Рюнтю Юри Мэттью : другие произведения.

Великие Немые

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    33.ГЛАВА "Приёмыши Фёдора Карамазова"
  Приемыши
  
  
  
  
  Итак, приглашение внутрь "Третьего Тоннеля Времени: 1879 год" состоялась. Время идет вспять и это из 1997 года.
  
  
  
  ДРАМА: "ПРИЕМЫШИ"
  
  
  
  Действующие лица
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ
   самый богатый человек, содержатель почти всех трактиров в уездном городке
  
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ
   модный повар с дипломом из столицы
  
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ
   отставной военный офицер, пенсионер
  
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ
   будущий монах, а пока безработный
  
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ
   домоправитель и сторож
  
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ
   преподаватель и ученый, в отпуске
  
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА
   умирающий иеросхимонах
  
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА
   домработница и кухарка
  
  
  
  
  АДЕЛАИДА ИВАНОВНА МИУСОВА
   первая жена Ф. П. Карамазова
  
  
  
  
  СОФЬЯ ИВАНОВНА КАРАМАЗОВА
   вторая жена Ф. П. Карамазова
  
  
  
  
  ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ
   Юродивая
  
  (отчество и девичья фамилия неизвестны)
  
  
  
  
  
  АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА
   дама на выданье, безработная
  
  (зовут Грушенька, но девичья фамилия в тайне)
  
  
  
  
  
  СВЯЩЕННИКИ: русский ортодокс и раввин.
  
  
  
  ПРОХОЖИЕ: дети, подростки и взрослые.
  
  
  
  ПТИЦЫ: белые голуби и черная ворона (живые).
  
  
  
  
  
  Характеры и костюмы
  
  
  
  ОТЕЦ СЕМЕЙСТВА КАРАМАЗОВ: Православный, дважды вдовец (60). Мужчина, крайне износившийся от любовных похождений. Хотя и неродовит, но ведет себя очень "сановито". Заподозрив у себя римскую кровь, смело идет на любой блуд, хапужничество и открытую развращенность. В силу яркого ума и бесчестности, стал самым богатым человеком в уездном городе. Прижимист и крайне удачлив в трактирном и питейном бизнесе. Высокомерен с равными по рангу и нагл с низшими чинами. Постоянно "под шефе". В минуты просветления привязан к деревенскому мужику Григорию, что выкормил его детей. Бесконечные запои лишают его твердого разума. Его тело почти разрушено. Душа бессильна и мятежна. Приобретенный алкоголизм выявляет: плаксивость, жалобливость, неспособность контролировать себя. Иными словами, больной начинает одно, а заканчивает... "другое" или, точнее, "другим". Внутреннее неряшество прикрывается неприступной "хитиновой" оболочкой. А потому он блестяще одет. Часто во фраке с белой бабочкой. Хотя иногда и в тапочках, в силу... отсутствия каких-либо намеков на родовитость и хорошее воспитание. Одним словом - "мозгляк". Истеричность стала вторым "я". Плотояден до умопомрачения. Топает ногами, вопит... причитает. Сладострастие овеществилось в цель жизни. Каждого из детей не любит и опасается. Похоть доминирует в языке и поведении. Слова любви "зажигают" до брызганья слюной. Глаза как пожар. Бисексуален и крайне влюбчив.
  
  
  
  МЛАДШИЙ СЫН КАРАМАЗОВА - ПАВЕЛ: Православный, холост, юноша на 19-ом году. Лакей без зазрения совести. Однако себя никогда и нигде не забывает. Выше всего ставит верность к сексуальному партнерству. Однолюб. Желание отца для него закон. Ревнивость усугубляется эпилепсией. Крайне мнителен. Его плоть и душа больны. Слова почти все на "растяжку". Они сладко поются нараспев. Артистичен, имитирует любые голоса людей. Находит в этом забавную причуду и удовольствие для самого себя. Типичный гей. Постоянно переодевается. То пестрая ленточка, то незаметная брошка, то шелковая косынка, то залихватская фуражка. Не стесняется губной помады и красно-вишневого маникюра. Очень экстравагантен с точки зрения местных провинциалов. За болезнью... все "выкрутасы" прощаются. Всеми любим. Живет в провинции с целью накопить с помощью отца-любовника много денег и уехать в столицу. Ради денег не остановится перед убийством, особо, если этот инстинкт возбужден ревностью к сексуальному партнерству.
  
  
  
  СТАРШИЙ СЫН КАРАМАЗОВА - ДМИТРИЙ: Православный, холост (27), дворянской крови. Родовитость и плотские страсти определяют поступки. Выглядит старше своих лет. Лицо болезненное. Щеки ввалились, желтизна. Темные глаза. Смугл в мать. Склонен к агрессивности, если способствует окружение. Гуляка и бабник. Завсегдатай в отцовских трактирах и пивнушках. Всю жизнь, начиная с отрочества, живет в ожидании наследства от покойной матери, дворянки. Вечные посулы о выдаче денег и отцовский обман крайне злобят. Постоянно живет в долг, списывая расходы на выпивку в долговые книги, которыми славятся русские кабаки. Наследственный алкоголизм: дрожат руки, часто плаксив, патологическая неуверенность в себе.
  
  
  
  СРЕДНИЙ СЫН КАРАМАЗОВА - ИВАН: Неправославный, холост (23), травмирован психически в раннем детстве. Сознание раздвоено. Не знает, что хорошо или плохо. Никого не любит, боится смерти. Прилив воодушевления вызывает чья-либо боль. В поведении доминирует вседозволенность. Циник. Типичный атеист. Живет в постоянном обмане. Панически прячет свои религиозные корни. Терпелив и трудолюбив. Самоуверен. Талантлив к написанию рецензий в знаменитые газеты, модные журналы и книжные обозрения. В трактирах почти не бывает, поскольку боится потерять разум. Верит в интуицию. В силу своего грандиозного ума и нечеловеческой воли к жизни переборол в себе наследственный алкоголизм. Его дух доминирует над плотью... Нездоров, как и все карамазовские дети. Плоть больна, и это видно через то, как он двигается или идет "точно судорогой". Знает, что бездетен, как и все его братья. Отец алкоголик и это причина его недуга. Сексуальная ориентация - загадка. Иногда нервный смешок обескураживает всех вокруг. Саркастичен к миру людей и вещей. Независим и всегда полагается на себя. Никогда не определишь по лицу, что у него на уме. В больном теле - больной дух. Даже если это дух - гигант.
  
  
  
  ДРУГОЙ СРЕДНИЙ СЫН КАРАМАЗОВА - АЛЕКСЕЙ: выкрест, холост (20), женственен. Не фанатик, но верит своему инстинкту на людей. Символ всего доброго и хорошего, чего можно ожидать от чистой, и незамутненной вином и сексом, юношеской душой. Умом не велик. Любит всех без разбора... сердцем. Никаких видимых сексуальных порывов или желаний. Девственник.
  
  
  
  ДОМОПРАВИТЕЛЬ ГРИГОРИЙ: Православный. Крайне набожен. Без молитвы ни шага. Счастливо женат на православной Марфе Игнатьевне (70), его ровеснице. Набожен, строг, незлобив. В силу случайных обстоятельств - воспитатель подброшенных детей Карамазовых. Последнее время становится все более и более "гувернером" для впадающего в детстве хозяина. Самый большой авторитет в барской семье. Все внутри его подчинено домашнему распорядку, что и составлен им же: замки, запоры, кухня... обеды. В голосе, походке и поступках - очередность и степенность.
  
  
  
  ПЕРВАЯ ЖЕНА КАРАМАЗОВА - АДЕЛАИДА: Православная. Умерла в 30 лет. Эгоистична и поэтому бросила малолетнего ребенка на произвол алкоголика - мужа. Похоронена на чужбине.
  
  
  
  ВТОРАЯ ЖЕНА КАРАМАЗОВА - СОФЬЯ: Еврейка. Умерла в 24, а значит тоже "оставила" сирот. Похоронена на местном кладбище.
  
  
  
  ЮРОДИВАЯ - ЛИЗАВЕТА: Православная. Умерла в 20. Здоровая телом, улыбчивая, румянец во всю щеку. Слаба умом. Похоронена здесь.
  
  
  
  СТАРЕЦ - ЗОСИМА: Православный ортодокс, хрупок и бледен (не более 80). Инстинктивно чувствует дьявола. Боится сатаны в образе человека. Артистичен и не без лукавства. Был офицером и это определяет его "выправку" и манеру сидеть и ходить.
  
  
  
  ДАМА - ГРУШЕНЬКА (АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА): Бойкая особа (не более 20). Некрещеная. Франтиха. Жеманница. Шмыгает глазами по сторонам. Подчеркивает свою русскость. Типичные слова: "голубчик", "не гадала", "такой князь стоит", "не соображусь" (признак безграмотности), "али еще", "под такую минуту" и... "месяц ясный". Что и есть типичный цыганский говор конца ХIХ века. Страстная картежница и гадалка. Ждет богатого ухажера или щедрого старика-мужа. Надеется на "любезное обхождение" с ней в их доме.
  
  
  
  Действие первое
  
  
  
  Картина первая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ.
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  
  
  Декорации:
   1879. Спальная комната в доме Ф. П. Карамазова.
  
  
  
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Это я, отец. Еще спишь? Восемь вечера. Вставай.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Пошел, пошел. Некогда любови разводить. Ха-ха...
  
  
  
  Выбегает, закрыв лицо. Видны женские панталоны. Ленточки выше колена. Парик.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я сейчас, Митюша, сейчас. Погоди, дружок нежданный, негаданный. Вчера Ваня приехал, а сегодня ты... Митя, Митек!
  
  
  
   Поднимается грозно с кровати.
  
  
  
  Действие первое
  
  
  
  Картина вторая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  
  
  Декорации:
   1879. Спальная комната в доме А. Ф. Карамазова.
  
  
  
  
  
  
  П. Ф. Смердяков стоит молча у приоткрытой двери. Снимает парик и прикрывает им бикини.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Валаамская фотография отца. Положим ее на московскую фотографию Паши. Теперь перевяжем восемь раз веревочкой. Так-так... Теперь 3 узелка. А где воск? Каково тебе, валаамова ослица, Паша?
  
  
  
  Встает от стола и подходит к иконе. Берет свечу. Возвращается обратно. Садится.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Теперь капнем три капли воска. Вот и все. Пусть это приворожит их друг к другу и... завтра тоже. Хочу мира и покоя между братом и отцом. Прости меня, Господи! Прости за хиромантию... "Да прилепится жена к мужу своему". Эх... эх, папенька!
  
  
  
  Крестится. Смотрит незряче в сторону двери. П. Ф. Смердяков пугливо отскакивает.
  
  
  
  Действие первое
  
  
  
  Картина третья
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ.
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  
  
  Декорации :
   1879. Кухня в доме Ф. П. Карамазова.
  
  
  
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Господи, как хорошо. Как хорошо. Вот, Вань, Вань, ты и приехал. Ну, обними же меня. Разве не твой я крестный отец?
  
  
  
   Иван Федорович входит в дверь и обнимает его.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Возьми свечу поднеси к иконе, Вань. Радикулит, не могу двигаться.
  
  
  
   Привстает с табуретки. Протягивает ему свечу и дает спички.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Да-да. Конечно, дорогой мой Григорий Васильевич. Я рад помочь тебе во всем.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. И что это душа твоя мечется. Так и трепещет. То бросишься в одно, то в... другое. Знаменит, небось, стал в Москве и столице Петербурге, Вань? Слышал я о тебе, да слышал... Фортуна на твоей стороне! Все тебя любят. Да и отец твой родной, прости его, Христос, не чает в тебе души. Еле дождался. Ах, разве это не чудо. Радость-то какая. Ах, какая радость для... тебя. А для меня-то! И Дмитрий Федорович и Иван Федорович вместе в доме. Ах, хорошо.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Спасибо, мой родной, Григорий Васильевич. Любишь ты меня. Знаю, как родного... любишь. Вух... крепко.
  
  
  
   Подходит, обнимает.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Ты не серчай на отца, Федора Павловича. Он не сдержанный. Винит тебя под руку, сгоряча... в жидовстве. Не брани его. Ведь мать твоя, Софья или, по вашему, Сарра, была не нашей веры. Вот и похоронена она на краю кладбища. А не как это водится у них, в семье Карамазова, с помпезностью на горе и в центре. Видел могилу деда и бабки... Карамазовых? Конечно, видел! Сам все понимаешь. Так-то оно, Вань, так! Непокой твой на душе, знаю от чего. Борется в тебе тайна... Тайна у тебя с самим собой. Тайна, что не выкрест ты, как Алеша. Все у тебя не так. У Григория Васильевича, меня, жил ты, помнишь-то. Только три месяца жили мы вместе с тобой после того, как твоя маменька умерла, хилая ласточка. Не смог я за то время все необходимое сделать. Царство ей небесное во веки веков. Не успел я окрестить тебя. Куда тебе помнить, что тогда жена моя... хворала тяжело. Вот и сошло нам твое не крещение... по боку. Прости Господи.
  
  
  
   Крестится.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. А когда ты уехал от нас, все было для тебя "из разных рук". То сердобольная твоя генеральша умерла, то свояки ее... разъехались по заграницам. Так и жил ты до тринадцати лет у Предводителя дворянства, не знаючи о своей непутевой вере. Никто тебя об этом не пытал. Никому не приходило в голову спросить. Он и только он, Ефим Петрович Поленов, взял трех на себя. Он все разузнал и скрыл от всех, что ты... еврей по матери. А то... не взяли бы тебя в гимназию или университет. Да и... места оседлости для евреев царь не отменял в те годы. Так и пошел ты и пошел, скрывая... веру свою. Все открылось для меня, когда брат твой пошел на первое крещение в монастырь. Старец Зосима, тогда-то и открыл все о нем и тебе из церковных книг. Помню, сказал он: "Бога-то нельзя обманывать". Если без креста отрок, то какое там причащение. Я не могу благословить отрока, как христианин. Не могу снять грех или дать тебе... исповедоваться отроку без креста.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Да, так и остался я ничей. И в синагоге никогда не был. Нет ее в нашем городе. Да и к церкви Православной оказался не приучен. Верится мне, что нет у человека бессмертной души, а значит человеку все можно?
  
  
  
   Григорий Васильевич вздрагивает, начинает молиться.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Ты только, родной, не серчай и не дыбься. Не будь злобливым на отца, если и зовет он тебя "жиденок"...
  
