Ройко Александр : другие произведения.

Под покровительством Джехути. Часть Ii. "Всё течёт, всё меняется"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
       Семь лет прошло со времени образования независимого государства Украина. Многое изменилось в деятельности одного из ведущих ВУЗов области, и не только в части изменения его статуса. Немало полезного и хорошего было сделано. Практически закончились тяжёлые времена средины 90-х. Но всё ли изменилось только в лучшую сторону? Путь многих учебных заведений усеян не только розами, но и терниями. Да, лица, имеющие научные степени и учёные звания, не обделены средствами, имеют немало свободного времени на протяжении учебного процесса, да ещё и почти два месяца отпуска. Однако и требования, предъявляемые к этой категории трудящихся, тоже очень высоки. Не бывает ли так, что на лекциях из уст старших товарищей звучат высокопарные речи, а на деле всё происходят несколько по-иному? Не потому ли случаи злоупотребления преподавателями своим служебным положением становятся не такими уж одиночными? Впрочем, как это часто бывает, на все процессы в человеческой деятельности накладывает свой отпечаток и ситуация в самом государстве.

  

Александр Ройко

Под покровительством Джехути

Преподавателям и студентам ВУЗов посвящается

Часть II

"Всё течёт, всё меняется"

ГЛАВА 1

Начало нового отсчёта

  
   Новый 1998-1999-й учебный год на кафедре теплотехники и газоснабжения начался как обычно, ничего кардинального за последние годы в обучении студентов не произошло. Да, всякой писанины здорово добавилось, но вот сам процесс преподавания был таким же, как и 20-30 лет тому назад. Не менялись и сами преподаватели, молодёжи пока что не было. Аспиранты на кафедры были, но ещё её не окончили, а другая молодёжь разбежалась кто куда в тяжёлые годы средины 90-х. А вот студенты изменились, и, увы, отнюдь не в лучшую сторону. В бытность их учебного заведения строительным институтом, да и в первые годы технического университета контрактников (студентов, обучающихся на платной основе) не было. Они появились на их специальности всего пару лет назад. Нет, они поступили в университет на контрактной основе немного раньше, но просто преподаватели кафедры с ними были незнакомы, поскольку профилирующие дисциплины им начинали читать только с третьего курса. На параллельной кафедре водных ресурсов и водопользования дисциплина "Техническая механика жидкости и газа" читалась уже в предыдущем семестре, и читавший её преподаватель говорил, что контингент слабый. Теперь в этом убеждались и на их кафедре. Сильные, толковые студенты были, были и послабее, были также и разгильдяи (что всегда бывало), но были и очень слабые студенты, ну просто неучи. А вот таковых ранее не наблюдалось. И складывалась эта категория студентов в основном как раз из контрактников.
   О том, что некоторые студенты очень слабо воспринимают материал (плохая базовая подготовка) ощущалось ещё во время начётной недели, когда начитывался материал (как бы с запасом) только на лекциях. Когда же наступила пора практических занятий и лабораторных работ, то картина вырисовалась во всей её красе. Только вот эта краса и впрямь оказалась довольно неприглядной. В целом обе группы студентов по их специальности (пару лет назад набрали 2 группы, а вот в этом году уже только одну) выглядели нормально - не хуже, чем обычно. Но вот несколько её человек можно было отчислять из университета хоть сегодня. Ан нет - можно, но нельзя, поскольку это были контрактники. Ситуация была из разряда анекдотичной, по примеру притчи, когда к одному из высоких чиновников приходит посетитель (ещё в пору СССР), рассказывает о своей проблеме и спрашивает: "Я имею право (сделать то-то или иное, получить что-то и т. п.)