| |
|
Шесть фильмов
НА ПОМИНЕ ФИННЕГАНОВ
Джеймса Джойса
(перевод Андрея Рене)
В 2014г в честь 75ти-летия с выхода романа "Finnegans Wake" Джеймса Джойса
6 городов Юнеско сняли 6 фильмов посвящённых тексту романа.
Ниже представлен русский перевод озвученных эпизодов.
Все 6 фильмов можно посмотреть здесь:
- (youtube)
Содержание
|
|
|
|
|
|
Фильм 1 (Рейкьявик). Падение Финнегана
Рыцарь печального образа жизни д'амурных виолистов морским волоком из-за своей
недальноводности ища не вновеприбыл вспятившись с Северной Арморуки на эту сторону
многогоднего перешейка Малой Европы, чтобы своеводничать свою переизолированную
войну;
ни отвесные скулы лесопроходчиков у реки Окуни ещё не заносились перед
горлопанами Лаврентского Графства, регулярно дублирующими народоопись;
ни всплывающий в пламени голос ещё не воздуходул "меня ж, меня ж" ради
вводивводного "ты петрокаменеси";
не успел ещё, но лишь после вероловли,
и гадзлёныш впрах раззадачить глухооконного исаака; не успел ещё, хотя за радость
считаются воронессы, и двуцарь гнездосвиватель кровообидеть соузнаваемых эстёр.
Нюни крапинки из отцова заветного солода Жем или Шом не сварили при подковчатом
свете, а рудоберег имперадужки ещё только мерещился кругоподробно на лицевод.
Твоё падение (разразразевесокрушименятешубуккоторрпаррджаньяфаитиритиниявависюгэтойоншангоаокамамарагангроммолонья!),
о подзаработный
старосудак, переподают на сон грядущий, а потом при побуждении по всем
кристианским министрельствам.
Гробанувшийся утильзабор в такой короткий
срок неотчуждаемо прихвостил низвсмятковержение Финнегана, этого
гибернски серьёзного человека, что его самодружная гораголовушка
нельзямедлительно отсылает любознайку на немыслимый запад исследствовать,
где он отдал свои горегорюшконцы,
коих позамирнопризаставное место
находится на круче откоса в парке, где оранжеребята легли косточками
на зелень, когда деволовдруг полюбил левушку.
Как тут сталкиваются воли против былей, устрицаподобные противней
всетигадообразных! Бреккек-кеккек-кеккек-кеккек! Коакс-коакс-коакс! Уалу,
уалу, уалу! Иваявоа!
Вот где протазанские баделеры ищут случай обмастерить
микродушного Малакуса, а Вердоны катапустируют ганнибаллистику
от взгорноголовых белоребят.
Вратные силонаскоки штормовых лиственниц.
Земля саднит под ногами, чтоб мне провалиться! Смятолаврентий,
поратуй за нас! Вдарят в бой, и вторит вой. Звон кококольцев: всеобительно.
Как непредумышлены объятия, как небозапасны минутомётные умишки!
Какие призовмонетжизнелюбы греховодимы и какими оттягототпускающими!
Как натурально сочувствуются власозаросли, и как сильнокосен голос
фальшивого иакания!
Вот вот скользь сгорно шнырнулся сродни
пылемраку сам отец прелюбодеятелей, зато (о мои сияющие звёзды и тело!)
сколь вздорно распротёрла высочайшие небеса вся эта подсветка галантных
товаров! Знать, кто-то в мечтах? Извольда? Ткач лил и досточно? Но припрадубы
ажно почили по лаврам, ива притихла, а сень лиственно пала.
Пусть где-то
у вас малость падёт, где-то вам должно восстать: и столь же нескоро и этот
зломинутный фарш придёт к своему домоседскому мирскому фенишу.
