Аннотация: Последняя третья часть будет выкладываться главами по мере отработки корректором. Извините задержку. Умер брат двойняшка. Не могу собраться писать.
КНИГА 2
ВЕРНУТЬ СЕБЯ
ЧАСТЬ 3
Возмездие
Глава 1
- У-у-у, - послышался протяжный, устало зовущий, но еще грозный вой одинокого старого матерого волка.
- У-у-у, у-у-у, у-у-у, - со всех сторон поддержали его звонкие нетерпеливые голоса молодняка волчьей стаи.
- У-у-у, - чуть позже послышались сдержанные голоса бывалых и познавших суровую жизнь взрослых особей. Обезумевшая от голода стая готовилась к бою за выживание.
Чуть поодаль ее провожали за добычей самки. Их хищные, полные тревоги и печали желтые глаза выражали безысходность. Вокруг них терлись, повизгивая, голодные волчата.
- Чую, командир. Волки это, - буркнул недовольно через плечо тот и, крутанув вожжой в воздухе, с силой поддал бегущую впереди лошадь. - Гони, родимая. Но-о!
Лошадь, храпя, мотая головой, с трудом преодолевая засыпанную снегом дорогу, ускорила свой бег.
- Говорил я вам, Федор Карпович, давайте не поедем на вечер, - продолжил охриплым прокуренным голосом Игнат. - На постое переночевали бы. Утром машину, глядишь, починили. Дорогу почистили бы. Нет, едем, служба зовет. Гости столичные скоро будут здесь. Что им тут надо в наших медвежьих углах-то? У них одно на уме: охота да бабы. А нам расстелись, да выложи, да подай. А о нас кто подумает?
- Тише ты, раскаркался, - прервал ездового капитан. - Лучше скажи, сколько осталось до таежного поселка.
- Немного, километров пять. Дорога вот только засыпана. Мать в дышло этих дорожников. Обещали же прочистить.
- А до заброшенного лагеря сколько будет?
- Вдвое больше этого. Но туда вообще сейчас лучше не суйся. Разве что на широких охотничьих лыжах.
- Ладно, не дрейф, Игнат, проскочим. Ружье-то с собой хоть?
- Ружье-то? С собой. А где ему быть? Пошла, савраска, - и ездовой, хлестанув посильнее лошадь, зычно прокричал: - Но-о! Но-о!
- У-у-у, - снова раздался впереди и справа ближе более грозный вой матерого волка.
- У-у-у, - вторил ему молодняк, поддержанный клацаньем зубов и сильными голосами остальной стаи.
Волчья стая, разделившись надвое, рысцой спускалась с возвышенности к таежной лесной дороге, чуя приближающуюся повозку.
- Чего тебе? - не оборачиваясь, спросил капитан, размахивая вожжами.
- Ружья нет!
- Что? - резко обернулся полицейский.
- Видно, в машине осталось.
- Ты что, Игнат! Что ты наделал?
- Поздно, Федор, причитать. Выживем, разберемся.
Игнат вновь перехватил вожжи и что есть силы хлестанул лошадь:
- Но-о! Но-о! - затем обернулся к участковому. Колючий ветер донес тому малоутешительные слова напарника: - Не все потеряно, Федя, у тебя же пистолет. Да и топор есть. Я на медведя ходил.
- Эта пукалка мало нам поможет, - ругнулся Цариков. Тем не менее достал из кобуры пистолет, снял его с предохранителя и передернул затвор.
Вдруг лошадь стала резко сбавлять ход.
- Но-о, савраска! Что испугалась? Невидаль, волки. Но-о!
Но та, протянув сани еще метров двадцать, остановилась. Не выдержав тяжести обильного снегопада, две старые ели, переломанные посредине, лежали поперек дороги.
- Федя, стреляй! Справа волки! Стреля-ай! - остервенело, раскатисто пронеслось по лесу.
Раздались два выстрела. Обезумевшая лошадь от грохота и рева нападавших хищников шарахнулась в сторону и, переворачивая сани, рванула назад. Дикое, безумное ржанье тревожно разнеслось по тайге.
Снова послышались выстрелы. Визг, ржанье, крик, лязг зубов, вой, стоны, матерщина - все перемешалось в снежном вихре.
Сражение было коротким. Силы были неравные. Если бы не завал, вероятность выжить у незадачливых вояжеров в отдаленный таежный поселок все же бы оставалась. Но, вывалившись из саней, в сумерках люди стали беззащитными перед разъяренными и очумевшими от голода сгруппировавшимися в большую стаю хищниками.
Через несколько минут картина представилась страшная. Огромный волк перегрыз лошади горло и, распоров живот, рвал ее на куски. В этом ему помогал молодняк. Люди были также загрызены. Но их по какой-то причине волки больше не трогали...
