Это было последней ошибкой,
Под расплывшимся светом огней,
Ты ответил ей той же улыбкой,
Что встречал миллионы смертей.
Твои губы все также бесстрастно
Изгибались на каждый вопрос,
И, как раньше, весьма безотказно,
Ты к виску ее дуло поднес.
Выстрел раз. Выстрел два. И контрольный.
И вдобавок - один для себя.
Ты устал ее слушать, бесспорно,
Пышной яркости слов не любя.
Но опять твоя бездна в награду
Оставляет тебе право жить.
Ни те пули, ни та автострада
Не смогли бы его запретить.
И как в вечность домой возвращаясь,
И снимая и шляпу, и плащ,
И от крови опять умываясь,
Твое сердце молчит. Ты палач.
Но не деньги судьбу тебе дали,
И не долг перед родом своим,
А та клятва, что кровью оставил
И печатями ты подтвердил.
Это было не первой ошибкой,
Не последней, но самой больной.
Договором ты словно открыткой
Режешь вены. Одну за одной.
Леди Интеграл Уингейтс Файрбрук Ван Хеллсинг, напряженно потирая переносицу, сидела в своем кабинете, устало гоняя курсор по экрану Лестата. Лестат - ноутбук леди Хеллсинг. В пепельнице догорала сигара, а за окном - закат. Голые макушки деревьев и мягко тлеющее небо прекрасно сочетались друг с другом, создавая собой очень романтичный пейзаж.
Розовые блики разгуливали по кабинету леди Хеллсинг то и дело присаживаясь на ее стол, ее золотисто-светлые волосы. Естественно, леди Хеллсинг это не интересовало. Как и не интересовал ее дворецкий, а по совместительству Ангел Смерти Вальтер, который уже битый час пытался достучаться до леди Хеллсинг - в прямом смысле слова "достучатся": он стоял у двери ее кабинета и то и дело постукивал по ней, ожидая позволения войти.
В конце концов, это леди Хеллсинг надоело, и она громко и немного зло "Войди, Вальтер".
Вальтер вошел, чуть наклонив голову в знак приветствия, словно бы извиняясь за то, что он собирался произнести.
Закат печально догорел и погас. Небо потемнело. От этого резко потемнело, и единственным источником света оставался Лестат. Вальтер включил лампы.
Кабинет погрузился в приятный теплый свет - Интегра никогда не одобряла резкое и холодное освещение по одной простой причине: ее основные подчиненные (Алукард и Виктория) не переносили яркого освещения. Да и сама Интегра за время своего детства привыкла к почти средневековой атмосфере особняка, каминами, бесчисленным свечам, чуть затхлому воздуху.
Романтика! - скажет кто-то, на что леди Хеллсинг цинично отзовется - Трудовые будни.
Но вернемся к тому моменту, который нас больше всего интересует. Вальтер смущенно разглядывал портрет сэра Артура, тихонько напевая некую мелодию, в которой лично мне угадывается... "мой мармеладный" Кати Лель? Да, Вальтер, не замечала я за тобой такой слабости к русскому низкопробному попу!
- Вальтер! - строго окликнула дворецкого леди Хеллсинг, которой уже надоели его рассматривания портрета, а если честно - песенка, что напевал Вальтер. - Что ты хотел?
- М-м-м... - неопределенно промычал Вальтер, собираясь с мыслями. Старость не радость, хе-хе. - А вы помните, какой сегодня день?
- Среда, вроде бы. А что?
- Ладно, спрошу по-другому. Вы знаете, что завтра за день?
- Полагаю, что четверг... Вальтер, ближе к делу, мне некогда играть с тобой в угадайку!
- Ну, еще одно. Какое сегодня число?
- Господи, Вальтер, ты в своем уме!.. Господи, сегодня же двадцать шестое октября, значит, завтра двадцать седьмое... - вот она работа творческой мысли леди Хеллсинг.
- А это значит... - подводил ее дворецкий свою начальницу к нужным мыслям.
- А это значит... У нас будут всего сутки. А тогда... и потом - ждать еще двести шестьдесят лет... Господи, за что же все это на мою голову, а???
- Это прошли очень многие до вас, леди... не только вы. К тому же, это касается не только вас - еще и наследника и Алукарда тоже.
- Вальтер, а ты никогда не задумывался, что... наследника может не быть?
