Родригес Лидиана : другие произведения.

Goodasyou/ничемнехужетебя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть I повествует о судьбоносном знакомстве Лилиан Кабики и Антонио Альвареса, никто из них не знает, что через год им предстоит держать в руках кинопремию за совместный труд. Профессор и психолог Алейо Родригес, перебравший спиртного и просидевший в саду вместе с незнакомой женщиной, не догадывается, что через некоторое время будет вести ее под венец. Лилиан Кабика, являющаяся ключевым звеном в цепочке этих событий, также остается в неведении, что через год ей предстоит переехать в другую страну и познакомиться с усыновленным ребенком профессора Родригеса, потерявшим память и не признающим свою семью.
  ЧАСТЬ I
  1
  - Ну а если они меня не примут, что тогда?
  - Успокойся, пожалуйста. Сначала долети до места, столкнись с поголовной мадридской ненавистью, и только потом реви и рви волосы на голове.
  - Да они даже не испанцы. Они все из разных стран.
  - Тем более.
  - Вот только живут там с детства, так что можно сказать, что испанцы.
  - Хорошо, волнуйся, трясись вместе с самолетом, доведи себя до нервного срыва, туалет вон там, кстати, вот, встаешь, выходишь и сразу назад, потом налево.
  - Пошел ты.
  - Извините, вам плохо? Я могу вам чем-нибудь помочь?
  Стюардесса смотрит на сидящую в уголке девочку, разговаривающую с собеседником. Сначала она подумала, что ее собеседником является мужчина средних лет, явно страдающий ожирением. Однако, он никак не мог вести с ней беседу, он увлеченно читал газету The Times. Девочка заметила смятение на лице стюардессы, лишь бы не догадалась; опустила глаза и сжала руки вместе. Да, догадалась, понимающе отвела взгляд и удалилась.
  Это ведь не первый случай, не первый...Я стала чаще давать слабину. Я просто не слежу за собой, когда это произошло? Как это произошло? О Господи, мне нужно общение. Живое общение. Как же паршиво. Только что стюардесса увидела, как я разговариваю сама с собой, как же, должно быть, нелепо я выглядела со стороны. Долететь бы быстрее. Просто не верится, я переезжаю в другую страну. Что же будет, как мне там себя вести, что мне делать, чтобы не вызвать ни у кого никаких эмоций? Если забьюсь в угол, могут вбить в стену, если нападу сама в целях самозащиты, мне грозит отдача куда сильнее, значит, самое главное - держаться нейтрально, как матушка - Англия. Вот только я со стороны выгляжу как харек - паникер, старательно изображающий безразличие.
  - Девочка, тебе самой не стыдно? Ты совсем недавно написала сценарий, по которому сняли фильм. Тебя пригласили на церемонию, которую ты видела только по телевизору, ты была номинирована на премию вместе с другими звездами кинематографа. Лили, тебе 22 года, в конце то концов!
  - Отстань, ради Бога, отстань, я все понимаю, я все...
  Стюардесса снова замечает, как шевелящая губами девочка резко прикусывает губу, будто вспоминает что-то, и, поправив волосы, оглядывается по сторонам, похоже на то, будто она заставляет сама себя вернуться в реальность.
  
  * * *
  
  Я - Лилиан Кабика. Мне 21 год. Я хочу перевестись из своего университета в Бостонский университет искусств. Я хочу изучать историю кинематографа. Я выбрала ваш университет, потому, что ваши методы обучения мне очень интересны: сначала вы знакомите студентов с теорией кино, затем предоставляете им выбор в сфере реализации своих знаний - они могут снять свою первую ленту, либо помогать опытным режиссерам в съемках текущих кинолент. Я считаю, последовательность, которую вы нам даете, очень важна: сначала теория, затем обязательная практика...
  -Ага, умница, все настрочила? Когда ты перестанешь писать в своем долбаном блокноте?
  - Отвали. Мне так легче.
  - Ты не можешь сказать это без предварительной подготовки? Ты мне все сходу выдаешь, и даже больше.
  - Это я с тобой такая, а если позвоню - начну волноваться, ты же меня знаешь.
  - Я знаю то, что я вижу - 21 летняя трусиха стоит передо мной, держа в одной руке блокнот с текстом, в другой телефон, и не решается позвонить, пока не допишет свой трагический монолог до конца, до победной точки.
  - Я должна держаться уверенно.
  - Просто держись, Лили, ладно? Тебе и этого достаточно.
  Дозвонившись до приемной комиссии Бостонского университета искусств, Лилиан Кабика судорожно вычитывает все со своего блокнота и ждет ответа от женщины на другом конце провода, которая явно опешила от такого напористого потока слов. Лилиан стоит, широко раздвинув ноги и распахнув глаза, ожидая ответа, сначала она теряется, услышав речь на иностранном языке, затем собирается с мыслями, кивает головой, и вступает в диалог с женщиной. Разговор состоялся, Лили поняли и услышали, Лили все рассказала.
  Теперь каждую ночь Лилиан кладет голову на подушку, предварительно зачеркивая важные пункты в своем блокноте, содержание этих пунктов касается сдачи международных экзаменов, сбора необходимых для отправки по почте документов, просьб своим преподавателям написать рекомендательные письма в Бостон, поиска информации и необходимой литературы для сдачи проходных тестов. Если смотреть на распахнутый блокнот Лили с дальнего расстояния, создастся впечатление, будто это листы с нежно- голубоватыми кружевами от пасты, в которые вкраплены жирные иссиня-черные точки. Лили не может писать от руки, не размазав и не обведя хотя бы одну букву - вредная привычка, появившаяся с 5 класса средней школы.
  Один только Бог знает, чего мне стоило сдать этот гребаный TOEFL, один только Бог...Это невыносимо. Просто невыносимо. Я думала, еще чуть-чуть, и мои мозги вытекут из ноздрей. Моя рубашка прилипла к телу, лифчик насквозь пропитан потом, про юбку я вообще молчу, добавь щепотку стирального порошка, и она сама вспенится, без воды, а еще я с уверенностью могу заявить, что в случае неудачи с поступлением в США, смело могу пойти в сталевары, я перенесла такую жару, так жарко может быть либо влюбленным - психам, занимающимся диким сексом в общем туалете общежития, либо душам грешников, варящимся в котлах ада. Это было не лето, это было испытание на прочность, это была гонка за грудой документов со всего города и отправкой этих документов в другую страну, это были ночи без сна, это были дни, разбитые на 20 -минутные промежутки дрема, это был самый долгий и самый болезненный контакт моих усталых глаз и экрана ноутбука. Что мне будет от всего этого? Что я получу, пока неизвестно, но я не жалею о том, что сделала. Я верю в то, что если стараться ради чего-то, и не получить результата в этом деле, силы, которые ты приложил, не утекут бесследно, не исчезнут зря, они обязательно вернуться неожиданным успехом или удачей в другом деле. Я приложила свои силы, так что я буду ждать. Я буду ждать и спать, я буду класть свою голову на подушку, и теперь в моем блокноте будут зачеркнуты все пункты. Этим летом я выполнила все.
  Спокойные дни после лета, поделенные пополам на период сна и период приема пищи, закончились для Лилиан тогда, когда на ее почту пришло письмо с решением принять ее в Бостонский Университет Искусств на специальность 'История Кинематографа'. Для матери и сестры Лилиан это стало откровением, нежданным ударом по лицу, напоминанием о том, что в их семье, состоящей из трех, есть старшая дочь, старшая сестра, ребенок по имени Лили, и эта Лили имеет амбиции, стремления, желания, о которых не говорила раньше, которые, что очень удивительно, воплотила, тихо, спокойно, без мятежей, без криков и попыток доказать что-либо своим сверстникам из города или своему несуществующему бывшему парню. Давала ли она раньше повод думать об этом? Намекала ли о своем пристрастии к кино и театру? Писала ли об этом? Рассказывала? Ничего такого не припоминалось, и это было обидно, от нее ожидали долгих бесед за чашкой чая, попыток рассказать и объяснить всем о своей тайной страсти. Почему она держала все это в себе, почему никому не говорила об этом? А может, говорила, только не прямо и открыто. Здесь, мать девочки прокручивает в голове каждый вечер после работы, нечто, за что можно зацепиться: намеки, просьбы пойти в кино, нет, длинные рассказы о каком-нибудь тронувшем ее фильме, нет, такого не было, журналы про кино, валяющиеся где-нибудь в ее комнате, нет. Что ж, если бы ее тяга к этому была воплощена в существо одушевленное, в, скажем, человека, было бы, наверное, труднее, так как на ее чувства стали бы реагировать, и, может быть, она и он...В общем, кино - это неплохо, не так ли?
  2
  - Сегодня мы должны были прочитать наши тезисы по фильму, который нам задали смотреть во Вторник. Нас поделили на 5 групп, каждую группу слушал отдельный преподаватель, представляешь? Мне попалась молодая американка, на вид лет тридцать, очень громкий голос, такое ощущение, что на тебя орут, ну то есть ругают за что -то, но ее доброе лицо все меняет. Боже, что за прелести вычитывали ребята из моей группы. Есть одна девочка - Мелитта, она так красиво пишет, я сидела с открытым ртом и слушала ее, совершенно не представляя, как я выйду после этого, после такого уровня...А она, между прочим, считается так себе, средненькой студенткой, вот и думай.
  - Тут нечего думать, дура, студентов может быть много, и хороших и плохих, вот твоя Мелитта может выдавать обалденные тезисы месяц за месяцем, а потом втюриться в какого-нибудь Питера или Тома и пиши пропало, станет пропадать, прогуливать пары, не придавать значения фильмам и тезисам, зачем ей это через три месяца, когда она сама может вместе со своим Ромео выдать такое, что все эти ваши легкие эротики, номинированные на ветви и пальмы, выцветут и поникнут?
  - Ты придурок.
  - Попомни мои слова, я понял, что ты не блеснула сегодня своими знаниями, но потом ты будешь говорить с людьми так, как ты говоришь со мной, будешь ориентироваться в нужной тебе терминологии, крепче подружишься с языком, пополнишь свой убогий вокабуляр...
  -Спасибо.
  - На здоровье, насмотришься нужных фильмов, благо, воображение у тебя есть, ты иногда такую чушь выдаешь, что я столбенею, но потом, подумав, нахожу в этом что-то стоящее, научишься рисовать персонажей, найдешь библиотеки в городе, сможешь выбирать необходимую литературу для твоих сценариев.
  - Смогу.
  -Сможешь, а сейчас ты можешь пойти в душ, потому что это как бы общежитие, и девочки сейчас отнимут у тебя кабинку, им то, в отличие от моей лохушки, есть смысл мыть манду.
  - Иди ты!
  - Не злись, сама понимаешь, тебя сегодня никто любить не будет, поэтому они могут сказать, что им кабинка нужнее, чем тебе, а спать в чистых трусиках любят все.
  Лилиан Кабика пулей вылетает из своей комнаты и бежит в сторону ванной комнаты. Она опускает голову и благодарит Бога за то, что в комнатах не встроены камеры наблюдения, если бы они там были, ее несуществующий друг был бы давным давно разоблачен.
  Это первая неделя, это третий день подряд под душем, который она проводит без слез, до этого она выискивала удобные углы, чтобы поплакать о маме, сестре, родном городе и его пыли, которые она, как думала раньше, не любила, а приехав в другую страну, осознала, что обожала всем сердцем. Что за темпы, что за объемы литературы, что за груды учебников и книг, как это все можно прочитать за неделю, как по этому возможно отчитаться, успевая при этом есть, спать, пользоваться ванной и делать необходимые женские процедуры? Неудобно, единственное подходящее слово, приходящее на ум, это действительно неудобно, когда нет людей, говорящих на твоем родном языке, неудобно, когда из твоей страны есть только ты, неудобно, когда язык, который ты учил всю свою сознательную жизнь, кажется тебе нелегким, непроницаемым, непрозрачным, как ты думал раньше, неудобно, когда ты понимаешь то, что тебе говорят, но не впитываешь эти слова, так как впитываешь и принимаешь слова своего родного языка. Неудобно улыбаться все время, до боли во рту неудобно, неудобно ходить по красивым улицам и со всей душой отделанным дорогам и понимать, что твой привыкший к дому организм впитывает с трудом даже воздух, которым ты дышишь. Отторжение просто удивительное, люди такие же, как и в твоей стране, есть даже лица, чем-то похожие на лица людей из твоего города, но это все другое, тут все другое. Это ведь такие же люди, как и мы, они сотканы из тех же тканей, в них свыше вкачена та же кровь, они ходят, едят, и спят также как и Лили, но почему Лили видит тонкую хрустальную стену, отделяющую себя от этих людей? Лили не знает ответа, она старается понять единственное подходящее для данной ситуации слово: адаптация.
  3
  - Вот послушай, у меня есть одна идея, она меня преследует уже много месяцев. Появилась эта идея задолго до моего приезда в Бостон. Я много думала о том, какого это, быть настолько привязанным к семье, что ты начинаешь искать ее подсознательно везде, во всем, во всех людях, которых ты встречаешь, живя другой стране. Я создала такого персонажа...как бы тебе сказать, он - самый душевный из всех когда-либо созданных мною, самый простой, самый добрый и ранимый. Он обладает невероятным талантом, но вместе с этим Бог наделил его такой колоссальной способностью любить, что бедный Мэнолито разрывается между желанием творить и отчаянною потребностью иметь свою семью рядом с собой. Мэнолито с рождения склонен чертить, рисовать, он живет архитектурой, он соединил в себе возможность считать словно машина, и накладывать краски на холст, совершенно забыв про время, еду и окружающий мир. Способность Мэно парадоксальна: этот парень - тончайший математик, любитель четкости в счете, точности в расчетах, в этом он безукоризнен, и эту свою возможность он присоединяет к нежнейшей страсти рисовать, создавать незримые, воздушные образы, расплывчатые по внешнему виду и не похожие на какие-либо традиционные и знакомые нам фигуры. Эти две линии, совершенно отличные друг от друга, удивительным образом уживаются в Мэно; но не уживается в нем другое - талант, рвущийся наружу, талант, которому не дает выхода общество и обстоятельства, окружающие Мэно, и желание быть в семье, быть не одному; обрати внимание - две параллельные линии просматриваются как в особенностях его возможности, так и в его желании выразить себя и не отлучаться от семьи - два парадокса в одном человеке. Как правило, люди творческие часто стремятся побыть одни, им обязательно нужно уединение, даже от своей семьи, они ищут диалога с самими собой. Мэнолито - исключение из правила, он тянется к людям, он ищет разговоров со всеми, он ужасно боится остаться один, общество ему нужно также как и вода или воздух. Мэно, отличаясь от своих друзей, сверстников и родственников, абсолютно слеп к какой-либо дискриминации по способностям, он действительно не замечает, что стоит на ступень выше людей, с которыми живет, ему с ними комфортно, конечно, он страдает от того, что не знает, где ему можно применить свои чертежи и рисунки, но он не вымещает эти страдания в виде ненависти к людям, он не злится, что не может говорить с ними об искусстве в силу их ограниченности. Мэно может провести целую ночь, читаю про архитектуру древней Греции, а на следующее утро пойти разговаривать с пастухом из соседней деревни про качество молока и сыра в этом сезоне, и оба эти занятия доставят ему удовольствие в равной степени.
  - Очень нежный мальчик Мэнолито, так.
  - Да, очень добрый и хороший мальчик Мэно, недолго длились его муки относительно неспособности выразить себя в искусстве. Мэно предоставляется шанс поехать подработать, а там, глядишь, и учиться в США. Большая семья парня, состоящая из родителей, четверых братьев и двух сестер, отпускает рыдающего беднягу в Америку.
  - Как же он смог покинуть свою семью, если по твоему сценарию, он ее так любит, что не может без нее?
  - А так, понимаешь, я пишу о переломном моменте в жизни этого мальчика, об изменении, которое произошло в его размеренной и спокойной деревенской жизни, о выборе, который он сделал спустя несколько бессонных ночей и тяжелых дней. Я пишу о том, как важен был для него этот выбор, о том, сколько надежд и светлых чувств он вложил в это свое решение. Я хочу дать зрителю понять, что Мэно не хотел оставлять семью, и что начал ненавидеть себя с тех самых пор, как сам себе сказал 'да', сидя в своей комнате, я бы хотела, чтобы зритель понял, как сложно ему было упаковывать каждую рубашку, каждую майку в дедовский чемодан. Это, по сути, фильм о том, что надо что-то делать, даже когда делать ты этого не хочешь, но интуитивно понимаешь, что если сделаешь, будет результат - хоть что-то новое, хоть какое-то изменение, а вместе с этим, может, сдвиг, возможность помочь семье с деньгами, опять - таки, чувствуешь, Мэно во всем видит благо для своей семьи, все дороги ведут к его семье.
  - Итак, Мэнолито едет в Америку, хоть и принял это решение, скрипя сердцем.
  - Да, едет наш бедный зареванный Мэно в Америку, совершенно один, совершенно молодой, ему около двадцати, не больше, у него нет опыта в работе, ну разве что работу в поле можно считать полезным опытом, в кармане у Мэно не больше 50 долларов - то, что удалось накопить семье и соседям, провожающим мальчика в другую страну. В портфеле у нашего парня чертежи, рисунки, наброски, этюды, все то, что он старательно берег, рисовал, копил для Америки, словно она - девушка, перед которой он хочет похвастаться на первом свидании. Только вот особа эта так поражает нашего влюбленного в первый день встречи, что он не понимает абсолютно ничего, и приходит в себя только на третий день. Прозрение, осознание того, что он теперь здесь, в другой стране, совершенно один, приносит ему такое горе, что Мэно разражается безудержными рыданиями и собирает обратно свой чемодан, твердо решив, больше никогда не покидать родительский дом и свою любимую Испанию.
  - Скажи мне, пожалуйста, ты решила создать его испанцем после того, что случилось с твоей мамой, или ты так придумала без повода?
  - Задолго до переезда, если честно, я всегда знала, что именно так и случится, когда она развелась с отцом, я сразу представила себе эту картину, ну да это другая история, мне нужно продолжить рассказ о Мэнолито.
  4
  - Сегодня я собираюсь на тусовку. Меня позвали друзья друзей некоего Джека Доссена.
  - О Боже, кто это? Что за имя?
  -Нормальное имя, не знаю, кто это, хотя нет, вру, знаю, вот только видела пару раз, он такой...знаешь, ну видно, что непростой парень.
  - В каком смысле?
  Лилиан стоит, натянув одну штанину, и запрокинув голову назад, пытаясь найти нужные слова для описания Джека Ричарда Доссена - сына Стивена Ричарда Доссена, владельца сети торговых центров, ювелирных магазинов и отелей в Торонто, который, увидев через три часа на вечеринке в своем доме Миранду Монше, решит выбрать именно ее в качестве жертвы для эксперимента, придуманного им на следующие два года обучения в магистратуре. Материал этого эксперимента войдет в магистерскую работу Джека, которую он зачитает на всеобщей конференции в июне 2014 года, и, что станет загадкой для всего преподавательского состава университета, не закончит, решив сжечь ее 11 дней спустя.
  - Помнишь Колтона Хейнса? Ну или Ченнинга Татума? Вот он такой же - красивый, но до тошноты, мне не нравится такая красота, чисто американская, безупречная, с идеальными квадратными скулами, нарисованными губами, в общем, красавчик, мажор, мальчик колокольчик, папина гордость, мамина отрада, по-моему, единственный ребенок в семье, а, нет, у него есть сестра, гнида, от нее лучше держаться подальше. Если этот валет прячет все свои намерения далеко в карманы, сестрица, в отличие от брата, то ли в силу тупости, то ли в силу наглости, все показывает сразу. Тоже красивая до жути, от головы до пят американская, она даже жвачку жует, как истинная американка.
  - Чем тебе так не угодили эти американцы?
  -Да ничем, ровным счетом ничем, честное слово, я тебе не лгу. Просто, я очень остро чувствую различие, чувствую себя, стоящую особняком, не слышу и не вижу себя рядом с ними, ну... рядом с ней точно. Они неплохие и нехорошие, просто другие, это прилагательное очень хорошо показывает весь спектр чувств, которые я к ним испытываю - другое, вот и все. Я не то, чтобы мучаюсь здесь среди них, нет, мне даже, знаешь, приятно, что я стала более или менее самостоятельной, приятно жить взрослой жизнью, вертеться в тусовке творческих людей, чему-то учится у них...
  -Себе не ври, и мне тоже, ты ни с кем не общаешься.
  Лилиан перестает разбирать пряди черных волос и ошарашенно поворачивает голову назад, в сторону пустого кресла в углу комнаты. Некоторое время она стоит молча, с удивлением и презрением глядя в середину кресла, затем ее взгляд меняется - ее губы дергаются в себя-жалящей улыбке, а глаза опускаются в пол, это ее выражение лица весьма показательно: так Лилиан реагирует, когда во время приятного и ничего не сулящего разговора, ей внезапно бьют правдой по лицу. Она медленно поворачивает голову обратно к зеркалу и сужает глаза, сосредоточенно расправляя волнистые пряди волос. Осознание реальности настигает все ее существо с такой силой, что ей становится стыдно. Так часто происходит, когда Лилиан, отговорив добрую порцию разговоров со своим несуществующим другом, вдруг понимает, что на самом деле она одна; как это происходит, Лили не известно, у нее создается впечатление, будто некая третья сила приходит к ней и к ее другу, и сдирает занавес, открывает форточки и двери, показывая своим огромным острым пальцем в сторону места, где некогда был друг Лили, а теперь его нет, она будто макает ее лицо в субстанцию пустой правды - вот с чем ты разговариваешь, вот, с воздухом, ни с кем.
  Через полтора часа готовая к вечеринке Лилиан садится в машину Этьена Тюдора, французского студента, учащегося на факультете живописи, Этьен смог купить Богом уцелевшее после сотни хозяев, полудохлое железо, и с радостью подбрасывает Лилиан и других своих знакомых, не спрашивая при этом деньги на бензин (отличительная черта только что приехавшего в США скромного европейца, которому, в скором времени надоест быть водилой для всех за бесплатное 'merci', и который станет спрашивать на бензин ближе к выпуску из университета, растрачивая эти деньги на травку и дорогие игровые приставки) .
  Через час ( особняк родителей Джека находится далеко от студенческого кампуса) они подъезжают к массивным черным воротам, отделанным в стиле барокко, за которым видно замко-образное чудище с зажжённым во всех комнатах светом - это судьбоносное для Лилиан место, через два часа в нем совершится знакомство четырех людей с разных концов света, которое в дальнейшем перельется в ссору с требованием помощи в поисках одного из них, нервным срывом, за которым последует инфаркт, спасением одной жизни, прошением прощения, и, через четыре года, попыткой возобновления отношений двух из этой роковой четверки.
