Симерийское царство. 21 мая 1853 г. (тридцать дней до часа Х)
Имение баронов Швецовых. Ок. 7 - 00
Семья Швецовых располагается вдали от города. Тут, среди настолько по родному раскинувших ветви берез, течет тихая и мирная жизнь. Так и хочется представить обитателей роскошного особняка уединенными философами, сочиняющими стихи и ведущими умные беседы под тенью садов. Даже гул паровоза, прибывшего на станцию, не в силах разрушить идиллию, вкрадываясь отдаленным эхом.
Само имение отражает короткий период Симерийского царства, так рьяно отдавшегося духу запада. И когда сейчас аристократические семьи вовсю стараются подчеркнуть культурную неповторимость, порой прямо ударяясь в старину, Швецовы свою обитель не трогают. Высокое белокаменное здание, щедро усеянное полукруглыми окнами с богатейшей резьбой и массивными колонами, делают поместье схожим с античным храмом. Перед домом раскинут парк, изобилующий декоративными деревьями и идеально подстриженными клумбами. Гуляя по мощеным дорожкам можно повстречать множество кованных фигур тончайшей работы, увековечивающих народный эпос или видных деятелей страны давно канувших в лету.
- Сенька, а ну ка путь сюды, - раздается голос у железной калитки.
С десяток холопов торопливо загружают, позвякивая ящиками, запряженную двойкой лошадей повозку. За процессом наблюдает мужчина лет пятидесяти, сноровисто делающий пометки в блокноте. В отличии от мужицких портов и опоясанных рубах, одет в модный клетчатый костюм и соломенную шляпу.
- Поди-поди, - он манит кого-то из холопов пальцем и поправляет щегольски закрученные к верху миниатюрные усики.
На зов вперевалочку появляется бородатый мужик в помятой и застиранной одежде. Идя, тот с надеждой поворачивается к товарищам, делающим вид очень-очень занятых погрузкой людей.
- Звали, Фрол Никитич? - холоп говорит очень неразборчиво, глотая слова.
- Звал-звал, - голос Швецовского управляющего дрожит, он даже постукивает карандашом о блокнот. - Ты шампанское со склада доставал?
- Ну, я, - обреченно вздыхает Сеня.
- И? - усы Никитыча подрагивают, как крышка кипящего чайника, разве пар не идет. - И сколько, сучий ты сын, было там бутылок?
Холоп пытается изобразить смирение и даже опускает долу глаза. Вот только меж густых волос бороды поигрывает лисья улыбка.
- Ну, ка же, Фрол Никитич, - он стреляет глазами, следя за настроением управляющего. - Я человек простой, не грамотный, считать не умею. Разве до десяти.
И мужик с гордостью демонстрирует десять пальцев. Крупных, грязных и мозолистых. В качестве доказательства крепостной даже перечислять начинает, путаясь безбожно в цифрах. От такого позерства эконом становится похож на вулкан.
- Я тебе шельме, - полыхает Фрол праведным гневом, - за барское вино не то, что плетей, - он пыхтит и рубает рукой воздух, - вольную велю выписать!
И вот тут мужик пугается не понарошку. В глазах появляется искренний страх, сам съеживается растаявшей на солнце зимней бабой.
- Не надо вольную, - лепечет Сенька, мня шапку. - У меня ж Марфовна, с пятерыми детишками. Помиру пойдем. Не погубите, век служить буду.
От порки и чего хуже нерадивого крепостного спасает автомобильный гудок, до зубной боли противный, схожий с утиным кряканьем. К имению приближается машина, по виду военная с откинутым тентом. Хотя, какое там приближается. Больше похоже на ковыляние не ко времени разбуженного, да еще и не трезвого мишки. Ходячий самовар. Управляющий даже достает платок и демонстративно, морща нос, машет вокруг. Так и хочется крикнуть - купи лошадь!
- Ну что стоишь глазищами то хлопаешь, олух! - распекает Сеньку Никитич. - Ворота отворяй, дурья башка.
И для пущего эффекта наддает под зад.
