ГЛАВА I, вступительная. ПОКУШЕНИЕ

7 день Весенних Молний, 399 год Круга Скал. Оллария

1

      Дик остановился перед дверью кабинета и на секунду застыл с поднятой рукой. Никогда раньше он не обращал внимания на резьбу, покрывавшую черное дерево: изящные завитки закручивались, словно вихри, создавая рельефный водоворот. Черная воронка затянула в себя его взгляд, и юноше на мгновение показалось, что он падает в бездонную пропасть. Вздрогнув, он стряхнул наваждение, прогоняя головокружение и легкую дурноту. Он должен войти и исполнить то, что решил. Но, Создатель, какой плохой знак!

      Думать было уже некогда, да и что еще он мог придумать? Ричард негромко постучал, настороженно прислушиваясь к тягучей тишине за массивной дверью. Тяжелое дерево гасило все звуки, идущие изнутри. Он постучал громче, чувствуя, как обрывается сердце: видно, хозяин отсутствовал. Отчаявшись, Дик опустил руку, и в этот момент заскрипел ключ, поворачиваясь в замке. Ворон был у себя.

      - Герцог? - удивился Рокэ Алва, слегка приоткрывая дверь. - Что случилось?

      Ричард стоял перед ним молча: все слова разом улетучились из памяти.

      - Вы проигрались? Нашли у себя в комнате след от слепой подковы? Решились уйти в эсператистский монастырь? Леворукий и его кошки! Вы смотрите на меня так, словно перед вами Изначальная тварь.

      Ричард с трудом сглотнул комок в горле.

      - Я... Я хотел бы поговорить с вами, монсеньор.

      Алва слегка усмехнулся и в его глазах мелькнул странный блеск. Он посторонился, открывая дверь во всю ширину:

      - Проходите.

      В кабинете горел камин; перед огнем в беспорядке валялись каґкие-то бумаги. Вероятно, Алва заперся, чтобы разобрать старые письма... Впрочем, нет: для писем это было слишком коротко. Может быть, приказы?.. Заметив его взгляд, Алва смел бумаги в кучу и бросил в ящик стола.

      - Раз уж вы здесь, налейте вина.

      Бутылки стояли в корзине у маленького столика. Хуан обыкновенно приносил их сюда после обеда... Ричард бездумно смахнул уже заботливо стертую управляющим пыль, снял сургучные печати и принялся почти не глядя переливать вино в кувшин. Алва сел в кресло у него за спиной.

      - Так что случилось, герцог? О чем вы хотели поговорить со мной?

      - Я... - нерешительно начал Ричард. - Я только сегодня узнал... Его преосвященство епископа Оноре убили. Недалеко по ту сторону границы.

      - Вот как? - рассеянно произнес Алва.

      - Разве вам уже не доложили об этом, монсеньор?

      - Побойтесь Создателя, герцог. Разве я похож на пламенного эсператиста? С чего бы мне интересоваться агарисскими епископами?..

      - Епископ Оноре был святой!

      - Не спорю. И не сомневаюсь, что в Рассветных садах его появление встретили с восторгом. В тамошнем святом воинстве давненько не случалось пополнения.

      Ричард перенес кувшин на поднос с бокалами и заглянул Алве в лицо.

      - И вы не знаете, кто бы мог убить его, монсеньор?

      - Желающие явно нашлись, - неприятно усмехнувшись, ответил Рокэ. - Не все в Агарисе одобряли его миссию в Талиг. Да и вообще Святой Престол - редкостный гадюшник. Впрочем, вы ведь эсператист и никогда этого не признаете...

      Чудовищная надуманность этого обвинения потрясла Ричарда.

      - То есть вы утверждаете, ваша светлость, - дрожа от негодования спросил он, - что в Агарисе есть люди, готовые поднять руку на своего собрата, хотя его святость очевидна даже для еретиков вроде вас?

      - Я ничего не утверждаю, юноша, - саркастично отчеканил Рокэ. - Я только советую вам не слишком доверять другим, а в особенности... своим собратьям.

      Дик поднес холодные пальцы ко лбу. Его негодование, внезапно вспыхнув, так же внезапно погасло.

      - Кому же тогда можно верить? - тихо спросил он.

      - Я не верю никому, юноша. Налейте мне вина.

      Ричард машинально наклонил кувшин. Он вдруг почувствовал себя словно посередине вязкой трясины, где каждый шаг в сторону означает предательство и смерть. Должно быть, его отец так же чувствовал себя среди болот Ренквахи... Но нет, отец надеялся, что топи защитят его и его людей. Тщетно. Трясина слишком вероломна.