  В два часа ночи в зале для гостей находится больше пятидесяти молодых людей, орущих песню Crowded House 'Don`t Dream Its Over', Патрик из факультета психологии разлил пиво на голову Таше, которая стала осыпать его щедрой порцией ругательств; Таша еще не знает, как старательно и нежно Патрик может просить прощение за свою неосмотрительность, и когда, он начал этот процесс, она сдалась, предполагая, что он, возможно, подбросит ее до дома, совершенно не ожидая феерической ночи любви в родительской комнате Джека. Нора из факультета литературы взобралась на барную стойку и стала крутить головой, ей восторженно аплодирует толпа парней, состоящей в одной регби-команде, каждый из них гадает, кому же, интересно, кому перепадет эта большегрудая тупая овца, усердно орущая Amerie 'One Thing', и отбивающая трещины в дорогой мраморной поверхности барной стойки своими 15-сантиметровыми каблуками. Мокрая прядь волос Норы случайно цепляется за блестящую заколку, надежно прикрепленную на голове Линды из факультета истории, и голова танцующей девушки резко дергается в направлении идущей Линды, таща за собой все тело Норы, в считанные секунды больше пятидесяти человек замирают, пытаясь одновременно рассмотреть и успеть снять на видео крушение огромной Норы сначала на ошалелую Линду, а затем на пол.
  Через полчаса Лилиан, все это время тихо сидящая в одном из кресел, и пьющая апельсиновый сок ( единственное, что ей удалось отыскать в алкогольном холодильнике Джека) замечает одетого в белую рубашку парня с хвостиком темно- русых волос, подходящего к Джеку и пытающегося о чем-то с ним договориться. Джек отрицательно качает головой и трясет плечами, будто хочет сказать, что ничем не может помочь другому. Парень с хвостиком не унимается и, тронув Джека за плечо, продолжает что-то напористо ему доказывать. Джек широко распахивает глаза и расставляет руки перед собой, отчаянно жестикулируя и приводя аргументы. Из всех присутствующих в зале за этим разговором наблюдает только Лилиан. Джек отмахивается от парня и встает на барную стойку, некогда целиком и полностью принадлещаю Норе из факультета литературы, которая, оттанцевав свой показательный танец, перешла в качестве подарка Джейсону - игроку в регби под номером 4, ровно столько раз Нору и будут любить этой ночью, 'вот это приятное совпадение' - подумает утром девушка, и, натянув на свое голое тело пропитанное потом платье, смоется в квартиру сестры.
  - Леди и Джентльмены! Приветствую всех вас на моей вечеринке, устроенной просто так, без всякого повода! Как вы помните, она началась ровно в десять часов, ни я, ни моя сестра, не разработали никакого плана проведения данного действа, не придумали увлекательный сценарий для гостей, не пригласили какую-нибудь звезду или стриптизеров, мы решили, что все должно идти свои чередом, что вы сами сможете себя развлечь подобно девушке с барной стойки, кстати, как ее там? Хотя это уже неважно, поговаривают, что сейчас кто-то из наших звезд регби так вдалбливает ее в матрас, что она имя свое позабыла. Итак, мы подумали, вы сами сможете сделать свой вечер, и все шло именно к этому, но тут ко мне подошел этот молодой человек (Джек показывает пальцем на парня, удивленно пялящегося на него среди толпы) с просьбой отвести для него комнату, дабы посмотреть матч своей любимой футбольной команды, который состоится с минуты на минуту. Как тебя зовут, друг? Как? Антонио? Тони? Тони, ответь на вопрос - ты настолько убогий, что тебе не удалось закадрить ни одну девочку на этой вечеринке? Ты так расстроился от того, что тебе сегодня не дали, что решил напустить на себя важный вид и гордо усесться смотреть футбол? Ну, в самом деле, что, даже самая ущербная б/ушная членососка отказала тебе? Кто уединяется на моих вечеринках, чтобы посмотреть футбол, кто? Даже наши парни регбисты занимаются другими делами, когда приходят в гости к Джеку. Тони, ты испанец, верно? Я угадал? Тогда тем более...проблем с этим просто быть не может, их не должно быть, вы испанцы - те еще звери по этой части. Я не разрешаю тебе смотреть футбол, ты войдешь в комнату на втором этаже, только если к тебе присоединится дама с намерением любить тебя всю ночь, либо кто-то из присутствующих здесь должен согласиться смотреть футбол с тобой, вас должно быть больше одного. Итак, кто пойдет смотреть футбол с Антонио? Желающие?
  Джек осматривает толпу смеющихся людей, он переигрывает, показывая, как усердно пытается найти хотя бы одного человека, его губы время от времени подрагивают, он с трудом сдерживает смех; Миранда Монше, стоящая по левую сторону от Джека, и предположить не может, что через два года он будет точно также стоять без нее в своей квартире и пытаться сдержать, как все думают, смех, пытаясь на самом деле сдержать рыдания, которые через считанные минуты перельются в нервный срыв, причиной которого станет отсутствие вещей Миранды в его квартире.
  Вдруг кто-то из толпы поднимает вверх тонкую руку. Джек удивленно вскидывает бровь.
  -Дамы и господа, я нашел добровольца, точнее доброволицу, иди сюда, любовь моя, как тебя зовут?
  Лилиан кричит из толпы свое имя.
  -Лили, детка, ты хочешь смотреть футбол или любить Тони?
  Толпа разражается истеричным смехом и Джеку это явно нравится, он весь вечер ждал подходящего момента, чтобы блеснуть перед всеми, а главным образом перед Мирандой. Джек не настолько глупый, чтобы не понять, что Миранде его поведение не понравится, он все просчитал на несколько шагов вперед - сначала он опустит бедного парня и вознесет хвалебные речи в свою сторону, пытаясь показаться Миранде полным ублюдком, первое впечатление очень важно, затем, общаясь с ней дальше, изобразит льва с раненым сердцем, но льва благородного, которого в прошлом обидели, и который стал ненавидеть весь мир. Джек ожидает соответствующей реакции от Миранды - непреодолимое желание помочь ему, показать, что он может, что он должен любить, а не ненавидеть, дальше Джек даст слабину и поддастся Миранде, подарив ей один из самых желанных женских подарков - уверенность, что она стала иметь над ним власть, и вместе с этим возможность влюбить его в нее. Любая, даже самая умная и расчетливая особь волей неволей начинает таять от осознания того, что хитрый поганец с прекраснейшей внешностью потерял весь свой арсенал уловок и инструментов, встретив ее - ту самую, и сдался чарам чистейшей любви. Если все пойдет по его заранее прописанному сценарию, будет легче начать писать работу, посвященную теме сильнейших эмоций в психологии, испытываемых людьми друг к другу, которые называют ничего не значащим для Джека словом 'любовь'.
  - Я хочу смотреть с Тони футбол, - кричит Лилиан.
  Нет, эта слишком простая, в отличие от Монше, та может быть потенциально заинтересована в отношениях, как таковых, пусть даже не со мной, эта просто эфемерная, от нее даже запаха женщины не исходит, ребенок в теле двадцати-летней женщины, такую даже трахать стыдно, как собственную дочь. Стоит рядом с толпой парней и не глядит ни на кого из них, никаких знаков, ухмылок, подмигиваний, а ведь она и с этим испанским уродом не предпримет ничего дальше футбола, либо актриса, либо действительно чиста как простынь монаха, хотя продолжать играть, находясь с таким количеством тел, должно быть очень сложно, для меня было бы невозможно, может ей сделали обрезание в своей стране? Хер с ней, главное, чтобы Монше никто к рукам раньше меня не прибрал.
  - Кто сегодня играет, ребята? Спрашивает оторвавшийся от своих мыслей Джек.
  Кто -то прокричал из толпы слово 'Real Madrid'.
  - Значит так, умница, назови мне хотя бы одного игрока этого клуба, исключая Криштиану Роналдо, и, так уж и быть, я отпущу наших испанских фанатов болеть за королевский мадрид.
  - Икер Касильяс, Рафаель Варан, Пепе, Серхио Рамос, Фабиу Коэнтрау, Марсело, Альваро Арбелоа, Сами Хедира, Карим Бензема, Гонсало Игуаин, Кольехон, Анхель Ди Мария, Хаби...
  -По ступенькам наверх, второй этаж, третья комната слева, приятного просмотра, - поспешно проговаривает Джек и с недоумением глядит, каким благодарным взглядом окидывает Лилиан Антонио, когда она, направляясь к нему, показывает головой в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Больше всего Джека удивляет абсолютное отсутствие желания в глазах этого испанского придурка, ни капли похоти, уму непостижимо.
  В полутемной комнате напротив огромного плазменного телевизора сидят Лилиан Кабика и Антонио Альварес, последний считает, что их совместный просмотр матча закончится дружеским рукопожатием и расхождением каждого из них по своим делам; Альварес еще не знает, что просчитал, он даже не предположил, что сейчас, сидя в этой чужой для них комнате, которая была обречена стать полуторачасовой возможностью соединения двух проводников театрального и кинематографического таланта честным душевным союзом, что сидя рядом с Лили, и включая телевизор, он - простой парень Тони из Кослады, станет первым посредником Лилиан в те обстоятельства, которые через несколько лет заставят ее сидеть рядом с ним в ближайшем кафе и рыдать от безнадежности своего положения; причиной безнадежного положения Лили станет поступок человека, коренным образом повлиявшего на теорию, выработанную профессором Алейо Родригесом относительно дилеммы между природным результатом, сформировавшим сексуальную ориентацию индивида и непреодолимым эмоциональным влечением этого самого индивида к другому объекту, неподходящему для него по всем параметрам, первым из которых станет пол.
  - Спасибо, что согласилась пойти посмотреть со мной футбол, если он тебе не интересен, можешь включить второй телек, он, по-моему, в другой комнате, она соединена с этой.
  - Ну почему же, я хочу смотреть футбол, мне, если честно, не очень нравилось то, что творилось там...внизу, тут хотя бы в тишине можно посидеть, игру посмотреть.
  - Откуда ты помнишь имена всех игроков?
  - Ну их же называют перед каждым матчем.
  - Поразительно, - усмехается Тони, и долго смотрит на Лили. Да, ей определенно не место в этой тусовке, слишком тихая, хорошо, что по рукам не пустили, не смогла бы защититься, надо будет пойти вместе с ней домой после тусовки, а может, сразу после матча; этот полоумный тупорылый янки не простит ей то, что она не дала ему опустить меня до самого низа...бедняжка, она ведь сама не понимает, насколько задела его своим ответом...да, ее точно нужно проводить домой после футбола.
  - Я, кстати, Лили.
  -А полное имя какое?
  -Лилиан, Лилиан Кабика, а твое?
  - Антонио Альварес.
  -Привет, Тони.
  - Ну, привет, Лили, на кого учишься?
  - Изучаю историю кинематографа, в будущем хочу писать сценарии, ну и высокий же этот Варан!
  -Да, 192 сантиметра, а я на режиссера учусь, вот планирую на каникулах что-нибудь снять.
  - Уже выбрал, что будешь снимать?
  -Нет пока, думаю.
  - А чего бы тебе хотелось?
  -Не знаю...хотелось бы снять для своих что-нибудь.
  - То есть?
  - Ну, снять что-нибудь, связанное с культурой моей страны, например, отразить в фильме разницу между мировоззрением американца и испанца, обернуть эту идею в интересную обертку, создать какую-нибудь актуальную ситуацию, такую, с которой сталкиваются сотни испанцев, или американцев, или и те и другие одновременно.
  - То есть, ты хочешь сделать упор на столкновение двух культур, верно?
  - Да, и отразить такое масштабное явление через поведение людей, вынужденных в силу тех или иных обстоятельств, сходиться друг с другом, пусть и ненадолго, и конечно, люди эти - разных национальностей.
  - А какую ситуацию ты бы хотел создать? Ну, то есть, ты хочешь снять комедию или драму?
  - Больше драму, но, конечно не таких размеров, как 'Крестный Отец'...
  - Там и проблемы другие, не только столкновение двух культур, там дела намного страшнее творились.
  -Да, это точно.
  - Дриблинг у Ди Марии...
  - Просто замечательный...
  - Я вот считаю, что если ты снимешь, скажем, 20-минутное видео с какой-нибудь комичной неразберихой, центром которого станет простой испанский паренек, будет очень даже интересно. Первые работы Дизеля - короткометражка 'Многоликий', затем драма 'Бродяги', не замысловаты, однако есть в них что-то...
  - Как они тебе?
  - Ну...удивительно то, что Дизель, которого ты привык видеть дерущимся, либо гоняющим на тачке, не делает этого в фильме, ни разу.
  - Это что-то новое.
  -Да, там он играет самого себя, как мне кажется, в свои первые годы становления актером, его работы очень жизненны, они рассказывают о нем в молодости, как я считаю.
  - Рамос снова желтую заработал.
  - Коллекционер, че.
  - Зато старается чуть ли не больше всех.
  - Что есть, то есть.
  - Слушай, Тони, тебе бы даже подошла драма-комедия, этакий смех сквозь слезы, как у Чехова. Историю, поражающую своей комичной абсурдностью в начале, можно было б превратить в историю, впечатляющую серьезным и глубоким концом, а?
  - Много ты уже написала?
  - Чего?
  - Сценариев?
  -Да так...есть пара тройка целых, остальные находятся в разработке, доделываю, переделываю. Ну, так как тебе про разные начало и конец? Ты так и не ответил на вопрос.
  - Я думал об этом раньше, я много об этом думал, ты сейчас просто озвучила мои мысли, понимаешь, представлять это все, пусть даже последовательно структурированно, очень легко, а вот создать это все, делать, тут для начала нужно собрать команду, которая была бы с тобой до конца.
  - Не думаю, что команда, которую собрал тут этот Джек, сгодится.
  - О них вообще забудь, эти люди к нашему разговору не относятся, они из другой оперы.
  - Фальшивые все...
  -Не надо так о них говорить, мы сейчас тоже со стороны не великолепно смотримся, сидим и обсуждаем их.
  - Но Джек первый начал!
  - И пусть, он то хотя бы в глаза сказал, а за спиной говорить - не красиво, в любом случае.
  Лилиан долго смотрит на Антонио и пытается понять - так ли он благороден и спокоен на самом деле, или же пытается пустить ей пыль в глаза? В силу своих страхов и неуверенности в себе Лили хочет заведомо найти плохие стороны в любом человеке, это ее своеобразная защитная реакция. Есть в Лили и другое любопытное качество: она склонна симпатизировать и проявлять интерес к тем, кого публично унизили, либо поставили в неловкую ситуацию, она тянется к таким людям, потому что понимает, как она на них похожа, еще Лили боится сильных и активных, тех, кто обычно предпринимает что-то первыми. Сейчас в ее глазах Тони всего лишь сказочник, мечтающий стать великим режиссером, Лили его слегка жалеет, думая, что у ее собеседника ничего не получится в этой сфере, однако смесь наивной доброй жалости и чувства сожаления о том, что сделал Джек, не мешают ей найти в Тони то, что она так долго искала во всех студентах своего университета - расположенность к тому делу, которым она хочет заниматься. Невидимая хрустальная стена, которая стояла между Лили и всеми другими, рухнула и раскрошилась на мелкие осколки, когда она увидела Тони первым и одним из немногих снимающим обувь, перед тем как зайти в чужой дом - очередная отличительная черта скромного европейца в гостях у других.
  - Слушай Тони, а как ты поступил в этот университет?
  Спрашивает Лили Антонио по дороге в ее общежитие, вечеринку они покинули одними из первых, после окончания футбольного матча.
  - Ну, думаю, как и все: долго и упорно шарил по разным сайтам, пока не нашел этот университет. Знаешь, мне все долго совали эту нью-йоркскую академию кинематографа, или как ее там, но я отказался, думаю все дело в престиже, не более, сколько таких же парней как и я стремились туда поступить из-за одного названия и местоположения академии - Нью - Йорк, ближе к кипящей бурлящей жизни, ближе к звездам, все лишь для того, чтобы пачками снимать фотографии себя на фоне этого города, чтобы выставлять все это на фейсбуке и пускать пыль в глаза своим и без того бедным сверстникам, которые как гнули спины на рядовых тяжелых работах в Мадриде, так и будут продолжать их безвыходно гнуть, смотреть на их якобы красивую и легкую жизнь в США и завидовать бессмысленной завистью.
  - Ну, Бостон как мне кажется более...
  - Sophisticated, вот мне кажется, это слово очень подходит этому городу, он более утонченный, Нью-Йорк бешеный, если я там и буду работать, то только взрослым жирным мужиком, отпахавшим свое, и имеющим возможности находиться там больше недели.
  - Дааа, верно, я тоже самое хотела сказать. Хоть я и не была в Нью-Йорке, но мне кажется, в первое время там очень тяжело, особенно если ты из маленького спокойного городка.
  - На самом деле я подавал документы в разные вузы, этот был одним из первых, и немногих, принявшим меня.
  - Почему ты пошел на вечеринку к Джеку?
  - А почему бы и не пойти?
  - Ну не знаю, я смотрела на тебя и чувствовала, что тебе не по душе их тусовка.
  - И что? Дорогую выпивку и шанс посмотреть на порево, которое они там устраивают, никто не отменял.
  - Я когда увидела Джека в первый раз, сразу поняла - он такой болван.
  -Нет.
  -Что 'нет'?
  - Он далеко не болван, попомни мои слова, этот парень еще немало дров наломает.
  - С чего ты взял, он мажор, папин сынок, все, чего он ни добьется, будет у него в руках с помощью своего папочки.
  - Дело не в деньгах его папочки, Лили, ты знаешь из какого факультета этот парень?
  - Он вроде психолог, если я не ошибаюсь.
  - Одно только название 'психолог', парни, учащиеся здесь с первого курса рассказывали мне, чем тут на самом деле занимаются эти психологи.
  - Что за парни?
  - Ну, испанцы, ребята, которые тут родились, они знают каждый факультет нашего университета от А до Я.
  - И что не так с этими психологами?
  - Ты слышала что-нибудь о юных последователях Карлоса Кастанеды?
  - Что? Нет. Кто такой этот Карлос Кастанеда?
  -Антрополог, мистик, писал книги про шаманизм. Не помню, а точнее не знаю, где он встретил какого-то шамана, индейца, по-моему, его звали Дон Хуан, Кастанеда начал с ним общаться и вскоре посвятил все свои книги учению этого самого Дона Хуана.
  - И о чем же его книги?
  - Я не читал, но слышал, что там описывается некий Путь Воина. Ребята из университета рассказывали мне, что эти юные последователи Кастанеды создали что-то наподобие общества поклонения его трудам и его жизненной философии, они хотят быть похожими на него, стать воинами, возглавить новое поколение учеников Кастанеды.
  -Ну и ладно, что в этом такого криминального?
  - С первого взгляда ничего, я задал тот же вопрос, но когда парни рассказали мне про то, чем они занимаются, я перестал возмущаться и прикусил язык.
  - И чем они занимаются?
  - Тебе не доводилось вбивать в гугле список самых скандальных и опасных вузов и факультетов США?
  - Что? Как понять, скандальных и опасных?
  - Есть список учебных заведений, которые вошли в историю либо своими иррациональными методами обучения студентов, либо скандалами, связанными с проделками последних после пар.
  - Например?
  - Например...названия не помню, но был в списке один университет, старшие курсы которого брали плату у младших за любую оказанную помощь, но только делали это в рамках собственных законов и условий, которые они установили сами.
  - То есть?!
  - Ну, например, лекция от студента на курс старше могла стоить столько, сколько скажет он сам, а брать плату за лекцию он мог чем угодно, грубо говоря, они не всегда требовали деньги и только деньги, понимаешь, о чем я?
  - Есть догадки, вот только озвучить стесняюсь.
  - Правильно, стали требовать другие вещи, если, скажем, красивая студентка младших курсов приходила за помощью к студенту или студентке старших курсов, они могли показать ей на кровать, и все в этом роде, вскоре они добавили в этот винегрет секс на камеру, секс с партнером, которого они выберут для жертвы, оргии младших курсов, травку, потом тяжелые наркотики, в общем, малышам, только что поступившим в университет, приходилось нелегко.
  - Они могли и не просить, это ведь необязательно!
  - Да, вот только старшие курсы развили свою систему помощи до таких размеров, что она стала похожа на скрытую организацию внутри университета, у них появились свои люди, заманивавшие бедных первокурсников в капкан, ребята сами не понимали, что они в западне, им казалось, что университет, в котором они учатся, такой дружный, что даже старшие курсы сами приходят на помощь, кто бы отказался от этого?
  - И что дальше?
  - Их вскоре разоблачили, как я предполагал, напали не на того первокурсника.
  - В смысле?
  - Недолго длилось их омерзительное счастье, на первый курс в далеком восемьдесят каком-то году поступила внебрачная дочь очень влиятельного адвоката, который, никому не говоря, тайно держал связь со своим ребенком. Ее изнасиловали, пленка пошла по рукам, папочка об этом узнал, всех задержали, абсолютно всех, говорят, адвокат был так разозлен, что подключил к этому делу властей города, арестовали даже тех, кто выпустился десять лет назад, он ни перед чем не остановился, ни перед семьями и детьми, которые были у этих бывших выпускников, ни перед их родственниками, умоляющими оставить их. Он также позаботился о том, чтобы об этом показали в новостях, почти весь преподавательский состав угодил в тюрьму, включая деканов и ректоров университета, которые десятилетиями закрывали на это глаза; позже университет сравняли с лицом земли, официальная версия гласила, что какой-то олигарх влюбился в территорию, на которой было построено здание, и выкупил ее за баснословные деньги, но во всем городе ходили слухи, что взбешенный папочка сказав 'снесу к чертовой матери' подразумевал полное уничтожение этого заведения и довел начатое до конца: посоветовал одному своему знакомому, действительно нуждающемуся в земле, избавиться от этого университета и приобрести ее.
  - Поверить не могу, что это действительно творилось здесь...в США.
  - В стране, в которой свободно продают оружие и страдают от этого, до сих пор не предприняв ничего решительного, для устранения этой проблемы, в такой стране не мудрено случиться такому.
  - Ну а наши психологи, только не говори, что этот факультет тоже входит в список этих заведений.
  - Тоже.
  - Что? Шутишь что ли?
  - Лили, если бы он не входил в этот список, я бы не начал разговор с него. Эти ребята пишут свои курсовые, дипломные и магистерские работы, ставя опыты над животными и людьми, ты сейчас, наверное, представила, что людей и животных запирают в каких-нибудь лабораториях и режут на кусочки, как в фильмах ужасов. Ничего такого не происходит, просто они выбирают студентов из других факультетов для научно - психологических опытов, и ставят их так незаметно, что разоблачение становится очевидным только во время сдачи работ в конце учебного года.
  - Как они это делают?
  - Ну, ребята мне рассказывали, что они тонкие манипуляторы, и могут близко общаться со своими потенциальными жертвами, заставляя последних доверять им, и действовать согласно их научно-теоретическим планам, и все это в целях тех исследований, которые их интересуют; одного такого паренька довели до самоубийства, конечно не за месяц, и не за два, и даже не за год, студент, занимающийся им, так аккуратно и тонко все проделал, что никто не смог доказать его вину, полиция действительно подтвердила официальную версию самоубийства.
  Лилиан Кабика чувствует, как все ее тело сжимается в тугой узел и напрягается до судорог в ногах - типичная реакция Лили, когда она слишком сильно боится.
  - То есть ты считаешь, что Джек этим тоже может заняться?
  - Не может, а займется, если уже не занялся, все то, что он сказал мне на вечеринке, было рассчитано задолго до планирования этой тусовки.
  - Зачем ему планировать унижать кого-то, уж тем более тебя?
  - Видимо, он хочет произвести впечатление на свою потенциальную жертву...
  - И какое же оно оказалось? Не такое впечатление производят, он ее только спугнул.
