Ночью город погрузился в снежный туман, и ни единого огонька не проглядывало сквозь плотную завесу лёгкой вьюги. Облачный покров был непроницаем, ни для света, ни для звука.
Майя проснулась на рассвете, хотя знать этого она, конечно, не могла - лучи Солнца не смогли пробиться в этот уединённый уголок Земли, как ни старались, всё впустую.
Майя села на кровати, и, не открывая глаз, закуталась в одеяло. Её била мелкая дрожь, но отнюдь не от холода, который не мог проникнуть сквозь плотно закрытые окна и стены, а от жара, который медленно догорал в её теле. Казалось, каждая клеточка была объята огнём, а источник этого пламени поселился где-то очень глубоко, за границей сознания, и не давал Майе спокойно спать вот уже которую ночь подряд.
- Как же я хочу, чтобы всё это прекратилось, - прошептала Майя, разрушив хрупкую тишину слепых утренних сумерек. Но она знала, что одного её желания мало. Она уже упустила тот момент, когда всё можно было если не повернуть вспять, то хотя бы замедлить или вовсе остановить.
Она отлично это знала, но когда клочки сладких и пугающих её ночных грёз всплывали вдруг наяву, подобно обломкам корабля, появляющимся из пучины на поверхность, Майя неизменно ощущала почти физическую боль в сердце.
Она обхватила голову руками, стараясь отогнать рой разомлевших от ночи непрошенных мыслей. Во сне Майе вновь привиделся он... или она? Майя не могла понять, но то, что сон повторялся с небольшими вариациями уже много раз - в этом она была уверена на сто процентов.
С каждым днём ей всё труднее становилось отличать реальность от нереальности. Две эти стихии смешались в причудливом калейдоскопе, не давая ей вздохнуть спокойно и свободно. Она уже и забыла, что когда-то было не так. Её продолжительный кошмар не имел начала, и, как ей уже начало казаться, конца.
Майя в очередной раз поёжилась при мысли о том, что это действительно никогда не кончится. "Мне кажется, я схожу с ума", - думала Майя с бессильной горечью, от которой никогда не бывает слёз, но бывает странная сосущая пустота где-то внутри, глубоко-глубоко на дне...
Майя очень удивилась, встретив свою мать на кухне в столь ранний час. Телевизор сердито бормотал новости грядущего дня, недовольный тем, что звук убавили почти до полного молчания. Мать бросила на Майю пару соскальзывающих взглядов, как если бы ожидала увидеть кого-то другого, или если бы видела её в первый раз.
- Плохо выглядишь, - говорила она так же, как и смотрела. Тон её был совершенно лишён выражения, и напоминал речь робота. Но если ситуация того требовала, этот голос приобретал многие краски - сиреневые и красные, зелёные от тоски и розовато-красные от коварства и капризов.
Майя заметила в руках у матери телефонную трубку. Проворные паучьи лапки с длинными скальпелями набирали номер с поистине сверхсветовой скоростью.
- Алло, - зашуршал преобразившийся голос, - добрый день. Я звоню насчёт штор, да, да, вы обещали... Как на следующей неделе?! - в голосе проснулась кошка, от того, что ей наступили на хвост.
Майя моментально перестала слушать мать, зная, что любому, кто слушает её больше пятнадцати минут в день, грозит размягчение головного мозга - и тут уж современная медицина будет бессильна, и ни одна, даже самая лучшая страховая компания не поможет.
Её взгляд блуждал по кухне, пропуская точёную фигурку с телефоном и обильной жестикуляцией. Её взгляд блуждал, и не мог зацепиться ни за что в этом пустом и полном вещей доме.
Где-то вдалеке знакомый голос прострекотал "Хорошо" и с остервенением нажал кнопку на трубке. Разговор окончен, ничего не прибавить и не убавить.
- Мама, - неожиданно для себя заговорила Майя и испугалась звука собственного голоса, - мне нужно тебе кое-что сказать.
- Только не говори, что меня вызывают в школу из-за твоего плохого поведения, - в голосе родились истерические нотки. - Ты же знаешь, у меня совершенно нет на это времени.
- Мама, - тихо промолвила Майя, - мне кажется, что я лесбиянка... - она осеклась. Сказать это оказалось намного сложнее, чем она думала.