      Алва посмотрел вино на свет и отставил бокал в сторону. Удивительно: он не предложил оруженосцу налить бокал и для себя. Ричард стоял перед эром, тупо глядя в камин и лихорадочно соображая, как продолжить разговор. Ворон рассеянно смотрел прямо в пространство, должно быть, целиком уйдя в свои размышления.

      - С какого времени ты себя помнишь? - вдруг спросил он, внезапно переходя на "ты".

      - Должно быть, с трех лет... - медленно ответил Ричард, стараясь удержать разбегающиеся мысли. - Это был день, когда меня представляли роду... Я отчаянно плакал, потому что служанки тормошили меня и втискивали в новое платье. Крахмальный воротник ужасно царапал шею... Потом пришел отец, чтобы вынести меня в гербовый зал. Позже мне говорили, что тогда у нас в Окделле собралось не меньше пятисот человек: все двери были распахнуты, коридоры и двор забиты людьми. Я, наверно, ревел бы, как теленок, если б не отец. Он взял меня на руки, и с ним я никого не боялся. Когда мы вышли, все, как водится, принялись кричать военный клич и салютовать шпагами, но я уже не плакал. Я знал, что отец не даст меня в обиду.

      Ричард умолк. Алва посмотрел на него с едва заметной тенью сочувствия в глазах.

      - Память - странная вещь, - заметил он. - Она как будто принадлежит нам, но не зависит от нашей воли. Мы хотим запомнить - и забываем, хотим забыть - и не можем.

      Он резко замолчал, отчего последнее слово прозвучало как-то глухо, и взялся за бокал.

      - Как умер мой отец? - спросил Ричард ровным голосом, как будто продолжая прерванный рассказ.

      Если Алва и удивился вопросу, то виду не подал.

      - Почти мгновенно.

      - Так же, как и Эстебан Колиньяр?

      - Нет. - Алва нахмурился, вспоминая. - Эстебана Колиньяра я поразил в горло. Что до герцога Эгмонта Окделла... Шпага вошла ему в сердце.

      - Монсеньор показывал мне этот удар на уроках? - осведомился Ричард почти светским тоном.

      - Нет. Покажу, если хотите. Но прежде нам придется стать на линию.

      Что? Линия?!

      - Это невозможно! - ужаснулся Ричард. - Мой отец был эсператистом. Вы не могли драться с ним на линии!

      - Дуэль происходила при свидетелях, герцог. Моим секундантом был Диего Салина, а секундантом вашего отца - Мишель Эпинэ. Разве вы не знаете подробностей?

      Ричард в панике уставился на своего эра. Он помнил имена секундантов, но подробностей поединка и впрямь почти не знал: ему было только одиннадцать, когда семья осиротела. Матушка старалась всячески щадить его. Достаточно было и того, что герцог Эгмонт погиб не в бою - всякий знает, что воин, убитый в сражении, сразу попадает в Рассветные сады, а на осуждаемой церковью дуэли. Но поединок на линии... Это было уже слишком. "Ставший на линию проклят", - говорилось в булле Эсперадора почти пятидесятилетней давности, изданной, когда Агарис захлестнула эпидемия дуэлей. - "Душа его погибла, ибо в нее вселился Враг". Отец был добрым эсператистом... Почему же он согласился на такой поединок?

      - Вижу, ваши близкие не сочли нужным рассказать вам об этой детали... - протянул Алва, пристально наблюдая за выражением его лица. - Но вы, Ричард, вряд ли осудите своего отца. Он руководствовался требованиями чести. - Алва усмехнулся. - Ваш отец хромал. Если бы я убил его, могли сказать, что я воспользовался своим преимуществом. Ваш отец ни за что не допустил бы подобной несправедливости. Линия уравнивала наши шансы.

      Это Ричард понимал очень ясно. И, Создатель!.. его матери было невыносимо принять это. Она чтила отца почти как святого Алана, но ее совесть, видно, так и не сумела примирить веру в слово Эсперадора с истовой верой в покойного мужа.

      - Как вы только что сказали, Ричард, я еретик, - насмешливо продолжал Рокэ, - но если ваш отец и совершил грех, то не тот, которого стыдится ваша матушка. Ваш отец дрался смело и умер хорошо. Во всяком случае, - презрительно прибавил он, скривив губы, - его не прикончили ударом из-за угла свои же... как вашего святого епископа Оноре.

      Верно, отстраненно подумал Ричард. Отец дрался с Алвой, а Алва не нападают исподтишка. Кстати вспомнились и давние слова эра Августа: Рокэ Алва в спину не бьет. Рокэ Алва - нет, но Дорак?

      - А почему, монсеньор, - медленно спросил Ричард, - вы подозреваете в убийстве Агарис? Разве в числе тех, кто желал смерти Оноре, нет вашего друга Канте́на Дора́ка ?

