Не понимаю, как можно писать стихи о луне. Она жирная и вся в пятнах. Ковыряет в носу дымовых труб. Больше всего она любит залезть под кровать и обнюхивать обувь.
После концерта
Еще висит над срубленной головой симфонии железный меч тутти. Пустые пюпитры - голые цветоножки, с которых лепесток за лепестком облетела кантилена. Три уровня безмолвия: костел - остывшая чаша грома; ворох басов, уснувших вповалку под стеной словно пьяные крестьяне, а ниже, ниже всего - отхваченный смычком локон.
Подзорная труба капитана
Я купил ее в Неаполе, у одного уличного торговца. Принадлежала она будто бы капитану "Марии", которая затонула неподалеку от Золотого Берега среди бела дня при загадочных обстоятельствах. Странная штука. На что бы я ее ни наставлял - видел лишь две полосы: небесно-синюю и цвета морской волны.
Поэт и жаба
Итак, небо напоминало балдахин, сладко пели птицы, а травы благоухали до умопомрачения. Поэт, сидевший на белом камне посреди этого великолепия, записал: "Мир прекрасен".
Как вдруг из-под камня вылезла жаба и уставилась на него безобразными от избытка мудрости глазами. Тотчас же небо облетело увядшей листвой, птицы замолкли в страхе, а потрясенные цветы спрятали свои ароматы. Уродство жабы было выше мировых сил.
Поэт почувствовал, что произошло нечто ужасное, и закрыл глаза, и вообразил, что жаба плывет на белом облаке и выводит на скрипке трогательную мелодию. Не размыкая век, он погладил ее по осклизлой голове.
Когда он вновь открыл глаза, то увидел, что жаба плачет. Теперь ее уже можно было чуточку любить, а потому небо, деревья, цветы и ручьи вернулись к обычным своим делам.
Поэт удалился. С тех пор, говорят, повсюду следовала за ним мудрая печаль.
Равновесие
Это был птенец, а вернее - жалкие останки птенца, заеденного паразитами. Растеряв перья, содрогаясь от боли и отвращения, он еще пытался бороться и выклевывал белых червей, которыми густо поросла его синюшная кожа. Я завернул птенца в платок и отнес знакомому натуралисту.
Он понаблюдал немного, а затем произнес:
- Все в порядке. Эти черви заражены невидимыми глазу организмами, в клетках у которых, надо полагать, совершается интенсивный обменный процесс. Классический пример замкнутой системы, где многоступенчатый антагонизм служит равновесию целого! Перед нами, вопреки всякой видимости, румяный плод или, если хочешь, полнокровная роза жизни.
Мы должны позаботиться о том, чтобы плотная ткань дыхания и удушья не раздалась ни в едином месте, ибо тогда нашим глазам предстанет нечто хуже смерти и страшнее жизни.