________________
Примечания к тексту эпизода: см. [1_1.003.04 – 004.17].
|
|
[наверх] |
|
|
|
Фильм 2 (Норидж). Башня Финнегана
Верхомастер Финнеган, порывистый рукомесленник, из каменщиков вольных,
шёл неизбороздимо выставочной дорогой, живя в своей прилучинной закулуарне
полемистики, до того как иеишонские судейские отчислили нам номера или
Глевиций зафиксировал второзаконие (одним светлым дрожжкислым днём он
чрезстернисто застискнул свою башню в бадью, чтобы нелишку помытьслить
переднечертанное, зато прежде чем он со сфисфтом её выскирднул, магией
моисейства сама эта вода расскорлупилась, и все обытованные геннеезцы
нашли себе исход, что даёт представление и о том, какая там должна была
быть порткискинувшая отдушка!), и в песняславные времена этот брат
господёнщины, замазок и высоток на наделе семьи пьяниц громоздил
задань на задань по берегу для вселившихся на свой Истроизряк.
Он и умилиддельная лапожёнушка Аннис боготворили милолетнего
пузыря. Подручившись белякополовою он обмеротворил свою напорницу.
Хотя не хотя, а хромоустойчиво, митровенок на темень, с благоданным
мастерком в схватке и с кремасленным полукомбонизоном, который
он по обытноверию вхолелеял, как Гарун Загрудкомучитель Всмятковский,
он калигулировал разными вертикающими и дозиротающими сонможителями,
пока взирал-вперялся при свете спиртовой горилки, где источник жаждырождения,
как поднимается его круглоголовый столб другой эпохи, словно восставший
фривольный каменощит (охвотмощь!), этакая новая недвиговка небоскройной
взгородьбы совершенно эйфорийного башнеобраза, что предстала из некой
ничтожности и переоблачила горнерайские места пребывания
иерархитектоничнотличнозаносчивостей, с неопалимой копной
на вершице воспилонской столбофенечки, где то схлопец о'гульно
грозится вверх, то стокарь раз'ведренно грудится вниз.
Из первых был он, кто обнажил оружие и имя: Веселий Бухлаев Разысполинский.
Его герольдевический щит, с гербоносчицами по зелёному полу,
в серебре с голубоватостями; горную буку, рогатую, несносную,
сопровождает орнаментированная прикладина с лучниками на взводе
и гривастым на закате. Бухло Хуч заначив, хлебохапец холит харчи.
Хохохохо, Мистер Финн станет Мистер Финнегас! На зареве понадейника
– вот ваше настоящее винцо! Под вечернь воспосланья –
ах, не надо укситься! Хахахаха, Мистер Фанн скажет как бы никак!
________________
Примечания к тексту эпизода: см. [1_1.004.18 – 005.12].
|
|
[наверх] |
|
|
|
Фильм 3 (Эдинбург). Залмузей Волимгдана
Вот ход к залмузею. Не отшибите головной при вхолле. Теперь
выи в Залмузее Волимгдана. Вот пруссценный наганн. Вот
ффренчуз. Пли. Вот пруссценное знамя, с чайшкой и наблюдцем.
Вот пулля, которая била пруссценное знамя. Вот ффренчуз,
который стрелял Булля, который билл пруссценное знамя.
Салютуйте Крестнаганну! Где же ваши ножи и вилы? Прил.
(Воловья нега! Хор!) Вот триетёртая шляпа Бонафорта. Прим.
Бонафортская шляпа. Вот Волимгдан, а под ним его неизменный
сугробнобелый скакун, Копимгак. Вот те большой Самартур Волимгдан,
премного бомондистый в своих цельнозолотых шпорах, в своих
брюках браней, в своих железоотворотных древобашмаках, в своих хартийно-великоватых
подвязках, в своём почётночленском костюме, в своих галошах голиафана
и в своей полупоношенной боеформе. Вот его большой дебелый скакун. Зрим.
Вот три бойнских бонафорта, которых сгрушили и живо схоронили в траншею.
Вот гайдукучинский англис, вот грейвшейский шотрандец, а вон недалёкий аведавид.
Вот бонафорт, который лихой, марштрует бонафорта, который простой.
Гилиполный битвоспор. Вот маловидный бонафорт иной, который был
нейкак ни плохой, ни блохой. Седаннаура! Жадный Фитц Тиль.