      Алва поднял голову, словно внезапно заинтересовавшись словами оруженосца.

      - С чего это вы вдруг вспомнили его высокопреосвященство кардинала Сильвестра? - лениво осведомился он, выгибая бровь.

      - Трудно забыть Октавианскую ночь, монсеньор. Разве она не была настоящим ударом из-за угла?

      - Гм. И что вы знаете о таких ударах, юноша?

      Алва наконец забрал бокал с подноса и не спеша сделал несколько глотков, словно смакуя каждую каплю драгоценной "Черной крови". Ричард воспринял этот жест как приглашение высказаться.

      - Вы же не станете отрицать, монсеньор, что резня в столице покрыла позором и кровью и без того заляпанную мантию вашего друга. Епископ Оноре приехал, доверив свою жизнь кардиналу Талига. Тот предал это доверие. И разве не логично будет предположить, что Кантен Дорак изначально замышлял убийство и теперь всего лишь довел дело до конца?

      Рокэ Алва продолжал задумчиво прихлебывать вино, словно потеряв весь интерес к разговору так же внезапно, как обнаружил его. Ричарду показалось даже, что эр не услышал ни слова из его маленькой обвинительной речи, когда Алва бросил вскользь и словно бы невпопад:

      - Вы же спасли епископа.

      - Укрыв его в вашем доме! В вашем доме, монсеньор, Кантен Дорак не станет убивать даже меня.

      Алва поднял глаза и улыбнулся. Похоже, реплика Ричарда его развеселила.

      - То есть вы утверждаете, Ричард, что мой, как вы говорите, друг, кардинал Сильвестр, злобно замыслил убить агарисского посла прямо во время переговоров о примирении церквей и покусился бы и на вас, если бы не мое покровительство?

      - Я ничего не утверждаю, монсеньор, - едко возразил Ричард. - Я только прошу вас прислушаться к собственным советам и не слишком доверять другим... а в особенности - своим собратьям.

      Алва звонко расхохотался.

      - А вы забавный собеседник, Ричард, - продолжая смеяться сказал он. - Но вы ошибаетесь: кардинал Сильвестр мне не брат ни в каком смысле слова. Вспомните: ведь я не только еретик, но и протеже Леворукого!

      - Я помню, монсеньор. Брата Дорака звали Авниром, - ответил Ричард с горечью. - До того, как вы отправили его в Закатное пламя, я слышал, что он много проповедовал в столице и даже собрал под своим началом Лигу, которую вы, монсеньор, вероятно, еще не забы...

      - Вот что, Ричард, - серьезным тоном оборвал его Рокэ, - не спешите доверять видимости. Суть событий не всегда лежит на поверхности. А фанатики есть везде.

      - Я говорю не о фанатиках, монсеньор, - живо ответил уязвленный Ричард, - а о тех, кто благословляет их на чтение проповедей.

      Алва слегка нахмурился, но рассерженным не выглядел. Похоже, разговор с оруженосцем и впрямь забавлял его. Он потянулся в кресле, словно стряхивая накопившуюся за день усталость, и слегка махнул рукой, приглашая Ричарда занять свое обычное место в кресле напротив. Тот с облегчением повиновался.

      - Что же, юноша, я вижу, что его высокопреосвященство кардинал Сильвестр не сумел завоевать вашего расположения, - проговорил Ворон легким тоном. - Как истый эсператист, вы готовы приписать ему все мыслимые и немыслимые грехи. Ведь вы пришли сюда поговорить о нем? - быстро спросил он, бросая на Ричарда пронзительный синий взгляд. - Не отнекивайтесь. Вы все равно не умеете лгать... Поскольку убийство епископа Оноре уже произошло, вы явились сюда не из-за этого... Ну конечно. Я, впрочем, рад... Итак, поведайте же мне: какое новое преступление - несомненно, совершенно чудовищное - замыслил, по вашему мнению, мой друг Кантен Дорак?

2

      Почва дрогнула. Дику показалось, что роскошный морисский ковер под его ногами превращается в топкую трясину. Он остро почувствовал, что в это мгновение перед ним невидимо простерлась его собственная маленькая Ренкваха. Сумеет ли он перейти ее? Вдохнув побольше воздуха в легкие, юноша мысленно вознес короткую молитву к святому Алану.

      - Я, монсеньор, - произнес он, стараясь говорить спокойно, хотя его голос так и дрожал от напряжения, - не могу поведать вам ничего, кроме того, о чем уже сказал. Епископ Оноре положился на Дорака и теперь убит. Вы доверяете тому, кого зовете кардиналом Сильвестром, хоть и заявляете обратное. Как вы можете утверждать, что он не всадит нож и вам в спину?