Повисло тяжелое молчание. Были слышны жалостливые завывания ветра за окном, постукивание веток деревьев по стеклам, свист птиц. Интегра положила голову на руки, шумно вздохнув.
- Не приведи Господи, леди Хеллсинг. Будем надеяться, что все пройдет гладко, и мы наконец-то завершим...
- Спасибо, Вальтер, - тихо и вкрадчиво сказала леди Хеллсинг, - за все.
- --
Полночь над Лондоном.
Иногда, скорее почти всегда, люди бывают не столь жестокими, сколь выглядят ими. И если наши чувства мы скрываем за такой маской, то они определенно правдивы и сильны. Чаще всего - это любовь. Реже - привязанность, и что совсем редко - ненависть. Мы слишком часто зацикливаемся на своих проблемах и не смотрим на других людей, что странно. И, хотя мы прекрасно разбираемся в людях, или очень часто себе это говорим, мы все же довольно редко понимаем настоящие чувства людей. Я это к тому, что иногда свои чувства надо раскрыть, без утайки сказать все. Потом такая возможность просто не представиться.
Алукард, сложив руки на груди, стоял, прислонившись спиной к внешней стене кабинета Интегры, на балконе, вслушиваясь в разговоры Хозяйки и дворецкого. Он-то лучше всех знал, как важен был день двадцать седьмого ноября.
Этот день испокон веков считался очень важным для всех вампиров. Каждые двести шестьдесят восемь лет в мире появляется еще один природный вампир. Точнее - полуприродный, но в мире их так мало, а сила их так велика, что их уже давно причислили к высшим вампирам. Это не те слуги-немертвые, которых освобождают Хозяева - это самые настоящие Наследники Ночи. Обычно это те, кто являются потомками высших вампиров (то есть тех, кого уже превратили много-много лет назад) - это делалось отчасти от того, что кровь была уже "проверена временем" на восприимчивость к вампиризму и перевоплощениям разно рода.
И Алукард знал, что этот год принадлежит ему. Если все сложится удачно, то он станет наконец-таки свободным вампиром... хотя бы ненадолго...
Он закрыл глаза, вспоминая свое собственное перерождение.
... - Вампир, который станет самым сильным и самым великим в истории... Тот, чье имя не будет скрываться под завесой тайны... Тот, кто своими способностями будет превосходить всех нас... Тот, чья слава Кровавого Графа облетит все земли...
Влад Дракула III, статный молодой человек двадцати семи лет от роду, стоял под пристальными взорами высших вампиров, которые посвящали его в Таинства Ночи... Влад был высок, обладал довольно смуглой кожей, иссиня-черными волосами, доходившими до лопаток и слегка наивными светло-карими глазами, которые имели тенденцию менять цвет по настроению графа. Он был обнажен, вокруг бедер обмотали какой-то кусок шелка, но, даже не смотря на все это его, осанка и твердый взгляд выдавали его графское величие, его манеры, уверенность в себе.
Не смотря на то, что ему подробно описали сам процесс, он слабо представлял себе, как это будет выглядеть на практике.
Но когда все начало происходить, Владу показалось, что он точно знает, что от него требуется.
Он был рожден во Тьму вне общего списка (то есть не по порядку), в тайне от всех, его создавали как оружие вампиров против самих же себя. Его создавали, чтобы его сила сделала его величайшим из всех. Но также вампиры, которые решили подарить ему вечную жизнь, хотели добиться для себя защиты и поддержки со стороны этого Немертвого.
Обмен кровью с самыми сильными вампирами мира сего. А напоследок - добровольное принятие крови, освобождение от оков слуги.
Алукард ухмыльнулся, вспоминая прошлое. Где теперь тот наивный молодой человек? Почему-то у носферату уже был готовый ответ.
Он утонул в реках пролитой крови.
Стрелка часов неуклонно шла к двенадцати. Точнее сказать - бежала. В кабинете леди Хеллсинг настенные часы стали бить двенадцать.
- Алукард! - требовательный голос Интегры. Вампир стряхнул с себя воспоминания и прошел сквозь стену внутрь.
Он прислушался. Часы били тринадцатый раз. Вампир улыбнулся своей неотразимой и неповторимой улыбкой.
- Что такого? - строго спросила Интегра. Она уже привыкла к подобному отношению подчиненного, но все равно считала своим наипервейшим долгом поинтересоваться у него.
