Рихтер. 3. Первый билет

Первый билет.

Дели.

В самолете прохладно и шумно, за два ряда до меня резвятся дети. До прилета еще четыре часа, поэтому я натягиваю на себя самолетный плед и снова пытаюсь уснуть. Не получается.

Чувствую себя очень пустым. Не опустошенным, нет, но полностью пустым, как будто отпустив вчерашнего Стефана из кофейни "Ароматерапия", который пять лет не видел ничего, кроме своей стойки и зала, и дороги от работы до дома.

Нового Стефана, бросившегося через полмира за почти незнакомой девушкой, я тоже пока не знаю.

Рядом проходит стюардесса с тележкой.

-- Хотите чая или кофе, сэр?

Самолетный кофе я уже пробовал утром, поэтому прошу чая. В горле суховато -- кондиционированный воздух самолета почти не содержит влаги.

Я пью чай, грызу батончик "Сникерса", который был спрятан в кармане куртки, и смотрю в иллюминатор. Мимо проплывают пушистые облака. В детстве мне очень хотелось потрогать такое облако, узнать какое оно наощупь.

Долго смотреть на облака невозможно -- начинаешь скучать. Достаю айпад, читаю скопированную из Википедии статью об Индии и раздумываю о том, с чего начать. Обдумать это вчера я не удосужился, не было времени.

Начать я думаю с самого Дели. У меня забронирован недорогой отель рядом с садом Лоди и гробницей Хумаюна. Чего ожидать от отеля, я пока не знаю, на вид он выглядит неплохим.

-- В первый раз в Индию? - спрашивает пожилой индус, сидящий рядом, глянув на экран моего планшета. Хорошо пошитый костюм, седые волосы, кожа цвета корицы, отличный английский с лондонским произношением. Киваю.

-- Да, в первый. Пока не знаю, чего от нее ждать, - признаюсь я. Он хитро прищуривается.

-- Не ждите от Индии ничего, - советует он, - и тогда, может быть, она покажет вам свою красоту. Или не покажет. Индия, как женщина в сари, может быть красивой и убогой, может поражать грацией или уродством, но уж точно запоминается.

Я киваю. Все мои знания об Индии сейчас похожи на набор хаотично скопированных из интернета картинок, где широкие пляжи Гоа находятся где-то рядом с вершинами Гималаев, а колониальная архитектура соседствует с Тадж-Махалом.

-- Скажите, а что бы вы посоветовали увидеть в Индии? - спрашиваю я у старика. Он пожимает плечами.

-- О, не знаю, смогу ли дать толковый совет. Все зависит от того, что вы хотите узнать о стране. Я родился в штате Кашмир, среди гор, и думаю, что это место -- самое красивое на свете. Моя жена из Мумбаи, она любит этот город больше всего на свете, а наши дети лучше знают Ливерпуль, чем Индию. Так что, каждый выбирает то, что ему интереснее всего на свете, - заканчивает он.

Я ненадолго впадаю в ступор. Что было бы интересно мне? Джунгли? Море? Дворцы? И автоматически выпаливаю:

-- Простите, а где в Индии выращивают кофе?

Мой сосед приподнимает седую бровь в удивлении, вдруг напоминая мне деда в его последние годы.

-- О, кофе в Индии выращивают в разных штатах, но лучшим все-таки считается тот, что вырос на плантациях Карнатаки, в месте, которое называется Майсор.

Я быстро набираю название штата и города в записную книжку на планшете, чтобы не забыть.

-- Спасибо!

-- Пожалуйста.

Мы прилетаем ровно в заявленное время. Делаю вывод, что летать на самолете мне нравится. Все выходят из самолета, к аэрортовому автобусу, но я не тороплюсь.

Выйдя из самолета вдруг наконец осознаю, что я теперь на другом конце земного шара. Воздух здесь другой, жаркий, наполненный запахами, густой, как крем-суп.

Аэропорт имени Индиры Ганди переполнен людьми. Я завороженно наблюдаю как мимо меня проходят арабы в длинных одеяниях до пят и чернокожие гиганты в тюрбанах, индианки в разноцветных сари и огромные туры бэкпекеров в возрасте от восемнадцати до шестидесяти.

Быстро прохожу паспортный контроль (толстогубый индиец даже не смотрит на то, что виза выдана всего лишь день назад) и выныриваю из потока людской толпы в зал прилета, где меня должны встретить представители отеля.

Так и есть. Табличка с моим именем в руках у пожилого мужчины в белой рубашке.

-- Ваш багаж? - спрашивает он у меня.

-- Только это, - верчу в руках свой не очень тяжелый рюкзак и вешаю его на спине, - Поехали.

Первый сюприз ожидает меня прямо за выходом из аэропорта. Таксисты. Огромная орущая и едва ли не дерущаяся за клиента толпа. Мой провожатый оттесняет меня к парковке и показывает на лихо покрашенный в розовый цвет древний Фиат, каким-то непонятным образом попавшим в Дели.

Город, который я вижу за окнами автомобиля, ошеломляет.

Хаотичное движение машин, байков, велорикш, людей, коров -- черт возьми! Какофония звуков: клаксоны, переговоры людей, крики. Грязь, мусор, люди, которые спят прямо на тротуарах.

И тут же -- здания неземной красоты, развалы разноцветных фруктов на прилавках у дороги, девушки с волосами, заплетенными в косы.

Странно, но я могу представить себе здесь Лин, но совсем не представляю себя, хотя и еду сейчас по этим улицам.

У какого-то парка автомобиль сворачивает и останавливается перед позитивным желтым зданием.

-- Добро пожаловать, сэр, - произносит таксист голосом, полным собственного достоинства и рукой показывает мне на вход в отель.

Я регистрируюсь и прохожу в номер. Ощущение сумбура в голове чуть-чуть уходит после принятого душа. Ловлю отельный wi-fi, набираю в скайпе Марту.

-- Ого, смотри кто позвонил, - слышится ее веселый голос. - Привет, путешественник! Как там твои дела?

-- Ну, я долетел, в отеле, - уклончиво отвечаю я, - звоню, чтобы ты не беспокоилась. И проверь пожалуйста, всё ли нормально в кофейне, у меня ощущение, что оставил включенным свет на кухне.

Марта судорожно вздыхает в микрофон.

-- Стефан, перестань, - просит она. - в твоей кофейне все в порядке, табличка на дверях висит. Мало того, мне позвонило уже полгорода чтобы передать, что будут ждать твоего кофе как манны небесной. И да, я надеюсь, что ты не будешь звонить мне каждый день, чтобы напомнить проверять сигнализацию и окна на целостность. Или будешь?

