|
|
||
Из миража, из ничего, Из сумасбродства моего... Юлий Ким
Александр Васильевич стоял на балконе, тяжело облокотившись на тронутые ржавчиной перила. Взгляд его рассеянно скользил по занесенному снегом городу, мутному в морозном тумане силуэту Охтинского моста. Тлела забытая сигарета. Внизу шла женщина из соседней квартиры. В нелепо оранжевом пуховике, при взгляде сверху она походила на апельсин и словно катилась по дорожке, таща на буксире сына-первоклассника. Малец был с фантазией и подавал надежды как перспективный хулиган, поэтому неудивительно, что женщина по пути выговаривала ему менторским тоном. Ее голос отчего-то тоже напоминал об апельсине... Проводив их взглядом, Александр Васильевич снова посмотрел на Охтинский мост. В темноте куда как зрелищней, но и так тоже ничего. Много лет неизменная панорама. Невольно начнешь думать цитатами: "Умрешь - начнешь опять сначала и повторится все, как встарь..."[1] Александр Васильевич глянул на часы. Пора заняться завтраком - скоро Мария вернется с дежурства. Принесет с собой больничные запахи и немного грусти... Подходящие к концу минуты ожидания всегда казались Александру Васильевичу наполненными каким-то особым теплом. Он тихо улыбался им, как старым знакомым, прислушивался к шипению масла на сковородке и утробному гулу в водопроводе - никогда не знаешь, откуда могут появиться новые слова... От лязга замка ёкнуло сердце. Как всегда. - Не спишь? - спросила Мария, хотя, конечно, и так прекрасно видела, что не спит. - Риторические вопросы созданы для заполнения пауз, - отозвался Александр Васильевич, - и для увеселения заскучавших мужей. - А я слышала, что заскучавшие мужья хотят другого, а от риторических вопросов они только звереют. - Такое тоже бывает, - покладисто согласился "заскучавший муж". - Думаю, мы экспериментально подтвердим эту версию потом, ближе к вечеру... - Нахал, - улыбнулась Мария. - От завтрака это тебя не спасет. - Да я, вроде, не голодна. - Надо, - твердо сказал Александр Васильевич. - Да еще и деспот. - А потом ты ляжешь спать, а я буду смотреть на тебя и работать. - Говорят, на спящих смотреть нехорошо. - Чушь! Я проверял: сколько на тебя не смотрел - мне только хорошее становилось... Да и как я смогу работать, если не смогу смотреть на тебя? Мария рассмеялась и чмокнула его в лоб. Пора за работу, в самом деле... Воспитание Дегтярев получил скорее уличное, чем какое-либо еще. Родители его ушли рано, и мальчик остался на попечении дедушки, который был вечно занят на работе вместе со своим приятелем, живущим в соседней квартире. Потом не стало и дедушки. Дегтярев на тот момент уже достиг официального совершеннолетия. По уверениям соседа, совершеннолетие надлежало отодвинуть лет на десять, чтобы сравнялось с уровнем самосознания, но сути дела это не меняло. Кое-как окончив какой-то институт, название которого Дегтярев сам с трудом вспоминал, он решил идти в ногу со временем и занялся бизнесом. От бизнеса там было больше одно название, хотя обходилось без особого криминала. Дегтярев постоянно "бомбил" рынок рекламой, выясняя, какие услуги и товары нынче пользуются спросом. Накарябанный за пять минут логотип и сакраментальное "Десять лет на рынке" делали свое дело. Раскидав по городу листовки, Дегтярев подсчитывал количество звонков. Если дело выглядело прибыльным, оно начинало набирать оборот. Рынок безработных и студентов поставлял дешевых сотрудников, а на город обрушивалась новая волна рекламы, предлагающая товар "прямо от производителя, без посредников". Когда потребитель потихоньку