Алукард что-то почувствовал. Словно бы показавшаяся на небе звезда открыла графу какие-то таинства.
- Наследник не придет... - тихо сказал Алукард, рассеянно посмотрев за окно.
- Что ты сказал?
4. Письмо первое.
Не говори мне, что мне делать, и я не скажу тебе куда идти.
- Что ты сказал? - Дрожащим голосом спросила Интегра, привставая с кресла.
- Наследник не придет, - повторил Алукард как-то чересчур задумчиво. Леди Хеллсинг никогда не видела его таким серьезным да еще такое долго время. Обычно после приступа задумчивости он начинал улыбаться во все сто тридцать два зуба, но сейчас сохранял поразительное спокойствие.
- Найди... приведи... из-под земли достань!!! - закричала леди Хеллсинг.
- Конечно-конечно, только сначала накажи стражу особняка... Скажем... тремя нарядами вне очереди за то, что они не пускают в замок Истинных Наследников...
Алукард сверкнул стеклами очков в сторону Хозяйки.
- Что? Он был здесь? Наследник?
- Да... - он посмотрел на часы на стене. - Около трех часов назад.
- И ты не сказал?
- Ну, я считал, что его пропустят. Хотя, если ты успеешь поговорить с охраной...
- Немедленно.... Смену... ко мне... - надерганная Интегра схватила трубку телефона и принялась орать на начальника охраны.
Через некоторое время дверь кабинета отворилась, в нее зашел охранник. На него уставились три пары голодных глаз - пара на Алукарда, Интегру и Вальтера соответственно.
- Сегодня, тьфу, вчера уже кто-то приходил? - спросила Интегра зло.
- Да, девушка... - промямлил охранник.
- Я не о девушках всяких там спрашиваю, мне нужен НА-СЛЕД-НИК!!! - последнее слово Интегра выговаривала куда громче и четче предыдущих. Но тут до нее дошло, что Алукард, как и обычно хмыкнул. Она медленно повернулась к вампиру. - Это девушка так?
Он лишь пожал плечами, ухмыльнувшись.
- Ну-у-у-у!!! Вампир проклятый! - Леди Хеллсинг сжала кулаки. Потом с выдохом разжала. - Так это девушка???
- Да. - Совершенно бесцветно произнес вампир.
- Она оставила записку... - промямлил ничего не понимающий охранник, протягивая леди Хеллсинг листок бумаги, сложенный в четыре раза.
На листке в тонкую синюю полоску черной гелиевой ручкой было нацарапано несколько слов. Сложно сказать, почему Интегра применила именно этот термин - ведь почерк был ровный, очень красивые и простые в восприятии буквы. Было написано всего несколько слов - "мне было поручено передать письмо. Позвоните по номеру". Далее шел номер.
Интегра подняла трубку. Набрала. После ровно пяти гудков в трубке ответили. Но это был автоответчик.
- Сейчас меня нет дома или я просто не могу подойти к телефону. Оставьте свое сообщение и контактный телефон... Я перезвоню вам, как только смогу. Спасибо.
Интегра тихо чертыхнулась, синхронно с сигналом. Она не стала оставлять сообщение, зная, что текст будет абсурдным.
- Есть идеи? - В бессилии леди Хеллсинг опустилась на кресло и закурила.
На небе сверкнуло еще несколько звезд. Они определенно наводили вампира на разные мысли.
Он ухмыльнулся и с хохотом растворился в воздухе, оставив после себя лишь облачко дыма.
- Как думаете, мы поступаем верно? - Спросил вдруг до сих пор молчавший Вальтер.
- Надеюсь, Вальтер, надеюсь... - тихо проговорила леди Хеллсинг, бросая взгляд на темно-синее звездное небо.
- --
Слушай песню ветра.
Со временем никто из нас не меняется. Просто мы все больше становимся собой.
Исчезнув из кабинета Хозяйки, Алукард переместился в знаменитый лондонский Гайд-парк. Над его головой простиралось знаменитое лондонское ночное небо - глубоко-синее с фиолетовым оттенком и чуть тусклыми звездами. Скорее даже - звездочками. Алукард окинул придирчивым взглядом окружающую местность. Фонтан журчал водой, деревья шелестели немногочисленными листьями и голыми ветками, в то время как ветер разгонял аккуратные снопы опавших листьев, что дворники собирали целый день. Казалось, еще минута - и зазвучит возвышенная музыка, исполняемая на скрипке...