-- Не буду, - обещаю я, скрепя сердце.

-- Ну и славно. Напиши мне, когда освоишься, ладно?

-- Хорошо.

Мы прощаемся, я ставлю свои гаджеты на зарядку и ложусь спать, тем более, что за окном резко темнеет, словно ослепительное солнце выключают одним щелчком по кнопке.

Просыпаюсь, как ни странно, совсем ранним утром. В ресторане отеля тихо, в углу сидят две девушки, разговаривают по-немецки и завтракают. Я накладываю себе омлета, сосисок и наливаю апельсинового сока.

Завтрак -- отличное время для того, чтобы спланировать свой день. Вообще, я уже не уверен, хочу ли я бродить по Дели -- часовой поездки по городу стало достаточно для того, чтобы понять: здесь совсем другой мир. Мир нищих, странных людей в странной одежде, громких голосов и грязи. Это не соотносится с тем, что я видел в дедовских журналах, но за столько лет все могло измениться.

В итоге, решаю начать со стандартной туристической программы и заказываю на ресепшн такси до Лал Кила -- Красного Форта. Если верить Вики, то он является самой известной достопримечательностью старого города.

Снаружи Форт поражает цветом стен -- он построен из песчаника и они действительно красные. Внутри красиво, по случаю раннего утра -- тихо, и не так многолюдно, как я ожидаю. Я успеваю успокоиться и решить, что местами Дели очень даже ничего.

Впрочем, на выходе из главных ворот, там, где длинный коридор с лавочками, в меня врезается индийский подросток лет пятнадцати.

-- Простите, сэр, - пятится он и исчезает в толпе. Я, скорее по наитию, чем осознанно, проверяю карманы и обнаруживаю, что меня успели ограбить. Оборачиваюсь, но мальчишки, конечно, уже нигде не видно.

Прекрасно, Стеф, и это первый же день, говорю я себе язвительным тоном, напоминающим голос Артура.

Сажусь прямо на газон и подсчитываю убытки. У меня была с собой тысяча рупий, снятых в аэропорту с кредитки -- их всех и увели. Хорошо, что остальные деньги и карты я оставил в сейфе отельного номера. Телефон цел, это хорошо.

Из наличных у меня только десять евро, завалявшихся в кармане рубашки. Интересно, размышляю я, считать ли это своего рода данью Индии и не пора ли мне уже собираться дальше?

-- Эй, мистер, все в порядке? - надо мной склоняется европеец лет сорока, с бронзовым от загара лицом. Машинально его оглядываю: белая рубаха из марлевки, яркие штаны, куча фенечек. Он не похож на туриста, но и на экспата тоже не тянет.

-- О да, отлично, - саркатично отзываюсь я, - Какой-то оборванец стащил у меня сейчас всю наличку, но десяти евро мне точно должно хватить на автобус до отеля.

Незнакомец плюхается рядом:

-- В первый раз в Дели?

-- Угу.

-- Забей, - советует он. - Когда я приехал сюда в первый раз, с меня сорвали рюкзак, в котором было фотооборудования на десять тысяч баксов. С тех пор я философски отношусь к этому городу и у меня за последние пять лет больше ничего не крали.

-- Ооо, - восхищенно протягиваю я. Тысяча рупий становится вдруг совсем небольшими деньгами.

-- Меня зовут Айвен, - представляется он, - вообще-то, я фотограф, но сегодня просто брожу по Дели без попыток снимать этот город. Ну, разве что в Инстаграм.

-- Стеф, - я пожимаю ему руку и тут меня осеняет, что, кажется, этот город дает мне возможность узнать таки его с другой стороны, - А можно мне побродить с тобой?

-- Запросто, - соглашается Айвен.

-- Только мне нужно в отель за деньгами, - спешно сообщаю я. Айвен хохочет:

-- Сколько ты, говоришь, у тебя там -- десять евро? Да на эти деньги в Дели можно жить в неделю, если знаешь как. Забудь о деньгах. Пошли.

В делийском метро творится что-то невероятное. Мы сами почти не двигаемся, все делает поток людей. С потоком мы входим внурь, попадаем в мужской вагон, с потоком же и выходим на нужной станции. Всем руководит Айвен, я просто озираюсь по сторонам и пытаюсь не потеряться.

-- Почему здесь вагоны делятся на мужские и женские? - у меня уже есть свои подозрения, но я все уже уточняю, выйдя из метро. Мой новый знакомец нехорошо усмехается и я понимаю, что подозрения были недалеки от истины.

-- Видишь ли, в стране волна изнасилований. У всех этих ребят, - он кивает в сторону человек пяти моих ровесников, болтающихся рядом с выходом со станции, - подчас нет возможности для нормального секса: девушек мало, шлюхи дорогие, а либидо зашкаливает. Да еще законы этой страны чересчур либеральны к насильникам. Так что, поэтому вагоны и делятся, - подытоживает он.

Этого я об Индии не знал. Внезапно начинаю беспокоиться о Лин. Одинокая белая девушка, которая слишком доверяет миру, знает ли она об этом всем? Боится ли она?

Позже, когда мы с Айвеном пьем чай с пряностями и едим бобовый суп в какой-то забегаловке с пластиковыми стульями, покрытыми многолетним слоем грязи, он рассказывает о том, как путешествовал по Индии в первый раз.

-- Конечно же, меня обсчитывал каждый таксист, - смеется он, - а каждая торговка втюхивала туристическое говнецо с наценкой в пятьсот процентов. Я же был совсем еще зеленый юнец, только после колледжа, первое путешествие, огромный рюкзак, я хотел снимать Индию, делать красивые кадры и все такое, а в итоге технику у меня украли через три дня после того, как я приехал, и я бросил все и поехал в Гоа, где и протусил два месяца. Ну, знаешь, море, бунгало, дешевые трава и выпивка. Сейчас бы ни за что туда не уехал, но когда тебе двадцать три, ты можешь позволить себе делать глупости.

Делаю глоток чая. У него вкус молока и пряностей, странное сочетание.

-- А ты? - спрашивает Айвен, - Тоже поехал путешествовать в "потерянный год"?

-- Нет. Просто поехал путешествовать, - я неожиданно рассказываю ему о Лин. Айвен оживляется.

-- О, это была бы блестящая съемка, - говорит он, когда я заканчиваю, - Романтическая фотосъемка для влюбленной пары: ночь, аэропорт, тишина.

