Аннотация: Таинственная смерть разлучает неверующего вельможу и незнатную девушку, на которой он женат вопреки обществу, и приводит вельможу к безумию.
СТРАСТЬ КОНДОТЬЕРА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В большом зале замка-крепости властителя небольшого города Римини синьора Сиджизмондо Малатеста раздавались веселые голоса, смех, звон бокалов. Великолепие убранства и одеяний поражала воображение. По залу сновали слуги, разнося гостям всевозможные роскошные яства. Синьор Сиджизмондо - прославленный воин, большой ценитель искусства и покровитель поэтов, живописцев, скульпторов - творцов этого искусства - устраивал пир в честь недавно прибывшего в Римини Луиджи Пульчи - автора нашумевшей комической рыцарской поэмы 'Маргантэ'. Гости обсуждали новое произведение, беседовали о влиянии творчества на жизнь.
- Друзья мои. - Поднялся из-за стола хозяин. - Я восхищаюсь вашим талантом и преклоняюсь перед вашими творениями. Но никто и никогда не заставит меня поверить в то, что набор слов, пусть даже собранный в гениальном сочетании, может изменить судьбу человека. Так, никакое стихотворение не изменит ход битвы. И не заставит женщину полюбить того, кого она ненавидит всей душой.
Один из гостей полюбопытствовал: а что же скажет синьор Малатеста о сонетах великого Петрарки, в которых он воспевал свою любовь к Лауре?
- Искусство отражает мир, - возразил хозяин, - и Петрарка лишь описывал свои чувства, но не заставил с помощью стихов полюбить себя.
- Искусство заставляет нас по-другому взглянуть на вещи, привычные для нас. И иногда действительно меняет нашу жизнь, - откликнулся Луиджи Пульчи.
Разгоряченный спором, синьор Сиджизмондо вскочил из-за стола. Небольшого роста, тщедушный, он, тем не менее, излучал силу и властность.
- Хотите пари? - крикнул он. Ни для кого не секрет, что синьора Джиневра д'Эсте - моя жена - не любит меня. Отец выдал ее замуж, так как почти разорился, а я обещал ему денег в обмен на красавицу-дочь. Так вот, сейчас я прочту стихотворение, которое пришло мне в голову нынче ночью. Если Ваши слова, любезный синьор, верны, - (он обернулся к гостю, говорившему о Петрарке), - синьора Джиневра должна влюбиться в меня без памяти. Ставлю пятьсот эскудо на то, что этого не произойдет.
С этими словами синьор Малатеста бросил на поднос посреди стола большой кошель из темно-синего бархата; послышался звон монет. Затем вельможа велел слуге позвать синьору Джиневру. Тот, низко поклонившись, выбежал из зала. Гости, смеясь, тоже стали делать заклады. Одни приняли сторону хозяина, другие поддержали человека, утверждавшего, что искусству подвластно все.
Не участвовал в общей затее только один человек. Его строгое белое монашеское одеяние смотрелось довольно странно среди щегольских камзолов. Это был известный Иоанн Анний из Витербо, нашедший в библиотеке одного из храмов старинные тексты латинских и греческих авторов. Сиджизмондо Малатеста привлекал монаха своей заинтересованностью в искусстве, но между ними нередко происходили жаркие споры, когда монах пытался высказать свое отношение к поведению знатного синьора. Вот и теперь...
- Что, брат Иоанн, - криво усмехнулся синьор Сиджизмондо, - Вам не нравятся наши развлечения? Или Вы не согласны ни с одним из нас?
Монах покачал головой.
- Сотворение чудес подвластно лишь Господу нашему и его святым. То, что Вы сейчас желаете совершить, синьор, кощунственно и богохульно, - проникновенным голосом, словно читая проповедь, проговорил он.
Малатеста нахмурился....
От вспышки его гнева брата Иоанна спасло то, что в зале появилась молодая болезненно-красивая женщина. Темно-бордовое платье с длинным шлейфом наводило на мысль о трауре.
- Вы звали меня, синьор? - голос ее, как и весь внешний облик, выражал печаль и скорбь.
Сиджизмондо подошел к жене, поцеловал руку. При этом на лице женщины мелькнула гримаса отвращения. Это не осталось незамеченным несколькими гостями, а служитель Бога многозначительно покачал головой.
- Синьора, - обратился Сиджизмондо к жене, делая вид, что ничего не произошло, - не могли бы Вы оказать нашему обществу небольшую услугу?
Не дожидаясь согласия, он впился взглядом в ее глаза и медленно продекламировал:
Я нашел себя в тебе;
Я нашел тебя в себе.