Приезжих двое. Один, молодой улыбчивый парень так и остается за рулем, барабаня о баранку какой-то марш. Ко второму домашние присматриваются внимательнее. Статный, с тщательно ухоженными усами, голубоглазый и русоволосый, как и все симерийцы. И хотя незваный гость облачен в защищающий от дорожной пыли и мазуты кожаный плащ, в купе с очками и кожаным же шлемом, можно явственно представить погоны царского офицера. Особую породу и взгляд ни с чем не спутать.
- Что же ты, Фрол Никитич, - раздается баритон военного, снимающего перчатки и заправляющего за пояс, - не признаешь совсем, не здороваешься?
Несколько секунд управляющий непонимающе смотрит на офицера. И вот уже всплескивает руками, коря себя за оплошность.
- Батюшкин свет! - эконом радостно бросается барскому сыну на шею, свойски расцеловав в обе щеки. - Алексей Петрович, радость то какая. Сколько лет, сколько зим. А изменились как, не узнать, право слово, будто другой человек.
Управляющий с искренней любовью рассматривает барона, даже глаза увлажняются. Правда, не узнать Алексея. Уезжает подростком из отчего дома, с мечтой поступить в магическую школу. Затем внезапный уход в войска и последовавшая за тем курхская война с башибузуками. Проходят долгие годы, домой возвращается мужчина.
- А мы и не ожидали совсем, - качает головой от досады Никитич. - Ну да не беда, сейчас Авдотью подниму, пусть накроет на стол.
Швецов сводит брови и зачем-то надолго смотрит на выступающий сильно вперед балкон второго этажа.
- Не ожидали, говоришь? - негромко, как бы самому себе, говорит он, не отводя взгляд от окна.
А ведь весть домой офицер посылает загодя.
Звенит колокольчик и барон, наконец, пересекает порог отчего дома. Успевший смыть грязь с лица, при параде, сверкая погонами подполковника, останавливается около дверей. Отец и мать в просторном и светлом зале. Постаревшие. Годы увеличивают отцовские седины и еще больше живот. Мать наоборот будто уменьшается в росте и усыхает, только и видна тонкая гусиная шея.
Оба застывают, молча смотря на сына. Алексей, храня безмолвие в подражании родителям, вешает фуражку на крючок. В гробовой тишине щелкает замочек ремня, офицер передает расторопному Фролу Никитичу ножны с шашкой и кобуру с револьвером.
Нечто, взмахнув гривой светлых волос, мельтеша легким белым платьем, пересекает бегом зал и бросается обнимать Швецова. На душе разом теплеет и только теперь офицер чувствует себя дома. Нежно целует прыгающую на месте от счастья сестру и чуть отстраняет, рассматривая.
- Как ты выросла! - восклицает удивленно он. - Боже, поди от кавалеров проходу нет.
Елену Швецов запоминает мелкой пигалицей, играющейся с куклами. Теперь перед ним девушка, настоящая невеста и украшение любого великосветского общества. Очень стройная, впитавшая от рода лучшие черты. Сверкает улыбка невероятно ровных и красивых зубок, а в больших глазах так и вовсе утонуть можно.
- Да что я, - быстро отмахивается сестра, кружа вокруг брата, рассматривая, как новогоднюю елку, - вот ты точно изменился. С усами такой смешной. Ой... медалька.
Она касается пальчиками сверкающего на груди креста.
Следом за дочерью, будто проснувшись от сна, приходят в движение и родители. Швецов по очереди обнимает и целует отца и мать. Хотя по лицам, Алексей так и не понимает, рады ли ему тут? Кроме Елены конечно. Не дав барону и словом перемолвится со стариками, та отводит за руку в сторону.
- Я тут тебе такое расскажу, - она заговорщицки понижает голос. - Я же театром увлекаюсь.
- Да неужели? - пытается действительно удивиться улыбающийся Алексей.
- Да-да, - с важным видом кивает девушка. - И знаешь что? Меня сама Годунова хвалила. Говорит у меня большие успехи. Я в новом спектакле знаешь, кого играть буду?
Кого же будет играть сестра в знаменитом театре Годуновой, Швецов узнать не успевает. Их прерывает подошедший отец.
