Рейнеке Патрик : другие произведения.

Пёсьи песни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Очередная сказочка про питерских гуманитариев. На этот раз - про антрополога. Писалось для Дня самого главного в "Заповеднике сказок" (в сокращенном варианте опубликовано в сборнике избранного в 2016 г.). В знак признательности моим друзьям-симбионтам: Мите и Чернышу.

   Песьи песни
  

"учила... о чинах ангельских числом десять: девять невидимых и один - видимый"

(Вадим Назаров. Круги по воде)

   1. Молитвы и упования.
   Что в жизни самое главное?.. Кто-то скажет: "любовь". Носиться, высунув язык, за полюбившейся женщиной, не чуя под собой асфальта, и быть готовым отдать все что угодно за одну только возможность к ней прикоснуться. И хорошо бы, чтобы эта женщина каждый раз была новой, но при этом - каждый раз - и доброй, и благосклонной. Кто-то скажет: "дети". Заполучить самого достойного из мужчин, родить от него, а потом выкормить-вырастить, научить самостоятельности и вытолкнуть во взрослую жизнь, чтобы уже никогда их не видеть, этих неблагодарных спиногрызов, и чтобы душа о них больше никогда не болела. Кто-то скажет: "власть". Родиться крупным и вырасти сильным, чтобы все кругом боялись и уважали: женщины - любили и трепетали, а мужчины - трепетали и ненавидели. Найдутся и такие, кто скажет, что главное в жизни - верность принципам. И не важно, что это будут за принципы...
   Мне смешны подобные рассуждения: и первые, и вторые, и третьи, и даже четвертые. Смешны мне и рассуждающие. В тайне смеюсь над ними, в тайне же и завидую. Ибо рассуждать подобным образом может только тот, кто с самого начала рос крепким и здоровым и кто не изведал за свою жизнь серьезных лишений. Даже те, кто в противовес самодовольным романтикам с наивным прямодушием полагает, что самое главное в жизни - вкусно есть и спокойно спать, и те, по моему мнению, гораздо ближе к истине. Истина же состоит в том, что самое главное в жизни человека - к какому бы племени он ни принадлежал - это не сдохнуть. Потеряешь жизнь - и не будет тебе ни детей, ни женщин, ни уважения соплеменников. И принципам следовать тоже будет некому...
   Собственно, руководствуясь приведенными соображениями, я и пришел к мысли о том, чтобы завести себе ангела-хранителя. Не то что бы я так уж сильно любил ангелов, но так получилось, что добра я в своей жизни видел от них больше, нежели коварства. Когда умерла моя госпожа и мне пришлось оставить нашу прежнюю комнату, у меня еще оставались кое-какие знакомства. Мне позволили жить во дворе, кормили меня, а в особо ненастные ночи даже пускали погреться под лестницей. Но в начале лета я неожиданно для себя влюбился и ушел в свиту к одной рыжей дерзкой красавице. С тех пор на место моего прежнего обиталища я не возвращался и никакими прочными связями, сулившими теплый угол и надежный источник пропитания, так и не обзавелся. Меж тем внутреннее чутье мне подсказывало, что с наступлением холодов кости мои станут болеть еще чаще, кашель усилится, да и добывать себе пищу будет труднее. А помирать мне никак нельзя... Особенно теперь, когда я узнал про Дверь. И на улице мне отныне больше оставаться нельзя. Потому что если они узнают о том, что я знаю, то непременно придут за мной и перегрызут мне горло...
   С этим решением я положил себе к исходу месяца найти кров, еду и надежного кормильца. Вот только как это сделать? Можно сколько угодно раз написать не стене и асфальте "Ищу ангела!", кончится это лишь тем, что люди выставят тебя на смех. Во-первых, людей, нуждающихся в помощи, много, а надежных хранителей среди ангелов слишком мало. Никто не будет делиться с тобой полезной информацией, лишнего ангела ни у кого нет. Во-вторых и в-главных, ангелы не умеют читать, поэтому обращаться к ним самим в письменной форме бессмысленно. Мне приходилось слышать о том, что есть в Городе такие места, где торгуют людьми в том числе и людьми моего племени. Но ведь сам себя не выставишь на продажу, для этого опять-таки нужно найти надежного ангела, который бы взял на себя труд найти для тебя господина. Так я ходил, да присматривался, присматривался да размышлял, пока не увидел то, чего был видеть не должен. И стало мне ясно, что дальше размышлять некуда, а надо действовать. Потому что, как я уже говорил, самое главное в жизни человека - это не сдохнуть.
   Всю предыдущую ночь - лежа в угольной куче, боясь шевельнуться - я молился. И видно, сподобился ответа. Не иначе, кто-то из небесных ангелов, пролетая над Городским островом, заглянул во двор-колодец, на дне которого я трясся от страха, и передал мне благую весть. "Пойди, выйди на прохожее место и сядь посреди дороги, так чтобы ангелы земные могли видеть тебя. Будут к тебе подходить и говорить с тобой. Дождись самого доброго и ступай за ним".
   И вот я выхожу на проспект возле сквера и сажусь у поребрика рядом с липой, в пяти шагах от пешеходного перехода, напротив автобусной остановки. Место заметное, но толпы никогда не бывает, на ногу никто не наступит. Вдоль ограды идут только те, кто не особо спешит, все остальные срезают через сквер и переходят в другом месте. Кафе и магазинов на этой стороне нет, никто не подумает, что я попрошайничаю. И все же мне очень страшно... "Соберись", - шепчу я себе. - "Твоя поступь должна излучать уверенность, поза - привлекать внимание, взгляд - останавливать". Но вместо этого я плетусь, понурив голову, рука за ногу, и чувствую, как трясутся мои поджилки. Тихо молюсь святым Гинефору и Христофору, нашим предстателям перед Господом, и ангелу, апостолу нашему, святому Франциску. Да не оставят они меня в такую минуту, да избавят они меня от нежданной неприязни со стороны ангелов, от непрошенной злобы со стороны соплеменников и от вечного коварства со стороны дворника!..
  
   2. Сравнительная ангелология.
   От природы я слаб здоровьем и не особо отважен. В прежние времена такие, как я, умирали еще во младенчестве. Да и сейчас, если бы не доброта ангелов, мне бы не выжить. Я низкого роста, у меня короткие ноги и руки, но ангелы любят низкорослых: вероятно, считают таких, как я, детьми. Надо сказать, они вообще не очень внимательны к людям, даже самые лучшие из них. Например, и это общеизвестно, из-за своей особенности передвижения они не могут отличить человеческие руки от ног. При том что руками мы делаем почти все то же, что и они: обнимаемся, деремся, заигрываем, помогаем ими себе во время еды, вытаскиваем ими из трудно доступных мест мелкие предметы, передвигаем ими предметы покрупнее, пользуемся ими для жестикуляции и выражения эмоций. Как и для ангелов, рука для человека - такой же символ власти и такой же инструмент установления отношений, как и рот: рукой прижимают к земле поверженного противника, руками мужчина обхватывает женщину в момент соития, рукой отпихивают от себя надоедливого подростка или любопытного хама. Но всего этого ангелы не замечают, упорно именуя руки передними ногами. Или, что еще более показательно, они не могут издали отличить мужчину от женщины. Наверное, потому что их собственные женщины внешне очень отличаются от мужчин. А ангелы, они в принципе, заботятся только о внешнем - о том, что ни один человек не признает стоящим внимания.
   Мимо меня пробегает совсем еще молодая девушка, следом за ней плетется старуха с сумкой-тележкой, потом появляется дама средних лет с детской коляской. Я смотрю на них и сочувствую ангельским мужчинам. Мало того, что их женщины ниже ростом, толсты в бедрах и заметно слабее мужчин, их груди всегда выглядят так, как будто они выкармливают младенцев. А какой нормальный мужчина сунется к кормящей матери? От этого все их ангельские драмы и трагедии. Мужчины боятся к ним приближаться, заранее считая всех женщин стервами; женщины в отсутствии мужской любви стервенеют, тем самым оправдывая худшие ожидания мужчин; мужчины в отсутствии женской ласки становятся грубыми и агрессивными, да еще пьют самоубийственный напиток, тем самым оправдывая худшие подозрения женщин. Все это я имел возможность наблюдать в коммунальной квартире, где мы жили вместе с моей пожилой госпожой. Это и многое другое. Да и жизнь на улице многое добавила к моему опыту. Так что на ангельские нравы я насмотрелся.
   Надо сказать, ангелы довольно уродливы. У них большие яйцеобразные головы, какие встретишь разве что у насекомых, и совершенно плоские лица с огромными глазами, как у людей из племени кошек. И, подобно им, они также мало отличимы друг от друга. Уши у них напоминают крысиные, но расположены низко, на уровне рта - как у лягушек. Неудивительно поэтому, что все ангелы от природы страдают поразительной глухотой и обычные человеческие способности кажутся им чудом, о котором они готовы долго и много друг другу рассказывать. Зубы - самое прекрасное, что только может быть в человеке - у них прямо-таки отталкивающей формы. Такие если где и увидишь - только в клане копытных. Но самое нечеловеческое в ангелах - это их руки, точнее их длинные чудовищные пальцы. С такими смешными, плоскими и как бы прозрачными ногтями. Со множеством коленец, словно ноги у насекомых и пауков. Такое устройство пальцев позволяет им не только передвигать, прижимать или переворачивать предметы руками, но и поднимать, отрывая их от земли. Не только толкать, бить или царапать, но и захватывать. А поскольку рты у них очень маленькие, со слабыми челюстями и неправильными зубами, то если им нужно что-то перенести с места на место, они пользуются для этой цели руками. Во рту же они способны держать только очень маленькие и легкие предметы, вроде тех дымных палочек с прирученным огнем, которыми они травят самих себя и тех, кто окажется рядом.
   Вообще ангелы очень любят играть с жизнью, своей и чужой. Убивание себя, людей или других ангелов - быстрыми, очень быстрыми или, напротив, очень медленными способами составляет такую же неотъемлемую часть их жизни, как и обычная для всякого человека борьба за существование. Думается, это отчасти связано с их способом передвижения. Всем без исключения людям заповедано двигаться, обратив свои взоры к земле. Дабы никто не возгордился и не возомнил себя равным Создателю. Только племена птиц могут передвигаться, стоя на одних ногах, высоко подняв голову, и вместо рук у них крылья. У ангелов тоже есть крылья. Потому что без крыльев, передвигаться их способом невозможно. Просто эти крылья совершенно невидимы и неосязаемы, даже для самих ангелов. Поэтому, в отличие от птиц, ангелы не летают, но при этом витают головой в облаках, и почти никогда не смотрят под ноги. Все их передвижение выглядит как постоянно предупреждаемое падение: они машут на ходу руками, чтобы удержать вертикальное положение, и поочередно подставляют одну ногу вперед, чтобы не рухнуть с высоты своего тела. Естественно, они не чувствуют себя устойчиво. Вся жизнь их проходит в постоянном страхе потерять равновесие, преодолении этого страха и чувстве безнаказанности за нарушение законов природы. От этого все их глупости и безумства. Потому что они и так ходят как бы на грани между жизнью и смертью. И им не за что в этой жизни уцепиться. По крайней мере, они должны так чувствовать, при такой манере ходьбы.
   Кожа их покрыта очень редкими волосами, за исключением паха, подмышек и задней части головы. У некоторых мужчин волосы растут на груди и вокруг рта, но они их зачастую сбривают, чтобы казаться моложе, сильнее и независимее. Из-за этой особенности, ангелы кажутся человеку лысыми и как будто голыми. Видимо, осознавая, насколько это отвратительно смотрится, они вечно стараются во что-нибудь завернуться, используя для этой цели обработанные стебли растений. Либо чужие шкуры и волосы, забирая их, в том числе и ценой жизни, у тех, кому больше повезло с волосяным покровом. Кроме того, похоже, ангелы еще страшно мерзнут, поскольку не умеют в зависимости от погоды отращивать у себя подшерсток или сбрасывать лишнее. Часто они заворачиваются в несколько разных слоев, и очень преуспели в этом искусстве. Похоже даже, что это завертывание, используется ими в качестве одного из средств коммуникации. Женщины сообщают таким способом, что готовы, или, напротив, не готовы к любви. Мужчины с одного взгляда выясняют по одежде ранг потенциального соперника. И те, и другие, своей манерой одеваться объявляют своим соплеменникам свой возраст, общественный статус, род занятий, особенности характера, предпочтения и состояние здоровья.
   Той же цели служат и те противоестественные формы, которые они сообщают волосам, растущим на задней части их головы. Поскольку лица у них, если особенно не присматриваться, кажутся совершенно одинаковыми, а для ангелов в силу их невосприимчивости к внутренней информации, имеет значение только внешность, они всячески пытаются эту внешность разнообразить, чтобы отличаться друг от друга. Например, они красят волосы, губы, ресницы, брови, ногти и кожу лица. Или вешают на лицо какие-то мелкие неживые предметы, проделывая для этого в собственной плоти дыры. Чаще всего этот способ используют женщины, редко где встретишь такую, у которой бы не были продырявлены оба уха, и из дыр не торчал бы мертвый металл с мертвым камнем. Вообще ангельские женщины обожают себя уродовать, чего стоят одни эти насадки на ноги, которые затрудняют передвижение, меняют походку, деформируют стопу и скелет, из-за чего сами женщины становятся еще слабее и беспомощнее. Странно, но все это не только не мешает, но и как будто бы даже помогает им существовать. Видимо, естественная красота не считается среди ангелов привлекательной, от того они и соревнуются друг с другом в противоестественности: чем более нездорово, тем лучше.
   Они совсем не понимают человеческого языка, и из-за этого с ними приходится объясняться на примитивном языке жестов, который они тоже, надо сказать, понимают с пятого на десятое. Нашего универсального письма, с помощью которого даже люди разных племен могут обмениваться информацией, они понять просто не в состоянии. Для них любое, даже самое ценное знание, переданное через письмо - все равно что грязь, которой нельзя касаться, и от которой незамедлительно следует избавиться, если они вдруг заметят чью-нибудь запись у себя в жилище. Это очень странно, особенно с учетом того, что испражнения своих мертвых железных чудовищ они за грязь не считают и щедро поливают ими землю и асфальт, по которому сами же и ходят. Или льют в воду, из которой обычно пьют люди и в которой сами имеют обычай купаться. Этими же испражнениями они наполняют воздух вокруг своих домов, так что людям порой бывает очень непросто прочесть оставленные для них послания. И добро бы, ангелы использовали эти разрушительные следы, оставляемые их любимыми чудовищами, для передачи друг другу информации! Так ведь нет же! Сам не ам, и другим не дам, - у них это почему-то называется "собака на сене". Где они, интересно, видели таких собак?..
   Вообще ангелы - удивительные существа. С одной стороны, они настолько мало знают о жизни, что в своей беспомощности порой напоминают слепых младенцев. С другой, нет ни одной стихии, которую бы они не смогли себе подчинить. Огонь, вода, ветер, свет и тьма, гром и молния, земля и камни - все силы природы служат ангелам. Они собирают небесный свет в прозрачные стеклянные колбы и заставляют его сиять среди тьмы так, что ночью становится светло, как днем. Они подчинили земную твердь со скалами и камнями, и она дыбится по их приказу, будто и не твердь вовсе, встает вертикально, словно волна под ветром, принимая причудливые неестественные формы. Говорят, не только наш, но и все прочие ангельские города сделаны из такого укрощенного камня и до неузнаваемости преображенной земли. Они приручили огонь, греют на нем воду и готовят пищу, а он ведет себя с ними смирно, полностью покорившись их воле, даже не пытаясь покинуть отведенных для него железных загонов. Они повелевают ветром с помощью неживых предметов, движимых силой мысли: одними они засасывают внутрь пыль, песок, перья и волосы, при помощи других дуют жарким суховеем, высушивая мокрые волосы на себе и на людях. И пусть, в отличие от огромных, движимых волшебством железных чудовищ, эти домашние монстры совсем небольшие и люди не гибнут от столкновения с ними, это все равно очень страшно, когда мертвый предмет из металла и дурно пахнущего пластика вдруг оживает и начинает вести себя, как человек из неведомого племени.
   Почему Господь дал такую власть неразумным и мало приспособленным к жизни созданиям? Как и на многое другое, ответ тут может быть только один. Потому что Он - Господь. В начале времен, когда земля была пуста и безвидна, и Дух Божий носился над водою, осознал Он в Себе способность к созданию и ощутил в Себе сознание. Тогда были созданы Им силы небесные, власти, начала, престолы и господства, херувимы и серафимы, сонмы ангелов и архангелы над ними - все те силы и явления, которые мы сознанием выделяем в природе, и все те категории, с помощью которых мы мыслим. Люди называют их ангелами небесными, или невидимыми, ибо поставлены они над всем миром и являются посланцами Господа и проводниками Его воли. Затем осознал Господь в Себе потребность жить и создал из земли и воды первые растения и первых существ, которые были подобны Ему волей к жизни и жаждой к ее воспроизводству. Это самые простые создания, цель существования которых - в еде и порождении себе подобных через побеги, подобно тому, как это делают некоторые растения. Например, гидры, которые живут в лужах. Затем осознал в Себе Господь способность любить, и насадил растения, и создал таких существ, которые нуждаются в паре для производства потомства и потому подобны Ему в стремлении прилепляться душой к другому. Например, улитки и черви. Вслед за этим осознал Господь в Себе противоречие, и насадил такие растения и создал таких существ, у которых бывают мужчины и женщины и которые подобны Ему в своей способности прощать и любить другого не только за сходство с собой, но и за несходство. Например, лягушки, тритоны, ящерицы, пауки, бабочки и насекомые. Допускаю, что и у них, подобно людям, есть свой особый язык, свои легенды и предания, и что люди для них - такие же проводники Божественной воли, каковыми являются для нас ангелы земные. Но так или иначе, создав их, осознал Господь в Себе потребность в общении, и создал людей, чтобы они поклонялись Ему, молились, рассказывали Ему о своих бедах и радостях, возлагали на Него свои надежды и упования, чтобы они были подобны Ему в своей способности дружить, стремиться к общению и прилепляться душой к совсем непохожим на себя существам. И наконец, осознал Господь свою способность и потребность в сотворчестве, и тогда создал Он ангелов земных, чтобы те, подобно Ему, порождали новые слова и явления, создавали свои миры и системы взаимоотношений, каких никогда не было до того в природе. Сами ангелы называют эти миры культурой, и настолько вжились в свои творения, что искренне полагают их вечными и ошибочно видят в них божественные установления, не замечая этих установлений в созданной не ими природе.
   Из истории творения видно, что земные ангелы, по природе своей, совсем не похожи на ангелов небесных. Ведь как люди наследуют в своих способностях и умениях многое, что было явлено в существах, сотворенных прежде, так и ангелы земные во многом наследуют людям. Как и люди, состоят они из костей, плоти и крови, движимы теми же страхами и желаниями, имеют такое же общество. Но Господь поставил их над людьми и прочими существами и растениями. Потому-то мы и называем их ангелами, уважая в них Его ставленников и посланцев. Часто бывает, что из всех своих детей мать больше всего любит не тех, кто ласков, заботлив и доставляет ей меньше всего хлопот, а того - как правило, самого младшего - кто родился больным и хилым, кто вечно попадает в какие-нибудь истории, о ком больней всего болит ее материнское сердце. В этом она подобна Господу, возлюбившему более всех своих творений своенравных и непослушных ангелов. Говорят, что первые ангелы, мужчина и женщина, ослушались Его, доказав тем самым, что имеют свободу воли, что подобны Ему не только в способности утверждать новые правила, но в готовности пересматривать старые. В наказание Он отнял руки и ноги у подстрекавшего их первозмея, который был сотворен похожим на ящера, и заставил его потомков ползать на брюхе, а у земных ангелов стер память об их небесных невидимых крыльях. С тех пор они вечно тоскуют по небу и завидуют птицам, в связи с чем в детском возрасте все поголовно качаются на качелях, но летают только во сне или с помощью гигантских волшебных машин из мертвого железа.
   У непослушных родителей выросли своенравные сыновья. Стали они хвалиться перед Господом, кто больше имеет власти над прочими твореньями во славу Его. Старший принес Ему в жертву плоды выращенных им растений, а младший - взращенных им сыновей человеческих. Старший родился еще до изгнания людей и ангелов из небесного сада и помнил о запрете на убийство, прогневался он на брата и убил его самого как преступившего закон божеский и человеческий. Но Господь в Своей божественной справедливости принял жертву младшего, а старшего пометил печатью, запрещавшей людям мстить ему за убитого им брата-ангела. С тех пор ангелам даровано право убивать друг друга - привилегия, которой лишен человек, если только речь не идет о лишних младенцах. Кроме того, ангелы получили право убивать людей, сколько им ни заблагорассудится. Для людей они такой же бич Божий, как болезни или стихийные бедствия. Люди же убивают ангелов только в безумии и в случае крайней нужды, когда их жизни угрожает опасность или голодная смерть. И единственные из людей, кто научился у ангелов убивать своих братьев и кому разрешено отнимать жизни у ангелов, это мои соплеменники и люди из клана копытных, если они служат ангелам.
   Ангелам нравится устраивать бои между своими человеческими слугами. Еще они любят натравливать больших и сильных людей на тех, кто слабее - на других людей или ангелов. Говорят, когда-то они полагали нас равными себе и охотились вместе с нами, научили нас не бояться огня, мертвого железа, несущего смерть, и Городов, возведённых из скал и земли. Мне странно это себе представить, ибо телесное устройство ангелов совсем не приспособлено для охоты. Да, впрочем, из меня самого какой охотник? Разве что мышиную нору разрыть, на крысу уже рука не подымется: слишком опасно. А еще я очень боюсь тех, кто может прийти за мной и перегрызть мне горло. Ибо им известна тайна перевоплощения, и для убийства соплеменника им не нужны никакие ангелы.
  