В одиннадцать часов дня тайгу разрезал гул машин. Это шли два чистильщика дороги. Стальными ножами они сгребали снег. До таежного поселка оставалось километра три, как ехавшая впереди машина остановилась. Остановилась и вторая, подъехав поближе.
- Семен, что у тебя стряслось? Чего остановился?
- Не кричи, посмотри лучше вперед, - одернул товарища водитель первой машины и, сняв шапку, вытер рукой пот, стекавший со лба.
- Оба-на! - присвистнул второй водитель и прошелся вперед. Подойдя, он увидел в кроваво-снежном месиве то, что осталось от зарезанной и растасканной по кускам лошади. Недалеко от перевернутых саней лежал в крови заиндевевший и запорошенный Игнат. Чуть дальше с перекусанной правой кистью, уткнувшись обнаженной чубастой головой в снег, распластался капитан Цариков. На его шее сзади зияла огромная рваная рана от волчьих клыков, припорошенная утреней поземкой. Рядом лежали, словно две продолговатые колоды, со вздыбленной шерстью и вспоротыми животами два убитых молодых волка. Вокруг кровавые следы от растасканных внутренностей своими же соплеменниками.
- Фу, - скривился водитель от нахлынувшей волны омерзения. Сняв рукавицу, глотнул немного снега. Затем, глянув в сторону напарника, похмурнел и недовольно крикнул: - Сема! Что варежку раззявил? Иди помоги.
Не дожидаясь водителя, он уперся двумя руками в застывшее тело участкового и перевернул его. Глаза вытаращились от удивления.
- О боже! - вырвалось из груди. - Это же наш участковый с района. Как же его сюда занесло?
Подошедший Семен, вблизи увидев кровавую схватку людей с волчьей стаей, перекрестился и тихо промолвил:
- Царство им небесное... Давно такого в наших краях не было. Целая бойня. Надо охотников поднимать, отстрел делать. Позвони по мобильнику в район о происшествии.
- Да здесь не берет, раньше пробовал.
- Что будем делать?
- Не знаю.
- Ладно, оставайся здесь. Только машину ближе подгони. Думаю, волки днем сюда не придут. А я быстро в район. В поселок не проедем, завал. Он-то им и помешал проскочить...
- Товарищи! Я собрал вас, чтобы поведать о том, что завтра к нам приедет...
- Ревизор, товарищ подполковник?
- Типун тебе на язык, Севастьянов. Молчи и не дерзи. Ты первый пойдешь сдавать весенние зачеты.
- Иван Матвеевич, не надо. Это я так пошутил. Вырвалось слово, - игриво, но и немного заискивающе выпалил в оправдание старший лейтенант Севастьянов.
- Мы его на поруки возьмем, - оживились на совещании оперативники одного из отделов Управления уголовного розыска УМВД по Архангельской области.
- Да-да. Возьмите. Погоняйте его по этике поведения в коллективе.
- Может, по этикету?
- И по нему тоже, Сарычев, - подполковник Демин строго посмотрел на подчиненного и, когда все притихли, добавил: - Хватит разминаться в остроумии. Дела не ждут... В общем, завтра, - выдохнул он полной грудью, - приезжает к нам утром оперативная группа из Москвы в количестве трех человек. Старшая группы - молодая женщина, сотрудник спецподразделения.
Среди оперативников появились улыбки и смешки.
- Только баб нам не хватало, - съязвил резче всех Сарычев.
- Отставить шуточки, - одернул начальник подчиненного. - Порой женщина в деле важнее целого отдела. Раз ее направили, значит, так надо. Не нам об этом судить. Все. Разговоры прекратили! Скажу одно, - продолжил подполковник, - дело, по которому москвичи приезжают, непростое. И нам поручено оказывать им всяческое содействие.
- Что за дело, Иван Матвеевич? - обратился к нему заместитель.
- Завтра утром узнаете, - уклонился от ответа Демин. - Но два задания мы получили. Надо покопаться в архивах и собрать все, что будет известно о Григории Фридриховиче Шварце и его семье. Знаю, данных мало, но нужно постараться. Зацепка одна. Он в свое время отбывал срок в Сорокском лагере с 1938 года по политическим мотивам. После жил в наших краях и вроде никуда не выезжал.
- Товарищ подполковник. Мы же давали данные о нем. Он давно умер.
- Умер, говоришь, Алексей? А вот мне дали понять, что он живой и скрывается где-то. Вот какая петрушка... Второе задание следующее. Нужно просмотреть сводки за последние три года и выписать все чудные вещи, происходившие в этом районе и которые рядом.
