Еще вчера он был весел и легок, как весенняя птичка - подскочил ни свет ни заря, погулял по саду, что-то разноцветное намешал в высокой стеклянной посудине. Ближе к вечеру принялся копаться в платяном шкафу, извлекая оттуда все новые и новые предметы, немалую часть которых, кажется, и сам видел впервые, потом нашел-таки где-то в глубине красивую мантию и полчаса колдовал над ней, устраняя пыль, высохшую моль и специфический запах ткани, долго лежавшей вперемешку с разными полезными в его ремесле предметами. Потом еще полчаса пытался ее отгладить.
Когда старый сварливый домовой, живущий в гнезде над камином, объявил ему, что пора выходить, Маг со вздохом решил, что мантия приобрела достаточно приличный вид. "Кроме того, - подумала дремлющая на спинке кресла Кошка, - другой у тебя все равно нет..."
А вернулся следующим вечером и ушел сидеть у камина, вертеть в руках хрустальный шар и смотреть, как пляшут в глубине шара блики отраженного пламени.
Тогда-то Кошка и поняла, что что-то не так.
Пришла, сделала круг вокруг его кресла, устроилась рядом - на пушистом коврике. Но Маг был задумчив и неразговорчив, и вскоре Кошка задремала, так и не сумев выяснить, что ее встревожило.
На следующий день стало ясно, что Маг заболел.
Он лежал ничком на кровати, не желая ни есть, ни пить, ни читать, дышал коротко и часто, и кожа его была сухой и горячей.
Хуже всего было то, что болезнь оказалась очень хитрой. Кошка умела выманивать болезни из сердца, где они селились: она ложилась рядом и мурлыкала, пока болезнь не выползала наружу, а подкараулив - ловила. Но эта... эта никогда не вылезала полностью и вдобавок умела по-ящеричьи отбрасывать хвост.
Острая горечь тоски за это время пропитала весь дом - настолько, что даже в самых дальних комнатах было тяжело дышать. Тоска сушила горло, отнимала силы... из-за нее сворачивалось молоко, сварливый домовой жаловался на ревматизм, а кошачья шерстка становилась жестковато-неухоженной. Приходилось чаще обычного умываться, но это помогало ненадолго.
Конечно, на ее любимом чердаке дышать было гораздо легче - туда то и дело заглядывал ее знакомец, ветер - но она не рисковала надолго покидать свой пост у изголовья Мага, опасаясь, как бы хитрая болезнь чего не учинила в ее отсутствие.
Иногда Маг бредил, с кем-то разговаривал, кого-то звал, и тогда терпко-металлический привкус отчаяния и безнадежности примешивался к тяжелой горечи, висящей в воздухе хуже табачного дыма. Кошка то и дело счихивала этот запах, забивавшийся в нос, но, как и умывание, помогало это мало.
Время от времени в воздухе, сгустившемся до тяжелого сумрака, мелькали какие-то тени, рожденные бредом и той, что сидела у Мага в сердце. Они шуршали складками платьев и мантий, они блуждали по комнате, иногда танцевали под обрывки далекой музыки. Они были не-здесь и не-сейчас, но низкий и теплый женский голос оттуда изредка вплетался в эту реальность - от него веяло чем-то пронзительно-странным, похожим на запах ночной листвы в первые дни осени. В такие минуты горечь тоски, разлитая в воздухе, становилась почти осязаемой... казалось, пожелай Кошка того - и ее когти оставят в ней рваные дыры. Тогда она устраивалась поуютнее рядом с Магом, под боком, вблизи от сердца, и терпеливо мурлыкала, выманивая окрепшую и подросшую болезнь.
А когда бред прекращался и болезнь пряталась вглубь, оставив у Кошки в зубах и когтях изрядный кусок своей шкуры, она уходила на чердак, оставив домового присматривать, долго и старательно умывалась, а потом возвращалась... ну, конечно, возвращалась. И снова устраивалась поближе к Магу сторожить хитрую болезнь - ведь когда-нибудь она обязательно ее поймает полностью.
Она пришла.
Ступеньки испуганно притихли под ее легкими шагами, а старый домовой, едва завидев Ее силуэт во тьме дверного проема, исчез где-то на дне гнезда и затаил дыхание. Может быть, даже прикинулся потертым домашним тапочком - он это умел.
Маг лежал тихо и неподвижно, и веки его пахли старой цветочной пыльцой.
Та, что Приходит Вовремя подошла ближе и остановилась, глядя на Кошку, стоявшую между Ней и Магом.
Кошка ждала Ее, но шерсть на ее спине топорщилась черно-глянцевым гребнем, а кончик хвоста, отмеченный рыжим пятном, нервно метался с локтя Мага на кончик его же мизинца и обратно.
- Зачем, - ей стоило немалых трудов не сбиться на шипение, но она справилась, - ты пришла?
- Я хотела бы освободить его, - грустно ответила Она.
- Он не пойдет с тобой.
- Не пойдет, - согласилась Она. - Я хотела бы его освободить, но не могу.
- Не можешь? - удивление зажгло в янтарных глазах золотистые огоньки.
- Она не отпустит его, - еще более грустно вздохнула Та, что Приходит Вовремя. - Она сильнее меня. До встречи, Хранительница.
- Ты слышала? Нет, ты слышала?! - домовой, яростно жестикулируя, бегал вокруг нее и был похож на неистовую ветошь. Наконец, он надоел ей, она прыгнула, прижала его лапой и, наслаждаясь наступившей тишиной, промурлыкала на ухо:
- Я слышала.
После этого домовой, утративший изрядную долю недавней прыти, был отпущен и, кряхтя, полез обратно в гнездо. Ругаться он не решался, зная, что Кошка, если ей понадобиться, вынет его и из гнезда, а на ее благодушие сейчас рассчитывать не приходилось.