   3. Отчаяние и радость.
   Сижу под липой, что у дорожного знака, смотрю на скользящих мимо меня ангелов. Не тот, опять не тот, не та, не этот, тоже не та, не та снова, не те... Святой Христофор, пошли мне доброго господина, чтобы смог он защитить меня ото всех напастей! Я даже согласен на то, что у него будут жена, дети и кошки. Желудок начинает привычно сводить, но я боюсь покидать свое место. А вдруг именно тогда, когда меня не будет, появится мой ангел-хранитель?.. Небеса решают вознаградить меня за мою решимость: со стороны автобусной остановки ко мне подходит ангельская старушка и дает мне кусочек пирога с капустой. Я не очень понимаю, как можно такое предлагать человеку, но, похоже, она уже в том состоянии разума, когда о таких вещах не думают. Она просто делится со мной едой - той, которую ест сама. Подарок сделан от чистого сердца. Давясь, я проглатываю подношение. Пока что она самая добрая из всех, кого я сегодня видел, но с ней я не пойду. Не хочу второй раз пережить своего ангела.
   Подкрепившись - червям, живущим во мне, видно, все равно, чем питаться, - я смотрю на мир веселее. Стараюсь глядеть ангелам прямо в глаза, чтобы им было стыдно проходить мимо. Для этого даже перебираюсь на середину тротуара. Можно ещё попробовать выйти на проезжую часть, чтобы на меня уж точно обратили внимание, но это лучше оставить в качестве последнего средства: с чудовищами из мертвого железа лучше быть осторожным. Некоторые из ангелов, проходя мимо, здороваются со мной грустными сочувственными улыбками, но дальше этого дело не идет. Один останавливается, и какое-то время на меня смотрит.
   - Ну, вот! Опять, как на зло, нет с собой фотоаппарата. Так бы можно было сфотографировать тебя и повесить на форуме "потеряшки", - как бы извиняясь, говорит он.
   Высокий, еще совсем не старый, но с совершенно седыми волосами. Я подхожу к нему. Он протягивает мне руку, и я понимаю, что он живет с древней старухой, которой осталось, в лучшем случае, несколько дней. А он все не может поверить и зачем-то продолжает за ней ухаживать, хотя от него самого уже разит за версту старушачьей мочей и смертью. Все-таки ангелы очень странные. Даже самые лучшие из них.
   - Видишь, я бы тебя взял к себе, да у меня моя девочка болеет.
   Да, такой бы господин мне подошел. Жаль, что мое место уже занято.
   - Ты тут ждешь кого-то? - он смотрит на металлическую штуку у себя на руке, с помощью которой невнимательные к окружающему миру ангелы узнают о положении солнца. - Побудешь здесь еще минут двадцать? Подкрепится тебе что-нибудь принесу.
   Я сажусь, выражая своей позой готовность дождаться.
   - Ну, вот и умница. Все понимаешь.
   Да и вы, господин, похоже, тоже все понимаете. Хорошо вас ваша старушенция вышколила. Он переходит улицу и исчезает в направлении продуктового. Через некоторое время возвращается с двумя сосисками, мяса в которых не больше, чем в давешнем пироге с капустой.
   - Извини, мясо было только мороженное.
   Ну, что ж, иногда и корочке хлеба, бывает, радуешься... В моем положении выбирать не приходится. Это нежданное подношение позволяет мне продержаться на своем посту до темноты. За это время я успеваю пополнить свои впечатления о парадоксальной природе ангелов, и все сделанные мною выводы оказываются не в их пользу. "Можешь ли ты выловить удой левиафана?"1 , - смеясь, спрашивает меня Господь в ответ на мои роптания. И по всему выходит, что другого выхода у меня нет, кроме как ждать и молиться, уповая на Его милосердие.
   В темноте ангелы, во всем привыкшие полагаться на зрение, становятся невнимательными, поэтому я перебираюсь поближе к дереву и ложусь в пыль у его корней. Земля не такая холодная, как тротуарная плитка, а кто знает, сколько мне еще предстоит провести на проспекте. Забыв об осторожности, я даже начинаю дремать. Теперь, лежа в городской пыли, я совсем не выгляжу как тот, кому нужна помощь ангелов. Можно сказать, что сегодняшняя моя битва проиграна. Этому Городу нет дела до таких, как я...
   - Нет, ну подумать только! Какая несправедливость!
   Вздрогнув, я поднимаю голову, и успеваю заметить, как напротив меня у пластиковой громады с ангельскими и человеческими надписями падает кожаная сумка какого-то вопиюще яркого цвета. Кажется, он называется оранжевым.
   - Просто чудовищная несправедливость!
   Невысокая девушка-ангел, похожая на подростка, всплескивает руками и плюхается прямо на тротуар рядом с брошенной сумкой. Отряхиваясь, я встаю со своего пыльного лежбища. Подхожу ближе, она сидит, уткнувшись лицом в поднятые колени и, кажется, плачет. Моя старая госпожа частенько плакала. С тех пор я просто не могу видеть, как плачут женщины-ангелы. Все бы, кажется, на свете отдал, лишь бы не видеть этого. Я сажусь напротив девушки и не замечаю, как сам начинаю плакать от невозможности ее утешить.
   - Ой, привет... - поднимает она голову. - А ты кто?
   Я называю ей свое имя, придвигаюсь поближе.
   - Тебе тоже грустно?
   - Уа-а-ау, - произношу я, пытаясь зевком воспроизвести ангельскую манеру речи.
   - Ну, вот! Умеешь разговаривать, а все равно грустишь... А у меня, представляешь, все плохо. С работы выгнали, за комнату платить нечем, и молодой человек оказался сволочью. Звоню ему, а он все трубку не берет!
   Я тянусь к ней, стараясь узнать побольше. На ногах у нее ботинки из человечьей кожи. Наверное, кто-нибудь из клана рогатых. Так сильно обработана, что даже не сказать, кто. Под ними - носки из человечьего волоса: кто-то другой из рогатых и немного от моих соплеменников. Молодая, половозрелая, вчера была с мужчиной. Живет одна.
   - А ты симпатичный, - она протягивает ко мне руку. Я даю ей себя погладить и тут же, глотая слезы, принимаюсь целовать ее пальцы. - Ты тоже совсем один, да? А знаешь, что? Есть такая примета: если очень плохо, надо найти кого-нибудь, кому еще хуже, и помочь. Тогда количество добра в мире станет больше, и на твою долю тоже что-нибудь перепадет. У меня, конечно, нечем платить за комнату, но ведь не выгоняют же меня. А у тебя, похоже, и того нет. Хочешь, пойдем со мной? На еду хватит, а там что-нибудь придумаем.
   Я аж чуть не подскакиваю на месте. "Ангелы небесные!" - хлопаю я руками о тротуар. - "Спасибо вам, что услышали!" "Пожалуйста-пожалуйста..." - с шелестом невидимых крыльев отвечают мне они.
   - Да ты рад! - восклицает моя новая госпожа.
   - Рр-ргау! - отвечаю я. Еще бы я не радовался! И вот она уже улыбается, размазывая по щекам остатки слез, поднимается с тротуара, и мы идем к ней домой. Ночь искрится огнями вздыбленных каменных сооружений и прирученных железных чудовищ. Они весело урчат, уступая нам дорогу, и Город уже не кажется юдолью отчаянья и скорби. Хвала Создателю! Хвала моим соплеменникам, святым Гинефору и Христофору! Хвала защитнику нашему, ангелу Франциску! Хвала ангелам небесным! Да не оставят они меня и дальше своим попечением!
  