- Например, скажите? - спросил капитан Сарычев.
- Например... - задумался подполковник. - Черт его знает. В общем, все, что покажется неестественным, аномальным, связанным с людьми. Возможно, нераскрытые убийства, исчезновения детей, взрослых и тому подобное. И разбираться в этих ребусах мы поручим, - он бросил пристальный взор на крепкого шатена в толстом вязаном свитере, сидящего справа и задавшего ему вопрос, - вам, капитан Сарычев. Вам ясно, капитан?
- Ясно, товарищ подполковник, - сдержанно, с некоторым раздражением ответил тот. - Кто тянет, на том и возим.
- Вы правы. Кстати, Владимир Иванович, - добавил Демин, - вы встретите завтра наших гостей. И в дальнейшем будете помогать группе, если это им понадобится. И еще, - подполковник помрачнел, - вам придется съездить в один район.
- Какой еще район? - вскочил с места оперативник, навис над столом. Жесткий взор устремлен на начальника.
- Садись, Сарычев. Садись! - махнул рукой раздраженно подполковник. - Слушай лучше. Там сейчас невесело. Совсем невесело.
- Что случилось, Иван Матвеевич? - оперативники притихли.
- Что случилось? Да случилось ужасное и нелепое, - Демин достал из пачки сигарету, покрутил ее желтоватыми пальцами, как папиросу, и захотел было закурить, но отложил с тяжелым вздохом. Обвел взглядом подчиненных и с болью произнес: - Вчера вечером стая волков напала на участкового и его напарника в Онежском районе. Они на санях добирались до таежного поселка. В общем, не добрались.
В комнате стало совсем тихо. Оперативники сидели, понуро опустив головы. Демин кашлянул и негромко добавил:
- Перед капитаном Цариковым стояла задача прощупать эту местность, а именно заброшенный лагерь. Туда он и направлялся. Туда, кстати, уходят следы и этого немца. Вот такие дела, товарищи сыщики.
- Давно не было случаев, чтобы волки стаями нападали на людей, - заметил майор Трубников.
- Я, Николай Яковлевич, не припомню за свою бытность ни в милиции, ни в полиции таких кровавых баталий. Тем более чтобы гибли таким вот образом наши сотрудники. Вот вам, Сарычев, и первый пример, - подполковник внимательно посмотрел на подчиненного. Тот ничего не ответил, только еще больше помрачнел, сдвинув густые брови, свисавшие на глаза.
- А чего они поехали на санях? Что, машин мало? - высказался удивленно старший лейтенант Севастьянов.
- Мало немало, Алексей, а вот поехали. Долг выполняли свой. Кто знал, что на дороге будет завал? Думали проскочить до ночи.
- Да, не повезло ребятам.
- Я вот что еще подумал, - подполковник Демин решительно обвел всех взглядом, - наш отдел должен собрать деньги и передать родным через Сарычева. Пусть это будет нашей инициативой. Глядишь, и в управлении нас поддержат. Как вы, товарищи, смотрите на это предложение?
- Все правильно, Иван Матвеевич. Дело нужное, - поддержал его заместитель.
- Ну и ладушки. Сейчас сделаем перерыв на десять минут, покурим. Заодно и обговорим этот вопрос. А после остановимся на наших текущих делах. Все, перерыв...
Глава 2
Поезд Москва - Архангельск заканчивал свой суточный бег. Разрезав тайгу вдоль русла Северной Двины, он приближался к финишной черте у Белого моря. По звонкому стуку колес и заиндевелым окнам было видно, что в северный таежный край пришел поток холодного арктического воздуха. Хотя приближалось весеннее равноденствие.
- Подъем, товарищи, подъем! - миловидная женщина-проводник смело открывала каждое купе вагона. - Подъем, через сорок минут Архангельск. Не забываем свои вещи.
Виктор к этому времени уже проснулся, хотя спал мало. Долго согревался. Из окна дуло, и в купе было прохладно. Да и храп нижнего пассажира мешал отдыхать. 'Вот и приехали, - пробежала мысль, - надо вставать. Время 'Ч' наступило'.
Он переборол желание нежиться и, отбросив одеяло, слез с верхней полки. Сосед еще лежал, отвернувшись к стенке. 'Хорошо, не надо любезничать', - подумал он. Достав гигиеническую сумочку, прихватив полотенце, в спортивном костюме вышел из купе.
В коридоре Виктор встретился с Николаем, который, умывшись, шел к себе. Тот и Женя ехали в купе возле проводника.
- Доброе утро, Виктор Васильевич! Как спалось? - поздоровался молодой сыщик, губы разошлись в добродушной улыбке. Чисто выбритое лицо издавало свежий запах лосьона.