  - А с чего ты взяла, что он хочет произвести именно положительное впечатление?
  Лили долго молчит, вопрос Тони завел ее в тупик.
  - Поверь мне Лили, от этого парня лучше держаться подальше, он не убийца, он даже не хулиган, слишком нежен для всего этого, он просто хитрый, и расчётливый.
  Кабика смотрит в асфальт, не в силах продолжать разговор с Тони. Альварес чувствует, как сам того не желая, испугал ее. Он поражается чувствительности и слабости Кабики, да, выбери ее Джек в качестве объекта своей работы, она бы без проблем угодила в капкан, Тони почти уверен, чего она боится.
  - Не думаю, что он выбрал тебя в качестве своих научных целей.
  - С чего это такие выводы?
  - С того, что если бы ты действительно была удостоена чести стать официальной жертвой Джека Доссена, он бы не отпустил тебя смотреть со мной футбол, он бы к тебе никого и близко не подпустил. Для маньяка-психолога из этого факультета жертвой является идея - он охотится за ней до тех пор, пока не найдет и не реализует ее во что-либо, в качестве объекта реализации он выбирает того самого человека, в которого, как он считает, ему суждено воплотить идею; так вот маньяк-психолог, а я не зря поставил на первое место слово 'маньяк', никогда не отдаст свою идею, а равно и выбранного для нее человека кому-нибудь другому, пусть даже этот другой - простой прохожий, остановившийся спросить у жертвы время или попросить на проезд.
  - Спасибо, что проводил меня Тони.
  - Послушай, Лили, я увлекся, наплел тебе столько всего, много чего просто не надо было говорить, я не думал, что напугаю тебя, но одно могу сказать с уверенностью: да, он психолог, и их тут много, но он тупой, понимаешь?
  - Сначала ты говоришь 'хитрый', 'расчетливый', потом в конце добавляешь, что тупой...
  -Хитрый и расчетливый - это одно, тупой - это другое. Он, может, прочитал столько книжек, ни ты, ни я столько не прочтем, он может и в местах разных побывал, там, где мы никогда не сможем очутиться, но Джек, как и многие другие представители печальных современных янки - тупорылый, я это чувствую всем своим нутром. Ему не суждено добраться до простых истин, и до веры тоже, атеисты разные бывают, я дружу со многими действительно умными атеистами, добрейшей души людьми, этот же придурок - атеист, не только отрицающий Бога, но и все то, что он не понимает, и понять не хочет; он ущербный, Лили, его либо не долюбили, либо любили так, что он этого не узнал, и не понял, вот и результат: желание отыграться на ком-то, начать свою игру и быть в ней властелином; он на той, которую выбрал, выместит всю ту гниль, которой пропитался внутри, конечно, это его не вылечит, и спокойнее от этого он не станет, ведь это самообман, по сути, но, во всяком случае, ему станет легче, вот ради этого непродолжительного ощущения легкости они и бесятся, годами создавая свои убогие научные труды.
  - Почему выберет ту, а не того, с чего ты взял, что это девчонка?
  - Наука наукой, а секс никто не отменял, к тому же, он красавчик, причем красавчик, осознающий возможности своей внешности, нет ничего хуже такой породы псов, он выбрал девочку, чтобы стать для нее объектом восхищения, ему, как и многим другим, похожим на Джека, нравится восхищать и мучить других, это своего рода страсть, любимое хобби.
  - Ты что, получается, их ненавидишь? Раз ненавидишь, зачем тогда приехал сюда учиться?
  - Кто тебе сказал, что я ненавижу американцев? Я говорил про определенную категорию людей, к которой относится Джек, не все американцы такие. И вообще, слишком много разговоров, о нехорошем человеке, говорил же, что мы тоже молодцы, сплетничаем о нем за спиной, а сам продолжил этот разговор по дороге, лучше говорить о людях добрых.
  - Это Мэнолито.
  - Кто?
  - Если тебе будет интересно, я тебе о нем могу рассказать, но только давай завтра? Встретимся в столовой, ты где обычно сидишь?
  - Я с ребятами испанцами за полукруглым столом рядом с дверью.
  - Ой, я стесняюсь, вас там много будет.
  - Посидишь, познакомишься с нами, потом во время большой перемены можем пройтись по саду, и ты мне расскажешь то, что хотела рассказать сегодня, договорились?
  - Договорились, Тони.
  5
  - В общем, вот как у меня все обстоит: я тебе уже рассказала, какой из себя этот Мэно, а там, работать с этим сценарием или нет - дело твое, Тони.
  Лилиан Кабика сидит перед Антонио Альваресом в небольшом скромном заведении, они уже заказали друг другу по большой чашке крепкого кофе и обсуждают дальнейшие планы на приближающиеся каникулы.
  - Ты мне порасскажи про него, поподробнее.
  - После своего решения немедленно покинуть Америку Мэнолито знакомится с Амарантой - молодой девочкой, живущей в бедном квартале, заселенном испанскими иммигрантами. Она оказывается его соседкой по комнате, Амаранта уже не первый год живет в США со своим молодым человеком по имени Джакобо. Усадив зареванного Мэно за стол и приготовив ему чашку кофе, она успокаивает мальчика, рассказывая, как трудно ей приходилось в первое время. Ее рассказ немного смягчил и растопил напряженного и паникующего Мэно. Дальше Амаранта стала рассказывать ему, из какого она города, чем занимались ее родители, где сейчас живут ее братья и сестры, как она познакомилась со своим Джакобо. В лице Амаранты Мэно находит успокоение, отдушину, человеку, которому всегда можно поплакаться, когда тебе плохо.
  - Какой -то очень женоподобный этот твой Мэно.
  - Ни капельки. Я объясню особенность его характера и суть этого мальчика. Он - простой, понимаешь, это его основная черта, он вырос в деревне, в доброй испанской деревне, в семье, где не привыкли скрывать эмоции, как это делают в городе, он, может, не такой хитрый и изворотливый, как любой другой парень его возраста, но он открытый, этот пацан - чистый лист бумаги, он не привык скрывать или сдерживать свои эмоции, его этому не учили, он не читал всех этих премудрых цитат, которыми кишат все социальные сети, о том, как себя нужно вести в обществе лицемеров и как нужно вертеться в мире, чтобы было выгодно и удобно только тебе; у него и интернета то нет, он не испорчен виртуальной реальностью. Вот его собственная реальность и правила, которые в ней установлены - это моя деревня, мой двор, моя семья, мои соседи, мои друзья, мои родственники, и если с ними что-то случится, если они меня оставят, я заплачу, но если за них надо будет заступиться, я буду драться до синяков - вот как думает Мэно, понимаешь? Да, он много плачет, но не в силу слабости, не надо, пожалуйста, путать душевное благородство и эмоции со слабостью, он может любить бесконечно, но если такие простые деревенские парни ненавидят или дерутся, от них лучше держаться подальше; как часто ты видел умных и отточенных городских пижонов, которые бы заступились за своих так называемых друзей или семью, налетев на их врагов без вопросов и разбирательств? Они сначала подумают о том, что могут испачкать свои дорогие костюмы, упасть в лужу на глазах общества, вот что их действительно колышит. Мэно - полная противоположность всем этим понтоклеям, он вырос на земле, игрался в лужах под дождем, и упасть туда не боится.
  - Волшебный он у тебя какой-то получился, таких не бывает, если честно.
  Тони чувствует, как кофе и рассказ Лили заставляют его сонные веки открыться шире. Добрые люди, как правило, создают добрых персонажей, это понятно, она сама даже не понимает, что чем-то похожа на этого Мэно, рассказывала, что выросла в деревне, потом родители ее оттуда увезли в другую страну, когда ей было два года. Она - сама себе Мэнолито и Амаранта, просто раскрошила себя на мелкие составляющие и создала из каждой цельного персонажа.
  - Ну и ладно, это, конечно, фильм про насущные и актуальные проблемы современности, но пусть он будет метафоричен и местами сказочен, и потом, я почему-то уверена, что такие Мэно существуют.
  - Он влюбляется в Амаранту?
  - Амаранта становится для Мэно лучшим другом, сестрой, Мэно не испытывает к ней ничего кроме благодарности за поддержку, которую она ему оказала, повторюсь, он слишком наивен и чист, чтобы испытывать вожделение к человеку той же национальности, к такому же одинокому обитателю, оставленному самому себе в чужой стране. Она для него как якорь, за который нужно надежно держаться, как заменитель сестер и матери. Амаранта - это воплощение Испании для Мэно, напоминание о том, кто он, Мэно ее любит как свою страну, без примеси страсти.
  - Амаранта одинока? А как же ее парень, Джакобо?
  - Джакобо появляется в сценарии всего несколько раз, я потом объясню, почему; да, Джакобо ее парень, но он ее не любит, он с ней живет, потому что ему так удобно. Она для него готовит, она с ним спит, она ему верна, она всегда придет на помощь в трудную минуту, ему с ней легче, как и любому другому чужестранцу в большой стране.
  - И что же происходит дальше?
  - Дальше следует цепь последовательных событий, которые позволяют Мэно приспосабливаться к той жизни, которую он начал в Америке: устройство официантом в местном ресторане, роль разнорабочего по ночам вместе с другими ребятами из квартала, с которым он в скором времени знакомится, нелегальное заведение, в котором устраивается коррида с быком, Мэно там тоже засветится, будет матадором на несколько часов, каждую неделю; попытки показать разным строительным компаниям свои чертежи и проекты, попытки устроиться в какой-нибудь университет и оплатить свое обучение, попытки убедить родственников по скайпу, что он ест и спит, не отказывая себе в этом, и наконец, знакомство с Пакой.
  - Что за Пака?
  - Девушка, живущая неподалеку от Мэнолито. Пака живет вместе с отцом, врет ему, что подрабатывает в библиотеке университета, в котором якобы хорошо учится, на самом же деле она танцует в стрип-клубе в районе по соседству, чтобы иметь неплохие карманные деньги. Они знакомятся с Мэно на одном из очередных шоу с быком, в котором он принимает участие; заметив интерес Паки к себе, глупый Мэно, даже не догадываясь, что она всего на всего искренне умиляется его мальчишеским пылом, решает, что Пака влюбляется в него.
  - Мэнолито действительно тупой.
  - Он не тупой, Тони, он глупый, глупый, но добрый. Он простые истины, про которые ты мне говорил после тусовки у Джека, он эти истины знает, он ими живет, а это уже не тупость, это мудрость, смешанная с простотой, которую не понимают и не принимают в городе.
  - И что же происходит между Мэно и Пакой?
  - Любовь, как думает Мэно, но Пака его не любит, она с ним спит только потому, что ей - испорченной грехами Нью-Йорка, девушке, погрязшей в болоте поганых мужчин, просто интересно поиграться с добрым мальчиком, полепить из него все, что она ни захочет, еще; она сразу почувствовала, что Мэно девственник, это ее тоже интересует, для галочки, так сказать, в своем персональном блокноте побед.
  - Да уж...побед.
  - Ну, по мнению Паки, это победы, она не считает, что ходит по рукам.
  - Что дальше?
  - Дальше мы имеем зеркальное отражение несчастной любви: Амаранта и Джакобо, Мэнолито и Паки. Для Мэно, Пака - первая женщина, первая и чистая любовь, он ее любит сильно и самозабвенно еще и потому, что он абсолютно один в Америке, и ему необходимо к кому-нибудь привязаться, выплеснуть на кого-то всю ту тоску и потребность любить, которые он копил столько времени в этом чужом для него городе. В силу своих слепых чувств, и в силу своей наивности и молодости, он не видит, что девушка его использует. Он бегает за ней по всему городу, устраивает сцены ревности из-за ее подработки в стрип-клубе, пытается ее оттуда вызволить, его избивают охранники. Мэно рассказывает отцу девушки о ее настоящей подработке, получив тем самым сначала от ее папочки, который в это не поверил и погорячился от внезапного заявления парня, а потом от самой Паки, которая посоветовала ему не вмешиваться в ее дела. А ведь он просто хотел спасти и избавить ее от этой грязи, просто не знал, на какие еще педали жать, только и всего. Приключения Мэно и Паки длятся недолго, через несколько месяцев ее, пьяную и не соображающую, куда она идет, выходя из клуба, насмерть сбивает машина.
  - Мэно, поди, решает закончить жизнь самоубийством.
  - Сначала да, он напивается таблеток, но его вовремя спасает Амаранта. Мэно оказывается единственным человеком после отца Паки, который помогает тому в организации ее похорон. Мальчик, оставшись один после смерти девушки, не имея доступа к плечу Амаранты, ( Джакобо возвращается к ней после очередного запоя и запрещает им проводить время вместе) постоянно наведывается к ее отцу, чтобы якобы доделать оставшиеся после похорон дела, но, по правде говоря, никаких дел уже нет, просто Мэно нужен кто-то, кому он бы мог выплакаться, рассказать о той любви, которую он испытывал к Паке, потому что в свое время он этого не сделал, стеснялся и боялся, что она посчитает его сумасшедшим. Мэно нужен друг, нужен отец, нужна хоть какая-то иллюзия семьи, он ее ищет везде, во всех, в любом человеке, в которого он влюбляется. Отец Паки, сначала опешив от такой настырности парня, грубо провожает его вниз по ступенькам, ему не нужно каждодневное напоминание о смерти своей дочери; но, побыв наедине с самим собой несколько дней, старик приходит к выводу, что так ему намного хуже, и просит пришибленного и пьяного Мэно прийти к нему, чтобы перепроверить счета за аренду помещения, в котором проходили похороны. Проверка за проверкой, встреча за встречей и вот, Мэно каждый день после работы наведывается к старому мужчине, чтобы помочь ему с хозяйством, приготовить для него еду, поговорить об Испании, пообсуждать своих родственников, родственников старика, нравы американцев, политику США, кризис в стране, невозможность найти нормальную работу; на радостях Мэно показывает ему все свои чертежи, которые были так неинтересны Паке, мужчины часами обсуждают проекты вымышленных зданий Мэнолито. Через три месяца отец Паки, не выдержав смерти дочери, умирает от инфаркта. Слетевший с катушек Мэно бегает по всем своим знакомым, умоляя их одолжить по копеечке, чтобы наскрести на похороны старика, обещая отработать и вернуть все в срок. Придав его к земле, рядом со своей дочерью, опустошенный Мэно возвращается плакаться к Амаранте, Джакобо которой снова ушел в страну запоя и других женщин. Проведя друг с другом недели бессонных ночей за кофе и вином, поплакавшись друг другу о смерти Паки и ее отца, об изменах и побоях Джакобо, Мэно и Амаранта постепенно очищают свои слишком тяжелые от забот души, и, немного успокоившись, словно две белки, снова встают на свои колеса, чтобы продолжить рутинный бег за заработком денег и попыткой выжить.
  Лили отпивает большой глоток кофе, чтобы прочистить горло и продолжить, и показывает указательным пальцем, чтобы Тони не сбил ее с мысли.
  - Мэно удается накопить немного денег на первый семестр обучения в архитектурном университете, он уже планирует сдать эту сумму в банк, эти деньги ему удалось заработать за двойную работу в ресторане, за работу грузчиком по ночам, за шоу с быком, которое он устраивает в нелегальном помещении, и за другие титанические попытки получить хоть немного денег везде, где возможно. Но вот что беспокоит Мэно в последнее время: его семья не отвечает по скайпу уже вторую неделю подряд. До соседей он тоже не может дозвониться, он пытается подключить к делу дальних родственников со всех концов Земли, но и тут ничего не выходит, и через месяц Мэно звонит фермер, проживающий в соседней деревне, звонит, чтобы сказать - в деревне Мэнолито ночью произошел пожар, сгорело больше двадцати домов, включая дом его родителей, все спящие в доме погибли, им не удалось выбраться, так как когда вспыхнуло пламя, первым делом обвалилась крыша, которая придавила всех членов семьи.
  - Вот это поворот, бедный парень.
  - Деньги, которые Мэно копил на обучение в университете, целиком и полностью уходят на билеты в Испанию и на похороны всей своей семьи. Сначала Мэно едет на родину, чтобы остаться там и не возвращаться в Америку, но увидев огромный черный круг выжженной земли на месте своего дома, он понимает, что умрет здесь в скором времени, если не убежит отсюда. Похоронив семью и отдав деньги на помощь пострадавшим соседям, Мэно едет обратно в США, чтобы попытаться забыть то, что произошло с его семьей. Нелегальное помещение, в котором Мэнолито устраивал корриду с быком, давно ждет парня с его фееричным шоу, и Мэно туда возвращается, правда быка приходится отнять от парня в первые две минуты: Мэнолито кидает мулету на пол и становится перед мчащимся на него быком. Думаю, понимаешь, почему он это делает, очередная попытка самоубийства. Кстати, бык в этом фильме весьма символичен, бык - это символ Америки, Мэно, все это время устраивающий корриду с быком, дрался со страной, в которую приехал, это были постоянные поединки один на один, возможность доказать, кто кого сильнее, я помню трактовку символа быка в произведении Хэмингуея 'По Ком Звонит Колокол', нам в университете объяснили это так: Хэмингуей через корриду пытается показать борьбу героя с жизнью, борьбу на выживание, которую он ведет каждый день. Вот и Мэно, дерущийся до недавнего времени и приносящий людям радость своим выходом на арену, решил сдаться, ему больше нечего доказать, он побежден. Следом он находит мертвую Амаранту, по всей видимости, забитую кем-то до смерти. Джакобо задолжал каким-то парням крупную сумму денег и не знал, на ком выместить свое отчаяние по этому поводу. Дальше начинается одна из самых эмоциональных сцен во всем фильме: драка тихого и доброго Мэно с Джакобо. Когда она начинается, зритель заведомо уверен, победит орангутанго-образный Джакобо, но тут я хотела показать, что на самом деле значит фраза 'не ввязывайся в драку с тем, кому нечего терять', Мэно накидывается на него со всей ненавистью, которая накопилась в нем ко всем обстоятельствам, спровоцировавшим череду несчастий в жизни парня: к невиноватому водителю, сбившему его Паку, к Паке, которая не любила его так сильно, как он хотел, к инфаркту, ударившему ее отца, к внезапному пожару, убившему его семью, и к Джакобо, убившему его Амаранту. Джакобо убегает от рыдающего и стенающего Мэнолито, пытающегося догнать его и не появляется в доме в течение нескольких дней. Только тут Мэно осознает, что Амаранта беременна, он не заметил ее живота в самом начале. Он бежит в ближайшую больницу с Амарантой на руках, напрочь позабыв об обучении, попытках поступить куда-нибудь или показать свои проекты в строительные компании. Просидев в клинике больше шести часов, в первых лучах рассвета наш бедняга получает в качества ответа на вопрос: 'как Амаранта?' сверток с новорожденным ребенком, Амаранту спасти не удалось.
  Лили допивает последние капли кофе, чтобы рассказать конец истории Мэнолито.
  - Не успевает Мэно опомниться, как в его квартал приезжает престарелый мужчина и, ворвавшись в квартиру, некогда принадлежащую Амаранте и Джакобо, принимает Мэно за последнего и набрасывается на него со всей дедовской прытью. Парню кое - как удалось спрятать визжащего ребенка подальше от старческого кулака и тростя, и объяснить дедушке, что он не Джакобо, а Мэнолито. Бедолага покупает билеты обратно в Испанию, к семье девушки, найдя адрес проживания в документах скончавшейся Амаранты. Забрав ребенка и все свои вещи, Мэно ждет срока вылета из США, за день до этого ему звонит некая организация с просьбой прийти к ним со всеми своими чертежами. Мэно берет чертежи и ребенка в охапку и приходит по указанному адресу, в здании которого ему предлагают работать разработчиком идей и помощником главного инженера. Мэно отказывается, ответив на вопрос 'Почему?' фразой 'Мне здесь не место'. Оставив умершую Паку, ее отца, Амаранту, клуб тореадоров, испанских парней из своего квартала, прекрасную работу и дедушку Амаранты, таки дождавшегося Джакобо, и повалившего последнего на пол, оставив все это, Мэно улетает в Испанию к ее семье. И здесь мальчика встречают побоями; гвардия грозных братьев девочки уже давно выстроилась в ряд и ждала прибытия Джакобо, спутав его с Мэно; он бежит в ближайший сеновал и запирается там с кричащим младенцем, до тех пор, пока его с силой не вытаскивает оттуда и не избивает до обморока троица озверелых испанских молодых мужчин. Бросив его обратно в сеновал и заперев там с ребенком, они ждут прибытия отца и деда семейства. Дед и отец прибывают к глубокой ночи и выносят вердикт, гласящий, по мнению все узнавшего деда, что Мэно надо освободить. Парню открывают дверь и дают кров на ночь, ребенка забирает к себе мать Амаранты. На следующее утро, поближе познакомившись с Мэно, узнав о несчастье с его домом, и обработав его раны, семья Амаранты, получает от него 'большое спасибо за прием' в виде всех собранных вещей девушки, ее документов, и денег, которые она упорно копила на черный день. Отдав ребенка и все вышеперечисленное, Мэно от чистого сердца благодарит семью за еду, прощает им их ошибку и скромно собирается свои вещи, чтобы отправиться в никуда. Последнюю сцену я вижу вот какой: Мэнолито, отшагавшему шагов сто и не разбирающему дорогу, по которой он идет, кричит, выбегая мать Амаранты, он возвращается и слышит от отца семейства следующую фразу 'Я слышал, ты очень хорошо разбираешься в строительстве, нам как раз нужно достроить чулан, останься с нами, Мэно'.
  Антонио внимательно смотрит на свой указательный палец, которым водит по деревянному столу, да, очередной шаблонный кусок латино-американской страсти. Как бы сейчас сказать ей об этом, сказать так, чтобы не обиделась.
  - Послушай, Лили, что-то слишком много горя для одного фильма, не обижайся, пожалуйста, но, действительно, создается впечатление, что ты специально наштыковала одну трагедию на другую, дабы угодить зрителю, жаждущему нахлебаться слез.
  - Почему ты так думаешь? Ты считаешь, что не бывает таких историй? Что нет людей, которые бы не успевали вставать с колен после очередной жизненной подставы?
  - Я так думаю, потому что в рамках фильма это будет смотреться намеренно, специально. Я считаю, есть истории и похуже; и да, такие люди есть, Лили. Не злись, пожалуйста. Просто подумай, почему на голову Мэно выпадает столько проблем? Чем он это заслужил? Как ты ты это объяснишь?