   4. Сны и стоны.
   Госпожа приводит меня в затхлый двор-колодец, и мы поднимаемся по узкой темной лестнице, покрытой сотнями записей ангелов и людей из племени кошек. Я оставляю при входе свою.
   - Только больше так не делай.
   Хорошо, если никто не смоет и не перепишет, не буду. Тяжелая деревянная дверь ведет в длинный коридор, похожий на тот, что был в моей прежней квартире. Но жильцов здесь гораздо меньше: одна толстая потливая дама, которая тут, похоже, всем заправляет, настолько всюду заметно ее присутствие, один тихий запойный пьяница, да моя госпожа. Еще одна комната всегда стоит запертой.
   Первым делом меня ведут в ванную. Мне это совсем не нравится, но делать нечего. Таков обычай. Ангелы боятся человеческих болезней, поэтому раз или два раза в год людям, живущим с ангелами, требуется совершать символическое омовение. Один раз можно и потерпеть, в дальнейшем, надеюсь, все ограничится мытьем рук и ног. Госпожа видит, как я страдаю во время обряда. Намыливая меня, она то и дело приговаривает, какой я умный и какой красивый. А какой мужчина не падок на женскую лесть, особенно если она исходит из ангельских уст? После мытья меня вытирают, противно взъерошивая волосы против шерсти, так что мне еще долго приходится отряхиваться в коридоре, чтобы привести себя в порядок и избавиться от воды. Госпожа смеется, хотя ей и кажется, что я что-то сделал не так. А кажется, ей, похоже, не зря, потому что из своей комнаты выходит потливая дама и начинает ругать мою госпожу, мол, мало ей одного кобеля, так теперь привела другого. Та отвечает ей, но как-то не очень уверенно, и только когда потливая дама делает шаг в мою сторону, угрожая спустить меня с лестницы, госпожа с криком "Не смейте его трогать!" кидается на нее.
   - Ишь, тварь! Как осмелела! - дама замахивается на госпожу полотенцем, но тут уже вмешиваюсь я, в результате чего, дама с криком и визгом убегает к себе в комнату.
   - Ну, все... - тихо говорит госпожа. - Теперь меня точно отсюда выгонят.
   А сама сползает по стенке, утыкается лицом в колени и, похоже, опять собирается плакать. Ну, что это такое! А я на что? Подхожу, утыкаюсь лбом ей в коленку. Она, всхлипывая, гладит меня по голове:
   - Один ты меня понимаешь.
   Я целую ее пальцы, ладони, запястья, потом встаю на ноги, кладу ей руки на плечи и покрываю поцелуями ее заплаканное личико.
   - Фу, как от тебя воняет!
   Ну, вот, моя госпожа уже снова смеется! И я смеюсь вместе с нею.
   - Уйди, вонючка!
   Уйду-уйду, только кормить меня кто будет? Мы идем на кухню. Госпожа открывает волшебный шкаф, из которого ангелы добывают себе еду.
   - Печенка у меня для тебя есть. Будешь?
   Буду. Только вот не надо так сильно с кашей размешивать! Ох, святая праматерь!.. Ну, ладно... Что ж делать?.. Придется есть, что дают. Тем более, что сама госпожа, похоже, ест ту же кашу с той же печенкой. Лишь окончательно в этом убедившись, я доедаю свою порцию. Потом у меня уходит довольно много времени на то, чтобы объяснить самую, казалось бы, базовую человеческую потребность. Я переворачиваю вверх дном миску, показывая, что она пуста, высовываю язык, изображая, что я пью, пытаюсь произнести что-то похожее на нужное слово из ангельского наречия - все бесполезно. И только после того, как мне удается проникнуть в специальную комнату, куда ангелы сливают свои послания миру и где всегда есть вода, мне, наконец, наливают попить.
   После ужина мы идем в нашу комнату. Кожа после мытья чешется, но насекомых на мне как будто стало поменьше. Госпожа стелит мне на полу у батареи, чему я особенно рад, хотя, честно говоря, предпочел бы кресло или диван. Увы, такой мебели здесь нет, только кровать самой госпожи. Вздыхая, подправляю и взбиваю свою лежанку. Лишь после этого, покрутившись и примяв ее нужным образом, ложусь. И только я собираюсь отойти ко сну, как... Господи, что это со мной?.. Совершенно не стесняясь моего присутствия, госпожа снимает с себя одну за другой все свои многочисленные завертки и... Боже милостивый, да ведь она - женщина!.. Будь она хоть трижды ангелом, моему учащенно забившемуся сердцу нет до этого никакого дела!.. Матерь пресвятая, Волчица Капитолийская!.. И как я раньше этого не заметил?.. Эти розовые соски, эти налитые кровью губы сквозь золотистые волосы... А этот аромат, что источает ее тело!.. На какой-то момент я даже забываю про отсутствие волос на теле, странную форму головы и неправильные ангельские зубы. Про налитые груди и непропорциональные бедра тоже абсолютно забываю. Ибо в этот миг госпожа кажется мне самым прекрасным существом, которое я когда-либо видел. Вопреки всем доводам рассудка, этики и эстетики!.. Я вскакиваю со своей постели, подбегаю к ней и утыкаюсь лицом ей в колени. О, как я хочу приникнуть к источнику этого аромата! Но она меня не пускает. Смеясь, отпихивает мою голову, говорит, чтобы я прекратил щекотать ее своими усами. Тогда я начинаю целовать ей ноги, каждый ее безволосый пальчик со смешным плоским ногтем - со всех сторон, куда только могу дотянуться. Ей снова щекотно, она опять смеется. Уже ничего не соображая, я обнимаю ее колено... И получаю пинок под ребра!
   - Это еще что такое? Еще раз такое выкинешь, пойдешь ночевать на улицу!
   Понурив голову, бреду к своей импровизированной кровати. Что ж, отказать - святое и неотъемлемое право любой женщины. Мужчина может быть сколь угодно искусен в своих ухаживаниях, но если женщина их не принимает, ему ничего не остается, как смириться. Такова человеческая мораль. У ангелов все иначе. У них мужчина всегда считает себя в праве овладеть женщиной, даже если она кричит и сопротивляется. Сколько раз видел такое в сквере. Мне очень стыдно, что я зашел так далеко, вызвав гнев госпожи. Но в то же время, не могу не задуматься над тем, как непросто бывает понять женщину ангельским мужчинам. Если она так отчаянно сигналит, что готова к любви, то почему отказывает тому единственному, кто этот сигнал услышал?.. Все-таки, загадочные они существа, эти ангелы. Но я тоже хорош, нечего сказать... Влюбиться в собственную госпожу!.. Это ж надо!.. Господи, прости меня, раба Твоего, но мне иногда не нравится Твое чувство юмора. А то, что ангелы небесные смеются надо мной, так это и вовсе глупо. Будто им больше заняться нечем!..
   Устраиваюсь поудобнее на своей лежанке, а сна ни в одном глазу. В тепле, на мягкой подстилке, с полным брюхом, избежав смертельной опасности, а сердце вместо того, чтоб наполняться счастливым удовлетворением, раздираемо смертельной тоской. О, горе мне!.. О, несчастнейший я среди смертных!.. Влюбился в собственную госпожу!.. Злосчастный, и зачем узрел я даму ту? Знать, на беду узрел!..2 Какая боль! Какая неутишимая, неугасимая боль!.. И чем только я заслужил такое проклятье?.. Коль не встретился бы с нею, я бы не горюя жил. Только Господу виднее...3 Слезы текут у меня из глаз. Отвернувшись к стенке, чтобы не привлекать к себе внимание, тихонько расковыриваю пальцем обои. Бумага рвется от соприкосновения с моим острым ногтем, и мне как будто становится легче... А ночью мне снится, что я с женщиной.
   Мы носимся друг за другом по пустырю, много и страстно целуемся, валяемся в пыльной траве. И никого нет, кто бы помешал нам наслаждаться друг другом. Она рыжая и поджарая, как моя первая любовь этим летом. И - о, Боже! - какие у нее прекрасные зубы! Большие, белые, острые... Кажется, что о них можно порезаться, когда в поцелуе проводишь по ним языком ...
   Видимо, я разговариваю во сне. Потому что еще даже не открыв глаза, я замечаю, что госпожа моя сидит рядом со мной на корточках и гладит меня по голове.
   - Ты плачешь? Тебе снится, что за тобой кто-то гонится?
   Такую даму можно ль не любить?..4 Я смотрю на нее, приоткрыв один глаз, и взгляд мой тут же начинает туманится от осознания суровой реальности. А она такова, что отныне сердце мое навек разбито, и женщиной я могу наслаждаться только во сне. Не уберег я сердце от огня...5 Ладно, это мои проблемы... Не надо расстраивать госпожу. Я поднимаю голову, целую ее в нос. Ложитесь спать, госпожа. Я вас уберегу от боли той, какою сердце ранит любовь, вам больно никогда не станет...6 Все будет хорошо.
   Ночью, однако, мне удается урвать для себя кусочек счастья. Повелительница моего сердца крепко спит, и вот, пользуясь безнаказанностью, я пробираюсь к ней в постель и сворачиваюсь поверх одеяла у нее в ногах. На кровати спать гораздо приятнее, чем на полу, да и близость Возлюбленной приятно согревает душу.
  
