- Покричи еще, может, она услышит, - попросила Лизи.
Они поднялись на вершину бархана. Мелкая белая пыль забивала глаза, нос, рот. Кровавый зрак солнца плавал в белесом дыму. Закат преобразил пустыню, все холмы и кочки выросли, как по волшебству. Тени гонялись друг за дружкой, пески текли, как облака, как волны морские, вспыхивали чудными красками: золото и уголь, кровь и сахар...
- Бесполезно, - проворчал Тим, съезжая по песчаному склону.
- Покричи...
- Покричи сама.
- У меня горло болит...
- Ну, так молчи.
Тим был мрачен и груб в этот вечер, когда они с Лизи остались вдвоем из всего отряда.
Солнце зашло, безумная игра теней и цвета прекратилась. Тим принес охапку сушняка, а Лизи подожгла ее, подержав над ветками сложенные домиком худые пальчики. Вот и вся польза от нее в походе. И на том спасибо - слабый огонек будет тлеть всю ночь, даже если хвороста совсем-совсем мало.
Тим достал из рюкзака два последних яблока, насадил на палочки. Худо бу-дет, если и завтра они не увидят Хармони-Крик.
Пустыня все не кончалась, а колонна их редела с каждым днем. Ребята исче-зали молча, по одному, в никуда. Кроме последней, Нины. Весь день она хныкала, безмерно раздражая Тима и Лизи, а потом плюхнулась на дорогу, да так и застыла. Они были злы на нее, и прошли с милю, ни разу не обернувшись. А когда все ж вернулись за подружкой, никого не нашли.
Лизи, не мигая, смотрела в огонь.
- Я помню одну сказку... - тихо сказала она. - День был в апогее своем. Солнце в полдень подернулось красным туманом. Ариманом, не Митрой, было оно в тот полдень...
Тим напрягся: она опять говорила, как по писаному.
- Кто они такие, Митра и Ариман? - спросил он.
- Откуда я знаю? Просто было Ариманом - и все. Старший из спутников пришел к Нему и сказал: "Учитель, если пойдем дальше, нашему отряду - конец. Моисей с народом дошел, а нам не дойти"...
- Перестань! - выкрикнул Тим. - Заткнись!!
Лизи испуганно замолчала, хлопая ресницами.
- Ты не можешь помнить этого! Ты сама сочиняешь свои сказки! Я не знаю, почему ты так складно рассказываешь, откуда берешь имена, но это так!
- Я могу рассказать другую сказку, - пролепетала Лизи. - Есть такие звезды, злые, красные, тусклые, они разгораются, как костры, а потом меркнут. Как-то раз, очень давно, один человек в пустыне видел Гуля. Демон молился злой звезде - она была его потерянным домом...
- Эту сказку тоже не надо рассказывать, - уже мягче сказал Тим, опасливо глядя на небо, утыканное звездами.
- Но почему?..
- Помнишь мисс Вэнк?
Ненавидимая всеми ребятами учительница шла себе по дорожке, когда асфальт провалился у нее под ногами. Она угодила в коллектор, где и сгинула.
- Помнишь сказку про тварь из Лемурии, которую миллион лет назад замуро-вало под землей? Которая выплывает из затопленной шахты и бродит по ка-нализации в поисках поживы?
- Но все радовались, когда мисс Вэнк умерла...
- А когда ты сама бежала от Черной свиньи, ты - радовалась?
О, тот канун Всех святых запомнился им надолго.
- Я бежала последней. Я умру в этом году...
- Перестань нюнить! Лучше научись, наконец, управляться с этим!
Древняя, первозданная тишина висела над пустыней. Дети молчали.
- Тим, как ты думаешь, Гринграсс еще есть?
- А что ему сделается...
- А я думаю, что его уже нет.
Тим вздрогнул. Сейчас она еще скажет, что Хармони-Крик нет.
- Давай-ка молчать. Ты что, забыла - мы играем. Мы на войне, и ты - дозорный, Лизи. Сиди тихо, а то враг услышит.
Девочка послушно замолчала.
