Вахмистр, крупный мужчина лет сорока, толстощекий, с густыми усами и широким носом, вот уже битый час топчет паркет штабной комнаты. Не обращая внимания на приевшуюся канонаду за окном, склоняется над бумагами. Взгляд бегает по наведенным, пусть и старательно, но от руки и на глаз, линиям. Изображение напоминает скорее скрупулезный рисунок, чем выверенный чертеж.
- Ну? - сложивший руки домиком, Швецов в нетерпении перекладывает ногу за ногу. - Как считаете, это вообще реализуемо?
Вахмистр задирает помятую, в дырах и пятнах фуражку на лоб, расчесывая давно не стриженные, засаленные волосы.
- Можно, - как-то неуверенно протягивает он и добавляет, - наверное. Плотники среди крепостных есть, выстругать приклады мы можем. Беда в другом. Во всем городе фрезеровочных станков почти не осталось. Выточить новое дуло - не плуг выковать. К тому же речь не о гладкоствольных, а полноценных нарезных.
- И все же технически это возможно, - не желает отступать уверенный в себе Алексей.
- Даже если приступить немедленно, - вахмистр еще колеблется и выдыхает со свистом, надув щеки, - выпускать оружие мы сможем очень ограниченными партиями.
Подполковник ловит взгляд сидящего с книгой в углу Максима. Начальник штаба поправляет очки и, не проронив ни слова, переворачивает страницу. Все ясно - майор до сих пор не разделяет энтузиазма командира. Оборонять окруженный со всех сторон город с каждым днем все тяжелее. Замкнув кольцо, готы наращивают силы, в то время ресурсы Ольхово тают на глазах. Избытка в добровольцах нет. Отнюдь, люди записываются в ополчение, но выдавать приходится лопаты, отправляя на стройку баррикад.
Выход Швецов находит в немалых запасах стареньких револьверов, доставшихся после уличных боев с повстанцами. Единственным вариантом представляется превращение короткого оружия в некое подобие карабина.
- Значит решено, - Швецов хлопает по столу и принимается сворачивать наброски. - Вам выделят отдельный участок под шахтой. Развернете мастерскую. Материалы и людей пришлют как можно скорее.
Проводив вахмистра, Алексей встречается глазами с Максимом.
- Конечно, мы можем подождать, пока очередной взвод колбасников, проникнувшись нашим тяжелым положением, соблаговолит сложить оружие.
Вздохнув, майор откладывает книгу и встает.
- Барон, я как и вы хочу защитить город, но взгляните правде в лицо. Мы оторваны от царской армии, один Всевышний знает, что сейчас с Екатеринградом, - на некоторое время умолкает, собравшись с мыслями и продолжая очень уставшим голосом. - Я до сих пор уверен, привлекать штатских для войны было ошибкой. Сколько мы сможем переделать револьверов? Считанные десятки. Все равно скоро не из чего будет стрелять. И что потом? Выдадим им вилы и косы?
Вместо взрыва эмоций, подполковник, необычайно спокойный, расстегивает карман кителя и ставит на стол патрон.
- Что это? - нахмурившись и чувствуя подвох, Максим взвешивает в руке стандартный боеприпас от Крынки.
- Внутри алхимическая смесь нашей волшебницы, мы усовершенствовали ее. Выход энергии превышает не только отечественный черный порох, но и бездымный республиканцев.
- Значит вы все предусмотрели, - тихо и в чем-то обреченно говорит начальник штаба. Он хмыкает. - Хотите превратить шахту в завод?
- Запоздалое решение, но лучше позже, чем никогда. И не только оружие и патроны. Из Федоровки хорошо отзываются о касках. Найдем кузнецов и снабдим бойцов шлемами, - опершись о стол, Алексей наклоняется вперед. - Мы не сдадимся и сделаем все от нас зависящее. До конца.
Майор, задумавшись, вертит в руках новый патрон, прежде чем вернуть подполковнику. До конца... А есть ли в том смысл?
- Барон, - Максим торопится сменить тему, - вас не беспокоят колебания в магии?
Вопрос застает штаб-офицера врасплох.
- Я долго пробыл в армии, - продолжает начальник штаба, - и в Курхскую мы пороху понюхали. Я всегда знал, артиллерийская батарея и хороший корректировщик не уступит и дюжине боевых магов. Ни наши колдуны, ни шаманы башибузуков не были решающим аргументом в бою. Но то, что довелось увидеть еще пару дней назад, - Максим качает головой. - Нет, барон, этот союзник внушает мне не надежду, а страх.
Не смотря на войну, бессонными ночами, среди рвущихся снарядов, Швецов ломает голову над загадками Ольхово. Что ответить людям? Поделится сомнениями, поведать о странных, приходящих ночью видениях? Защитники и так на грани, будет ошибкой еще больше смущать умы страхами и непроверенными догадками.