- Леночка, не донимай брата, - глухо говорит он, мягко отводя офицера от сестры. - Помоги лучше на стол накрыть, Алеша наверняка устал и голоден.
- Хорошо, - поскучнев, нехотя соглашается Елена, удаляясь, подобрав подол платья. - Но потом обязательно все-все расскажу.
Проводя дочь взглядом, отец смотрит подполковнику в глаза и заботливо сжимает плечи.
- Бабушка на верху, - говорит он. - К себе требует.
Требует. В поместье, не смотря на внешний вид ничего не меняется. От сервиза с цветочками, что Ленка сама, по обыкновению, накрывает на белую скатерть стола, до этого диктаторского "требует". Поместьем Швецовых правит, деспотично, но (нужно признать) со знанием дела старая баронесса.
Комната хозяйки запоминается в деталях и остается неизменной спустя года. Тот же таинственный полумрак, бросающий тень на предметы интерьера и саму старую женщину. Татьяна Швецова сидит у балкона, куря сигарету через мундштук и даже не повернувшись на стук двери.
- Закрой, сквозняк, - раздраженно бросает она вместо приветствия.
Дряхлая сморщенная ворона. Черное платье, спрятанные седые волосы под сеткой только подчеркивают образ. Некоторое время баронесса молча курит, разглядывая проплывающие мимо облака. Достаточно, что бы пробудить в Алексее воспоминания детства. Не самые приятные.
- Ты подвел нас, юноша, - наконец говорит бабушка, по-прежнему не поворачиваясь к внуку лицом.
Юноша. Подполковник кривится от так обыденно брошенного слова. Будто ему снова десять и он разбивает какую-то дорогую вазу, гоняя мяч. Приятно оказаться дома спустя долгие годы разлуки, добавить нечего.
- На какое-то короткое время я даже засомневалась, - она, изящно подняв подбородок, выпускает тонкую струю дыма и стряхивает пепел, - и подумала из тебя выйдет толк. Но ты не разочаровал, мальчик, и все, как положено, испортил, - хозяйка каркающе смеется. - Тебя с позором выставили из Генерального Штаба.
Сердце Алексея сжимается от обиды, к горлу подступает ком. Как же больно вспоминать...
- Господин капитан! - скучающий у дверей караульный вскакивает при приближении Швецова.
Офицер машет рукой, мол, не утруждай себя. Боковым зрением отмечает выражение лица рядового. Кажется, Алексею искренне сочувствуют в произошедшей истории, да что толку.
"Не на плаху же я иду, в конечном счете", - успокаивает себя капитан, стучась и тот час, толкая дверь.
Брат государя, Великий князь Петр Брянцев весь в работе. Лишь коротко смотрит на вошедшего Швецова. Опускает перо в чернило, быстро заполняя бумаги.
- Ваше сиятельство! - капитан щелкает каблуками и резко кланяется.
Оторвавшись таки от документов, генерал от кавалерии удосуживается обратить внимание на гостя. Откинувшись на спинку дорогого стула, раскачивается как в кресле качалке.
- Садитесь-садитесь, голубчик, - как можно мягче говорит великий князь, указывая Алексею на стул напротив.
Брянцев встает и молча звенит посудой. На столе появляется бутылка с коньяком и два стакана. Так же безмолвно брат царя разливает напиток и подвигает к капитану.
- Я не пью..., - пытается отказаться Швецов.
- Пей, - требует генерал.
Дождавшись, пока Алексей допьет, Петр садится и выжидательно смотрит.
- Я не виноват! - резче положенного начинает капитан.
- Знаю, - как-то быстро и неожиданно соглашается Брянцев.
Швецов разом умолкает. Реакция генерала сводит на нет все загодя подготовленные слова. Офицеру только и остается сидеть, нервно теребя в руках пустой стакан.
- Знаю, голубчик, - участливо вздыхает великий князь. - Да только жизнь не бульварный роман. Нечего тебе тут больше делать, Алексей. Ты исполнительный и порядочный офицер, но оставить тебя при штабе я больше не могу.
Петр Брянцев думает, постукивая пальцами по столу.