Стлевший МакДамб. И Лихолеший Сокольник. Все прошли проверку
на вживность. Вот Делийские альпы. Вот Бросова Гора, вот
Косова Гора, вот Светлогора Сан-Хуан. Вот крымолиновые
альпы, что наденутся залпом укрыть трёх бонафортов.
Вот балеринки со своими широкополями притворно читают в своём
остратегическом рукодамаводстве, идя на мокрое поддёвочное дело
против Волимгдана. Балеринка беляк подружья, и балеринка оворонила
головушку, и Волимгдана вогнало в тиски. Вот большой
Волимгданов мормориальный телескап "Сглаз-алмаз" непротив
флангов балеринок. Зашкалиберная площадная мощь. Пром.
Вот Бляха-муха выуживает свою филиппу из своей самой
порешающей бутыли Тильзена. Вот батальная наклёпка:
"Халтура гримас сильного кования. О-го-го". Вот балеринское находчивое
донесение, чтобы пооросить Волимгдана. Донесение тонкими красными
линиями по-пластронски на Бляхе-мухе. Ода, ода, ода! "Достоарторрный.
Победокурс! Там почивает ваша разочаровашка. С прилежанием долгих дней.
Напол". Это была тиктактика балеринок, что маниломаяла Волимгдана.
О да, о да, о да! Балеринки больнорьяны зафаворитить
всех бонафортов. И бонафорты прут, грезя бойкотом
самому Волимгдану. И Волимгдана вогнало в тиски.
Вот Бляха мухой, капор на кивер, обрушивает своё потаённое слово,
с пулей в слуховом отверстии, на Волимгдана. Вот Волимгданово герольдское
назадонесение. Нанесение развёрнуто на тыловых волостях Бляхи-мухи.
Саламандраж! О ад, о ад, о ад! "Красные балеринки. Фига с пол!
Зряочарованнушка, искореню вошь. Волимгдан". Это была первая штука
Волимгдана, тик в тик. А то, а то, а то! Вот Бляха-муха в своих
двенадцатимильных разинях-болотниках, чавк-чирик, попутно двинул
утаптывать лагерь для балеринок. Выпивоха выпьет махом,
но он тем скорее купит барогиннесс, чем стащит старый стаут.
Вот руссценные снаряды. Вот ттранщель. Вот тропы белее мела.
Вот Пушечная Месса с архирайскими кусочками. После стодневного
отпущения. Вот представившийся. Тарранто задова! Вот балеринки
в белобляшных ботах. Вот бонафорты в клубничуланчиках. Вот Волимгдан
при помощи корковой раскрошки добивается огня. Грозлагерьгром!
(Воловьи охи! Игогонь!) Вот верблюдогвардейцы, вот чёрные воды,
вот акции окопных пулек, вот фирмобили, вот бульварные бояки.
Божеярманьяк! Артизу вольдурно! Вот крик Волимгдана: "Брани! Брани!
Гам брани!" Вот крик балеринок: "Штормозная погоня! Бозебог,
подкорнай финнагнцев!" Вот балеринки стрекоча утикают
в бункерки как шустерлисы. Полевоин, полувоин, то ли воин,
то ли волен. Ведь их сердца правда там. При.
Вот словославный сребронос Бляхи-мухи, чтобы получать
прорешки саван-друг. Зароденьгу! Вот письмарка марфа-и-марительных
пулевринок, но след-то их простыл. Вот Волимгдан
переманерничал со своим неизменным мрамориальным телескапом
"Всекинострой" в его королевском развороте перед дезертикающими
балеринками. Жаль артисток делопорчи! Боголикий сераль!
Вот маловиднейший из бонафортов, Бонбоньер, который копшпионил за Волимгданом
с его большого белого скакуна, Копенгауэра. Стенокаменный Волимгдан это
старый беспробуйный супружник. Бонафорты это сапожницки праздные бокалолавры.
Вот светосильная геенна вгромкомолку смеётся над Волимгданом. Вот
чернодумный ротовредитель выбивает весёлую вспышку от светосильного.