Гринграсс... Препоганейший городок, названный так, будто в насмешку. Грязный, серый, пыльный шахтерский городок. Их с Лизи родина. Город злых уродливых женщин и апатичных, сильно пьющих мужчин. Шахта давно уж не работала. Говорили, что она приносила владельцам мало денег, потому ее и решили затопить. Город болел, хирел, умирал. Молодежи в нем не осталось, только стайка детей, которые были еще слишком малы, чтобы бежать из Гринграсса, очертя голову.
Тим смотрел на пылающие ветки, не отрывая взгляда. Скорее бы утро...
Да, детей было немного, но они были непростыми детьми. Тим первым обна-ружил это. Он также первым из них понял, что идет война. Нет, о ней не пи-сали в газетах, не говорили по радио. Самые жестокие войны начинаются без объявления. И даже без повода. Может быть, так было всегда: мертвые про-тив живых, бедные против богатых, дети против отцов... Может быть, в таком месте, как Гринграсс, просто острее чувствуешь бессмысленную жестокость этой войны. И в этом все дело. Есть измученная мать, которая тебя кормит. Есть пьяный отчим, который тебя бьет. Есть старая дева, учительница, которая каждый день объясняет тебе твое ничтожество. Она рада сообщить тебе, что ты, рожденный по недосмотру высших сил, скоро вернешься к исходу своему. Скелет в лохмотьях гниющей плоти, надежно упрятанный в черствую почву Гринграсса, - вот оно, твое будущее. Сколько таких, как ты, уже рождалось, расправляло легкие, пробовало голос, радовалось утреннему свету? Где они теперь? Не в угольных ли пластах? Мы тут, в Гринграссе, знаем все об угле и его тайнах, хе-хе...
Тим как-то собрал их на пустыре, где пыль и бурьян, где высился копр мертвой шахты, и все-все рассказал. Мироустройство представилось им довольно простой вещью: когда-то человек был всемогущ, как волшебник, он обладал правом творить драконов и сирен, эльфов и джиннов. Человек играл, как и любой из детей. Игра длилась тысячи, а, может, миллионы лет. Пока не пришел кто-то и не сказал: все, хватит! Отныне земля - круглая, рождество - только цифра в календаре, боги и демоны ваши - мертвы. Зачем он так сделал - теперь уж неважно. Важно то, что с тех пор каждое поколение обтесывает в этом духе своих детей, как деревянные чурбачки. Думается, со зла. Просто они завидуют тем, кто еще не убил в себе Дар. Тем, кто не собирается умирать и отправляться в угольные пласты.
Разве вы не видите, что они все желают вам смерти? Отец и мать, учительни-ца и доктор? Разве не написано в одной древней книге - "мертвый хватает живого"?
Тим сказал, что они должны сопротивляться. Может, они последние дети на всей Земле, которые знают правду. Его спросили: что мы должны делать? "Может, убежим из дома?" - робко предложил кто-то. Тим рассмеялся. Убежать? Тебя найдут и вернут. А если даже не найдут, ты попадешь в Хармони-Крик, или куда-нибудь еще, где жизнь такая же, как в Гринграссе. Чем вы только слушали? Земля нынче кругла, и бежать некуда. Для тех, кого прижали к стенке, остается один выход - сражаться. "У нас нет оружия!" - пискнул какой-то мальчик. "А у шерифа - револьвер!" - поддержал его другой. Тим отмахнулся с досадой. Вы что же, решили, все так просто - перестрелять плохих взрослых и вся недолга? Даже если вы каким-то чудом и не угодите за решетку, что будет дальше? Чем мы станем тут, в Гринграссе? Такими ж, как нынешние взрослые?
Нет же, нет, у нас пока еще есть Дар, точно вам говорю, ребята. Еще пара-тройка лет, и - все, нам крышка. Надо начинать прямо сейчас. И пусть тогда шериф хоть базуку притаскивает! Что он поделает против целого отряда волшебников?
Дети Гринграсса были в восторге от игры в Сопротивление. Они за свою жизнь узнали не так уж и много интересных игр. Спасибо Тиму, он такой выдумщик!