Последнюю ночь - долгую осеннюю ночь - ее Маг уже даже не открывал глаза, а та, что сидела в сердце, стала совсем сильной и жадной. Разбудил Кошку громкий лай на улице - она сонно удивилась, чего это Громкий и Лохматый решил на рассвете всех перебудить, но все ж таки пошла посмотреть. В шаге от ступенек веранды стояли двое: тот самый друг ее Мага, который любил пускать изо рта невкусный дым, и какая-то женщина в алом платье.
- Нельзя, ну нельзя! - горячился Громкий и Лохматый.
- Погоди, - мурлыкнула Кошка, - Он ведь говорил, что Этому - можно.
- А про Нее ничего сказано не было, - заупрямился тот.
Кошка внимательно посмотрела на женщину. Та не выглядела испуганной или растерянной. Скорее - грустной. И грусть ее пахла знакомо и нежно - как ночная листва в первые дни осени.
- Пропусти их, - еще тише мурлыкнула Кошка и слегка потерлась лоснящимся черно-рыжим боком о всклокоченную шерсть своего друга.
- Ладно, - проворчал тот, отходя в сторону и демонстративно укладываясь на привычном месте в углу веранды.
Двое стояли над его постелью и тихо переговаривались. Дозваться его они не смогли, хотя и пытались, а вот та, что сидела в сердце, учуяла их и теперь наблюдала. Казалось, ей очень хочется быть поближе к женщине, но она не решается.
- Я не знаю... - тем временем тихо говорила женщина своему спутнику. - Я, наверное, виновата, но я не знаю, как теперь быть.
- Я тоже... - глухо отвечал тот тяжелым хрипловатым голосом. - И я тоже виноват. Но гороскопы всегда врут, а мне так хотелось вас познакомить...
- Ты познакомил... Может, Райхга попросить?
- Даже наш высокоученый Зимородок не знает лекарства от любви, - еще тяжелее произнес Друг ее Мага.
Женщина только опустила голову - и тяжелые пряди темно-пепельных волос, выскользнув из прически, качнулись по обе стороны ее узкого лица. Сильнее запахло листвой и близкими заморозками.
Мужчина положил руку ей на плечо.
- Мы не можем ему помочь. Но мы должны уехать, чтобы даже случайно не попасться ему на глаза... если он справится сам. Может быть, расстояние поможет хотя бы отчасти?..
- Да... - качнулись пряди, безмерно усталый взгляд из-под длинных ресниц осторожно и даже несколько робко коснулся резкого профиля спящего.
Ее Маг, словно почувствовав, беспокойно шевельнулся; беззвучно шевельнулись губы.
- Как же тяжело здесь дышать, - потерла женщина горло возле ключиц и наклонилась над спящим, почти касаясь его кончиками волос. - Прощай.
- Прощай, - еще более глухо и хрипло, почти неразличимо, попрощался и ее спутник.
Кошка сердито вылизывала шерстку, жесткую от пропитавшей ее тоски и размышляла. Домовой предусмотрительно сидел в гнезде над камином и признаков жизни не подавал. Даже на радикулит не жаловался - понимал, что не время.
Наконец, шерстка была приведена в порядок, внешний вид на какое-то время был признан безупречным, и Кошка, вспрыгнув на каминную полку, заглянула в полное тряпочного хлама гнездо.
- Вылазь.
- Зачем? - с опаской решил уточнить домовой.
- Присмотришь за Ним. Мне надо отлучиться.
- Надолго?
В ответ раздосадованная Кошка прошипела что-то невразумительное, но домовой всё хорошо понял: немедленно вылез и, тихо бурча себе под нос, убежал сидеть на подушке Мага.
В Сад и Лес уже пришли холода, и первый снег невесомо укрывал землю, бережно сохраняя отпечатки кошачьих лап. Она надеялась, что Река еще не спит. И правда - Река была сонной и лениво несла потяжелевшие воды с разлитой в них полной луной, такой же тяжелой и предзимней - но на призыв все-таки отозвалась.
- Ну, чего тебе? - неприветливо осведомилась.
- Хорошая ночь, - вежливо отозвалась Кошка, садясь на промерзшем песке и оборачивая лапы хвостом. - Не окажешь ли помощь?
- А что дашь за помощь? - заинтересовалась та.
Кошка недовольно сощурила глаза - она знала, что Реке нужно.
Решение было давно принято, но отвечать не хотелось.
- Седьмую.
- О... - Река озадаченно замолчала, а потом уже другим тоном спросила. - Что за помощь тебе нужна?
- Выгони ту, что сидит у Мага в сердце.
- Сама не можешь, что ли? - удивилась глупая большая вода.
Кошка только раздраженно дернула кончиком хвоста:
- Не могу.
- Ну, идем...
От холодов Река отяжелела и двигалась неторопливо и неуверенно. Доски веранды удивленно заскрипели, жалуясь на неожиданную тяжесть.
Увидев гостью, домовой кубарем слетел с подушки Мага, уронив блокнот и карандаши, и исчез.
Река подошла ближе, положила свою холодную руку на грудь лежащему, затем наклонилась и поцеловала его в лоб - нежно, словно боясь разбудить неосторожным движением.
Когда она отступила, в волосах Мага неярко заискрился иней. Запах тоски и безнадежности вдруг исчез, сменившись пронзительной прохладой ранних заморозков.
- Я выполнила твою просьбу, - Река обернулась к Кошке, и та почувствовала, как шерстка ее становится дыбом под этим взглядом. - Помни об обещании.
- И долго он будет так спать? - недобро сощурившись Кошка.
- До весны, - улыбнулась Река и ушла, унося с собой ту, что жила в сердце.