-- Ну, начнем с того, что мы -- не влюбленная пара, - смеюсь я, - И тихо там точно не было.

Он отмахивается:

-- Это ерунда, все неважно. Фотография способна делать чудеса, если умеешь точно все видеть.

Я думаю про себя, что кофейня, на создание которой я отдал столько сил и времени, делает так же: люди приходят не просто выпить кофе, люди приходят для того, чтобы начать день с маленького чуда: посидеть наедине с собой, послушать музыку, льющуюся из невидимых динамиков, настроиться на долгий хороший день с сладким послевкусием на губах. Наверное, любое настоящее дело -- такое же. Неважно кто ты, бариста или фотограф, или даже офисный работник, если ты любишь то, чем занимаешься, ты способен творить чудеса.

Маленькая, невероятно худая девочка в ярком платье, подходит к нам и протягиват ладонь. Пока я силюсь понять в чем дело, Айвен кидает ей в ладонь пару рупий, произносит что-то на хинди и она убегает, показав ему язык.

-- Чертовы попрошайки, - ворчит он, - они в Азии повсюду. Проблема большинства индусов в том, что они привыкли ни черта не работать, а только клянчить. Эта страна могла бы возродиться в прежнюю империю, будь у ее жителей хоть капля желания поднять с циновки свои тощие задницы.

-- Так ты любишь Индию или нет? - задаюсь я вопросом. Айвен смеется.

-- Терпеть не могу, разве не заметно? Пойдем, покажу тебе настоящий Дели, а не страницы с рекламных проспектов в аэропорту имени Индиры Ганди.

И он ведет меня туда, где белых почти нет. В трущобы, где сидят на асфальте тощие старики и жуют бетель. В лабиринты узких улиц, где на веревках развешано белье, а смуглые индианки в малиновых и пурпурных сари переговариваются между собой на странном певучем языке. В грязь, нищету, запах немытых тел, в царство усталых глаз и обреченного отсутствия будущего.

-- Я снимал здесь свою первую выставочную серию, - рассказывает он, - Мне было 25, я пришел сюда с пленочной камерой, тогда не было цифровых и моим главным страхом было то, что кто-нибудь засветит пленку. Тогда я думал, что второго раза в трущобах Дели просто не выдержу.

-- А потом?

-- А потом я пришел сюда еще раз, и еще, и еще. Страх пропал и я понял, что это жизнь, точно такая же, как в Денвере, Сан-Франциско или Нью-Йорке, и эти люди просто не могут жить по-другому. Может быть, в следующем круге перерождений, им повезет больше, не знаю.

Я молчу в ответ на это заявление. Мне душно, по спине градом стекает пот, я уже не горюю о потерянной тысяче рупий, когда представляю, что тот парнишка живет примерно в таких же местах. Мои представления о веселом погружении в жизнь большого города рушатся с треском: этот город пахнет отчаянием.

-- Ну что ж, в потрохах Дели мы побывали, пора выбираться на чистенькие улицы, - предлагает Айвен, - Ну, и перекусить чего-нибудь не мешает.

Спустя час, мы внезапно оказываемся у парка, рядом с которым находится мой отель.

-- Это же парк Лоди, - сообщаю я, - Я живу тут рядом.

Мы проходим внутрь и в парке мне становится легче. Здесь не так шумно, как на улицах и дорогах, можно сидеть на траве, прятаться в тени деревьев и старинных построек с круглыми куполами.

-- Дели вызывает противоречивые чувства, не так ли? - проницательно спрашивает Айвен. Я фыркаю.

-- Мягко сказано. Но я, пожалуй, не стану его фанатом. Вообще-то, я хотел бы поехать в Майсор, хочу увидеть плантации кофе. Я бариста, это профессиональное, - поясняю я, в ответ на поднявшиеся брови Айвена.

-- В первый раз вижу человека, который приехал в Индию не накуриваться в Гоа и не просветляться в Дхарамсалу, не заниматься йогой и прочей фигней, а целеустремленно едет смотреть на кофе, - смеется мой провожатый. Ну что ж, в чем-то он и прав, наверное, но кофейня -- не просто работа или просто бизнес, а что-то, чему я отдал душу.

Мы еще час слоняемся по парку, он рассказывает об Индии и своих приключениях, я немного делюсь своими планами, мы едим местные лепешки и пьем колу из банок (основное индийское правило, не пей ничего из открытых бутылок, наставляет меня Айвен), а потом начинает темнеть и мы расстаемся у выхода из парка.

-- Спасибо за день и за помощь, - говорю я, пожимая руку.

-- Ерунда. Мне было приятно побыть гидом, в городе, который люблю. Хотя, и терпеть не могу тоже.

Мы обмениваемся визитками (в кармане рубашки у меня прячется пара штук на всякий случай) и расстаемся.

На ресепшн я прошу забронировать мне билеты на поезд до Майсора. Служащая удивленно переспрашивает "на поезд, сэр?", но через пятнадцать минут у меня на руках распечатка, и я поднимаюсь к себе, и это почти счастье. Ехать, правда, с пересадкой в Бангалоре, но я думаю, что это не проблема.

В номере, я наконец бухаюсь на кровать, вытягиваю уставшие от многочасовых прогулок ноги и набираю в поисковике имя фамилию Айвена. От обилия информации у меня округляются глаза: оказывается, что я весь день тусовался с одним из самых известных фотографов Америки.

Вкладываю визитку в кошелек с кредитками, закрываю обложку айпада и иду в ванну. "Завтра" здесь наступает быстро.

Майсор.

Индийские поезда заслуживают бесконечных веток на форумах путешественников о них, если честно. Шум, толкотня, бесконечное "чаааай, кооооофе", грязные окна и туалеты, в которые страшно заходить.

Я еду во втором классе с кондиционером, со мной в купе молодая австралийка со странным именем Аделаида и молодая индусская пара: он, коротко стриженый, в белой рубашке, джинсах и с ноутбуком, она в джинсах, длинной блузке, с волосами, собранными в две косы. Девушка сидит с книгой.

Мы болтаем с Аделаидой, сидя на своих верхних полках. Ей двадцать, она работает официанткой, это ее первый в жизни отпуск на две недели. Она крупная, светловолосая и загорелая, как и все австралийцы, которых я когда-либо видел. Еще она жует жвачку и громко смеется.

-- Круто здесь, да? Все мои друзья говорили, что я шизанулась, когда решила сюда поехать. А мне нравится. Я в Дели жила на Мейн Базаре три дня, там просто очуметь как круто. У нас в Сиднее очень чисто, понимаешь, я корову только в телевизоре видела, ну и в супермаркете, когда мясо покупала, а тут настоящие коровы, в городе! Это же просто фантастика!