начинал терять интерес или волна жалоб на полученную услугу переваливала некий оптимум, Дегтярев по-быстрому сливал дело кому-нибудь из знакомых и переключался на новую сферу, порой ничего общего не имеющую с предыдущей. Про себя он думал, что просто ищет что-то реально стоящее, на чем однажды и остановится, но конца этим поискам покуда не просматривалось. Жизнь Дегтярева так и крутилась: вокруг случайных баб и случайного бизнеса. И еще - деда-соседа. Дед случайным не был. Выйдя на пенсию, он уделял Дегтяреву столько внимания, сколько тот никогда не видел от родного дедушки. Правда, не в коня шел корм. Или дворовое сознание слишком прочно укоренилось в Дегтяреве. - Опоздал, - вздыхал дед, глядя на подопечного с глубоким сожалением, от которого тому хотелось срочно дать кому-нибудь в глаз. Для поправки самооценки. Потом он встретил Леру... Они познакомились в самый пик белых ночей. Дегтярев только что расстался с очередным бизнесом и вышел проветрить голову после попойки с корешами. Он медленно брел по опустевшему Охтинскому мосту, когда заметил на каменном ограждении девичью фигурку, с нехитрой грацией котенка замершую над обрывом. Застыв в каком-то полуприседе, девушка смотрела вниз с жадным любопытством. Похоже, зрелище ее настолько заворожило, что она даже не заметила появления зрителя. И вдруг выдала приглушенным речитативом: - Без лишних движений, отвесно, каплей дождливой с листа, рухнуть в зеленую бездну с Охтинского моста!.. - Девушка, вы в своем уме? - поинтересовался Дегтярев, чем и положил конец своим беспорядочным связям - Дегтярев решил это сразу и бесповоротно, стоило девушке обернуться. - Я правильно понял, - спросил он, дослушав ее сбивчивый рассказ, - ты из семьи с бабками, знаешь несколько языков, учишься в универе, ох... офигенно выглядишь и собиралась сброситься с моста из-за какого-то козла? - Ну-у-у... - Дура, - заключил Дегтярев. - Да я, если честно, и не собиралась, - призналась Лера, - так, нервы щекотала. Он такой красивый... Как вижу - так хочется умереть. - Парень? - удивился Дегтярев, до сего момента пребывавший в убеждении, что парни красивыми не бывают. - Мост! - Засмеялась Лера. - А ты? - Что - я? - У тебя есть кто-нибудь? - Нет. - Да ладно! Нет, правда. - Ну, есть... всякие. - Всякие?.. - Всякие. Ничего серьезного. - Почему? - Тебя ждал! - рявкнул Дегтярев, не сдержавшись. Получилось довольно грубо, но Лера не обиделась. Улыбнулась и взяла его под руку, по-хозяйски. Она вообще была какая-то... воздушная. Из-за этого наверное и отмачивала порой что-нибудь, плохо умещавшееся в трезвом и местами циничном разуме Дегтярева. Однажды устроилась подрабатывать в больницу. Дегтярев только плечами пожал - думал, она там долго не выдержит, с такими-то условиями труда, отрицательно коррелирующими с зарплатой. Но "больничный" период все тянулся и тянулся. Дегтярев уговаривал ее бросить, намекал на мешки под глазами, пугал преждевременной старостью и перспективой пополнить ряды алкашей. Не помогало. - Еще не время, - говорила Лера, улыбаясь. - А когда оно будет, время это? - бурчал Дегтярев. - Я тебе сразу скажу, - "утешала" его Лера. - Хорошо, - смирился Дегтярев. - Делай, что хочешь. У меня к тебе только одно условие: не врать. Никогда. - Я могу рассчитывать на ответную любезность? - ухмыльнулась Лера и вид у нее при этом был шкодливый... В семье Леры Дегтярева приняли довольно благосклонно, учитывая его некоторую неотесанность, плохо сочетающуюся с наносной интеллигентностью всего семейства. Единственно, попросили не спешить со свадьбой, а