Мне посчастливилось проезжать одну зелёную страну, такую живописную, что впору на открытки и марки. Мне нужно было убить несколько часов, между рейсами. Снимать номер в душном городе мне не хотелось, тем более не привлекала перспектива сидеть в аэропорте. Я вспомнил, что у меня поблизости живёт приятель, которого я не видел уже много лет. Вроде бы, мы обменивались короткими письмами и открытками к праздникам. Он, разумеется, был очень гостеприимным человеком, что вполне в менталитете всех местных.
Не без труда припомнив его адрес, я отправился в сердце маленькой зелёной страны, в его уютный каменный дом, увитый диким виноградом. Мой приятель был улыбчивым смуглым человеком. Он был энергичен, но движения его были ленивы.
Приветствовал он меня громко, ничуть не удивившись, что я приехал без приглашения. Он обнял меня, будто мы были закадычными друзьями. Сказал только, что мне повезло, что я застал его: оказывается, обычно в это время года он трудится на благо Родины в собственной конторе, в небольшом городе в двухстах километрах к северу. И вообще, пожаловался он тут же мне, всё больше времени приходится проводить на работе, дом почти всё время пустует. Он нанял пару девушек из соседней деревни, чтобы они следили за домом в его отсутствие.
Говорил он быстро и много, активно жестикулировал. По-моему, он был способен на пять сотен движений в секунду.
Он похлопал меня по плечу и пригласил в дом. Признаться, его фамильярность была мне не по вкусу, но я приказал себе не занудствовать и улыбался в ответ как можно дружелюбнее.
Он проводил меня в комнату на втором этаже, сказав, что пока я буду принимать душ и переодеваться, он сообразит что-нибудь поесть. Я не возражал.
Дом у него был очень уютным. Небольшим, но роскошным. Единственное, чего здесь не хватало, так это женской руки.
Я оглядел свою комнату. Будто попал на средиземноморский курорт, отель пять звёзд, всё включено. И бесплатно.
Я спустился вниз, в столовую. Мой приятель уже успел заставить стол едой. Я сразу признал сыр, мясо, белый пушистый хлеб. Он поставил на стол толстую тёмную бутылку. Красное вино. Сказал, что своё. Я не стал спрашивать, с каких пор он заделался виноделом. Честно говоря, от его болтовни у меня уже кружилась голова. Я, конечно, журналист, но журналистам тоже иногда нужна тишина.
Меня усадили за стол и угощали, как дорогого гостя. Сам он сел напротив, но ничего не ел. Сказал, что недавно обедал, поэтому не составит мне компанию. Дождавшись, пока я набью рот чем-нибудь вкусным, он спросил:
- Как тебя в наши края занесло?
Я попытался ответить, но еда поглотила все звуки. Я пытался помочь словам руками, но особого прогресса не добился. Тогда я быстро прожевал и проглотил всё, что было во рту, и ответил:
- Да я проездом. Решил тебя навестить. Я вообще-то еду в Египет, у меня там интервью. Собираю разные интересные истории.
Он закивал головой. Глаза моего друга тоже достойны упоминания. Если его лицо казалось сухим, от солнца и ветра, то его глазами были блестящими, будто огромные чёрные жуки, и всё время шевелились!
Когда, уйму лет назад, я с ним познакомился на одной вечеринке по ту сторону горизонта, он показался мне суетливым и не очень приятным. Но, постепенно, я привык к его манерам, жестам, мимике. Сначала меня это забавляло, но постепенно я стал относиться к нему с большим уважением. Добрый человек, который хорошо умеет делать деньги. По-моему, достойно уважения.
Он вдруг замолчал, будто бы что-то припоминая. Я ел и пил как сумасшедший. Давно не получал такого удовольствия от обеда. Вот что значит "домашняя еда".
Когда он заговорил, громко и неожиданно, я вздрогнул и чуть не поперхнулся. Он заметил это, и, не закончив фразы, подбежал ко мне, чтобы постучать ладонью по спине. Я вежливо отказался.
Он вновь уселся напротив и продолжил:
- Так вот, раз ты собираешь всякие интересные истории, могу свести тебя с одним человеком. Странный тип, но интересный. Долгожитель.
Я отмахнулся:
- Кого сейчас долгожителем удивишь?
Мой приятель покачал головой и указательным пальцем одновременно.
- Нет! Ты не понял, ему на вид больше тридцати пяти не дашь. Хотя живёт он тут не меньше сотни лет. Я слышал, что он прожил уже лет пятьсот - шестьсот, а умирать не собирается.
Я прекратил жевать и усмехнулся.
- Зря смеёшься. Я его с детства знаю, он много лет совсем не меняется. Будто бы фигура восковая. Он ещё всех переживёт.
