Ох, как же не любит госпожа История сходить с нахоженных рельс. Вроде и поменялось уже многое, ан нет, опять и опять пытается возвернуть своё. Вот и летом 1528 года прозвучал в Думе очередной тревожный звоночек.
Воду мутить начали братцы многочисленной семьи Захарьиных. Как их старшой, Василий Яковлевич то есть, скончался, так из них и полезло. В иной-то истории что Пётр, что Михаил уже к этому времени боярами жалованы были, а нынче всё ещё в окольничих хаживали. Вот оттого их, видать, и корёжило. Словно чувствовали, что что-то не так идёт. А нечего. Романовы на троне, по мнению Андрея, больше гробили Россию, чем строили. Особенно после светоча просвещения Петруши - вечного недодела! А уж их непонятное преклонение перед всякими инородцами и вовсе ни в какие ворота не шло. Это ж надо, русский православный мужик в три рога согнут, а всяким чухонцам-самоедам-ляхам воля и послабление в налогах. А ведь любая Империя сильна, лишь пока силён дух именно имперообразующего народа, ибо только на его плечах она и стоит.
Так вот, Захарьины первыми заговорили о... заповедных летах.
"Вотчины опустели, дома разорены от сильных людей да ухода смердов...", - передавали они думцам жалобы нищающих дворян. Вот такой вот оксюморон. Война войной, но любая добыча имеет плохое свойство проедаться. И когда это случилось, то изрядно отъевшиеся на прошедших войнах дворяне вдруг с удивлением обнаружили, что их жизнь резко ухудшилась. Постройка Черты привела к тому, что крестьяне - их главный оплот, - дождавшись Юрьева дня, предпочитали покинуть их бедные угодья, сбегая уже не столько к боярам, сколь на новые земли, более тучные и плодородные. Ведь работать на земле нищего дворянина для них было изрядно в тягость: на царя работай, на Церковь работай, на господина глупого, да ещё и на татарина лютого, что может налететь, обобрать до нитки, а то и вовсе в полон увести или жизни лишить, а на себя - что сил останется. А силы ведь у человека не безграничны, вот и нищали крестьяне в поместьях, а за ними и сами поместные. Но у крестьян была всё же отдушина - Юрьев день и право отъезда. А куда дворянину от поместья деться? Хорошо - война! Полону да хабару набрал - вот и сыт, одет да обут. Те, кто по Ливонии в зажитьё ходил так и вовсе доспехами новыми обзавестись смогли. Но не всем ведь такая удача подваливает. Тем, кто супротив татарина стоял да в Поле ходил, какой полон да хабар? Вот и получается, что у многих из них только одно звание - дворянин - и осталось. Некоторые поместные уже и пообноситься успели, и отощать. Свой конь и то не у каждого имелся, у многих в долг взят. А как отдавать, коль крестьяне либо уже утекли, либо с нетерпением на сторону смотрят?
- Так чего хотят-то дворяне? - не утерпел долгого словоизлияния Захарьиных Андрей.
- Так известно чего, - удивлённо захлопал глазами Пётр Яковлевич. - Дворяне крепости хотят на крестьян, твёрдой крепости, лет на десять. Чтоб не сходили в Юрьев день, не оставляли поля впусте...
- Ага, - усмехнулся Андрей. - Дворяне, значит, крепости хотят на крестьян, а крестьяне хотят выхода. И как тут быть?
- Так просто всё, князюшка, - снисходительно, словно на несмышлёного, глянул Захарьин. - Дворянин, он ведь оплот государев. Без дворянства, без его воинской силы, державе не устоять. Дурят крестьяне. Как есть дурят. То от лукавого всё.
- А может от глупости? Не думал с этой стороны Пётр Яковлевич?
- Государев человек..., - начал возмущаться вскочивший с лавки Михаил Юрьевич Захарьин.