?" "Имеете". "А я могу...?" "Нет, не можете", -- даже толком не дослушав, отвечает чиновник. Вот так было и у них в университете - нужно было отчислять нерадивых студентов, но одновремённо и нельзя - они пополняли кассу учебного заведения. Когда ректору заведующие кафедрой или деканы, говорили, что такой-то студент ничего не знает и не хочет знать, у главы университета был один ответ: "Вы просто не умеете учить. Учите его! Назначайте дополнительные индивидуальные занятия. Но в итоге студент хоть чему-то обязан научиться". Чему-то, и какой же из него будет специалист? После такой беседы старожилы университета только недоумённо сдвигали плечами - где это видано проводить индивидуальные занятия со студентом, который не способен воспринимать материал. Это что, первые классы начальной школы?
   Вот и сегодня, на очередном заседании кафедры, в понедельник, рассмотрев два плановых вопроса, ещё пару неплановых, сотрудники начали горячо обсуждать вопрос обучения студентов. Заканчивался уже октябрь, а потому приглядеться к будущим молодым специалистам времени хватало. Только какие из некоторых из них получатся молодые специалисты, и дотянут ли они до дипломного проектирования. Начал эту тему сам Серёгин, когда задумчиво протянул:
   -- Вы знаете, когда не так давно мне рассказывали о том, как одного из студентов попросили написать на доске квадратное уравнение, где должно было быть "а2", а он написал букву "а" и обвёл её квадратной рамкой, я не поверил в это, посчитав, что это очередной анекдот.
   -- А что, толковый студент, -- пошутил Клебанов. -- Знает даже, что такое квадрат. Не написовал же он треугольник или круг.
   -- Так, заканчивай свои шуточки, -- возмутился Василий Михайлович. -- Тебе бы всё балагурить. А у нас таких студентов с каждым днём всё больше становится. Да, я не верил в подобные байки. Но, увы, нечто подобное произошло на днях и у меня на практическом занятии. Я не понимаю, как такие ученики закончили школу? Ладно, поступили они к нам в университет за деньги, да и то непонятно, как им "тройки" ставили? С "двойкой" и по контракту то не приняли бы. Но как они итоговые экзамены в школе сдавали?
   -- А вот так, как к нам поступали, так и сдавали экзамены в школе. Тоже за деньги, -- громко и жёстко ответил доцент Новожилов.
   -- Да, а научить таких студентов очень трудно, -- протянул Клебанов.
   -- Научить их не просто трудно, а невозможно, -- и соглашаясь, и дополняя, и возражая одновремённо, проговорил Мельников. -- Невозможно научить кого-либо без его желания учиться. А современные дети именно не хотят учиться, причём не только учиться, но и вообще выполнять и соблюдать какие-либо обязанности. Давно известно, что научить ничему нельзя, можно только научиться.
   -- Это точно, -- поддержал Мельникова Новожилов. -- И отчислять таких студентов мы не можем.
   -- Это мы не можем, а другие могут, -- возразил своему бывшему другу, а в последнее время больше как противнику, оппоненту Грицай
   -- Кто это другие?
   -- Другие ВУЗы, их руководители.
   -- Да прямо-таки, так уж легко отчислить контрактника.
   -- Наверное, не легко, но отчисляют. Причём целыми партиями.
   -- Где это ты такое видел?
   -- Не видел, а слышал. Точнее, я видел по телевизору передачу, где об этом говорилось.
   -- Что за передача?
   -- Не знаю. Я наткнулся на неё случайно, переключая каналы. Так показывали совещание или конференцию с участием руководителей ВУЗов и представителей нашего Министерства. И там было одно любопытное выступление, -- и Анатолий Васильевич поведал коллегам о том, что он увидел, а точнее, как он и сказал, услышал.
   Выступал ректор одного крупного ВУЗа. То, что учебное заведение не маленькое стало понятно, когда он сказал, что ежегодно они отчислят до 200 студентов. Цифра очень большая, а потому, так же, как и Новожилов, удивились и участники этого совещания. И один из них задал вопрос выступавшему:
