В доме семьи Гаррель собралось множество людей, большинство из которых я давно позабыла, даже несмотря на то, что во времена институтские мы с ними очень тесно общались. По мере того, как я продвигаюсь от входной двери к центру зала, я узнаю все больше лиц, и теперь мне кажется, будто бы мы только вчера виделись. Девушки с моего факультета превратились в великолепных женщин в длинных вечерних платьях нежных розовых оттенков с блестящими волосами, уложенными в аккуратные прически, и сияющими белизной зубами.
Луиза Гаррель, моя институтская подруга, несколько подурнела внешне с нашей последней встречи, но ее привлекательность от этого не уменьшилась. На ней было надето кремовое платье, прямое, с бантом черного цвета под грудью, который выгодно подчеркивал формы. Луиза находилась около круглого столика, на котором стоял серебряный поднос с разлитым по бокалам аперитивом, и разговаривала со своей сестрой о чем-то несущественно важном. В кожаном кресле в самом углу комнаты сидел муж Луизы, Жан Гаррель, и потягивал виски из стакана, диковато озираясь по сторонам, будто бы чувствуя себя лишним на этом празднестве, состоявшемся в его собственном доме. Шампанское искрилось в бокалах; звон хрустальной посуды заглушал голоса людей; ветер слегка колыхал прозрачные шторы и призрачное платье мадемуазель Гаррель, дочери Луизы. Она только что появилась в зале и украдкой пробирается между людьми, стараясь ни кого не задеть, из своей комнаты к выходу. Ее коварный план побега был провален, ибо подружки матери, недремлющие сплетницы, заметили Жюли и взяли ее под свой контроль, поочередно предлагая выпить вина, отведать сыру или сыграть в покер. Лицо бедной девушки выражало не то смущение, не то разочарование, не то отвращение к этим дамам. И это выражение абсолютно не подходило ее милым чертам лица и платью цвета гортензии. Оно было полностью облегающим ровно до колен, а ниже ножки прикрывала пышная ткань, сродни той, из которой делают пачки для балерин. В конце концов, девушка смогла покинуть этих дам, и исчезнуть за дубовыми дверями выхода.
"Что Вы себе позволяете!" - вскрикнула вдруг Луиза, - а я ведь даже и не заметила, как она переместилась в середину комнаты - и отвесила звонкую пощечину мужчине во фраке. Он что-то тихо ответил этой женщине, развернулся и тут же растворился в толпе. Лица его я не успела разглядеть. Мгновенное молчание, воцарившееся в зале из-за данного инцидента, сменилось бурным обсуждением произошедшего.
Страшно было осознавать, насколько эти барышни, мои бывшие подруги, изменились. Ведь еще в институте мы обещали друг другу, что никогда не превратимся в этих "напыщенных куриц", как шутливо называла их Николь. Но закончилось обучение - и закончилась наша дружба. Николь уехала в Лимож вместе со своим любовником, и ее больше никто не видел, лишь только раз в год я получала открытку, в которой было поздравление с днем рождения. А Луиза, мечтавшая повидать мир, уехала в Америку. Затем она была в Германии, Австрии, Японии и даже России. Об этих ее миграциях свидетельствовали все те же открытки, которые теперь пылятся в моем шкафу. И все-таки, Луиза вернулась во Францию, будучи уже замужней женщиной, вместе со своим мужем Жаном.
Я уже слышала нарастающий стук каблуков, принадлежавший Луизе - она направлялась ко мне. "Вопиющее безобразие!" - воскликнула мадам. "Вы бы видели, что учудил этот человек. Он посмел предположить, что я, якобы, не отдала ему долг в покере. Но я точно помню, что сделала это! А он продолжал настаивать! В прочем, забудем об этом, я буду выше и выплачу ему необходимую сумму второй раз. Благо, мой муж достаточно состоятелен. Как Ваши дела?" - ее лицо прояснилось, в уголках глаз появились едва заметные морщинки, и она улыбнулась.
-"Все идет своим чередом, Луиза" - ответила я. "Я замужем, у меня замечательная дочка. Я довольна местом, в котором работаю. И у меня всегда хватает времени, чтобы содержать дом и заниматься любимым делом - сочинением музыки, ты ведь помнишь?"
