"Эспрессо - это жизнь. Горчит, но бодрит. <...> Айриш, кофе по-ирландски... страсть". Н. Крайнер
Самый разгар летнего утра - лучшее время для того, чтобы неспеша закончить завтрак. Я сижу на кухне, с удовольствием допивая первую чашку кофе, мыслями возвращаясь к еще горячей медной турке. Взгляд лениво пробирается сквозь истории и рецепты "Кофейной книги", временами цепляясь за изящный курсив и солидный жирный шрифт.
На задворках сознания маячит воспоминание о том, что сейчас самое начало долгого учительского отпуска, и все лето впереди. А сегодня - лучший день для того, чтобы купить пару теннисных туфель и сразу испытать их подъемную силу. Но я предпочитаю босоножки. Поэтому вместо пробежки по бескрайним зеленым холмам Иллинойса 1928 года, я неспешно отправляюсь в одиссею по раскаленным переулкам Москвы 2010-го.
Бесцельное путешествие по городу давным-давно стало лучшим способом расслабиться.
Осталась за спиной станция метро, в стороне между домами мелькнул широкий проспект. Я углубляюсь в московский лабиринт улиц, особняков и зеленых дворовых пятачков. Мягкая пыль струится сквозь тесемки босоножек и оседает на подоле сарафана. Я уже сбилась со счета, сколько книжных магазинов я почтила своим вниманием, через какие ярмарочные развалы я протолкалась - мне нравится смотреть, прикасаться, нюхать и проходить мимо.
Воздух одуряюще пахнет липой и сиренью, горячими потоками стекает по плечам и рукам. Небо тяжелеет и все ощутимее давит на голову. Через полчаса напряжение сменяется горячим ароматным ветром, несущим первые робкие, нестерпимо холодные капли. Я придерживаюсь мнения, что лишний раз брать с собой зонтик совершенно необязательно. Поэтому теперь я стою посреди тротуара, и струи дождя стекают по коже. Люблю попадать под дождь, что бы там ни говорили о том, как в большом городе он может быть вреден для здоровья.
Вновь иду вдоль зеленых улочек, сквозь заросли зонтов, мокрая насквозь. Босоножки уподобились паре китов, процеживающих океанскую воду в поисках пищи. Сарафан липнет к телу, подолом путаясь между ног.
Улица, еще одна, поворот, через лужи по "зебре"...
Люди попадаются все реже, и наконец я в полном одиночестве в центре лабиринта понимаю, что заблудилась. Сворачиваю еще раз и попадаю в маленький дворик-тупик. Похоже, о его существовании забыли давным-давно: вместо асфальта в землю вросли гранитные булыжники, а между ними высокая трава. В самом центре растет яблоня, огромная, достигающая четвертого этажа; ее ветви пушистым пологом накрывают двор. Земля и камни вокруг покрыты мокрыми, розовато-белыми цветками, и они продолжают падать под ударами капель.
Дождь все льет, сквозь очки не видно ровным счетом ничего. Я прислоняюсь замерзшей спиной к дереву, и мне хочется обладать способностью, как в сказке, чувствовать под корой движение соков от корней к нежным бархатным веточкам на самом верху. Снимаю очки и мир плывет перед глазами. Мечта импрессионистов и живой акварельный рай. Вдруг, краем глаза я замечаю отблеск света на мокрой вывеске. Щурюсь, снова надеваю очки - неужели в этом забытом временем дворе есть кафе? Похоже на то.
Дверь тяжелая, из потемневших досок в две моих ладони шириной, скрепленных кованными заклепками. Подобные двери я видела однажды в Праге, да еще в Москве недалеко от Новослободской. Тяну за кольцо, глухой скрип говорит о том, что кафе открыто.
Внутри уютный полумрак. Когда глаза привыкают, я вижу несколько столов, таких же массивных и темных, украшенных ковкой, как и дверь. Некоторые из них отделены от общего зала перегородками в половину роста человека. Серый свет льется через пару мутных окон, выходящих во двор. Здесь пусто. Ни одного посетителя, ни одного официанта. Но во дворе я видела отблеск света, и его источник был явно электрический! Я на мысочках прохожу дальше и вижу барную стойку, над которой покачивается на крюке фонарь "летучая мышь".
