Аннотация: Действие автобиографического романа "Моя Ойкумена" охватывает период с середины 70-х годов ХХ века до 1993 года. Изображает классическую картину - процесс формирования человека с самого раннего детства на фоне основных исторических событий и последующей смены системы ценностных ориентиров в постперестроечное время. Суть познания мира - географическое расширение "личной ойкумены", а основной метод в процессе познания - научная экспедиция в удаленные районы земли.Главы романа также делятся по географическому признаку: Забайкалье, Чукотка, Крым, Москва, Америка и т.д.Книга интересна прежде свего поколениям, успевшим пожить в советское время. Для молодежи эта книга может являться иллюстрацией сознания человека "хомо советикус" и расшифровкой некоторых сторон его культурного кода.
Моя Ойкумена
M.A.Резяпкин 2015
Примечания:
Ойкумена - от греческого oikumene - обитаемая земля, часть земной поверхности, заселенная людьми.
В более широком понятии - познанный нами мир.
Посвящается нашим дедам, которые создали великую державу, и отцам, которые умудрились ее разрушить...
Оглавление
Глава первая. Забайкалье.
Глава вторая. Поволжье.
Глава третья. Индейцы.
Глава четвертая. Окончание школы.
Глава пятая. Москва.
Глава шестая. Крым.
Глава седьмая. Этнография.
Глава восьмая. Дневник Первой Экспедиции на Сахалин.
Глава девятая. Короткий промежуток.
Глава десятая. Экспедиция на Край Света.
Глава одиннадцатая. Америка.
Глава двенадцатая. Было - и нет...
Часть первая. Забайкалье.
Лучшее воспоминание - это то, которое начинается с самого раннего возраста.
Ричард Хилдрет, Белый раб
Дед
Четырехлетний мальчик внимательно слушал объяснение деда. Дед был огромен, абсолютно лыс и туг на ухо. Два последние качества он приобрел на войне после контузии, что укрепляло его и без того безграничный авторитет. Вопрос внука был прост и обычен для его возраста: откуда берутся дети, котята, грибы и цветы - все, что есть в этом мире. Дед долго не размышлял - ответ, видимо, был у него всегда наготове: 'Видишь ли, все маленькое рождается от большого. Маленькие котята и щенки - от котов и собак, дети - от пап и мам, маленькие деревья - от больших деревьев. Вот, например, если мы отломим от этого большого дерева веточку и воткнем ее в землю, то потом из этой веточки вырастет новое дерево'. Дед был мудр, но в данный момент немного лукавил - ответ был не полон, хотя на этот момент абсолютно удовлетворил и обрадовал внука. 'Все ясно!!! Малое - от большого!!! Как ветка от дерева'.
Четверо суток дед добирался в этот пограничный военный городок для того, чтобы повидать внука. Приехав, контуженый старик тут же заставил всех разговаривать громче, окружающие быстро привыкли к этому. Даже после отъезда деда все продолжали кричать в разговоре, пока кто-нибудь иронично не замечал: 'Зачем орать, дед же уехал!'
Сильнее всего внука впечатляли утренние процедуры деда, который заряжал себя и все окружающее энергией. Он вставал рано утром, вместо тапочек наматывал на ноги армейские байковые портянки и каждый раз будил внука странной и непонятной фразой: 'Просыпайся и помни, что человека на каждом шагу подстерегает опасность!' После этого он начинал мурлыкать себе под нос какой-то мотивчик, иногда, если прислушаться, можно было разобрать слова:
Грек из Одессы, еврей из Варшавы,
Юный корнет и седой генерал:
Каждый искал с ней любви и забавы
И на плече у нее засыпал...
Так напевая, он делал старомодную утреннюю гимнастику, которая была сущей эклектикой и состояла из массажа конечностей, наклонов с пыхтением, боксерского боя с тенью и штыковых выпадов. К этому времени внук уже окончательно просыпался и с замиранием сердца ожидал окончания зарядки, приоткрыв дверь ванной. Дед умывался обильными порциями холодной воды, начиная с самой макушки, как будто мыл большой спелый арбуз. Кульминация наступала, когда дед мощно и звонко шлепал себя ладонями по чистой сверкающей лысине. Он знал, что внук завороженно подглядывает за ним, но притворялся, что не замечает.
Потом они вдвоем завтракали и шли гулять. А вокруг всегда была зима. Дед носил военный китель с большим количеством орденских колодок. Все встречные здоровались с ним, и он подавал им для рукопожатия свою покалеченную на войне огромную пятерню. Но самым главным предметом его гордости были не ордена, а внуки. А этот был самым младшим и любимым. Все говорили про них: 'большой да маленький'. Вот так и выходит, что большой и маленький гордились друг другом. К тому же, теперь я уже знал, что малое родится от большого, и глядя на деда, мечтал о том, что у меня тоже будут такие же глубокие морщины на лбу и такие ордена на груди - ведь я - та самая маленькая веточка от этого большого дерева!
Больше не буду прятаться за деда и признаюсь, что маленьким был я - да вы и сами, наверное, уже догадались.
- Деда, а откуда берутся морщины на лбу?
- Это от ума! Когда много думаешь и хмуришь лоб, то остаются морщины - вот так, - и дед изображал, как надо правильно хмуриться.
- А почему у меня нет?
- Значит ты еще маленький и думал мало - у тебя все впереди, не беспокойся!
- А за что ордена дают на войне?
- За храбрость, за терпение, за веру в победу.
- А я буду таким же умным и храбрым, как ты? Я хочу такие же морщины и ордена!
- Будешь, если действительно этого захочешь.
- Конечно хочу! А расскажи о войне!
Снег хрустел под подошвами наших валенок, и я завороженно слушал адаптированные для детского ума дедовские истории о финских снайперах-кукушках, об освобождении концлагеря и о штурме Рейхстага. Я уже знал, что самый лучший в мире танк - это Т-34, на котором дед дошел до Берлина. В то время мы не разбирались в марках легковых автомобилей, я даже и не помню, были ли они тогда вообще...
Дед учил меня быть справедливым, неприхотливым и терпеливым - он считал, что это главные для солдата качества. У меня не было сомнений, что я буду солдатом, когда вырасту.
- Руки вверх! - радостно ткнул я деда в живот деревянным автоматом.
- Направлять оружие на живого человека нельзя ни в коем случае! - хмуро ответил дед, 'разоружив' меня.
- Но это же игрушечный! - пытался я оправдаться.
- Иногда и палка стреляет! - резюмировал дед, - я конфискую автомат до завтра.
- А что такое конфискую?
- Отбираю, положу в шкаф - это будет оружейная комната. Сдать оружие!
- Ну дед! Ну не надо! - я начал реветь.
- Как же ты сможешь стать солдатом, если сопли распускаешь! Сдать оружие!
- Есть сдать оружие! - и, давя рыдания, я передал игрушку в дедовы руки.
Дед в этих вопросах был неумолим и считал, что к культуре обращения с оружием нужно приучать с самого раннего возраста.
Дисциплинарные взыскания от деда получал не только я, но даже отец. Как-то раз, вернувшись домой с улицы, мы играли в мячик, и тот закатился под диван. Дед полез его доставать, и в этот момент его рука зацепилась за какой-то ремень и извлекла на свет СВД - снайперскую винтовку с оптическим прицелом (отец добывал ей изюбря). По возвращении отца со службы на кухне была проведена 'политбеседа'. Дед был старше по званию и делал отцу выговор за небрежное обращение с оружием в помещении, где живут дети. Знал бы он, что в папке для документов в чулане хранится пистолет ТТ! Его мы брали с собой, чтобы позабавиться, когда все вместе выходили за дом жарить шашлыки. Кроме ТТ, кто-то приносил 'Наган', 'Марголин' и 'Макаров' - стреляли по консервным банкам. Мама при стрельбе зачем-то визжала перед каждым выстрелом - наверное, это помогало ей попадать, так как стреляла она с закрытыми глазами. Попадала она даже лучше, чем папа, и папа от этого нервничал, потому что он-то как раз знал, как надо стрелять правильно!
После этого у меня появлялись игрушки - стреляные гильзы для игры в солдатиков. Малокалиберные (желтые и черные) гильзы от 'Марголина' сходили за молодых солдат, которые постоянно шлялись по нашему двору - их тонкие шеи торчали из х/б, точь-в-точь как гильзы от мелкашки. Желтые револьверные и статные фигуристые автоматные гильзы были бравыми сверхсрочниками, а короткие толстенькие зеленые от 'Макарова' - старшими офицерами. Пузатый майор дядя Костя из соседней квартиры - друг и собутыльник отца - был очень похож на такую гильзу. Поднятые по тревоге гильзы быстро усаживались в грузовики - коробки из-под патронов - и ехали куда-то на границу.