Так и повелось в Гринграссе. Звонок с последнего урока. Топот маленьких ног. Тишина. Детские голоса словно ветром сметает с городских улиц. Все они там, на пустыре, где проводит свои военные учения повстанческий отряд.
И года не прошло, а каких успехов они достигли! А уж как весело было!
Тим, прищурившись, посмотрел на спутницу. Дозорный Лизи уже откровен-но клевала носом на своем посту.
Помнишь, Лиз, хотелось сказать Тиму, помнишь, как Нина впервые превратила разожженный тобой на пустыре костер в стаю взбалмошных синеперых птиц? Они еще много шуму наделали в городке, помнишь? Но птички были сущим пустяком. Для Нины стенки миров были вроде как стеклянными, да еще и с кучей окошек. Во всяком случае, именно так Тим объяснял детворе. В ту зиму в окрестностях городка бродили на радость пьяным отцам зеленые пумы и крылатые лисы, а подвал миссис Дули стал приютом для молодого упыря. Нина развлекалась...
А помнишь, как Грегори отыскал клад конкистадоров? Ему для этого при-шлось сразиться с мертвым стражем. Грегори слушались все двери и дверцы в мире. И никакая охрана не могла бы с ним тягаться.
А как мы учились летать с радиовышки! Мы, дрожа от страха, забирались на самый верх и прыгали с дикими криками, а ветер носил нас, как осенние листья. И вопль ужаса становился воплем восторга...
Тим поежился от немилосердного пустынного холода. Звезда Алголь смотрела на него с высоты. Разгорающийся и гаснущий костер. Костры - это по части Лизи. Только ее дружба с огнем - вовсе не главное. У Лизи был самый странный и, пожалуй, страшный Дар. Она рассказывала сказки. Нет не так. СКАЗКИ. Если это, конечно, что-нибудь объясняет.
Маленькая девочка с белокурыми кудряшками, ангелочек с рождественской открытки, она рассказывала свои сказки монотонным печальным голоском. Будто читала странную взрослую книгу. Давно умершие материки, далекие страны, чужие имена. Пожалуй, больше всего они походили на отрывки неизвестных науке летописей, писавшихся чуждыми, страшными племенами.
И пробуждалось под землей чудище никогда не бывшей черной Лемурии. Мать шерифа, преображалась в ведьму-жрицу неведомого демона, проклинала сына Неснимаемым проклятием. Ему не помог его револьвер.
А отчим Тима, этот боксер-самоучка, просто взял и... не родился.
Тиму казалось, что Лизи, печальная маленькая принцесса-Лизи вырезает кусочки больной, испоганенной взрослыми реальности, будто ножницами. Он мог бы сравнить ее с богиней, если б верил в каких-то богов. Но дедушка-методист давно умер, а родители к религии были равнодушны. Так что, Тим верил только в себя.
Ночь текла. Костер потрескивал. Лизи Фишер, маленький повстанец из Гринграсса, участница Детского крестового похода, мирно спала, свернувшись клубочком. Хорошо, что когда она спит, то не рассказывает сказки. Значит, есть шанс добраться до Хармони-Крик.
Прошел год, и военные приготовления закончились. И наступил День Освобождения Гринграсса... А вот это, Лиз, давай не вспоминать, прошу тебя. Мы всего лишь дети, хоть и крестоносцы. Мы только играли. Можно играть в игру под названием "пленных не брать", можно. Только пусть назавтра опять взойдет солнце, и все мертвые будут живы. Но, ты знаешь, Лиз, игра в войну - особенная, у нее свои законы. Так-то Лиз.
Давай лучше вспомним, как мы собрались после сражения на пустыре, как решили отправиться в крестовый поход против взрослых. Вечная, в сущности, история. Живые против мертвых, богатые против бедных, дети против отцов...
Мы взобрались на высокую насыпь шоссе и ахнули. Где асфальт? Где пыль? Где бурьян? Изумительная зеленая трава победила в этой войне. Невыносимо юный, пронзительно свежий, буйно цветущий весенний мир ждал нас. И по этим-то заливным лугам нам предстоит идти в свой поход?!
