Галина Уланова: Мне 34. Годы войны ужасны. Из Алма-Аты была вызвана и отправлена самолетом в Москву. Не хотела, но заставили отказаться от родного города! Отправили "под надзором" и "конвоем". Главные события в Москве для меня это два балета. 23 января я уже танцевала "Марию" в "Бахчисарайском фонтане" (Б. Асафьева) в постановке Р. Захарова. В Большом Театре помню много военных и их жен в бриллиантах и соболях. В буфете было изобилие: пирожных, икры, красной рыбы, шоколада и коньяков. Показалось, что война закончилась. Но, это было не так. К моим друзьям и знакомым каждый день приходили "похоронки" с фронта. 30 августа я станцевала "Жизель" (А. Адана) в постановке М. Петипа (редакция Л. Лавровского).
10 декабря у меня многое в голове просветлилось после события, чему я была свидетелем. Это не забыть, хотя и страшно вспомнить.
Портрет года: На приеме Шарля де Голля в Кремле Вождь Сталин произнес два тоста: один за министра транспорта СССР - Кагановича и за маршала СССР - Новикова. Он сказал, что если поезда будут плохо ходить, то министра расстреляем немедленно! Если самолеты будут летать плохо, то маршала не расстреляем, повесим на Красной площади! Все мои иллюзии закончились. Я увидела единоличного хозяина страны и КПСС. Я навсегда запомнила, что СССР чудовищная страна и СССР не от Бога. Все иллюзии закончились. Я все и навсегда поняла!
Махмуд Эсамбаев: Мне 18. Я работаю в Пятигорске. Неожиданно кто-то рассказал, что в Грозном идут облавы на местных чеченцев. Я ничего сразу не понял. Я спросил: "Почему в Грозном нет облав на "марсиан"?" "Так решили Коммунистические Власти СССР" - был чей-то ответ. Сначала в этот ужас не поверил. Подумал, что я инвалид войны и награжден за смелость медалью на фронте... а значит, мне ничто не грозит. В порыве негодования подошел к милиционеру и объявил, что я "чего-то не понимаю"... В какое-то мгновение ,правда, испугался, но не понял, что надо сломя голову спасаться от угрозы смерти. Однако, гордость и чувство чести пересилили чувство страха. Я прошел с милиционером до "Отделения Гражданской Милиции" и повторил: "Не хочу прятаться. Сам сдамся. Хочу к отцу и матери. Без меня они пропадут. Надо их кормить, даже если они живут за колючей проволокой концентрационного лагеря в Сибири. Не хочу жить без родителей." Я немедленно оказался среди "отловленных" после очередной ночной облавы в Пятигорске. Вокруг меня были: татары, калмыки, ингуши, кабардинцы, балкарцы, чеченцы и еще несколько национальностей. Оказалось, что это геноцид. Он начался по расовому и национальному признаку. Среди граждан СССР появились "американские негры", как я. Мы были загнаны в вагоны и ехали 15 дней куда-то. Почти не кормили. В дороге спали на досчатом полу среди помета от скота и человеческого кала. В этих вагонах еще вчера возили сельскохозяйственных животных на мясобойню. Узнал из разговоров: 22-23 февраля начались особо жестокие облавы на чеченцев в Грозном. Моим соседям по вагону дали 2 часа на сборы к переезду в концентрационные лагеря в Сибири. Не щадили ни малолетних детей, ни больных стариков. Отцу было 97 лет и для каторжника он не годился, но его забрали. Не спасло от депортации и геноцида и мать, как женщину у которой только-только погиб на фронте сын. Она еще даже не успела его оплакать и носила траур. Сын солдат не смог спасти мать от Советских концлагерей. Сын погиб защищая Советскую Власть от немецких нацистов - национал социалистов Германии. Многое я, сестра, мать и отец поняли о себе и своем месте из тех трагичных лет нашей социалистической истории СССР.
В конце концов, я остался один без своих близких и на чужой земле. Я предчувствовал, что отца и мать разделили для жизни в женском концентрационном лагере и мужском концентрационном лагере. Мои сны оказались правдой о скорой смерти мамы.
Я узнал позднее: похоронена неизвестно где? Могила неизвестна! Умерла где-то в канаве без мужа и детей. Кто ее хоронил? Дай Бог, чтобы все это было без боли. Страдание и разбитое женское сердце - ее не обошли. Я помню это и сегодня в 1997. Стоит перед глазами, как я еду среди трупов, мочи и человеческих истерик в скотском вагоне из Пятигорска до Макенки. Это навечно в памяти. Каждый день в полдень из вагонов выбрасывают трупы людей. Христиан и мусульман запрещено хоронить солдатам охраны. Я в ужасе молюсь своему Богу...