- А ты, Михаил Юрьевич, чужую глупость за служением не прячь. Что, те дворяне, что в мануфактуры вложились да с того живут себе припеваючи, не так же службу несут? Так отчего у одних ум есть, а у других его нет? И почто вольный землепашец должен за чужую глупость своею судьбой рассчитываться? Может тогда уж ты, Михаил Юрьевич, мошной тряхнёшь да дворян на свой горб взвалишь?
- Ты чего несёшь, князь! Тут божий промысел для смерда, нашему разумению недоступный: родили тебя крестьянином, так чего на судьбу обижаться? Грех это! Мир так устроен: знатные люди правят, дворяне воюют, смерды на земле сидят и всех кормят.
- То не божий промысел, - пристукнул посохом о каменные плиты пола Андрей. С годами он всё больше вживался в местные реалии, а посох, как известно, для думца наипервейшая вещь. - Коль дворянин не понимает, как надобно хозяйством управлять, то ему никакая крепость не поможет. Я в своих вотчинах уже с десяток лет по-новому хозяйствую, урожай обильный снимаю, а дворяне-соседи всё по старинке пашут, да плачутся, что земля у них плохо родит. А то, что одна косилка травы накосит более чем десяток косарей, до того умишком не доходят. Как и про то, что зерно рукой посеянное растёт абы как, да ещё и птицы половину склюют - тоже. Зато моим полям завидуют. Да потраву несут - мол, по колдовству так только может быть. Идиоты! И ты, окольничий, из-за идиотизма одних хочешь лишить воли других? Бунтов крестьянских хочешь? Восстаний супротив власти? И не зыркай глазищами, не из пугливых я.
- Да что с тех бунтов, - усмехнулся молодой Бельский. - Дворяне мигом всех в капусту порубают.
- Ой ли, Дмитрий Фёдорович, - саркастично улыбнулся в ответ Андрей. - Аль не ведаешь ты, как всего пяток лет назад вся немецкая земля от восставшего крестьянства полыхала, а вооружённые смерды били своих рыцарей в хвост и гриву? Вся закатная империя напряглась, чтобы силу восставших подавить. И то пять лет старались. А вот гуситов и того больше, полвека давили. Ты подобного на Руси хочешь? Так не дай бог тебе узреть мужицкий бунт - бессмысленный и беспощадный!
- Страху напущать любой может, - крякнул Немой, вступая в спор. - Однако же поместные и вправду нищают. А мануфактур на всех не хватит. Косилки же, жатки да сеялки твои, князь, дорого стоят.
- Ну не дороже денег, великий дядя, - не согласился Андрей. - Зато закрома у таковых хозяев полны будут. И даже излишки появятся. А людей в крепость садить нельзя. И десяти лет не прошло, как Собор решил, что православный в холопах быть не может и что же, в угоду дворянам то решение отменять?
- Так не вечная же крепость будет? - удивился князь Телепнев-Оболенский.
- Позволь тебе, Иван Васильевич, напомнить одну мудрость: нет ничего более постоянного, чем временное. Дворянам, особенно самым глупым из них, быстро понравится, что люди не смогут от них уйти, какую бы чушь они не делали. Сейчас ведь как: захотел взять больше положенного, крестьянин пальцем у виска покрутил и в Юрьев день отъехал туда, где лучше. А будет крепость - начнут дворяне сначала две, а потом и три шкуры с крестьянина драть. И побегут тогда людишки во все стороны. Вот когда узнаем, что такое настоящее запустение.
- Что-то ни в Литве, ни в Польше не бегут, - с сомнением произнёс князь Бельский, но не Дмитрий, а Иван. - Хотя шляхтичи их там порой и вовсе за людей не считают.
- А нам ляшские порядки на Святой Руси не нужны, - более эмоционально, чем следовало бы, выкрикнул Андрей. - А то сначала крепость смердам, а потом что? Право на отъезд и рокош? Ты об этом мечтаешь, князь?
Бельский смолчал, лишь грозно полыхнув очами. Продолжать развивать опасную тему он явно не желал, понимая, что государь, даже если до того и соглашался с думцами, сейчас может резко пересмотреть свои взгляды на поднятый ими вопрос.