Может, наши общие старания уже начали изменять реальность, а может это - целиком и полностью заслуга рядовой, незаметной богини Лизи Фишер. Трудно сказать. Ближайшей точкой на карте был Хармони-Крик, и мы отправились туда.
Помнишь, Лизи, как весело было идти по бархатистым лугам, питаясь дики-ми плодами? Как радостно мы смеялись, тыча пальцами в небо, когда заметили первого дракона, парящего в холодных восходящих потоках, подобно гигантскому воздушному змею? Как гуськом продвигались по узкой тропе, задирая головы, глазели на бастионы горной крепости? Там еще на балконе стояла девушка в белом платье, и каждый из нас помахал ей рукой, пом-нишь? А как мы гладили косулю, доверчивую, будто домашняя кошка?
От Гринграсса до Хармони-Крик всего сорок миль, но мы как-то забыли об этом. Потому что путь был хорош. Может, нам втайне и не хотелось, что бы он кончался. Сколько дней мы шли сквозь весенний зеленый мир, пока не вступили в пустыню?
Пустыня оглушила, ослепила крестоносцев. Кажется, они давно забыли, откуда, куда и зачем бредут, эти печальные дети. Пустыня крала их по одному, в молчании. Всех, кроме последней, Нины, которая хныкала целый день, а потом плюхнулась в песок...
Мысли Тимы вернулись на старый круг. Тим решил: завтра они во чтобы то ни стало должны увидеть Хармони-Крик, этот мерзкий грязный городишко, искореженный взрослыми клочок земли. Хотя бы за тем, чтобы взрослые накормили двух потерянных голодных ребят. Он сосредоточился и несколько раз произнес это желание про себя. Только у Тима уже давно появилось нехорошее предчувствие, что Лизи научилась рассказывать сказки и во сне...
***
Нина подняла голову. Закат никак не хотел гаснуть. Сухой ветер нес пыльную поземку, вершины барханов курились. Существо глядело на Нину с высоты своего немалого роста.
- Кто ты? - дрогнувшим голосом спросила участница Сопротивления.
- Всего лишь Гуль, - ответил Гуль.
Был он горбат, узловат, темен, как старый корень. Жесткие черные волосы, перевитые золотыми нитями, трепал хамсин.
Нина не боялась его, как не боялась зеленых пум, крылатых лис и упырей. В этом заключался ее Дар. Просто она знала, что сегодня умрет. Возможно, еще в утробе матери ей снился этот закат.
Гуль заговорил:
- Видишь Звезду? Я всегда пою, когда она восходит. Это моя молитва. Это мой дом. Знаешь ли, как трудно падавшему сквозь десять сфер подняться вновь? Знаешь ли, как трудно долететь до Звезды?
Нина не знала.
- Так я тебе скажу - очень трудно. Потому и любит Гуль горячую кровь.
Нина вновь опустила голову на песок.
- Ты ее тоже любишь, дитя, ведь ты пришла с войны. Ты победила в той войне, дитя.
Голос демона был мягок.
- В краю песков бродят еще двое победителей. Я не собираюсь их судить. Но я хочу долететь до Звезды. Жди меня, дитя. Когда я вернусь - буду петь, а ты послушаешь. Ты тоже потеряла дом.
Глаза Нины округлились. Гуль, оказывается, был крылат, а не горбат. Крылья с шорохом распрямились, хамсин наполнил их, словно паруса. Демон взмыл, исчез в пламени заката.
Нина, скрестив ноги, уселась ждать его под сенью косо торчащего из песка дорожного указателя. Надпись гласила:
ХАРМОНИ-КРИК
ОСНОВАН В 1898
1 МИЛЯ.
***
Лизи Фишер, рождественский ангел, спала в необозримой пустыне, и видела диковинные сны. Ее сны были сказками. Она несла свой дозор.
Костер тлел. Ночь не кончалась.
Тим, маленький победитель, дремал. Сквозь сон он слышал пение ветра в чьих-то парусах. Он решил, что завтра они во что бы то ни стало придут в Хармони-Крик...