Наконец состав каторжников встал. Здесь станция Макенка. Сказали, что это Казахстан и 2000 км. от Северного Кавказа. Вышел из вагона и провалился в снег до шеи. Всех немедля развезли по колхозам, как свежую рабсилу. Я же искал отца старика и мне поэтому разрешили остаться на станции. Зашел в парикмахерскую и спросил: "Не видели ли Эсамбаева Али-Султана?" Мне ответила парикмахерша: "Проваливай бездомец. Нет таких здесь!" Услышав мой голос вышел мужчина. Предложил обогреться у плиты. Я весь дрожал после 15 дней льда в вагоне из Пятигорска. Он сказал: "Дура. Не гони. Парень хочет умыться" Я отказался. В ответ мне показали зеркало. Я посмотрел туда и захохотал. Я был похож на чернокожего жителя Африки. Я почесал затылок. Из ушей выпал козий помет, который слипся со мной в дороге. Я не мылся 15 дней. Когда я вымыл лицо парикмахерша вскрикнула: "Какой красивый мальчик!!!" Через минуту я узнал, что ее зовут Оля и рядом ее брат Виктор. Она вымыла мне голову, залила йодом кровоподтеки от вшей, а затем подстригла мои волосы наголо. Оля настояла: "Он будет у нас ночевать!" Когда мы втроем перешли железнодорожное полотно и вошли в квартиру отца, то дочь получила подзатыльник в ухо. Отец Иван кричал: "Кобеля привела." В ответ Виктор и Оля ответили: "Отец, ты поганый человек. Мы пойдем к отцовой сестре Кате." Нет. Никто никуда не ушел. Меня устроили спать на русской печи. Я спал в жаре. Мне снился летний Кисловодск, солнце и фонтаны с розовой водой в Пятигорске.
Навечно запомнил этих краснобородых и рыжих украинцев. Я остался у них на печи на два месяца. Меня взял Иван - мельник в подсобные работники. Я молол зерно и прославился толковым парнем. Я был снова сыт и это было чудо. И тут я захотел танцевать...
В один из дней я пошел в местный Дом Культуры. "Захотел танцевать и станцевал." Кто-то из сидящих в зале позвал меня с собой в Караганду. Пообещали тут же и работу танцовщика. Я поехал... с ним... с этим человеком.
И еще одно событие произошло в Караганде. Я тосковал по женской ласке и чуть не женился. А поэтому "женился" без регистрации брака. Ее звали Маргарита Беме. Ее мать немка. Отец азербайджанец. Родители работали профессорами. Оба акушеры - гинекологи. Я знал, что они занимались нелегальным делом. Это называлось: " делать тайные аборты женщинам".
Это было строго запрещено в 1941 году Правительством СССР. Я знал, что несчастные женщины отдавали любые деньги, чтобы остаться живыми и скрыть "убийство" своего ребенка. Но, не все было гладко. Случилось и то, чего я не мог в себе пересилить. Да я и не хотел этого делать.
Однажды я был в гостях и случайно услышал за дверью: "Маргарита! У вас целая шкатулка золота и дореволюционных бриллиантов..." В ответ раздалась реплика жены: "Махмуд пришел в чем стоял. Это все от родителей". Я немедленно возвратился из гостей в дом к ее родителям. Никому не показался на глаза. Стал молча собирать чемодан. Через какое-то время вернулась Маргарита. Ее мать не знала, что я уже дома. Она сказала дочери: "Что это ты одна пришла домой? Имей в виду, он тебя может бросить. А такого мужчину ты уже не найдешь никогда!" Я не вступал в разговоры с женщинами. Я открыл окно и ушел из их дома навсегда. Этот день я запомнил : 7 августа 1944.
Портрет года: Я еще юноша. Мне 18 лет. Я продолжаю искать своего старика отца и свою мать. Пока все без надежд. Я не верю, что они умерли. Вокруг говорят, что их нет в живых.
Булат Аюханов: Мне 6 лет. Пошел в начальную школу. Здесь обучение на татарском и русском языках.
Портрет года: Война потопила в крови все города и деревни Казахстана, моей Родины.
1945
Галина Уланова: Мне 35. Война закончилась. Много улыбок, но счастья, в глазах ни у кого нет. Видно, что лица искалечены болью и бесконечными поминками по убитым детям, женам, мужьям, сестрам и братьям. В каждой семье траур. Война никого не обошла стороной. Я много работала в этот год. 24 ноября станцевала "Золушку" (С. Прокофьева) в постановке Р. Захарова. Я знала, что С. Прокофьев написал "Золушку" и "Каменный цветок" с личным посвящением для меня.
Безумно болезненное и трагичное время. Занималась "перелицовыванием" всевозможной трофейной одежды. Много вещей пришло в советские магазины из Германии. Много различных шерстяных, хлопковых и льняных тканей на базарах, но денег для покупки их нет. Изобилие продуктов питания и вещей "пугает". За все это заплачено горем и кровью людей в России и на Западе. У меня удобная квартира и постоянная работа в Большом Театре. Я боялась своего тридцатипятилетия! Это пенсионный рубеж для балерины в СССР. "Сколько я еще продержусь? Не знаю?" - думалось тогда.
И еще, примечательно, что десятки маршалов и адмиралов, как и сотни генералов посылали тысячи корзин с цветами на мое имя. Не скрою, у меня кружилась от успеха голова.
Портрет года: Я не смогла устоять от опьянения. Был такой грех... Я еще не знала, что меня ждет пять свадеб и разводы с мужьями. Это очень горько говорить. Но, когда без венчания в церкви, то такое... возможно. У меня это было без церковного обряда. Что было, то прошло. Война меняла людей и заставляла жить "быстро".
Махмуд Эсамбаев: Мне 19. Скоро будет победа. Это уже в воздухе. Советская Власть вот-вот победит европейский национал-социализм, который напал на Союз Советских Социалистических Республик.
Портрет года: 9 Мая я не заметил. Этот день мне ничего не принес, кроме воспоминаний о бессмысленной смерти матери и брата. Я видел искалеченного ссылкой отца. Мой брат солдат не спас от горя своих родителей. Тогда ради чего он воевал? Он воевал ни за что! От всего этого у меня траур на сердце. Пустой день на календаре 9 Мая для меня, как каторжника и ссыльного "спецпереселенца" на чужбину. Мне не разрешают жить в Грозном законы СССР.
