутри. Агур - настойчивый мальчик. Только твой отказ его остановит... Но я не уверен, что ему надо отказать. Он умеет чувствовать, что ему нужно, и быть твёрдым в решениях. Родители это давно поняли. Он зрелый человек. Видно, уже жил среди людей в таких условиях, где нужно было уметь принимать решения.
  - Тогда у меня нет выбора! Нас уже стало двое, - засмеялся я. - А вот насчёт прошлых жизней... Слышал, ты можешь видеть прошлую жизнь человека и иногда говоришь, что увидел. Может, скажешь что-то обо мне, мудрейший?
  - Вот оно что! Любопытство свойственно молодости. Иногда даже помогает, но не часто... - прищурил глаза Захария. - Не вижу я прошлое, Евсей. И вряд ли кто-то видит его ясно. Просто я долго живу. Опыт, чувства, размышления...
  Что думаю о тебе? В первый раз ты рождён. Чистая душа, нет тяжёлого земного опыта. И тебе даровано, Слава Отцу, воплощение рядом с Иоанном. Твоя чистая душа взяла то, что ей было предначертано. Возможно, в детстве ты не имел другого выбора, поэтому и выбрал Божье. Но ты сумел сохранить в себе этот выбор и укрепить его своими шагами, когда стал взрослым. Ты апостол, Евсей, воспитанный одним из близких учеников Христа, который не мог не увидеть в тебе предначертанное!
  Благодарение Господу за встречу с тобой, сынок. Буду ждать тебя на обратном пути. На всё Воля Божья! А вдруг дождусь? В сравнении с Ноем, мой возраст - всего лишь юность...
  Помолчали. Захария погладил меня по голове.
  - Вот Ноя упомянул - и вспомнил, что хотел тебе сказать. Я ведь родом из Александрии, ей чуть больше четырёх веков, молодая столица. Основал её великий македонец Александр во времена расцвета эллинского мира. Там много греческой философии, иудеев-мыслителей, воспоминаний о богах Египта, там великая библиотека и самая большая синагога...
  В юности мы с друзьями путешествовали на юг, вдоль Нила. И побывали в древней столице великого мира, очень древней. Это было сильное впечатление, Евсей. Зданиям, которые я видел там, много тысяч лет...
  К чему я это тебе рассказываю? К твоей любознательности и стремлению во всём разобраться. Нынешнее человечество вряд ли сможет построить такие здания, оно пока не имеет для этого возможностей. А вот когда заглянешь на обратном пути, расскажу тебе об интересном папирусном свитке из царской части библиотеки...
  Вечером собрались с друзьями в шатре, предстояло принять решение каждому, каждой семье, идти ли со мной дальше. Решение принимали мужчины - женщины знали, за кого выходили замуж.
  Я сказал, что до Евфрата пол-луны пути, возможно больше. С теми, кто захочет идти со мной дальше, будем ставить у реки общину. Решение надо принять к завтрашнему дню, взвешенное, ведь здесь, в общине Захарии, будут очень рады тем, кто останется. Ещё сказал, что не встречал в своих странствиях более сплочённой общины, чем эта.
  Асана первой подняла руку, сказала:
  - Я пойду с тобой.
  Следом то же сделал Алан. Натан пророкотал на весь шатёр:
  - Евсей, мы будем с тобой, пока ты не скажешь: "Хватит, братья. Не могу вас больше видеть, дальше пойду один". Назначай день отбытия, мы готовы! С нами хочет идти Харан, у него есть жена Иски́. Я бы взял их.
  Лука, улыбаясь, лишь развёл руками: мы шли вместе от дома, мы оба любили Деда.
  - Евсей, с нами просится Агур, - сказал он. - Возьмём его, если ты не против?
  Община устроила праздник дружбы и благодарности. Была весна. Солнечный, тёплый день клонился к вечеру. Общая трапеза, причастие с преломлением хлебов и чашей. Песнопения, красивые неспешные девичьи танцы под звучание струнного инструмента и дудки...
  Молодёжь устроила состязание по борьбе. Натан и Адония боролись вполсилы, но с серьёзными лицами, подбадривая соперников похвалой.
  В состязаниях "кто первым заберётся на пальму" (две пальмы равной высоты росли недалеко друг от друга) одним из победителей оказался Агур. В этот день ему исполнилось двенадцать лет. В наш отряд вливалось крепкое волевое пополнение. Девятнадцатилетний Харан тоже выделялся силой и ловкостью.
  Тронулись в путь утром. Нас было четырнадцать человек: шесть женщин и восемь мужчин вместе с Агуром. Мы не прощались с общиной Захарии, в наших планах было наладить связь: как только немного обустроимся на новом месте, пришлём вестника - возможно, нам потребуется помощь друзей.
  Мы с Захарией обнялись, растроганные до слёз.
  - Мудрейший, храню желание увидеться на обратном пути и всё тебе рассказать.
  - Буду ждать тебя, сынок. На всё Воля Отца. Слава Ему, благодарение за нашу встречу. Он с вами...
  Спустя пять дней пути мы покинули горы и вышли в долину, граничащую с Верхней Месопотамией. В солнечный прозрачный день далёкие снежные вершины виднелись на северо-востоке и востоке. Мы ступили на северные земли "Благодатного полумесяца", который являлся одной из точек зарождения нынешней человеческой цивилизации.
  
  Глава 13
  
  Наш отряд шёл по северной Месопотамии, за тысячелетия перевидавшей много войн. Юная человеческая цивилизация только начинала знакомиться сама с собой. Более или менее родственные народы, потомки сыновей Ноя, сражались друг с другом за плодородные, природно-орошаемые земли Междуречья, попутно развивая ремёсла, земледелие, культуру, искусство и товарно-денежные отношения. Спорили до братоубийственных войн о своих богах и богинях и распространяли свои культы на соседние территории, что приводило к поклонению одинаковым или подобным богам.
  Тогда, как и сейчас, единство отдельных народов основывалось на силе и выгоде взаимодействия на плодородных, богатых землях, а не на желании уважать друг друга и оказывать бескорыстную помощь.
  А если кругом война, то воевать хочется ещё сильнее. Таковы требования эпохи. Выйти за установленную эпохой этику взаимодействия народов редко кому удавалось...
  Во времена нашего похода Междуречье было окраиной великой Римской империи. А когда-то здесь была великая Ассирия и великий Вавилон, могущественная Персидская держава и прославленная империя Александра Македонского... Последние века Парфия с переменным успехом сражалась за эти земли с Римом.
  Народ Израиля мечтал о Междуречье со времён своей избранности. Ассирия и Вавилон в своих устремлениях не учитывали мечты израильтян и превратились в их исторических врагов. Хотя именно благодаря вавилонскому плену уцелели мудрецы Иудеи и устная Тора, а в Месопотамии возникли и на века укоренились иудейские диаспоры.
  На одном из привалов Алан отозвал меня после трапезы для разговора. Был тёплый вечер. Мы отошли вдоль ручья ниже по течению.
  Друзья иногда обращались ко мне словами "наставник" или "учитель". Такова была тогда традиция: у всех был один Учитель, но к тому, кого воспринимали знающим и соответствующим знанию, применялось определение "учитель", "наставник", "рабби". Друзья определили меня таковым, начиная с Луки, вместе с которым мы год назад покинули родной дом. Я же воспринимал себя вестником, апостолом - тем, кто послан с Вестью о Христе учеником Христа Иоанном.
  - Наставник, помощь твоя нужна, - начал Алан. - Ты знаешь всё написанное и ненаписанное о Рабби, знаешь Его слова... Опыт у тебя в отношениях... Женщины тебя любят и уважают...
  - Брат, ну хватит уже, долго начинаешь. Говори главное, - попросил я.
  - Не получается что-то у меня с Асаной... Люблю её сильно, ревную... Нравится она мужчинам, смотрят они на неё, даже в общине Захарии на неё так смотрели, будто съесть хотели.
  - Асана красивая девушка. Я тоже, бывает, любуюсь ей, - сказал я с улыбкой, приглашая товарища к открытому общению на непростую тему.
  - Так я и к тебе ревную, Евсей!
  - И что же делать?
  - Не знаю... Но разве можно так смотреть на чужую женщину?
  - А кому здесь Асана чужая? Мужчины всегда смотрят на женщин, а женщины - на мужчин. Так Творцом устроено. Это не поменять. Чем помочь тебе? Хочешь, чтобы я на неё не смотрел? Даже если постараюсь так сделать, вряд ли получится. Да и другие продолжат смотреть.
  - Это я понимаю... Но с вожделением нельзя смотреть.
  - Тебе можно, а другим нельзя?
  - Это ведь моя девушка, значит, мне можно.
  - Хорошо, она твоя девушка. А мучает тебя что?
  - Вот это и мучает. Что другие так смотрят, с вожделением.
  - А без вожделения можно?
  - Ну... Без - можно... Все люди друг на друга смотрят.
  - Верно. А как запретить другим смотреть с вожделением на красивую девушку?
  - Не знаю.
  - И я не знаю.
  - Так ведь заповедь запрещает смотреть на чужую жену, - чуть оживился Алан.
  - Алан, друг мой. Она тебе пока не жена. И если будешь так ревновать, то вряд ли ею станет... Заповедь же дана для того, чтобы ты не возжелал чужой жены, а не для того, чтобы ты смотрел, исполняют ли эту заповедь твои друзья... И с чего ты решил, что кто-то на неё с вожделением смотрит?
  - Мне так кажется.
  - Кажется - это только кажется. Если сам с этим не справляешься, спроси у друзей, как они смотрят на Асану... У меня спроси. Я отвечу честно: "Любуюсь иногда, но не превращаю любование в желание обладать". Тебе этот ответ помог?
  Алан пожал плечами:
  - Ну... немного помог.
  - Тебе, наверное, кажется, что не один я с вожделением смотрю на неё?
  - Да, - кивнул Алан.
  - Ну, спроси у всех друзей... Они ответят, как я. А дальше? Будет продолжать казаться?
  Алан снова пожал плечами.
  - Друг мой. Если ты решишься спросить у друзей и они ответят, как я или похоже, а тебе продолжит казаться... Тогда что это будет? Давай теперь ты попробуй ответить. Подумай и ответь.
  - Я понимаю, наставник, - после короткого молчания продолжил Алан. - Если и дальше продолжит казаться, после их ответа... значит, я не доверяю друзьям.
  - Да, Алан. А как мы будем строить общину без доверия?
  - Я хочу доверять! - Алан тряхнул головой, будто пробуждаясь ото сна. - Всё! Я уже забыл, выкинул из головы всё, что мне казалось - прямо сейчас!
  - На это может потребоваться время. Выкидывай свои подозрения из головы каждый день. И молись чаще, не забывай об этом в трудные минуты. Ты же умеешь это делать, просто не забывай о молитве, когда морок надвигается! Но до твоей занозы мы ещё не добрались. Если ты продолжишь ревновать Асану ко всем мужчинам и подозревать саму Асану, ты ведь будешь мешать любимой девушке дышать, знакомиться с миром, ей будет трудно с тобой. Она такой же человек, как ты... Ну не такой же, но человек, который острее, ярче чувствует, чем ты, у неё другие ощущения, цели другие, женские. Ей не надо завоёвывать земли, строить общины - ей нужен надёжный, добрый, сильный муж, который защитит её и детей.
  - И что мне делать? Я её люблю.
  - Так, начинаем всё заново. Похоже, что ты не только к мужчинам имеешь недоверие, но и к ней... Что она делает не так? Чем ты недоволен? Говори прямо.
  - Она смотрит с вниманием на других мужчин! - выпалил Алан.
  - Это уже было. Женщины будут смотреть на мужчин, а мужчины - на женщин. Это не изменить. Чтобы соединиться, надо смотреть, узнавать, твой ли это человек, общаться... Если она продолжает смотреть на других мужчин с вниманием, может быть, она не уверена в тебе? Может, видит твои сомнения, нерешительность и чувствует ненадёжность... Ты говорил Асане, что любишь её?
  - Да, говорил. А она улыбается: "Ты мне, Алан, тоже нравишься". И продолжает с другими общаться.
  - Ты же знаешь, один из мужчин принёс ей сильную боль, ещё и унизил в родном селении. А она его любила, доверилась ему. Теперь она с опаской относится к мужчинам, не доверяет словам о любви. Ей хочется убедиться, что это не пустые слова, как было однажды...
  - Что мне делать, чтобы её убедить?
  - Быть надёжным другом, несмотря на её действия. Ей же надо как-то удостовериться в том, что ты надёжный человек... И учись улыбаться в ответ, шутить по-доброму. Будешь учиться шутить - шути над собой, не над ней. Мужчина не должен обижаться на женщину... Запоминай, друг, и делай. Мне это когда-то говорил Иоанн, а он немало времени провёл рядом с Рабби... Кстати, Алан, а после признания в любви ты сказал ей, что желаешь видеть её своей женой?
  - Нет, не сказал.
  - А почему?
  - Не знаю.
  - Так и я не знаю... Зачем мы сейчас тратим время, если не говорим честно и прямо?
  - Ну, потому что... я её люблю. Но её осквернил нечистый мужчина...
  - И дальше что?
  - Как я могу взять в жёны нечистую женщину?
  - Зачем же ты говорил ей о любви? Она чувствует вот эту твою... ненадёжность. И правильно делает, что просто отшучивается. Молодец, Асана! Зачем ей такой муж?
  - Как зачем?
  - Девушка, женщина всегда хочет быть мамой, так заложено... Асана будет искать надёжного мужчину, от которого сможет родить ребёнка, тем более после того, что с ней было... Извинись перед ней, Алан. Расскажи, какой ты трус, почему не можешь взять её в жены. Скажи ей правду. И отойди от неё. Пусть ищет другого мужчину, более достойного. А ты ревнуй дальше, пока не очистишься...
  - Как так, наставник?!
  - Ты спросил, я тебе ответил... Неосквернённый нашёлся, чистый! Людей кто убивал за кусок хлеба?!
  - Я никого не убивал!
  - Ты помогал другим убивать людей ради еды. Ты осквернил себя, перс, своими действиями и мыслями. Какое право ты имеешь судить Асану? Вини себя. Она - чистый человек! Она ищет достойного мужчину. Как ты можешь осуждать её за грех мужчины? Он ведь обманул её, мужчина. А не она его...
  Алан замолчал. Опустил голову, заплакал.
  - Ты прав, Евсей... Что мне теперь делать?
  - Ты хочешь иметь её женой?
  - Да. Я люблю её сильно.
  - Заслужи её любовь. Извинись за свою неуверенность. Скажи, что любишь и хочешь, чтобы она стала твоей женой. И если она сразу не ответит, а так и будет, наверное, то никаких обид. Улыбнись, скажи: "Постараюсь быть достойным тебя". И продолжай дружить с ней, подставляя плечо и защищая от опасностей. Как только внутри поднимется ревность, отойди в сторону, помолись. Не получится отойти - молись там, где накрыло. Друг мой, у тебя нет сейчас другого пути. Постарайся сделать так, как я тебе сказал. Нужен будет ещё разговор - я рядом...
  Мы крепко обнялись. Вернулись к костру.
  В этот вечер, а это было на второй неделе пути, было принято решение (по предложению Натана), что рано утром Натан, Назир и Харан уйдут налегке вперёд. Чтобы изучить дорогу, разметить её, найти удобный для нашего отряда выход к Евфрату с возможностью переправы, затем развернуться и пойти нам навстречу. Направление движения выбрали по солнцу и далёкой вершине на востоке. Договорились, что меткой на тропе будут служить вырезанные ножом на земле клинья в направлении движения...
  Передовой отряд будет двигаться быстро, с недолгим сном (было безоблачное полнолуние), основной отряд - размеренно, с обычным ночным отдыхом.
  
  Глава 14
  
  Мы шли на восток, следуя меткам передового отряда: Натана, Назира и Харана. К вечеру второго дня увидели вдали караван, неспешно идущий на северо-запад.
  Сделали небольшой привал, решили пропустить караван. Он был небольшой: около сорока верблюдов и мулов, гружёных большими тюками, и пять-шесть всадников на лошадях.
   Спустя недолгое время караван остановился для разбивки ночного лагеря. От него отделились три всадника и двинулись в нашу сторону. Я подумал: "Если бы с нами не было женщин, вряд ли мы бы вызвали чей-то интерес".
  Всадники спешились, один из них почтительно поклонился. Это был хозяин каравана и двое его слуг. Черноволосый и чернобородый купец с цепким взглядом глубоко посаженных глаз был приблизительно моего возраста. Крепкого сложения, подвижный, с лёгкой, не сходящей с лица улыбкой. Одет в багряную шёлковую рубаху до колен, такого же цвета шаровары. На голове белый шёлковый платок с бахромой, завязанный по традиции этих мест. Хозяин представился сам. Его звали Гезер, он вёл этот караван из Ктесифона, столицы Парфянского царства, в Антиохию, главный город Сирии - это около трёх недель неспешного пути. Говоря это, он с неизменной улыбкой оглядел наш отряд, задержав взгляд на Асане, определил во мне старшего и пригласил нас к своей вечерней трапезе:
  - Мудрый странник, мир тебе и твоим друзьям! Дороги наши пересеклись по Воле Всевышнего, хвала Ему. Среди вас немало женщин, вам нужен отдых. Будьте моими гостями. Хорошее вино, редкие сладости, интересная беседа - мне есть что рассказать вам и, вижу, есть что услышать. Вас ждёт ужин и отдых, - поклонился купец.
  Мы приняли приглашение. Просто пропустить караван не удалось. "Значит, для чего-то это нужно", - подумал я.
  Просторный походный шатёр из хорошо выделанных светлых шкур. Внутри вместо стола раскатан ковёр яркой расцветки. Во главе ковра-стола хозяин каравана Гезер, по правую руку от него - крупный молодой тигр, воспитанник Гезера и друг, привезённый им из Индии ещё тигрёнком; ел тигр только из рук купца. Далее по правую руку два охранника и два молодых торговца - дольщики каравана.
  Было видно, что между тигром и хозяином особые отношения: зверь никому не позволит не то что обидеть Гезера - даже косо посмотреть на него.
  Еду и вино приносили две молодые рабыни с непокрытыми головами, в шароварах и платьях-рубашках невиданного кроя, подчёркивающего фигуру.
  Других женщин в караване не было видно, только мужчины: погонщики, грузчики, купцы-дольщики со слугами, охрана в лёгких кожаных доспехах.
  За столом-ковром наш отряд расположился по левой стороне от хозяина. Начинался ряд с Агура, за ним сидел я, потом Асана, Алан, Юния, Иски, жена Харана, Мария, жена Натана, Саламея и Лука, Иоанна и Адония.
  Вино было слаще и крепче обычного, неразбавленное водой. Женщины и Агур вино не пили. Агур, внимательный и исполнительный парень, сразу посмотрел на меня вопросительно.
  - Не надо, - сказал я, и он не притронулся к стоящей рядом чаше с вином.
  Еда была вкусная, особенно после постных трапез нашего пути: овечий сыр, хранимый в рассоле, каша из пшена, сушёное мясо, превращённое в горячее блюдо, сушёные персики, абрикосы, изюм, разные орехи, заваренные в медово-молочный щербет...
  И разговор шёл интересный. Гезер вырос в караванных дорогах, его отец был большим купцом в Вавилоне, родом из халдеев, как называли этот народ иудеи, мать - иудейка из вавилонской диаспоры. Сейчас домом Гезера был Ктесифон, главный город Парфии, стоящий на левом берегу Тигра.
  Древний Вавилон находился недалеко, на левом берегу Евфрата. В тех местах две великие реки, колыбель древней цивилизации, протекали совсем близко друг к другу. Ещё неделя пути - и они сольются в единое устье.
  У Гезера было три жены в разных домах, пятеро детей, были и наложницы. Он считался богатым человеком. Отец оставил ему большое состояние, сам Гезер значительно приумножил его путём караванной торговли. Из далёкой империи Хань он привозил шёлк, фарфор, бронзовые зеркала, уникальную китайскую бумагу и лекарства. Всё это пользовалось огромным спросом в Римской империи, как на востоке, так и на западе. За одну меру шёлка тогда давали три меры золота.
  Гезер рассказал о своём последнем большом торговом походе в северную Индию и южную часть империи Хань (Китай). В караване было много купцов, около тысячи верблюдов и мулов. В империю Хань везли парфянские ковры, военное снаряжение, изделия из золота и серебра, самаркандское стекло, лозу винных сортов, азиатских скакунов, верблюдов, курдючных баранов...
  В Индии, где Гезер обычно закупал или выменивал драгоценные камни, пряности и ткани, он видел людей, которые могли целыми днями вращаться вокруг себя с вытянутыми в стороны руками. Один из них объяснил Гезеру, благодаря торговле знавшему несколько языков, что вращением он добивается отрешённости от мира и слияния с Творцом.
  - Он мне сказал, что если так вращаться, то не нужны ни богатства, ни женщины, - смеялся Гезер. - И тогда я решил, что точно не буду так делать, чтобы не лишиться самого нужного в жизни... Но таких мудрецов, предпочитающих вращение ланитам красавиц, в Индии мало. Там тоже любят жизнь и не боятся жить. Мальчишка из низших каст там умеет улыбаться и радоваться. И расскажет тебе, что он бессмертен и обязательно вновь родится. И если сейчас он будет вести себя хорошо и постарается ничего не красть, то в следующий раз родится в касте повыше; ну, а если не красть не получится, то вернётся в свою касту, в ней тоже жить хорошо. Вот такая вера мне нравится! Это сколько же домов можно построить и сколько женщин сделать счастливыми!
   Гезер широко улыбался, разгорячённый вином, с каждой выпитой чашей всё чаще поглядывая на Асану. И продолжал рассказывать:
  - В последнем походе я встретил индуса, он живёт в горной общине. Там нет женщин. Они не знают женщин и не хотят их знать. Их род не продолжится, так как они не дают жизнь детям. Смысл их жизни, как я понял - не иметь никаких желаний. Странная вера. Зачем они живут? Уличные мальчишки счастливы оттого, что будут рождаться всегда. А этот монах хочет быть счастливым оттого, что не родится больше никогда... Ещё он рассказал мне о своём учителе, они зовут его Будда. Он достиг, как сказал этот монах, того, к чему они стремятся, и больше не родится: Будда слился с Творцом.
  - А в какого бога они верят? - спросил Лука.
  - В Единого, сотворившего всё и всех других богов. Как иудеи верят в единственного Творца миров. Только иудеи живут один раз, а потом попадают в ад или в рай. А в Индии люди рождаются много раз и не попадают туда, куда попадают иудеи. А кто-то, как этот монах, не хочет больше никаких жизней, ни ада, ни рая, и никаких женщин, а хочет вернуться к тому, от Кого пришёл и Кого ни разу не видел...
  - А что известно об их учителе? - спросил Лука.
  - Их учитель был из царского рода. Он имел дворец, прислугу, изысканную еду и красивых женщин. И ему не надо было для этого по полгода водить караваны, - засмеялся купец. - Но потом он решил, что счастье в другом. Наивысшее наслаждение - это не жизнь, не женщины, не вино, это - не иметь желаний. И Бог создал человека не для того, чтобы он радовался жизни. Не для этого! А чтобы научился не иметь желаний - с этим вернулся обратно к Богу и никогда больше не воплощался! Зачем?! Если там нет райских наслаждений, нет желаний, зачем туда возвращаться?!
  Мы выпили ещё. Я подумал: "Интересная страна Индия. Однажды кто-нибудь из нас - Лука, Алан или Назир, а может, Агур - пойдёт туда с караваном, чтобы рассказать об Учении Любви, принесённом Рабби. А я вернусь домой к Ани".
  - Скажи мне, мудрый и внимательный слушатель, - обратился ко мне купец. - А ты любишь женщин? Гляжу на ваш отряд и вижу, что не может быть по-другому.
  - Да, люблю, - ответил я.
  - Значит, ты испытываешь желания?
  Я кивнул:
  - И чувства, и желания.
  - Но ты не такой, как я. Ты другой. Чем ты отличаешься от меня?
  - Не думаю, что между нами большая разница. Я тоже люблю жизнь, - улыбнулся я.
  Купец рассмеялся:
  - И как ты поступаешь со своими желаниями? Ты же не убегаешь от них?
  - Как от них убежишь? Они найдут тебя вновь. Но когда не идёшь на поводу желаний, тогда очищается сердце. Так я думаю.
  - Как-то сложно. Ты ведь воплощаешь свои желания? - продолжал улыбаться Гезер.
  - Слишком общий вопрос, - улыбнулся я в ответ. - Я тебе так отвечу: если это принесёт кому-то боль или горе, или большое переживание, то постараюсь ничего не делать.
  - Ты же любишь жизнь, мудрец. Какое удовольствие ты в ней ищешь?
  - Вот здесь, наверное, и кроется разница между нами, купец... Удовольствие можно получить и тогда, когда преодолеваешь искушение, а не идёшь за ним. Каждый сам вправе выбирать, какое удовольствие он ищет... Я не собираюсь уговаривать тебя идти одной дорогой со мной, как и ты не уговариваешь меня. Кому-то удовольствие приносит создание богатства, владение дворцом, красивой женщиной, даже если она не твоя жена. Кому-то удовольствие приносит очищение своего сердца. Каков выбор, такова и плата. Каждый идёт к Господу своими путями.
  - Да. Разница всё же есть, - рассмеялся купец. - Ты имеешь рядом красивых женщин, не имея ничего. И идёшь в неизвестность. Я имею красивых женщин, имея много золота. Я иду к ещё большему богатству. Рядом со мной будет любая женщина по моему желанию. И она будет иметь всё и не будет обижена... Здесь есть загадка: не может быть красивых женщин там, где нет ничего - но они почему-то есть рядом с тобой!
  - Женщины, как и мужчины, разные. Кто-то ищет богатства и удовольствий и не ищет любви. Кто-то любит, будучи красивой женщиной, единственного мужчину и хочет только от него иметь детей, несмотря на то, что у него нет ни дворца, ни золота. Бывает и такое.
  - Не бывает! - твёрдо и чуть громче обычного сказал Гезер. Тигр слегка рыкнул на меня, поддерживая хозяина. Купец успокаивающе погладил его по голове.
  - У меня есть предложение, - продолжил купец. - Продай мне эту женщину, - он показал на Асану. - Она будет счастлива со мной, не будет знать никакой нужды. Я отдам тебе двух красивых молодых, очень сладких рабынь и дам золота на весь твой отряд... А у неё будет своё золото, свой дом, своя прислуга и красивые дети. Отпусти её, сделай счастливой!
  Алан побагровел, его ноздри раздулись.
  - Здесь только замужние женщины и невеста моего друга, - как можно спокойней ответил я. - В нашей общине нет рабов и рабынь, людьми не торгуем.
  - А давай спросим у самой девушки, хочет ли она быть счастливой? - сказал Гезер и повернулся к Асане.
  - Счастливой хочет быть любая девушка, - Асана посмотрела в глаза купцу и придвинулась ближе к Алану. - У меня есть человек, который мне дорог, к нему у меня есть чувства, и в нём я уверена. К тебе, купец, у меня чувств нет. И ты не такой мужчина, женой которого я хотела бы быть.
  - Это всё мелочи, слова. Чувства появляются вместе с достатком и своим домом, в котором всё есть. Я и жениху заплачу, много заплачу. Он купит и жену-красавицу, и дом, где пожелает. И будут у него и бараны, и верблюды...
  Алан схватился за рукоять короткого меча, висевшего у него на поясе. Тигр дёрнулся к Алану. Хозяин ловко поймал любимца за ошейник, перехватил ошейник левой рукой, притянул к себе зверя и обнял его за шею, прижавшись к нему щекой.
  С другого конца нашего ряда раздался спокойный бас Адонии:
  - Не стоит, хозяин, продолжать этот разговор. Ни к чему хорошему он не приведёт. Я перережу глотку любому, кто будет обижать моих друзей, а тем более прикасаться к ним. И имей в виду, с тигром твоим будет то же самое, если ты отпустишь его...
  Адония стоял во весь рост, рядом с ним поднялся такой же немаленький Лука, и это вместе со сказанным производило должное впечатление.
  Тигр рыкнул, встал, шерсть на загривке тоже поднялась.
  - Успокойся, родной, - обратился к тигру купец, придерживая его. - Я согласен, друзья. Прекратим этот разговор. Я был не прав. Лучше выпьем очень хорошего вина. От особой лозы.
  Гезер посмотрел на ближайшего к нему охранника:
  - Принеси для всех. Все выпьем.
  Страж и рабыни вышли из шатра.
  - Ваши женщины красивы. Но одна - особенно. Я погорячился, переоценил свои силы... Ещё не было в моей жизни случая, чтобы золото не сработало... Выпьем же хорошего вина! Отдохнёте до утра, возьмёте еды в дорогу, какой пожелаете. Отсюда до Евфрата рукой подать, день-полтора перехода.
  В той стороне от хозяина каравана, где сидели охрана и купцы, вино разливал из кувшина по тонким белым чашам охранник. На нашей стороне - красивая рабыня. Два кувшина... У меня возникло ощущение, потом убеждение - не пить.
  Гезер поднял чашу:
  - Мир вам, путники, и благословение высшее. Да будут наши дороги гладкими, а судьбы счастливыми! - и залпом осушил чашу.
  Я поднял чашу. На меня посмотрели Асана и Алан, я качнул головой: "Нет". Алан тоже поднял чашу. Женщины не прикоснулись к вину...
  Передо мной появилась Лета, чаша качнулась от её улыбки и выпала из моей руки на ковёр. Хозяин засмеялся:
  - На удачу. Сейчас принесут ещё.
  - Достаточно, - сказал я. - Хотелось бы закончить этот вечер.
  - Да, хорошо, - кивнул Гезер. - Этот шатёр в вашем распоряжении, для отдыха...
  Мы поднялись. Адония и Лука остались сидеть с опущенными головами. Иоанна и Саламея пытались привести их в чувства. В шатёр вошли ещё несколько человек охраны каравана.
  - Они живы? - спросил я.
  - Да, спать будут глубоко и долго. А эта женщина пойдёт со мной.
  - Зачем она тебе, если она не хочет быть с тобой?
  - Захочет... Я предлагал вам плату, очень хорошую плату. Вы отказались. Теперь я решаю, будешь ли ты жить, мудрец, или отправишься в следующее воплощение.
  - На всё Воля Господа, - кивнул я.
  Женщины зашли за наши спины. Алан и двенадцатилетний Агур обнажили мечи. Алан вышел чуть вперёд, он был готов встретить смерть. Тигр почувствовал напряжение, неровно бил хвостом как будто выбирал, с кого из нас начать, на кого броситься. Купец сдерживал любимца, зная, что тигр ради него разорвёт любого, стоит только отпустить его. Полукругом перед нами стояли с обнажёнными мечами охранники и два купца-дольщика...
  - Не двигайтесь. Если кто-то поранит моего тигра, я убью одну из ваших женщин.
  Вдруг Асана вышла из-за спины Алана и сказала нам, стараясь улыбаться:
  - Люблю вас больше жизни... Я пойду с ним. Я должна поговорить с ним. - Затем повернулась к купцу: - Я иду в твой шатёр, но с ними ничего не должно случиться.
  Нас связали по рукам и ногам. Адонию и Луку привязали спинами друг к другу. Они были живы, дышали ровно в глубоком сне.
  Спустя два, а может, три часа я услышал движение возле шатра, дыхание зверя. Затем короткий рык, и вдруг охранник вваливается в шатёр, падает мешком. Над его лицом раскрыта рычащая пасть тигра. Человек парализован страхом. Хвост тигра, как кнут, бьёт по воздуху, подтверждая, что зверь не шутит.
  Я сильно испугался, в голове забегала мысль: "Я - следующий!" Подумал, что Гезер отправил питомца полакомиться нами. Зверь откинул лапой меч охранника в мою сторону, подтащил охранника ко мне, вцепившись зубами в его нагрудные доспехи...
  Потом тигр разгрыз верёвки на моих запястьях (в этот момент я закрыл глаза). Дальше всё происходило так же быстро: я разрезал верёвки на своих ногах, освободил от верёвок Алана, Алан освободил остальных. Мы с Аланом связали охранника, Агур заткнул ему рот куском грубой кожи, вырванной зверем из нагрудника...
  Что произошло с тигром? Почему он так себя вёл? Я подумал: "Может быть, Хранитель этих земель так подействовал на зверя?" Осмотрел быстро пространство вокруг - никого не заметил.
  И вдруг всё же увидел... Но не вокруг, а в тигре. Не может такого быть... Мне показалось? Померещилось от страха? Тигр смотрел на меня глазами человека. Это было словно одержание, только наоборот: тигр был одержим человеком! Воля человека владела волей зверя. Мне даже почудилось, что у человека, который сейчас повелевает тигром, длинные волосы и разрез глаз, как у восточного кочевника...
  Начали шевелиться Лука и Адония. Тигр подошёл к их затылкам и коротко рыкнул. Это ускорило пробуждение. Алан рвался к Асане. Зверь повёл нас к шатру купца, с нами пошёл Агур. Приходящих в себя Адонию и Луку оставили с женщинами.
  Тигр таким же образом втащил в шатёр охранника купца и разорвал на его груди кожаный нагрудник. Алан ударил плоской частью меча по лбу лежащего охранника, хотя мог и не стараться - тигр уже ввёл беднягу в бессознательное состояние. В шатре горел факел. Навстречу нам резко поднялся Гезер, выхватил меч... Асана стояла в глубине шатра, приветствуя нас улыбкой - она была невредима.
  - Не оскверняй себя! - успел я крикнуть Алану.
  Гезер на мгновение растерялся - с нами был его любимец тигр. Алан шагнул к купцу... Спасло купца то, что проворный Агур забежал за его спину и встал на четвереньки. Купец попятился и опрокинулся навзничь. Тигр склонился над хозяином и рыкнул так, что тот закрыл глаза... Из глаз Гезера текли слёзы...
  Тут подошла Асана с кувшином:
  - Это то вино.
  - Выпей всё, что там есть, - Алан приподнял купца за ворот рубахи.
  Гезер выпил...
  Уже светало. Я услышал бас Натана:
  - Евсей, это мы!
  На сердце как-то сразу полегчало.
  Натан, Назир и Харан решительно зашли в шатёр. Снаружи уже собрались люди, но не решались заглянуть вовнутрь: они уже знали, что с тигром произошло что-то странное - он набросился на своего хозяина.
  Вошедшие с опаской посмотрели на зверя, но быстро поняли, что он сейчас тоже член нашего отряда.
  - Что делать, Евсей? Командуй, - сказал Натан.
  - Труби каравану сбор, пусть уходит своей дорогой, а мы уйдём своей. Спящего купца привяжи к верблюду, пусть спит во главе каравана.
  Труба Натану не потребовалась, он протрубил сбор своим басом.
  Рабыни вместе с охраной собрали нам еду в дорогу. Не сделать это было невозможно - тигр продолжал оставаться на нашей стороне. И моё мнение не изменилось: в звере был человек. Предчувствие говорило мне, что человек скоро уйдёт...
  Тигр проводил нас до небольшого холма и вернулся к верблюду, к которому Натан привязал хозяина каравана. Шатры уже были сняты. Караван готовился тронуться в путь.
  Асана прошедшей ночью вела долгие переговоры с купцом, в течение которых была одарена шелками и редчайшей в те времена фарфоровой посудой из империи Хань. Предметом переговоров были наши жизни взамен на её согласие стать женой Гезера. Завершиться переговорам было не суждено...
  Но дары Асана решила забрать с собой. Не взять с собой в те времена шелка и такую посуду для любой женщины было бы непосильным решением. И Алан с удовольствием взял на себя новую обязанность: нести на себе нетяжёлое, но особо ценное приданое.
  
  Глава 15
  
  В дороге я размышлял о событиях, случившихся с нами в караване, и конечно же, о поведении тигра. Вряд ли я ошибся - в нём был человек. Точнее, не сам человек или не весь человек, а какая-то его часть, его воля. А где тогда был сам человек? В караване? Кто он? Почему вдруг помог нам? Хотя "почему помог?" - не самый главный вопрос. Как он это сделал? И способен ли на такое человек? Может, это был ангел? Господь послал нам на помощь ангела? Всё возможно. Но я никогда не видел ангела. Значит, утверждать такое было бы неверно...
  Незнакомец с проницательным взглядом, который однажды в видении предупредил меня об опасности и вывел на общину Захарии? Да, он был особенным. Но взгляд у того, кто таился в тигре, был другой. Даже разрез глаз, как мне показалось, был восточным.
   И ещё. Бесы, как я уже понял, бывают разные. У некоторых в основе - отпечаток животного. И человек своей волей и чистой силой может повелевать таким бесом. Допустим, зверем можно управлять, даже не находясь рядом с ним. Но тогда надо уметь раздваиваться, что ли. А как это возможно?
   И что будет с тигром, когда его оставит наш неизвестный спаситель? Пощадит ли его Гезер? Ведь купец доверял только зверю, своему любимцу. А с любимцем что-то случилось: он предал хозяина, чуть не загрыз его самого. Вряд ли Гезер понял, что тот, кто был в тигре, не собирался убивать его. И узнаю ли я когда-нибудь, чем эта история закончилась?...
   Какие же мы, люди, разные! Кто-то получает удовольствие и радость от того, что берёт - берёт, не уставая, достаток, женщин, каких пожелает. А кто-то получает удовольствие от того, что отдаёт. Хотя отдавать любимую женщину непросто... А зачем её отдавать, если она тебя тоже любит и хочет быть с тобой?
   Да... Чем сильнее потакаешь своим желаниям, тем больше трудностей себе создаёшь. В чём-то правы те индийские монахи, о которых говорил купец, решившие уйти от желаний, чтобы не испытывать боль и беды этой жизни. Даже отказались от продолжения рода. А как же быть тем уличным мальчишкам, которые хотят рождаться вновь и вновь, неважно, в какой касте, если все мужчины решат отказаться от желаний, дабы вернуться к Богу? Откуда появятся новые тела? Получается, монахи, опасаясь страданий, не хотят давать жизнь тем, кто о ней мечтает? Хотя, может быть, они считают, что если кто-то не рождается, значит, он и не страдает... Такие соображения расходятся с учением Рабби: для Царствия Божьего на земле мужчины и женщины должны стать едины. Но что-то далековато нам пока до Царствия Божьего...
   Рядом со мной шагал Агур, он тоже пребывал в задумчивости.
   - Ну что, брат Агур, какие выводы сделал ты из этого приключения? - спросил я.
   - Не убивай того, кто хотел убить тебя. Надо учиться владеть собой. Тогда станешь мужчиной... и не будешь злым. Я не хочу быть злым, как Гезер. У таких, как Гезер, не бывает друзей. Мне не нужны деньги, мне нужны друзья и чистая совесть... Наставник, ты крикнул Алану: "Не оскверняй себя!" Я понял тебя. Я не хочу осквернять себя злом.
   - Молодец, Агур! Уже не помню, приходили ли мне в голову такие мысли в твои годы, - я приобнял подростка за плечи.
   - У меня есть вопрос, наставник.
   Я одобрительно кивнул.
   - Вчера и не только вчера я видел, как ты берёшь из еды что похуже, лучшее оставляя мне, Асане, Алану и другим. Я буду стараться делать так же. Мне понравилось. Это воспитывает волю. Тебя кто-то научил так поступать?
   - Да, Агур, меня научил этому Иоанн, а его - Рабби, - сказал я. И добавил, подумав: - Вот ещё задача для тебя: постарайся в мыслях не мстить Гезеру, не злиться на него. Если накатывает злость, молись коротко, вспоминай первые строки молитвы. Учись, Агур, не оскорблять человека не только действием или словом, но и тем, что находится здесь! - я показал пальцем на свою голову. - Ударили по одной щеке - подставь другую, помнишь? Думай спокойно, без злобы. Пусть даже купец думал убить нас - но ведь не убил же! Скорее всего, он, торгуясь таким образом, добивался любви Асаны. Согласись, Асана - красивая девушка! Вот так и думай. Правды мы всё равно не узнаем, но лучше думать так...
   К середине второго дня мы подошли к Евфрату в том месте, где уже побывал наш передовой отряд. На другой стороне реки находилась небольшая деревня, домов на тридцать. Нас заметили мальчишки, поджидавшие на берегу. Натан махнул им рукой, они ответили похожим приветствием.
   В камышах была спрятана лодка. Мальчишки втроём вытолкнули её, затем один из них, постарше, запрыгнул внутрь, держа наготове весло. За пять быстрых ходок Юлий - так звали лодочника - перевёз всех нас на другой берег.
   Эта деревня стала нашим домом. Пришла пора остановиться и начать претворять в жизнь мечту Деда. Всё, как он хотел: большая река, друзья, некоторые даже с жёнами, дружными между собой и мечтающими о своём доме.
   Как оказалось, Саламея и Юния уже носили в себе новую жизнь. И судьба предоставила нам плодородный уголок на живописном изгибе реки.
   В деревне проживали тогда, наверное, человек восемьдесят: фригийцы, греки, сирийцы, армяне, парсы, мидийцы, халдеи. Жили в стороне от торговых путей, просто и бедно, а значит, во взаимопомощи. И без рабов. Откуда здесь было взяться рабам, если у селян не было денег на их приобретение, тем более, что до ближайшего невольничьего рынка десять дней пути? Здесь помогали друг другу за доброе слово и еду. Те, кому это было не по нраву, в деревне не задерживались, они шли дальше за удовлетворением своих желаний - и за мудростью.
   Вечером после прибытия я рассказал сельчанам, как образовался наш отряд, представил каждого. Поведал о Явлении Посланника на земле Израиля, о том, как Учитель творил чудеса, изгонял бесов и даже воскрешал мёртвых. Что после казни Учителя ученики видели Его живым, общались с Ним, и Он обещал прийти вновь во Время Суда.
   В деревне нашёлся свой "свидетель" рассказанного мною. Он слышал в Ктесифоне, на караванном рынке, об Иисусе, Сыне Божьем, который воскрес из мёртвых, покарал молниями небесными своих палачей и вознёсся в теле на облака, где Его ждал Зевс. Это "свидетельство" произвело сильное впечатление на сельчан.
  А поставило точку и сроднило нас с местными уже настоящее чудо. В деревне был всего один кузнец, пожилой уже человек, как оказалось, одержимый бесом-ворчуном. В последние пару лет стало непросто договориться с дедом насчёт кузнечных работ. Кузнец сделался раздражителен, ворчал в ответ на просьбы односельчан, часто болел. "Что-то рано состарился наш кузнец", - заключили люди.
  В первый же вечер нашего знакомства с местными бес себя и проявил. И правильно сделал. Кузнеца сразу затрясло, от неожиданной встречи с Силой одержатель стал нести околесицу. Мы быстро с ним справились. Подозвали Луку, взяли кузнеца в молитвенный круг. Бесу, конечно же, не поздоровилось. Он взвыл и, как всякий молодой бес, тотчас стал угрожать и ругаться. Старые бесы, более опытные, обычно начинают торговаться, предлагать варианты взаимодействия, то есть пытаются рассеять внимание изгоняющих. А ругаются и угрожают потом, уже поняв, что их хитрость не возымела действия и придётся оставить свою обитель.
  Я, конечно, внутренне обрадовался, что в старике сидит не редкий тысячелетний бес, собирающий тёмную силу для неведомого мира. Хотя такому бесу-собирателю и нечего было бы делать в этом человеке и в этой деревне.
  Так вот, предназначенный нам молодой бес немедля выскочил из кузнеца. Я успел поймать нечистого в золотисто-огненный крест, чтобы он не смог вернуться. Запах палёной шерсти разнёсся над поляной...
  Этот случай разом убедил сельчан, что в нас присутствует божественная сила. Чудо есть чудо, действует убедительно, но не вечно - требуется подтверждение. Довольные сельчане предложили нам занять два пустующих дома, отживающих свой век, и пообещали помочь в строительстве новых жилищ.
  С этих двух домов и началась община, которую мы назвали общиной Иоанна.
  Счастливый старик-кузнец, отныне получивший прозвище Неворчун, предоставил в наше распоряжение ветхую кузницу и запасы железа, скопившиеся за время его ворчания. А ещё указал ближайшие места, где выходила на поверхность хорошая руда.
  Стояла жаркая весна. Мы немедля приступили к строительству двух глинобитных домов. Здесь редко строили из камня, так как каменоломня была далековато.
  С десяток местных мужчин и деревенские мальчишки сразу пришли на помощь. Вскоре эти мужчины попросились к нам в общину, почти все они были семейными. Мы не стали устанавливать испытательный срок, решили, что принятие водного крещения и будет вступлением в общину. Перед таинством крещения следовало три дня поститься, читать евангелия и выучить молитву. Евангелия людям читал Лука, с остановками и пояснениями. Он же помогал им учить молитву - читать в деревне умели немногие.
  Почти в одно время со строительством жилищ приступили и к возведению молитвенного дома, так как была явная необходимость в помещении для чтения и обсуждения Писаний, для молитвы, собраний и общих трапез с причастием и преломлением хлебов.
   Обычно день у мужчин начинался так: рано утром с благодарностью Господу и силам земным омывались в реке (женщины омывались за поворотом реки), творили молитву и приступали к строительству храма; прерывались на завтрак - женщины приносили еду - и продолжали трудиться на храме до обеда. После обеденной трапезы до темноты строили два жилых дома. А месяц спустя начали сооружать третий дом: подростки под предводительством Агура превратились в действенную силу.
   Место для храма определили на невысоком плоском взгорке у реки, где на сочной траве любили отдыхать лошади. Здесь можно было увидеть прозрачный столб силы, исходящий от земли.
   Оливия познакомила меня с Хранительницей этих мест, возможно, она была и Хозяйкой реки. Её звали Хэва. У неё был яркий женский облик, не девичий, а именно женский, зрелый, всё в ней излучало благородную силу: глаза, форма бровей, улыбка, грудь, бёдра, густые вьющиеся волосы, тёмно-каштановые. Хэва была добра и строга, весела и серьёзна, и пронизывающе откровенна. Это предполагало безусловную открытость и того, кто общался с ней. Внимательная Хозяйка читала мои мысли, едва они зарождались.
   - Приветствую тебя, друг Хранителей. Я довольна, что вы здесь! Это чистое место, много ровной силы и нет дорог войны. В таких местах следует отдавать, а не беречь в себе. Иначе движение силы вынудит уйти отсюда. Или придёт болезнь... Многие из тех, кто вас здесь встретил, смогут присоединиться к вам. Эта земля учила их быть чистыми, а вы принесли им смысл.
   - Мир твоему дому, Хэва! Благодарение тебе великое, что открыла перед нами свои земли. Ты Хранительница необычайной силы, пронизываешь взором насквозь. Ты видишь любое движение моей мысли, обволакиваешь своим вниманием. Мне нет смысла говорить с тобой и даже думать, - я искренне, широко улыбнулся. - Я просто приветствую тебя от всего сердца.
   - Я древняя богиня, очень древняя, - улыбалась Хэва. - Я умею брать внимание. Мне не нужны подношения. Очень давно знаю человека... На Земле мало таких мест, обиталищ первых Хранителей. Эти реки текут здесь издревле, издревле живут здесь люди. Когда я появилась, ещё были люди, обладающие знанием - остаточным знанием. И жизнь их длилась долго. Потом остались только те, кто есть сейчас: полуслепые, неуравновешенные, с сильными противоречивыми чувствами. Прежние знания не нужны полуслепым людям - не увидят. И даже их жрецы имеют немногое - они тоже полуслепы...
   Ты и твои люди нужны здесь, друг Хранителей. Для равновесия сил. Хоть это и недостижимо. Я всегда буду вам в помощь. Это необходимо моей Матери. От вас же мне не нужно ничего из того, чем люди привыкли одаривать друг друга и что ценно для них. Достаточно вашей чистоты. И благодарения Жизни за дарованное вам...
   Хэва умолкла и посмотрела сквозь меня, затем продолжила с улыбкой:
   - Наше общение видит сейчас местная женщина, фригийка. Я позволила этому быть - в помощь вашему делу. К закату дня в каждом доме будут знать, что ты общался с великой богиней. А значит ты - могущественный жрец, раз боги сами приходят к тебе...
   После этого события в возведении молитвенного дома стала принимать участие вся деревня. И строительство наших жилищ пошло веселей.
   К осени все жёны уже носили в себе жизнь, Асана в том числе. Алан и Асана наконец-то стали семьёй. Это послужило поводом для большого праздника, совпавшего с началом сбора урожая. А по Юнии и Саламее было хорошо заметно, что уже совсем скоро появятся первые дети, рождённые в общине Иоанна.
   К зиме были готовы дом молитвы и жилища для наших семей. Зима здесь - одно название, недолгое время для отдыха Матери.
   Появился дом и для нас с Агуром. Мы стали жить вместе. Агур испросил дозволения называть меня своим отцом, он стремился к послушанию и полностью доверял мне. Такова была Высшая Воля. В те времена никому из нас не могло прийти в голову противиться ей.
   Место нашего поселения было удивительным. Такого плодородного во всех отношениях края я не видел ни до, ни после описываемых событий. Изобилие солнечного тепла, достаток влаги, богатая почва, великая река со вкусной водой, оберегающее присутствие Хэвы... А ещё красочные виды, когда закатное солнце освещало далёкие горы на востоке и на севере. Здесь не было никакой необходимости лишать животных жизни, чтобы потом их съесть. Река давала столько рыбы, сколько было нужно.
   Море сочной луговой травы, насытившись которой животные давали сладкое молоко; козлята, телята, жеребята не могли столько выпить, с избытком хватало и детям, и взрослым. Молоко топили, сквашивали, делали масло и брынзу.
   А какой там был виноград! Какое плотное, сладко-терпкое от солнца и вкусной воды вино!
   Здесь было всё, что в ту эпоху считалось необходимым для жизни. Не было только Ани. Но такова была наша с ней судьба. Мы сами выбрали предложенную разновидность счастья...
  