  - Я объясню это так: на голову Мэно посыпалось столько проблем, потому что такова была его судьба, отвечать на этот вопрос по-другому будет глупо, нельзя ответить на вопрос: 'почему со мной случилось то или это?', однозначно, причины можно искать, можно копать, но зачем? Редко, очень редко удастся докопаться до истины, до ясного набора готовых ответов. Вот ты бы, что ответил на вопрос о том, почему все это случилось с Мэно? Я бы ответила так: это его судьба. Судьба Мэнолита оказалась такова, чем он это заслужил? Ничем, Тони, это я знаю точно. Но Мэно заслужил семью, которую он в конце и получает, потому что последняя фраза, сказанная отцом семейства Амаранты символична: 'останья с нами, Мэно", это значит 'останься с нами навсегда, будь членом нашей семьи'. Мать Амаранты ждала свою дочь обратно, и получила ее, потому что Амаранта родила девочку, которой Мэно дал точно такое же имя. Здесь в фильме все циклично, Мэно теряет и снова находит семью, мать его подруги теряет дочь и снова обретает ее новую в лице внучки. Кстати, заметь, имена там тоже подобраны не случайно: Мэнолито значит 'Бог с нами', Амаранта - 'Вечная, бессмертный цветок', Пака - 'свободная', Джакобо - 'уничтожитель'. Мэно подобен милосердному Господу, он всем помогает, он дарует жизнь и возвращает умерших их семьям, он помощник и опора, Амаранта - умерла, чтобы возродиться в лице своей дочери, которая возвращается к ее матери, ждущей Амаранту домой после Америки, Джакобо - уничтожил Амаранту и уничтожал все вокруг, тут, думаю, все понятно; Пака - девушка, стремящаяся быть в центре внимания, но так дико боящаяся связать себя с кем-либо, в конце решила быть свободной, нежели с Мэно.
  - С именами все ясно, Лили. Вот только сюжет...
  -Тони, ты режиссер, ты, конечно, можешь все поменять, но я не хочу тебе врать - мне будет очень обидно и непонятно, почему ты все поменял, если ты это сделаешь. Я записалась на практику к тебе намеренно, я бы могла выбрать какого-нибудь опытного режиссера и сидеть все каникулы в гримерных, заваривая кофе для актеров, как это делают наши ребята, а ведь понтовались, болваны, что им повезло с режиссерами, вот и результат - роль разнорабочего в сфере услуг для процесса съемки. Я же выбрала тебя, потому что надеялась, что ты в силу своего уровня и своего потенциала, будешь слушать меня, не слушаться, а слушать. Я тебя не принижаю и не приравниваю к себе, ты меня сильнее, умнее, ловчее, я это уже давно знаю, мы долго общаемся. Но я выбрала тебя, потому что я думала, что у нас с тобой будет диалог, а не твой монолог с моими короткими вставками.
  - А я выбрал твой сценарий, потому что ты единственная поверила в меня, и вручила мне в руки очень масштабный проект, даже не спросив, смогу ли я справиться с этим или нет; ты это не спросила, не потому что забыла об этом, а потому что действительно уверена, что я с этим справлюсь, я прекрасно знаю, что мы будет начинать вместе: ты как сценарист, я как режиссер; но я не такой сильный и умелый, каким ты меня себе представляешь, а потому, я тебя буду слушать, Лили, потому что мне это необходимо, опираться на кого-то кроме себя, я ведь пропаду один.
  6
  Антонио Альваресу, собирающему съемочную группу для начала съемок фильма 'Мэнолито Здесь Не Место', не спящего очередной месяц, и занимающего в долг последние копейки на съемочное оборудование и технику, Тони, втихаря попивающему успокоительное и таблетки от бессонницы, показалось сначала, что Лили шутит, или путает правду с вымышленностью. Она прибежала после очередной встречи по поводу согласия на съемки в одном из районов Бостона, уселась в комнате Альвареса и разрыдалась, сбивчиво рассказывая о некоем дедушке по имени Аугусто, у которого был сын Мэнолито.
  - Тони, до сегодняшнего дня я не видела ни фотографий, ни видео с этим парнем, и буквально пару часов назад старик вышел ко мне во двор с черно-белой фотографий молодого парня с хвостиком и с мулетой в руках, понимаешь? Тони, сходство просто поразительное, ты видел мои рисунки, видел, каким я набросала Мэно, так вот, это называется 'точь - в - точь', это...я даже не знаю, как это назвать. Его сын уехал из США, не сумев заработать для своей семьи и скончался в Испании, старик теперь живет здесь и мечтает быть погребенным рядом с сыном...и этот Мэно, он также был влюблен в какую-то девочку из соседнего квартала, занимался корридой, мечтал стать матадором, умер в двадцать лет, Тони, в двадцать...
  Здесь Лили начинает захлебываться от слез, и, закрыв голову руками, разражается девчачьим душевным рыданием, напугавшим опешившего Тони до такой степени, что он вскакивает с места и начинает громко говорить:
  - Хватит, Лили! Я прошу! Хватит! Да, сходства могут быть, но зачем из-за этого рыдать? Я не сплю уже который месяц подряд, я тоже сейчас могу повалиться на колени и зарыдать, но я же не плачу! Успокойся, Лили, прекрати!
  - У него было несколько инфарктов, он начинает волноваться, когда рассказывает про своего сына, но он все равно, он каждый вечер выходил ко мне, чтобы рассказать о своем сыне...
  - Что? Сколько ты уже с ним видишься?
  - Около месяца, может чуть больше.
  - И ты мне ничего не сказала?
  - А что сказать, Тони?
  - Что сказать?! А вот что, например: 'Тони, сегодня вечером я не смогу помочь тебе с планом съемок, потому что я теперь каждый вечер устраиваю сентиментальные посиделки с неким дедушкой из какого-то там района' или: 'Тони, сегодня я не буду тебе помогать искать костюмы для съемок, потому что мой дедушка...'
  - Тони, перестань! Да, я понимаю, как это смотрится со стороны, но это очень важно, по крайней мере, для меня, помнишь наш диалог про то, что таких персонажей не существует, знаешь, как мне стало стыдно после нашего разговора тогда в кафе? Я себе такой глупой показалась, я хотела все переделать...
  - Почему ты мне об этом не сказала?
  -Не перебивай, пожалуйста, я подумала, что я не умею писать приближенно, реально, я вообще подумывала о том, чтобы забрать отсюда документы...
  - Ну и дура же ты!
  - Погоди! Но вот когда я встретила этого дедушку, ты вообще можешь представить, как это для меня важно? Трагедии, которые я наштыковывала, как ты говорил, одну на другую, существуют, они произошли с этим реальным Мэно, здесь, много лет назад, а это значит, что я ничего не преувеличила, что такое имеет место быть, что я пишу о серьезных вещах. Я сама в себя снова поверила, я так плакала, Тони этот дедушка...
  Антонио Альварес снова завязывает волосы в тугой хвост - жест, означающие его решимость взять ситуацию под контроль. Надо ее успокоить, заварить ей чай, по которому она сходит с ума. Уложить спать, она устала, у нее красные круги вокруг глаз, как бы не заболела, этого еще не хватало. Стала совсем худой, еще и волосы постригла под мальчика, теперь ей вообще на вид лет пятнадцать.
  Лили, посапывающая и булькающая какие-то непонятные звуки, прислушивается к шипению чайника, затем чувствует, как две руки осторожно поднимают ее со стула и укладывают на кровать, накрывая пледом. Тони садится возле нее и протягивает чашку с чаем, густой пар, исходящий от чашки, светится в лучах солнца, на секунду Лили кажется, что все пройдет гладко и все будет хорошо. Она приподнимается, берет чай в руки и делает первый глоток.
  - Она мне отказала, прикинь?
  Антонио расстегивает первые две пуговицы белой рубашки и откидывается на спинку стула.
  - Это та, которая была со светлыми волосами? Как ее там...Нейла?
  -Почему была? Она и сейчас есть, да, Нейла.
  - А че отказала?
  - Мы с тобой не подходим друг другу, Тони.
  Альварес вытягивает губы в трубочку, пародируя ту самую Нейлу. Лили широко улыбается, и издает два или три безудержных взрыва хохота.
  -А кто ей подходит? Майкл, Мигель, Томи?
  - Не знаю, наверное, кто - нибудь из команды регбистов, ну или мажор.
  - Вот пусть тогда выстроится в очередь желающих и ждет таких. Удачи ей в этом, ты Тони станешь режиссером, и у нас будет шанс передать сучке привет из телека, когда мы снимем фильм.
  - Ха-ха, если такое произойдет, я передам привет маме, я ее позабуду к этому времени, я ее уже забыл.
  Антонио отпивает большой глоток кофе и разглядывает узор на пледе. Либо дня через два, либо на следующей неделе. Надо начать через два дня, это было бы прекрасно.
  7
  
  - Послушай, Тони, Ромеро должен стоять вот здесь, видишь, как у меня нарисовано, Мэно как бы выходит из угла, не сразу, а постепенно...
  Лилиан стоит на улице, укутавшись в куртку, и показывает прозябшему Антонио один из своих набросков. Лили рисует каждый кадр, который она представляет в голове. Если его отсняли, она отрывает кусок бумаги, на которой был нарисован рисунок, и кладет его в отдельную папку для использованных кадров. Ромеро, тот самый шутник и заводила компании, который напугал Лили в столовой, в самый первый день ее знакомства с компанией Тони, этот самый Ромеро и был выбран на роль Мэнолито. Теперь он стоит, ожидая команды Антонио, который горячо спорит о чем-то с Лилиан, размахивая руками и показывая пальцем в сторону актера.
  - Долго вы там, эй? У меня задница продрогла, кто мне ее будет размораживать? Тони, в контракте ты не написал про форс-мажорные обстоятельства!
  - Какие еще обстоятельства? Кричит разъяренный Тони.
  - А вот какие! Ромеро поворачивается спиной к съемочной группе и опускает брюки вместе с трусами, показывая две ярко-розовые половинки озябших ягодиц.
  Шквал аплодисментов и бешеный гогот стихли только тогда, когда Тони в пятый раз попросил всех успокоиться и продолжить съемки.
  - Ромеро, становись вон туда, выйдешь из угла, тогда, когда я скажу!
  Кричит Тони Альварес и приготавливается, чтобы дать команду.
  Через несколько часов Лилиан Кабика забегает в ближайший ларек с фаст-фудом и закупает два больших пакета гамбургеров на половину съемочной группы, на другую половину закупается Джимми Джидао - полукитаец- полуамериканец, с радостью прибежавший на помощь Антонио, когда тот собирал рабочий состав для съемок фильма. Усевшись перекусить в небольшом гараже, с трудом превращенным в своего рода 'столовую для съемочной группы', Джими и Лили разливают всем горячее кофе и чай. Антонио разговаривает по телефону со своей тетей, живущей в соседнем квартале, та разъяренно кричит с другого конца провода о том, что Тони ее забыл и не навещает, настаивает на встрече с Лили и спрашивает, когда ее племянник получит какую-нибудь золотую статуэтку за еще не отснятый фильм. Под одобрительный гул и радостные свисты в честь горячих куриных ножек, Тони наливает себе кофе и подумывает о том, когда можно выкроить удобный день для встречи с тетей.
  Надо ее отвезти к ней, а то ему крышка, будет не удивительно, если тетя снова заведет шарманку и станет утверждать, что они с Лили подходят друг другу.
  И Тони, выкроив тот самый день, ведет усталую и заспанную Лили субботним прохладным утром в гости к своей тете Беатрис. Он, не сдержавшись, начинает безудержно хохотать, наблюдая, как маленькая ростом Лилиан, словно ребенок, поскальзывается на льду и падает, затем встает, чтобы поспеть за ним и снова падает. Этот ряд падений по дороге к тете будет не последним, точно так же она спотыкнется и упадет на пути к награде за отснятый фильм и именно Антонио выпадет честь держать ее за конец длинного платья одной рукой и за левую руку другой, чтобы провести ее до микрофона, стоящего на сцене.
  Тетушка Антонио - несчастная Беатрис, поехавшая вслед за мужем в США и овдовевшая в чужой для нее стране, уже пятнадцатый год подряд живет в этом городе совершенно одна, не в силах оставить мужа и уехать обратно в Испанию. Соседи заменили ей семью, с ними она живет больше пятнадцати лет. Весть о том, что ближайшие несколько лет ее любимый Антонио будет находиться рядом с ней, стала для Беатрис самой радостной, поскольку ее собственные дети давно разъехались по штатам и очень редко виделись с матерью. Она приняла Тони и Лили в тщательно вылизанной квартире с щедро накрытым столом, с едой, которую хватило бы на целую неделю вперед. Они провели у нее больше шести часов. Тони приходилось несколько раз отлучатся, чтобы выяснить вопросы, касающиеся съемок фильма. Именно в эти драгоценные для Беатрис моменты, женщина набрасывалась на Лили с прытью любопытной курицы-наседки, которую давно оставили свои цыплята, и которой отчаянно хотелось помочь и поспособствовать улучшению в чьей-либо жизни. Она обрушила на удивленную и напуганную Лили всю нерастраченную и накопившуюся материнскую любовь и женский свинячий восторг при виде ребенка. Ей хотелось узнать все детали и подробности их общения с Тони, за эти недолгие полчаса Лили узнала о нем столько, что кардинально поменяла мнение о холодном и железо-бетонном Антонио Его Величестве Альваресе.
  Тони часто прятался в кустах и ссал в штаны, когда был маленький, Тони постоянно ковырялся в собственной заднице, именно в такой позе его и находили по утрам: с засунутым в свою детскую щель средним пальцем, Тони засовывал в обертки от жвачек пластилин и дарил его своим врагам, уверяя их, что хочет с ними помириться, первую девочку, в которую влюбился четырех-летний Тони, ждала месть отвергнутого влюбленного, после того, как она поцеловала другого мальчика - Тони снял с нее трусы и юбку на глазах у всей детской площадки, Тони опрокинул горячий суп на школьного повара, за то, что тот на него прикрикнул, Тони чуть не разнес главный вход музея, когда удрал с ребятами на тачке в ночь после выпускного.
  Лили решила не рассказывать своему другу о том, что узнала про него от Беатрис, она понимала, как обидно и неприятно будет Антонио, но он не переставал задавать один и тот же вопрос: почему она постоянно смеется, когда смотрит на него. После встречи с его тетушкой, Лили стала часто брать Тони и их испанских друзей к женщине. Беатрис это нравилось, она чувствовала себя нужной, чувствовала, что принимает участие в создании чего-то важного, ведь кормить рабочих из съемочной площадки - дело не из легких. Лили часто оставалась с ней, чтобы помочь с мытьем посуды, которое заканчивалось мытьем головы последней специальным шампунем для роста волос и натиранием кожи головы яичным желтком: Беатрис никак не могла смириться с мужской прической девочки. Ее любовь и потребность к этим детям росла также быстро, как и непокорные волосы Лили.
  8
  - Ну вот и все, финишная прямая, как говорится: осталось отснять последние сцены фильма: с быком и с дракой Мэнолито, - говорит уставший и похудевший Антонио после трех месяцев съемок, кое-как совмещенных с учебой. На него смотрит не менее покатанная и вареная Лилиан Кабика, волосы которой отрасли и стали похожи на кудрявую копну черных пышных цветков, усыпанных на голове. Она протирает свои напряженные глаза, проводит подушечками пальцев по синякам и впадинам под ними и чешет нос; нужно позвонить матери и сестре по скайпу, пойти проведать Беатрис, встретится с Мирандой, чтобы поболтать, доделать отчетную работу и вовремя сдать ее, чтобы расквитаться со всеми долгами по учебе и снова вернуться к съемкам.
  Миранда Монше и Лилиан подружились незаметно и быстро: поначалу Лили опасливо обходила девушку стороной, ведь та встречалась с Джеком, а Лили прекрасно помнила все те сказания о парне, которые ей поведал Тони, но Доссен и вовсе не обращал на Лили внимание, что было для нее очень удобно. Лили еще не знала, как изменится отношение Джека к девушке через несколько лет и что станет поводом для этого. Летающая от счастья Миранда постоянно делилась с Лилиан подробностями о своей личной жизни, и это здорово отвлекало устающую девушку от печальных философских раздумий по ночам, Лили понимала, Миранда рассказывает ей о себе с Джеком не для того, чтобы похвастаться, а по доброте душевной, потому что она счастлива и хочет поделиться этим с кем-нибудь. Все больше и больше Лили стала сомневаться в прогнозах Антонио относительно планов Джека и всяких научных экспериментах. Несколько месяцев назад Доссен здорово подрался со своим давним врагом - неким Регги Роджерсом, который грубо оскорбил Миранду, дрались так, что после них остались кровавые следы на асфальте. Все видели эту драку, включая ошалелую от страха Лили. Стал бы расчётливый психолог - экспериментатор жертвовать своим носом, правой рукой, и двумя ногами ради какой-то там научной работы? Лили так не думала. Лили задумчиво обводила взглядом все те облюбованные Джеком места на коже Миранды и, ужасаясь ярко-сиреневому цвету сочных засосов на шее, ключицах и плечах девушки, думала - возможно ли любить так сильно, чтобы делать больно?
  Ответы на эти вопросы она не находила, потому что боялась спросить об этом всегда, а в последнее время особенно злого Антонио; если бы Лили рассказала об этом Беатрис, та бы вспомнила всех любовей своей бурной молодости и привела ряд старых проверенных временем испанских доказательств, что можно, а слушать это у девушки не было времени.
  Времени оставалось все меньше, так как большая часть людей, помогающая бедному Антонио со съемками оставили проект из-за нагрузок с учебой и работой, в конце съемочная команда сократилась до пятнадцати человек, которые составляли одни испанцы и Лилиан. Тони срывался на всех и по любому поводу. Он выполнял девяносто процентов того, что делать не должен был в силу своего положения, но так как людей катастрофически не хватало, он пытался справиться со всем вместе с горсткой таких же усталых, как и он, рабочих. Пиком разлада и трещины в работе группы стал страшный для всех день, когда ублюдок Джек Доссен, по непонятным причинам возненавидевший Тони и все, что связано с ним, попросил полицейских и знакомых своего отца подсказать съемочной группе один из самых опасных районов, в котором якобы можно снимать сцены ночью. Схватив свою команду в охапку, Тони ринулся к этому месту, совершенно не подозревая, что в самой глубине этой дыры находится армия татуированных отморозков, торгующих наркотиками и держащих у себя за пазухами всевозможные виды оружия и ножей. Осознание того, что сейчас произойдет что-то плохое пришло к Тони только на середине пути, когда он резко остановился и преградил всем остальным дорогу, вытянув перед ними свои руки, словно знаменитая статуя Иисуса в Бразилии. Однако они уже давно опоздали, потому что на обратном пути их поджидали мужчины, очевидно, управляющие здесь абсолютно всем. Лилиан никогда не забудет полностью татуированное лицо и сбритые брови, на месте которых были набиты непонятные символы с крестами по краям, два острых глаза, впившихся в нее и насмешливо ощупывающие все ее тело, Лилиан также не забудет черное и бездонное круглое отверстие ствола, нацеленного в ее лоб, ее дрожащие скулы, которые свело от боли, так сильно она их сжала, чтобы не разрыдаться от страха, Тони, умоляющего их отпустить группу в обмен на себя, он взял вину на себя, он пытался извиниться перед ребятами таким образом; она видела, как он смотрел на нее с тем мудаком, как он боялся, что он тронет Лили, как переживал за нее, за то, что она девочка, и ей, возможно, достанется больше чем ему и его парням. Лили никогда не забудет, как молча шла прочь из этого района, крепко вцепившись в руку Тони, дрожа всем телом и не веря, что таки вышла оттуда, вышла живой и не тронутой ни одной пулей или ножом. Тони удалось их разговорить, он сказал, что снимает фильм о культуре и быте Испании, что фильм будет выставлен на международный конкурс, что их покажут по телевизору; Лили, как сценаристу, пришлось в очередной раз поведать историю несчастного Мэнолито, в конце угроза превратилась в дружеский разговор о съемках фильма, мужчины оказались испанскими иммигрантами, давно проживающими в США, они отпустили ребят, взяв с них обещание обязательно доснять фильм и сделать это как следует. 'В следующий раз сними про нас, брат, пусть знают, что мы такими становимся не от хорошей жизни, пусть про нас тоже узнают' - кричал вслед Антонио один из них. Лили также будет помнить, как сидя в круглосуточном кафе вместе со всеми ребятами и пытаясь выпить купленный для нее крепкий чай, вздрогнула, увидев, когда из ее носа обильно хлынули струи крови, как смеющийся Тони принялся вытирать ей нос горсткой салфеток, он всегда смеялся, когда волновался больше всех. Первая кровь из носа, которая хлыстала из дрожащих ноздрей Лили, отрезвила Тони. Он вдруг понял, что нужно как можно быстрее заканчивать со всем этим, что время подошло и откладывать что-либо больше нет смысла. Кровь Лили стала для него своего рода пощечиной, напоминанием о том, что люди, которые пошли за ним до конца, чуть не умерли пятнадцать минут назад за общую идею, и у него больше нет прав на ошибку, он несет за них ответственность, он не должен рисковать, он должен думать на несколько шагов вперед и только потом, убедившись, что все в порядке, пускать свою группу помогать ему.
  9
  - Он умер, Тони, - еле слышно произносит Лили, сидя напротив Альвареса и теребя листок со словами Ромеро в руках.
  - Кто, Лили?
  - Тот дедушка, отец Мэнолито.
  Лилиан сглатывает ком в горле, думая, что он исчезнет. Он не исчезает уже третий день подряд, с тех пор, как умер дед Аугусто. Лили рассказала ему, что они уже сняли фильм и теперь им нужно заняться монтажом, наложением музыки и подборкой саундтреков. Рассказы девушки о том, как они работают, были своего рода личными дневниками Лили, она чувствовала, как ей, а самое главное, деду Аугусто важно услышать про каждый отснятый кадр, про каждый отработанный день. Для дряхлого и безжизненного старика эти несколько часов, проведенных рядом с Лилиан, превращались в своего рода тайные необходимые совещания с человеком, имевшим прямую связь с историей его сына - Мэнолито. Ведь это Лили написала о нем, она рисовала его, Лили - молодой посланник судьбы, была предначертана Аугусто. Годами он держал в себе обиду и вопросы о смерти сына, не знал, куда обратиться, кому рассказать, и что сделать, чтобы о его ребенке узнали, чтобы люди услышали о его смерти, и не только о ней; он также хотел всем поведать, каким великим был для него его сын, как он самоотверженно занимался корридой, каким он был храбрым и целеустремленным, каким он был красивым и похожим на отца. Мэнолито - был для Аугусто самым лучшим результатом, единственным стоящим деянием, настоящей победой, самым дорогим подарком, другом, подаренным женой, братом, посланным Богом за неизвестные мужчине заслуги, первой и самой крепкой любовью. Смерть Мэнолито сначала схватила его за шею и со всей силой ударила об стену, показав, что она сильнее и быстрее Аугусто, и считаться ни с кем не будет, ни с матерью, ни с отцом мальчика, имея свои собственные на него права. Затем она небрежно опрокинула его на стул, поставленный рядом с подъездом одного из домов в бедном районе Бостона, и несколько раз похлопала по плечу, криво усмехнувшись над мужчиной, как бы объясняя, что злиться на нее не стоит, и идти против нее смысла нет. Эти несколько дружеских ударов по плечу отозвались непосильной болью в сердце Аугусто, всколыхнув этот орган, и заставив сбиться его работу. Смерть оставила мужчину сидеть вот так, со сложенными руками и опущенной в землю головой и задавать всевозможные вопросы про своего Мэно, но уже не всему миру, а самому себе, про себя, не смея тревожить родню и соседей. Об этом даже не показали в вечерних новостях, об этом узнало не больше двадцати людей, не считая родственников из Испании. Почему? По какому праву? Весь мир должен был скорбеть с Аугусто, а мир продолжил жить дальше, кто разрешил всем этим людям есть и спать, идти работать, как ни в чем не бывало? Кто им разрешил смеяться, когда нужно было рыдать? Они все должны были упасть ничком на землю и не двигаться, до тех пор, пока его Мэно не вернется к нему, время должно было остановить свой ход, солнце и луна не должны были сменять друг друга, никто и ничто не имело право на продолжение, ведь Мэно больше не жил.