- Эй! Здесь есть кто-нибудь?
Ответом служит звук захлопнувшейся дверцы и приглушенный вскрик.
- Уммм... Что? Что тк-ое?
- Э... Я думала, кафе открыто и зашла. Но если вы не работаете, то я уже ухожу. - Я ищу взглядом своего собеседника. Наконец он выныривает из-за перегородки, посасывая ушибленный палец.
- Нет-нет, мы работаем. - Высокий, коренастый мужчина торопливо занимает свое место за барной стойкой и наконец поднимает голову, и смотрит на меня. Я из рук вон плохо определяю возраст, а у бармена в довершение ко всему еще и борода скрывает половину лица. Он может быть моим ровесником, а может быть и вдвое старше. - Просто кафе... ну оно, как бы еще не открыто. То есть оно работает, но знаете, официального мероприятия еще не было, поэтому мало кто знает. Что оно тут есть.
Он замечает мое удивление и улыбается.
- Мы правда работаем. Проходите. Повар еще пришел. Только я. Если хотите, - на секунду он замолкает, наконец, словно обдумав что-то, осторожно предлагает, - если хотите, я сделаю яичницу с беконом. Я не специалист, но яичницу я могу.
Я залезаю на высокий табурет.
- Спасибо, не надо. Мне бы кофе.
Я чувствую себя не слишком комфортно: насквозь мокрый сарафан, руки и шея покрыты мурашками, а волосы, которые и в лучшие минуты уложить не всегда удается, сейчас наверняка топорщатся во все стороны, а из них торчат запутавшиеся там намертво нападавшие с дерева цветки.
- Какой вам кофе, - спрашивает он без тени удивления или недовольства тем, что посетительница закапала весь пол вокруг и стойку заодно.
- Эспрессо или айриш. Что-нибудь согревающее.
- Сейчас.
Он выходит в одну из дверей. От нечего делать я осматриваюсь и осторожно стаскиваю босоножки. Вдруг мне на плечи опускается колючий шерстяной плед, я вздрагиваю от неожиданности.
- Это согревающее. Настоящая шерсть с Гебридских островов. Сейчас приготовлю кофе.
- Спасибо.
Он вновь возвращается на свое рабочее место. Некоторое время роется под стойкой - слышен звон металлической посуды и шорох бумажных упаковок. Наконец его лохматая голова появляется над столешницей.
- Как вы относитесь к кофейным экспериментам?
- В целом, положительно, - осторожно говорю я. Голова вновь скрывается.
Я действительно хорошо отношусь ко всякого рода отступлениям от рецептуры. Вопрос в том, доверяю ли я экспериментатору.
- Кстати, меня зовут Финн, - донеслось снизу.
Мне кажется, это правильно, его должны так звать. Человеку с таким именем, я думаю, доверять стоит.
- Очень приятно. А вы тот самый Финн? - Я щурюсь, по губам расползается улыбка, а в голове - рой образов.
- В каком смысле, "тот самый"? - напряженно спрашивает он.
-Который отец Ойсина и предводитель фениев.
Финн, все еще посасывая палец и поглядывая на турку, невпопад отвечает:
- Меня в честь деда назвали. Я его и не видел ни разу.
Потом, как будто что-то вспомнив, добавляет:
- Но по словам бабушки, от него можно было ожидать чего угодно.
Я смотрю в его убийственно-серьезное лицо и вдруг вижу, как краешек рта подергивается, а морщины у глаз становятся глубже, и вот мы оба не выдерживаем и начинаем хихикать. По пустому залу гуляет эхо. Я натягиваю плед по самый нос и уже в полный голос смеюсь, уткнувшись в колючую шерсть. Пахнет мокрой овчиной и еще почему-то цыплятами.
Наконец кофе готов. Пока Финн доводит напиток до совершенства, я внимательно его разглядываю и представляю себе мифического Финна МакКумалла в качестве этакого хозяина заезжего дома. Оглядываюсь по сторонам и действительно насчитываю семь дверных проемов. Снова улыбаюсь своим мыслям. Я не верю, будто могла действительно попасть в сид (да и какой может быть сид в центре Москвы? Хотя семь мифических холмов...), но прекрасно понимаю, что определеннный объем знаний и желание "увидеть" нечто необычное в совокупности дают богатую почву для фантазии. Поэтому я с удовольствием ищу вокруг себя знаки и действительно их нахожу.