Аделаида едет в Гоа. На ней широкие штаны с нарисованными слонами, футболка с надписью "Я люблю Индию" и куча фенечек.

-- Брат у меня обожает Бали, - продолжает она, - он серфер, они шизики, жить без волны не могут. А я тащусь по всему индийскому. За мной в детстве присматривала няня, индианка, она меня подсадила на Болливуд, это была чума! Я даже умела танцевать что-то похожее на их танцы, а как я мечтала о сари!

К моему счастью, Аделаида из тех людей, кто много болтает. Я не люблю разговаривать, а вот слушать вполне, так что, нам нескучно. Молодая пара с нижних полок на нас никак не реагирует, хотя наверняка знает язык -- девушка читает "Случайную вакансию" в оригинальном издании.

-- Как ты думаешь, еду в поезде есть можно? - спрашивает она у меня.

-- Думаю, что да, иначе бы очередь в туалет тянулась бы на весь вагон, - хмыкаю я, - Но воду настоятельно рекомендую пить из бутылок.

-- Точно. Когда я уезжала, мне все повторяли "пей только бутилированное!". Но пьем же мы масала чай, правда? - и она принимается рассуждать о проблемах гигиены в отдельно взятом поезде индийских железных дорог и о том, как успела отравиться в Дели.

Я почти отключаюсь, глядя на мелькающие за окном пейзажи, пока мозг не спотыкается на чем-то из рассказа Аделаиды, на знакомом имени.

-- Прости, ты не могла бы повторить, - прошу я, - задумался немного.

-- Я говорю, что Лин, моя соседка по комнате, в гестхаусе, притащила мне тогда каких-то чудных лекарств из местной аптеки и все прошло за пару часов.

Сердце вдруг делает невообразимый кульбит. Неужели?

-- Лин? Европейка, лет двадцать пять, русые волосы, огромный такой рюкзак? Полное имя Евангелина, да?

Аделаида смотрит на меня с подозрением:

-- Эй, а ты ее откуда знаешь?

Я медленно выдыхаю. Во рту вдруг появляется вкус кофе с имбирем и апельсином.

-- Что, она правда была твоей соседкой?

-- Угу. Уехала на день раньше, сказала, что поедет куда-то в сторону Гималаев.

-- Вот черт, - вырывается у меня. Гималаи -- это совсем в другую сторону и шансов найти ее там совершенно никаких.

-- То есть, вы знакомы? - уточняет Аделаида, с бесцеремонностью подростка и сама отвечает на свой вопрос, - Ну точно. Прикольно.

С моим кузеном Артуром она бы точно спелась, думаю я.

-- А она не оставила каких-нибудь номеров телефона, может контакты?

-- Неее.

Мы были в одном городе. Может быть, ходили по одним и тем же улицам, пили одинаковый пряный чай, смотрели на одно и то же небо. А потом разъехались в разные стороны.

Что ж, в этом свой смысл, так у нас у каждого свое путешествие.

Мы с Аделаидой перекидываемся парой ничего не значащих слов, а потом я откидываюсь на свою полку, накрываюсь пледом и засыпаю.

До Майсора дальше еду без приключений. Пересадка в Бангалоре, потом в полупустом купе выбираю себе нижнюю полку и еду дальше, воткнув в уши наушники. Музыка в моем плей-листе самая разная: от The Beatles до Lady Gaga. В кофейне я предпочитаю ставить джаз и блюз, но в жизни могу слушать всё, лишь бы было по ситуации. Есть у меня специальный, "дорожный" альбом, который я слушаю в машине, но сегодня к Индии он не подходит, по-моему.

Майсор -- типичный город Индии. Грязь, мусор, европейцы в дредах и беспокойная толпа таксистов и рикш. Я едва отделываюсь от последних, помня, что мой новый отель совсем рядом с вокзалом.

Насчет "отеля" я явно тороплюсь. Если сравнивать с местом, в котором я жил в Дели, майсорский отель -- клоповник. Успокаиваю себя тем, что мне не жалко десять евро за душ, постель и пару советов как дальше ехать на кофейные плантации.

Интернета в отеле нет. Никакого. Что ж, придется узнавать все необходимое в непосредственном общении.

Молодой индус на ресепшн смотрит на меня непонимающе.

-- Кофе? Какой вам нужен кофе?

-- Плантации кофе, - пытаюсь я объяснить, чувствуя себя при этом дураком, - Я хочу увидеть кофейные плантации, место где выращивают кофе, понимаете?

Он не понимает. Он предлагает мне посмотреть достопримечательности Майсора, выпить чашку кофе в ресторанчике неподалеку и что-то еще, вроде на английском, но такой английский мне не понятен.

Я сдаюсь. Возвращаюсь в номер, принимаю душ, и пытаюсь решить что делать дальше. Какой-нибудь опытный путешественник типа Айвена наверняка бы нашел все, что нужно за пять минут, но я -- не профи.

Решаю наплевать на все, пойти пообедать, выпить кофе и найти интернет.

В ближайшем ресторанчике при слове "wi-fi" на меня посматривают как на сумасшедшего. Решаю идти дальше и, в итоге, останавливаюсь в довольно чистом месте с едой в европейском стиле.

Парнишка-официант дает мне пароль от интернета, приносит адски острый суп и спрашивает, чем еще может мне помочь. Я прошу бутылку холодной воды, и, раз уж выпадает возможность, уточняю:

-- Я читал, что вокруг Майсора выращивают кофе, хотел бы посмотреть плантации. Может быть, есть какой-то водитель или экскурсия?

Парень неожиданно понимает о чем идет речь.

-- Конечно, сэр. Есть и эскурсии и водитель. Скажите, в каком отеле вы остановились и когда хотите поехать?

Немного опешив от неожиданности, говорю ему название своего клоповника и признаюсь, что поехал бы хоть сейчас.

Он звонит куда-то по мобильному и, к тому моменту, как я справляюсь со своим супом, уже несет счет и новости.

-- Вас будут ждать в отеле через полчаса, сэр.

Я оплачиваю счет, и, неторопясь, возвращаюсь в отель. В городе стоит адская жара, пот градом стекает по шее и спине и я начинаю понимать тех европейцев, которые надевают здесь легкие широкие штаны и марлевые рубахи. Хотя местные, кажется, спокойно ходят в джинсах и рубашках, абсолютно не потея.