подождать, пока Лерочка остепенится. По мнению Дегтярева, остепениться при этой жизни ей не светило, но подождать он согласился. Все равно никуда не денется... Однажды Лера позвонила и дрожащим от слез голосом сообщила, что не сможет придти. Какой-то воришка напал на ее маму прямо в подъезде, отобрал сумочку и золотые сережки. Сережки не жалко, но мама уж очень перепугалась и ее отвезли в больницу с приступом. Подвергнуться нападению на пороге кажущейся безопасности собственного дома - это всегда шок, сказали врачи. А тут вообще со здоровьем не очень... Давно Дегтярев не чувствовал такой холодной ярости. Не смотря на склонность к быстрой смене настроений, Лера была достаточно уравновешенным человеком. За несколько лет знакомства Дегтярев впервые слышал, как она плакала. Первым делом он отправился к знакомому менту... Домой Дегтярев возвращался со странным ощущением. Вроде бы, все прошло, как надо. И все же свербило что-то внутри... предчувствие, что ли?.. Непонятно. Лере он недавно звонил - там все в порядке. Может, дед? Дегтярев замешкался у двери соседа и прислушался. Ну, точно. Опять завел свою волынку. Бетховен, Людвиг ван, симфония номер девять. От музыки, тем более классической, Дегтярев был далек, но конкретно эту вещь узнавал везде и слёту - дед всегда включал ее, садясь мастерить свои поделки. - Послушай вот это скерцо, - сказал дед однажды. - Как оно точно передает суть бытия таких, как я... ну, раньше. Вот "бух" вначале - озарение. Потом поиск, метания, сомнения - они все накаляются. И вдруг - миг торжества. Она летит! Уходит в небо так уверенно, как никогда не были ее создатели, - модель ракеты в руке деда медленно плыла на фоне окна. - Непостижимо, как в таком коротком фрагменте могла уместиться сама Мечта, от ее зарождения до воплощения... Слышишь? Ни черта ты не слышишь! Когда дед начал сдавать, музыка из его квартиры стала звучать все реже. Иногда Дегтярев заставал его с самым крупным образчиком из ракетной коллекции - дед держал его на коленях и, кажется, даже поглаживал, словно кошку. Дед менялся, и это пугало. Когда-то давно он казался столь же незыблемым... как Бетховен. И Дегтярев уже тосковал по тем временам, когда дед включал свой старый проигрыватель и ставил пластинку. Однажды он уронил ее и поцарапал. Завести музыкальный центр дед отказался - нет, заявил, в новой технике души, а пластинки придают звукам особое тепло. О, этот бархатный шорох... Дегтярев облазил весь интернет, нашел новую пластинку. Но музыка все равно раздавалась не часто. Каждый раз, приходя с продуктами, Дегтярев надеялся найти прежнего деда, понимая, что надеется напрасно. Дед угасал. Он уже даже не сопротивлялся тому, что воспитанник тратит на него столько денег. По мнению Дегтярева это "столько" заслуживало внимания не более съеденного в прошлом году яйца, но у деда были свои представления. Вначале Дегтярев просто давал деду деньги, пока однажды не увидел, как тот раздает их попрошайкам у метро. Тогда он стал сам ходить за продуктами. Оплачивать квартиру дед ему не позволил - дескать, хотя бы это он может делать сам. Квартира была большая - осталась деду от былых времен, - и влетала в копеечку. Но и пенсия у него, уверял дед, тоже не самая маленькая. Он и на продукты-то не хотел брать, но тут Дегтярев сумел его уломать: - Помнишь, как ты оставил моей бабушке свой паек, когда приезжал на побывку и привез посылку от дедушки? Она ведь догадалась, что это ты свое присовокупил, но все равно взяла. Знаешь, почему? А представь, что бы ты почувствовал, если бы она