  
  
   Григорий Васильевич встает и обнимает.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Пьяный...барин всегда... зол. Отец... барин всегда отец. Любит он семя свое. А теперь-то и подавно... так-то. Кажется, что я для него уже и не лакей больше. Гувернер ему чаще нужен. Вот и я при нем, как при малом детушке теперь. В детство... он впадает, врачи сказывают.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Не серчаю я на него, Федора Павловича! Нет, не серчаю. Только завидую я Алексею. Выкрест он. Веры православной, а отсюда... на душе у него покой. На Иерусалим в душе не оглядывается он. Здесь его родина. Здесь его корни. Здесь... могила его и его земляков. На сердце у него равновесие во всем.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Да, так оно... было так. Сиротство его в четыре года все разрешило... за него, мальчонку - несмышленыша. Моложе он тебя был на три года, крестил его Ефим Петрович Поленов без спроса, без его на то детского разрешения. Не смог Ефим до тебя...добраться! Ты-то, Иван Федорович, сказывали, боком-боком от такого ушел. Да, чего старое ворошить. Любили Алешу безумно в семье у Предводителя дворянства в той губернии. Помнишь? Что до тебя, то и ты не лыком шит! Ты же был, Иван Федорович, всегда... угрюмым, схоронившимся в углу. О вере в Христа, как еврейского сына в Израиле, остерегался... говорить громко.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Так, Григорий Васильевич! Так... оно и сейчас, да только пуще... скрыто за семью замками на бездомной душе. Сердца никому не открываю. Вот и в книгах пишу... о Боге. А сам? А сам вижу, что все это... фарс и насмешка. Всех одурачил, аж самому... гадко до скверны. К водке Смирновой, мятной или, на худой конец, померанцевой , вот тянет более день ото дня. Тоскую...
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Плохо, что не был ты на могиле матери, грешницы Сарры Ивановны. Ведь совсем девчушкой умерла... преставилась. Не интересуешься ты еврейской могилой, а значит, боишься... ее еврейской судьбы. Нет, не верю я тебе. А главное в тебе, Вань, что лишил ты бессмертия свою душу... Нет, нет... "все" не так. А... вот Дмитрий Федорович Карамазов, брат твой, сказывал много хорошего о твоем сердце.
  
  
  
  Оглядывается на икону, крестится. Входит Дмитрий Федорович Карамазов (в смокинге, бабочке).
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Долго жить буду... По примете, коль... обо мне хорошее ... говорите. А? Так ли... птички - пичужки?
  
  
  
   Раскланивается по-шутовски. Шаркает ножкой.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ и ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Да, о тебе говорим. О тебе вспоминаем.
  
  
  
   Говорят в унисон. Крестятся.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Смотри-ка, все братья собрались под одной крышей. Не чудно ли? Сердце радуется. Хорошо. Ах, как... хорошо.
  
  
  
   Подходит к иконе. Пальцами гасит свечу. Не крестится.
  
  
  
  Действие первое
  
  
  
  Картина четвертая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  
  
  Декорации:
   нет. Но все равно 1879 год. Сцена закрыта. Между сценическим занавесом и публикой бегает Федор Павлович. В смокинге. Белая бабочка. В руках канделябр.
  
  
  
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Все к столу. Всех сынов... вместе. Давайте парни... Али мы не господа. Поторапливайтесь, мои Карамазов...цы. Вперед к столу.
  
  
  
  Исчезает за занавесом. Идет через занавес к зрителям. Повторяет несколько раз предыдущие слова.
  
  
  
  Действие первое
  
  
  
  Картина пятая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ.
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ.
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  
  
  Декорации:
   1879. Стол в гостиной Ф. П. Карамазова. Огромная хрустальная люстра.
  
  
  
  
  
  
  Все сидят лицом к залу. Федор Павлович садится на стул в центре. Каждый в смокинге, исключая А. Ф. Карамазова. Чинно курят, подражая, друг другу.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Я здесь... дорогой папенька.
  
  
  
   Игриво машет ему рукой.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ и ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Мы здесь... здесь.
  
  
  
   Почтительно кланяются.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я здесь... отец.
  
  
  
   Кланяется.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Вот и хорошо. Все на местах.
  
  
  
   Ищет глазами кого-то.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Григорий, к столу. Барин ждет. Скорее... скорее.
  
  
  
   Степенно входит Григорий Васильевич.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Вот Вам штоф петровский, Петра ... Великого ... хрусталь. Вот Ваш поднос из серебра и водка имбирная на нем.
  
  
  
   Григорий Васильевич в красной шелковой рубахе, сапогах.
  
  
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я уж сам себе налью. Иди, иди мой Кутузов к себе во флигель. Иди, родной, иди... поскорее назад. Адмиралишко... без армии.
  
  
  
   Прогоняет его. Ехидно хохочет.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. За всех Вас, парни!
  
  
  
  Визжит, брызгает слюной. Поднимает самую большую стопку, опрокидывая в рот. Стремительно наливает вторую, а затем... разливает сыновьям.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. А теперь поцелуемся.
  
  
  
  Встает и целует отца в усы.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Ах... как сладко. Ух, как... надо. Люблю Вас, папенька, сил нет... терпеть.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Внимание. Слово скажет мой старший, Дмитрий Федорович Карамазов. Тсс... Пашка. Извиняюсь, Павел Федорович...
  
  
  
  Кланяется по-плутовски всем вокруг. Крестит лоб.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Господа. Честь имею сообщить, что вышел я в раннюю отставку по возрасту. Пенсия у нас сранья идет. Стареем с раннего возраста начать служить, как в балете... балеруны. Больше не служу в армии Государя Императора, а поэтому... приехал домой. В родовом гнезде, как догадываетесь... оно лучше.
  
  
  
  Федор Павлович Карамазов хмыкает. Наливает новому стопку. Проглатывает... содержимое.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Хочу я обрести покой... душевный. Да и подарить покой для моей неугомонщицы- матушки, родимой моей, милой Аделаиды Ивановны Миусовой - Карамазовой. Привез я прах ее из Санкт-Петербурга в родной город.
  
  
  
  Смотрит на всех с гордостью и дерзостью. Раздается общий вздох. Все как заведенные куклы встают. Оглядываются друг на друга. Одновременно садятся. как и... встали.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Панихида завтра. Милости просим... всем быть вместе. Пусть брат любит брата. Мечтаю, чтобы матушки наши лежали друг к другу... дружески. По-христианскому, богоугодному обычаю... на Руси-матушке... следовать хочу. Всем того желаю.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я не согласен.
  
  
  
  Смотрит на брата.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я тоже не согласен.
  
  
  
  Смотрит в ответ.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ и ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Хотим обоючи и нашу маменьку положить рядом, а не... на другом месте вокруг кладбища.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. И я за это, папенька.
  
  
  
  Капризно и требовательно.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Хочу всех видеть рядом с матерью моей... усопшей юродивой Лизаветой в почетном месте на городском кладбище.
  
  
  
  Федор Павлович наливает новую стопку водки. Встает.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Быть по-вашему. Нет здесь спора. Крутые вы у меня парни. Бесы вы да и только... мои Карамазовы. Хлопот не оберешься. Все кладбище перерыть хотите для женщин своих. Не будет им покоя в земле.
  
  
  
  Решительно уходит за сцену. Нетерпеливо возвращается к столу. Снова наливает стопку и начинает расхаживать с ней вокруг стола, где сидят сыновья. По дороге декламирует по-английски "быть или не быть".
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Согласны ли вы, господа Карамазовы, отложить до понедельника... погребальные дела? Вижу, что эти два дня перебьетесь и перетерпите. Пока... парни. Вот, дают... детки. Кости всех матерей решили перетрясти... положить их бочок к бочку... Вздумали - задумали! А?
  
  
  
  Хохочет и забирает весь штоф с водкой. Входит Григорий Васильевич Кутузов. Вносит корзину с разными винами, шампанским. В изобилие фрукты и тропические плоды.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Вот и хорошо. Не будет больше крика и скандалов. Все детки будут вместе. Все матки будут вместе. Да и тебе бес, Пашка... лучше всех будет от того!
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. А это-ть... почему, Кутузыч лысый черт?
  
  
  
  Показывает "рога" над своей головой.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Не помнишь, бес, чье ты отечество носишь? Хоть я и твой приемный отец, но отечество у тебя не мое. Не Григорьевич ты, а Федорович. Я крестил тебя и дал отчество хозяина дома без его согласия, без указа. Он дал записать тебя на свое имя... Федорович. И стал ты прозываться, как его отец... Федора Павловича Карамазова. Он тоже был: Павел Федорович. Ну, а имя... Карамазов? Он такого не дал мне записать в церковные книги и стало быть ты... Смердяков. Или по ихнему: господский сын, господин Павел Федорович Смердяков. Ведь свадьбы не было... Эх! Не мог же я дать тебе... фамилию "Карамазов". Внебрачный ты сын... Павел Федорович. Видать, теперь вот то и мать, твоя мать... примет всех других к себе. Ведь лежит девка Лизавета в самом центре кладбища, а у нее вблизи... подхоронят и Сарру и Аделаиду. Вот судьба, так судьба... Все будут вокруг нее! Верь, незаконный муж юродивой и ее полюбовник, Федор Павлович Карамазов, для деток... слово свое сдержит. Только если слово-то у него... вырвать удастся кому! Вам я вижу сегодня удалось. Что для него тысчонка, когда богаче его вокруг нет! Денег он не пожалеет... Он Карамазов. Он - отец для деток своих. Дай-то Бог... покой в семье установится после... всего. Бог, Бог помоги нам... Разве не чудно? Лизавета - святая, жена приблудная - незаконная, вокруг себя собрала... жен его законных. Карамазовых жен?! Разве же не Божий это промысел? Карамазов всегда Карамазов. Порода такая... Крутая и спесивая.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ, ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ, АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ, ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Да, ну тебя... старик. Начал тут мистику разводить.
  
  
  
  Братья встают, обнимают друг друга за плечи. Гаснет свет свечей.
  
  
  
  Действие первое
  
  
  
  Картина шестая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ.
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ.
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  
  
  Ослепительно яркий свет. Мирно поют птицы. Раввин стоит и читает молитву. Поп стоит и читает молитву. Никто из священнослужителей не слушает друг друга. Карамазовы стоят спиной к залу. Все во фраках с тросточками, кроме А. Ф. Карамазова Цилиндры на голове, а не в руках.
  
  
  
  Декорации:
   1879. Кладбище. Выше всех выдается сверхпомпезный памятник юродивой Лизаветы. Две могилы с крестом. Одна со звездочкой Давида.
  
  
  
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ, ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ, ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ, АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ, ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  
  
   Никто не говорит. Стоят строго вряд.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Слава богу! Ух ты. Свершилось мое провидение. Все Карамазовы жены и детей его матери лежат в один ряд!
  
  
  
  Вбегает запыхавшийся. Поспешно снимает с себя кепку. Никто не поворачивается. Все стоят строго вряд. Никто не говорит.
  
  Обнимает Кутузова только А. Ф. Карамазов.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Спасибо старик. Люблю тебя... Григорий Васильевич.
  
  
  
  Действие втрое
  
  
  
  Картина первая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА
  
  
  
  Декорации:
  
  
   1879. Келья в монастыре. Постель. Кресло. Свечи почти загашены. Окно закрыто в сад. к стене прислонен гроб.
  
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Можно руку поцеловать, святой отец... Зосима?
  
  
  
  Подходит к кровати.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Можно, родной ты мой, заблудший... Иван.
  
  
  
   Недоговаривает отчество. Протягивает руку. Иван Федорович почтенно ловит руку. Целует, как загипнотизированный. Не в силах отойти.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Да, ладно тебе. Ладно.
  
  
  
  Встает. Зосима поспешно подходит к Дмитрию Федоровичу Карамазову.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Нет, нет.
  
  
  
  Пугается, отмахивается руками.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Позволь поцеловать тебя и коснуться лбом нашей русской земли, Дмитрий Федорович? Простите, Дмитрий Федорович! Простите... все. Простите всех.
  
  
  
  Зосима встает перед ним на колени. Смотрят глаза в глаза. Гипнотизирует.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. О, Боже, Боже... праведный!
  
  
  
  Выбегает, оттолкнув старца.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Богородица, Дева Пресвятая.
  
  
  
   Подходит и бережно поднимает старца с пола. Свет гаснет. Все уходят, низко склонив головы.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Обними меня Алешенька, светлое солнышко. Ты мой славный и добрый мальчик. Голова у меня в кругах. Пятна по полу заходили, как хороводы девок.
  
  
  
   Садится в кресло. Алексей Федорович Карамазов присел на кресельной скамеечке, в ногах.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Святой отец, не понимаю я братьев своих. Не принимают они смирения моего. Не борюсь я с судьбой своей... Не террорист я. Не противлюсь Богу. Разве что-то... не так со мной? Хочу в любви жить с семьей моей, что Богом дарованной мне на свете белом. Хочу мира в доме отца моего, Федора Павловича Карамазова.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Знаю, мальчик мой, знаю. Вижу. Все вижу я, хоть и слеп... уже тридцать лет. Вижу все на ощупь. Слышу дыхание людей. Сердца их сами говорят... без слов. Знаю я, Алеша, покаяться хочешь? Открой свое сердце... говори слово грешное. Скажи слово... облегчения.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Грешен я в магии, колдовстве с ворожбой. Не знал, как помочь миру между младшим братом моим Павлом Федоровичем и отцом нашим, Федором Павловичем... Карамазовым.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Ах, Алеша... Алеша. Славяне мы. Забытый Перун довизантийский живет в нас со Христом на одной лавке. Не можем мы отделить их... костры устроить. Верим в приметы и в ворожбу. Мягкотелы и лишены мщения. Не было у нас многовековой инквизиции... поэтому. Мы не англосаксы, их крестоносцы, что говорят религиозные войны под знаменем церквей. И колдунов у нас не сжигали. И юродивый и кликуша на каждом углу сидят. Доброта в нас живет. В нас, русичах... не борется идол с долгом. Нет среди, нас русичей, такого фанатичного Христа, чтобы жег единокровных братьев... во время Креста. Люблю я мудрость славян за это, Алешка. Не говори мне всего... Что ты делал? Фотографии "слеплял" воском? Кофейная гуща - гущица не удалось для ворожбы? Не бойся этого, Алешенька, мальчик светлый. Не льешь ты крови. А это уже Богоугодное дело. И то... разве это грех какой?
  