  Глава 16
  
  Воспоминания просачиваются из чувств дымкой образов. Там нет определённости во времени, нет расстояний, нет названий. Даже имена всплывают из чувств не сразу и не все.
   Я прожил на берегу Евфрата три или четыре весны. Сопоставления из нынешнего времени говорят, что четыре. Это было счастливое, яркое время в кругу друзей. Интересно проявляет себя память: имена помню не все, а то, что в начале февраля цветёт миндаль, а следом абрикосы и персики, помню ясно и даже чувствую запах...
  Во вторую весну мы построили новую кузню. К середине лета печь уже пахла свежей известью и раскалённым металлом. Полдня мы с Лукой проводили в кузне, во второй половине, до заката, всегда что-то строили. Ученики в нашей мастерской - черноволосый Агур и русоволосый Юлий, сын армянина и гречанки.
  В то же время заработала плотницкая мастерская во главе с Назиром. Алан включился в уже существующую в деревне гончарную. Харан вместе с Адонией расширил кожевенную мастерскую. Натан был старшим по строительству, с ним, как обычно, трудилась вся молодёжь деревни. А вечерами, три раза в неделю, независимо от погоды, Натан с Адонией обучали борьбе всех желающих мужчин. Все мужчины деревни возрастом от четырёх до пятидесяти лет (бывало, и старше) приходили на эти тренировки. Там же учились биться на мечах, изготовленных Назиром. В тренировках с мечами использовались приёмы рукопашного боя...
  Когда перестаёшь быть вестником на длительное время и жизнь становится оседлой, и все друзья имеют семьи, где часто рождаются красивые дети, желание быть рядом с любимой звучит внутри неизбежно и часто. Обилие дел и общения занимают внимание весь световой день, но когда наступает вечер и добираешься до горизонтального положения, вот тут мысли о любимой заполняют тебя всего, желание близости перекрывает всякие рассуждения.
  Я не принадлежал к редкой в те древние времена разновидности мужчин, которые умели жить без женщины, обходиться без её присутствия рядом. Мало того, ещё и мечтал о трудноисполнимых, возможно, несовместимых задачах - обойти мир с вестью об учении Любви и прийти к единству мужского и женского. Хотелось осуществить и то и другое, но допускал, что кое-что сделать не получится и доделывать надо будет уже в следующем рождении, где очень хотелось бы оказаться вместе с Учителем и Дедом.
  А здесь, на берегу Евфрата, я учился проводить вечера и ночи без Ани. Меня сильно тянуло к ней. К тому же я часто ощущал её мысли, а иногда, как мне казалось, и её присутствие рядом.
  Обычно после вечерней молитвы, перед отходом ко сну, моя голова трудилась последовательно в трёх направлениях. Просматривал свои слова, действия и мысли в событиях прошедшего дня и сверял с пониманием правильного, чтобы в следующий раз в подобных ситуациях иметь возможность поступить по-другому. Потом копался мысленно в способах закалки сталей разного назначения, обдумывал понравившиеся идеи, чтобы потом попытаться их исполнить.
  А перед тем, как уйти в сон, я отправлялся к Ани: восстанавливал в памяти наш дом, расположение некоторых вещей, как любила размещать их Ани... А вот и сама Ани, её взгляд, улыбка, её дыхание, нежность... Дальше начиналось самое непростое, но очень желаемое: я учился соединяться с Ани, сливаться с ней в одно.
  В начале этой учёбы со мной случалось или перевозбуждение, или засыпание от усталости. Последнее было лучшим выходом, ведь во сне иногда продолжалось то, что я представлял, засыпая: тогда наше соединение с Ани приводило к яркому естественному завершению. Но если я перевозбуждался, что поначалу случалось часто, то не знал, как поступать с этой собравшейся в точку силой; ходить по ночам в кузню было не лучшим решением. И воспитан был Дедом в древних правилах - не позволял себе сбрасывать семя самоудовлетворением...
  Но всё же третьей весной я научился так соединяться с Ани, что сочная природная сила разливалась волшебным нектаром по всему телу аж до макушки головы, и это не было кратковременным событием. И я надеялся, что Ани испытывает в эти мгновения что-то не менее замечательное, ведь наибольшее удовлетворение получалось от того, что я ощущал её восторг от такого свидания.
  Это умение, наконец-то проявившееся в моей жизни, не уменьшало, а наоборот, разжигало желание вернуться в свой час к Ани, на берег Эгейского моря. С наступлением четвёртой весны я сказал себе, что община наша уже достаточно крепка, а значит, наказ Деда выполнен и надо начинать думать о движении в Парфию. А находилось Парфянское царство уже совсем недалеко, в половине луны пути, там, где несла свои воды великая река Тигр.
  И теперь я ждал знака, какого-то события, чтобы продолжить путь вестника...
  В моём рассказе о полноте ощущений от воображаемого слияния с Ани можно поискать вопрос: неужели нельзя было найти женщину в деревне, которая с пониманием и желанием сделала бы шаг к близости со мной?
   Если коротко... Такой свободной женщины со взаимным чувственным притяжением не было в нашей небольшой деревне. А главное, я понимал, что моя любимая сразу почувствует присутствие в моей жизни другой женщины, и это принесёт Ани переживания и боль, несмотря на её отважное согласие на моё возвращение со второй женой. Ани умеет чувствовать меня, ей достаточно переживаний обо мне и без появления другой женщины в поле моих чувств...
  Возможно, все эти умные рассуждения могли бы поколебаться, если бы в реальности появилась женщина, которая тронула бы мои чувства. Но мне тогда повезло - этого не случилось...
  Конец лета. Уже блестит паутина. Мальчишки переправили с другого берега реки одинокого путника. Это был пророк - проповедник из Иудеи Авишай. Он шёл с вестью о наступлении конца времён и приходе Машиаха.
  Правило первых общин - принять пророка, дать ему кров и пищу, предоставить ему возможность возвестить перед общиной своё откровение, но не оценивать истинность пророка по услышанному от него. Пророк мог задержаться на второй день, но будет ли он снова говорить, решала община.
  Если пророк задерживался на третий день и не приступал к труду, который ему предлагала община, то он считался лжепророком.
  Обычно истинность пророка определялась по его нраву. Считалось, что за первых два дня, отведённых ему, можно было увидеть, соответствует ли сам пророк тому, о чём говорит, к чему призывает.
  Если люди видели несоответствие, они должны были отправить его дальше в путь, дав ему еды в дорогу, и передать через посыльных в близлежащие селения, что по их землям идёт лжепророк. В такой ситуации у бывшего пророка оставалась возможность покаяться перед всеми и принять тот труд, который ему предложит совет старейшин общины (совет диаконов), если собрание общины решит предоставить ему такой шанс. И такая возможность - через труд и смирение вернуть доверие к себе - обычно предоставлялась...
  Выслушали Авишая в доме молитвы. Он шёл из порабощённой Римом Иудеи, где под страхом смертной казни запрещалась всякая попытка восстановления иерусалимского Храма - разрушенной до основания святыни Израиля. Целью его пути были города Месопотамии: Нисибин, Ашшур, Ктесифон, Селевкия, Вавилон - там находились крепкие, богатые иудейские диаспоры. Авишай возвещал явленным ему откровением о наступлении конца времён и приходе Машиаха - царя, который воссоединит избранный Богом народ, освободит его от рабства, восстановит Храм. И призывал иудеев к покаянию и очищению через полное погружение в воду. Сто лет назад подобное уже происходило: Иоанн призывал к покаянию, крестил в Иордане и возвещал о приходе пророка над всеми пророками. Иоанн тогда не только возвестил, но и имел смелость указать иудеям на Помазанника. А вскоре лишился и головы, и звания пророка...
  Когда Авишай закончил говорить, Лука вознёс хвалу Всевышнему, поблагодарил гостя за сказанное. Коротко рассказал, что мы есть те, кто уже дождались Помазанника. Предложил Авишаю участвовать в утреннем омовении в реке с предшествующим этому покаянием пред Отцом.
  Авишаю было предложено от совета диаконов отдохнуть после долгих дорог, участвуя по желанию в жизни общины, а через три дня продолжить свой путь. Авишай с благодарным поклоном принял предложение и попросил дать ему возможность потрудиться во благо общины.
  Появление Авишая было для меня знаком: пора. Решил идти в Парфию вместе с ним, ведь тогда мне не надо будет брать в попутчики никого из друзей, они очень нужны здесь, в нашей молодой общине. Со мной рвались в дорогу Агур и Юлий, но я твёрдо сказал им "нет" - пусть мужают рядом с друзьями и близкими, их час ещё придёт...
  Уходили мы рано утром, после омовения и молитвы. Тогда в дорогу недолго собирались. Рубаха-хитон, свободные штаны с низким пахом, накидка из грубого полотна, сандалии, сшитые Хараном, заплечная сумка с писаниями и едой.
   Я шёл без серебра, как и положено апостолу. Авишай имел с собой серебро денариями, которыми его снабдила диаспора ещё в Антиохии сирийской.
  Провожали меня всей общиной. Родные глаза преданных друзей. Никто не уговаривал меня остаться, все знали, что я должен идти. И знали, что хочу вернуться.
  Шли мы на юго-восток, наверное, не меньше двух недель. Хотели выйти на берег Тигра между Нисибином и Ашшуром, там намечали расстаться. Авишай собирался идти дальше на юг вдоль Тигра до Ашшура. Я хотел переправиться на восточный берег Тигра и дойти до ближайшего парфянского города.
  Идти по Месопотамии нетрудно: вода есть, плоды тоже. Есть и сладкие корневища, не помню их названия. У камышей - вкусная, сочная нижняя часть. Если не торопиться, можно рыбу на костре приготовить. А если некогда, то и кузнечиков хватает...
  Разговоры у нас не ладились. Я предложил Авишаю озвучить наши разные взгляды на мир, не доказывая их друг другу. Одному из нас удавалось придерживаться этого соглашения, поэтому Авишаю не с кем было спорить. Он, конечно, не раз возвращался к попыткам донести до меня своё откровение. В такие мгновения я переставал его слушать: улыбаясь в ответ, попросту погружался в воспоминания о своих друзьях среди людей и среди Хранителей.
  Иногда повторял Авишаю одну и ту же мысль: "Только время может подвести итог нашим взглядам на мир и размышлениям. Я верю всем сердцем, что Иешуа - Посланник Отца, Он принёс Путь Любви, исполнение которого освободит нас от рабства перед Сатаной".
  Вывод Авишая, если максимально его укоротить, был таков: "Иешуа - праведник и проповедник, наказанный Всевышним за не свою ношу. Он не может быть Машиахом, Помазанником Всевышнего, по той причине, что он не царь из рода Давидова, не спас избранный народ от рабства Рима, не воссоединил Израиль, не восстановил Святыню".
  Однажды, когда Авишай в очередной раз рассказывал мне свои откровения, а я вспоминал общение с настоящей богиней Хэвой, получилось так, что Хэва не ушла из воспоминаний, а сказала мне: "Завтра будь осторожен. Не изменяй себе, не доставай меч".
  Весь следующий день я был внимателен в пути, мы даже обошли стороной небольшое селение...
  Медленно наступал вечер. Мы наконец-то дошли до великого Тигра. Решили омыться, вознести молитвы. Посмотрел по сторонам - на обозримом расстоянии никого не было. Спустились с небольшого обрыва к реке. Из камышей вылетела птица. Поднявшись над нами, что-то крикнула... Сотворили молитвы, каждый свою, разойдясь в разные стороны. Умываясь в реке, я обернулся. Над обрывом стояли шесть бородатых мужчин в одеждах из шкур. Откуда они появились? "Караванные разбойники", - пронеслась в голове мысль.
  
  Глава 17
  
  Шесть разбойников разделились на три группы. Центральная двойка шагнула к нам, две другие пары обходили нас по сторонам. За нашими спинами ровно шумела великая река.
  - Ну что, пророки?! Мог бы сказать: "Мир вам!", да в нашей банде так не шутят. Будет ли мир - решаете вы. Отдавайте всё, что есть: мечи, серебро, одежду. И идите, куда шли, - спокойно проговорил на греческом широкогрудый бородач. Он был, вне сомнения, главным в этом отряде.
  Я снял вместе с поясом кованный мною меч-нож, протянул главному. Тот кивнул напарнику, чтобы забрал оружие. Я поднял с прибрежного песка свой наплечный мешок, в котором находилось самое большое сокровище - Весть Иоанна, и тоже отдал в руки напарника главаря. Подумал: "Останусь живой - восстановлю по памяти". Затем отдал накидку. Снял через голову хитон и, протягивая его бандиту, сказал негромко Авишаю на арамейском: "Отдай всё".
  Широкогрудый кивнул Авишаю:
  - Твоя очередь, иудей!
  Авишай замотал головой, левой рукой неуклюже прижал мешок к себе, а правую простёр перед собой:
  - Всевышний! Вечный и Единственный! Призываю воинство Твоё! Рабы сатаны, будьте прок...
  Взметнулся меч в руке главаря, и Авишай упал с клинком в груди, не успев вымолвить проклятье - был сражён ударом в сердце. Широкогрудый не торопился освобождать тело Авишая от меча.
  - Не договорил... Такое проклятие - не проклятие, - сказал, нахмурившись, главарь. - Отдал бы всё и шёл своей дорогой. Но жадность... Как всегда, жадность! Серебро дороже жизни! Оттащите труп от воды, - обратился он к двум разбойникам слева от себя. - На тот холм... Птицы и собаки разберутся. Меч заберите, как донесёте тело.
  Затем широкогрудый повернулся ко мне.
  - Почему ты отдал всё? - спросил.
  - Ты бы всё равно отобрал, - ответил я.
  - Верно, - ухмыльнулся он. - А почему одежду отдал?
  - Ты попросил. Может, тебе нужней.
  - А зачем всё с себя снял?
  - Меня так учили. Забирают верхнюю одежду - отдай и нижнюю.
  - А ещё чему тебя учили?
  - Ударили по одной щеке - подставь другую.
  - Проще скажи.
  - Я не должен отвечать ударом на удар, злом на зло.
  - Мудро, - кивнул широкогрудый и расчехлил мой полумеч. Осмотрел полотно, провёл по нему большой ладонью. Опробовал остроту на своей бороде, немного укоротив её. - Хорошая сталь! - Затем поднёс меч к носу, втянул воздух: - Им не убивали, - сказал он. - Ты выковал?
  Я кивнул.
  - Не верну тебе меч, - сказал широкогрудый.
  - Хорошо, - ответил я.
  - Одежду и сумку забери... Я видел твои глаза, когда ты отдавал свой мешок. Тебе не серебро дорого, а то, что на папирусе... Кто твой Учитель?
  - Посланник Бога.
  - Какого Бога?
  - Отец один.
  Главарь кивнул, недолго помолчал.
  - Я не грек. Я перс, как называют нас греки. Моя родина - царство Парс. Да, Творец один, а пути два. Я выбрал не путь блага...
  Разбойники развели костёр. Широкогрудый обратился к своей банде:
  - Когда собаки и птицы сделают своё дело, а солнце подсушит останки, сложите их в обожжённый сосуд и предайте земле.
  Я отошёл к воде. Умылся. Сотворил молитву...
  - О чём твоя молитва? - спросил перс, когда я вернулся к костру.
  - Чтобы дорога Авишая была лёгкой, а его добрые дела превысили заблуждения. Он шёл по пути блага, старался исполнять законы своей веры.
  - Я прервал его испытание... Убийство - это плохо для моей зармы (кармы).
  - Что такое зарма? - спросил я.
  - След убийства в моей жизни, в этой или следующей. За всё... за все убийства придётся заплатить. Убитого пророка ожидает лучший путь, чем мой. Он уже никого не убьёт и никого не обманет. Список его злых дел больше не пополнится. К утру третьего дня душа его будет уже у Моста Чинвад. И Митра покажет его благие дела...
  - Ты веришь, что будет ещё жизнь?
  - Я верю, что Всеблагий даст мне возможность исправиться. Ещё не всё потеряно, я не заслужил ад.
  - А почему бы не исправиться сейчас?
  - Ты снова прав, праведник... Я не хотел убивать его - Ахур, вечная хвала Ему, свидетель! Я не дал пророку проклясть нас, у иудеев строгий Бог... Этот иудей - не праведник. Идущий по пути блага никого не проклинает. Я отправил к Мосту Решений не праведника. Но я сделал зло. Я не должен был убивать этого человека... Я слышал твои слова к нему на арамейском: "Отдай всё". Почему он не отдал? Зачем пророку серебро? Но я не должен был снова убивать, разрушать то, что не создавал. Ариман опять обыграл меня...
  Перс глубоко вздохнул, опустил голову. Костёр выхватывал из тьмы его хмурый профиль. Он встал, взял большую кожаную ёмкость из-под вина, подошёл к реке и наполнил ёмкость, что-то шепча.
  Затем отошёл подальше от костра - совершать омовение. Тихие слова молитвы на незнакомом языке. Молился он долго, повторяя молитву или мантру несколько раз.
  Когда перс вернулся, посветлев ликом, я спросил:
  - Ариман - это дух зла?
  - Владыка демонов, их создатель. Дух Разрушения. Вы, греки, называете его "диавол". Но "клеветник, обольститель" - это слишком просто для него... Он ведь умнее любого из нас. Его называют в моём народе Ангра-Майнью или Ариманом... Я с юности выбрал его путь. Ты праведник, поэтому и говорю о себе. Хвала Всеблагому, Он не оставляет меня, тебя прислал. Значит, есть ещё надежда...
  Широкогрудый вдруг протянул мне мой короткий меч:
  - Возьми!
  - Нет, - покачал я головой. - Он твой. Пусть напоминает о надежде.
  - Возьми в дорогу серебро пророка, тебе нужней, - сказал перс и подвинул ко мне мешок Авишая.
  - Я не беру в дорогу серебро, - снова покачал я головой.
  Перс решительно встал, взял мешок Авишая, подошёл к реке и с размаху швырнул мешок подальше от берега. Остальные разбойники, внимательно слушавшие наш разговор, не шелохнулись. "Доверяют или боятся?" - пробежала мысль.
  - Зови меня Парсом, - представился широкогрудый.
  - Отец назвал меня Евсеем, - ответил я.
  Мы проговорили всю ночь. Остальные разбойники сначала слушали нас, кивали, потом заснули. Наше общение с Парсом продолжалось под их мерный храп. Искры костра растворялись в усыпанном звёздами небе. Большая звезда, качнувшись в сторону и замерев в новом положении, привлекла моё внимание. Как в детстве. Тогда, правда, я чаще смотрел на звёздное небо. "Я вижу тебя!" - ответил я ей. Она сдвинулась ещё раз и исчезла...
  - Куда ты идёшь, Евсей? - спросил Парс.
  - Иду с Вестью о Посланнике Бога к твоему народу. Рассказываю о Пути любви и Света, который Он явил... О заповедях, исполняя которые, человек будет жить вечно.
  - Ты выбрал недоброе время для такой Вести.
  - Я не выбирал, Парс. Посланник сказал нести Весть об Отце Любви и Света всем народам.
  - Четыре года назад я с большим отрядом напал на караван Гезера, известного в Междуречье купца. Оставил его жить - пусть продолжает платить за свой путь. Гезер такой же убийца, как я, ещё и насильник... Таких я обычно убиваю... Он отдал нам своих молодых рабынь на потеху, но я приказал своим не трогать девчонок... Так вот, этот Гезер обещал мне много денег и шёлка за голову проповедника-грека, черноволосого, со светлыми глазами. Это ведь ты?
  - Да, - ответил я.
  - Я возьму с него много монет, очень много - и серебром, и золотом... Покажу ему твой меч и скажу, что убил тебя... - Парс говорил медленно, подбирая слова.
  Я пожал плечами:
  - Но я пока жив.
  - Для него это будет правдой. Он ублюдок, скотина. Не мужское это дело - насиловать женщин... Знаешь, праведник, я родился... от такого же насильника и убийцы. Но мать всё равно любила меня. И я это хорошо помню... Мне мало что дорого, а её любовь - дорога. Мать после того боялась всех мужчин. После тех двух ублюдков...
  История была такая. Её отдали замуж за купца, богатого и молодого. Он взял её в короткий торговый поход. Караван сопровождала хорошая охрана. Как подарок после свадьбы - хотел богатство своё показать... А умелая банда разбойников вырезала ночью охрану, вытрясла из купца всё - вместе с совестью. Главарь банды изнасиловал мою мать, а купцу оставил жизнь. Купец отказался от осквернённой жены... Потом родился я. В шестнадцать лет я ушёл в банду грабителей караванов. Спустя два года мы разгромили караван этого ублюдка, отказавшегося от моей матери. Наш главарь оставил ему жизнь - для будущей прибыли. А я убил купца, перед тем сказав ему, кто я... И убежал из банды. Потом собрал свою... Отца мне не удалось убить. Он погиб в схватке с караваном Гезера. Говорили, тигр Гезера разорвал его...
  Мы замолчали. Над нами по-прежнему висели звёзды. Ровно, убаюкивающе шумела или пела река. Огонь костра владел нашим вниманием и успокаивал мысли. Я подумал об Авишае. Его испытания закончились, не суждено ему было принести в диаспоры своё откровение, в которое он верил не менее искренне, чем я в своё. Да будет ему дано там, куда он идёт, по вере его... Авишай показался мне за пламенем костра, вид у него был растерянный...
  - Праведник, - прервал моё виде́ние Парс. - А твоя мать жива?
  - Она ушла, когда мне было семь лет. Приходит, как и обещала, иногда во снах. Люблю её до сих пор...
  Я не стал погружаться в воспоминания о матери. В голове вместе с вопросами появился образ Гезера.
  - Скажи, Парс, тигр Гезера, его любимец, жив?
  - Гезер убил его. Может, поэтому он так ненавидит тебя. Мы грабили караван, когда тигра уже не стало. При живом звере мы бы ещё подумали...
  Парс задумчиво смотрел сквозь пламя костра.
  - Всё же я убью Гезера, - сказал он спокойно. - Я возьму с него много денег за твою жизнь, за желание убить тебя. А потом убью, в память о моей матери. Он насильник, он богатый насильник. Он опасен. На одного служителя Аримана станет меньше. И Гезеру этим помогу: вдруг Всеблагой даст ему ещё жизнь...
  Я ничего не сказал Парсу, потому что не знал, что говорить. Он и не спрашивал.
  - Ты видел когда-нибудь Аримана? - спросил я.
  - Не знаю, можно ли увидеть его самого. Он многолик. Я видел его дэвов, демонов. Он управляет ими. Хозяин теней и болезней... И управляет миром, ведь выбравших его путь, таких, как я, много. Его власть - наш страх. Там, где деньги, богатство - там страх. Там, где желание богатства - тоже страх. Он управляет страхом и богатством. Он владеет этим миром, владеет мной... Но ты сейчас здесь. Хвала Всеблагому! И я слышу свою совесть. И хочу помочь тебе хоть чем-то. И этим помогу себе... Здесь недалеко, за Тигром, живёт мобед, жрец огня, хранитель знания. Он чистый и мудрый, с ним сила Всеблагого - он не отклоняется от пути блага. Очень помог он мне когда-то: вылечил меня, исцелил. Провожу завтра тебя в его селение. Вам будет о чём говорить.
  Зарождалось утро. Я уже начал засыпать, когда услышал вопрос Парса:
  - О чём ты мечтаешь, Евсей?
  Сквозь сон ответил:
  - Жить вместе с друзьями и любимой, с чистой совестью, без страха, в заботе без корысти... И много детей...
  Во сне я плыл вместе с Дедом на корабле с большим белым, хрустящим чистотой парусом. Прозрачная вода с большой глубиной и разной живностью: рыбы знакомого и диковинного вида, малых и великих размеров, некоторые только угадываются в глубине нечёткими контурами. Впереди незнакомый берег. Белый храм с входом в виде айвана. Дверей нет, видно, что в храме горит золотистый огонь. Из храма выходит высокий, крепкий человек в белых одеяниях. В моих руках ощущается толстый, рельефный швартовый канат. Я бросаю канат человеку в белых одеждах, вижу его очень знакомые тёплые глаза. Он ловит канат, подтягивает корабль к айвану храма. Вижу близко огонь, ровно горящий на алтаре. Чувствую сладковатый, приятный запах... И просыпаюсь.
  На углях костра печётся рыба. День наступил. Слышны слова молитвы с уже знакомой интонацией...
  Мы позавтракали втроём. С Парсом остался один человек. Остальные ушли в лагерь - оказалось, у Парса не просто банда, а маленькая армия.
  - Евсей, переправлю тебя на другой берег. Выведу к большому селению. Там живёт мобед, которого боятся дэвы. Ахур любит его, как и тебя.
  Несколько часов до полудня мы шли на юг вдоль Тигра. Спустились с берега к камышам. В камышах - лодка.
  - Я - большой грешник, - улыбался Парс. - Плыть на лодке по святому творению - наименьший из моих грехов... Ты вовремя оказался здесь, праведник. Ахур всегда появляется вовремя и протягивает Руку. Хвала Всеблагому! Я не клянусь, в клятвах нет Господа... Пусть Гезер будет последним, убитым моей рукой. В память о моей матери.
  - Не думаю, что ей это нужно, - возразил я.
  - Ты снова прав. Ей не нужно. Это нужно мне!
  На восточном берегу поднялись на небольшое взгорье. В долине виднелось селение. Прощаясь, Парс сказал:
  - Нужна будет помощь, приходи сюда с огнём. Дозорный увидит. Я приду или кто-то из моих ребят... Скажи мне несколько слов, брат! Вдруг больше не увидимся.
  - Мой Учитель говорил: "Ищи сокровище, которое не гибнет, которое остаётся там, куда не проникает моль, чтобы съесть, и где не губит червь".
  Парс обнял меня.
  Когда шёл к селению, рядом появился Авишай. Выглядел он всё ещё растерянным.
  - Я что, умер? - услышал я вопрос.
  - Получается, не совсем, - ответил я. - Ты видишь меня, я вижу тебя.
  - Я уже побывал везде, куда собирался идти - в диаспорах. Меня никто не видит. Почти никто. Напугал одного мальчишку... Я видел, как собаки ели моё тело. Но меня это не волновало... Что будет дальше?
  - Не знаю, Авишай. В этих краях говорят, что завтра тебе предстоит Мост Решений...
  - Это уже происходит. Я увидел свою жизнь и продолжаю видеть. Не получаю удовольствия...
  - Твоя мать жива? - спросил я.
  - Да, она в Галилее.
  - Я бы сейчас пошёл к ней.
  Авишай исчез. В этот раз он прислушался к моему совету.
  
  Глава 18
  
  Храм - заметное строение в мидийском городке. Я вышел к нему без затруднений. Редко встречающиеся селяне - был жаркий полдень - приветствовали меня лёгким полупоклоном, прижав ладонь к сердцу. Отвечал им тем же действием, с улыбкой уставшего путника. Как мне казалось, они понимали, что я чужестранец.
  Вышел на прямую, залитую солнцем улицу, ведущую к святилищу. Храм прямоугольной формы, оштукатуренные стены из необожжённого кирпича, верхняя часть напоминает пологий купол. Вход - как двустенный айван, пространство всегда открыто, издалека кажется, что видны отблески алтарного огня в глубине просторного входа.
  Улица белая от солнца, выцветшего жаркого неба и светлых стен домов. Из проёма храма вышел высокий человек в белых одеждах: длинная подпоясанная рубаха, свободные штаны, белая шапочка на голове. Сам крепкого сложения, чёрные волосы средней длины, густая борода, тронутая редкой сединой. Он ждал меня. Я ещё не видел его глаз, но ощутил добрую волну расположения.
  - Мир тебе, путник! Да пребудет с тобой Свет Всеблагого, - он поклонился мне первым.
  - Мир тебе, мобед, потомок ученика пророка, - приветствовал я жреца ответным полупоклоном, прижав ладонь к сердцу.
  Жрец чисто и правильно говорил на греческом. Смотрел на меня большими добрыми жёлто-зелёными глазами и открыто улыбался:
  - Да, так и есть, путник, несущий добрую весть. Я из древнего рода Хранителей Огня. Моё имя Дазда, - он снова поклонился с ладонью у сердца.
  - Достопочтенный, благонравный Дазда, моё имя Евсей, иду в твою страну с благой Вестью о Посланнике Господа, - я не мог не улыбаться в ответ. - Светлый Дазда, - продолжил я с полупоклоном, - предлагаю не раскланиваться так часто друг перед другом, ибо наше взаимоуважение читается в наших глазах.
  Жрец рассмеялся и обнял меня. Друзьями мы стали сразу и навсегда в текущем воплощении. Дазда был добрый, мудрый, красивый, подсвеченный нескончаемым внутренним светом. Я как будто бы нашёл заботливого старшего брата. Ему было тогда пятьдесят вёсен, как говорили в этих местах. Но такое количество вёсен было затруднительно найти в облике Дазды, наполненном силой и добродушием.
  Значение его имени - дарение, щедрость. Тот нечастый случай, когда значение соответствует характеру человека. Чаще бывает, что к смыслу имени приходится тянуться всё воплощение.
   При первой нашей встрече обратил внимание на белую повязку, падан, свободно висевшую на шее жреца. Падан напоминал защитную маску современных врачей.
  Хранитель пригласил меня во храмовый дворик, находящийся справа от входа. Это был небольшой персиковый сад с густой травой, сладковатым запахом цветения и свежескошенного сена. В глубине, у светлокаменной стены в человеческий рост, находилось место для омовения, окружённое плотно посаженной виноградной лозой. Сама омывальня - глиняная купель, покрытая терракотовой плиткой с орнаментом, с бортами высотой до пояса. На двух деревянных полках стояли объёмные кувшины с широким горлом. В кувшинах - благословлённая или освящённая вода, на её поверхности плавали белые лепестки и зелёные листики какого-то растения.
  От основания купели к деревьям тянулось несколько глиняных сливных рукавов, каждый имел заглушку, ограничивающую спуск воды.
  Я свершил полное омовение, сотворив перед тем короткую молитву благодарения. Дазда предложил чистые белые одежды, подобные его облачению: шапочку, рубаху, пояс, штаны с необычным запа́хом; не было только падана, повязки на нижнюю часть лица. Им обладал только мобед (священник), имеющий право и долг находиться у благого Огня для свершения обрядовых действий.
  В садовой беседке, увешенной виноградными гроздьями, мы проговорили до ночи. Пили сладковато-терпкий напиток совсем небольшой крепости, разбавленный водой, ели фрукты, которые Дазда тут же снимал с ветвей. А под стопами приятно ощущался тёплый и плотный парфянский ковёр яркой расцветки.
  В начале общения я рассказал, насколько возможно сжато, о своей жизни, о воспитавшем меня Деде Иоанне, прямом ученике Посланника Господа. О жизни Учителя, принёсшего необыкновенное и понятное Учение о Любви, ведущее к Царствию Божьему на земле. О Его казни, спровоцированной священниками и законниками. О заповеданной Учителем общинной жизни, о создании Иоанном в моём родном городке дружной общины. О своём долгом пути в Персию, замечательных друзьях и общине на берегу Евфрата. И конечно, об Ани, которая всегда ждёт моего возвращения...
  Оказалось, Дазда ждал меня... Он был не только Хранителем Огня и знаний Авесты, Первой Вести, но и жрецом-астрологом, хранителем астрономических и астрологических знаний и очень древних звёздных таблиц. Эти древние знания передавались по жреческим родам, восходящим корнями к прямым ученикам единственного пророка Всеблагого Творца Ахура-Мазды - Владыки Мудрости. Имя пророка - Спитама Заратуштра, Аша Зартошт, как называли его парсы. Как считали в роду Дазды, Заратуштра родился приблизительно за 1900 лет до нашей встречи с Даздой.
  Жреческий род Дазды передавал от отца к сыну древние знания и расчёты о взаимосвязи явлений во Вселенной. Принцип без времени: то, что внизу, подобно тому, что вверху, а то, что вверху, подобно тому, что внизу. Во Вселенной нет ни больших, ни малых вещей, которые существовали бы вне взаимосвязи друг с другом. Расположение планет солнечной системы и звёзд Галактики в момент рождения человека определяют контур его судьбы и черты характера, а жизнь человека с существующим каждое мгновение свободным выбором между добром и злом и соответствующими выбору действиями, словами и мыслями, оказывает влияние на Миропорядок...
  Далёкий прадед Дазды шесть веков назад ходил в Вавилон к жрецам-астрологам обмениваться знаниями и учиться новым. Тогда Вавилония была частью великого Персидского царства. Прадед Дазды был принят в закрытую касту вавилонских жрецов, ведущих наблюдение за звёздным небом и продолжающих изучать взаимосвязи во Вселенной и составлять таблицы, в которых фиксировалась взаимосвязь явлений вверху и внизу. Он был принят в это закрытое общество жрецов-халдеев (как их называли) в обмен на знания Авесты, устно передающиеся от хранителя к хранителю.
  В результате этого путешествия жреческий род Дазды расширил свои знания астрономии и астрологии и стал обладателем тысячелетних таблиц наблюдений за положениями небесных светил во взаимосвязи с природными, историческими событиями и событиями в человеческих судьбах. Эти таблицы были неимоверно древнего происхождения. Трудно представить, но истоки зафиксированных вавилонскими жрецами наблюдений удалены от нас на несколько десятков тысячелетий...
  Укорочу это пояснение из рассказа хранителя - Дазда был и хранителем древних знаний о Мироздании, и учёным-астрологом, он ждал прихода чужестранца с Особой Вестью в наступившем дне, исходя из своей астрокарты и увиденного накануне сна-откровения. В этом сне пророк Зартошт, получивший почти два тысячелетия назад Слово Всеблагого, сказал Дазде: "Мобед, тебя ждёт Весть об обещанном". И вот мы сидим друг напротив друга на парфянском ковре в беседке рядом с храмом, уже бархатный вечер, а мы всё не можем наговориться.
  По расчётам его деда, известного в Мидии мобеда-мудреца, современника Рабби, положение планет однажды указывало на особое Рождение на землях от Финикии до Иудеи. И это Рождение должно было произойти за 109 лет до нашего общения с Даздой в бархатном восточном, чуть сладковатом вечере...
  От жреца синагоги родного городка Дазда знал об иудейском пророке-проповеднике, казнённом римлянами в Иерусалиме и отвергнутом законниками Торы. Некоторые иудеи приняли его за ожидаемого Помазанника Всевышнего. Говорили, что его тело исчезло из гробницы: кто-то утверждал о вознесении пророка в теле (и этому как будто были свидетели), кто-то свидетельствовал о том, что ученики тайно захоронили тело в скрытом месте...
  - Каждый хранитель Авесты знает - до возрождения совершенного мира должны прийти три спасителя, Саоянта. Два из них воссоздадут Учение Авесты. Спаситель приходит и будет приходить на смене звёздных Эпох, Эпоха Рыб уже наступила, - говорил Дазда и улыбался умными глазами. - Позволь, благой вестник, я расспрошу тебя первым об Учителе, поскольку давно жду знающего Новое Учение. Потом ты сможешь узнать у меня обо всём, что знаю я.
  - Я согласен, достопочтенный и мудрый хранитель, - улыбнулся я в полупоклоне.
  - Я имел весть, что близкий ученик казнённого пророка, твой наставник Иоанн, за свою долгую жизнь дошёл с вестью о пророке далеко на восток от Рима, до Киликии. Мечтал о встрече с ним. На всё Воля Всеблагого... Я мобед, хранитель Огня, поддерживать и оберегать огонь - цель моей жизни. Ждал, когда станет хранителем мой сын, чтобы передать ему Огонь, а самому отправиться в долгий путь... И вот предначертанная встреча случилась, как должно - а не как предполагал я... Скажи, добрый друг, в каком возрасте Учитель получил откровение и начал проповедовать?
  - В возрасте около тридцати лет Он был пробуждён Духом Святым и начал проповедовать Слово Отца.
  Дазда - глубокий и чуткий. Он задавал вопросы так, чтобы мне было понятно, почему он спрашивает. И если такое пояснение не звучало в вопросе, он давал это пояснение, получив ответ. Таким образом, спрашивая меня об Учении, он знакомил меня и с особенностями Авесты. К тому же хранитель Огня хорошо знал Тору и пророков - настолько хорошо, что мог цитировать Тору и на греческом, и на арамейском...
  Дазда кивнул головой на мой ответ:
  - Зартошт тоже получил Откровение Всеблагого в тридцать лет. И проповедовал Слово Благого Творца до семидесяти двух. Он принял смерть в храме, от удара меча...
  - Благой вестник, - продолжал Дазда. - Владыка Мудрости, даровавший Авесту, Всеблаг. Он Творец Благого мира, не осквернённого злом. Всеблагой не может являться и не является создателем Духа Зла... Бог Израиля - воздающий и искушающий, Он - Творец Миров и ангелов, среди которых и Сатан - Владыка демонов. Творец Миров призывает через Моисея избранный Им народ для утверждения единобожия к уничтожению народов, чтущих других богов... Каков Господь, Слово которого принёс Посланник, твой Учитель?
  - Его Суть - Любовь и Свет. И изливает Он свой Благодатный Свет, Дух Святой равно на праведников и грешников. Он не искушает, Любовь не знает искушения. Он любит.
  - Позволь, вестник, обниму тебя, - широко улыбался Дазда.
  Мы обнялись. Долго. И до слёз. Бархатный жаркий закат превратился в сумерки.
  