Придумать отговорку или перевести в шутку Алексей не успевает. Несравнимый по мощи взрыв сотрясает город. Часть волны принимают на себя щиты, но и проникнувшего хватает с лихвой. Пол под ногами пускается в пляс, с потолка, покрывшегося трещинами, сыпется крошево. Доносится звон битого стекла. Кажется все Ольхово, с многочисленными домами, шахтой и замком разом взлетают на воздух.
Подполковник успевает ухватиться за стол, опустившись от удара на колено. Максима и вовсе сбивает с ног.
Укол паники проникает в сердце и в страхе Швецов бросается на балкон. После поразительно целенаправленного авиаудара хранилища перенесли, но и это не давало покоя. Неужели правда диверсия?
Увиденное превосходит все ожидания. Громадный, превышающий имение Малаховых гриб расцветает за пределами городской черты.
- Святый Боже, - слышен за спиной шепот майора, - каким же должно быть орудие для такого снаряда?
И ведь это промах, а если прямое попадание? Куда уж вытащенным из ветхой могилы заклятиям до подобной разрушительной мощи. Выдержит ли старая, как сам мир магия? Кто бы дал ответ... Быстро приняв решение, Алексей подбегает к "тапику".
- Дежурная группа на выход. С конями и оружием через пять минут за воротами.
Извлекая из кобуры револьвер, штаб-офицер прокручивает барабан, проверяя патроны.
- Барон, - сморщившись, начальник штаба с сомнением смотрит за приготовлениями, - не лезли бы вы туда. И без вас горячих голов хватает.
- Снаряд упал на нейтральной полосе, - затвор пистолета-пулемета со щелканьем загоняет патрон в патронник. Швецов демонстративно не реагирует на совет. - Поторопимся.
Начальнику штаба остается лишь поспевать за выстукивающим дробь о лестницу подполковником. Приходится переступать через неуклюже разбросанные мотки проводов, обвивающие как полы, так и стены. Плакаты и листовки, с грубо и широко размазанным клеем, вывешены повсюду. На углах стоят часовые, из комнат доносится треск телефонных аппаратов и грубая солдатская речь. В глазах туман от едкого запаха табака, пропитавшего все здание. Замок сереет и все менее походит на пышный особняк.
Сквозь узкий дверной проем, Ольга с трудом протискивает инвалидную коляску. Взрыв надламывает даже бесстрашную дочь графа. Растрепанная, она смотрит на идущих мужчин испуганными глазами.
- Господин Алексей, - девушка пытается остановить торопящегося подполковника за рукав, но не успевает, схватив воздух. Бедняжка едва не плачет, силясь продвинуться вперед и неудачно упершись колесом в косяк, - что это было? В нас попали?
- Вам лучше спуститься в подвал, сударыня. - сухо говорит Швецов, не сбавляя шага.
Обернувшись, Максим виновато изображает поклон, прикоснувшись к козырьку фуражки.
Шум взрыва поднимает немалую панику и люди высыпаются из хибар и сараев, облюбованных беженцами. Кто с пожитками, а иные и на босу ногу бегут по привычке к ближайшему убежищу. Раз пережившие крупный обстрел, люди пуганными зайцами забивают и без того сжатый двор имения.
- Подите прочь, окаянные! - распинается в давке казак, ведущий за узды взволнованного от переизбытка людского шума коня. - Расступитесь, а не то ногайкой угощу.
Непорядок. Гражданские и солдаты на одном пяточке земли, вот как вязнут казаки в мечущейся без проку массе. Их приходится оттеснять от узкого прохода навесного моста, порой прибегая к грубости. Голос разума от страха перед обстрелами зарывается в глубины сознания. И не выгнать ведь бездомных из замка, проще конюшни перенести. Худо-бедно, стараниями болеющей о обездоленных Ольги, быт людей нормализуется. То тут, то там из подручных материалов дворовые сколачивают подобие укрытий. Не полноценные дома, но хоть от дождя спасет.
- Старший урядник Кирпачев, вашбродь, - козырнув, молодцевато рапортует все тот же станичник. Он шмыгает носом и поправляет съехавшую на бок папаху. - Дежурная группа по вашему приказанию...
- Не на параде, служивый, - останавливает на полуслове Алексей, жестом веля малаховским конюхам подвести скакуна. - Выводи своих орлов, маленько прогуляемся.
- Ну это по нашему, - тут же улыбается казак, возвращаясь к седлающим лошадей бойцам.
Староват для такого чина, предполагает, глядя в след Швецов. Борода от седины серебрится да и лицо морщинами испахано. В станицах поди только бабы с детьми малыми и остались. Кому хлеб убирать?
"Не остановим готов, они и посеют и сами пожнут", - поиграв желваками, предается мрачному настроению Алексей.
Скоро копыта кавалькады цокают о окованный железом мост.
