Киплинг. Единственный шанс

Редъярд Киплинг

Единственный шанс

(из сборника "Простые рассказы с гор")

Спуститесь ниже приемов у Вице-короля, и списков чиновников, состоящих на государственной службе, и балов, которые устраивают торговцы - словом, далеко за пределы того, с чем вам когда-либо доводилось сталкиваться в вашей респектабельной жизни, и в должный срок вы пересечете Границу, за которой исчезает последняя капля Белой крови и широким потоком разливается Черная. Легче беседовать с герцогиней, только что возведенной в этот сан и находящейся под впечатлением момента, чем общаться с людьми Пограничья, не преступая их условностей и не задевая их чувств. Черное и Белое образуют весьма странную смесь. Белое проглядывает порой в свирепых вспышках детской гордости, гордости, представляющей из себя не что иное, как искаженную Гордость Расы, а Черное - в еще более свирепых приступах униженности и раболепия, полуязыческих обычаях и странной, необъяснимой тяге к преступлениям. В один прекрасный день эти люди, которые, надо сказать, по положению гораздо ниже слоя, откуда произошел Дерозио, человек, подражавший Байрону, породят из своей среды писателя или поэта, и тогда мы узнаем, какую жизнь они ведут и что при этом чувствуют. Пока же любая история о них может быть рассказана только приблизительно. Это касается и самих фактов, и их истолкования.

Мисс Веззис явилась с Пограничья, чтобы присматривать за детьми одной дамы до тех пор, пока той не удастся обзавестись постоянной няней. Дама отзывалась о мисс Веззис как о плохой няньке, неопрятной и невнимательной. Ей никогда не приходило в голову, что у мисс Веззис может быть своя собственная жизнь и свои собственные дела, и что эти дела для мисс Веззис важнее всего остального. Хозяйки редко задумываются о таких вещах. Мисс Веззис была черна, как вакса, и с нашей точки зрения невероятно уродлива. Она носила платья из набивного ситца и вздувшиеся башмаки, и когда дети выводили ее из себя, она обрушивалась на них на языке Пограничья, который на треть является английским, на треть - португальским, и на треть - туземным наречием. Ее нельзя было назвать привлекательной, но у нее была своя гордость и она предпочитала, чтобы ее называли "мисс Веззис".

Каждое воскресенье, разрядившись в пух и прах, она отправлялась проведать свою матушку, которая по большей части пребывала в халате из грязного шелка в старом плетеном кресле, находившемся в большом крольчатнике, битком набитом Веззисами, Перейрами, Рибейрами, Лисбоа и Гонсалесами, и вечно сменяющимися бездельниками без определенных занятий, а кроме того - остатками дневной провизии, чесноком, спертым воздухом, брошенными на пол юбками, исподним, которое использовалось вместо занавесок, пустыми бутылками, оловянными распятиями, засохшими иммортелями, беспородными щенками, гипсовыми статуэтками Святой Девы и шляпами без тульи. В качества няни мисс Веззис получала двадцать рупий в месяц, и каждую неделю она грызлась с матушкой по поводу того, какая часть этой суммы причитается на домашнее хозяйство. Когда ссора подходила к концу, из-за низкой глиняной стены, окружавшей двор, неуклюже появлялся Микеле Д'Круз, чтобы поухаживать за мисс Веззис по обычаям Пограничья, которое обставляет ухаживанье множеством церемоний. Микеле был беден, тощ, долговяз и очень черен, но у него была своя гордость. Ни при каких условиях его нельзя было застать курящим кальян, и он поглядывал на туземцев свысока так, как может поглядывать только человек, у которого семь восьмых крови - туземные. У семьи Веззис тоже была своя гордость. Они вели свои происхождение от некоего легендарного путевого рабочего, который трудился на постройке моста через Саон в ту пору, когда в Индии только начали прокладывать железные дороги. Микеле был телеграфистом и получал тридцать пять рупий в месяц. То, что он состоял на государственной службе, позволяло миссис Веззис закрывать глаза на его несколько сомнительное происхождение.