  Глава 19
  
  До наступления сумерек хранитель Огня дважды отлучался на молитву - в послеполуденное время и перед заходом солнца. Он принимал омовение и уходил ненадолго в храм.
  - Тебя смогу пригласить, когда станешь авестийцем, - пояснил он, улыбнувшись. - Иноверец не должен находиться в храме Огня, посвящённом Всеблагому Владыке Мудрости.
  Вернувшись к нашему общению после второй молитвы, Дазда сказал:
  - Брат Евсей, нам надо суметь остановить наш разговор и отправиться в дом моей семьи - он рядом, за оградой сада - для ужина и отдыха, восстановить силы для продолжения общения.
  Но своими силами мы не смогли остановить захватывающее течение нашего разговора...
  - Для авестийца путь Праведности - это благие мысли, благие слова, благие действия. К этому устремлён верующий Всеблагому. Мог бы ты, Евсей, назвать главное в Новом Учении? - был один из вопросов Дазды.
  - Главное созвучно с тем, что выразил ты, Дазда... Для меня главное вот в этих жемчужинах: не делай другому ничего того, чего ты не желал бы, чтобы случилось с тобой; возлюби ближнего как самого себя... Рабби говорил: благословляйте проклинающих вас и молитесь за врагов ваших. Любите ненавидящих вас, творите им добро, и тогда не будет у вас врагов... Надо научиться отвечать добром, а не злом на идущее к тебе зло. Ударили по одной щеке, подставь другую. И тогда диавол повержен будет... - я отвечал медленно, подбирая слова.
  Дазда задумчиво молчал.
  - Это самый короткий путь, о котором я слышал, к победе над Ахриманом... Трудный путь... - проговорил он после мгновений тишины. - Воскрешение из мёртвых... Писаная Тора не даёт одного ответа, саддукеи не признают воскрешения из мёртвых. Авеста называет нынешнее время эпохой смешения добра и зла. Время продвижения мира через зло. Когда человек победит зло, станет творить только Свет, Благо, Владыка Мудрости дарует ему вечное тело. Это и будет воскрешение из мёртвых - человек в воплощённом состоянии будет вечно творить благое... Говорил ли Учитель о воскрешении?
  - Воскрешение - стать живым пред Отцом, а не в глазах нынешнего мира. Отец - Господь живых, а не мёртвых. А стать живым - это исполнить Слово Его. Научимся быть живыми, тогда и настанет Царство Божье на Земле. Помню фразу, которую любил повторять Иоанн: "Ищите увидеть того, кто жив, пока живёте, чтобы вы не умерли". И вот ещё: "Когда вы рождаете доброе в себе, то, что имеете, спасёт вас. Если вы не имеете этого в себе, отсутствие умертвит вас".
  Дед Иоанн рассказывал такую историю. Как-то к Учителю подошли саддукеи, они, в отличие от фарисеев, не признавали воскрешения из мёртвых. Говорят они Рабби: "Моисей написал в Законе: "Если у человека умрёт бездетным женатый брат, то пусть человек возьмёт его жену себе, чтобы дать брату потомство". А как решить вот такую задачу? Было семь братьев. Первый брат женился, но умер бездетным. И второй, и третий брат... Все семеро брали эту женщину в жёны. И все умерли, и никто из них не оставил потомство. И женщина умерла. Чьей же женой она будет после воскрешения?"
  Учитель сказал, что люди нынешнего времени женятся и выходят замуж, люди же будущего Царствия, достойные по чистоте сердца своего вечной жизни, не будут ни жениться, ни выходить замуж, как делают это сейчас. Они будут жить подобно ангелам, не зная смерти, жить здесь, на Земле, в Царствие Божьем, когда диавол повержен будет.
  - Что скажешь о новых рождениях? В моём роду передаётся знание: человек имеет возможность приходить в этот мир не один раз - для очищения. Так можно изменять последствия неправильного выбора в прошлом, - ещё вопрос этого долгого вечера.
  - Каждый отвечает за свои грехи, в соответствии с содеянным в этой жизни получает плоть и испытания в новой жизни. Так объяснял Учитель. Ученики многое не успели спросить у Рабби, Он был с ними меньше четырёх лет... Брат Дазда, - продолжил я. - Скажи о зарме. Вчера снова услышал об этом от Парса, главаря караванных разбойников, он привёл меня к тебе.
  - Парс... Я помог ему Силой Всеблагого, силой молитв избавиться от дэва, он этого хотел. Он хочет изменить свою зарму, вернуться на Путь, ради которого пришёл в мир... "Каждый отвечает за свои грехи" - точные слова, это и есть зарма. Грех - неправильный выбор между добром и злом. Зарма - последствия неправильного выбора. Свобода делать добро или зло и плата за сделанный выбор предопределяет судьбу. Выбор между добром и злом создаёт зарму и изменяет её влияние. Они - хозяева моей судьбы в этом воплощённом мире: свобода выбора и закон воздаяния.
  В преданиях Авесты сказано, что этот выбор - путь борьбы со злом в воплощённом мире - мы сделали сами в начале создания Мира. Ахура-Мазда предложил: "Выберите сами, что будет продвигать вас к Гармонии Целостности. Или вы всегда будете нуждаться в Моей защите от Духа Разрушения в невоплощённом состоянии. Или вы получите телесную форму и будете состязаться с Владыкой демонов в воплощённом мире, и однажды Ахриман будет повержен, а вы в конце Эпохи разделения добра и зла станете совершенными и бессмертными, временно́е кольцо перестанет существовать..." Мы выбрали состязание с Ахриманом в воплощённом мире, ограниченном временным кольцом.
  - Брат Дазда, у меня есть что спросить об Ахримане. Но тогда мы будем говорить до утра, к тому же договорились, что сначала вопросы задаёшь ты, - я с улыбкой смотрел в добрые глаза хранителя. - Позволь короткий вопрос. Что говорит Авеста, человек способен изменять предопределённое?
  - Светлый брат Евсей, - улыбался Дазда. - Своим свободным выбором в предоставленных мгновениях ты всегда что-то предопределяешь для себя. Творя добро в уроках жизни, мы предопределяем такую же плату, и это влияет на предначертанное от рождения. Но есть события... они стоят жёстко, их не обойти, они определены судьбоносным выбором, сделанным в прошлом воплощении. Авестиец верит: если он осознанно ступил на Путь Праведности и несмотря ни на что выбирает в предопределённых уроках благое действие, благое слово, благую мысль - он имеет возможность выйти из влияния зармы. Мы живём в эпоху смешения добра и зла, в мире, ограниченном петлёй времени. Это хорошая возможность очиститься самому и помочь очистить этот мир от зла.
  - Мудрый Дазда! Мне очень близок такой взгляд. Слава Господу! Благодарен за встречу с тобой. Возвращаю тебе очередь. Твой вопрос.
  - Всеблагой Хормазд дал через Зартошта молитву - Ахунвар. В ней двадцать одно слово. С ней Сила и Ритм Всеблагого, Ритм Целостности. Демоны не терпят её звучания. Там, где она звучит, нет присутствия Ахримана... Принёс ли Учитель молитву? И мог бы ты сказать её мне?
  Я кивнул. Прикрыл глаза, представил Свет Отца, льющийся на меня со всех сторон и проникающий в меня так, что я уже часть этого Света... и сотворил молитву на греческом.
  Когда открыл глаза, Дазда был ещё с закрытыми глазами и улыбался.
  - Добрая молитва... и сильная, - он говорил, не открывая глаз. - С ней мягкий золотистый свет... "Да исполнится Воля Твоя, Господь, на Земле, как на Небе", Воля Твоя Всеблагая! Да будет так! В духовном мире Господа только Свет. Там, где только Свет, не может быть тьмы. Да свершится Царство Его на Земле! "Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим"... Идущий по пути блага и прощающий делающих зло изменяет свою зарму.
  В это мгновение нас прервала мелодия девичьего голоса:
  - Папа, отзовись! Мы все уже беспокоимся о тебе. Мама послала меня узнать, не забыл ли ты, что уже ночь...
  - Это Ясна, дочь, - улыбнулся в звёздной ночи хранитель. - Я здесь, милая! - добавил он громче. - На самом деле не заметил, что уже ночь. Красивая, тёплая, звёздная, с молодым месяцем...
  Девушка подошла. Остановилась на небольшом расстоянии, не решаясь обнять отца в моём присутствии.
  - Это Евсей, светлый путник из далёкой римской провинции. В общении мы не заметили, как пролетел день и наступила ночь... Благодарю тебя, Ясна. Передай маме, что мы скоро придём.
  Девушка слегка поклонилась в мою сторону с ладонью под сердцем. Помахала отцу рукой: "Папа, мы тебя ждём". И растворилась меж персиковых деревьев. Я лишь успел заметить, что у неё тёмные вьющиеся волосы, а глаз не видел в звёздных сумерках. Ясно слышал только её голос: он оставил приятный отзвук внутри, и этого оказалось достаточно, чтобы понять, что Ясна - красивая девушка.
  Вместе с улыбкой пробежала мысль: "Давно девушек не видел - в темноте по голосу красоту разглядел..."
  Звёздное небо - вечный купол Храма Мироздания. Долго падающая звезда обратила на себя наше внимание.
  - Ещё один знак нашей встречи, - улыбнулся хранитель. - Прости, светлый вестник, задал тебе, уставшему в дорогах, много вопросов. Свет, горящий в тебе - прямой знак вестника Спасителя.
  Пришло время полуночной молитвы. Дазда принял омовение, предложил и мне принять это таинство. После омовения я улыбнулся Дазде:
  - По частоте омовений я уже почти авестиец.
  - Это древняя традиция. Ответственность за дарованное тело и пространство вокруг. Чистота внутренняя и внешняя неразделимы. В заброшенном храме-теле душе непросто. Говорил ли что-то Учитель о чистоте внешней?
  - У Иоанна записана фраза к ученикам: "Кто-то моет внутри чаши, кто-то снаружи. Разве не понимаете - тот, кто сделал внутреннюю часть, сделал и внешнюю?"
  ...Вход в храм светился в ночи отблесками алтарного огня, хранимого в этом святилище не одно столетие. Уютное намоленное пространство, просторный вход без дверей. Всегда горящий огонь на небольшом алтаре. Нет отвлекающих изображений внутри храма, только Свет огня Всеблагого Творца.
  Молитва. Лицо авестийца обращено к Свету - дару Творца. Почитание Огня - это прославление Закона Всеблагого.
  Я опустился на колени, сотворил молитву лицом в сторону Огня, духом - к Отцу. Дазда стоял близко к Огню, творя священную молитву Ахунвар. Его уста прикрыты белым паданом.
  Две искренних молитвы Господу, на разных языках, от чистого сердца, знающего только один язык. В голове слова Рабби: "Кто вблизи Меня - вблизи огня, кто вдали от Меня - тот вдали от Царствия"...
  Хранитель свершил подношение: лёгким, привычным движением рассыпал над огнём благовония. Огонь принял их: храм наполнился сладковатым цветочно-сандаловым ароматом с едва уловимым хвойным оттенком...
  Когда мы снова оказались под куполом звёздного неба, Дазда сказал:
  - У греков и иудеев искупительные жертвы - животные и птицы. Авестиец знает: это благие творения Хормазда, они не могут быть искуплением... Подношения благовоний Огню - как искупительная жертва души пред Светом Всеблагого. Это таинство даёт силу и надежду тому, кто совершает его искренне, от чистого сердца, думая о наполняющем свете Всеблагого.
  - Молитва не от чистого сердца - непрочитанная молитва, - ответил я.
  Родовой дом хранителя соседствовал с храмовым садом. Большое хозяйство за светлокаменной оградой. Молодой месяц над головой...
  Дазда принёс огонь в небольшой, пустовавший до моего появления, дом. Я достал из заплечного мешка Весть Иоанна, дописанную мной, как Дед и пожелал. Дал книгу хранителю со словами:
  - Здесь почти всё. Читай, мудрый и добрый брат, пока мы вместе.
  Собираясь засыпать, представил Деда. Иоанн улыбался. Я сказал ему:
  - Деда, любимый, вот мы и в Персии. Слава Отцу! Наша мечта совпала с Волей Его.
  Я засыпал, а Дед улыбался...
  
  Глава 20
  
  Утром Дазда сказал мне:
  - Друг мой, это прямой путь к победе над Ахриманом! - Дазда держал в руках прочитанную им за ночь Весть Иоанна. - Благое Учение... Есть предложение: задержись, брат Евсей, в Мидии, построим вместе общину на благих заповедях, нужен твой опыт. Зачем терять время наших воплощений, когда в руках есть ключ к победе над Ахриманом? - глаза хранителя, как обычно, улыбались.
  - Для того и живём, брат Дазда - чтоб самим не заснуть и помочь тем, кто ждёт пробуждения! Построим здесь общину и соединим общины Благого Учения - от Мидии, через Евфрат, Киликию и до моего дома... И я прошу у тебя помощи. Построим общину - и я пойду домой. А вот до Индии не дошёл... Нужно найти вестника, успеть воспитать его. Они пойдут в Индию вдвоём - второй будет из общины Иоанна на Евфрате.
  - Судьба благоволит твоему возвращению домой со спокойной совестью! Карта моего сына Хумата красноречива - ему предстоит путь на восток. Он жрец и смотрит на мир так же, как его отец.
  - А что ещё говорят твои расчёты? - я не сдержал любопытства.
  - Не знаю всех твоих цифр... Слышал от тебя место рождения и возраст. Месяц и время суток мне не ведомы. Но я знаком с картами моей семьи и друзей: мне нельзя терять время, нам нельзя терять время... С чего начнём, друг мой?
  - С общей трапезы и общения. А в память об Учителе - преломление хлеба и чаша с вином. Других таинств нет.
  - Сегодня начнём. После литургии приглашу друзей в наш дом. Жена, дочь, невестка подготовят трапезу. Хлеб и вино есть. Я скажу друзьям об обещанном Зартоштом Спасителе, явившем Благое Учение во утверждение прямого Пути к победе над Ахриманом. И зададим тебе вопросы, а прежде я расскажу о тебе... Ну и скажи мне, добрый вестник, когда ты родился и где было солнце в день твоего рождения?
  Я назвал число весеннего месяца. Вспомнил, мама говорила, что родился я с первыми лучами солнца...
  Дружба с семьёй хранителя Огня сложилась за первым же завтраком. Я попал в родной дом. В этой семье не могло быть по-другому. Как принял меня, с открытым сердцем, Аша (праведный) Дазда, любимый всеми мудрый праведник, так отнеслись ко мне и все домочадцы. Здесь жило доверие.
  Даити, жена Дазды - добрая, живая, улыбчивая, внимательная к говорящему. Не помню случая, чтобы она перебивала кого-либо, даже ребёнка. Две дочери, младшей было одиннадцать лет, Ясне - шестнадцать. Молодая семья Хумата (сына Дазды и Даити) - жена и сын пяти-шести лет, будущий хранитель Огня. Хумату было тогда двадцать шесть лет. Внимательный, глубокий, как его родители. Обладающий знанием - по-другому при таком отце, как Дазда, быть не могло. Сильный, черноволосый, светлоглазый.
  Ясна. Она была похожа на отца и красива не только трогательным голосом, с звучанием которого я познакомился при первой встрече в прихрамовом саду, но и всем остальным, чему обычно и неизбежно радуется взгляд мужчины. Мой взгляд мало отличался от обычного, поэтому я обратил внимание и на зелёные глаза, светящиеся женственностью и чистотой на фоне чёрно-каштановых волос, и на выразительную фигуру, наполненную упругой силой и жизнелюбием. Обратил внимание и на уловимое сходство с Ани. При этом подумал: наверное, мне пора домой...
  Ясна, с характерной ей непосредственностью и открытостью, сразу стала относиться ко мне с дружеским доверием, как к другу отца, как к старшему брату, стесняться которого не имеет смысла. Живая, общительная, конечно, обаятельная, искренне интересующаяся собеседником, то есть мной.
  Симпатия между нами возникла сразу, без предварительной внешней осторожности с её стороны. В этом присутствовало узнавание друг друга, которое обычно приписывается либо душевной близости, либо чувственной памяти прошлой жизни, хотя, возможно, это одно и то же.
  Дазда, конечно, обратил на всё это внимание - глаза его понимающе улыбались неизбежности событий.
   Мне в этот раз, как уже имеющему какой-то опыт, удалось найти (хотя, возможно, показалось) грань в общении с Ясной, почувствовать ответственность за действия, слова, да и мысли тоже. Ясна такую грань искать не собиралась, доверилась мне в вопросе ответственности, ведь это я был вестником, проповедником, учеником Спасителя... Я стал чаще думать о любимой, сильное неразрывное чувство продолжало нас связывать, не позволяя явной симпатии к Ясне затмить себя...
  Семья и друзья Дазды с искренней решимостью принимали к исполнению заповеди Благого Учения и правила первых христианских общин. Они полностью доверяли мудрому и праведному Дазде, оповестившему их о восполнении Авесты благими заповедями, заповедями любви через обещанного Спасителя. Они дружили со мной и видели хварну - внутренний свет, исходящий от чистого человека. А для авестийца не было ничего важнее внутренней чистоты, неподверженности злу. Авестиец дорожил дарованным временем в воплощённом мире.
  Преломление хлеба и причастие к чаше с вином они сразу приняли. Ибо так заповедовал делать обещанный Спаситель, к тому же они имели в своих литургиях и благословлённый хлеб, и особый напиток.
  Исповедание друг перед другом своих прегрешений они свершали без задержек, дабы не быть осквернёнными злом. Для них безусловным стало правило: имеющий нечистое в себе к ближнему не приходит на общую трапезу, пока не примирится с ближним, не уберёт из себя нечистоту, чтобы не было осквернено таинство хлеба и чаши.
   Я объяснял себе такую решительность моих друзей, такое устремление к внутренней и внешней чистоте тем, что ещё в юности, в пятнадцатилетнем возрасте (кто-то раньше), каждый из них в присутствии священника свершил сознательный выбор и вступил на Путь Праведности - путь благих действий, благих слов и благих мыслей, объяснив священнику, хранителю Огня, суть своего выбора и прочитав основную молитву. Завершался обряд нового рождения облачением в освящённое белое одеяние (сэдрэ) и пояс (кушти), которые всегда надо было поддерживать в чистоте, как тело и совесть. И теперь человеку, принявшему обряд, предстояло развязывать пояс и опоясываться им заново перед чтением молитвы, после любого осквернения нечистотой, перед важным решением и перед важным поступком.
  Авестиец, сознательно ступивший через таинство нового рождения на Путь сражения со злом, понимал, что надо не терять времени пребывания в воплощённом мире, ведь победить Ахримана и зло в себе возможно только имея тело, как инструмент этого сражения.
  Авестиец любит жизнь, этот мир он видит лучшим из двух сотворённых миров. В Авесте отсутствуют ограничения, способствующие выходу человека из гармонии жизни. Отсутствуют обеты воздержания и безбрачия, посты, отшельничество, монастыри, практики угнетения тела. Тело - инструмент развития души. Человек несёт ответственность за здоровье и чистоту тела. Пренебрежительное отношение к телу, божественному дару, его угнетение недопустимы.
  На одной из наших первых общих трапез - мы проводили их через день - я рассказал к этой теме короткую историю от Иоанна о разговоре Рабби с законником, который в силу грамотности имел возможность читать Тору и книги пророков, в отличие от большинства жителей Иудеи: "Законник, увидев общающегося с людьми Учителя, решил, видимо, проверить Его осведомлённость в законах и предложил Рабби поститься вместе с ним.
  - Каков же грех я совершил или поддался которому? - улыбнулся Учитель.
  Человек сразу не нашёлся, что ответить. Рабби добавил:
  - Горе той плоти, которая зависит от души, но и горе той душе, которая зависит от плоти.
  Человек растерялся ещё больше, спросил:
  - И как же решить эту задачу?
  - Чистым сердцем, - ответил Рабби".
  Дазда широко улыбнулся:
  - Невозможно очистить мир вокруг себя, если не очищать сердце.
  Потом хранитель открыл Весть Иоанна:
  - Послушайте, друзья, как Учитель говорил о Всеблагом. "Если вас спросят: "Откуда вы?", скажите: "Мы произошли от Света, от Места, где Свет произошёл от изначального Света". Если вас спросят: "Кто вы?", ответьте: "Мы Его дети, дети Отца живого". Если вам говорят: "Каков знак вашего Отца, который в вас?", скажите: "Это движение, покой и любовь". Если вас спросят: "Каков образ вашего Отца?", ответьте: "Он подобен Солнцу...""
  - Мудрый хранитель, а что говорит Авеста об Ахримане? Кто есть тот, кто мешает нам наполниться Светом? Как уже слышал от тебя, он не создан Творцом нашего мира. Откуда он? Зачем? - задал я давний вопрос, не имеющий одного ответа.
  - Чтобы мы имели возможность очиститься и получить вечное тело, - улыбался мудрец.
  - Если бы его не было, очищаться было бы не от чего, - сказал я в том же настроении. - Он что, пришёл в наш мир, чтобы мы очищались?
  - Друг мой, одарённый хварной, не ставь мне трудную задачу... Поделюсь лишь тем, как понимаю древнее предание. Его принесли наши предки из северных земель, ещё до прихода пророка.
  Творец нашего мира, Владыка Мудрости, и Ахриман, Дух Зла - братья. В том смысле, что они возникли из Первопричины Всего, Непостижимой Первопричины. Они возникли из Единого Закона.
  Всеблагой Ахур создал наш мир - и воплощенный, и мир идей. Созданный мир изначально не был осквернён злом и разрушением. Ахриман пришёл в уже созданный мир - воспользоваться им, осквернить его, разрушить. Для чего ему это? У меня нет этого знания. Для обсуждения предположений мы найдём другое время.
  Для защиты воплощённого мира от проникновения Духа Разрушения Творец создал петлю времени, конечное время, или замкнутое время. Братья договорились между собой о конечности эпохи пребывания Ахримана в нашем мире...
  В этом сражении (в отведённом времени) с Ахриманом мы участвуем вместе с Всеблагим Творцом. Сделали этот выбор, прежде чем пришли в воплощенный мир. Верим, что спасём наш мир от осквернения и разрушения. Ахриман полагает обратное...
  С победой в очищающем мир сражении завершится и долгая эра смешения добра и зла. Уйдёт и петля времени, человеку будет дана возможность пребывать на Земле в не ограниченном временем теле. И тогда он сможет быть соучастником творения Блага во Вселенной...
  Не будет Зла - не будет надобности ни в рае, ни в аде... Все души из рая и ада должны будут пройти через реку огненного металла для очищения. Предание говорит, души из рая ощутят эту реку парным молоком. Души из ада претерпят муки очищения.
  Ну а потом нам будут даны, Волею Всеблагого, тела для вечной жизни на Земле.
  Вот такое будущее... Путь туда неблизкий, но и недалёкий, в сравнении с ожидающей нас Вечностью.
  - А что скажешь про обозримые сроки, светлый жрец?
  - Через 1900 лет, вместе с Водолеем, вступаем в Эпоху разделения добра и зла. Будет агония зла. Тогда неизбежен приход Спасителя с Благим Учением, расставить вешки времени... А сейчас к нам пришёл ты и принёс Весть о Пути, который подготовит призванных к решающей битве с Ахриманом.
  - Ахриман - брат Творца нашего мира, значит, сам творец. Что он создаёт? Если он создаёт зло, то как?
  - Не забывай, мой друг, я лишь жрец. Создаёт ли он зло и как? Одни считают, что он создатель демонов и привёл их в наш мир. Другие - что Ахриман не создаёт реальность: он Властелин иллюзии и форм. Он предлагает иллюзию, выбором человека эта иллюзия может стать реальностью. Таков мой взгляд на его присутствие в нашем мире.
  - Он предлагает нам создавать зло? - сказал или спросил я.
  - А у нас есть выбор: творить зло или благо, создавать гармонию вокруг себя или разрушать её.
  - Не было бы свободы выбора - не было бы и зла, - выразил я мысль вслух.
  - В мире идей, в невоплощенном мире нет выбора, нет и зла... В воплощённом мире существует этот принцип - свободный выбор... В выборе - наше движение к Вечности.
  - Небольшой выбор. Мы либо разрушаем наш мир, либо шагаем в Вечность, к тому же по единственному Пути...
  - Напомнить о котором - рассказать этот Путь в настоящем времени - приходит Посланник, Спаситель. А ты, друг мой, пришёл к нам с Вестью о явленном Пути, как ученик Посланника. Не так-то уж всё и сложно, - глаза Дазды улыбались.
  - И мы, люди, продолжаем извлекать из себя зло, умножать его присутствие в мире, выбирать то, что предлагает Ахриман... Мудрый друг, а ты видел Ахримана?
  - Нет, светлый вестник, Ахримана не видел... И вряд ли это возможно без его желания. А вот демонов, разных дэвов, перевидел немало. И их не становится меньше... И мы продолжаем выбирать то, что предлагает Ахриман, хотя Господом предложен прямой путь к Свету... Неизбежность... Зло придёт к агонии и затмит собой всё, кроме истинного Света, дабы человек увидел этот Путь. На это потребуются века и смена Эпох.
  - Ахриман... Не всё укладывается в голове... Он возник из Первопричины Мироздания, Творец форм. Свободный выбор неизменен в воплощённом мире... Зачем Ахриману наше зло, ненависть, тяжёлая сила? Бесам - понятно, это их пища. А ему-то зачем этим питаться?
  - Друг мой, - почти серьёзно сказал Дазда. - Над этим интересным вопросом можно думать между воплощениями и во сне.
  А в этом красивом мире пока будем учиться не источать из себя тяжёлую силу. Чтобы не разрушить мир, в который пришли бороться со злом...
  
  Глава 21.
  
  События побежали заметно быстрее. Провидение как будто торопило меня, надо было успевать принимать участие в предложенном судьбой, больше опираясь на внутренние ощущения, не на размышления.
  Ясна стала приходить в моё жилище для наведения в нём чистоты. Авестийцы отличались невиданными мною ранее вниманием к чистоте своего жилища и тела. Но то, что дочь хранителя Огня приходит в жилище молодого ещё мужчины наводить порядок, явно выходило за привычные правила жизни авестийской семьи, хотя Дазда и был смелым реформатором древней веры. Ведь до замужества, которое определялось выбором родителей, чистота девушки не должна была подвергаться никаким сомнениям.
  - Ясна, мне приятно такое внимание твоей семьи ко мне... Но может, я буду сам наводить порядок там, где живу? - спросил я с некоторым замешательством при первом её появлении.
  - Дорогой друг, брат Евсей... Так велел мне отец, и я буду делать это с удовольствием и хорошим настроением. Без удовольствия убирать дом нельзя! - звенела Ясна бархатным колокольчиком. - К тому же это мой дом, я должна наводить в нём порядок, никто не сделает это лучше меня. Порядок в доме наводит женщина, а не мужчина, ему лучше не отвлекаться на такие дела... А ещё отец разрешил мне общаться с тобой без родителей и брата. Тебя все любят в нашем доме. Дазда говорит, у тебя сердце авестийца. И я вижу твою хварну... Ты близкий человек и очень интересный. Я доверяю тебе, - Ясна говорила быстро и отважно, потому что волновалась. Похожее общение я уже встречал в своей жизни. Казалось, провидение относилось ко мне с любопытством: что же я буду делать дальше?
  Я не стал откладывать этот вопрос, сразу пошёл к Дазде.
  - Брат, друг, мудрец, почему ты отправил любимую дочь-красавицу убирать дом, в котором живёт молодой ещё мужчина?
  - Да, дорогой друг, я её отец и очень люблю её, ты верно заметил, - проговорил Дазда с характерной добродушной улыбкой. - Вижу в происходящем благо для неё, хотя и испытание тоже, для всех... Моя семья, семья священников, приняла в доме иноверца: это открытое нарушение закона. Но я и мои друзья не считаем тебя иноверцем. Ты не придерживаешься наших каждодневных правил, наших очищающих ритуалов - так ты и не рос в авестийской семье. Однако чистота твоей совести и свет хварны несомненны! Я ждал тебя как вестника. А тут ещё... и вот как оказалось. Эту ситуацию вам с Ясной уже не обойти, нам не обойти. Взвешивая большее и меньшее - не обойти. Она прорисована у Ясны... да и у тебя.
  - Ты научил Ясну смотреть судьбы по звёздам?
  - Нет, друг мой. Я не стал этого делать. Она умеет жить ощущениями, как никто другой в нашей семье. Я позволил этому быть. Подумал - и позволил, всё из той же отцовской любви. Ты же знаешь, самый точный путеводитель - в чистом сердце...
  Ясна так часто приходила убирать моё жилище, как требовал свод авестийских правил. Я не буду описывать последовательность этого интересного процесса, главным в нём было наше общение.
  Когда Ясна заставала меня дома - а она знала и хорошо чувствовала карту моих перемещений в течение дня - наведение чистоты (я пережидал уборку на солнечном пороге) заканчивалось общением до закатного солнца.
  Больше рассказывал я, моя жизнь была всё же дольше, и событий набралось, оказывается, немало. Она расспрашивала меня обо всём: о детстве, о маме, об Иоанне, об Учителе, об общине, о нашей с Дедом ссылке на остров, об Оливии и Аталии, о моём путешествии на Восток, о моих друзьях. И, конечно, об Ани, всегда сначала уточняя, можно ли спрашивать о моей любви...
  Перед сном, после молитвы, я общался с Ани. Мне было важно проговаривать ей, окружающему миру о происходящем со мной и во мне. Я наблюдал за собой, старался не приносить ни шагами, ни мыслями переживания Ани - не было человека, который был бы так плотно связан со мною чувствами, как она. Мне было важно ощущение чистоты собственной совести, очень важно.
   Моё чувство к любимой было несдвигаемо. А Ясна была очень похожа на Ани - характером, поведением, какой-то врождённой женственностью и даже звуком голоса, который резонировал в моих чувствах. И как-то неизбежно заняла какое-то свободное место во мне, которое возникло, возможно, из-за долгого отсутствия Ани в плотной реальности.
  Ясна угадывала мои мысли, чувствовала мои непроявленные внешне эмоции, вовремя уходила, чтобы не быть навязчивой. Помнила все мною рассказанные ей истории. Чувствовала даже то, что я желал бы съесть на обед.
  Когда мы обедали большой семьёй, Дазда позволял ей ухаживать за мной. А она безошибочно определяла, что мне хотелось съесть. И получала от этого удовольствие - после того, как уточняла у меня, не ошиблась ли она в своих ощущениях по поводу моих вкусовых предпочтений в определённом дне.
  Она стала присутствовать приятной дымкой в моих чувствах, никак не проявляя желание быть лучше Ани или затмить её. В ней просто не было этого, она как будто дорожила временем, которое мы проводили вместе.
  Вскоре - я вернулся тогда из кузни, завершалась очередная уборка дома - Ясна сказала, что любит меня.
  - Я не могла не сказать тебе... Надо быть во всём правдивой, открытой перед тобой, перед Господом... Я тороплюсь, потому что ты однажды уйдёшь, уже скоро. У меня нет нечистых мыслей. Я люблю тебя и Ани, она - часть тебя. Но у меня нет возможности сказать ей об этом... Позволь по-прежнему приходить убирать мой дом, в котором живёшь ты, - она говорила и улыбалась.
  - Ясна, сказала ли ты об этом своему отцу? - туповато улыбался я в ответ.
  - Сегодня скажу. Сначала я должна сказать тебе и Ани... Дазда знает обо всём, даже если ему не говорить. Он - Аша, я очень люблю его. И ты - Аша. Вы очень похожи... Отец позволил быть моему ожиданию любви. Он не отдал меня прошлой весной замуж за хорошего человека, который ждал, пока я вырасту. Наши родители дружат и давно договорились о свадьбе... Дазда - необыкновенный отец, необыкновенный мобед.
  - Ожидание любви... Ты же не смотришь судьбы по звёздам? - надо же было что-то сказать, я и сказал.
  - Отец не стал учить меня этому. Я просила, но он не стал... Аша, как всегда, прав. Девушкам не надо искать любимого, жить по звёздам. Надо учиться жить сердцем, чувством. Ты же сам рассказывал о своих снах. Ты пришёл сюда сердцем, чистым сердцем, ты не знаешь таблицы планет... Дазда знает, мои ощущения не пусты, - в глазах Ясны сквозь улыбку проступили слёзы. - Лучше завтра... У меня хватило смелости признаться тебе, быть открытой перед тобой во всём. Сейчас я начну лить слёзы и всё запутаю. Непросто говорить о любви тому, кто любит свою единственную...
  Перед сном, как обычно, я поделился происходящим с Ани. Представил, как она улыбается и обнимает меня. И ощутил, что она говорит мне, как всегда, нежно, что-то хорошее и ободряющее...
  Засыпая, подумал, что пора бы увидеться с Оливией.
  Проснулся в забрезжившем рассвете от взгляда Оливии:
  - Доброе утро, любимый друг, далеко же ты забрался - в земли древних богинь! - улыбаясь, она знакомым жестом провела кончиками пальцев по моей голове. - Не переживай там, где нет причин для этого. Подари чувство в ответ этой чуткой, чистой девушке. Она права, второй такой встречи не будет в её жизни. Чистая девушка, чистый мужчина... "И пусть она будет мне сестрой, любимый, и счастлива, как я!" Эти слова Ани просила передать тебе, покоритель чистых сердец...
  В вашем доме - тепло, там есть твоё присутствие. Тебя всегда ждут, верят, знают, что ты вернёшься. Ани - необыкновенный цветок, аромат женственности... Не понимаю, как можно находить такие оттенки цветения. Весь городок любуется ею. Всё думаю, как ей передать часть своей вечности. Правда, тогда могут возникнуть неудобства у тебя! - Оливия позванивала колокольчиками, растворяя остатки моего напряжения. - Живи, друг хранителей, чистым сердцем и светлой головой. Тебе надо сильно постараться, чтобы научиться приносить девушкам боль. Но вряд ли тебе это интересно! - улыбнулась на прощание Оливия...
  
  Глава 22
  
  Вместе с солнцем ко мне заглянула Ясна:
  - Доброе утро, Евсей. Дазда просил позвать тебя. Ему нужна твоя помощь.
  Аша обнял меня:
  - Светлый друг, о любви поговорим, когда сделаем дело. Ахур дарует нам встречу с дэвами. Есть возможность помочь человеку. И к тому же явить Силу в подтверждение того, что ты - Вестник Владыки Мудрости. Помню, достопочтенный Иоанн передал тебе мастерство, которому научил его Посланник.
  На улице ждал человек, склонившийся в глубоком поклоне. Его немного потряхивало. Мне хватило короткого взгляда, чтобы увидеть сложное одержание. В человеке было несколько бесов, или дэвов, как называли здесь такие сущности.
  - О мудрый, благочестивый Аша. Хвала Ахуру, ты вышел ко мне! Помоги, великий мобед. Все знают, не всякий жрец в Вавилоне сравнится с тобой... Нет сил моих сопротивляться дэву. Он руководит мной разными голосами, это сам трёхглавый Аждахак! Я боюсь за себя, он сильнее меня.
  - Человек, я однажды уже помогал тебе.
  - Да, великий жрец... Но я не смог пойти по пути Блага, хотя обещал тебе.
  - Я не могу стать праведным за тебя.
  - Помоги, Аша! Я обещаю, если останусь жить... Сегодня я избил свою жену и дочь. Убежал сюда, чтобы не убить их... Хранитель, спаси меня! Аждахак сказал мне убить твою дочь, - сказал человек и затрясся от сказанного ещё сильней.
  - Проще убить тебя, - спокойно сказал Дазда. - Я готов это сделать, как сделал бы, защищая Огонь, Ахур мне свидетель.
  - Убей меня! - упал на колени одержимый.
  - Вставай, - сказал после паузы Дазда. - Пойдём в храм. И прими омовение.
  Когда после омовения мы подходили к вратам святилища, человек сказал изменившимся голосом:
  - Мобед, ты уже осквернил чужестранцем свой дом и свою дочь, сейчас осквернишь Огонь... Жду тебя в аду!
  После этих слов Дазда остановился у входа в храм... И вернул нас в сад. Там за виноградной беседкой находилось его изобретение, представляющее собой широкий тяжёлый стул на полозьях, с ремнями на подлокотниках и на спинке.
  Мы втроём доволокли это массивное кресло до врат храма, занесли в святилище и установили напротив алтаря с Огнём.
  - Демон, слышишь ведь меня, говорун! Сейчас ты поймёшь, что такое два праведника одной веры. Поймёшь на своей шкуре, - своим самообладанием Дазда снова напомнил мне Деда.
  Хранитель усадил одержимого в своё изобретение, ловко закрепил ремнями руки в высоких подлокотниках, а потом притянул его широким ремнём к массивной спинке стула.
  - Смотри на огонь и не закрывай глаза, - сказал он человеку.
  - Ничего у вас не выйдет, разноверцы, грешники, - заволновался кто-то из бесов. - Я всё равно сожру этого недоумка, Хозяину на радость... Что, грек, уши навострил?! Интересно, кто мой Хозяин? Тьма ваших грехов! Если побеспокоите меня, следующим сожру грека, любимца Иоанна! И на него есть управа, в нём же самом... А на закуску пойдёшь ты, Аша Дазда, вместе со своей праведностью!
  - На огонь! Смотри на огонь! - строго напомнил Дазда человеку. - И читай молитву! Ахунвар. Если вспомнишь.
  Хранитель надел падан, закрыв им рот и нос. Подошёл к Огню. Сделал подношение из благовоний, рассыпав их плавным выверенным жестом над Огнём.
  Храм наполнился уже знакомым ароматом. Дазда начал читать молитву, глядя на Огонь, не отвлекаясь на одержимого. Звучание молитвы и последовательность слов в ней были уже хорошо знакомы мне.
  Он читал молитву в особом ритме, точно вкладывая в этот ритм двадцать одно слово.
  Казалось, само пространство в храме начало пульсировать, звучать по-особенному.
  Я стоял за спиной человека. Его заметно трясло. Первая сущность небольшого размера неожиданно вышла из одержимого где-то сбоку его поля и двинулась в сторону выхода. Движение давалось ей непросто в вибрациях пространства, она начала как будто рассыпаться. Не знаю, добралась ли эта тварь до выхода. Я сосредоточился на огненном кресте, горящем во всё поле человека. И на Светлой Силе Отца, льющейся на меня и на это событие.
  Человек зарычал зверем. Дазда ритмично уплотнял пространство незнакомыми мне мантрами. Я увидел волчий оскал. Волк завыл. Но там был не только волк... Увидел контур, похожий на человека с бо́льшим числом конечностей, чем обычно. Эта сущность молча пульсировала вместе с пространством и даже, как показалось, попыталась ухмыльнуться.
  Я удерживал внимание на горящем кресте и безмерной Силе, льющейся со всех сторон, шептал первые строки молитвы... Волк, жалобно завыв, попытался выйти со стороны головы человека. Но кругом горел золотой огонь...
  В храме запахло палёным. Дазда, не оборачиваясь в сторону одержимого, снова рассыпал благовония над алтарным Огнём. Хранитель продолжал ритмично чередовать молитвы и мантры. На его лице блестели капли влаги.
  - Предлагаю договор, жрецы! - прохрипел дэв связками человека, смотрящего неотрывно на Огонь круглыми немигающими глазами. - Вы оставляете меня в покое, а я обещаю вас не трогать.
  Дазда продолжал читать молитву, я - славить Отца.
  - Есть у вас сила, есть! Хватит уже. Дело предлагаю... Я останусь в нём на время, он уже конченный... И скажу вам, где сундук с золотом. Хранителю и его сыну хватит до скончания века и на поддержание Огня, и на содержание семей. А тебе, грек, на обеих жён хватит, можешь ещё и третью взять!
  "Зрелый дэв попался, опытный, рассеивает внимание, да ещё и знающий, умело интригу плетёт, порождение тьмы". Я на миг перенёс на него внимание: это было человекообразное существо, волосатое, бородатое, с большим острозубым ртом, с двумя короткими рогами на голове, две пары рук, сколько пальцев - не посчитал, ноги заканчивались копытами...
  - Правильно размышляешь, грек. Я древний демон, разных героев видал, не чета вам... Мысли твои верно текут, Творец Миров меня не создавал. Но кому легче от этого? - бес втягивал меня в разговор, Дазда, глядя на Огонь, ритмично возглашал молитву. - Илию, пророка из иудеев, знавал, намучился он со мной. И где теперь тот Илия? Да и Пифагора вокруг пальца обвёл. Он в храме Аполлона через жреца со мной ведь общался, а думал, что с Аполлоном...
  "Не слушай, - сказал я себе. - Молись!"
  Демон корчился и трясся вместе с человеком, но успевал гримасничать и всхлипывать.
  - Грек, угомонись! Что толку? Жалкие людишки, г-на в них на тысячелетия хватит, - рычал бес. - Побереги силы. Пустое это... Тебе живым ведь до любимой дойти охота!
  Я добавил огня в крест, горящий золотым Светом Отца: "Рабби, помоги!"
  Боковым зрением увидел Иоанна и ещё кого-то с ним...
  Одержимый округлил глаза дальше некуда, широко раскрыл рот. И замер с этим выражением лица.
  Четырёхрукий дэв выходил не спеша, да ещё умудрялся пользоваться связками человека с открытым ртом - звук получался хриплый, с бульканьем:
  - За что сражаетесь, жрецы?! За это ничтожное дерьмо с круглыми глазами? Даже если я его не дожру - ну и что? Таких, как он, миллионы... Нет конца их смраду, нет конца их страху... А ты, грек постылый, ученичок Христов, всё силой балуешься на свою голову... Я уйду, у меня домов много... Бессмертие - ваша мечта... Вы до́хнете, поедаете друг друга, я - живу, вечно живу... Ненависти и страху нет конца! Я знаю все твои слабые места, грек, твои страхи... и твои, жрец. Знаю ваши желания... Время тьмы - мне и править вами... - неразборчиво пробулькал демон последнюю фразу.
  Человек судорожно дёрнулся, качнув тяжёлое кресло, и обмяк...
  Наступила тишина. Дазда сотворил молитву. Воспел хвалебный гимн Всеблагому, аромат благовоний наполнил святилище. Я мысленно творил молитву во Славу Отца Любящего, опустившись на колени.
  Хранитель расстегнул ремни, вызволил тело человека. Жизнь возвращалась в освобождённого от дэва.
  - Как зовут тебя, грешник? - спросил Дазда.
  - Отец назвал меня Рашну, - ответил тихо человек.
  - Негоже тебе носить имя язата, достойного великого почитания. Меняй имя или жизнь... С дэвами ко мне больше не подходи, тебе никто уже не поможет. Сегодняшний день - последний дар Ахура, через этого человека, Вестника Спасителя! - Аша коротко поклонился в мою сторону, глаза его улыбались. - У тебя больше нет времени.
  Рашну поднялся, пошатываясь, с несдвигаемого стула, придуманного Даздой. Упал на колени, прикоснулся лбом к моим стопам. Я не шевельнулся. Потом Рашну переполз к Дазде, прикоснулся к его стопам и замер в этом положении.
  - Рашну, сколько бы ты так ни стоял на коленях, это не поможет, - сказал Дазда.
  - Помоги, Аша! Направь! В моей голове пусто... Этот страшный дэв съел мои мозги... Благочестивый, скажи, с чего начать! Не отпускай меня от себя.
  - Сейчас прими омовение в саду у храма, возблагодарив Целостность. Сотвори молитву искренне, до слёз. Потом научу тебя ритму молитвы и силе каждого её слова... Твори молитву Всеблагому Ахуру пять раз от восхода до следующего восхода. И не забывай о чистоте тела и одежды перед каждой молитвой. Не забудь о кушти - повязывай заново перед молитвой.
  Во время дел проговаривай имена Господа, а лучше - пой их, напевай. Проснулся утром - омовение, и пой Всеблагому. Не оставляй себя без Господа, направь на Него всё внимание, находи Его везде, дыши Им. И пой с улыбкой. Пусть тебя знают как поющего Хвалу Творцу мира, а не как одержимого Аждахаком!
  Придёшь домой - встань перед женой и дочерью на колени, принеси им покаяние за деяния свои. Глубокое, со слезами. Скажи, все силы приложишь, чтобы не допустить того, что было, не осквернять благой мир. Потом под руководством жены наведи порядок в доме. Попроси её сказать тебе, как это делать. Но порядок наведи сам. И будешь это делать раз в семидневье, пока не отменю эту задачу.
  Не ешь мясо благих животных, молоком которых кормишься. Не убивай их... Пока достаточно. Запомнил, Рашну?
  - Да, мудрый мобед, - кивнул Рашну.
  - Завтра с утра придёшь ко мне, дам тебе работу. После работы - еду для тебя и твоей семьи. Что ты умеешь делать?
  - Я умею строить, Аша.
  - Значит, будешь напевать имена Господа и белить наружные стены дома Огня.
  ...Несколько слов о светящемся золотым огнём кресте, используемом для очищения пространства и человека.
  Наверное, понятно, что этот образ не имеет и не может иметь никакого отношения к тому кресту, который спустя века после казни Рабби стали использовать как символ поклонения в римской церкви. И был, как известно, то не крест, а Т-образный столб, используемый римлянами для распятия.
  Я упоминаю крест в своей истории как перекрестье Светоносной Божественной Силы, разрушающее, рассеивающее силу противоположного происхождения. Именно так, с помощью веры, чистого сердца и воображения, Рабби учил Иоанна гнать нечисть. А Иоанн научил меня.
  