отказалась... Дед смотрел в пространство слезящимися глазами и улыбался. - Я всегда любил ее, - заявил он вдруг, - но она выбрала Мишку, - дед помолчал. - Лучший друг, о каком я мог мечтать. Дегтярев на всякий случай промолчал, но вид у деда был на удивление умиротворенный. Как давно это было... Если раньше пугала тишина в соседней квартире, то теперь напугала зазвучавшая после долго перерыва музыка. Да еще в такой поздний час. Выудив из кармана ключи, Дегтярев открыл дверь. Никакими поделочными работами дед не занимался - сидел в кресле, незряче уставившись в телевизор, и даже на появление гостя не отреагировал. Убедившись, что старик дышит, Дегтярев устроился в соседнем кресле и молча ждал, пока доиграет пластинка. - Я тут думал, - произнес дед в наступившей тишине, - какая все же жизнь странная. Сколько не прогнозируй, а чем кончится - все равно не угадаешь. - Это ты к чему? - Да так, - пожал плечами дед. - Могли ли мы тридцать лет назад представить, как все обернется? Передачу показали... словно к двадцатым годам вернулись. - А. Я ж тебе говорил - не смотри телевизор, да еще перед сном, - отозвался Дегтярев. - Здоровье дороже. - Людей из квартир выселяют, - грустно продолжил дед, - за неуплату... Причем, из приватизированных квартир. Многодетные семьи, ветеранов... Наверное, тех, за кого вступиться некому. С судебными приставами приходят и выволакивают силком, в наручниках, как убийц каких-то... Нет в этой стране закона. Сто лет назад не было, и теперь нет. Мы - вне прогресса. Весь мир эволюционирует, только не мы. Пенсионеры у метро с протянутыми руками стоят... - Не смотри телевизор, дед, - снова попросил Дегтярев. - Все равно ничего не изменишь. Нервы себе только трепать... - Вот и я о том, - непонятно вздохнул дед. Увидев Леру, Дегтярев почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Странный у нее был вид - жесткий какой-то. Раньше Дегтярев ее такой никогда не видел. - Что-то случилось? - осторожно спросил он. - Как мама? - С мамой все в порядке, - ровным голосом ответила Лера. И посмотрела в глаза Дегтяреву долгим, непроницаемым взглядом. Так, должно быть, смотрит судья после вынесения приговора. Холодок на спине стал осязаемей. - Она ко мне заглядывала недавно, - продолжила Лера, - ходить между отделениями ей уже не запрещают... А тут как раз потерпевшего привозили. В общем, мама его опознала. Тот грабитель оказался. - О, как. - Да. Сказал, подкараулили его трое... Твоя работа? - Ты о чем? Лера улыбнулась. Дегтярев поежился. - Помнишь, когда-то давно мы договаривались никогда не врать друг другу? Дегтярев молчал. Что-то неправильное происходило с миром и он впервые в жизни не мог понять, что делать. Такого странного ощущения клубка змей, ворочавшегося в животе, у него не было, даже когда внезапно умер дедушка, никогда не жаловавшийся на здоровье. - Да, - наконец произнес он. Лера не стала спрашивать, на который вопрос он ответил. Минут десять они стояли молча, и смотрели в окно на унылый больничный двор. - Он, возможно, уже никогда не сможет ходить, - сказала Лера. - Грабить женщин, очевидно, тоже? - Да что же это такое! Ты совсем не понимаешь? - Чего? - Того, что нельзя, нельзя решать это такими способами! - А какими? - Законными! Человек инвалидом стал!.. - Думаю, в тюрьме ему б еще меньше понравилось... Делать его инвалидом никто не собирался, если это тебя утешит. - А тебе бы там понравилось? - Где? - В тюрьме! За то, что ты сделал, туда тоже отправляют! Не подумал об этом? - Я больше думал о том, как защитить тебя, - ответил Дегтярев