- Хотел бы я встретиться с ним. Что это за фрукт такой? - я всё ещё не верил.
- Да запросто. Хоть сейчас. Надеюсь, он захочет с тобой общаться. Только у него есть один пунктик. Насчёт времени. Во-первых, не спрашивай, сколько ему лет, а во-вторых, убери часы подальше. Он этого терпеть не может.
- Ну и долгожитель, - вздохнул я.
- Так не ангел ведь небесный, - отозвался мой приятель.
Вечерние сумерки уже окрасили пурпуром небо, когда мы вышли из дома. Приятель уверенно повёл меня в сторону огромного луга, усеянного цветами. Желтые, синие, красные - цветы были будто разбросаны небрежной, но щедрой рукой. Трава доходила мне до колена, а волновалась на ветру так, что было трудно идти.
Мы прошли уже достаточно далеко, как мне казалось. По совету моего приятеля, часы я снял и упрятал поглубже в карман.
- И где же он живёт? - спросил я. Мне не хотелось бродить без цели.
- Никто не знает. Дойдём до того дерева, подождём, а он, если захочет, сам появится.
Я цокнул языком. Мой приятель обернулся:
- Но если соизволит прийти, не пожалеешь.
Мы дошли до дерева, и я оперся рукой о ствол. Дерево было, на ощупь, живым и тёплым. Я вдохнул полной грудью. Воздух был тяжёлым и горячим, но всё равно, было так хорошо, что мне не хотелось никуда идти. Где-то пели птицы, а людей, кроме нас, не было. Ветер был медленным и не приносил прохлады.
Я оглядывался по сторонам; мой друг излучал олимпийское спокойствие.
Через несколько минут он появился.
Моё стереотипное представление о гуру полностью соответствовало его облику. Он был весь в белом: белые прямые брюки свободного покроя, длинная белая туника сверху. Какой-то непритязательный жёлто-коричневый орнамент. В руках я приметил чётки, которые он всё время перебирал.
Его лицо... Мой друг был прав, я не дал бы ему больше тридцати пяти. Но вот глаза... Глаза выдавали возраст. У него был взгляд умудрённого опытом человека, повидавшего на своём веку немало. Его тёмные, коротко постриженные волосы были чуть тронуты сединой, что придавало его облику солидность, даже импозантность. Бороды и усов он не носил.
Несколько секунд, пока он приближался, я стоял, будто загипнотизированный. Будто бы шла замедленная съёмка: я видел, как неспешно пригибаются тяжёлые стебли, там, где он ступал.
Я тряхнул головой, и наваждение исчезло. Теперь он подходил к нам с обычной скоростью. Мой приятель устремился к нему. Они обнялись, как добрые друзья, долгожитель по-отечески ему улыбался, что-то спросил, кивнул головой в ответ, всё ещё продолжая перебирать чётки.
Мой друг говорил громким шёпотом, но я всё равно не мог разобрать слов, с такого расстояния. Он размахивал руками, в общем, вёл себя как обычно.
Видимо, речь зашла обо мне, потому что, после нескольких темпераментных слов и жестов, долгожитель перевёл взгляд на меня.
Так смотрят орлы. Взгляд пронзительный, глубокий, как горное озеро.
Я не заметил, как мой приятель подбежал ко мне.
- Я всё уладил. Он согласен поговорить с тобой, при условии, что ты не будешь спрашивать его о времени, о возрасте... Ну, ты знаешь, я тебе уже говорил. А мне пора, дел много. Обратную дорогу найдёшь?
- Найду. Спасибо, и за гостеприимство тоже.
Он крепко пожал мне руку и умчался. Несмотря на всю вальяжность, в нужные ему моменты он становился чрезвычайно шустрым!..
Что ж, теперь можно приступать.
Я приблизился к незнакомцу:
- Здравствуйте, как поживаете?
- Спасибо, последние лет сто не жалуюсь.
Когда я закрыл рот, самопроизвольно открывшийся от удивления, я осознал, что он вполне верит в то, что говорит. У меня появилось настойчивое ощущение, что он говорит правду.
Но это ещё предстояло выяснить.
- Что ж, молодой человек, Ваш друг сказал, Вы хотите со мной поговорить. Я Вас слушаю.
- Нет, это я Вас слушаю. Я собираю разные интересные истории, а мой друг сказал, что Вы - долгожитель. Мне не очень-то в это верится - слишком молодо Вы выглядите.
Он улыбнулся:
- Спасибо за комплимент. Я не считаю своих лет, но живу я уже очень долго, быть может, даже слишком долго. Но и умирать я не хочу. Я никогда не хотел умирать. Я не вижу смысла в своей смерти.