Я нашел нас в этой странной
И запутанной судьбе.
Нас нашел назло врагам,
Что давно мешали нам.
Я нашел нас, и разбилось
Мое сердце пополам.
С половиной сердца я
Жить смогу, тебя любя;
А тебе отдам другую,
Если любишь ты меня.
Если ж я тебе не мил,
Или твой остынет пыл,
То верни тогда полсердца,
Что тебе я подарил.
Замолчал, пронзая супругу цепким взглядом. Присутствующие также словно застыли в некоем ожидании. Ожидании чего-то, чему нет и не может быть названия. Прошли пара томительных минут, казавшихся всем долгими часами... Затем Малатеста резко отпустил руку, которую держал в своей, и громко расхохотался. С преувеличенной любезностью поклонился супруге:
- Благодарю Вас, синьора. Не смею больше задерживать.
Та поспешно покинула зал. А Малатеста снова обратился к гостям:
- Ну, синьоры, как вы все могли убедиться, наш маленький эксперимент не удался. Вы, уважаемый церковник, можете не беспокоиться: из меня не вышло нового Христа; и я не собираюсь отбирать у церкви ее права на разные трюки и дешевые чудеса.
Монах с ужасом и отчаянием смотрел на человека, посмевшего произносить подобные слова:
- Синьор Малатеста, не богохульствуйте!
Но тот в ответ только снова рассмеялся. Малатеста был абсолютно равнодушен к вопросам религии; а ужас и негодование, которые он наводил на верующих людей своими словами, только забавляли этого человека.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
С того дня, когда Синьор Сиджизмондо выиграл в шутовском пари, прошло около недели.
Властитель Римини возвращался с охоты, которую он устроил в одном из своих лесных владений. Охота не удалась: крестьяне-загонщики, которые должны были направлять поднятого с лежбища кабана, упустили зверя. Тот, вместо того, чтобы бежать к месту, где его поджидали вооруженные охотники, кинулся на цепь загонщиков и прорвал ее, серьезно покалечив нескольких человек. Смерть крестьян не слишком потревожила Малатесту, но он был очень недоволен тем, что охота сорвалась. Намного обогнав остальных, он теперь ехал неторопливым шагом по лесной дороге в сопровождении лишь двух слуг.
Неожиданно где-то совсем неподалеку послышалось пение. Звук голоса - чистый и глубокий, завораживал. Синьор Сиджизмондо свернул коня с тропинки. Слуги последовали за ним.
Через пару минут их глазам предстала просто идиллическая картина. Солнце, пробиваясь сквозь зеленые кроны деревьев, освещало поляну. На небольшом пригорке чуть в стороне друг от друга сидели две девушки. Перед одной из них стоял мольберт с натянутым холстом, по которому девушка водила угольным карандашом. Вторая сидела, уперев согнутый локоть в колено; голова кокетливо склонена, а в глазах мелькают лукавые огоньки. Густые белокурые волосы с редким рыжеватым оттенком волной спадали на открытые плечи. Необычное одеяние: короткая греческая туника - подчеркивало стройную фигурку и придавало юной прелестнице еще больше обаяния. Это ее пение привлекло внимание синьора Сиджизмондо.
Услышав хруст ветки, девушка повернула голову. Встретившись с ней глазами, грозный властитель Римини почувствовал, что его сердце больше не принадлежит ему. Что оно теперь в полной власти этой очаровательной юной незнакомки.
- Изотта, не вертись! Потерпи немного. - Недовольно воскликнула художница. - Осталось нанести всего несколько штрихов.
Но в следующую минуту, когда синьор Сиджизмондо спрыгнул с коня, на шум обернулась и рисовавшая девушка. Она схватила подругу за руку, и они обе скрылись в лесу. На поляне остался лишь мольберт с недоконченным портретом. Синьор Сиджизмондо топнул ногой и разразился градом ругательств. Он вновь вскочил на коня и уже хотел преследовать беглянок, но тут услышал громкие голоса, выкликающих его имя. По приказу синьора Малатеста слуги сняли холст с мольберта и вместе с хозяином присоединились к остальным охотникам...
* * *
Вернувшись домой, синьор Сиджизмондо вызвал некоего Серджио. Тот был самым доверенным слугой и наперсником хозяина во всех его делах.
- Узнай: кто она и где живет. - Приказал Малатеста, показав портрет девушки.
- Да, еще разыщи ювелира, и вели придти сюда, - крикнул вдогонку.