      - А с какой целью кардиналу всаживать нож в мою спину? - абсолютно серьезно спросил Алва.

      Ричард с готовностью открыл рот для ответа... и через секунду закрыл его, совершенно смешавшись. Алва засмеялся и, неожиданно вытянув вперед руку, легко взлохматил ему волосы.

      - То-то, юноша! - сказал он. - Я признаю, что мой оруженосец имеет право проявлять горячую заинтересованность в сохранности моей спины. Но в этом деле, так же, как и в делах церковных, не следует доходить до фанатизма. Рассуждайте разумно. Даже если мой друг Кантен Дорак такое чудовище, каким вам представляется, он все же не станет резать курицу, несущую золотые яйца.

      - Верно, - угрюмо пробормотал Ричард. - Разумнее посадить ее в золотую клетку - как того ворона, которого вы, монсеньор, выпустили из особняка Ариго.

      Лицо Алвы окаменело. Он так резко подался вперед, что Ричард невольно вжался в спинку своего кресла.

      - Вы весь вечер пытаетесь говорить намеками, герцог. Не стоит: дипломатия не ваш конек. Если уж вы пришли сюда сегодня - говорите прямо. Чего мне следует бояться на самом деле?

      Ричард с предельной ясностью вдруг осознал смысл выражения "поставить все на один бросок костей".

      - Может быть... - осторожно произнес он, словно пробуя воду, прежде чем броситься с головой в омут, - может быть, вам следует бояться за кого-то... важного для вас? Что, если Дорак замышляет заговор против, например... королевской семьи? Вы сочли бы это предательством, монсеньор?

      Алва посмотрел на него как на сумасшедшего.

      - Что за чушь вы мелете, юноша? Зачем кардиналу устраивать заговор против королевской семьи?

      - А зачем кардиналу делать из меня врага? - живо парировал Ричард. - Зачем он позволил мне приехать в Лаик, а потом запретил всем брать меня на службу? Зачем ему понадобилось унижать меня перед лицом моих родичей и вассалов?

      - Напомнить вам, Ричард, что теперь вы мой оруженосец?

      - Что же вы сразу не сказали, монсеньор, - не удержался Дик от желания укусить, - что взяли меня к себе по приказу кардинала?

      Алва хмыкнул. Ричард вдруг подумал, что если бы щенку любимой борзой его эра вздумалось почесать зубы о хозяйский ботфорт, Ворон и то не взирал бы на него снисходительнее.

      - Что касается вас, герцог, - заметил Рокэ официальным тоном, сохраняя внешнюю серьезность, - то я должен признать: вы с кардиналом Сильвестром одинаково предубеждены друг против друга.

      - Одинаково? - возмутился Дик, едва не опешив от такого преуменьшения. - Неужели убийство вы называете предубеждением? Нет, монсеньор, послушайте! - перебил он Алву, который собирался что-то возразить. - Вы, конечно, вольны считать меня глупцом, но я еще не ослеп и прекрасно видел, куда именно прихвостень Дорака вел свой черноленточный сброд! Целью этой своры был не только епископ Оноре. Всякому ясно, что Дорак собирался уничтожить дворян, живущих в квартале у площади Леопарда!

      Смешинки в глазах Алвы погасли.

      - Я уже сказал вам, Ричард: на площади Леопарда орудовали фанатики, а не люди кардинала. - Он отхлебнул вина и заметил назидательным тоном: - Фанатики всегда убивают тех, кого считают еретиками.

      - Но эти еретики - мои единоверцы и родичи! - воскликнул Дик.

      - С каких это пор графы Ариго стали вашими родичами? - искренне удивился Алва.

      - Я... Я говорю не только о них, - смутился Ричард. - В том квартале живут... многие мои вассалы.

      - Вот что, герцог, - оборвал его Рокэ, - если вы пришли сюда, чтобы предъявить мне счет от имени вашей родни, то ошиблись адресом. С жалобами на убытки обращайтесь к кансильеру.

      - При чем здесь эр Август! - запальчиво возразил Ричард. - Мой опекун вы, а не он! И недавно вы сами признали родство между нами. Вы исполняете обязанности главы моего дома до тех пор, пока я не войду в возраст, и должны думать о тех, кто носит имена моего рода! Вам ли не знать, что Повелитель Скал служит защитой и охраной тем, кто находится под его рукой!