...И музыка действительно зазвучала! Может, не столь возвышенная, но... она звучала.
Это был целый ансамбль звуков - скрипка, гитара флейта... Казалось, что каждый инструмент пел свою песню, никак не связанную с остальными, но все три мелодии так гармонично сплетались в единую мелодию.
Алукард оторвал взгляд от дорожки под своими ногами и взглянул вперед. Своим нечеловеческим взглядом он увидел компанию, разместившуюся впереди. Это были две девушки и молодой человек. Компания, не смотря на внешнюю несуразность смотрелась на редкость гармонично.
Одна из девушек обладала внешностью Милен Фармер, французской певицы. Естественно, это имя ничего не говорило Алукарду, так что и девушка казалась ему просто рыжеволосой. Она была одета в темное коктейльное платье - вечная классика Коко Шанель! - что уже совсем не подходило случаю. Она играла на флейте. Хорошо играла, надо признать.
Молодой человек всей своей внешностью был очень похож на самого Алукарда - такие же темные волосы, черты лица, такая же белая рубашка с крестами-запонками... Он играл... нет, не на гитаре, как вы могли подумать, а на скрипке.
Последняя же девушка была именно той, что и искал вампир. У нее были каштановые волосы, очки. Поверх черной водолазки повязан белый шарф-галстук. В ее руках была гитара. Она тихонечко напевала, но ее слова и голос растворялись в музыке - казалось, что это поет ветер.
Эти трое образовывали равнобедренный треугольник - "Милен" сидела на правом краю скамейки, "наследница" на спинке оной слева, а юноша стоял примерно между ними напротив скамьи. Троицу освещали только звезды да тусклый фонарь невдалеке скамьи.
Кончено, Алукард мог быть не прав, но ему снова вспомнилась "песня ветра", что он слышал давным-давно, когда еще не служил Хеллсингам. Последний раз он слышал ее три сотни лет назад. Почти три сотни. Точнее - в день своего трехсотлетия, когда он запечатывал конверт для наследника.
Он буквально почувствовал сейчас запах той свечи, тяжесть той печати в руке... той самой графской печати с жутковатым вороном, запутавшемся в терновнике. Тот блеск не высохших еще чернил... ту тяжесть - совсем другую, приятную - своей любимой старинной подвески с рубином, что он положил в конверт...
Алукард наконец-то признался себе, что он безумно еще скучает по тому свободному времени. И что он всегда ждал именно этого дня - двадцать седьмого октября две тысячи пятого года.
Он отбросил все эти лишние сейчас мысли, перевоплотившись сначала в графа, а потом, после некоторого колебания - в обычного городского мужчину - с аккуратной стрижкой, в дорогом деловом костюме темно-серого цвета и, как и всегда, красном галстуке-банте. Любимым жестом поправив прическу, он тихо произнес:
- Снятие печати до нулевого уровня ограничения. Разрешение на снятие печати получено.
Теперь он направлялся в сторону, противоположную играющим музыкантам, тихо хмыкнув и растворяясь в воздухе.
Теперь он вновь слышал песню ветра.
- --
Beyond my control. (regrets)
Once I had the rarest rose
That ever deigned to bloom
Cruel winter chilled the bud
And stole my flower too soon
"Love song for a vampire".
Девушка вошла в свою квартиру на пятом этаже самого обычного жилого дома в спальном квартале Лондона. На часах, что были со светящимся циферблатом и висели на кухне (она же гостиная, она же библиотека, она же столовая) было около двух ночи. Устало вздохнув, щелкнув выключателем, девушка швырнула почту за несколько недель на диван, зачехленную гитару бережно водрузила на подставку, а ноты, которые она держала подмышкой на третью сверху полку в книжном шкафу, который занимал всю стену. У нее было много книг.
Она прошла в ванную, где окатила лицо - и частично - волосы ледяной водой. Очки, которые она так и не сняла, тоже попали "под раздачу", и теперь с них стекали струйки воды, застилая обзор девушке.
Алукард появился у нее на кухне на высоком барном стуле у окна, закинув нога на ногу и зажав в пальцах одной руки алую розу, а другой облокотившись на невысокую спинку стула - в своей неповторимой элегантной манере.