- К тому же, посадив крестьян в крепость, кем мы наполним просторы Дикого поля и Сибири? Кого отправим в колонии? - продолжил Андрей отстаивать своё мнение.
- Кто из дворян туда поедет, тот своих холопов и возьмёт, - пожал плечами Телепнев-Оболенский. - А так людишки на новые земли массово бегут, а дворяне от того нищают. А дворяне - это, прежде всего, ратные люди.
- Да оглянитесь вокруг, бояре. Всё меняется. Как при отце государя нашего на смену дружинникам пришли поместные, так нынче, пусть не быстро, но на смену им по всей ойкумене приходят отряды регулярной пехоты и строевой конницы. Император Карл и руа франков давно уже воюют в основном наёмными отрядами профессионалов, которые по выучке своей съедят наших поместных за один присест и даже без соли.
- Что-то стрельцы большой выучки в бою не показали, - усмехнулся вдруг князь Серебряный-Оболенский.
- А то лишь наша беда, - парировал Андрей. - Мы не учим их воевать, думая, что и так сойдёт. Опасное заблуждение, господа думцы. Как и с дворянами, которые от похода до похода никакой воинской наукой не занимаются. Против глупых кочевников или литвинов это сойдёт. Но уже супротив ляхов наша рать не выстоит. Или Орша вас ничему не научила?
- Ты, князь, рать царскую не хули понапрасну, - пристукнул посохом Шуйский-Немой. - И крымчака за дитё не считай. Воины они сильные и опасные.
- Только ни султан, ни имперцы так не считают, - усмехнулся Андрей. - Всё, для чего их годными признают: в зажитьё ходить, да бегущего врага преследовать. Но разбить имперское войско - для того крымчаки зело хилы и неспособные, о чём и имперцы и сам султан ведает. И вот по ним, князь, ты царскую рать меряешь?
- Лаяться каждый может, - вступил в спор митрополит, присутствующий практически на каждом собрании Боярской думы. - А вот предложить что-то дельное - не всяк способен.
- Верно, отче. Критикуя - предлагай, не предлагаешь - не критикуй, верный завет оставили нам предки. Что я скажу. На наш век поместного войска ещё хватит, но вот уже сыну государя придётся всё менять. Уже сейчас видно, что избранной тысячи для копейного удара мало. Надобно создать ещё как минимум пару таких полков. Дворян, что победнее, пора уже учить караколированию, на подобии имперских рейтар. Да обязать их вооружаться пистолями. Лучной бой по степному обычаю, впрочем, тоже пока оставить. Для степняков этого хватит. Ну а тем, у кого ни коня, ни доспеха - прямая дорога в стрельцы. И пороть, чтоб нос от службы не воротили. А то взяли моду - служить по отечеству можно лишь верхом. То всё от лукавого. Пехота - вот истинная царица полей! В Разрядной избе порядок тоже пора навести. А то поместные нашли себе лазейку: заимеют в разных станах землицу и от службы отлынивают. Пора свести все данные в один список и вызывать таких вот хитровыделанных со всех их вотчин и поместий в один полк. Коль испомещён для службы под Рязанью, то даже если у тебя под Новгородом землица есть - всё одно езжай в рязанский полк. А не успел - отнимать поместье. Вой, конечно, среди служивых поднимется, да только по-иному нельзя. Порядок должен быть во всём.
Стрельцов же пора учить воевать крепко. А то вместо воинских умений они больше к торговлюшке прислониться норовят. А в поле без Гуляй-города ни на что не способны. То не верно! Стрелец должен уметь воевать не хуже испанской терции или германских ландскнехтов, и каждый миг быть готов по царскому велению в поход выйти. А иначе для чего он царское жалование проедает?
Формировать же армию следует, как и сейчас, с земли. Только по-иному совсем. За основу надобно взять Рим, тот, который первый, и который полмира себе подчинил. Это потом тамошние бояре-сенаторы решили, что наёмники проще. И в результате первый Рим пал, ибо некому было наполнять людьми его легионы, а варвары-наёмники предпочли воевать вместе с соотечественниками, а не против них. Тоже самое случилось и со вторым Римом, едва его легионы поменяли на поместную службу. Ну а коль Москва третий Рим, то и нужно взять всё самое лучшее от первых двух.
