Не очень просто объяснить, как найти магазинчик Копернина.
Наверное, даже Юджинио Калаби или Яу Шинтун затруднились, заплутали бы в комплексных своих многообразиях - вертели бы головами, роняя фетровые шляпы, ругались бы сквозь зубы, рассматривая кэлеровые метрики в поисках той, особенной, для которой тензор Риччи обращается в ноль.
- Че каццо! - цедил бы Калаби, поправляя очки на длинном носу со средиземноморской горбинкой.
- Ше чи шенме лан дон кси? - шептал бы Яу, щуря узкие глаза в льдистый фиолетовый изгиб риманова многообразия .
Тут уж щурь не щурь, хоть до рези, но когда что-то ушло в ноль, его уже не увидишь. Хотя и до этого человеческими глазами бы, конечно, не вышло.
Зато ими можно, проморгавшись и вытерев слезы, увидеть узкую провинциальную улочку - почти все заборы крепкие, аккуратные, один только покосился давно и не чинит никто. Растут сквозь асфальт одуванчики, пылятся лопухи, сидит и равнодушно смотрит на свое отражение в луже рыжий кот. Хотя не всегда кот и только в части вселенных рыжий. Иногда плюхается на хвосты количеством от одного до девяти, поднимает лапу, начинает немудрящие свои гигиенические процедуры. Чуть косится на скрип ступенек - Копернин проснулся, встал, бродит, сейчас магазин открывать будет. Но это кота не сильно волнует - никто не прервет важного кошачьего занятия, не побегут в драку покупать у Копернина старые-престарые вещи. Зачем он тогда их продает, где берет и чем живет - кто его знает?
Выходит Копернин, садится под портретом Коперника - на картине тот молодой такой, одухотворенный, сидит на балконе над Варшавой и с Богом разговаривает. Освещение теплое, яркое, будто ему на балконе пару электрических фонарей установили или сам дом подожгли.
Копернин-то немолодой. Но и не старый, пожалуй. Что-то мешает его лицо разглядеть, будто он не совсем здесь и не совсем он, но хотя начни определяться с "здесь" и с "он" - а там и до "я" дойдешь, вообще с ума сойти можно.
Коперин заваривает чай, взяв чайник с одной из полок. Первый попавшийся, чайников у него порядочно. И вообще у него в магазинчике так - как только ему что-то надо и он протягивает руку, именно оно там и оказывается. Может, чудеса позитивной визуализации - говорят, каждый научиться может. А может просто Копернин соизмеряет потребности с возможностями и хорошо знает, где что у него стоит.
С другой полки он берет кружку - высокий сувенирный бокал с надписью НАСА и серебристым кометным хвостом. Выходит на веранду, пьет горячий чай, вдыхает запах мяты, петрушки, улиндона, щу-шея. Так он любит, чтобы понамешано - отовсюду, куда дотянуться может.
Без сахара пьет чай - щу-шей и так сладкий, а рафинад - белая смерть, говорят. И без молока, а то кот прибежит и начнет мяукать, выпрашивать, не заткнешь потом. Так и пьет черненьким, так и любит.
Вывеска на магазине гласит - Копернин и сыновья. В некоторых вселенных на конце у Копернина стоит твердый знак, а в некоторых вовсе нет, в зависимости от урожайности зерновых в Воронежской, Вятской и Оренбургской губерниях в 1891-1898 гг, от меткости и настроения одного боснийского серба и еще от ста шестнадцати тысяч девятисот восемнадцати ключевых моментов. Во всех вселенных, впрочем, вывеска врет - нет у Копернина сыновей. И дочерей тоже нет, а жаль, он бы их любил-баловал, вон по магазину сколько мячиков-кукол, домики, туфельки есть, бантики, играй - не хочу. Рассади медведей в круг, дай каждому подружку с косами, пусть поговорят, чаю выпьют, то да сё.
Копернин любит пить чай, еще себе наливает.
Надо бы подумать - не закупиться ли сегодня? Давно никто не забредал в магазинчик Копернина, не проходил по старой улице, топча одуванчики, не звенел колокольчиком на входе - очень для этого постараться надо, большую нужду иметь. Но Копернин не ленивый, он и сам придет к тем, у кого есть нужное на продажу. Тут его неприметность хорошую службу служит - может он постучать в вашу дверь толстым продавцом чего-нибудь ненужного в клетчатой рубашке, с пятнами пота под толстыми руками. Или седым долговязым Свидетелем Иеговы, или даже черноглазой верткой медсестрой с тяжелой сумкой через плечо. Давно уже тяготеет Копернин к простым решениям, не вываливается из камина в клубах черного дыма с кучей сомнительных атрибутов - рогами и копытами там, плащом темнее мрака, или эрегированным огромным фаллосом наперевес. Мелочь, но многих фраппирует.
Не очень просто объяснить, чем торгует Копернин.