- Неважно, Коля. Я не романтик, не люблю ездить в поездах. Предпочитаю по возможности летать самолетом. Быстро и удобно.
- Не знаю, а я люблю поезда. С детства полюбил и, кажется, катался бы всю жизнь.
- Это потому, что ты еще молодой. Любые неудобства переносятся легко.
- Возможно, вы правы.
- А где наша леди?
- Да она уже час как встала. Гуляет по вагонам. Зачем, не знаю. Нервничает.
- Ей виднее, Коля. Она профессионал с большой буквы.
- Это я уже почувствовал, - его глаза заискрились, а улыбка разошлась на весь рот. - Она вчера вечером пять раз в карты оставила меня дураком. Вы правы, она профессионал.
- Вот видишь! Но, думаю, не только в картах. Ладно, Коля, я пошел умываться, очередь подошла.
Виктор быстро выполнил все необходимые процедуры и, выйдя в коридор вагона, напоролся на громогласный зазыв:
- Предлагаются туристические поездки по историческим местам края. Лыжные турпоходы, - доносилось из конца вагона. - Пожалуйста, приглашаются гости столицы Беломорья. В продаже имеются буклеты и открытки города. Пожалуйста, покупайте!
Устремленный взор Доронина моментально потух. Горячечность от процедур спала, но жизненные удары сердца тревожно усилились. Он узнал в турагенте второго подельника. 'Вот и приехали...' - вновь упрямо выстрелила фраза. Чтобы не столкнуться лицом к лицу, он тормознулся у окна и, как только злодей пропал в очередном купе, быстро зашел к себе.
'Что же делать? Что можно предпринять в таких случаях? Как об этом сообщить Соболевой? Это проверка или случайность?.. - мозг вспухал от наваливавшихся вопросов, но военные тренированные руки в это время одевали, застегивали, обували его. - Спокойнее, Витя, спокойнее. Главное, нельзя спугнуть врага и не поддаваться панике...' - заелозила новая мысль, словно пластинка в сломанном патефоне.
Вдруг резко распахнулась дверь и раздался, как гром с небес, голос:
- Предлагаются туристические поездки по историческим местам края. Лыжные турпоходы...
Виктор вздрогнул, медленно выпрямляясь, развернулся в сторону двери. Его глаза встретились с дерзкими черными, чуть прищуренными глазами подельника. Отчего в голове появилась налитая свинцовая тяжесть, захотелось вскрикнуть от боли, но он удержал взгляд, не отвернулся. А мозг моментально отработал: 'Я не ошибся: все тот же тяжелый подбородок и нос с горбинкой. Только этот будет стройнее. Неужели родной брат, о котором говорил учитель?'
- Что вам надо? - не скрывая раздражения в голосе, бросил Виктор и отвернулся, продолжив упаковывать сумку.
- Турагентство приглашает гостей Беломорья в лыжные турпоходы. Поездки по историческим местам, - гремел голос.
- Хорошо, оставьте на столе ваши буклеты и визитку. И сколько с меня? - он размашисто затянул молнию на сумке и, присев на диван, вновь взглянул на гостя. Разноцветные книжечки легли на стол...
- Пожалуйста, - отдал деньги под расчет.
Подельник еще раз цепко взглянул на Доронина и, не прощаясь, нагнув голову, вышел. В купе сразу посветлело.
- Ух! - выдохнул Виктор Васильевич и без промедления набрал по мобильнику номер Жени.
- Что случилось, Виктор Васильевич? - спокойно отреагировала Евгения на его звонок.
- У нас ЧП.
- Говорите.
- В купе вы одни?
- Да.
- Женя, в вагоне появился второй подельник. Вернее, его брат. Он был у меня в купе.
- Это тот, который приглашал всех на лыжные прогулки?
- Да. И он что-то пронюхал. Уж очень он внимательно на меня смотрел.
- Не преувеличивайте, Виктор. Тем не менее на выходе мы не встречаемся. Идите на вокзал самостоятельно. Я вас найду, - Соболева отключилась.
Доронин по-военному, словно по тревоге, надел теплую с пуховой подстежкой куртку, меховую шапку и, подхватив дорожную сумку, вышел в коридор. Подельника там не было.
- Я вижу, вы уже собрались, - обратился к нему подошедший сосед по купе.
- Через десять минут приезжаем. Я вышел, чтобы вам не мешать.
- Спасибо, спасибо! С прибытием в наш северный край!
- И вам спасибо за компанию!
Виктору сейчас не хотелось ни с кем разговаривать, почему-то болела голова. Он отвернулся и уставился в окно на пробегающий заснеженный город...
Вот и вокзал. Не торопясь, спокойно двинулся к выходу.
