Аннотация: Это квента на игру "Мафия" которая так никогда и не состоялась. Не знаю почему, но мне очень нравится как получился этот текст.
Имя: Камилла Ди Лауро // Фаина Вершинина //
Возраст: 23
В школе я успешно начала подменять слово "мать" словом "родители". Так уж вышло. По ее словам, кем был мой отец - меня не касалось, вот я и послала его ко всем чертям с самого раннего детства. Мое собственное безразличие не гарантировало общественного. Я и так не шибко хорошо уживалась со сверстниками, а уж когда в средних классах вспыло, что я еще и безотцовщина начался форменный ад. Чего я только не наслушалась о своем происхождении. Кем была я, и кем была моя мать - наше личное дело. Что я и вбивала в голову каждому, кто посмел в этом усомниться.
Я определенно была метисом. Моя мать - русская, и я была очень похожа на нее, если бы не высокие итальянские скулы и взрывной характер южан. Она с детства учила меня быть мягче, и с возрастом я действительно научилась подавлять гнев, но все-таки это была часть меня.
В восьмом классе я узнала, как именно информация о моей семье просочилась в массы. Классный руководитель, которая по долгу службы была в курсе моих семейных обстоятельств, разболтала это каждому, кто был готов слушать. Я подсыпала сучке крысиного яда в кофе. Не сдохла, но желудок в больнице ей промывали достаточно долго. С меня взятки были гладки - виновника так и не нашли.
В школе меня трудно было подчинить классификации. С одной стороны - молчун, с другой - прилежный ученик, но когда кто-то снова заводил тему о моей семье все заканчивалось кровью. Драчун из меня был неважный из-за чересчур хрупкой комплекции (два месяца провела в больнице, из-за подозрений на анорексию), спасала только быстрота реакции и верткость. Когда я знала, что не справлюсь с человеком лицом к лицу, то приходилось действовать как с той учительницей. Пара слов, здесь и там, порой оказывались даже более ядовитыми, чем любая отрава. Люди редко по-настоящему доверяют друг другу.
Когда мне исполнилось пятнадцать, мать рассказала об отце. Произошло это довольно тривиально, на складе нашей лавки в Сан Люка, между ящиками апельсинов и коробками сигарет. Имя у него, как я и догадывалась, было итальянское - Анджело, а вот фамилия заставила меня похолодеть. О клане Ди Лауро слышала даже я, пятнадцатилетняя соплячка, пусть даже их сфера влияния была в десятках километров от нас - в Кампании. Имя Фая дала мне мать, после того как отец заставил ее бежать в соседнюю Калабрию, опасаясь за ее безопасность. Он никогда за ней не вернулся, поэтому я и выросла Фаей. От рождения же меня нарекли Камиллой. Было немного смешно смотреть в зеркало, где отражалась болезненно хрупкая угловатая девчонка, чьи сожженные краской рыжие волосы почти до белизны выгорели на солнце, и думать, что это чудо в перьях зовут таким элегантным именем. О своем родстве с Ди Лауро я постаралась забыть.
Денег, которые мы с мамой выручали в магазине, хватало на проживание, но не более. В шестнадцать лет мне захотелось большего. Так я начала воровать. Я была не одна такая - нас набралась целая банда молодняка, готового проникать в чужие окна ради мелочи, закатившейся под комод. Естественно, что мелочью это не ограничивалось. Халява продолжалась, пока люди Ла Санто не сообразили, что кто-то чужой промышляет на их территории.
На нас устроили засаду. Я как всегда пролезла первая и открыла двери остальным. Все шло спокойно, а потом началась охота на лис. Я всегда держалась чуть в стороне ото всех именно на такой случай. При моих размерах и верткости, я спокойно пролазила в форточки и между прутьями средних решеток, поэтому в одиночку мои шансы на побег всегда были неизмеримо выше. Но осада была выполнена грамотно. Я выкатилась буквально под ноги одному из солдат Ла Санто. Схватка была недолгой. Я благодарила Господа, что солдат не открыл огонь, поэтому совершенно не сопротивлялась, когда он скрутил меня и прижал к земле.
Позже, через несколько дней, когда мы встретились в городе, Рамон признался, что отпустил меня, потому, что принял за мальчишку лет четырнадцати. В этом возрасте он сам взламывал чужие замки. Попался только один раз, после чего отец всерьез занялся его воспитанием. У дона Карлоса Ла Санто тяжелая рука - это знает весь город.
Рамон был младшим сыном дона Карлоса и на пять лет старше меня. Мне оставалось полтора месяца до семнадцатилетия, когда, по рекомендации отца и одного из старших братьев, он стал солдатом. Тогда-то мы и познакомились. Секундная слабость - имя нашему знакомству. Благодаря ей он меня тогда отпустил, а потом, на улице, завязал разговор. Он повадился покупать у нас фрукты. Заодно и поучал меня, пока мать не слышала.
Я очень любила Рамона, но мы с ним настойчиво играли в брата и сестру, и этой игре не было видно конца. Из таких ситуаций, мне теперь кажется, выходят только когда между людьми начинает искрить настолько, что у них не остается выбора - либо разойтись, либо упасть в объятия. Мы предпочли второй вариант.
По поводу моей личности был страшный скандал. То, что моя мать была русской - знал каждый, кто был хоть малость заинтересован. Я это и не скрывала. Рамон очень долго беседовал с отцом и в итоге они пришли к какой-то договоренности.. Очевидно, Рамону пришлось поступиться чем-то важным, но детали никогда не были мне известны.
Наша семейная жизнь текла размеренно. Желая подняться в глазах семьи Рамона, я делала все, чтобы считаться достойной женщиной. Рамона это несколько забавляло, на мой взгляд, но мне было приятно, когда он начал смотреть на меня иначе - как на женщину. Я старалась оказывать ему всяческую поддержку и получила в ответ доверие. Детей у нас не было. Я часто думала об этом, но каждый раз приходила к выводу, что еще слишком рано.
Через два года совместной жизни мы перебрались в Реджо-Калабрия и Рамон занялся адвокатской практикой. Мы открыли контору, где я помогала по мере сил. Одновременно я поступила на юридический факультет, чтобы иметь за спиной реальные знания, а не звук имени мужа. Он тем временем стал консильери и стал часто пропадать в разъездах. Контора фактически оставалась на меня.