  
  
  Обнимает юношу.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Гордись славянами. У нас душа нараспашку. Мы великий народ уже тем, что не было у нас Варфоломеевской ночи, не резали мы десятки тысяч голов и не насаживали эти головы на кол, ради славы для своей веры, как... фанатики. Ах, Алеша, помни гордость за свой народ. Для нас вера это любовь и терпение.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. А еще...
  
  
  
  Дрожит голос.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Не люблю Павла я. Никак моя душа не может смириться. Ненависть у меня против него. Спит он с отцом в одной... кровати. Все понимаю, а рвет это мою душу. Разве не против Бога... Христа это? Зосима!? Я все способен забыть, но не то, что против моих религиозных убеждений. Против веры это, Зосима. Против нашей веры! А...
  
  
  
  Плачет. Руки, как крылья у птицы топорщатся.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Ах, Алеша! Помнишь ли ты Святое Писание. Где канонизированные святые Давид и Джонатан... Спали вместе. Разве Бог наш отстранил их от церкви или от себя? Нет! Не отстроил!! Забудь и ты эту... ненависть. Совсем она заслепила тебя. А? Все, созданное Богом, оставь самому Богу и решать, В тайнах Бога слава Богова. Слава Бога в силе Боговой. Мы смертны, и не нам смертным решать тайны Мира. Любовь не рождает Зло. Любовь усмиряет смуту в нас. Нам надобно беречься от зла, искушений злобой. Мир нежен для мира между нами. Любовью зовется... любовь во Христе. Так-то, Алеша! Пусть все любят друг друга. Не суди брата и отца. Люби всех и не делай войн между людьми.
  
  
  
  Алексей Федорович Карамазов целует ноги, замирает.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Богу Богово. Да, согласен, усмирил ты во мне гнев... бесов. Не от Бога жила былая злоба во мне. Не хочу бороться с любовью, ее природой. Бессмертие души, вот... моя стезя и забота. Али нет.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Да... бессмертие души. Блюди человеколюбие. Вот где наша слава. Слава нам земная во веки вечные. Разве не хочешь ты спросить меня? Зачем в ноги упал... Ироду-брату твоему.
  
  
  
  Алексей Федорович Карамазов вскакивает.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Боюсь даже... спросить, боговерного старца. Тебя, Зосима.
  
  
  
  Глаза горят.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Не тот страшен человек-бес, что под ученого родятся. Это я об Иване Федоровиче говорю тебе, Алексей! А тот страшен человек, что берет хулу... "на щит" и змеей в языке, жале змеином, прорастает через сообщников. Ведь Иван Федорович - теоретик. Бог его таким народил. Бог его таким и к себе... подберет. сам увидишь! Увидишь вскоре! Лишит его здоровья со дня на день Бог-то. И будет то самое, если Иван Федорович далеко зайдет в своих "злых" умыслах. Тут-то ему и конец... будет. Разве ты не читывал из газет, что сатанист Маркс при смерти. Стоит он денно и нощно на коленях перед смертью... Замаливает свои бесовские "Капиталы"? Разве не открылась ему истина, что наказывает его сверхъестественная сила, отнимая из семьи одного ребенка за другим. Открыл он через свою боль, что это и есть небесное предостережение! Понял, что человеческие жертвоприношения - дьявольская затея. Светлое будущее... Кровавая идея тот его коммунизм. Нет, Алеша, "Капитал" - книга не для славян. Много крови надо пролить, если верить в Маркса, англосакса. У славян другой путь... Это путь Православия! Не зря сатанисты скрывают, что немец Карл верующим стал, как-то мальчик. Я-то знаю, как и ты теперь. Понял он призывы и знаки... с неба, перед своей могилой. Разве нет? А... светлое солнышко. Алешенька, дружок.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Да помню, сказывал ты мне многое. Читывал ты мне то по-англицки. Да, еще и то памятую, что был он из самых, что ни на есть сатанистов... И его в том списке стояла самоличная юношеская подпись. Да... страшно-то как. Документ есть документ.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Пусть Бог пожалеет его. Примет... "жаркие" молитвы.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. А, детушек-то его? То-то, Бог, забирал их... одного за другим. Но, ничего семя его не поняло! Дочь-то родная его с мужем, господином Лафаргом, готовятся застрелиться. Самоубийство совершить? Разве это не грех? Никто тогда не сможет возвратить их души в святую церковь. После самоличного осквернения. А значит? Их души будут неприкаянны. Грех у христиан наивысший... наложение рук на себя. Ведь они крещены матерью... в тайне от отца.
  
  
  
  Раздается тяжкий вздох в комнате со стороны, за иконостасом Зосима вздрогнул. Торопливо крестится. Поворачивается к Алеше.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Сон видел я давеча. Страшный, аж... заболел весь. Не знаю, что и гадать? В неразумной моей голове... гул стоит! Сон как бы и не сон. Не пришей. Не пристегни. Все страсти страшенные. "Сатана там правит бал" - да и только. Увидел я, что приедет Антихрист к нам в Россию, как домой, потому как рожден в России. Но с немецким паспортом... Из семьи террористов он, что царя, помазанника Божьего, Покончить... задумают. Брата его повесят за это. Так и будет, Алеша. Увидишь сам. Но, самое... Я совсем не разумею... Антихриста похоронят в России, а после смуты... запрут туда, что я предвидел как "Черный Ступеньчатый Ящик". Не разумею и то, зачем на его могиле- немогиле будет написано непонятное "имя" из памяти букв русской азбуки. Ты знаешь: цифра "5"? Это не "7"! Это черная магия, дьяволиада. Поверь, Алеша, никто не будет знать как "верно" перевести на наш русский эти буквы, что будут записаны на "Черном Ящике". Я видел бесконечные очереди из некрещеных, что растоптали святые иконы и... вошли внутрь "Ящика". Здесь же они, греховодники -христопродавцы, как банные губки... всасывают "Черную Энергию Антихриста". Видел, как затем они выходят из "Ящика". Все как бесы... с горящими и злобными глазами. Им хочется быть против Христа, затеять "чем хуже тем лучше на Родине". Войну они объявят нашему русскому православию. Русские бесы начнут жечь скиты и монастыри. Русские... будут крушить землю своих дедов и прадедов. И так будет из поколения в поколение... на Руси скоро.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Как страшно, Зосима.
  
  
  
  Крестит открытый рот в зевоте от скуки.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Я боюсь, что это правда... будет так. Антихрист вот-вот... придет. Он родился... в России! Уже... здесь с нами живет он.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. А как же? Его не похоронят в землю? Мумия не гниющая? Али мощи... не святого, нечистого духа с человекообразной плотью. Ничего не понимаю. Конфужусь я, Зосима.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Да, Бог сделает так, что того "пятибуквенного" русская земля не примет, Он будет отвергнут. Душе его заплачет. В "Черном Ящике"... маяться ей почти век. А зачем?
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. А затем...
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Его берут из "Ящика" и похоронят у матери в ногах. И тогда обернется судьба России в Третий Рим.! Но... что-то я устал, Алеша.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Пока. Мне пора... хочешь, чтобы я ушел?
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Нет. Сиди. Что еще мучает тебя... отрок.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Да - ко вот ясно, теперича, почему ты, Зосима, поклонился, самому Бесу. Моему брату поклонился! Просил его оставить... землю русскую.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Да. Хочу Беса усмирить. Ведь Люциферу всегда нужна кровь. Помнишь, как... один брат сказал, твой, что души нет... бессмертной. А значит... и суда нет за содеянное. А другой... бес, сам Дмитрий Федорович, закричал: "Я это запомню!"
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Хочет он христианской крови. Крещеных людей крови хочет. Ах, как он хочет кровушки! Хочет кровушку на Руси-матушке пустить.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Ах, как больно это, Алеша, мальчик мой... маковое зернышко веры среди твоих сродников, Карамазовых, Барабасовых. Помнишь, кто по левую руку от Христа был распят... на Голгофе. Барабас то был... разбойник.
  
  
  
  Обнимает Алексея Федоровича Карамазова. Встают вдвоем перед Иконой Троицы и молятся медленно... медленно. За окном восход. Первые лучи солнца на... пороге. Птицы поют в раскрытые окна.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Не сказал я тебе еще об одном прегрешении, старец Зосима. У матушки я был на кладбище вчера. Боялся родному брату Ивану в глаза смотреть...
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Как... оно. Могила? Что за грех у тебя на уме, отрок.
  
  
  
  Отстраняется от него двумя ладонями, как от яркого света.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Могила эта... боль моя. Тяжело выкресту жить на Руси. А каково... Ивану?
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Выкресту? Значит и брат твой... Иван Федорович - выкрест. Тогда... и наука его яснее становиться. Борется в ней он с самим собой. Победить себя хочет. Чувствую, что его детское несмышление не соглашается с разумом... взрослого. Никак не соглашается он с Христом. Противится надуманное в нем... нашему духовному. Ух и задал мне задачу, ты Ванятка. Вух-ух, Иван... Иван!
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Да, Зосима. Да... да.
  
  
  
  Всхлипывает горько, подвывая голосом.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Не выкрест он... Но, брат он мне во Христе.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Неужто? Да как я... раньше не догадался. Не догадался, почему ты стесняешься своей матушки. А ведь это грех. Еще, какой грех - сторониться умершей матери. Стыдиться своих тайн... вух. Тяжело дышать... вух-вух-вух. А гордецу... Ивану каково с его ученостью? Две религии в одном сердце трудно выдюжить!
  
  
  
  Закрыл лицо руками.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Да, так оно и есть. Еврей он некрещеный. Ивану после смерти матушки было семь лет. Пошел рано в гимназию, университет. Пока то, да другое - забыл его Ефим Петрович Поленов к вере русской приучить. Разве не зря и он, верно, как и я... Никогда не интересовался могилой нашей матери? Знал, что если сюда придет, то весь его обман, двойная жизнь... откроются. Не зря он "прячет" от всех еврейские корни. Боялись мы посетить могилу... Сарры Ивановны на обочине. Ведь еврейского-то у нас же нет кладбища. Вот нет, как нет, как и синагоги... нет. В нашем городе не давали евреям жить...То были царские указы со времени Петра Великого. Помнишь, Зосима? Но на кладбище у нас всех хоронят рядом. Разве мы не великая нация, когда не делим мертвых на тех "наших" и других мертвых "не наших".
  
  
  
  Заплакал.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Вот почему он такой, с двойным дном. Ведь если он "врал" и кривил душой, значит и... постулаты его в науке его... "псевдонаучны". Бесчестному нет веры в его рассуждениях. Без веры в доброту - нет веры в науке. Ведь наука от Бога - для всякого человека. Его всякого человеческого счастья! Вся эта наука ради того, как обогреть, вылечить, накормить и оставить... здоровых внуков.
  
  
  
  Задумчиво, как бы думая о чем-то своем.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Разве не отсюда в Иване Федоровиче... его агрессивность! Все от боязни за себя. Страха за свой грех перед мамой. Не дай Бог, если кто-то его... заподозрит. Причислит к "жидам, жидкам, жидишкам, жидинятам или к самим... евреям". А ведь батюшка, Федор Павлович, ругается этими словами направо и налево. Как его, Иванова, душа терпит такое унижение... матери, Софьи- Сарры Ивановны. Как больно ему! Как должно быть сильно эти слова рубят. Я чувствую боль... неприкаянности, Зосима. Я глохну от зуда за ушами.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Теперь мне открылась... его АНИГМА. Стремится Иван к особому человеческому в себе. Видит такое в себе. А как боится сострадания... Мешает сострадание быть - сверхчеловеком! Ведь он бросился мне целовать руку, первым из первых среди братьев твоих, Алеша. Прямо всего облобызал. До сих пор онемелая рука, жилы стонут... Циник он ученый. Ты заметил его походку? В ней ответ на многое. Двигается и идет точно судорогой. Искренно - ли он хочет исцелиться от своего дуализма через... веру! Твою веру... Алеша. Веришь мне!
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Сказывал мне брат и не раз и не два... истории, Зосима. Был он тогда в безумии. Мертвенно белым. Как бы другой, второй человек, проступал через кожу, через кожу на лбу. Чудовищный мазохист. В его голове постоянно живет вид младенца, которого "рассмешили", а потом выстрелили в рот. Горько сердце замирает... от страха за... брата, Ивана Федоровича!
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Помню, помню его нервный смешок. Вижу, что ненавидит он Павла Федоровича за лакейство. А сам-то, что ни на есть... в душе... бездушный лакей. Партизан от лакейства, вот он... что. Да. и все... тут, Алеша, ясное солнышко. Любимый, мальчик мой... Алеша! Разве ты не понял, что бессмертной души у него нет, а значит... бес! Наказан он сполна Богом. Нет у него души. Перед нами... мертвец. Сверхчеловек, готовый крушить мир!
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Ах, правда. Хоть и жаль его, да правда. Многое у меня от брата, Зосима. Сколько раз я каялся... Ведь и я боялся своего еврейства. Знаешь сам, Зосима. Холоп я. Раб... да и только. Холоп... бессердечный.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Говори, говори... Алеша!
  
  
  
  Кричит.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Ведь вчера я первый раз... был у маменьки на кладбище. Иван... тоже первый раз. А, то и вообще бы не был... как и Иван. Если бы... Дмитрий Федорович не привез свою маменьку из Санкт-Петербурга... дворянину.
  
  
  
  Кашель за иконами.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Говори... выговорись, Алексей.
  
  
  
  Старец поспешно крестится. Громко кричит. Чего-то боится. Озирается по сторонам.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Узнал я ее... звание... лета, имя и год смерти. Увидел четырехстишие на могиле... из старейших иудейских книг оно. Ведь Григорий Васильевич Кутузов, принявший меня, как приемыша, воздвиг плиту для маменьки в секрете, на свои деньги. В канавке православного кладбища лежит она после долгих препирательств с... кладбищенскими властями. Узнал я... А папенька мой, Федор Павлович, уехал после смерти маменьки в Одессу. Там синагога и кладбище. Большая еврейская община. Не взял он ее... с собой. Я потрясен. Я не выказал на могилке никакой особенной чувственности. Лишь Григориевы трудности... надломили мою душу. Ведь он еле-еле отстоял захоронение маменькиного тела... на нашем кладбище. Что я мог сказать? Ведь молитв на иврите я никогда... не учил. А ей в утешение, чувствовал... Ее душеньке нужна... родная молитва.
  