Серджио поспешил выполнить распоряжение хозяина, а синьор Малатеста принялся с интересом разглядывать изображение. Тонкие, нежные черты лица, большие темно-карие глаза...Она казалась сошедшей с античных картин нимфой.
В дверь постучали. В комнату вошла синьора Джиневра. Малатеста с неприязнью посмотрел на супругу. Высокая, худая, бледная, с ввалившимися глазами, одетая во все то же полутраурное платье - она совсем не походила на ту красавицу, с которой пять лет назад синьор Сиджизмондо шел под венец. Хмуро кивнув в ответ на робкое приветствие, он полюбопытствовал: что угодно от него синьоре Джиневре?
- Я слышала, что Вы сегодня снова устраиваете званый ужин? - (Малатеста вновь кивнул, на этот раз утвердительно). - Прошу Вас, синьор, позвольте мне не выходить к гостям. У меня сильно разболелась голова.
- Как Вам будет угодно. - Бросил Сиджизмондо. - Если пожелаете, я могу дать Вам лекарство; оно быстро поможет забыть о боли.
- Нет, нет, благодарю Вас, - торопливо отказалась синьора Джиневра. По лицу ее мелькнула тень страха.
Малатеста с кривой усмешкой равнодушно пожал плечами...
Синьора Джиневра бросила взгляд на супруга, держащего в руках портрет красивой незнакомки:
- Бедная девушка. - Чуть слышно проговорила Джиневра. Затем торопливо покинула комнату...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Прошел целый год с той случайной встречи на лесной поляне. По приказу слуг синьора Сиджизмондо слуги разузнали, что таинственную незнакомку зовут Изотта дельи Атти и что она младшая дочь Франческо дельи Атти - небогатого и не очень знатного дворянина, недавно переехавшего в Римини из Милана. Под предлогом установления добрососедских отношений синьор Малатеста несколько раз наведывался к дельи Атти, потом приглашал синьора Франческо с семьей в гости в свой замок.
Любовь, вспыхнувшая с одного только взгляда, словно костер от искры, разгоралась в сердце сурового воина все сильнее. Уже при второй встрече он признался Изотте в своих чувствах.
- Поверьте, синьорита, - хрипловатый голос звучал страстно и, в то же время, искренне, - Никогда прежде я не любил ни одну женщину. До тех пор, пока не встретил Вас. Один лишь Ваш приветливый взгляд, ласковое слово, улыбка могут стать наградой для моего истосковавшегося по любви сердца.
Но девушка только рассмеялась и покачала головой:
- Я ценю Вашу благосклонность к моей скромной персоне, синьор, но, увы.... Нам никогда не быть вместе.
Малатеста с досадой скрипнул зубами и пулей вылетел из комнаты. Дверь за ним захлопнулась с громким стуком.
Но, властитель целого города, воин, он не привык отступать. Охваченный страстью, словно юнец своей первой любовью, синьор Сиджизмондо будто потерял голову. Многие месяцы дом синьора дельи Атти был осажден бесконечным числом дорогих подарков, присылаемых для Изотты. Малатеста мог промчаться на коне много километров, чтобы потом всю ночь простоять под окном возлюбленной, невзирая на погоду.... Но подарки неуклонно возвращались, ночные бдения тоже не приносили результатов. Твердый характер Изотты восхищал его, но ее постоянные отказы вселяли в сердце бешенство.
Пристальное внимание к его младшей дочери со стороны столь важного человека, имеющего, к тому же, весьма дурную репутацию, очень встревожило синьора Франческо. Он решил увезти Изотту из Римини и выдать замуж за одного из своих дальних родственников - очень немолодого и некрасивого, но чрезвычайно богатого вдовца, похоронившего пятую жену.
Узнав об этом, синьор Сиджизмондо взъярился. Загоняя коней, не давая отдыха ни себе, ни сопровождающим его слугам, Малатеста влетел в небольшой городок и в считанные минуты оказался у церкви, где проходил обряд венчания.
Священник скучным голосом бормотал привычный латинский текст; густая белая вуаль скрывала заплаканное лицо невесты.
- Согласен ли ты, Антонио Гуччи, взять в жены присутствующую здесь Изотту дельи Атти? - громко, чтобы расслышал жених, произнес священник. Услышав положенное 'Да', он продолжил:
- Согласна ли ты, Изотта...
Вдруг голос священника осекся. В церкви появились трое: невысокий вельможа в военном облачении, с тяжелой золотой цепью - знаком власти - на груди и двое слуг. Подойдя к невесте, военный властно и, в то же время, нежно взял девушку за руку:
- Не бойтесь, любовь моя, я не отдам Вас этому дряхлому старикашке.