- Не говори глупостей, - отмахнулась мать от хрупких и болезненных слов, которые умерли, не долетев до её ушей. - Сегодня меня до вечера не будет, - продолжила она, как ни в чём не бывало. - Если будут звонить насчёт новых штор для гостиной, договорись на завтра, часа на три. Ах да, чуть не забыла - мы с твоим отцом не сможем сегодня прийти на твоё выступление. Ты уж извини, - последние слова достигли Майи уже откуда-то издалека, и она догадалась, что мать ушла. Через несколько секунд замок щёлкнул, и Майя осталась одна.
Когда Майя подошла к бетонному коробку школы, этому рассаднику знаний и культуры, ей захотелось стать маленькой-маленькой, или исчезнуть вообще. Ей чудилось, что все смотрят на неё, что все они знают правду о ней, и теперь обсуждают только её одну. Мозг сопротивлялся таким предчувствиям, но сердце забилось неровно, норовя выскочить из грудной клетки.
"Только бы не встретиться с ней", - думала Майя о невозможном. Но как могли они не встретиться, если встречались каждый день? Майе сейчас меньше всего хотелось увидеть её - ведь это означало бы ещё одну порцию боли. Майя чувствовала, что сегодня всё это достигло кульминации, точки взрыва, неизбежного взрыва. Майя стиснула зубы, чтобы не закричать.
Навстречу ей шла Лана. Бодрая походка, бодрая улыбка, короткая юбка - Лана была хороша, как хороша весна в апреле. Лана помахала ей рукой, как и всем остальным одноклассникам. Майя заставила себя ответить ей тем же, хотя рука плохо слушалась, и даже выдала некое подобие улыбки.
Лана подошла ближе:
- Майя, что-то случилось? Плохо выглядишь, ты не заболела? - в голосе её, тем не менее, не было слышно особой заботы и участия. Лана смотрела куда-то поверх плеча Майи, и Майя догадалась, что на горизонте возник новый объект охоты. Объект учился в параллельном классе, и Майе очень не нравилось, что он нравится Лане.
- Боже, какой красавчик!.. - незаметно для себя произнесла Лана вслух.
Майя обернулась, хотя и так знала, кого там увидит. Предзимнее Солнце нахмурилось и почернело. Для Майи погода всегда была пасмурной, и не сулила ничего хорошего, кроме внезапного обжигающего града.
Града насмешек. Майя закусила губу, чтобы не разрыдаться.
- У тебя кровь на губе. Ты поосторожней, - заметила мимоходом Лана и поспешила к добыче. Майя долго смотрела ей вслед. Она многое отдала бы сейчас, чтобы вот так же лететь навстречу радости и свету.
"Как же я хочу, чтобы тьма отступила", - Майе казалось, что в глазах и в самом деле потемнело. Она поспешила укрыться в настоящем полумраке неприветливого, напоминающего тюрьму, здания. Она надеялась, что там, внутри, слёзы, застывшие в её глазах, как часовые, будут менее заметны.
Вихрем пролетели часы-минуты, и вот прозвенел последний сегодняшний звонок, превращая учеников и учениц в обычных людей. Майя поспешила домой, чтобы переодеться для вечернего концерта. Этот вечер должен стать особенным.
Зеркало смело отразило её в полный рост. В коротком ясно-алом платье Майя была похожа на первый поцелуй. В глазах её помимо слёз, сверкала молодость, и в какой-то момент пустота немного ослабила хватку, дав Майе жадно вдохнуть холодный воздух. Она чувствовала, что лёгкие расправляются как крылья, и что голос её, как белый лебедь, готов к долгому полёту у самых облачных вершин. Майя осторожно отпустила пробную ноту, и та, отразившись от потолка и стен, исчезла в прошлом.
Вот теперь она была готова ко всему, что бы не случилось. По крайней мере, эта ложная уверенность придала ей сил. А силы были ей очень нужны - хотя бы для того, что бы дожить сегодняшний вечер до конца.
Майя, не в пример обычного, отказалась от репетиций. Никто не стал возражать, ведь петь, в конце концов, ей, вот пусть и делает, что хочет.