   -- И за что вы их отчисляете?
   -- За невыполнение учебного плана, в различных его формах. Это и зачёты, и экзамены, текущий контроль, посещение занятий, выполнение проектов, расчётных заданий и прочее.
   -- И вы не стараетесь их удержать? Ведь наверняка это контрактники, а они же приносят доход вашему учебному заведению.
   -- Да, это в основном контрактники. Но, если они не желают учиться, то, что с ними делать?
   -- А в чём выражается это их не желание?
   -- Во многом. Основные моменты я перечислил выше. Они именно не желают учиться, но это было бы ещё полбеды. Если бы они исправно ходили на занятия, то что-нибудь у них в голове бы осталось. Хотя, я и не уверен, что все из них сдали бы экзамены. Но они, к тому же, предпочитают на занятия не ходить, а если и появляются, то занимаются чёрте чем, но только не учёбой.
   -- Это относится к студентам стационара, а как у вас дела с заочниками?
   -- Во многом плачевные.
   -- Как это?
   -- А вот так. Нерадивые стационарники хоть на экзаменах появляются, и то не все. А заочники порой и вовсе игнорируют контроль знаний.
   -- И какие меры вы принимаете?
   -- Какие меры? - стандартные. Мы регулярно заранее рассылаем письма с указанием сроков экзаменационной сессии и начётки. Мы даже повторно всем заочникам, я повторяю - всем без исключения, повторно за несколько дней до сессии высылаем напоминание. К тем, кто является, отношение лояльное. Но много таких, которые игнорируют наши напоминания и саму сессию. И знаете, что говорят в личной беседе, многие из них, уже тогда, когда забирают документы после приказа об отчислении?
   -- И что же?
   -- "Мы заплатили вам деньги, и немалые, а потому вольны поступать так, как хотим. Мы содержим ваше учебное заведение своими взносами, а потому имеем право получить по окончанию внесенной нами суммы дипломы". Ну, как вам такие заявления? Им знания не нужны, им нужен лишь диплом. И как бы вы поступили на нашем месте?
   -- А вы не сгущаете краски?
   -- Хотелось бы, но подобные явления в последние годы только нарастают.
   -- Но вы же ежегодно теряете студентов. А как же сочетаются план набора и план выпуска?
   -- План набора мы выполняем, а плана выпуска как такового нет. Все понимают, что довести до выпуска 100 % первокурсников очень трудно. Да, потери студентов у нас большие, но таковы реалии.
   -- Ну, хорошо, всё это так. Но вы же режете по живому, вы сами прорезаете прореху в кармане своего учебного заведения.
   -- Увы, это так, -- вздохнул докладчик. -- Но мы боремся не за количество, а за качество. Зато мы твёрдо уверены, что все наши выпускники будут востребованы и будут хорошими специалистами. Нет смысла выпускать таких специалистов, которые после окончания института, академии, университета будут торговать трусами и майками на рынке.
   Вот такую назидательную историю, которую можно было услышать с экрана телевизоров, поведал Анатолий Грицай.
   -- Да, значит, не у нас одних проблемы со студентами, -- покачал головой Клебанов. -- А, может быть, в их головы ничего не влезает?
   -- Не влезает тогда, когда голова переполнена, -- тут же отреагировал Грицай. -- А она у них пустая.
   -- Ну, не совсем пустая, разного хлама там полно.
   -- Вот, нужно сначала этот хлам освободить, а потом вкладывать туда знания. На это счёт есть одна притча. Приехал ученик к мастеру и говорит: "Учитель, я так про тебя много слышал! Я учился в Лондоне, в Нью-Йорке и в Токио, в Индии и в Китае". "Пойдем, я тебе чаю налью!" -- перебил его Учитель. И пока они идут, ученик продолжает рассказывать, чему он научился и что он знает. Когда они садятся, Учитель дает ему в руки пиалу и наливает туда чай. Льёт до тех пор, пока кипяток не переливается через край прямо на руки молодому человеку. Тот вскрикивает: "Учитель, ты меня ошпарил! Пиала уже полна, а ты продолжаешь лить, ты что, не видишь?". На это ему Учитель отвечает: "Как ты заметил, в чашу, которая полна, невозможно налить еще хоть капельку, не ошпарив рук. Твоя чаша уже полна. Я тебя прошу вылить то, что ты знаешь, если ты хочешь у меня чему-то научиться.