Ольхово, быстро впадая в истерику, столь же поразительно легко и непринужденно успокаивается, возвращаясь к прежнему ритму жизни. Горожане высовывают носы на улицу, слышен детский смех вместе с бегающими за малышней лающими собаками.
- Что думаете найти на месте воронки? - Швецова догоняет в колоне Максим, пристраиваясь с боку.
- Не нравится мне все это. Не бывает пушек таких размеров. Не дредноут же они по суше приволокли.
- Полагаете у колбасников есть маги?
Подполковник мрачнеет пуще прежнего, пряча глаза под тенью козырька.
Готы давно объявили эру волшебства мертвой, уступившей место прогрессу и индустриализации. Но, что мешает Республике применить забытые тайны? Куда делись колдовские ордена и ложа после забвения? Да, прошло много времени и Готия обросла чадящими заводами, обвившись бусами из железных дорог и магистралей, но кто-то же обязан помнить старое?
Штаб-офицер делает паузу, отвлекшись на ольховских волшебников. Пожалуй, слишком громкое слово для дилетантов и недоучек. В городе удается найти некоторое количество людей с толикой дара. При иных обстоятельствах полуголодных недорослей и на порог сельской знахарки не приняли, не говоря уж о Академии.
Маги устраивают импровизированный полигон, расстреливая выстроенную батарею ящиков и бочек. Вернее пытаются. На деле вместо мало-мальски крупного заряда выходит хлопок и облачко сизого дыма у ладони. Позорище.
- Если это правда, - Алексей обреченно смотрит за удручающими попытками обучения, - дела наши совсем плохи.
Казаки все дальше углубляются в улицы, петляя меж плотных и замысловатых застроек укреплений. В некоторых участках завалов приходится идти цепью друг за другом. Остается надеется, приложенные усилия затормозят готскую технику. Бутылки с зажигательной смесью выставлены прямо на виду, на мостовой и окнах домов. Что ни произойдет, жители и солдаты намерены стоят насмерть.
Конные упряжи почти исчезают с ольховских проспектов, но и немногочисленные пешеходы сильно прижимаются к стенам, пропуская кавалеристов. Подполковника быстро узнают среди выделяющихся казачьих одежд, богатых на красные кафтаны и газыри. В вверх взлетают шапки, командира приветствуют возгласы, то и дело в толпе сверкают кокетливые улыбки молодых особ.
- Слава нашим защитникам! - размахивает рукой заросший неаккуратной щетиной мужик, в картузе и серой гимнастерке. - Ура господину Швецову!
От избытка восторга, незнакомец даже пытается пробиться ближе к обожаемому всеми командиру. Трудно поверить, еще недавно ольховцы тихо ненавидели пьющих и бедокурящих драгун. Каждый надеялся на скорейшее избавление от напасти в лице армейцев. Теперь вот - челом едва не до земли бьют. Алексей на знаки внимания реагирует слабо, изредка кивая на приветствия, но отстраненно глядя поверх голов толпы.
Конь штаб-офицера сбивается с шага, вильнув в сторону и пронзительно заржав.
- Куда прешь, плешивый! - ругается Швецов на облезлого пса, вильнувшего меж конских копыт.
Поводьями и хлыстом, взвившееся от неожиданно вынырнувшего кобеля животное удается успокоить. Пес же, с завидной ловкостью ласки минует ногайки казаков и стремглав бросается в людское скопление. С глухим рычанием, в один прыжок дворняга оказывается подле размахивающего рукой мужика. Клыки смыкаются на запястье, но не рвут, а режут, как сделал бы волк, едва не отделив ладонь.
- Уберите! - орет, срывая голос потерпевший, глядя на дергающийся толчок крови из страшной раны. - Уберите эту тварь!
За миг Швецов успевает поразиться размерами пса. Туша должна быть килло под сто, будто и правда серый брат из степи, а не уличная доходяга. А потом на мостовую из ослабевших рук незнакомца выпадает пистолет. Глаза штаб-офицера округляются, он набирает воздух, но предупредить не успевает.
С дальнего конца улицы в конную колону бросают сверток. Среагировать казаки не успевают, грохочет взрыв, буквально смевший первый ряд, будто ладонью игрушечных солдатиков. Бомба брошена слишком далеко, но и этого хватает. Вставший на дыбы, конь Швецова принимает ударную волну и большую часть осколков. Несчастное создание, вскрикнув, погребает под весом седока.
- Засада! - слишком поздно распинается Кирпачев, извлекая шашку и размахивая над головой.
Урядник захлебывается и выпадает из седла, сраженный на повал выстрелом. Бьют одновременно с двух сторон, расстреливая мечущихся на узком и открытом пространстве казаков. Часть пуль косой проходится по гражданским, с криком бросившихся кто куда. Люди падают и топчут друг друга.