Штирлиц
Поначалу мой мир был очень мал. Сразу за домом начинался Край Света со сказочной тайгой, сопками и багульником. А мой дом посреди этого мира - деревянный двухэтажный барак, обшитый дранкой - дощатыми чешуйками, как огромный карп. Воду у нас дома нужно подогревать в котле, который называется 'титан'. Топилим мы его в основном деревянными ящиками от артиллерийских снарядов - этого добра здесь всегда в избытке. И еще в избытке кедровых орехов - у нас в коридоре всегда стоит полный мешок, как из-под картошки . Я никогда не прохожу мимо, не запустив в него руку. Засовываешь пальцы поглубже, перекатываешь орешки - и на душе сразу становится хорошо-хорошо... Кстати, знаете, как безошибочно отличить настоящего сибиряка? Дайте человеку кедровый орешек и посмотрите, как он с ним справится... Я, как и все сибирские дети, тренировался сызмальства, и потому грызу орешки со скоростью бурундука.
В пределы моего мира входит магазин, куда меня отправляют за хлебом, доверяя бережно завернутые в бумажку монетки. По пути не разрешается разговаривать с солдатами - жаль, но зато если постоянно смотреть под ноги, то в песке можно было найти настоящий патрон. Такие находки полагается сдавать отцу и рассказывать, где взял. Но все же патрон лучше припрятать, чтобы потом вместе с большими мальчишками бросить его в костер. Но где спрятать? В карман - не выход, так как при стирке мама все равно найдет. Лучше закопать на улице в тайнике!
Когда ты маленький - мало что можешь сделать сам, без помощи старших. Даже костер не сможешь разжечь, поэтому поначалу просто подходишь к чужому костру, около которого уже сидят большие. К костру пускают не всякого - нужно доказать, что ты можешь стать другом. Для этого ты должен пройти некоторые испытания. Обязательный начальный уровень для всей малышни - тест под названием 'лизни железяку на морозе'. Прав был мой дед, утверждая, что человека на каждом шагу подстерегает опасность... А особенно опасно, когда ты еще не знаком с базовыми законами физики. Мне повезло - дали лизнуть скобу для скрепления бревен. Как лизнул, так и прилип, а плакать нельзя - не примут в стаю. Жестокие детские глазки смотрят на тебя и смеются. И уже не хочется стать другом, но и отступать нельзя - ведь дед с отцом всегда говорят: 'Сын офицера никогда не должен сдаваться и плакать'. Отрываю скобу резким движением, чувствую обиду и вкус крови во рту. Сереже из соседнего подъезда не повезло - его не приняли, так как он не прошел испытания. Ему дали лизнуть дверную ручку подъезда, так он там и остался, согнутый и прилипший, пока сердобольная тетя не выскочила с чайником теплой воды и не отлепила его - над Сережей потом долго смеялись.
Правила поведения в группе придуманы давно кем-то из старших, поэтому младшие должны их соблюдать, не обсуждая. Не нравится - играй один. Что бы ни сделали старшие, нельзя жаловаться на них, 'стучать' своим родителям. Выбирай - на одной чаше весов лежит авторитет родителей, на другой - твоя популярность среди товарищей во дворе. Одним из таких 'старших' в нашем дворе и был Вовчик - сын начпрода полка. Вовчик мне сразу вообще-то не понравился - на нем всегда была такая дурацкая зеленая беретка!
Вначале, как обычно, мне предложили покидаться камнями - это у нас была популярная игра. Правило одно - не целиться в голову и окна. Но не целиться - не значит не попадать. Свой первый в жизни подзатыльник я получил за разбитое стекло, и это все из-за Вовчика! Теперь-то я понимаю, что он специально меня подставил, бегая туда-сюда перед окном. Я запустил увесистым камешком, но промахнулся, и он с дребезгом влетел в квартиру на первом этаже. Оттуда выскочил офицер в штанах с лампасами, в майке и с намыленной щекой, и спросил, кто это сделал. Вовчик с другом, конечно же, показали пальцем на меня. Дядька молча треснул меня по затылку и ушел. Мне было совсем не больно, просто стало жалко этого офицера, так как я подумал: щека намылена у него потому, что он бреется опасной бритвой. А бреется он опасной бритвой, потому, что у него нет электробритвы. Если у него нет электробритвы, значит у него нет жены - ведь всем офицерам жены дарят на 23 февраля электробритву 'Харьков', которая продается в нашем магазине. Если у него нет жены, то значит и нет детей, поэтому он такой злой, а злым трудно живется, ведь их никто не любит... А вот Вовчик - гад! Как же так? Младшим нельзя стучать, а старшим - можно? С того момента началась наша с Вовчиком вражда, и вскоре после этого я совершил свой первый мужской поступок. Вот как это было.
Двор, в котором мы гуляли, вернее, пространство между двумя деревянными бараками, был похож на пустыню - барханы бурого песка, переносимого ветром. Чтобы как-то облагородить этот лунный пейзаж, начальство прислало солдат, которые вкопали в грунт несколько саженцев. Я наблюдал из окна за этим процессом, и вдруг вспомнил объяснение деда, что малое родится от большого, дерево - от ветки... Оделся и выскочил на улицу. Я аккуратно разломал все саженцы на палочки равной длины и натыкал их в песок ряд за рядом. Любуясь результатом, я не заметил, как сзади ко мне подлетела старуха из соседнего дома и начала орать. Я не понимал, чего она от меня хочет и просто, насупившись, молчал. За этой сценой следили Вовчик с дружком, они-то и надоумили меня:
- Ты скажи ей, что она старая карга!
- А что такое карга?
- Неважно, но увидишь, что она сразу от тебя отстанет!
Я так и сделал. Но получилось все не так, как обещал Вовчик: старуха завизжала и побежала к моей маме жаловаться. Меня тут же загнали домой, отругали и заперли в комнате. А по телевизору как раз шел новый фильм - про Штирлица. Мне уже объяснили, что все люди в мире делятся на 'немцев' и 'наших'. Наши шпионы называются разведчиками, а немецких разведчиков нужно называть шпионами - здесь нельзя путаться. Вот, к нашему разведчику Штирлицу приехал вражеский немец и стал уговаривать его сделать что-то плохое, может быть назвать старой каргой самого главного немца - Гитлера. Тогда он, Штирлиц, недолго думая, схватил бутылку, и... хрясть ею по голове! Немец как сидел, так и грохнулся со стула. Вот это мне понравилось!!!
На следующий день к нам во двор снова приехали солдаты. Они расчистили площадку и посадили новые саженцы. Но я был упрям и повторил все заново. Как только я начал ломать молодые деревца, из-за угла показались Вовчик с приятелем и, осклабившись, направились прямиком ко мне. Я был невозмутим, и, отвернувшись, усердно ломал, ломал, ломал... А эти двое стали рядом и дразнили меня, корчили рожи. И вдруг в поле моего зрения попала бутылка из-под шампанского. Я уже знал, что нужно делать - спокойно, без суеты поднял ее, правда не так легко, как Штирлиц. Я размахнулся двумя руками и со всей силы саданул ею прямо по этой гадкой зеленой беретке. В кино не наврали - эффект был точно такой же, даже лучше - Вовчик рухнул на спину, а его дружок с криком убежал. Ага! Получили?! Однако, мой триумф длился недолго. Что тут началось! Я не ожидал такого поворота: крики, суета вокруг. Как будто меня подхватило и завертело каким-то смерчем, а потом приподняло над землей. Оказывается, моя мама увидела эту батальную сцену в окно, выскочила босиком на улицу, подняла меня за шкирку и поволокла домой.
