Добирался я до места назначения довольно долго. С учетом стояния в пробках, поисков адреса и иных малоприятных обстоятельств весь путь занял у меня чуть больше трех часов. Поэтому я справедливо полагал, что приемные часы давно уже закончились и особо надеяться не на что. Но все оказалось еще более печально, чем себе представлял.
Когда я оказался в холле больницы, то некоторое время безуспешно пытался привлечь внимание немолодой уже дежурной, которая о чем-то с веселой улыбкой болтала по телефону. Кроме меня посетителей, как, собственно говоря, и пациентов, не наблюдалось. То ли мои прыжки и ужимки все же возымели действие, то ли просто она решила прервать беседу со своей знакомой, но через десяток минут женщина вперила в меня угрюмый взгляд усталых глаз. Словно желала устыдить меня самим фактом, что я пришел, мешаю в дым занятым людям выполнять тяжелую и ответственную работу. Но на меня подобное не действует. Тогда женщина перешла в наступление:
- Часы посещений закончены.
Чего и следовало ожидать. Но отступать я был вовсе не намерен:
- А, скажите, со скольки до скольки, собственно...
Договорить дежурная мне не дала:
- С десяти до пяти. По средам и пятницам.
Голос ее был высоким и немного визгливым, отчего складывалось впечатление, что где-то поблизости работает электропила.
- Благодарю, - ответил я и замолчал, лихорадочно соображая, что же придумать. Уезжать с пустыми руками решительно не хотелось.
Женщина смотрела на меня насмешливо, с неким вызовом. Всем видом своим словно бы говорила: "Что молчим, молодой человек? Вопрос закрыт. Если нечего сказать, то милости прошу отсюда".
- Я не совсем по этому вопросу, - все-таки не зря в моем черепе есть то, что называют мозгом. - Дело в том, что я журналист.
Дежурная продолжала смотреть на меня, но теперь в ее глазах я заметил огонек подозрения. Что и говорить, в нашей стране не слишком-то любят пишущую братию. Хотя, наверное, я слишком драматизирую.
- Мы сейчас готовим к выходу ряд статей относительно различных медицинских учреждений. Соответственно, разного профиля. Вот я и собираю информацию. - Недоверие в глазах женщины сменилось легкой заинтересованностью. - Мне хотелось бы пообщаться с персоналом вашей лечебницы. Взять несколько интервью.
Слова об интервью, кажется, заставили в этой женщине проснуться неподдельный интерес. Что ни говори, но наши граждане вовсе не против обрести хоть какую-то толику славы, появившись на телеэкране или в какой-нибудь газете.
- Сделаю несколько фотографий ваших сотрудников для статьи, - продолжал я раздувать огонек заинтересованности в этой скучной женщине. Кажется, мне удавалось дергать за нужные струны. - И еще... - замялся, старательно изображая неловкость. - Возможно, вы могли бы ответить на несколько вопросов для интервью. Вы все-таки человек, вокруг которого, так или иначе, вертится многое, если не все в учреждении. Через ваши руки проходят больные. Вы знаете весь персонал. Вы могли бы оказать мне и нашей газете неоценимую помощь...
Я еще много чего говорил. Если откровенно, то все это было льстивым враньем от первого до последнего слова. Мне важно было уговорить эту медичку помочь мне проникнуть внутрь лечебницы. И мне это удалось. Женщина, которую, как выяснилось из дальнейшего разговора, звали Клавдией Сергеевной Невгородовой, относилась к числу младшего медперсонала. И, как большинство занимающих низшие ступени иерархической лестницы сотрудников любого предприятия, со временем уверовала в неоценимость собственного вклада в работу данного учреждения. И, соответственно, его неоцененность со стороны коллег и начальства. Поэтому мои слова оказались тем самым сладким елеем, который пришелся Невгородовой по душе.
Женщина оказалась довольно разговорчивой и приятной в общении. И я был вынужден признать ошибочность собственного первоначального впечатления. Я задавал наводящие вопросы. Она отвечала развернуто и аккуратно. При этом даже не прошлась по своим коллегам, не пересчитала никому косточки.