      - Ну уж нет, герцог! - насмешливо отозвался Алва. - Я и без того оскорбил вашу матушку, взяв, как вы выражаетесь, "под свою руку" вашу персону. Я не намерен оскорблять герцогиню вторично, забирая "под свою руку" еще и ее вассалов. Тем более, что у вас, - прибавил Алва усмехнувшись, будто вспомнил что-то забавное, - весьма своеобразно относятся к родственникам со стороны. Помнится, лет пятнадцать назад, - тогда вы были еще ребенком, Ричард, - некий Приддхен-ур-Зиттен выдал дочь за какого-то Адге́йла или Ардейла или что-то в этом роде. Год спустя он отправился навестить зятя и, разумеется, сбился с пути в ваших кошкиных горах. Ему пришлось просить гостеприимства у семейства Ки́ллохью. На его несчастье, у тех как раз случилась кровная вражда с Адгейлами. Не скажу точно, с чего она началась: то ли Адгейлы украли у Киллохью отару овец, то ли Киллохью угнали у Адгейлов стадо коров. Так или иначе, но гостя встретили со всем знаменитым надорским гостеприимством, и не успел тот сесть за стол, как ему поднесли на блюде голову его зятя. Бедняга чуть не рехнулся. Кстати, напомните мне, юноша: Адгейлы и Киллохью - это же всё имена вашего рода?

      Ричард вскочил с кресла. Это подло! Подло бросать ему в лицо единственный позорный случай, случившийся в надорских горах - к тому же тот, который его отец давно рассудил со всей справедливостью! Дик открыл было рот для язвительного ответа, но не смог выдавить из себя ни звука: его буквально трясло от злости.

      - Не смотрите на меня так, юноша, - предупредил его Алва, с трудом сдерживая смех. - Я прекрасно понимаю: сейчас вы готовы отдать все, что угодно, лишь бы на том блюде оказалась моя голова. Что делать! Вам не повезло. У меня нет ни малейшего желания влезать в ваши родовые интриги и горские дрязги. Судитесь со своим виноградником сами, герцог! В отношении ваших вассалов я решительно умываю руки.

      - А королева?! - крикнул Ричард вне себя.

      Веселость Ворона словно ветром сдуло. Он тоже встал, словно для того, чтобы лучше видеть лицо оруженосца.

      - Королева? При чем тут она?

      - Она - Ариго!

      - Представьте себе, я знаю это.

      - Знаете? А вы знаете, что ее братьев бросили в Багерлее по подозрению в подстрекательстве, хотя один особняк Ариго, сгоревший на площади, стоит дороже всей улицы Ювелиров?!

      - Знаю, разумеется, - холодно ответил Алва. - А также знаю, что их освободили еще третьего дня за недостатком доказательств, - он усмехнулся, бросив молниеносный взгляд в сторону стола, и властно потребовал: - К чему все это?

      - К тому, монсеньор, что только ленивый не болтает, будто королева на самом деле не мать наследника, раз ее сын не от короля - и вам лучше всех известно, так ли это! Слепому видно, что Кантен Дорак собирается уничтожить семью Ариго и обесчестить ту, кого вы любите! А вы... Вы умываете руки?!

      - А-а!.. - протянул Алва, окинув его нечитаемым взглядом. - Так вот в чем дело! Можно было догадаться сразу... Вы пришли сюда не ради невинно убиенного епископа Оноре и, разумеется, не из-за меня или ваших драгоценных вассалов. Вы пришли во имя святой мученицы всех Людей Чести, прекрасной страдалицы-королевы. Вот в чем состоит то чудовищное преступление, о котором вы хотели мне поведать - вы решили, что кардинал Сильвестр собирается съесть несчастную Катарину Ариго. Ну же, успокойтесь, юноша, - презрительно усмехнулся он. - Даже если бы кардинал был людоедом, Катарине Ариго нечего бояться. На свое счастье ее величество недостаточно аппетитна.

      Мерзавец!

      - Вот именно, - подтвердил Рокэ, глядя на Ричарда блестящими сузившимися глазами. - А также потомок предателя и отродье Леворукого. Хотите добавить что-нибудь еще, герцог?

      - Ее величество, - прошипел, а точнее, прохрипел Ричард, поскольку его душило негодование, -все-таки мать ваших детей!

      Алва едва не расхохотался.

      - Если вы будете так положительно утверждать это, - язвительно заметил он, - то кардиналу Сильвестру не придется бесчестить королеву - вы прекрасно справитесь с этим сами.

      Двуликая закатная тварь! Ричард едва не застонал от разочарования. Почему, почему он был так уверен в порядочности своего эра, что даже убеждал в ней эра Августа? Почему он пошел на этот разговор, зная, чем грозит провал?.. Видит Создатель, только потому, что Катари любит Алву! Конечно, она отрицает это, но Ричард увидел правду в ее глазах, в ее жестах, в самом ее отчаянии. И он не мог поверить, что Катари... что можно не любить Катари в ответ. Нет, невозможно!.. Алва всего лишь по обыкновению издевается над оруженосцем. Ричард поднял глаза, поймал хищный взгляд своего эра и вздрогнул.