Я живу в Караганде (Казахстан). Хожу по базарам и ищу чеченцев, спрашиваю об отце из Старых Атаги. Танцую в местном городском театре. Однажды ко мне подошел важный человек. Представился: "Я Толыбаев. Министр культуры Казахстана". Похвалил. Предложил уехать с ним в Алма-Ату, а значит столицу Казахстана. Я согласился. Какая разница: в Караганде или еще где - бездомность!
Я думал все время об отце и маме. А, вдруг, они там?
По приезду в Алма-Ату сразу же побежал на базар. Цель - расспросить случайных чеченцев об отце и матери, что в ссылке и каторге. Понял, что и сестра на каторге где-то. Спрашивал о ней у всех вокруг.
Портрет года: И вдруг, через месяц работы в Алма-Атинском Театре Оперы и Балета, ко мне подбегает коллега. Яков Лаврентьевич Лубяной кричит: "Махмуд! Танцуй! Самая главная весточка. Ты будешь танцевать если возьмешь это!" Я увидел в его руках почтовую карточку: "Уважаемый директор театра! Работает ли у Вас мой сын Махмуд Али Эсамбаев? Сообщите, что его отец живет по адресу: станция Мерке, Второй сахарный совхоз. Казахстан". Я заплакал навзрыд. Я помню этот счастливый сентябрь! Я понял, что я был прав, что уехал из Караганды сюда, в Алма-Ату!
Вечером сел на поезд. Ехал около полутора суток. Боялся за его жизнь. Надеялся, что он с матерью и сестрой вместе. Почему бы и им не найти друг друга, как отец "почти" нашел меня в Алма-Ате?
Помню, что этот совхоз был в двух километрах от железнодорожного полустанка. Я нес десятикилограммовый полный чемодан еды и одежды для женщин и отца. Солнце. Жарко. Наконец узнал, где живет сторож Али-Султан Эсамбаев.
Вхожу в трущобу. Половина крыши сгнила и обвалилась. Одинокий, полуслепой в соломе лежит нищий. Спит или бредит во сне? Полумрак от пыли... не понять.
Тяну навстречу руки: "Отец!" Он узнал мой голос. Говорит навзрыд: "Сын мой! Не оставляй меня!" Отвечаю: "Я пришел к тебе! А... не оставлять тебя".
Увел его из блошиного и вшивого сарая в соседний дом. Заплатил аренду за несколько комнат. Все продукты раздарил вокруг. Их взяли нищие и голодные соседи. На второй день мы уехали в ближайший город. Здесь была больница. Это был Фрунзе. Три часа до больницы отец бы выдержал. Полутора суток езды до Алма-Аты отец бы не смог одолеть и умер бы в дороге наверняка от своих болезней. Вот почему я оказался в Киргизии и оставил Казахстан. В любом случае это была чужбина и не родина. Туда нам было запрещено ехать. Вот и весь сказ.
По приезду я пошел в столичный Театр Оперы и Балета. Отца оставил в гостинице на вокзале. Меня подозрительно встретил директор Джапар Садыкович Садыков. Сказал: "Покажите? Что умеете?" Я показал. Через несколько часов меня приняли на работу. Обеспечили жильем и помогли отцу с больницей.
Сердечность правила миром людей искусства. После приема на работу мне дали "прописку", а без нее в больнице нет мест в СССР.
Портрет года: На этом год не кончился. Мы сыграли две свадьбы. 16 ноября я женился на моей возлюбленной Мине Ханумянц. Моей сверстнице. У нее много родственников среди армян, русских и чеченцев. Но, мы не были первыми за свадебным столом... Первой свадьбой стала свадьба отца. В него влюбилась Софья Михайловна Бурштейн. У нее много родственников среди евреев, русских и чеченцев. Невесте исполнилось 55. Отец отметил свои 98. Шесть месяцев в больнице, и женская любовь подняла его на ноги. Они не захотели дружить, а стали семьей.
Отец был больше не один, а это было уже "не малое дело". О нем заботилась замечательная женщина. Что я думал об этом? Скажу только одно слово. За жизнь отца у него было много браков. Я помню его 6 чеченских жен и жену цыганку Гитану. Но только одну из его жен после смерти моей мамы Бикату я назвал "мама". Этой женщиной была - Софья Михайловна. Прожив несколько лет с ней, отец ее забыл и полюбил еще одну женщину. Его последней женой была Хадиджа, девушка 27 лет. Умер Али-Султан в 101 год. На мой вопрос к Хадидже, почти своей сверстнице: "Что ты в нем нашла?" Получил ответ: "Таких мужчин сейчас уже и нет. Это ласковый муж и щедрый мужчина!"
Я согласен, что спорить с женщиной отца не надо. Жены знают свое дело исправнее невест.
Портрет года: Моя свадьба была без свидетельства о браке. Мина приняла мою фамилию "Эсамбаева". Я всем сказал, что " не верю в брак через свидетельство". Мине же я рассказал, что "я прокаженный" в СССР. Я "спецпоселенец" и "почти каторжник". Она все поняла. Это фантастическая женщина. Я бесконечно в нее был влюблен и остаюсь влюбленным. О своем первом неудачном браке я рассказал ей через несколько десятилетий. Она поняла. Она меня всегда понимала и любила. Мы созданы друг для друга на этой земле. Слава Аллаху - это так и есть!
Портрет года: Весь год я работал в Театре Оперы и Балета во Фрунзе (Киргизия).