Оглушенный Алексей пытается выбраться, но вытряхнуть ногу из под туши или хотя бы дотянуться до оружия не в силах.
- Спешится! - упавшего командира накрывает тень майора Максима. - организовать круговую оборону!
Над головами проносится целое скопление комет, на секунду ослепивших и с фырканьем пронесшихся дальше. Распускающие удушливую серную вонь и разбрызгивая искры, огненные шары каскадом накрывают засевших по углам неведомых врагов. Выстрелы глохнут в столбе пламени.
Раздаются свистки и топот сапог по вымощенным дорогам. Прибывает подкрепление.
- Оцепить район! - тут же распоряжается начальник штаба, указывая шашкой. - Обыскивать и задерживать. Не дайте никому уйти.
Пропустив ринувшихся в глубь квартала солдат, Максим помогает Швецову выбраться из-под убитого коня. Отряхиваясь и растирая едва не вывихнутую ногу, подполковник оглядывается назад. Вот тебе и маги, вот и недоучки, а он грешил на молодежь.
- Наверняка Борисова работа, - штаб-офицер с ненавистью поминает директора шахты и лидера бунтовщиков. - Нужно было еще тогда четвертовать, со всей шайкой. Доберусь я до них.
- Не горячитесь, барон, - флегматично замечает барон. Он поднимает выроненный неудавшимся убийцей пистолет. Магазинный, не нужно каждый раз курок взводить. Таких и в Республике дефицит.
А ведь не взбесись странный пес, поминай командира, как звали. Почти в упор, да с такого оружия... Швецов осматривается, но дворняги и следа нет, только раненные да убитые. Гражданских даже больше пострадало, двоих казаков сразило на повал от взрыва динамита. Подрывник явно не готов был, рассчитывали на один меткий выстрел? Повезло так повезло, все хуже могло обернуться.
- Есть еще варианты, кто это мог быть? - Алексей вытирает рассеченную до крови бровь.
- Вообще-то бесчисленное количество, - пожимает плечами Максим, продолжая вертеть в руках пистолет и пытаясь разобраться в устройстве. - Забыли, к нам с границы толпы беженцев стекались, никого не проверяли. Всех приютили и обогрели.
Еще больше помрачневший, Швецов прикусывает губу. Проворонили. Смотрели только в прицел винтовки, а теперь поди угадай, с какого бока пнут.
- Значит так, - глухо говорит подполковник, - к складам гражданских не подпускать и ополчение для охраны не привлекать. Пускай юнкера этим занимаются. Нужно организовать обыски по всему городу. Привлеките жандармов и всех свободных.
Каждую крысу не переловишь, так пусть глубже в норы забьются. Что-то же нужно делать...
"Была честная дуэль, - глядя на трупы казаков думает Алексей, - а теперь кабацкая драка".
Бригада Ли. Ок. 14 - 00
Пожилой, слегка полный мужчина появляется из расписных, хоть и потускневших дверей крупного белокаменного здания. Уверенно, даже вырисовывая шаг, пересекает лужайку приусадебного участка. Комплекс зданий, состоящий из ряда овчарен и барского двухэтажного имения на диво не пострадал при бомбежках, ровно пережив волну хищения и мародерства. Незнакомец облачен в выходное платье, более приличествующее дворцовому приему, голова увенчана париком аллонжем, белее снега. Черный сюртук богато украшен золотыми полосами на подобие гусарского доломана.
С легкой улыбкой, разом смахивающей с морщинистого лица десяток лет, он кланяется едва наклонив корпус и садится за пианино. Пальцы, на миг зависнув, будто неуверенный юноша не смеющий коснуться возлюбленной, затем опускаются на клавиши. Пробудившаяся музыка ненавязчивым мотивом разгоняет тяжелый кисель зноя, возвращая ветер весны. В след взметаются волны остального квартета скрипки и виолончелей.
- Джентльмены! - от музыки заставляет отвлечься голос молодого человека.
Появляется сержант, запахнутый в идеально подогнанный по размеру китель парадной формы. Обширный орнамент охватывает рукава и ворот, с берета свисает кисточка.
- Гусь с яблоками, по местному рецепту, - он сноровисто кладет поднос и открывает крышку, тот час захватывающее все внимание аппетитными парами.
Офицеры бригады, разодевшись, как франты, собираются под сенью осиротевшей симерийской березы. Из опустевшего имения прямо на улицу выносят древний стол, видимо помнящий деда нынешнего царя, без особого трепета сервировав еще более древними золотыми приборами.
- Благодарю нашего хозяина за щедрый прием, - поднявшийся полковник Стюарт с лисьей улыбкой отвешивает поклон в сторону сидящего во главе стола Ли. - Право слово, тронут, не ожидал столь торжественной встречи.