Она хотела найти тихий одинокий уголок и подумать о чём-нибудь, но каждый сантиметр здания так пропитался предконцертным волнением, что сделать этого оказалось невозможно. Майя вздохнула и застыла в полутьме кулис, ожидая своего выхода. Она не следила за тем, что происходит на сцене - многие номера она видела тысячу раз, кроме того, её гораздо больше волновало то, что происходит в зале. Она знала, что Лана где-то там, и это знание не давало ей права на единую фальшивую ноту.
Но вот настало её время. От микрофона её отделяли всего несколько метров, но ей казалось, будто она шла целую вечность.
Сцена была абсолютно нагой - лишь аскетичная микрофонная стойка и простой круг света. Свет мешал Майе видеть то, что творится в зале, но когда глаза немного привыкли, она всё же смогла различить несколько знакомых лиц в молчаливом бархатном сумраке.
Зазвучала фонограмма, и Майя запела. Для этого концерта она выбрала песню о любви - о любви, которая преодолевает время и пространство, о любви, которая поддерживает и не даёт сойти с ума даже в трудное время. О любви, которую нельзя ни в чём винить, какой бы она не была.
Как она сама хотела почувствовать что-то подобное! Но кто-то там, наверху (или внизу, Майя сомневалась), решил, что её отведено совсем другое чувство - безумие под маской любви.
Майя почти допела первый куплет, но так и не увидела в зале Ланы. Она начала уже нервничать, когда, внезапно, заметила парочку опоздавших, которые пробирались к своим местам тихонько хихикая. Это и была Лана, да ещё и в компании своей новой жертвы.
Через несколько секунд Майя с ужасом заметила, что они не сидят просто так, а жадно целуются, надеясь быть незамеченными. Голос её задрожал, как осенний лист на ветру, и она еле-еле допела припев.
Майе казалось, что в неё выстрелили в упор, не оставив надежды на спасение. Ей захотелось убежать со сцены, далеко-далеко, вечно бежать, не останавливаясь, и никогда не вернуться. Бежать по дороге без возврата.
Но она, в очередной раз, сделала над собой усилие, закрыла глаза и продолжила петь, надеясь, что остальные ничего не заметили. Сидящие в первых рядах решили, что её слепит свет рампы, ну а те, кто сидел дальше, и вовсе ничего не заметили.
На втором припеве Майя решилась открыть глаза, изо всех сил стараясь не смотреть на парочку в последнем ряду. Но её взгляд предательски зацепился за Лану, заставляя Майю теперь неотрывно смотреть на неё.
И тут особенный вечер нанёс Майе ещё один удар, причём такой, которого она никак не ожидала. Её кошмар ожил, и стал реальнее самой реальности. "Вот теперь я точно и безоговорочно сошла с ума" - промелькнула в голове у Майи нестройная мысль. Её сон начал повторяться наяву: там, где ещё секунду назад сидела улыбающаяся Лана, оказался одетый в чёрное молодой человек, чья грозовая красота не давала Майе спокойно жить. Что у них был общего, так это глаза - прозрачные, точно горный ручей, со студёным взглядом. Глаза смотрели на неё, пристально, не моргая, и Майе казалось, что взгляд этот приближается.
Она задрожала, и поспешила уйти со сцены, не дожидаясь последних аккордов. Звуки музыки витали над пустой сценой, как глупые мотыльки, и умирали так и не поняв, в чём дело.
В зале началось небольшое движение, но через пару минут все решили, что "девочка просто разволновалась". Страх сцены и публики, так или иначе, знаком многим, поэтому вслед Майе полетели волны сочувствия, где бы она ни была.
А убежала она не так уж далеко - всего лишь нашла затемнённый уголок подальше от сцены и людей. Она была слишком слаба, чтобы отправиться в бесконечное путешествие сейчас, но она плакала, стараясь выплакать всё отчаяние и разочарование, которые повторяли каждый её шаг, как шпионы. Как хорошо было бы покончить со всем одним лишь взмахом ресниц! Но, увы... Такой силы Майе не было дано.
Она не знала, сколько прошло времени, когда её уединение нарушили. Втайне Майя хотела, чтобы поднялась суматоха, чтобы её искали - искали и не нашли, но вот сейчас, когда чья-то фигура украла её одиночество, Майя ощутила дискомфорт. Она хотела разозлиться и убежать, но сил не было даже для того, чтобы просто встать, не говоря уже о том, чтобы разозлиться.
