Зимой на даче делать вроде бы и нечего. Но я решил все-таки съездить, посмотреть на дом, на сад; проверить: все ли там в порядке. Живем мы в южной части нашего города. И дачу себе подыскали сразу за южной окраиной. От дома до дачи всего шесть километров. Ехать пять-десять минут, а за час можно и пешком дойти.
Осенью на даче я устроил три кормушки для птиц. А в кормушки необходимо хотя бы изредка что-то насыпать. Морозов, конечно, больших нет; но птицам зимой и без морозов нелегко. У них ведь нет ни теплого жилья, чтобы обогреться; ни запасов корма, чтобы можно было при необходимости подкрепиться.
Деревья стоят обледенелые. Попробуй, найди на них что-нибудь съедобное. Вот почему так много птиц погибает зимой. А это ведь наши постоянные птицы. Они не кочуют, не улетают осенью на юг. Эти птицы всегда с нами, и хотя бы за это мы должны им помогать.
Эти размышления утвердили меня в правильности принятого решения. И после обеда, выгнав машину из гаража, я поехал на дачу.
Ночью шел снег. Но к этому времени основные дороги были уже расчищены. Ехать было легко, настроение было радостное.
Вот промелькнул указатель с перечеркнутой надписью "Курск". Это значит, что город уже закончился. А вот и перекресток с поворотами на первые пригородные села. Налево поедешь - в "Кукуевку" попадешь, направо свернешь - в "Цветово" окажешься.
И вот, наконец, слева за придорожной посадкой уже показалось наше СНТ - "садоводческое некоммерческое товарищество". Виднеются засыпанные снегом сады, огороды и крыши дачных домов.
Сворачиваю с главной дороги и въезжаю в СНТ. Здесь, конечно, снег никто не чистил. Но машины уже проезжали, дорога укатанная.
Еду по главному проезду СНТ. От него влево и вправо уходят улочки и переулочки. Вот дорога начинает плавно подниматься вверх, и вскоре я подъезжаю к нашей даче. Она находится в самой верхней точке СНТ, и со своего дачного двора я хорошо вижу город и то место в городе, где примерно находится наш дом. А из окна второго этажа нашего дачного дома город вообще виден как на ладони. Особенно хорошо видны почти примыкающие к дачам новые частные застройки Курска по улице "1-я Степная".
Это все видно в северное окно второго этажа нашего дачного дома. Если же перейти к южному окно, то увидишь за Александровским карьером лесные урочища заповедника "Стрелецкая степь".
Заповеднику недавно исполнилось 80 лет. Полное название его звучит так: "Центрально-Черноземный государственный природный биосферный заповедник имени профессора В.В. Алехина". Он тянется более чем на 120 километров, его шесть участков общей площадью более пяти тысяч гектар расположены в семи районах Курской области. А то, что видно из южного дачного окна, является Стрелецким участком заповедника.
О нашем замечательном заповеднике можно писать долго, и мы более подробно поговорим о нем в другой раз. А сейчас вернемся на дачу.
Пока я открываю дачные ворота, подъезжает еще одна машина. Ей нужно дальше, но объехать меня она не может. Поэтому подъехавшая машина стоит и ждет. Я въезжаю во двор, и она едет дальше.
На даче тишина. Изредка проедет мимо машина или пройдет пешком с автобусной остановки какой-нибудь дачник. Все засыпано снегом. Солнце в дымке, но на снег все равно невозможно долго смотреть. Он искрится и слепит глаза.
Черные стволы и ветви садовых деревьев густо обсыпаны хлопьями белого снега и похожи на причудливые слоеные пирожные. Под деревьями нетронутая снежная целина.
Лежащий на ветвях снег по краям подтаял, и образовалась соблазнительная ледяная корочка. Ветви от всей этой тяжести согнулись и замерли в ожидании.
Время от времени какая-нибудь ветка неожиданно вздрагивает и стряхивает с себя всю эту красоту. Наледь с тихим звоном падает вниз. Следом за ней бесшумно летят вниз хлопья снега и с тихим шорохом ложатся на снежную целину.
Освободившаяся от тяжести ветка облегченно распрямляется и некоторое время легко и тихо покачивается.
Я вхожу в дом. Окна в доме в морозных узорах. На даче у меня два градусника. Один висит в доме на стене и показывает пять градусов мороза, второй прикручен снаружи к раме окна на северной стороне дома. Смотрю на него, но из-за морозных узоров ничего не вижу. Дышу на стекло и тру пальцем. И в образовавшийся прозрачный глазок вижу те же пять градусов мороза. Что на улице то и в доме. Отопления в нашем дачном доме пока нет.