Он уже увидел на столе письмо, которое столько лет путешествовало по банковским сейфам. Конверт изрядно потрепался и пожелтел, но, тем не менее, на нем еще можно было разобрать строки. И адрес. Странно, но тогда Алукард не мог знать, куда приведет его жизнь, поэтому он вывел адрес под давлением одной знакомой ведьмочки, которой никогда не доверял до конца. Но она оказалась права.
С длинными вьющимися крупными кольцами каштановыми волосами, цвета морской волны глаза, всегда с браслетами до самых локтей и горстью разнообразных подвесок-амулетов на кожаных шнурках, какой-то несуразной черной юбке крупными складками до пола и персиковой шалью на черный же корсет... она была воплощением средневекового понятия о ведьмах, но в то время инквизиция уже прошла, и к ней относились с легкой неприязнью.
И хотя впрямую магией она не занималась, она определенно обладала неким даром предвиденья, так как всегда точно знала, где какой платочек обронила та или иная кисейная (кисельная, - весело хохотнув обычно добавлял граф) барышня; кто, когда, кому и с кем изменил; кто кого убил, а кто сам помер - все она знала.
Алукарда это порой восхищало, но почти всегда - раздражало, хотя он и не ненавидел ее. Он ей, можно сказать, симпатизировал. Но последние ее выходки его поражали, равно, как и ее смерть повергла графа в глубокий шок.
Он терзался воспоминаниями о ней, сожалениями... к сожалению, ему это мало помогло. Он очень долго пытался забыть ее, хотя и получалось у него это плохо...
- Кто вы?
7. Помутнение.
I come to you in restless sleep, when all you dreams turn bittersweet.
- Кто вы? - повторила свой вопрос девушка. Алукард поднял неосознанный взгляд на нее. Сейчас она нравилась ему еще больше - страстно-настороженная, немного испуганная, державшая одну руку над трубкой телефона, а второй кладущая на тумбочку очки. Намокшие волосы красиво обрамляли лицо, несколько прядей спускались наискось на лицо. Серо-голубые глаза горели.
"Нет-нет-нет", - покачал головой Алукард, машинально сковывая девушку невидимыми цепями. Она была полностью в сознании, но шевельнуться не могла.
Вампир легко соскочил со стула, подойдя ближе к стойке (барной), положи на нее розу, взял конверт. Столовым серебряным ножом - только сейчас стало заметно, что он в перчатках - он очень естественно вспорол конверт. Из конверта последовательно выпала подвеска с рубином, сложенный вдвое листок бумаги - менее желтый и пыльный, чем сам конверт - его ведь не трепали по банковским ячейкам адвокаты.
Алукард с каким-то чужим внутренним трепетом развернул листок бумаги. Аккуратные строки его почти каллиграфическим почерком. Он почти ничего не разбирал в своих буквах и словах - он ведь так давно не изъяснялся по-французски. Но это не имело особого значения. Он увидел свою замысловатую роспись внизу страницы.
Затем, опять же безмолвно, он взял в руку кулон с рубином и подошел ближе к застывшей девушке. На ее лице жили лишь глаза, и в них все отчетливее стал проявляться страх.
- Идеально, - тихо сказал Алукард, надев кулон на шею девушки. Рубин был чистой воды, размером с ноготь большого пальца, в старинной немного странной оправе - казалось, что камень овивают ветки терновника. Он оставил кулон в серебряной оправе на шее девушки совсем безбоязненно - она ведь еще не была вампиром.
На самом деле Носферату даже жалел девушку - вот так, без предупреждения, без объяснений и главное - без ее согласия взять и сделать ее бессмертной. Но ни у кого не было выбора - из тех, чьей судьбой был судьба высших вампиров.
Хотя... он все еще может дать ей выбор, объяснить все, показать... нет. Это не путь его, Алукарда. Она со временем это поймет. И сможет принять. А вот у него времени не так уж и много...
Следующий жест графа - и в руке девушки оказывается принесенная для нее роза.
- Очень скоро ты все поймешь, - тихо произнес граф, словно бы боялся нарушить хрустальную хрупкость происходящего. Он легко подхватил девушку на руки, чей взгляд уже начал теперь терять ясность. И исчез вместе с ней. Роза выпала из руки девушки, когда вампир ее подхватил, поэтому теперь она лежала на полу - точно в серебристо-голубом свете луны. Цветок был идеален - без малейшего изъяна. Граф умел выбирать цветы. Всегда умел. Особенно - красные розы.