- Впрочем, - улыбнувшись догадке, он громко хлопает, - есть у меня для тебя работа. Готовься к переводу.
- Меня повысили до подполковника, - с жаром выпаливает Алексей. - И теперь я больше не буду заниматься бумажной работой. Я отправляюсь командовать войсками, мне доверен один из лучших батальонов всего корпуса.
Смех старухи смешивает офицера с испражнениями.
- Тебя, - с каким уничижением произносит она это слово, - согнали с уютного и престижного места. Сослали куда? К кучке пьяной немытой солдатне. Что бы ты до конца дней маршировал и тупел как рваный сапог.
- Это же не инфантерия, - пытается оправдаться загнанный тирадой в угол Швецов. - Я буду служить в кавалерии.
- И эта единственная причина, почему я вообще с тобой разговариваю, - рубит под корень баронесса. - Отправь они тебя в пехоту, с порога бы выгнала. Мало мне и того позора, что есть.
Татьяна тихо посмеивается, вспоминая о чем-то своем.
- Знаешь, - она все же поворачивается, с веселой иронией рассматривая внука, - в толк не возьму, почему ты пошел в армию. Я смирилась, когда ты сбежал в эту свою... как ее там... школу магии, - она делает взмах рукой и закружившийся дым и правда, словно приобретает волшебные очертания, добавляя веса словам. - Это было удобно для всех. Тебя будто как в старое доброе время упекли с глаз долой в монастырь. Но вот армия, - она качает головой, - Нет, дорогой Алешенька, в армии ты на виду у всех. Ты, что на мое проклятие вынужден носить туже фамилию, что и я.
Оба одновременно поворачивают взгляды к стене. Если бы не ветхость картины, изображенного легко можно принять за Алексея. Разве только грудь запечатленного на полотне кавалериста увешана орденами и медалями. Старуха, противно сморщившись, резко вскакивает. Раскидав по полу тлеющие красные угольки табака, встает меж картиной и внуком. Будто один взгляд нерадивого отпрыска способен осквернить столь дорогую для нее вещь.
- Не смей, - шипит она, дернув подбородком. - Ты не мой муж. Даже не вздумай пытаться ровняться на него.
"Мой муж", никак не "твой дед". Быть может молодой Швецов, так похожий на предка тем больше наносит рану, ноющей тоской напоминающей старой женщине о потерянных годах юности.
Подполковник с холодным сердцем выдерживает ядовитый взгляд хозяйки семьи. Прислушавшись к себе, на удивление даже обиды не чувствует. Привычка?
- Будьте здоровы, матушка, - позволяет себе маленькую победу Швецов, уже разворачивающийся к выходу.
- Постой, - более спокойно пытается остановить Татьяна и что-то в голосе понукает офицера задержаться.
Бабушка пересекает комнату, воюя крохотным ключиком с замком на тумбе.
- Ты должен быть благодарен мне, мальчик, - говорит она, одновременно с наконец раздавшимся щелчком, - с большим трудом мне удалось сохранить твою помолвку.
Перед Швецовым на стол ложится запечатанное письмо, подписанное очень аккуратным подчерком. Доносится легкий аромат духов.
- От Марии, - женщина кивает на конверт, - разумеется, ты даже не догадался написать бедной девочке.
Как у всех благородных семей, жизнь Алексея расписана с раннего детства. И если еще удается сбежать в школу магии, от брака не отвертеться. Швецовы и Богумиловы давние друзья, так что на счастье Алексея невесту свою он знает с давних пор, что весьма упрощает задачу. Даже когда родители приносят вести о помолвке, дети играют в шахматы среди сада. Юноша и девушка просто равнодушно пожимают плечами. Все и так давно понятно.
Смахнув письмо и затолкав во внутренний карман кителя, подполковник широкими шагами покидает комнату.
Семья в сборе. Накрыт стол и все, кажется, только и ждут его появления. Швецов пересекает зал, не проронив ни слова, и срывает с вешалки фуражку.
- Но ты же только приехал, - обеспокоенно говорит мать, рассеяно смотря на приготовленный завтрак.