Существовал весьма компрометирующий слух, который принес из Пунани Дом Анна, портной, что среди предков Д'Круза был черный кохинхинский еврей; и всем и каждому было известно, что дядя миссис Д'Круз уже в нащи дни занимается физическим трудом, подвизаясь на ниве кулинарии в одном из южно-индийских клубов! Каждый месяц он присылал племяннице семь рупий восемь анн, что не мешало ей болезненно переживать позор, который он навлек на семью.

Однако после нескольких воскресений миссис Веззис приучила себя не обращать внимания на эти недостатки и дала согласие на брак своей дочери с Микеле при условии, что Микеле будет получать не менее пятидесяти рупий в месяц, чтобы чете было на что жить. Это удивительное благоразумие можно объяснить только отдаленным влиянием йоркширской крови легендарного путевого укладчика, поскольку люди Пограничья гордятся тем, что вступают в брак, когда им этого хочется, а не тогда, когда они в состоянии это сделать.

Учитывая шансы Микеле на продвижение по службе, миссис Веззис могла бы с тем же успехом потребовать у него луну с неба. Но Микеле был страстно влюблен в мисс Веззис и это помогло ему выдержать удар. Однажды в воскресенье он сопровождал мисс Веззис в церковь, и по окончании мессы, возвращаясь домой по жаркой, пыльной и затхлой дороге и сжимая ее руку в своей, он поклялся ей несколькими святыми, имена которых вас вряд ли заинтересуют, что никогда ее не забудет; а она поклялась своей честью и своими святыми - этот любопытный образчик клятвы начинается словами "In nomine Sanctissime...", далее следует имя соответствующей святой и так далее, а завершается все поцелуем в лоб, поцелуем в левую щеку и поцелуем в рот - поклялась, что никогда не забудет Микеле.

На следующей неделе Микеле перевели на новое место и мисс Веззис пролила немало слез на оконную раму купе для смешанной публики, в котором он покидал городок.

Если посмотреть на карту индийского телеграфа, можно увидеть длинную линию, тянущуюся вдоль побережья от Баскерганджа до Мадраса. Микеле был направлен в Тибасу, маленький пункт, расположенный в верхней трети линии, чтобы пересылать телеграммы из Берхампура в Чикаколу, а в остальные рабочие часы грезить о мисс Веззис и своих шансах на пятьдесят рупий в месяц. Кампанию ему составляли шум Бенгальского залива и туземный писец-бабу; это было все. Он посылал мисс Веззис глупейшие письма в конвертах, испещренных с внутренней стороны крестами.

После того. как он прожил в Тибасу почти три недели, он получил свой шанс.

Никогда не следует забывать, что туземцы, как и дети, способны понять, что такое власть и к каким последствиям может привести неповиновение ей, только если очевидные и всем заметные признаки этой Власти постоянно находятся у них перед глазами. Тибасу был забытым Богом местечком, в котором проживало некоторое количество мусульман. Поскольку они уже довольно давно ничего не слышали о коллекторе-сахибе, и от души презирали судью-индуса, они решили на свой страх и риск устроить на праздник мухаррем небольшую свару. Но индусы ответили им тем же и в свою очередь проломили несколько голов; после чего, войдя во вкус нарушения закона, те и другие решили побуянить вместе - без всякой цели, просто чтобы посмотреть, как далеко они смогут зайти. Они грабили лавки, и самым прилежным образом сводили старые счеты. Бунт был мерзкий, но слишком незначительный, чтобы попасть в газеты.

Микеле сидел у себя в конторе, когда до него донесся шум, который, услышав раз, забыть уже невозможно. Это был гул разъяренной толпы. (Когда он опускается вниз на три тона, и перерастает в низкое, приглушенное гудение, тому, кто его слышит, лучше побыстрее скрыться, особенно если он один.) В контору вбежал туземный полицейский и сообщил Микеле, что в городе мятеж, и толпа идет громить телеграф. Бабу надел шапку и бесшумно вывалился из окна. В это время перепуганный туземный полицейский, подчиняясь древнему расовому инстинкту, который чувствует даже каплю Белой крови, как бы сильно она не была разбавлена, спросил: "Какие будут приказы, сахиб?"