8. Master and... another Master. (Неужели ты веришь?..)
Для меня ты навсегда останешься маленькой девочкой.
- Вальтер? Что происходит? - спросила наконец леди Хеллсинг у дворецкого, который постоянно сновал туда-сюда с разными зловещего вида сундучками, подносами, кубками - леди Хеллсинг видела его манипуляции сквозь открытую дверь.
- Вы еще разве не знаете? Обряд будет проведен через час - мне необходимо все подготовить, - спокойно ответил Ангел Смерти и понес свою поклажу куда-то дальше по коридору - ларец из красного дерева с непонятной резьбой на крышке.
- К-как??? - осела от такой новости леди Хеллсинг. Обряд будет проводиться здесь, в ее доме, проводить будет его ее слуга, а она узнает об этом самой последней из уст башковитого дворецкого-шинигами. Ну дела...
Леди Хеллсинг, of course, решила разобраться с нерадивыми подчиненными.
- Ааааааааааалуууууууууууууууууукааааааааааааааарррддддд-т!!!!!!!!!!!!!!!
- Да, графиня, - вампир появился у нее за спиной - все в том же сером костюме, с той же довольной ухмылкой на лице.
- Что это еще за новости? Обряд будет проведен через час... что это я тебя спрашиваю???
Носферату легонько повел бровью.
- Что? Снова станешь мне приказывать? - спросил он, надвигаясь на Интегру. Он был выше, сильнее ее.
Интегра редко боялась вампира. Она чаще его ненавидела. Но сейчас она испытывала именно чувство страха - всепоглощающего, но благоговейного, но - страха. Ее рука на автомате потянулась к ящику стола, в котором лежал верный файрстар. Алукард отошел от нее на несколько шагов. Леди Хеллсинг не могла оторвать взгляд от его ровно-алых зрачков, которые, казалось, сверлили и гипнотизировали ее.
Выработанным за много лет жестом, она выхватила из ящика стола файрстар. Ей подумалось, что этот пистолет с ней ровно столько, сколько и неизменный слуга.
Она выставила оружие перед собой.
- Что ты собираешься делать? Ты все равно не сможешь убить меня...
Палец на ледяном спусковом крючке.
- Ты считаешь, что сможешь?..
Выстрел.
- Ну, право, хватит же... ты уже давно не малышка...
Второй.
- Неужели ты веришь?..
Третий.
И беззвучный хохот вампира.
И аккуратная дырочка от пуль там, где у обычного человека находится сердце.
Интегра не могла оторвать взгляд от этой дырочки в идеальной ткани идеального пиджака на ее идеальном слуге.
- Зачем ты делаешь все это?.. - глухо спросила она.
- Хех, - холодно хмыкнул вампир.
9. Возрождение из пепла. (История Феникса)
Ближе к раю, преследуемый страхом...
...Я родился во Франции. В небольшой деревеньке близ Парижа. Когда я был рожден, было лето. Или мне так казалось. Позже я узнал, что был конец весны. Когда я был маленьким мальчиком - совсем не столько милым и пухленьким щекастым карапузом, которыми вы все время представляете себе детей, - мои родители никогда не любили меня так, как это привычно сейчас всем.
Почти все считали меня лишь неким нежелательным прибавлением к семейству Моруа. Да-да, моей фамилией была фамилия Моруа. И, конечно же, мое имя не было Фениксом. Это прозвище, этот псевдоним я получил от той, которую до сих пор так ярко помню. Видимо, все дело в ее последней воле, которую я по своей вечной благодарности ей, не могу не выполнить.
И все же, продолжу свою историю. Когда мне исполнилось пятнадцать, я был уже кузнецом, плотником, сантехником... нужно же было выживать, а работа в этом селе была лучшим средством. Одной весной - холода еще не до конца отошли, снег еще лежал кое-где, а с крыш текла капель. В этой серой весенней дымке в город пришла весть о карнавале.
Люди в городке, которые не любили шумных, чересчур пафосных парижских театров, довольно прохладно отнеслись к этой вести, но для меня она была великой. Единственная моя отдушина была в легендах, книгах и театре. Не смотря на то, что я жил в таком положении, я часто работал в замке местного графа - он как-то слишком тепло относился ко мне и позволял мне оставаться на уроки вместе с его детьми.