  
  
  Вздох, как устрашающий "хлопок-выстрел"
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я только простоял понурившись и ушел, не вымолвив ни слова. С тех пор, видит Бог, боюсь себе признаться, что... был евреем. Я как ни на есть и еврей... по матери! Я настоящий еврей по ее крови... выкрест.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. А батюшка... твой Федор Павлович... что? Разве он не знал великий сюрприз? Что для евреев вера отца означает ноль. Настоящее "зеро". Там все по материнской вере. А значит все до одного дети от еврейки принадлежат еврейской общине. Поэтому... все дети его вхожи в синагогу. Все дети ее иудеи, евреи. Али нет, Алеша? Что... отец сказал тебе потом?
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Узнав от Григория о моем поведении на могилке... папенька перекрестился на образ девы Пресвятой Богородицы в чаепитной и... скоро свез большие деньги в Православный монастырь. А куда еще... вести? Эти деньги он отдал за сороковую версту от города. На имя его первой жены, христианки, Аделаиды Ивановны. Синагоги нет в нашем городе. Деньги за упокой души Сарры никто у нас не примет. Там же, в монастыре, знамо есть... выкресты, как я. Называет он их зло - "монастырские жены" и "монастырские блудницы". "На помин души же моей... Сарры, матери твоей Алеша, Сарры Ивановны Карамазовой, надо... ехать в Одессу. Где евреи живут... за чертой оседлости! Вот... так". Такими словами, дословно, признался отец мне... во всем, когда возвратился из Валаамового монастыря.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Ах, Алешенька... горемыка ты. Сказывай, расскажи мне еще о матери твоей? Не держи гирь тяжелых... на сердце, лебедь мой!
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Тоскую я по ней. Говаривают... блестящие темные глаза у меня от нее. Да широко расставленные брови, как часто у настоящих евреев из Израиля. Все от нее во мне. Ведь, разве я сейчас, не в ее возрасте, когда представилась Сарра Ивановна. Ей было 24... года. Ведь и мне - пошел третий десяток... Двадцать первый мне на сегодня. Аль мне за себя не страшно? Как бы и мне не отдать душу через три годочка?
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Ты статный, краснощекий парень. Русость и удлиненное лицо у тебя от отца. А покой и задумчивость... от матери. Крепче тебя не сыскать в округе, знамо дело, вижу. Только не тоскуй. Жизнь она всегда с живыми, а не с мертвыми! Я люблю твои глаза... настоящий бархат.
  
  
  
  Тянется рукой погладить по голове. Стук в дверь. Входит Григорий Васильевич Кутузов с женой Марфой Игнатьевной.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. А вот и... русские православные христиане. Входите, входите... честной народ, добрые люди.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Здравствуй батюшка, Зосима. Разреши похристосоваться мне, бабе Марфе. Зачастили мы к тебе... старец ты наш, пресвятой... Зосима. Люб ты мне за праведность и смирение. Святой ты для нас, боголюб ты наш. Разреши поклониться в ноги, Зосима.
  
  
  
  Целуются. Обнимаются.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Поцеловать ручку разрешите, Зосима, друг мой.
  
  
  
  Присаживаются на лавке вдоль стены у окна. Придвигаются тесно друг к другу. Муж справа, жена слева. Сидят прямо. Руки на коленях.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. А скажи-ка, друже Григорий Васильевич, помнишь ты мать Алешину? Только давеча мы, тут, разговорились о ней... девчушке-беглянке от седой генеральши.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Как не помнить... Все помню. Да горло у меня хворает. Разреши моей говорунье превеликую радость доставить... Марфа Игнатьевна мастерица к разговорам.
  
  
  
  Поворачивает к жене голову.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Вух, как... любит? Всласть наговориться, радехонька, с добрым собеседником. Как... ты, дружище Зосима.
  
  
  
  Смотрит на жену. Она молчит, не веря своим ушам.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Праздник у меня сегодня, старец Зосима, видит Бог, муж разрешает... заговорить. Уже лет десять такого не бывало.
  
  
  
  Радостно снимает шелковую шаль и медленно складывает ее уголок в уголок.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Уж-то тебе? Да уймись ты, Марфа Игнатьевна. Расчувствовала меня та девочка, Софа, со первой встречи. Аж мочи не было... плакать о ее судьбе.
  
  
  
  Жена обнимает мужа. Завязывает узел на платке, одевает себе на голову.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Да сними же платок. Не прячься. Сними, Бог не разгневается на твою правду. А если что не так? Я отмолю грех за тебя... здесь... в келье своей. Разве не так любава? Марфуша... лебедушка-баба!
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Сними, коль... говорят... Марфа! Платок сними.
  
  
  
  Снимает складывает конвертиком. Вздыхает.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Говорить? Пошто настаиваете, говорить - сердце рвать у сироток. Вот и один из них здесь. Алешенька, милый мой... Голубь ясный.
  
  
  
  Алеша встает. Подсаживается к ней. Обнимает ласково. Смотрит ей в глаза. Григорий Васильевич отстраняется от жены. Берет Алешу за руки, садиться между юношей и женой. Кутузовы берут его к себе. Правая Алешина рука в руках Григория Васильевича, а другая у Марфы Игнатьевны на коленях.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Ну, раз толкаете на речь, то... начну. Встретил ее батюшка твой, Алешенька, в компании с каким-то "жидком". Отец ее был "Дьякон", что допущалось для выкрестов. А девочка! Еврейка она и есть еврейка. Кажется, тот "жидок", друг его, не жил в городе тутаче.
  
  
  
  Смотрит вопросительно на мужа.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Помню так оно и было. Так вот, начну снова. Встретил он ее, пятнадцатилетку, за чертой "оседлости", где и было предписано им таким жить. Генеральша с ней жила в лесу, в поместье, верст за десять от тамошнего города. С отцом девушка не жила. Генеральша же не окрестила Сарру, а только звала Софьюшкой... Софой. Потом сердешная генеральша долго каялась, что не сделала... чего надо. "Так мне и надо, это мне аж сам Христос за такую неблагодарность от сиротки послал". Причитала сердобольная генеральша частенько во церкви. Знала она - ее, генеральский Бог, сильнее...Моисеева, иудейского Бога. Видела, что крещеную то Софию Бог бы оградил от... демона. Помните, как она ударила по лицу... демона Карамазова? А затем забрала у него Софьиных детей и каждому назначила по пенсиону! Мы, великороссы, всегда противопоставляем иудеям Христа к страдальцу иудею Моисею. "На том и стоим", как учит меня мой муж. Не любят они Христа... не православные. Нет, никогда не любили... его.
  
  
  
  Смотрит ласково на мужа.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. А значит и дети ее иудеи и принадлежат еврейской общине. Все у евреев через свою мать. Алешенька и Ванечка... наши-то! Жидки... они получаются. Вот они кто. Жиды... есть жиды.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Говори, говори... свидетельница!
  
  
  
  Крестится.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Познакомился же Федор Павлович, со своим "жидком" при поездках через места, где жить дозволено евреям. Ясно, у нас в своем городе, нет такого места. Не должно их здесь нам иметь. Пока... пока не полюбят их вот такие... как наш барин Федор Павлович Карамазов. Еврейские же его дела всегда шли через трактирный, питейный бизнес. Кредиты он брал у евреев под проценты. Не зря приговаривает он часто, что "был знаком со всеми сверху и донизу". Вот слова его гордые за себя: "Со многими жидами, жидками, жидишками и жидинятами и ... у самих евреев был принят". Вот оно ужо... как у Карамазова, самого Карамазова! Смекалист наш барин! Что есть то и есть... доброго в нем! Знал Федор Павлович, что нельзя вспоминать фамилию жены на людях. Остерегался урону для своего питейного дела в городе. Трактиры берег, как зеницу ока от погромов. Симпатии не проявлял к иудеям в открытую. Знал мнение великороссов о жидах! Вот и нет ее, той самой фамилии, нигде. Прямо "табу"... какой-то в доме на это есть. Навсегда Софья Ивановна без девичьей фамилии на людях! Как-то вот у нас в дому... установлено барином.
  
  
  
  Смотрит доверительно на мужа. Он гладит пышные усы. Достает очки и смотрит через них деловито на жену. Видно, что очень доволен.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Серьезное это дело.
  
  
  
  Задумчиво и полушепотом.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. А словно "табу"... ты правильно нашла, Марфа Игнатьевна. Память у тебя, как у молодицы, моя милая. Все помнишь, чему мужем своим учена в замужестве.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Еще как "несерьезное это дело", старец Зосима. Мальчиков можно ранить. Сила бесова спрятана в этой тайне. Всех можно перерядить и разогнать друг от друга. А люди-то вокруг? Наши великороссы? Что они скажут об этой семье! Я ли не всегда сердцем вздрагивала, когда "словно" подыскивала для сговора с Карамазовыми детьми. Мира ищу для них... каждый день.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Да серьезное ваше дело. Тайны в семье есть.
  
  
  
  Крестится.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Нешуточная тайна между братьев. Не от этой ли тайны крик стоит кромешный... в семье. Дом трясется от скандала.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Так вот, такое самое дело и надо мне иметь на уме еженощно. Никак не забывать! Осторожная я во всем на евреев счет!
  
  
  
  Крестится три раза. Смотрит на потолок.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Знамо дело... Аделаиду Ивановну Миусову дано право припоминать и называть в доме. Да, и... Лизавету, святую особу и девушку, Лизавету Смердяшую дано называть вслух. Запрета нет для таких слов. Но... упаси Бог, еще... если невзначай еврейское имя, еврейской мамы Софьи... напомню для ее детей... сыновей Карамазовых! Так и живем батюшка, святой старец Зосима. Двуличие за глаза прячем. Грех-то какой! Не терпит никто имени жидовки. Барин Карамазов выкрикивает "жидовка" на дому ежечасно! Сколько раз я видела бледность мраморную на лицах детушек его, мальчиков наших, за столом после срамных слов. Таков уж барин. Все в его доме приемыши и гости. И я в гостях здесь. Так и живем мы здесь с мужем.
  
  
  
  Все крестятся. Заговорщицки смотрят друг на друга. Пугливо оглядываются по сторонам.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. После смерти Алешиной мамы, Федор Павлович еще пуще связался с иудеями. Проживал в их местах оседлости... вплоть до нынешнего году. Только, давеча, из Одессы приехал. Сходу все долги отдал. Несметную кучу денег привез. В округе ему должны все поголовно. Околдовал наш уезд через свои кабаки, да "бистро". Прости меня, Господи? Хочу сказать, что хапуга и есть хапуга! На руках содержит, сказывают, до ста тысяч рублев. Сумма несметная. Корова барская Буренка трех рублев не стоит, сам знаешь! Небось, умником себя числишь. А, пьют у нас крепко! Пить лихие.. Работа на ум не идет... коль глаза налиты водкой! Люби-то попробуй, такого мужичонка? Сами видели, не простофили! Каждому, знамо, что на углу делается. Срам да и есть срам. Чистый срам. Все они срамники... немытые. Ух, в какой разгул пущаются! Пьют, пьют, пьют... непробудно с Пятницы до понедельника. Срам и стыд у нас вокруг. Лихо сказать! Одно слово... Светопреставление!
  
  
  
  Муж поворачивается к жене. Вытирает слезу с ее правого глаза. Сочувственно кряхтит.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. В церковь забыли дорогу мужики. Такой порок вокруг! Вся так и дрожу... от страсти. Или... страхости. Прямо, дрожу и вся тута... страшно!
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Добавлю, Зосима, для тебя еще. Плох он теперь, сердешный барин, Федор Павлович. Роль моя теперь не лакейская. Чаще и чаще, как "гувернер" при нем. Это, сами разумеете, для его детушек... сыновей... надобно. Энергия... куда-то ушла из него. Смотрю, бывало на него, невзначай, а вижу... КУКЛУ. Ну, прямо, как Карабас Карамаз... Так и вижу через зеркало, что передо мной кукла. Через трюмо в гостиной комнате... ходит кукла.
  
  
  
  Вздыхает.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. И я скажу, святой Зосима... Слюной брызгает он тепереча. Сумасброд из сумасбродов. Прости Господи... барина-кормильца... Прости Господи! Не отнимай его от нас... Господи... Сохрани нас... приживальцев - слуг и приемышей его... дитяток его.
  
  
  
  Крестится. Озирается по окнам.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Боюсь я, что в детство... впадет барин. Ох, ох, Господь, не допусти греха! Отправит нас на улице жить... наследник.
  
  
  
  Все вокруг, не сговариваясь, как бы по чьей-то команде, встают лицом к разным святым образом. Каждый прекратил разговор. Страстно молятся. Четыре стены - четыре молящихся. Каждый стоит лицом к своей собственной стене. Единства нет.
  
  
  
  Действие третье
  
  
  
  Картина первая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА
  
  АДЕЛАИДА ИВАНОВНА МИУСОВА
  
  СОФЬЯ ИВАНОВНА КАРАМАЗОВА
  
  ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ
  
  
  
  Декорации:
   1879. Комната второго действия. Все свечи зажжены. Зосима укладывается на кровати. Алексей Федорович Карамазов сидит на той же скамейке, где его оставила семья Кутузовых. Полумрак. Окно открыто в сад. К стенке прислонен гроб. Крышки нет.
  
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Алешенька, милый мальчик, посмотри... кто стоит в дверях?
  
  
  
  Скребется кто-то под дверью. Алексей Федорович открывает дверь. В глаза ударяет свет. Входят три женщины. Остановились на пороге. Дверь закрыли за собой.
  
  
  
  АДЕЛАИДА ИВАНОВНА МИУСОВА. Я, Аделаида Ивановна Миусова, первая жена Карамазова Федьки.
  
  
  
  Кружится в кружевном свадебном платье.
  
  
  
  АДЕЛАИДА ИВАНОВНА МИУСОВА. Меня звали: родовитая дворянка, дама горячая. Я смуглая, нетерпеливая. Презираю неверного мужа. Я устала от беспорядочной жизни и вечных сцен. Я беглянка. По природе женской я нежная Офелия. Я умерла не в провинции, а в Санкт-Петербурге. Я умерла крещенной в православной столице Империи. Что еще? Я ценила в муже авантюризм. Я мирилась с его сутью... "приживальщика". Ха-ха-ха. Хо-хо-хо. Я вновь похоронена в другом православном городе. Спасибо за то и поклон сыну Дмитрию Федоровичу. Я очень сильная. Я бивала мужа. Вот этим смотрите...
  
