|
|
||
На горке уже собрались все ребята со двора. Кто скатывался на попе, кто на картонке... Галка что-то кричала, отпихивая мальчишек, которые норовили прыгнуть в единственные санки вне очереди. Самодельные, крепкие, с толстым прутом вместо спинки, они были гордостью всего двора, а их хозяин Игорь - королём на горке. - Ты чего у окна стоишь? - услышала Маринка за спиной мамин голос. - Иди к ребятам! Санки новые бери! - Жалко, - тихо призналась Маринка. - Отберут... - Ну, уж отберут! - засмеялась мама. - Это же твои друзья. Вместе кататься будете! Маринка павой выплыла из подъезда, везя за собой на верёвочке не санки, а самое настоящее чудо: сидение из тонких цветных реек, а спинка просто ажурная, из белого металла. - Ух ты! - сразу окружила её ребятня. - Откуда такие? - Мама из Москвы привезла, - скромно потупилась она. - Из самой Москвы? - А покататься дашь? - А мне? - А я? - слышалось со всех сторон. Только Игорь не выказывал ни любопытства, ни восторга. Угрюмо стоял позади ребят, то притягивая к себе за верёвку, то отталкивая ногой свои санки... - Так, давай считаться, кто первый! - перекричала всех главная заводила во дворе Галка. Маринка и пикнуть не успела, как оказалась пятой по очереди. Первой скатилась Галка, за ней Петька, Васька, Колька... Маринка еле дождалась, когда он отдаст ей санки и стала карабкаться на горку. Но перед ней ловко проскочил и уже приближался к вершине Игорь. - Ты куда без очереди? - возмутилась Галка. - А я на своих! - огрызнулся Игорь и помчался вниз. Маринка уселась на санки, блаженно облокотилась на спинку, но съезжать не торопилась - внизу почему-то не вставал со своих саней и не освобождал дорожку Игорь. - А ну, вали с дороги! - кричали Игорю. - Чего расселась, езжай уже! - подгоняли девочку. Она и не заметила, как поскользила вниз. Дух захватило от скорости, снежные брызги залепили ресницы... И вдруг - дикая боль, хруст, яркие искры из глаз... В больнице врач сделал обезболивающий укол и пытался сквозь опухоль, накрывшую лицо, прощупать нос. - С горки съезжала, мальчишка дорогу не уступил... Носиком прямо по толстенному пруту... Весь снег в крови ... Крик её дома услышала, - уже в который раз сквозь слёзы мама рассказывала об одном и том же. - Вы, мамаша, помолчите, эти подробности к делу не относятся, - остановил её врач. - Вот что - кости молодые, срастутся моментально, так что ждать, пока спадёт опухоль, не будем. Сейчас и наложим лубок... Маринка истошно вопила от страха, что опять будет больно, не на жизнь, а на смерть дралась со своим мучителем и два раза укусила его за палец. - Угомоните ребёнка! - отбивался от больной врач. Пока девочку крепко держали за руки, он сжал нос с двух сторон жесткими, обтянутыми марлей, палочками, и крепко накрепко закрепил их на лице лейкопластырем - от уха до уха. Теперь Маринка не выходила из дома. То тоскливо смотрела во двор, то без всякого интереса писала палочки, буквы и цифры в школьной тетрадке. И вот через десять дней она с мамой опять оказалась в кабинете врача. Опять вопила, пока медсестра сдирала с её щек лейкопластырь и снимала лубок. Наконец замолчала. И тут пронзительно закричала мама: - Да ведь нос-то кривой! Вы видите - криво-о-й! - Ну, мамаша, рентгеновского аппарата у нас нет. Что смогли, то и сделали, - развёл руками врач. На следующий день родители везли дочку в большой город, в районный центр. Всю дорогу папа нервно теребил газету, мама плакала, а Маринка сидела, отвернувшись к окну, чтобы пассажиры в электричке не видели её кривого, как галочка, носа. Пожилой доктор, профессор, осторожно взял Маринку за подбородок и внимательно рассматривал нос, поворачивая её голову то вправо, то влево. Но только его рука поднялась выше, Маринка крепко вцепилась в его запястья. - Что, не дашь дотронуться? Ну и не буду! И так всё видно - операция, и немедленно! - сказал он и что-то написал на бумажке. - Вот, мою записку отдадите в приёмном покое, я буду после обеда. Возможно, кости ещё не срослись, а так - придётся ломать... - Не дам ломать! - девочка залилась слезами. - А тебе сколько лет? - спросил доктор. - Семь... Семь с половиной! - Понимаю, понимаю... Боишься, значит? А с кривым носом остаться не боишься? Что скажешь маме и папе лет через пять? - улыбнулся доктор. Не теряя времени даром, в больницу ехали на такси. Маринка сидела с мамой на заднем сидении и без устали ревела - от страха перед операцией и от обиды, что её родители ну ни капельки не жалеют её. И вдруг до этого ехавшая всё время быстро машина стала притормаживать. "Не дам ломать!" вдруг мелькнула мысль и Маринка с криком "Вы мне больше не мама и не папа, раз везёте в больницу!" открыла дверцу и сейчас бы уже вывалилась на дорогу и пусть её потом ищут... Но вывалиться не получилось. Она зависла вниз головой над чёрным асфальтом, слышала, как что-то кричали водителю мама и папа, чувствовала, как мама крепко держала её за край пальто, и видела, как полы пальто разъезжаются на её глазах, отрывая одну пуговицу за другой... В приёмном покое пожилая медсестра крепко взяла девочку за руку и повела на рентген. Он оказался совсем не больным, Маринка повеселела. Вернувшись, уселась между мамой и папой и даже позволила угостить себя шоколадкой. Сначала