По дороге мне встречается несколько попрошаек (я аккуратно их обхожу), но никто, кажется, не тянет руки к моему карману. В лавочках что-то продают и покупают, но мне не нужны ни браслеты, ни еда, поэтому я спокойно прохожу мимо, посматривая вокруг со спокойным любопытством.

В лобби, ожидая меня, сидит пожилая индианка (сохранившаяся фигура, седые волосы, заплетенные в косу, небесно-голубое сари и яркие карие глаза на светлом лице).

-- Добрый день, - она привстает, царственно подает руку для пожатия, кивает работнику отеля, - Викрам сказал, что вы ищете места, где растет кофе. Вам повезло, что звонок застал меня в городе.

-- Да, мэм, - я немного теряюсь от харизмы этой женщины. Она непохожа не тех индианок, что я видел до этого -- тихих, улыбчивых, задумчивый, или напротив, чересчур уж горластых теток. Здесь же есть что-то другое: неженская уверенность в себе, - Меня зовут Стефан, у меня дома свой кофейня.

-- Зовите меня Бхарат, - уточняет она, - у меня тоже своя кофейня. Если вы готовы поговорить о кофе, то я с удовольствием покажу вам здешние места.

-- Разумеется, - соглашаюсь я, - только схожу за рюкзаком, хорошо?

-- Конечно.

Через три минуты вы ходим из отеля. На тротуаре припаркован пикап, за руль садится моя новая знакомая.

-- Итак, кофейные плантации, - говорит она, словно продолжая разговор, - если вы готовы, Стефан, то можем увидеть их сегодня. Даже, если хотите, переночевать там. Мой муж -- владелец плантации, а я занимаюсь кофейней, но иногда помогаю ему.

-- Семейный бизнес, да?

-- В некотором роде. На плантации есть домики для гостей, так что, это еще и развитие экотуризма. Пока мы только начали заниматься этим направлением...люди едут в Майсор за йогой или просто отдыхать дальше на пляжах, кофе же обычно привлекает только тех, кто им занимается по жизни.

-- Соглашусь, - профессиональный разговор течет легко и непринужденно и мы уже переходим на тему сортов арабики, которые выращиваются в Карнатаке.

Английский у Бхарат великолепный. Она разговаривает на нем так же, как иные люди дышат, спокойно и естественно.

-- Бхарат, простите, могу я задать вам вопрос?

-- Разумеется.

-- Вы же не индианка, - я даже не спрашиваю, я утверждаю. Уверенность берется непонятно откуда. Моя спутница притормаживает у обочины и весело смотрит на меня.

-- Вы правы, Стефан, - признается она, - Мой отец -- англичанин, мать -- индианка наполовину. Не знаю, как вы догадались, если честно. Внешностью я больше пошла в мать.

Пожимаю плечами. Харизма. Эта взрослая женщина с седыми волосами чем-то напоминает мне Марту.

Мы едем дальше, за город, где шоссе становится полупустым, а дорога вьется между зеленых холмов. Бхарат рассказывает свою историю, а я слушаю.

Ее мать родилась и выросла в Бирмингеме в семье английского военного и девушки из знатной индусской семьи. Брак был мезальянсом с обеих сторон, военному пришлось бежать из страны, прихватив с собой влюбленную в него девицу с романтическим именем Лакшми. Влюбленные нажили троих детей, из которых двое погибли во время бомбежок Лондона в сорок первом. Выжила лишь одна Анила, старшая.

-- До двадцати пяти лет я жила в Лондоне, пока мне не пришло в голову съездить в Индию. Бабушка и мать пытались учить меня хинди, поэтому мне было легче, чем другим европейкам, которые сюда приезжали. Но все равно тяжело... Индия, Стефан, и сейчас не райский уголок, а тогда все было намного хуже, - она немного молчит, пока машина преодолевает горный поворот, - Нищета, множество предрассудков, касты. Семья Джея, моего мужа, с трудом смирилась с его выбором.

Она рассказывает дальше. Знакомство с мужем, переезд в Мумбаи, а потом в Карнатаку, покупка кофейной плантации и много-много работы. Я слушаю о том, как они с мужем спали по пять часов в день и понимающе киваю. В самом начале, когда я только начинал делать "Ароматерапию", я ночевал прямо в кофейне: накидав на пол несколько пледов. Я красил стены и потолок, приколачивал фотографии в рамках, бесконечно экспериментировал с кофемашиной, туркой и френч-прессом, и уставал так, что идти домой сил не было, а автобусы уже переставали ходить.

-- Вот так, - заканчивает она, заворачивая с шоссе на какую-то проселочную дорогу, - скоро будем на плантации. Сбор зерен начинается только через две недели, но все самое основное мы сможем показать.

Через минут двадцать мы выходим и я выдыхаю.

Вокруг зелено и тихо. И чисто. Поют птицы, слышно как ветер шевелит листья, где-то журчит вода. Впереди несколько опрятных домиков.

Бхарат улыбается, видя как я озираюсь по сторонам.

-- Как вам тут, Стефан?

-- Здесь...красиво, - другого ответа я не нахожу.

В маленьком бунгало есть аккуратно застеленная постель, крохотный шкаф и розетка. Интернета нет. Отправляю короткую смс Марте "Не теряй, я без связи" и отправляюсь в ресторанчик под навесом из листьев, что находится в центре резорта.

Бхарат, беседующая о чем-то с девушкой-индианкой моих лет, поднимает голову.

-- А, вы уже здесь, Стефан? Хотите чего-нибудь поесть?

-- Да, не откажусь.

Меню в ресторанчике небогатое. Курица в огненно-остром карри, рис и чапати. Впрочем, на свежем воздухе все съедается моментально. Я запиваю все водой и чувствую, как постепенно успокаиваюсь после безумного ритма последних нескольких дней.

-- Кофе, сэр? - спрашивает официантка. Официантка ли? Мне кажется, это место -- полностью семейный бизнес, и красивая девушка в длинном платье вполне может оказаться дочерью Бхарат. Или даже внучкой.

-- Да, пожалуй. Простите, а могу я сам сварить кофе?

Она оборачивается на Бхарат и спрашивает что-то на хинди. Я понимаю лишь слово "кофе". Пожилая индианка кивает и приглашающе машет рукой в сторону кухни. Там минимум посуды, большой холодильник и пара шкафов. На столе стоит большая стеклянная банка, накрытая крышкой -- внутри коричневые, уже обжаренные зерна. Рядом пряности. Не очень много, даже мой домашний набор богаче, не говоря о том, что я собрал для кофейни -- но самое основное есть. Кардамон, корица, мускатный орех, черный перец горошком, гвоздика.