  Глава 23
  
  Не встречался раньше с таким бесом... Мы с Даздой полулежали в виноградной беседке на знакомом по ощущениям парфянском ковре. После сражения с бесами нам требовался отдых, хотелось, чтобы напряжение битвы ушло из тела. Рядом стоял широкодонный кувшин с оздоравливающим винным напитком. С оттенком вкуса чёрной смородины. Это сейчас могу так определить то послевкусие, тогда объяснял его смесью двух сортов тёмного мидийского винограда: один терпко-сладкий, а другой - с лёгкой кислинкой и едва уловимым запахом ливанского кедра.
  До сих пор остаётся загадкой, откуда в виноградной беседке прихрамового сада всегда имелась пара кувшинов (при необходимости мог появиться и третий) волшебного напитка.
  - Сначала поговорим о дэвах, потом о чувствах, - улыбался Дазда, наливая рубиновый напиток в красивые тонкие фарфоровые чаши.
  - Твоё объяснение, Аша, откуда взялся такой умный демон? Как он знает наши мысли? - спросил я.
  - Поэтому-то мысли и должны быть благими... - Дазда говорил не спеша, без определённого ритма, делая глоток напитка. - Можно предположить, мой благомыслящий друг, что это и есть иллюзия Ахримана. Древняя иллюзия... Демон сам объяснил: он живёт, пока живут страх и ненависть. А это тысячелетия присутствия Ахримана в нашем мире! Владыка тьмы не творит плотный мир - возможно, он вложил в наши головы идею, а мы её наполнили тем, что демон назвал "дерьмом"...
  - И мы научили демона быть хитроумным и откуда-то брать знания о нас? - спросил я.
  - Может, и так, а может, Ахриман вложил это умение сразу в идею, - Дазда, не торопясь, налил нам ещё по чаше.
  - Если Ахриман вкладывает такое в иллюзию, тогда он уже создатель, и это уже не иллюзия. Но Создатель, как говорит Авеста, Один и Он Всеблаг, - сказал я и сделал не один глоток волшебного напитка. - Этот чёрт думает, как мы, только, похоже, знает больше нас или делает вид, что знает. Ему ведь нужен наш страх, тяжёлая сила... Почему ж он до сих пор не лопнул от обжорства?
  - Чтоб он лопнул! - Дазда поднял чашу и засмеялся. - Не лопнул он потому, что таких, как он, много.
  - Однажды я общался с очень необычным бесом. Его не пугал ни Вышний Свет, ни крест из Света. Там, где Свет, у него просто нет работы, и он уходит оттуда. Он даже объяснил мне, что он - накопитель-посредник, перенаправляет тяжёлую силу в какой-то мир...
  - Вот древнее предание нашего народа: в холодных горах есть хранилище страха, гнева и ненависти, и оберегает его главный демон, Аждахак.
  - Если в одном месте хранится страх и тяжёлая сила грехов, может, там хранится и знание о страхах и грехах? А все демоны связаны одной силой с этим хранилищем и главным демоном, и излишки еды отправляют туда... Как мы связаны Светом с Божьим Миром, так и эти черти через тяжёлую силу связаны с этим хранилищем... И тогда чего в нас, людях, больше, с тем мы и связаны, тому и служим...
  - Здравая картинка, - утвердительно кивнул Дазда. - Ахриман - создатель иллюзии, идеи... А мы разрушаем Благой мир своими руками и головами, да ещё и с помощью бесов. И с ними вместе пополняем хранилище страха...
  Мы помолчали.
  - И зачем тогда всё это Ахриману? - добавил Дазда.
  - Такой вопрос я уже задавал. Ты мне сказал, что об этом будем думать между воплощениями! - засмеялся я.
  - Тогда надо наполнить чашу этим волшебным рубиновым напитком, в сути коего заложена разгадка всех тайн Мирозданья!
  - Наполняй так, чтобы не разгадать сразу все.
  - Согласен. Иначе жить будет неинтересно, - не спеша улыбался Дазда. - Быстро мы находим согласие! Так какой там вопрос остался? Зачем всё это Ахриману?
  - Мы уже между воплощениями? - поинтересовался я.
  - Представим, светлый друг, что мы никуда не торопимся, ждём вечное тело, уже прошли через реку из огненного металла, как через парное молоко... Ждём вечную жизнь и рассуждаем об Ахримане.
  - Так ведь его там уже не будет.
  - Верно. Там не будет, а здесь он есть и что-то затеял... Поставим себя на его всезнающее место.
  - Давай... Он видит перед собой прекрасный, благой, по сути, мир, в котором человек склонен чаще выбирать зло, чем благо, - начал рисовать я.
  - Да. И видя это, он способствует тому, чтобы мы творили ещё больше зла, а значит, уничтожали благой мир, в который пришли совсем с другой целью, - продолжил Дазда.
  - Или уничтожали самих себя в этом мире. Зачем ему уничтожать мир, который создавал его Брат?
  - Опытный охотник не убивает тигра просто так, - продолжил Дазда после паузы. - Он уважает умного зверя... Он убивает зверя только тогда, когда тот становится опасен для мира. А мы бываем очень опасны для собственной жизни...
  - А этот четырёхрукий демон вместе с хозяином хранилища питаются как раз нами, нашей силой, и провоцируют нас на страх и злобу. Получается замкнутый круг, ловушка!
  - Видишь, брат Евсей, что делает с нашим умом этот восхитительный напиток. Мы неожиданно быстро нашли решение сложного вопроса... Надо чувствовать грань, иначе мы познаем непознаваемое!
  Я захохотал. Аша Дазда был великолепен. Удивительный человек.
  Был тёплый яркий солнечный день, уже клонившийся к вечеру. Солнце падало разными пятнами через виноградную лозу, раскрашивая нас причудливыми узорами. Напряжение борьбы с древним бесом растворилось в окружающем нас чудесном мире. В этом растворении приняли участие и солнечные пятна от плавно двигающейся в лёгком ветерке лозы, и волшебный виноградный напиток, и уютный парфянский ковёр с приятным ворсом и мастерски вытканными гроздьями винных сортов...
  - Брат Дазда, - вздохнул я, - ладно с демонами, они есть и будут тысячи лет вперёд. Есть всё же вопрос поважнее...
  - И решение его не отложишь на тысячелетия, - продолжил за меня Дазда. - И касается он моей удивительной, любимой Ясны, нашей Ясны, и тебя, мой друг, светлый вестник.
  - Да.
  - Друг мой, она необычная девушка. И не только потому, что она моя дочь, - глаза Дазды лучились улыбкой. - Она умеет чувствовать. Так, как не умею ни я, ни Даити... И умеет жить тем, что чувствует... Я не встречал в жизни человека, кто так живёт - чистым сердцем. Вот встретил теперь тебя, вы похожи... Ясне надо бы быть в раю и дожидаться воплощения в Вечности, а не смотреть на мир в эпоху смешения. Наверное, она хотела родиться именно сейчас... Ахуру виднее.
  В утро того дня, когда мы с тобой встретились у святилища, она сказала мне: "Папа, он сегодня придёт". Он - это ты, друг мой. Я ждал тебя в тот день как вестника Ахура, она - как любимого. Сказочная история. Удивительная, особенно для женщины. Она знает, что вам долго не быть рядом, но терпеливо ждала тебя... а её знанием о тебе были лишь ощущения и сны...
  Я в юности просил своего отца позволить мне жениться на любимой, которую я знал с детства. И мои родители, благодарение им, позволили этому быть, нарушив договор с семьёй друга-жреца, договор, существовавший с моего детства... И наши взаимные чувства с Даити привели к рождению наших прекрасных детей, нашей Ясны...
  Я и Даити не могли поступить по-другому - позволили Ясне не выходить замуж за нелюбимого, но ведь и любимого никто из нас не видел...
  Мы с Даити знали и любили друг друга, а Ясна просто жила ожиданием этого чувства, искренне веря: будет так, как она чувствует...
  Конечно, я смотрел её карту. Там есть встреча. Недолгая встреча с мужчиной из далёких земель... Но что такое недолгая встреча для девушки, мечтающей посвятить любимому свою жизнь?
  Ясна сказала мне однажды простую вещь: "Отец, разве может одна душа заставлять другую поступать против сердца, в котором живёт Ахур?"
  Вот такая история, друг мой... Ну и её сны, её чистые сны, они точнее, чем мои звёздные таблицы! Ясна хорошо знает азбуку своих снов.
  Дазда наполнил чаши, мы не спеша сделали несколько глотков, разглядывая солнечных зайцев друг на друге. Наверное, мне хотелось хоть ненадолго отложить итог нашего разговора, вернее, моё решение по итогам разговора; но и вещие сны - как и откуда они приходят - меня интересовали тоже. И я спросил мудрого друга, глубоко вздохнув:
  - Аша, расскажи о чистых снах.
  - Хорошо, светлый брат, поговорим о снах, - добродушно улыбнулся Дазда. Он всегда хорошо чувствовал моё состояние, мои побуждения. И не только мои. Он умел жить естественным вниманием к происходящему вокруг. У него не было своих проблем, он жил заботой о других.
  - Как понимаю из преданий Авесты, - продолжал Аша, - во время сна мы выходим из воплощенного мира к Вратам Всевышнего, там другая мерность мира. Глубокий сон - это душа восполняет силы в мире Меног, духовном мире, после непростого пребывания в ограниченном петлёй времени плотном мире в эпоху смешения добра со злом.
  При возвращении из глубокого сна происходит быстрый переход из многомерного мира Меног в ограниченный плотный мир: происходит забывание увиденного душой в духовном мире. Короткие оставшиеся обрывки увиденного остаются как сновидения.
  Существует ещё и промежуточный мир при выходе из глубокого сна. Чистая душа, такая как у тебя и Ясны, не имеет пороков, поэтому проходит этот промежуток беспрепятственно. А нечистая душа цепляет своими пороками морок и путаницу мира демонов, который трёхмерен и находится здесь, у Земли...
  - Вот видишь, Аша, - вмешался я в пояснения друга. - Это подтверждает, что бесы, демоны - это порождение нашего трёхмерного мира, нас самих. Они не существуют и не могут существовать у Врат Всевышнего в Силе Его Света, Его Огня. Нашими страхами и грязными мыслями, а не Ахриманом, создаётся мир морока! Сами их создали, сами и кормим. Извини, перебил...
  - Заканчиваю, немного осталось. Так вот Ясна, выходя из глубокого сна, проскальзывает этот промежуточный мир легко и быстро, потому что её сердцу ничего не нужно из бесовского морока, она его не видит. Она выносит чистое мгновение сновидения из Высшего мира, воспринимаемое ею долгим событием, иногда долгим виде́нием будущего. Это сны-откровения, чистые сны, сны без морока. Чистый сон как короткое оставленное воспоминание из увиденного в Мире идей... Мобеды, хранители Огня, тщательно очищаются внешне и внутренне, чтобы иметь возможность видеть такие сны. А Ясна просто живёт и видит сны-подсказки, не совершая специальных обрядов.
  - Дазда, что делают жрецы, чтобы видеть сны-откровения? - продолжал я любопытствовать.
  - Шесть полных очищающих омовений в день с применением особого состава. Рецепт смеси вряд ли тебе потребуется, - засмеялся Дазда. - Перед сном - очищающее покаяние с просматриванием своих действий и мыслей в течение дня. Правильное расположение тела перед сном - вдоль линий Земли, головой на север. Или на восток, когда нужно восполнить силы. На север ещё и потому, что по преданию там находился когда-то давно материк наших предков, которые обладали полным знанием... Засыпать надо на спине, не скрещивая ноги и правильно дыша. Если тебе это интересно, дыхание как-нибудь покажу...
  И даже все эти действия далеко не всегда приводят к желаемому. Чистым человеком надо быть всегда, а не только в те дни, когда ждёшь сны-откровения. В промежуточном мире всё равно подцепляешь то, что есть в душе, притянешь подобное, а там и бесы, и такие же люди, как ты, из глубокого сна выходят. Есть что цеплять...
  Брат мой Евсей, ты ведь видишь иногда чистые сны - а часто их нельзя видеть - хотя и не знаешь всех этих жреческих секретов. Живёшь во Славу Всеблагого, потому и не цепляешь всякий морок: ни бесовской, ни людской... Ясна такая же, и Ани... Вот вы и встретились!
  - Вот мы и вернулись к главному, - улыбнулся я. - Как бы ты поступил на моём месте, Аша?
  - Позволь и я спрошу тебя прежде, чем ответить?
  Я утвердительно кивнул, Дазда продолжил:
  - Знаю, что твоё сердце с прекрасной Ани. А есть ли там место для Ясны?
  - Да. Мы оказались очень близкими людьми, Ясна - замечательная девушка... И ты всё устроил, чтобы было именно так, - попытался я пошутить.
  - Может быть, и так, - улыбался Дазда. - Но решение принимать тебе...
  - У меня есть жена, любимая. Какое решение? - неуверенно сказал я.
  - Ты теперь настоящий авестиец. Об этом, после твоей победы над древним демоном, будут уже сегодня знать все в городке. С такими демонами редко кто справляется. И не каждый хранитель Огня возьмётся за такое. Бывали случаи, и их помнят, когда такие сильные древние бесы овладевали жрецами!
  А настоящий авестиец, чистый сильный мужчина, может взять и вторую жену. И ничем не проявит, что любит её меньше первой...
  Коротко помолчав, Дазда продолжил:
  - По кодексу Авесты мужчина не может принять такое решение без согласия старшей жены. Но и отказ в этом должен быть здраво объяснён женой. Причин для появления второй жены несколько: бездетность с первой женой; ответственность за родовую линию, продолжение рода - например, чтобы у ушедшего в другой мир родного брата был рождён ребёнок; ведение большого хозяйства, когда одной жене, в силу разных причин, справиться трудно; воспитание детей...
  Не буду называть все возможные случаи появления ещё одной жены. Нужна целесообразность. Может ли к целесообразности относиться чувство другой женщины? Если чувство настоящее - а это проверяется временем - то может. Настоящее чувство предполагает рождение здоровых детей... А для авестийца одна из главных ответственностей - продолжение человеческого рода и воспитание детей, правильное воспитание. Даём возможность воплощаться душам для свершения Блага и Праведности в этом мире, для победы над злом...
  В нашем удивительном случае отсутствует одно звено - согласие Ани. Но не думаю, что любящая тебя Ани будет против счастья другой женщины, тоже искренне любящей тебя.
  - Аша, даже если согласие и есть со стороны Ани, с моей стороны есть серьёзные вопросы. Что это за авестиец, который взял ответственность за жену и вскоре уходит от неё? А если родится ребёнок, то, получается, мужчина уходит сознательно от одной из главных ответственностей - воспитания детей! Да и как можно жениться на девушке, которая тебя искренне любит, а ты при этом знаешь, что скоро уйдёшь к любимой?
  Дазда наполнил чаши, мы выпили по несколько глотков.
  - Светлый друг, в данной нам судьбой ситуации сказанное тобой не относится к убедительным аргументам... Искренне любящая девушка знает, что её любимый недолго будет с ней и рада этому короткому счастью, на наш взгляд короткому, она мечтала о нём!
  Мужчина и женщина рано или поздно уходят из жизни друг друга, по разным причинам. Такова Воля Всевышнего. Главное - как они прожили отведённое им время. Ты идёшь путём Праведности во имя всех, ты вестник, движешься по Воле Всеблагого. Путь твой прочерчен, в нём не могут быть допущены отклонения. В неизбежный час, ни раньше, ни позже, ты пойдёшь домой. И Ясна знает это.
  Ещё одно твоё сомнение: вдруг родится ребёнок? Аша Евсей, если родится ребёнок, счастливы будем все! И в семье моей будет воспитан достойный авестиец... у такой чистой матери, как Ясна. А тебя, как отца, спасёт то, что твоё сердце не успеет привязаться к чаду. Ты даже не будешь знать, брат мой, кто у тебя родился. Родится мальчик - будет носить твоё имя, девочка - понесёт твои качества...
  И ничто не мешает вам думать о вашем воссоединении. Пусть даже три полных луны будет идти вестник с твоей родины, чтобы сообщить, что ты и Ани ждёте Ясну. И тогда, ещё через три луны, Ясна с надёжным сопровождением будет у вас, если тому должно быть...
  Напитка в этом долгом дне наступающей весны было выпито столько, сколько было. А было в беседке у Дазды в этот раз, как обычно - два наполненных кувшина объёмом, в нынешних мерах, приблизительно по полтора литра каждый, может, чуть больше. Для нашего общения с Даздой в этом дне такой объём оказался необходимым и достаточным, с учётом качества и целительных свойств напитка и некоторой его разбавленности родниковой благословлённой водой. Голова была светлая (как казалось), настроение лёгкое, весна стала ещё весеннее...
  Когда мы обнялись с Даздой, прощаясь до завтрашнего утра, он вымолвил со всегдашней добродушной улыбкой:
  - Светлый друг, если уж и демон говорит о твоей второй жене, тебе, наверняка, надо жениться на моей дочери, чтоб бес подавился нашими чистыми мотивами! А вдруг лопнет?
  ...Был уже тёплый вечер. Ясна, напевая имена Господа, наводила порядок в моём пристанище. Я сел на пороге, не имея в себе твёрдого решения. А это предполагало оставить всё, как есть сейчас. "Я ещё здесь нужен, нужно доделать дело - становление общины... Сколько я его буду доделывать? А Ясна будет продолжать убирать этот дом с надеждой... Это для неё большое испытание, да и для меня тоже... Да и для Ани, наверное..." Мысли ёрзали в голове.
  Ясна завершила таинство и присела рядышком с лёгкой, непосредственной улыбкой.
  - Евсей, представляешь, уже весь городок знает: посланник Зартошта изгнал из Рашну самого Аждахака трёхглавого!
  - А кто у нас посланник Зартошта?
  - Ты, конечно.
  - И что теперь будет дальше, пророчица Ясна?
  Ясна засмеялась:
  - К тебе будут идти люди за очищением от дэвов. И в нашу общину придут новые люди. О тебе говорит весь город.
  - Уф, что-то много всего... Может, без меня справитесь? А я домой?
  - Пока ещё не справимся, - сказала Ясна, глядя мне в глаза. - Я постараюсь справиться. А Дазда, Хумат, друзья? Ты ещё нужен здесь, рано уходить. Надо нам утвердиться в тех заповедях, которые ты принёс авестийцам...
  - Милая Ясна, а что главное в жизни?
  Думала Ясна недолго:
  - Быть счастливой и радовать Господа своими благими мыслями и благими делами. А радовать Господа - значит, радовать всех тех, кто рядом с тобой, потому что Ахур живёт в каждом, - сказала Ясна и чуть-чуть покраснела.
  - А быть счастливой?
  - Счастлив тот, кто живёт правдой своего сердца, - сказала она. И, скрывая смущение, спросила меня: - О чём вы говорили с Даздой? Обо мне? Знаю, что обо мне...
  - И о твоих чистых снах, - добавил я.
  - Евсей, ты можешь не переживать за меня. Главное уже случилось. Я встретила тебя, дождалась. Это правда - ты существуешь и пришёл к нам. И я смогла признаться тебе. Пока ты ещё с нами, позволь и дальше приходить к тебе наводить порядок и общаться с тобой... Я видела во сне Ани, прошедшей ночью. Она такая, как ты рассказывал - очень красивая. Она обняла меня и сказала, что рада быть мне сестрой... - сказала Ясна. И положила голову мне на плечо.
  
  Глава 24
  
  Ясна стала мне женой. События стали восприниматься ярче, их череда уплотнилась. За день проживалась жизнь. Когда знаешь, что время дорогих сердцу мгновений ограничено, то стараешься втиснуть в жизнь еще больше действия.
  Я торопился принести радость Ясне, погружённый в её чистый, нежный мир, торопился участвовать во всех событиях становления общины, общаться с Даздой и Хуматом - они основа общины, лечить детей городка и гнать при случае подвернувшегося беса... И ощущал при этом свежую волну прибывающего чувства к Ани - как будто она была рядом...
  Жизнь, посмотрев на меня, словно решила напомнить, что мужчина, даже если он Вестник, идущий по фатуму, не может ощутить полноту жизни без наполнения любовью женщины, и подарила мне встречу с Ясной, удивительно похожей своим миром на Ани. Когда-то мне казалось, что в Ани живёт продолжение моей мамы, теперь - что Ани присутствует в Ясне. Они как будто бы каким-то удивительным образом договорились любить меня вместе и были счастливы от этого и от того, что я ощущал наполненность жизнью, благодаря их участию. Это описание может показаться странным, но других слов для своих ощущений я не нахожу.
  Ясна не была знакома с таким явлением, как требование к мужчине, в семье Дазды этому не учили. Поэтому мне хотелось успеть сделать больше для неё того, чего ей хотелось. А ей хотелось, чтобы я торопился домой, ведь дома меня ждало звенящее чистотой чувств и нежностью пространство. Пища, приготовленная Ясной, была необыкновенно вкусной, там был след её благодарности жизни, песен, её любви.
  Ясна почему-то была убеждена в правильности любых моих рассуждений, решений, целей, моего выбора. Там, где я мог сомневаться в правильности предстоящего шага, она верила, что он единственно верный. Это привело к тому, что я успевал делать даже то, что раньше делать не умел: под руководством великолепного мастера по имени Ушта выковал заколку для её густых волос в виде виноградного листа и инкрустировал прожилки листа серебром.
  Она сделала важное для меня и не такое уж простое дело: перевела с древнеперсидского языка, родственного санскриту, на греческий основную молитву Авесты - Ахунвар. Эту молитву Всеблагой Творец мира, Ахура-Мазда, дал Заратуштре как всепобеждающее Слово своё.
  Для знакомства с авестийским языком мы с Ясной решили дома общаться на нём. К её уровню владения языком я не приблизился, но говорить о любви и выражать восторг научился.
  Молитва - полное её название Ята-Аху-Ваирьё - была необычной для моего религиозного воспитания, заложенного Иоанном и книгами греческих философов. Это была молитва и мантра одновременно, в двадцать одно слово.
  Авестийцы воспринимали молитву Ахунвар как святое Слово Ахура. Читать её надо было с особенным ритмом, рифмой, внутренним красноречием. И конечно, в чистоте мыслей, стремлением к тому, о чём говорится в молитве, в состоянии благодарности. И Ясна умела это делать. Научил её, как и должно тому быть, отец-авестиец, к тому же жрец и хранитель Огня.
  Каждое слово молитвы - это название одной части Учения (Авесты), и это двадцать одно почитание Всеблагого. То есть в молитве содержится суть Авесты.
  Немного об истории текстов учения Авесты - из того, что рассказывал мой близкий друг и один из двух моих любимых тестей Аша Дазда. Исстари, не могу назвать точных цифр, Авеста передавалась устными преданиями в родовых жреческих линиях. Где-то шесть столетий назад, считая от нашей встречи с Даздой, при воцарении династии Ахеменидов из царства Парс, Авеста была запечатлена на большом количестве воловьих шкур тонкой обработки, то есть на пергаментах. Существует предание, что Авеста писалась тогда золотыми чернилами и длилась эта работа несколько десятилетий.
  В IV веке до рождения Христа Александр Македонский, завоевавший Персию в отместку за вторжения персов в Элладу , сжёг множество пергаментов с текстами Авесты.
   За 25-30 лет до нашей встречи с Даздой парфянский царь Валакша начинает с помощью хранителей Огня собирать единичные сохранившиеся манускрипты разных частей Авесты и поручает жреческим родам превращать в тексты отсутствующие части Авесты, извлекая их из устной традиции. Род Дазды отвечал за воссоздание Ясны - части Авесты, отвечающей за суть Учения и основных ритуалов. "Ясна" переводится как "почитание".
  Возвращаюсь к молитве. Дазда был известным в западной Парфии мастером молитвы. Когда Дазда творил молитву, в пространстве храма не оставалось места ничему нечистому. Оно аж звенело густой, плотной чистотой от ритма, темпа, образов, задаваемых жрецом.
  Ясна рассказала мне такую историю об отце. Как я уже говорил, Аша Дазда был реформатором Авесты. Он глубоко знал древнее Учение, знал наизусть гаты, проповеди Заратуштры, который принёс обновление древнего Учения. Дазда был хорошо знаком и с Торой, был специалистом по греческой философии, учёным-астрономом и астрологом. И смело упрощал ритуально-обрядовую сторону в соответствии, как он считал, с временем.
  Среди жрецов Парфии были, естественно, и те, кто считали, что Дазда - служитель Ахримана и своими реформами приносит зло в древнюю религию. Один из таких жрецов, во имя благих целей, послал к Дазде наёмного убийцу, убедив того, что Дазда своей жизнью оскверняет Огонь Всевышнего.
   Наёмник, убеждённый в нечистоте хранителя Огня, решил войти в храм, когда Дазда творил молитву Ахунвар. У авестийцев принято считать, что качественно прочитанная молитва наполняет человека Светом, очищает пространство вокруг него, даёт чистоту мыслей, ограждает от козней Ахримана и его главного демона Аждахака и возвращает врагам человека их враждебность. Так вот, когда, войдя в храм, наёмник достал кинжал и попытался занести руку для удара, он внезапно упал и потерял сознание. Это был сердечный удар...
  Дазда за месяц, с помощью врачующего слова и молитв, поднял этого человека на ноги, вырвал его из развоплощения, позволив ему тем самым продолжить изменять свою зарму. А вот жрец, пославший человека убивать другого жреца, умер от сердечного приступа. Вот такая история...
  После творения молитвы Ясной в пространстве дома ощущался особый аромат чистоты и... женственности. Хотелось находиться в этом пространстве, оно явно восполняло силы.
  Ясна сразу выучила молитву, с которой жил я. И творила её пять раз в день, глубоко погружаясь в неё. Сначала она творила авестийскую молитву, а потом молитву Рабби. Молитв много не бывает.
  Творческий смысловой вариант перевода Ясной молитвы Ахунвар, который мне наиболее близок, выглядит так:
  "Любой благочестивый человек, как и любой правитель в мире, могущественен настолько, сколько в нём имеется Правды и Блага.
  Дар благих мыслей приобретает тот, кто трудится во Славу Всеблагого Творца. И Сила Господа существует для того, кто помогает тем, кто нуждается в помощи".
  Конечно, молитву Ахунвар надо творить на родном языке с правильным ритмом и рифмой. Ясна научила меня это делать, по моей просьбе. И я помню это до сих пор. И бесам это до сих пор не по нраву...
  Возможно, Ясна и обращалась ко мне с какими-то просьбами. Возможно. Но сейчас я не помню этого. Помню лишь одно обстоятельство, похожее на просьбу.
  В самом начале наших близких отношений во мне жила замысловатая установка: во время близости владеть собой так, поступать так, чтобы Ясна не зачала ребёнка. Это, конечно, было связано с размышлением о том, что довольно скоро мне надо будет отправляться домой, а ребёнок тогда останется без отца.
   Во вторую или третью нашу ночь Ясна тихо сказала мне:
  - Евсей, любимый... Это так важно для меня, для нас...
  ...В голове моей иногда появлялись обрывки мыслей, образов о долгожданной встрече с Ани, о её желании, чтобы Ясна была с нами, о путешествии Ясны через несколько лун к нам через наши общины. Но чего-то не хватало в ощущениях, чтобы представить эти мгновения яснее...
  Не стану подробно описывать становление нашей авестийской христианской общины. О принципах становления общин я уже упоминал на этих страницах. Не будем превращать их в пособие по созданию общины. У каждой эпохи своя специфика. И если кому-то действительно захочется знать, как строится община в нынешнем времени, приезжайте в южную Сибирь, найдёте там меня и моих друзей.
  Наша община в Мидии строилась по правилам первой общины прямых учеников, по подобию тех общин, в жизни которых мне посчастливилось участвовать. Собрания были частыми, ведь в основе общины были авестийцы и два хранителя Огня, Дазда и Хумат, мы торопились быть чистыми в действиях, словах, мыслях. Искали вместе правильные действия и слова в смущающих нас ситуациях, опираясь на заповеди, оставленные нам Рабби. "Если исполнять принесённые Спасителем заповеди любви, то выйдешь из-под влияния зармы и через рай попадёшь в Вечность", - так говорил, улыбаясь добрыми глазами, Дазда.
  Жизнь строили на бескорыстной взаимопомощи. Нужды хозяйств стекались в совет старейшин, ответственными за передачи нужд в совет были главы домов. Совет старейшин и распределял недостающее по хозяйствам.
  В общине было несколько жизненно важных мастерских. Изделия мастеров шли и внутрь общины, и обменивались через городской рынок на недостающее в хозяйствах. Мастера иногда продавали свои изделия вовне, средства были нужны для поддержания мастерских, а также шли в общий кошелёк взаимопомощи...
  После быстро облетевшего город известия о победе над самим Аждахаком в общину пошёл народ. Чудо - оно и в Парфии чудо. Немногие из них остались в общине, где надо было трудится над своей чистотой, но те, кто не задержались, понесли весть о неосквернённом злом месте, которого боится главный демон иранских земель. Весть быстро распространялась по Мидии, Парфии и дальше с караванами на восток.
  В городе была иудейская диаспора с синагогой, а значит, и со священником. Торговлей в Мидии занимались, по большей части, иудеи. Давать иноплеменникам в рост продовольствие и серебро было их делом. Дазда и жрец синагоги были знакомы. Законники диаспоры, специалисты по Торе, с уважением относились к хранителю Огня, его мудрости. Иудеи городка знали: Дазда хорошо изучил Тору. Греки городка знали, что Аша - философ и лучше них разбирается в пантеоне богов.
  Случай с изгнанием древнего демона - а в рассказах упоминался и почитаемый в Иудее пророк - вызвал у иудеев немалый интерес к нашей общине и ко мне. В диаспоре знали о пророке-проповеднике Иешуа, казнённом римлянами, знали о существовавшей в Иерусалиме секте, считавшей этого проповедника Машиахом. Знали, что я пришёл в Парфию с Вестью о Помазаннике и что со мной есть Сила непонятного происхождения, позволяющая гнать тяжёлых бесов. Знали также, что я эллин, воспитанный иудеем, учеником основателя секты.
  Всё это вызывало интерес, и некоторые иудеи, немалым числом, решились прийти для знакомства с общиной, с правилами имущественных взаимоотношений и со мной. Среди пришедших были двое одержимых, желающих расстаться со своей болезнью.
  Мы с авестийцами устроили большое собрание, рассказали пришедшим о правилах нашей жизни, о заповедях, которые учимся исполнять. Конечно, священник синагоги не мог открыто прийти на такую встречу, но он знал, что прихожане пошли знакомиться с общиной и со мной, и ждал известий.
  На собрании я поведал историю от Иоанна, которую рассказывал Рабби. Вот эта притча.
  У человека были в гостях друзья. Он приготовил ужин и послал одного из своих друзей пригласить к ужину других гостей. Первый, кого друг пришёл приглашать на ужин, отказался от приглашения, потому что ждал торговцев, которым собирался дать деньги и распоряжения.
  Второй отказался, потому что купил деревню вместе с людьми и ему надо было собирать доход. Третьему надо было продавать дом. К четвёртому должен был прийти человек и вернуть долг. Пятый ждал прибыли, так как давал денарии в рост...
  Все они отказались прийти на ужин, о чём друг и рассказал хозяину дома, устроившему ужин. И тогда хозяин сказал друзьям: "Пойдите на дороги, кого найдёте, пригласите их, чтобы они поужинали".
  Завершал Рабби эту притчу словами: "Живущие торговлей, как и дающие кому бы то ни было в рост, не войдут в места Отца моего. Тот, кто дал нуждающемуся и забыл о том, обретает Царствие Божие..."
  ...После этого собрания на следующую встречу пришли только два иудея. Два одержимых бесами человека, проявивших себя на первой встрече характерными потряхиваниями, не пришли во второй раз, предпочли одержание изменению самих себя. Выбор неизменно свободен. Сражение, как и во все времена, идёт за каждую душу. А предсказуемое использование человеком свободы выбора позволяет жрецам-астрологам, глубоко знающим свою работу, достаточно точно просчитывать карты судеб и волочит человека по его зарме.
  Те представители арамейского народа, что решили остаться в общине, были мастерами своего дела и общину укрепили. Один - обувщик. Другой - мастер по дереву. Жене мастера-обувщика я помог безвозвратно избавиться от небольшого беса. А сыну краснодеревщика вправил живот и тазовые кости, поговорил с ним о жизни, объяснил, почему приходит боль, научил благословлять воду и пищу короткой молитвой и дал волшебную молитву, которая будет помогать ему в жизни делать добрые дела, а значит, не болеть. Дети умеют доверяться полностью.
  Священник диаспоры после посещения иудеями нашей общины передал Дазде письма и послания Павла, которые дошли уже и до Парфии.
  Священник воспринимал Павла основателем новой секты в среде Торы, считавшим себя пророком.
  Передавая эти послания Аше, священник сказал, что не относит эту новую школу к Торе, а значит, Иешуа не может быть Помазанником Господа...
  - Аша Евсей, любимый ученик Иоанна, которому он доверил дописать свою Весть, что скажешь об этих посланиях? - спросил меня Дазда.
  - Аша, я хотел бы, чтобы ты их прочитал и сказал своё мнение, - ответил я. - Они написаны на хорошем греческом и со знанием Торы.
  - Тогда, друг мой, скажи, был ли Павел среди учеников Спасителя?
  - Он считал себя апостолом Христа, посланным Им. Среди учеников при живом Учителе не был, с реальным Учителем не общался. И не был близок с теми учениками, кто был рядом с Рабби в земных дорогах. Учитель пришёл к нему в видении и поручил, как говорил Павел, нести Весть язычникам. Павел высокообразованный иудей, знаток Торы. Самый активный Вестник среди апостолов, основал несколько христианских общин в римских провинциях и одну из общин в Риме. Чтобы понять его взгляд на Христа, надо почитать его письма. Иоанн общался с Павлом лишь однажды. Поэтому и рассказал мне совсем немногое...
  
  Глава 25
  
  Кузня. Бывал там часто, как только появлялась возможность. В кузне правил выдающийся мастер Ушта по прозвищу Монах. Прозвище контрастировало с реальностью - у Ушты была любящая жена и пятеро дочерей.
  Вместе с талантливым четырнадцатилетним учеником я помогал мастеру изготавливать инструмент для общины и на обмен. Мастерство и мудрость Ушты знали во всей округе, ему не требовалось относить свои изделия на рынок, люди издалека приходили к Уште, сначала заказать, потом забрать инструмент. Все знали: заказ на изготовление оружия Ушта примет не у каждого, какие бы деньги ни предлагались. У Ушты было правило: заказчик оружия, знатен ли, богат он или беден, должен сам прийти к мастеру, а не передавать заказ через посыльного. Ушта общался с заказчиком, прежде чем принять решение, и, бывало, увидев человека, поговорив с ним, отказывал ему, объясняя это заботой о нём.
  Такого качества стали, которого добивался Ушта, я не встречал в своей жизни ни до, ни после. Оружие, которое изготавливал Ушта, было произведением искусства. Он был не только неповторимым кузнецом, но и художником: качественная узорная сталь, тонкая, изящная гравировка на самом изделии и на ножнах. Рисунки узоров он создавал сам, мастерски владея линией.
  Дар Ушты висел на поясе Аши Дазды, которого он считал и называл своим учителем. Хранитель Огня должен был иметь кинжал и уметь хорошо владеть им: защищать Огонь, символ Ахура, на последнем рубеже, даже ценой своей жизни.
  Рядом с Уштой я снова ощутил себя учеником, несмотря на уже зрелый возраст. Меня снова наполняли эмоции от узнавания секретов мастерства и успешного применения этих секретов в изделиях. Он владел технологией создания изделий очень высокого качества, открыто и с удовольствием делился этими секретами со мной, как будто выражая благодарность за Весть об Учении Любви. Я повторял за ним все соотношения, добавки, температурные режимы, фиксировал по солнечным часам время, когда у мастера получался металл особого качества. Научился получать сталь такого качества, которого не добивался ранее, но повторить те сбалансированные характеристики, которых стабильно добивался Ушта, мне не удавалось.
  Ушта радовался вместе со мной моим успехам, отвечал на детальные вопросы, хвалил, говоря, что ещё не встречал такого сообразительного ученика. Но его металл был лучше по качеству структуры.
   И всё же настал день, когда я увидел ключ к загадке и пожурил себя за невнимательность. Когда Ушта творил сталь, он не отвлекался на разговоры, он напевал мантру со святыми именами Господа. Я же, работая с металлом, чаще всего напряжённо думал - либо о конечном результате, либо решал какую-то этическую или практическую задачу становления общины.
  Я не сразу сказал мастеру об открытии. Сначала решил проверить свою догадку: что произносимые слова, состояние мыслей во время работы над металлом влияют на его качество. В работе над очередным изделием я постарался совсем не разбавлять своё состояние посторонними мыслями - чередовал молитву, славление Отца, пару псалмов во Славу Господа, сочинённые Лукой в общине Иоанна на Евфрате... И пришёл к такому качеству, которого не добивался никогда ранее и которое было сравнимо с качеством стали Ушты.
  - Что ж, твоя сталь уже, по крайней мере, не хуже моей, - улыбался, подбадривая меня, Ушта. - Не ожидал, что ученик так быстро превзойдёт учителя... Хотя хороший учитель этим как раз и определяется, - подмигнул мне Ушта.
  В мастерской был целый склад монет, в основном серебряных, используемых мастером для переплавки или для отделки ножен, по просьбе заказчика.
  Там были греческие и римские монеты, и монеты парфянских царств, и даже несколько золотых монет династии Ахеменидов - этим было по полтысячи лет.
  Среди монет увидел несколько почти новых, с изображением огненного жертвенника. Ушта пояснил:
  - Свежая. Царь Парфии Валахша, по-вашему Вологез... Буквы арамейские, а язык - староперсидский. Вот Валахша и начал собирать сохранившиеся части священной Авесты. Он приезжал в эти края с отрядом, встречался с Даздой и его отцом. Валахша обращался к роду Дазды за помощью в восстановлении Авесты.
  Я нашёл в коллекции потёртую монету с изображением необычного для здешних мест строения. Спросил Ушту:
  - Это святилище?
  - Это буддийская ступа, Аша. Монета старая. Пожалуй, ей около трёх сотен лет. В восточной Парфии такие можно до сих пор встретить... Царство Маргиана, в тех местах моя родина. Там есть буддийская община... Путь Будды, Мудреца из рода Шакьев... Правитель северного индийского царства Ашока был последователем Будды, он отправил вестников в восточные царства Парфии...
  - Я слышал о монахах, почитающих этого мудреца. Слышал, что Будда проповедовал путь отречения от желаний и выхода из череды воплощений... Друг мой Ушта, у меня есть большое желание узнать глубже это Учение, да и рассказать ученикам Будды о своём пути, о Рабби, но я всё же решил, что на восток дальше не пойду... И Аша Дазда обещал, что в те края с вестью о Пути Любви пойдёт Хумат.
  - Да, Аша Евсей, пусть это делает молодёжь. У тебя теперь много земных дел. Говорят, твоя первая жена очень красивая. А чистую красоту Ясны я вижу с её детства. Ясна - неповторимая жемчужина. Не сомневаюсь, и твоя далёкая любимая необыкновенна. Ты достоин, Аша, таких женщин. Желаю тебе продолжить род свой от этих чистых красавиц, достойных твоего внимания, - тепло улыбался Ушта. - Помогу тебе... Чтобы ты не уходил далеко от красивых жён, расскажу немного о Пути Будды. А вторую часть твоего желания исполнит Хумат. Если Дазда сказал, что на восток пойдёт Хумат, значит, так тому и быть... Расскажу о ступе, пагоде и почему меня называют "Монахом"...
  На разговор о жизни Ушты ушёл весь день до позднего вечера. И в следующем дне возвращались к его истории. В течение нашей беседы Ушта гравировал изделие по готовому рисунку, а я осваивал гравировку по своему рисунку на заколке для волос Ясны.
  Расскажу историю Ушты в своём изложении, значительно укороченном, то, что запомнилось более ярко...
  Родился Ушта в гористой Парфии на Иранском плоскогорье, в луне пути на восток, может меньше, если караваном, от нынешнего своего места жительства в Мидии. Там и вырос. Дружил с детства с соседской девочкой, полюбил её, а она - его. Они мечтали быть мужем и женой и иметь много детей: Ушта мечтал о девочках, таких же красивых, как его любимая, девушка - о мальчиках, таких же мужественных и рассудительных, как Ушта. Но родители девушки, как часто бывало тогда, отдали её замуж по давней договорённости в соседнее селение - так со всех сторон, видимых им, было выгодно для них.
  Чувство юноши было очень сильным, трудно в шестнадцать лет любить по-другому. Таким же сильным и долгим, разрывающим сердце, было переживание от расставания с любимой, ведь он и она уже сплелись мечтами. Уште невыносимо было оставаться в родном селении, всё вокруг напоминало о нереализованном чувстве, случались мгновения, когда юноша задыхался от воспоминаний...
  Он ушёл из дома, попросив Небо распорядиться его жизнью. Шёл малоприметными тропами, звериными. Дни были жаркими, редко встречающиеся ручьи - сухими. Питался насекомыми, ящерицами, корнями... Слизывал утреннюю росу с листьев. Счёт дням был потерян...
  Однажды заснул обессиленный, в полузабытьи, у сухого русла ручья. И увидел то ли видение, то ли явь. Перед ним предстал демон, у которого, как показалось Уште, была не одна голова.
  "Наверное, это сам Аждахак, главный демон, пришёл за мной", - подумал Ушта.
  "Да, я тот, о ком ты подумал, - услышал Ушта. - Пусть будет Аждахак, как называют в твоей деревне... Я верну тебе твою любовь. Но дело за дело. Ты выполнишь моё желание - а я возвращу тебе то, что ты потерял, что желаешь больше жизни... Тебе надо убить старого человека, самого старого в монастыре. Его называют Бодхисаттва... Это сделать нетрудно, в нём уже нет силы. Сейчас за тобой придёт человек и отведёт к старцу... Ну а дома ты вновь найдёшь свою любовь. Всё в твоих руках. Дело за дело..."
  Нашёл Ушту у пересохшего ручья монах, дал юноше немного воды и дотащил его до буддийской общины. Этот монастырь существовал уже не меньше ста лет. Бодхисаттва был в общине с её основания. Светлый старец, переродившийся, как считали монахи, в последний раз перед уходом в нирвану, быстро помог Уште вернуть здоровье, окрепнуть. Научил дыханию, дающему силу. А главное, своими беседами и практиками созерцания старец помог Уште обрести цель в своей жизни, объяснил причину его страданий...
  И конечно, Просветлённый рассказал Уште об основателе Пути, который монахи избрали целью своей жизни - о Сиддхартхе Гаутаме, Будде Шакьямуни.
  Имя Сиддхартха означает "полностью достигший цели". Согласно повествованию старца, будущий Будда решился на последнее рождение и выбрал для воплощения семью правителя в северной Индии. Известный в царстве жрец-астролог предсказал родителям, что их сын обладает всеми признаками властителя мира и станет великим человеком, правителем мира. Но над каким миром будет править рождённый - над миром человеков или над миром страстей - жрец не определил однозначно. Отец дал сыну имя Сиддхартха и окружил сына всем тем, к чему обычно стремится человек: богатством, роскошью, изысканной едой и такими же удовольствиями - только чтобы Сиддхартха не видел страданий мира. Отец принял все возможные меры, чтобы сын стал великим правителем людей. Жизнь юноши была безмятежна, протекала в изучении наук, тренировках тела, в удовлетворении любых желаний. Достигнув совершеннолетия, он женился на красавице принцессе, завоевав её в честном состязании женихов на ловкость и силу.
  Но неизбежного не избежать, как говорил Дазда. В двадцать девять лет перед взором Гаутамы предстали знаковые события, перст судьбы направлял его к предначертанному. События-знамения предстали одно за другим: он увидел совсем слабого, уставшего от старости и болезней старика; человека богатого рода, измученного тяжёлой болезнью; мёртвое тело... Четвёртым знамением был нищенствующий монах-аскет с безмятежной улыбкой на лице. В этой внутренней отрешённости, в этом внутреннем спокойствии странствующего аскета Гаутама увидел Путь.
  Страдания, увиденные в знамениях, представились ему ещё более тяжёлыми потому, что он понимал: смерть не уберёт страдания, за ней следуют новые рождения, новые страдания...
  Он ушёл из дома и стал странствующим монахом. Его не удовлетворили ни йогические практики под руководством наставников с целью освобождения духа от страданий, ни шесть лет очень строгой аскезы с той же целью...
  В тридцать пять лет (это был и мой возраст в мгновениях общения с Уштой) Сиддхартха погрузился в созерцание под деревом, сказав себе, что никуда не уйдёт из этого погружения, пока не познает истину. Сорок девять дней он находился в медитации под деревом Пробуждения. Дьявол, которого в тех местах называют Мара, подверг святого всем возможным искушениям, включая главное: дочери Мары - Желание, Наслаждение и Страсть - соблазняли Сиддхартху эротическими танцами. Но он справился и с главным искушением - Мара и демоны отступили... И Гаутама стал Буддой, Пробуждённым: утром сорок девятого дня он окончательно разгадал загадку страдания и увидел путь преодоления страданий. Он достиг максимальной отрешённости от страданий, отсутствия страданий...
  Когда Ушта рассказывал об испытаниях Гаутамы, я улыбнулся про себя: Будду соблазняли страстными эротическими танцами самые главные соблазнительницы, и он выдержал это непомерное испытание - а мне красивая девушка лишь положила голову на плечо... И я быстро увидел целесообразность.
  