сухо. - О, боже!.. - Лера схватилась за голову. - Знаешь, что?.. Иди лучше домой. - Хорошо... Я вечером позвоню. - Не стоит, - Лера отвернулась к окну. - Никогда. Дегтяреву показалось, что он ослышался. - Что? - переспросил он. - Никогда, - твердо повторила Лера. С минуту он молча смотрел в ее спину. Потом спросил: - Если бы твоя мама не пережила приступа, ты бы так же думала? Лера молчала. Как ушел из больницы, Дегтярев не помнил. Возвращаться домой не хотелось, но ноги сами принесли его к родному двору, и тут он понял, что мир окончательно сошел с ума. Дед стоял рядом с домом по колено в сугробе, в одном костюме - хоть и похожем больше на мундир, с иконостасом, что называется, во всю грудь, но все же совсем не по погоде. - Ненавижу эту страну! - заорал он и, оступившись на куске спекшегося в лед снега, завалился назад. Дед был сухопар и не мог много весить, но все его тело словно окостенело, и Дегтярев сам чуть не растянулся рядом, прежде чем выудил его из сугроба. - Чем их нормальный снег не устраивает?! - продолжал вопить дед. - Посыпают всяким дерьмом, черт знает что под ногами! Ботинок не напасешься!.. - Ты пьяный, что ль? - Я уже забыл, как нормальный снег выглядит!.. Я трезвый!.. Белый и хрустящий!.. - Пошли домой, дед, - вздохнул Дегтярев. - Вот зачем, зачем они это делают? - Я не знаю, дед, - накинув на плечи старика свое пальто, Дегтярев практически тащил того к подъезду. - Белый! - гнул свою линию дед. - Хрустящий!.. Где?.. - Ты из-за снега так нарезался? - Ненавижу эту страну... - Ладно, замяли. Дотащив деда до дома, Дегтярев завернул его в теплое, заставил сунуть ноги в таз с горячей водой. Дед к тому моменту растерял боевой пыл и начал мелко дрожать. И Дегтярев наконец сорвался. - Ты совсем одурел? - ярился он, подливая в таз горячей воды. - А если заболеешь? В твоем возрасте к тебе и скорой не дозовешься. - А хоть и помру. Невелика важность. Мне уже все равно. - Зато мне не все равно! - рявкнул Дегтярев. - Ты вообще понимаешь, что у меня, кроме тебя, никого нет? Совсем! На всей чертовой планете!.. - Это пройдет. - Старый маразматик! - Тебе не понять. Тяжело мне уже жить, - прошептал старик, кутаясь в плед. - Кому легко?.. Горячего чаю хочешь? - Нет, спасибо. И так в туалет по ночам бегаю. - Может, еще чего дать? - Вот, ее дай, - дед ткнул пальцем в ракету, стоящую на распорках в углу. - Может, кошку тебе завести? Хоть будешь на нормального похож, - проворчал Дегтярев, но за ракетой пошел. - Или кролика. Кролики сейчас в моде. Хочешь, кудрявого, а хочешь - лысого. Я как-то видел. Вот с такими ушами! - А я на рынке таракана видел, - отозвался дед, - вот с такими усами! - А чего такая тяжелая? - удивился Дегтярев, поднимая ракету. - Особый сплав, - пояснил дед неожиданно твердым голосом. - Да и топливо тоже. - Топливо? - Дегтярев подозрительно уставился на собеседника, но тот выглядел вполне вменяемым. Впрочем, это еще ничего не значило. И не то видали... - Ну да, - кивнул дед. - Экспериментальное. Наше, как теперь говорят, ноу-хау. Было. Не роняй только. Черт его знает, что с ним за столько лет стало... - И что, эта штука, типа, летает? - Гипотетически. - Далеко? Дед пожал плечами. - До Марса дотянет, если не разложилось. Один экземпляр, помнится, к Тау Кита собирались отправить. Там даже контейнер есть для послания, хе-хе, братьям по разуму, ускоритель им в копчик... - Вот эта вот мелкая штука? - уточнил на всякий случай Дегтярев, оценивающе взвешивая ракету в руках. - Может, к ней надо приделать еще эти, как их, ступеньки, разгонные блоки