Газовая плита...я включаю газ, вдруг вспомнив, как мы с дедом тащили в начале лета газовые баллоны на остров, чтобы готовить на почти такой же плите еду...Бхарат, протягивает мне латунную джезву, с выбитыми на ней узорами.

-- Ну что ж, Стефан, покажите нам что вы умеете, - предлагает она. Это будто экзамен на "свой-чужой", пришел ли ты сюда из праздного любопытства или тебя принесло правильным ветром.

Я засыпаю зерна в старую кофемолку и медленно, вдумчиво перемалываю их, наслаждаясь острым, почти чувственным запахом. Потом разминаю кардамон плоской стороной ножа, добавляю в джезву. Ставлю кофе на самый медленный огонь из всех возможных и аккуратно, почти невесомо, помешиваю по часовой стрелке.

Кофе готовится довольно быстро. Как только появляются пузырьки воздуха, снимаю джезву с огня и ставлю на стол -- надо чтобы частицы опустились на самое дно. Потом разливаю по двум чашкам -- себе и Бхарат. Она, молча наблюдавшая за процессом, благодарно кивает, притрагивается губами к чашке, отпивает.

-- Неплохо, - говорит она, - Я бы сделала по арабски, в три подхода, но очень даже неплохо.

Экзамен сдан. Я пью свой кофе, чувствуя, как сознание прочищается с каждым глотком и все вокруг становится четче.

-- Что ж, Стефан, вы можете отдыхать, а завтра на рассвете мой муж отправится на плантации и вы можете поехать с ним. Если захотите, конечно.

-- С удовольствием, мэм, - я склоняю голову и мы продолжаем разговоры о рецептах кофе.

Утром я просыпаюсь до рассвета, быстро принимаю душ и выхожу на крыльцо своего домика. Еще очень-очень рано, край неба только начинает светлеть.

Воздух свежий, наполненный запахом травы и цветов. Я сажусь на крыльцо и наблюдаю за тем, как стремительно розовеет небо, и в тихий предрассветный мир проникает множество звуков: пенье птиц, хлопанье дверями, и заводящийся двигатель открытого джипа.

Седой старик в джинсах и светлой рубахе машет мне рукой.

-- Доброе утро, Стефан. Я -- Джей. Вы уже готовы?

Муж Бхарат похож на типичного индуса примерно так же, как она сама на типичную индианку. Внешность -- да, но глаза совсем другие. В этих глазах, несмотря на ранний час, кипит энергия человека, влюбленного в свое дело.

-- Да, готов.

Ехать до самих зарослей недолго, минут 10. Джей ведет меня вглубь небольших кустов с красноватыми ягодами, в которых я с восторгом узнаю кофейные вишни. Помню, что они съедобны и срываю парочку самых зрелых. Мякоть ягод сладкая, а внутри каждой ягоды таится то, ради чего я сюда приехал -- 2 зерна.

-- Основная работа по сбору начнется через пару недель, - рассказывает мне Джей, - но кое-что можно начинать делать сейчас. Видите, ягоды уже почти красные, некоторые из них можно собирать.

-- Кофе собирается вручную? - спрашиваю я его, карабкаясь по небольшому склону.

-- Разумеется. Машины не дают точности в сборе, слишком много брака. И, знаете, Стефан, люди цепляются за любую работу, лишь бы она приносила доход. Работники еще спят, я позвал вам пораньше, чтобы вы могли посмотреть на все это на рассвете.

Мы стоим на холме, посреди аккуратно расчерченных рядом кофейных деревьев, и смотрим на взошедшее золотое солнце. Оно не жарит, лишь ласкает кожу, и я думаю о том, что забыть это утро будет невозможно.

Среди веток ближайшего дерева вдруг раздается шорох. Я поворачиваю голову и застываю. На меня, не отрываясь, смотрит блестящими глазами змея.

-- Джей, здесь...

-- Вижу, - мрачно, но не напуганно отзывается он, - нага...кобра. Не шевелитесь, не шумите и не пытайтесь бежать.

-- Не собираюсь, - заявляю я. Картинкой вдруг проносится перед глазами давнее детское воспоминание: мы с дедом, наткнувшиеся в лесу на гадюку. Тогда я тоже застыл, скорее интуитивно, чем зная, что делать.

Кобра шевелит головой, но не распускает свой капюшон, а спокойно отползает в глубину зарослей. Я пячусь назад, не отрывая глаз от дерева. Мы тихо уходим к машине, стараясь особо не шуметь.

-- Часто у вас тут так?

-- Не часто, - Джей качает головой, - Мы используем отпугивающие вещества. Видимо, их не всегда достаточно. Сильно испугались, Стефан?

-- Нет. Я знаю как вести себя со змеями, - говорю я, припоминая тот давний опыт, - просто это было...неожиданностью. Как же люди здесь работают, ведь это опасно?

-- Раньше было опасно...меня самого кусали дважды, - Джей закатывает рукав рубашки и показывает едва заметный шрам, - первый раз случился, когда наши деревья стали плодоносить впервые. Кофе дает плоды через пять лет после посадки, вы знали?

-- Читал.

-- Это было в семьдесят девятом. Первый урожай и первый укус. Меня еле довезли до госпиталя. Тогда-то я и узнал настоящую цену кофе. Второй раз был полегче, конечно.

-- С ума сойти. И вы не бросили это дело?

-- Как видите. Я счастлив здесь, Стефан. Встаю с рассветом, дышу горным воздухом, работаю руками. Я здесь на своем месте.

Мы возвращаемся в резорт, Джей едет куда-то по делам, а я направляюсь на пустую кухню ресторанчика. Высыпаю себе на ладонь горсть зерен из банки и перекатываю их.

Как это странно. Я никогда не задумывался обо всем этом, если честно. Видел фото деревьев, ягод, зеленых зерен. Сам обжаривал зерна. Но я понятия не имел какой труд стоит за каждой чашкой, которую варит любой человек.

За завтраком я продляю свое бунгало и спрашиваю Бхарат могу ли я помочь при сборе уже зрелого кофе. Она, кажется, даже не удивляется.

Я уезжаю через четыре дня. С собой у меня все тот же легкий рюкзак, но в руках еще пакет с парой килограммов собственноручно собранных зеленых зерен. Джей и Бхарат всучивают мне его, несмотря на то, что я пытаюсь отказаться.