Мы медленно передвигались с этажа на этаж. Пока Невгородова показывала мне палаты, в которых находились больные с самыми разнообразными диагнозами, я пытался найти среди этих несчастных своего бывшего наставника. Безрезультатно.
Надо признаться, что Клавдия Сергеевна не отличалась излишней внимательностью или просто не придала значения моим словам относительно фотографий. Потому что фотографировать мне было абсолютно нечем, если не брать в расчет камеры в моем мобильном телефоне. Но его разрешающая способность оставляла желать лучшего. Впрочем, все прошло как нельзя лучше - Невгородова ни в чем меня не заподозрила до самого конца нашей экскурсии. Но чем дальше, тем большее отчаяние я испытывал. Смехова нигде не было. Ни в одной из палат. Ни во дворе, где еще гуляли некоторые из больных. Ни в процедурных, которые мне тоже были любезно показаны.
Ради справедливости стоит заметить, что весь наш разговор я записал на диктофон. Не то, чтобы всерьез задумал написать по поводу посещения больницы статью, но, учитывая, что у меня в среде журналистов имелись знакомые из самых разных газет и журналов, то все может быть.
Чувствуя, что весь мой план пошел прахом, я был вынужден ступить на шаткую почву не относящихся к озвученной мной теме визита расспросов.
- Скажите, Клавдия Сергеевна, - неуверенно начал я, когда Невгородова на некоторое время замолчала, - вы случайно не знаете одного больного. Я не совсем уверен, что он оказался именно в вашей больнице, но все-таки не могу не спросить.
- Да? - Клавдия Сергеевна была в прекрасном расположении духа после нашей часовой прогулки, словно все, что представляла в настоящий момент из себя лечебница, что было мне показано, создавалось в свое время с ее непосредственным участием. Хотя как знать...
- Понимаете, этот человек мой наставник. Если он в вашей больнице, мне хотелось бы его увидеть.
- Конечно, - улыбнулась Невгородова. - Вы можете мне сказать, как зовут вашего старшего товарища?
Мы оказались у отправной точки нашего небольшого путешествия, у столика регистратуры, за которым я и встретил Клавдию Сергеевну.
- Разумеется, - обрадовался я. - Смехов Александр Алексеевич (Ох, ты! Чуть не забыл!) его зовут.
Невгородова начала неуверенно копаться в компьютере. Было заметно, что это чудо научной мысли для женщины пока еще остается делом новомодным и малопривычным - с гроссбухом она бы не в пример быстрее управилась, по-моему.
Я в это время собирался с мыслями. Не могу сказать, что был сильно утомлен экскурсией по данной фабрике психического оздоровления, но все-таки чувствовал себя несколько не в своей тарелке. В основном из-за пациентов этого заведения. Как-то неуютно себя чувствуешь среди всех этих странных людей. Вообще странно, что меня так беспрепятственно провели по всему зданию. Должны же быть, в самом деле, какие-то нормы: соблюдение тишины, там, или еще что-то в этом роде. С другой стороны, мне ли с моей работой рассуждать о странностях ненормальных. Я вот, например, ни одного буйного что-то за время обхода среди них не заметил. Их, что, прокапали перед тем, как мне показать? Сильно сомневаюсь!
Наконец Клавдия Сергеевна поиски закончила. Об этом свидетельствовал вздох облегчения, который ей был испущен. Женщина поспешно отодвинулась от "бесовой машины", каковой, несомненно, виделся ей компьютер. Невероятно, что еще такие мастодонты остались, которые относятся к современным технологиям, как к чему-то жуткому и пугающему! Были же в свое время такие, что на паровоз с вилами кидались. Вот и эта...
- Знаете, - обратилась она ко мне, - вы правы. У нас был такой пациент.
"Был". Что-то мне это слово в ее исполнении не слишком понравилось. Нам почему-то Саша не докладывался, что его уже выпустили из дурки. Все разъяснилось через секунду.