- Как это понимать?
- Некоторые люди очень быстро устают жить и умирают очень рано, хотя окружающие продолжают считать их живыми. Телесная оболочка может жить ещё очень долго после того, как сам человек умрёт. Я много видел таких. У них пустые лица и сухие глаза. Вы когда-нибудь слышали о зомби? - он повернул ко мне голову; я в ответ кивнул. - Так вот, они те же зомби, только их никто не закапывал в землю.
А есть другие. Когда их оболочка изнашивается и приходит время смерти, они хотят жить. Они хотят жить, но приходится умирать. Я думаю, это несправедливо. Поэтому когда-то очень давно я решил, что не умру, по крайней мере, пока мне этого не захочется. И вот, как видите, живу до сих пор.
- Вы очень складно рассказываете, но мне нужны доказательства. Свидетельства очевидцев, бумаги, фотографии - хоть что-нибудь. Вы можете мне их предоставить? Я написал бы о Вас в нашем журнале.
- К сожалению, не могу Вам помочь. Я никогда не задумывался о том, что кому-то могут понадобиться доказательства моего долголетия.
- В таком случае я не могу о Вас написать. Да и поверить Вам на слово - для этого нужно слишком много мужества, а может и глупости. Я не знаю точно.
- А Вы, конечно, мне не верите? Вы никому не верите, и Вам не удаётся упаковать меня в очередную статью, - он сказал это ровным тоном; не было ни упрёка, ни горечи, ни раздражения. Зато меня это вывело из себя. В голове мелькнула мысль, что он в чём-то прав.
- Если бы я был не журналистом, а простым обывателем, с известной долей доверчивости, я поверил бы Вам безоговорочно.
- Почему? - было видно, что он знает ответ, но хочет, чтобы его озвучил я.
- Потому что теперь чудес не бывает. Чудеса могли случаться тогда, когда никто не пытался на них заработать. Включите телевизор или радио, откройте газету - любые чудеса по доступным ценам, на любой вкус и кошелёк. Я не говорю, что считаю Вас шарлатаном, но только материальные свидетельства могут оправдать мою веру в Вашу историю.
- Разве вера нуждается в материальных свидетельствах? Всё дело в доверии. Вы не доверяете людям. Вы не считаете всех окружающих обманщиками, но Вам кажется, что гипотетически на обман способен каждый. Я не люблю давать советов, но я бы посоветовал Вам сменить профессию и уехать куда-нибудь - хотя бы в Египет, для начала.
Я усмехнулся. Все дороги, похоже, вели в Египет.
Мы прошли уже довольно приличное расстояние. Разговор вроде бы исчерпал себя, но мне хотелось, что бы он рассказал ещё что-нибудь.
- Хорошо, допустим, я Вам верю. Скажите тогда, как Вам пришла в голову эта идея? И почему Вы не любите говорить о времени?
- На этот вопрос я могу Вам ответить довольно точно. Моя память сохранила этот эпизод.
Он на секунду задумался, будто припоминая, а потом начал рассказывать.
- Я был тогда по-настоящему юн, и меня только начинали занимать вопросы жизни и смерти. Я жил с родителями в довольно крупном городе, теперь я не помню его названия, может статься, что ни одна карта тоже не помнит этого города, но не в этом дело...
Однажды, это был дождливый день, я гулял по городу. Было тепло, город был удивительно чистым. Я бродил по улицам, а когда начинался дождь, заходил в какой-нибудь магазин или прятался под козырьками домов.
Я жил тогда в другой стране, холодной и строгой, по сравнению с этой. Но там всегда присутствовало ощущение величия и тайны. Оно было везде - в воде, в воздухе, в земле, в крови.
В центре моего родного города стоял высокий стеклянный дом. Его стены пересекались под острыми углами, а на фоне дождливого неба он казался просто кораблём-призраком, прозрачной тенью. Его украшали большие и блестящие буквы, "Музей современного искусства".
Выставки у нас были часты, приезжали экспозиции из других стран и городов. Так случилось, что и тогда там гостила выставка под названием "Пылающее время". Начинал накрапывать дождь, и я решил спрятаться в музее, тем более что меня привлекло название.