За это время я успеваю сгореть на солнце, устать, еще раз увидеть кобру (на расстоянии метров десяти, но все же), учусь вставать на рассвете и ложиться почти сразу после заката солнца, выучиваю несколько слов на хинди и перестаю пить исключительно бутилированную воду.

Я забываю об интернете, о поисках Лин, о кофейне и просто живу, собирая одну кофейную ягоду за другой. На моих пальцах остаются въедливые красные пятна от сока, кожа начинает золотиться, в движениях появляется странное -- не быстрая, почти хирургическая четкость бариста, а танцевальная плавность.

Планшет валяется незаряженным несколько дней, в телефоне всего пара смс от Марты. Мне неинтересны новости, мне не хочется нырять в поток Большого Мира.

Джей и Бхарат довозят меня до автостанции Майсора и помогают купить билет до Гоа. Мы прощаемся, договариваясь списаться по электронной почте сразу после того, как я вернусь домой. Шумный Майсор больше не пугает. Я спокойно дожидаюсь своего рейса и уезжаю, чувствуя, как постепенно начинаю понимать Индию. Другую, не погрязшую в шуме и суете больших городов, а спокойное место, которое представлял по дедовским журналам: с джунглями, шипящими кобрами, бегающими по лесам оленями и бабочками величиной с мою ладонь. В Индию Джея и Бхарат хочется возвращаться.

Завтра утром будет Гоа, море и пляжи, а пока...а пока я достаю из кармана горсть жареных зерен и перебираю их пальцами, будто они -- мой талисман.

Гоа.

Утром, на местном автобусе, я прибываю в Арамболь. Из всех поселков Гоа, Арамболь, судя по описанию, самый фриковатый. После тишины кофейных плантаций Майсора я даже хочу немного развеяться.

Заселяюсь в типичный индийский гестхаус в минутах десяти ходьбы от моря, отсылаю смс о своих передвижениях Марте и выдвигаюсь на поиски приключений.

Океан и вправду недалеко. Широкая полоса, путь к которой прегражден отелями, барами, кафе и лавками. Я выхожу на песок и снимаю сандалии.

Песчинки ласкают стопы. Идти так, подвернув легкие, купленные уже в Майсоре, тканые штаны, хочется часами.

Публика вокруг довольно своеобразная. На барных лежаках валяются, загоревшие до бронзового цвета парни в дредах и девушки, покрытые татуировками. Люди вокруг одеты в яркие цвета. Я, предпочитающий синий и черный, чувствую себя здесь чужаком. Но чужаком во вполне гостеприимном мире.

Сажусь на высокий барный стол в одном из кафе и прошу мохито. Пью я редко, но здешняя атмосфера расслабленности действует заразно. Бармен, высокий европеец лет сорока, прокаленный здешним солнцем до черноты, делает все моментально и протягивает с улыбкой бокал уже через минуту.

Прислонившись к барной стойке спиной, можно смотреть на море. По берегу, к моему невероятному удивлению, проходит пара худых индийских коров. Еще одна бухается на песок и спокойно там отдыхает, невозмутимая, как индуистская богиня. Судя по тому, что на них никто не обращает внимания, коровы -- это неоттъемлимая часть местного пейзажа.

По берегу то и дело шастают улыбчивые собаки, тощие индийские мальчишки, вымогающие мелочевку у туристов, рыбаки с длинными сетями и хипповатые личности в возрасте от восемнадцати до шестидесяти.

-- Еще бокал? - уточняет бармен.

-- Нет, спасибо, - мне вовсе не хочется напиваться в полдень, пусть даже и прекрасным коктейлем - но я не откажусь узнать где можно вкусно поесть.

Бармен советует мне местечко неподалеку с итальянской кухней и я, совершенно внезапно для себя понимаю, что индийская пища мне поднадоела. В кафе заказываю огромную пиццу. Все дни, что я провел на плантации, я ел то же, что и все -- работники и редкие гости: рис, лепешки, карри.

Оказывается, тело скучает по европейской еде.

И по общению.

В метрах десяти от кафе на берегу сидит компания европейцев и играют на гитарах и барабанах. Я расплачиваюсь за еду и перебираюсь прямо на песок, чтобы послушать.

Играют, конечно же, что-то из The Beatles. Я читал, что те были в Гоа в шестьдесят восьмом и с тех пор считаются тут "своей группой". Я не особый знаток, музыкой в нашей семье больше увлекался Артур, но не узнать "Yesterday" сложно.

Ребята оказываются французами. Знакомлюсь с ними, болтаю ни о чем с Вивьен -- главной запевалой, расспрашиваю о Гоа. Они приезжают сюда каждый год на осень и зиму, тусуются, поют песни, работают в интернете.

Я провожу с ними весь день, лениво слоняясь по берегу, мы играем в пляжный волейбол и кормим остатками моей пиццы меланхоличную корову, прибившуюся к нам на пару часов, потом ужинаем в каком-то местном баре, где Вивьен снова поет, обнимая руками гитару.

В какой-то момент я понимаю, что мне больше не о чем говорить с этими людьми, так радостно отдающимися беззаботности и безделью. Я тихо ухожу, пока меня никто не видит и возвращаюсь в свою комнату в гестхаусе.

Просыпаюсь, как и на плантации Бхарат, с рассветом. Тихо пробираюсь по коридору в душ, окатываю потное разгоряченное тело холодной водой и чувствую как все клетки тела требуют движения.

Натягиваю легкую футболку, шорты и выхожу на пляж. Уже почти рассвело, но на пляже почти никого. Радостно бегу, вдыхая пока еще прохладный утренний воздух.

Когда-то мы бегали с дедом по парку рядом с домом. Не для спорта -- дед ненавидел понятие "спорт", для удовольствия -- по траве, среди деревьев, смеясь и дурачась. Потом, после смерти деда я был слишком занят для того, чтобы бегать, а сейчас вдруг понял, что именно этого мне не хватало долгие годы.

Останавливаюсь через минут десять. Тело, отвыкшее от бега, устает быстро. Сажусь на берегу и принимаюсь смотреть на море.

Рядом, всего метрах в пяти, аккуратно раскладывает коврик для йоги, лысая загорелая девушка в одном купальнике. Я заглядываюсь на гибкое, крепкое тело и теряю ощущение времени.

Это не сексуальное влечение, а будто любование картиной. Она занимается йогой вдумчиво, вытягиваясь как кошка, наклоняясь, вырисовывая каждую мышцу. Кажется, ей вовсе не мешает то, что я искоса за ней наблюдаю.