   5. Игры и заигрывания.
   Утро начинается с того, что, заслышав робкое шевеление, я подползаю к ее руке и утыкаюсь в нее лицом.
   - Ой! А ты что здесь делаешь?
   Вместо ответа я протискиваюсь головой под ее ладонь, стараясь придать своему лицу выражение, которое всегда обезоруживало мою прежнюю госпожу в подобных ситуациях.
   - Ну вот и как тебя теперь прогнать? Такого лапушку! - с умилением в голосе деланно возмущается моя Возлюбленная. Хитрость удалась! Я протискиваюсь еще дальше и утыкаюсь лицом ей в подмышку.
   Одна из самых важных вещей, которые понимаешь, живя на улице, это то, что чужое тело - всегда источник тепла. И душевная близость определяется именно тем, насколько вы способны этим физическим теплом делиться друг с другом. Далеко не с каждым человеком будешь спать бок о бок, согревая его и себя ненастным днем или холодной ночью. И уж тем более мало с кем будешь лежать в прижимку или в обнимку, когда нет жестокой необходимости спасаться от всепроникающей мерзлоты. Для этого нужна взаимная симпатия и обоюдное доверие, причем такой глубины, какой не всегда можно достичь с женщиной. Ведь у женщины, которая тебя выбрала, могут быть самые разные мотивы. Даже если ты действительно ей нравишься, совсем не обязательно, что она так уж сильно ценит тебя и уважает. Быть может, ей просто приспичило завести детей и никого лучше тебя не оказалось в округе.
   Ночью я дал понять госпоже, улегшись в ногах, что готов делить с ней тепло своего тела. Заметила она это во сне или нет, не знаю. Но тело ее меня не отвергло: она ни разу не отдернула ногу, ни разу меня не пнула. И вот при свете дня, будучи в полном сознании, моя госпожа, оказывается, сама готова принять меня и мне довериться. Я прижимаюсь боком к ее животу и груди, пью ее запах из подмышечной впадины. Пресытившись, проползаю чуть дальше, одновременно переворачиваясь на бок. Отталкиваюсь от одеяла руками и ногами и выгибаю шею. Теперь я ощущаю тепло госпожи всей спиной от затылка до копчика. О, как это прекрасно!.. Вот для чего Господь дал им столь удлиненные тела!..
   - Что ты делаешь? - смеется она, а сама уже обнимает меня за шею.
   Вы, госпожа, прекрасней всех на свете, но Вы опять смеетесь надо мной.7 Я переворачиваюсь на спину, закидывая голову ей на плечо. Нет более сильного проявления доверия, чем лежать перед кем-то, открыв живот и выгибая кверху незащищенное горло.
   - Хочешь, чтоб тебя погладили?
   Да! Да!! Да!!! Конечно, я хочу, чтоб ты меня погладила! Ее пальцы скользят по моим волосам на шее и на груди. Я вытягиваю ноги вдоль ее тела, как будто я сам ангел, и для меня привычно лежать на спине. Рукой направляю ее руку вниз, к животу, а сам чувствую, как сама собой, словно в юности, вспухает луковица моего мужского органа. Нет, ну это же надо так влюбиться! И в кого? В ангела!! В собственную госпожу!!! Жаль, она так и не понимает, чего мне хочется, и упорно щекочет мне грудь и подмышками. Я шумно вздыхаю, одновременно от разочарования и блаженства. Нет, все-таки больше от блаженства, чем от разочарования. Гораздо больше! Рот сам собой растягивается в улыбку, и я смеюсь от радости. Еще вчера я трясся от страха за свою жизнь, а сегодня лежу в постели со своей госпожой, и она - прекраснейшая из смертных! Я кошусь на нее глазом и вижу, что она тоже смеется. Видно, совсем дурной у нее мужчина, раз она так рада возможности полежать с человеком.
   - Ты знаешь, на кого сейчас похож? На чертенка! - восклицает она. - А я - рыжая ведьма, раз с тобой обнимаюсь!
   Я поворачиваю к ней голову и начинаю ее целовать. Она отстраняется, смеется, отпихивает мое лицо своими длинными пальцами, которые я тут же, разумеется, тоже целую. Но я настойчив, переворачиваюсь к ней всем корпусом, кладу руку ей на плечо и на грудь, обнимая ее за шею, и вот ей уже не отстраниться от моих жарких поцелуев. Еще ни одна женщина не могла устоять перед моими ласками, если только она не живет с ангелами (этим, как правило, запрещено общаться с мужчинами, господа сами выбирают для них возлюбленных). Ведь не все мужчины знают, что нравится женщинам, а что нет. Некоторые, например, не любят, когда их целуют в нос и в губы (что поделать, не все из нас хорошо пахнут, особенно, если испорчены зубы или болен желудок). А вот поцелуи в уши, в глаза и в шею нравится всем - и женщинам, и мужчинам. И моей госпоже тоже нравятся!..
   - Да что ж ты делаешь-то! Больно же! - цепкие пальцы хватают меня за загривок, словно провинившегося ребенка, и сбрасывают с кровати. - А-а... Больно-то как...
   О, Господи!.. Что мне делать?.. Я так увлекся, что совершенно забыл, какая у ангелов нежная кожа. Целуя, нежно прикусил мою госпожу за краешек уха. И теперь она из-за меня плачет. Ох, какой позор!.. Осознав, что я сделал, аккуратно взбираюсь обратно на кровать и медленно ползу к ее руке, целовать ее пальцы и извиняться.
   - Никогда больше так не делай!
   - Ау, - тихонько говорю я по-ангельски.
   - Это ты так прощения просишь? Заинька ты мой, черненький! - гладит она меня по голове, пока я нежно-нежно целую ее лицо и зализываю прикушенное мною ухо.
   Наконец, она все же встает и идёт в ванную. Причем идет туда одна, несмотря на то, что я тихонько скребусь под дверью. Потом мы завтракаем на кухне. Потливая дама выходит с явным намерением продолжить вечернюю перебранку, но стоит мне только начать в неторопливой манере рассказывать, что я сделаю с любым, кто поднимет на мою госпожу руку, как она поспешно уходит к себе в комнату.
   - Не знаю, что ты ей такого сейчас сказал, но она, похоже, тебя поняла.
   Еще бы не поняла!.. Тот, кто сам любит драться, без труда должен распознавать чужую боевую стойку.
   Мы выходим на прогулку. Я не могу сдержать свою радость и идти по улице как обычно. Ношусь туда-сюда, сломя голову, бегаю кругами, чувствую себя на несколько лет моложе. Постоянно забегаю вперед, оглядываясь на мою спутницу. Она мне улыбается, я смеюсь в ответ, подбегаю к ней, и она треплет мои волосы. Я вижу, что госпожа страшно мною гордится. Важно вышагивает, задрав нос; кудряшки - во все стороны; солнце просвечивает сквозь них и кажется таким же оранжевым, как ее шарф и ботинки. Госпожа моя, Вы настолько прекрасны, что даже небесный свет готов носить Ваши цвета! Что уж говорить обо мне? Я готов кричать на каждом углу о Вашей красоте, чтобы весь мир знал о моей любви к Вам. На целом свете не сыскать милей красавицы приветливой и статной...8 Я изгибаюсь, чтобы оставить свои послания Граду и Миру как можно выше. После каждой канцоны ставлю размашистую роспись: имя Возлюбленной надлежит хранить в тайне, а вот имя автора пускай знают все!
   Мы заходим в невольничью лавку, там пахнет разными интересными вещами и продают людей из племени хомяков и крыс. А еще там есть отупевшие в неволе рыбы и сошедшие с ума птицы. Людям очень одиноко в их клетках, некоторые уже смирились и совсем оскотинились: только жрут и спят. Кто-то болен, но магазинные ангелы еще не успели этого заметить и никак не помогают нуждающимся. А может, и не собираются помогать: пока человека никто не купит, он как бы ничей и должен рассчитывать только на самого себя. Пока я через прутья решеток разговариваю с невольниками, моя госпожа общается с симпатичной работорговкой. Мне подбирают знак моей рабской принадлежности - ошейник из человеческой кожи и мертвого металла. Как я уже говорил, ангелы очень заботятся о внешнем и несущественном, для них чрезвычайно важны всякого рода знаки и символы. Как будто без этого ошейника не понятно, что я теперь не один, а с ангелом. Но я понимаю, что этот знак имеет значение для моей госпожи и для других ангелов, и потому на улицу выхожу еще более гордым собой и своей Возлюбленной. Теперь между нами есть не только реальная связь, но и символическая, выраженная в длинном ремне, опять же из человечьей кожи, один конец которого крепится к моему ошейнику, другой повелительница моего сердца держит в своей руке. В скверике она меня, впрочем, отпускает, чтобы я смог почитать городские новости, оставить к чужим сообщениям комментарии и написать свои. Впрочем, содержание последних - при всем разнообразии их форм - сегодня у меня сводится к одному и тому же. Она царит, а скромный мой удел - ей быть певцом...9
   На одной из дорожек я замечаю вчерашнего седовласого ангела. Идет к нам навстречу со своей старухой. Он тоже заметил нас, улыбается. Я машу ему еще издали и с улыбкой подбегаю рассказать о своей радости.
   - Свезло, тебе, брат, как я погляжу. Ох, свезло! - говорит он вместо приветствия, я же бесцеремонно поворачиваюсь к его старушенции:
   - Ну, что? Зажилась, старая? Когда для других место освободишь?
   - Пошел прочь, мелкий выродок, - цедит она сквозь зубы.
   - Эй-эй, ребятушки! Ну-ка не ссорьтесь, - делает нам замечание ее господин, я же на это только смеюсь. Женщина, которая никогда не знала любви, никогда не рожала, всю жизнь прожила на ангельском иждивении, сама по колено и локоть в могиле, и при этом до сих пор строит из себя недотрогу! Да разве стоит она моего внимания?!
   Я оглядываюсь на мою госпожу. Она приближается к нам неспешным уверенным шагом, все так же задрав свой веснушчатый нос. Боже, как она грациозна в этих своих оранжевых ботинках из человечьей кожи!
   - Здравствуйте! - здоровается она звонким голосом.
   - Здравствуйте-здравствуйте, - отвечает он ей. - Как зовут вашего нового друга?
   - Ой... - и она замирает, открыв рот. - Не знаю...
   - Должны же его как-то звать?
   Госпожа в растерянности оглядывается на меня. Похоже, ее всерьез заботит, какое у меня должно быть ангельское имя. Меня это не заботит совершенно, и я вовсю веселюсь, наблюдая за седовласым пройдохой. Для меня ситуация яснее ясного: он давно влюблен в мою госпожу, но до этого ни разу не решался заговорить с ней. На меня он уже не смотрит, иначе понял бы, как я над ним потешаюсь.
   - Ну... Он мне ничего не сказал! - находится госпожа.
   Как это, не сказал? Предыдущим моим прозвищем было Мишенька! В честь небесного архангела! Изо всех сил подаю госпоже знаки, чтобы она обратила, наконец, на мои слова внимание. Но она не понимает. Тогда я пытаюсь сказать ей ангельским способом, правда, получается у меня что-то вроде: "А-агх-фрр! Аау!"
   - Э, брат, да ты, оказывается, еще и разговаривать умеешь, - искренне удивляется ангел.
   - Да он такой! Знаете, я думаю, что, на самом деле, это заколдованный принц.
   - Ну да, раз уж он достался такой сказочной принцессе, то, конечно, должен быть принцем, - рассеянно соглашается ангел.
   - Вот! Наконец-то меня кто-то понял! - радостно восклицает моя госпожа. - А вы что думаете? Какое у него может быть имя?
   Он внимательно на меня смотрит.
   - Боюсь, настоящего его имени мы уже никогда не узнаем. Я встречал его пару раз, и уже тогда он явно не первый день был на улице... Не знаю. Мне ничего не приходит в голову, кроме Эдуарда.
   Госпожа хмурится, закусывая нижнюю губу.
   - Ну, Черный Принц, - со вздохом поясняет ангел. - Был, знаете, такой персонаж в английской истории... И потом звучит довольно рычаще.
   - Нет, не надо. Я поняла! Его будут звать Мальдорором. Черный принц Мальдорор!
   - Мальдорор? - ангел недоуменно вскидывает бровь. - Из Лотреамона?
   - Да. У "М" острые уши, у "а" - длинный язык, "ль" - с закрученным хвостом, "д" - черное, "о" - круглое, а "р" - рычащее. Таким и должно быть правильное имя!
   - Но позвольте... - ангельский мужчина явно в замешательстве. - Насколько я помню, Мальдорор был задуман как воплощение зла и ненависти к людям. А этот, хоть и выглядит философом, а значит, не чужд мизантропии, все же - явный добряк.
   - Вот именно! Мальдорор - такое прекрасное имя! Поэтому надо его спасти. А для этого - назвать им кого-нибудь очень хорошего, - госпожа так и светится от этой идеи. Какое у нее все-таки доброе сердце! Судьба каких-то букв, и та ей небезразлична! 10Да, этот добродетели венец ни с кем на свете не поставишь в ряд!
   Седовласый ангел не выдерживает и сам вместе с нею смеется. Дальше у них начинается обычный ангельский разговор, который меня уже не особо касается, про каких-то врачей, какие-то прививки, про ангелов, которые ради удовольствия убивают людей из моих соплеменников - в общем обычные ангельские темы, мало имеющие отношения к тому, о чем следует разговаривать двум явно неравнодушным друг к другу особям противоположного пола. За это время я успеваю написать еще два стихотворения. Облезлая старуха читает одно из них и разражается отборной бранью. Что поделать, старость всегда ненавидит молодость и даже зрелость. Стоит ли удивляться, что молодость платит ей тем же?
   Потом я учу мою госпожу, как надо гонять голубей, чтобы они не зазнавались; показываю, где и как оставлять наиболее веские послания; демонстрирую, как определять общественное положение потенциального соперника, задирая при встрече подбородки - в тех случаях, когда это сразу не очевидно; на наглядном примере объясняю мораль и истинный нрав людей из племени кошек. По пути к дому она предлагает мне поиграть: кидает палочку, а я должен ей ее принести. Я долго думаю: с одной стороны, она моя госпожа, и я во всем должен ей повиноваться, с другой - это довольно унизительно для взрослого состоявшегося мужчины быть у молодой женщины на побегушках, пусть даже эта женщина и благородного ангельского происхождения. Я решаю не поддаваться и, в свою очередь, учу ее игре, в которую с незапамятных времен играют дети моего племени. Объясняю, что хватать друг друга можно только за запястья или лодыжки, и при том очень нежно. Довольно мудрая игра, если вдуматься: она развивает воображение и актёрские способности (попробуйте-ка погрызть древесину, так чтобы у зрителей потеки слюнки!), она учит бороться за жизнь, оценивать сильные и слабые стороны противника, добывать пищу и одновременно - уважать чужие границы, не переступая дозволенного. Госпожа, как и все ангелы, не особо сообразительна, но в конце концов, у нас получается! Конечно, не так, как детстве, приходится делать скидку на ангельскую неповоротливость, но тут главное помнить, что у ангелов две руки против одного твоего рта, и они от природы не способны соблюдать правила, пользуясь преимуществом в росте.
  