Вот, скажем, стоят у него на полке "детские ботиночки, неношенные" - часто бывает, хотя и реже в последний век, а в последнюю треть его и подавно. Но все равно ведь плачут, и свечки ставят, и лежат в стену смотрят, а что там в стене увидеть можно, кроме черного круговорота одних и тех же невыносимых мыслей? Некоторых и закручивает ведь, и утягивает вот так. А тут приходит Копернин и покупает ботиночки.
Чем заплатит? А переберёт пространство вариантов - нет, что вы, сами не пытайтесь, их не то что миллиарды, а даже больше - и выберет вам такой, где ношенные эти ботиночки, еще как ношенные. Подошва потертая, каши просят, пальчики торчат - вот ведь смех, бежал за мячом, потом сел и в носок ботинка смотрит, купили срочно новые, конечно, нога-то выросла, а эти в бак, жалко, что порвались так что не починишь, пригодились бы еще через годик, но да, может и нет, может девочка...
Конечно, там уже будете вы - другой вы, тот, который таки поставил коляску на тормоз, не поленился закрыть заглушкой розетку и решил не греть сегодня два литра воды в чайнике, а напиться, например, квасу или холодненького сока щу-шея. Заменить его не заменишь, но Копернин вас может к нему подселить, присовокупить, хотя долго вы себя, или то, что считаете собой, там не удержите.
Грань между вариантами одного сознания тонкая, как желатиновая мембрана, а время - быстрая вода. Растворяется граница, были "вы" и "он", а станет только "он". Но у того вас, кто "он", останутся мысли - "ох, а если бы я тогда забыл закрыть окно, в последнюю минуту ведь вспомнил!?" и неприятный холодок в сердце. Это эхо того, другого, неношенного, которого и нет теперь нигде.
У вас так бывает? Ну, как знать, как знать. Копернин щурится на солнышко, чай прихлебывает.
А что он имеет с этих сделок? Это тоже объяснить не очень просто. Или просто?
Ну, скажем, душу.
Договоров с Коперниным никто не подписывал - ни кровью, ни мелом. Но если бы да, то там было бы мелким шрифтом, что "для целей данного контракта, "душой" считается энергетический отпечаток соединения конкретного сознания с плотью, обладающей генетическим кодом AAGCTAGCTAGC по двенадцати базовым парам - (далее шестьсот страниц генома) - на ткани конкретной реальности".
То есть заберет Копернин все оставшиеся годы (био-темпоральная выгода), всю энергию от связки сознания с телом (нуклео-соматическая выгода), ну и энергию высвобожденного страдания (мета-психическая выгода). Профит! Ну и пресловутые ботиночки заберет, на полку поставит. Копернин своего не упустит.
И торговля у него не иссякнет никогда - плохо люди страдание и горе переносят, невыносимо им, когда их антропный ландшафт = ложный вакуум. Не могут, когда земля безвидна и пуста, и никто не носится над водой. И когда понятно, что смерть всем владеет. Все смертны, во всех вселенных. Ну, разве что Копернин - не очень.
- Мяу! - говорит кот, он, злодей, уже по перилам веранды ходит, хвосты трубами. - Мяу.
Копернин вздыхает, снимает с полки чугунную кастрюльку - тяжелая, синяя, диаметр 23 см, эмаль в одном месте отбита - ставит на веранду. Открывает, а там - самая лучшая кошачья поедуха, густая уха без соли. Будто нарочно так получилась. Кот радостно прыгает с перил, улица содрогается от удара, доски трещат, но выдерживают. Копернин задерживает пальцы на синей гладкой ручке. Хорошая кастрюлька.
Она ее сразу присмотрела в магазине дорогой посуды - дно толстое, можно плов готовить, если на маленьком огне, то пригорать не будет. Скол на эмали маленький, а уценка за это - большая. Заплатила, стала думать - как домой довезти, на велосипеде ведь. Засунула в рюкзак. Крышку в карман, кастрюльку - внутрь. Пока ехала, поняла, какая голодная, размышляла, что она сейчас первым делом в кастрюльке приготовит. Что-нибудь быстрое. И нежирное - а то через месяц она в свадебное платье не поместится. Куриную грудку обжарить по-быстрому, точно! Задумалась, наехала на бордюр, не удержала руль, повело под машину. Водитель-то затормозил, но она всем весом упала на спину, на кастрюльку. Расстояние между трещинами на позвоночнике - 23 см. Жениться-то он на ней все равно женился - очень любил. Трогательно было - в инвалидной коляске, в белом платье. Только ниже пояса она ничего не чувствовала, а потом и ниже груди перестала. Поначалу пыталась как-то ему компенсировать - стонала, мыщцы напрягала. Потом забила, лежала бревном, как себя и ощущала. Хочешь - трахай, потом только вымой и вытри насухо, а то противно. Есть начала много, очень много, вес попёр. Когда не давали чего ей хотелось - кричала, визжала, скандалила. Муж от нее ушел через три года. Ему тоже было двадцать восемь, как и ей, и он об этом вспомнил. А она то голодала целыми днями, то жрала, как не в себя. Четыре порции Макдональса могла уговорить, а потом еще мороженого сверху. Сидела в коляске, как осоловелый прыщавый Джабба, смотрела в окно остановившимся взглядом. А потом, лет через восемь, не выдержала - продала Копернину кастрюльку.