Швырнув меня как котенка в комнату, она сказала: 'Я с тобой уже не справляюсь! Совсем от рук отбился! Вот вернется домой отец - он с тобой поговорит как следует!' Казалось бы, в ее словах не было ничего страшного, но я жутко струсил. Особенно меня испугало непонятное 'как следует'. Настроение испортилось, и я на всякий случай залез под диван. Пролежал я там довольно долго, даже уснул. Отца не было дома - он вчера был поднят по тревоге и уже второй день лазил где-то по сопкам ловил нарушителей государственной границы. Вернулся злой, голодный, небритый - настоящий Бармалей. Я проснулся от того, что услышал, как он пришел. Они с мамой долго сидели разговаривали на кухне, а я в это время разглядывал узор на обоях под диваном. Из-под плинтуса выглянули и тут же спрятались тараканьи усики, я даже не успел по ним щелкнуть пальцем. Потом вдруг громко звякнула ложка, я вздрогнул, и дверь распахнулась. 'Ты где?' - прозвучало. Я молчу - авось пронесет. Не пронесло... 'А, вот куда ты забрался! А ну вылезай!'. Я отрицательно покачал головой. 'Тогда я вызову караул, и тебя свяжут!' - пригрозил отец. Я не знал слова 'караул', мне стало страшно, и я капитулировал. Когда я вылез, последовал приказ: 'Снимай штаны!' В ответ я опять замотал головой. 'Тогда я отдам тебя в детдом!' Пришлось снять и получить порцию 'шпицрутенов' - отец отходил меня широкой портупеей, приговаривая: 'Будешь знать, как себя вести!' И в конце добавил: 'А если не исправишься - следующий раз отхлещу тебя тоненьким ремешком!' Гордый тем, что мне удалось не расплакаться, я дерзко ответил:
- Если я вытерпел широкий ремень и не заплакал, то тоненький мне не страшен.
Отец улыбнулся, задумался и нараспев ответил:
- Эх ты, молодо-зелено! Тоненьким ремешком в сто раз больнее!
В этот день я постиг сразу несколько истин: 1) доброе дело не всегда вознаграждается добром; 2) наказание не всегда справедливо; 3) боль от ремня не пропорциональна его ширине. Это был урок физики и метафизики вместе.
Они - буряты!
Про русских и немцев уже понятно - это 'наши' и 'враги'. Наши говорят немцам: 'Хенде хох!', берут в плен и кормят солдатской кашей. Немцы расстреливают, даже если ты поднял руки - поэтому сдаваться вообще нет смысла. Но кроме русских и немцев, в мире есть еще и буряты! Я знал это слово, но смысл его вдруг понял только сейчас, встретив на улице двух луноликих парней. Я встал перед ними и, глядя им в глаза, спросил: 'Вы - буряты?' они посмотрели почему-то друг на друга, видимо, чтоб еще раз убедиться, и хором кивнули в знак согласия. Я развернулся кругом и, как Архимед с криком 'Эврика', побежал по улице, истошно крича: 'Они - буряты!!! Буряты! Они - буряяяяятыыы!!!'
На крик выскочила мама, всплеснула руками, и, в ужасе затыкая мне рот, шептала: 'Замолчи, так же нельзя! Замолчи!' Я задыхался и не мог успокоиться: 'Что нельзя? Они же буряты! А мы - русские! Правильно?' Мама схватила меня в охапку и утащила домой. Она была как всегда далека от теории этноса и вопросов национального самосознания, а я в тот момент невероятно приблизился к пониманию предмета социальной антропологии. Именно этот случай, а не стрельба из пистолета за домом, стал начальным шагом на моем пути к будущей профессии - профессии этнографа. Тогда я не мог еще об этом догадываться, но уже понял, что кроме 'врагов' и 'своих', то есть, русских и немцев, мир полон разнообразных форм жизни. Кроме бурят, например, есть еще их разновидность - монголы. Они иногда приезжают к отцу ночью пить водку на кухне. Буряты с монголами меньше отличаются друг от друга - не то, что русские с немцами. Чтобы вам было понятно, я объясню: монголы - это такие буряты, которые живут за границей, не едят рыбу, и у них в лесах гораздо больше дичи, поэтому наши офицеры любят ездить к ним на охоту и на рыбалку.
Воспитание терпения и смелости
Солдат должен уметь терпеть боль, поэтому я тоже стараюсь. Например, когда у меня разболелся зуб, отец повез меня в расположение полка, так как врач был только в воинской части. Я уже не раз там бывал: если я себя хорошо вел или меня некуда было деть, то он привозил меня в полк, отдавал солдатам, а сам говорил, что шел в штаб. С солдатами было всегда интересно, они все мне показывали - даже то, что нельзя. Можно было залезть в танк и прицелиться из пушки, покрутить пулеметом во все стороны, понажимать все кнопки, пощелкать затвором орудия.
Так и в этот раз - отец сказал, что если я не буду плакать, то отведет меня на стрельбище. Врач посмотрел зуб и сказал: 'Будем удалять' Я похолодел и переспросил: 'А что такое удалять - выдергивать что ли?' Врач быстро переглянулся с отцом, улыбнулся и сказал: 'Нет, выдергивать не будем, просто будем удалять!' и достал какие-то плоскогубцы. Он быстро зацепил зуб и выдернул. Я почти не орал, только чуточку вначале, от неожиданности. Хотел расплакаться от обиды, что меня обманули, но быстро передумал, вспомнив про стрельбище, и спросил отца:
- На стрельбище идем?
- Конечно, я же обещал!
- А я же крикнул, когда зуб выдирали!?
- Ну, это не считается! - великодушно ответил он.
На стрельбище мне дали подержать пулемет, который называется 'ПК', но пострелять не разрешили - сказали, что нужно подрасти. Я сказал, что уже умею стрелять. Тогда капитан предложил мне поднять пулемет и прицелиться, а я не смог. Было стыдно, конечно, и он объяснил, что даст мне пострелять из пулемета сразу же, как только я смогу его поднять. А для этого нужно больше каши есть. Ненавижу эту фразу - слышу ее постоянно!!! Зато я насобирал целую кучу стреляных гильз, а когда отец сказал капитану, что я не плакал у зубного врача, то капитан сделал мне особый подарок - дал мне кусок пулеметной ленты, куда я радостно вставил все свои гильзы.
После этого отец шепнул, что нам нужно срочно зайти в штаб. Вообще-то я представлял себе штаб по-другому. Когда мы зашли, то увидели, что за столом сидят офицеры, смеются и наливают себе что-то мутное из большого графина. Никаких карт местности или курвиметров с маленькими колесиками на столе я не заметил, а ведь они должны быть у каждого командира! Странный какой-то штаб. Когда офицеры увидели нас, то все сразу замолчали - наверное, обсуждали какие-то военные секреты. Один лейтенант по имени Сандро стоял у стола со стаканом в руке. У стакана была отколота часть стенки. Заходя в помещение, отец громко поздоровался: 'Товарищи офицеры!' - и, указывая на стакан Сандро, спросил: 'Специально стакан сломал, чтобы грузинский нос умещался, когда залпом пьешь?' Все захохотали, а отец сказал, что мне нельзя знать военную тайну, и поэтому я должен подождать в коридоре.
Когда отец наконец-то вышел, он сказал, что умение хранить тайну необходимо, чтобы стать настоящим офицером. Поэтому я никому не должен говорить, даже родной матери, что был в штабе и кого там видел. Можно рассказать только о зубном кабинете и о стрельбище. Мне уже за сорок, а моя мама до сих пор не знает этой истории.
Итак, боль терпеть я могу, хранить военную тайну тоже, а как проверить, трус я или нет?
Эта мысль не давала мне покоя. Предположим я не трус, тогда почему я боюсь темноты, почему боюсь признаться отцу, что сломал его офицерскую линейку и почему боюсь подраться на улице? Со страхом темноты я постепенно справился таким образом: вначале понял, что страшна темнота не сама по себе, а только если кто-то внезапно тебя схватит. Я выключал свет и подолгу сидел в туалете, привыкая к ощущению. Потом выключал свет во всей квартире, когда не было дома родителей и ходил в темноте. Решил так: пока не схватят, нечего и бояться! Оставалось еще несколько видов страха - страх машин и страх полудиких коров. Сейчас объясню.
Кто жил в Забайкалье, тот меня поймет и вспомнит это убогое зрелище - тощие коровьи задницы, окружившие местную помойку. В городской черте, как и в сельской местности, скотоводы предоставляли бедным животным самим искать подножный корм. Вот они в поисках пищи и слонялись по улицам как по степи. Нам запрещали к ним близко подходить - это было небезопасно. Одно из наших упражнений по развитию смелости состояло в следующем: нужно было подойти, раздразнить корову (а еще лучше - быка), и как только она бросит жевать, в ярости развернется и опустит свою рогатую голову для атаки, успеть добежать до сараев и спрятаться. Особым шиком было дернуть корову за хвост. Тогда мы еще ничего не знали о корриде, поэтому могу смело утверждать, что придумали этот спорт независимо от испанцев.