  
  
  Достает из сумочки "изящные гантели".
  
  
  
  АДЕЛАИДА ИВАНОВНА МИУСОВА. Смотрите, из самого Парижу. Из... него самого. Славные парижские штучки.
  
  
  
  Платье "взбивает" ветер. Исчезает. Как бы не заметно "уходит" под пол.
  
  
  
  СОФЬЯ ИВАНОВНА КАРАМАЗОВА. Я, Софья Ивановна...
  
  
  
  Входит бочком. Робко раскланивается.
  
  
  
  СОФИЯ ИВАНОВНА КАРАМАЗОВА. Я безымянная и не раз битая, Сарра. Моя фамилия... секрет. Я последняя жена Федора Павловича Карамазова. Он отец моих детей. Он и отец для меня и муж. Будучи девочкой я родила ему Ванечку. Мою сладкую... куколку. У меня, у ребенка, появился ребенок. Кто может быть лучше еврейской маменьки? Нет! Никто не может быть лучше еврейских мам! У меня черные огромные зрачки. Я девочка подросток. Мои веки навыкате. Черные волосы мои - мой кудрявый шелк. Ростом я карлица. Я хрупка. Фигурка точеная и деликатная. Во мне нет броскости. Я все из глаз и робости. Никаких агрессивных манер. Я девственница. Я родила первенца на шестнадцатом году. Мы спали до брака. Моя община не противилась нам. Я доносила двух детей, во славу Богу... моему Моисею. Я не познала счастья материнства. Жила в семье, как в притоне. У мужа не было любви. А была похоть. Я почти не видела детей... лежа в кровати для секса. Во всем... Во всей мне... все недосказано. Во мне все... незавершенно. Я сама... почти сошла с ума... У меня отняли мечту стать еврейской мамой. Меня убила моя доброта и невостребованная ласка к детям. Я завсегда ждала... ранней смерти. Его дом стал Содомом и Гоморрой. Мужов дом ад для меня. Мое сердце истекало кровью. Мое тело выбрасывало выкидышей одного за другим. Беременности не смогли убить меня. После первого сына... три года я "носила" мертворожденных, пока Бог Моисей не послал... Алешеньку. Как "сухая" смоковница плодила увядшие плоды. Я умерла через восемь лет после брака... и истязаний. Женственность иссохлась во мне. Кликушество, или нерусское слово - эпилепсия, довели меня до потери рассудка. Я послушница. Я сама безответность. Я феноменальное смирение. В двадцать четыре я стала прахом.
  
  
  
  Подходит к окну. Ложится на пол под подоконник, как - бы в тени. На освещенном подоконнике появляется кукла в костюме Сарры (соотношение 1:10). Из под кукольного платья машут крылья. Должно понять, что это ангел и он улетает. Секунда и кукла-ангел улетела.
  
  
  
  ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ. Я, Лизавета Смердящая...
  
  
  
  Хромает.
  
  
  
  ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ. После смерти я заговорила. Бог помог мне. По сыну моему... я ныне... госпожа Смердякова. Я больше не мычу... у меня есть человеческая речь.
  
  
  
  Все предыдущие слова сказаны спиной в зал.
  
  
  
  ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ. Я с детства...
  
  
  
  Говорит лицом в зал.
  
  
  
  ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ. Я с детства с падучей болезнью. Я горбунья. Бездомная. Я во вшах и грязи. Зимой и летом в ночной рубашке и босая. Всегда любимая, не обижаемая. По характеру я доверчивая. Все отдам, если приоденут меня по случаю... у магазина мод на углу, что за церковью. У меня есть секрет! Люблю гладить ягодицы. Зуд какой-то здесь. Вошки, что - ли?
  
  
  
  Подмигивает похабно в зал. Торопливо грозит пальцем в зал. Садится на корточки, как кролик - задницей вверх "словно для случки". Крутит похотливо задом.
  
  
  
  ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ. Я упорствовала. Потом перелезла через забор в самый дом полюбовника. Я разродилась на дворе его, как верная "коза" или "овца". Не хочу никого другого. Инстинкт матери переборол во мне безумие... юродство. Слыхали... али?
  
  
  
   Слова проговаривает, как эхо.
  
  
  
  ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ. Я была второй девственницей в жизни срамника Карамазова. Он говорил, что я "барин". Я "голова барана" с женским задом. Похоть... похоть... похоть против бога.
  
  
  
  Грозит кулаками в зал. Онемела на мгновение. Открыла дверь. Закрыла дверь. Постояла задумавшись. Закрылась черном, прозрачным тюлем. Уходит на цыпочках через дверь. Через мгновение заглядывает в окно, строя замысловатые рожи. Скоморошничает. Открывает дверь. Показывает голую задницу из под задранного подола в зрительный зал. Мочится на сцене.
  
  
  
  СТАРЕЦ ЗОСИМА. Что это, Алешенька? Бесы расходились! Что делать? Кто виноват? Я больше не могу. Я уже умираю... Я умираю, мальчик.
  
  
  
  Входят хористы. Поют псалмы четырнадцатого - пятнадцатого веков. Вносят крышку гроба и две табуретки. Кладут Зосиму в гроб. Темнеет. Все уходят. Остается лишь один Алексей Федорович Карамазов.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я знаю, что делать.
  
  
  
  Берет из кармана мел. Очерчивает в панике вокруг себя круг. Садится в центре с кучей святых книг. Опускается занавес и прячет декорации. На сцене только актер. Алексей Федорович Карамазов остается "нос к носу" со зрителями. Большой занавес отделил А. Ф. Карамазова от занавеса малого. Он остается в круге и из него не выходит. Очень напуган. Смотрит пристально в зал. Назад не оглядывается. Как - бы не заметил, что занавес отделил его от гроба.
  
  
  
  Действие третье.
  
  
  
  Картина вторая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ (одет ребенком).
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  АДЕЛАИДА ИВАНОВНА МИУСОВА.
  
  СОФЬЯ ИВАНОВНА КАРАМАЗОВА.
  
  ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ.
  
  
  
  Декорации:
   1879. На сцену опускается сверху "огромный стул" (ноги, как у спрута. Это раскрашенный капрон). Под стулом на табуретках стоит заколоченный гроб. Дмитрий Федорович Карамазов и Иван Федорович Карамазов сидят на "стуле". Поперек груди у Дмитрия Федоровича Карамазова лента: "Революционер - Практик Дмитрий". Поперек груди у Ивана Федоровича Карамазова лента: "Революционер - Теоретик Иван". Эти два человека сидят под мантией "Инквизитора". Она укрывает их плечи в виде красного шелкового прозрачного полотнища. Мантия до пола. Она спадает, пряча ножки "стула". При внимательном взгляде видно, что на ткани мантии проглядываются тысячи знаков "серп и молот". В мелованном круге, как сидел так и сидит А. Ф. Карамазов. Смотрит в зал. Назад не глядит. Появляются Женщины. Идут молча друг за другом, но не вместе.
  
  
  
  
  
  
  
  
  АДЕЛАИДА ИВАНОВНА МИУСОВА (не произносит ни одного слова).
  
  
  
  Несет табличку: "Аделаида Карамазова - первая жена!" Кружится в танце. Вся в бантах, кружевах и с марлевым зонтиком. Ведет за руку сына. Мальчик трех лет. Весь в красном, зеленом и оранжевом. Ребенок для нее или забава или игрушка. Водит его кругами, как- бы напоказ. Идет торжественно и большими шагами. Ребенок и мать пританцовывают на месте в унисон. Постояли. Поклонились. Вот они и ушли. После их ухода входят другие.
  
  
  
  СОФЬЯ ИВАНОВНА КАРАМАЗОВА (не произносит ни одного слова).
  
  
  
  Несет табличку: "Софья Карамазова - вторая жена!" Семенит. Сгорблена. Вся в черном. Выглядит, как девочка - мать. Ведет двух сыновей за руку. Мальчики: пяти и восьми лет. На головах морские бескозырки. Шорты. Черные ботиночки. Развиваются ленточки. Мальчики вырываются от матери, Бегут. Затем они кружатся рука об руку. Случайно обронили бескозырки. Видны еврейские шапочки. С пола ничего не поднимают. Беззаботно начинают танцевать еврейский танец. Указательным пальцем придерживают шапочку на затылке. Не верят, что она вот-вот... упадет. Постояли. Поклонились. Вот они и ушли. После из ухода входят другие.
  
  
  
  ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ (не произносит ни одного слова).
  
  
  
  Несет табличку: "Лизавета Смердяшая - незаконная жена Карамазова". Сидит на палочке, которую погоняет, как "лошадку". В исподней рубахе. За ней молча следует сын. Он в черном. Между ними расстояние. Вот они остановились. Мальчик пошел в другой конец сцены. Она подперла руками голову. Ходит кругами по сцене. Неожиданно остановилась. Как бы увидела Алексея Федоровича внутри круга. Ощупывает круг. Хочет и не может войти внутрь. Изнутри круга жестикулирует А. Ф. Карамазов. Он показывает рукой на сына юродивой. Она оглянулась. Увидела. Развела руками. Бежит к сыну. Остановилась в удивлении. Руками его не трогает, следит за ним. Ее сын медленно садится на пол. Мать не видит. Открывает школьный ранец. Достает складную и выше своего роста виселицу. Привязывает мертвую кошку. Достает кадило. Начинает ходить кругами. Вспоминает что-то. Роется в ранце. Достает красный флаг. Надевает на себя флаг, как мантию. Мать "все поняла", что он делает, "что-то плохое". Она бросилась на него с кулаками. В ответ сын юродивой берет мел и очерчивает вокруг себя круг. Он внутри, а мать снаружи. Мать ощупывает невидимую стену. Тянет к нему руки. Мычит. Ругается матом. Строит ему рожи. Скоморошничает. Мочится на пол. Уходит.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ (не произносит не одного слова).
  
  
  
  Проводит дополнительный круг внутри своего круга, своим мелом.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ (не произносит ни одного слова).
  
  
  
  Проводит дополнительный круг внутри своего круга, своим мелом.
  
  
  
  Два брата смотрят друг на друга. Их руки ощупывают невидимые стены. Они не могут выйти. Они жестикулируют друг другу. Каждый разговаривает, но в ответ показывает руками, что не слышат друг друга. В таком положении находятся: П. Ф. и А. Ф. Карамазовы.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ (не произносит ни одного слова).
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ (не произносит ни одного слова).
  
  
  
  Эти два брата, как сидели, так и сидят на "стуле". Они жестикулируют другим братьям, что сидят в кругах. Все молчат. Все немые. Ни одного слова. Два брата "внизу" не видят двух братьев "вверху". Верх и низ живут в своих несовместимых мирах.
  
  
  
  
  
  Действие третье
  
  
  
  Картина третья
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ.
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  
  
  Декорации:
   те же, что и в картине второй, как и год: 1879. Над сценой висит "подрезанный" гигантский стул. Ножки очень маленькие. Кажется, что стул врос ("опустился") по "ноги" в землю-сцену. Капроновые ноги топорщатся, как кольца "спрута". Актеры "путаются", перепрыгивая через "ноги-шланги-щупальцы".
  
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Дмитрий Федорович Карамазов - это я!
  
  
  
  Кланяется залу. Снимает свой конец мантии и завязывает на ней большой узел.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Иван Федорович Карамазов - это я!
  
  
  
  Кланяется залу. Снимает свой конец мантии и завязывает на ней большой узел. Начинается драка. Тянут мантию друг на друга. Видно, что это серпастый и молоткастый флаг погибшего СССР. Он "рвется" на неравные куски, что определяет незаметная "молния".
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я оттяпал себе больше! Делится не хочу. Моя Россия!
  
  
  
  Меряет длину куска мантии своими локтями.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я оттяпал себе тоже. Беру свое, как компенсацию.
  
  
  
  Меряет длину куска мантии своими локтями.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Кто же теперь Инквизитор!
  
  
  
  Спрашивают друг друга хором.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я русский ортодокс и христианин!
  
  
  
  Крестится, как православный ортодокс.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я некрещеный еврей и иудей.
  
  
  
  Гордо надевает на голову еврейскую шапочку. Была спрятана в кармане.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Но, у нас один отец. И в нем сидит бес!
  
  
  
  Это произносят одновременно. Смотрят друг на друга. Удивлены своему открытию.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Дим, Димок, я весь из противоречий. Димушка! Я мечусь, как бездомный, из одной крайности в другую. У меня нет ориентира в жизни. Меня кто-то искушает. Он сидит во мне. Я... это не я.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Послушай, Вань, что я скажу о себе. Слышишь, Ванюша? Ведь не зря Зосима поклонился мне! Он хочет усмирить мой звериный гнев. Я рычу на отца. Бес он для меня. Гадкий бесстыдник и притворщик. Когда я вижу отца, то заикаюсь. Начинаю вопить. С четырех лет возненавидел семейный вертеп, после смерти маменьки. У меня горячая кровь от нее. Я из древнего рода Миусовых. Я склонен к эффектам и дракам!
  
  
  
  Задыхается.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Что сделал я с собой?
  
  
  
  Переводит дыхание.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Незаконченная гимназия у меня. Даже на это терпения не хватило. А дуэли мои? Все от легкомыслия! Армейская карьера провалилась дважды. То разжалован, то опять вышел в герои. Видишь, снова - взлет вверх. Смотри, блестят на мне погоны.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Не этого тебе боятся надо, Дим... Дима... Димок. Братец ты мой дорогой. Вижу я, если ты кого заподозришь хоть в малой неправде, то... Бога играть начинаешь! А, при этом, страсти твои доходят до того, что... выводишь ты из себя... человеколюбца начисто. Да, высоко ты заходишь в борьбе за справедливость. Убить рад любого ради справедливости.
  
  
  
  Переводит дыхание, вздыхает.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Ух, чего же тут скрывать. Такой я и есть.
  
  
  
  Вздыхает.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Скажу тебе, но не серчай, что вижу я, что брат ты мой, Дима, как бы теряешь ум. Вот где твоя катастрофа. Убить... ты рад любого за идею. Да еще и испытать... удовольствие от содеянного.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Прав, как ты прав, Вань! Ведь я и тебя ненавидел за это. Напористый ты. А у меня этого нет. Совсем нет! Возненавидел я тебя что "самоорганизован" ты. А этого мне Бог не дал. Проклял я тебя за твою ученость. Ты знаменит в монастырях. Здесь тебя почитают. И говорить с тобой святые отцы хотят. Они же меня обходят. Не обнимут даже. Крестятся за спиной в страхе, где бы я не появлялся. Удачлив ты в жизни! За все это я невзлюбил тебя. Но... не сегодня. Понял ты меня, Ваня. Вижу, что любишь меня, как брата. Нет у нас борьбы с тобой. Давай... вместе с миром жить.
  
