Аннотация: Он был лучше, чем многие из нас. И воздал по заслугам самому себе.
Я шел. Не разбирая дороги. Когда мне кто-то крикнул "привет, Уилл", я даже не кивнул головой. Собственно, мне было плевать, куда я приду. И вообще, мне было наплевать на свою жизнь с тех пор, как я убил человека. Какую она теперь имела ценность, когда из-за нее исчезла другая, какой бы никчемной она не была... Это произошло неделю назад, в парке. Какие же простые мысли меня волновали тогда... Куда пойти поужинать? С кем?
Сейчас же... Куда же все это разом пропало?
Я отчетливо помню каждую минуту того дня. С той самой простой мыслью: 'где бы поужинать' - я шел сквозь густой парк, направляясь к дому. Зачем я только пошел той дорогой? Я ведь мог не срезать, мог пройти вокруг. Проходя мимо каких-то высоких кустов, я вдруг услышал крики, шедшие из-за них. Выпрыгнув, я увидел, что парень в кожаной куртке, майке и джинсах избивает школьника. Парню было лет двадцать, и в нем было почти два метра ростом, школьнику же было около двенадцати, Он был маленький, полноватый... Таких не любят в школах, и даже я в школе издевался над такими. У них текли слезы по любому поводу, и они начинали звать мамочку, если сделать что-то не так, как они хотят. А выходило так очень часто. Сейчас он тоже вовсю хныкал и звал мамочку. Парень мне понравился бы, встреться мы с ним, например, в баре, за кружечкой пива. У него были красивые темные волосы, твердые, но не грубые черты лица и улыбка... легка, завораживающая, дружелюбно-циничная улыбка, которая, казалось, никогда не сходила с его лица. Но все это я осмыслил лишь потом, когда все уже было сделано, и ничего нельзя было исправить. А тогда я просто прыгнул вперед, размахиваясь кулаком.
Какого черта Джеймс подарил мне в тот день символическое кольцо с тремя короткими шипами и заставил надеть? Еще и говорил, что один из них означает то, что я должен вечно защищать, другой - о том, что имею право карать, а третий... Я забыл, что значил третий шип. Быть может, оно и к лучшему?
Когда я вернулся, этот парень лежал там же. На виске у него запеклась капля крови, казавшаяся черной, притягивающая взгляд и не отпускающая его. Я помнил, что надо проверить, дышит ли он, моно ли его оживить, но каким-то чувством я понимал, что его не вернуть. Возможно, это было чувство тяжести, вселенской тяжести, навалившееся на меня, пока я глядел на эту единственную каплю. Возможно, я почувствовал первый кристалл льда в моем сердце. А возможно, это был просто опыт. Я понял, что моя шкура закоренелого циника, под которой скрывалась - нет, не нежная душа, на чем пытались сыграть многие преступники - а желание лишь творить справедливость, не просто приросла, а впиталась внутрь.
И я ушел оттуда быстрым шагом. У телефонной будки я остановился, набрал 911 и пошел дальше. Придя домой, я скинул с себя одежду и пошел в ванную. Заглянув в зеркало, я подумал: 'слава богу, меня никто не видел'. Я действительно выглядел ужасно. Непонятно откуда у меня взялись шрамы на лице и кровавые подтеки, смешавшиеся с грязью, а та гримаса ненависти, которая появилась у меня на лице, лишь только я увидел творившееся, так и не сошла с него.
На следующий день, придя на работу, я пошел в кабинет шефа, сказать, что хочу отказаться от работы. Я не мог теперь бороться с беззаконием. Ведь я уже один раз сам преступил закон, стараясь сохранить порядок. И прав ли я был?
Когда я вошел, он радостно встретил меня:
-для тебя есть задание!
-Постойте... я не готов... я решил...
-Молодец! Так и надо!
Сейчас мне стало четко ясно, что все это спокойствие, вся эта радость - напускная. Хотя он и действительно был рад меня видеть.