Еще одно упражнение касалось страха машин, и придумал его я. Мимо наших бараков проходила дорога, по которой двигались грузовики, автобусы, а иногда даже танки и БТРы. Поперек этой дороги в землю была вкопана железобетонная труба метрового диаметра для протока воды. Основная идея заключалась в том, что вначале необходимо было залезть в трубу и спрятаться, ожидая появления машины на пригорке. После этого нужно вылезти и разлечься на проезжей части, пока машина не подъедет совсем близко. В самый последний момент надо вскочить и спрятаться в трубу. Расстояние до машины раз за разом старались уменьшать. В этот процесс мы внесли состязательный элемент - ложились сразу несколько человек и выигрывал тот, кто позже всех вскочил и спрятался. Мы мечтали о танке и БТРе, но все время попадались ЗИЛы, Уралы и ГАЗ-66.
Поездка на поезде
С самого раннего возраста я всегда любил куда-нибудь ехать - все равно на чем. Отец рассказывал, что из роддома меня забирали на БТРе, но этого я, конечно, не помню. Я люблю грузовик ГАЗ-66: он так устроен, что мотор находится внутри кабины рядом с водителем. И если ты маленький, то запросто можешь уместиться на этом моторе, а взрослый так ни за что не сможет!!! Как будто эту машину сконструировали не только для солдат, но и для детей! Лежишь себе на теплом кожухе, смотришь в окно, а на улице - мороз, темнота и поземка по дороге. Красота! И не замечаешь, как уснул... Просыпаешься уже на месте.
Еще интересно путешествовать на самолете - глядишь в иллюминатор на облака и представляешь разные фигуры - людей, зверей. Вот, например, Зорро в шляпе - мы такого в кино в Доме Офицеров видели, вот собачья морда, вот джинн на ковре-самолете... Но интереснее всего, все-таки, ехать на поезде. Для путешествий не придумали ничего лучше, ведь поезд - это целый город на колесах! Ты живешь в нем по-настоящему: по утрам, как дома, ходишь в туалет и чистишь зубы, днем - обедаешь, играешь, ночью спишь. А за окном постоянно происходит что-то интересное. Когда мы ездили с отцом, он всю дорогу мне рассказывал обо всех городах, которые мы проезжали. Вот - станция Наушки, здесь все написано непонятными буквами, похожими на пауков и человечков. Такими буквами пишут китайцы, а мы их читать не умеем. А вот и сами китайцы - идут строем, в черных костюмах, с красными значками - сами взрослые, а ходят как наши октябрята! Монголов и бурят я уже знаю, они тоже тут попадаются - с военными они всегда здороваются. А когда здороваются с моим папой, то и со мной заодно. Я их люблю смешить - отдаю честь по-военному, и они в ответ обязательно смеются. Следующая станция - Слюдянка, она находится на берегу Байкала - каждый знает, это самое глубокое и красивое озеро в мире. Говорят, что вода в нем святая, и поэтому все с нетерпением ждут остановки. Как только поезд остановился - все срываются с места и бегут к берегу, чтобы напиться и умыться. Потом мы проезжаем Иркутск, где расстреляли белогвардейца Колчака, потом - Новосибирск, где живут ученые, потом еще много остановок, и мы с отцом идем в вагон-ресторан. Там обязательно дают солянку в ушастых мисках из нержавейки. В солянке плавают черные круглые шарики - они противные на вкус и называются маслинами. Я их все отдаю отцу, и он ест их с удовольствием. Вот уже два дня мы едем по Сибири, скоро - Урал. В Уфе мы смотрим на памятник Салавату Юлаеву - он бьет коня плеткой, чтобы перепрыгнуть через реку. Отец говорит, что он прыгает из Европы в Азию. С отцом было интересно путешествовать - он все время рассказывал, но я теперь и сам многое знаю и тоже могу рассказать.
Но на этот раз мне придется ехать одному. У меня родилась сестренка, и я подслушал, что меня хотят на целый год отправить к деду с бабушкой, чтобы маме было проще ухаживать за маленьким ребенком. А мне уже 5 лет - сказали, что мне там будет лучше - мне здесь не климат. А что, если я в принципе не хочу, чтоб мне было лучше? Но, когда ты маленький, никого не интересует, чего ты хочешь. Всегда говорят тебе в ответ: 'Есть такое слово - надо!'.
Вот мама и твердила всем подругам: 'Ему здесь не климат, ему здесь не климат', - как будто уговаривала сама себя. В результате решили отправить меня с попутчиками без документов и билета, чтоб не тратить деньги. Меня завели в купе и передали на руки каким-то взрослым девочкам, сказав им, что я веду себя хорошо. Мне, конечно же, объяснили, что я должен делать: во всем их слушаться, а от ревизоров прятаться в туалете. Про ревизоров заранее должны были предупреждать проводницы. Ревизоры носят форму, похожую на фашистскую, и поэтому их можно заметить издалека.
Ехали мы весело - со мной постоянно играли, а я пел песни. Девочки меня угощали конфетами, но я никогда их не брал - не зря дед меня учил, что конфеты - еда для девчонок, а настоящий солдат не должен любить сладкого, ведь на войне, каждый знает - с сахаром туго. Девчачьих песен я тоже не знал и не пел, а знал только военные: 'Варяг', 'Каховка', 'Тачанка'. Особенно мне нравилась 'Тачанка', но одну строчку я понимал и пел по-своему. Там, где пелось:
И с налета, с поворота,
По цепи врагов густой
Застрочил из пулемета
Пулеметчик молодой!
мне слышалось: 'подцепив врагов густой', и представлялся молодой солдат в буденновке, который, стоя во весь рост на тачанке, цеплял врагов какой-то длинной палкой-кочергой ('густой', что такое 'густа' я стеснялся спросить). А до кого он не дотягивался, те в страхе разбегались.
У деда с бабушкой
Вот я и приехал в городок, в котором жили мой другой дедушка и бабушка, мамины родители. Это был деревянный одноэтажный старинный русский город. Живем мы хорошо, я уже привык и даже почти совсем не скучаю по папе с мамой. Когда мы с дедом пишем им письма, то так прямо и шутим: 'Хорошо живем, хлеб с маслом жуем! А вы как?' В нашем домике есть две печки-голландки, которые зимой раскаляются так, что можно обжечься. Зато как приятно вернуться домой с улицы и прислониться спиной к голландке! Сосульки на одежде тут же превращаются в мутные потоки воды. В этой печке Дедушка парит кашу с тыквой и, приглашая к столу, обыцхно объявляет: 'Хлеб - на столе, руки - своЕ'. За шторкой висит рукомойник, а за водой мы с дедом ходим к колонке на улицу. Туалет расположен 'на задах' - так называется дальняя часть двора. Сходить туда - целое приключение, особенно когда на улице мороз, а ты забыл дома электрический фонарик и вспомнил об этом на полпути.
Этот мой дедушка тоже воевал, прошел всю войну простым солдатом. Я как-то однажды донимал его расспросами: просил показать медали, спрашивал, скольких фашистов ему посчастливилось убить. Он отвечал как-то нехотя, уклончиво. Тогда я решил его поддеть и сказал:
- А, может быть, ты плохо воевал, если не рассказываешь? Расскажи, ты хорошо воевал?
Дедушка сидел строгал какую-то палку. Вообще, он был самым добрым дедушкой на свете, но при этих словах он взглянул на меня очень не по-доброму, и тихо, но со значением сказал:
- Кто хорошо воевал, тот там остался!
Тут нож соскочил, порезал дедушке палец, он выругался, чего никогда себе при мне не позволял. Я испугался, почувствовав, что сделал ему больно, и дело не только в пораненном пальце. Я подбежал к нему и обнял. Я не видел его лица, и лишь услышал, как он вздохнул, а потом погладил меня по голове.
А когда я стал чуть-чуть постарше, то услышал от него более подробные истории о войне. Одну из них я запомнил на всю жизнь, и она испортила мне общее романтическое представление о военной профессии.
Дедушка рассказал о том, как перевернувшейся цистерной с бензином придавило ноги солдату. Бензин лился через край ему на лицо, он кричал и просил о помощи, но солдаты шли быстрым маршем на передовую и не могли остановиться. Долгое время у меня в ушах стоял его крик: 'Братцы, стойте, помогите! Братцы, умираю!'
А как же суворовское правило, которому меня учил другой дед: 'Сам погибай - а товарища выручай'?