Так же молча офицер опоясывается оружием. Раздается громкий хлопок двери, едва не выбивший стекло - Лена, чуть не плача, выбегает из-за стола. И лишь это остужает пыл.
- Я поговорю с ней, - тихо роняет Алексей.
Обитель сестры превращена в храм искусства. Со стен на Швецова смотрят яркие афиши и черно белые, но не менее броские в эмоциях фото известных актрис. В углу, особо бережно, разложен костюм, переливаясь бисерным плетеньем. Довольно фривольный, оставляющий чересчур много обнаженного тела. Однако даже не искушенный в театральных постановках подполковник без труда узнает образ.
"Соломия в садах Бююк-Сарая, - припоминает офицер знаменитую и очень не простую постановку. - Похоже она и правда, талантлива"
Елена сидит на краю кровати, скрестив руки на груди и демонстративно отвернувшись.
- Бабушка обидела, да? - первой начинает девушка, едва за Алексеем закрывается дверь.
- Она, - офицер медлит. Не смотря на все обидные слова и откровенное насмехательство, при сестре о главе семьи говорить плохо не хочется, - довольно трудный человек.
Видеть Лену, единственную отраду в беспросветном хаосе семейных дрязг в таком состоянии мука смертная. Сев рядом, Швецов как можно естественнее улыбается.
- Не переживай, - успокаивает он. - Я уезжаю, но служить буду рядом и часто приезжать в гости.
- Хорошо, - быстро соглашается Елена, - но обещай приехать на концерт.
Девушка берет брата за руку, погрустнев еще пуще прежнего. Как она все же взрослеет.
- А главное будь осторожен.
- Ну что ты, глупенька, - смеющийся Швецов обнимает сестру и целует в лоб. - Война ведь закончилась, курхов мы усмирили. Ничего серьезного мне не предстоит.
Готская Республика
Стэнтон-Сити. "Сладкая Мэри". Ок. 8 - 00
- Доброе утро, дамы.
В прихожей самого известного столичного борделя появляется невысокий лейтенант крепкого телосложения. На фирменном выходном кителе гордо блестят петлицы - скрещенные мечи.
Неспешно беседующие, развалившиеся в креслах и диванах проститутки мигом оживают. Одна, опередив других, оказывается подле клиента. От девчонки сильно пахнет духами, макияж так вообще пол лица скрывает. В купе с колготками сеточками и пышным ворохом юбок эдакая дешевая постановка на кабаре. Но некоторым на удивление нравится.
- Прости, милая, не сегодня, - с искренним вздохом сожаления, гот отстраняет деваху. - Он тут?
Отвергнутая жрица любви картинно хмурит лобик и шипит рассерженной кошкой. Даже царапает воздух.
- На втором этаже, - она ловко ловит, хлопнув громко ладонями, подкинутую монету. - Сразу направо.
Ущипнув весело взвизгнувшую девку за мягкое место, офицер удаляется наверх.
Внутри остро пахнет алкоголем и табаком, вся комната окутана интимным полумраком. На непомерно широкой кровати живописно сверкает голая мужская задница. Красная простынь и одеяло переплетены с конечностями и прочими частями тел еще как минимум пятерых работниц борделя. На всю комнату стоит мощный храп.
- Черт, Стенли, это ты? - раздается сонное бормотание прежде чем ранний и хуже того незваный гость успевает хоть что-то сказать.
- Просыпайся, Майкл, - смеется офицер, облокотившись о дверной косяк. - Папа Ли зовет тебя.
- Какого дьявола? Сколько времени?
Появляется заспанная физиономия молодого человека, космы соломенных волос падаю на глаза. Незнакомец пытается дотянуться до часов, шаря по столу.
- Мать твою! - ругается Майкл, опрокинув таки часы на пол, со звоном разбившиеся. - Не важно, у меня отпуск и я с места не тронусь. Скажи генералу, что не нашел меня.
Мужчина погружает лицо в подушку, но сверху на него падает помятый, испачканный в вине китель.
- Все отпуска отменены, нас вызывают в штаб дивизии, - спешит обрадовать Стенли. - Пошли, ковбой, нам еще мир спасать.