Затем он резко повернулся к перепуганному синьору Франческо:
- Если бы Вам не выпало счастье быть отцом сеньориты Изотты, то уже через несколько минут, ваш труп был бы выброшен из церкви на дорогу!
После этих слов Сиджизмондо вывел ошеломленную девушку на улицу, где их уже ждали запряженные в роскошную карету лошади. В церкви возник переполох, но никто не решился броситься вдогонку.
Вырвав возлюбленную из цепких лап церковного брака с ненавистным ей человеком, Малатеста сразу же повез девушку в свой замок. Возможно именно этот поступок - яркий и по-мальчишески дерзкий - произвел на Изотту благоприятное впечатление. Она решила больше не избегать общества этого необычного человека, оказавшегося, к тому же, галантным кавалером и приятным собеседником. Всю дорогу синьор Сиджизмондо развлекал спутницу рассказами о своих встречах со знаменитыми людьми Италии, о военных походах. И ни разу не дал повода к недовольству собой.
* * *
На поселившего Изотту дельи Атти в своем доме синьора Сиджизмондо обрушился шквал негодования. Даже сам Папа Римский Пий II отправил ему свое послание, в котором предупреждал, что если синьор Малатеста не образумится, то его ждет отлучение от церкви.
Получив это грозное письмо, гордый властитель Римини лишь расхохотался и порвал бумагу на глазах у насмерть перепуганного гонца. Даже робкие упреки жены не заставили его отступиться.
Вообще, с появлением Изотты синьора Джиневра совершенно перестала интересовать супруга. Скрывшись в дальних покоях, она проливала горькие слезы о своей загубленной судьбе. Даже на всякого рода званых обедах и ужинах главной теперь была Изотта. Поначалу девушке было очень неловко, и она отказывалась от почестей, которые ей, по приказу синьора Сиджизмондо оказывали все, как хозяйке. Но вскоре ей волей-неволей пришлось взять на себя эту роль.
Однажды, когда синьор Малатеста принимал у себя известного художника Джотто, к хозяину торопливым шагом подошла служанка.
- Синьор, - голос ее прерывался, она мялась, не зная: как сказать, - синьор... Синьора Джиневра ... она...
- Ну, что там еще? - бросил Сиджизмондо. Он уже привык, что в последнее время у жены случаются истерики и нервные срывы, и он очень не любил, когда ему говорили об этом. Служанка несколько секунд молчала, словно не решаясь продолжить, а потом выпалила:
- Синьора Джиневра умерла.
Малатеста побледнел:
- Как умерла?!
Извинившись перед гостями, он вышел из зала, попутно приказав слугам привести доктора.
Синьора Джиневра лежала на кровати. Бледное перекошенное от боли лицо говорило о жестоких мучениях, перенесенных несчастной в последние минуты жизни. Тонкая рука все еще сжимала ножку изумрудного бокала.
С силой стиснув руки, Малатеста мрачным тоном приказал слугам готовить все к похоронам. Смерть жены стала для него неприятной неожиданностью, но не трагедией.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
- Смотри, любовь моя, это я сделал в твою честь! - синьор Сиджизмондо указал Изотте на строение, перед которым они стояли. Прежде это была небольшая скромна церковка. Теперь же фасад ее был разукрашен сценами из античной жизни и изображениями всевозможных мифических существ. На фронтоне прямо над входом красовалась надпись: 'Святилище девы Изотты'. Эту переделку по просьбе синьора Сиджизмондо сделал один из величайших архитекторов своего времени Леон Баттиста Альберти.
Малатеста ввел девушку внутрь. На возвышении, где в обычной церкви устроена алтарная часть, стояла статуя. У подножия в литом бронзовом канделябре горело множество свечей. Даже при мимолетном взгляде в глаза бросалось поразительное сходство между каменным изваянием и вошедшей в этот своеобразный языческий храм девушкой.
Синьор Сиджизмондо подвел возлюбленную ближе к статуе. Затем достал из кармана камзола необычный двойной медальон в форме двух половинок сердца. В каждой половинке были изображения Сиджизмондо и Изотты. Одну из частей золотого медальона Малатеста надел на шею возлюбленной, другую - себе. И при этом, повинуясь какому-то непонятному порыву, прочел стихотворение, что когда-то читал ныне покойной синьоре Джиневре. В тот же миг огонь свечей качнулся, словно от порыва ветра, хотя двери и окна 'святилища' были плотно закрыты. В свете колыхнувшегося пламени могло показаться, что статуя, скрестившая руки на манер Мадонны, шевельнулась, на миг приложив правую ладонь к груди. Малатеста и его возлюбленная в один и тот же миг почувствовали, как горячая искра обожгла им сердца. Изотта ойкнула и испуганно прильнула к Сиджизмондо. Тот привлек девушку к себе долгим жарким поцелуем. Он был счастлив, как никогда прежде.