-Знаете, я решил отказаться...
-Отказаться от дел?
-Да, да...
-Отлично, я поедешь в отпуск, только закончи с одним простым делом...
Мне не удавалось его перебить, так что оставалось лишь слушать.
...Вчера был убит сын сенатора. Сенатор взял дело под личный контроль. Убийца уже найден - обычный школьник. Тюфяк, не понимаю как он смог... Хотя, наверное, он раздразнил этого лентяя. В общем, все вроде бы сходится, но свести все в точности, чтобы можно было показать суду, я не могу. Твоя задача - найти все нестыковки и убрать их, а остальное отполировать. А дальше - отпуск. Ладно? Вот, держи, тут все по этому делу.
Он протянул мне папку.
Я не знал, что ответить ему. А тем временем зашел следующий сотрудник и отпихнул меня к выходу. У меня в руках были все улики против того школьника. Но я обязан буду быть на суде, а что если он меня узнает? Я ведь вел его за руку несколько минут. Я держал его вонючую, потную от холодного, липкого страха ладошку. Готов поспорить, он еще и штанишки испачкал от испуга. Но вот страшила меня не тюрьма. Страшило меня то, что я не смогу вершить справедливость. Я потеряю смысл жизни. Был еще один вариант: случайный прохожий. Шеф, конечно же, не поймет, но я постараюсь объяснить ему. Обьяснить я смогу... но вот простить себе еще одну жертву... нет, так я тоже не смогу.
Через 4 дня меня вызвал шеф.
-Ну что, есть сподвижки?
-Нет. Дело запутанное...
-Что? Какое, ***, запутанное? Там все указывает только на этого жалкого школьника! Меня уже его отец грозит перевести в частные детективы, а ты не можешь просто связать улики!
-Это не он. Я знаю.
-Откуда? Откуда, я тебя спрашиваю? Может, это ты сам тогда убил, а? Мне нужен убийца, вот и все. Твоя задача выдать его мне на блюдечке завтра.
Я не знал, что делать. Но внезапно увидел пролетавший надо мной самолет, и выход родился в голове сам собой.
Через неделю, за которую я оформил себе паспорт в "теплой стране, где не выдают преступников", как любили говорить те, за кем я раньше охотился, телефон в моей квартире постоянно звонил. Но тогда я уже жил не дома, а в мотеле, где зарегистрировался под именем бывшего напарника, Джеймса Стоуна.
На следующий день после того как мой самолет приземлился, я смотрел новости и чистил пистолет, который взял с собой. Благо, значок полицейского позволял сделать и это. Он надеялся, что дело все же как-то замнут. Или прекратят, потому что все папки по этому делу он взял с собой. Он уже договорился о работе в охране магазина. Временно. Потом он опять, наконец, будет служить на благо общества. В новостях рассказывали: "...приговорен к смертной казни школьник, убивший молодого гения-программиста, сына сенатора". Я подошел к окну. Выглянул, не поднимая стекла. Было высоко, должно было хватить. Я разбежался и выпрыгнул.
На улице, размахивая дробовиком, пытался ограбить беременную девушку и ее мужа какой-то парень. И тут огромный кусок стекла упал откуда-то сверху, отрубая ему руки. Но курок был нажат, и дробовик все-таки выстрелил.
Когда я почти упал, в мои ноги вошла оружейная дробь, и это меня спасло. Я упал на ноги, и кости лопнули, на в силах выдержать такие повреждения. Сейчас я лежу в больнице, и у меня нет ног. Мне их отрезали. Но я счастлив. Почему? Потому что я вернул свой долг перед самим собой, да и, наверное, кем-то выше, не дав уйти другим двум человеческим жизням. И я готов пожертвовать и всем остальным, что от меня осталось, лишь бы были живы другие люди. Справедливость? Это пустые слова. Ни одна из цифр закона не важнее, чем число спасенных жизней.