   6. Тоска одиночества и торжество единения.
   Влюбленный - тот, кто ждет.11 Таков отныне мой удел. Что делать мне? Покуда жив - страдать.12 Госпожа ушла искать новую работу, сказала, что придет вечером. Причем вечер в это время года наступает у ангелов не тогда, когда садится солнце, а много-много позже. Так что времени прочувствовать свое одиночество, оставленность и покинутость, у меня предостаточно. Не думал, что будет так тяжело. Прежняя моя госпожа если куда и выходила без меня (например, в поликлинику), то, во-первых, это было нечасто, а во-вторых, она никогда не исчезала на целый день. Во все остальные места мы всегда ходили вместе. Меня оставляли привязанным у дверей продуктового, сберкассы или аптеки, и это было своего рода пыткой: ждать ее, напряженно всматриваясь в каждую согбенную женскую фигуру, издали пытаясь уловить родное кряхтение и характерное постукивание палки. А эти вечные провокации со стороны соплеменников! А еще вынужденные разговоры с другими ангелами! Причем еще не всегда поймешь, что им от тебя надо! Один раз меня отвязали и чуть было не увели, хорошо, что я вовремя разгадал их планы (уж очень от них воняло смертоубийственным напитком). А этот перманентный страх, что внутри магазина или аптеки что-то стрясется, и госпожа не выйдет! Или, например, забудет о тебе. А такое бывает! Я сам знал нескольких людей, которых вот так привязали у магазина, а потом почему-то забыли. Ладно... Здесь я, пусть и в заключении, будучи лишен возможности видеть свою госпожу, но хотя бы в тепле, вода под боком, да и опасности пока никакие мне не грозят, кроме тех, что может породить мое собственное больное воображение. Но все же, какая тоска!.. Когда бы я, о, госпожа, посмел вам наконец поведать в разговоре всю боль свою!..13 Господи, зачем ты зарождаешь в наших сердцах любовь, если расплатой за нее такие страдания?.. Ту, кого Ты мне велел полюбить, дай мне увидеть!..14
   Я встаю со своей подстилки в поисках хоть какого-то утешения. Пью, но вода, в ее присутствии казавшаяся мне сладчайшим напитком, отдает горечью. Или это мой желудок решил не отставать от сердца и тоже принялся жаловаться на жизнь? Влезаю на кровать госпожи, разбираю наслоения одеял с покрывалами и ложусь на ее подушку. Запах ее волос окружает меня, словно волшебный туман, оберегающий от злых сил. Не говоря уж о том, что на ангельской перине спать гораздо мягче, чем обычно стелют человеку. Постепенно я успокаиваюсь и засыпаю.
   О возвращении госпожи я узнаю по звуку ее шагов на лестнице. Думаю, если бы я не спал, услышал бы ее еще со двора. Я вскакиваю с кровати и пытаюсь открыть дверь. Но она заперта с помощью магии и мертвого железа, сколько я не цепляюсь ногтями, щель шире не становится. Я начинаю звать на помощь, чтобы мне открыли, но из коридора доносятся лишь ехидные замечания потной дамы. И вот щелкает замок входной двери, и до меня доносится дорогой моему сердцу голос: "Заинька, не плачь! Я сейчас". Понятно, что меня это совершенно не устраивает, и я начинаю сражаться с проклятой дверью еще яростней. Когда дверь, наконец, открывается, я едва не сшибаю мою госпожу с ног.
   - Это ты так скучал? Лапушка ты мой!.. Так здорово: приходишь домой, а тебя кто-то ждет, кто-то радуется. Как мне этого не хватало, ты даже не представляешь. Ой... А это что такое? - госпожа смотрит на разворошенную мною постель. - Негодник! Прямо на подушке!
   Так, понял. На всякий случай, скрываюсь под кроватью, лишая себя возможности увидеть, как она переодевается. О, если бы вы знали, что глаза мои на дне одни печали прячут, когда не видят вас!..15
   - Вот знаешь же, что нельзя! - не может успокоиться госпожа. - А если газетой тебя за такие дела отшлепать?
   Ой, нет, газетой - это очень унизительно... Значит, в ее отсутствие лежание на кровати строго порицаемо. Что ж, будем потом за собой прибираться.
   - Но ты знаешь, - продолжает она, - пока ты тут разлагался, я, между прочим, нашла работу! Не исключено, что благодаря тебе, Мальдорор, раз уж ты теперь у меня ангел, - я моментально оказываюсь снаружи, и вот мы уже снова с ней обнимаемся, а я покрываю ее руки поцелуями.
   Перед прогулкой мне дают съесть какую-то дрянь. Госпожа говорит, что это такая таблетка, которая должна избавить меня от живущих во мне червей. Это какой-то ангельский миф, потому что таблетка мертвая и маленькая, а черви живые и характер у них самый гнусный. Какой вред она может им причинить? А если может, и это такой яд, то как можно предлагать человеку его проглотить? Госпожа заворачивает эту гадость в кусочек сыра. Сыр я, разумеется, съедаю, а таблетку оставляю лежать на полу - не такой я дурак. Госпожа заметно нервничает, бежит звонить кому-то по телефону (уж не тому ли седовласому ангелу?). Потом открывает волшебный шкаф с едой, достает оттуда кусок масла и что-то с ним делает на столе, что я в силу своего роста не могу видеть. Потом поворачивается ко мне:
   - Открой рот, - я понятное дело, не реагирую. Тогда она садится на корточки рядом со мной и начинает пальцами разжимать мне зубы. Весьма коварно с ее стороны: сжать челюсти я не могу, иначе ей будет больно, а выплюнуть то, что она запихивает мне в глотку, не получатся. В итоге приходится глотать. Ну, вот... Оказывается, это и была та самая таблетка, обмазанная со всех сторон маслом!..
   Во время прогулки мы видим небольшую группу моих соплеменников. Госпожа настораживается и замирает. Еще два дня назад я бы тоже подумывал, не перейти ли на другую сторону улицы, а то и вовсе затаиться, нырнув в какую-нибудь подворотню. Но сейчас нас двое, я с ангелом, а это для моих вольных собратьев что-нибудь да значит! Гордо подняв голову, я спокойно вышагиваю по тротуару. Вожак молча сворачивает в сторону, сигнальщица разражается в мой адрес громкими проклятьями. Пусть они презирают меня, добровольно ушедшего в рабство, но сейчас сила на моей стороне. Уж кто-кто, а люди моего племени понимают, что теперь со мной лучше не связываться.
   - Ты такой отважный Мальдорор! - восхищается моя Возлюбленная. - Маленький, но отважный!
   По возвращении мы застаем на кухне женщину-ангела, судя по запаху, имеющую какое-то отношение к вещам из комнаты, где живет моя госпожа. Старая, бездетная, терпеть не может мужчин, к тому же постоянно дымит этой смертоубийственной палочкой с прирученным огнем. Не понимаю, почему моя госпожа относится к ней с таким уважением. Я сажусь в углу кухни и начинаю как бы между делом почесываться, давая понять, что мне совершенно неинтересны их разговоры, но если что, вы, госпожа, только намекните.
   - А, так это, значит, ты на Амалию Петровну зубами клацнул?
   Ну, я, а что?..
   - Ну, наконец-то, и на эту хабалку нашлась управа, - цедит она сквозь зубы. - Да ты, я гляжу, парень, хоть куда!
   А то! Я подхожу к этой мадам: раз уж она выразила такой интерес к моей персоне, снизойду и я.
   - Это Черный принц Мальдорор, - тихо говорит госпожа.
   - Да уж, принц... По мне, так обычная уличная шпана с моськой Анубиса. Дорик, значит? Ну иди, поглажу. Ишь, задницу сразу подставляет, пройдоха... Ладно, живи, так и быть! Амалию только, смотри, не слишком-то обижай, а то жизни твоей хозяйке не даст... А вам я вот что скажу: пора бы уже и свои права научиться отстаивать, а не только чужие. Они не имели права вас увольнять, не поставив в известность за две недели. Я уж не говорю о том, что вообще это низость и свинство - то, за что они вас уволили.
   - А вы... Вы тоже видели?
   - Да, репортаж был довольно мерзкий. И я, в отличие от этих сволочей, вас поддерживаю. Но впредь советую быть осторожной и лишний раз не высовываться со своими взглядами. А то мало ли что... Это хорошо, что вы завели себе питомца, домой хотя бы не будете поздно возвращаться. Так глядишь, и себя беречь научитесь... Дам я вам отсрочку, так и быть, но не более, чем на две недели...
   Госпожа прям сиять начинает от этих слов, хоть и старается не подать виду. А когда мы приходим в комнату, прямо набрасывается на меня, начинает тискать и обниматься:
   - Мальдорорище ты мое! Очаровал хозяйку! Умничка! Теперь нас никто отсюда не выгонит.
   Конечно, не выгонит! Иначе зачем бы ангелы небесные меня сюда привели! Уж точно не для того, чтобы мне обрести крышу над головой и тут же ее потерять.
  
   7. Боль телесная и боль душевная.
   Вот уже неделя, как я обрел кров и потерял сердце... Черви мои подохли, а я нет. Это ли не удача?.. Меня ведут в дом скорби и страха. Как я уже упоминал, ангелы боятся человеческих болезней и, чтобы обезопасить себя, приносят ритуальную жертву. Сначала человека подвергают символическому унижению. Специальные люди в светлых одеяниях вставляют ему в непредназначенное для того отверстие холодную стеклянную палочку. Если ты вытерпишь это, то через некоторое время ее вытаскивают и говорят, что все нормально, это значит, что ты готов к совершению обряда. И тогда протыкают длинной иглой кожу и, может быть, даже что-то отрезают, потому что я чувствую на железном алтаре запах крови и тех жидкостей, которыми ее смывают. Мне, хвала святому Гинефору, ничего не отрезали, только два раза ткнули иголкой, но очень больно. И очень страшно!.. Я целую руки добрым улыбчивым жрицам и моей госпоже, избавившим меня от того ужаса, который происходит за стенкой. В соседней комнате кто-то из моих соплеменников громко кричит от страха и боли. А в коридоре сидят в пластиковых клетках две женщины и ребенок из племени кошек с очень печальными глазами. Даже знать не хочу, что им предстоит, настолько у них мрачные лица. Ни за что в следующий раз сюда не пойду!..
   Самодовольный болван, я свято уверовал, что на сегодня отпущенные мне Богом испытания закончились. Не тут-то было... И ведь мог бы сам догадаться по поведению госпожи! Весь вечер она лежала на кровати, листая книгу, и делала вид, что читает. Говорю, "делала вид", потому что, когда моя госпожа действительно читает, она настолько поглощена чтением, что вообще ничего не видит и не слышит. На меня так и вовсе не смотрит, пока я не влезу к ней на кровать или не обращусь к ней по-ангельски. И гулять не идет, пока не начну толкаться и хватать ее за одежду. При этом, читая, она умудряется есть, насыпать мне корм (печенка закончилась и меня кормят какими-то сухими хрустящими катышками), переругиваться с потной дамой и разговаривать по телефону. А тут весь вечер лежала, блуждая невидящими глазами по комнате и все время хваталась за свою металлическую коробочку с музыкой и голосами. Раза три коробочка принималась петь, но вместо того, чтобы как обычно поднести ее к уху и сказать "привет!", госпожа с возмущенным видом отбрасывала ее в сторону. Если бы у меня было больше опыта непосредственного наблюдения за молодыми половозрелыми ангелами, я бы понял, что передо мной разыгрывается классический ритуал ухаживания с символическим отвержением мужчины - только производимый благодаря ангельской магии дистанционно. Но я еще не был в полной мере осведомлен о волшебных свойствах металлической коробочки, и потому все последующее оказалось для меня полной неожиданностью.
   Когда за окнами окончательно стемнело, со двора раздался свист. Госпожа надулась, нахмурилась и покрепче вцепилась в книгу. Свист повторился, и она с шумом перелистнула страницу. На третий раз она сделала то же самое, на четвертый - книгу отбросила, скрестила на груди руки и с возмущенным видом уставилась в потолок. Прошло совсем короткое время, раздался звонок в дверь. Я кинулся к двери в коридор и стал кричать, чтобы проваливали. Тем временем в прихожую, шаркая, выдвинулась потная дама и снова стала что-то ворчать про кобелей. Госпожа моя мигом вскочила с кровати и кинулась открывать. Тут я узнал его запах, и с этого момента мне все стало ясно... Эх, Господь-Господь... Это мне за мою самонадеянность, да?
   Они очень долго ругались. Кричали друг на друга, кидались какими-то мелкими предметами, не друг в друга, так на кровать, госпожа даже была пару раз в слезах, но все это было лишь исполнением обычного ритуала, исход у которого всегда один. Я попробовал было вмешаться, но она и на меня прикрикнула, дав понять, что в защите она не нуждается. Сколько я ни наблюдал подобные ссоры, всегда недоумевал, зачем ангелы тратят столько душевных сил на нелепую в общем-то прелюдию, когда это же самое время можно провести куда с большим удовольствием. Видимо, такие выяснения отношений - ангельский аналог погони, которую любят провоцировать некоторые женщины, прежде чем отдаться. Ну и само собой, вскоре они перешли к объятьям, к стягиванию друг с друга шкур из плетеного волоса и, наконец, принялись целоваться. Оказывается, иногда у ангелов получается это делать по-человечески, несмотря на малоприспособленные к поцелуям рты с короткими языками. О, эта боль!.. О, эта раздирающая сердце тоска, когда твоя госпожа оказывает знаки внимания другому!..
   Вдруг повелительница моего сердца шумно вздохнула. Я моментально насторожился и решил удостовериться, все ли в порядке. Но стоило мне приблизиться и встать на ноги, как я тут же получил по хребту одной этих ангельских ложных шкур. Разумеется, я сразу предупредил напавшего, что так со мной поступать не стоит: одно дело - госпожа, она может делать со мной что хочет, другое дело - этот прощелыга, с которым нас друг другу толком и не представили.
   - Ах ты, мразь! Пасть тут на меня разевать будет!
   - Эдичка, не надо, прошу тебя! Он же тебе ничего не сделал!
   - Не сделал, так собирался!
   К вашему сведению, сударь, если бы я всерьез намеревался что-то сделать, вы бы это почувствовали...
   - Сейчас же убери его отсюда!
   - Эдичка, ну, пожалуйста...
   - Я сказал, убери!
   Госпожа в замешательстве. С одной стороны, я ее понимаю: если бы мне кто-то помешал остаться наедине с женщиной, я бы спасибо этому человеку не сказал. С другой, разве ж я мешаю?
   - Извини, Мальдорорчик, - вздыхает она и ведет меня в коридор. В коридор? Прочь от этого ангельского ублюдка? Хорошо, госпожа, я с вами! Мы выходим вместе в коридор, и тут... О, нет! Она заходит обратно и закрывает за собой дверь! А я? Я остаюсь один в коридоре! Госпожа, ты не права...16 Я пытаюсь войти, но у меня ничего не получается. Скребу по двери ногтями, сую пальцы между дверной доской и опорой, встаю на ноги и пытаюсь изо всей силы толкать ее, но ничего не выходит. Господь Всеблагий, что же Ты делаешь?! Зачем вселяешь в нас любовь и надежду, если тут же создаешь любящему сердцу столько препятствий?.. Люблю ее - то вся вина моя, мне не дождаться жребия иного!..17 Слезы текут у меня из глаз, я ложусь на пол, и приникнув лицом к щелке под дверью, начинаю рыдать и стонать в голос - настолько мне плохо. Зачем сулишь мне горе, любимая моя? Люблю я, как умею...18 Из комнаты выходит потная дама и с издевательскими улыбками выражает сочувствие моему положению, комментируя то, что происходит сейчас за дверью. Я начинаю прямо уже кричать о том, как мне паршиво. И, о счастье! Госпожа приоткрывает дверь и запускает меня в комнату:
   - Только не хулигань больше. И вообще веди себя тихо.
   Я проскальзываю мимо нее вовнутрь. Она в халате на голое тело, ее ублюдок, потягиваясь, возлежит на постели. На ходу подбираю с пола первое, что оказалось на моем пути, и скрываюсь с этим трофеем под кроватью.
   - Чего-то стащил у тебя, ворюга!
   - Да пускай, потом найду, - с этими словами она забирается на кровать, и мне остается лишь глотать слезы, сжимая руками и покрывая поцелуями ее полосатый носочек.
   Ночью ангельский мужчина громко храпит и шумно ворочается на кровати. А утром и вовсе ведет себя странно: когда госпожа уходит в ванную комнату, он тихонько поднимается с постели и начинает выдвигать ящики стола и открывать дверцы шкафа. Наконец, видимо, найдя, что ему нужно, запихивает это что-то в свою сумку, а потом ложится в кровать и притворяется спящим, как будто и не вставал. За ночь я успел как следует изучить его одежду и сделал вывод о том, что госпожа не единственная его женщина. Как минимум еще две молодые половозрелые ангелицы дарят ему тепло своих тел и свои ласки. Интересно, знают они друг о друге? Ангелы порой настолько слепы, что могут и не догадываться о таких вещах. Но факт остается фактом: ни до одной из трех женщин, ему нет никакого дела. У человека может быть много влюбленностей, много связей - одна за другой - в течение какого-то времени, но в каждый отдельный период жизни каждый человек моногамен. Если ты влюблен, да еще женщина согласилась иметь с тобой дело, то ты уже ни о ком другом не можешь и помыслить. В очередной раз убеждаюсь, что у ангелов все не как у людей. Даже в отношении такого элементарного взаимодействия, как любовь.
  