  Но все остальные жили, и он, что было самым поганым, тоже жил, хотя не должен был, и он не знал, что ему делать с каждым вздохом и шагом, сделанным без сына, он не имел на все это прав, так было нечестно. Но он жил, не выходя из дому больше трех лет, Аугусто находился в двух реальностях: вот первая - это та, где с ним его ребенок, он вспоминает все, что делал Мэно с самого рождения, он прокручивает дорогие сердцу воспоминания снова и снова, это словно его любимый бесконечны фильм, который он может включить, когда захочет: на фабрике, в которой он работает, дома за обедом, во время сна, а вот вторая реальность - та, где он один, но он не любит здесь находиться, это невыносимо, чревато очередным инфарктом, эта реальность до боли слепит все его существо, как солнце слепит глаза, он не может существовать в ней дольше нескольких секунд, он постоянно отсюда убегает.
  А потом приехала эта девочка, прошлась по этим старым улицам, села возле него и стала разговаривать. Она рассказывала обо всем, объясняла все, что понимала, и пыталась объяснить все то, что пониманию для нее не поддавалось. Делилась своими секретами о сверстниках, и, наконец, поведала тайну о своем фильме, который пишет. Это было словно признание в любви, то, что хочешь сказать первым, но не решаешься, потому что не уверен, думает ли об этом человек напротив также часто, как и ты сам, важно ли это для него? Для Лили Мэно был очень важен, она первая открыла его Аугусто, также как и открыла папку со своими рисунками и стала обласкивать это изображение теми же словами, что и старик: добрый, нежный, талантливый, храбрый, необычный, единственный в своем роде. Ее рассказ звучал как сказка, как история о человеке, которого она давным давно знает, словно сама его родила и воспитала. Поначалу Аугусто долго и упорно добивался от девочки правды, он отчаянно просил ее признаться ему: когда и при каких обстоятельствах она познакомилась с Мэно, почему раньше об этом не говорила, почему молчала и скрывала свою связь с его сыном. Лили стоило немало усилий вбить в седую голову старика, что его сына она не знала, что она просто попала, что ее замысел и его трагедия совпали. Для Аугусто, вечность мучавшегося от тщетных попыток предпринять что-либо после смерти сына, прибытие Лили стало неким подарком судьбы, неким возмездием, которое он столько лет ждал, Ее Величество Справедливостью, запоздало прибывшую в этот Бостонский район. Эта молодая студентка, вечно спотыкающаяся о ровные дороги города, с вываливающимися рисунками из своей папки и кудрявой мальчишеской стрижкой, в цветастых платьях, купленных в детских отделах, это неуклюжее существо, вращающееся вокруг своей оси и никому не мешающее своими намерениями, просто училось, просто холило идеи, одну за другой, год за годом, также как и он лелеял надежду на что-нибудь хорошее, хорошую весть о сыне, хоть тот и умер, на отклик со стороны третьего лица, которое скажет ему: 'Я тоже плачу о нем, Аугусто'. Эта девочка, сама того не осознавая, решила сделать то, что являлось тайной мечтой бедного старика больше двадцати лет, ее источник вдохновения, воплотившийся в фильм, стал тем стержнем, тем копьем, которое Аугусто столько лет мечтал воткнуть в смерть, в те обстоятельства, которые погубили его сына; сценарий Лили был для деда большим и костистым средним пальцем, который он, хоть и поздно, но таки показал смерти, послав ее куда подальше.
  Каждодневные рассказы Лили и деда Аугусто были похожи на устные сказания древних греков, которые собирались у костров и ведали друг другу легенды. Серия приключений Мэнолито стала для Аугусто своей 'Илиадой' и 'Одиссеей'. Лили была неким невидимым посредником, который подталкивал Мэно к тому, чтобы вернуться к отцу через столько лет странствий.
  А через три дня после окончания съемок он умер, и Лили ходила с его смертью на руках, не зная, что ей делать, она держала эту невидимую ношу и ревела, как полоумная, думая и думая, гадая, как правильно сказать об этом Тони, чтобы тот ее услышал и принял верное решение. Надо похоронить старика рядом с сыном, надо сделать это немедленно, так нельзя все оставить, это будет нечестно, неправильно. Столько вечеров слышать одно и тоже 'Похоронили бы меня рядом с сыном' и не сделать ничего, пройти мимо этих фраз, словно ты их и не слышал, это же полное лицемерие, это же подло, для чего тогда снимался этот фильм? Не для того ли, чтобы тот, кто с ним связан в первую очередь, обрел свое место и свой покой, именно для этого, а не для наград и премий, на которые будет номинирована эта лента, что им, этим критикам и другим деятелям искусств, восторженно аплодирующим в огромных залах; несколько хлопков - вот и все усилия, вот и все внимание, которое они обратят на работу Антонио, а потом они разойдутся по домам и будут спать под одной крышей со своими детьми, а дед будет похоронен в совершенно чужом кладбище рядом с незнакомыми американцами. Этого ли он достоин? Этого ли он ждал? Делить землю с холодным чужим гробом, с пустой для тебя душой. Нет. Деда нужно доставить в Испанию. Боже, хоть бы Тони согласился, хоть бы он согласился. Хоть бы он понял.
  - Тони, я прошу тебя, я понимаю, для тебя это не так важно, ты с ним ни разу не виделся, ты не слышал его рассказов. Очень сложно согласиться на это, когда не знаешь человека. Но пожалуйста, Тони, выслушай меня. У меня хватит средств, хватит на билеты в Испанию туда и обратно, его соседи обещали помочь...
  - Лили, зачем тебе это? Это совершенно чужой тебе человек, откуда ты знаешь, был ли у него на самом деле такой сын...
  -Как понять 'откуда ты знаешь?' Я же говорила тебе, он показывал мне фотографии с сыном, ты что же, думаешь, он это специально все подстроил? На кой черт это восьмидесятилетнему старику, скажи мне, пожалуйста?
  - Ладно, может, у него и была похожая история, может, он и расчувствовался, и проникся симпатией к тебе и к твоему сценарию, а может, вообще хотел угнаться за молодостью и проверить, может ли он еще кадрить молоденьких девочек.
  - Что? Тони! Как ты вообще можешь допускать такую мысль?
  - Она допустима, Лили, просто ты слишком наивна!
  - Тони, ты уважение хотя бы прояви, уважение, о большем я не прошу! Он старый человек, он из твоей страны, тебе не стыдно так о нем отзываться? Не ты ли мне говорил, что младшие должны проявлять уважение к старшим?!
  - О Господи, Лили, да я такое говорил, но никто не отрицает, что старики любят покрасоваться и приукрасить свои жизненные несчастья, дабы блеснуть в глазах молоденьких глупых студенток!
  - Понятно.
  Лилиан ошарашенно смотрит по сторонам, ища глазами свою сумку. Найдя ее, она мчится в сторону кресла, на котором ее оставила, и судорожно ее хватает.
  - Лили, - Тони хватает ее за запястье, - я не считаю тебя глупой, понятно?
  Лилиан смотрит в пол, даже не думая поднимать голову и реагировать на слова Тони. Вот черт, думает Альварес, ляпнул, теперь ведь долго перед ней оправдываться придется, если она обиделась - это надолго. Переубедить ее в обратном будет не легче, чем передвинуть цепь Кордельеров.
  -Лили, - снова пытается Тони, - я...ну сама подумай, ну разве стал бы я с тобой общаться, если бы ты действительно была глупой? Ты - одна из самых умных девчонок, которых я встречал.
  - Тони! Я же не прошу воскресить его, я не прошу этого, я прошу понять меня, неужели это так сложно, я была уверена, что ты меня поймешь и пойдешь мне на встречу, ты этого не сделал, ты просто закрылся от всего этого, отошел назад, как бы говоря: 'Ребята, я тут ни при чем!' А он, между прочим, хотел с тобой встретиться, я тебе говорила об этом, ты всегда делал вид, что не слышишь меня!
  - Лили, как я мог с ним встретиться, ты видела, в каком режиме мы работали? Ты видела, в какие передряги мы попали, ты забыла тех ублюдков, которые чуть не зарезали нас? Ты забыла тот инцидент с быком, когда Ромеро чуть не снесло и не придавило к стенке? Тебе все это напомнить? На меня взвалилась куча проблем, я не знал, как их решить, мне не к кому было обратиться, у меня здесь только тетя - одинокая старая женщина, и больше никого, Лили, ни одного мужика, к которому я бы мог пойти и попросить помощи. О чем ты? Во сколько я должен был идти к нему знакомиться? В четыре - пять часов утра после каждой съемки? Я жрать не успевал, а ты о встречах с каким-то дедушкой говоришь. Конечно, чего тебе, сценаристу, ты летала в своих собственных облаках, не сбивалась со своего режима, следила за тем, чтобы успеть поесть, поспать, ты даже не спрашивала меня: 'Тони, как ты? Тони, может тебе плохо? Тони, тебе не нужна передышка?' Я умалчивал о том, что мне приходилось выполнять самому, чтобы не напрягать других ребят, потому что боялся, что они дадут заднюю и оставят меня, хотя и это не прокатило - они меня все равно оставили и ушли. Я сам находил большую часть декораций, договорился о том, чтобы доставили этого чертового быка, влез в долги из-за него, разругался с людьми, которые предоставили нам места для съемок, отгрохал на все почти все мои сбережения, а ты? Ты меня обвиняешь, что я не устраиваю похороны постороннего человека, да я сам себе на гроб копить должен, потому что я закончил этот фильм с тем, что меня теперь ненавидит столько людей, их больше, чем у меня волос на бошке, я им всем должен, я им всем, почему - то не угодил, мне бы свою задницу поудобнее и побезопаснее устроить, Лили, уж извини, но у меня свой собственный дедушка есть, я лучше поднакоплю на его дальнейшие похороны в Испании.
  Последние слова Антонио Альварес кричит так сильно, что его голос отдает горькой хрипотцой, нервы на его шее напряжены, его лицо багровее крови, усталые глаза злобно уставились на Лилиан Кабику, подбородок которой начинает дрожать, она закрывает глаза левой рукой, пытаясь скрыть слезы, потому что знает, что Тони это не понравится, потому что Тони не пытался добиться ее слез, он просто хочет, чтобы она поняла его, и она его понимает, вот просто ей так стыдно, что хочется разрыдаться и броситься перед ним на колени, прося прощение, но Боже, этого делать нельзя, нужно постараться успокоиться, нужно поблагодарить его за все. Нужно успокоиться, о Господи, только бы не расплакаться, Тони, ради Бога, прости, пожалуйста, только бы не расплакаться.
  - Я...да, ты прав, нет, ты действительно прав, я это сейчас не с сарказмом сказала, я так действительно считаю, Тони, прости, пожалуйста, Тони, я поняла, я все поняла, просто я не вовремя, и это совершенно не касается фильма...
  Лилиан закрывает ладонями лицо и поворачивается спиной к Тони, чтобы скрыть сдерживаемые рыдания, которые таки прорвались наружу. Антонио все еще пытается отдышаться, он только сейчас понял, как громко на нее кричал, как, должно быть, страшно и агрессивно смотрелся со стороны, а ведь он не хотел ее задеть, он просто давно пытался высказать все это кому-нибудь, но было некому, потому что никто не был ни в чем виноват, и тут этот дед, и Лили со своим внезапным желанием помочь ему. О Господи, почему она такая добрая? С другой стороны, именно она выбрала его в качестве своего режиссера, обратилась к нему с готовым сценарием, доверилась, словно ребенок, который пошел на руки к незнакомцу. Если бы Тони ограбили и пырнули ножом, оставив на улицах Бостона, Лилиан оказалась бы единственной из всех, кто бы остановился и предложил ему помощь. Этого отрицать нельзя. Его выбрали, он всегда мечтал, чтобы в него поверили и доверили какое-нибудь серьезное дело, и он его получил, и он знал, что будет нелегко, очень нелегко, но он пошел на это. Пройти через препятствия, чтобы после них сорваться на близком человеке, чтобы наорать на друга, Господи, нет, он так не хотел, меньше всего он хотел задеть именно Лили. Он накричал и обвинил ее в том, что она ничего не делала, но она делала больше того, что ей полагалось выполнять; куда там, она вообще сценарист, она бы могла кинуть ему на стол папку со сценарием и смыться, пойти и спокойно учиться, а потом взять свою сумму денег за сценарий, но она осталась с ним до победного. Единственная девочка из мужской команды, которой пришлось пройти через все это дерьмище с сорвавшимися быками, вооруженными преступниками, проблемами с учебой, недосыпанием, сбитым режимом, бессонными съемочными ночами на улице, а как она слегла с сильной простудой, когда окоченела зимой, пытаясь найти хоть какую-нибудь студию на ночь для группы, сказала, что все нормально, потом упала в обморок, благо Тони оказался рядом и вовремя подхватил ее на руки. Ходила потом и гнусавила две недели с раскрасневшимся от простудных корок носом, он ее тогда в шутку называл соплячкой. Соплячка Лили, Малышка Лили, Бейби Лили, Лили Голливуд, все эти прозвища, которым он и другие ребята ее обзывали. Она ведь действительно ребенок, ходила и орала с Ромеро песни по радио, чтобы развеселить ребят, измазала себя искусственной кровью и плясала с ним фламенко под общий смех, пародировала Антонио с мегафоном в руках, когда он убегал в туалет. А тот гребаный бык, сбивший несчастного Ромеро с ног. Как она его успокаивала, держала его за руку, пока доктор не наложил швы до конца, потом стала для него петь и читать рэп, все снова смеялись, кормила парня, сидя на коленях, потому что он долго не мог подняться с земли. Смеялась громче всех, а потом побежала купить для него бинты в ближайшую аптеку и разрыдалась там у всех на глазах, Тони нашел ее плачущей у старой югославской продавщицы на руках. Ни единого упрека, никаких капризов, слез, обид. Какого черта она молчала? Почему они оба сдерживались? Для чего? Чтобы после съемок фильма разругаться и разрыдаться друг перед другом, даже не в объятьях, а именно так - стоя друг напротив друга, словно показывая: 'Вот, смотри, я стою и плачу, вот список всех моих упреков и недовольств'. Они словно два вопящих младенца, недовольные абсолютно всем, которых посадили друг перед другом, орут и не слышат друг друга. Не так надо было закончить съемки, если и плакать, то надо было плакать от счастья, от того, что все закончилось, что все позади, что дело сделано. Нужно было благодарить друг друга, это должны были быть слезы радости, а не слезы обид и несказанных слов.
  - Лили, я себя ощущаю пустым местом. Я, наверное, не режиссер, это очень непрофессионально, если честно. Я не должен был на тебя кричать, и все мои переживания по поводу работы, это ни тебя, ни других ребят не касается. Я, как главный, должен был понимать, что мы с этим столкнемся.
  -Тони, - Лили, стоит перед ним сложив руки в молитвенном жесте, - ты для меня режиссер, ты для меня главный, ты профессиональнее всех, ты хитрее и умнее Джека Доссена, сильнее самого сильного регбиста из нашего колледжа, если ты просишь оставить дедушку, я это сделаю, я понимаю, я девочка, я, может я просто хотела отвлечься и попала в тот день к нему, и все, и так и стала ходить к нему, чтобы занять себя чем-то другим, чтобы видеть кого-нибудь кроме вас. Но, Тони, ты, я за тобой всегда пойду, ты это, пожалуйста, знай, не потому, что я пойду за собственным сценарием, нет, даже если бы этот фильм написал ты, я бы пошла за тобой. Я за тобой пойду, потому что ты меня такую терпишь, а может, и не терпишь, может, считаешь нормальной, хотя вряд ли...
  - Боже, Лили, не начинай, пожалуйста...
  - Тони, серьезно, я прямо сейчас готова встать вот на этот стол, как дети из класса Мистера Китинга, со словами 'О Капитан мой, Капитан!' Я послушаюсь твоего совета, пожалуйста, не думай, что твое слово для меня ничего не значит.
  - Какой я капитан, Лили...
  - Как какой? Наш Капитан, Альварес.
  Тони с кривой усмешкой смотрит на Лили, она стоит, разведя руки в сторону, и недоуменно таращится на него, словно он ребенок, которому в сотый раз говорят, что если сунуть пальчик в розетку, будет бобо.
  - Тогда добро пожаловать на борт, Лили-Вили.
  - Что?
  - Нетбук, открывай, говорю, билеты в Испанию смотреть будем.
  - Тони!
  -Лили-Дили.
  - Тони, погоди, ты серьезно?
  -Лили-меня-вместе-с-какашками-слили.
  -Тони, да хватит уже! Я серьезно, ты со мной поедешь?
  - Лили-Дебили.
  - Альварес, я как не понимала, так и продолжаю не понимать твоих шуток!
  - Лили-мне - зад- рогами- отбили.
  - Ты мне обещал, что мы забыли этот момент с быком!
  - Лили-мою -задницу- долго-рогами-долбили.
  - Альварес, когда -нибудь я так тоже буду рифмовать!
  10
  - Послушай, малышка, тебе не подходит это платье, только не с этой прической, - Беатрис стоит вместе с Лилиан и смотрит на отражение двух женщин в зеркале: одной на вид не больше сорока лет, она носит длинные каштановые волосы, собранные в большую шишку на затылке, на ней цветастое облегающее платье, массивные бронзовые и золотые браслеты, босые ноги настолько смуглы, что совпадают с цветом коричневого пола. Такая же темная шея, лицо, руки. Глаза огромной круглой формы миндального цвета, обрамленные щедрой копной пушистых ресниц, твердый и правильно очерченный рот сочного темно-бардового цвета. Испанская Армида. Южная Гурия. Беатриче Данте. Печальная Беатрис. Беатрис, строго осматривающая ошалелую от собственного образа Лилиан.
  Во что же одета Лили? Это одно из платьев, которое для нее любезно сшила Миранда, учащаяся на дизайнерском факультете. Девочки договорились, что после того, как Лили наденет его на премию вручения кино-наград, она вернет платье Миранде, так как той нужно будет вернуть свою зачетную работу на место в университет. Оно кричащего красного цвета, туго облегает талию Кабики, и совершенно свободно снизу, доставая до самого пола. Это ничего, думает Лили, дышать со стянутым животом еще можно, но вот контролировать, чтобы лямочки с плеч не слезли, трудновато, а то вдруг грудь вывалится. И угораздило же Нанде выбрать именно такой дизайн, ладно, если бы себе такое сшило, у нее сейчас подходящий период, она стала чувствовать себя женщиной, спасибо Джеку за это. Но Лили - не роковая Мата Хари. Лили - не соблазнительная Валерия Мессалина, и уж точно не какая-нибудь там греческая Фрина. Надо бы загореть, вот только где и когда. Лилиан пробегает глазами по своей бледной коже, коже настолько прозрачной и светлой, что даже цвет от нее ложится на тело не темно-серой, а нежно-розовой тенью. Ключицы слишком явно из нее выступают, словно два острых крутых ножа, воткнутых ниже горла, похудела, руки стали тоньше каждой отдельной пряди волос Беатрис. И не только руки, если снять с нее все одежды и заставить встать на мостик, она станет похожа на кольцо: вот тонкая шинка в виде худого тела, а вот верхушка с вставкой в виде головы. Моя голова - мой бриллиант, думает, Лили, ничего сексуальнее моей головы и быть не может. Ведь только в ней зарождаются такие фантастические сказки на ночь, слышала бы о них Миранда, рассказала бы она это Джеку, Доссен бы однозначно поник своим членом, и понял, что равных в этих фантазиях Лили нет.
  О Господи, о чем я думаю, краснеет Кабика. Два иссиня-черных глаза уставились на нее в зеркале, две пушки, когда она их широко раскрывает, они становятся похожи на два блестящих круга, темно-коричневый цвет заметен, только если подставить лицо солнцу. Густые и толстые брови, заканчивающиеся у самых висков, овальный лоб, обрамленный завитками волнистых черных волос, тонкий маленький нос и сердцевидной формы губы. На голове отросшие лохмы, сформировавшиеся в изгибающиеся шелковистые локоны, смотрится как черный дым, который поднимается вверх. Я словно Аид из мультика Геркулес, мне их только в синий цвет перекрасить осталось. Уложить бы их как следует, гелем, что - ли, нет, тогда я точно стану одной из наших испанских парниш в районе.
  Беатрис снова начинает ворчать и норовит снять с Лилиан неподходящее платье, через секунду девочка остается в одних трусиках и снова изучает свое исхудалое тело: талия бы потоньше, слишком широкая, изгибы не такие заметные, бедра широки, ноги...
  - Мои ноги...Беатрис, посмотри на ноги.
  - Они прекрасны, малышка, я таких стройных ног ни у кого не видела. Ты взгляни на свои пальчики, с ума сойти, один меньше другого, и по порядку, у кого еще ты увидишь такие аккуратные пальчики? Ступни принцессы. Щиколотка тоньше, чем мизинец младенца.
  - Сисек нет, Биатрис.
  - А это что?
  Беатрис шутливо дергает Лилиан за сосок.
  - Ааааай, не трогай!
  Лили прикрывает грудь ладошками и отворачивается от женщины.
  - Ха-ха-ха! Вот это чувствительность, будешь под мужем извиваться, как змея, им как раз такие и нравятся.
  - Какие? Я не змея.
  - Ты кролик, Лили, - смеется женщина, - у такого типа женщин больше всего мужчин фанатов.
  - А вот и нет, тигриц никто не отменял.
  - Ты имеешь в виду девочек из твоего университета? Они только на виду у всех корчат из себя тигриц, такие, как правило, в постели мышки, либо эгоистки, которые звездой падают на одеяла и ничего не делают. А мужчинам нравятся кролики, зайки вроде тебя, сначала нужно изрядно побегать, помчатся за добычей со всей прыти, зато, когда догонишь и настигнешь, кролик превращается в...
  -Тигрицу?
  - Льва. Рвет на части.
  - Нет уж, - давится от смеха Лили, - я не лев. Я не животное, начать нужно с этого, я человек, человек с маленькими сиськами.
  - Давай наденем вон то персиковое платье, и форма красивая, и ткань, и идея интересная, с твоей прической больше пойдет.
  Беатрис помогает Лили натянуть платье нежных светлых тонов, оно почти полностью закрывает шею, без рукавов, обхватывает талию, но не так туго, как то, предыдущее, скромно струится к ногам в виде невесомых полупрозрачных водопадов из подкладок. К ним Лили надевает такие же светлые туфли на высоком каблуке классической формы.
  Устоять бы на них, продержаться хотя бы шесть часов, и я - Чак Норрис. Платье то, что нужно, ничего не открыто, нигде не коротко, удобное, закрывает ноги. Ну и парадокс же я, ночью я эти самые ноги раздвигаю перед чередой секс-символов Голливуда, а, встав, вспоминаю, кто я, и выбираю самые закрытые платья. Ночь - на то и ночь, чтобы творить с тобой чудеса, заставляет желать большего, открываться любви, давать всем. Боже, о чем я .
  - Беатрис, я думаю - самое то, да?
  - Именно. То, что надо.