Пока мы так сидим, мир просыпается. На пляж выходят со своими ковриками такие же йоги, начинают бегать дети, кто-то даже сразу идет купаться. Наконец, она заканчивает свои упражнения, и достает из маленького рюкзака несколько небольших шаров, размером чуть больше, чем шары для тенниса.

И тут начинаются чудеса.

Она жонглирует мячиками, стоя на песке и, кажется, смотря только на море. Шарики летают сами себе. Я ловлю себя на мысли, что сижу, открыв рот и торопливо клацаю челюстью.

Когда девушка заканчивает, я аплодирую.

Она собирает свои вещи в рюкзачок, сворачивает коврик и садится рядом.

-- Привет.

-- Привет. Это было здорово.

-- Всего лишь разминка, - усмехается она, поводя плечами. Я ожидаю от йога, да еще и такого потрясающего жонглера каких нибудь странностей и мудростей, но девчонка похоже совершенно земная. Несмотря на лысину, несколько сережек в левом ухе и разноцветный маникюр.

У нее интересный акцент, хотя по английски она говорит очень уверенно.

-- Как тебя зовут? - спрашиваю я.

-- Ксан.

Видимо, спрашивать откуда она, не имеет смысла -- это создание явно сбежало из Цирка ДюСолей.

-- А тебя?

-- Стефан.

Ксан оценивающе меня осматривает. Я почти вижу себя ее глазами: худой, не самый спортивный и загорелый парень.

-- Хочешь заниматься со мной йогой? Я даю уроки.

Йогу я никогда за что-то серьезное не принимал, если честно. Из всех моих знакомых йогой занималась только Тереза, девушка Артура, но сам Арт предпочитал бокс и качалку.

В ответ, рассмариваю Ксан точно таким же взглядом. Медовая кожа, точеный рельеф мышц, движения, в которых больше кошачьего, чем человеческого.

- Хочу. Жонглировать научишь?

Она смеется.

-- Запросто.

С этого дня оставшиеся десять дней в Гоа я занимаюсь с Ксан -- уличным жонглером, учителем йоги и бродягой по жизни. В перерывах между занятими успеваю купить билет отсюда в Бангкок, посмотреть на старые португальские форты, прокатиться по всему штату на скутере, отчаянно матеря совершенно непредсказуемых индийских водителей, накупаться вволю подальше от оживленных мест и окунуться в Дудхсагарском водопаде. Гоа -- маленький штат, и основная достопримечательность его -- люди, понимаю вскоре.

Такие, например, как Ксан.

Мы почти не общаемся в том смысле, что обычно вкладывают в него люди. Вокруг Ксан обычно куча народа, все эти сумасшедшие гоанские зимовщики, в татуировках и дредах, помешанные на веганстве, искусстве и прочей хиппи-фигне. Сама она тонко балансирует на грани, оставаясь их кумиром, но при этом ведет себя совершенно иначе. Ее бродячий путь -- не останавливаться на чем-то одном: на одной стране, философии или религии.

-- Я люблю шокировать людей, - признается она, - это весело!

-- Да неужели? - поддразниваю я ее.

Мы сидим на берегу, после одного из наших утренних уроков йоги. Мое тело болит в самых неожиданных местах, но в целом, йога мне нравится. Когда сосредотачиваешься на движении, перестаешь назойливо о чем-то думать.

-- Конечно, - говорит Ксан, - Вот возьмем, к примеру, тебя, Стефан. Ты же образец нормальности, так? Разве люди ждут от тебя чего-то сумасшедшего? Держу пари, ты эту прическу не менял с младших классов.

-- Ну-у-у, не с младших, - тяну я и хохочу. Ладно, делать что-то, из ряда вон, действительно весело. Но наверное в одном Ксан не права. Когда я сказал своим, что улетаю, и Артур, и Марта словно знали, что я что-нибудь такое выкину рано или поздно. Они не удивлялись.

Потом Ксан учит меня жонглировать. Эта наука дается мне легко. Бариста -- это же немного бармен. Точные движения, расчет до миллиграмма и миллиметра -- для нас норма. Три шара я осваиваю в первый же день, сейчас пробую пять. Получается, хотя и не с первого раза.

-- А ты способный ученик, - хвалит меня Ксан, - схватываешь быстро. Знаешь, кстати, что в Средние века жонглеров считали колдунами?

Я киваю...и теряю концентрацию. Мячи падают в песок.

-- Внимание, Стеф, внимание, - напоминает она. Я снова беру мячики, а она распевно продолжает, глядя на утреннее море, - Раньше жонглерами звали странствующих музыкантов, певцов и артистов, людей, не просто развлекающих публику, а передающих новости, рассказывающих о том, что творится в мире, несущих свет, в общем-то....а потом все свелось к узкой специализации, - заканчивает она без улыбки.

Я упражняюсь еще минут десять, пока руки не начинают отваливаться.

-- А ты хочешь так, как раньше?

-- Что-то вроде, друг мой Стефан.

В последний мой день на Гоа я иду вечером на пляж. Перед закатом и на закате там всегда толпы: кто-то продает фенечки и самосвязанные разноцветные береты, кто-то собирается в группы и поет или играет, кто-то вроде меня просто любопытствует.

У кромки воды натыкаюсь на Ксан, сидящую на песке. В руках у нее большой прозрачный шар, отливающий синевой.

-- Что это? Красиво.

-- Подожди, - она останавливает мои вопросы, - дай дождаться нужного времени.

Мы сидим, пока небо не начинает розоветь, а солнце клониться к воде. Тогда она шепчет:

-- Смотри, Стефан. Я ловлю его.

И я смотрю. Шар сам по себе, без малейших усилий, катится по плечам, рукам, ключицам, и кажется, что в руках у Ксан не жонглерское приспособление, а кусок неба, с сияющим в нем алым и пурпурным солнцем.

Когда закат отгорает, на берегу начинают свое представление файерщики. Я дышу свежеющим воздухом, слушаю четкий ритм барабанов и сквозь узоры огней вижу пилигримов, идущих для того, чтобы нести свет.

Комментарии: 11, последний от 19/02/2014. © Copyright Рихтер (charlie.rih@yandex.ru) Размещен: 01/02/2014, изменен: 01/02/2014. 50k. Статистика. Глава: Проза Пять билетов до мечты Скачать FB2
Аннотация: "Не ждите от Индии ничего, - советует он, - и тогда, может быть, она покажет вам свою красоту. Или не покажет. Индия, как женщина в сари, может быть красивой и убогой, может поражать грацией или уродством, но уж точно запоминается."

Рихтер : другие произведения.

3. Первый билет