Дедушка прививал мне любовь к лесу, он умел подражать птичьему пению и учил меня подкрадываться к птицам. К дятлу подкрасться проще всего - можно спокойно идти, пока он стучит, как только прерывается - нужно остановиться. Благодаря деду я стал хорошо разбираться в грибах. Возвращались домой из леса, дедушка приказывал бабушке: 'На жареху здесь хватит, так что пожарь-ка нам однЕх!' - имелось в виду одних грибов, без гарнира. Так по-старинному никто больше не говорил. Если не считать Пушкина, помните?
Ни огня, ни черной хаты,
Глушь и снег... навстречу мне -
Только версты полосаты
Попадаются однЕ!'
Тем летом впервые мне в голову пришла мысль, что хорошо бы вырасти и стать лесником, а не военным. Но эту крамолу я сурово от себя отогнал. Год пролетел незаметно, и я вернулся в Забайкалье.
Первая драка
И вот я пошел в первый класс! Но в школе мне не очень интересно - читать и писать я уже умею с четырех лет, а всякие стишки учить - глупость какая-то! Уроки - это понятно, есть такое слово 'надо', значит их надо делать. Дед и отец говорят: 'Если берешься за что-то, то нужно делать это лучше всех. А если не можешь быть лучшим - тогда вообще не берись!' Поэтому в школе я отличник. Почему круглый - никто не может мне объяснить. Знаю только, что круглыми могут быть только отличники или дураки.
Я уже хожу в школу, значит скоро мне в армию, а для этого мне нужно воспитывать в себе смелость. Самый лучший способ - нужно, чтобы тебя не считали девчонкой и трусом. В школе для этого много возможностей - просто раздолье.
И вот на перемене я подошел к своему однокласснику - рослому мальчику буряту и перегородил ему дорогу. Как-то неудобно было объяснять, что мне нужно подраться, а я не знал, как начать - ведь дома меня учили, что первым бить нельзя. К тому же, этот мальчик был всегда молчалив, и я никогда до этого с ним не разговаривал. Он пытался обойти меня, но тут прозвенел звонок с перемены, и я понял, что больше мешкать нельзя, иначе драка может сорваться. Тогда я резким движением оторвал погон от его школьной формы. В ответ он тут же дал мне по морде, да так, что искры полетели. Как по команде, я тут же замолотил кулаками, но по большей части мимо. Он спокойно натянул мой синий школьный пиджак мне на голову так, что я ничего уже не видел вокруг себя, и отметелил меня как следует.
Стоя в кабинете директора и языком переваливая во рту полу-оторванный кусочек десны, я исподлобья поглядывал на бурята. Нас ни о чем не спрашивали - просто ругали. Ему досталось гораздо больше - ведь я был отличник, а он - драчун и двоечник, поэтому никто не разбирался в том, кто прав, а кто виноват. Он молчал, кивал, со всем соглашался, а я смотрел и злорадствовал. Потом нас отправили в класс, и вот тут мое торжество сменилось каким-то необъяснимым гадким чувством, мне захотелось подойти к буряту и извиниться. Но я почему-то этого не сделал. Так что же, значит драка ничего не решает? Можно драться и оставаться при этом трусом?
Сломанный нос
Вовчик, которому я треснул по башке бутылкой в тот раз, вымещал старую обиду. Он подкрался ко мне как к дятлу, когда я, запрокинув вверх голову, стоял разглядывал муравьиную дорожку на дереве. Она начиналась на земле и уходила далеко наверх - по ней сновали туда-сюда неутомимые работяги. Он подошел неслышно, размахнулся и ударил сверху палкой. Кровь сразу же брызнула во все стороны, я оглянулся и лишь успел заметить, как его пятки скрылись за углом. О погоне не могло быть и речи - меня серьезно подбили. Я схватился ладонями за нос, чтобы хоть как-то унять кровотечение. Это не могло не вызывать моей радости - я же по-настоящему ранен, и за мной, как за Щорсом, стелется кровавый след, густой и темный! Мама была дома и начала бегать взад-вперед по квартире, причитая.
На следующий день я не мог дышать носом, и взрослые не сразу заметили, что у меня возникла гематома, полностью перекрывшая дыхание. Все праздновали 8 марта - Международный Женский день. Офицерские жены были наряжены, на каблуках и седьмом небе от счастья, поэтому пили уже с утра. Меня со старшим лейтенантом Сандро отправили в медсанбат, а отец уехал разыскивать трезвого врача.
Отец нашел ее и выдернул прямо из-за праздничного стола, поэтому она была очень недовольна. Центнер недовольства с трудом протиснулся в дверной проем и, ворча, стал надевать белый халат на свое цветастое платье. Врачиха усадила меня в кресло, с помощью щипцов заглянула мне в нос и объявила: 'Заморозки нет, будем резать так!' Сандро покосился на меня и кивнул. Она дала мне белый эмалированный тазик в форме боба и приказала держать под подбородком. Затем взяла скальпель и нанесла два коротких удара в одну и другую ноздрю. Сразу же как из пробитой бочки хлынула кровь с гноем, забрызгав всю мою одежду и ее халат. Она заверещала:
- Ну что за поросенок! Чуть платье не залил!
Рука Сандро схватила ее за шиворот, и, приблизившись к ней так, что его легендарный нос практически уперся в ее лоб, он грозно проговорил на своем смешном русском языке:
- Эй! Ты! Ишо раз крыкныш на этава рэбенка - я тэба раздавлу как таракана!
Я представил, какое огромное мокрое место останется от такой толстой тети, и мне сразу стало весело. Поскольку она сильно торопилась вернуться за праздничный стол, то свою работу сделала тяп-ляп, нанеся мне травму надолго. Когда вытащили тампоны, то обнаружилось, что 'слизистая оболочка сильно повреждена', и 'унять кровотечение очень сложно'. В конце концов пришлось вызывать скорую помощь и увозить меня в госпиталь, в реанимацию. Мама рыдала и приговаривала, я ничего не понимал, но запомнил слова: 'редкая группа', 'отрицательный резус'. Колдовали надо мной долго, делали уколы в ладонь, давали дышать в кислородную маску. Я видел все как во сне: врачи в халатах, яркие лампы в операционной. Потом я потерял сознание. Очнулся уже дома, и родители объяснили мне, что у меня плохо сворачивается кровь - а это неизлечимо. Услышав этот диагноз-приговор, я с опаской спросил:
- Папа, а я смогу стать военным? Ведь если меня ранят, то значит я сразу истеку кровью на поле боя?
Отец меня успокоил, сказав:
- Раны героев заживают быстро, а трус умирает от царапины!
Значит, все-таки главное - не быть трусом! Я вздохнул с облегчением.
Через несколько дней пришел буддийский лама, знакомый наших бурятских друзей, и принес моему отцу какой-то порошок. Это была лечебная трава, и я должен был регулярно пить отвар. Через несколько месяцев анализы показали, что свертываемость моей крови в норме.
С одной стороны, плохо, что в мире есть такие злые врачихи, но зато с другой стороны есть Сандро и буддийские монахи, а значит все будет хорошо!
Мамонты и декабристы
Однажды в выходной день отец решил сводить меня в музей. Это такой старинный дом, куда люди приносят все, что раньше было им нужно, а сейчас уже ни у кого нет таких вещей. Ходишь по музею, смотришь на это все и представляешь себе, как люди жили раньше - как будто сказку про старую жизнь читаешь! У самого входа - огроооомная куча костей - это бивни и зубы мамонта. Отец говорит, что их можно насобирать вдоль рек и что древние люди убивали мамонтов камнями, так как тоже умели метко кидаться. Я вот, например, с 10 шагов запросто попаду камнем или снежком в столб. Но в мамонта... попасть-то легко, да только что ему будет от этого? Хоть я и стараюсь, но мне трудно представить, как это можно камнем убить мамонта. Один только его зуб - размером с мою голову. Вот я и думаю - или люди тогда были великанами, или что-то было не совсем так, как говорит отец...
Еще в музее есть много старинных пушек - они такие некрасивые, не то что современные. Вот у отца в полку - красивые пушки, со щитами, прицелами, рукоятками, которые можно покрутить и направить ствол куда хочешь, можно зарядить снаряд, откинув затвор. А из этого железного бревна как стрелять?