  'То, что надо' - говорит и Миранда, рассматривая окончательный вариант образа Лилиан. 'Правда, я бы добавила что-нибудь яркое, или выбрала платье, которое бы облегало'. Лилиан морщится, показывая Миранде, что облегающие темы ее явно не касаются.
  - Волосы можно красиво уложить на бок, выпрямить и зафиксировать лаком.
  - Ага, добавь мне еще блесток всех цветов радуги, в стиле выпускных в начале 2000-ых.
  - Лили, ну перестань, ты на премию идешь. Премия Морриса Джорджана, это ведь не детский лепет, дура моя.
  - Не детский. Мири. Я мальчика видела.
  - Так-так-так, рассказывай, кто такой? Из нашего университета? Или ты про Испанию?
  - Спокойствие, друг мой, не снеси меня своими вопросами, пожалуйста.
  Лили пытается аккуратно снять персиковое платье, так, чтобы не задеть завитками волос множество камней, вшитых в его верхнюю часть.
  - Он нагрубил нам на дороге. Я имею в виду, чуть не снес. Ну, то есть, я, Тони и родня деда Агусто ехали договариваться насчет места на кладбище, и выехали в этот день за город. Едем мы, значит, по шоссе, и проезжаем мимо какого-то места, это, видимо, частный сектор какой-нибудь, с загородными особняками для богатых, но не для рядовых городских богачей, а для таких...очень крупных шишек, понимаешь? Там не дома, там домища, дворцы, сказочные города и крепости, архитектура просто убийственная, думаю, ребята из строяка все бы отдали, чтобы поглазеть на это место и сделать парочку полезных набросков. Едем мы, в общем, двоюродный племянник деда даже специально чутка притормозил, стал плавненько маневрировать, чтобы мы полюбоваться толком смогли. И, чует сердце мое, любовались мы все, и даже племянник, который был за рулем, потому что ни я, ни он, ни кто либо другой, ну хоть убей, не помним, откуда, как, и какого лешего выскочила эта Туатара.
  - Кто?
  - Машина, Туатара.
  - С каких пор ты стала разбираться в марках машин?
  - Ни с каких, мне потом Тони сказал, что это была Туатара. Я сначала подумала, что летающая тарелка приземлилась на землю и катится по асфальту, потому что такую скорость видела впервые, наша машина аж завибрировала, представляешь? Нас даже немного в сторону снесло, благо племянник машину удержать смог, вовремя очнулся, справился с управлением.
  - Так ты мальчика не видела? Видела только машину, а может там девчонка сидела!
  -Видела мальчика. Мы поехали на кладбище, выбрали место, договорились обо всем, едем обратно, едем тихо, хоть вина и не наша была в небольшом скоростном инциденте, но едем аккуратно, медленно, поэтому смогли на обратном пути рассмотреть эту машину, она стояла у ворот одного из домов, Рикардо останавливает свое авто, и, несмотря на просьбы и мольбы его матери не ввязываться с 'этими бандитами' выходит из машины, чтобы разобраться с этим валетом.
  - А он был в машине, или уже вышел оттуда?
  - Рикардо подходил к машине, когда из нее вышел этот парень.
  - И-и-и-и?
  - Что? Что 'и-и-и-и'? Он мне не понравился, Мири!
  - Как? А зачем ты мне это тогда рассказываешь? Я-то думала, понравился, поэтому делишься.
  - О Господи, вы влюбленные, это звездец просто, если что-то любви не касается, то и смысла нет это рассказывать, ты стала безнадежным романтиком, Нанда.
  - Ну, по внешности хотя бы опиши, и речи великие не толкай, умница...
  - В-о-о, еще и разговаривать, как Джек стала, он меня тоже в первый вечер умницей назвал.
  - Как ты это помнишь?
  - Я все помню.
  - Так какой там был мальчик? Что он такое сделал или сказал, или, я не знаю, одел, что привлек твое внимание? Или все дело в тачке?
  - Тачка тоже эффектна, чего уж таить, я, может, такую первый и последний раз видела, зато видела, некоторые качают триллионы картинок с этими спортивными красавицами и любуются на них с экранов своих ноут-буков, а я лицезрела это белое дорогущее сотворение из железа с расстояния пятнадцати шагов.
  - А владелец?
  - Он так смотрел, Нанда, это то меня и удивило, я подумала, еще секунда, и он достанет пушку, ну такой...знаешь, не просто мальчик - хулиганчик, и даже не какой-нибудь сынок мэра города, еще выше, сечешь, о чем я? У меня создалось впечатление, что он туда едет просто так, отдыхать, подышать свежим чистым загородным воздухом, купленным за миллионы, и лететь на своих самолетах спасать мир, убивать преступников, за что ему и платят баснословные деньги, трахать высших баб, самых оттюнингованных проституток. Парень вообще с городом связи не имеет, это сразу почувствовала, такие именно в таких местах и живут - в кварталах, четко очерченных от остальной территории города, мол - вот место для простых, вот для элиты - сюда нельзя, и обязательно стоят ворота величиной и длинной с китайскую стену, чтобы никто и сунуться не посмел.
  - Ну, мажорик, таких много.
  - Да вот в том то и дело, что нет, не мажорик, говорю тебе. И преступником не назовешь, потому что они так не живут, а если и живут, не так близко с простыми смертными, намного дальше, чтобы их сложно было достать. Я ему даже профессию придумать не могу.
  - Сын. Профессия 'Сын'.
  - Ха-ха-ха! Нанда, он не папин сынок, получающий все просто так, задаром.
  - Откуда знаешь?
  - Это такое мое впечатление. Таким он выглядел.
  - Что он сказал Рикардо?
  - Ничего, в том то и дело, что и слова не проронил. Рикардо сразу стал возмущаться, требовать объяснения, но мне кажется, Рикардо сам нехило напугался, когда увидел этого парня, выходящего из своей тачки. Он то, как и мы все, ожидал увидеть этакого богатенького жополиза, вымазанного гелем, с идеально гладким анусом, знаешь таких. А тут выходит это.
  - Что? Ты о его внешности вообще ничего не сказала.
  - Очень высокий, метр девяносто, если не больше. Массивный, но не перекаченный, весь в татуировках, причем они сделаны не просто так от балды, это не рядовые шаблонные кресты, по которым сейчас все с ума сходят, или еще какая-нибудь модная девчачья херь. Какие-то символы, знаки, все черно-белое, ни одной цветной. Волосы светлые, сивый, можно сказать, связаны в небрежный пучок.
  - У-у-у-у-у! Еще и длинноволосый, жеребец.
  - Щедрая борода, а брови темные, это я подметила, такое бывает? Когда волосы на голове светлые, а борода и брови чуть темнее? Впервые такое видела.
  - Да, бывает. Как одет был?
  - Богато, и, что самое примечательное, со вкусом, но необычным вкусом. Классика, но со смесью андеграунда. Я такой одежды даже на твоем Джеке не видела, а он - тот еще модник. Такую одежду можно достать прямо с модных показов.
  - Пидер какой-то, а ты повелась.
  - Да не пидер, одет со вкусом, но очень сурово и агрессивно. Пидеры, это сучки с факультета социологии, ты их сама видела, дай Бог всем девочкам так женственно одеваться, как эти...парни, что - ли, не буду обзываться.
  - И чем все закончилось?
  - У него, кстати, очень яркие глаза были, ярко - зеленого цвета. Редкое сочетание, скажи? Обычно, как бывает: если блондин - глаза голубые, стандартное гармонирование, классический набор, а тут - это даже не зеленый, такой сочный изумрудный.
  - Ты умудрилась рассмотреть с пятнадцати шагов его глаза и стелишь мне, что он тебе совершенно не понравился, и дело не в мальчике? Лили, это ты романтик.
  - Я напугалась, если по чесноку, думала, сейчас от Рикардо ничего не останется. Но он просто посмотрел на него с полуоборота, достал куртку с переднего сидения, нажал на какой-то пульт, ворота стали подниматься, к тачке подошли какие-то люди, кто-то из них сел в нее, чтобы загнать в гараж, наверное, он же вошел через другой вход, просто спокойно пошел. Вообще не среагировал на слова Рикардо, вообще... Так смотрят, когда муха села на плечо, достаточно простого поворота головы, чтобы она слетела, даже рукой провести по плечу не надо, вот так и он посмотрел. Взгляд такой...посмотрел - поставил на место, как будто посадил на землю, мол 'Тише будь, петушок'. Вот такой вот, ни разборок, ни матного слова в ответ, ничего, достаточно лишь взгляда, и все, и я смотрю на своих в машине, и вижу, что все, и даже Тони притихли, а он на нас даже не смотрел, представляешь, что бы было, если бы нас тоже взглядом окинули?
  - Ну и хорошо, что не среагировал и не обратил внимания. Не думай об этом, сама прекрасно понимаешь, что в этом месте тебе больше не побывать, ты его увидела первый и последний раз, как и его тачку, так что опасность тебе не грозит, ссыкло мое.
  - Нанда. Кто меня будет красить?
  - Как 'кто'? Я, конечно.
  - Нанда, мне так перед тобой неудобно, ты меня, можно сказать, всю с ног до головы одела, обула, накрасить пообещала вдобавок.
  - Да ладно, Лили. Все ради тебя, репка, глядишь, подцепишь валета своего сердца на этой премии, а то одна да одна. С Тони у вас ничего нет, это мы уже поняли...
  -К концу учебного года, уже хорошо.
  - А все надеялись, что вы перепихиваетесь между съемками, Джек так и хотел вас словить сосущимися в каком-нибудь из павильонов.
  - Чего ему не хватает, Нанда? Я, конечно, понимаю, он твой парень, вы уже год вместе, это много, особенно для Джека, потому что, поговаривают, что все его предыдущие отношения длились не дольше месяца. Но все же, чего ему нужно от Тони? Альварес ему ничего не сделал, ровным счетом ничего, а Джек как набросился на бедного парня в ту самую вечеринку, так и не отлипает от него. Я просто виду не подаю, что замечаю, но я все замечаю: как он подкалывает Тони на переменах, как галдит перед всеми, что мы - компания неудачников, как трубит и пишет в социальных сетях шуточные новости о том, что мы идем на премию Морриса Джордана и скоро захватим весь мир, сменив всяких Спилбергов и Оливеров Стоунов. Он мог бы язык за зубами попридержать, зная, что ты с нами неплохо общаешься.
  - Мне очень стыдно за него, Лили, я честно. Я разговаривала с ним, но он искусно переводит все мои попытки поговорить об этом на другие темы.
  - Знаю я, как он переводит, тебя с кресла на кровать переводит...
  - С чего ты взяла, дура?
  - Вам бы за собой последить, а не гнаться за нами с Тони, вы, что серьезно не замечаете, что облюбовываете друг друга во всех общественных местах?
  - Что? Ну, может, мы просто целуемся, но чтоб ты знала, дебилка моя, парам это свойственно, целоваться в...
  - Он чуть манду тебе не порвал, Нанда, я думала у тебя дырка на джинсах в том самом месте останется.
  - Ты преувеличиваешь.
  - Ладно, мне пофиг, что и как вы делаете, просто я была бы безмерно счастлива, если бы Его Величество Психолог Джек Фредерик Доссен оставил Тони в покое.
  -Оставит, оставит, Лили, остался всего лишь год.
  - Прекрасно, это что-то типа 'Ребята, потерпите годок, потом все равно все выпустимся'.
  -Лили.
  - Классно вообще.
  - Сейчас со стороны действительно, кажется, что ты по уши втюрилась в Тони, ты его защищаешь, как львица.
  - А друзей защищать принято, Нанда, если бы не Тони, кем бы я была, что бы я делала? Ходила потерянная, не знала, правильно ли решила, поступив сюда. Благо, он меня вовремя подхватил, помог, впустил в свою тусовку. Что я знала до дружбы с Тони.
  - Ой, Лили, не такой уж он и волшебный.
  - Я не о волшебстве толкую, Мири, я о честности и преданности.
  - Ты бы и с другими могла подружиться, на Тони свет не сошелся.
  - Да, но свет мне предоставил именно Тони. Мне на самом деле повезло, что я нашла именно такого друга, был бы Тони таким же беспомощным, как и я, ничего бы мы не сняли.
  - Был бы другой, Лили.
  - Тони пробивной, был бы другой, ничего бы не было. Тони - рабочая машина, новатор, открыватель, к тому же, снизошел ко мне с моей идеей, а мог бы вообще не согласиться.
  - Вот если он такой идеальный, пусть найдет тебе парня.
  - Да что ты заладила с парнем, не хочу я парня, у меня жизнь только начинается, я себя пять минут назад нашла, а ты о парне.
  - А чем парень мешать будет?
  - Время отнимать будет.
  - Дура, совершенствовать себя, конечно, замечательно, но не до такой же степени, у тебя все до фанатизма доходит, Лили - 'я не пойду гулять с мальчиком, который позвал меня в кафе, лучше я прочту книжку, потому что обогащу свой внутренний мир'.
  - Такого не было.
  - Я знаю, что не было, я это так...к примеру сказала. Ты вроде бы и общаешься со всеми, но к тебе никто не подходит, я за тебя переживаю, репка моя, когда я разговаривала об этом с Джеком...
  - Что-о-о? Ты говорила с Джеком на эти темы?
  -Ну да, а что тут такого?
  - Зачем, Нанда? Вам, что, делать больше нечего?
  - Ты чего злишься, бешеная, ну мы разговариваем обо всем, о моих друзьях тоже, а ты мой первый друг после Джека. Я ему рассказала о тебе и о том, что никто из наших парней к тебе не подходит, хотя ты со всеми общаешься, иногда ходишь на тусовки, посещаешь всякие мероприятия по мере возможности, в общем, не замыкаешься, но толку никакого - тебя вроде бы и знают, если пальцем показать - имя назовут, но в то же время, ты одна, тебя никто в качестве потенциальной девушки не рассматривает. Вот я и спрашиваю Джека, отчего так.
  - И что же ответил твой Мистер Я - Знаю-Все-На-Свете?
  - Мой Мистер Я-Знаю-Все-На-Свете-И-Посоветовал-Бы-Лили-Дать-Прозвище-Себе сказал мне, что все дело в твоем поведении.
  - Что в моем поведении не так?
  - Все нормально, он сказал, что ты вполне адекватна, просто всем своим видом показываешь парням, что тебе не до них, ты этим просто не заинтересована. Я это тоже заметила, ты проходишь мимо них и даже не смотришь им в глаза, не рассматриваешь. Я не агитирую тебя пожирать их глазами, или бросать взгляды гейши, нет, просто осмотреться, почувствовать людей вокруг. Мне кажется, ты связалась с Тони только потому, что этот парень такой же озабоченный, как и ты, вы оба смотрите, но не друг на друга, а в одну сторону, в сторону искусства. И ты, почувствовав в нем это, ухватилась за него. Тебе просто был необходим человек, такой же как и ты, с которым можно было бы обсуждать книги и фильмы до самого утра, это, конечно же, Тони; действительно жаль, что вы, ребята, не хотите быть вместе. Вы идеально друг другу подходите. И дети были бы красивые.
  -Так все хватит, я поняла тебя, Мири. Я сама еще ребенок, за мной подтирать, да подтирать.
  - Ты много плакала?
  -По поводу?
  - По поводу дедушки.
  Лилиан Кабика опускается на кресло напротив Миранды Монше. Ее обнаженное тело складывается в полукруг, Миранда начинает считать позвонки Лили, выпирающие из тонкой кожи. Еще больше похудела. Тони рассказал, что не могла есть на похоронах, старалась держать себя в руках, но когда гроб положили в яму, разрыдалась.
  Бледный полумесяц - истощенное тело Лили нежно светится под лучами июньского солнца, которое припекает, доставая до ее прозрачной спины яркими лучами. Кабика смотрит в пол и вспоминает, как на похороны деда пришел некий сеньор Альваро. Сильное мужское тело, исхудалое, бронзовая суровая кожа, плотно облегающая могучие кости, грозное свирепое лицо. Черные огромные брови, касающиеся ресниц, настолько густы и беспорядочны они были. Такие же черные глаза, светящиеся матовым блеском. На это тело было надето женское платье, Лили не раз пробегала по этому сеньору взглядом - да, точно женское. Ярко - сиреневого цвета, не достающее до колен, нелепые туфли то ли жены, то ли дочери, были явно малы по размеру, так как пальцы ног так и норовили прорвать кожу и выскочить наружу. Вульгарный, быстрый макияж покрывал густым слоем морщинистое старческое лицо. Сеньор Альваро склонился над гробом Аугусто и только тогда Лили увидела, как это тщательно отполированное макияжем лицо треснуло, словно деревянная маска, мелкие щепки которого разлетелись по воздуху в виде прыснутой вместе со слезами пудрой и тенями. Мужчина рыдал, держась одной рукой за крышку гроба, другой за свое лицо, не веря, что это плачет он, не веря, что плачет так громко и так открыто, не в силах справиться с количеством слез и сотрясаний. Быстрым движением дрожащей руки он начал судорожно смахивать крупные слезы со своих щек и только теперь блеск в его глазах стал резким, человеческим, таким влажным и сочным, словно тонкой матовой пелены во взгляде никогда и не было; потекшая тушь обрамляла впалые глаза толстыми черными краями, превратившимися в маленькие темные водопады, стекающие по щекам в устье вздрагивающего красного рта. Чуть позже к Лили подошел Рикардо и рассказал. Это давний друг сеньора Аугусто, самый первый друг, они вместе учились ходить, вместе делали дела на горшок, вместе играли в дворовый футбол, пошли в одну и ту же школу, окончили один и тот же университет, вместе прослужили в армии, где и пообещали друг другу, что если во время войны один из них умрет, другой придет на похороны в женской одежде, оба выжили; тогда шутник Альваро взял с Аугусто обещание, что, если один из них все-таки умрет раньше другого, то либо Альваро либо Аугусто должны будут одеться в женский наряд и прийти в таком виде на похороны. Обещание есть обещание. Никто не удивился поступку Альваро, все знали, что он это сделает, жена любезно одолжила платье, дочь отдала единственные туфли, отговаривать от этого не стали, не смогли бы, человек с сумасшедшим взглядом трудно поддается уговорам. Обязательство, данное перед другом нельзя нарушить, это было бы почти невозможно, также невозможно, как и продержаться на этих тонких каблуках весь день.
  Лилиан сидит, сгорбившись, и вспоминает этот взгляд и эти глухие безнадежные рыдания. Отнестись со всей серьезностью к шутке во времена юношества, быть готовым вернуться в атмосферу детства, если понадобится, нарядится в мальчишеские костюмы на праздники, найти деревянный меч, прискакать на осле в образе рыцаря - все что угодно, лишь бы твой мертвый друг видел все это через закрытую крышку гроба, лишь бы он понял, лишь бы удивился тому, как ты держишь свое слово. Все костюмы и наряды, все доспехи и орудия, преподнести все это к деревянному ящику, чтобы пронести свои слова через года, чтобы сквозь маскарадный облик промелькнула эта черта во взгляде, немая череда слов в стекшихся от туши глазах: 'Я пришел к тебе с приветом, Аугустиньо, друг. Я помню свое обещание, я тебя не предам, даже когда ты мертв, и даже когда все клятвы и условия исчезли вместе с нами'.
  - Много. Но больше всех рыдал его друг Альваро. За всех отревел, омыл все кладбище рекой слез и высох.
  - Его похоронили рядом с сыном?
  - Да, рядом с Мэно.
  Лили вспоминает ошарашенное лицо Тони, когда он увидел фотографии отца и сына в доме Аугусто. Он попытался скрыть удивление и крайнее смущение, но Лили долго будет помнить раскаяние и позднее сожаление - печать, которую поставил на лице Альвареса снимок молодого Аугусто с двадцатилетним Мэнолито - их последняя фотография перед отъездом мальчика в штаты. Все это время Тони ходил низко опустив голову, и не смея смотреть на легкое безжизненное тело старика, приготовленное для погребения. Странное дело, он ведь знал, что Аугусто не откроет глаз и не посмотрит на него. Тони не придется столкнуться с укоризненным старческим взглядом, потому что с этим покончено, он умер. Тогда почему ему было так беспокойно, так тревожно? Посмотреть на закрытые глаза оказалось куда труднее, чем на открытые, живые. Не связано ли это с тем, что если бы он застал старика живым, он бы мог все ему объяснить и поговорить с ним об этом волшебном совпадении, тогда страха перед его взглядом у Тони не было бы. Взгляд открытый, пусть и гневно уставленный на тебя с твоей ошибкой, это взгляд, который может измениться, если все объяснить, взгляд закрытый, взгляд мертвого, это окончательный ответ, бесповоротный вердикт - ты опоздал.
  11
  - Ну что скажешь, братиша?
  Лилиан стоит перед Антонио Альваресом в сшитом Мирандой платье, с готовым макияжем, в туфлях, крепко ухватившись за свой клач.
  - Пойдет, думаю, - криво ухмыляется Тони и чуть не получает щелбан по лбу. Он перехватывает руку Лили и начинает выворачивать ее.
  - Ай-ай-ай-ай! Оставь, больно, Тони!
  Лили топает каблуками по дорогому полу комнаты Альвареса в отеле Лос - Анджелеса - месте, где будет проходить церемония вручения премии Морриса Джордана. Номер парня светится от ночных огней города, время подходит к семи вечера, пора выходить. Но выходить пока не получается, потому что безнадежно влюбленный в свое собственное отражение стиляга Ромеро никак не может насмотреться на себя в зеркало, это он называет 'еще не оделся'. Все ждут Ромеро.
  Антонио одет в классический черный костюм с массивной блестящей бабочкой. Его волосы стянуты в безупречный тугой хвост, туфли до боли отполированы и вылизаны, рубашка хрустит от чистоты, брюки выглажены самым жестоким и горячим утюгом, ногти на руках и ногах выстрижены до самого основания, почти до мяса, ни единой соринки в глазу, ни единого кусочка еды во рту. Тони вымыт, откварцирован, чист и готов. Он ходит взад и вперед, мысленно проклиная Ромеро за безграничную любовь к самому себе, и строителей отеля за обилие зеркал во всех номерах, и издает аромат терпких мужских духов, их вместе с костюмом ему одолжил знакомый Фернандо с факультета экономики, Фернандо Красавчик, Фернандо, который вечно при деньгах.
  - Тебе Миранда рассказывала, что с ней вытворила сестра Джека?
  - Что такое? Нет.
  - Она ее оставила в мужской раздевалке, это случилось вчера, после того, как она уехала отсюда.
  - Как понять 'оставила в мужской раздевалке'?
  - После тренировки завела в одном полотенце в мужскую раздевалку и привязала к батарее. Команда регбистов должна была туда зайти после игры.
  - Какого лешего...эта сука больная. Ты разговаривал с Нандой? Как она? Они ее тронули?
  - Нет, к ней подбежала Мелитта, развязала ее, когда в раздевалку успели войти парней пять, не больше.
  - Мне нужно с ней связаться.
  - Она сказала, что сама тебе позвонит, после премии, и еще просила передать, чтобы ты не беспокоилась, что с ней все хорошо.
  - Никак не пойму что Мэган нужно от Мири?
  - А меня в этой истории удивило следующее: Джек ударил сестру после этого.
  - Что-о-о?
  Лилиан отворачивается от своего отражения в зеркале и озадаченно смотрит на Тони.