'Здесь настоящая зима', - подумал он, вдыхая морозный сухой воздух, выйдя на перрон, который быстро заполнялся гостями и встречающими людьми. Виктор огляделся. Подельника не обнаружил, но и Николая с Женей также не было в толпе. 'Выходят последними', - промелькнула мысль.
Чтобы не толкаться у вагона, по совету Соболевой зашел в здание вокзала. Он ему показался старомодным: прямоугольная коробка постройки семидесятых годов из стекла и металла, похожая на универмаг.
Купив еженедельник 'Аргументы и факты', он уселся на свободное место недалеко от входа и стал читать, временами поглядывая на дверь. Прошло двадцать минут, но никто из членов группы не давал знать. В душу закрадывалась тревога. Однако вскоре зазвонил телефон.
- Виктор Васильевич, - говорила Женя. - Не волнуйтесь. Выходите с вокзала в сторону города. Слева у автобусной остановки стоит такси с работающим двигателем. Садитесь в него. Мы вас ждем.
- Я вас понял. Выхожу.
Виктор встал, спокойно оглянулся по сторонам. Не обнаружив ничего подозрительного, не торопясь, вышел на привокзальную площадь.
- Куда ехать, шеф? - вдруг его остановил один из таксистов, стоявших у входа.
- Спасибо, меня уже ждут, - ответил он и, заметив одиноко стоящую на автобусной остановке желтую машину с шашечками, направился к ней.
- А вот и я, - выдохнул радостно, возбужденно Доронин, открыв дверь такси.
- Доброе утро, Виктор Васильевич, - не оборачиваясь, сидя впереди, сдержанно поздоровалась Женя.
- Здравствуйте, Евгения! Привет, Николай! Рад видеть вас.
- Не задерживаемся. Поехали, - махнула рукой Соболева, не поддерживая разговора.
- Понял, - водитель шустро уложил сумку Виктора в багажник, развязно бросил: - Куда едем, дамочка?
- В гостиницу на Урицкого.
- Не вижу препятствий, - таксист лихо взял старт с места.
- Э-э, уважаемый, - нахмурилась Женя. - Я не сомневаюсь, что вы первоклассно крутите баранку, но не забывайте - у вас еще зима. Мы не спешим на кладбище.
- Будь 'спок', красавица, довезу в лучшем виде.
- Вот и прекрасно, не гони тогда.
- Не пойму я вас, - не унимался говорливый таксист, - в гостинице в основном иностранцы тусуются, а вы вроде наши.
- Парень, смотри вперед, не отвлекайся.
- Ладно, молчу, - он сбавил скорость и больше не задавал вопросов.
Женя с интересом рассматривала мелькающие дома города, его улицы. А ее мозг тем временем напряженно работал: 'Появился подельник. Откуда он взялся? Кто его мог вывести на нас? Видел ли он Виктора с Николаем вместе утром? Скорее видел. Затем он пропал. Какой вывод? Что-то задумал. Но что? Это была разведка. И его послал Черный Маг или тот, кто скрывается под этим именем. Ладно, об этом потом. Что мы имеем с местными оперативниками? Нас встретил их представитель. Фото подельника я ему передала. Пусть объявят в розыск. Информация о Шварце еще не готова. Обещали представить завтра. А без нее мы сидим на месте. Непростительная медлительность. А капитан этот наглый. Заигрывать стал. Дебил. Правильно, что отфутболила его. Сами справимся. Хотя без помощи не обойтись, нужны вертолет, лыжи, кое-что из одежды. Тем не менее в управление не поедем. У всех будем на виду. Сразу начнутся пересуды. Встречаться будем в гостинице...
Все же красивый город Архангельск. Красив своей суровостью. Жаль, что не удастся его посмотреть ближе, побродить по улочкам. Времени мало. Однако сегодня день отдыха. Ну что же, будем отдыхать'.
- Холодно, однако, у вас, - Женя повернулась к водителю.
- Холодно? Да нет, обычно для этой поры, - оживился сразу таксист. Видно, ему нравилась дорожная болтовня. - Ночью было пятнадцать. Днем будет десять. К концу недели обещали потепление. Погода у нас меняется часто. Весна настоящая только в мае будет. А вы надолго к нам?
- Не знаем еще. Конференция спланирована на четыре дня.
- Так вы ученые?
- Вы угадали, молодой человек, ученые.
Евгения вновь задумалась. 'Потепление - это хорошо. Это лучше морозов. Дай сейчас лыжи Доронину, дыхание сорвет в два счета. А ему надо поберечься. Впереди Черный Маг. Неужели я стала верить в сказки, что наговорил следователь Кропоткин? Ну а как не верить, коль в деле Оберман столько трупов и все без единого выстрела? Придется поверить. Как я должна вести себя в этом случае? Надо подумать и даже посоветоваться с Виктором. А почему не Виктором Васильевичем? Нет, с Виктором, мне так хочется. А почему вдруг хочется?'