Слово "сахиб" решило дело. Как ни ужасно был напуган Микеле, он почувствовал, что в этот час и в этом месте он, который числил в своем родстве кохинхинского еврея и человека, занимающегося физическим трудом, является единственным представителем английских властей. Потом он подумал о мисс Веззис и пятидесяти рупиях, и принял ответственность на себя. В Тибасу имелось семь туземных полицейских и четыре выживших из ума гладкоствольных мушкета. Все полицейские побелели от страха, но тем не менее были в состоянии повиноваться приказам. Микеле отбросил в сторону телеграфный ключ и выступил во главе своей армии навстречу толпе. Когда из-за поворота дороги повалили люди, он упал на землю и выстрелил, и его люди инстинктивно спустили курки вслед за ним.

Те, кто был в толпе - трусы до мозга костей - дико закричали и бросились прочь, оставив на дороге одного убитого и одного умирающего. Микеле обливался потом от страха, но сумел сохранить самообладание и спустился в город, миновав по дороге забаррикадировавшегося в своем доме туземного судью. Улицы были пусты. Жители Тибасу перепугались еще сильнее, чем Микеле, потому что он дал отпор толпе в нужный момент.

Микеле вернулся в контору и отправил в Чикаколу телеграмму с просьбой о помощи. Прежде, чем пришел ответ, к нему явилась депутация местных старейшин, чтобы заявить, что, по мнению туземного судьи, его действия "неконституционны", и попытаться его припугнуть. Но в груди Микеле Д'Круза билось большое белое сердце, полное любви к мисс Веззис, детской няне, и впервые вкусившее Ответственности и Успеха. Эти последние образуют пьянящую смесь, и сгубили больше народа, чем даже Виски. Микеле ответил, что судья может говорить все, что ему вздумается, но до прибытия коллектора индийское правительство в Тибасу будет представлено телеграфистом, и старейшинам придется ответить за все дальнейшие беспорядки. Тогда они склонили головы и сказали "Будь милостив к нам!" или что-то в этом роде, и покинули его в великом страхе, сваливая вину за беспорядки друг на друга.

Всю ночь Микеле патрулировал город со своими семью полицейскими и рано утром, с мушкетом в руке, отправился навстречу коллектору, который ехал водворить спокойствие в Тибасу. Но стоило появиться этому молодому англичанину, как Микеле почувствовал, что стремительно соскальзывает назад, к туземцам. И рассказ о мятеже в Тибасу, несмотря на все усилия рассказчика, кончился истерическим потоком слез. Он плакал, потому что ему было жалко человека, которого он убил, стыдно, что куда-то исчез подъем минувшей ночи, и он по-детски злился на свой язык, который был не в состоянии достойно описать его великие деяния. Это умирала в жилах Микеле капля Белой крови, хотя сам он и не понимал этого

Но англичанин понял; и после того, как привел в чувство жителей Тибасу и имел с судьей беседу, в результате которой этот достойнейший чиновник весь позеленел, он нашел время набросать официальное письмо, описывающее поведение Микеле. Это письмо прошло Соответствующие Инстанции, и все закончилось еще одним переводом Микеле вглубь страны с царским жалованьем шестьдесят шесть рупий в месяц.

Так что он и мисс Веззис повенчались с величайшей роскошью и чинностью; и теперь по веранде центральной телеграфной конторы ползает несколько маленьких Д'Крузов.

Но даже если бы ему пообещали в награду все доходы его департамента, Микеле Д'Круз никогда, ни за что не повторил бы заново то, что он сделал в Тибасу ради мисс Веззис, детской няни.

Это доказывает, что если мужчина совершает смелые поступки, никак не соотносящиеся с его жалованьем, в семи случаях из девяти причина его доблести - женщина.

В двух остальных случаях всему виной солнечный удар.

Оставить комментарий © Copyright Киплинг (cskiit@list.ru) Размещен: 04/11/2005, изменен: 29/08/2009. 12k. Статистика. Рассказ: Переводы		Ваша оценка:
Аннотация: Рассказ Киплинга из сборника "Простые рассказы с гор". "Если мужчина совершает смелые поступки, никак не соотносящиеся с его жалованьем, в семи случаях из девяти причина его доблести - женщина. В двух остальных случаях всему виной солнечный удар".

Киплинг : другие произведения.

Единственный шанс