- И чем же первый Рим отличался? - первым не выдержал князь Горбатый-Шуйский. - Как он собирал свою армию?
- С крестьян.
- Что? - вот тут явно удивились все. А Андрей, пользуясь случаем, принялся вешать им заранее заготовленную лапшу на уши.
- Римляне поделили своих крестьян на десятки и с каждого десятка забирали одного парня, которого все остальные и содержали, платя в казну отдельный налог. Этот парень служил десять лет и занимался только тем, что учился воевать или воевал там, куда его город и Сенат посылали. И воевал столько, сколько было нужно, хоть все десять лет. Тем временем десятня выделяла второго парня, который знал, что может занять место первого, и потому проходил воинские сборы, где этих крестьянских увальней учили азам. Как только случалась война, и легион уходил в бой, второй парень немедленно поступал на службу, а десятня выделяла в резерв очередного кандидата, который так же начинал ходить на воинские сборы. То есть с каждой тысячи человек Рим имел сто профессиональных воинов, которым были не страшны ни армии других стран, ни лесные варвары, ни степные кочевники. За счёт порядка и дисциплины они били всех. А в случае войны ещё две сотни на пополнение или увеличение армии. Причём две сотни уже что-то умеющих.
По окончании же десяти лет воин принимал решение - служить ему дальше или уходить из армии. И если он уходил, то ему выделялся надел земли и освобождение от налогов, как новопоселенцу. А государство получало очередного пахаря либо посадского, который при этом числился в резерве и в случае огромных потерь, как, допустим, случилось в войне с
В результате Рим имел большую по численности и при этом чрезвычайно профессиональную армию, с которой прошёл полмира и даже с Чиной умудрился столкнуться.
Под конец речи Андрей ощутил сухость в горле и непроизвольно прокашлялся. Так как речь его на этом не окончилась. Ведь Рим - Римом, а Москва - Москвой. И ему нужно было связать ту седую древность и настоящее. И он даже придумал как, ничтоже сумняшеся приплетя к римским легионам общего для всех Рюриковичей родича, что жил сотни лет назад.
Думцы на удивление спокойно выслушали это завуалированное описание шведской индельты, положенное на псевдоисторический фон, и кое-кто даже задумался над услышанным. Но таких было меньшинство. Всё же люди родились и жили в иной парадигме и на иных установках. Для них поместная служба была прежде всего подражанием османам, которые в данный исторический момент были одним из сильнейших государств русской ойкумены.
- Коль поступать так, то для чего нам тогда поместные? - выразил общее мнение Немой-Шуйский.
- И что с ныне существующими делать? - добавил Немой-Телепнев-Оболенский. - Обратно в крестьян испомещать?
- Зачем? - искренне удивился Андрей. - Первые года от новонабранных полков большого толка не будет. Их ведь военному делу ещё учить и учить придётся. Стрельцы нам в том порука. Дай бог, лет за десять на новую систему перейти сможем. А то и более понадобится. Так что я не зря сказал, что на нашу жизнь поместных хватит. А поскольку они мнят службу только конную, то и надобно требовать её с них. А кто не может - пусть в стрельцы пишется, а не ропщет. И надобно не на берег их водить, а по заветам предка нашего, великого князя Володимира, что прозваньем был Мономах, в Степь.
Глядя на удивлённо распахнутые глаза думцев, Андрей в душе искренне развеселился. В эти времена знать, что ранее происходило, было уделом лишь книжников да летописцев. И потому его постоянные отсылы к деяниям предков превращали его предложения в весьма трудно оспоримые для большинства. Ведь они упирались в привычную всем парадигму: "деды так делали". А значит, это было уже однажды одобрено славными предками. И позволило им, их потомкам, жить так, как они сейчас живут. А раз так, то...