всякие?.. - Вот еще! Отжимаешь блокиратор и подносишь спичку - всего делов! "Три варианта, - решил Дегтярев. - Алкоголь, Альцгеймер, издевается". - Спичку? - продолжил он зондировать почву. - Шутка. Там где-то пульт валялся. Хотя, можно и без пульта... - И что ж тогда не летают? Вот такие вот. - Запретили нам! - завопил вдруг дед. Дегтярев даже подпрыгнул, едва не уронив экспериментальную ракету. - А мы вот настолько близко были! - орал дед, демонстрирую кончик заскорузлого ногтя. - Вот настолько! Запретили, сволочи! Всю жизнь коту под хвост! Или кролику! Вот с таки-и-ими ушами! Глаза старика налились кровью. Только что тихий и мирный, он переменился столь внезапно, что казался страшным. Вскочив с места и расплескав воду из таза, он порывался куда-то бежать - на мгновение Дегтярев даже подумал, что в окно. Замешкавшись, пока пристраивал условно взрывоопасную ракету, он лишь порадовался, когда дед, не разбирающий дороги, налетел на стул и едва не повалился на пол. Эта заминка дала Дегтяреву возможность словить его до того, как случилось что-нибудь похуже. - Они ж твоего деда убили! - продолжал бушевать старик. - Друга моего, Мишку! У-у, жабы проклятущие, чтоб им своей тарелкой подавиться!.. А?!.. Где ж ты, мальчик, такие чугунные клешни-то отъел?.. - Уж лет пятнадцать, как не мальчик, - буркнул Дегтярев. Дед обмяк и хихикнул. Ночь обещала быть длинной. Хоть бы этот вор поганый поправился, невпопад подумал Дегтярев. - Слышь, у тебя выпить осталось? Дед все-таки заболел. Дегтярев перетаскал к нему всех врачей, до каких смог добраться, но они только разводили руками - от старости не лечим. Наступил март, принеся с собой солнце, но Дегтярев ничего не замечал, метался между дедом и окном - не идет ли там знакомая тоненькая фигурка в белой шубейке и смешной шапочке с кособоким помпоном. Она не шла. - Оставь это, - сказал дед после визита очередного эскулапа. - До весны они меня дотянули - и то спасибо. Всегда хотел умереть весной. На рассвете... Как будто на пороге новой жизни... Я прожил славную жизнь - в великую эпоху, в великой стране. Мне не о чем сожалеть. Кроме того, что оставляю тебя одного... Дегтярев только зубами скрежетнул и снова уставился в окно. И как только весеннее солнце может быть таким черным?.. - Не бойся, малыш, - шептал за спиной дед. - Все уляжется. Мы обычно воспринимаем мир очень односторонне, каждый по-своему. Как умеем. Потому и нужны друг другу - для дополнения. Чтобы можно было посмотреть на вселенную не одним сердцем, а двумя, и увидеть ее во всех красках, со всех сторон. Полностью, а не однобокую проекцию. Она это тоже поймет однажды... Прикоснувшись к главной истине своей жизни, очень трудно ее забыть. И очень больно... К похоронам из другого города приехала племянница деда. Растрепанная осунувшаяся женщина сидела в кресле деда и тихо плакала. - Выселить его хотели, - сказала она, - судебного пристава обещали... Я бумаги нашла. Дегтярев молчал и пытался понять, давно ли мир стал таким серым. - Можно я пластинку возьму? - спросил он. - Бери, что хочешь. Куда я это дену? Не везти же с собой. Квартиру все равно наверно отберут. Дома Дегтярев отключил все мобильники и поставил пластинку. Проклятая симфония звучала так торжественно, как никогда не звучала прежде, и так же торжественно проскальзывала мимо своего единственного слушателя. Казалось, даже стены боготворили ее и становились светлее... - Не слышу, - в отчаянье шептал Дегтярев, - ни черта не слышу... Проснувшийся городской телефон привел его в ярость. Дегтярев своротил его пинком