Распределение тем исследования в научном коллективе обусловливает, с учетом структуры и популярности интернета, привыкание читателя к новому материалу - подобно тому, как привыкают во время языковой практики к иностранному языку. Учитывая, что интеллектуальная карьера в современной России как правило не приносит больших денег, то все равно исторический источник - это признанная энергетика гуманитариев всех специальностей, и опора на факты прошлого (часто в форме "дайджест-записок" из прошедшего периода новой истории и ее "золотого века", девятнадцатого) создают своего рода реставрационный строй в науке, за чем следует создание неофициальных институтов научных интересов. Следует отметить также, что так называемая литературоцентричность науки истории в последнее время спадает: факты прошлого накладываются на отношение к ним миллиардов людей в интернете, и так словно бы рождается историоцентричность науки истории - через ситуативность текущих событий, ускорение исторического времени и коррекцию языка межчеловеческого общения. Однако, специалисты в области истории и историографии, составляющие "архивные семейства" (в научном смысле), в связи с "продавливанием" сообразно текущей идеологической ситуации той или иной концепции, формируют площадки, и при этом как поддерживающая такие информационные площадки силы они становятся полноценным интернет-форматом, частью структуры интеллектуальной элиты. Так называемое правильное поведение "архивного семейства" неразрывно связано с идеологической и интеллектуальной безопасностью, а также пополнением интеллектуального бюджета - и в первую очередь в сфере образования, где культурно-исторический капитал именно девятнадцатого века неизмеримо и по-прежнему велик.
В настоящее время кровеносной системой истории становятся многие положения из политологии, во многом заменившей известную дисциплину история КПСС. Здесь, надо отметить, "архивные семейства" словно бы "питаются из единого котла", а также имеют совместные интеллектуальные траты - в виде приобретения литературы, организации издательств, и т.п. Но изменение материального положения упомянутых выше институтов научных интересов, учитывая обязательность "ответственности перед интернетом", возможна только при решительной смене социальной среды, и часто через сдачу экзаменов на социальную зрелость - вплоть до вызубривания цен в магазинах, налаживания культуры быта и локаций, и проч. К тому же, институты научных интересов не должны доводить интеллектуальный перегруз, сообщаемый ими интернет-сообществам, до состояния целого формата - и в этом учитывать то, что сами история и историография сегодня должны быть камерно-доходчивыми для интернет-пользователя. Упомянутые положения говорят прежде всего о том, что ученый должен заниматься "самоконспектированием", вести словно бы деловой дневник, чтобы уметь приобретать и тратить, иначе он превратится в совершенно несветского человека, отвлеченно рассуждающего, скажем, о бренности современного исторического процесса.
Учитывая обилие доступной информации в современном мире, можно сказать, что лаборатория гуманитария-историка - это главным образом претензия на освоение неких стримов-указателей поиска информации, часто неких "ссылок на ссылки", которые позволяют приблизительно вообразить, в первую очередь, неоглобалистскую картину мира. Тем не менее, реальная стоимость информации препятствует появлению нереальных, скажем, "зазеркальных" сносок (из имеющих научное значение) в интернете. Исследователь, "копая" материал, не может его "не тренировать", предварительно обрабатывая и с самого начала этой обработки предполагая поместить в ту же Сеть: так происходит откат, как представляется, от всевозможных ультрасовременных систем в методологии к так называемому "академизму", заложенному общественно-политической мыслью России еще в девятнадцатом веке. Подкрепляет указанное положение и то, что современное исследование, помещенное в интернет, обязательным образом предполагает приобретение учеников, а, учитывая природу Сети, сколько учеников - столько и "преподавательских ставок", и тем больше значение гуманитарного знания (что было характерно как раз для России девятнадцатого века с тогдашней социокультурной политикой государства по укоренению сильной власти и бюрократии в обществе). Некое воображаемое "зазеркалье", являясь во многом результатом ломки советского сознания, состоявшейся в 1990-е гг., на сегодняшний день перетекает в прикрепление интеллектуального источника к конкретному человеку, а, учитывая первостепенное значение науки истории для развития гражданского общества, такое прикрепление - само по себе формат, пусть даже учеба ученика из интернет-сообщества, учеба как "работа", идет в стол, пусть также идет своего рода игра с таким форматом прикрепления, когда его "запускают" в общество и он возвращается бумерангом с новым количеством подписчиков, и проч. То есть, высочайшая валентность науки с человеческим лицом как никогда обращает людей всего мира к прошлому, и история России говорит о том, что прикрепление как социокультурное явление было даже в девятнадцатом веке - с поднимавшей тогда голову общественной моралью, развитой элитой, социокультурными достижениями, и проч. Также следует отметить, что тот факт, что в девятнадцатом веке, и именно в общественном масштабе, историю страны произносили вслух, достаточно открыто обсуждали, говорит о ростках в ту эпоху гражданского общества, а также о превалировавших консервативно-церковных устоях, что было связано с элитарностью не сколько общественной структуры России, а самой идеологии (рухнувшей в конце концов под влиянием геополитических изменений, в начале двадцатого века). Современную российскую цивилизацию можно, как представляется, отнести к немолодым цивилизациям, поскольку ее развитие характеризуется (интересно, что так же, как и в девятнадцатом веке) известной автономностью, также культурной открытостью и нестандартностью подходов к решению социокультурных проблем, и в современном случае именно частная инициатива начинает играть заметную роль - в новом укоренении традиционных российских государственно-политических принципов