Глазами зверя, попавшего в капкан, она наблюдала за неотвратимо приближающейся тонкой фигурой. Та, меж тем, подошла совсем близко и села на корточки рядом с Майей, обнажая знакомые черты.
- Эй, - произнесла Лана шёпотом, - что случилось? Ты так хорошо спела, а потом вдруг убежала... Не переживай так из-за выступления, ты действительно всё сделала очень хорошо. Даже отлично, - Лана замолчала, ожидая какого-нибудь ответа.
Майе захотелось убить её, хотя мозг подсказывал, что Лана ни в чём не виновата. "Нет, виновата! - протестовали чувства. - Виновата в том, что существует на этом свете!"
- Дело не в этом, - слабо промолвила Майя. - Дело совсем не в этом.
- Так в чём же? - в голосе Ланы отчётливо обозначилась заинтересованность. - Ты можешь мне рассказать обо всём, мы ведь подруги, - она старалась вложить в эту фразу как можно больше доверительности и оптимизма.
"Может, действительно рассказать ей обо всём? Хуже уже не будет", - безвольно думала Майя.
- Тебе лучше не знать, - вздохнула она, давая понять, что не желает продолжать разговор.
Но Лана не желала мириться с напряжённой тишиной, кроме того, она очень не любила секреты, которых не знала.
- Что же это за страшная тайна? - она старалась говорить как можно беззаботнее. - Поверь, это останется между нами.
"Это и так между нами, но от этого мне не легче", - подумала Майя, решая, расплакаться ли ей вновь.
Наконец, она собралась с духом, вернее, с его остатками, и произнесла то, что уже давно хотела:
- Лана, я люблю тебя.
Лана вздрогнула, но быстро нашлась:
- Ну да, конечно. Мы ведь подруги, - полуистерическая усмешка исказила её точёное лицо.
- Нет, ты не понимаешь, - слабо воспротивилась Майя. - Я люблю тебя так, как если бы ты была парнем.
От этих слов Лана окаменела. Её глаза расширились и смотрели в пустоту, не выражая ничего, кроме удивления и ужаса. Эта смесь наполнила Лану, не оставив места для других эмоций. Она не шелохнулась, когда Майя тихо поднялась и вышла, пролепетав на прощание, так тихо, что слышал её один только воздух:
- Но это ровным счётом ничего не значит теперь. Прощай, и будь счастлива.
Майя знала, что сегодня они видятся в последний раз.
Она не помнила себя, когда пришла в холодный и, по-обычному, пустой дом. Всё время слилось в одну точку, длящуюся бесконечно долго. За окном ночь смешалась со снегом в клейкую серую массу, но Майя открыла окно, впуская дерзкий ветер. Лишь только она приоткрыла окно, как он ворвался без спросу, бешеный и ледяной, и волной прокатился по всему дому, как сель, смешиваясь с бумагами и лёгкими вещицами. Ветер учинил такой погром, что можно было подумать, будто здесь и правда бушевала стихия.
Но стихия бушевала не снаружи, она бушевала внутри Майи, яростно ища выход. Майя чувствовала безжизненность и опустошённость.
"Я как сосуд, в котором заперта буря. Но так не может продолжаться, нужно как-то выпустить её", - думала она с поражающей бесстрастностью.
Не было ни прошлого, ни будущего, всё только снежная тьма вокруг, и Майя нашла выход, единственный возможный, как ей казалось. Тело плохо слушалось, будто сопротивляясь деструктивным намерениям собственной хозяйки, но её злая воля вела её по узкой тропинке в небытие...
Здесь можно было бы и поставить точку, но не всегда точки оказываются там, где, сообразно нашей логике, им положено быть.
Есть в природе законы, которые нам не дано нарушить даже вооружившись всей нашей логикой. Согласно одному из них, после любой, даже затяжной зимы, обязательно бывает весна, а после любого, даже очень продолжительно дождя, небо проясняется, подставляя землю золотым лучам. И бурное море успокаивается, хотя бы и потопив десяток кораблей и лодок, и ураган становится смирным, как щенок.