* * *
Слух о том, что правитель Римини перестроил христианскую церковь - жилище Бога - в языческий 'вертеп' достигла Ватикана. Ярый безбожник и насмешник над церковными обрядами - Сиджизмондо Малатеста и без того уже числился среди врагов церкви и Бога. Но это последнее его деяние переполнило чашу терпения Папы. По приказу Пия II в Риме на главной площади было совершено ритуальное сожжение соломенного чучела, изображавшего собой 'злобного нечестивца'. А во всех больших и малых храмах Италии звучали грозные анафемы 'отступнику и еретику Сиджизмондо'. Не будь правитель Римини столь знатен и богат, вполне возможно он сам давно уже сгорел бы на костре стараниями святой инквизиции.
Но на самого синьора Малатесту подобные яростные выпады не производили того устрашающего эффекта, на какой рассчитывал Папа, вельможа лишь хохотал, услышав об очередной злобно-бессильной попытке Ватикана уничтожить его таким образом. Теперь для гордого полководца и вельможи потеряло значение все, кроме Изотты. Ее влияние на Сиджизмондо было столь велико, что суровый правитель Римини постепенно смягчал свой крутой нрав.
В замке понеслось счастливое время, озаренное светом взаимной любви. Проходившие во всевозможных увеселениях и забавах дни сменялись ночами, полными бурной страсти. Каждое утро Изотта обнаруживала у себя на постели драгоценные украшения, которые были одно прекрасней другого, и роскошные букеты цветов.
Порою, лежа на широкой постели под высоким синим шелковым пологом, вышитым золотыми звездами, в объятьях любящего и любимого человека, Изотта думала, что эта ее сказочная жизнь похожа на чудесный сон. И она вздрагивала от испуга, что этот дивный сон может когда-нибудь закончиться. Как-то раз она поделилась своими страхами с возлюбленным. Но Малатеста лишь рассмеялся:
- Любовь моя, пока я буду рядом с тобой, эта твоя сказка никогда не кончится. А мы никогда не расстанемся, хоть бы против нас был весь мир.
Он провел рукой по роскошным золотистым волосам Изотты; их губы слились в страстном поцелуе...
Однажды, гуляя по саду, Изотта побледнела и упала без сознания. Безмерно встревоженный Малатеста поднял возлюбленную на руки и сам донес до ее покоев. Слуги кинулись за доктором. Синьор Сиджизмондо помнил еще смерть своей предыдущей жены и опасался, как бы его пятнадцатилетний сын Роберто не решился отомстить за мать. Но прибывший врач поспешил рассеять подозрения, заявив, что в положении синьоры такие обмороки совершенно естественны...
Малатеста ликовал, услышав о том, что у него будет ребенок от любимой женщины. Он и без того был без ума от Изотты; теперь же просто боготворил ее. Синьор Сиджизмондо буквально не отходил от возлюбленной, выполняя ее малейшие прихоти, оберегая от самых пустяковых неприятностей. В 'храме девы Изотты' ежедневно совершались заздравные молебны. Бывшая скромная девушка Изотта дельи Атти была возведена в ранг живой богини.
Пятнадцатилетний Роберто с неодобрением смотрел на все это, но благоразумно помалкивал. Он помнил то жестокое наказание, которому подверг его отец, когда юноша позволил себе однажды дерзкое поведение по отношению к новой синьоре Малатеста. Тогда Сиджизмондо сильно избил сына и приказал слугам бросить 'наглого мальчишку' в замковое подземелье. Целую неделю Роберто провел в холодном, сыром подвале; есть ему давали только хлеб и воду.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
- Разе ты не знаешь - что грозит и мне и... Твоему другу, если я примусь выполнять твою просьбу? - То ли горбун, то ли просто очень сутулый человек, скрытый под плащом с капюшоном, криво усмехался, обращаясь к другому, так же скрывшему свое лицо, но с помощью черной полумаски. При отблеске свечи, стоящей на столе в углу лачуги, где беседовали оба, казалось, что из-под капюшона горбуна высверкивает цепкий взгляд янтарно-желтых глаз. - Ты просишь меня о деле крайне богохульном.