  Глава 26
  
  В буддийской общине Ушта провёл почти три года. Ему было близко всё, чему учил светлый старец Бодхисаттва. Почти всё. Ушта понимал и принимал как неизбежное: мир, в котором мы рождены, основан на непостоянстве, всё созданное обязательно разрушится, человек рождается и неизбежно умирает. Рано или поздно приходится расставаться с тем, кого любишь - условия для этого сложатся неизбежно. Непостоянны и наши чувства, и наши размышления. О чём-то у нас могут быть приятные впечатления, образы, о чём-то неприятные, но и это непостоянно, и порой всё меняется местами. К приятному мы тянемся желаниями, неприятного стараемся избежать. А когда не получаем желаемого, что бывает в жизни нередко - страдаем...
  В общем, будучи воплощённым, человек не может избежать страданий. И тогда Будда прав, говоря, что весь мир есть страдание, которое начинается вместе с нашим рождением.
  Ушта не сомневался в том, что причина страданий - в наших желаниях, привязанностях, в жажде чувственных удовольствий. А эта жажда ведёт к новым рождениям, где снова - тяга к чувственным удовольствиям и накопление привязанностей...
  И получается, если весь воплощённый мир есть страдание, то, чтобы прекратить страдания, надо найти способ или способы освободиться от жажды желаний. И Ушта стал решительно постигать предложенный Буддой путь, ведущий к прекращению страданий - восьмеричный святой путь. Он стал осознанно относиться к своей карме, понимая, что любое действие имеет последствия и результаты. Он учился правильным действиям. К чему относилось и непричинение вреда всему живому, а значит, отказ от убойной пищи; неприсвоение чужого; отказ от всего, что приводит к опьяняющему состоянию; правильная речь... В общем, правильный образ жизни, соответствующий учению.
  За время жизни в этой общине он научился вроде бы простым, но очень важным вещам: он перестал лгать о себе, говорить неправду о других, клеветать, говорить плохое о людях, говорить о том, чего не знает, он разучился ругаться с кем бы то ни было и выражать негодование в чей-либо адрес, давать оценки людям... Всему этому его терпеливо обучал Бодхисаттва, объясняя последствия любого неправильного действия, неизбежно приводящие к страданиям. Он учил Ушту отдаляться от страданий, отдалясь от желаний.
  Практики самосозерцания - важная часть жизни буддийской общины. Вместе с другими монахами Ушта учился под шелестящими от лёгкого ветра кронами деревьев отстранённо наблюдать за течением своих мыслей, их появлением и исчезновением, за появлением и растворением побуждений... Ушта учился максимальной отстранённости от объектов чувственного восприятия, а значит, от желаний... С помощью таких медитаций и осознания, что расставание с любимой привело его к спасительному пути, Ушта довольно быстро справился с сильно владевшим им желанием вернуть любимую. Справился и искренне пожелал любимой, её семье и её, как оказалось, суженому добрых дней жизни, лучшей кармы. Чем вызвал одобрительную улыбку мудрого старца...
  В общине считали, что каждый монах, точно следующий пути, который прошёл Будда (его ближайшие ученики записали учение Пробуждённого, его проповеди), тоже может стать Пробуждённым. Но это возможно только в монашеской общине. Человек, живущий в миру, может лишь менять свою карму в лучшую сторону через добрые дела, но стать просветлённым не может. Только монахам открыт путь к нирване, предельной отрешённости от мира и выходу из сансары, колеса воплощений...
  Бодхисаттва много общался с Уштой. Ушта испытывал очень тёплые чувства к мудрецу, ощущал его отеческую опеку. Однажды между ними произошёл разговор, в ходе которого Ушта выразил сомнения в собственной способности стать просветлённым.
  - Мастер, помоги мне, - обратился Ушта к мудрецу. - Я стараюсь учиться созерцанию, отрешению от мира страданий, иногда у меня получается... Но созерцание приводит к тому, что я мало тружусь, чтобы обеспечить свою жизнь в общине, пропитание, одежду, инструмент для обработки земли... Так же получается и у моих братьев: мы не можем обеспечить себя, наша жизнь зависит от помощи людей из селения.
  - Да, это так, мудрый Ушта, - улыбнулся старец. - В этом мире все зависят друг от друга. Путь личного совершенства - это очищение не только близкого пространства от влияния Мары, а значит, страданий может быть меньше... Тем самым ты уже помогаешь людям селения. А они, помогая общине, тебе, улучшают свою карму, идут своей тропой к просветлению. Ты же знаешь, каждый сам выбирает свой путь...
  - Благодарю тебя, учитель. Хочу, чтобы ты знал: из меня не уходит желание помогать людям не только в общине. В круговороте сансары множество людей были нашими родными, матерями, жёнами...
  - Сынок, Будда не говорил, что его путь - единственный, ведущий к пробуждению и избавлению от страданий. Первые ученики Будды говорили: он стоит на перекрёстке дорог, и много путей ведёт к просветлению... У каждого человека разные возможности и способности. Причины страданий не исчезают сами по себе, просветление - это путь из анализа, размышлений, медитаций, молитв. По возможностям человека складывается путь. Будда давал более простые учения для своих последователей из мира... На мой взгляд, ты имеешь и возможности, и способности идти путём Будды, путём монаха. Но это лишь взгляд, а не принуждение от наставника.
  - Мастер, мне кажется, я научился отдаляться от привязанностей и желаний, понимать, последствия каких действий ведут к страданиям. Наблюдать за собой, видеть, как и почему текут мои мысли... Благодарен тебе и Будде за дар восьмеричного пути! И ещё, мне кажется, я не готов сейчас к самадхи, к предельной отрешённости. Я, наверное, не смог изменить родовую карму. Отец мой - кузнец, простой кузнец, помогающий людям своими руками. И во мне живёт желание быть полезным моим братьям и сёстрам, вращающимся вместе со мной в колесе рождений!
  - Друг мой Ушта, - улыбался старец. - Да будет путь твой к пробуждению растянут на долгую жизнь во благо живых существ, ищущих пробуждения! Отказ от самадхи, хотя ты знаешь путь туда, во имя спасения живых существ - путь сострадания, благородный путь...
  Я не буду уговаривать тебя остаться... Моя память хранит встречу с молодым жрецом, хранителем Огня из западного царства. Он пришёл ко мне в поиске мудрости, будучи сам праведен. Он пробыл в монастыре две луны, мы много общались. Этот человек идёт путём благого действия, благих мыслей и слов, путём сострадания, пробуждая других. И пришёл он в этот мир сознательно... Это его последнее воплощение. Он Бодхисаттва. Так я увидел...
  Тебе надо будет долго идти на запад, туда, где кончаются горы, почти до великой реки. Он будет тебе и другом, и наставником...
  ...Ушта вернулся в родное селение, обрадовав родителей тем, что живой. Удивил их своим сильно изменившимся миром, взглядами на жизнь, рассказав об обретённом пути. Поблагодарил родителей за данную ему жизнь, за возможность воплотиться. Недолгое время поработал с отцом в кузне. Отец услышал от сына здравые рассуждения, идеи о работе с железом и успокоился.
  Перед дальней дорогой Ушта заглянул к родителям своей юношеской любви, поблагодарил их за то, что они позволяли быть взаимному чувству, которое стало причиной его изменений. И попросил передать девушке и её семье поклон и благодарение...
  А через луну пути в западное царство, в сторону великой реки, Ушта встретил цель своего путешествия - Ашу Дазду, друга и наставника, который помогал Уште прежде становиться настоящим, несущим добро человеком, а потом уже мастером. Как говорил Дазда, если действовать в обратном порядке, то и мастером настоящим не станешь, и потеряешь время, чтобы стать настоящим человеком.
  - А теперь я встретил тебя, Аша, ученика Будды из Иудеи, - улыбался Ушта. - Встретил того, кого ждал Дазда. И мой путь к просветлению выпрямляется...
  А ступа на монете, пагода - с чего начался наш разговор... Бодхисаттва рассказывал нам, монахам, что в селении Кушинагара Будда Шакьямуни, мудрец из рода Шакьев, погрузился в созерцание в позе льва - на правом боку, правая рука под головой, голова на юг, лицо на восток... и достиг нирваны.
  Ученики предали огню тело Учителя... Да, огню. В тех местах пустое тело предают огню - так принято возвращать земле земное... А здесь, как ты, наверное, уже знаешь, мы не оскверняем пустым телом святой огонь и землю. Сначала птицы и собаки возвращают тело земле, потом сушит солнце, останки - в глиняные сосуды... Так вот, ученики Будды собрали прах его тела, разделили и поместили вот в такие дома памяти - ступы, пагоды... Это было их решение.
  ...На следующий день после рассказа о жизни Ушты я спросил его:
  - А что же Аждахак, он больше тебя не проведывал?
  - Да, он приходил ко мне, тогда у нас вторая девочка родилась. Большой страшный мужик, ещё и хвост, как у ящерицы. Смотреть на него удовольствия не доставляет, так ещё и голос внутри скребёт. Говорит: "И что ж ты выиграл, кузнец? И мудрец твой мёртв, и любовь твоя не с тобой, да и муж бьёт её за то, что думает о тебе... И денег у тебя нет, хоть сталь у тебя и хорошая... Ладно, дело прошлое. Мне меч нужен. Чтобы ты его выковал".
  Что скрывать, внутри холодно и по голове мурашки бегают, когда такое чудище видишь, да ещё и слышишь. Подумал, надо что-то говорить и стараться не бояться. Вдохнул-выдохнул, вспомнил, что существует молитва. Говорю ему: "Зачем тебе меч? Ты и так любого напугаешь". "Как сделаешь, скажу, куда положить, - он будто не слышал моего вопроса, - и где награду взять. Заплачу столько, что и будущим твоим детям хватит. И не спеши с отказом, кузнец! Сходи к реке, не поленись... По берегу, выше по течению, большой жёлтый камень. С северной стороны под ним мешковина, неглубоко, в ней сотня золотых. Это не задаток, просто подарок, чтобы знал: всё будет по-честному..." И исчез, как будто и не было его.
  Поутру сходил я к реке, нашёл под камнем, в земле, небольшой мешок, а там сто золотых, я пересчитал. Брать, конечно, не стал, оставил там же.
  Ночью снова является это чудище. Глаза кровью налиты, чтобы страшнее было: "Мне очень нужен твой меч. Рисунок и размеры будут утром у тебя на пороге. Сундук с золотыми монетами будет стоять в твоей мастерской ещё до того, как начнёшь работу. Сделаешь - нести никуда не надо. Сам за заказом приду, как ты любишь".
  "Нет, Мара... Заказ брать не буду, - я старался говорить твёрдо и спокойно, к этому приходу Аждахака чувствовал себя уверенней. - Золота твоего, сколько ни передавай, не возьму. Бодхисаттва научил меня отстраняться от желаний, а значит, и не страдать от того, чего не имею. У меня всё есть для счастья и для самадхи! - И проговариваю ему, не опуская глаз, наше главное авестийское правило: "Хумата, Хухта, Хуварша" - благие мысли, благие слова, благие действия.
  Его аж передёрнуло: "Кузнец! Говоришь, желаний и привязанностей не имеешь? Страдать будет самая младшая, самая любимая..."
  А я продолжаю своё, не погружаюсь вниманием в его угрозы, Святые имена Господа повторяю. Представил, что во мне Огонь Всеблагого горит и пусты все слова демона, выгорают в Огне. И начал читать Ахунвар, ритмично, чётко... Демона начало потряхивать в ритм молитвы. Он ухмыльнулся и исчез...
  Вот такая история, Аша. Не испугался всё же я его. И школа монастыря была мне в помощь...
  
  Глава 27
  
  - Аша Бодхисаттва Дазда, - обнял я друга. - Теперь мне можно не ходить в Индию, чтобы узнать о пути Пробуждения Будды Шакьямуни. Ушта рассказал, что старец буддийской общины определил тебя бодхисаттвой, сознательно принявшим последнее воплощение...
  - Мой светлый друг, Аша Евсей. Хотя ты и мой зять, ты - Бодхисаттва. Ты имеешь желание, чувство к безусловно красивой молодой женщине - говорю о своей дочери - но оно не владеет тобой, ты умеешь быть отстранённым от него, огненный дракон не сумел затмить твой путь. Ты бесповоротно устремлён пробуждать других собственным исполнением Пути Спасения, весть о котором принёс нам. Поэтому ты - Бодхисаттва, хотя и зять, - как всегда добродушно улыбался Дазда. - И поэтому прошу тебя не идти с Вестью в Индию, задержись ещё немного здесь. В Индию пойдёт Хумат, окрепнет рядом с тобой и пойдёт. Обязательно пойдёт. Путь от Спасителя доступен каждому - не надо становиться монахом, чтобы очистить карму и стать пробуждённым... Есть различие в конечной цели, но оно несущественное.
  Нирвана - полное отсутствие страданий и отсутствие воплощений. Дом Песен - тоже отсутствие страданий и воплощений, только с одним, последним вечным воплощением в Эпоху Нирваны, где не будет страданий.
  - Дазда, - я едва сдерживал смех, - в Индию надо идти тебе: тогда те, кто услышат тебя, станут ещё и авестийцами.
   - Хумат сделает это лучше меня, в его голове ещё нет тех обрядовых догм, которые уже закрепились в моём возрасте, - улыбался глазами хранитель.
  - А какие писания ты дашь ему в дорогу?
  - Аша, тебя интересует, дам ли я ему, кроме евангелий, которые принёс ты, послания Павла?
  - Ещё не успел подумать об этом. Но о своём отношении к этим посланиям ты так и не сказал. А они распространяются на западе и на востоке, даже вот и в Парфию пришли.
  - Брать пергаменты Павла в Индию Хумат не станет. В долгом пути это лишний вес. Там не будут слушать утверждение о том, что кровью одного человека, даже Посланника Неба, могут быть искуплены грехи остальных. И это не смогут принять не только ученики Будды, это не примут ни авестийцы, ни иудеи. Свою карму можно изменить только своими шагами - на востоке это все знают...
  Аша, картина о взглядах Павла у меня не сложилась. Этих посланий недостаточно. И вопросы уже не задашь. Из того, что прочитал... Хорошее знание Торы, как у законника. И язык греческий хороший. Попытка создать новую школу на основе своего взгляда на Тору и дать эту школу и эллинам, и иудеям. Но иудеи это, конечно, принять не смогут, не смогут и хранители Авесты - Помазанник Бога, Спаситель, не может быть нечеловеческим существом, не может быть богом.
  Такое могут выслушать эллины и римляне, у которых целый пантеон богов, но не иудеи.
  Из посланий следует, что можно спастись верой в искупительную смерть сына Бога. А можно ли спастись через благие деяния, мысли, слова - непонятно. Я не увидел там самого учения, не увидел заповедей того, кого он называет Христом...
  Друг мой, я - хранитель Авесты, а Павел хранит мысль, что Отец принёс в жертву любимого Сына во искупление грехов людей - тех, кто поверит в это, а также в то, что Учитель вознесён воскрешённым в теле на Небеса... О каком Отце речь? О Всеблагом Творце? Но ведь Рабби говорил, Его Отец - Любовь и Свет, и Любовь не судит, не наказывает... Аша, может достаточно моих рассуждений, которые ничего не меняют в нашем мире? - Дазда улыбался.
  - Да, достаточно, Аша Бодхисаттва, - поклонился я с ладонью у сердца.
  - Как хранитель Огня добавлю, - глаза Дазды светились, как у ребёнка. - Созданная Всеблагим плоть не может быть греховна и не должна умерщвляться, уничтожаться человеком. А главное, Аша! Прежде, чем мы пойдём трудиться во благо ближних... Из посланий Павла неясно, что же делать, чтобы оказаться в Царствии Божьем. А у Рабби всё понятно: исполняй Слово Его, заповеди и увидишь Царствие. Простой понятный путь: люби ближних не меньше, чем себя; желай добра, молись за них; ударили по щеке - не отвечай тем же, подставь другую; не живи торговлей; не давай в рост; дай нуждающемуся от сердца и забудь, что дал; не оставляй жену по своему желанию; никогда не делай никому того, что не желал бы самому себе...
  - А делай для людей то, что хотел бы, чтобы они делали для тебя, - вклинился я.
  - Всё, дорогой зять! Давай обнимемся и пойдём трудиться, - засмеялся Аша.
  После объятий Дазда сказал:
  - Аша, в твоей карте два неприятных дня. Пожелаю тебе поменьше движения в эти дни. Твоя карта не всегда совпадает с жизнью, но всё же будь внимателен.
  Я ушёл в кузню, там всегда работы много. Дазда вместе с Хуматом и Рашну отправился приводить в порядок внешний вид Дома Огня.
  ...Ночью проснулся от прикосновения Оливии. "Евсей, я ненадолго... Дома всё хорошо. Ани передаёт тебе, что она с Ясной, рада её беременности, ждёт тебя, вас... Но я за другим - предупредить: завтра опасный день для тебя, для Ясны. Оставь её дома, не бери с собой... И не будь один, - Оливия улыбнулась, легко прозвенели её колокольчики. - Я убегаю, мне нельзя было предупреждать тебя прямо, это нарушение правил хранителей..."
  В голове осталась фраза: "Оставь Ясну дома". Да, Ясна носила в себе ребёнка, говорила, что будет девочка. По времени была середина пути до рождения.
  - Кто здесь был, любимый? - спросила Ясна сквозь сон.
  - Оливия принесла нам добрые пожелания от Ани.
  Ясна улыбнулась и заснула.
  Утром, собираясь уходить, я сказал:
  - Жди меня, родная, дома. Вернусь пораньше. В мастерскую вместе - в следующий раз.
  - Да, любимый. Обед отцу сегодня отнесёт мама. Буду ждать тебя дома... На обратном пути не будь один, пожалуйста.
  ...Когда солнце предупредило о начале вечера, я уходил из мастерской Ушты. Ушта вместе с подмастерьем хотели проводить меня - их попросил об этом Дазда. Я решил идти один: не потому, что смелый, просто не хотел подвергать друзей опасности, было тревожно.
  Шёл домой наиболее прямым путём, с более длинными улицами и минимумом поворотов.
  Двое человек вышли мне навстречу из арочной ограды дома, двое других - увидел это боковым зрением - вышли из дома напротив и двигались следом за мной. Я развернулся, встал спиной к стене из белого известняка. Они подходили ко мне полукругом, чтобы не дать уйти. Обнажили мечи, показавшиеся мне длиннее обычных. Я прижался к стене, бежать было некуда, доставать из ножен свой меч не видел нужным. Под ложечкой встал комом холодный спазм. Бойцы выглядели решительно, веселье не читалось в их лицах...
  - Зачем вам моя жизнь? - сказал я, глядя в глаза центральному, державшему меч в левой руке - он виделся главным в этой банде. Подумал: "Надо было ночью не полениться - предупредить огнями Парса".
  - Не сказал бы, что нам нужна твоя жизнь. Но мы тебя убьём. Этого не случится только в одном случае - если ты посланник Заратуштры или самого Ахура - а не Ахримана!
  - Рабби, помоги! - сказал я отчётливо. В этой ситуации это была самая доступная молитва.
  Бойцы остановились в паре метров от меня, огляделись. Всё происходило быстро, быстрее, чем прочтение описания этого события...
  Я увидел Оливию и Хэбу. Кажется, промелькнули Аталия, Чиста, Лета, хранитель, которого слушалась огромная белая кошка... Увидел Виркуса и Крукиса. Левша с мечом наперевес сделал шаг в мою сторону, споткнулся непонятно обо что, упал...
  - Рабби, помоги! - проговорил я снова, услышал самого себя. Моё сознание тягуче, но чётко фиксировало происходящее.
  Слева от себя увидел Иоанна, он был не один, рядом с ним был молодой человек в лёгкой накидке и кто-то ещё в необычном одеянии...
  Справа - пожилой человек, длинноволосый, большебородый, с посохом, чуть впереди - кто-то невысокого роста с длинными волосами, сплетёнными в косу...
  Разбойник-левша поднимался с земли, я резко шагнул к нему и толкнул в плечи, когда он ещё не успел выпрямиться. Толчок опрокинул его навзничь. Другие разбойники сделали шаг ко мне... Мгновенное замешательство - неожиданно появился звук, подобный шуму ветра... Светлый день стал ещё светлее, ярче... Разбойники синхронно подняли головы вверх. Напротив себя, там, где поднимался упавший от толчка боец-левша, я увидел высокого человека в одеянии, подобном одеянию хранителя Огня. Я сразу узнал его - это был тот проницательный незнакомец, который однажды предупредил меня о предстоящей опасности в деревне. Те же одежды, расшитые уже знакомым аккуратным узором белого золота, тот же головной убор. И умный, пронизывающий взгляд...
  Нападавшие побросали мечи, закрыли ладонями лица, упали на колени...
  Незнакомец смотрел мне в глаза со спокойной, лёгкой улыбкой. Я услышал слова, обращённые ко мне в этой неразберихе: "Помолишься над ними, когда сочтёшь нужным".
  И всё внезапно исчезло - и уже знакомый незнакомец, и шум, и дополнительная подсветка вечереющего дня. Не было рядом ни Иоанна, ни тех, кто был с ним, ни хранителей... Как будто ничего этого не было. Но были ослепшие разбойники: они по-прежнему стояли на коленях, невидящие глаза смотрели в небо, из них текли слёзы...
  Я опустился на колени, сотворил молитву, восславил Отца, возблагодарил Силы Небесные и Земные. Вот так силища за меня вступилась!
  - Что будем делать, персы?
  - Убей нас, посланник Заратуштры. Мы достойны смерти... - сказал левша.
  - Вам дали денег, чтобы сделать это?
  - Да, много денег. И сказали: если ты посланник Ахура, тебя не убить. А если ты послан Ахриманом, ты достоин смерти и мук ада, ибо выдаёшь себя за того, кем не являешься.
  "Вот так способ определять Божье!" - подумал я.
  - И кому это было нужно? - полюбопытствовал я.
  - Не знаю этих людей. Их было двое, они закрывали лица и плохо говорили на персидском. Слышал обрывки арамейского, когда мы уходили.
  Я сел на землю немного подумать... Потом велел ослепшим бойцам взяться за руки и идти цепочкой за мной. Переднего бойца, левшу, сам вёл за руку. Таким осторожным, неспешным караваном мы двинулись в сторону храма.
  Сказал им:
  - Идём к хранителю Огня.
  Они плелись за мной, опустив головы, с мокрыми от слёз лицами. Они знали: если их назовут покусившимися на Благое, их ждёт смерть.
  Пока мы неуверенно передвигались к храму, детвора сбегала туда и обратно. Навстречу нам уже шли Дазда, Хумат, Рашну и его брат.
  Рашну с братом подменили меня во главе цепочки. Я тем временем рассказал Дазде и Хумату о произошедшем. Рассказал о чудесном появлении Небесных и Земных Сил и великолепном незнакомце в одеянии мобеда, расшитом белым золотом. Великолепном не из-за одеяния: рядом с этим незнакомцем - то ли ангелом, то ли небесным Хранителем - я чувствовал себя начинающим познавать мир ребёнком, о поступках которого всё известно.
  У храма Дазда подробно расспросил разбойников о самом событии и о деталях предшествующего сговора. Решили разместить ослепших разбойников до утра в хозяйстве Дазды, в сарае с инструментами. Рашну остался присмотреть за ними и накормить их. А Хумат с братом Рашну взялись оповестить население о завтрашнем всеобщем сходе у дома Огня.
  ...Наступило утро. Народ большим числом столпился у храма. Четыре ослепших бойца - это были рослые, крепкие, молодые мужчины - стояли на специально сколоченном широком деревянном помосте, чтобы их было видно всем.
  Дазда отчётливо и громко рассказал о произошедшем, о сговоре, о плате за убийство.
  - Всеблагой Ахур, оберегая своего Вестника, не лишил их жизни, Он ослепил их. А решение их судеб вверил нам, людям. Решающее слово за Вестником, - завершил Дазда свой рассказ.
  - Казнить их! Казнить служителей Ахримана, казнить служителей зла! - неровно катилось по толпе.
  Аша поднял руку, призывая людей успокоиться. Потом спросил преступивших законы Ахура-Мазды, верно ли указаны события. Левша утвердительно кивнул головой за всех четверых, сказал:
  - Да, верно.
  Такой же вопрос был задан хранителем Огня, хранителем Правды, и мне. Я ответил утвердительно.
  - Братья и сёстры, идущие путём Блага, путём Всеблагого Ахура, - продолжил Дазда, обращаясь ко всем. - Во имя чистоты и нашего благоденствия предлагаю возложить решение судеб преступивших закон Ахура на Вестника Всеблагого Творца. Аша, ждём твоего решения, - мобед поклонился мне с ладонью у сердца.
  - Да, скажи нам, Посланник! Вестник, скажи решение своё, слово своё! - подхватили люди: авторитет Дазды и его рода был огромен в Мидии.
  - Авестийцы, благоверные последователи Заратуштры, - начал я, кровь прилила к голове. - Я пришёл к вам с Вестью о Спасителе, обещанном Заратуштрой. Спаситель сказал: "Прощайте и прощены будете". Я не держу обиды на этих людей, они мои братья, заблудившиеся на дорогах Тьмы. Отец наш Всеблаг и заповедовал нам быть подобными Ему. Эти люди прощены мной...
  Над городом прокатился одобрительный гул. Я продолжил:
  - Спаситель сказал: "Твори добро ненавидящим тебя, молись за тех, кто гонит тебя и обижает". Я сотворю молитву во Славу Всеблагого над преступившими закон Его. И да будет по Воле Его!
  Слепые бойцы опустились на колени. Я попросил их сдвинуться ближе, чтобы они чувствовали плечи друг друга. Распростёр над ними руки, восславил Отца, призвал Рабби, увидел Свет, изливающийся на нас. В этот раз к привычным ощущениям таинства добавился шум ветра...
  - Я вижу! - раздался рёв над площадью: это кричал левша.
  Трое остальных подхватили этот крик. Из их глаз хлынули слёзы. То же случилось и с моими глазами, и с глазами Дазды... Плакали все, кого я видел вокруг...
  
  Глава 28
  
  Это чудесное событие быстро обрастало красочными фантазиями и распространялось легендами от края и до края Парфии. А вместе с караванами слухи неизбежно шли в Индию...
  ...Домой в тот день я вернулся к ужину, к позднему ужину. Люди, присутствовавшие при исцелении слепых разбойников и их помиловании, хотели знать о посланнике Зартошта, а более всего о Силе, которую он призывает. Они хотели исцеления от своих болезней. Ведь те из них, кто находились ближе к сцене таинства, обнаружили у себя исчезновение старых болезней, о чём тут же оповестили окружающих. Были и те, кто чудесным образом очистились от бесов.
  Мы с Даздой наметили на ближайшие дни несколько встреч у храма с возжелавшими продолжения чудес. Предстояли разговоры о Спасителе, об Учении, которое Он принёс.
  Забегая немного вперёд... Разговоры о небывалой Силе посланника Зартошта, который не только изгнал самого Аждахака из Рашну, но и исцелил от слепоты четырёх отпетых разбойников, пытавшихся его убить и ослепших за то, что подняли руку на посланника Ахура, привели на первые встречи у храма всё население городка. Приходили все, кто умели ходить.
  Общину же, в конечном итоге, пополнили совсем немногие, лишь те, кто и должны были прийти. Среди них оказались и трое из четверых разбойников во главе с Левшой. Они решили, что обязаны своими жизнями мне и Дазде, не позволившему толпе растерзать их. Левша заверил, что они уйдут от нас, только если мы их выгоним или убьём. И поклялся в том, что они готовы на любую службу и вверяют свои жизни нам...
  ...В тот вечер, вечер после чуда, мы с Ясной решили ночевать во дворе, на свежем сене. Это было её предложение. Тёплая звёздная ночь. Иногда падающие звёзды. Ясна светилась желанием растворить моё напряжение двух последних дней. А внутри, ни с того ни с сего, уже пробегало ощущение скорой разлуки.
  С первых дней беременности Ясна была уверена, что родится девочка, имя ей будет Ясна. Так мы договорились. Вернее, мы не договаривались: я предложил - Ясна согласилась. Мне не вспомнить, да и не было такого, чтобы Ясна в чём-то не соглашалась со мной. У нас было немного времени, отведённого судьбой, и мы знали об этом, возможно, поэтому и не тратили его на несогласия.
  Ясна часто общалась с растущей в ней малышкой. Рассказывала обо мне, дедушке, бабушке, Хумате и его семье, о наших добрых качествах. Рассказывала ей, для чего люди приходят в этот мир, о Боге, о молитве. Что её папа, то есть я, пришёл из далёкой страны, чтобы поведать людям о Новом договоре с Богом, о заповедях Любви, и для того, чтобы родилась она, девочка Ясна.
  В эту игру по возможности включался и я: говорил о маме и об отце, своём детстве, о любимом Деде, об Учителе, Ани, своих друзьях, о том, как пришёл в Парфию... Ясна объясняла малышке, что папе надо будет идти однажды дальше к людям с Вестью о чистой, правдивой жизни и возвращаться к Ани, туда, где родной дом. И о нашей общей мечте о воссоединении.
  Когда Ясна готовила еду, она обычно поясняла второй Ясне, что́ она готовит, какие продукты и в какой последовательности использует...
  События, где много чувств, эмоций, порой полярных эмоций, помню более ярко, могу обрисовать их более отчётливо. Но я, конечно, не помню их досконально, не помню деталей общения, точного содержания. Зато помню чувственный образ встреч, он тоньше, глубже, чем запомнившиеся слова. Это позволяет восстановить или создать то общение, которое существовало когда-то, исходя из чувственного восприятия, которое сохранилось в моей душе...
  В том пахнущем сеном и звёздным небом нашем с Ясной вечере был праздник чувств, растворивший и усталость, и переживания последних дней. И я не заметил, как сон перехватил меня в свои объятия...
  Конечно, у меня возникал вопрос, как, вероятно, и у читающих эти строки, о силе моих чувств к любимым женщинам, Ани и Ясне. И наверное, любой муж в похожей ситуации искренне ответит, что любит своих удивительных жён с равной силой. И я отвечу искренне так же, имея в виду, что имею чувство и к Ани, и к Ясне. Но одинаковых чувств к двум разным женщинам, личностям, хоть на мой взгляд и похожим, не бывает. Чувства похожи, как похожи любимые, но у них разный оттенок, что ли... И сложилось так, что чувство к Ани было ярче, насыщенней. Может быть, потому, что когда мы влюблялись друг в друга, я был моложе. В отведённом судьбой времени с прекрасной Ясной я испытывал тягу быть с Ани - наверное, успевшая сплестись в одно цветочная поляна наших чувств с Ани оказывала на меня такое действие...
  Среди сна я услышал, как будто кто-то позвал меня. Открыл глаза - всё то же горящее звёздами небо, рядом улыбающаяся во сне Ясна. Только ночь стала светлее.
  Оборачиваясь, уже понимал или чувствовал, кого увижу. Это был он, тот самый незнакомец в светлом хитоне и такого же цвета шапочке с аккуратным спиральным узором из белого золота.
  Он присел на сено с моей стороны. Я поднялся и благодарно поклонился ему с ладонью у сердца. Сильное впечатление от его появления шевельнуло волосы на моей голове и пробежало мурашками от макушки до пяток. Он сделал рукой жест, подразумевающий что-то вроде: "Да ладно тебе, садись, садись".
  Я сел. Обернулся к Ясне, она спала с улыбкой.
  - Она крепко спит, мы её не побеспокоим, - прозвучал во мне спокойный баритон незнакомца. Я снова почувствовал себя ребёнком перед всезнающим взрослым.
  - Кто ты, уважаемый незнакомец, мой спаситель? - спросил я, продолжая волноваться и ощущать свои мысли обнажёнными перед его взглядом.
  Возникла короткая пауза.
  - Думаю, как тебе ответить, - с улыбкой сказал баритон. Буду называть наше общение с ним разговором, хотя это был более быстрый процесс.
  - Ты ангел? - торопился я.
  - Можно и так назвать, - спокойно улыбался он. - Тогда тот, который слева, в Воинстве!
  - Сатан, - озвучил я.
  - Вы придумали мне много имён... Но имена - лишь звук, отражающий вашу суть и ваше юное понимание Мира... Сет, Арес, Сатана, Ангра-Майнью, Ахриман. В далёких, неведомых пока тебе землях меня называют Тецатлипокой, Дымчатым Зеркалом. Не так уж далеко отсюда, в Индии, куда ты так и не попадёшь - Шивой... Какие-то из этих имён совсем далеки от сути моего Мира, какие-то чуть ближе. Выбирай... Хотя "Тецатлипока" тебе будет непривычно... - на устах моего необычного собеседника была лёгкая, успокаивающая улыбка.
  Я почему-то кивнул головой, непроизвольно сделав вид, что всё понял, и потихоньку начал успокаиваться.
  - Тогда "Ахриман", - почти уверенно сказал я. - Мы же в Парфии находимся, тебя здесь так называют, и одежды твои похожи на одеяния хранителя Огня.
  - Хорошо, только без "х", - продолжал улыбаться он, успокаивая моё волнение.
  - Ариман, а Хумат, сын Дазды, дойдёт с Вестью до Индии? - этот вопрос был задан, пожалуй, для смелости.
  - Дойдёт. Завершит твои планы... Не теряй время, Аша Евсей, у нас его не так уж много. Задавай свои вопросы.
  - Да, Ариман... Твоё имя не даёт мне понимания твоей сути.
  - Давай-ка точные вопросы, Аша. Соберись, мы уже познакомились. Я же вижу их в твоём поле. Почему я должен их выуживать? Потрудись сам. Ваши рассуждения с мобедом, бывает, ходят около цели. Смелей!
  Я покраснел, мурашки лёгкой волной прокатились по мне, но волосы на голове уже не шевелились.
  - Так! Сатан - ангел Господа, искушающий человека. Арес - бог войны, провоцирующий людей. Ахриман... хорошо, без "х", Ариман - брат Творца нашего Мира, несущий в наш Мир разрушение, зло. Все они в своих народах воспринимаются как предводители Сил, которые противостоят Богу, противостоят человеку в исполнении Воли Творца. И Сатан, и Ариман названы в греческом языке одинаково - Диавол. Вопрос: создавал ли Творец нашего Мира того, кто противодействует ему противоположной Силой, создавал ли Он Диавола? И вот ещё, Ариман! Для чего ты помогаешь мне, спасаешь меня от смерти?
  - Вот! Смог же! Правда, некоторая каша в голове. Но это естественно... Обрисую на понятном тебе языке простую картину Мира. Особенности твоего мышления справятся с восприятием этого несложного рисунка. Это не комплимент, а констатация факта.
  Терять время на рассмотрение ошибочности ваших понятий не будем. Ближе к реальности. Ты допускаешь, что люди - не единственный Мир во всей этой Красоте! - он посмотрел на звёздное небо. - Мой Мир - очень древний, тем более в сравнении с твоим. Нет смысла объяснять сейчас, где он находится, в какой системе звёзд. Твой Мир - юный. Вы - молодая цивилизация, созданная или зарождённая с участием нескольких древних Миров Вселенной. Мой Мир тоже принимал участие в зарождении этой цивилизации. И естественно, тот, кто принимал участие в зарождении, потом наблюдает за развитием, как родитель наблюдает за развитием своего ребёнка. Мой Мир - один из основных кураторов вашего становления на определённом интервале времени. Обычная картина для Мироздания.
  Все Миры бесконечной Вселенной сотворены Единым Законом Творца Миров. И никто никому в разумных Мирах не противостоит. Противостояние - это характерная черта юного Мира. На начальных этапах развития это помогает вашему становлению. Но затягивать этот этап нецелесообразно, это может привести к самоуничтожению цивилизации...
  Вы не только юный Мир, вы необычны высоким уровнем эмоций. Вы представляете определённый интерес для наблюдения за вашим развитием. Перспектива вашего развития неоднозначна. Но она есть.
  Анализируя вас, мы предлагаем вам принципы развития, а вы превращаете их в вероисповедания. Но вы вольны выбирать. Свобода выбора - неизменный закон для всех Миров. Ваш юный выбор, при чрезмерно высоком уровне эмоций, часто склоняется к разрушению. Это большая проблема для вас самих...
  Вот коротко, в общих чертах, о Мироздании и обо мне, моём Мире. Это понятно?
  Я кивнул. В голове моей мелькнуло несколько уточнений.
  - Не торопись, - ровно улыбался Ариман. - Вижу твои вопросы. Давай сначала завершим оставшиеся... Диавол - значит "клеветник". В моей сути нет этого навыка. Я предлагаю образ, идею, принцип, иллюзию, как ты говоришь, но использовать ли предложенное, решает сам человек.
  Клеветники - вы. Это ваш мир. Клеве́щете, говорите ложь друг о друге, изливаете ненависть. И ищите виноватого вовне. Это ваша проблема: так уродливо, при малоуправляемом уровне эмоций, срабатывает в вас страх за свою жизнь.
  А раз у вас всегда кто-то виноват, и вы верите в это, то вы этого "виноватого во всём" и создаёте - того, к кому уходят ваши страхи. Это ваша иллюзия, и уже достаточно плотная. Ваши с хранителем размышления близки к сути. В этом созданном вами сгустке, в этом демоне концентрируется, как ты выражаешься, тяжёлая сила, энергия ваших страхов. Соответственно, если он вами создан, то имеет суммированные особенности вашего мышления. А значит, его мыслительные возможности превышают возможности отдельного человека.
  Для существования ему нужна энергия вашего страха. Что вы ему и предоставляете в больших объёмах, тем самым увеличивая его возможности и потребности. Вот такой замкнутый круг вы создали. Это и есть тот, кого вы называете Диаволом.
  Я не взаимодействую с ним. Меня не интересует разрушительная сила вашего страха. Как и никого во Вселенной. Но для вас он смертельно опасен. Вы выглядите со стороны как цивилизация, двигающаяся к саморазрушению. Вы опасны для самих себя и Планеты, на которой появились...
  Идём дальше. Твой второй вопрос: зачем я помогаю тебе? Я же ангел Творца, я призван помогать людям! - слегка поклонился он с улыбкой. - Те принципы взаимодействия, о которых рассказывал Иешуа из Галилеи, кого ты называешь "Рабби", близки вам. Близки вашему полю эмоций. И уже видно, что имеют перспективу распространения в большой империи, среди разных народов. Результат твоих действий в Парфии, ваша встреча с хранителем Огня, священником другой веры, подтверждают это.
  Эта великая империя, по дорогам которой ты двигаешься, будет ещё долгие века, претерпевая территориальные изменения, определять ваше развитие. Для стабильного и ускоренного развития цивилизации предпочтительно иметь разным народам одно понимание Мира, одну веру. Поэтому мой Мир видит целесообразным поддерживать распространение христианства, как вы назвали это Учение.
  Твои качества, логика мышления, психические особенности позволяют активно участвовать в распространении Учения. Вот я и присматриваю за тобой, - на устах Аримана уже знакомая улыбка. - Конечно, мы помогаем и помогали не тебе одному. Помогали некоторым ученикам и после Иешуа. Поддерживали знамениями движение Рабби по землям Иудеи... Смотри, как хорошо мы потрудились с тобой в Парфии! Результат даже превосходит ожидаемое: Весть о Христе, Сыне Божьем, Спасителе человеков, продвинулась глубоко на восток...
  Вижу, как в твоей голове роятся вопросы. Возьмём вот этот, базовый...
  Мой Мир не имеет прямого отношения к появлению Иешуа. Я уже говорил, несколько Миров участвовало в создании вашей цивилизации. С тем Миром, от которого Он пришёл, мы не связаны напрямую, не взаимодействуем напрямую. А вы связаны, так как это один из ваших родительских миров. Он близок вам, как близок и Посланник этого Мира. Иешуа практически идентичен вам по своей структуре. Мы с тобой имеем меньшую степень идентичности. Посланник максимально близок вам по эмоциональным характеристикам, поэтому рассказанное Им близко вам. А так как Его Учение призвано скорректировать вас, сделать неагрессивными, избавить от эмоциональных искажений, мы поддерживаем распространение этого Учения. Ведь в случае его исполнения вы станете неспособными к уничтожению самих себя, а значит, и Планеты...
  Все процессы во Вселенной происходят по Воле Единого Творца, все Миры исполняют Его Волю в разных направлениях Его проявлений... Успеваешь переваривать? - поинтересовался Ариман.
  - Вроде да, успеваю, - улыбнулся я.
  - Хорошо, - кивнул он. - Я тоже подстроился под твоё восприятие. Дальше задавай вопросы сам.
  