Наверное, именно вера в то, что по закону природы всё чёрное рано или поздно становится белым, и спасла род человеческий от массового самоубийства ещё на заре истории. К сожалению, естественный порядок вещей не всем является вовремя, и кто-то успевает сделать последний шаг в жизни и первый - в смерти.
Прошло чуть больше года. За это время многие люди узнали, в чём смысл жизни, многие умерли, так и не узнав этого смысла. Родилось много детей, среди них и те, кому суждено сыграть важные роли в будущем, но порядок вещей остался неизменным.
Прошло всего лишь чуть больше года, но этого промежутка времени оказалось достаточно для робкой весны. Весна всегда ступает робко, но только поначалу, будто опасаясь мятежной зимы. Но, день за днём, весна неотвратимо питает корни всего, и это возвращается к ней животворным дыханием.
Весна - волшебница из волшебниц. Она способна придать сил любому, даже тому, кто за зиму совсем растерял свою жизнь, и в ком огонёк еле теплится, грозя вот-вот окончательно умолкнуть.
Весна способна излечить любые раны, которые оставила зима, сколь глубоки они бы ни были. Весна, весна...
Майя пропустила прошлую весну - больничные стены были слишком плотными, чтобы дыхание весны проникло сквозь них и коснулось её лица. Теперь же, после года бесконечных процедур и огромного количества лекарств, которые, впрочем, принесли мало пользы, ей было всё равно, даже если бы время повернулось вспять. Глаза её потускнели, а взгляд утонул где-то на дне зрачков.
Была середина марта, и кое-где, пока ещё нерешительно и нестройно, распевались ручейки. Майя сидела у приоткрытого окна. Безумие превратило её лицо в страшную маску, отнимая цвет и свет. Майя не утратила способности говорить и слышать, но уши её были глухи ко всему, а губы не проронили ни единого слова с того самого особенного дня. Что же творилось глубоко внутри, в подсознании, куда врачи загнали её безумие, было неведомо никому. Не зря ведь говорят: чужая душа - потёмки.
К неприветливому зданию, упрямо отвергающему весну, подъехала гладкая чёрная машина, а из неё, с грацией серны, выбралась стройная фигурка, такая же гладкая и чёрная. Она решительно прошла в холл больницы, как если бы намеревалась сделать самый важный шаг в своей жизни.
Даже в нашем жестоком и безумном мире иногда случаются чудеса. Мы склонны не замечать их, в то время как они происходят на каждом шагу.
Новая весна благословила Майю - лёгкий ветерок протиснулся сквозь узкий раствор окна и нежно приласкал Майю. На миг, что-то в глубине её глаз сверкнуло, подобно далёкой молнии.
Пустоту белого блестящего коридора нарушили торопливые шаги. Дверь в палату отворилась. Шаги приближались, и вот кто-то остановился за спиной Майи.
- Я хочу забрать тебя, - произнёс голос, как всегда, бодрый и звонкий, но обогатившийся за последние месяцы какими-то совершенно новыми красками.
По телу Майи волной пробежала дрожь, и она неловко пошевелилась, сбрасывая оковы оцепенения. Ещё через мгновение она обернулось, и сердечко её затрепетало, и моментально запело - первая певчая птичка этой весны.
Лана почти не изменилась за то время, что они не виделись, хотя взгляд утратил инфантильность, а её место заняли какие-то другие, непонятные Майе, выражения. Майя не видела ничего, кроме этих глаз. Всё, что так долго пытались убить лекарства и процедуры, вернулось в сознание тотчас. Майя отчётливо видела на месте Ланы незнакомца из своих снов. Эти два образа навсегда стали для неё единым целым.
- Я хочу забрать тебя, - повторила Лана, и в её голосе не было и тени сомнения.
Через несколько минут они сидели на заднем сидении чёрной машины. Голова Майи покоилась на плече Ланы, а та, в свою очередь, крепко обнимала подругу, словно желая оградить от всех горестей и зла нашего мира.
- Обещай мне, что больше не бросишь меня, - голос Майи был слегка капризен. - Не оставляй меня наедине с кошмаром!
- Обещаю, - успокоила её Лана. - Теперь мы вместе, и всё будет хорошо.
А вокруг расцветала весна.