Читать я имел возможность мало, но, тем не менее, иногда удавалось прочитать страничку-другую текста.
Когда театр прибыл в городок, я сидел на крыше конюшни, пытаясь повнимательней разглядеть приехавших.
Я практически никого не помню, после того, как увидел колдунью-предсказательницу, выходящую из повозки. Она не была похожа на цыганку, скорее на француженку - каштановые волосы, глаза цвета морской волны. У нее было много браслетов и подвесок на груди. Она приветливо улыбалась всем, кого видела, но в провинциальном городке люди суеверны, они отводили глаза. А мне она понравилась.
Ее имя было Патриция, по крайней мере, именно это имя она открыла мне.
Я стал ее учеником. Той весной я впервые попал в Париж.
Ах, этот мир! Этот поразительный, прекрасный, яркий мир! Моя юная ведьма Патриция подарила мне его... я взамен, хотя и с радостью стал ее учеником-преемником.
Примерно через полгода я уже был весьма искусен в варке зелий и гаданиях по звездам. Я бал ей хорошим учеником. Но у Патриции были свои идеи.
Она жаждала бессмертия. Нет, не для себя, как я понял. Был человек (а человек ли?), которого она любила. Я этого человека никогда не знал, но она называла его при мне "графом". На сколько я понял в процессе своего обучения, он должен был остаться жив. Патриция так говорила.
Она добилась своей цели в тысяча семьсот тридцать пятом году. Мне было семнадцать. Я выпил это зелье, что она приготовила в надежде получить рецепт бессмертия. И я стал бессмертным. Не вампиром, нет, скорее даже бессмертной птицей. Мои способности куда превосходили человеческие, я мог возрождаться из пепла. И возрождаюсь вот уже двести шестьдесят восемь лет подряд.
Ровно через три года Патриция моя погибла. В огне. Я находился в лавках, когда ее дом, а, значит, и лабораторию, объяло огнем.
Если Патриция и выпила зелье, то я об этом не узнал. В ее банковском сейфе обнаружилось короткое письмо, формула зелья, склянка с чем-то красным и кольцо. Кольцо с большим рубином и гравировкой на обратной стороне камня - вензель "А".
И я должен выполнить ее наказ. В благодарность...
10. Бедная девочка. (Дань веков)
- Ты говоришь, что знаешь, когда это случится...
Пойми, наконец, мне тоже нужно торопится -
И до восхода солнца я уйду...
- Не беспокойся, все пройдет гладко. Главное - не нервничай и не дергайся лишний раз. Это проходили многие. От этого никто... гм... не умер. В некотором смысле слова... гм... - Вальтер по ходу приготовления к церемонии успокаивал ничего не понимающую наследницу Алукарда, к которой вернулась свобода действий и начало доходить происходящее.
Дворецкий расставлял по периметру подвала свечи и затемненные сосуды на витых подставках, развешивал розы и драпировки... одним словом - украшал интерьер.
Девушка сидела на низком пуфике в углу подвала, придерживая на коленях россыпь цветов и несколько маловразумительных скромных куска ткани - белого и красного шелка.
Дворецкий периодически отлучался и возвращался все с новыми сундуками, но Алукарда все еще никто не видел.
Девушка потухшим взглядом все еще обводила подвал. Ее лицо стало белее снега от пережитых потрясений, а потому даже с минимальным освещением подвала она ярким пятном выделялась на фоне стен.
Невдалеке послышались шаги, девушка встрепенулась, в ее глаза вернулась жизнь: дворецкий ходил бесшумно.
В комнату вошла девушка - язык не поворачивается назвать ее женщиной. На ней был темно-зеленый костюм, синий галстук-бант, крест брошкой на нем. У нее были платиново-светлые волосы, синие глаза, скрытые очками. Ее губы была презрительно искривлены, в руках был небольшой ларец.
Интегра посмотрела на девушку. И, увидев ее беззащитные серые глаза, она поняла, что не может ее ненавидеть. Во всем облике девушки, в ее виде Интегра узрела что-то очень знакомое.
- Как твое имя? - властно спросила леди Хеллсинг. Девушка не отвечала, она словно не слышала вопроса. - Как твое имя?
- Не спрашивайте пока, леди Хелллсинг, - посоветовал беззвучно появившийся Вальтер, устанавливая подсвечники над входом.