  Глава 29
  
  - Ты же видишь мои вопросы, - попробовал улыбнуться я. - Нет смысла мне их скрывать... Впервые вижу того, кто... в общем, ангела. Иоанн рассказывал, что ангел - божественное существо со светящимися крыльями, и тебя пробирает мелкая дрожь и восторг, когда видишь его... Да, дрожь пробирает и волосы шевелятся. А вот крылья...
  - Ты хочешь, чтоб я предстал пред тобой архангелом? Затмил крыльями звёздное небо? - улыбнулся Ариман. - Не та ситуация. Мой внешний вид соответствует цели появления. Я не пришёл убеждать тебя в своём могуществе. Твои мехи, как говорят ученики Иешуа, новые, и они уже заполнены. Наше общение разумное, мы говорим о сотрудничестве. Мой вид для общения с тобой выверен под твои качества, так же, как и форма общения. Но если тебе недостаточно объяснения и очень хочется как человеку восприимчивому ощутить длительное шевеление волос на голове с временной потерей речи, можем попробовать...
  - Объяснения достаточно, - я с улыбкой поднял руку.
  - Хорошо, - кивнул он. - Идём дальше. Что там у тебя, опять про диавола?
  - Если ты заботишься о нашем развитии, почему при твоих возможностях не уничтожить его, в помощь нам? - прокрутился в моей голове вопрос.
  - Врага ведь надо научиться любить, Аша, и молиться за него... - в общении с Ариманом грань между шуткой и не шуткой не была однозначной. - В случае с диаволом молитва поможет тебе не источать пищу для него. Усилие с моей стороны по умалению его силы не даст ожидаемого тобой результата. Вы постоянно питаете его, возрождаете. Чтобы диавол исчез, должна исчезнуть причина его зарождения. А причина его зарождения - человек! Если не будет вашего Мира, он вскоре перестанет существовать из-за отсутствия питания.
  Но неразумно сначала принять участие в вашем зарождении, а потом уничтожить вас. В разумной Вселенной такого не бывает. Вот мы и наблюдаем за вами - способны ли вы не уничтожить сами себя? Так что либо вы лишите его пищи, либо себя - существования... Когда вижу круг твоих друзей, вспоминаю Иоанна и допускаю, что надежда есть. Вот и пробуем через определённых людей корректировать движение вашего Мира. Но выбор-то, как двигаться, ваш.
  - Ариман, Авеста имеет отношение к твоему Миру?
  - За вами наблюдает не один Мир, можно сказать, союз или договор Миров. Основы Авесты предлагал не мой Мир. Как и сопровождал Заратуштру. Для удобства можем обозначить его как Мир правого ангела, если общаться формами знакомой тебе Торы. Можно назвать светоносным Аполлоном, если использовать воинство богов твоей родины. В Авесте Он назван Ахура Маздой, Владыкой Мудрости...
  Когда-то этот Мир был основным наблюдателем от союза Миров за вашим развитием. Сейчас эту роль исполняет мой Мир. У нас несколько разные взгляды на перспективы вашего развития. Мой более пессимистичный...
  - А Тора? Законы, полученные Моисеем? Договор с богоизбранным народом?
  - При моём участии.
  - Почему договоры Миров с человеком идут от имени Бога, Творца?
  - Уже объяснял тебе. Принимая участие в зарождении вашей цивилизации, мы имеем основания называть себя так по отношению к вашему Миру. До определённого уровня вашего взросления. Однажды и вы, если преодолеете критический период своего становления, сможете принимать участие в зарождении новых Миров, то есть станете творцами по отношению к ним...
  - А как же так у Моисея? Бойся Бога, который вывел тебя из Египта, клянись Его именем; Он ревнивый: разгневается и сметёт свой народ с лица земли, если ослушаться Его; и призывает Бог овладеть странами, уничтожить семь народов, предать их заклятию... Твой Мир имеет отношение к этому?
  - Да, имеет. Таков ваш Мир. Его надо приводить к единобожию. В перспективе - к одному взгляду на Творца. Ведь такой призыв связан с уничтожением примитивных верований, идолопоклонства. А по-другому, с вашим уровнем дикости, вы не умеете убеждать друг друга. Мы ведь принимаем решения, исследовав ваши возможности. И этим призывам больше тысячелетия, по вашим меркам, это много. Но вы продолжаете быть неспособными делать по-другому. Да, Иешуа принёс разумный призыв: любите врагов своих, и тогда их не будет у вас... Сделайте так! Но вы продолжаете держаться за то, что вам близко. Такова цена вашей разумности.
  - А ссужать в рост иноплеменнику? Брату своему в рост не давай, а иноплеменнику дай, и тогда благословит тебя Бог во всех трудах твоих в той стране, которой вы овладеете... Это тоже ты, Ариман?
  - Тоже я, - отстранённо улыбнулся он. - Это даёт перспективу привести ваш Мир к быстрому практическому развитию. Эквивалент затраченному труду для обмена товарами - это ускоритель развития. Это практика развития Миров на начальных этапах становления...
  Если вы не справитесь с тем, что другими Мирами в процессе их становления решалось без явных затруднений, значит, вы - малоразумная цивилизация, не способная двигаться в Гармонии процессов Мироздания.
  Кто бы и что ни предлагал человеку, какой бы вид задач ни ставился перед человеком, только сам человек своим свободным выбором определяет, будет ли он решать эти задачи и как он их будет решать, будет ли источать из себя тот вид силы, энергии, которую вы называете злом. Это разрушительная сила, она разрушает и вас, и тот мир, в котором вы зарождены... Верное наблюдение - не будет свободы выбора, не будет и зла, - сухо улыбнулся Ариман. - Но свобода выбора - изначальное условие вашего развития. Вот вы и покажете, способны ли вы быть в сообществе разумных Миров или с вашей затянувшейся предрасположенностью склоняться к тяжёлой силе вы не имеете этой перспективы... И впереди у вас не так уж и много времени для определения собственной судьбы.
  - Ариман! То, что принёс Рабби, порой опровергает Тору. Это новые заповеди, отменяющие старые. Вместо обязательства давать в рост иноплеменнику - просто отдать нуждающемуся и не ждать возврата... Не стану перечислять новое, отменяющее прежнее. Ты сам знаешь. Зачем тебе поддерживать то, что не давалось твоим Миром и что противоречит Торе, которую давал твой Мир?
  - Не важно, Аша, какой Мир что давал. Важна разумность даваемого. Тора - древний Закон для невысокого уровня вашего разумения. Ваш Мир всё же имеет развитие, хотя и медленное, особенно в умении управлять своими эмоциями, чувствами. То, что принёс Иешуа, неважно, от какого Мира, очень близко вашему Миру эмоций и имеет перспективу широкого применения. Что и подтверждено уже реальными событиями. Учение распространяется по большой империи, которая определяет развитие вашей цивилизации. Я поддерживаю перспективу.
  Но распространение вести об Учении и исполнение Учения - разные вещи. Вы ещё долго будете неспособны исполнять то, о чём рассказал твой Учитель... Единицы попробуют исполнить принятое из Учения. Но эти единицы не определяют ближайшее развитие вашей цивилизации.
  То Учение, весть о котором ты несёшь, не сможет быть принято в чистом виде нынешней цивилизацией как общемировая вера. Тора в нынешнем виде, с теми целями и задачами, которые закладывались там в древности, не призвана быть религией всей цивилизации. Хотя некоторые принципы её целесообразно сохранить для становления вашего Мира.
  То, что принёс Учитель, подвергнется - и это уже происходит - определённой корректировке под возможности человека. Римская империя находится в максимальной точке своего развития. Это продлится немногим больше одной человеческой жизни. Потом начнётся неизбежный кризис такого подхода к развитию государства. Греко-римский пантеон перестанет играть скрепляющую роль в существовании империи. Нужен будет переход к вере в одного Бога для всех народов, населяющих империю, с сохранением необходимого из того, что закладывалось ранее.
  Вот я и поддерживаю распространение христианства... Империя распадётся через три-четыре столетия на отдельные царства с похожим построением власти. Это видится неизбежным. Царства будут разные, а вера должна быть одна, с одним центром распространения и сохранения этой веры. Это будет способствовать развитию вашей эмоциональной цивилизации...
  - Ариман, а превращение Павла из гонителя христиан в апостола случилось с твоим участием?
  - Твои сопоставления верны: Рабби не мог являться Павлу из того Мира, куда Он ушёл. Он человек, вы все существуете в одних законах. Вы способны видеть умершего в течение приблизительно сорока дней после ухода из тела. Бывают исключения, но они редки. Не буду сейчас объяснять их принцип. Этот процесс не сопровождается моим Миром.
  Иллюзию Иисуса создавал для Павла мой Мир после анализа качеств Павла и наблюдения за его жизнью на отрезке времени. Это принесло ожидаемый результат. Павел сыграл заметную роль в распространении христианства в нескольких провинциях империи вне Иудеи. Стал организатором общин, которые существуют до сегодняшнего дня.
  - Но Павел не распространял Учение, которое дал Рабби!
  - Да, Павел не был тем, кто распространял Новое учение, у него был свой взгляд на Помазанника, отличающийся от твоего. Но и Павел, и ты есть те, кто несёт весть о Сыне божьем и единственном Творце народам империи и за её пределами. Вы закладываете основы одной веры для всей вашей общности...
  - Но ведь это два разных учения, два разных христианства!
  - Их уже больше, чем два. Этого не избежать: ученики стали вспоминать и записывать слова Иешуа спустя десятилетия, это дало естественные накладки. Ваша с Иоанном Весть, если будет распространена по общинам, добавит разночтений и, вполне вероятно, станет ещё одной ветвью христианства...
  Наше общение завершилось с первыми красками зари.
  - Пока всё, Аша. Достаточно, тебе есть над чем подумать. Вероятно, ещё увидимся, - прозвучал во мне приятный баритон. Ариман исчез внезапно, короткой вспышкой с негромким шумом ветра.
  Заснуть я больше не смог. Казалось, голова разбухла. И гудела - это уже не казалось. Ясна спала всё с той же лёгкой улыбкой. Это меня успокаивало. Решил омыться. Подошёл к большому глиняному сосуду. На поверхности воды ещё дремали белые лепестки, накануне вечером заботливо пущенные в плавание Ясной. Увидел своё отражение среди лепестков. Моя голова в отражении была окрашена лепестками в белый цвет... Откуда-то выплыла или вплыла короткая мысль: "Пора возвращаться". Я аккуратно сдвинул с отражения головы на воде белые лепестки: волосы оказались тёмными, а виски остались окрашенными в белый, да и борода была разрисована светлыми росчерками. Давно я не видел себя...
  После завтрака рассказал Ясне о ночном приключении, самое яркое из общения с Ариманом. Ясна слушала внимательно и, казалось, спокойно. Гладила мою руку, другой рукой - свой живот, где впитывала происходящее маленькая Ясна.
  Мы недолго помолчали, обнявшись. Она сказала:
  - Евсей, любимый, тебе пора возвращаться. Видела сон: Ясне надо родиться без тебя... - она пробовала улыбаться, на глазах её появились слёзы.
  До родов оставалось три луны...
  Я здесь раскрыл не весь объём услышанного тогда от Аримана, чтобы не перегружать повествование тем, что, возможно, не пригодится в дальнейшем. Но если всё же какие-то нюансы того общения окажутся важными в предстоящих событиях, упомяну о них.
  
  Глава 30
  
  Общение с Ариманом впечаталось в меня ярко и крепко. Пожалуй, больше в этот день уже некуда было вмещать. Прежде надо было переварить полученное. И я начал это делать, рассказывая свою ночную историю родному Дазде.
  Хранитель слушал очень внимательно. Задумчиво смотрел то на меня, то на небо, иногда останавливал меня прикосновением и переспрашивал, уточнял услышанное. Это и мне помогало думать, начали появляться новые вопросы...
  - Аша, друг мой светлый! Да будет окрашена твоя зарма благими мыслями и деяниями до наступления Эпохи Благоденствия! Ты удостоился общения с братом Ахура Мазды, Творца нашего Мира, Ангра-Майнью - так называет эту Силу Авеста... Или с иллюзией, созданной Им, - глаза Дазды снова улыбались. - Но сути общения это не меняет. Говоря языком Торы, ты получил откровение, и неважно, от Ахримана или от Его иллюзии! Так появляются пророки и пишутся пророчества.
  - Закончились они на Иоанне Крестителе, дальше в Царствие Небесное своими усилиями, - улыбнулся я.
  - А вот Павел об этом не знал. Рассказал в своих письмах, как и в каком виде придёт Учитель, да ещё и когда - при жизни Павла... Иудеи никогда не примут пророка, если его пророчества не сбываются. Да и у нас не всякий в такое поверит. А вот эллины - доверчивый народ, - Дазда положил руку мне на плечо и, конечно, улыбался.
  - Да, мой друг, зачем Ариман общался со мной, известно только ему. Что скажешь, Аша?
  - Не имеет смысла сомневаться в сказанном им. Не нам состязаться с ним в мудрости и проницательности. На все твои вопросы он ответил, и ответит на любые последующие, если решит это сделать... Удовлетворил твоё любопытство и пополнил наши знания о Мире. Думаю, Аша, если он так немало сказал, впереди много событий разных в твоей жизни... в нашей жизни. За нашим юным Миром наблюдает не один Мир, и даже не два. Мир Ахримана взаимодействует с другими Мирами, а с Миром Учителя, который близок нам, не взаимодействует напрямую. Но что такое не напрямую, пока не понятно... Вы не сошлись с ним по некоторым принципам Торы - "давать иноплеменнику в рост"... Он будет поддерживать распространение Вести о Новом Учении, но Учение будет корректироваться под реальные возможности человека...
  - Как я понял, корректировка началась ещё с Павла... А возможно, и раньше. Например, с чуда на Пятидесятницу. Это всё как-то настораживает, - высказался я, потом улыбнулся. - Хотя моя настороженность не имеет в этом случае никакого смысла.
  Дазда кивнул:
  - Наши и его возможности несравнимы. Он поставил нас в известность. И это хорошо. Он спас моего зятя, светлого вестника, посланника Зартошта, от смерти. Это замечательно! Вероятно, он делает такое, когда это нужно ему. Тут наши интересы совпали.
  А его предупреждение о некоторой коррекции Учения... Так ведь не он корректирует и вносит изменения, а мы, люди. Здесь от нас с тобой мало что зависит. Мы можем выбирать, участвуем ли мы в каких-то изменениях в Учении лишь в том случае, если это будет нам предложено.
  Если это будет предложено кому-то другому, то тот другой и будет решать. Хотя разум того, кто может что-то предложить, не сравним с нашим разумением...
  Нам остаётся допустить, поверить, что Мир, который наблюдает за нами и принимал участие в нашем зарождении, желает нашего развития, а не подозревать этот Мир в наших грехах.
  - Как может кто-то из нас корректировать Учение, которое не давал?! - выпалил я.
  - Друг мой, так нам с тобой вряд ли предложат его корректировать! - Дазда засмеялся. - Но ты прав, Аша. Ахриман-то говорит о коррекции Учения, которое не давал его Мир.
  - Есть ещё соображение... В нашем зарождении, как рассказал Ариман, участвовал не один Мир. По отношению к нам они - боги. Получается, мы - многобожники. Неизбежно. Но наши боги говорят нам, порой, противоположное. Один Мир говорит своему народу: давай в рост, так завладеешь другими народами, не будешь это делать - будешь наказан. А другой Мир говорит любить врагов своих и никогда не давать никому в рост, а отдавать нуждающимся просто так, не ожидая обратно, забыв про то, что дал... А кто-то учит, что надо устремляться вообще больше не рождаться. И нам с тобой близко то, что говорит Рабби от своего Мира. И мне, например, неблизко то, что говорит один из Миров Воинства в Торе. Совсем не близко... И тебе неблизко... А иудеям близко. И как мы, люди, придём к вере в Единого Бога, к тому, о чём сегодня ночью говорил Ариман, если нам близко разное и верим мы в разное? Через коррекцию учений? А кто будет корректировать?
  Мы помолчали, посмотрели друг на друга. Оба улыбнулись.
  - Мой светлый друг, благословлённый Небом, - начал Дазда. - Твой теперь уже друг Ахриман, архангел Воинства, сказал, что Новое Учение хорошо распространяется, потому что близко чувствам, эмоциям человека.
  Аша, нам выбирать то, на что откликается сердце. Верить в это и исполнять. Сердце пока откликается на разное. Научимся следовать искренне сердцу, где живёт совесть, не делать противное ей, и однажды придём к одному, чувственно близкому... Любовь мы ощущаем похоже.
  И да поможет нам в пути Учение, которое близко чувствам, а не расчёту...
  А на смене Эпох - могу назвать приблизительные цифры, это не так уж далеко, Евсей, осталось меньше двух тысячелетий, - ореховые глаза Дазды улыбались и искрились, - Спаситель сам добавит к Учению, что посчитает нужным, скорректирует под Эпоху. Но это может сделать только Он, от того Мира, который близок чувствам человека. А чистые сердца, как Он говорил, живущие благими мыслями и благими деяниями, обязательно узнают его. И таких людей будет больше, чем сейчас - они будут два тысячелетия учиться жить совестью...
  А мы с тобой уже выбрали, Аша. Мы счастливые люди, как и все в нашей дружной общине. Мы обрели заповеди Любви. Нас пока немного, но нас видят другие. Трудно не заметить, что мы счастливые и мы вместе.
  И в общине на Евфрате такие же счастливые люди, и в общине Захарии, и в общине, которую основал Иоанн... И общины, наверное, уже связаны вестниками. Однажды мы соединимся с ними.
  Я обнял Дазду, сдержал подступившие слёзы.
  - Аша, есть мысль в скором времени связать наши общины, - говорил я, подбирая слова. - Не откладывать эту задачу... Сегодня утром мы с Ясной решили: мне пора возвращаться. Она чувствует, и я чувствую, что пришло время. В общем, вот так, брат...
  Я не удивил его своим неожиданным заявлением. Хранитель задумчиво посмотрел поверх моей головы:
  - Что ж, Аша. Значит, пора. Время не растянешь. Не всё возможно отложить. Община живёт, Ясна счастлива, - широко улыбался Дазда. - Мало кто верил её мечтам. Я благодарен Ахуру и тебе, достойный муж: она дождалась тебя, а ты позволил её чувствам жить... Донеси мой поклон Ани, её искренней чистоте, безоглядной любви. Она удивительная женщина. Любя, позволила быть чувству Ясны...
  Небо благосклонно к тебе, мой друг, это дар на твоём пути - тебя любят такие необыкновенные женщины. Жемчужины. Посвящают тебе своё воплощение и умеют быть счастливы этим. Эпоха недолгих воплощений, встреч и расставаний... Эпоха проблесков счастья... Потерпим несколько тысячелетий, хотя Ангра-Майнью и сомневается в наших возможностях.
  Возвращайся домой счастливым, Аша. Ты исполнил мечту Иоанна... Благодарю его и тебя за это сокровище, - он держал в руках переписанную им самим Весть Иоанна, которую я не мог не оставить Дазде. - Я согласен, Евсей, тебе пора возвращаться домой, - он улыбался. - И я задерживаться не буду, помогу ещё общине, семье - и в путь...
  - А ты куда собрался, хранитель?
  - В рай, Аша, в Дом Песен... если вырвался из сансары. Но если это не последнее моё воплощение и мне будет дана ещё возможность участвовать в этом увлекательном приключении, попрошу Владыку дозволения прийти сюда с тобой в одно время, если и ты не отправишься в рай.
  - А есть возможность отложить эту дорогу?
  - Эта точка, друг мой, непоколебима с моего рождения... И я уже успел стать счастливым в своей семье, со своей прекрасной женой и прекрасными детьми. И воспитал достойного хранителя Огня. И дождался тебя, Аша. И мы имеем общину. Дело сделано. Совесть чиста, - Дазда улыбался.
  - А что скажешь про Ясну?
  - Она счастлива, и ваша дочь будет счастлива.
  - Что будет в жизни Ясны дальше?
  - Лишь одно скажу - такое не просчитает ни один жрец! - однажды вы встретитесь. Ясна умеет жить сердцем, ты тоже, встречи вам не избежать. Не знаю, как ты, но она тебя найдёт.
  - Друг мой, ты не мог не смотреть мою карту, ты же потомственный жрец, владеющий таблицами Вавилона...
  - Да, Аша, я, конечно, смотрел твою карту. Но говорить тебе много не стану, можешь не просить. Карта твоя не совсем обычна. Есть покров Силы, но в тоже время путь твой узок, выбор ограничен. Скажу лишь, как и про Ясну, что ты счастливый человек! - тут Дазда перестал делать серьёзный вид, рассмеялся и обнял меня.
  Я рассмеялся в ответ и не стал продолжать эту тему. Подумал: "Те, кто видят земную жизнь интересным, захватывающим приключением и верят в череду воплощений при вечной жизни, явно более жизнерадостны и умеют быть счастливыми, в сравнении с теми, кто уверены, что живут одну жизнь и в страхе ждут суда".
  ...В один из вечеров мы с Ясной, Хуматом и Левшой отправились на сигнальный холм. Туда, где когда-то Парс наметил место встречи. Хумат взял с собой огонь и пропитанные маслом лучины-факелы.
  Мы расставили огни. Ждали долго. Левша сказал мне:
  - Хорошо знаю Парса. Если он обещал и ещё жив, то придёт.
  Парс пришёл с приятелем. Поклонился нам, дотронулся до моих стоп, обнял меня:
  - Рад видеть тебя, Праведник, живым и счастливым, - он коротко улыбнулся Ясне. - Я сделал, что обещал тебе. - Затем Парс поклонился с ладонью у сердца Хумату: - Я Парс, главарь караванной банды. Знаю, ты - сын праведного Дазды. - В конце с ухмылкой хлопнул по плечу Левшу: - Ты нашёл себе пристанище, приятель.
  Левша слегка поклонился:
  - Я тоже перестал убивать, брат Парс. Сделаю это, только если им будет грозить опасность, - он посмотрел в мою сторону.
  Позже я узнал: Парс выгнал Левшу, одного из лучших бойцов, из караванной банды за то, что Левша нарушил договор, озвученный Парсом бойцам отряда: "Убивать при грабеже каравана только в том случае, если есть угроза собственной жизни или жизни товарища". Левша убил одного из купцов каравана, когда тот уже сдался ему, отдал свой меч и хотел бежать. И этому были свидетели...
  - Парс, это моя Ясна.
  - Аша, по праведности своей и чистоте ты имеешь такую жемчужину. Никогда не встречал в караванах и городах Междуречья такую женщину! Её красота равна её хварне. Она светится. И это вижу даже я!
  Я рассказал Парсу о цели нашей встречи - познакомить его с Ясной. Однажды она пойдёт с ребёнком на Евфрат, в общину. И я прошу его проводить её до моих друзей на Евфрате. А утром третьего дня мы с Хуматом начнём такой же путь, и я был бы рад видеть Парса своим спутником.
  - Буду счастлив служить тебе, Аша, - ответил Парс. - Проводим тебя вдвоём с моим приятелем, а твою жену - малым отрядом.
  ...Община устроила проводы. Авестийцы умеют праздновать, радоваться жизни, петь и танцевать. К этому обычно добавляется лёгкое виноградное вино - и красное, и белое. Они умеют чувствовать меру. А это, как известно, многим народам, непросто. Возможно, авестийцы научились этому потому, что позволяют себе за обедом тренировки в виде ограниченного употребления того же нежного напитка. Но главное, они умеют любить жизнь - а когда любишь, то дорожишь тем, что любишь - и верят, а может, даже знают, что смерти нет, а есть лишь временный уход, покидание тела, которое без присутствия в нём души превращается в ненужную одежду, и если сумеешь быть добрым и счастливым в отведённом тебе времени, то следующая жизнь будет ещё более долгой и счастливой...
  В новом дне нас с Ясной никто не беспокоил. За этим смотрели Дазда и Хумат. День был нежным и искренним. Мы успели обговорить с Ясной наши планы... Хумат свяжет обе общины. А через общину на Евфрате уже наверняка налажена связь с общиной Захарии и другими общинами Киликии, возможно, и с нашей общиной Иоанна. А если до моего дома цепочка ещё не существует, то её протяну я в своём пути домой...
  Ночевали в сене, там была летняя спальня. А лето в Мидии - это семь лун.
  С восходом солнца улыбающаяся Ясна сказала мне:
  - Благодарна Небу за дарованное счастье, благодарна, что ты пришёл к нам, увидел меня и откликнулся на мою любовь. Благодарна моей великодушной, правдивой, родной сестре Ани за дозволение быть с тобой. Верю, на месте Ани смогла бы поступить так же! - Ясна засмеялась. - Возвращайся, любимый, домой с радостью в сердце. Я не одна, во мне твоя часть. Маленькая Ясна очень похожа на тебя, от неё очень похожие ощущения. Представь, я ощущаю тебя в себе! Она такая же чуткая и умная, как ты... А когда она немного подрастёт, мы пойдём с ней к тебе и Ани, к тёплому, ласковому изумрудному морю...
  Мои близкие сомневались - только папа терпел мои решения и улыбался - что я поступаю правильно, ожидая того, кого не знаю, кто может никогда не прийти. А я знала, что ты есть... любишь другую... но сможешь найти для меня место в своём сердце, потому что я очень ждала тебя... Ждала, чтобы помочь тебе быть хоть немного счастливым в твоей дороге... Твоя тропа узкая и моя тоже - так мой отец говорит, - Ясна вновь засмеялась и обняла меня...
  Утром пришли Дазда и Хумат. Завтракали вместе.
  Мы с Хуматом тронулись в путь. Как и договаривались, нас никто не провожал.
  Ясна не плакала - она умела улыбаться. Гладила левой рукой живот и объясняла младшей Ясне, что папа отправился в дальний путь рассказать людям о Пути Блага и Любви. Правой она обнимала отца. На лице Дазды, конечно, тоже была улыбка. Улыбка и слёзы.
  
  Глава 31
  
  На сигнальном холме нас ждали Парс и Прокл - так звали крепкого воина, приятеля Парса. Обратный путь до общины Иоанна на Евфрате не был долог. Десять или одиннадцать восходов. Шли легко, быстро, без приключений. Дорога уже была знакома, и с нами был Парс, исходивший эти тропы в разных направлениях.
  Внутри - долгая, тянущая боль расставания с родными людьми. Ноющее ощущение, будто растягиваются чувства в разные стороны. Лечащее средство - молитва, общение с близкими людьми, время. В моей дороге только это средство под рукой.
  Парс провёл нас к захоронению останков Авишая.
  - Знаю, эллины и иудеи выражают ему почтение, - сказал он.
  Небольшой, едва заметный холм, где неглубоко зарыт в вертикальном положении глиняный сосуд с подсохшими на солнце костьми жреца-иудея.
  Мы с благодарностью наполнили кожаные дорожные ёмкости водой великой реки. Свершили неполное омовение. Сотворили молитвы. Моя молитва - пожелание благополучного странствия душе Авишая. Вспомнил наше общение в пути к берегам Тигра, улыбнулся Авишаю, пожелал благополучного путешествия и счастливого рождения или счастливой судьбы, если рождение уже произошло. После молитв - снова омовение.
  - После того случая с Авишаем одна жизнь на мне, только одна, как и обещал тебе, Аша. Прервал зарму Гезера, отправил его душу к Мосту решений. Но Митра не впустит его в Дом Песен... Вспоминай меня в своих молитвах, брат. Пусть в последний день моей зармы благо хоть на каплю перевесит мою тьму!
  Вечерами общались у огня. Парсу, да и Проклу было интересно вникать в наше общение с Хуматом. Парс смело задавал вопросы, его опытная душа быстро впитывала необходимое, чувствуя это необходимое. Он просил нас заводить какой-нибудь интересный разговор у вечернего костра. Мы с удовольствием это делали, особенно я: общение отвлекало внимание от тягостного чувства, делало дорогу более лёгкой.
  Хумат развлекал нас историями своего жреческого рода. Дазда и Хумат принадлежали к одной из ветвей царственной династии Ахменидов. Жрец их рода, многократный прадед Хумата, сопровождал Дария I в его великих походах. Цари не принимали тогда решений, особенно по поводу военных действий, без совета жрецов. В походе царь чаще всего имел с собой двух жрецов на случай, если с одним из них что-то случится. Жрецы были специалистами в астрологии и астрономии. В царском походе ошибка астролога порой стоила ему жизни.
  При Дарии I могучая монархия персов подчинила себе всю нынешнюю Малую Азию, самостоятельные греческие города-полисы и большую часть Балканского полуострова. В состав монархии вошёл тогда и Египет. Египет был завоёван малой кровью: египетские жрецы предсказали фараону могущество империи Дария и бессмысленность сопротивления, а также крушение могучей империи династии Ахменидов через два столетия.
  Прадед Хумата встречался в Египте с местными жрецами и обсуждал с ними ход истории в ближайшие столетия. Он подтвердил своими предсказаниями, что великий македонец завоюет Персидское царство и будет уничтожать веру персов, но внезапная смерть остановит его. А спустя ещё век с севера придёт вождь, который восстановит царство и обопрётся на древнюю веру.
  Так жрец-авестиец предсказал правление царя Аршака, мудрого и сильного вождя полукочевого арийского племени, пришедшего в Парфию с севера. Аршак со сравнительно небольшим подвижным войском изгонит из Междуречья сатрапа Парфии Андрагора. И будет опираться в своих решениях на совет жрецов, хранителей Огня. И возродит возведение домов Огня в Парфии...
  Видел прадед Хумата и великие пирамиды в Гизе, прикасался к их стенам. Мнения жрецов двух школ по поводу возраста и назначения пирамид разошлись. Египтяне предполагали, опираясь в том числе на сохранившиеся на одной из пирамид надписи, что великие пирамиды возведены два тысячелетия назад (считая с момента беседы жрецов) и являются мавзолеями-гробницами фараона и двух его жён.
  Авестийский жрец обладал и даром видения через прикосновение: он предположил гораздо более древний возраст этих строений и отнёс его к временам до Великой Воды, изменившей лик планеты. Он не считал самую большую пирамиду мавзолеем, полагая, что там никто не погребён. Он назвал это сооружения домом Силы, который возвели "другие" люди. Эти "другие" люди жили задолго до времён фараонов и были мудрецами, они умели сами перемещаться по воздуху и перемещать по воздуху предметы.
  Рассказал Хумат интересный факт и о другом прадеде-жреце, который обменивался знаниями со жрецами Вавилонии и привёз в Мидию астрологические таблицы Вавилона. Авестиец предполагал, что эти таблицы были созданы жрецами-астрономами другого человеческого мира, существовавшего до Великой Воды. И те древние жрецы обладали какими-то особенными возможностями для наблюдения за звёздным небом и знали неведомые ныне формулы. А глиняные астрологические таблицы, которыми пользовались жрецы Вавилона и на основе которых составлялись последующие таблицы - это лишь небольшая понятная нам часть знания древних жрецов...
  Парс расспрашивал меня об Учителе и каждый вечер просил рассказывать притчи, над которыми можно было бы порассуждать и о смысле которых можно было поспорить.
  Поделюсь притчей, которая ещё не звучала на этих страницах. Говорит она, на мой взгляд - и Парс в конце того вечера согласился с этим - о начале конца времён. Притчу рассказывал мне Дед, она была записана на страницах его Вести. Рабби рассказывал её ученикам у вечернего костра в Галилее. Привожу её, конечно, по памяти, как поступали те ученики, которые спустя годы начали записывать то, что говорил Рабби.
  "Был у доброго господина солнечный плодородный виноградник. Он дал его в пользование людям, чтобы те ухаживали за ним, делились плодами друг с другом, а излишек отправляли ему. Господин послал своего раба напомнить людям, как ухаживать за виноградником, чтобы им хватало и чтобы излишек был, ибо перестали они отправлять господину плоды солнечные. Люди избили посланника, едва не убив его. Они придумали не отправлять излишек плодов господину, а продавать их и стать богатыми, решив, что у доброго господина есть ещё виноградники.
  Раб вернулся к господину и рассказал ему о произошедшим с ним. "Может быть, они не узнали посланного мной", - сказал господин и послал другого своего раба. Поход этого посланника закончился тем же - он был избит камнями, его не стали даже слушать.
  Тогда господин решил послать своего сына - уж сына-то они постыдятся, выслушают его и возобновят праведные труды свои, заботу друг о друге, а значит, и о господине.
  Но когда люди узнали, что пришёл наследник хозяина виноградника, то не дали договорить ему, убили его...
  Имеющий уши услышит".
  Рассказанное в этой притче, как я думал тогда и думаю до сих пор, обозначало начало конца времён. Лишь начало. Когда наступят завершающие события, Последние времена? Рабби не оставлял дат, Он оставил ученикам признаки времени. А здесь мнения расходятся даже у первых учеников. Одни считали, что Рабби вернётся при их жизни, и ждали этого. Другие - среди них был Иоанн, любимый Дед, и Иаков Праведник - полагали, что сначала все народы мира должны узнать о Пути Спасения, после чего настанут Времена Спроса.
  Мой друг Дазда, умеющий и глубоко чувствовать, и чутко смотреть на звёзды, видел следующий приход Спасителя на смене Эпох, то есть через две тысячи лет. Смена или слом Эпох и будут завершающими событиями конца времён, Последними временами, и переходом к Эпохе Света, которая строится только от человеческих усилий на пути исполнения заповедей Любви.
  А вот Ариман сомневается в наших способностях к благоразумию, наблюдая за человечеством уже не одну тысячу лет.
  Об этом мы и рассуждали вечером у костра по пути в общину на Евфрате...
  Когда Парс спросил, в каком виде будет воскрешение из мёртвых, я поведал ответ Рабби фарисею на этот же вопрос. "Ответь нам, Учитель, воскрешаться люди будут обнажёнными или в тех одеждах, в которых были погребены?" - спросил один из фарисеев. "Есть средь вас те, кто боится воскреснуть обнажённым. Они хотят воскреснуть во плоти и не знают, что те, кто носит плоть и одежды - обнажённые. Тот, кто разденется, чтобы быть обнажённым пред Отцом - не обнажённый... Ни плоть, ни кровь не могут наследовать Божие. Наследует то, что принадлежит Отцу - дух. И воскресает к жизни то, что принадлежит Ему", - ответил Учитель, вызвав этим ответом задумчивость и у фарисеев, и у учеников.
  И мы обсуждали этот ответ Рабби не один вечер у костра. Ибо ответ этот ломал традиционные представления иудеев о воскрешении, тех иудеев, которые верили, что воскрешение существует.
  ...Мальчишки, как и во времена моего детства, заранее оповестили селение о приближении отряда из четырёх человек.
  Нас встречали всей общиной - сердца друзей не проведёшь. Слёзы хлынули из моих глаз, я и не пытался их сдерживать. Плакали и мужья, и жёны (не стану перечислять имена друзей). Когда я увидел сквозь пелену своих слёз слёзы двух богатырей, Адонии и Натана, мне пришлось остановиться и вытереть глаза рукавом рубахи, чтобы была возможность предпринимать какие-нибудь дальнейшие действия...
  ...В общине я пробыл около двух месяцев, раньше уйти было невозможно. Надо было успеть поделиться и чувствами, и знаниями, и кузнечными навыками.
  Хумат прожил в общине три недели. Сдружился со всеми, побывал на всех, ставших в эти дни каждодневными, собраниях. Обменялся опытом по литургийным таинствам с Лукой, после чего в алтарной части дома молитвы появился постоянно поддерживаемый огонь. Переписал Хумат и новые тексты, появившиеся через общину Захарии.
  Парс с Проклом не торопились уходить и не торопили Хумата. Они впервые увидели такое качество дружбы. Парс стал обращать внимание на свой возраст и задумываться об оседлой жизни и создании семьи, уж очень ему приглянулись женщины в общине. За прошедшие в ожидании Хумата недели он пробовал понять, есть ли в общине незамужняя женщина, которая обратит на него должное внимание. И таковая нашлась. Тем же самым, и тоже успешно, занимался и крепкотелый Прокл. Приятели пообещали друг другу и женщинам подумать о переселении ближе к общине или - чем Ахриман не шутит! - в саму общину.
  Такие планы Парса и Прокла виделись тогда благоприятными для всех. Община находилась на рубеже двух империй - граница проходила по Евфрату. Тянущиеся уже веками споры, сражения между Римом и Парфией за Междуречье вполне могли коснуться и общины. Хотя уже более десятилетия на этих землях было сравнительно спокойно: ограбления караванов тоже были признаком того времени, но они случались в стороне от общины. И караванные бандиты с долей уважения относились к общине, живущей своим трудом. Да и денежного товара в общине не было. К тому же - и это было, наверное, главной причиной мирного сосуществования - воины, как охраняющие караваны, так и грабящие их, знали, что в общине изготавливают не только качественные инструменты для обработки земли, но и качественные мечи. Их можно было обменять с общинниками на ткани, посуду, семена редких растений, пряности, бронзовые зеркала...
  Великим Римом правил тогда Троян, один из самых уважаемых правителей в истории империи, даже после смерти. В описываемые годы он не воевал с Парфией, возможно, наращивал мощь и опыт армии перед войной за Междуречье. В те времена, когда я путешествовал из Мидии домой, Троян разгромил даков и превратил Дакию в римскую провинцию. И в этом же году присоединил к империи Набатейское царство, ставшее провинцией Аравия.
  Троян был велик не только как воин и полководец, он прекратил все судебные дела по обвинению и оскорблению величия римского народа и особы императора, оставшиеся после правления предыдущего императора, деспота и "бога". А доносчиков велел топить в море, то есть поступать с ними как с разбойниками...
  Община на Евфрате жила в те годы без серьёзных проблем, развивала земледелие, ремесло, обменивала свои изделия на недостающее, процветала рождением детей. И верующие не думали о наступлении конца времён, не ведали о войнах в империи.
  Дазда советовал Хумату не задерживаться надолго на Евфрате, чтобы не откладывать дорогу в Индию. Хорошим напарником Хумату в дороге с вестью в Индию мог быть Лука. Но не стоило священнику покидать общину на долгое время. Пообсуждали и решили: в Индию с Хуматом пойдёт Агур. Хотя ему не было ещё семнадцати лет, его в общине считали крепким, волевым, самостоятельным мужчиной. Агур быстро думал. Бесы уже боялись его, он хорошо усвоил мои уроки. И он верил Отцу. Агур мечтал сопровождать меня в пути к берегам Эгейского моря. Но мужчины решили, что Агур пойдёт с Хуматом в Мидию для установления связи с авестийской общиной и дальше, в Индию.
   Тогда со мной вызвался идти Юлий, ставший уже кузнецом. Он был на год старше Агура, ему уже исполнилось восемнадцать лет. Он был улыбчив, сообразителен, обладал хорошей памятью - помнил наизусть ранний вариант евангелия Матфея в переводе с арамейского. Имел все качества, чтобы однажды стать священником.
  Во дни на Евфрате я успел потрудиться в кузне, передать секреты мастерства от Ушты. Натан и одиннадцатилетний мальчишка были моими учениками. Натан в моё отсутствие освоил и кузнечное дело - ковал качественные мечи. Они с братом по-прежнему занимались с молодёжью борьбой и проводили тренировки на мечах со всеми мужчинами общины.
  ...Утром одного из дней осени мы с Юлием тронулись в путь. Целью нашего перехода была община Захарии. Юлий знал дорогу, они с Агуром уже дважды побывали у Захарии.
  И вновь расставание с родными людьми...
  