- Он скончался позавчера.
Вот это уже было новостью. Еще какой, мать его, новостью! Я почувствовал, как что-то внутри меня резко оборвалось и со скрежетом рухнуло глубоко вниз. Благо этот аккомпанемент был слышен только мне одному.
- То есть, как это скончался? - стараясь сохранить хотя бы видимое спокойствие, спросил я.
- Сердечный приступ, - спокойно констатировала Невгородова, внимательно сверяясь с записями на мониторе.
Сердечный приступ? Этого просто не могло быть. При всех странностях, которые имелись у Саши, проблем с сердцем у него отродясь не было. Этот здоровый мужик никогда ничем даже отдаленно похожим на заболевания сердечно-сосудистой системы не страдал. Мне проще было поверить в то, что он и в самом деле с ума сошел, чем в то, что умер от сердечного приступа.
- Это просто невероятно, - пробормотал я. - Он всегда казался таким здоровым.
- Не знаю, - сочувственно отозвала Невгородова. - Возможно, вам лучше побеседовать с врачом, который наблюдал его. Сейчас я посмотрю, кто это.
Это была хоть какая-то надежда. Я был готов расцеловать Клавдию Сергеевну за то, что она решила мне помочь. Внутри же ощущал нешуточное беспокойство. Происходящее мне не слишком нравилось. Не могу сказать, что мы были достаточно близки со Смеховым, но все-таки не совсем приятно узнать было, что он умер. Тем более так непонятно и не в самое лучшее для этого время.
- Вот, - обрадованно произнесла Невгородова. Константин Иванович Левушкин.
- Левушкин? - переспросил я, сбитый с толку и не совсем понимающий, зачем мне этот человек.
- Да, - кивнула женщина. - Смехов находился под его наблюдением. Вот, кстати, и он идет, - рука Клавдии Сергеевны указала на приближавшегося к нам по коридору невысокого темноволосого мужчину слегка за тридцать. - Константин Иванович, - позвала она.
- Да, - подошедший мужчина обладал мощным басом, совсем не подходящим его скромной комплекции. - Чем могу помочь?
- Молодой человек хотел с вами поговорить, - улыбнулась Невгородова, кивая в мою сторону.
Внимательный взгляд серых, слегка навыкате, глаз Левушкина пробежал по моей фигуре. Ощущение было такое, будто меня просветили рентгеном и составили приблизительный диагноз.
- Чем могу помочь? - вежливо поинтересовался Константин Иванович, обращая в этот раз вопрос мне.
Я сбивчиво объяснил ситуацию. Основной упор мной был сделан на то, не заметил ли Левушкин каких-либо подозрительных изменений в здоровье Смехова.
- Нет, - уверенно ответил доктор, и у меня сложилось впечатление, что он не врет. - Ничего необычного не было, насколько я могу судить.
Я приуныл.
- Удивительным может казаться только сам факт смерти.
Это было что-то. Я удивленно уставился в глаза своему собеседнику:
- Вы могли бы пояснить несколько подробнее?
- О да, конечно, - ответил Левушкин. Затем он огляделся вокруг в поисках чего-то. - Только давайте присядем, - он указал рукой на скамейку, стоявшую вдоль стены. - А то, знаете ли, целый день на ногах.
Я согласился. И сам чувствовал усталость.
- Понимаете, - начал Константин Иванович, когда мы устроились на скамье, - меня больше всего удивил сам факт сердечного приступа.
- Почему?
- Смехов, как и все больные, которые поступают к нам, проходят в обязательном порядке общее обследование, чтобы мы, помимо всего прочего, имели возможность установить, какие препараты допустимы, какие противопоказаны. Конечно, можно ориентироваться и на данные медкарты, но, сами понимаете, сейчас далеко не всегда больные вовремя обращаются к врачам, все больше надежды ищут в самолечении.
Я согласно покивал.