      Ворон уже отошел к огню и теперь стоял, опираясь на камин, рассматривая Ричарда с таким вниманием, словно перед ним был не человек, а занятная книга.

      - Вы когда-нибудь видели принца Карла или его сестер? - неожиданно спросил он.

      - Н-нет.

      - Понятно... Что ж, герцог, тогда запомните: если вы действительно такой верный рыцарь ее величества, какого разыгрываете, - Дик дернулся, и Алва, заметив это, усмехнулся, - вы должны всегда и везде утверждать одно, тем более, что это чистая правда: отцом детей королевы является король Фердинанд и никто другой.

      Ричард вскинул голову:

      - Прекрасно, монсеньор. Однако... Вы все-таки не допустите, чтобы Дорак начал бракоразводный процесс против королевы?

      - Я могу вас утешить, юноша, - спокойно ответил Алва. - Королева относится к тем женщинам, которые вполне способны сами постоять за себя. Поверьте, она совершенно не нуждается в защитниках... и меньше всего - в вас.

3

      "Подлец!.." - горько подумал Ричард.

      Ренкваха повторилась, как в навязчивом кошмаре. Алва опять выиграл, а Окделл опять проиграл. Но, святые угодники, что же такое произошло с ним, если он поверил в благородство этого врага?! Да, они сражались бок-о-бок в Варасте, но его отец тоже ходил в атаку вместе с Вороном! Разве это помешало Алве уничтожить Эгмонта Окделла?

      - Вы странный поклонник, герцог, - произнес Алва, глядя на Ричарда прежним цепким взглядом. - Любовь - вещь эгоистическая, и мужчина, не задумываясь, отобьет любовницу даже у законного мужа. А вы целомудренно тревожитесь о крепости брачных уз.

      Ричард не отвечал: при мысли о том, что он выдал Катари, он готов был взвыть в голос.

      Алва отвернулся к камину и, словно потеряв к Дику всякий интерес, принялся рассеянно ворошить угли концом сапога. Казалось, он о чем-то задумался.

      - Вы очень напоминаете мне героя одного нелепого романа, юноша, - негромко произнес он и тут же добавил, криво усмехнувшись: - Истинного Человека Чести, разумеется... Так вот, этот достойный дворянин как-то решил, что должен посвятить свою жизнь восстановлению справедливости, помощи обиженным, защите угнетенных - в их числе, конечно же, и прекрасных дам. Он напялил на себя латы предков, за четыреста лет основательно проржавевшие, и отправился сражаться со злом во славу некой благородной девицы... которая ею не была.

      Ричард сжал зубы, сунул руки в карманы и медленно выпустил из легких воздух, пытаясь сохранить остатки самообладания. Хватит! Он больше не даст себя спровоцировать. Кончики его пальцев ударились обо что-то твердое, и он вздрогнул как от удара молнией.

      Алва поднял голову и внимательно посмотрел на него. Красные сполохи на лице Ворона придавали ему вид Закатной твари.

      - К несчастью, - продолжала тварь скучным голосом, - безумец видел вокруг себя только химеры. Овцы представлялись ему войском, мельницы - великанами, нищенствующие монахи - язычниками... Впрочем, последнее, может быть, не так уж и неверно. Разумеется, его попытки восстановить справедливость ни к чему не приводили, если не считать телесного ущерба лично для него. Однако во всех своих бедах рыцарь упорно винил злых волшебников. Представьте себе, юноша: он видел их повсюду, хотя они жили только у него в голове.

      - Я читал этот роман, монсеньор, - тускло сказал Ричард, едва шевеля губами. - И всегда считал, что рыцарь - хороший человек.

      ...Зачем он взял кольцо эра Августа, если был так уверен в благородстве Ворона?..

      - Как и вы, - иронически подытожил Алва.

      - Нет. Нет... я не он. - Ричарду казалось, будто в груди у него застрял камень; он с усилием вздохнул и договорил уже много тверже: - Я только ваш оруженосец, монсеньор. А вот вы... Ведь вы и есть тот герой Амадео, из-за подвигов которого бедный рыцарь сошел с ума?

      Рокэ так стремительно обернулся к Ричарду, что тот едва не попятился. Похоже, оруженосцу удалось-таки удивить своего эра.

      - Вот как!.. Я чрезвычайно польщен вашим сравнением, юноша. Я не ожидал... Какие, однако, любопытные мысли вам внушает ваш любезный эр Август!..

      Ричард не стал возражать на "эра Августа": его занимало другое. Подушечкой большого пальца он ощупывал гравировку на камне перстня.