Финн ставит передо мной большую пузатую кружку ароматнейшего кофе и наливает такую же себе. Я разглядываю напиток, стараясь угадать, в чем же состоит эксперимент.
- Так в чем секрет? - спрашиваю. Финн делает страшные глаза и заговорщицки подмигивает.
- Мое собственное изобретение. Сначала делается эспрессо, а потом уже из него - айриш. Ну и кое-какие специи по вкусу. Только что изобрел. Попробуйте.
- Ммм!.. Восхитительно, - я делаю несколько глотков и ощущаю, как внутри разливается тепло. - А как он называется? Чтобы на будущее знать, что заказывать.
- Я еще не придумал, - говорит он и тоже отпивает, и одобрительно кивает.
Я осторожно делаю еще глоток, и в голове возникает образ. Я стараюсь сформулировать увиденное словами и наконец заявляю:
- Могу предложить название.
- Какое? Я весь внимание, - говорит.
Выдержав паузу и понизив, голос я говорю:
- "Айриш пресс", то есть, наполовину айриш, наполовину эспрессо. И подавать его надо вместе с газетой, пятидесятилетней выдержки. Какой-нибудь "Даблин Таймс" или еще лучше местной, в которой сплошные вести с полей, статьи об уборке ячменя, добыче торфа, пропаже бурого быка, с объявлениями о том, что такого-то числа состоится помолвка старшего сына И'Нейлов и девицы МакЭйрин. И все в таком духе.
- Великолепная идея! - смеется. - Позвоню дяде и попрошу его прислать пачку-другую газет. Если, конечно, бабушка не пустила их на растопку.
Время течет незаметно. Где-то очень далеко отсюда, за окном льет дождь - вернейшая и может быть единственная гарантия того, что все происходящее - реально. Финн сидит напротив. Мне кажется, что он мой старый друг, с которым я давным-давно не виделась. Он говорит, что он ирландец, но почти с самого рождения живет в Москве, поэтому русский язык ему как родной. Это кафе на самом деле паб, святая святых потомков островных кельтов и семейный бизнес.
Кофе допит, и он варит еще одну порцию.
Мы сыплем намеками на легенды и пересказываем старинные сказки. Когда я училась в университете, преподаватель по литературе как-то сказал, что даже обычный разговор имеет не только функцию обмена информацией, но служит в том числе и для того, чтобы признать в собеседнике "своего". Вот и мы с Финном играем в эту игру, и к счастью, оба знаем правила.
Глаза давно привыкли к сумраку и теперь различают тонкий путь древоточца вдоль и сквозь брус, и легкую нить юного паука в углу, и бархатное тельце бражника на стене...
Мне пора уходить, и со смущением прошу рассчитать меня.
- Было бы здорово, если бы вы приходили сюда почаще, - улыбается Финн и протягивает чек.
Я улыбаюсь в ответ.
- С удовольствием. Только... я вряд ли снова найду сюда дорогу.
- Но сегодня же нашли.
- Как и всякая порядочная героиня сказки, я просто-напросто заблудилась, - фыркаю я и оплачиваю.
Мы сидим в тишине, допиваем кофе и щуримся. Все сказки рассказаны, все, кроме одной. Но мы молчим. Нащупываю босоножки, высохшие и оттого огрубевшие и жесткие. Поправляю сарафан и складываю плед. Тишина звенит, Финн неотрывно смотрит на меня. В неловком молчании он провожает меня к двери и кивком прощается.
Воздух холоден, сквозь облака пробивается нестерпимо алое солнце. Дорога сама ложится под ноги, и вскоре, двор исчезает из виду. Смогу ли я снова найти путь и вернуться? Думаю, в этот раз мне удастся - последняя, нерассказанная сказка - тот самый путеводный клубок, в молчании подаренный хозяином заезжего дома. "Войдя в холм, будут предлагать тебе питье - не пей; будут предлагать еду - не ешь. Первый глоток даст их слову власть над тобой, второй - отнимет память твою, а после третьего - не быть тебе больше тем, кем был на земле и не видать самой земли тебе". Финн, я пила твой напиток, никогда мне не быть прежней.