- Естественно, я изучил данные медобследования. И никаких признаков нарушений в деятельности сердечно-сосудистой системы не обнаружил. Я сам психиатр, но в нашей клинике есть и другие специалисты. Так вот, наш кардиолог с уверенностью заявил, когда мы с ним общались уже после смерти пациента, что никаких признаков сердечной недостаточности выявлено не было.
Я внимательно слушал. Мой мозг впитывал информацию, которую предоставлял мне молодой доктор, как губка. Диктофон, который я продолжал держать в руке, между тем, вел запись нашего разговора.
- И что, на ваш взгляд, самое странное? - задал я наводящий вопрос, чтобы подвести собеседника к волнующей меня сути.
- Скачкообразное развитие заболевания на фоне отсутствия каких-либо симптомов. Даже после смерти в организме не было замечено никаких свидетельств болезни. Конечно, у людей в его возрасте бывает внезапные инфаркты, но все-таки в подобных случаях удается установить первопричины. Но сейчас... - Левушкин виновато развел руками, показывая, что ничего более существенного отметить не может.
Я задумался. Здоровый, в физическом плане, мужчина умирает в тот самый момент, когда госорганы сильно заинтересованы в том, чтобы раздобытая им информация осталась засекреченной. Очень неприятное стечение обстоятельств.
- А вам не показалось, - я неопределенно покрутил кистью в воздухе, - что смерть была, скажем так, не слишком естественной?
- Вы имеете в виду, что этого мужчину кто-то мог убить? - брови доктора от удивления взлетели вверх. - Но кто? И каким образом?
- Думаю, вы могли бы ответить на этот вопрос лучше меня. Все-таки вы врач. Допустим, его могли отравить.
- Ну что вы, - улыбнулся мужчина. - Выводы судмедэксперта были однозначны. Смерть носит естественный характер. Никаких признаков отравления или какого-либо иного воздействия на организм.
"Надо бы поговорить с этим экспертом, - подумал я. - Очень может быть, что ему есть, что добавить к рассказу доктора Левушкина".
- Да и кому, посудите сами, мог помешать мирный сумасшедший?
- Мирный? - переспросил я, не совсем уловив суть.
- О да, Смехов был спокоен и не впадал в буйство.
Наверное, он понимал, что сопротивление с его стороны было бы бессмысленным, подумал я. Это говорило о том, что Саша, и оказавшись в дурке, не собирался сдаваться, а потому решил на время затаиться, никому ничего не доказывая и не требуя его выпустить на свободу.
- Скажите, а к нему кто-нибудь приходил? - спросил я у Левушкина, который в этот момент пытался изо всех сил удержаться от зевоты.
- Знаете, его один раз приходили проведать его племянники. Двое обходительных молодых людей, - улыбнулся, вспоминая об этом факте, доктор. - Они прогостили у Александра Алексеевича всего лишь около десяти минут.
Интересно, что еще за племянники внезапно объявились у Смехова. Насколько я мог судить, такой человек как он просто не мог поддерживать нормальные отношения с окружающими. Даже если это были родные люди. Если верить словам коллег, то самым близким человеком для Смехова был как раз я. Этому способствовало наше длительное и плодотворное сотрудничество, полное забавных и не очень событий. Как ни посмотри, а три года мы с ним были вместе. Уже потом я ушел в самостоятельное плавание, если можно так выразиться, но с ним мы поддерживали доверительные отношения. Если исключить, конечно, факт проведения им этого странного журналистского расследования, в детали которого никто из нашей редакции посвящен не был.
- Он не казался напуганным или взволнованным после этого посещения? - задал я очередной вопрос.
Константин Иванович на несколько мгновений задумался.
- Вроде бы нет, - начал он не слишком уверенно. - Хотя... Мне показалось, что он был несколько встревожен. Но я был склонен отнести это на сам факт посещения его родными. Знаете, Александр Алексеевич не производил впечатления человека, который поддерживает связи с близкими людьми.
- Вы правы, - кивнул я, подтверждая догадку Левушкина. - Он был одиноким человеком. Может быть, я и не слишком хорошо знал его, но самым главным в его жизни, безусловно, была его работа. Она полностью заменила ему все.