      - Весьма обязан вам за комплимент, Ричард, - тон Алвы был полон сарказма. - Однако, как ваш эр, я дам вам один совет: не верьте. В жизни таких Амадео не бывает. Они рождаются в той же больной голове, которая творит все прочие химеры... вроде злых волшебников.

      Или вроде Октавианской ночи, зло подумал Ричард, нажимая на камень.

      - Вы наслушались досужих сплетен, а ваши личные обиды и пристрастия сделали вас легковерным, - продолжал Алва жестким тоном. - Я понимаю, что в вашем... впечатлительном возрасте очень хочется видеть себя героем Дидериха. Только в реальной жизни все эти Дидерихи и Амадео, юноша, - ярмарочные шуты на ходулях. Оставьте возвышенные страсти и напыщенное благородство тем, кому они больше пристали - старым лицемерам и подлецам.

      Дик прерывисто вздохнул: по его ладони нежно и невесомо скользнули две невидимые крупинки. Он бережно зажал их мизинцем.

      - Если вы не Амадео, - спросил он, поднимая голову, - то кто же тогда, монсеньор?

      Алва, не отвечая, уселся в кресло и провел руками по глазам. Теперь, когда он отошел от камина, его лицо больше не напоминало Закатную тварь. Его черты, казалось, смягчились, и сейчас в них сквозила легкая усталость. Ричард редко видел у своего эра столь простое и естественное выражение.

      - Вы удивитесь, юноша. Я такой же человек, как и вы.

      - Хорошая шутка, монсеньор, - Дик скривил губы почти так же, как Алва.

      - Я не шучу. Впрочем, раз уж сегодня у нас вечер откровений... Хотите, я расскажу вам, каким я был в ваши годы? - Ричард машинально кивнул, почти не поняв вопроса, и Алва распорядился обычным властным тоном: - Тогда налейте нам обоим вина и садитесь сюда.

      Ричард шагнул к столу и взялся за кувшин. Внутри у него все окаменело. Дарамское поле, Вараста и Ворон, его люди и его эр - вот что околдовало его! Он, последний герцог Окделл, как безумец, поверил химерам. Как убитый Оноре...

      Крупинки упали в вино и растворились, даже не достигнув дна бокалов. Ричард протянул один из них эру и сел. Ему казалось, что яд уже струится по его венам, и все предстоящее - формальность, вроде скучной светской болтовни. Сейчас он с холодной ясностью понимал, что было на душе у его отца, когда тот стоял на линии. Пустота. Линия не имела никакого значения. На самом деле герцог Эгмонт Окделл умер гораздо раньше. Он умер тогда, когда согласился выйти на проклятый поединок, чтобы спасти своих людей.

      - За что бы нам выпить? - задумчиво спросил Алва.

      Дику было абсолютно все равно, но недавние слова эра еще звучали в его ушах.

      - За бедного рыцаря, монсеньор. Он служил справедливости, как мог.

      - Вы верны себе, Ричард! - насмешливо отозвался Рокэ. - Впрочем, пейте за своего рыцаря, если вам угодно. А я выпью... - он задумался, - не за прекрасную даму, разумеется, и не за любовь, поскольку ее не существует. И не за друга: дружбы нет тем более. Я выпью... Я выпью за жизнь!

      - За жизнь без справедливости, дружбы и любви? - недоуменно повторил Ричард. - Что же в ней хорошего?

      - Но это же очевидно, герцог, - ответил Рокэ, поднимая брови, словно поражаясь его недогадливости: - Война!

      Война!

      Тяжелая апатия навалилась на Дика. Он приподнял свой бокал, приветствуя эра, и медленно отпил вино. В хваленой "Черной крови" не ощущалось никакого вкуса.

      Алва, видимо, был другого мнения.

      - Интересный букет, - заметил он, перекатывая очередной глоток на языке. - Вам нравится?

      - Не знаю, - тупо ответил Ричард. - Я не разбираюсь в кэналлийском вине.

      - Жаль. Да, ведь я, кажется, собирался рассказать вам о себе... Так вот: в вашем нежном щенячьем возрасте я был похож на вас до смешного. Гордый, глупый и злой юнец. Хотя вы, конечно, злее... Мне было лет пятнадцать, когда я ввязался в свою первую дуэль. В отличие от вас, я ограничился одним противником. Правда, он был старше и опытней меня. Всю ночь накануне схватки я бесился от мысли, что могу умереть побежденным. Это не давало мне покоя. Щенку вроде вас страшна не смерть, а то, что ему кажется бесчестьем. И какую только дрянь не принимаешь за честь в вашем возрасте! Я так терзался, что даже принялся изливать свою душу бумаге... А вы, юноша, помните ночь накануне своей первой дуэли?