Интегра погладила девушку по волосам.
- Бедная девочка, - тихо сказал Ангел Смерти.
- Бедная девочка, - согласилась леди Хеллсинг. И спросила уже у дворецкого, - скоро начинаем?
- Ждем только сигнала лорда Алукарда, - ответил Вальтер, разливая что-то в высокие непрозрачные бокалы.
Интегра хмыкнула. Она-то уже поняла, что эта церемонии будет точной копией всех предыдущих инициирований молоденьких дурочек, только обставленная более шикарно.
- Ты ошибаешься, - услышала она тихий голос Графа. Она хмыкнула еще раз. Он продолжил. - Сейчас вы покинете этот подвал и до начала следующей ночи входить сюда не будете. Вальтер, готово?
- Да-да, лорд, - ответил дворецкий, поспешно покидая помещение. Леди Хеллсинг последовала за ним.
- Ну вот, мы и остались наедине, - сказал Алукард, покидая тень в углу.
11. Ответы. Рождение во Тьму.
Человек так устроен - если в него выстрелить, польется кровь.
Алукард остался наедине со своей наследницей. Девушка уже не боялась его. Он подошел к ней ближе. Она поднялась. Из шелков, что были у нее в руках, Алукард соорудил ей накидку.
Ее стальные глаза (они совсем потеряли голубой блеск в этом освещении) уперлись на Графа. Он знал, что Интегра стоит за приоткрытой дверью и надеется поймать хотя бы слово.
"Не бойся меня, зла я тебе не причиню", - говорит Алукард девушке. Телепатически, разумеется.
"Что такое зло в твоем понимании?" - вопрошает девушка.
"В скором времени ты все поймешь. Ты та, кому выпал редкий шанс. Он выпадает лишь одному человеку один раз в двести шестьдесят восемь лет. И многие готовы дорого заплатить за него".
"Но за что этот столь редкий шанс выпал именно мне?"
"В обще-то, это шанс мой. А я выбрал тебя. Я возвращаю долг".
"Кому?"
Но этот вопрос вампир оставил безответным. Он специально не стал ничего говорить. В соответствии с их договором. Это была не просто церемония перерождения. Это было еще и воскрешение.
То есть первым шагом к воскрешению.
Алукард бесстрастно взял кинжал из одного из сундуков.
Провел клинком по своему запястью.
Потекла кровь.
По ее.
Кровь от крови.
Ее кровь была какой-то слишком необычной и приятной вампиру.
Его кровь производила на нее эффект крепкого вина.
По ее щеке покатилась первая кровавая слеза.
Он нежно слизнул ее.
Она прижалась к нему.
Она все же боялась этой рвущейся на волю неизвестности.
Он посмотрел на нее.
Кожа стала бледнеть, глаза стекленели.
Таких красивых глаз Алукард давно не видел. Они были ровно-серыми, с каким-то таинственным и зловещим блеском.
Ее била мелкая дрожь.
Алукард приобнял девушку.
Теперь оставалось только ждать, пока она сама не захочет выпить крови. Сама не захочет. И не станет свободной. Ведь кровь, что дают наследникам - это потрясающая смесь. Почти "живая" вода.
Он снял с нее плащ, откинув его в воздух, чуть отталкиваясь ногами от камней пола. Он завис почти в метре над землей, как будто сидя на кресле и протянул руку ей - чтобы она тоже села рядом. Пойми, девочка, ты ничего не теряешь.
Ты станешь настоящей принцессой и у тебя будет свой принц. Но принц твой корыстен. Он освободит себя ценой твоей свободы.
Где-то вдалеке громыхнуло. Раскат грома. И еще один - вдогонку первому. Девушка почувствовала, что сейчас ночное небо покраснело и озарилось молнией.
Она пробовала устроится в воздухе. Ее тело как-то само собой взмыло вверх.
Теперь это в твоей силе. Ты можешь это делать.
Сила номер раз.
И так - до самого конца.
И так - до полного упокоения.
Еще чертову бесконечность.
Она ткнулась носом в грудь Алукарда.
На его лице расцвела ухмылка, но он все же понимал девушку.
Полная свобода - и от вечной жизни тоже - слишком дорогое удовольствие.
"Не бойся, я не брошу тебя в твоем одиноком бессмертии".
- Обещаешь?