- Да, эти домики и есть гостиница. Она на тридцать мест. Посмотрите, как красиво в лесу. Кстати, рядом озеро есть. Баня. Вы бы летом в наши края приехали. Разве увидишь сейчас всю красоту природы? Хотя летом вы вряд ли бы устроились сюда. Бронь - для иностранцев.
- Все, спасибо за помощь! - оборвала она не первый раз речь частного водилы. - Возьмите деньги.
Получив оплату от Жени, таксист вышел из машины. Вышли и все пассажиры.
- Ну что, мои дорогие, - Женя одарила своих подчиненных немного усталой, но необыкновенно красивой улыбкой. Чистый задорный взгляд, как этот воздух, как лесная природа, был в унисон с ее настроением. - Берите вещи - и за мной, - и уверенно пошла к гостинице.
Глава 3
По расчищенной от снега дорожке большого двора с постройками, огороженного высоким прочным частоколом, медленно и устало шел высокого роста человек, опираясь на трость. Его шаркающая согбенная походка, также невероятная худоба говорили о запредельной старости. Дряхлые плечи согревались наброшенной шубой из волчьего меха. Но голова оставалась непокрытой, несмотря на мороз. Седые волосы, а точнее их остаток, облезлым хвостом прятались под шубой. Каждый шаг человек-тень делал с трудом, тяжело дыша. Дойдя до ворот, он сильно раскашлялся и, выплюнув мокроту с кровью, зло выругался:
- Проклятые рудники.
В это время где-то далеко завыл старый матерый волк. Его поддержал хор из множества голосов молодых и бывалых особей.
- А, распелись серые, услышали меня, - воодушевился дряхлик. - Вперед! Смелее! Покажите этим вертухаям, кто хозяин тайги! - и, получив заряд энергии от контакта со стаей, зашептал заклинания, высоко устремив взгляд к небу.
Через какое-то время послышался новый, сильнее прежнего звериный вой.
- Вперед, Акелла! Вперед! - гневно проревел человек и затем засмеялся хриплым старческим демоническим смехом, перешедшим чуть погодя в сильный кашель и брань, чем взбудоражил всю живность и людей, обитающих в ските.
Через жуткий смех вдруг донеслось дикое, не менее жуткое отдаленное ржание лошади, несколько коротких хлопков-выстрелов и новый победный вой стаи. После чего все стихло.
Человек посмотрел на небо. Из-за темных туч медленно выползала полная, с кратерными пятнами луна.
- Наконец я тебя дождался, - прошептал высохший, словно урюк, чернокнижник. - Выходи, светило ночи!
Когда луна полностью освободилась из плена тяжелых туч, она бросила бледноватый косой взгляд на его чело. На фоне старческих впалых, пробитых оспинами небритых щек особенно устрашающе высветились большой крючковатый нос и волевой подбородок. Безумные черные глаза, устремленные к небу, отражали сатанинскую решительность и злость. Это был Григорий Фридрихович Шварц. Он что-то шептал и длинным узловатым пальцем размахивал, как бы кого-то отчитывая.
- Поделом тебе, старый невежа! - разнеслась по эфиру его заключительная хула.
Затем он зло сплюнул и побрел по морозной дорожке, постукивая клюкой, в сторону большого добротного двухэтажного дома, сложенного из толстенных, в приличный обхват, бревен. В сенях, столкнувшись со старой, но гораздо моложе себя полной женщиной, ядовито прошипел:
- Что путаешься под ногами, Авдотья?
- Тебя дожидаюсь. Что ты, батюшка, так кричал?
- Не твоего ума дело. Лучше бы на стол накрыла, пора трапезничать.
- Тише, тише, сажальщик. Иди ужинать, Татьяна тебя ждет, - и, пропустив мужа вперед, закрыла входную дверь.
- Господи, когда уж это кончится! Никакая лихоманка этого дьявола не берет.
- Что ты там бурчишь?
- Иди-иди, это я о своем.
В просторной, довольно чистой комнате-столовой хозяина дома встретила Татьяна, русоволосая молодая женщина лет тридцати, одетая в старомодный косоклинный распашной сарафан-штофник брусничного цвета.
- Садитесь, батюшка, все стынет.
- Ты, Татьяна, меня одна-то и любишь, - глаза Шварца заслезились. Он сбросил на лавку шубу, которую тут же подхватила и повесила на крючок невестка, и уселся за стол.