Стюарт пребывает в расположение бригады совсем недавно, возглавляя особый осадный батальон. Три сотни с лишним солдат, офицеров и инженеров работающие на одну единственную пушку. Превышающее все мыслимые размеры орудие, с огромным трудом и затратами доставленное по железным дорогам из самого сердца Готии.
- Но раз выпала возможность, - продолжает полковник, поднимая бокал. В обширных дворянских подвалах обнаружены редкие хранилища коньяка, выдержанные в дубовых бочках, - хочу поднять тост за нашу маленькую "Мэри" и скорое падение Ольхово.
На некоторое время стол совсем затихает, пребывая в блаженстве от шикарного коньячного букета.
- Осмелюсь сказать, сэр Стюарт, скорее, чем кажется упрямцам из города, - Ли дожидается, пока прислуживающий сержант разложит по тарелке разделанное мясо. Генерал повязывает полотенце, присоединяясь к дружному постукиванию вилок и ножей.
- Нисколько не сомневаюсь, - посмеивается полковник. - Представляю фурор произведенный готской дамой на симерийских провинциалов. Удивлен, почему после столь удачной демонстрации этот ваш Швецов не выкинул белый флаг. Видимо до сих пор не может выйти из погреба.
Шутка, кажущаяся уместной, вызывает посмеивание офицеров.
- Скорее бы увидеть "Мэри" под стенами Екатеринграда, - мечтательным тоном продолжает Стюарт, лихо справляясь с грудинкой и подцепляя куски размякших от гусиного жира яблок. - Все же кощунство стрелять из подобной пушки по столь незначительной цели.
- Боюсь до этого не дойдет, - что бы расслышать тихий с хрипотцой голос полковника Уилсона, приходится напрячь слух.
Очень высокий, на голову возвышающийся над остальными офицерами и столь же непропорционально худой, выглядящий буквально высушенным. Командующий авиационными соединениями промокает тщательно подстриженные и расчесанные усы салфеткой. Он и губы то едва смочил, вяло ковыряясь в тарелке и весь день бросая редкие фразы. И не мудрено. После катастрофических потерь в небе Ольхово, на летчиков со Стэнтона сыпется гром и молнии. Саммерсу приходится запретить любые вылеты, приковав аэропланы к земле.
- Из столицы Симерии приходят обнадеживающие новости. Еще немного и Брянцев сядет за стол переговоров. Трон и так шатается под задом его величества.
Бригадный генерал хочет прокомментировать, но не успевает. Тарахтит мотор и показывается черный силуэт автомобиля, вильнувший у парковой зоны имения. Праздничное настроение мигом распадается карточным домиком, тень накрывает лицо командующего. Ли в последнюю секунду клацает зубами, едва удержав срывающееся ругательство.
Отмахнувшись от сунувшегося было адъютанта, генерал-майор в одиночку идет навстречу. Авто заворачивает и останавливается на заднем дворе резиденции. А Ли надеялся больше не увидеть бесцветную физиономию безымянного майора АНБ. Тот как раз покидает мотор, водружая на голову фуражку, почти скрывая глаза.
- Вы вовремя, - генерал надевает через силу маску приличия, изображая нечто похожее на улыбку, более напоминающую гримасу, - мы с полковником Стюартом как раз отмечаем удачное испытание малышки "Мэри". Присоединяйтесь. Местные аристократы любезно предоставили щедрые запасы коньяка.
- Празднуете? - серым тоном говорит майор, разом пресекая попытки завязать непринужденный разговор и более того паразитом высасывая из собеседника эмоции. - Не вижу повода. Сверхтяжелая пушка создавалась для уничтожения долговременных огневых точек, а не попала по целому городу.
В мгновение ока Ли превращается в варенный кисель. Умеет АНБ разбивать любой позитив железной логикой.
- Генерал, - жестом безопасник предлагает немного пройтись по извилистым парковым тропинкам. - Не будем долго тянуть, у меня важные приказы из столицы. Но сперва скажите, как продвигается осада? Каковы успехи нашей армии?
- Что ж, - неразборчиво говорит Ли, вертя в зубах сигару и по варварски откусывая кончик. Со смаком раскуривает и затягивается, не обращая на замахавшего руками майора. - Мы активно действуем на флангах у Федоровки, скоро этот выступ перестанет угрожать. Швецов не любит отступать, уверен, он скорее позволит людям попасть в клещи, чем поступится гордостью.
Безымянный офицер слушает, кивая и что-то просчитывая в уме.
- Федоровка. Превосходно генерал, но речь о небольшом пригородном поселке. Как вы намерены овладеть всем Ольхово?
- Овладеть? Городом? - вопрос сбивает с толку и Ли даже смеется от нелепости. - Боже правый, зачем? Упрямец сам заперся в капкане, хотя имел все шансы уйти на восток и приложить усилия для обороны столицы. Развилка дорог? Какое имеет значение - наши войска стучат в ворота Екатерингарада. Война скоро закончится. Не сегодня, так завтра Брянцева скинут, уже половина страны требует отречения от престола.