Внутри было светло и тихо. Выставочный зал был полон скульптур, картин, инсталляций - все они остались в моей памяти размытыми пятнами. Моё внимание сразу устремилось к противоположной от входа стене. Сначала я не понял, что меня так заинтересовало, но, подойдя поближе, я разглядел большой стеклянный куб, внутри которого были подвешены круглые настенные часы. По сравнению с обычными, они были просто гигантскими. Но дело не в размере, а в том, как эти часы выглядели. Цифры были вырезаны в чёрном циферблате, и в этих отверстиях я разглядел языки пламени - огонь горел где-то позади. Стрелки тоже были горящими. Жёлто-оранжевые языки пламени на чёрном матовом фоне произвели на меня неизгладимое впечатление. Я прочитал табличку на стене. Она гласила: "Пылающее время. Вискунцио Пиррозо". Не знаю, сколько я следил за движением двух изящных пламенеющих стрелок, но когда я вернулся домой, было уже темно.
Именно там, в музее, меня пронзила мысль, что корень всех бед - это само время. Я долго размышлял на эту тему и пришёл к выводу, что если бы люди отказались от времени, как от измерения, то могли бы жить вечно. Хотя само слово "вечность" потеряло бы тогда смысл. Люди бы просто жили и жили, и их бы не интересовало, сколько им осталось впереди, а сколько - позади. С тех пор моей целью стало проверить правильность своего умозаключения.
И вот, я проверяю до сих пор. Я не люблю говорить о времени, потому что оно деструктивно. Люди придумали его, а оно разрушило их, и все их труды. Время жестоко и всегда смертельно. Время - одно из тех изобретений человека, что вышли из-под контроля и подчинили себе своего создателя.
Всё это время я молчал и думал. Его слова заронили во мне сомнения. Этот человек рассуждал так убедительно, что я начал ему верить. По крайней мере, у него не было видимых причин для лжи.
И ещё я стал думать о "Пылающем времени". Имя автора ничего мне не говорило, как и название работы. Нет, я определённо не слышал ни о чём подобном. Может, это человек всё выдумал? Может, он болен и живёт в плену собственных фантазий? Вариантов была масса, но все они как-то плохо согласовывались с моими впечатлениями от нашего разговора. Во всё это было трудно поверить, но очень хотелось.
- Итак, Вы считаете, что если бы мы все отказались от измерения времени, это сделало бы нас счастливыми?
- Это сделало бы нас свободными. А вот нужно ли каждому конкретному человеку такое счастье, он решил бы сам. Вы можете сказать, что сейчас это невозможно, потому что слишком многое подчинено строгим временным рамкам, но на самом деле ничего бы не случилось. Люди жили и до того, как были изобретены часы, и я уверен, люди будут жить и после того, как часы станут архаизмом.
- Почему, в таком случае, люди раньше не жили бесконечно долго? Вы ведь предлагаете упростить часы?
- Нет, я предлагаю упростить время. Забыть это слово, вычеркнуть его из книг. Это всего лишь условность, а любая условность препятствует развитию. Время - творение человеческих рук, и эти же руки могут его уничтожить, как и любое другое созданное ими.
- Интересная идея, но Вы понимаете, что она совершенно неосуществима в мировом масштабе?
- Да, но я никогда и не думал в мировом масштабе. До этого каждый должен дойти сам, без постороннего вмешательства. Я никогда не пытался вести за собой людей, хотя многие говорили мне, что у меня бы это получилось.
- Я тоже могу Вам это сказать. Скажите, но в чём тогда смысл жизни, если она бесконечна?
- Я думаю, смысл в самой жизни, как в процессе, не имеющем конца и начала. Жизнь ценна сама по себе, и не стоит задумываться и искать в ней ещё какой-то смысл.
- Всё это довольно спорно.
- Я всего лишь высказываю своё мнение. Вы спросили, а я ответил.
Мы ещё многое обсудили с ним в тот вечер. Мне показалось, что время и в самом деле остановилось и ждало, пока закончится наша беседа.
Наконец, он сказал:
- А теперь Вам нужно идти, потому что у Вас мало времени. И коль скоро мы живём в разных системах координат, мне придётся считаться с Вашей. У меня ещё бесконечность впереди, и уже бесконечность позади, мне некуда торопиться.
- Я действительно хотел бы написать о Вас, хотя бы потому, что Вы интересный человек, но, боюсь, наши читатели не поверят без вещественных доказательств. А написать статью, основываясь лишь на Ваших словах и моих ощущениях, я тоже не могу.
- Да и надо ли? - спросил он.
На прощание он пожал мне руку.
Я думал о том, что проникся настоящим уважением к этому человеку. Я смотрел, как он уходит. Его движения были неторопливы, и на секунду мне захотелось догнать его и навсегда остаться здесь, и жить также, в безвременье...
Но нет. Слишком многое связывало меня с этой жизнью. Впереди меня ждал Египет, поэтому я просто повернулся и направился в дом своего друга.
Робкие звёзды золотили закатное небо, но я не знал, сколько времени беседовал с таинственным долгожителем, а доставать часы из кармана мне совершенно не хотелось.