В следующем зале стоит красивая телега. Папа сказал, что это бричка, которую своими руками сделал декабрист Бестужев. Еще он сказал, что декабристы - это такие храбрые люди, которые захотел освободить наш народ и для этого выступили против царя, который всех угнетал. У них ничего не получилось, и за это царь сослал их всех сюда, в Сибирь. Здесь они делали телеги и много других полезных вещей. Еще у Бестужева было два красивых пистолета, чтоб стреляться на дуэли, если тебя кто-то обозвал или обидел. Вот бы мне такие! Я бы Вовчика вызвал на дуэль и тогда бы посмотрел, как он попрыгает! Я спросил у отца:
- А кто нас сослал в Сибирь? У нас же нет царя!
Отец подумал и сказал:
- Нас никто не сослал, мы сами приехали охранять границу!
- А зачем ее охранять?
- Чтоб враги не напали на нашу Родину!
- А кто враги?
- Ну, врагов у нас много.
- А монголы? Враги?
- Монголы - друзья! Пойдем лучше я тебе покажу кольчугу Ермака!
- А кто это такой?
- Ты не знаешь? Ермак покорил Сибирь.
- Как это? Взял и покорил? Один что ли?
- Ну конечно не один! Идем, сам все увидишь!
Кольчуга висела открыто, не под стеклом, и отец мне показал, что можно ее приподнять снизу, чтобы ощутить вес на своей руке. Я смог поднять только до половины. Ничего себе! Если люди раньше были такими сильными, то, наверное, правда могли убить мамонта камнем или в одиночку покорить Сибирь!
Я спросил, а встречаются ли сейчас мамонты и декабристы. Отец сказал, что и те, и другие давно вымерли. Что же получается - все в конце концов вымирают?
В следующем зале было все о великом путешественнике Пржевальском и его лошадях. От Пржевальского были портреты, от лошадей - чучела. Все они тоже побывали в наших краях. Наверное я бы тоже хотел стать путешественником, чтобы ездить по дальним странам и чтоб потом мой портрет дети могли бы видеть в музее.
Дед Мороз
К Новому году готовились загодя. Папа брал топор и шел из дома к подножию ближайшей сопки, чтобы срубить, как он говорил, 'пушистую елку'. На самом деле она была колючая, и он, ругаясь, устанавливал ее в деревянную крестовину, сколоченную из досок от ящиков для снарядов.
А мама в течение нескольких дней пыталась найти мандарины. В конце концов у нее получалось, она приходила радостная и объявляла, что ей удалось 'достать мандаринов и бананов'. Она мне представлялась тогда самой длиннорукой обезьяной. Представляете - все сидят под елкой, на которой висят шишки, а на самых верхних ветках - мандарины и бананы. Все дотягиваются только до шишек, а моя мама подпрыгивает и ловко 'достает' мандарины. Бананы и мандарины нельзя было есть до праздника - иначе какой же Новый год без мандаринов! Бананы были зелеными и невкусными, пока не полежат на батарее и не почернеют. Так и лежали они - бананы на батарее, а мандарины - на шифоньере, и ждали своей участи. Я точно знал, что бананы привозили из Вьетнама, а мандарины - из Грузии.
Потом мы дружно наряжали елку и ждали прихода Деда Мороза с подарками. Я всегда думал - существует он на самом деле или нет? Сложно было сказать, так как я его не видел. В прошлом году он подарил мне коньки-снегурки, которые привязывались прямо к валенкам. Они были с двумя полозьями, поэтому даже маленький мог на них кататься. Я пытался тогда выследить Деда Мороза и сторожил около елки в засаде, но не помню как уснул. Проснулся я уже в кровати, а подарки были под елкой - обидно, прохлопал. В этом году я серьезно настраивался, чтобы не прозевать его приход.
Мама наготовила целый таз салата оливье - должны были прийти гости. Стол уже заставлен посудой, все радостно суетятся. Я помогаю лепить пельмени. Больше всего мне нравится вырезать из теста рюмкой кружочки, в которые потом мама залепляет мясо. Обрезки сырого теста я тайком кладу себе в рот, когда мама отворачивалась, и ем. Она мне говорит, что сырое тесто есть нельзя, так как будет болеть живот, но он у меня никогда не болит. И вообще, сырое тесто гораздо вкуснее, поэтому я думаю, что мама специально придумала историю про тесто, чтобы его хватало на пельмени.
Вот начали приходить гости. Они кричат, улыбаются, хлопают друг друга по плечу и усаживаются за стол. За столом мне всегда скучно - все едят, пьют и орут так долго! Хочется быстрее все закончить. Ну сколько можно сидеть и говорить! Но без спросу из-за стола уходить нельзя - все подумают, что ребенок невоспитанный. Так и нужно спрашивать: 'Можно мне выйти из-за стола?' А взрослым спрашивать необязательно, захотел -- вышел.
Вдруг дверь открылась, и вошел Дед Мороз. На нем какой-то странный халат, в руке - наша лыжная палка, а на лице - ненастоящая ватная борода. Я его сразу узнал - это наш сосед дядя Костя. Он подошел ко мне и подарил круглую большую железную тарелку-ледянку, на которой катаются с горки. Я старался не смотреть ему в глаза - вдруг он поймет, что я узнал его, и тогда расстроится. Такие ледянки продаются в нашем магазине, куда я хожу за хлебом. Значит, они купили ее там и дали дяде Косте, а он притворился Дедом Морозом и подарил ее мне. Мне стало грустно, и я попросился из-за стола. Вначале я хотел уснуть, но у меня не получалось, так как все шумели. Потом я решил приоткрыть дверь и подглядывать за происходящим. Папа надел на левую руку мою ледянку, а в правой у него была лыжная палка - он, наверное, изображал Илью Муромца со щитом и копьем. Дядя Костя был уже без бороды, только кусок ваты висел на щеке. Все скакали вокруг елки и визжали - им было очень весело, не то что мне.
Охота
Все наши офицеры ходят на охоту - а что им еще делать в свободное время? Поэтому у нас дома всегда есть мясо - отец приносит глухарей, тетеревов, зайцев, иногда даже изюбрей, а один раз он принес медведя, об этом случае я и хочу рассказать.
Обычно охотники возвращаются и складывают добычу во дворе, чтобы все полюбовались, а потом начинается дележ. Огромного изюбра хватает на всех, а рога достаются стрелку. У нас дома висит несколько пар огромных рогов, чтобы все приходили и видели, что мой отец хорошо стреляет.
В тот день к нашему двору подкатил БТР, и из него начали вылезать счастливые охотники с красными лицами - наверное, в БТРе очень жарко. Потом следом на грузовике привезли добычу. Там были и волки, и лисы, и, наконец, он - хозяин тайги! Дети сбежались поглазеть на это чудище. Все показывали на моего отца и поздравляли его с удачным выстрелом. Один знакомый мальчик бурят пришел в неописуемый восторг при виде зубастой пасти и, не сдержав возбуждения, помчался к своей бабушке с криком:
- Баба Наташа! Иди скорее сюда! Тут дядя Саша мишку убил!!!
- Как убил???
- Просто! Из ружья - бах! И все!
Бабка понеслась на всех парусах к нашему дому и, увидев всех нас, склонившихся над тушей медведя, прислонилась к забору и захохотала и заплакала одновременно. Меня тоже звали Мишкой, вот она и перепутала.
В тот день мы от пуза наелись медвежатины. А когда мясо уже не лезло, то стали делать из него пельмени. Пельмени - удобная вещь. Их можно наделать целую кучу и вывесить в сетке за окно, чтоб они там на улице получше заморозились. Потом достаешь оттуда сколько надо и варишь, и так всю зиму...
Шкуру выделали, она лежит у нас на полу вместо ковра - все мои друзья приходят посмотреть и погладить, а если приходят друзья отца, то они должны обязательно приподнять лапу с когтями, почмокать и поцокать языком и сказать: 'Хороооош, мерзавец!'. Потом они уходят надолго на кухню.
Приказ
Отец часто приговаривет: 'На границе все спокойно потому, что китайцы 'долго не забудут урока Даманского'. Я вообще не понимаю смысла этих слов, а спросить, что такое 'Даманский' стесняюсь.