- Вы должны штурмом взять Ольхово в кратчайшие сроки. Прежде чем Александр Четвертый хотя бы заикнется о переговорах, над городом должен развиваться флаг Республики. Так звучит приказ из Стэнтон-сити, генерал.
Ли резко останавливается и не сводит с майора глаз, выдержав холод взгляда.
Штурм. Облик собеседника и окружающий спокойствием парк блекнет, сквозь мутную гладь проступают картины неведомой доселе бойни. Даже преодолев заслоны на окраинах, придется вклиниваться вглубь плотных застроек. По улицам, от дома к дому, где из каждого окна, с каждой крыши по наступающим колоннам будут стрелять. Техника завязнет и начнет гореть, готам придется по одному выковыривать монархистов из нор и терять, терять лучших сынов отечества в бессмысленной мясорубке.
- Засуньте этот приказ куда подальше... сэр, - Ли надоедает играть в услужливого батрака, он с гневом зависает над безопасником. - Вы, отдающие распоряжения из кабинетов, хоть представляете городской бой? Представляете количество потерь? - Саммерс в раздражении выкидывает недокуренную сигару и яростно растаптывает. - Делайте, что хотите - арестовывайте, судите, расстреливайте, но я не поведу людей на убой.
Тирада не пробуждает в майоре ни доли ожидаемого эффекта. Глядя на выточенное лицо в пору засомневаться - человек ли перед тобой.
- Вы слишком долго пробыли в глуши, сэр, - продолжает гнуть линию безопасник. - Ситуация изменилась. Курхский экспедиционный корпус князя Василькова перешел в контратаку. С ними горцы, по меньшей мере еще дивизия. Ольхово нужно взять и взять в кратчайшие сроки.
Ответить Ли не успевает, последние слова агента АНБ глохнут в приближающемся сзади авто. Уже из полузакрытой двери, майор добавляет сквозь тарахтанье мотора:
- Скоро к вам прибудет маршал Гранд с подкреплением. Готовьтесь сдать командование, генерал.
Анатолий несколько раз моргает и сладко зевает, прежде чем застыть с остекленевшими глазами. Слишком пугающая до оледеневшего сердца бодрость так и вопит, гремя в колокола - проспал! Ночью должен ведь часового сменить, к трем часам. Все, теперь от унтера хоть в земле хоронись. Гришка конечно добрый, но за такое уши оторвет. Почти не видя ничего вокруг, юный ополченец откидывает шкуры и спрыгивает с лежанки.
- Ой, - только и может выдать писклый звук парень, коснувшись босыми пятками деревянного пола.
На теле перешедшая через не одно поколение отцовская рубаха, с утопающими в рукавах руками. Юноша вертит головой, обнаружив себя в родном доме.
- Проснулся наконец, лежебока, - Михаил, смеясь, беззаботно болтает ногами на лавке и набивает куличом полный рот.
И мать тут, возится у печи, переставляя парующие глиняные горшки. Оторвавшись, что бы вытереть вспотевшее лицо фартуком, Людмила оборачивается к младшему и улыбается. Ни разу с начала войны Толя не видел матушку со столь прекрасным от сияющей улыбки лицом. Как скучал по ней, такой, а не вечно избитой заботами, окровавленной от нескончаемого потока раненных.
- Ты чего? - изумленная женщина опускает руки, глядя на слезы в глазах сына.
Шмыгнув носом, Анатолий качает головой. Нет, все хорошо, все просто замечательно.
- Это ведь молоком пахнет? - повеселевший парень направляется к столу.
- Ты ж не любишь, - с набитым ртом, Миша переглядывается с не менее удивленной матерью.
Эх, как можно молоко то не любить? Еще как любит! Всю крынку выпьет. И даже ячневой кашей не побрезгует, до остатка соскребет с краев. Дом, мать и брат - что еще нужно для счастья? ... Только холодно от чего-то. Будто не солнечный летний день, а глубокая ночь и лежит он на сырых досках в промерзлом блиндаже.
Федоровка. 7 июля 1853 г. Ок 1 - 00
(17 день войны)
Анатолий просыпается, едва сапог незваного гостя со скрипом касается досок пола. Рука по привычке тянется к лежащему рядом оружию, не столь долгие дни Федоровки учат спать обмотавшись карабином. Палец соскальзывает с курка, заприметив сквозь лунный свет очертания Григория.
- Что случилось? - испуганный юнец вскакивает с лежанки, растирая заспанное лицо. - Боевая?
Спать ополченцы и солдаты ложились с тяжелым, гнетущим чувством. Готы бомбили целый день, не переставая. А стоило опуститься ночному покрову, изрезали глаза вспышками сигнальных ракет, не давая и минуты покоя. Все уверены, не сейчас, так к раннему утру жди новый штурм.