- Ну, подавай, Танюша.
Татьяна достала из печи чугунок с тушеной картошкой и зайчатиной, наложила в тарелку и поставила перед Шварцем. Необыкновенно вкусный запах и парок разнесся по комнате.
- Приятного аппетита, батюшка.
- Спасибо, доченька. А Мидгард вестей не присылал?
- Так вы же вчера его только сопроводили в дорогу в Архангельск.
- Да? А, ну да. Поехал наш Мидгард разобраться, что почем. Едут к нам гости от Божка. Поглядим на их прыть, - колдун на мгновение прикрыл глаза и стал что-то быстро шептать, как полоумный. Татьяна поняла только несколько фраз: 'И молитвы твои не помогут... Получил от меня по зубам неделю назад?.. Получишь еще, божок московский'.
Произнеся такие слова, Шварц нервно дернулся, осклабился. Однако через мгновение притих и, прислушиваясь, оглянулся по сторонам, как будто кого ища. Его взгляд наткнулся на перевязанной черной траурной лентой портрет, стоявший в углу на столе.
- Эх, Феликс, Феликс, - с горечью выдохнул он, похмурнел, еще больше осунулся, глаза наполнились мутной влагой. - Не уберег я тебя, орел мой. Думал всю силу тебе передать, да не успел...
Татьяна! - прохрипел он через плечо в сторону жены внука, смахнув скатившуюся слезу.
- Подай водки. Что-то я продрог. Да и помянем нашего Феликса.
- Садись, садись, Авдотья. Все каркаешь и ждешь моей смерти. Не дождешься, - Шварц гневно уставился на нее. Седые обвисшие брови сдвинулись к переносице. - Я как перевалил за сто, так почуял второе дыхание. Ожил... Да и дел невпроворот. Вот Феликса нашего прибрали поганцы, а какой был мужик! Ты слышишь меня, старая?
- Не глухая. Пей уж, коли налили. Ты во всем виноват. Грехи твои род за век не отмолит.
- Молчать! - стукнул Шварц по столу и закашлялся. Через кашель прохрипел: - Вскормлю волкам, бестия.
Авдотья перекрестилась и замолкла. Она познала гнев и силу Григория еще более пятидесяти лет назад, будучи молодой женщиной. Лучше в этом случае не перечить. Хотя в иной раз на нее находили мысли вылить на мужа выварку с кипятком, настолько он ей опостылел.
- Царство тебе небесное, внучок, - тихо прошептала она и выпила горькое зелье.
Шварц, успокоившись, молча осушил рюмку водки и принялся есть. Затем уже сам налил и снова молча выпил. После третьей рюмки он, совсем опьяневший, облизывая выцветшие потресканные губы, обратился к Авдотье.
- Дай знать братьям, Авдотья. Слышишь меня? В пятницу провожу собрание. Пора напомнить всем гимны сатанинской веры.
- Что ты опять надумал? Остановись, Григорий. Совсем же больной.
- Потому и надумал. Чую, быть большой беде. Знамение было. Звезда упала...
В эту ночь Шварц почти не спал. Его душил кашель, болели кости, мучила бессонница. После одной из попыток заснуть он, кряхтя, поднялся с деревянной кровати, зажег керосиновую лампу, ноги-палки вставил в прикроватные валенки, накинул на плечи душегрейку и спустился на первый этаж к кабинету. Так он называл отдельную комнату возле столовой. Она всегда была заперта на внутренний замок. Ее практически мало кто посещал, даже внуки. Авдотья несколько раз заглядывала сюда к мужу, но тот раздраженно выдворял ее. Однако ближние знали, что здесь он проводит свои спиритические опыты и различные заклинания, иногда с жертвоприношениями.
В последние годы Шварц сильно сдал здоровьем и все реже обращался к своему черному ремеслу. Но вдруг он ожил...
Шварц снял небольшую связку ключей с шеи и одним из слегка подрагивающих пальцев открыл дверь в кабинет. Он сразу почувствовал знакомые запахи курения фимиамов, пыли, старых книг, засушенных трав. Они, перемешавшись, как ему казалось, источали в этой комнате дух нетленности его жизни и бытия.
Подняв лампу вверх, он оглядел уединенное обиталище.
Тяжелые, бордового цвета шторы с большой по центру пентаграммой Бафомета - сатанинским знаком закрывали окно наглухо, не пропуская света. Все было на месте: мебель, сделанная из дуба местными умельцами и покрытая черным лаком, шкура медведя, лежащая на полу, книги в старинных переплетах на полках, засушенные травы, висящие над лабораторным столом, где стояли давно не тронутые запыленные колбы и разные баночки. По-другому и не могло быть. Едкая улыбка выдавилась беззубым ртом, но глаза радостно заблестели, даже старчески прослезились, когда взор уперся в массивный письменный стол у теплой стены, за которым он провел не один час в работе и размышлениях.