Многие наши друзья уже 'перевелись' и пишут письма из самых разных частей Земного шара. Кто-то служит в Польше, кто-то - в ГДР, кто-то - на Кубе, но самые удачливые получили распределение в Москву. Из Польши иногда присылают в подарок жвачку с Болеком и Лелеком, из ГДР - игрушечных резиновых индейцев. Они очень высоко ценятся у нас во дворе. Одного индейца можно поменять на 20 косточек-айданов, которые являются главной единицей обмена. Айданы - это суставные бараньи или свиные костяшки, которыми играют во дворе. Они могут быть разных оттенков красного цвета, так как красятся лаком для ногтей, который тайком воруется у мам. Все эти мелочи ярко раскрашивают нашу дворовую мальчишескую жизнь. Но мне этих красок уже недостаточно, тянет куда-то в те страны, о которых я слышу от взрослых. Самые загадочные и волнующие письма приходят с Кубы - конверты наполнены черным вулканическим песком с пляжа - у нас в забайкальских степях песок серо-бурый, совсем не такой. Эти письма буквально разрывают границы моего мира, в который влетает тропический ветер с дальних Карибских островов. Воображение будоражат образы наивных индейцев, злобных пиратов и бесстрашных конкистадоров, о которых рассказывал дед. Желание поехать куда-то далеко-далеко порою бывает просто нестерпимым - хочется взять компас, нож и спички, сбежать из дома и отправиться в кругосветное путешествие...
И вот настал день, когда пришел отец и громко радостно объявил, что наконец-то пришел приказ! Нас с детства учили, что 'приказ' - это главное слово и его нужно исполнять любой ценой. Вот я и подумал, что началась война, поэтому отец такой радостный. На него приятно было смотреть в тот момент: военная форма ему очень шла, облегая его мощную фигуру. Сапоги и пряжка ремня начищены так, что режет в глазах, на погонах - по созвездию. Да разве найдется такой мужчина, которому военная форма не подойдет? Тогда я и представить такого не мог. Вот он стоит в дверях, бравый капитан Советской Армии, улыбается и говорит: 'Все, уже есть приказ! Начинается новая жизнь!' Я вначале растерялся - что же нужно делать? А потом, оказывалось, что ни на какую войну мы не отправляемся, а просто переезжаем к новому месту службы - какое расстройство!
Переезд был главной темой разговоров родителей в течение долгого времени. Мама прыгала от радости, приговаривая: 'Багульник на сопках - только в песне красивый. А ты пойди пособирай его! Надоела эта тайга! А детей чем кормить? Молоко только на базаре в виде замороженных тарелочек и можно найти. Кому на материке расскажешь - не поверят!' Отец радовался переезду не так открыто - ему здесь на границе нравилось больше, так как всегда можно было с друзьями уехать в тайгу на охоту. Отца здесь все любили, и он уже слился душой с этим диким краем. А мама была чуждым здесь элементом - она только и ждала, когда же окончится наша ссылка.
А я... мне было страшновато уезжать. Не знаю почему. И друзей особых не было, но как-то невозможно себе представить, что вдруг не будет этого Дома Офицеров, куда ходили в кино, этого магазина, этого леса... Как это - сейчас есть, а потом не будет? Но, как говорил отец, приказ есть приказ! Кто меня будет спрашивать хочу я или нет, поэтому я молча готовился к чему-то новому и неизвестному.
Прощай, граница!
Вот и закончил я с отличием первый класс и одновременно закончилась наша жизнь в Забайкалье среди тайги и сопок. Границу оставались охранять другие, а мы прощались с друзьями и собирались в дальнюю дорогу...
Сам переезд промелькнул как во сне, я ничего не помню... Загрузка контейнера вещами, долгие проводы, дорога в поезде по известному уже маршруту - через всю Сибирь, Урал, через Волгу... Затем - встреча с родственниками, мытарства по съемным квартирам, устройство в школу. В голове все не умещалось - краски менялись быстро, как в калейдоскопе.
Иногда я смотрю на сегодняшних детей и думаю: а если бы меня какой-нибудь волшебник вдруг спросил, готов ли я с ними поменяться своим детством, я бы не раздумывал ни секунды - ответ я знаю твердо. Ни за какие игровые приставки и айпады, ни за какие аквапарки и морские курорты я не отдал бы своего НАСТОЯЩЕГО детства на границе! Потому, что ни в одной компьютерной стрелялке гильзы не обжигают ладонь и не пахнут порохом, и никакой мешок дорогих игрушек не стоит мешка кедровых орехов, а редкий поход в кино радует сильнее, если его нужно заслужить. Я стал человеком в ТОМ детстве, поэтому я поступаю ТАК сегодня - это самое главное, это часть неуловимого понятия 'Родина', которое сегодня потеряло конкретную географическую привязку. Наша Родина - в нас самих, ее у нас не отнять.
Эпилог к первой части.
Вновь я попал в Кяхту, в этот город детства на границе лишь через 20 лет, и вот как это произошло...
В то время я работал в известной японской фирме и путешествовал со своим боссом-японцем по Сибири. Одним из пунктов на нашем маршруте был город Улан-Удэ, столица Бурятии. Я помнил, что в этом городе живут близкие друзья моих родителей - бурятская семья из Кяхты, пограничного города моего детства. У меня сохранился только старый адрес, и я сразу поехал туда. В квартире никого не было, тогда я стал звонить в двери всем соседям до тех пор, пока наконец не вышла одна женщина и не сказала: 'Этих стариков знаю, но их нет в городе - они где-то на даче'. Какой точно дачный поселок - она не помнила, но я уже знал, что нужно делать.
Выйдя на улицу, я поймал такси и сказал, что машина нужна надолго.
- А что будем делать? - спросил водитель
- Искать старых друзей!
- А что для этого у нас есть?
- Имена, фамилии и, - поразмыслив, я добавил - и упрямство!
Таксист усмехнулся и сказал:
- Садись, посмотрим, что получится!
Мы начали прочесывать все дачные поселки в округе. Делали это стремительно, пока сторож не успевал опомниться. Заходя в будку, я строго требовал: 'Списки жильцов! Быстро!' Ведь в нашей стране если чего-то просишь вежливо, то ни за что не получишь. Пока сторож дрожащими руками открывал тетрадь, я задавал несколько вопросов, пробегал глазами список и раскланивался. Только после этого сторож приходил в себя и вдогонку спрашивал: 'А вы из какой организации?' В ответ я солидно махал рукой и ехал дальше. Уже в третьем по счету поселке я наткнулся на однофамильцев и сразу пошел к ним - наверняка они что-то знают. Так и вышло - они рассказали мне точно, где нужно искать. Дальше мы ехали уже по конкретному адресу.
Я увидел их, под ручку прогуливающихся по улице, и сразу узнал, хотя они очень изменились. Подхожу, здороваюсь, они силятся понять, кто я такой. Тогда я достаю визитную карточку, протягиваю им и смотрю на реакцию. Они читают фамилию, смотрят на меня в недоумении, а потом дядя Гарма приходит в себя и кричит: 'Это же Мишка, Сашкин сын!' Они кидаются мне на шею, и краем глаза я замечаю, каким счастьем светится лицо таксиста. Казалось бы, а ему-то что? Но вот так бывает!
Дядя Гарма уговаривал меня остаться, но мне хотелось увидеть их детей - двух братьев и сестру. С их дочкой Ларисой мы были ровесниками и в самом маленьком возрасте даже вместе воспитывались: пока наши родители были заняты на работе, нас, малышей, отдавали на воспитание в семью стариков-немцев, которые были сосланы в Сибирь. Так и росли мы с ней как родные братик с сестренкой - русский мальчик и бурятская девочка у немецких дедушки и бабушки...
Мы возвращались с таксистом, бурно обсуждая ситуацию, на квартиру к старшему брату Сергею, который стал уважаемым хирургом. Ему уже позвонили родители и предупредили о моем приезде. Поэтому, когда я вошел, то увидел огромный накрытый красивой скатертью стол, заваленный едой и выпивкой. Мы горячо обнялись с Сергеем и Ларисой.
- Прошу к столу! Сегодня мы всю ночь будем рассказывать друг другу свою жизнь.
Лариса спросила:
- А помнишь фотографию?
Мы оба знали, о чем речь - когда-то нас двухлетних сфотографировали вместе, и эти фотографии были и у нас в семье, и у них. Я хорошо подготовился к встрече и вынул из кармана эту фотку, а она вытащила из альбома свою, точно такую же... Ну прямо как в индийском кино!!!
Сергей начал развлекать нас воспоминаниями о детстве:
- Тогда мы записались в кружок ЮДП - Юный Друг Пограничника. Там нас учили охранять государственную границу.
- И что, пригодились вам эти знания?
- Конечно! Мы к своим десяти годам уже все знали о КСП - контрольно-следовой полосе. Это нас и сгубило...