Вместе с Толей еще выше выскакивает сердце. За секунду сквозь душу проносится метеорит эмоций, то обдавая ледяной пустыней, то сгорая в жаре солнца.
- Пять минут на сборы, - добавляет, уже разворачиваясь, драгун, - мы уходим.
Трясущимися руками, доброволец пытается нащупать пожитки. Что собирать то? Добытые по развалинам драные мешки и воняющие мышиным пометом тряпки? Водрузив на голову криво обшитый шлем, юноша как есть покидает землянку.
Луна очень яркая, светло, как днем. До кома в горле парень вглядывается в ставшие родными очертания Федоровки. Порушенные дома и воронки - отпечатки истории и человеческих судеб. Просто так бросить и уйти? Анатолий выдыхает, с удивлением не обнаружив пара. Что же так холодно? Или все из-за дрожи в коленях?
Большая часть свободных от дежурства защитников стягиваются к деревенскому кладбищу. Разлетевшаяся новость застает роту врасплох, в воздухе ощутимо пахнет тревогой и неуверенностью. Одни понуро топчутся на месте и смотрят пустыми глазами под ноги. Другие открыто демонстрируют недовольство, перекрикивая друг друга в один негодующий гул.
- Пожалуйста, успокойтесь, - Розумовский вскарабкивается на кладбищенскую скамью, возвышаясь над бойцами и размахивая руками. - Да помолчите вы! - гаркает он, не выдержав и кое как заставив заткнуть рты. - Я вас прекрасно понимаю, но это не бегство. Слышите? Это гудят готские танки, они обходят с флангов. Уже к утру отступать будет не куда, так что уходим немедленно, покуда держится коридор. Мы не собираемся сдаваться, но в сложившейся ситуации находится в Федоровке дальше невозможно.
- А лошади? - раздается одиночный из толпы. - Мы же кавалерия, где наши лошади?
- Лошадей вывели в Ольхово еще утром, - опустив глаза вынужден признать ротный.
Только притихшие люди вновь начинают недовольно гомонить и на этот раз даже окрики Константина Константиновича не помогают. Чего уж, даже Толя чувствует укол негодования. Рота жестоко билась за Федоровку, жертвуя жизнями, а тут такое. Не иначе командование давно планировало бросить пригород.
Лишь истеричный девичий хохот заставляет толпу уняться, погрузив в гробовое молчание.
- Какие же вы идиоты! - бойцы поворачиваются к фигуре Алены, опершейся о проржавевшую ограду кладбища.
Она отталкивается от калитки и пошатывающейся походкой направляется в гущу толпы. На лице девушки застывает пугающая гримаса кривой улыбки. Драгуны и ополченцы расступаются, со страхом и сомнением глядя на волшебницу.
- Идиоты, - повторяет в тихом смешке. - Неужели одна я понимаю? Мы все умрем!
Последними словами девушка срывается на визг, взмахнув гривой волос. Сплюнув, со скамьи спрыгивает Розумовский.
- Алена! - строго окрикивает ротмистр, поправляя съехавший ремень с шашкой. - Ты что, пьяная!
- Да! - с вызовом орет та. - Можешь Швецову нажаловаться. Расстреляет, так хоть быстро и без мучений.
Не смотря на вспышку ярости, глаза чародейки быстро наполняются слезами. Девушка сползает обессилено вниз и закрывает лицо руками, медленно подрагивая.
- Послушай, - в гнетущей тишине к рыдающей подходит Вячеслав, занеся нерешительно руку и не смея коснуться. - Это не конец. Мы отступаем, но продолжим борьбу - в Ольхово полно боеспособных. Мы будем драться.
- Да-да, - сквозь слезы смеется девушка. - Великий и могучий Швецов нас спасет. До сих пор не поняли? У Швецова нет никакого плана, все мы участники пышных похорон.
Пытающегося что-то возразить драгуна останавливает пробившийся вперед Григорий.
- Не нужно, - с тусклыми глазами унтер-офицер качает головой. - Я сам провожу ее.
Выжатая эмоционально, Алена позволяет подхватить под локоть и увести прочь с кладбища. В след за тем шум возвращается в Федоровку, на этот раз рабочий. Люди постепенно расходятся, торопясь собраться.
- Все будет хорошо? - Анатолий неуверенно поднимает взгляд на недвижимого Вячеслава.
Кавалерист долго молчит и лишь с пол минуты, будто только заметив юнца, улыбается.
- Конечно будет, - он ерошит ополченцу волосы. - У Алены срыв. Так бывает, мы все устали, давно нормально не спали и не ели. Но все наладится, - драгун вздыхает и смотрит ввысь. Красиво, все же. Луна, звезды, сейчас не воевать, а с девушками миловаться. - Ладно, пошли, нужно пушкарям помочь.