Шварц мелкими шажками притопал к нему, осторожно поставил лампу 'Летучая мышь' и, возложив мослы на тяжелый стул-кресло, руки - на отполированные временем подлокотники, задумался, глубоко и хрипло дыша. 'В последние дни обострились все хронические болячки. Неспроста это... И эта звезда. Неспроста... Пронюхал Божок. Указал дорогу... Давно наши пути-дорожки не пересекались. Вот-вот будут гости. И не только от него. Завтра Мидгард мне доложит. Все доложит, что за вороны появились. Ну что же, встретим. Боя не избежать. Если бы не этот умник, никто бы меня не нашел'.
Сумрачные глаза Черного уставились на большой, с яйцо страуса, хрустальный шар, расположенный правее на столе. Отблески жалких лучей лампы, отраженные им, тревожно засаднили душу. Еще больше он напрягся, взглянув на фото Фридриха Ницше, помещенное в серебряную рамку и стоящее рядом.
'Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни', - вдруг выскочила из памяти цитата любимого философа. 'Да-да, смерть близка. Она всегда ходит рядом. А что такое жизнь, как не один шаг в вечную смерть?..' Он не боялся смерти и лез на рожон жизни, и судьба его щадила.
Его взгляд прошелся по шкатулке, сделанной из карельской березы с инкрустацией, замыкавшей его настольные реликвии. Шварц открыл ее, посмотрел внутрь, как бы проверяя содержимое, и, закрывая шкатулку, тихо в задумчивости произнес:
- По ту сторону Севера, по ту сторону льда, по ту сторону сегодня - наша жизнь, наше счастье. Кто это сказал?..
'Да это все тот же Ницше. Что это он сегодня мне лезет в душу?'
А как не лезть, когда он был его кумиром в юные годы, до революции. Если бы не революция. Если бы не революция... Шварц прикрыл глаза и, почти дремля, в размышлении, переворачивал отдельные страницы своей жизни.
'А что бы тогда? Да ничего. Революция дала мне выучиться, несмотря на бред ее идей. Я стал молодым ученым. Меня заметили. Приглашен был к Мессингу. Там и столкнулся взглядами с Божком - Бестужевым. Там и произошла с ним первая битва о 'вечном': о добре и зле. Силен был Божок, а с виду не скажешь... Затем арест и лагеря за теорию хаоса, за философию скатывания к вечной тьме.
Почему? За что? Ведь большевики на деле претворяли его взгляды. Ведь это они уничтожили церковь, перестреляли буржуазную интеллигенцию, вели классовую борьбу, строя новую жизнь. Это они подняли на небывалую высоту низменные темные силы в период репрессий. Разве здесь не претворялись идеи сатанизма?.. Двадцать лет лагерей по всему Северу. За что? За что лесоповал и непосильный труд по прокладыванию железных дорог? Если бы не его воля да незаурядные способности психики и духа, давно бы ушел к праотцам'.
От воспоминаний у Шварца перехватило дыхание, открылся нарастающий безудержный кашель. Астматическое удушье сдавливало горло. Он терял сознание, хватал воздух, словно рыба, и медленно сползал на пол. Протянутой костлявой рукой из последних сил он сумел ухватиться за шар, сбив рамку с портретом Ницше. Та упала со стола, и стекло разлетелось вдребезги. Но он не слышал падения. Он спасал шар и держался за него, как за личное спасение. Его губы судорожно дрожали, выдавливали дьявольское заклинание:
- Лучше быть владыкой ада, чем слугою Неба! Лучше быть владыкой ада, чем...
И шар вдруг засветился розоватым светом. Невидимые лучи, словно электрические разряды, устремились к Шварцу, прошивая его с ног до головы. По комнате растелился сизо-пудровый туман, окутавший дряхлика. Его тело затряслось, глаза выперлись и на секунды мертвенно застыли. Но он удержался, не свалился замертво, выдержал страшный удар.
И здесь с треском разлетелось окно, срывая тяжелую штору и задувая лампу, и ветер, коснувшись дьявольской комнаты, издал громоподобные скорбные вздохи вихря, частицу безумного свиста запредельного ветра, кружащегося во тьме среди безмолвных звезд.
Раздался неумолчный рык, завывающий из недр подземного мира. Рык, заполняющий вневременные небеса потаенного Лэнга.
'Это же голос Гастура, - промелькнуло в сознании Шварца. - Мощь его валит лес и сокрушает города. Никому не дано увидеть беспощадную руку и познать душу разрушителя.