- Каким же образом?
- А мы с одноклассниками решили применить свои знания на практике и пробрались в Монголию, идя задом наперед, чтоб следы вели в другую сторону.
- Ого! Так ты - нарушитель госграницы?
- Это еще не все! Мы зашли в ближайшую монгольскую юрту. Там никого не было, и мы набрали полные карманы бронзовых монгольских бурханчиков -буддийских божков.
- Так вы еще и грабители? Зачем же вам они понадобились, эти бурханчики?
- Да мы ж дети были! Незачем, просто поиграть. На обратном пути мы обо всем забыли, и сели играть этими фигурками прямо на контрольной полосе. Тут нас наряд пограничников с собаками и забрал.
- Чего только не узнаешь за столом о своих друзьях! И что дальше?
- Дальше - нас обрили наголо и повезли сразу в детскую колонию. Неизвестно, как сложилась бы моя жизнь, если б отец не вмешался...
- Отмазал? Он же у тебя первым секретарем тогда был?
- Да, поэтому и повезло. И мне, и всем моим друзьям. Меня сразу в Артек отправили с глаз подальше, и дело замяли.
- Так вот как в Артек попадают! Нужно нарушить границу и ограбить дом в соседней стране! А нам-то говорили - нужно хорошо в школе учиться!
Так весело текло время за столом, мы рассказывали друг другу и те истории, которые все хорошо знали, и те, которые хранили втайне до сегодняшнего вечера.
Изрядно напившись, я наклонился к Ларисе и сказал:
- У меня есть одна идея...
- Что, в Кяхту едем завтра?
- Как ты догадалась?
- Я тоже, как и ты, весь вечер об этом думаю...
- Только вот не знаю, где взять машину.
- Не проблема - машина есть у меня, только права отобрали!
- А у меня как раз наоборот - есть права, но нет машины! Мы с тобой как инь и янь друг друга дополняем! Есть еще один нюанс - я не один, со мной японец...
- Так бери его с собой, если он захочет!
- Если захочет... Ты его не знаешь! Он точно захочет: во-первых, он очень любознательный и обожает неожиданные повороты, а во-вторых, любой японец - в глубине души шпион: и спит и видит, чтобы посетить нашу госграницу.
- Тогда как договоримся?
- Очень просто - завтра в 8.00 утра старт от нашей гостиницы
- А ты рулить завтра сможешь?
- Обижа-а-аешь!
...Утром за завтраком в гостинице 'Гэсэр' я рассказывал моему японскому начальнику о горячем приеме у моих друзей. Японца звали Йокосу, на вид он был маленьким, круглым, вечно улыбающимся - просто излучающим хорошее настроение. Вот и сейчас он искренне радовался за меня, поэтому я оценил удобный момент и закинул удочку, спросив, не имеет ли он ничего против поездки на границу. Он тут же оживился и сказал на прекрасном русском языке:
- Миша-сан, мечта любого японца - побывать в местах, где сам Чингисхан вел свое войско. А ведь он там проходил, да?
- Ну да, - уклончиво отвечал я.
- К тому же, золотая осень - самое лучшее время в Забайкалье!
С этим доводом вообще не было смысла спорить, и я намекнул:
- Вообще-то сегодня как раз выходной - суббота!
- Да, да, я помню, - улыбнулся Йокосу-сан.
Мы вышли на улицу подышать, и ровно в 8.00 к гостинице подкатила праворукая Тойота. Высунувшись из окна, Лариса крикнула:
- Сразу передаю руль тебе - ты же помнишь, что у меня нет прав, к тому же я - в стельку пьяная после вчерашнего!
Йокосу-сан пришел в восторг от увиденного, и я их тут же представил друг другу.
Я сел за руль, Йокосу-сан на переднее сиденье, а Лариса - сзади. С заднего сиденья прозвучало: 'Вообще-то, нам нужно остановиться у магазина. Нам нечем по бурятской традиции брызгать'. Кто не общался с сибирскими народами, тот может и не знать сакрального смысла этого простого слова 'брызгать' или 'бурханить'. В данном случае брызгать - это значит в ритуальных целях кропить водкой небо, землю и все стороны света. Про себя тоже нельзя забывать. Делается это у священных деревьев, у субурганов, в особо красивых местах, у источников и на каждом заметном повороте дороги.
Я остановился у вино-водочного магазина, и Лариса сказала: 'Сидите в машине, я быстро - это мое бурятское дело!' Через минуту она вышли с ящиком водки и приказала мне открыть багажник. 'Слава богу, что за рулем!', - пронеслось в голове, и мы откупорили первую. Брызгали как положено, Йокосу-сан не отставал от Ларисы и делал это очень серьезно. К середине дня без закуски они так набрызгались, что Йокосу всю дорогу тыкал пальцем в окно и восторженно орал:
- Миша-сан, смотри! Какие живописные холмы, покрытые лесом! Как красивы эти деревья в осеннюю пору, сверху донизу одетые в золотую листву! Ведь по этим холмам непобедимый Чингисхан вел свою огромную армию на Русь!!!
Так высокопарно по-русски могут выражаться только иностранцы, хорошо знающие наш язык. Те, кто плохо знает, так не скажут, а нашим русским такое просто в голову не придет...
- Давайте я лучше расскажу вам историю о том, как я в детстве сажал во дворе деревья!
Дорога была длинная, и я начал в деталях рассказывать все, что помнил: про старую каргу, про Штирлица, про Вовчика в зеленом берете, про бутылку из-под шампанского и про то, как люди не поняли моего стремления вырастить во дворе настоящий сад...
Меня слушали, не перебивая, а тем временем мы уже въехали в город и брызнули у дорожного знака. Дорогу к дому я нашел безошибочно. Какое удивительное ощущение! Картинка в моей памяти сохранилась так отчетливо, только все сейчас казалось каким-то миниатюрным. Расстояние до хлебного магазина - всего несколько десятков метров, а в детстве я так долго до него шел! Дом офицеров, куда мы ходили в кино - прямо напротив дома.
- А вот сейчас, между этими домами, вы увидите то место, где должен был быть город-сад! - с улыбкой объявляю я.
Мы проходим дом, поворачиваемся, и... замираем в оцепенении. Перед нами на всем пространстве между домами, в том самом месте, где я втыкал палочки в землю, в том месте, где я наотмашь звезданул Вовчика по лбу, перед нашими глазами раскинулась огромная теплица, вся засаженная буйной растительностью.
- Вот это да! - сказали все мы хором.
- Похоже, усилия были не напрасны! - с улыбкой выдавил я. Мне в тот момент все это казалось настоящим чудом.
- A теперь хочу на границу! - как маленький потребовал Йокосу.
- Так там же нет ничего особенного! Граница - и все!
- Все равно хочу!
- Ну тогда пошли!
На границе и правда не было ничего особенного - обычный блокпост с автоматчиком, линия колючей проволоки. Сразу за ней - уже Монголия. А рядом с постом - огромный белый православный собор. Странно, ведь он стоял здесь уже до революции, а я его совсем не помню.
Перед обратной дорогой мы пошли в закусочную и заказали по порции бурятских поз - это такие большие ароматные пельмени с бульоном внутри. Поедать их нужно очень осторожно - вначале нужно прокусить дырочку и затем аккуратно выпить бульон, чтоб не пролить его на себя. Мы предупредили об этом Йокосу, он сказал, что все понял, и тут же вылил весь бульон себе на брюки и рубашку. Нужно отдать ему должное - он никогда не смущался по поводу таких пустяков - они ничуть не мешали ему получать радость от жизни. Так и сидел он - круглый, лоснящийся от радости и бараньего жира, улыбающийся - вылитая статуэтка толстопузого Будды-Хотэя. Хотелось даже погладить его по надутому животу - так учат продавцы статуэток. Только нужно помнить главное - гладить по часовой стрелке, тогда придут удача и достаток.
Когда бурятские позы перестали помещаться в японском животе, мы собрались в обратный путь. Всю дорогу молчали и думали - каждый о своем, но наверняка примерно об одном и том же.
Я думал о том, что как удивительно наше поражение может обернуться победой через много лет. Как неожиданно наши успехи и неудачи вытекают одно из другого, а потраченные усилия приносят результат. Посаженные вами саженцы обязательно вырастут, пусть через 20 лет, вопреки всем законам физики и биологии, если вы были упрямы в своем желании и вложили в процесс душу. Цветущий сад - настоящий подарок для того, кто готов был ради него чем-то пожертвовать...