вместе со столиком, грохнул об пол подвернувшуюся под руку вазу. - Почему ты мне ничего не сказал, дед?! - заорал он. - Почему?.. Лишь тишина была ему ответом. Бесконечная, равнодушная тишина. Потом у тишины появился голос. - Не звони мне, - сказала она. - Никогда. Дегтярев тупо смотрел на раскинувшиеся по полу обломки и думал, что видит свою жизнь. Его судьбу решили без него. Так же, как делал он. Приведя все в порядок, он поставил на место телефон, предварительно выдернув из розетки, пропылесосил пол, разобрал бумаги, кое-что выкинул. Почистил ботинки, надел костюм. Перед тем, как уйти совсем, позвонил в соседнюю дверь. - Вот, - сказал он племяннице деда, - тут телефоны... правильных людей. Они помогут вам с квартирой. - А... - А мне сейчас нужно идти. Извините. Весна разошлась не на шутку. Воздух почти звенел, подстегивая, и в какой-то момент Дегтярев обнаружил, что почти бежит, словно еще мог куда-то опоздать. Словно еще мог что-то не успеть. Мысли лихорадочно метались, запинаясь одна о другую. "Хоть бы этот гад поправился... Впрочем, какая разница? Хоть бы этот..." Лишь ступив на мост, он замедлил шаг. У опоры моста, как раз под тем местом, где они познакомились с Лерой, притулилась большая льдина - одна из немногих, оставшаяся "на приколе". Ее меньшие братья бодро дрейфовали по течению. "Отлично, - обрадовался Дегтярев. - С такой высоты как раз хватит. Наверное..." Солнце золотило волны и крыши домов, подсвечивало бледную тушу Смольного собора. Пахло весной и водой. Прохладный ветер приятно обдувал лицо, развеивая дурман в голове, оставляя безмятежный покой... "Какой хороший день", - подумал Дегтярев и шагнул в пустоту. - Почему ты так жесток к своим героям? - спросила Мария. - Я не жесток, - улыбнулся Александр Васильевич. - Я просто правдив. Если угодно, реалистичен. - Вовсе нет! Самоубийство - совсем не в характере описанного героя. По крайней мере, при таких обстоятельствах. Какой уж тут реализм? - Жизнь абсурдна, - ответил Александр Васильевич, - и редко оправдывает наши рациональные ожидания. Именно в этом реализм и заключается. Мария скорчила жалобную рожицу. Александр Васильевич неслышно вздохнул. "Живи еще хоть четверть века, - вспомнилось ему, - все будет так. Исхода нет."[1] - Может, и так, - сказала Мария. - Но вот если бы быть немножко добрее... может быть, и сам мир станет добрее тоже? И если вдруг кто-то сейчас пишет наши судьбы, может быть... может быть, он тоже будет немножко добрее... к нам? Александр Васильевич улыбнулся, провел ладонью по ее щеке, склонился, поцеловал руку... Он стоял на мосту, как раз на месте Леры, когда они познакомились. Внизу, у опоры моста притулилась большая льдина - одна из немногих, оставшаяся "на приколе". Ее меньшие братья бодро дрейфовали по течению. "Отлично, - обрадовался Дегтярев. - С такой высоты как раз хватит. Наверное..." - Молодой человек, вы в своем уме? - раздалось вдруг. Дегтярев вздрогнул и обернулся. Странная женщина, похожая на апельсин в своем нелепом пуховике, смотрела на него с жалостью и неодобрением. Румяный малец, которого она держала за руку, глядел, напротив, весело и ободряюще. Вдохновлял, так сказать, на свершение подвигов... - Вам какое дело? - огрызнулся Дегтярев. - Идите своей дорогой! Я вам не мешаю, и вы мне не мешайте. - А вы мне как раз и мешаете, - возразила женщина. - У меня ребенок нервный. Очень впечатлительный! Я не хочу, чтобы он проплакал всю ночь, а потом еще десять лет водить к психотерапевту. Дегтярев невольно покосился на "нервного ребенка" и удостоился лицезрения