Приходится быстро забывать о красотах небесных светил. Слишком яркая луна лучше всякого прожектора освещает симерийские позиции. Солдат и ополченец с трудом пробираются к окопам окольными путями. По пояс в густой, цепляющейся за одежду траве, протискиваясь через завалы или проломы заборов. Правила пишутся не прихотью офицеров, а солдатской кровью.
Достигнув линии траншей, и без того сгорбленный Толя стелется к земле, наблюдая за горизонтом. От крайних окопов очень различимо отделяется рой трассеров, устремляясь вдаль. Спустя некоторое время доходит треск выстрелов. Где-то глухо ухает упавший снаряд.
- Там бой? - пытаясь лучше рассмотреть, говорит парень.
- Отставить демагогию, - из ДЗОТа выходит унтер офицер, застегивая на бегу пуговицы у горла. - Вытаскивайте картечницу. И ящики с патронами не забудьте, ничего не оставляем.
Легче сказать, чем сделать. Выковырять громоздкое орудие из укрытие не так просто. От сырости часть деталей покрылась коррозией. Глубоко окапывая пушечный лафет, как-то не предполагали изъятия. Несколько раз приходится бросить все и упасть ничком на землю. Разбуженные перестрелкой, колбасники раз за разом закидывают осветительные ракеты.
- Может снять ствол, а? Вашбродь? - говорит с хрипотцой один из солдат, стареющий дядька лет сорока. - Да и как мы эдакую махину без лошадей утащим?
- Я вам как сниму..., - надрывается налегающий вместе со всеми командир, перепачкав китель в смазке и грязи. - Надо и утащим.
- Все равно разбирать нужно, господин унтер-офицер, - уставший и вспотевший, Вячеслав бросает неблагодарное дело. Он снимает фуражку и обмахивает посеревшее от въевшейся грязи лицо, часто дыша. - Не вытащим мы ее, по частям сподручнее будет.
Со снятым стволом "кофемолки" управляются, взвалив на плечи, двое. Дело сдвигается с мертвой точки, разбирают и короба на лафете, извлекая короба с патронами.
- Справишься? Не тяжело? - унтер вручает вертящемуся без дела Вячеславу два относительно небольших ящика.
Парень взвешивает загремевшую ношу. Тяжело... Минуты не прошло мышцы, а напоминают тихим постаныванием. Но вместо жалоб юноша утвердительно кивает.
Группа по привычке приседает, прислушиваясь к звуку летящего снаряда. Этот упадет ближе, Толя быстро учится определять. Просчитав секунды между выхлопом и взрывом, можно даже вычислить откуда били.
- Они близко, - рычит полушепотом унтер, интервал предельно короткий и уже через пару секунд, вслед за вспышкой гремит раскат. - Давайте пошевеливаться. Ходу!
Сгибаясь под ношей и стиснув зубы Толя трусцой отдаляется от блиндажа. Спустя пару метров приходится упасть, ощутимо ударив ящиком о ногу. Следующий снаряд падает в сотне метров, угодив в бруствер. Крик парень давить, хоть и больно до вспышки в глазах, лишь приглушенно стонет, зажав икру.
Лежать приходится долго, вдыхая запах травы и прислушиваясь к биению сердца. Над давно примеченным и пристрелянным ДЗОТом расцветает осветительная вспышка. Снова свист и взрыв, заставивший вжаться в землю.
"Я не выберусь, - в панике думает Анатолий, вскакивая и подхватывая патроны. - Я точно не дойду"
Но малец лишь сильнее стискивает ручки, хоть рук по локоть не чувствует. Он не опозорится, ни в коем случае. Розумовский, всем командирам командир, будто герой, сошедший со страниц рыцарского романа. Алена сколько раз чародейством роту спаса. Вячеслав с Григорием герои, коих свет еще не видывал. А он? Что он сделал? Два ящика донести не может.
- Толя, ты чего копаешься? - пытается дозваться драгун, приподнявшись после очередного взрыва. - Толя!
Бросив под мат остальной команды картечницу, Вячеслав петляя и пригибая голову мчится обратно.
- Патроны..., - шепчет ополченец. - Патроны не сберег... Прости.
На ноги юноши без содрогания невозможно взглянуть. По насмешке судьбы голени все еще болтаются на остатках мышц, но остальное представляет месиво. Кости наверняка вырваны и раздробленны на мелкие частички. От перебитых артерий быстро набирает алая лужа.
- Какие патроны, дурак! - сокрушается Вячеслав, лихорадочно перетягивая жуткие раны жгутом. - Ты что творишь?! ... Да бросьте вы этот металлолом, помогите мне!
В глухой ночи, под нескончаемый грохот и пальбу, группа солдат спешно уносит едва дышащего парня. Так умирала Федоровка. Так умирала надежда.