      Дик равнодушно кивнул. Он почти не слушал.

      - Что вы писали, если не секрет?

      - Письмо матушке, - ответил Ричард совершенно откровенно.

      - Какая проза, - поморщился Алва. - Похоже, в нас меньше общего, чем я думал.

      - Монсеньор написал пятиактную трагедию? - спросил Ричард без тени иронии.

      - Нет, - усмехнулся Алва. - Всего лишь несколько сонетов. Один я даже помню до сих пор. Хотите послушать?

      Он не стал ждать ответа и продекламировал:

      Я - одинокий ворон в бездне света,

      И вечности клинком отсалютую...¹

      Создатель, сколько себялюбия! В такой душе больше никому не найдется места.

      - Хорошие стихи, монсеньор, - пробурчал Дик в свой бокал.

      - Вы чрезвычайно любезны, герцог. Вы пишете стихи?

      - Нет, монсеньор.

      - Вы унылы, как старогальтарский стоик... Знаете, я уверен: если бы какой-нибудь древний анакс заподозрил бы вас в измене и послал бы к вам гонца с приказом выпить отравленный кубок, вы глотали бы яд с таким же равнодушным видом, как это вино.

      Ричард застыл. Он догадался?..

      - Поставьте бокал на стол, герцог, - приказал Алва, криво улыбаясь. - Ваша трагедия не удалась.

      Дик в панике плеснул себе в рот остатки вина, но не успел сделать ни глотка: "Черная кровь" вдруг бросилась ему в лицо, а бокал вылетел из руки, больно ударив по губам. Инстинктивно Ричард схватился за кинжал, но стальная рука эра выкрутила ему запястье до хруста. Кинжал упал на ковер. От боли перед глазами у Ричарда поплыл серый туман. Правой рукой Алва сгреб его за ворот рубашки и вытряхнул из кресла. Дику показалось, что он повис над полом, как рыба, вытащенная за жабры.

      - Хуан! Лопе! Хосе! - рявкнул у него над ухом Ворон, словно командуя на поле боя.

      В коридоре послышался шум, потом - топот бегущих ног. Ричард слабо потряс головой, пытаясь избавиться от капелек вина, попавших в глаза и на ресницы. Хлопнула дверь, и Дик, повинуясь броску эра, перелетел через весь кабинет, как снаряд, выпущенный из катапульты. Слуги едва успели подхватить его.

      - Соберано?..

      - Разоружить и обыскать!

      Если кэналлийцы и растерялись, то только на долю секунды. В следующий миг Ричард почувствовал, как грубые руки вытряхивают его из камзола и перевязи и без всякой деликатности роются в карманах штанов. Он принялся инстинктивно отбиваться, даже не задумываясь о бесполезности этого.

      - Где Ке́ннет Кохра́ни?

      Вопрос прозвучал в затуманенном сознании Дика так, словно прошел сквозь толщу воды.

      - Я не знаю, соберано, - негромко ответил встревоженный голос Хуана. - Его милость сегодня вернулся домой один.

      - Где ваш паж, герцог?

      До Ричарда, наконец, дошло, что вопрос обращен к нему. Он прекратил бессмысленно извиваться и просипел в перерывах между вдохом и выдохом:

      - Я... отпустил его... до вечера.

      - Куда?

      - Я отпустил его, - упрямо твердил Ричард, облизывая распухшие губы.

      Алва повернулся к Хуану:

      - Когда вернется, проводить ко мне. Хосе, сюда!

      На стол с остатками вина посыпалось содержимое карманов герцога Окделла: кошелек с двадцатью таллами, разнокалиберная мелочь, перочинный нож, носовой платок с монограммой, вышитой матушкой собственноручно, томик баллад ин-октаво, печатка на цепочке, письмо от управляющего Гориком, несколько зубочисток, записная книжка... и кольцо от эра Августа со свернутой оправой. Алва брезгливо поднял его двумя пальцами.

      - Вы бездарный отравитель, герцог.

      - Что произошло, соберано? - тревожно спросил Хуан, бросая на Ричарда недобрый взгляд.

      - Ничего особенного, - отмахнулся Алва с презрительной гримасой. - Просто герцог Окделл возомнил себя героем трагедии Дидериха и напился отравы. С тем, кто снабдил вас ядом, юноша, я разберусь позже, - бросил он Ричарду. - Что же до вас самого... Не думайте, что вам удастся так легко отделаться.

      Почуяв недоброе, Ричард рванулся из рук кэналлийцев так, что рубашка затрещала по швам. Лопе и Хосе перехватили его в последний момент.

_________

¹Стихотворение принадлежит В. Камше ("От войны до войны").