   8. Стойкость и бегство.
   Мы с госпожой и ее друзьями на людной улице. Это называется "акция". Само слово означает "действие". Однако мы ничего не делаем, а просто стоим. Госпожа держит в руках лист бумаги, на котором с человеческой точки зрения ничего нет. На самом деле, там что-то написано особым ангельским письмом, которое не освоить ни одному человеку. Из объяснений госпожи я понимаю, что таким способом она надеется защитить одних ангелов от других. Как можно защитить кого-то, стоя на улице с листом бумаги? Человеческому уму не постичь. Очевидно, это такой ангельский ритуал, который при правильном соблюдении должен привести в действие какую-то защитную магию. Ангел должен стоять с листом бумаги один и желательно, ни с кем не разговаривать. Во время совершения ритуала за ним наблюдают другие ангелы в сером - из касты воинов, следят, чтобы все было правильно. Другая группа ангелов стоит неподалеку, делая вид, что они не имеют к ритуалу никакого отношения, но на самом деле, они тоже следят, чтобы все было правильно и поддерживают стоящего улыбками и кивками. Еще одна группа занимается тем, что всячески испытывает стоящего. Они поносят его, хватают за одежду, пихают, плюют в него, иногда кидаются мусором. На них нельзя реагировать, лезть с ними в драку, ругаться или отвечать им плевками. Иногда к стоящему подходят люди из касты волшебников со своими специальными приборами, что-то суют под нос и задают в нарочито сдержанной манере вопросы о том, кого и зачем нужно защищать. Этим отвечать нужно, потому что это такая проверка: действительно ли стоящий осознает цель ритуала. Если стоящий с листком бумаги выдержал все испытания, то ритуал считается исполненным. Потом он меняется с кем-то из группы поддержки, и с листком стоит уже другой ангел.
   В прошлый раз мы с моей госпожой защищали таким образом ангелов, живущих подобно свободным людям. Тех, кто не меняет бездумно обертки вокруг своего тела, не моется каждую неделю, спит, где придется, и ест то, что найдет, во всем полагаясь на волю Всевышнего. В этот раз мы творим защитную магию вокруг тех, кто, подобно людям, выбирает себе возлюбленных по зову сердца, не оглядываясь на мнение посторонних. Потому что любовь, как и нужда, не имеет закона. Но выясняется, что эта мысль, без труда понятная человеку, не находит понимания среди ангелов. Большинство из них презирает тех, кто не имеет своего дома и никому не служит, а тех, кто не боится свободно любить - ненавидит. Это происходит от того, что ангелы, как я уже говорил, презирают все естественное и не любят тех, кто стремиться жить в соответствии с законом природы. Ну и потом ангельское общество устроено таким образом, что они в принципе ненавидят свободу: редко умеют ею пользоваться так, чтобы не причинять вред себе и другим, и от того стремятся все ее проявления запретить.
   А еще они, похоже, не очень любят таких, как моя госпожа и ее товарищи. Я стою в стороне с группой поддержки и все порываюсь прийти на помощь моей Возлюбленной. Но меня не пускают, потому что это может помешать исполнению ритуала. Я очень переживаю. В тот раз над нею только смеялись или презрительно поджимали губу, проходя мимо. Но на этот раз группа тех, кто должен испытывать стоящего, уж очень яро на нее нападает. Такое впечатление, что они вошли в раж и забыли о том, что участвуют в ритуале. Я уже раз сто им сказал, что я думаю об их поведении, но на мне, кроме ошейника, и поводка, надета еще и кожаная плетенка, которая не позволяет толком открыть рот. Поэтому на меня просто не обращают внимания. Серые ангелы-воины не подпускают к госпоже тех, кто хочет ее ударить, но плевки и оскорбления все равно летят ей в лицо. А она стоит, крепко сжав зубы, вцепившись побелевшими пальцами в листок бумаги, и напряженно смотрит перед собой. Боже, как она в этот момент прекрасна! Гроза из гроз, цариц царица!19 И как больно чувствовать свое бессилье! Так бы и порвал на части ее обидчиков!..
   Наконец, этот ужас заканчивается. Следующий ангел встает на место моей госпожи. Увернувшись от очередного плевка, она бежит к нам. Группа испытующих тут же переключается на нового исполнителя ритуала. Оказавшись в безопасности, госпожа первым делом обнимает меня.
   - Мальдорорчик! Заинька мой! Переживал за меня, в бой рвался, - я целую ей руки сквозь кожаные ремешки на моем лице, но она уже разговаривает со своими друзьями.
   До самой темноты мы защищаем право на любовь. Потом госпожа прощается с другими ангелами, и они спрашивают, не надо ли ее проводить.
   - Нет, - отвечает она. - Со мной же Мальдорор!
   И мы идем к дому. Через большой мост над водой, через парк, где ходит много ангелов, в сторону наших причудливо вздыбленных скал с пещерами-квартирами, мимо которых ходит трамвай. С моего лица сняли противные ремешки, и я с увлечением читаю последние сообщения и пишу комментарии. В какой-то момент госпожа начинает проявлять беспокойство, дергает за поводок, не давая мне дочитать, оглядывается и настойчиво шепчет "Пойдем!", когда я еще толком не успел расписать в своих посланиях сегодняшние события. Я осматриваюсь, но никого из своих соплеменников не наблюдаю, только какие-то молодые ангелы идут за нами небольшой группой и о чем-то громко ругаются. Очень громко. Пару раз я различаю слово, которым у ангелов принято обозначать женщин моего племени. Но ведь к госпоже это не может иметь отношения, отчего же она так нервничает? Она даже подходит к ангельскому воину в сером, стоящему у ступенек на входе в метро. Что-то объясняет ему про акцию, но тот отворачивается и только пожимает плечами. Говорит, поджав губы, что это не в его компетенции.
   - А если меня изобьют или что другое со мной сделают?
   - Тогда пойдете в ближайшее отделение и напишете заявление. Если будет очевиден состав преступления. И это... намордник наденьте.
   Госпожа явно возмущена, отходит в сторону, хватается за свою волшебную коробочку для разговоров, но ей ни с кем не удается поговорить. Она чертыхается, ковыряется с ней еще и еще, но результат явно не тот, что ей нужен. Шедшие за нами молодые ангелы остановились неподалеку и о чем-то совещаются. Достали свои волшебные коробочки и тоже с кем-то начали разговаривать. Как будто идти за нами дальше не собираются.
   - Бежим, - тихо произносит госпожа и мы срываемся с места, перебегаем дорогу и трамвайные пути прямо перед удивленными мордами рычащих монстров из мертвого железа и несемся в сторону лабиринта улиц, где когда-то я ночевал по дворам, добывая себе пропитание возле помоек. На какой-то момент кажется, что мы оторвались. Свернув в переулок и пробежав сотню метров, мы замедляем бег, но тут до нас доносится топот и гиканье преследователей. Мы снова срываемся с места, но уже ясно, что нам не уйти. Что они с нами сделают, когда настигнут? Если это те, кто плевался и швырял мусор в мою госпожу во время ритуала, нам несдобровать. И тут я понимаю, что выход у нас только один - Дверь! Как бы это ни было страшно, больше нам в эту минуту не скрыться нигде. Я круто сворачиваю во двор, потом - еще в один. Госпожа не может выпустить из рук поводок и потому несется за мной. Она кричит мне, но я лучше нее знаю, что нам делать. Подбегая к незаметной дверце, якобы ведущей в подвал, со всей силы толкаю ее руками и влетаю внутрь, увлекая за собой госпожу.
   И уже падая наземь, я слышу, как изрыгают ругательства вбежавшие следом за нами во двор ангелы. И это их последние слова, произнесенные ангельским способом. Потому что они все впятером вламываются вслед за нами. А я успеваю прижать спиной Дверь, навалившись на нее всем своим новым необычайно тяжелым весом.
  