Булат Аюханов: Мне 7 лет. Мы целый год привыкали к городу. Новое место было очень необычным после Севера. Вокруг возвращались: уроды, инвалиды и калеки. Всех перемолола война. Старые и молодые были на одно лицо. Все вокруг плакали, страдали и мучились. К несчастьям привыкнуть нельзя, даже если это изо дня в день.
Портрет года: Мамы никогда или, почти никогда, не было рядом. Меня воспитывала сестра. Сидел у себя во дворе после школы.
1946
Галина Уланова: Мне 36. Год прошел в интенсивной работе. В Большом Театре я станцевала второй раз "Шопениану" в постановке М. Фокина. Первый раз это было в 1928 в городе на Неве и на выпускном спектакле. Я всегда руководствовалась словами гениального Михаила Фокина о своей "Шопениане": "В "Шопениане" - полное отсутствие виртуозности. Этот балет был сознательно построен с минимумом техники. В "Шопениане" движение рук мягкие, линия тела - удлиненная, А-ля Тальони... "Шопениана" показывает мой идеал романтического балета, поэзию и тоску. Это танцевали редкостно: А. Павлова, Т. Карсавина, А. Ваганова, Е. Гердт и Е. Люком". Мои "Вальс" и "Прелюд" прошли удачно 11 января. Я была рада своей удаче. Начались репетиции по В. Шекспиру. Это в постановке Л. Лавровского. Я танцевала "Джульетту" в "Ромео и Джульетте" (С. Прокофьева). Было ощущение счастья и своеобразного "подвига". Я знала, что не все довоенные балерины способны на это в 36 лет. Война искалечила у многих здоровье и нервы. 28 декабря была премьера "Джульетты". Все обошлось хорошо.
Портрет года: Большой успех в газетах и на радио. Это радовало.
Махмуд Эсамбаев: Мне 20. 5 июня 1946 у нас с Миной родилась дочь Стелла. Это единственный и любимый ребенок. Она наша наследница и наше сердце. Она "Собака" с сердцем "Близнецов". Я был на гастролях, когда это случилось. Увидел ребенка через полгода по возвращению домой.
Я работал много в театрах Казахстана и Киргизии. И хотя дедушка Али-Султан относился к женщинам свысока он глубоко почитал Мину. Когда она болела после родов и не могла полноценно принимать пищу более месяца, то он узнал про это и пришел со словами, которые Мина цитирует постоянно. Вот эти слова: "Мина, умру, если ты не поешь вот эту лепешку и эти свежие вишни". Для него жена единственного живого сына была особой женщиной. Каждый чеченец поймет все это через особые слова старика к ней. Старик знал, что родилась дочь - каторжница у сына - каторжника. Мина же была не на поселении, она была "свободная женщина". Старик видел в ней героиню. Она связала свою жизнь с сыном от отца - каторжника. Все это было у старика в мыслях. Он боялся несчастий, которые искалечили его дочь, жену и двух сыновей.
Портрет года: Подслеповатые глаза старика кровоточили от памяти, где очередная смерть стояла в очередь за смертью. Могилы близких окружили его бесконечное долголетие. Человек ХIХ века исстрадался в ХХ веке. Век социализма и двух Мировых войн оказался не по силам здоровяку - богатырю.
Портрет года: Я продолжал придумывать новую хореографию, разрабатывать национальные ритмы и делать новые танцевальные номера.
Булат Аюханов: Мне 8 лет. Мать купила железнодорожные билеты, и мы поехали в Алма-Ату. Друзья вскоре помогли с пропиской в столице. Мама устроилась по тому же знакомству и на работу в Министерство Сельского Хозяйства при Правительстве Казахстана. Ей чудом доверили должность государственного чиновника. Однако, шесть месяцев до этого ей пришлось быть безработной. Ей улыбнулось счастье, и теперь у нее есть маленькая зарплата.
Портрет года: Самое яркое впечатление: Сижу на тутовом дереве и пою. Мог петь много часов. Слов не было. Была мелодия, бесконечная мелодия из шепотов и звуков. Директор школы однажды подошел и сказал: "Эта девочка хорошо поет. Не проморгайте талант. Очень даровитый голос. Счастье, иметь такого ребенка!"
1947
Галина Уланова: Этот год прошел без чего-то нового для меня. Никаких основных ролей у меня не было. Танцевала репертуар, что был в 44-м, 45-м и 46-м годах. Мне 37. Чувствовала иногда усталость, но скрывала. Сказывалось и то, что я переболела во время эвакуации смертельной болезнью. Осложнения после этой страшной болезни то и дело давали о себе знать.
Портрет года: Радовалась в концертах: "Вальсу" Рубинштейна (с. В. Преображенским и Ю. Кондратовым), "Па-де-де" в "Корсаре" (с В. Чабукиани и В. Преображенским), "Танцу со змеей" из "Баядерки" и танцу "Русская" из "Конька-Горбунка".
Махмуд Эсамбаев: Мне 21. В глаза все более и более бросаются факты арестов людей. Уверен, что этот террор нужен с целью бесплатных работников для восстановления разрушенных войной городов и сел СССР.
И еще было памятное событие с редкими людьми. Все потому, что концлагеря и война всех перемешала. Я встретился с человеком, который рассказал мне о великом поэте Николае Алексеевиче Заболоцком. Его я вспомнил сегодня, разговаривая о том далеком 1947 годе. Я узнал о "секретном" в то время. Вот рассказ моего друга Виктора Михайловича. Он сидел в тюрьме с Заболоцким. Он читал в тот год для меня эти записки Н. Заболоцкого. Жизнь состоит из невероятных событий и встреч. Так было и в тот год. Протрет года из разговоров друзей...