  Глава 32
  
  Первый день шли без обеда, делали лишь короткие привалы с питьём подсоленной воды. Преодолели большое расстояние, к ночи устали. Не разводили костёр, поели лепёшек. И быстро уснули, не стали по очереди охранять друг друга.
  Под утро красочный сон... Навстречу мне, взявшись за руки, шли Ани и Ясна. Они улыбались мне, я улыбался им. "Вот мы и вместе, любимый", - сказала Ани и посмотрела на Ясну. В глазах Ясны отражалось моё улыбающееся лицо.
  Они обняли меня, не разъединяя рук. Я услышал знакомый аромат... Когда объятия прекратились, я держал за руку Ани, в другой ладони была рука маленькой девочки. Она улыбалась, как Ясна, и я отражался в её глазах... "Моя дочь", - подумал я и проснулся.
  Над головой звёздное небо, рядом ровно дышит Юлий.
  Щемящее чувство тревоги. "Сегодня родилась или родится дочь. Что с Ясной? Как прошли роды?" Въедливый холодок страха...
  Дважды сотворил молитву. Второй раз погрузился в неё глубоко, до слёз... Попросил Отца благословения на день. Холодок страха стал растворяться. Всё в Воле Твоей, Отец. Слава Тебе, Милостивый. Да пребуду в Воле Твоей, в Силе Твоей! Да растворится всё нечистое в потоке Благодати Твоей...
  ...Прошла неделя пути. Мы миновали караванные тропы. Развели костёр под уже звёздным небом. До гористых холмов Киликии ещё далеко. Мы в открытом пространстве, освещены огнём костра и лунным, звёздным небом.
  - Мир вам, путники, - из ночи к костру вышел отряд, не меньше десяти человек, среди них одна женщина.
  За разговором с Юлием я не услышал их приближения. "Бесшумно передвигаются", - подумал. Прикоснулся к руке Юлия, улыбнулся ему, чтобы успокоить: с нас нечего взять.
  - Мир вам, сыны Божьи, - ответил я приветствием. Предложил разделить с нами трапезу.
  - Христиане с Евфрата? - спросил главный. Говорил только он.
  - Да, верно, - ответил я.
  - Куда идёте? - спросил он, показав жестом своим спутникам: располагаться здесь не будем.
  - В Киликию.
  - К братьям? - уточнил он.
  - Да, в общину, - кивнул я.
  - Мы ждём небольшой караван, - он махнул рукой в сторону востока. - Вам лучше здесь не стоять. И костёр затушите.
  Говоря, он быстрым, цепким взглядом оглядел меня, Юлия, наши вещи, задержал взгляд на моём мече... Огонь выхватывал из темноты лицо молодой женщины. Я узнал её: это была одна из двух рабынь в караване Гезера, он тогда хотел обменять их на Асану. И рабыня узнала меня.
  - Хорошо, мы сейчас уйдём, - сказал я.
  - У вас ещё есть время, - сказал он. - Слава о евфратской стали дошла и до моих ушей. Говорят, не хуже маргеланской... Пошлю на Евфрат человека, нам нужна хорошая сталь.
  - Деньги пусть не берёт. Там только обмен: ткани, посуда, семена...
  Женщина подошла ко мне, привычно игриво заглянула в глаза.
  - Я знаю его! Его хотел убить Гезер из-за красивой женщины. Но не смог, сам чуть не сдох! Этот человек - праведник. И тогда говорил правду.
  - Гезера уже нет, а он до сих пор жив! - ухмыльнулся старший. - Да и ты жива, Крея. Согласись, лучше быть с нами, чем мёртвой.
  - Отпусти меня с ним, - неожиданно сказала она.
  - А как же мы без тебя? - загоготал старший.
  Его гогот подхватил мужской хор. Среди этого шума она шагнула ко мне вплотную.
  - Забери меня отсюда! Отблагодарю, как захочешь. У меня есть камни, - сказала она, опустив ресницы.
  - Нет, Крея. Ты ещё не отработала свою жизнь! - заявил старший. - Мне нужна равноценная замена.
  - Брат, - решился я. - Такой стали в этих местах ты не найдёшь! - я вынул из ножен сокровище - меч, который мы ковали с Уштой. На лезвии была гравировка мастера. - Отдам вместе с ножнами. Это будет больше, чем равноценный обмен.
  Глаза старшего загорелись:
  - Зачем тебе Крея? Что, она так хороша?
  - Она хороша, - ответил я.
  - Зачем праведнику красивая женщина? - ухмыльнулся он, рассматривая меч. - Говорят, средь вас есть евнухи...
  - Среди нас их нет.
  - Что ж, давай проверим твой меч, если ты так хочешь. На вид он хорош! А Крея? Поверь мне на слово, и не только мне, она хороша... Стоящая стерва, - загоготал он вместе с хором. - Подвернётся случай - она уйдёт к тому, кто больше заплатит.
  - Как будем проверять? - я взял из его рук свой меч, пока ещё свой.
  - Я наношу удар, ты держишь блок, - сказал он.
  - Обмен состоится, если моя сталь окажется прочнее? - уточнил я.
  - Да, - ответил он.
  Я поднял на полруки меч над головой, перекрыв направление удара.
  Он нанёс размашистый удар своим мечом, который был немного длиннее моего.
  Удар получился сильным, я немного присел, принимая его.
  Оба посмотрели на лезвия. Обменялись мечами для осмотра. Остальные окружили нас. На его мече была рваная зазубрина, глубиной в полпальца. На моём - чуть затронута заточка... Крея встала рядом со мной по левую руку, на лице улыбка, но не язвительная. Старший вернул мне меч, забрал свой и отбросил его в сторону:
  - У меня был хороший меч... Твой дороже Креи, дороже, чем две Креи! Но ты дал слово.
  Я вручил ему меч, вспомнил улыбающегося Ушту, который будто сказал мне: "Да, меч был хорош. Скуёшь не хуже". Отдал и ножны, сняв их с пояса.
  Он достал из сумки увесистый мешочек с монетами и бросил его в руки Юлия:
  - Это серебро. Так будет по совести.
  ...Крея осталась с нами. Меч ушёл в ночь вместе с отрядом. Мы дали огню догореть. И продолжили путь в северо-западном направлении - больше в западном, чем в северном.
  - Сколько тебе лет, Крея?
  - Девятнадцать, - ответила она.
  - И сколько из них ты так живёшь?
  - Много, праведник... Потому и ушла с тобой.
  - Крея, я иду туда, где нет золота, камней, шёлка... Шёлк, может, и есть, но это редкость.
  - Теперь у тебя есть серебро и камни, которые я обещала. И я в придачу, - улыбалась она. - У меня хорошая память, Евсей. Тогда, у Гезера, я видела глаза счастливых женщин в твоём отряде и красивых, сильных мужчин, которым дороги их женщины... Помню, ты заступился за женщину, которая не была твоей, она была невестой твоего друга. Вы все были друг за друга... Ты ведь знаешь, праведник: золото и шёлк - этого мало для счастья! Подожди, - мы остановились. - Отвернись. А можешь и не отворачиваться... Хотя нет, отвернитесь оба, - улыбнулась она и сделала шаг в ночь.
  Мы с Юлием отвернулись, я поднял глаза к небу - яркий росчерк падающей звезды... К чему бы это? Ясна?
  Крея достала откуда-то мешочек, протянула мне.
  - Это камни, Евсей. Я обещала.
  У неё было хорошее настроение.
  - А для чего мне они?
  - Они уже не мои, не моя забота. Что хочешь, то и делай. Хочешь - выброси.
  - Выбрасывать не хочу. Найду время, когда их вернуть.
  - Как хочешь, - пожала она плечами.
  На её лице - задумчивая улыбка.
  - Скажи, Евсей, а та красивая женщина... её звали Асана, вышла замуж за своего рыжего?
  - Да, у них уже двое детей, мальчик недавно родился.
  - Вот... А сколько ей было лет тогда, в караване Гезера?
  - Точно не помню. Наверное, как тебе сейчас.
  - Да, - кивнула она, - всё правильно, всё верно... Со мной будет так же.
  ...Пищу Крея готовила проворно и легко. Сама разводила костёр - упросила нас не лишать её привычной работы - ловко обрубала сухие сучья кустарника выброшенным мечом, который теперь нёс у себя на поясе Юлий. Она была благодарна за то, что мы взяли её с собой, и хотела как-то выразить это.
  - Я видела твой меч, Евсей. Он стоит нескольких таких, как я. Ты продешевил! - улыбалась она. - Но я счастлива, что ты столько заплатил за меня.
  Ночью она пришла ко мне, легла рядом:
  - Мне холодно, Евсей.
  Я снял накидку, накрыл её.
  - Мужчина не так согревает женщину... Разве ты не знаешь?
  Я задумался, почесал макушку. Ситуация необычная, незнакомая.
  - Знаю только такой способ, - ответил я с настороженной улыбкой, не читаемой в темноте. В этот момент я ещё не знал, какое моё действие будет следующим.
  - Ты ведёшь себя как юноша, Евсей. Накидку ты уже снял, я помогу тебе снять и всё остальное! - игриво улыбалась Крея.
  - Тогда я замёрзну, - засмеялся я и остановил её руку.
  - Такого не может случиться, - сказала Крея и поцеловала меня почти в губы - я немного отстранился, поцелуй пришёлся мимо.
  - Не попала, - заметил я.
  - Я не нравлюсь тебе? Я некрасивая?
  - Зачем бы я тогда пожертвовал своим мечом? - пытался шутить я.
  - Евсей, камни ты брать не хочешь. И меня не хочешь... брать. Как мне отблагодарить тебя?
  - Я уже взял тебя. Ты идёшь с нами.
  Она засмеялась:
  - И что дальше?
  - Этого я не знаю. Дойдём до общины - решим.
  - Ты не хочешь меня видеть?
  - Я не хочу тебя обидеть.
  - Такого мужчину я ещё не встречала! - почти смеялась Крея. - Ты обращаешь внимание на женщин? Нет, не тот вопрос. Ты спишь с ними? С нами?
  - Сплю, - засмеялся я.
  - Ну так... давай попробуем... - немного замялась она.
  - Давай, - ответил я. - Закрывай глаза, я попробую спеть тебе колыбельную... Но так мы можем разбудить Юлия.
  - Евсей! Так неправильно, так нельзя!
  - Крея, - начал я, подумав: "А как можно?" - Прости меня, я, наверное, что-то делаю не так. Просто я недавно расстался с женой, которую люблю...
  - Я не предлагаю взять меня в жёны, я прошу согреть меня.
  - У меня это не получится. Могу накрыть тебя потеплей, забрав накидку у Юлия. Пойми, Крея, я сейчас думаю о ней...
  - А давай проверим, получится или нет! Не может быть, чтобы не получилось... Тебе станет легче, переживания уйдут. И я... отблагодарю тебя, как умею.
  - Прекрасная Крея, а давай не проверять. И это будет твоей благодарностью мне.
  - Благодарностью на сегодня или благодарностью навсегда? Не проверять сегодня или не проверять никогда?
  - Пока не дойдём до общины, - ответил я. - А там решим.
  - Верю твоему слову, праведник! - сказала она с улыбкой после короткого молчания. - До Киликии не так уж далеко. Я возьму твою накидку, буду спать в ней до общины, - Крея рассмеялась. - Я не обижаюсь на тебя, ты ловко выкрутился. Продолжаю думать, что я красивая... Уважаю тебя, как и уважала... - она поцеловала мои руки и прикоснулась к стопам.
  
  Глава 33
  
  Засыпал после молитвы... Внезапно открыл глаза, как это происходит, когда чувствуешь на себе чей-то взгляд: на меня смотрела, улыбаясь, Ясна.
  Волнение, одновременно тревожное и радостное, мурашками прокатилось по мне.
  - Ясна? - спросил я, приподнявшись. Посмотрел по сторонам - не разбудил ни Юлия, ни Крею.
  - Да, любимый, - ответила она.
  - Что случилось, Ясна? Как это?
  - Со мной всё хорошо, Евсей. С маленькой Ясной тоже... Такая же красивая, как ты... Как тебе и обещала. Родилась легко, спела песню о своём рождении, сразу взяла грудь, покушала и хорошо поспала.
  - Когда родилась?
  - Девять дней назад.
  Что-то похожее на страх зашевелилось во мне. Ясна улыбалась. Я попытался дотронуться до неё, уже понимая, что это у меня не получится... Но это, конечно же, была она - её тепло, её улыбка, дыхание...
  Ясна села рядом.
  - Любимый, не пугайся, могу сидеть рядом, а могу подняться над твоей головой... и полетать вокруг тебя... А могу неожиданно исчезнуть... Вдруг в голову придёт какая-нибудь мысль...
  - Ясна, тебя больше нет? Ты ушла?
  - Как нет? Я здесь, рядом с тобой, хотя ты давно ушёл из Мидии... Я тоже не ожидала, что будет так... именно так, - я почувствовал её прикосновение к моей щеке, она хотела успокоить меня. - Очень рада, очень-очень, что ты видишь меня... Знаешь, любимый, случайно слышала твоё общение с этой красивой женщиной, Креей. Ты был вежлив, но, мне показалось, слишком строг... Мне ты не отказал, - улыбалась Ясна, - и поэтому я счастлива.
  Она облетела вокруг меня.
  - Милая Ясна, где маленькая Ясна? - наверное, я спрашивал вслух, старался делать это тихо. Но Ясна слышала больше, чем мой простой вопрос.
  - Ясна с моей мамой, милый... У Даити, представь, появилось молоко! И я почти всё время рядом с малышкой, только последние два дня стала ненадолго отлучаться, как освоилась. Она видит меня, улыбается, узнаёт, чувствует меня - она ведь росла во мне... Она счастливая девочка, не умеет переживать о том, чего не может изменить... И я счастлива, и тоже не переживаю. Зачем переживать о Воле Неба? Наверное, так лучше для всех... И для тебя, любимый... Интересно, переживаний уже нет, почти нет, а чувство к тебе есть. Волнуюсь за тебя немного... И желание быть рядом с тобой не исчезло... И с Ясной...
  - Ясна! Как это произошло? Где были Даити, Дазда, Хумат?
  - Хумат и Агур ушли в Индию с первым караваном, как только вернулись с Евфрата. Мама была рядом, отец - в храме...
  Я тебе рассказывала, милый, со мной такое случалось, гуляла во сне - спала и гуляла... Когда первый раз это случилось, я ещё не была взрослой. Подумала, какой необычный сон! Я увидела себя сверху; продолжала спать и видела себя, медленно летала над собой спящей... Сначала немножко испугалась - вдруг так и буду летать? Поняла, что могу выйти, не чувствуя землю - через закрытую дверь. Утром проснулась, всё помнила. Увидела то же число белых лепестков, плавающих в воде, что и ночью.
  Когда это случилось снова, подумала, что это не сон. Вышла или выпорхнула на улицу, увидела крышу нашего дома, рассмотрела детали... Потом вошла к отцу с мамой, на ковре - открытая книга, запомнила, что там написано... Утром проверила - это был не сон...
  Малышка родилась хорошо, твой цвет волос, мне было нетрудно родить нашу красавицу... Она даже поела, я обрадовалась: это хорошая примета. Малышка заснула, и я заснула - хотелось отдохнуть. А дальше... увидела и себя, и спящую Ясну. Со мной ведь такое уже случалось... Мама готовила еду для меня и отца. Подумала об отце - он выходил из сада храма... Далеко не гуляла, волновалась: малышка может захотеть кушать, позовёт меня, а я не услышу.
  Полетела сразу к Ясне, она спала... "Пора возвращаться", - сказала я себе. А сделать это не получается, будто не знаю, как это сделать. Какая-то связь потерялась с собой.
  Ясна проснулась, тихо заплакала. А я вернуться не могу! Потом мама прибежала... Дальше не хочу рассказывать, любимый...
  Я попытался улыбнуться:
  - Яснушка, расскажи, что сама хочешь.
  - Ты меня так ещё не называл! Очень приятно. Люблю тебя, Евсей, - я почувствовал прикосновение к моим волосам. - Меня мало кто видит. А вот Хумат и Агур видят... И отец меня чувствует, разговаривает со мной... Когда я не смогла вернуться в себя, только он смог всех успокоить... Он понимал, чувствовал, что это вот-вот может случиться, только не знал, как это будет...
  - А почему ты только сейчас пришла ко мне?
  - Мне надо было привыкнуть, хоть немного, к новому состоянию... Не отходила от малышки... Не знала, как покажусь перед тобой, что скажу... Ты ведь увидишь меня - я это понимала... Дазда стал первым говорить со мной, успокаивать... Как же я люблю его! Он чувствует и понимает, что со мной сейчас происходит. Как он это делает? Он ведь не может помнить свой уход из тела... Нам это, наверное, нельзя, милый. Слишком легко было бы тогда жить... Или слишком трудно. Таких, как мой отец, больше нет. И таких, как ты, Евсей - нет, - она прикоснулась к моим губам.
  Я улыбнулся:
  - Когда девушка любит, она всегда так думает. Значит, ты всё же влюблена.
  - И влюблена до сих пор, - подхватила почти со смехом Ясна. - А Мост Чинвад, милый, Мост Решений не такой, как мы думаем... Я увидела и почувствовала всю свою жизнь, те мгновения, где была неправа... Не скажу, что это приятно... Это как на большой открытой ладони, где все твои чувства, мысли, мотивы обнажены, видны всему Небу, Господу...
  Первые два-три дня были непонятные, волнительные... Не хотела беспокоить тебя. Общалась только с малышкой и Даздой.
  Немного осмелела - заглянула к Хумату. "Дай-ка, - думаю, - увижу брата". И оказалась с ним рядом. И Агур меня увидел. Чистый юноша, любит тебя, считает отцом и учителем. Они уже в Индии, в северном царстве, три дня как пришли туда с караваном. Караван пошёл дальше, а они остались, узнали о буддийском монастыре. Сегодня была у брата, они уже среди монахов. Понимают друг друга, язык похож на староперсидский. Хотят научить монахов греческому, чтобы они могли читать евангелия...
  Не могла больше тянуть и прибежала к тебе. А ты тут с красивой женщиной общаешься! Нельзя тебя надолго оставлять... Хорошо, что ты торопишься к Ани, - улыбалась Ясна. У неё было хорошее настроение. - Может, двух жён достаточно?
  - Так получилось, - развёл я руками, улыбаясь. - Всякое в жизни бывает.
  - Понимаю эту девушку. И сама поступила так же, - Ясна облетела вокруг меня. - Как удержаться рядом с таким мужчиной? Это твоя забота - удерживать нас. С Креей у тебя получилось - она сумела не обидеться, ты удивил её, Евсей. Если бы пошёл ей навстречу - тоже хорошо, - развлекала меня Ясна, и у неё это получалось - я улыбался, чувствовал себя мужчиной.
  Но вопрос крутился в голове, и я задал его:
  - Ясна, что произошло потом с твоим... телом?
  - Милый, без меня оно уже было не такое красивое... Первый день я ещё волновалась, глядя на него, очень переживала за родных. Больше за них. Мама много плакала, и сестра... Только отец смог им всё объяснить... Мне ближе обряд Индии - предать огню... Но у нас так нельзя. И Дазда - известный всей Мидии мобед, надо соблюдать наш обряд. Отца не все жрецы любят в Парфии из-за его взглядов и что изменения в обряды он вносит...
  Он провёл этот обряд как должно. Но всё равно нарушил правило - он не должен был проводить его сам... Он взял с собой друга - собаку, как и положено, отгонять злых духов... Высокий деревянный настил, на стуле моя одежда, пустое тело... Папа постарался сделать это красиво... И предоставил завершить обряд Природе... Милый, всё это меня совсем не беспокоило...
  А Природа быстро оставила только косточки, их высушило жаркое солнце. Потом косточки попали в красивый глиняный сосуд, который сейчас у Дазды в персиковом саду, за виноградной беседкой...
  Я глубоко вздохнул, Ясна провела рукой по моей голове, улыбнулась.
  - А как же маленькая Ясна? - сказал я.
  - О-о-о! Она красавица. Пухленькая красавица. Улыбчивая. В ней - ты и я... Она удивительная, всё понимает, чувствует... И не хочет, чтобы я от неё отлучалась.
  Сначала мама кормила её козьим молоком, разбавленным водой. А сейчас у Даити уже появилось молоко, много молока - у Ясны хороший аппетит.
  А ещё мама дала ей сегодня сосать маленький кожаный мешочек, чтобы она лучше спала, а в мешочке твой любимый напиток - сильно разбавленный виноградный сок. Мама попробовала так сделать сегодня впервые, когда-то, наверное, она так успокаивала меня... Малышке понравился этот мешочек... И выражение лица у неё похоже на твоё, и улыбается как ты. А когда подрастёт, она придёт к тебе и Ани... Мне кажется, Агур приведёт её к вам...
  Не переживай о ней. Её все любят. И мама рядом, и жена Хумата, и сестра моя... будет учиться быть мамой. Господь позаботится о нашем сокровище, разве может быть по-другому?
  - Дазда говорил тебе, что собрался в рай?
  - Отец не говорил этого... Но так же, как он чувствует и знает обо мне, знаю и я о нём... Да, наверное, в рай. Другого места для него нет. Если только сам не захочет вернуться, чтобы продолжить спор с Ахриманом... - улыбалась Ясна. - Ты переживаешь, кто из мужчин будет рядом с Ясной? У нас община, милый, а ты - её часть. Левша каждый день помогает по хозяйству. Рашну заходит и спрашивает, чем помочь, и помогает - Дазда даёт ему небольшие поручения. Скоро вернётся Хумат, родная кровь... Отец говорил, что у Хумата долгая жизнь... А ещё приходил Ушта, сказал, что Ясна и его дочь. Малышка затихла у него на руках, он ей рассказывал о тебе... За неё не беспокойся, Евсей. Подожди несколько лет, они пролетят быстро - она будет с тобой. Потерпи немного.
  - Ясна, ты знала, что будет так?
  - Чувствовала с детства, любимый, что жизнь будет недолгой. И хотела быть счастливой, как любой человек. "Я рада этой жизни, благодарна моим замечательным родителям и Ахуру за дарованное, - говорила я себе, - я должна быть счастливой, это зависит только от меня". Ведь Господь со мной, мне надо лишь не обманывать себя, свою совесть... и ждать тебя. Я тебе всё это уже рассказывала, милый. Всё это так со мной и осталось, теперь я ещё и знаю, что была права в своей вере.
  - И Дазда всё знал, - добавил я с улыбкой.
  - Даже мой папа всего не знает, - обернулась Ясна вокруг меня. - Он знал, что моя жизнь будет короткой, он умеет чувствовать и поэтому знать... Дазда оберегал моё счастье и ждал вместе со мной. Он видит меня по-другому, не так, как ты. Он чувствует, что я хочу сказать. Ты видишь и слышишь меня, видишь, как я кружусь вокруг тебя... Папа слышит меня чувствами, а отвечает словами, звуком. Маме сначала казалось, что он разговаривает сам с собой, она же не видит меня. Он переводит ей язык чувств, ощущений - передаёт маме, что я хочу ей сказать...
  ...Когда на востоке стал виден контур гор в лучах просыпающегося солнца, ко мне прилетела мысль, которую я тут же реализовал - позвал Оливию.
  Оливия появилась - ни единого штриха седины на её необычного цвета волосах.
  - Приветствую тебя, мой друг и друг Хранителей земель и Огня! - зазвенела колокольчиками Оливия с сияющей улыбкой. - Приветствую тебя, чудесная Ясна! Евсей, в моей нескончаемой древности я не встречала такого счастливого мужчину... Ты ведь знаешь, я не умею льстить и говорить о том, чего не существует.
  Тебе не с чем сравнить... И к счастью, ты не видел того, что видела и знаю я в этих веках без времени. Тебя любят удивительные женщины, боги привели их на землю в одно время с тобой. Такая судьба - дар богов и того Мира, в который вы уходите и из которого приходите вновь...
  Юная Ясна, я восхищена твоей чистотой и верой в то, что чувствуешь... Так же восхищена, как и миром Ани. Рада быть полезной вам...
  Евсей, сегодня не буду перечислять твои достоинства. С твоим замыслом согласна, - Оливия игриво перебирала пальцами-колокольчиками. - Забираю Ясну с собой, отправляемся знакомиться с Ани, моей близкой подружкой. Ясна позже тебе всё расскажет, - Оливия пританцовывала от удовольствия. - Протопчу Ясне дорожку, познакомятся, будут видеться... У вас впереди ещё тридцать дней, целых тридцать дней!
  Оливия не забыла попрощаться со мной, привычно прикоснувшись к стопам.
  - Держи внимание на мне, - сказала она Ясне.
  И девушки исчезли.
  
  Глава 34
  
  Утром продолжили путь в Киликию.
  - С кем ты разговаривал ночью, Евсей? - спросила Крея.
  - Было слышно? - уточнил я.
  - Ну, немного. И непонятно... Даже головой крутил. Помнишь? Или это был твой сон?
  - Помню, Крея, - ответил я, обернулся к Юлию. - Тебя не разбудил, брат?
  - Нет, Евсей, не разбудил. Я поворачивался на другой бок, проснулся и увидел, что ты общаешься с кем-то, кого я не вижу... И уснул опять: если что-то важное для меня, ты потом расскажешь...
  - Я так не умею, - сказала Крея. - Я тоже уснула, но подумала, что утром обязательно спрошу. Мне ведь интересно. В детстве гуляла во сне, разговаривала, потом ничего не помнила, мама рассказывала... Не с богами ли общался, праведник?
  - Нет, Крея, - улыбнулся я.
  - А с кем?
  - С женой.
  Крея удивлённо приподняла бровь, не зная, как отнестись к такому ответу.
  - Слышала, что огнепоклонники должны спрашивать у жены, прежде чем переспать с другой женщиной! - она выбрала игривый тон. - Ты спросил у неё обо мне?
  Юлий с большим интересом наблюдал за нашим общением.
  - Не спрашивал... Она видела и слышала наше с тобой общение. Сказала, что я был вежлив и что ты красивая.
  Крея рассмеялась:
  - Жена не может так говорить про другую женщину, если та красивая!
  - Да, согласен, это большая редкость... Ещё жена сказала, что я был всё же слишком строг с тобой.
  Крея заглянула мне в глаза:
  - Мне правда интересно, Евсей, с кем ты разговаривал ночью. Я же женщина, я не Юлий, я - Крея... Тем более, красивая, как ты сказал.
  - Это жена моя сказала, но я согласен с ней.
  - Ну, Евсей?! - было похоже, что она собирается обидеться.
  - Крея, я постарался правду сказать, а ты хочешь обидеться.
  - Это я только сделала вид... Хорошо, праведник, постараюсь верить тебе... Что она ещё сказала обо мне?
  - Придётся всё говорить... - сделал я почти серьёзный вид. - Было сказано - если бы я сделал шаг тебе навстречу, то это тоже было бы хорошо.
  - Такое жена не могла сказать, если она нормальная, - снова рассмеялась Крея.
  - Да, она необычный человек. И тоже очень красивая. Я не разыгрываю тебя, Крея... Считаю, что ночью общался со своей женой, видел её, ощущал, слышал.
  - Праведник, ты оракул? Можешь общаться с богами и духами? - Крея была эллинкой.
  - С богами? Да, было такое, может и снова случится... А ночью, получается, общался с духом жены. Она ушла из тела девять дней назад, теперь уже десять, после родов. И не вернулась в эту жизнь. Пришла ко мне, чтобы рассказать об этом.
  - А девочка родилась? - Крея уже не улыбалась.
  - С девочкой всё хорошо, о ней есть кому позаботиться, даже если я не рядом. Об этом ночью мне рассказала Ясна.
  - Ясна... Красивое имя. Она персиянка?
  - Да. Дочь великого жреца Огня.
  - Пусть проводят боги Ясну в заслуженный ею мир, - Крея остановилась, поклонилась небу. - Правда, она необыкновенная, раз умерла и пришла успокаивать тебя. И ты необычный человек, если видишь её и общаешься с богами. И без этого ты необычный человек. При всех своих чудачествах ты смелый мужчина. Понимаю её, такого трудно не любить! Даже после смерти пришла к тебе... Я бы не пришла ни к кому из мужчин... Сколько ей было лет?
  - Должно было исполниться восемнадцать.
  - Ох! Младше меня... А как же жизнь, счастье?
  - Она умеет быть счастливой и лёгкой даже сейчас. И умела быть счастливой, имея тело... И знала, что долго не проживёт среди нас, дорожила временем...
  - Сколько я проживу, Евсей? Скажи моё будущее.
  - Я не знаю твоего будущего, Крея.
  - А как же Ясна? Ты знал, что она проживёт немного?
  - Не знал. Я не жрец, не астролог. Это знали Ясна и её отец. Мне было тревожно. Когда человек дорог, ты связан с ним, знаешь его, многое можно почувствовать.
  - Будь добр ко мне, праведник, скажи, долго я проживу?
  - Долго.
  - А дети у меня будут?
  - Будут.
  - Откуда ты это знаешь? Ты же не жрец.
  - Не знаю, просто так чувствую.
  - И как мне к этому относиться?
  - Как захочешь, Крея, - улыбнулся я. - Как почувствуешь.
  - Как ты это делаешь - чувствуешь?
  - Так же, как и ты. Почему ты вдруг решила идти со мной, попросила забрать тебя с собой? Разве ты знала, что тебя ждёт? Или тебе сказал так сделать прорицатель?
  - Не знаю, что впереди, Евсей. Не знаю, почему так поступила... Мне это неожиданно пришло в голову, что-то толкнуло меня. Я даже не успела хорошенько подумать... Но теперь мне хорошо, я правильно сделала, что пошла с тобой... Можно было бы даже назвать меня счастливой, если бы ты не был строг со мной! - Крея естественно и быстро превращала своё настроение в игривое.
  Юлий в этот момент опустил с улыбкой голову и покраснел.
  - Я тоже не стал задумываться, будут ли у тебя дети. Просто сразу прислушался к себе, к своим ощущениям. Начнёшь задумываться - решение может получиться не лучшим, неточным. Если включишь расчёт, проиграешь в конце концов. Хотя последствия сделанного выбора обычно не с чем сравнить... Если бы тогда у костра, когда вы наткнулись на нас со своим отрядом, ты начала думать и взвешивать в поиске более удобного для тебя результата, то вряд ли шагнула бы в неизвестность. А если бы ещё и я задумался о ценности своего любимого меча, подарка близкого друга... - я улыбнулся и хлопнул по плечу идущего слева от меня Юлия. - Учусь в выборе опираться не на то, что слышу от кого-то, а на то, какое чувство возникает от услышанного... Думаю, Отец общается с нами через чувства, вряд ли через голову.
  - Помоги мне стать счастливой! Ты ведь можешь.
  - Уже помогаю, Крея. Ты же умеешь слышать себя, своё чувство, а не размышления о выгоде шага. Поступай так, как поступила в тот вечер - и не пройдёшь мимо лучшего в своей жизни... Можешь переспрашивать меня или Юлия, пока мы рядом, правильно ли почувствовала, услышала какие-то наши мысли или действия, которые мы собрались делать. Наверное, Юлий согласится с такой игрой.
  Юлий ответил с улыбкой:
  - Согласен, с удовольствием.
  Промелькнула быстрая мысль: "Крея явно нравится Юлию. Юлий - достойный муж, Крея - умная, красивая, с характером... Но ей нужен более взрослый, более зрелый мужчина со сложившимся характером".
  - Евсей! Могу я сейчас проверить свои ощущения? - Крея быстро вступила в игру.
  - Да, конечно.
  - Ты сейчас подумал, что я слишком стара для Юлия?
  - Почти так. Как хорошо у тебя получается! Подумал, что Юлий пока слишком юн, ему немного не хватает зрелости, чтобы быть твоим мужем.
  - А ты, Евсей, в самый раз?
  - Об этом я не думал.
  - А ещё, Евсей, ты сказал: "Переспрашивай, пока мы рядом", - бровь у неё приподнялась, игривый блеск в глазах остался. - Ты хочешь при удобном случае отделаться от меня?
  - Ты это почувствовала или придумала?
  - Почувствовала? Я испугалась... В голову полезли всякие мысли. Я же поверила, что на тебя можно положиться... Но на мужчин нельзя полагаться! Помнишь, ты обещал не бросать меня, что мы в общине будем решать, что делать дальше?
  - Помню, - ответил я.
  Мы замолчали...
  - Прости меня, Евсей. У тебя не стало жены, которую ты любишь, а я к тебе со своим... Я глупая женщина. Нет, не глупая - я неглубокая. Вот такая я есть... Сделаю всё, что ты попросишь, пока мы рядом. Ты не умеешь просить плохое.
  - Хорошо, Крея. Уже прошу: прислушивайся к себе и иногда к нам, раз уж ты нам доверилась.
  ...Каждый поздний вечер пути до Киликии я общался с Ясной. Крея ложилась спать пораньше, закутывалась в мою накидку и засыпала. И она, и Юлий бережно относились к мгновениям моего ночного общения, понимая, что мы с Ясной видимся последние дни. А увидимся ли когда-нибудь в будущем, никто не знает.
  Ясна была и оставалась лёгкой в общении - удивительный человек, даже в таком необычном для привычной жизни состоянии она продолжала поддерживать меня.
  Они сдружились с Ани, по-другому между ними быть и не могло. Успевали видеться каждый день. Обсуждали мои вкусы - не изменились ли они, радовались вместе моей дороге домой.
  Ясна рассказала Ани о событиях моей жизни в Мидии, о Дазде, Хумате, Даити, Уште, Рашну, Левше... И о себе.
  Обо всех мгновениях их общения Ясна, конечно же, рассказывала мне. А я дежурил до рассвета у костра, не утруждая Юлия сменять меня.
  Ясна не удержалась, сказала мне, что... моему сыну, которого зовут Евсей, уже шесть лет! Я понимал, всё это выглядит необычно: Ясна, которой уже не существует в плотном мире (хотя точно я этого не знаю), рассказывает мне о рождении нашей дочери и о том, что после этих родов она не смогла вернуться в тело, и от неё же я узнаю, после её путешествия-полёта в неплотном теле к Ани, о существовании моего шестилетнего сына по имени Евсей...
  Для того, кто не видит мгновения жизни так же, как вижу я, всё вышесказанное не может являться фактической реальностью. Но и Юлий, и Крея, с нетерпением ждущие от меня утренних новостей после ночных свиданий, безоговорочно верили, что всё именно так и обстоит.
  ...В общине Захарии мы были долгожданными гостями. Провели там два зимних месяца...
  Захария не дождался меня, ушёл из этого мира за две луны до нашего возвращения. Старец оставил большое послание, по объёму близкое к книге. О содержании этого труда напишу немного позже.
  ...Расставание. Последние дни, мгновения общения с Ясной...
  Понимаешь - у неё лёгкое, хорошее настроение. Она может увидеть любого человека, которого знает, со скоростью своего желания. Да и ты здоров, возвращаешься домой, свершив то, что считал главным в жизни, что обещал Деду. У тебя, оказывается, есть и дочь, и сын, ты продолжил свой род, что всегда считалось одним из главных смысловых событий жизни человека...
  Но рвущаяся чувственная связь... Нужно время, просто нужно время.
  В последний день Ясна была прозрачной, как дымка. Но я слышал и по-прежнему чувствовал её.
  - Евсей, вот-вот снова что-то поменяется, это совсем не страшно, даже интересно... Внутри звучит отдалённо что-то знакомое: будет очень хорошо, ведь я здесь жила хорошо, честно перед собой...
  А чувства живы, остаются со мной, они не растворились в эти дни. И мне вновь хочется жить в этом мире, уже хочется вернуться... к любимым: к тебе, отцу, маме, Ясне... Не знаю, могу ли попасть в рай. Какой он?
  Хотелось бы вернуться, неважно кем - женой, дочерью, мамой. Как Небо решит... По-прежнему люблю. Верю - до встречи здесь, на Земле...
  Я сейчас исчезну, Евсей, пораньше, до перехода - полечу к Ясне. Не знаю, как это выглядит, переход... Почему-то не хочется, чтобы ты видел это... - улыбалась Ясна на прощание.
  
  Глава 35
  
  Послание Захарии. Начиналось оно так: "Мир дому твоему, брат Евсей! Родной, немного не дождусь тебя. Знаки были. Знаю, свершил ты, сынок, предначертанное, дарованное свыше. С общиной на Евфрате уже имеем общение. Близко время, когда такая связь установится с Мидией и с восточными царствами.
  Выполняю обещанное тебе. Мои воспоминания о рукописи Александрийской библиотеки. Речь о книге великого эллина Ликурга, законодателя Спарты. Сообщу тебе и о древних сооружениях Египта, но главное, о тех принципах построения общности, которые были получены Ликургом от божества, именуемого Аполлоном. Это будет на благо твоим размышлениям о Мироздании..."
  Пишу о том, что произвело на меня тогда, при чтении послания, наибольшее впечатление. Принципы построения общества, знания, которые получил Ликург от того Мира, который обозначал себя Аполлоном, отличались, иногда принципиально, от той информации, которую на несколько веков ранее получил великий пророк Израиля от Мира, именуемого Саваофом - Воинством Небес.
  Ликург - наследственный царь Спарты, великий законодатель и мыслитель Эллады, потомок Геракла в одиннадцатом колене, любимец богов - так назвал его Аполлон через оракула в Дельфах. В странах, где обитали эллины, Аполлон воспринимался сыном Творца миров, богов и людей Зевса, светоносным покровителем творчества, интуиции, врачевания, принесшим на Олимп Гармонию и спокойствие.
  Спарта четыре столетия придерживалась законов, установленных Ликургом. И была тогда самым сплочённым, дружным и сильным государством на берегах Внутреннего моря. За четыреста с небольшим лет до Рождества Христа в Спарту всё же были вновь принесены золото, серебро (металлы, принятые считать драгоценными) и имущественное неравенство, что быстро превратило её в обычный эллинский полис.
  Из послания Захарии я узнал, что, путешествуя по тогдашнему миру в поисках составляющих будущего законодательства, Ликург побывал на Крите, в Египте, в Междуречье, в Персии - в странах, где в те времена были крепкие, хорошо организованные государства.
  Вернувшись в Спарту, Ликург начал преобразовывать существующий там порядок. Тогда это была родовая монархия, и Ликург имел право на трон. Он считал, что введение новых законов не принесёт пользы, не продлится долго, если не поменять образ жизни спартанцев, не внести новую этику.
  Ликург отправился в Дельфы, чтобы спросить богов через пифию (жрицу-прорицательницу) о лучшем жизнеустройстве - в надежде, что боги дадут ему искомое. И Аполлон возвестил через пифию, что Ликург, имеющий качества более бога, чем человека, создаст законы, которых не будет ни у одного другого государства Внутреннего моря.
  Ликург не раз отправлялся в Дельфы по просьбе граждан родной Спарты для общения с богами через оракула. И посвятил свою жизнь утверждению на родине законов от мира, именуемого Аполлоном.
  Древняя взрывоопасная проблема любого общества - богатство и бедность, что обычно приводит к зависти, гордости, агрессии. Ликург предложил всем гражданам Спарты жить в равных условиях: земля была разделена поровну, независимо от статуса гражданина - царь ли он, полководец, ремесленник, член Совета старейшин или воин. При этом земля раздавалась в таких долях, чтобы выделяемый участок мог давать мужчинам, женщинам и детям определённый объём продуктов, необходимый, по представлениям Ликурга и Совета старейшин, для здорового образа жизни. Участок земли определённой площади должен был давать определённое количество ячменя, масла, сыра, вина. Исходя из необходимого объёма этих продуктов (а объём был разный для мужчин, женщин, детей), нарезались наделы. Рекомендации по продуктам, необходимым для жизни, тоже исходили от Аполлона.
  Ликург при поддержке авторитетных граждан Спарты - именно они отправляли его к оракулу за законами - создал Совет старейшин из тридцати человек, куда входили двадцать восемь пользующихся уважением граждан не моложе шестидесяти лет и две царственные особы.
  Народ в специально отведённом для этого месте, на свежем воздухе (то есть без крыши, кресел и еды), мог путём голосования принимать или отвергать то, что предлагал Совет старейшин. Народ не предлагал изменений, он только принимал окончательное решение по предложенному Советом старейшин и царём.
  Монарху, вынужденному разделить власть с Советом, было дано через Ликурга разъяснение Аполлона о том, что, разделив власть и принятие решений с советом и народом, монарх избежит зависти, ненависти, а значит, и насильственной смерти. А монархи в древней Элладе были верующими людьми.
  Из обращения были исключены золотые и серебряные монеты. Драгоценные металлы, перестав быть дорогостоящим эквивалентом в обмене продуктами и изделиями, потеряли ценность для практической жизни на земле. Ликург ввёл в обращение монету большой массы из некачественного железа, непригодного для ремёсел. То есть сама монета была очень малой ценности. На такие деньги невозможно было купить предметы роскоши из других стран Внутреннего моря. А значит, в Спарту перестали заходить корабли из чужих земель с предметами роскоши, гетерами, артистами, ораторами, ювелирами...
  В Спарте через закон от Аполлона - а законы от бога не обсуждались на Совете старейшин и гражданами Спарты - были остановлены работы ремесленников по изготовлению предметов роскоши. Остались только жизненно необходимые ремёсла. В результате изделия спартанских мастеров: простая мебель, топоры, пилы, сыры, вино - были лучшими в Элладе и за её пределами и пользовались огромным спросом.
  В итоге по прошествии недолгого времени обесцененная роскошь исчезла сама. Неравенство между спартанцами могло оставаться только в виде общественной похвалы за добрые деяния (особенно ценилась похвала от девушек) или общественного порицания за дурные поступки. О добрых героях сочинялись песни, которые исполнялись девушками на праздниках.
  По совету Аполлона Ликургом было введено удивительное таинство, ущемляющее корысть - общие трапезы с простыми кушаньями. После введения обязательного для всех без исключения спартанцев общего стола, богатство превращалось в ненужное для жизни обстоятельство. В таких каждодневных трапезах, проходящих по всей Спарте, присутствовало обычно до четырнадцати человек, иногда больше, но не больше двадцати. Присутствовали единовременно и член Совета старейшин, и ремесленник, и царь, и воин... Все участники таких трапез ежемесячно сдавали равный объём определённых для этих трапез продуктов.
  А приносящий жертву богам отправлял на совместную трапезу лучшую часть жертвы. Такой подход был так же подсказан Ликургу светоносным Аполлоном через оракула в Дельфах.
  На совместных трапезах присутствовали и дети, и подростки. Их приводили туда в воспитательных целях. Они видели перед собой наставников, ведущих общение в принятых в Спарте формах: краткость, точность фраз, отточенных в упражнениях по выражению собственных мыслей, неоскорбительные шутки.
  Дети в Спарте учились молчать либо немногочисленными простыми словами, имеющими ясный смысл, выражать меткие, изящные, глубокие мысли. Было принято считать, что болтливость делает общение пустым и глупым и забирает время от полезных дел. Дети учились шутить, не оскорбляя, и достойно принимать шутки, не обижаясь.
  Ликург свершил в небольшой Спарте, казалось бы, невозможное - дал железной монете большой массы совсем малую ценность (то есть обесценил деньги) и был устремлён научить молодое поколение малым числом простых слов выражать мысли большой этической ценности. Высшей задачей он считал воспитание. Молодой человек должен был не только учиться правильно мыслить и просто питаться, но и обязательно формировать с детства выносливое, сильное, гибкое тело воина. И девушки должны были укреплять своё тело бегом, танцами, лёгкой атлетикой (прыжки, метание диска и копья), чтобы дети были здоровы и крепки телом уже в чреве здоровой матери. Девушкам не разрешалось сидеть дома и баловать себя изнеженным образом жизни. Они должны были уметь танцевать и петь на праздниках у юношей на виду, уметь смеяться над любым человеком, не унижая его, а точно подмечая ошибку. Учиться прославлять в песнях заслуживающих прославления - таким образом девушки пробуждали у юношей стремление к саморазвитию.
  Девушки, воспитывающиеся в уважении к своей чистоте, должны были уметь пройти в праздничном шествии нагими перед юношами, упражняться в не наносящей травм борьбе на глазах у юношей. Всё это должно было побуждать молодёжь (и, конечно, побуждало) к созданию крепкой семьи.
  А холостяки подвергались очень серьёзным испытаниям. Они не имели права присутствовать на таких праздниках женской красоты, а должны были ходить зимой голыми по рынку и петь сочинённую о них песню, в которой рассказывалось, что они, холостяки, заслужили такое наказание за свои страхи и слабости и неповиновение законам Спарты.
  Необычными были советы Аполлона и по ведению войны. Ликург запретил вести войну с одними и теми же соперниками. Это делалось для того, чтобы неприятель не становился воинственным. Война для спартанцев - это состязание в силе, выносливости, организованности, а не уничтожение неприятеля. Если соперник обращался в бегство, его не преследовали: недостойно спартанца убивать отступающего, то есть вышедшего из состязания. Об этом великодушном правиле воинов-спартанцев знали все неприятели, что неизбежно приводило неприятеля к осознанию, что лучше пуститься в бегство, чем оказывать сопротивление.
  Ликург вместе с Советом старейшин не разрешал гражданам Спарты путешествовать без определённой обществом цели. Это было сделано для того, чтобы спартанцы были ограничены от влияния безнравственного, беспорядочного. Иностранцы, не принимающие образ жизни Спарты, выселялись из полиса, чтобы не быть примером праздной жизни.
  Необычным для стран Внутреннего моря были законы и правила Спарты, связанные с погребением умерших. Правила погребения и взгляды на смерть убирали суеверия. В Спарте было принято считать, что тело без жизни - это не завершение жизни, не конец, это знак ухода человека в мир, который он заслужил своей жизнью здесь, на Земле. Смерть не страшна, страшна жизнь, посвящённая смерти, удовлетворению страхов, слабостей, суеверий.
  Законы Спарты разрешали хоронить усопших и в черте города, и вблизи храмов, ставить памятники рядом с храмами, посвящёнными богам.
  Молодёжь училась привычно и естественно относиться к могилам, к погребению - не бояться перешагивать через могилы, не считать осквернением прикосновение к мёртвому телу.
  Закон запрещал класть в могилу что-либо, кроме тела. Тело оборачивали в красный плащ и помещали на листья маслины. Имя ушедшего в заслуженный им мир писалось на могиле лишь в том случае, если усопший был погибшим в бою за образ жизни Спарты воином или жрицей...
  Вопрошал Ликург оракула и о назначении пирамид Египта. Будучи в Египте, он услышал от местного жреца, что великие пирамиды построены рабами во времена фараона Хуфу и являются царскими гробницами-мавзолеями. Но выразил внутри себя сомнение в услышанном от жреца, ибо считал, что человек не обладает навыками и возможностями для возведения таких сооружений. А также не увидел целесообразности в возведении таких гробниц... Смысл ответа оракула (от имени Аполлона) в послании Захарии выглядел так: "Твои мысли верны, Ликург, зачем увековечивать прах?! Не делай подобного в своей стране, не превращай уход в другой мир в суеверие и страх, а мёртвое - в объект поклонения. Страх лишь отягощает судьбу и последующую жизнь. А суеверие делает слабого ещё слабее, лишает его воли!.. Ответ на твой вопрос ничего не изменит в твоей жизни и в законах твоей страны. Эти сооружения (пирамиды) - дома Силы, врата её распределения, они созданы, чтобы Мир существовал и дальше. Ваш юный Мир не способен создать такое..."
  При первом же знакомстве с посланием Захарии мне бросилась в глаза принципиальная разница между Торой и законами Ликурга-Аполлона в вопросах пользования денежной единицей, ведения войны, смерти и отношение к телу усопшего...
  И ещё: для спартанца не существовало смерти.
  