Вот трелестный светлочёрный Шемизет Рубашон между чернодумным носчиком
и светосильным. Приб. Вот выскочудный старый Волимгдан выкорячивает
половину троедырой бонафортской шляпы из подспудья лужеубранства.
Вот светчернец воскочудит и напраспинается ради ссудовзрывчатки. Вот
Волимгдан насобачивает половину бонафортской шляпы под нахвостник
его большого белого скакуньего тыльного фаса. Прём. Это была последняя
штука Волимгдана. Ату, ату, ату! Вот неизменный сугробнобелый скакун
Волимгдана, Счастливинаген, колеблющий своим телескрупом
с половинчатой бонафортской шляпой, чтобы изолгать светлочёрного
сипайона. Тук, тук, тук! (Воловья трёпка! Нечистно!) Вот сипайон,
истый долбанутха, вмигнастражный насосчик, кричит Волимгдану:
"Караповам! Вывандал!" Вот Волимгдан, хлевородный гентльмен,
трутится над обезспиченным холодком для трелестного кордегардца
Шемизета Рубашона. "Видновысноса!" Вот гееннодумный сипайон сносит
всю верхнюю хвостовую заднюю половинчатую бонафортскую шляпу
с его большого дебелого скакуна. Приз. (Воловий глас! Попали!)
Гопенгаген завершил век. Вот как залмузей. Не ушибите обувкой
при выхолле.
________________
Примечания к тексту эпизода: см. [1_1.008.09 – 010.23].
|
|
[наверх] |
|
|
|
Фильм 4 (Айова). Тугг и Немм
Адама голову на отсечение, этот мужичонко на мятой кочке, в шкуркофтоне
с бантолентами, что это за божий дикарь? Дрейформирован его свиниатюрный
носохряк, подкорочены его плоскоступни. У него подмышечные спазмы,
у этого недоголенастика, и, трясусь грудями развалин, его маммомышцы
очень мустьересные. Он тянет напитку из чьей-то черепной коровки.
По мне это какой-то многоязычник. Вмесяце с тем он глядит в феодаль,
иже квартальничающий Саксолатович, будь то джинварь или пивраль,
марак или эльпрель, или неистовые буйства пьювиоза и вернимера.
Совершенно нетрудитсяоный мохнач. Это очевидный папаманкир.
Давайтесь пересечём его огненные чертоги, эти краали щелевысосанных
коленных плошечек. (Осторожка!) Он может почтипослать нас по
волновой дороге к горнопановым столбам. Дам вы ублажаете, негодник,
сколь светит эль, поди? Извините-с, ражий чаровник! Вы раззваниваете
под-дантски? Н. Вы истолковываетесь на нарвальском? Нн. Вы питьготовлены
англизаться? Ннн. Вы звучите по-саксофонски? Нннн. Всепонятно! Это
тугой ют. Давайте обручимся головными уборами и переломимся несколькими
сильными глаголами вдруг дружно, как на брех позадев проглядные реки.
Тугг.
―
Тутают!
Немм.
―
Чистьимение.
Тугг.
―
Вы ухонемой?
Немм.
―
Неипаче.
Тугг.
―
Знать, вы не глухо немой?
Немм.
―
Ой нет. Только неммного фальшивлю.
Тугг.
―
Ишь! И чтой же с вами приглушилось?
Немм.
―
Я теперь фальшиво немой.
Тугг.
―
И что за вздорздорздоровская вещь была поводом?
Отчего накал, Немм?
Немм.
―
Чтоб её совсем, эту забутыль, милсдурь.
Тугг.
―
Штоф её затем, это, на утиль? Навернски?
Немм.
―
Да у корчмы Полеторфяника, где я бивался былым.
Тугг.
―
Не разберу отсюда ни одного вашего соло, хотя я
и наострил уху. Я бы стал чадочку более блажеразумней,
будь я на вашем месте.
Немм.
―
И? И здесь? Издёвки? Вы, ты, брр! Трр-прр, вытиран!
Меня мания манит моя ярость малость, когда я
мнемоменяю!