  
  
  Отдает брату часть "флага". Брат берет его и прячет "флаг" за спиной. Брат стоит, расставив ноги. Ткань большая и свисает за спиной как... "хвост".
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. В мире... жить.
  
  
  
  Прячется за спину Д. Ф. Карамазова. Входит крадучись Павел Федорович Смердяков. Пальцем манит И. Ф. Карамазова.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Вижу я, что Дмитрий Федорович совсем рехнулся! Жить с кем-то хочет. Не с братом ли, как я... с его отцом По соседству с комнатой отца-барина? Каждую ночь лишь я там сплю. Не догадываешься? Не смекается ему, что место... ужо занято в постели. И чего это, Дмитрий Федорович, раздвоенность у вас в глазах? Взгляд Ваш выражает совсем другое, а не то... что на Вашем уме. Не душа ли, душенька, борется в Вас со страстишками. Хочется быть поближе к отцу, да Бог "бодучему козлецу рог не дает". Ах, уже эти... мне рога, копыта. Ха - ха... Хахоньки. Махаханьки. Пока заговорщики... террористы.
  
  
  
  Посылает воздушные поцелуи. Подмигивает Дмитрию Федоровичу и чуть попозже другому, Ивану Федоровичу.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Знаю, что батя подослал его присматривать за мной. Спиной... кожей на пояснице, все... чувствую. Вот он пришел, его лакей. Зырками шмыгает... мои тайны ищет. Нюхает... лакей.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Еще бы не "шмыгать", коль ты, браток Дмитрий, на отца кричишь: "Зачем живет такой человек!" Да еще весь дрожишь, глухо сопишь и... медленно злобное слово к слову собираешь...
  
  
  
  Перебирает бусы на шее.
  
  
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Задумал я тут кое-что. Даст Бог, или черт... попутает... справлюсь как-либо со своей судьбой.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. От сумы и тюрьмы никто... не убережен. Помнишь?
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Твоя, правда, Иван... Рок на мне. Рок чувствую на себе. Порешить надо!
  
  
  
  Делает вид, что ушел. Стоит за дверью. Два брата целуются три раза по русскому обычаю. Обнимаются.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Вот и целуются в губы лиходеи.
  
  
  
  Подсматривает в приоткрытую дверь.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Замыслили что-то. То-то Федор Павлович велел глаз с него не спускать... Обо всем докладывать! Обособливо подробно слушать, когда... революционеры вместе. Бесы они да и только. Бесы и есть бесы! Прав... Федор Павлович, знамо дело. Всегда прав... любимый сахарочек мой... папенька полюбовник...
  
  
  
  Видит, что Дмитрий Федорович ушел. Выбегает навстречу Ивану Федоровичу. Опускается занавес. Актеры остаются между публикой и занавесом.
  
  
  
  Действие третье
  
  
  
  Картина четвертая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  
  
  Декорации:
   Нет. Братья стоят между публикой и занавесом.
  
  
  
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Федорыч... а, Федорыч? Не уходи, слово сказать хочу.
  
  
  
  Медленно, как бы лаская слова.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Ты зачем это... Павел Федорович мне навстречу встал.
  
  
  
  Медленно достает очки.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Да, вот хочу тебе понравиться. Разве не брат ты мне? А... Федорыч. Одного и того же отца в голове носим. С его ведома имя его приклеено к нам, как и отчество. Не делит он нас... между собой. Я... Федорович. И ты... Федорович...
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Не понимаю я тебя, Пашка... Странный ты... сегодня.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Чего уж тут не понимаешь... Федорыч.
  
  
  
  Достает маленькое зеркальце. Смотрится в него.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Уйди. Не люблю я твои зачесанные гребешком височки. Отвращение у меня к твоему взбитому из жидких волос... хохолку на голове. Да и физиономия у тебя... скопческая.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Да вот и... скопческая. А, Федор Павлович... не брезгуют и любят.
  
  
  
  Кладет зеркало в карман. Поджимает губки бантиком.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Так уж и... допускают. Тоже мне скажешь... "Любят"!
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Да, вот... допускают до себя. С отрочества приучен бывать "наверху" в его покоях. Балует сладким. Даровал ключ от сотни книг в шкафу... с двенадцати моих лет.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Что его в спальной... Неужели?
  
  
  
  Перебивает, говорит волнуясь... краснеет. Прячет очки в карман.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Сам знаешь, Вань... Федорович. Разве он кому-либо деньги из детей давал? Я не зря учился на те деньги в самой белокаменной Москве. Теперь я квалифицированный повар. Готовлю, что хочешь по французскому рецепту. Крайне щепетилен в одежде. Опрятен до болезненного чувства. Пыль да жирные пятна терпеть не могу. Склонен к иностранным продуктам... Приучил себя к: щеткам, зубочисткам, ваксам из самой Англии. Полюбил ананасы и бананы. Как начал работать, так все деньги на платье, на помаду и на духи... трачу и трачу. Все свое... трачу и трачу! Все делаю, как положено! Из моды стараюсь не выходить.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Ну, а женщины у тебя есть?
  
  
  
  Иван Федорович Карамазов подмигивает брату. Смотрит близоруко в глаза.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Женский пол презираю, как и... мужской. С последним держусь степенно, но... почти недоступно. Но ты не в счет... (растягивает слова) брат Ваня. Возбуждаешь ты мои чувства, когда проходишь мимо.
  
  
  
  Берет брата за пуговицу на пиджаке.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Ну как... точно судорога по тебе пробегает. Согласен со мной? Чудно? Мазохисты наверное! Разве... жуткие истории о детях и пистолетах в их рот не... нашептываешь... всем? Это у тебя от Парижа! Люблю... все французское.
  
  
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Бывает... нашептываю.
  
  
  
  Смеется, как бы оттаивая внутри. Закуривает.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Много у нас с тобой общего, Вань. Я Россию ненавижу. Вот как... ненавижу.
  
  
  
  Проводит ладонью через свое горло. Павел Федорович еще ближе наклоняется над Иваном Федоровичем. Как бы теряет равновесие. Но сразу же... отпрянул к стене. Молчат. Смердяков П. Ф., стоя против него (Ивана Федоровича Карамазова), закинул обе руки за спину, и глядит на него с уверенностью... победителя. Вот он жеманно опустил глаза. Выставляет правую ножку вперед и поигрывает носочком лакированного ботинка.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. ...Ты чего хочешь брат от Федора Павловича? Скажи мне мигом... я все для тебя устрою.
  
  
  
  Жадно выдыхает воздух. Минута молчания. Вот Иван Федорович Карамазов вскинул глазки. Фамильярно улыбнулся, глядя пристально в глаза брату.
  
  
  
   ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Правда... Паша? Сделаешь... что надо! Разве не читаешь мыслей о Дмитрии Федоровиче? О братце... которого я игнорирую. А...
  
  
  
  Смердяков приставил правую ножку к левой. Вытягивается телом. Продолжает глядеть с тем же спокойствием и с той же улыбкой. На лице вожделение и похоть.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Мужчины... не опускают "жеманно" глаза, Ваня! Люб мне твой долгий взгляд... когда смотришь в спину. Статный, русый... красивый ты. Ну, прямо, как и твой брат... Алешка. Мечтаю я о вас. Хочу... тебя. Постыл мне старый бес в постели. Грубый он... Больно, тяжко.
  
  
  
  Тяжело вздохнул.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Знамо дело... Не надо ему жениться. Наследство из рук уходит. Мечту я теряю... Променяет он меня на бабенку, Грушеньку.
  
  
  
  Действие четвертое
  
  
  
  Картина первая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ.
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА.
  
  
  
  Декорации:
   1879. Флигель Кутузовых. Высоко взбитая кровать с перинами. Большие подушки.
  
  
  
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Ты чего, Григорий Васильевич? Скоро спать... пойдешь во флигель или на сенцы.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Да, матушка. Вот-вот... пойду.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Беспокойный ты сегодня, муж ты мой, светлое сердечко.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Плохо на сердце. Что-то не так... тяжелит. К полу клонит.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Может к дождю. Али... давление на небе. Как ученые... сказывают.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Али выше? Зовут меня на небе. Все к одному - тяжело оно и есть "нелегко".
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Слыхал, что Федор Павлович говорил сегодня?
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Да, целый день надсмехается. О Павле Федоровиче... зло носит.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Да... все скулы на нем сведены в кулак. Краснеющий ходит целый день. С самого утра... руки дрожат. Места не находит в доме. Пьет и пьет.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. А, тот, молодой, в бледность... падает. От досады. Бледнеет и бледнеет, как... мука. Сам видел.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Говорят у таких... ревность бывает. А всего-то отец сказал: "Хочешь, женю тебя завтра? Дам богатое приданое". Ведь даже... не из дома отослал. Ведь он не посоветовал собирать чемоданы или искать другой адрес для жилья?
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Федор Павлович полюбовника конфузит. И так ясно, что... любовь она и есть любовь. Зачем зря... срамить юношу. Зачем ему приданое?
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Ребенок он и есть ребенок для меня...
  
  
  
  Вздыхает.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Я же для него, самого Павла Федоровича, что ни на есть, приемная мать. Выкармливала я его грудкой своею, аж ... до четырех лет. Он бы и до пяти лет... сосал, да ты... запретил. Разве нет, Григорий Васильевич?
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Конечно запретил. Парень был во какой большой, а ходит и просит по округе: "дай пососать!" Совсем с ума сошел. Вот я и запретил... кормление грудью. Грудь должно беречь для дела, а не для баловства ихнего. Разве не жена ты мне, Марфа Игнатьевна!
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Жена, я тебе - жена... Ложись спать. Иди к себе во флигель.
  
  
  
  Ворчит, роясь в постели.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Люблю я тебя. Ты для него приемный отец. Павел Федорович всем тебе обязан. Ты его крестил, ты дал отчество ему от своего хозяина. Никто не противоречил тебе. Всем видно, что и без слов... правда. Никто не был против его отчества в церкви. Так и записали в церковную книгу... так и стал ребенок - Павлом Федоровичем. А значит... по отцу - Карамазовым. Я знаю, ты очень строг и религиозен. Добросовестный из добросовестных. Я, как баба, при таком мужике места не нахожу себе от счастья. И дом у нас... при дворе барском. И деньги тебе платят без... запозданий. А как набожно ты читаешь духовные книги!
  
  
  
  Вскрикивает с придыханием от счастья.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Ах, милый ты мой, муж, миленочек мой, Григорий Васильевич Кутузов. Я завсегда... люблю... тебя. Слушаюсь тебя... без ропоту.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. А я тебе рад, что... ты без пересуда приняла в семью нашего сына... от праведницы и бесова сына, барина!
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. А еще муж, Григорий Васильевич...
  
  
  
  Продолжает, не слушая мужа...
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Радешенька я твоему характеру. Ты суров, требователен, способен замахнуться и побить хоть самого... барина. Отговорок никаких не терпишь. Потому и барин... тебе не перечит. Федор Павлович уже четверть века, как... никогда с тобой не спорил. Он всегда согласен с твоими поступками. Али ... нет?
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Али нет? Али... нет!
  
  
  
  Запел, расхаживая по комнате. Хлопает себя по бокам.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Павел Федорович... забыл тебе о нем сказать. Давеча... плакал. Сырой платок обронил - на полу. Я подняла... в горнице. Портреты Петра Ильича Чайковского и Модеста, брата его, Чайковского из спальной отца убрал. Не хочет, чтобы его идеалы... спали с отцом без него здесь. Помнишь, ведь и они... не мужчины, а барышни!
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Да ну его. Уж большой, а все еще... как девица жеманная. Не пойму я здесь. Зачем... слезы. Зачем эта мокрота на глазах.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Обидчив он в силу болезни... падучей. Эпилиеэпсия - модная болезнь теперь! Дамы все вздыхают... вокруг. Хотят болеть по-немецки. Любят у нас болеть по-модному, зарубежному.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Да, Бог с тобой, жена. Не слово "иепи"... а слово "эпилепсия"... Да, Бог с ним, лишь бы не слово миновало его, а сама болезнь. Дай дожить нашему сыну... до старости... Христос Спаситель. Мать-то его родная на третьем десятке умерла. Помнишь? Не... живучий он по материнской линии.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Не люблю я одного, Григорий Васильевич, что он в "барчонка" играет. Прямо-таки "естэт" или "естэта" из себя ставит. Ложки на свет смотрит, наигрывает... на гармошке для девок в саду.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Сам видел... и девок он тоже любит. Весь в деда... в Павла Федоровича Карамазова вышел. "Павел Федорович номер два". Вот он и есть, как и... есть. Точно "Павел Федорович номер один" и не умирал... вовсе! Разве нет? Открой глаза, жена.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Неужто? И дед был... не мужчина как бы? С отцом... в постели якшался!
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Все у них теперь по кругу... пошло. Порода у них такая. Дед с отцом, а отец... спит с сыном. Сама знаешь, не нашего это ума... дело. Церковь... разрешает, помнишь, что... старец Зосима сказал? Разве не так было у Давида с Джонатаном... Ну, как Алеша, давеча, пересказывал? Ну, знаешь?
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Помню, запамятовала, было... то. Да было то с ними... святыми Давидом и Джонатаном! Бог ты мой, чего только не было в Старом Завете разрешено.
  
  
  
  Поспешно крестится. Смотрит в сторону. Повторяет движения за мужем: жест в жест.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Понимаешь, Марфа Игнатьевна! Он постоянно играет барчонка или чистюлю. Право у него есть? Думает, что есть! Все это от его полюбовника. Он готов на любую услугу для отца. Хочет пиканта от сладострастника Карамазова. Спит он с ним с отрочества! Отсюда его особость в доме нашем.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Больно услужливый он. Лучше любой девки. Никому не откажет.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Весь он из необъятного самолюбия... оскорбленного.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Оскопленного.
  
  
  
  Смотрит не понимающе на мужа.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Да, хоть и так! Права вы баба Марфа. В точку попала баба! Ха-ха. Эх-эх.
  