  - Сначала увел Миранду с пар, чуть не подрался с парнями в раздевалке, хотя, опять- таки, никто из них ей даже слова не сказал. Потом узнал, что это подстроила Мэги, и повел ее за территорию университета, чтобы поговорить. Фернандо мне рассказал, как видел Джека, ведущего Мэги за руку, та упиралась, орала на него, он ей тоже грубил. Потом студенты, которые находились поблизости, увидели, как Джек два раза влепил ей пощечину. Она разрыдалась и убежала.
  - А дальше что?
  - Дальше со слов ребят, дружащих с Джеком, ему пришлось ответить родителям за раздачу ударов сестре, она пожаловалась отцу и матери. Джек и с ними поссорился, сказал, чтобы оставили Миранду в покое, чтобы не трогали ее. Его мать ее прокляла, отец сказал, что если он посмеет взять для нее визу невесты, он откажется от сына, пригрозил, что если Джек еще раз поднимет руку на сестру, он получит от отца.
  - Вот это не повезло моей Нанде. Мать Джека ненавидит ее больше всего на свете, отец тоже не в восторге от выбора сына, но вот эта Мэган, это уже уголовной ответственностью попахивает, а если бы они ее тронули? Додуматься...привязать девочку в одном полотенце к батарее в мужской раздевалке! Сука! Я бы сама ее привязала и оставила! Овца!
  - Лили, успокойся, нам выходить через пять минут, а ты стала вся красная! Мэган получила свое, ты сама знаешь, Джек никогда не поднимал на нее руку, все знают, что Джеку класть на сестру, но он никогда открыто на ней не срывался. Поэтому меня и удивила его реакция, раньше, когда он проводил эти свои эксперименты, он никогда не ввязывал в это свою семью, а Мэги никогда не принимала близко к сердцу времяпрепровождения Джека с другими девушками. Понимаешь, о чем я?
  - Откуда ты так много знаешь о Джеке?
  - Это мне рассказал Фернандо, он тесно дружит с компанией Джека, сам от Доссена я бы это узнать не смог, ты сама прекрасно знаешь, как он ненавидит нас испанцев.
  - А ты говорил 'эксперимент'. Какой это эксперимент, если он срывается на сестру? Хотя та, конечно, перегнула палку.
  - Он сам столько раз перегибал эти палки, сложить их вместе - получится целое дерево. Дело не в этом, Джек, вытворяя дела намного хуже, оставался предельно равнодушен и расчетлив, это со слов его друзей, а тут драки с сестрой, не ссоры, а драки, рукоприкладство. Это новый уровень, Лили, я все еще продолжаю твердить свое - это эксперимент, но уже с участием семьи; лично для меня это уже попахивает дерьмищем. Можно быть психом-ученым и вытворять все, что тебе заблагорассудится, но семью лучше не трогать, в каких бы отношениях ты с ней ни был, а Джек расширил размеры своего зала, размахнулся со своим представлением, взял еще три кресла для матери, отца и сестры. Ты ведь знаешь, что он водил ее на ужин с родителями?
  - Что? Нет, Мири мне не рассказывала.
  - Был большой ужин с родителями Джека, он ее туда позвал, представил всем как свою девушку.
  - Интересно, почему моя красавица умалчивала об этом.
  - Это было еще в самом начале, думаю, она сама не понимала, как это все серьезно.
  - И все же, я считаю, что это уже не эксперимент, Тони.
  - Ну- ну, во всяком случае, желаю твоей подруге сил, титанических сил, потому что дальше будет дно, и как она оттуда будет вылезать, известно одному лишь Богу.
  - Ты что-о-о-о-! Какой Бог, Тони, это Джек - Бог! Он сам себе Бог! Ты разве не знаешь?
  - Все это знают, Лили, Джеки поди уверен, что попав в рай увидит собственное отражение в зеркале и поздоровается с самим собой за руку. Как бы после своего очередного эксперимента не сорвался по- тихому.
  - Он человек, никто не застрахован от внезапной любви.
  - Я не о любви, Лили, на мой взгляд, такая порода людей любить в принципе не умеет, я о том, что его, как и других студентов, могут накрыть, как тех 'счастливчиков' старшекурсников из восьмидесятых, про которых я тебе рассказывал.
  - Как бы мы не накрылись, Тони.
  - А мы не накроемся, у нас все наоборот, нас раскрыли, а там...возьмем мы эту награду или нет, это уже не так важно, друг, главное, что мы номинированы.
  Красная дорожка на премии вручения Морриса Джордана покрывается дорогой глянцевой пылью от острых каблуков и туфель звезд кинематографа, собравшихся около входа в здание, где пройдет вручение. Под бурные аплодисменты поклонников, руки которых напоминают массивные щетки, хлыстающие актеров и актрис по краям платьев и костюмов, все это похоже на процедуру очищения машины от грязи в автомойке, под эти крики и аплодисменты проходят мужчины и женщины, которых Лили и Тони раньше видели только по телевизору. Вот прошла Элис Кантарелли - звезда фильма под названием 'Ловушка' - кассового боевика, взорвавшего кинотеатры во всем мире, а вот Эрик Эдиссон - начинающий актер, который, безусловно, войдет в список самых сексуальных мужчин по версии какого-нибудь журнала: широкие плечи, загорелая кожа, стрижка английского пижона, чувственные губы, огромные карие глаза - держитесь, девочки.
  Лили когтями вонзается в свой клач и старается не отставать от Тони и Ромеро. К ним подбегает молодая репортерша с рядом вопросов, которые Лили поначалу не слышит, так как вспышки фотокамер, шум визжащей толпы и рев то и дело подъезжающих машин мешают ей сконцентрироваться. Тони берет ситуацию в свои руки и мило философствует с девушкой на тему современного кино, в конце их диалога девушка громко смеется и награждает каждого из них комплиментами. Тони, умница, думает Лили, выручил, впрочем, как всегда.
  Тройку фильма 'Мэнолито Здесь Не Место' сажают почти в самом конце, так далеко, что им едва ли видно, что происходит на сцене. 'Положение обязывает' - думает Лили, глядя как звезды высшего ранга уходят вдаль под название 'Первые Ряды'. Начало церемонии откладывается, так как Альфредо Панини опаздывает, впрочем, как и всегда. Тони взволновано оглядывается по сторонам, Ромеро уже завязал знакомство с какими-то молодыми актрисками из девчячьего сериала, делает с ними сэлфи на айфон, кому как не ему залить все это в инстаграм, Ромеро, Ромеро, безнадеждный понтоклей. Звезды продолжают прибывать и наполнять собою зал. Лили смотрит на свой светло-розовый маникюр и думает о концепте 'Американская Мечта'. Дома с бассейном нет, красивой машины, как у того светловолосого парня, тоже нет, нет прекрасного мужа, сына, дерево не посажено, хотя это не ее забота. Однако, у Лили странное чувство, что большой жирный пункт под названием 'Сотворить Ленту/ Побывать На Одной Дорожке Со Звездами/ Написать Сценарий, Номинированный На Морриса Джордана' выполнен, и она, впервые за несколько лет мучений, несколько лет вопросов без ответов, несколько лет попыток найти себя, она впервые чувствует спокойствие, тихое удовлетворение в огромном шумном зале. Ком Лили, который крошечным, почти неощутимым яблоком застрял в горле и приносил только беспокойство, исчез, она сглотнула триллионный раз, и этот тяжкий раз оказался последним, яблоко скользнуло вниз, дыхание прочистилось, воздух, пропитанный дорогими духами чужих Лили и родных всему миру людей, наполнил ее легкие. Дальше - легче, дальше, пусть даже это снова будет серая будничная жизнь на ее родине по окончании учебы, дальше однозначно будет легче, потому что она будет помнить это: место рядом с актерами, известными всему миру, номинированная кинолента, которую она сама написала, знакомство с Тони и его командой, культура другой страны, платье, клач и туфли для важного события, тот парень с самой дорогой машиной, как представитель неприлично богатой жизни, знакомство с дедушкой, поездка в Испанию, ответственность за похороны близкого человека, поцелуй ангела, спасшего ее от пули в том ночном районе, танцы вокруг окровавленного Ромеро, взгляд свирепого быка, снова поцелуй ангела - бык ее миновал, расставание со своим выдуманным другом - нок-даун от реального Тони, встреча с Мирандой, самостоятельная жизнь.
  Ведущие церемонии - Саймон Ричардс и Зои Фернандес приветсвуют гостей и объявляют номер певицы Мелинды, она будет открывать церемонию своим новым хитом под названием 'The Day This Happened'. После нее начинается официальное награждение. Фильм Тони идет в списке последних, как он и предполагал.
  - Лили, когда назовут наш фильм, не смотри на камеру, просто сиди прямо и аплодируй с улыбкой, поняла?
  - Что?
  - Не напрягайся, говорю, когда нас объявят, тебя будет снимать камера, не шугайся, реагируй нормально, сиди и хлопай, понятно?
  - А? Да-да, конечно.
  -Ромеро, завязывай с селфи, харе фоткаться, оставь свой телефон в покое, посадишь его, потом мне будет звонить твоя бабушка и спрашивать, какого хера ты не берешь трубку!
  - Ромеро! Слышал, что сказал Тони? Убери телефон, говорю, потом нафоткаешься с девочками!
  Лилиан Кабика тянется через Тони к Ромеро и пытается рукой смахнуть его айфон, парень печально закатывает глаза и кладет телефон в карман.
  - Дамы и Господа, в номинации 'Лучший Сценарий' представлены следующие кинокартины: 'Грань' Стивена Милениуса, 'Семейство Керрингтонов' Ларри Коуленса, 'Дом на Горе Фарэвей' Аманды Милл и 'Мэнолито Здесь Не Место' Антонио Альвареса.
  Саймон Ричардс переводит взгляд на блестящее светло-розовое платье, стоящее перед ним.
  - Мы приглашаем на сцену Альфредо Панини, чтобы вручить премию Морриса Джордана в номинации 'Лучший Сценарий'.
  Зои принимается бурно аплодировать и искать глазами грузного мужчину в строгом костюме, медленно поднимающегося со своего места на первых рядах и направляющегося к ступенькам, ведущим на сцену. Это Альфредо Панини, актер, начавший свою карьеру, когда ему было меньше двадцати, актер, прорвавшийся в Голливуд из итальянских нищенских трущоб в объятьях великого Нью-Йорка, актер, сам когда-то поднимавшийся за этой премией, актер, который стал не просто живой легендой, а уникальным течением в кино-культуре.
  Его усталые и впалые глаза принимаются сосредоточенно читать название фильма-победителя и имя сценариста, написавшего этот фильм. На несколько секунд зал погружается в идеальную тишину, которая прерывается лишь шуршанием дорогих платьев и тихим звоном бриллиантов на телах актрис. Альфредо, держащий белый лист бумаги в руках, устремляет взгляд в зал, пытаясь найти этого человека, написавшего фильм, но он его не знает, он не застает его на первых рядах, что кажется ему весьма странным. Видимо, будет новое знакомство.
  - В номинации 'Лучший Сценарий' побеждает фильм Антонио Альвареса 'Мэнолито Здесь Не Место'. Прошу сценариста Лилиан Кабику пройти на сцену для вручения премии.
  Зал ждет первых хлопков Альфредо Панини, чтобы последовать за ним, не смея опережать Крестного Отца Голливудского кинематографа. Все оборачивают головы, в надежде увидеть того самого сценариста, который пройдет по этим рядам за своей статуэткой, но он не идет.
  - Уже объявили, да? Повезло чуваку, дай телефон Ромеро, хлопай, не забывай, Тони ведь сказал...- бурчит себе под нос Лили и расправляет свое платье, хлопая победителю в данной номинации.
  -Лили, ты чего сидишь? Тебя объявили, выходи!
  Антонио Альварес хватает ее за локти, в надежде поднять с места, чтобы она прошла за наградой. Первые несколько секунд Лили не понимает, что происходит, и почему ее поднимают на ноги. Суть происходящего доходит до нее только тогда, когда Тони сквозь бурные аплодисменты и громкие комплименты удается проорать ей в ухо, что статуэтка ее, что победил их фильм, и что награду в руках Альфредо ждет ее уже целую минуту.
  Как и в ту холодную зиму, когда она не могла сделать самостоятельно и двух шагов, вечно спотыкаясь и падая на лед, так и сейчас Лили поторопилась к сцене, еле стоя на ногах, инстинктивно беря Тони за руку, словно маленький ребенок родителя. Антонио тут же почувствовал что-то непрочное в ее походке и развел руки в сторону, готовясь схватить ее, если она упадет. Бег в сторону сцены, лица актеров, удивленно уставившиеся на нее и на Тони, черная точка, стоящая на сцене и превращающаяся с каждым рывком в Альфредо Панини, долгожданная сцена. Лили и вправду упала, переступив через две первые ступеньки, ведущие к ней, и неудачно припав локтями на остальные.
  'Золушка, сбежавшая с бала и обронившая туфельку' - думает Альфредо Панини, глядя на ее раструившееся по ступеням кремовое платье.
  Помощь Тони, которую он все это время готовился оказать Лили, наконец, понадобилась, он поставил ее на ноги, помог подняться на сцену, где рыдающей девушке вручили статуэтку, и встал позади нее, контролируя, чтобы вместо благодарственной речи, она не расплакалась на весь зал. Те несколько секунд, которые Лили будет колебаться, не зная, как начать, те несколько секунд, в течение которых Тони прошепчет ей на ухо фразу, которую весь мир придумает за него, те несколько секунд тянулись для нее вечность, пока Тони не сказал свои слова: 'Я тебя люблю' - то, во что пресса превратит следующие слова - 'Если ты сейчас же не начнешь, я дам тебе подзатыльник.'
  - Когда я была маленькой, мой двоюродный дядя, живущий здесь в Лос-Анджелосе, прислал мне сувенир в виде премии Морриса Джордана, который купил в Санта-Монике, никогда бы не подумала, что теперь у нее будет самый настоящий друг, - взрыв хохота, Альфредо Панини хлопает Лили и ухмыляется, - я притащила с собой этого парня, чтобы показать вам его, чтобы все знали, что в действительности мое дело было за малым, а Тони столько сделал для этого фильма, эту статуэтку я посвящаю ему, человеку, благодаря которому моя задумка осуществилась.
  Все сидящие на местах встали с мест и принялись громко хлопать снова плачущей Лили, обнимающему ее Тони и Альфредо Панини, что-то пытающемуся сказать девушке.
  12
  Антони и Лили сидят за столиком в Макдональдсе, самом близком к месту проведения премии Морриса Джордана. Уже больше двух часов ночи, возможно, банкет, который начался сразу после вручения, до сих пор не закончился. Они ушли с него, как только голливудский бомонд всласть налакался отменных спиртных напитков, рекой льющихся из дорогих бутылок. Альфредо Панини взял микрофон и произнес торжественную речь в честь ребят, сказав, что он очень горд их командой. 'Я попрошу понять и принять слова, которые я сейчас произнесу: я действительно считаю работу этих детей выдающейся, потому что большинство современных лент охватывают совершенно другие проблемы, проблемы поверхностные, интересные только самой молодежи. Проблемы отношений между полами, отношений на глупом примитивном уровне, понимаете, о чем я? Никто, поверьте мне, никто не снимает то, что для него слишком сложно, слишком обширно и грандиозно. А эти ребята взялись за такое, ведь вести повествование о любви к стране намного труднее, чем охватить отдельную историю любви. Не каждый юноша возьмётся снимать про культурные ценности через привязанность индивида к своей родине, не каждая молодая девочка решит написать фильм про отчаянное обожание страны и семьи. Я благодарю и восхищаюсь тобой, Лили, вдвойне, так как ты, будучи представительницей другой культуры и страны, смогла так прочувствовать дух Испании, передать его через такие яркие символы и мелкие детали, словно ты и вправду оттуда родом. Мне рассказывали, через что вам пришлось пройти, я знаю, что это ваша первая картина, и, следовательно, самая тяжелая, но я не буду говорить вам, чтобы вы гордились собой; я прошу вас, оставайтесь такими же скромными, но знающими себе цену, помнящими, что вам пришлось пережить, чтобы довести все начатое до конца, потому что теперь я, как и многие другие сидящие здесь люди, буду ждать от вас очередного творения, такого же честного, не пафосного, не застрявшего в ложных стереотипах, а искреннего, как и ваш Мэнолито. Будьте сдержанны и скромны, творите, прошу вас, творите, сегодня я снова обрел надежду на доброе кино, на мудрое и говорящее кино. Спасибо вам за это большое.'
  Лили и Тони откусывают щедрые куски чизбургеров, надежно воткнув в мягкий хлеб свои пальцы, им так и не удалось толком поесть на банкете, по мнению Лили, нужно было пустить в себя по меньшей мере сотню штук всяких канапе и маленьких кусочков лососины с черной икрой - чертовски вкусно, но больше двух брать уже стыдно, а есть все еще хочется. И теперь, усевшись по-турецки на мягком диване, деловито разложив локти на столе, сбросив с ног отодравшие кожу туфли, Лили упивается горячим плавленым сыром, стекающим по ее нижней губы, кусочки салата, небрежно раскинулись по сторонам, словно шевелюра чизбургера, перед ней лежит салат 'Цезарь', его она тоже съест, как только расправится с бургером, а еще Лили взяла картошку фри, горячую булочку с вишней, горячий шоколад и маффин. Ромеро все еще заказывает себе еду, флиртуя с раскрасневшейся работницей.
  - Тони, я люблю Макдональдс, - мямлит Лили и откусывает очередной большой кусок.
  - Сейчас я тоже люблю Макдональдс, да я вообще люблю жизнь, особенно сегодня. Все за нас - победа в номинации, победа Реал Мадрида над Манчестером Юнайтед, утихомирившийся Ромеро...
  Пару часов назад команда Тони уселась смотреть матч, который они обещали друг другу не пропустить. Менеджеру отеля пришлось уступить просьбе представителей съемочных групп, поселившихся в отеле, и простить ребятам, орущим нечленораздельные слова после победы их любимого клуба, шум, который мешал всем остальным на этаже. Лили никогда не забудет этот момент: себя, с повязкой клуба на голове, Тони и Ромеро, сидящих в фирменных мадридистских формах, кучу еды, купленной из ближайшего супер-маркета, Ромеро, прыгающего на диване от счастья, Тони, орущего испанские народные песни, он немного выпил, звонок своей матери с поздравлениями, статуэтку Морриса Джордана, на ней живого места от поцелуев не осталось, как на статуе Будды, поздравления от сестры, головную боль, видимо слишком переволновалась за вечер, разговор с счастливой несмотря ни на что Мирандой. И вот это - ужин звезд в Макдональдсе, грандиозное празднование победы, пиршество, устроенное ими же в честь себя, главной целью которого было утолить голод.
  - Удивительно все это, да, Лили?
  - Да.
  - Голова прошла?
  - Немного, думаю, я просто была слишком голодна.
  - Теперь проблема решена.
  -Точно. Нужно выспаться.
  - И есть не помешает, ты стала очень мало есть с самого начала съемок, похудела, теперь похожа на пацаненка.
  - А кто я, если не пацаненок?
  - Ты мой пацан, Лили, чтобы я делал без тебя.
  - Как что? Нашел бы другую Лили.
  - Не-е-е-е, ты одна такая, больная на голову и неповторимая в этом роде.
  - Иди ты, - Лили прыскает на Тони кетчуп из маленького пакетика.
  - У моего прадеда чуть инфаркт не случился, когда он узнал про премию.
  - Ой, Тони, - Лили сдерживает первый порыв рассмеяться, - как он сейчас?
  - Выдержал удар, оправился, приходит в себя; говорят, теперь если спит, то только с улыбкой на губах.
  - Ты поедешь навестить прадеда?
  - Обязательно, сразу после премии, отпрошусь в деканате.
  - Ой, да что там отпрашиваться, я тебя умоляю, они теперь на тебя молятся, ты нашему университету принес такую популярность. Отныне тебе будет прощаться все, Антонио-Его-Величество-Альварес!
  - А про себя что умалчиваешь, дура моя?
  - В смысле?
  - Ты что поделывать будешь, мой звездный сценарист?
  - Домой на каникулы поеду, там посмотрим, надо еще один год доучиться.
  - Как твоя мама?
  - Приходит в себя после развода с отцом.
  - Ты говорила с ним после премии?
  - Нет, мы поссорились, не думаю, что после этого я смогу с ним общаться, по крайней мере, в первое время мне будет очень тяжело, так что мне не нужно этого делать.
  - А как тогда?
  - Не знаю, Тони, если бы кто-нибудь несколько лет назад сказал мне, что мои родители разведутся накануне моего отъезда за границу, если бы мне сказали, что я буду разговаривать об их разрыве с испанским режиссером по имени Антонио, я бы никогда не поверила в это.
  - Я пока что только учусь, я не режиссер.
  - Кончай с этим, скромняк.
  - Такое слово точно есть?
  - Хер с ним, будем считать, что его сегодня придумали.
  - Лили, с твоими родителями все будет в порядке.
  - Нет. Теперь нужно говорить 'с твоей мамой и с твоим отцом'. Все, больше нет этого дружеского союза под названием 'родители'.
  - Даже если они будут жить в разных точках мира, они останутся твоими родителями.
  - Мой родитель, равно как и воспитатель - это моя мать.
  - Зачем ты так?
  - Ты не знаешь моего отца, Тони, и я тоже не знала, пока не увидела, как он себя начал вести, когда мать заявила, что уходит от него.
  - Ладно, если не хочешь посвящать меня во все в это, можешь не рассказывать...
  - Единственное, что их объединяло, это неуверенность во мне, в моих стремлениях, в моих детских заявлениях, что я смогу, что у меня получится что-нибудь с этим сделать, понимаешь?
  - Ты имеешь в виду сценаристику?
  - Да. Мать жгла мою писанину, как только я начала этим заниматься, я писала втихомолку и прятала листки в батарее, что только не делала, чтобы они это не увидели. Они считали меня ненормальной. Сейчас я вспоминаю все это с улыбкой, раньше я рыдала.
  - Ты понимаешь, что они хотели как лучше?
  - Бла-бла-бла, хотеть одно, слушать и стараться понять, что такое твой ребенок, это другое, Тони.
  - В тебе до сих пор сидит детская обида.
  - Это не обида, это констатация фактов, рассказы из детства. Но знаешь, я даже рада, что они расстались.
  - Почему?
  - Потому что не могла мама с ним, они друг друга не переносили. Поразительно, как долго могут жить друг с другом люди, которым создай ситуацию - они друг друга распотрошат, да еще с таким удовольствием, смакуя каждую секунду, каждое грязное слово, сказанное в адрес другого.
  - Сколько они были вместе?
  - Около двадцати - двух лет.
  - Это довольно-таки много.
  - Много. Надо было шесть лет назад от него уйти, когда она на развод подала.
  - Погоди, так они не первый раз расходятся?
  - Нет. Сначала они развелись то ли в 2006, то ли в 2007 году, отец тогда упал на колени, ему вдруг стало плохо, молил ее не уходить, мать выбрала в пользу семьи, - Лили отпивает свой шоколад и вытирает салфеткой рот, - решили сохранить все, пошло поехало по новой. Но вот видишь, не суждено людям быть вместе, а виноват в этом больше всего отец.
  - Дочери так всегда говорят, они рядом с матерями.