   9. По ту сторону.
   В ту ночь, когда мне открылось, что я должен найти ангела-хранителя, я стал свидетелем одного непонятного явления. Двор-колодец, который я выбрал в тот раз для ночевки, показался мне самым обыкновенным. Обыкновенной выглядела и низкая дверь, ведущая в дворницкую или подвал. Странным было обилие оставленных подле нее записей, с еще более странным содержанием: "Стой!", "Дальше ни шагу!", "Оттуда нет выхода!" и так далее в том же духе. Разгадку их смысла решив отложить до утра, я устроился на ночлег в углублении, устроенном под одной из стен, где незнамо с какими целями и незнамо когда была свалена куча угля. Едва я улегся и начал дремать, как во двор зашел человек из племени кошек и, оглядевшись по сторонам и принюхавшись, приблизился к двери. Он был стар, глух и почти что слеп, и надо думать, меня не заметил. А может, и не придал значения: люди их племени искренне полагают нас недоумками. Он встал на ноги, толкнул дверь руками и с тех пор оттуда больше не появлялся. Зато к концу ночи оттуда вышли двое. Причем дверь не открылась, пропуская их: они словно выросли на пороге у дверной щели. А еще они были абсолютно голые. Переглянувшись, они отошли к противоположной стене и достали из-за мешков со строительным мусором ангельские обертки, которые тут же на себя и надели. А еще они как-то странно двигались, как... тогда я не мог сказать, кого из людей они мне напомнили своими повадками. Но в одном я был точно уверен: настоящие ангелы так себя не ведут. Теперь я понял, кто они были на самом деле.
   Я смотрю на копошение в груде одежды. Так и есть, все пятеро. Здесь утро, и моими новыми глазами я все вижу очень четко. Тут же на асфальте валяется острозаточенное железо, несущее раны и смерть, и две магических емкости, откуда ангелы прыскают страшным ядом в лицо, лишая людей зрения и обоняния. Это то, что они приготовили для нас. Моя рука тянется к обломку кирпича. Я беру его в руку, прикидываю вес и силу удара. Тяжесть незнакомым ощущением приятно откликается в мускулах. Всего лишь стукнуть несколько раз по складкам одежды, и я даже не услышу хруста, с которым расплющатся от удара их черепушки. Потряхивая кирпичом, удобно лежащим в ладони, я поворачиваюсь к госпоже. Она такая маленькая! И такая красивая! Вся сплошь покрытая рыжими вьющимися волосами, которые ангелы обычно нелепо стригут на людях. С маленькими карими глазками и крошечными острыми зубками. Она пятится от меня, вжимается в стену, и я вижу в ее глазах ужас... Не могу! Я отбрасываю кирпич и, сжав зубы, смотрю, как из груды одежды выбираются на мокрый асфальт крысеныши-переростки. Размером со взрослую особь, но по поведению видно, что еще дети. Еще не поздно передавить их, пока они не опомнились, вот только... Нет, Господи, пусть Ты и даровал ангелам право без разбора отнимать людские жизни, я - человек. Одно дело убить в честной охоте, ради еды, давая жертве шанс скрыться или удрать, совсем другое - отнять жизнь человека вот так вот, как будто нет в ней никакой ценности. Не могу этого сделать. Не хочу, чтобы госпожа смотрела на меня как на чудовище.
   Шуганув крыс, я поворачиваюсь к госпоже. Ложусь на холодный асфальт и протягиваю к ней руку. Она отпрыгивает от меня, снова вжимаясь в стенку, а при попытке коснуться ее, хватает меня за палец. До крови! Я смеюсь, зализывая рану.
   - Госпожа, ваши прекрасные зубы - это серьезное оружие. Помните об этом и, как любое оружие, не пускайте его в ход без надобности.
   С удивлением прислушиваюсь к звукам своего нового голоса. Язык и гортань не особо слушаются меня с непривычки, но госпожа понимает меня, подходит и с извинением смотрит в глаза. Я снова тянусь к ней, чтобы погладить, и она проводит своим крошечным шершавым язычком по укушенному пальцу. Я опять смеюсь, чешу ее за ухом, глажу по голове. Она такая маленькая, а моя новая рука с длинными суставчатыми пальцами такая большая, что кажется, я могу одним движением свернуть ей шею или переломить хребет. И дикая нежность захлестывает мою душу от одной этой мысли. Безумно хочется защитить эту хрупкую жизнь, чтобы никто и помыслить даже не мог о том, чтобы причинить ей зло.
   - Какая же вы все-таки красивая, госпожа!
   Она настороженно смотри на меня, потом подбегает к двери, снова возвращается ко мне.
   - Думаете, обратно?
   Я подбираю под себя длинные ноги, держась за стену встаю на них. Поначалу меня шатает. Асфальт видится далеко-далеко внизу. Я выпрямляюсь, поднимаю голову и смотрю вперед. Боже, какая власть! Какое могущество! Как далеко и как четко я вижу! И хотя я совершенно ослеп на запахи и во многом утратил слух, кажется, что мое новое зрение может с лихвой компенсировать эти потери. Я снимаю с шеи знак моей рабской принадлежности и делаю несколько шагов. Кажется, что асфальт должен проседать под моими ступнями, настолько тверда моя поступь. Я вращаю головой, поворачиваюсь туда-сюда корпусом, разминаю мускулы на руках и ногах. Нет, ангелы небесные, вы как хотите, а мне нравится это тело! Госпожа нетерпеливо хлопает крошечной ручкой по асфальту и отчаянно виляет хвостом. Распыляемых ею запахов я не чувствую, поэтому о ее словах вынужден лишь догадываться. Но могу и игнорировать, как любой ангел - даже если мне все предельно ясно.
   - Нет, госпожа. Вы, конечно, можете думать, что хотите, но мы здесь с вами немного задержимся.
   Очевидно, вместе с телом мне достался и ангельский способ выстраивать отношения с миром. В прежнем своем состоянии я бы только и думал, подобно моей госпоже, как нам вернуться назад. Сейчас же само наличие неизведанного пространства мне видится вызовом, который бытие бросает лично мне. И я не могу его не принять.
   Однако без волос на теле прохладно. У нас там конец октября, здесь - апрель, не мешает и приодеться. Под яростные крики госпожи я выбираю из одежды наших преследователей то, что может мне подойти. Не сразу получается разобраться, что за чем и как следует все это на себе закреплять, но вроде держится. Обувь решаю не надевать, потому что нельзя ходить по Городу, не чувствуя его мостовых. Даже если это изнаночный Город. Одежду госпожи я запихиваю в ее рюкзачок, туда же кладу нож и опасные емкости. Прочую одежду я выбрасываю в наш мир, чтобы ни у кого из здешних не возникло соблазна ею воспользоваться. Дверь на всякий случай придавливаю изнутри большим камнем, в очередной раз изумляясь силе и способностям моего нового тела.
   Госпожа недовольна, но я поднимаю ее на руки и запихиваю ко мне за пазуху, одновременно объясняя ей, что заметок ей своих в этом Городе лучше не оставлять. Мы выходим из арки, которая здесь не слева, а справа. Петропавловский шпиц тоже оказывается с другой стороны. Небо покрыто облаками, но даже при этом освещении видно, что он грязный и облезлый и что на нем нет крылатого ангела. Мы идем по знакомым улицам. Статуй ангелов и людей, в тех местах, где им положено быть, тут нет. Зато на крыше одного из домов я вижу двух кошек с угла Малого и Широкой. Каменная растительность, наоборот разрослась, и от этого некоторые дома кажутся покрытыми зарослями невозможных узоров. Здания вздыхают и стонут, некоторые, особо старые и впечатлительные и вовсе сотрясаются от рыданий. Я понимаю, что они оплакивают гибель своего собрата, которого недавно снесли под видом ремонта по нашу сторону Двери.
   Периодически я вижу людей из племени крыс или преображенных в них ангелов, но явно не в первом поколении. Один раз вдалеке мелькает компания моих соплеменников, или опять же, потомков прошедших сквозь Дверь земных ангелов. Местные ангелы, судя по их поведению, по большей части потомки перекинувшихся крыс. Они ведут скрытный образ жизни и при моем появлении забиваются в норы, устроенные в пустых этажах колышущихся от вздохов домов. Нам везет, и мы еще ни разу не нарвались на высокоранговую особь, держащую под контролем всю территорию.
   На месте станции метро я вижу небольшой лагерь, где местные ангелы готовят на огне пищу. Они разного возраста, одеты кое-как, как настоящие ангелы никогда не оденутся. Почему-то я уверен, что это мои бывшие соплеменники и их потомки. Желудок меж тем напоминает мне, что остался без ужина. Принюхиваясь, я подхожу поближе. Повар, наливает мне миску какой-то бурды и одновременно протягивает руку. Я должен ему что-то дать. Я начинаю рыться в карманах, у ангелов всегда что-то в них есть. Раздатчик еды указывает на мою грудь, но я отрицательно мотаю головой и поплотнее запахиваю куртку, под которой сидит госпожа. В одном из карманов меж тем находится маленькая кожаная сумочка, из которой ангелы обычно берут магические бумажки, которые они обменивают на еду и на вещи. Я протягиваю ее повару, тот привычным жестом раскрывает ее, заглядывает внутрь, удовлетворенно кивает и забирает себе, тут же передавая мне миску. Я отхожу к ступенькам станции, и по искрящемуся металлом следу на камне вдруг понимаю, что станционное здание ведет здесь образ жизни улитки, и совсем недавно уползло в сторону Реки.
   Госпожа высовывает наружу свое остренькое личико, принюхивается к вареву и рычит. Лично мы с моим желудком придерживаемся другого мнения, я начинаю хлебать, и пища мне кажется вполне съедобной. Не знаю, кого они тут едят, будем надеяться, что местных крыс или голубей. Ко мне меж тем подсаживается один из местных. Судя по хорошим речевым навыкам, он тут давно, если даже не с детства. Суть его разговора сводится к тому, что во мне сразу видать новичка, и что лучше бы мне сразу раскрыть местоположение Двери, а если не хочу говорить ему, то он знает одного важного человека, который сумеет мне за эту информацию заплатить, и что лучше мне пойти с ним и предложить самому, потому что иначе найдутся такие, кто сам найдет меня и вырвет эти сведения из моей глотки, и отнюдь не при помощи слов. Да, и хорошо бы как можно скорее избавиться от собачки, опять-таки потому что он может дать за нее хорошую цену и я не буду в проигрыше, ведь все равно придется с ней расстаться, так лучше сейчас, когда я могу за нее что-то выручить. Я молча хлебаю из миски, как будто бы рядом со мной никого нет, а сам всё прикидываю, в какой момент ему двинуть по челюсти и какие это повлечет за собой неприятности. Однако по челюсти от мироздания внезапно получаю я, точнее - получаю челюсть. Вываренную добела кость на дне моей миски. И размер ее явно указывает на то, что она не крысиная. Я молча ставлю миску на камень, встаю и иду по направлению к выходу из этого безумного мира, стараясь не привлекать внимания. Никто не идет за мной: со стороны моста вдруг послышались гулкие громовые удары, и все напряженно застыли, повернув головы в ту сторону. Перебегая дорогу, я вижу, как по проспекту несется бронзовая квадрига с арки Генерального штаба. Не знаю, ведется ли тут война между памятниками и людьми в образе земных ангелов, но одно точно не подлежит сомнению: смерть тут имеет не менее причудливые формы, чем по нашу сторону Двери.
   Петляя, иду по улицам, стараясь во всем подражать ангелам-крысам: мелкими шажками, пригнувшись, опустив голову, движусь вдоль самых стен. На половине пути к Двери, моего слуха достигает пронзительный свист:
   - А ну стой! Кому говорю!
   Вот они и пришли за мной, ангелы небесные. Те, кого я так боялся, что они могут перегрызть мне горло. Уберегли вы меня от них, так я сам их нашел на свою голову. Да еще не один, а с госпожой.
   - А ну стоять! - они подбегают, хватают меня сзади за ворот, разворачивают и прижимают спиной к стенке. - Как ты вошел сюда, падла?
   Я молчу. Все четверо мои соплеменники. Один - из тех, при чьем появлении мне полагается почтительно лечь, приникнув к асфальту. Если, конечно, я один, не с ангелом. Но я с ангелом, и они это чувствуют.
   - Девку свою отдай!
   Двое держат меня, вожак молча приближает ко мне свое лицо с желтыми жестокими глазами, сочащимися холодной ненавистью. И тогда я делаю то, на что в прежнем моем обличьи физически был неспособен - плюю ему прямо в глаза. Он отворачивается, медленно вытирает лицо, но я этого уже не вижу, потому что тут же получаю удар в живот от его сотрапезника. Закрывая руками госпожу, я сгибаюсь пополам, и толкаю головой вожака. Младшие сотрапезники меня от неожиданности выпускают и тогда я начинаю лягаться, пряча госпожу от сыплящихся на меня ответных уларов. Только не сдохнуть! Самое главное - не сдохнуть! Если для человека это самое главное, то и для ангела - тоже. Они не должны заполучить мою госпожу. Ни в коем случае! Вдруг раздается свист, от меня неожиданно отступают, но краем сознания я слышу, как вожак вполголоса отдает приказ: "Убей ее!" И в самый последний миг я успеваю заметить металлический блеск, повернуться к нему боком и принять удар на себя. Сигнальщик свистит еще раз, вся команда срывается с места и убегает.
   Я падаю и остаюсь стоять на коленях, с ножевой раной в боку промеж ребер, слыша, как по улице приближается мерный грохот шагов. Памятник проходит мимо, я узнаю его со спины. Это поэт из сквера между Малым, Левашовским и Ординарной, возле которого я повстречал свою госпожу. Я ослабляю объятья и заглядываю за пазуху. Она там, дико напугана, но цела и невредима.
   - Не бойтесь, госпожа. Все будет хорошо. Это я во всем виноват. Сейчас я все исправлю. И вы попадете домой.
   Несмотря на дикую боль в боку я встаю, и скрючившись, не разжимая объятий, пошатываясь, бреду вслед за памятником. Только не сдохнуть! Самое главное - не сдохнуть! Так мне удается добраться почти до самого двора. У Двери силы совсем оставляют меня, и я валюсь рядом с камнем, которым сам же и перекрыл себе путь к отступлению. Лежу, пытаюсь собраться с силами, но сам чувствую, как они оставляют меня вместе с вытекающей из моей раны кровью. Меж тем нельзя медлить, по этому следу нас могут легко найти. Последним усилием, уперевшись ногами в асфальт, я отодвигаю камень, чтобы Дверь можно было хоть чуть-чуть приоткрыть. Это отнимает у меня почти все силы. Вытаскиваю и ставлю на ноги госпожу.
   - Вот и все. Скоро будете дома, - стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно, но слезы так и текут щекам. - Простите, что втравил вас во все это...
   А сам отворачиваюсь, лишь бы только не видеть, какая она прекрасная. Она возмущена, хватает меня зубами за одежду и тянет к щели. Но меня ей не сдвинуть. Да что там, мне самого себя не сдвинуть.
   - Постойте, послушайте лучше меня, - пересохший рот с трудом меня слушается. - Пока вы не ушли, а я могу говорить, мне нужно вам сказать одну вещь... - говорить об этом трудно, но надо. - Этот ваш Эдуард... Оставьте его, он вас недостоин. Он обманывает вас с другими. И это он взял у вас те волшебные бумажки, которые вы так долго искали. И еще... - об этом говорить оказывается еще труднее. - Вы все время ругаетесь на меня за то, что я в ваше отсутствие сплю на вашей подушке. Я хочу, чтобы вы знали: это не оттого, что мне так уж не нравится своя кровать. Просто... Просто я без вас очень тоскую, а там есть ваш запах. И если я иногда таскаю вашу одежду, то это тоже, не потому что я вор. А потому что она пахнет вами...
   Она прямо заходится в крике и еще яростнее вцепляется в мою одежду. Я боюсь, что ее могут услышать, беру ее двумя руками поперек туловища, пропихиваю через порог и закрываю Дверь. На этом все. Теперь можно со спокойной душой отдать Богу душу. Как и положено человеку моего племени, в одиночестве. Святые Гинефор с Христофором и ангел-заступник Франциск, примите душу раба Божия Мальдорора, распутника и поэта, самонадеянного болвана и философа, наказанного тем, что он влюбился в свою госпожу...
  