Семнадцати лет от роду, в 1920 году, Николай Заболоцкий переехал из Уржума в Москву, а затем в 1921 году - в Петроград. Он учился в Педагогическом институте имени А. И. Герцена на отделении языка и литературы, после окончания которого служил в Советской Армии. Его жизнь между 1938 и 1946 была преподнесена газетами, как "засекреченная творческая командировка". В действительности все более трагично и крайне бесчеловечно до цинизма. В марте 1938 года Николая Алексеевича вызвали по срочному делу в Ленинградское отделение Союза писателей где его уже ждало НКВД. "В ожидавшей меня машине мы приехали ко мне домой, на канал Грибоедова. Жена лежала с ангиной... Я объяснил ей, в чем дело. Сотрудник НКВД предъявил мне ордер на арест. - Вот до чего мы дожили, - сказал я, обнимая жену и показывая ей ордер. Начался обыск. Отобрали два чемодана рукописей и книг. Я попрощался с семьей. Младшей дочке было в то время 11 месяцев. Когда я целовал ее, она впервые пролепетала: "Папа!" Мы вышли и прошли коридором к выходу на лестницу. Тут жена с криком ужаса догнала нас. В дверях мы расстались". Так был арестован поэт. Вскоре начался допрос, длившийся около четырех суток без перерыва. Николай Заболоцкий отказался признавать за собой какие-либо преступления против КПСС. Далее допрос велся в кабинете следователя НКВД Лупандина и его заместителя Меркурьева. Вот документ: говорит Николай Алексеевич Заболоцкий: "По ходу допроса выяснилось, что пытаются сколотить дело о некоей контрреволюционной писательской организации. Главой организации предполагалось сделать Н. С. Тихонова. В качестве членов должны были фигурировать писатели - ленинградцы, к этому времени уже арестованные: Бенедикт Лившиц, Елена Тагер, Георгий Куклин, кажется, Борис Корнилов, кто-то еще и, наконец я. Усиленно допытывались сведений о Федине и Маршаке. Неоднократно шла речь о Н. М. Олейникове, Т. И. Табидзе, Д. И. Хармсе и А. И. Введенском - поэтах, с которыми я был связан старым знакомством и общими литературными интересами. В особую вину мне ставилась моя поэма "Торжество земледелия", которая была напечатана Н. С. Тихоновым в журнале "Звезда" в 1933 году". На почве голода и бессонницы мутился рассудок. Появились галлюцинации. Важно было владеть собой, хотя владеть собой было необычайно трудно. Тем более, что побои резиновой палкой по спине, шее и пяткам, как и издевательства носили систематический характер. НКВД отличалось неисчислимой изобретательностью - от тумаков и зуботычин до ледяной струи из пожарного шланга. Все испытал и перенес этот человек... Его держали в больнице для умалишенных - буйно умалишенных и тихо помешенных; тюремную камеру, до отказа набитую арестантами, (среди которых были писатели Д. Выгодский и П. Медведев); новую мучительную серию допросов и пыток. Он видел: круглосуточные мытарства и унижения многих людей, тюрьму "Кресты", Свердловскую пересыльную тюрьму и этап по Транс - Сибирской магистрали, который длился шестьдесят с лишним дней. Он писал: "Понемногу жизнь превратилась в чисто физиологическое существование, лишенное духовных интересов, где все заботы человека сходились лишь к тому, чтобы не умереть от голода и жажды, не замерзнуть и не быть застреленным, подобно зачумленной собаке... В день полагалось на человека 300 граммов хлеба, дважды в день кипяток и обед из жидкой "баланды" и черпачка каши. Голодным и иззябшим людям этой пищи, конечно, не хватало. Но и этот жалкий паек выдавался нерегулярно и, очевидно, не всегда по вине обслуживающих нас привилегированных уголовных заключенных. Дело в том, что снабжение этой всей громады арестованных людей, двигавшихся в то время по Сибири нескончаемыми эшелонами, представляло собой сложную хозяйственную задачу. На многих станциях из-за лютых холодов и нераспорядительности начальства невозможно было снабдить людей даже водою. Однажды мы около трех суток почти не получали воды и, встречая новый 1939 год где-то около Байкала, должны были лизать черные закоптелые сосульки, наросшие на стенах вагона от наших же собственных испарений. Это новогодние пиршество мне не удастся забыть до конца жизни".
Портрет года: Я с успехом гастролирую из города в город. Паспорт в гостиницах не показываю. Это опасно. Ловчу и притворяюсь нормальным", а не сосланным каторжником с клеймом "спецпоселенец". Мне удается хитрить и изворачиваться, когда живу в гостиницах "за конфеты" для паспортисток. Роль - "свободного человека" пока удается! Это почти "везение". Это почти "счастье".
Жена боится рожать детей. Аборт идет за абортом. Она говорит: "Кому нужны спецпоселенцы?" Это трагедия моей жены и меня! Этот вопрос сжимал сердце и душу. За короткое время я и она потеряли 7 мальчиков и 1 девочку. Это трагедия. Это наши похороны. У нас нет слов обсуждать это семейное горе. Объясняет все каждодневная "ситуация" на улицах. Все магазины, телеграфные столбы, площади, кинотеатры, стены школ и библиотек заклеены специальными "Обращениями Правительства СССР к гражданам" СССР. Они гордятся самой счастливой страной социализма в мире промеж всех стран мира.