  - Нет, дело не в моем поле, не надо, пожалуйста, так говорить. Я вполне объективно могу судить о произошедшем.
  - У тебя глаза кровью налиты, о чем ты?
  - Это от усталости.
  - Сама себе веришь? Тебе пора в постель.
  - Да говорю тебе - прожекторы слишком ярко светили в лицо.
  - И ослепили твои глаза, когда ты находилась там всего минуту?
  - И ослепили,- Лили перестает жевать кусок курицы и сосредоточенно смотрит в свой салат, - помнишь, ты как-то спросил меня, почему в социальной сети у меня стоит не своя фамилия, а придуманная? Я еще тогда начала рассказывать про то, что зарегистрировалась там в тринадцать лет, хотела выпендриться, раньше так все любили делать - придумывать себе виртуальный имидж, звучные имена.
  - Помню.
  - Я ведь не просто так поставила эту фамилию. Когда родители в первый раз развелись, я намечтала матери другого мужчину, себе - итальянского отчима, я тогда была одержима фильмом 'Крестный Отец'. Обожала все это - семья, традиции, святость, сила. Хотела, чтобы маму нашел сильный итальянский мужчина и увез нас троих из моего города. Я тогда думала, что избежать всех проблем можно побегом в другую страну - жаркую и красивую, приобретением новой семьи, состоящей из огромного количества теть, дядь, заботливых братьев, сестер и других громких итальянских родственников. Я уже с раннего возраста стремилась не решать проблемы, а убегать от них. И фамилию ему придумала звучную - Родригес. Так и пошло с тех пор, помню, как - то раз попыталась изменить эту фамилию на свою настоящую, но у меня не получилось с настройками, махнула на все это рукой и решила - пусть все останется как есть.
  - Ты уже тогда была сама себе сценаристом, Лили. Подумать только.
  - Сам себе утешитель, скорее. Сам себе семья, сам себе художник, друг, брат, сестра, я тогда от всех огородилась, перессорилась с друзьями...дура, так не надо было делать, откуда я могла знать, что их, а они составляли такое количество - пальцев на одной руке больше, чем моих друзей, откуда я могла знать, что в один прекрасный день их вообще со мной не будет, разбрасывалась ими, словно они - ненужные монеты.
  - Ты сегодня статуэтку выиграла, давай - ка лучше будем праздновать это событие, и, хотя бы, посплетничаем о звездах, которых мы видели.
  - Знаешь, я бы очень хотела, чтобы и он и она встретили кого-нибудь, серьезно, пока они одиноки, они тем или иным образом пытаются докричаться друг до друга, выкрикнуть оставшуюся часть оскорблений, отомстить, насолить, как будто за прожитые вместе годы им было мало.
  - Может быть, встретят.
  - Хотя опять-таки, мать к этому вообще не готова, она сейчас хочет быть одна, у нее словно свеже-сыгранная свадьба со свободой. Наслаждается медовым месяцем с миром, радуется сама себе, словно маленький ребенок. Сестра от друзей не отлипает, молодец, не то, что я в ее возрасте, замкнулась, напридумала кучу персонажей, дружила с ними, потом все прошло, остались они в тех дворах, где я с ними любила гулять.
  - Лили, у тебя будет работа, ты отвлечешься, и потом, тебе не 15 лет, ты взрослая девочка, ты очень сильная, к тому же.
  - Я не расстраиваюсь, Тони, я хочу, чтобы ты это понял, я рада.
  - Кстати! По поводу работы, а точнее отдыха, так сказать. Нас пригласили на коктейльную вечеринку Аарона Анселмо.
  - Это кто? И что за вечеринка?
  - Сам первый раз о нем слышу, состоятельный продюсер, в прошлом уважаемый профессор Американского Йельского Университета, знаменит своими щедрыми вкладами в область искусства, а также помощью молодым артистам.
  - Однозначно нужно пойти, Тони.
  - Конечно, я слышал, он никого не оставляет без внимания, какой бы большой ни была его вечеринка, обходит и разговаривает с каждым гостем не меньше пяти минут.
  - Вот это обходительность.
  - И не только, думаю выгода тоже. Просто своего рода фильтрация, ну или поиск, поговорив со всеми, он уже знает, кого из этих собравшихся людей можно выделить и приметить для себя, а кого оставить отдыхать дальше.
  - Когда вечеринка?
  - Через две недели.
  13
  Лилиан Кабика стоит перед зеркалом в темно-изумрудном облегающем платье, доходящем ей до колен. Ее отросшие волосы распущены и завиты большими мягкими локонами, открытую шею украшают тонкие, едва заметные брительки платья, и аккуратное ожерелье с единственным белым камнем в виде сердца - бижутерия, подаренная матерью после премии Морриса Джордана. Она сидит в кресле и смотрит на свои загоревшие ноги в черных классических туфлях, на ее пальцах темно-бордовый блестящий лак, ее губы накрашены насыщенным вишневым оттенком помады. Тони должен зайти в ее номер с минуты на минуту. В ванной слышен шум воды - это мать Лилиан моет испачкавшиеся от косметики руки, перед тем как надеть на себя ожерелье. Девочке удалось уговорить ее взять визу и приехать к ней в США, чтобы попасть на эту вечеринку. Эта идея пришла к ней в голову совершенно внезапно. Если бы Лили и Тони не выпустили свой первый фильм и не получили бы вполне приличный для своих лет гонорар, она, может быть, не смогла бы отважиться на такой щедрый жест. Но деньги на билеты туда и обратно у Лили были; она не могла не признаться себе в том, что этот поступок был своего рода вызовом обществу, которое осталось в ее родном городе, своеобразной красной тряпкой, брошенной перед их лицами на арену - ну и что, что ей двадцать, ну и что, что она девочка, она работает, она зарабатывает деньги, получает достаточно, чтобы оплатить поездку матери на другой континент. И потом, Лили очень хотелось отвлечь ее от забот по поводу купли новой отдельной квартиры, оформления документов для алиментов младшей сестры, которая осталась у отца из-за учебы в школе. Антонио Альварес заходит в номер в новом, недавно купленном классическом черном костюме, свой первый смокинг он, вместе с бутылкой отменнейшего итальянского вина вернул обратно красавчику Фернандо, теперь у Тони водятся и свои, пусть пока мелкие, но деньги. Он говорит Лили и ее матери, что пора, а то опоздают. Лили берет женщину в длинном темно-бардовом платье за руку и выходит вместе с Тони из номера.
  - Мне кажется, или мы тут лишние?
  Маленькая стрелка часов в стиле модерн, занимающая собой всю стену особняка сеньора Анселмо, ударила по цифре 6, большая осталась стоять на цифре 11. Лилиан и Тони, держащие бокалы с холодным шампанским, рассматривают гостей таинственного испанского Гетсби, комментируя тех, кого они знают, и тех, кого видят в первый раз. Кабика устало зевает, забыв прикрыть рот, абсолютное безразличие к вспышкам фотоаппаратов, она - не звезда, к тому же, слишком устала, чтобы следить за каждым движением, вот бы мужчина, стоящий перед ней, сделал два-три шага влево - почесала бы зад, и никто бы не заметил. Тони откровенно безразличен ко всему происходящему, у него вымотанный взгляд, еще бы, они тут торчат с девяти вечера, а тут даже толком не покормили. Внутри Лили начинает разрастаться отчаянное желание сбежать и наестся в каком-нибудь кафе. Канапе с оливками, кусочками разных сортов сыра, и прочими деликатесами, съеденные в количестве шести штук ( Лили захватила бы побольше, вот только это уже стали замечать, и ей пришлось остановиться) не утолили ее теперь уже зверский голод, к тому же, время - половина двенадцатого, а загадочный сеньор Анселмо к ним еще не подошел. Лили смотрит на свою мать, спокойно разглядывающую картины, которые заполонили стены сеньора Аарона, она не знает ни английский, ни испанский, но как-то умудряется находить общий язык с людьми, к ней подходят, здороваются, пытаются завести разговор, затем узнают, что она иностранка, но это не смущает ни их, ни ее, начинают вместе смеяться. Умение матери так открыто общаться с незнакомцами будет поражать Лили всегда, потому как она пошла характером и поведением в отца - лелеяла свою скрытность и мнимость, словно родную дочь, ни разу не желая измениться, знакомство с Тони - просто сказочная случайность, или чудесное исключение, Лили еще не решила.
  - Лили, еще только половина двенадцатого, кончай сдавать позиции, - Антонио теребит ее за плечо, чтобы заспанная Кабика, закрывшая глаза, проснулась.
  - Пойдем отсюда, а?
  - Нет, потерпи.
  - Не могу.
  - А торчать на ногах все ночи напролет во время съемок фильма ты могла.
  - Это работа, это другое.
  - А это - отдых, умей отдыхать, бодрствуя, мисс Кабика.
  - Так точно, сер, но только при условии, что после этого так называемого отдыха, мы смотаемся куда-нибудь поесть.
  - Тут тоже есть еда.
  - Пожрать по-капитальному.
  - Ты должна была родиться мужиком.
  - Тут мало мяса.
  - Еще не встречал, а точнее, уверен, что больше никогда не встречу кого-либо, кто так любит мясо.
  - Просто благодаря мясу дольше остаешься сытым.
  - Ты его любишь больше людей.
  - Я просто люблю поесть.
  - И прятать стволы под подушки, верно Лили?
  Кабика, сонно просматривающая какие-то журналы, лежащие на столике, удивленно поворачивает голову в сторону улыбающегося Тони. Она была полностью уверена в том, что ей удалось скрыть это от других людей, а главным образом от Тони. Ствол, купленный ею сразу же после рокового столкновения с ребятами из того района, всегда укладывался под подушку. Лили никогда не забывала про него, также как не забывала помыть зубы перед сном. Словно маленькие дети, твердо убежденные в том, что если укрыться всем телом под одеялом, то монстры их не настигнут, Лили прятала пистолет под подушку, успокаивая себя, что так ей не грозит никакая опасность.
  - Ты что, рылся в моих вещах?
  - Боже упаси! Просто кое-кто либо не заправляет за собой, так что мне потом приходится делать это самому, либо просто забывает складывать вещи на свои места.
  - Так, во первых: я за собой всегда заправляю, лишь изредка я позволяю себе этого не делать, если я не заправила за собой, значит я сильно торопилась, во вторых: это мне и только мне решать, куда мне складывать свои вещи, и если я хочу оставить свой ствол...
  -Лили, это оружие.
  -Тони, но ведь это Америка.
  - И что дальше! Для чего ты его купила? Ты им умеешь пользоваться? А если бы ты нечаянно шмальнула им в кого-нибудь?!
  - Вот как ты себе это представляешь? Нечаянно шмальнуть...это как вообще? Взять ствол, нечаянно нацелиться, нечаянно нажать на курок и выстрелить, и это все не специально, такое бывает Тони?
  - Лили, ты единственная из всех кого я знаю, кто способен причинить себе вред голыми руками.
  - Хотя бы один пример.
  - Два сломанных ногтя, точнее четыре, так как ты обдолбала нарощенные вместе со своими собственными, когда открывала полку в кухне, додуматься только, Лили, я бы понял, если бы ты нечаянно сеганула пальцы ножом, ну или неуклюже открыла дверь машины. Ты поступила оригинальнее, ты просто открыла полку в кухне.
  - Это не повод для того, чтобы отбирать у меня оружие.
  - А что еще мне оставалось делать?
  - Я даже не могла спросить, где мой ствол! Потому что сразу бы спалилась! Ты понимаешь, в каком я находилась состоянии? Что только мне не снилось! Один раз приснилось, что ствол украл какой-то гангстер, настрелялся всласть, пустил триллион пуль в пятьсот школ, сто ресторанов, пятьдесят супермаркетов, положил на землю пол-Америки, а потом ствол чудесным образом оказался у меня в постели, следом загремели копы...
  - Это случаем, не Мачо и Ботан были?
  -Да иди ты, Тони!
  - Ты гангстер, Лили!
  - Это средство самообороны.
  - Лучше б в кружок борьбы записалась.
  - Чем мне это поможет, если я вновь встречу парней со стволами?
  - Спишь с пистолетом под подушкой, словно гангста, Лили!
  - Я не гангста, Тони!
  - Вот послушай, Лили. У меня тоже было что-то вроде этого. Однажды я зашел в подъезд своего дома, и на меня напали. Тогда я был очень напуган, был маленьким, думал, что шпана, пригрозившая мне - взрослые опасные дяди, из-за которых нужно срочно переехать в другой город. Сейчас я понимаю, что это были рядовые мелкие босяки, но как же я был напуган, представить себе не можешь! Меня спасли бабушки, зашедшие в подъезд, они подняли шум, следом за ними вбежали двое взрослых мужчин, сидевших во дворе на скамейке, мне вернули все то, что они у меня успешно отобрали - батон хлеба и две жвачки, которые я купил себе и своей маме. Я понимал, как мне повезло, меня проводили до квартиры, там я благополучно обмочился от нахлынувших эмоций и чувства облегчения. Но суть была в том, что на меня навели нож, я не запомнил их лица, но лезвие ножа, узоры, сделанные на нем - все это я четко запомнил, уж не знаю, почему. Я украл у папы деньги и купил себе точно такой же нож, наврал в магазине, что хожу в кружок по метанию ножей; мне круто влетело от отца, я наплел ему про то, что потратил украденные деньги на только что вышедший диск с новой игрой, отец поверил и отругал еще сильнее, сказав, что выкинет ее к чертовой матери, так он и сделал, правда, я ему подсунул другую - старую, которую он никогда не видел; до сих пор не понимаю, как продавец мне поверил, перед ним стоял тринадцатилетний пиздюк, нагло втиравший про какие - то кружки по метанию ножей. И я ходил с этим ножиком два года, целых два года я вытаскивал его из кармана, прежде чем войти в подъезд в надежде встретить этих говнюков, точнее я жутко боялся их снова увидеть, потому что понимал, что если они увидят меня входящим с ножом, то не будут церемониться, а владеть острыми предметами могут, наверняка, лучше меня, и мне, скорее всего, влетит, несмотря на наличие волшебного оружия в руках, но другая часть меня жаждала встречи, во мне играла двухлетняя детская обида и желание доказать этим подонкам, что они не на того напали.
  -И что же было дальше?
  - Ничего, я их больше не видел, как и ножик, собственно говоря, я его потерял, долго искал, никак не мог найти, боялся заходить в подъезд один, оставался в школе до тех пор, пока молодая мамочка с новорожденным ребенком не выходила из нашего подъезда. Я все рассчитал - я должен был ждать два часа после школьных уроков, прежде чем она откроет дверь подъезда и выйдет на свежий воздух с ребенком, а я смогу зайти в подъезд и проверить, нет ли там этих говноедов, и в случае ЧП дать заднюю, побежав к ней; я постоянно видел ее из окна своей школы, школа, кстати, находилась напротив нашего дома. Так я и стал торчать после уроков, ожидая молодую мамочку с ребенком, поначалу ничем не занимался, маялся то тут, то там, потом старая училка геометрии и алгебры заметила и подхватила меня, странствующего между коридорами. У нее было двухчасовое окно, у меня двухчасовое ожидание моей мамки с ребенком, и она стала бесплатно натаскивать меня по своим предметам, женщина она была старая, деньги ее не интересовали так, как общение. Я стал ненавидеть ее больше этих парней, родители узнали, где я так задерживаюсь и стали давать мне больше карманных денег, радуясь, что я стал сносно учиться. К концу первого такого учебного года я был первым в классе по этим предметам.
  - А нож? Ты его так и не нашел?
  - Нож забрала с собой бабушка, приехавшая погостить к нам в город из деревни, дело в том, что я, так и не нашедший ему достойного применения, резал им овощи и фрукты, мама перестала делать это для меня, как только мне исполнилось тринадцать, и я стал самостоятельно варганить себе что-либо поесть и часто оставлял его на кухне. Нож был очень острым и жутко понравился бабушке, она схватила его вместе с другими вещами, подаренными мамой, никому ничего не сказав, возможно просто забыла сказать об этом, и уехала с ним в деревню. Я искал его два года, прежде чем обнаружил в ящике у бабушки в деревне, мне тогда было семнадцать, и я успел забыть эту историю в подъезде.
  - Охренеть история.
  - Ну не такая крутая, как твоя.
  - Я ее не дорассказала.
  -Ну-ну, загремели копы в твоем сне, и что же было дальше?
  - Тут же взяли отпечаток пальцев, все как-то так сошлось, будто это я держала ствол в руках, хотя стрелял тот ублюдок. В тюрьму повели меня и...
  - Спокойно, Лили, это просто сон, - Антонио Альварес заливается громким смехом и допивает свое шампанское, в то время как Кабика озадаченно смотрит по сторонам в поисках матери.
  - Тони, где моя...
  - Я верну тебе ствол, но только в том случае, если ты его сдашь обратно.
  - Я не про ствол, где моя мать?
  Лили встает с дивана и направляется в сторону толпы, пристально разглядывающей картины на стенах сеньора Аарона. Среди разглядывающих картины нет ее матери, ее нет и в других комнатах, нету в прихожей, в огромном зале для гостей, в уборной для женщин, на балконе. Лили начинает чувствовать, как ее сердце бьет по всему телу. Она ведь не могла просто так взять и потеряться, она не маленький ребенок, наверняка с кем-то заговорилась, но разве нельзя говорить здесь, в этой комнате, находясь рядом с Лили. Потерять мать в чужой стране, такое могло произойти только с ней. Через десять минут упорных поисков матери на пару с разволновавшимся Тони, Лили еле сдерживается от желания закричать на весь дом 'Мамочка, где ты?!'
  - Лили, иди сюда!
  Антонио Альварес кричит Кабике, тревожно ковыляющей по ночной траве, щекочущей ее каблуки, она рысью пробирается сквозь высокие кусты, растущие в саду сеньора Анселмо. Крик Тони становится все слышнее, он громче с каждым шагом, Лили знает, что он нашел ее мать первым, поэтому ей уже не так тревожно, главное, чтобы мамочка была жива, не потеряла конечности и находилась в одежде.
  Мать Лилиан Кабики находилась в одежде, в целостности и сохранности, со всеми конечностями, а самое главное, и пока тайное для нее, равно как и для ее дочери, она находилась в нужном месте и в нужный час. Универсальное волшебное условие 'поехать в другую страну и пообщаться с новыми людьми' сыграло в ее жизни роковую роль, только она пока об этом не знает, так же как и Лили, стоящая напротив нее и шумно вдыхающая теплый летний воздух, не знает, что сцена в саду сеньора Анселмо будет сниться ей каждую следующую ночь и каждый раз, когда она будет задавать себе вопрос о разрушительном для ее великой дружбы решении одного человека поменять свою суть ради нее.
  Антонио Альварес вновь стал проводником Лили в новый мир, первым выйдя в сад сеньора Аарона, первым увидев ее мать и первым заставив Лили пойти на его крик и встать перед сеньором Алейо Родригесом - человеком, рядом с которым сидела на скамейке мать девочки. Тони не знает, что эта сцена окажется роковой и в его дальнейшей карьере, он также не знает, что сцена в саду врежется в его память, как и в память Лили, и они, много лет спустя, будут вместе вспоминать ее малейшие детали: цвет необычных кустарников под луной, размеры сада, обилие разных цветов и нелепое положение бедного сеньора Родригеса, который, впрочем, за счёт него вышел победителем, получив в награду за слишком большое количество выпитого в этот судьбоносный вечер алкоголя сердце другого человека.
   Тони и Лили будут вспоминать все это словно тайные свидетели Адама и Евы, вошедших в запретный сад и подошедших к тому самому дереву с яблоками. Тони Альварес будет ухмыляться всю обратную дорогу, 'смешное совпадение' - фраза, которая первой всплывет в его голове, потому что дерево, обвившее сзади скамейку и укрывшее этих двух от ярких лучей луны, было яблоней, а первым поступком для дальнейших жизненно-важных решений матери Лили было сорванное с этого дерева яблоко. Что за спектакль, что за карикатурность и нелепость ситуации, это ведь античная Комедия: мать Лили и этот мужчина, забредшие в сад и севшие под яблоней, тихая лунная ночь с тайными планами на этих двоих, тяжелые яблоки, нависшие перед их лицами, здесь даже змей-искуситель с подсказками сорвать их не нужен, впрочем, он тут тоже фигурирует. Альварес будет единственным из этой четверки, поднявшим голову наверх и увидевшим фигуру Аарона Анселмо, облокотившегося об собственный огромный балкон, который, о чудесное совпадение, выходил именно на эту сторону сада, и наблюдающего за этой сценой. А вот и он - змей-искуситель, попивающий свое дорогое шампанское, и больше не обращающий внимание на остальных гостей, словно нечто, давно задуманное им, наконец-таки свершилось, словно вся эта вечеринка была затеяна именно для этой ситуации под деревом. 'А может быть, я слишком много выпил и немножко романтик в эту ночь?' - спросит себя Тони, прежде чем обратиться к Лили:
  - Это сеньор Алейо Родригес, он уже успел рассказать мне, что ему стало плохо.
  - Откровенно плохо, - ухмыльнется на испанском сеньор Родригес, добродушно глядя на Лили, - меня только что вырвало в райские кусты моего приятеля, думаю, мне влетит от него, и ведь не докажешь, что это своего рода удобрение для земли.
  Все разом начали смеяться.
  - Лили, думаю, его нужно отвезти домой, - говорит мать девочки на их родном языке, - я просидела с ним больше получаса, но ему не стало лучше.
  - Не знаю, что она вам сказала, но она первая пришла мне на помощь, хотя помощи я, собственно, не просил, она просто услышала не очень приятные звуки, которые я издавал, и прибежала сюда.
  - Лили, скажи ему, что он простынет, он весь мокрый, - просит мать Кабики.
  - Что? Почему он мокрый, мама?
  - Ваша мама милосердно отмыла мой костюм водой, которая была в ее бокале, - ответил Алейо Родригес.
  - Вы понимаете на нашем языке?
  - Немного, совсем немного, я его учил, когда был молодым.
  - Послушайте, думаю, я согласна с решением мамы насчет вас, кто-нибудь должен отвезти вас домой, иначе вы простынете, к тому же, вам явно плохо.
  - Полностью с вами согласен, Мисс Кабика.
  - Откуда вы знаете мою фамилию?
  - Мне про вас рассказал мой друг, Антонио я тоже знаю, с вашей очаровательной мамой я познакомился полчаса назад.
  - Тут больше нечего сидеть, пойдемте в дом, - говорит мать Лили.
  Перед лицом Тони срывается огромное красное яблоко, мать Лили трет его об руки, затем откусывает и начинает быстро жевать, к удивлению Кабики и Тони сеньор Родригес, ничуть не смутившись, просит дать ему попробовать и получает в руки надкусанный фрукт, откусывая его с другой стороны.
  - Вкусно, очень вкусно, только бы мне и это не извергнуть на кусты бедного Аарона.
  Снова смех. Мама Лили закидывает голову назад и берет яблоко в свои руки, Лили хмурит брови, не понимая, над чем смеется ее мать, ведь фраза была сказана на полу-испанском, полу-ее-родном языке. 'Оба попробовали, причем первым откусил не Адам, а Ева, посмотрим, что змей для них приготовил' - думает Тони, глядя на то, как сеньор Анселмо покидает свой балкон.
  
  Конец I части.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"