   10. Не подох...
   Жизнь утекает из меня сквозь рану от мертвого железа, а мне снится как она втекала в меня с молоком моей бедной матери, как возились и толкались мы с моими братьями и сестрами, чтобы подобраться к ее соскам, как облизывала она нас с головы до ног огромным своим языком, и весь мир был ограничен ею и нашей картонной коробкой...
   Толчок в спину выбрасывает меня в реальность из глубины моих снов и воспоминаний. Чьи-то руки выныривают из-за Двери, цепляются за одежду и тянут меня внутрь Дверного проема. Я пытаюсь отталкиваться от асфальта, но помощи от меня мало. И все же ей удается меня вытащить, самой оставаясь снаружи. Ах да, в ангельском обличьи я тоже не очень крупный...
   Оказавшись на нашей стороне Города, пытаюсь встать на руки и на ноги, но ничего у меня не выходит. Смотрю снизу на госпожу, она вся зареванная, грязная, руки дрожат, тело сотрясается от проглатываемых рыданий, тем не менее, она, похоже, знает, что делать. Быстрыми движениями она достает из рюкзачка запихнутую туда мной одежду, ножом разрезает свою футболку и перевязывает мне ребра, только после этого быстро одевается сама. Достает свою волшебную коробочку, тыкает в нее пальцами, но потом останавливается, решительно закрывает и убирает ее в карман.
   - Нет, Эдику я, пожалуй, звонить не буду... Сами дойдем.
   Я снова делаю попытку подняться и снова у меня ничего не выходит. Тогда госпожа выбрасывает все из рюкзака - книжку, тетрадку, листы бумаги и флажки с акции, нож, банки с ядовитым воздухом, - подтаскивает его под меня и запихивает туда мои ноги и нижнюю часть туловища. Потом водружает меня, наполовину сидящего в рюкзаке, себе на грудь, словно ангельского младенца. Боже, какое унижение!.. Не могу сам идти, и госпоже придется нести меня!.. Ей тяжело, она с трудом дышит, с каждым шагом плача все горше и горше, и каждый ее шаг отдается в моей ране болью. Но все-таки мы движемся.
   На пересечении с нашей улицей мы натыкаемся на седовласого ангела.
   - Господи! Принцесса, что с вами?
   А она даже не может толком ему ответить, только рыдает и все время повторяет мое имя.
   - Понятно... Давайте рюкзак.
   Она послушно снимает меня и передает ему на руки. К дому боли и скорби мы подходим все вместе. Там мое размякшее тело возлагают на алтарь, и они вдвоем меня держат, пока идет операция. Ковыряют меня, колют и зашивают довольно долго. А эти двое все это время стоят надо мной, склонившись, едва не касаясь друг друга лбами, руками и ребрами. Седовласый ангел рассказывает госпоже, как умерла его старуха, и почему нет ничего страшного в том, что сегодня он не прочитает студентам лекции. А я все думаю, как бы было хорошо нам жить всем троим вместе, одной семьей. С ним бы госпожа наверняка была счастлива!.. Про меня он, надо отдать ему должное, ничего не спрашивает. Жрицы в светлых одеждах удовлетворяются объяснением, что мы якобы шли посреди ночи из гостей, и на нас напали. А я будто бы бросился защищать госпожу, вцепился в нападавшего, за что и получил от бандита ножом. Ах, ангелы небесные, если бы все так и было!..
   Моя починка оборачивается в довольно кругленькую сумму, как называют это у ангелов. Услышав ее, госпожа ахает, но седовласый и тут приходит на помощь, сообщает, что у него карточка. "Я обязательно Вам потом все отдам", - говорит госпожа, но тот отвечает, что когда-то не смог мне помочь и теперь будет рад поучаствовать в моем спасении. Надо будет еще разобраться с этими карточками и цветными бумажками, абсолютно бессмысленными с человеческой точки зрения. У ангелов они вопреки всякой логике, похоже, имеют какое-то отношение к личному статусу. Седовласый ангел явно принадлежит к более высокому рангу, чем тот, с которым встречается госпожа. И это еще один аргумент в пользу того, что ей надо предпочесть седовласого.
   Жрицы обучают госпожу своей магии, теперь она сама сможет колоть меня иглами, в дом страдания и боли за этим ходить не обязательно. Но надо еще раз прийти на освидетельствование, чтобы проверить, правильно ли она совершала все обряды. Седовласый несет меня к нам домой. Положив меня на мою постель и дав какие-то рекомендации, как лучше выполнять перевязки, собирается уже уйти, но госпожа просит его остаться.
   - Послушайте, вы сами устали. На вас лица нет. Я даже представить не берусь, какой ужас вам пришлось пережить с этим нападением... Я думаю, вам сейчас надо обязательно лечь спать, не ходить ни на какую работу.
   - Нет, - решительно говорит госпожа. - Мне обязательно нужно кому-нибудь рассказать, что случилось. Потому что если об этом буду знать одна я, то я буду думать, что сошла с ума, а это не так. Друзья мне не поверят, а вы хотя бы выслушаете.
   Несколько ошарашенный ее напором, седовласый прямо в пальто садится на стул. И тогда она рассказывает ему про Дверь... Где она находится, как выглядит... И про свое перевоплощение в человека... И про меня в облике ангела... И про то, что мы видели в Городе... И про то, что случилось с нами по моей вине по ту сторону Двери... В общем, все то, что по моим представлениям не стоит рассказывать никому, если только не хочешь, чтобы этот кто-то из опасения за свою жизнь навек перестал с тобой иметь дело. Но ангел слушает, и слушает очень внимательно. И похоже, не на шутку взволнован рассказом.
   - Вот, - заканчивает свое повествование госпожа. - Теперь скажите мне, что вы об этом думаете.
   - Да как вам сказать... Про наш город существует довольно много историй, описывающих иные его измерения. Сложно сказать, есть ли какой другой, про который бы столько за последние два века было написано фантастических произведений. Должна же быть у этого какая-то подоснова. И наверняка, то измерение, в котором вы оказались, не является единственной его изнанкой. В каком-то смысле я даже завидую вашему опыту... Но меня беспокоит другое. Это ведь не все, что вы хотели мне рассказать? Как вы туда попали, в этот двор? И зачем отправились с Мальдорором в подвал?
   И я вижу по ее реакции, что он угадал. Есть во всей этой истории для моей госпожи нечто еще более страшное, чем перспектива быть съеденной ложными ангелами. Сбиваясь и перебивая саму себя, она рассказывает об акции и наших преследователях. И о том, в кого они превратились.
   - Понимаете, это такие люди, которые измываются в школе над всеми, кого можно объявить "не таким", кто сам не может им дать отпор и за кого не вступятся остальные. Над толстой девочкой, потому что у нее робкий характер. Над мальчиком в очках, потому что его так воспитали, что он не может бить человека по лицу. Над несчастной любовью, потому что влюбленный человек уже чувствует себя уязвимым и отвергнутым. Над лгбт-подростками, потому что те сами считают себя проклятыми из-за того, что не могут признаться даже родителям. А в детстве они, наверняка, издевались над животными и над теми, кто младше их.
   - Да, именно с мнением таких негодяев нас с детства приучают считаться...
   - Но понимаете, ужас в том, что они сами еще дети. Там было два подростка! Вот из тех, кто гнался за мной с раскрытым ножом и газовыми баллончиками. Может быть, меня бы избили, облили мочой, как они любят, измазали бы в чем-нибудь. Не хочу думать, что могло бы случиться, если бы они меня поймали. Но... - и тут она начинает плакать. - Мальдорор собирался их всех убить. Я видела это. Мне не показалось. Он взял в руку кирпич и уже замахивался, чтобы ударить.
   - Что ж, вполне естественное желание после того, что он видел на акции. Почему же он этого не сделал?
   - Не знаю. Посмотрел на меня, потом вдруг заплакал и выбросил кирпич.
   - Просто он любит вас, - со вздохом говорит ангел. - И как всякий влюбленный хочет быть достойным того, кого полюбил.
   Ишь, седовласая бестия! Все сразу понял. Знает, небось, о чем говорит. По себе знает... И я тоже тяжко вздыхаю.
   - Я не представляю, как мне со всем этим жить, - отвернувшись в сторону шепчет моя Возлюбленная.
   - Так и живите, как раньше. Разве плохо, что кто-то вас любит? Вы добрая, умная, красивая, отзывчивая. Вас многие должны любить.
   - Ау, - тихо вставляю я.
   - Вот видите, и Мальдорор со мною согласен. Да и вы ведь его тоже любите, иначе не стали бы из-за двери вытаскивать.
   - Да, конечно, люблю. Он же без меня вообще пропадет. Дурачина такая... Но я не об этом.
   Ангел о чем-то напряженно думает, даже встает и делает несколько шагов туда-сюда по комнате. Потом, похоже, решается.
   - Паспорт мне не дадите свой? Я себе данные перепишу. Мало ли понадобится.
   Она пожимает плечами, лезет в рюкзачок, достает тонкую книжечку в кожаной обложке. Он открывает ее, что-то записывает на клочке бумаги, одновременно вздыхая.
   - О, Господи!..
   - Что такое?
   - Вам всего двадцать три, и вы на двадцать пять лет меня младше.
   - И что?
   - Да нет, просто привык всю жизнь считать себя вечным подростком, а с вами каким-то стариком себя ощущаю. Обидно...
   - С Мальдорором вы тогда и вовсе себя древним старцем должны чувствовать. Ему же лет пять-шесть, не больше.
   - Нет, ну он в свои пять-шесть - зрелый мужчина.
   - Так может быть тогда, цифры - не самое главное?
   Он долго безотрывно смотрит на госпожу.
   - Может быть. В любом случае вот вам ключ. Доверяю вам сходить полить цветы. А потом... - он опускает голову, и я вижу, как он боится. - Потом, если я через несколько дней за ним не вернусь, скажем, через неделю, переезжайте туда с Мальдорором и там живите. Хватит вам по съемным квартирам ютиться.
   - Что?
   - У нотариуса уже открыто. Я зайду по пути, попробую оформить дарственную, или там завещание, не знаю, как это называется. Так что с бумагами, надеюсь, все будет в порядке.
   - Погодите, какая дарственная? Какое завещание? Вы о чем вообще?!
   - Я же сказал: если я не вернусь...
   - Вы что?! Хотите пойти туда?! Не надо! Прошу вас! Это опасно!
   - Ну должен же кто-то вернуть этих детей. Хотя бы попытаться.
   Госпожа без сил опускается на кровать, и начинает плакать. Я, видя ее в таком состоянии, сам начинаю страдать, но сил подняться ее утешить у меня нет.
   - Береги хозяйку, Мальдорор, - с этими словами он уходит.
  
   11. Чудны дела Твои, Господи!
   Весь последующий день госпожа не находит себе места. Ей бы поспать, но она все время вскакивает и начинает ходить по комнате, попеременно и по нескольку раз высказывая взаимоисключающие предположения: "Надо было не отпускать его! С ним обязательно что-то случится", "Надо было пойти вместе с ним! А то вдруг он не сможет открыть дверь", "Нет мне нельзя отлучаться, потому что кто тогда будет заботиться о Мальдороре" и даже: "Ну зачем? Зачем он туда пошел? Ну почему все мужчины такие дураки, что люди, что собаки?"
   Наконец, к вечеру раздается звонок в дверь. Я конечно, узнал о его приходе заранее, но мне все еще очень плохо и я не смог предупредить госпожу. Едва он заходит в квартиру, госпожа, (о, женщина, ты соткана из противоречий!) набрасывается на него с упреками: как он мог так долго отсутствовать, зачем пошел в одиночку в столь опасное место, и вообще зачем ее слушал и сделал такие выводы.
   - Сначала чай, и только потом критика, - останавливает ее седовласый, и когда он, сняв пальто и умывшись, проходит в комнату, я отмечаю, что пребывание по ту сторону Двери явно пошло ему на пользу, чего нельзя сказать обо мне. Я все еще не в силах подняться с постели, машу ему в знак приветствия. Он мне заговорщицки подмигивает.
   - Отчего-то мне кажется, что и на Той стороне мы бы с тобой нашли общий язык.
   Лично я в этом не сомневаюсь... Госпожа возвращается с кухни с чем-то, что невероятно соблазнительно пахнет, и ангел набрасывается на еду.
   - Дико рад вас видеть! - заявляет он, отставив тарелку.
   - Я тоже, - неожиданно покраснев, признается моя госпожа.
   - Знаете, в кого я превратился? В ретривера с белой шерстью. А вы были рыжим пуделем, это я сразу понял, как только там оказался. Вот такие мы с вами красавцы. Один только Мальдорор у нас беспородный.
   - Вы так говорите, будто речь идет о забавном приключении.
   - Не сказал бы, что о забавном. Но это было самое настоящее приключение. Оказаться по ту сторону привычной реальности, побывать в другом теле... Не знаю, я под очень сильным впечатлением. Столько запахов, столько звуков! Город совершенно иначе воспринимается! И потом - море энергии и безумная воля к жизни! И главное - радость от одного только факта собственного существования! Никогда не думал, что так хорошо быть собакой...
   Покуда он говорит, госпожа постепенно оттаивает и успокаивается.
   - Как странно. Я всего этого даже не почувствовала.
   - Это потому что вы очень добрая и ответственная, - он снова становится печальным и серьезным. - К сожалению, я сумел найти только двоих. Четырнадцать и шестнадцать лет. Взял с собой туда по носку, и по запаху отыскал их в куче строительного мусора. С трудом уговорил мне довериться. Старшие бросили их, как только случилась настоящая беда, и разошлись в разные стороны. Я не смог проследить их след до конца, потому что мне нужно было отвести по домам тех двоих. И потом я довольно быстро понял, что там для нашего брата может быть очень опасно. Эти-то в крысином облике, думаю, быстро там освоятся... С этой Дверью надо что-то делать. Детей я отвез к их родителям, там похоже, потребуется серьезная работа с психологом. А потом зашел в лавку и купил навесной замок. Надеюсь, за ночь его никто не собьет. А там будем ходить регулярно и проверять. Может, удастся приварить там решетку или что-нибудь посерьезнее. Лишние крысы нам в городе не нужны, шпана с крысиным прошлым - тем более.
   Так вот, Господь, зачем ты привел меня в этот двор той ночью! Вот зачем заставил влюбиться в женщину-ангела! Для того, чтобы поставить у Двери стража! Господь тихонько смеется, весь в синих молниях20, ангелы небесные хихикают и шелестят невидимыми крыльями. А эти двое сидят и улыбаются одними глазами, глядя друг на друга.
   - Я вас никуда больше не пущу одного.
   - Ну тогда и я вас одну никуда больше не отпущу.
   - Да я вроде и не собираюсь...
   - Вот и славно. На акции ваши тоже будем теперь ходить только вместе.
   И я вижу, как моя принцесса утирает слезы и одновременно смеется.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1Иов 40:20.
   2Из Перо Гарсия Бургалеса, пер. Н. Сухачева.
   3Из Педро Еанеса Солаза, пер. В. Андреева.
   4Из Альфонсо X Мудрого, короля Леона и Кастилии, пер. А. Садикова.
   5Из Бернарта де Вентадорна, пер. В. Дынник.
   6Из Васко Жила, пер. Т. Чернышовой.
   7Из Мартина Соареса, пер. В. Андреева.
   8Из Бернарта де Вентадорна, пер. В. Дынник.
   9Из Альфонсо X Мудрого, короля Леона и Кастилии, пер. А. Садикова.
   10Из Диниша I Земледельца, короля Португалии, пер. А. Садикова.
   11Из Ролана Барта, "Фрагменты речи влюбленного", пер. В. Лапинского.
   12Из Мартина Соареса, пер. В. Андреева.
   13Из Васко Жила, пер. Т. Чернышовой.
   14Из Бернара де Бонавала, пер. А. Миролюбовой.
   15Из Васко Жила, пер. Т. Чернышовой.
   16Из вагантов, пер. Ф. Луцкой и М. Гаспарова.
   17Из Бернарта де Вентадорна, пер. В. Дынник.
   18Из Кюренберга, пер. В. Микушевича.
   19Из Альфонсо X Мудрого, короля Леона и Кастилии, пер. А. Садикова.
   20Из Венедикта Ерофеева, "Москва - Петушки".
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"