Тугг.
―
Есть разглазвон. Мелочь бартера двоится. Позвольте
мне за все ваши издержки дать вам синицу врушки.
Вот, возьмите лесорублей, осемь флоринов. Куны
полезут для вас.
Немм.
―
Солидно отрезано! Как же, я слышал об оном вполушка,
о незавиваемом сердопухе Седрика Шелкобрада! Чтоб крыше
стать с рассветом у дамблинского залива! Старый сиголовкий
голец! Его вкрутили на месте, как некоторые яйцезрели.
С местными волостями – Мономарк. С тамошними
побледнушками – тискающий спальщик.
Тугг.
―
Просто потому, как пресказывает Тацыть, не затягивая
катавасию, что он огорошил здешний дернозём классной
подачкой отбросов.
Немм.
―
Прямо так каменный пудинг у-над бригсельским
рекоомутом.
Тугг.
―
Вожжиправый! Так оскандинавиться?
Немм.
―
Восходно с быком на торфяном полотне. Царь ремизский,
шарь аулейски! Я готов пронестись вприсядку на почве его
пенистого отрога, с его волосяной нанкой вовнутрь, от косы,
где мой затон, до Брайана ду Линна.
Тугг.
―
Кружку рома и тук вощины на меня, когда б я побритался
поднять с пола слово от стурка до финска того диатлекта,
которым вы говортамерундите. Что-то ослыханное и увыгодное!
Желаю дозрабствовать! До встречертей.
Немм.
―
Совершенно сонгласен. Мину внимания. Окиньте обсерваторским
оком круговиды этого аляострова, и череп некоторое время будет
видеть, насколько исконна долина моих Старшин, гунномычных
и наших, где горбшнеп завсе клянчит у пивички над солончаками,
где грядёт городище по перешейному закону, где по праву господина
изольдины простёрлись от евоной Начальной Корчмы до чьего-то
Финишерного Акра. Честь мнемнить эмто. Моресходствуют два
рас ветвления: приснобедное и назолотечерпавшее. Ласканная
муть. Здесь, гонясь всточно, они как наволнение; затем,
голодные после водлива, они заупокойны. Бесчисленность
литейных пуль низверглось на этот край, вездетучные как
снижалки, перьевые осадки, как бесплотная угроза круго-
земномира. Ныне всё кануло в вечность холмов, из петли
в пекло, крах краха. О циничность, вот вся твоя ценность!
Тугг.
―
Благодать у бога!
Немм.
―
Бытибысть! Здесенька взаимопокоится их прах. Великолик возле
маланьи, ословом, еженочной мир иностранен, в уауалялином
прапраграндотеле сидит мошканорушка, ани на уховёртку,
в мокрогуба огнезалп, подавну равных ан нетравных в той
молниекосной погромжизни, которая есть ловление любви.
Тугг.
―
Боже усыпись!
Немм.
―
Мирноясно! Страхолютыми водами обволочены. Блатозвучный
наплыв. Ведь смертодробительский курган приглотил их всех.
Эта туземная собствечность есть ничто как кирпичный прах,
а челозём должен возтрудиться. Кто передумал много крепких рун,
тех дважды два и обчёлся. Раз нов покров да стар покрой, трёх замков
кров лишь мракмглин! Дорог ли короток ли нынче разор до Горблина?
Базарт горбления. Но говорите невногу лёгочней, гниломес!
Не соблагохотише?
Тугг.
―
Хочушкак?
Немм.
―
Там больжукщий Гемимерид и фея Струянна.
Тугг.
―
Горишчо?
Немм.
―
Замкоролей грабнiца.
Тугг.
―
Грамнiцы!
Немм.
―
Ух вы, тугой-сякой, вы чудью не ввекаменели?
Тугг.
―
Гля, я негнароком громпросторфторировался и навечно в пол нем.