откусывала нехотя, всем видом показывая, что они не заслуживают прощения, а потом забылась и быстро умяла всю плитку. И тут появился знакомый доктор. - Ну что ж, оставляем вашу дочку недели на две. Да что вы, мамочка, так убиваетесь? Вы, кажется, издалека? Вот и отправляйтесь спокойно домой! Нужно будет - вызовем. Девочку навещать будут? - А как же! Мама моя, её бабушка то есть, у родственницы здесь поселилась,- всхлипнула мама. - Вот и хорошо! Пусть завтра приходит! Операцию сделали в тот же вечер. Маринка не понимала, чему радовался профессор, почему говорил, что всё прошло очень успешно. Два больных укола, тошнота, головокружение, жесткий и холодный операционный стол... И этот страшный хруст, который она заглушала собственным визгом. Потянулись больничные дни. Палата была длинная и узкая, шесть кроватей - по три у каждой стены - прилипли спинками друг к другу. Маринкино место было у окна. Соседки - пять взрослых женщин - целыми днями толковали о чём-то своём, непонятном. Но некоторые разговоры Маринка даже ждала. Женщины часто рассказывали о цыганах. Мол, повадились они в последнее годы бродить тут и там. В деревнях уводили коней и коров, в городах заходили во дворы, проникали в квартиры, добро уносили, да детей малых воровали. Вот таких, примерно, как девочка у окна: голубоглазых, кудрявеньких... Маринка слушала и пугалась. И всё равно слушала. Вспоминала, как летними вечерами они с ребятами садились на бортик песочницы и заводили страшные разговоры - про чёрную комнату, чёрные руки на чёрной-чёрной стене... Особенно любила всех пугать Галка, то вскрикивая, то зловеще понижая голос. Игорь - так тот и слушать не мог, уши кулаками затыкал, домой убегал, Колька с Петькой хихикали, а Маринка поджимала к подбородку колени, натягивала на ноги сарафан до самых сандалий... И теперь Маринке про цыган очень нравилось. Она сворачивалась на кровати клубочком, пряталась с головой под одеяло - и боялась... - Да вы что глупые разговоры заводите? Девочку зря пугаете! - пристыдила как-то больных медсестра. - Та, что она понимает?- отмахнулись женщины. Но разговаривать стали тише. Всему услышанному Маринка свято верила. Бывая с бабушкой на рынке, сама цыганок видела. В ярких платках и пышных цветастых юбках, они ходили группами, приставали к прохожим. Бабушка, завидев их, хватала внучку за руку и обходила десятой стороной. Единственной радостью в больнице были визиты бабушки. Правда, из-за карантина в палату её не пускали, но утром и вечером медсестра приносила авоськи с гостинцами: игрушки, игры, книжки, конфеты и апельсины, булочки и пирожки, жареную курочку и печеную картошку... Девочка и половину не съедала, читать и играть не успевала. Постепенно гостинцы заняли весь подоконник, половину кровати. Засыпая в обнимку с новенькой куклой, Маринка вспоминала о маме и папе. Как они нежно целовали её каждый вечер перед сном, как мама водила её в парк на качели, а папа, когда грыз тараньку, отдавал ей самые вкусные и жирные кусочки ... День ото дня обида таяла, и родители казались ей, как и прежде - самыми лучшими на свете. Слова "Вы мне больше не мама и не папа" теперь пугали её саму. А вдруг ей поверили и никогда не заберут из больницы? Однажды утром медсестра, заглянув в палату, сообщила: - Тебя сегодня выписывают, собирай вещи. Вскоре пришёл доктор. Он и раньше навещал Маринку, ласково держал за руку, спрашивал, что беспокоит... Но сегодня явился не один, а с женщиной, которая... Да она только прикидывалась медсестрой! Это Маринка поняла сразу, только увидела её чёрные большие глаза, чёрные кудрявые волосы, выбившиеся из-под белой косынки, и оборку синей в красных розах юбки, которая виднелась из-под края халата. "Цыганка" улыбнулась и протянула к ней руки. Девочка и не заметила, как оказалась под своей кроватью, и стала на четвереньках быстро пробираться в противоположный угол комнаты. - Выходи, не бойся,- слышала она голоса соседок. - Иди ко мне, - сладким голосом пела та, что в пёстрой юбке. Она уже стояла на коленях и заглядывала в Маринкино убежище. Её глаза блестели, а накрашенные красной помадой губы растягивались в улыбке. - Ну, иди ко мне,- она тянула к девочке руку и манила её пальцем. - Не отдавайте меня цыганам! - зажмурившись, закричала Маринка. - Я к маме с папой хочу! Я слушаться буду! Наверху все почему-то засмеялись... Приоткрыв один глаз, Маринка увидела, что вместо "цыганки" под кровать заглядывает сам доктор. - Что ты, милая, придумала? Это же наша медсестра, самая опытная. Будет тебе лубок снимать! - Больно? - на всякий случай плаксиво поинтересовалась девочка. - Совсем не больно! Ну, если только чуть-чуть... Маринка показала сначала голову, посмотрев в добрые глаза доктора, наконец вылезла сама. "Цыганка" быстро, одним махом сорвала лейкопластырь, и хотя было больно, девочка даже не вскрикнула. - Ну вот, чудесный носик получился! - удовлетворенно оценил свою работу доктор. - Теперь можно и домой... Маринка почти бежала к приёмному покою, где её ждали родители. Сзади шла "цыганка" и несла четыре авоськи, битком набитые добром. Маринка, хоть и торопилась, а оглядываться не забывала - эти цыгане такие хитрые, глазом не успеешь моргнуть, как уведут коня, не говоря уж об играх и апельсинах...
|