А это то, что зовут среди людей: "ЗЕЛЕНЫЕ ЛИСТКИ". Под ними подпись: Глава Политической Полиции СССР (Вождь Берия) и Глава Гражданской Полиции СССР (Вождь Молотов) и еще кто-то из Вождей. Эти листки висели до конца 1954 года. Это исторический факт.
Привожу на память:
"Чеченцы, как пособники фашистов на вечные времена переселены в Сибирь и Среднюю Азию. Всякому кто окажет помощь этим спецпоселенцам из мест их поселения грозит наказание в 5 лет лишения свободы с погашением в правах. Спецпоселенцы самовольно покинувшие место их поселения расстреливаются на месте или отправляются на каторжные работы".
Я никогда не забывал, что я чеченец. Смерть родствеников исчезнувших в концентрационных лагерях, без свидетельств об их смерти, подтверждала, что мой пот, который выступает у меня иногда во сне - это не фантазия. Это реакция тела на ужас и чудовищные условия жизни. Любой милиционер, кто открыл бы мой паспорт "на гастролях" или в любой гостинице - имел право застрелить меня из своего оружия. Я знал о таких случаях!
Портрет года: Я видел, неоднократно, как советские крестьяне, необразованные чеченцы и часто не знавшие русского языка, были расстреляны на "въездах" в города. Они не знали, что их жизнь дешевле скота при Советской Власти в СССР. Оказывается их вина в том, что они ехали на похороны из одного "места" в "другое". Им же запрещено ездить на похороны. Все они "спецпоселенцы" на вечные времена. Это правда о жизни советских граждан из 1947 года. Все это было. Я имею ввиду "Зеленые листки". Все это относилось к чеченцам, ингушам, корейцам из Сахалина, курдам Закавказья, туркам - месхетинцам, балкарцам, карачаевцам, немцам из Поволжья и крымским татарам. Это список геноцида при Советской Власти. Все эти малые народы были "выделены" для истребления через геноцид по признаку расы. Расизм родился в СССР и все более расцветал при Вожде Сталине и его КПСС. Советские граждане были поделены Советской Властью.
И еще скажу. И хотя эти "листочки" заклеили все города СССР до смерти Генералиссимуса и Главного Коммуниста СССР , тем не менее: до января 1957 года - все эти народы жили в "резервациях" под прицелом "спецвойск" Политической и Гражданской полиции СССР. Я свидетельствую это для всех вокруг, как очевидец зла. Только с января 1957 года, повторяю опять и повторяю опять, изменилось все к лучшему. А именно, были сняты "автоматчики" на дорогах в города и села. Первое, что сделали: чеченцы, ингуши, корейцы Сахалина, курды Закавказья, турки из Месите, балкарцы, карачаевцы, калмыки, крымские татары и немцы Поволжья - догадались? Или еще не догадались? Они немедленно все "хлынули" на кладбища своих детей, отцов, матерей, дедов и бабушек. Люди не могли поступить не по-людски. Они бросились отдать долг своим близким на могилах. У чеченцев, ингушей, корейцев Сахалина, курдов Закавказья, турков из Месите, балкарцев, карачаевцев, калмыков, крымских татар и немцев Поволжья была отнята возможность не только молиться своим Богам, но и разговаривать с умершими на их могилах. Этот ужас может понять верующий в Аллаха человек! С 1944 по январь 1954 я был в "депортации" и "ссылке". Я не мог жить у себя на Родине в Чечне, моем городе - Грозном. Но, это особая история. Этот год был годом раздумий и тревог. Впрочем , я расскажу это все по порядку. Просто защемило сердце и я "забежал" вперед. Автор книги мне не возражает. Он не исправляет моих чувств и слов с мыслями о прошлой жизни в этом 1947 году.
Булат Аюханов: Мне 9 лет. С этого года моя семья безвыездно в Алма-Ате. Каждый день школа. Я в третьем классе, а старший брат в соседней классной комнате.
Портрет года: Вокруг много безработных. Война разрушила рабочие места. Солдаты с войны в мирное время мало где нужны.
1948
Галина Уланова: Мне 38 лет. Мне доверили танцевать две партии: "Одетты" и "Одиллии" в постановках М. Петипа и Л. Иванова. 15 декабря состоялось "Лебединое озеро" (П. Чайковского).
Портрет года: Большой Театр был переполнен. Очереди встали ночью перед кассой театра. Больше никаких основных ролей не было. Здоровье все более и более ухудшается. Сказывается военное время. (От автора: Читатель! Я заметил, что Г. У., когда рассказывает, то переносится из "прошлого" в "настоящее время". Я оставил все так, как есть. Я оставил "стиль из слов". Когда читатель доживет до 87, то он поймет автора).
Махмуд Эсамбаев: Мне 22. В тот год я потерял отца. Все мои родные умерли. Больше никого нет. Он долго жил и много видел на своем веку.
Портрет года: Али-Султан умер 7 августа на 102 году. Его тело покоится на мусульманском кладбище под Фрунзе. Цыганка и христианка - Гитана, чеченка и мусульманка - Хадиджа и русская и иудейка - Софья Михайловна... Они все помирились друг с другом в день начала своего вдовства. Их объединило слово "вдова". Бог им судья, этим женщинам.
Я так же работал в Театре Оперы и Балета во Фрунзе. Я ставил свою хореографию и совершенствовал искусство индивидуального танца. Невероятно насыщенный год. Я езжу с гастролями из одного конца Киргизии в другой. Это сотни представлений в театрах, клубах и свадьбах. Я посетил десятки городов и сотни сельских поселков. Я счастлив от работы на сцене.