  
  
  Кашляет сквозь дрему.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Так и спит с отцом по ночам вместе...
  
  
  
  Ворочается, взгромоздившись на высокую перину.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Не это беспокоит меня, жена. Отец выставляет сына в сутенеры. Не для него эта профессия. Знамо, дело! Неспособен он к ней, городской уличной профессии. Паша наш больно честен. Ни одной лишней копейки не прилипнет к его рукам. Щепетилен и благороден, наш сынок Паша!
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. Нет, не хочет он быть "сухинером"! Встанет он между отцом и девкой его Грушенькой.
  
  
  
  Спросонок говорит с хрипотцой.
  
  
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Любовница девка клином встала между его отцом и ним. За Грушу, Аграфену Александровну, не может он биться. Паша боится за свою жизнь. Хочет сберечь наследство.
  
  
  
  Подходит к иконе. Уменьшает горение фитиля в лампадке.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Несчастье будет, если сына разлюбит отец. Сын зачахнет от ревности. А то, что отец охотится за девкой Грушей, тоже оскорбляет его многолетнюю любовь к отцу. Ведь ради него и живет сын здесь. Давно бы сбег до Санкт-Петербургу. С его поварским дипломом всегда работа ждет. В любом ресторане на Невском работать могет. Знамо, такого мастера не отпустят из столицы в нашу дыру и темную провинцию.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. А что, если Паша стравит в войну Дмитрия и отца? Ведь здесь не бывать миру. Два паука обязательно закусают друг друга до смерти.
  
  
  
  Ворочается на перине. Не может уснуть.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. А, Пашка, он умен. Он не встает на середине дела. Ох, как умен! Жаль, что хотел он полюбить Ивана... да ничего из этого не вышло. Иван... только мужчина. Хотя, Бог его знает! Двадцать семь лет, ужо, ему, а весь в книгах. Ни к женщинам, ни к деткам нет никакой тяги! Бог его знает, может и он в отца пошел с дедом. Не зря к нему Павел тянется! Чувствует... родное тело. Не мужское тело!? Мнится мне, что стравит Павел всех... и совершит отцеубийство. А значит... брата в тюрьму спровадить может. Тут и Аграфене... месть наступит. Останется она без свадьбы. А, главное, не женится на ней изменник - его бывший полюбовник, Федор Павлович.
  
  
  
  МАРФА ИГНАТЬЕВНА КУТУЗОВА. А, как же с наследником Иваном? Да, любит его Пашка! А значит, ясное дело, отправит брата от греха подальше... в соседнюю деревню с оказией. Чувствую я, что так и будет. Павел, бережет тех, кто ему не мешает. Он любимого сбережет и оградит. Он никого не подставит. Это у него от святой Лизаветы, юродивой матери. Паша дом не разрушит. Он свое бережет. Здесь мать его родила. Помнишь, как юродивая Лизавета через забор высоченный перескочила... на сносях.
  
  
  
  ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Светлая у тебя голова, баба Марфа. А, что будет с другим братом наследником. Хотя, чего о нем думать, Алексее? Да, не надо ему ничего. Он в монастырь рядится. Хочет забыть о мире, деньгах и всех покинуть. Ясно, что если отец умрет, то не он наследник. А тут, Павел Федорович все и возьмет. Ясное дело! Брат в тюрьме, другой в монастыре, другой при смерти... Если отец умрет, то один наследник... Павел. Он в этом доме родился . И отчество у него Карамазова, что записано в церковных книгах. Здесь мать его умерла. Здесь он работал... до смерти отца. Чувствую, что для него все деньги, весь дом и весь питейный навар со всего города в руки придет. Только бы отец умер. "Только бы не успел сыграть свадьбы с женщиной... Грушенькой..." - вот о чем Павел думает.
  
  
  
  Слышно сопение. Старики уснули. Вокруг происходят мистические вещи. Фитиль в лампаде ярко вспыхивает. Сильное потрескивание. У зрителей в зале болят глаза от ослепительной вспышки. Фитиль взрывается. Искры рассыпаются, как "бенгальские огни". Спящие ничего не слышат. Глаз не открывают. С кровати никто не встает. Тишина.
  
  
  
  Действие пятое
  
  
  
  Картина первая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ.
  
  АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА.
  
  
  
  Декорации:
   1879. Комната Ф. П. Карамазова. Хрустальные люстры. На кровати роскошный шелковый японский халат и экзотическая турецкая чалма. Верхняя часть дома. Спальная комната хозяина.
  
  
  
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Вот ваш лимонад, как просили.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Все-все-все Пашка. Перестань мокроту разводить. Не люблю я тебя. Люблю Грушеньку. Хочу свадьбу. Слюни по ней текут. Похотью весь исходился. Не могу есть. Не могу спать. Все о ней думаю. Хочу девку грудастую в дом!
  
  
  
   Выпивает залпом бокал лимонада.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Вот и все. Нет ничего между нами. Мальчонкой я живу у тебя в ногах. А, теперь, выходит все не так. Нет больше доброго слова для меня, от тебя, мой сахарный папенька.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Понял правильно! А теперь, катись во двор! Зови ее ко мне! Слуга ты или не слуга? Деньги мои получаешь, лакей. Впрочем, где Иван Федорович?
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Уехал в соседнюю деревню за медом. А там... поедет в Петербург, учить в университете. Совсем... уехал из нашей губернии.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Тебя он звал с собой? Отвечай немедленно.
  
  
  
   В голосе ревнивые нотки.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Звал, но не время ехать с ним. У меня всякие дела здесь.
  
  
  
   Подходит к бокалу на столе. Делает вид, что разбивает случайно. Собирает осколки.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Какие еще дела? Ишь, как заговорил, шельмец Пашка! Вот, уши-то тебе выдеру. Знамо дело, чего ты ждешь от Ивана! В голове одни шуры-муры! Вот чего от Ивана хочешь!
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Не выдерешь... не успеешь.
  
  
  
   Полушепотом, почти в сторону.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Смерть тебя, за спиной ждет.
  
  
  
   Повторяет слова полушепотом, заслонив губы ладонью руки. Смотрит в зал. Отец бросается на него из-за спины.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. А, негодяй... Где это злобное насекомое? Где мой первенец Дмитрий Федорович?
  
  
  
   Топает ногами.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Туда вокруг ходит, где-то в городе. Мне невдомек. Я сам по себе, сами ведаете, Федор Павлович. А он, сын ваш, Дмитрий Федорович, тоже сам по себе. Догадываюсь я завсегда, он между бабенок живет!
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Ненависть у Дмитрия в глазах. Грушку, невесту мою, женить на себе хочет. Грозил убить меня! Не верю я в это. Слабый он. Силы нет у него топор поднять.
  
  
  
   Подходит к окну задергивает занавески. Голос нервный. Смертельно напуган.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Где Григорий и Марфа? Говори скорее. Приказываю! Двери и засовы запереть.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Неможно их дозваться! Натерлись снадобьем и спят во флигеле у самовара. Сами знаете, барин... Не в первой это в дому. Они наперед, за неделю, уведомили о своих снадобьях или лечении сегодня. Спят они! Некому Дмитрия заслеживать.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Любил я Марфу Игнатьевну, ох, ядерная девка была до замужества. В водевилях "срамница" пела! Представляешь, Пашка!
  
  
  
   Слегка покачивается от яда. Голова кружится. Садится на ближайший стул, как бы проваливаясь.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Теперича, не узнать ее. Набожная стала. Беспрекословная. Полностью живет "под мужем".
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Вот, и я бы хотел жить "под мужем". Да, не везет. Федор Павлович!
  
  
  
   Вздыхает. Жеманно делает реверанс.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Плохой вы "седок" стали! Другой вы теперь, папенька.
  
  
  
   Достает зеркало из брюк. Смотрится.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Знаю я тебя, Валаамова ослица!
  
  
  
  Истерически вскрикивает. Отец бьет кулаками юношу. Зеркало разбито. На лицах кровь. Отец топчет стекла ногами. Юноша кричит, выбегает прочь. Слышны его рыдания. Немного погодя выходит из-за сцены обратно. непринужденно улыбается. Подходит к шкафу и начинает вытирать серебряную посуду. К разбитому зеркалу не подходит. Стекла с пола не поднимает. Делает вид, что забыл о случившимся.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. А мне нравится ее муж. Григорий Васильевич Кутузов крепкий мужик. Он такой мускулистый. Нет, не в меня он в Пашку - повара. Знаю, помадой и духами от него пахнет.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Хе-хе-хе.
  
  
  
   Хмыкает. Юноша продолжает, не обращая внимания. В голосе мечтательность.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Он такой мужественный! Твердый. Неуклонный. Упорно идет к своему, если убежден. Он честен и неподкупен. А главное, говорит направо и налево: "Всякая баба врет и бесчестна" или "держи ухо востро... береги барина-отца".
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Наставления читает мне до двух разов на день. Мало разговорчив Григорий, а уж если заговорит, то жди наставлений. Обязательных длинных наставлений.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Ха-ха. Хе-хе.
  
  
  
   Говорят нараспев друг с другом.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. А, что о Марфе Игнатьевне сказать?
  
  
  
   Видно, что задумался о своем плане.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Бита она была много раз. Признает мужев "духовный верх" И я тоже баба... "бита мужем сейчас".
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Бил я своих жен и буду бить. Марфа замолчала, как родила урода "дракончика". Помер он вскорости. Бог прибрал его к себе. Ты, Паша, родился в тот день. Один умер, другой родился. Молоком она тебя своим выкормила. Не досталось женского молока мертвому "дракончику".
  
  
  
  Оба крестятся. Расходятся в разные двери. Через мгновение юноша возвращается. В руках большой конверт. Примостил конверт на подоконнике.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Ты где? Ты где, Аграфена Александровна? Грушенька!
  
  
  
   Озирается. Видит женские ноги под дверной портьерой. Наступает на носок туфли.
  
  
  
  АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА. Я здесь. Все между вами слышала. Стояла с закрытыми глазами. Боялась открыть. Ничего не видела! Где деньги? На подоконнике? Как обещал старик для Дмитрия, так и сделал? Сыну платит, чтобы оставил невесту для отца! Вижу, вижу... конверт на подоконнике.
  
  
  
   Полушепотом смеется.
  
  
  
  АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА. А это что? Зачем тебе усищи, Паша?
  
  
  
   Разговаривают при выходе из-за дверной портьеры.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Сейчас деньги и украдут. Уходи же скорее. Не к добру, если кто другой ненароком явится. Первый вор украдет все.
  
  
  
  За окном тень. В комнату заглядывает лицо. Юноша и девушка бросаются к стене, прижимаются спинами. Стоят по обе стороны окна. Снаружи окна Дмитрий Федорович Карамазов выламывает раму. Она не поддается. Он пытается выдавить стекла. Юноша и девушка в панике. Первой опомнилась девушка. Она нашла решение. Она показывает рукой в сторону выключателя. Протягивает руку и выключает свет. Юноша и девушка ползут по полу в темноте. Исчезают в направлении лестницы со второго этажа на первый.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Кто здесь? Кто? (Имитирует голос отца).
  
  
  
  Выходит в японском халате. Имитирует голос отца. На голове турецкая чалма. Усы. Включает электрический свет. Идет по лестнице с первого этажа на второй, как бы возвращается.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Груша, вот деньги! Это тебе приданое от Федора Карамазова! Скорее бери деньги. Я здесь! (Имитирует голос отца).
  
  
  
   Выглядывает в окно второго этажа.
  
  
  
  Удар по голове. Павел Федорович Смердяков падает. Рука из окна берет конверт на подоконнике. Лица бандита не видно. Тихо. Раздаются шаги убегающего в сад.
  
  
  
  Главный занавес с кистями опускается и отделяет сцену от актеров. Юноша и девушка остались между зрителем и занавесом.
  
  
  
  Действие пятое
  
  
  
  Картина вторая
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ.
  
  АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА.
  
  
  
  Декорации:
  
  
   нет, но год без изменений: 1879. Главный занавес опущен. Актеры между зрителями и занавесом.
  
  
  
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Ну и хорошо. Все в порядке. Ты видела, кто подбежал?
  
  
  
   Снимает халат и отклеивает усы.
  
  
  
  АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА. Видела, то был старший сын, Дмитрий Федорович Карамазов. Он выказался из-за дерева. А тебе, как, по что, Паша, не больно? Куда чалму дел? Потерял за окном?
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Потерял турецкую чалму. Но не больно голове. Нет. Я перед тем, как выйти за окно, был на кухне. Выбрал большую репку и подложил под чалму, на голову. Выживу, хотя и тошнит. Мутит меня от боли. Меня и пуще били. Не раз сильно били. Все пережил. Только...
  
  
  
   Вздрагивает. Нервный озноб.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Только плохо мне. Перенапряг организм со своей игрой в барина. Тяжко. В голове круги! В глазах пятна бегают.
  
  
  
  АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА. Что с тобой, бедный? Ты бледный, зубами стучишь. Холодно? Зазяб ты, Паш. Водочки от озноба хотишь - ли?
  
  
  
   Обнимает дружески. Целует в щеку.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Молиться надо. Запах... везде. Это время, когда мой припадок с "падучей" на дороге ко мне. Слышишь запах?
  
  
  
   Вдыхает ноздрями воздух, как бы ищет чей-то запах. Прислушивается.
  
  
  
  АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА. Разве запах вокруг? И у падучей есть запах?
  
  
  
   Зло хихикает. В глаза не смотрит.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Чудо. Дивно пахнет с холмов. Чудно все это. Полнолуние на загляденье. Черемуха хороша в этом году. Нет, это не так! Кровь носом пошла? Вот откуда мой запах!
  
  
  
  Касается носа указательным пальцем, смотрит на свою кровь. Размазывает на ладонях. Тянет ладонь навстречу лицу девушки. Пытается испачкать ее своей кровью.
  
  
  
  АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА. Вижу, не здоров ты, сердешный мой паренек. Натерпелся сегодня из-за меня.
  
  
  
   Отстраняется от него. Подходит ближе. Целует. Берет его нежно под руку.
  
  
  
  АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА. Приляг. Поспи маленько, Пашенька. Все деньги теперь твои. Ты богач из богачей в нашем городе. Все теперь твое: и дом, и земля вокруг дома, и трактиры вокруг и все городские кабаки. Делай с отцом чего хочешь! Убей мучителя! Я же покажу на суде, что убил старика и моего жениха Дмитрий. Он и так поверил, что убил отца.
  