- Я знаю. Обо всем знаю. И грех этот ляжет на мою душу. - Спокойная уверенность собеседника горбуна поразила и удивила даже хозяин лачуги, хотя горбун и постарался не показать этого. - Но я не отступлюсь. Эти... - Он замолчал на мгновение, явно стараясь проглотить ругательство, рвущееся с губ. - Они оскорбили и унизили моего друга. Я не намерен оставлять этого безнаказанно.
- А что же твой друг сам не пришел с подобной просьбой? - Ухмылка, послышавшаяся в голосе горбуна явно давала понять, что он не верит словам про 'друга' и полагает, что услуга нужна именно тому, кто пришел к нему. Горбун продолжал рассматривать посетителя, не двигаясь с места, лишь переступал с пяток на носки и обратно, словно покачиваясь вперед и назад.
- Это не должно тебя касаться. - Хладнокровно проговорил пришедший. - Я плачу тебе не за твое любопытство, а за твою работу.
- Кто она? Заметь, я спрашиваю не из любопытства, но для того, чтобы оценить сложность и составить наиболее удачный план для более хорошего результата. - Услышав ответ, горбун чуть не отшатнулся. - Нет. Здесь я тебе не помощник. Мне моя жизнь дорога.
- Тебе заплатят столько, что ты сможешь уехать отсюда куда хочешь. - Недовольно, с раздражением проговорил посетитель. - Полагаю, ты понимаешь, что это весьма выгодное предложение.
- Я понимаю и то, что это предложение и очень опасное, если я его приму. - Заспорил горбун. Было неявно - то ли он и в самом деле боится, то ли набивает себе цену.
Пришедший рассерженно крякнул и бросил на стол перед горбуном довольно увесистый кошель, в котором глухо звякнуло. Рядом лег мешочек гораздо меньше.
Худая жилистая рука выскользнула из рукава с кружевным манжетом и цепко ухватила кошель. - Хорошо. - Резко и довольно нервно бросил хозяин хижины. - Но не будем торопиться. Скажи своему другу, что все произойдет не сразу. Надо ждать удачного времени, провести ритуал тоже будет не быстро. Ну и, конечно, результат также не скажется не сразу. Готов ли твой друг ждать не один месяц? - Получив согласие, уже более решительно кинул кошель в угол хижины и притянул к себе колоду карт.
- А теперь иди. Мне нужно подготовиться.
Посетитель ушел не слишком довольный неопределённостью ответа и отсрочкой исполнения действия.
Горбун же, отложив через какое-то время карты, мрачно улыбаясь, развязал меньший мешочек. Оттуда выпал небольшой золотой гребень, меж зубцов которого запутался длинный белокурый волос. Худые цепкие пальцы крепко сжимали его, янтарное-желтые глаза сверкнули хищно и жестко.
- Что же, моя прелестная донна, полагаю, ангелы еще немного подождут Вашу прекрасную душу. - Пробормотал горбун.
* * *
Стоя у закрытой двери, Сиджизмондо то нервно стискивал руки, то хватался за голову. За дверью раздавались крики Изотты, которая разрешалась от бремени. Но того, долгожданного - крика новорожденного младенца - все не было. Наконец в комнате все стихло. Лицо вышедшего доктора выражало печаль.
- Мне очень жаль, синьор Сиджизмондо - тихо проговорил он, - но Ваш сын... Господу было угодно забрать ангельскую душу, не обремененную земными грехами в Свои края.
- Вы хотите сказать... - медленно проговорил синьор Сиджизмондо, - что мой ребенок умер так и не родившись?!
Доктор кивнул. - Благодарение Господу - синьора Изотта жива, - добил он чуть более бодрым голосом.
Малатеста рывком открыл дверь спальни. Изотта лежала на кровати, бледная с черными кругами вокруг глаз. Дыхание ее было прерывисто.
- Любовь моя! - Сиджизмондо встал на колени перед кроватью, взял возлюбленную за белую тонкую руку. С тяжким вздохом она открыла глаза. Доктор попытался увести вельможу из комнаты:
- Синьора сейчас очень слаба. Она еще не знает... Ее нельзя сейчас огорчать. Иначе может случиться непоправимое.
Грозный полководец и правитель города потеряно кивнул и, опустив голову, вышел вслед за доктором, словно провинившийся пес за хозяином.
Уже поздно вечером слуги в замке пересказывали друг другу шепотом необычную новость: кто-то видел, как синьор Сиджизмондо... плакал. Это было тем страшней и невероятней, что раньше властный и жесткий вельможа сам мог заставить плакать кого угодно. Сам же он за всю свою жизнь плакал только один раз в детстве от злости, когда ему в чем-то отказали. И вот теперь.... Но никто не осмелился говорить об этом громко из-за страха перед Малатестой...