________________
Примечания к тексту эпизода: см. [1_1.015.29 – 018.16].
|
|
[наверх] |
|
|
|
Фильм 5 (Краков). Леди Проделок и Ярл ван Гонный
Это случилось под точной теменью, в стародавнишние времена, в древлекаменном
веке, когда Адам деловинно копал, а его мадамочка плела водянистую дымку,
когда ражный человек из горнодубняка был как какой-нибулль другой, а первая
верная сердечная реквизитёрка, гуляющая как ей вздуется, была не какой-нибаддь
для его любвезанятных глаз, и какой-нибилли жил влюбовно с какой-нибабой другой,
и Ярл ван Гонный высоко поднял горячую головку в своей лампосигнальной
башне, налагая на себя холодные руки. А его двое маленьких болизняшек,
нашенские собратья, Грустофор и Милорад, дуракаваляли свою болвашку
на настиле промасленного белья в верхномере замка его глиноземлянки.
И тут, свидетель тот мир, кто же пришёл к мару его корчмы, как не названая
его племянница – леди проделок. И леди проделок схватила аленького
и набелилась супротив дверного приёма. И она зарделась, и воспыландию
поглотил огонь. И рекла она в дверепроём как мелкая парижанка: "Марк
Разин, ужели нельзя мне похоже попозже хоть капельку портерпис?"
Вот так-то злопихательство и началось. За то двероприём рукответил
этой грации с надраландским насснау: "Тук!" Тогда эта Грайне О'Метка
детоувела болизняшку Грустофора и в бурные западающие чрезтернии она
стремится, струится, струится. А Ярл ван Гонный радиовещал ей вослед
с тихим томным тактом: "Глуха беда начало! Бросьте это и вернитесь в мою
дольную Эриушку, прошу". За то она отвечитала ему: "Навряд ли бы".
И раздался странноизвлечённый грай тем самым шабашенным вечером
падающих англов где-то в Эрио. И леди проделок пошла в свой сорокалетний
поход в Кругосветку, и она смыла блаженные любовные спятнышки
с болизняшки мылом (утешествия в сальнованне), и её четыре
старобытных мастера зашкалили его смеяться, и она выдохизменила
его в проборного добролюба, и он стал литеранином. Тогда она
начала стремиться и струиться и, клянусь тором дыма, она снова
вернулась к Ярлу ван Гонному после зимскользких лет, и болизняшка
с ней в её спереднике в другой раз под ночным небом. И куда же она
пришла, как не к бару его бристоялого двора. А Ярл вон Гонный
ниспустил свои морфологолые жалкие пяты в свой хмелепогреб, одаривая
себя тёплыми рукопожатиями, а болезняшка Милорад и болвашка
в их первом младенчестве были на нижнем, на отрывном листке,
пихаясь и чихаясь, как Бродир на Истре. И леди проделок стянула
набелённого и зарделась опять, и замерцательные краснопетушки полетели
с гребней холмов. И она разбелилась пред вратником, говоря:
"Марк Двен, ужели же я так похоже похожа как две капли портерпис?"
И тогда: "Тук!" – сказал вратник, рукответствуя на её могучасть.
Тогда она могучестно преднамеренно посадила болизняшку и подняла
болизняшку и в лилипуть-дороженьку на Никчёмную Землю она
устремилась, струилась, струилась. А Ярл вон Гонный протрещал ей во зле с шумным
винным гамом: "Нема беда начало! Бросьте это и вернитесь с моей вольной серёжкой,
прошу". За то леди проделок отвечитала: "Но рады мы".
И раздался дикий староиспечённый грай
тем самым лоренсным вечером астероидного дождя где-то
в Эрио. И леди проделок пошла в свой сорокалетний поход в Другосветку,
и она втемяшила крест проклятия кровкроммеля с помощью
нагеля в шляпку болизняшки, и её четыре мониторши легкомыслия
вышколили его слезиться, и она вдохоизменила его
в примерного долгонрава, и он стал грустианином. Тогда
она начала стремиться, струиться, и, после нетстольких сил, полон
рот тем, она была снова у Ярла вон Гонного, и Радомир вместе с ней
под её санофартучкой. И где ей наконец остановиться, как не во дворике
его владычного дома после сочной смены в третьебожий раз? И Ярл
вон Гонный поднял свои штормовые чресла вверх к своему кладосундуку,
переваривая в своих четырёхжелудочных камерах (може! поможе!),
а болизняшка Здоровкуст и болвашка были на нежном, на туалетном
белье, они целовались, плевались, тузились и лобузились,
как смятое трико на пресном теле, в их втором младенчестве.