И тут же почувствовала страшную досаду - хотела плов сделать, а лук пригорел. Теперь заново начинать - дети закапризничают, пригорелое лопать не станут. Эх, не купила она тогда ту синюю кастрюльку перед свадьбой, а теперь, через десять лет, почему-то про нее вспомнила. В той бы, наверное, не пригорало ничего. Подумаешь, довезла бы как-нибудь на велосипеде... И задохнулась от внезапного ужаса, от серной кислоты иной реальности, от дикой мысли, как могло бы всё быть. Ой, ну ее нафиг, эту готовку сегодня, лучше всей семьей поехать в макдаке пожрать разок! На великах поехать, чтобы скомпенсировать! Точно!
Копернин, усмехаясь, смотрит, как кот ест - жадно, но аккуратно, розовый язык мелькает так быстро, что в каждую конкретную секунду невозможно определить его положение.
Копернин проходится по магазину гоголем, упирая руки в боки - какой товар, какой купец!
Гордится своим делом, а разве гордыня - это плохо для таких, как он?
Вот пилочка для ногтей - настоящая британская сталь, а не дешевый китайский сплав аллюминия с говном, или из чего они все сейчас клепают, то-то на них насечка стирается уже через месяц. Нет уж, эту она купила на Ватерлоо, когда ей было двадцать лет и три месяца, Гитлер бомбил Лондон (не лично, ахаха), а она опоздала на поезд, добираясь к месту призыва. Никто на всем вокзале ей не мог помочь, следующий поезд был через двенадцать часов, она забежала в аптечный магазинчик по женским делам, и там купила пилочку, острую на конце, тонкую, семь с половиной дюймов. Майор подразделения Воздушных сил Её Величества похвалил ее аккуратные руки и отправил учиться на радиодиспетчера. Жаль, что после войны он на ней не женился - в первую очередь потому, что уже был женат, на маленького роста валлийке с лицом, как у мастифа. Если бы майор на ней женился - а как честный джентьмен он должен был бы - то никогда бы вся эта история с Тони не случилась. А может, все равно так бы все и было - уж очень она в него сразу влюбилась, будто под лед провалилась.
Раз - и утянуло. Два - знала же сразу, по глазам видела, что он кобель, но казалось - исправится, изменится, все получится. Три - и в пылу ссоры, когда он ее пару раз приложил за ревность и грубость, второй раз так, что зуб зашатался, она со стола пилочку схватила и прямо в рожу невыносимо красивую ему ткнула. Вошло в мягкое, чмокнуло, потекло по щеке. Она закричала, а он осел беззвучно к ее ногам, и как она его ни трясла, не поднялся. Пилочку ей после тюрьмы вернули. Она долго тянула, долго, прежде чем ее Копернину продать - было ей уже под девяносто, пальцы скрюченные, на веках - надутые жидкостью мозоли, как на пятках бывают, когда обувь тесна. Натерла, видать, о белый свет. Не так ей много оставалось, но Копернин все равно купил - последние годы в таком возрасте самые сладкие, редкий товар, не у всех бывают.
И вот она ковыляет из туалета обратно к дивану, а Тони сидит, от телевизора глаз не оторвет. А там красотки отплясывают, сиськи тугие, попы круглые. Конечно, приятно посмотреть - даже ей, теперь, когда страсти угасли, ревность растаяла на дальних плоскогорьях жизненного пути. Вместе прошли, рука об руку. Она вдруг замечает, как отросли его ногти. Надевает очки, берет со столика пилочку - дешевую, пластиковую, замирает на секунду, потому что вдруг очень страшно и кажется, будто по ней течет что-то теплое. Но это тут же проходит, она берет Тони за старую, бессильную руку и начинает подпиливать его ногти. Медленно, но верно.
Копернин кивает.
Вот старый погон с четырьмя маленькими звездочками - в обход других, с большей выслугой, капитана дали - утритесь - нет, ребята, не буду пить, за рулём - ну что с вами делать, но только одну!..
Копернин хочет еще чаю. Кот наелся, вылизал кастрюльку, вылизал лапу, оглядывается и мурчит. Он ничего не слышит, ничего не знает, хотя и смотрит во все многообразия. Он одновременно сыт и голоден, жив и мертв, расслаблен и готов к прыжку.
А вот камешек с круглой дыркой, вот вибратор, вот билет в кино на "Властелина Колец", кухонный нож, платиновый браслет со стразами, удочка, кирпич, журнал "Космо" (обрети власть над своими оргазмами!), маленькая серебряная ложка и грязный пластиковый свисток.
Чего стоите? Может и у вас что-нибудь найдется? Заходите, приценивайтесь, Копернин торговаться горазд, своего не упустит, с пустыми руками не уйдете.
А Вселенная бесконечна, ее бозоны летят, ее струны гудят, ее колокола звенят, и не спрашивайте, не спрашивайте, не спрашивайте, по ком.