Все на свете рано или поздно проходит.... Со временем забылось горе от потери так и не обретенного сына. Возобновились прогулки вдвоем, выезды в свет, светские приемы.
Хотя теперь синьора Малатеста была не так весела и жизнерадостна, как прежде, она по-прежнему оставалась общительной и радушной хозяйкой дома. Ясный ум, твердый характер, неотразимое женское обаяние снискали Изотте Малатеста славу одной из замечательных женщин своего времени. Деятели искусства высоко ценили мнение синьоры Малатеста и дорожили ее расположением. Даже извечный враг синьора Сиджизмондо - Папа Пий II - признавал незаурядность натуры этой духовно высокоодаренной женщины.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Ярко вспыхнувшее, словно искра, счастье зачастую бывает столь же недолговечно. И плата за это счастье порою очень высока.
Однажды Изотта пожаловалась на сильную боль, сдавливающую ей грудь и мешающую дышать. Срочно вызванный синьором Малатеста доктор лишь с недоумением развел руками, осмотрев ее:
- Я... я даже не могу понять - в чем тут дело. У синьоры нет признаков никаких заболеваний...И все же синьора, несомненно, нездорова.
Доктор прописал какие-то укрепляющие порошки и посоветовал сменить обстановку. Синьор Малатеста отвез жену в один из своих загородных замков. Там он, с большим огорчением вынужден был покинуть возлюбленную, оставив ее в окружении преданных слуг. Сам кондотьер и полководец, нанявшийся в то время на службу к королю Альфонсу V Арагонскому, который вел борьбу за обладание короной Неаполя, должен был немедленно выступить с войском.
Уже сидя на коне, синьор Сиджизмондо подозвал к себе сына:
- Я поручаю тебе заботу о синьоре Изотте.
Роберто кинул на отца мрачный взгляд исподлобья и хмуро кивнул, не проронив ни слова.
Вернувшись довольно скоро после кровопролитной битвы, Малатеста застал дома неутешительную картину.
Изотта продолжала болеть.... Ни свежий воздух, ни лекарства не приносили ей облегчения. Жизненная сила уходила из нее, как вода вытекает из разбитой вазы. И никто не мог помочь ей. Малатеста сходил с ума, видя, как мучается его любимая. Он присылал ей лучших докторов, пытался сделать хоть что-то, чтобы облегчить страдания несчастной. Но все было напрасно. Возлюбленная угасала на глазах. Так вянет сорванный цветок.
Однажды, когда синьор Сиджизмондо сидел у постели больной, Изотта взяла его за руку и тихо произнесла:
- Это Бог карает меня за то, что я не по праву заняла место возле тебя. И за то, что ... - Она не договорила; силы оставили ее, и Изотта вздохнув, снова потеряла сознание.
Но Малатеста догадался, о чем хотела сказать Изотта: Бог карал ее за его, Сиджизмондо, дерзкий поступок - постройку языческого 'храма'. Горько плача, синьор Сиджизмондо поцеловал бледную тонкую руку возлюбленной и вышел из спальни.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Ночь смерти Изотты надолго запомнилась обитателям замка. Разразившаяся гроза казалась ничем по сравнению с бурей, бушевавшей в доме. Шум ливня, громкие раскаты грома, шум деревьев, качаемых резкими порывами ветра - все это перекрывал жуткий леденящий душу почти звериный вой, раздающийся за плотно закрытой дверью умершей. Запершись в спальне, где лежало бездыханное тело его возлюбленной, синьор Сиджизмондо изрыгал проклятия земле и небесам, Богу и людям.
- Ну, где же ты, бог?! - кричал он охриплым голосом, упирая взгляд в высокий потолок, - Как же ты - всемогущий и милостивый - позволил покинуть этот мир такому прекрасному созданию?!! - И из его горла, вырывалось рыдание похожее на вой, исторгнутое из глубины сердца. Сердца гордого вельможи, безжалостного воина и жестокого тирана.
Похоронная процессия медленно продвигалась к 'Святилищу девы Изотты' - последнему приюту любимой женщины властителя Римини. Струи дождя стекали по щекам синьора Сиджизмондо, но глаза его были сухи. Выражение мрачной скорби делало его лицо похожим на страшную маску. Малатеста чувствовал себя так, словно ему горящим железом проткнули сердце. Эта безмолвная фигура, идущая за гробом, вселяла в окружающих еще больший ужас, чем прежде.