И леди проделок сорвала пустоцвет и раззарделась, и на долины легло
сияние. И она наибелилась перед триомфальной арколукой, спрашивая:
"Марк Встречальный, ужели моя то похоже последняя капля и портер весь?"
Зато тут-то злопихательства и забортачились.
Ведь подобно
возвышению сборотрубистов, Его Молниегрозная Воанергичность,
Ярл вон Гонный, старый гроза девчат, вышел (прыг-скок, брык-поскок)
из-под древкосвободной арколуки его трёх штук саттворенных замков,
в своей продымбирной шляпе, и своём награжданском отворотнике, и своей
кожзнаменательной подрубашке, и своих халатнопрядильных наглослаксах,
и своих сильнопорченных порточках, и своём оттягатном патронтураже, и своих
шорохозахватных перешвейских кирзиновых сапогах, как грязно-жёлчный
зыбкосолёный оранжист со своей бурбурной голоповатностью, полонённый
сильностью своей корабельной рубки. И он цокнул своей крайней рукой
свою выездгднедую, и он наприказничал, и его глс глсл, что ей пора
оставить точку, богачке. И тогда бодашка завернула скатерть прочь.
(Перкунастрескапотортатигуркотiтытутњавагрмљавинаштакааттракалаатгромгръмгрiмгрукатацьзвечкадрънкалка!)
И всё им выпить рай.
Ведь один человек в доспехах всегда считался успичным вариантом для
девиц в нежных рубишках. Это была лишь первая капля неограмотной
партерпиизии на всю эту воспламенную водянистую ветреную землю.
Как раскрывальщик кирша сделал сердечную пору для нарвалского капитола.
Топселёк мой-теши, а не прей-держи. Смежи мню и волю. Леди проделок же
укрепила своё судоболтанчество, болезняшки нашли выход к открытому миру,
а у ван Гонного всё поплыло с тоски. Так подслеживание за городским
членом благоприятствует всем ограждённым.
________________
Примечания к тексту эпизода: см. [1_1.021.05 – 023.15].
|
|
[наверх] |
|
|
|
Фильм 6 (Мельбурн). Поминки Финнегана
Ишиты? А как ши! Макулушка, Макулушка, ах нну как и чего доброго для
вы таки погибнули в тот судный утраур сушнярга? Плакал каждый придыхая
на рожтефтельских поминках Финлевана, все хульноханы нациярамы,
отделавшиеся лёгкой испугорамой с дюжиннодольним сочетательным
избытком завываниерамы. Там были и огнеглотатели, и водоносы, и
землемеры, и воздухоплаватели, и медные трубочисты. И все они
столпили с вопличайшей жизненадобностью. Педагог, демагог, а
между ними – барменгрог. За продлениераму восхвалениерамы
и до самой Гуннеханьской завершениерамы! Одни изобразили
криковяк, другие изобличили балкорову. Забрюкивая его вверх и
напуская его вниз. Он тихо приехал, зато дольше пребудет, наш
Преам Олим! Там было: "Он известный мастер на все трюки".
Подравняйте его подушечный камень и зовите-ка ромокапателей!
Будто как в этой маре помянут вящей всебедлам! С ихними "две
брови вниз" и "при Дите правоверные". Они
распёстростёрли его вдоволь кровати. Два бокалика полных
финищем у ног его тут же. В изголовье – мобильная качка
его пития. Втихаря трезвоня труляля, траляля, триляля, тополя!
________________
Примечания к тексту эпизода: см. [1_1.006.13 – 006.28].
|
|
[наверх] |
|
|
|
Перевод: Андрей Рене, 2016 (c)
- http://samlib.ru/r/rene_a/
- andrey.rene@mail.ru
|
|
|