Портрет года: Меня бесконечно любили. Я, как бы, в зените славы. Я танцевал в балете "Бахчисарайский фонтан" (Б. Асафьева) в постановке Р. В. Захарова. Мне доверили: "Краковяк", "Мазурку" и "Коду". Танцевал в балете "Весна идет" (С. Рахманинова) в постановке И. К. Ковтунова.
Танцевал "Капитана" и "Танец в ресторане" в балете "Красный цветок" (Р. Глиэра) в постановке И. К. Ковтунова.
Танцевал "Бульбу" в балете "Тарас Бульба" (Соловьева-Седого) в постановке И. К. Ковтунова.
Танцевал "Боба" в балетном спектакле "Под небом Италии" на музыку итальянских композиторов в постановке (В. М. Юровского).
Танцевал "Ротбарта" в Лебедином озере" (П. Чайковского) в постановке И. Кириловича.
Портрет года: В этот далекий 1948 год, я, почему-то, все чаще и чаще вспоминал свою мать Бикату. Именно она и умерла в первую ночь геноцида над чеченцами 22 февраля 1944. Умерла в 34 года от насилия. На год с небольшим она пережила возраст Мумы. Все эти несчастья встали перед моими глазами, как отца Стеллы. Что готовит ей судьба? Я боялся за свою жену Мину. Иногда это превращалось в ощущение навязчивой болезни. Мы продолжали оставаться "изгоями" и "второсортными гражданами" в СССР.
Перед глазами проходили картины - воспоминания из далекого детства.
Их было много в этот год после смерти отца. Я расскажу одну из них:
Осень 1924. Северный Кавказ. Один из самых богатых людей Горного Кавказа Ич-Мальцег объявил состязание. Отец победил всех в этом ратном деле. Он доказал всем вокруг: он лучший танцовщик. Он доказал всем вокруг: он лучший наездник. Он победил в честном поединке за право на руку 15 летней дочери организатора состязаний. В награду отец получил: загон овец и загон лошадей. Никто не считал животных по головам. Одно ясно, там сотни и сотни голов скота. Став богачом, жених предстал перед невестой. Увидев "будущего жениха" невеста упала в обморок. Жених был седым стариком. Белые усы и белые волосы выдали его возраст. В отместку невеста решила совершить побег из дома или убить себя. Служанка уговорила не идти на самоубийство и спрятала девочку в бочке. Но побег не удался. Слуги ее отца разоблачили ее и поймали ее непокорную. Ей исполосовали ударами веревки всю спину. За 6 месяцев дочь пришла в чувства и оправилась для свадьбы. Отец знал, что внутри девочки сидит "бес". Он позвал муллу и сказал: "Смотри, Бикату! Вот порошок. Если хочет Аллах твоей свадьбы, то этот белый цвет превратится в синий". Он растворил порошок в воде на глазах невесты. Она увидела, что чудо случилось. Аллах хочет ее свадьбы. Они поженились, и родился я - Махмуд Эсамбаев. Я не знаю: хорошо это или плохо? Это, просто, обычаи и реальная жизнь моей семьи. Это не самая грустная история. Здесь история свадьбы моих родителей. Все это правда. Разница в возрасте не была для них помехой.
Портрет года: В тот год я часто вспоминал и тот день, когда я познакомился со своей невестой - Миной. Вот как это было: Я репетировал свои танцевальные номера. Это было в Театре Оперы и Балета (Фрунзе). Увидел в зале танцовщицу Олю Чалову. Та пришла со своей подругой. После репетиции мы встретились у входа в театр. Был теплый и солнечный май. Я узнал имя незнакомки - Мина Ханумянц. Чуть позже она призналась, что отзыв обо мне был не лестный. А, именно: "Красивый. Не дурак. Больше всего любит только себя и больше никого!" В общем, я не понравился Мине с первого взгляда. На другой день состоялся бал и я танцевал. Танцевал со всеми, но не с Миной. Мина подошла и спросила: "Почему Вы со мной не танцуете?" Я ответил дерзко: "Охоты нет". Вскоре был еще один бал и чей-то "День рождения". Я подошел к Мине и сказал: "Ты хотела танцевать? Давай станцуем!" Я видел еще на первом балу, что она танцует потрясающе. Вскоре она познакомила меня со своими близкими и родственниками. Все они меня знали давно. Я был местной звездой и очень знаменит. Вот такая история. Смотрите подробно, где и когда была наша свадьба. Мы поженились через полгода.
Портрет года: Я смотрел на свою жизнь, как на что-то очень странное и интересное. Две судьбы - отца и моя? Разве не странно! Две разные жизни, как бы два разных столетия. Таким я прожил 1948 в СССР.
Булат Аюханов: Мне 10 лет. Я все еще в общеобразовательной школе. Сюрприз, сюрприз и сюрприз для всех случился в этот год. Я посещаю и балетную школу, как ученик знаменитого педагога!! Я до сих пор не знаю, как произошло это чудо. Мой балетный педагог Мария Мроз меня хвалит и ставит всем в пример.
Портрет года: У мамы идет больничный лист за больничным листом c весны до середины лета. Она не работает и лежит в кровати, когда очень плохо. Приступы астмы почти убили ее. "Я не могу позволить себе умереть из-за троих детей на руках", - повторяет она ежечасно. Через полгода ей назначили пенсию по инвалидности и запретили работать. Чтобы кормить детей - она стала вновь работать, но "время от времени", когда прекращались приступы астмы. Но все вскоре повторялось, и она вновь заболевала - слегала в постель надолго. У меня не хватает слов, чтобы описать несчастье! Так, мы и жили. Мои уроки музыки и балета были в двух школах бесплатными. Платило государство для одаренных детей.