Гроб стоял на возвышении посреди небольшого храма. Того самого, который велел построить Сиджизмондо Малатеста в честь своей возлюбленной. Колышущиеся огоньки свеч выхватывали из темноты две фигуры. Обе они были неподвижны. Но если одна из них была каменным изваянием, то другая - коленопреклоненная - являлась живым человеком. В полуночной тишине храма можно было услышать жаркий шепот отчаянной мольбы или просьбы, с которой человек обращался к статуе.
- Верни мне ее! Верни Изотту! Сделай так, чтобы она снова была со мной!
Было ли это игрой света или всплеском воспаленного воображения, но в какой-то момент синьору Сиджизмондо показалось, что статуя кивнула. Словно повинуясь неслышному приказу, он поднялся с колен и подошел к открытому гробу. Поцеловал Изотту в ледяные губы и, сняв с нее медальон - половину сердца - поменял на свой.... И ощутил, как чувство потери, любимой исчезло, уступив место радостному ожиданию встречи.
* * *
Вид вышедшего утром из церкви синьора Малатеста был страшен: лицо было бледным, как у покойника; маленькие черные глаза глубоко запали в глазницы и горели от невыплаканных слез; руки дрожали; на губах блуждала странная полуулыбка.
Он велел служанкам каждый день убирать в комнате синьоры Изотты так же, как это было при ее жизни. Так же, как и прежде, он клал на подушку Изотты цветы; а по вечерам, по приказу синьора Сиджизмондо в спальне накрывали ужин на двоих.
Все это можно было бы назвать безумной странностью человека, повредившегося рассудком после потери любимой женщины. Но...
Часто, в часы, когда вечерние сумерки сменялись ночной мглой, можно было видеть прогуливающегося по дорожкам дворцового сада синьора Сиджизмондо. И всегда на таких прогулках рядом с ним двигался жемчужно-белый женский силуэт. А слуги, случайно (или нарочно) оказавшиеся в ночное время вблизи плотно закрытой двери спальни покойной синьоры Изотты, слышали женский смех и звуки лютни, на которой синьора любила играть при жизни...
Про замок Малатеста пошли странные слухи. Синьор Сиджизмондо был в ярости.
- Если вы не умеете или не хотите держать ваши поганые болтливые языки за зубами, - кричал он, - то можете вообще их лишиться!
Под страхом смерти слугам было запрещено рассказывать о том, что происходит в доме кому бы то ни было...
После смерти возлюбленной синьор Сиджизмондо постепенно вновь превратился в того резкого, жесткого деспота, каким его знали прежде.... И лишь ночные часы, когда в замке происходили необъяснимые вещи: женский смех, странная фигура, прогуливающаяся в парке, Малатеста опять становился более мягким и невспыльчивым. Словно даже незримый дух Изотты успокаивал его.
ЭПИЛОГ
Как-то утром синьор Малатеста заметил исчезновение медальона, который прежде, до своей смерти носила Изотта. Малатеста обычно весь день носил его, а на ночь клал под подушку. И вот теперь медальон пропал.... Встревоженный Сиджизмондо накинулся с яростными упреками на прислугу:
- Кто из вас, негодяи, посмел коснуться этой вещи?!
- Что Вы, синьор, - отвечали те, насмерть перепуганные, - никто из нас и помыслить не мог бы о таком!
Не добившись ничего от слуг, синьор Сиджизмондо приказал позвать к себе сына. Стоило юноше только переступить порог комнаты, как Малатеста обрушился на него с градом обвинений:
- Мерзкий мальчишка! Это твоих рук дело! Немедленно верни медальон!
Но Роберто с таким искренним изумлением посмотрел на отца и с таким достоинством отмел прочь все необоснованные обвинения, что даже такой вспыльчивый человек, как синьор Сиджизмондо вынужден был признать свою неправоту и извиниться перед сыном.
По приказу хозяина слуги тщательнейшим образом обыскали все закоулки замка. Но все это не принесло никаких результатов. Медальон словно испарился в воздухе.
В ту же ночь в небе над городом разразилась ужасная гроза. Люди крестились, и шептали, что грядет конец света. Ветер выл, как душа грешника в аду; ветви деревьев трещали и ломались; из-за стены дождя невозможно было рассмотреть и руки перед глазами. Грохот грома оглушал.
Один из ударов молнии пришелся прямо по крыше 'Святилища девы Изотты'. Кое-кто из горожан, живших неподалеку от церкви, утверждали, что расслышали в шуме ветра и громовых раскатах громкий и протяжный женский вопль.
С тех пор призрак Изотты больше не появлялся в замке Малатеста.