  Глава 36
  
  Зима пролетела быстро. Много общения о вере, моей жизни в Мидии, становлении общин и в Мидии, и на Евфрате, о Пути Будды, фиксация на бумаге (папирусе) истории моего путешествия. Работа в кузне вместе с Юлием и двумя здешними мастерами, обмен опытом, знаниями, навыками. Понимание было простое: дарованное тебе знание должно течь к ждущим и ищущим его, не застаиваясь; ведь Господь даёт его тебе не для того, чтобы ты унёс его в могилу, а так как о дне и часе ухода из жизни знать не дано, то надо торопиться делиться дарованным во благо ближних. Иной подход считался греховным.
  Совет старейшин - в общине Захарии в совете пребывали, как и в Спарте, мужи не моложе шестидесяти лет - послушав на первых собраниях мои истории, посоветовал мне приступить к записи Вести, не откладывая, с целью её распространения по общинам. Для этого меня освободили от хозяйственных работ. Но не ходить в кузню я не мог, до обеда трудился там: надо было передать технологию Ушты и сковать себе меч в дорогу. После обеда писал.
  На первом же мужском собрании мужчины поинтересовались: жена ли, невеста ли Крея кому-то из нас. Я ответил, что Крея свободна и была бы не против остаться в общине с достойным мужчиной. Добавил своё мнение: умная, чуткая, красивая женщина с непосредственным, лёгким характером, было бы хорошо, если бы рядом с ней оказался зрелый, крепкий в вере мужчина. Говоря это, смотрел на Давида, отца Агура. Смотрел без умысла, мы были хорошо знакомы, когда-то он отпустил своего сына со мной, доверил его мне.
  Крея с первых дней обратила на себя внимание мужчин: и совсем юных, и постарше. По-другому, на мой взгляд, быть не могло. Среди таковых мужей был и отец Агура, к тому времени он уже был вдовцом. Он наблюдал за ней со стороны, спрашивал у меня, какая она хозяйка.
  Крея была хорошей хозяйкой, очень хорошей. По поручению Совета на зимние месяцы она была прикреплена к нам с Юлием вести наш быт. Жила она в девичьем шатре, по моей просьбе и моему поручительству. Мы с Юлием обитали в уже знакомом мне гостевом шатре.
  На сорок второй день ухода Ясны Крея обратилась ко мне с прежней улыбкой:
  - Праведник! Пришло время решать мою судьбу. Ты рассказал мне много историй и делился со мной тем, что тебе дорого. Я выучила молитву и верю тебе. Хвала Всевышнему за встречу с тобой и за то, что я здесь! Ясна ушла, ушла совсем. Теперь даже ты не можешь видеть её. Такой женщине, как Ясна, место в раю, если он есть. Траур закончился, плакать больше нельзя, надо жить, пока нам дано... Скажи, друг мой... Сделаю, как ты скажешь... Я ещё нужна тебе? Только не спрашивай, чего хочу я, - Крея засмеялась. - Я угадала твой вопрос? Я готова идти с тобой. А вопрос угадала?
  - Можно сказать, угадала.
  - И что скажешь, друг?
  - Лучше будет, если ты не пойдёшь с нами, друг, а останешься здесь, в этой общине. Здесь хорошо, Крея. А идти вместе дальше... Чем ближе к Риму, тем неспокойней... У тебя будет хорошая семья и дети, - последнее сказал, не задумываясь.
  - Скажи-ка честно, ты так чувствуешь или хочешь отделаться от меня? - хихикнула она.
  - И чувствую, и думаю, взвесив обстоятельства. Я возвращаюсь домой, куда очень хочу вернуться. Там любимая и сын. У тебя пока нет дома, но, может быть, здесь, где мы сейчас... Ты же хочешь детей, Крея, и достойного мужа! Здесь это рядом, близко. А чтобы это было там... Туда надо ещё дойти.
  - А кого ты имеешь в виду? Кто здесь достоин такой красавицы?
  - А давай подождём какое-то время. Тот, кого я имею в виду, сам подойдёт к тебе. И, думаю, он достоин такой красавицы.
  - Интересная игра! Согласна с тобой. Моё не обойдёт меня... Но ты же мне друг, Евсей. Мне же надо к кому-то внимательней присмотреться, если не хочешь, чтобы я шла с тобой.
  - А вдруг я ошибаюсь и подтолкну тебя к ошибке, - улыбался я.
  - Хорошо, - засмеялась она. - Тогда так. Когда я буду принимать решение, спрошу у тебя - это он? А ты честно ответишь.
  - Согласен, Крея.
  - Напомню, праведник: верю тебе и благодарна Господу... Первый раз, когда Гезер хотел убить тебя из-за красивой женщины, была мысль бежать с вами, когда Гезера чуть не съел его любимый тигр. Я испугалась не знаю чего, а ведь сердце сказало мне: "Беги"... Хвала всем богам и ангелам - они любят меня, дали мне второй шанс !Я была бы полной дурой, если бы снова не решилась... А ещё, Евсей, я эллинка. Ты - бог для меня, ты снизошёл до меня. Буду любить тебя, пока жива! Забрал меня у головорезов и заплатил за меня, как бог. Мужчины не платят столько за женщин, за таких женщин... Ты заплатил за меня самым дорогим для мужчины - любимым оружием, и не стал пользоваться мной, хотя я была совсем не против...
  Я рассмеялся. "Как легко и просто, будто ребёнок, переключает она своё внимание, не погружаясь в переживания, как это обычно происходит, например, со мной!" - что-то такое пришло мне в голову в тот момент.
   - Что ж, Крея! Хвала Небу за встречу с тобой. Ты лёгкая, заботливая, чуткая... Кроме того, что красивая. Ты, как лёгкий весенний тёплый ветер, летишь, не обращая внимание на ловушки и ямы переживаний! Умеешь быть ребёнком просто и естественно, но при этом остаёшься заботливой женщиной. Учусь у тебя, Крея, лёгкости и непосредственности.
  - И что же ты не взял меня в жёны, хоть ненадолго, если я такая расчудесная? - она изящно повела бровью и вздохнула верхней частью лёгких, что почти неизбежно обращало внимание на то место, где под закрытым платьем вздымалась грудь.
  Вот так: совсем недавно ушла из этой жизни родная сердцу, любимая Ясна, а взгляд уже упал на то место...
  Не обращать внимание на то, что с детства его вскармливало, а значит, очень дорогое, жизненно важное, мужчина, пожалуй, не в состоянии. Или почти не в состоянии. Почему "почти"? Некоторые мужи, и я в их числе, полагают, что надо уметь контролировать свои жизненно важные проявления, если они приносят женщине переживания, унижают, оскорбляют её. Но приносит ли Крее переживания мой неизбежный взгляд на красивое, уточнять не стал. За этим крылась слишком уж огромная тема: мужчина и женщина, невозможность жить друг без друга, и, вероятно, невозможность не обращать внимание на то, без чего мужчина жить не может...
  Крея, конечно, уловила мой почти контролируемый взгляд, и мне показалось, что это не принесло ей неприятных, унижающих её переживаний.
  В этот раз мне удалось ответить на её вопрос просто, не погружаясь в пояснения.
  - Так получилось, Крея, - развёл я руками.
  - Ах, вот как! - засмеялась Крея. - Ты научился разговаривать со мной! Такой муж мне не нужен, с ним неинтересно... Но это не значит, что я отказываюсь готовить тебе и Юлию еду. Юлию нужна хорошая еда, приготовленная доброй, красивой девушкой, у него много работы в кузне... Ах, да, забыла, - она поцеловала мне руки и, напевая, отправилась к девичьему шатру, обернулась: - Сегодня мой день девушкам готовить.
  Я подумал: "Если бы у меня не было неповторимого меча от Ушты, то "головорезы" ни за что другое не отпустили бы её". Но "если бы" не бывает, меч у меня был.
  ...Началась весна. Ранним утром мы с Юлием отправились в дальнюю дорогу. Среди провожающих были и Крея с Давидом.
  - Это он? - спросила Крея со знакомой улыбкой, посмотрев в мои глаза и следом - в глаза Давида.
  - Да, это он, - ответил я.
  - Позволь, Давид, я обниму Евсея на прощанье. Это он подарил тебе меня... а мне тебя.
  Крея оставалась собой. Интересно, когда она станет бабушкой, будет такой же? Скорее всего, да. И проживёт долгую жизнь благодаря этому.
  У Юлия были свои испытания перед дорогой. Он очень нравился двум юным девушкам. К тому же в свои восемнадцать лет он был талантливым кузнецом, уже самостоятельным мастером. Но ещё не настал его час, когда чувство накрывает вместе с головой и течением мыслей в ней. Желание быть рядом со мной, быть учеником оказалось сильнее обворожительных улыбок красивых, достойных девушек.
  Юлий видел наши дружеские отношения с Креей, был свидетелем нашего общения в дороге, в том числе ночного. Уже в новой дороге он сказал мне:
  - Спасибо за уроки, наставник. Я бы так не смог, с такой девушкой, как Крея. Она действует завораживающе.
  - Поэтому, брат, эта история случилась со мной. Каждому - по силам и в свой час. Мне дорого, что мы с ней стали друзьями и я смог помочь ей, а она мне, нам. И дорого её доверие... К доверию женщины, особенно где примешаны чувства, а они везде, будем учиться относиться бережно. Ответственность за это доверие за нами, кому-то же надо её нести! Помнишь? Любовь живёт там, где не ждёшь в ответ и, тем более, не требуешь этого ответа... Тебе досталась своя непростая история. Девушки здесь воспитанные, красивые - поколение, выросшее в вере - и готовят вкусно, легко. Как будешь возвращаться домой на Евфрат, не забудь присмотреться к невестам в общине Захарии.
  - Я бы хотел остаться с тобой, наставник. Быть с тобой, пока это возможно, пока ты не против этого: куда ты, туда и я!
  Юлий - красивый человек. Чем-то схож с Лукой: ростом, терпеливым и взвешенным характером. Крепкое тело, прямой нос, тёмно-русые вьющиеся волосы, внимательные, спокойные карие глаза. И хороший боец, его воспитывали Натан и Адония.
  Наш путь лежал в селение с синагогой - обещанное несколько лет назад возвращение к Аарону, туда, куда нам когда-то, при первом своём появлении, не советовал заходить Ариман. Мы знали: в этом селении стараниями Аарона и отца братьев-богатырей Адонии и Натана жила небольшая христианская община, поддерживающая связь с общиной Захарии.
  На третий или четвёртый день пути предстояло заночевать в волчьих местах. Мы были предупреждены: ночью в этих краях нельзя передвигаться, обязателен привал с костром и дежурный. Смешанная стая волков и диких собак не имела здесь противодействия - все жилые селения в нескольких днях пути - и вела себя бесстрашно. Ходили слухи, что одиноких путников волки разрывали даже у костра.
  Полнолунная ночь. Дорога видна. Шли, пока не навалилась усталость. Спать решили на крепких нижних ветвях взрослых деревьев, на расстоянии от земли чуть выше роста Юлия.
  Развели огонь. Сделали настил из хвороста на раскидистых ветвях. Когда костёр уже превращался в горящие угли, забрались на настил. Слышал, как Юлий шептал молитву. И уснул, не помолившись.
  То, что со мной происходило дальше, не воспринимал как сон. Это было неожиданно сильное, не управляемое мной переживание, сплетённое со страхом за свою жизнь.
  Передо мной появилось лицо красивой черноволосой женщины с непокрытой головой. Красивая - неточное определение. Слишком правильные холодные черты и пронизывающий взгляд. Я не ощущал её человеком. От неё исходил покров тяжёлой силы, сковывающей свободу движения. Воздействие было крайне неприятным, и у меня не получилось управлять им, вырваться из этих пут. Появился страх, это усилило воздействие. В её неморгающих глазах, казалось, промелькнуло подобие улыбки.
  Подо мной началось движение, тоже неконтролируемое мной. Казалось, я находился на самодвижущейся телеге. Женщина двигалась вместе со мной, удерживая меня взглядом. Её лицо уже не виделось мне ни женским, ни вообще человеческим. Путы тяжёлой силы не ослабевали. Мне надо было во что бы то ни стало вырваться из этого наваждения, угрожающего жизни. Но я не знал, как это сделать. Не было мыслей ни о молитве, ни о том, чтобы позвать на помощь Рабби.
  Понял одно: надо как-то сбить этот парализующий контроль, попытаться вывалиться из телеги, тогда прервётся этот пронизывающий взгляд.
  Когда я начал раскачивать скованное тело, чтобы вывалиться из движущейся в никуда телеги, вырваться из паралича взгляда, передо мной внезапно и коротко появилась Лета, Хозяйка речки у Захарии. "Это сон, Евсей, разбуди себя криком!" - пронеслось во мне.
  Я закричал, услышал свой крик, уже в привычной реальности. В момент пробуждения не успел даже обрадоваться, что освободился от наваждения - вывалился из телеги-настила и уже начал падать вниз. Успел, не задумываясь, собрать в воздухе сонное тело - ноги спружинили, удар, кувырок вперёд. Падая, видел, что Юлий уже внизу с мечом в руке.
  На нас летел крупный волк, за ним - ещё несколько. Целью первого был я. Я не успевал выхватить меч на какое-то мгновение - я только поднимался с земли, а волк уже был в прыжке. Но это мгновение имел Юлий - он вонзил меч в грудь летящего в прыжке волка коротким встречным прыжком. Второго волка я успел остановить похожим образом, сделав к нему встречное движение. Моя масса была больше, и моя рука уже была удлинена мечом. Третий волк успел среагировать на происходящее и проскочил мимо Юлия. Поднялся вой, первая атака приостановилась, стая меняла тактику. А мы были уже готовы к бою.
  Волки попробовали окружить нас. Мы встали спиной друг к другу. Их следующая атака была почти синхронной, но уже не столь уверенной. Два волка попали под наши мечи и мгновенно остались без передних лап. Завалились набок, заскулили. Стая остановилась в нерешительности. Мы вынуждены были добить тяжело раненных волков. И рвались в бой. Мы защищали свою жизнь, эмоциональное преимущество было на нашей стороне. Зверь, конечно, почувствовал это. К тому же стая потеряла вожака.
  Юлий опустился на колено перед костром, проворно подбросил заготовленный с вечера хворост, раздул угли, не отводя глаз от волков. Разгоревшийся огонь был окончательной победой в этой битве.
  Волки ушли. Потрескивали сухие ветки в ярком пламени. Мы опустились на колени лицом к огню, сотворили молитву. Наступало утро.
  Уже в пути подробно рассказал Юлию о происходившем со мной во сне. А он - о реальности. Когда я пытался вывалиться из телеги-настила, то разбудил этим его, он увидел волков и спрыгнул, чтобы раздуть пламя. Но не успел это сделать - волки неожиданно начали атаку в тот момент, когда я то ли падал, то ли прыгал с дерева...
  - Благодаря тебе и Лете мы продолжаем путь в здравии и бодром духе. Предполагалось, что я вывалюсь с дерева спящим. Тогда стае было бы проще справиться с нами... или расправиться.
  - На всё Воля Отца, - спокойно ответил Юлий.
  - Слава Ему! Благодарение Небу! Важный урок для меня, брат. Демон обыграл меня - контролировал мой страх, всю ситуацию. Управлял мной через страх. До волчьей пасти было совсем близко... А своих сил не хватило. Про молитву и Рабби забыл, забыл совсем! И перед сном не омылся молитвой, не восполнил силы... Так не годится. И во сне нужно учиться пребывать с Отцом, в силе Его. Страх за жизнь - какая сильная вещь! И демону, или кто это был, поклон за урок...
  Захотелось увидеть Лету. Подумал о ней, представил её лёгкое настроение... Как будто кто-то постучал меня по плечу, я обернулся. Передо мной улыбалась Лета, лёгкая, красивая, игривая, с каплями росы в волосах. Вспорхнула надо мной, изящно опустилась, прикоснулась к моим стопам.
  - Сделала, что могла, друг Хранителей. Немногое. Хорошо, что получилось, - улыбалась Лета. - Твой образ появился передо мной неожиданно, как будто ты звал. Быстро нашла тебя... Иногда смотрела на тебя у Захарии. У тебя было тогда много переживаний, потом ты писал книгу, не мешала тебе. Да ты и не звал меня.
  - Лета! - я поклонился с рукой у сердца. - Благодарю жизнь, что имею таких друзей. Вовремя ты вырвала меня из этого...
  - Пустяки, Евсей. Сами бы справились. Юлий - храбрый юноша. Я на мгновение забрала твоё внимание, тебе этого хватило - кричал ты громко! - улыбалась, легко пританцовывая, Лета. - Дольше я не смогла бы там находиться, уж очень разной силой живём мы и хранители страха. Нам нечего дать друг другу. У меня нет того, что нужно им, а у них - нужного мне. Им нужен ваш страх, а нам - ваше внимание. Вот такие вы, люди, радуга эмоций - от тьмы до живого золотого цвета, возрождающего жизнь... Вы боги, вы способны возрождать жизнь! - Лета осыпала меня каплями утренней росы. - Только пока не знаете об этом. Юные боги, не знающие своей силы!
  
  Глава 37
  
  Селение с синагогой. Здесь несколько лет ждал нас с надеждой и терпением Аарон. Не просто ждал - всеми силами чистого сердца поддерживал существование небольшой христианской общины. И не терял веры.
  Со мной происходило знакомое многим: чем ближе был родной дом, тем чаще приходили мысли о нём, тем плотнее, ярче натягивалась чувственная нить, превращаясь в канат и стремясь укоротить путь домой.
  ...Остановились в том же доме, что и когда-то - прошло, наверное, около семи лет - на дальней окраине, у вдовы-эллинки. Дети её уже составили свои семьи. Дочь ушла к мужу, их молодая семья решила жить общинной жизнью. Сын с женой жили рядом с матерью в новом доме, построенном вместе с Аароном и отцом Адонии и Натана. Эти мужи и ещё два друга Аарона, не женатых, как и он, составляли мужскую часть общины. Под опекой общины находились четыре вдовых женщины.
  Жрец, отец Аарона, оставался священником в диаспоре и старался не мешать сыну жить христианской общиной. Но, как сказал Аарон, по причинам, связанным с пониманием Торы, отец не смог принять взгляды сына на Господа и Помазанника. Жрец очень любил единственного сына, не читал ему проповедей, но сильно переживал - сын отступил от Древнего договора сынов Израиля с Всевышним.
  Жрец часто болел. Перед нашим появлением в селении священник слёг основательно, помрачнел, уже не справлялся с гневом.
  Аарон, радуясь нашему долгожданному появлению, попросил помочь оборудовать кузню, поставить печь; помещение для этого было. Что за община без своей кузни?! Не только оборудовать, но и дать уроки мастерства своему другу, имеющему начальные кузнечные навыки. Хотя чувства тянули, торопили домой, отказать было невозможно - стойкому, преданному Аарону нужна была помощь и моя поддержка. Он совершал подвиг. В этой деревне мы провели всего один день, с битвой у синагоги, я знал Аарона несколько часов, а община существовала уже несколько лет, благодаря его вере и воле.
  Мы запускали кузню, на пробный огонь потянулись подростки, стали помогать. Юлий начал заниматься с парнями борьбой, учил их сражаться деревянными мечами. Они понимали: скоро, как только заработает кузня, у них будет настоящее стальное оружие.
  Аарон рассказал, что отец не просто серьёзно болен, в нём кто-то находится и справиться с этим жрец не в состоянии, он даже перестал молиться. В последнюю их встречу отец уже не поднимался с постели и сказал сыну изменившимся голосом: "Пусть апостол придёт ко мне, мне есть что сказать ему".
  - Хорошо, Аарон. Идём к нему, не откладывая, и Юлий с нами, - сказал я Аарону, как только услышал о приглашении жреца.
  Мы оставили работу в кузне, попросили подростков, проводивших с нами весь день, навести в мастерской порядок и отправились к отцу Аарона.
  Священник не встречал нас. Он полулежал на спальном ковре, спиной прислонившись к стене. Я сразу узнал - не жреца, а того, кто был в нём: старый знакомый, умный древний демон, очертаниями напоминающий смесь человека с фавном. Когда-то вместе с Даздой и с помощью Небес мы выгнали это создание из Рашну. И без помощи Деда, как помню, тогда не обошлось.
  Демон первым заговорил устами жреца:
  - Ну что, ученичок?! Ладно, заслужил без уменьшения - ученик! Я по-простому, без приветствий и пожеланий... Заглянул поговорить с тобой, давно не виделись.
  - Читайте молитву, братья, не отвлекайтесь, - сказал я Юлию и Аарону. - Это ты, Аждахак, древний дэв! Зачем в жреца забрался? Неужто чтоб только меня увидеть? - я решил разговаривать с ним, зная, что в случае битвы сил уйдёт на этого мудреца много, а растворить такую махину не получится.
  - Пусть будет Аждахак. А с молитвой - это ты зря, не к месту. Правду же говорю, не тот возраст, чтоб врать - поболтать с тобой пришёл! А думаешь верно: битва ни к чему, огненные кресты там... Поговорим, и уйду, оставлю эту старую телегу, эту тряпку! Толку от него никакого, слаб он совсем, помрёт вот-вот, может, уже сегодня. И не во мне беда - в нём самом. Не боец, нечего с него взять - ни зла, ни добра! Этот жрец - не жилец... Смотри-ка, рифма пошла! От старого отказался - за новое не взялся. Снова рифма, удачный день сегодня! Ну да ладно. Может, помощь какая нужна?
  - Помощь? - я согласился на его игру.
  - Волки-то тебя чуть не сожрали. Эта легкомысленная Хозяйка втиснулась. Не любят они пересекаться с нами, а тут решилась вдруг! Видать, дорог ты ей... А так-то ещё немного - и не было бы тебя среди живых, средь весть несущих и общины строящих... Ещё чуть - и проветривались бы твои кости на солнце и воздухе... И мне проще было бы, не мутил бы тут воду.
  - Не в твоей воле такие вопросы решать, - ответил я, подумав: "Пусть продолжает". Юлий и Аарон, прикрыв глаза, творили молитву и, похоже, вполуха слушали.
   - Верно, такие вопросы не решаю. Умрёшь в свой час и без моих козней, а я как был, так и буду.
  - А за урок во сне благодарю, - сказал я.
  - Дарить благо мне не надо! Знаешь ведь, не моё это.
  - Если уж без вранья разговор, как сделать, дэв, чтоб ты нам воду не мутил?
  - Разошёлся, апостол! Знаешь же, пустое это при нынешнем положении дел, как и молитва твоих учеников - капля это в море!
  Только в мечтах твоих решить это можно. А на деле - невозможно. Рифма идёт сегодня - хороший день... Пора угомониться тебе, апостол, а то последнее, что дорого, потеряешь. Чего добился-то? Одна любовь уже мертва. Не связалась бы с тобой, может, жива осталась бы. Дочь твоя - и без матери, и без отца, и без деда, а сын твой без отца живёт... - демон упомянул деда, то есть Дазду, но я не стал ломать канву своим нетерпением, старался быть уравновешенным, спокойным. Кивнул друзьям, чтобы продолжали молитву.
  - И с Креей спать не стал, - продолжал демон. - А что? Хороша ведь! Иль не понравилось, что многие там побывали? Странный ты, Евсей... А где ж любовь к ближним? С одной спишь, при живой жене, другой отказываешь. Ни любви, ни принципов... Ведь сдохнешь однажды! И здесь не живёшь, и туда не идёшь...
  - Сейчас ведь благодарить тебя начну за уроки нравственности!
  - Ладно, меняю тему. Чтоб договорить без скандала, - гыгыкнул дэв, - пусть ученики твои молитву остановят... Про Ликурга пару слов. Почище тебя человек был. Не подступиться к нему было. И что? Где всё это? Где та Спарта, что он хотел с Аполлоном построить? Потомками богов себя возомнили. А золотишка вам подбрось, на ваше самомнение - и что остаётся? Ты же знаешь, принципы по наследству не передаются, а порок - он слаще! Свобода выбора: потомки богов вправе удовлетворять любые свои желания... А вдруг и правда один раз живёте? Как думаешь, жрец?
  Выглядело так, будто демон обратился к самому себе. Жрец был бледный, с чёрными кругами под глазами. Лишь чуть шевельнулись веки - он не имел ни сил, ни воли противостоять демону. Картина была жалкой. Я постарался сосредоточиться на короткой молитве, обратился к Отцу, к Его сияющей Силе, увидел Свет, всегда льющийся к нам.
  - Остановись, апостол! Подожди. Мы ж договорились: поговорим, и я уйду! К жрецу заглядывать больше не буду... Дорожи временем, Евсей. Такие беседы со мной - большая редкость. Я же вашей грязной, порочной жизнью пропитан, вашей сутью. Все ваши мысли во мне - всё о вас знаю. Пользуйся моментом, не теряй время, спроси... При той Силе, которую призываешь, теряем нить разговора, и ученики твои под ногами путаются... Был же у тебя вопрос про водяного беса, родственника моего дальнего. Никто тебе, кроме меня, на это не ответит... Не жреца же ради я сюда пришёл!
  - Братья, приостановим молитвы.
  - Бес тот, из реки, который из мира до потопа, родственник мне только по силе, не по происхождению, - ухмыльнулся бес лицом священника. - Какой-то не слишком умный мир, может молодой, удумал вам, людям, помочь. Идея у них родилась: в древнее спящее послание вложить новую задачу.
  Задачу на ваш страх, гнев настроили, чтобы эту силу находить, забирать у вас - жизнь вам облегчить хотели, а потом эту силу использовать где-то там, у себя, может, для разрушения чего-то старого, ненужного.
  Кому-то из людей от такой откачки наверняка полегчало. Но ненадолго. Ты ж знаешь, от своего гнева так просто не избавишься... И до мира того, умного, сила так и не дошла. И куда ж она делась? Ты уже понял, она притянулась, куда ей и положено, к родному - вот в этом мы с тем бесом и родственники. Страх - к страху, злоба - к злобе... Вот такая история. Всё в одну копилку идёт, как ни тужься. А из копилки - снова к вам, а от вас, умноженное, снова туда, к Владыке вашей злобы... Замкнутый круг, пророк!
  - А сколько тебе лет, демон? Как долго ты живёшь? - неожиданно вступил в разговор Юлий.
  - Молодец, юноша! Хороший вопрос задаёшь. Лет мне столько, сколько вашему Миру. Тому, который остался после большой воды. Наверное, боги так играли - случилось чего-то с вами: памяти и мозгов почти не осталось, а тяжёлой силы - девать некуда! Вот и появился я... Нет шансов у вас, неудачный вы эксперимент. Будущее ваше... - дэв скорчил гримасу. - Сдохнете вы все от собственного дерьма... Пиршество для меня, конечно. Только вот если вы все сдохнете, то и мне не поздоровится! - загоготал демон телом и оставшимися силами священника.
  - Одно и то же, дэв! Теряешь время и силы. Именем Отца единственного, Отца Любви и Света... - я решил заканчивать этот разговор.
  - Ты об этом старике беспокоишься, что ли? Никому он уже не нужен: ни мне, ни Богу Израиля, ни тебе. Всё, что можно и мне нужно, я из него забрал. Пустой он, дохлый, - заторопился бес. - К главному теперь, Евсей. Нет больше друга твоего, Дазды, как нет дочери его! Не захотел Ушта меч мне сковать за золото, много золота... Нашёлся ведь тот, кто меч мне сковал. И заплатил я ему меньше. Выгадал. Правда, меч похуже, Ушта-то - мастер, не поспоришь. Сталь хуже - смерть страшней... Хотя какая разница... - бес говорил, а я подумал: "Почему Дазда не появился, не показался мне, если всё так?" И сам себе ответил: "Чтобы не добавлять мне переживаний..."
  Бес продолжал:
  - И ведь не только ушёл, но и вашу с Иоанном книгу с собой унёс. Нет больше книги, пророк! Теперь свою береги...
  - Юлий, Аарон! Молитва! - призвал я.
  - Всё-всё. Поговорили. Ухожу, как договаривались. И совет напоследок, давно всё ж знакомы: торопись домой! Торопись исполнять свои настоящие желания. Бросай это бесполезное занятие - общины падут по той же причине, что и Спарта... Всё это старо, как мир! Живи, пророк, возвращайся к жене, сыну, пока они живы и пока сам ходишь по земле! Можешь не молиться над жрецом, сам ухожу. Не над чем уже молиться...
  - Желания, как и люди, разные бывают. Какие желания - такая и плата за исполнение, - сказал я обмякшему телу жреца.
  Аждахак, ухмыльнувшись, ушёл... Мои слова прозвучали для Аарона и Юлия, не знаю, слышал ли их священник.
  - Быстро к реке за водой, воду в дом. И молитву, в Силе и Духе Отца, в полном доверии, - старался говорить спокойно и твёрдо.
  Я взял жреца за плечи, привалил его к стене. Не убирая рук, призвал на помощь Учителя: "Рабби, помоги!" И творил молитву, раскрываясь к сияющей Силе Отца, источающего Любовь Свою всегда, денно и нощно - и к праведникам, и к грешникам... Золотой Свет лился отовсюду.
  - Отец! Да будет воля твоя на Небе и на Земле... И если суждено чаду Твоему по Воле Твоей свершить благое деяние во Славу Твою и во утверждение веры, дай, Отче, дыхание ему Своё...
  Я молился, слёзы текли по моим щекам.
  Юлий и Аарон снова были рядом, пребывали в молитве. И большое ведро воды под рукой.
  Веки жреца дрогнули, из уголков закрытых глаз потекли слёзы...
  - Аарон! Лей воду! На лицо, на голову... Не спеша... Вот так... И во Славу Отца... Умывай руками своими, с молитвой, родителя своего... Вот так. Хорошо.
  Лицо жреца розовело. Он открыл глаза, шевельнул губами, попытался улыбнуться - так мне показалось.
  - Будь с ним рядом, - сказал я Аарону. - Как заснёт, намоли ещё воды. Не забудь поблагодарить Хозяйку реки. Омой весь дом. Одежду жреца предай огню, с благодарностью к очищающей силе... И сам потом не забудь про омовение, лучше в реке...
  
  Глава 38
  
  Кузня заработала, подростки естественным образом стали частью общины. Жрец изменил своё отношение к сыну своему и ко мне. Вернее, не ко мне, а к Силе, которая вырвала его из рук той, что издавна ассоциируют, по какой-то причине, с пожилой женщиной с косой или серпом - инструментом для жатвы.
  Но ведь и мне в том тяжёлом сне, когда я чуть было не свалился в пасть волчьей стае, приснилась тьма в образе, напоминающем женский, хотя и без косы. Вполне может быть, что женщинам тьма, как и смерть, видится порой в образе мужчины, немолодого и гневно-ворчливого.
  Отец Аарона не только выжил и воспрял духом, он ещё и запомнил наше общение с демоном. Результатом всего этого стал его неожиданный выбор: он решил отдать дом молитвы (синагогу) в распоряжение своего сына, священника по роду, но не по вероисповеданию, объяснив, что возраст и здоровье уже не позволяют ему самому нести эту ответственность.
  Такой шаг жреца возложил на Аарона ещё бо́льшую ответственность, в сравнении с ответственностью его отца, ведь в селении жили те, кто продолжал исповедовать Древний договор.
  После долгого мужского собрания - хорошо, что хватило одного, мужчин в общине было ещё немного - было принято единое взвешенное решение. В его основу легла история существования иерусалимской общины первых учеников Христа. Ведь они возносили молитву Отцу, принесённую Учителем, в главной Святыне иудеев - иерусалимском храме. И жрецы не препятствовали им в этом. В то время учеников Рабби никто не обозначал христианами, тогда ещё не было такого названия. Их родиной была Иудея, значит, иудеями они и были.
  Дом молитвы (синагогу) в этом селении стали посещать и верующие диаспоры, и верующие христианской общины. Аарон, потомственный священник, определил, что в доме молитвы Единому Богу возносятся любые сердечные молитвы, обращённые к Всевышнему. Чтение и изучение Писаний было разделено по времени: в одно время это делали иудеи, в другое - христиане. Но верующие разных договоров с Богом, по желанию, могли присутствовать и на том, и на другом событии. Что и происходило, ведь и те, и другие чтения проводил священник Аарон.
  По его предложению в доме молитвы были введены собрания с покаянием, где люди могли попросить прощения друг у друга.
  Для верующих в явленного Отцом Помазанника проводилось таинство причастия. И таковых верующих становилось всё больше.
  В этом селении мы провели большу́ю часть лета - столько, сколько виделось нужным для укрепления взаимодействия в общине. Желание торопиться домой, конечно, напоминало о себе - от него не отмахнуться, не сделать надолго вид, что его нет...
  Путь продолжили ходко. В селениях, что встречались на пути, оставались обычно на два дня. Если были желающие, проводили встречи.
  Не меньше месяца прожили в хорошо знакомой мне общине, где брат Марк был старшим иереем в совете диаконов. Это была хозяйственная должность с большой ответственностью. Здесь когда-то Назир и Юния трудились рабами у Марка, призванного взвалить на свои плечи хозяйственную жизнь зарождающейся общины. Ныне многие бывшие рабы Марка стали вместе с ним общинниками, не захотели, получив свободу, расставаться с таким радивым хозяином. Община жила насыщенной жизнью - это радовало сердце и поддерживало дух в бодрости.
  Здесь мы были полезны новым кузнечным опытом, общением о прожитых годах и о понимании истин Божьих. Помогли мы обустроить и пространство дома молитвы, строительство которого было завершено незадолго до нашего появления в селении. На общем собрании общины решили: в алтарной части будет гореть постоянно поддерживаемый огонь, как символ Света Отца.
  В те времена ещё не придумали как символ христианства использовать Т-образный столб, на котором распинали преступивших законы империи и на котором был казнён Иешуа, сын Иосифа. До реализации этой идеи оставалось ещё несколько веков.
  Крест, облачённый в круг, использовался тогда как символ солнцеподобного Митры. Этот культ имел в империи немало последователей. Ответвление древнего персидского верования было преобразовано жрецами Вавилона в самостоятельный культ Митры и привнесено в многобожие римлян.
  Последователей этого верования было тогда больше, чем христиан. Эти течения близки некоторыми этическими принципами. Бывало, последователи Митры становились членами христианской общины, принося с собой и символ бога Солнца, Митры - перекрестье, заключённое в круг.
  Община Марка существовала в большом селении на юге нынешней Малой Азии. Это была настоящая Римская империя - земли, находящиеся под влиянием законов Рима. В таких селениях, на их окраинах, квартировали римские гарнизоны, готовые к дислокации в разных направлениях: восток, юго-восток, северо-восток. Империя расширялась, римская форма цивилизации постоянно нуждалась в ресурсах, в том числе людских. Набатейское царство, ставшее провинцией Аравия, было присоединено к Риму императором Трояном с помощью таких гарнизонов в год моего возвращения домой.
  Несколько слов о Трояне, одном из самых достойных и здравомыслящих (это мнение его современников и биографов) императоров в истории империи, определившей пути развития цивилизации до настоящего времени.
  Троян - полководец-тактик и крепкий, выносливый воин, прекрасно владевший оружием (в юности был простым легионером под предводительством своего отца в войнах в Иудее и в Парфии), простой в общении, взвешенный, доступный народу царь. Он не считал себя богом, как некоторые его предшественники, и строго пресекал попытки его возвеличивания со стороны соратников и сената. Избавил политику Рима от доносчиков - их по решению суда топили в море, как разбойников.
  Троян распорядился, чтобы государственная казна взяла на себя опеку и воспитание сирот и детей малоимущих родителей, граждан империи.
  Когда в Египте, хлебной житнице империи, случился неурожай, император принял решение помочь Египту хлебом.
  Троян с помощью законов оберегал сложившийся столетиями греко-римский пантеон богов. Христианство во времена его правления воспринималось как новая, выделившаяся из иудаизма секта с настораживающим тяготением к бедности, нищенству и общему имуществу. Гонения на христиан при Трояне были не таким уж частым явлением (доносчиков ведь казнили), а если и происходили, то по инициативе жителей провинций, отстаивающих свой взгляд на устройство Мироздания. Троян предпочитал при конфликтах в провинциях отправлять доверенное лицо, чтобы разобраться, есть ли в действиях сторон нарушение законов Рима...
  Мы с Юлием поучаствовали в нескольких собраниях совета общины об ответственности членов совета за чистоту своего сердца. Предложение о таких встречах исходило от Марка, он знал о существовании подобных собраний в общине Захарии. Марк беспокоился о своей чистоте, понимал, что является авторитетным человеком для многих в общине, да и в селении, а значит, ответственен в большей степени, чем кто-либо, за свою нравственность - кому больше дано, с того больше спросится.
  Впервые участником таких собраний я стал в общине Захарии. Именно старец был их основателем. Он считал, что молодое поколение неизбежно становится носителем тех же слабостей, что их родители и авторитетные для молодёжи взрослые. Поэтому члены совета старейшин и отцы семей должны быть особенно требовательны к своим действиям, словам и образу мыслей, ведь образ мыслей обязательно проявится и в словах, и в действиях.
  На встречах с советом в общине Марка мы соизмеряли свои шаги с заповедями в желании понять, достойный ли пример являет наша жизнь для окружающих, для молодого поколения. Когда мы с Юлием уже собирались продолжить путь, совет общины принял решение проводить такие собрания с участием всех мужчин общины. В первом собрании поучаствовали и мы с Юлием.
  К Юлию в общине было проявлено особое внимание. И не только со стороны девушек - сам он в этот раз явно симпатизировал одной определённой девушке. Марк предложил Юлию быть старшим мастером в кузне и войти в совет общины. Юлий своими качествами и умениями соответствовал, конечно, предложенному, к тому же он умело пользовался писаниями Нового договора на собраниях и в жизни.
  На случай согласия Юлия с этим предложением, мне был определён другой спутник в дорогу, имевший желание идти со мной.
  - Наставник, сделаю, как ты скажешь. Ты видишь лучше меня, - обратился ко мне Юлий.
  - Не скажу, брат - я не знаю, что лучше для тебя. Только твои чувства знают это. Это твой выбор. Могу лишь сказать, я не против, чтобы ты остался здесь, в общине... Но тогда надо добавить - и не против, чтобы мы продолжили путь вместе. Не торопись сразу отвечать, взвесь.
  Думал Юлий недолго.
  - Я решил идти с тобой, Евсей. При размышлении у меня не было перевеса в сторону того, чтобы остаться здесь. Поэтому я иду с тобой.
  Девушкам, особенно одной из них, такое решение Юлия принять было трудно. Но Юлий был чист - он не позволил себе ни обещаний, ни признаний.
  ...В один из вечеров осени мы долго общались во дворе дома гостеприимного хозяина с группой людей, узнавших, что в их селение заглянул пророк-проповедник. Хозяин этот однажды принимал нас с Лукой в своём доме, когда мы шли на восток, и был рад новой встрече и новым историям.
  Уютно горел костёр. В его отблесках обратил внимание на девушку с глазами-озёрами. Она мимолётно напомнила мне Афину - глаза, взгляд. Обратил на неё внимание и Юлий, как и она на него...
  Общение в этот вечер потекло так, что мы заговорили об отношениях между мужчиной и женщиной, о прелюбодеянии, об ответственности мужчины, когда женщина доверилась ему. Бо́льшая половина собравшихся были молодые люди, они были смелее в вопросах, да и я не был равнодушен к этой теме.
  Мы говорили о любовании женщиной: есть ли это грех и где он начинается. Я рассуждал, что мужчина не может не смотреть на женщину, это желание не может быть грехом, ведь оно заложено природой, а природа, как и всё вокруг, создана Творцом. Вожделение греховно там, где мужчина унижает женщину. Мужчина грешит, когда словами, действием проявляет своё вожделение, унижая тем женщину, принося её миру боль переживания. И пока мужчина не научится заботиться, в первую очередь, о мире женщины, а не об удовлетворении своих желаний, его не назвать настоящим мужчиной, тем, кто готов отвечать за доверие женщины...
  Я рассуждал, а Юлий и девушка с синими глазами-озёрами всё чаще задерживали взгляды друг на друге. Для меня это было неожиданностью - видеть, как уравновешенный Юлий начинает тонуть в этих озёрах, которые, как мне казалось в отблесках огня, подёрнулись дымкой слёз.
  Общение затянулось до ночи. К завершению нашей встречи девушка и Юлий уже смотрели друг на друга неотрывно. Я присутствовал при необычно ускоренном проявлении обоюдного чувства, которое, наверное, и называется "любовь с первого взгляда".
  Я ушёл отдыхать в дом, мы решили не задерживаться в селении, отправляться в путь рано утром. Юлий остался общаться с молодёжью у костра...
  Неспокойный сон. Быстро сменяющаяся череда лиц близких мне людей - и мужчин, и женщин... Афина, Крея... Ани, нежно целующая меня, к её бедру прижимается мальчик шести-семи лет, я не знаком с ним, но знаю - это мой сын... У груди Даити, мамы Ясны, девочка-малышка с тёмными волосами, моя дочь... Дед, обнимающий меня с пронизывающим до слёз теплом... Лики Хранителей: Оливия, Лета, Аталия, Крукис, Чиста, Виркус, Хэба...
  Утром возле дома нас ждала девушка с глазами-озёрами... Здесь же узнал от Юлия, что они решили быть вместе всегда. Ей было 15 лет, Юлию - 19. Я спросил её, знают ли об этом решении её родители. Она ответила, что уже взрослая и сама вправе принимать решения. Родители однажды поймут её, ведь когда-то мама ушла из дома за мужем, после чего и родилась синеглазая девочка...
  Уже в пути узнал, что отцом девушки был не рядовой воин римского гарнизона, а командир сотни. Сердце тревожно сжалось: одно дело, когда римлянка убегает вслед за легионером, другое - за бродячими христианами-проповедниками...
  К вечеру нас настигли вооружённые всадники. Девушка вцепилась в руку Юлия.
  Крупный статный воин, проворно соскочив с коня, рванул девушку к себе.
  - Как ты могла, моя дочь, дочь Рима, увязаться за этими бродягами, отвращающими людей от наших богов?! - прогремел он.
  Юлий импульсивно выхватил меч и бросился защищать свою любовь...
  Передо мной мелькнул Дед, рядом с ним мужи... Увидел неулыбающихся Хранителей - Оливия, Аталия, Хэба...
  Наше столкновение с римлянами не было долгим. Упал Юлий, зажимая рукой рану в груди. Я шагнул к нему... Неожиданный удар плоской частью меча в висок... Услышал, как хрустнула моя височная кость.
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"