Интересно, с чего бы это я так разоткровенничался?
На самом деле, это был показатель того, что мой мозг тщательно обрабатывает полученную информацию, выискивая возможные зацепки. Как правило, в такие моменты из меня проще всего было вытянуть какие-либо душещипательные истории из жизни моей и моих знакомых.
- Что ж, с этим ясно, - подвел я черту. - Еще кое-что хотелось бы у вас уточнить. Вижу, вы устали, но это не займет много времени.
Доктор снова поборол зевок и кивнул головой:
- Конечно, буду рад помочь.
Что же спросить у него?
- Скажите, как давно его посещали эти самые "племянники"?
Наверное, сарказм в моем отношении к этим непонятным родственникам Смехова не укрылся от Левушкина. Он заинтересованно посмотрел на меня:
- Как-то раньше не думал, но теперь вы об этом упомянули...
Я насторожился, ловя каждое слово. Кажется, я был близок к решению головоломки. В принципе, она была не столь уж сложной. Просто внутренне я сопротивлялся самой возможности поверить в то, о чем мне твердил мой разум последние пятнадцать минут. С того самого момента, как мне стало известно, что Саша умер.
- Эти люди приходили к нему за день до его смерти. Уж не думаете ли вы...
Он не закончил, внимательно посмотрев на меня, словно приглашая за него закончить фразу.
-...что это они его убили, - включился я в игру. Впрочем, тут же повернул оглобли: - Нет, это, скорее всего, просто совпадение.
Не хватало только мне вопросов, с какой такой стати я вдруг столь заинтересовался обстоятельствами смерти моего коллеги. Доктор уже начал понимать, к чему идет дело. Если он догадается, кто может стоять за этой смертью, то я от него уже ничего не добьюсь. Хотя меня это уже не слишком страшило. И так удалось узнать достаточно, чтобы делать необходимые выводы. Оставалось только выяснить, куда делись материалы, которые с таким тщанием собирал Смехов. Мне не верилось, что все данные он держал в своей голове.
- Меня просто удивило, - продолжил я, - что нам, его коллегам, никто ничего не сообщил о его кончине.
- Не знаю, - развел руками Левушкин, все еще продолжая сверлить меня подозрительным взглядом. В его речи начало ощущать нежелание продолжать разговор. - Его родственники забрали его тело. Сказали, что утрясут все формальности самостоятельно.
- Понятно, - процедил я. - А с судмедэкспертом я могу как-нибудь связаться?
- К сожалению, ничем не могу вам в этом помочь. Копию заключения нам не оставили. Я сам был ознакомлен с оригиналом прямо в присутствии родственников, не слишком понимаю, зачем вообще это было им необходимо - звать меня. К сожалению, с медэкспертом мы не общались. И его фамилии я не запомнил.
Все ниточки были перерезаны. Это было очень плохо.
- В таком случае, не смею вас больше задерживать, - протянул я Левушкину руку, прощаясь. - Очень признателен вам за предоставленные сведения. Поспешу сообщить нашим ребятам о трагедии.
Константин пожал мне руку. Его рукопожатие было крепким. Против моего ожидания, руку мою он не торопился отпускать. Складывалось такое впечатление, что он хочет меня о чем-то спросить, и это желание борется внутри него с совершенно противоположным. Я могу его легко понять, ведь порой гораздо проще ничего не знать, чем пытаться прояснить то, что от тебя пытаются всячески скрыть.
- Скажите, - все-таки он решился, хотя голос его звучал неуверенно, - вы думаете, что этого Смехова могли убрать люди... - он многозначительно показал глазами вверх. И без слов было понятно, кого он имеет в виду. Действительно, сообразительный оказался мужик.
- Нет, не думаю, - улыбнулся я, хотя не уверен, что мой бегающий взгляд сильно обманул врача. - Но будьте осторожны. И постарайтесь никому особо не говорить, о чем я вас тут расспрашивал.
Он молча кивнул. Похоже, мы с ним правильно поняли друг друга.