Увы, но, как известно, любое общество очень не любит прогресса. Ведь прогресс - это развитие, за которое приходится платить отказом от какой-то части своей культуры. То есть, хочешь, не хочешь, а нужно будет что-то менять. В то же время любые изменения непредсказуемы как для общества в целом, так и для его отдельных членов по отдельности. Никто ведь не знает, что будет лично с ним, с его детьми и внуками, с его положением в обществе, если изменения всё же начнутся. И потому люди не любят перемен. Так что, если есть хоть малейший шанс избежать развития - общество будет его избегать до последнего.
Но, как и в любом правиле, в этом тоже есть своё исключение. Общество не любит прогресса, не любит принимать новое, особенно если оно идёт от чужих, но любит "вспоминать". И если оно поверит, что славные предки делали именно так, то, при соблюдении условия минимальности изменений, оно готово принять это новшество.
И тут пример великого Мономаха просто изумительно ложился в планы Андрея. Ведь киевский князь не просто отбивался от степняков на своих границах, а смело сам пошёл в Степь, вырезая кочевья и не беря при этом пленных. Без затей добивая тех, кто попался ему в руки. Кончилось всё битвой при Сальнице, после которой половцы почти пятнадцать лет не трогали Русь, а большая их часть и вовсе откочевала за "Железные ворота" ближе к Кавказу.
При этом в Степь князь пошёл не только конной дружиной, но и пехотой, которая не месила степную грязь ногами, а ехала на санях. Потому как Мономах первым понял, что военную кампанию нужно провести на опережение противника. И потому выступил в поход в начале весны, когда большие снега уже начинают сходить, но реки ещё покрыты льдом, что облегчает переправу через них, а земля же была ещё мёрзлая, что облегчило путь по бездорожью. И самое главное, лишало степняков их основного козыря - манёвренности и мощи кавалерии, которая попросту вязла в снежно-грязевом месиве.
Всё это Андрей не столько вспомнил, сколько заново почерпнул из тех списков, что разбирали его люди, готовя первую работу по истории руссов. Вот здесь его воображение и разыгралось. Ведь кто из ныне живущих знает, как формировал свою пехоту Мономах? Да никто, не осталось об том свидетельств. Но зато Рюриковичи помнили, что по матери был он родичем ромейского базилевса Мономаха, отчего и использовал в переписке титул архонта всея земли Русской, подражая императорам второго Рима.
А раз был он настолько ромейцем, то можно было смело допустить, что в основу его армии легла римская структура. Но не та, что была в реальности, а та, которую придумал для думцев и царя попаданец. Мол, потерпев в начале жизни множество поражений от половцев и других Рюриковичей, взялся князь решительно реформировать свои полки по ромейскому строю. И в результате получил в руки такую силу, что не только разбил половцев, оградив Русь от их набегов, но и попытался поставить на трон второго Рима своего ставленника, объявив империи войну. И пусть не всё у него получилось, как задумывалось, но по итогам внучка Мономаха стала-таки женой сына императора ромеев.
Вот Андрей, основываясь на летописных сводах, и сплёл из правды и выдумки такую историю, не поверить в которую думцы не могли, а проверить не имели возможности. Зато под формирование нормальных полков пехоты была подведена крепкая база, основанная на всеми любимом в этом времени девизе "деды так делали". Ведь выходило, что та пехота и рыцарей имперских била, и дружинников княжеских, и степняков гоняла. И получить в руки подобный инструмент было бы весьма недурственно, особенно если есть тот, кто понимает, что и как надобно делать.
Так разговор о крепости удалось плавно перевести в армейское русло, но Андрей был более чем уверен, что на этом всё ещё далеко не окончилось. Ведь предпосылки, что привели в иной реальности к крепостному праву, ещё далеко не были преодолены, не смотря на приток доходов от торговли, появлении новых промыслов и новых земель. Пользуясь морской терминологией, корабль лишь отклонился о прямого столкновения, однако опасные берега были ещё очень и очень близко...