Выхожу во двор, начинаю расчищать дорожку от ворот к дому. И вдруг слышу: "синь-синь! синь-синь!"
Синичка! Сама себя объявляет: "Синь-синь!". То есть: "Я - синичка!"
Но где же она? Осматриваюсь и вижу возле одной из кормушек ярко-желтый пушистый комочек. Ничего не обнаружив в кормушке, он удивленно крутит черной головкой с белыми щечками.
Бросаю лопату и, радостно извиняясь: "Сейчас моя синюшечка! Сейчас моя хорошая!", бегу к машине. Там у меня мешочек с семечками. В доме его из-за мышей держать нельзя.
Кормушки расположены равномерно в трех местах дачного участка: одна висит во дворе на грецком орехе, две в саду - на груше и на яблоне. Сделаны они из пятилитровых пластиковых емкостей из-под жидкости "незамерзайки". В двух противоположных стенках прорезаны большие лазейки. На дне каждой емкости лежит тяжелый камень, чтобы ветром их не очень сильно раскачивало.
Я обхожу кормушки и насыпаю по четыре пригоршни семечек в каждую из них. Когда заканчиваю насыпать в последнюю, синичка уже крутится возле первой и радостно сообщает на все СНТ: "синь-синь! синь-синь! ци-ци-сю! ци-ци-сю!". Что, по-видимому, означает: "Я - синичка! Я - синичка! Все - ко мне! Все - ко мне!"
И, действительно! Тут же вдалеке слышится ответное "синь-синь!", а уже через несколько минут в саду "синькают" около двадцати синичек. Они сразу оценивают обстановку, распределяются по пять-восемь птиц возле каждой кормушки, и представление начинается.
Одна за другой стремительно пролетают они сквозь кормушку. Почти на лету проворно хватают семечко и тут же на соседней ветке ловко расклевывают его, съедая ядрышко. Едва не одновременно расклевав по семечку, они повторяют свой поочередный стремительный пролет. Так повторяется несколько раз. Это похоже на синичий хоровод.
Но вот возле одной кормушки появляется парочка воробьев. Они молча влезают в нее и начинают задумчиво клевать семечки прямо в кормушке.
Синички перепархивают с ветки на ветку, беспокойно ожидая, когда можно будет возобновить свой хоровод. Но воробьи и не думают уступать им место. Время от времени кто-нибудь из них сонно замирает, потом разбуженный шевелением второго продолжает задумчиво клевать.
Наконец одна из синичек не выдерживает. Как молния пролетает она сквозь кормушку и возвращается на свою ветку. Я даже не успеваю заметить, что там при ее стремительном пролете происходит. Но, по-видимому, что-то все же происходит. Потому что воробьи поспешно один за другим вываливаются из кормушки и обиженно усаживаются на забор. А обрадованные синички возобновляют свой хоровод.
Я снова берусь за лопату. Расчищаю площадку на улице перед воротами и во дворе вокруг машины. Затем расчищаю дорожки вокруг дома, к сараю и к каждой кормушке. Время от времени я останавливаюсь и, опираясь на лопату, отдыхаю, наслаждаясь свежим морозным воздухом.
Наступает ранний зимний вечер. Снег синеет. На него ложатся первые вечерние тени. Снег синеет постепенно. Сначала он становится бело-голубым, а кое-где даже бело-розовым. Но вот солнце заходит. На землю ложатся первые сумерки, и снег начинает искриться сочным синим светом, будто его изнутри подсвечивают синей лампой.
Птиц уже не слышно. Соседние дачи понемногу растворяются в зимних сумерках. Зато все ярче становятся видны разноцветные огни нашего города. Эти разноцветные городские огни в холодных дачных сумерках кажутся теплыми и притягивают к себе. Пора ехать домой.
По свежерасчищенным дорожкам я еще раз обхожу дачный участок. Захожу в дом и смотрю на оба градусника. Уличный показывает уже восемь градусов мороза. А тот, что в доме, по-прежнему пять. За ночь дом промерзнет, и он тоже будет показывать восемь.
Я убираю лопату, закрываю дом и сажусь в машину. Завожу двигатель, немного прогрев его, включаю ближний свет и выезжаю на расчищенную площадку перед воротами. Закрываю ворота и еду навстречу теплым разноцветным огням родного города.