  
  
  Главный занавес с кистями открывается. Девушка и юноша выходят на сцену, где две кровати. Каждый ложится в свою. Быстро гаснет свет. Быстро загорается назад. Актеры встают.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Груша...
  
  
  
   Ищет глазами девушку. Прокрикивает слово несколько раз.
  
  
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ. Груша! Я хочу рассказать тебе все сам. Мне сон привиделся. Смотри! Иди ко мне. Дай мне руку. Больно страшный сон. Я проснулся. Не смог досмотреть его в одиночку. Папенька встал из гроба! Ищет он меня! Да, и не человек он вовсе, а сам Люцифер.
  
  
  
  Девушка и юноша уходят со сцены в зал. Находят для себя место. Уговаривают двух зрителей сеть на пол на сцене. Вот они сидят на зрительских местах.
  
  
  
  Действие пятое
  
  
  
  Картина третья
  
  
  
  Лица
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ПАВЕЛ ФЕДОРОВИЧ СМЕРДЯКОВ.
  
  ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ.
  
  АДЕЛАИДА ИВАНОВНА МИУСОВА.
  
  СОФЬЯ ИВАНОВНА КАРАМАЗОВА.
  
  ЛИЗАВЕТА СМЕРДЯЩАЯ.
  
  АГРАФЕНА АЛЕКСАНДРОВНА.
  
  
  
   Прохожие: цыганки, дети и подростки.
  
   Птицы: белые голуби и черная ворона (живые).
  
  
  
  Декорации:
   1879. Гостиная в доме Федора Павловича Карамазова. Максимальное освещение. Свечи, канделябры и лампы зажжены. Карамазовы в полном сборе. Стол накрыт. От роскоши и блеска хрусталя и серебра болят глаза. Все сидят спиной к залу за исключением Федора Павловича Карамазова. Он сидит лицом к залу. Никто не прислуживает. Все в смокингах, кроме одного в монашеской рясе. Встает из-за стола Ф. П. Карамазов. Остальные сидят. Недалеко от стола сделана из табуреток импровизированная сцена (как бы сцена на сцене). Смотрите декорации: действие третье.
  
  
  
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. А сейчас, дамы и актрисы и господа актеры, я изображу театральный номер. Это мой монолог из самой шумной книжки Федьки Достоевского. Отгадайте из какой книжки? Подскажу, это детектив и бестселлер!
  
  
  
  Встает. Подходит к "импровизированной" сцене. Отламывает кусок сцены. Это ничто иное, как стул без ножек. Ставит свой стул на импровизированную сцену (обратите внимание: у стула не видны ножки, а видна спинка).
  
  
  
  Многие после этого встают из-за стола. Стоят спиной к залу. Снимают пиджаки и вешают их на спинки стульев. Они снимают бабочки и галстуки, поворачиваясь в зал. За столом никого нет. Все актеры отошли на край сцены. Постепенно расходятся со сцены прямо в зрительный зал. То и дело оглядываются перед выходом в зал. Садятся на свободные места. Громко разговаривают со зрителями.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Готовы? Все уселись в зале?
  
  
  
   Ждет. Пересчитывает своих сыновней, загибая пальцы.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я позволю начать, дамы и господа!
  
  
  
   Кричит, делает ладони, как рупор. На лице негодование.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я открою тайну. Я бес и ваш Инквизитор!
  
  
  
   Встает на одну ногу. Крутится волчком.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. У меня родимое пятно на лысине. Смотрите! Здесь 6-6-6. У кого это есть в зале?
  
  
  
   Снимает парик. Показывает всем вокруг свою лысину.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я еще не стар. Был в детстве крещен. Православной веры. Совсем неродовит, мозгляк. Нос не очень большой. Нос не очень тонкий. Я с сильной горбинкой. Горжусь своим кадыком, что похож на "кошелек". Я люблю выставлять его напоказ. Хочу походить на римлянина, европейца. Смотрите! Завидуйте! Молюсь только на деньги. Я прижимист, а потому богат. Деньги чту наперед. Промаху в расходах не даю. Не зря мой питейный и кабацкий бизнес процветают. Этот губернский городок стал моим.
  
  
  
   Грозит кулаком портрету царя на стене.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Тайн у меня нет.
  
  
  
  Замечаем, что стул на импровизированной сцене вздрагивает и поднимается вверх. У стула растут ножки наподобие "шлангов от спрута".
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Повторяю! Поведения я порывистого, а юмора оригинального. Необуздан ни законом, ни религией. В браке я беспорядочен. Я сладострастник. Ни одной зазевавшийся юбчонки "из плюша" не пропущу. Не упускаю я случая, а потому имею...
  
  
  
   Подмигивает. Изо рта текут слюни. Зовет к себе пальцем из зала зрителей.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Повторяю, господа! А потому имею... гонорею и другие кокетливые бородавки в организме. А на вашем языке... сегодняшнем языке... я спидую. Веселая жизнь!
  
  
  
  Некоторые из актеров встают и уходят из зала. Некоторые поднимаются обратно на сцену. Берут на столе бутылки и разливают алкоголь в стопки. Зрители присоединяются. Актеры разливают алкоголь подходящим. Федор Павлович Карамазов сидит на своем "стуле" с ножками спрута. Бес ласково помахивает рукой пьющим. Щелкает пальцами. Актеры опустошают стопки, быстро возвращаются в зал, но не на старое место, а на какое-либо другое, выгоняя зрителя к столу с алкоголем.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Повторяю, господа! В сексе я тянулся ко всему пикантному. Я большой сластена и кобель.
  
  
  
   Стул медленно поднимается вверх.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Мимо юродивой в ночной рубахе, той грудастой двадцатилетней девки пройти не мог. Заподозрил в ней курчавого барана с женским задом. Навсегда помню тот черный каракуль. У нее голова, как огромная чабанская шапка. Не зря она нашла мой огород на сносях. Через забор влезла в родовой горячке. Родила юродивая мне последнего сынулю Федоровича. Впрочем, я и без нее богат. Без нее приплод имею.
  
  
  
   Загибает пальцы, считая сыновей в зале. Зовет их к себе. Никто не подходит.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Трое Федоровичей сидят в зале, не считая последнего. Приятное дело дети! Зачем мне любовь без страстей и боли!
  
  
  
   Стул медленно поднимается вверх.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Первая жена бивала меня. Любил я боль! Любил мазохизм ее до истомы. Роль обиженного супружника толкала на выдуманные "измены". Все наиподробно ей рассказывал. А она, в ответ, билась в истериках. Это вызывало у меня оргазм.
  
  
  
   Стул медленно поднимается вверх.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Повторяю, господа. Это вызывает у меня оргазм. Как быть иначе? Я импотент от алкоголизма! Только скандал душу греет. Ее мазохизм палит огнем. Это греет мою задницу. Люблю я это больше жизни.
  
  
  
   Стул медленно поднимается вверх.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Все было хорошо с ней! Убежала она, только, со студентом семинаристом. Жутко этим отомстила мне за импотенцию. Злючка - Офелия! Вот она кто! Поставила меня в Петрушки и оставила стоять в шутовском ряду. Я не стал ей мстить. Самка негодная! Я припомнил это сыну ее, Дмитрию. Я не забыл этого сыну ее, Дмитрию. Больно хотелось причинить боль. Я бросил его малюткой на холопской кухне. Нет у него никакого наследства! Одни счета, неоплаченные им, в моих трактирах и кабаках. Я обобрал его ребенком. Я обобрал его взрослым. Ха-ха-хе... больно жаль молокососа!
  
  
  
   Гомерически хохочет. Почесывает голову на затылке и за ухом.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Объясняю, господа!
  
  
  
   Стул медленно поднимается вверх.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Напоминаю, господа! Зазноба моя, вторая жена, смяла меня, как перину. Бросил пить. Принялся есть витамины, ходить по врачам. Похоть моя к ней и сладострастие оздоровили плоть. Я вылечился. Алкоголизм забыл. Перестал быть импотентом. Изменил мазохизм на ласку. Ей было пятнадцать, когда мы спаривались. Мне в тот день подошло... за сорок годков. Церковь не разрешила брак, но ее синагога не возражала. Нет, не видать бы мне жены шестнадцати лет через православные обряды. Не отдала бы генеральша, православная генеральша, подопечную Софью для моего брака. Ее еврейство открыло дверь для меня. Открыл я ее по питейному бизнесу, когда ездил к жидам. Она мой сувенир. Хотел ее больно. Девственница "резанула" по сердцу. Похоть истомила до умопомрачению. Ее двоих малюток я милую и холю больше всего. Сиротками они стали. Люблю сироток. Ванятка и Алеша мои любимые чада.
  
  
  
   Над головой Федора Павловича Карамазова появились бесовские рожки.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. А, Пашка, что полюбовник мой... Павел Федорович. Подарок он для меня от... приблуды - барина, девки юродивой. Так... ничего нового. Я, как и отец мой, что совратил меня. Он тоже был Павел Федорович. А сына я назвал в отместку. Назвал его Павел Федорович. Хотел я узнать, что мой родной чувствовал, когда спал со мной мальчонкой. Мщу я старику отцу, Павлу Федоровичу, что опоганил мое тело и озлобил мою душу. Мой новый Павел Федорович только-только убил меня ЛИМОНАДОМ.
  
  
  
   Последнее слово говорит шепотом.
  
  
  
  ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Еще раз повторяю, господа! Замечайте мои приметы! Я всегда гадко хихикаю. Давлю сумасбродством. От яда и желчи у меня мешки под глазами. Морщины везде. Лоснится жирком лицо. Черные и истлевшие зубы. Пухлые липкие губы. Дышу смрадом. Слюна по губам брызжет. Нос бесконечно течет. Я себе нравлюсь.
  
  
  
  Через сцену везут телегу. Много цветов. В ней детский белый гробик. Медленно идут дети и подростки. Их может быть десять - двадцать. Молчат. У каждого ребенка в руках металлическая клетка с белым голубем. Рядом идет Алексей Федорович Карамазов. Никто не выпускает птиц. Они беспокойно воркуют. Телега остановилась. Все актеры оглядываются по сторонам. Репродуктор усиливает звук человеческого сердцебиения. Вот все и ушли со сцены. Отстал ото всех Алексей Федорович Карамазов. Он машет всем во след. Минута - другая, вот все уже и скрылись. Он возвращается на центр сцены. Никого вокруг нет. Он пристально смотрит в зрительный зал. Находит своих братьев.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. А, вы чего здесь делаете? А, ну-ка идите сюда, братишки.
  
  
  
   Зовет на сцену из зрительного зала.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Иди сюда, Дима.
  
  
  
   Манит пальцем к себе. Ждет его. Вот он и подошел. Дарит брату "цветок".
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. А, это тебе цветок. Ты, Паша, иди сюда.
  
  
  
   Манит пальцем к себе. Ждет его. Вот он и подошел. Дарит брату "цветок".
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Четверо нас братьев вместе. Возьмите каждый по цветку. Отнесите на могилу папеньки. А это мне цветок. Разве не весна - красавица на дворе. Я вас всех люблю. Тяжело мне после похорон и кладбища.
  
  
  
   Все видят, что никаких "цветов" у него в руках нет.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Черемухой пахнет. То - ли пьяный. То - ли впал в беспамятство. Лепота - какая вокруг! Жить хочется. Любить хочется. Грушенька, где ты? Подойди ты ко мне. Никого нет вокруг, кто любит меня. Один я, хоть и среди братьев.
  
  
  
  Алексей Федорович Карамазов потягивается. Обнимает себя руками от плеча к плечу. Бес смотрит сверху вниз, машет руками. Ласково лыбится. Умиляется увиденному, что стало с его "человеческими детьми". Входят цыганки. Начинают танцевать. Все пьяные. Поют весело и залихватски. Ушедшие было дети и подростки возвращаются назад. Стоят между взрослыми. Начинают чертить классики. Говорят считалочки. Прыгают в скакалки. Через репродуктор гремит шелест голубиных крыльев.
  
  
  
  Опускается МАЛЫЙ ЗАНАВЕС, не главный, а тюлевый, как бы пеленающий и отделяющий всех от единственного актера, который здесь остался. Это Алексей Федорович Карамазов.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Я, Карамазов, дамы и господа.
  
  
  
   Достает из под рубашки и прижимает к сердцу черную ворону. Раскланивается.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. "Мы скоро расстанемся. Я теперь пока несколько времени с двумя братьями, из которых один пойдет в ссылку, а другой... при смерти. Но скоро я здешний город покину, может быть очень надолго. Вот мы и расстанемся, господа..." (цитируется: Ф. М. Достоевский "Братья Карамазовы", 1879).
  
  
  
  Актеры и дети высвобождаются от тюлевого занавеса, который как "своеобразный купол над их головами". Кажется, что это им удалось не без труда. Каждый нашел свой путь. Кто выполз. Кто срезал дыру. Кто прошел "через дыру другого". Вот, наконец, выходят все. Каждый рад обнять Алешу. Все концентрируются кругом вокруг него. Как бы охраняя от зрителей в зале. Черная ворона (на незаметной леске) вылетает из его рук. Поднимает крылья над сценой. Улетает прочь. Громкоговорители усиливают шум крыльев.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Дамы и господа!
  
  
  
   Тянет руки навстречу зрителей. Ласково улыбается. На лице покой и счастье.
  
  
  
  АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Дамы и господа! Во мне нет больше бесов. Я готов для Церкви! Я готов на крест. Возьмите меня к себе, дети мира. Я ваш.
  
  
  
   Плачет. В зале вздох облегчения.
  
  
  
  Актеры подходят вплотную к Алексею Федоровичу Карамазову. Выстраиваются в одну линию и лицом к зрителям. Смотрят ласково в зал. Каждый из актеров выискивает знакомые лица. Машут руками в знак приветствия. Каждый посылает другому воздушный поцелуй. Крайне непринужденная обстановка.
  
  
  
  Раздается выстрел (из спортивного пистолета, но не из гаубицы). Все до одного разбегаются по сторонам. За спинами актеров падает КУКЛА - БЕС. Размеры гигантского стула - на усмотрение режиссера. Он должен быть виден под потолком сцены. Немедленно из-за кулис выбегают ТРИ УМЕРШИЕ ЖЕНЫ Карамазова. Рвут КУКЛУ-БЕСА на части. Везде черный куриный пух.
  
  
  
  Занавес.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"