розового языка. Этот вряд ли заплачет, даже если с моста вся его школа спрыгнет, решил Дегтярев. Но доводить задуманное до конца на глазах у посторонних зрителей как-то не хотелось. "Нервное" дите продолжало строить бодрящие рожи. - Вы мне момент осквернили. Идите уже себе, пока я в самом деле не слез и не отлупил вашего нервного для профилактики. Женщина задумалась. - А знаете, - сказала она, мечтательно улыбнувшись, - я не против. Лупите. На лице мальца проступило такое выражение, что Дегтярев даже почувствовал какой-то интерес к жизни. Льдина внизу оторвалась от опоры и теперь медленно дрейфовала по течению. Установив ракету посреди двора, Дегтярев полюбовался на дело рук своих. - Значит, так, - сказал он, оглядев собравшуюся вокруг ребятню. - Сейчас все расходятся на безопасную дистанцию. - Сильно вдует? - обрадовался какой-то пацан. - Всякое может быть, - уклончиво ответил Дегтярев. - Так что отходим подальше. Кроме того, не забываем, что запущенные вертикально вверх объекты имеют обыкновение падать примерно в ту же точку, поэтому, когда полетит, обратно сюда не сбегаемся. А в случае чего быстро сматывайте туда, - он махнул рукой в сторону ближайшего подъезда. - Все, расходимся. Пока ребятня послушно рассредоточивалась, Дегтярев еще раз критически оглядел ракету. А ну как рванет, мелькнула опасливая мысль. Вряд ли с последствиями, но рассеянный над двором прах покойника - тоже не очень здорово. Хотя... дед сам виноват, если что. Нечего мозги людям пудрить. С другой стороны, думал Дегтярев, отступая на пару метров, дед тут прожил так долго, что не страшно и навсегда остаться. Затаив дыхание, Дегтярев нажал кнопку. И неожиданно для себя самого сделал то, чего не делал даже в детстве, поскольку не верил в сказки, - загадал желание. Единственное, заветное. Но ничего не произошло. Как и следовало ожидать, горько хмыкнул Дегтярев. Сам дурак, купился на бредни покойного маразматика о достижениях великой страны, такой же покойной. "Напьюсь!" - решил Дегтярев. Но тут в ракете что-то щелкнуло, заурчало басовитым котом и снизу вырвалось неожиданно розовое сияние, высветив из темноты бледные лица. Немного помедлив, ракета оторвалась от подпорок, на пару секунд зависла в воздухе, словно раздумывая, и рванула в зенит. Вместе с вернувшейся темнотой в воздухе сгустился вкус свершившегося - чего-то простого и правильного, как рождение цветка, и в то же время невероятного. Когда после исчезновения ракеты прошло около минуты, Дегтярев осознал, что все еще стоит, задрав голову и открыв рот. Малыши уже успели подойти к нему и тоже выжидающе смотрели вверх. "Счастливого пути, дед", - мелькнуло в голове. - А почему она не падает? - спросила маленькая девочка. - Не знаю, - честно ответил Дегтярев. - Так, план меняется. Если завтра по телевизору передадут, что какой-то спутник потерпел аварию, вы тут ничего не видели. - Ты сбил спутник? - оживились дети. - Надеюсь, что нет. Но вдруг какой мимо пролетал... гхм... - У Лехи есть робот с жопсом! - радостно сообщили ему. - Чего-о? - оторопел Дегтярев. - Это "андроид", дурак! - возмутился другой мальчик. - С ГэПээСом! - Он умеет спутники показывать, вот! Счастливый обладатель "робота с жопсом" извлек наружу коммуникатор и нацелил его в зенит. Остальная шайка столпилась рядом, норовя заглянуть ему через плечо. - Вон, вон летит! - радостно завопил первый мальчик. - Ого, их там много! - не отставал второй. - Как двоек у меня в тетрадке, - авторитетно подтвердил третий. - В какой-нибудь наверняка попали! - Как два байта об асфальт!