-"Как это замечательно!" - почти искренне обрадовалась Луиза "Мы же с мужем познакомились в Майами и уже не смогли расстаться" - она истерично захихикала. "Я настояла на переезде в Париж. Понимаешь, в родном городе всегда комфортнее. К тому же, знала бы ты, как мне надоели эти беготня, суета, вечные переезды" - она утомленно вздохнула. Я чувствовала, что она хочет рассказать мне о чем-то еще, но сдерживает себя. И спросить напрямую я не могла. В этот вечер у меня также состоялся разговор с еще одной институтской приятельницей, Николь, но и в ней, казалось, не осталось ничего высокого. Ее интересовали лишь деньги ее мужа, бесконечные балы и азартные игры. Закончив пустое времяпрепровождение, я направилась на балкон, ибо происходящее более меня не интересовало.
Ступив только одной ногой на каменные плиты балкона, я заметила движущуюся тень чуть правее меня, а еще через пару шагов - приятного мужчину лет тридцати пяти. Он стоял полубоком, опираясь на кованую ограду. Свет едва лишь попадал на его лицо, очерчивая резкие контуры, присущие настоящему французу, густые брови, нос с небольшой горбинкой, тонкие нежно розовые губы и прядь кучерявых черных волос, ниспадающих на лоб. Высокий рост и атлетическое телосложение выдавали его аристократические корни. Я не могла не узнать в этом человеке свою первую любовь - Луи Дюпре. Мы познакомились в университете. Когда я только поступила на первый курс, он уже учился на четвертом. Мы провели вместе два чудесных года, несмотря на то, что часто ссорились по причине бурного темперамента обоих. Но расстались мы, как я помню, из-за какой-то глупости.
Все те одиннадцать лет, что мы не виделись, пролетели у меня перед глазами. Я с трудом закончила обучение в университете, ибо мне было очень тяжело забыть свою любовь на протяжении последующих лет. Чтобы хоть как-то отвлечься, я стала много читать, стала интересоваться искусством и впоследствии купила галерею. Позже я познакомилась с фотографом, который выставлялся в моей галерее. Он был невероятно галантен и нежен в обращении со мной, к тому же, он всегда приятно пах, красиво одевался, а его щетина просто сводила меня с ума. Сразу же между нами закрутился бурный роман, приведший через полтора года к свадьбе, и подаривший нам чудесную девочку, которую мы назвали Мэри. Но со временем неистовая страсть к мужу сменилась спокойным отношением, а оно, в свою очередь, переросло в полное равнодушие.
Когда я пришла в себя, Луи уже сжимал меня в объятиях, едва не раздавив мою грудную клетку, и бормотал что-то невнятное. Спустя несколько секунд он отпустил меня, и теперь мы стояли на совсем небольшом расстоянии от ограды, вдыхали ароматы ночного города и любовались друг другом.
Луи засыпал меня бесчисленными вопросами на разнообразные тематики. (Он ничуть не изменился, все такой же живой и любознательный, как ребенок, - думала я). Большинство из них, правда, были весьма личного характера. Но я с легкостью и без смущения, подобно тому, как он спрашивал, отвечала ему, ведь некогда мне казалось, что ближе и роднее Луи нет человека, и это чувство во мне сейчас взыграло с новой силой. Его осторожное прикосновение к моей руке отозвалось дрожью во всем теле. Тогда он заметил мое смущение и убрал руку, но продолжал говорить:
"Годы сделали тебя еще более красивой, Аморет. Я до сих пор сожалею, что мы расстались, ведь причиной послужила ужасная глупость. Так жаль, что ты теперь замужем, и уже нет никакой надежды на возобновление отношений" - говорил Луи, а я тем временем осознавала, что хоть и не думала о нем постоянно, но никогда его не забывала. Я думала о том, что прошедшие годы были просто сном, ведь рядом не было горячо любимого мною Луи. На балконе становилось прохладно, и мы переместились в одну из спален дома, прихватив по пути бутылку вина и два бокала. В комнате было очень тепло, но воздух был свеж, также были зажжены два торшера, которые давали приглушенный свет, а открытая бутылка источала сладкий аромат красного вина.
Как получилось, что он оказался здесь? Ведь все присутствующие люди, студенты одного факультета, и Луи не принадлежал к этому кругу общения. Выяснилось, что Луиза по своей рассеянности набрала неверный номер и позвонила не тому человеку; но Луи, зная ее голос, завязал беседу, исходом которой и стало приглашение на этот вечер.
Появилось легкое головокружение, язык не слушался своего законного правообладателя. Теперь мы оба сидели, почти не шевелясь, на разных краях кровати, смотрели друг на друга, но каждый был погружен в свои мысли. Достаточно было лишь его руки, потянувшейся ко мне, чтобы все стало ясно. Через секунду он уже покрывал поцелуями мои плечи, и мы оба плакали от счастья.