1949
Галина Уланова: Мне 39. Противоречивый год. 9 сентября танцевала основную роль "Параши" в "Медном всаднике" (Р. Глиэра) в постановке Р. Захарова. Я помню, как прекрасно танцевали "Парашу": О. Лепешинская, Т. Вечеслова и Р. Стручкова. 30 декабря танцевала другую основную роль "Тао Хоа" в "Красном цветке" (предыдущее название: "Красный мак") в постановке Л. Лавровского на музыку (Р. Глиэра). Больше никаких основных ролей не было. С 30 декабря 1949 по 12 февраля 1954 у меня был "перерыв" с основными ролями на сцене Большого Театра. Лишь в 1954 я еще станцую "Катерину" в "Сказе о каменном цветке" (С. Прокофьева) в постановке Л. Лавровского. И это потому, что С. Прокофьев написал для меня посвящение в "Цветке". Такое было время!
Портрет года: Неуверенность. Беспокойство. Внутренняя неустроенность в душе.
Махмуд Эсамбаев: Мне 23. Это - еще один трагический год. Новое несчастье обрушилось на мою голову. Меня депортировали из Фрунзе, как "врага народа"! А все потому, что я нарушил свой статус второсортного гражданина СССР. Я захотел свободы, и мне это жестоко обошлось. Вот как это было: "Кто-то донес на меня". Позавидовал моему таланту и должности солиста театра в столице Киргизии. Я пришел по повестке в отделение Гражданской милиции и был оштрафован за нарушение закона СССР, который распространялся на меня. Я "забыл" главное, что я "почти преступник" в СССР! В ответ на оскорбления со стороны офицера Политической полиции НКВД и начальника паспортного стола я назвал их "свиньями". Офицер скомандовал солдатам окружить "хулигана" и выслать в 24 часа на каторжные работы на урановые рудники. Это была бы верная смерть от лейкемии от радиации или туберкулеза. Все эти болезни свирепствовали в советских концлагерях Киргизии. На следующий день я был доставлен по секретному адресу: "8-й комбинат на берегу реки Чонкимен, где Бурулдайский район в Киргизии". По приезду я устроил потасовку среди охранников и арестованных. Через три дня меня под конвоем увели с уранового рудника и депортировали в село "Бурулдай". Это важное и полузабытое свидетельство моих чувств о годах террора в СССР. Этот год я закончил вдали от жены и дочки.
Портрет года: Хвала Аллаху, что меня не успели искалечить среди бандитов и наркоманов, которые жили в тех же советских концентрационных лагерях среди "политически неблагонадежных" и "второсортных граждан" СССР.
Булат Аюханов: Мне 11 лет. Помню, что в этот год много катался на коньках. Была очень морозная и холодная зима в Алма-Ате.
Портрет года: Я учусь и учусь в трех школах. Танцевал впервые Па-де-труа в "Щелкунчике" (В. Вайнонена) в Алма-Ате.
1950
Галина Уланова: Мне 40. Много танцевала в концертах для маршалов и адмиралов. Вот это: "Сувенир" (музыка Дрдая) в постановке Ф. Лопухина, "Мотылек" на музыку "Забытого вальса" Ф. Листа в постановке Р. Захарова, "Умирающий лебедь" (Сен-Санса) в постановке М. Фокина, "Па-де-де" из "Корсара" в постановке М. Петипа, "Ноктюрн" (Р. Шумана) в постановке В. Чабукиани, "Седьмой вальс" (Ф. Шопена) в постановке М. Фокина и многое другое. Всего не упомнишь! Особо всем нравился мой танец в "Голубе мира" на музыку - Шумана и Шопена в постановке Чабукиани. Это часто танцевалось на правительственных концертах в Кремле.
Портрет года: Вождь Сталин был всегда и везде.
Махмуд Эсамбаев: Мне 24. За окном 1950 год. Я стал осознавать, что у меня началась вторая ссылка за столь недолгую жизнь. Советская Власть разрушила мою семью и сделали мою жену полувдовой и дочь полусиротой. Они стали родственниками заключенного из концлагерей и каторжника. Осознавать свою трагедию приходилось ежедневно. Однако, мне опять "повезло". Я всегда не сидел на месте и чтобы я ни делал на каторге - я продолжал танцевать. Я был благословлен для этого Аллахом. Меня как-то приметил директор местного Дома Культуры и предложил принять на "должность" для организации представлений для солдат охраны и заключенных. Им разрешались мои концерты, если они сносно ведут себя в соседних концлагерях. Что я сделал? Я немедленно организовал: тюремный балет, бал с офицерскими женами, бал с детьми и школу балета для детей местных начальников. "Все сразу тебя полюбили", - сообщил мне охранник из "вольнонаемных солдат" немного спустя.
Портрет года: Этот год я закончил в селе Бурулдай, как тюремный артист. Нет, я не грузил вагоны с щепой и деревянными чурками. Я стал работать по "экзотическим специальностям". В концлагере я "стал": балетмейстером, конферансье, танцовщиком и директором балетной школы.
Булат Аюханов: Мне 12 лет. Самое яркое впечатление это просмотр киносерии: "Большой Концерт". Был потрясен танцами: Улановой, Дудинской, Сергеева, Чабукиани, Анисимовой и Плисецкой. Эти сказочные "видения" остались в памяти навсегда. Я учусь так же в трех школах.
Портрет года: Мама болеет, но реже и реже. Это праздник для нас детей.