   -- Да, нужно освобождать головы некоторых студентов от хлама, как сказал Клебанов, -- поддержал Грицая Серёгин. -- Они вообще стали не только менее грамотными, но и менее вежливыми. Что ни говори, но в Советском Союзе воспитание молодёжи было хорошее. А сейчас..., -- он махнул рукой. -- Ладно, наговорились. Если по вопросам повестки других вопросов нет, то заседание кафедры можно считать закрытым.
   Как только кто-то из преподавателей, выходя в коридор, открыл дверь, в помещение вошёл заведующий лабораторией Олефир. У него сейчас был роман с секретарём кафедры Галиной. Та была незамужней, да и Николай был холостяком, хотя ранее жил в гражданском браке с какой-то женщиной.
   -- Закончили? -- спросил он. -- Затянули вы сегодня заседание кафедры. Уже и домой пора собираться, -- на часах было 16:35.
   -- У тебя ещё рабочий день не закончился, -- отрезал заведующий кафедрой. -- Он у тебя до пяти часов.
   -- Ну, я, естественно ещё зайду в мастерскую, я же ещё не ухожу. Просто зашёл на кафедру, чтобы Галя не сбежала.
   -- А чего тебе вообще спешить домой? -- не удержался от шпильки Клебанов. -- Тебя там, что дети ждут?
   -- Его там собака дожидается, -- внёс ясность Грицай. -- Выгуливать, наверное, нужно.
   -- Выгуливать, не выгуливать, а вот кормить нужно. Вы здесь обедали, а она там, бедная, целый день голодная, -- нахмурился Константин.
   -- И чем ты своего бульдога кормишь? Его же прокормить, наверное, тяжелее, чем себя самого.
   -- А он всё ест, что мы, то и он.
   -- И солёное и сладкое?
   -- Между прочим, действительно ест и солёное, и сладкое. Конфеты, например из сладкого. Карамельки только хрустят у него на зубах. И селёдку он ест. О, кстати, расскажу вам случай с моим Ухом, о том, как он наелся селёдки.
   -- Не понял, как твоё ухо могло наесться селёдки? -- удивлённо вскинул брови Клебанов.
   -- Да не моё ухо, а моя собака. Её кличка Ухо.
   -- Странная кличка.
   -- Да ничего странного, у неё длинные отвислые уши. Когда я принёс её в первый раз домой, то моя бывшая подруга в шутку заявила, что это не собака, а одни уши. Вот и решено было назвать её Ухо - короткое имя, удобное, собака на него хорошо откликается.
   -- Это что, такса?
   -- Не, она из породы бассет, или ещё их называют бассет-хаунд, она похожа на вислоухого йоркширского терьера. Таксы совсем маленькие, а эта в холке примерно 35 см ростом.
   Собаки породы бассет-хаунд, с плотно прилегающей короткой шерстью, обладают мощной, куполообразной головой с очень длинными, низко посаженными ушами, которые свисают фалдами. Её особенностью также является как бы печальный взгляд глаз, которым такой вид придают отвисшие веки. Такие же мощные у неё шея (с сильным подвесом) и лапы, и такой же весёлый подвижный хвост. Окрас у собаки Олефира был рыже-лимонно-пегий, хотя они бывают и чёрно-белыми.
   -- Всё равно кличка Ухо - как-то непривычно.
   -- А что там непривычного, -- вступился за собаку Николая Константин Мельников. -- Бывают клички и Нос. И очень даже популярные.
   -- Прямо-таки?
   -- Да-да, у моего школьного друга, например, была подобнаяый псевдоним, как бы школьная кличка.
   -- А при чём здесь собака и ваш друг? У него что, длинный нос был? -- спросил Олефир.
   -- Нет, нос у него был абсолютно нормальный. Он Просто мой друг детства был очень хорошим, приятным парнем, добродушным, компанейским, весёлым, но слегка наивным. Он никогда никого не обижал, наоборот - вступался за обиженных. Ребята над ним тоже бывало подшучивали, вот так его и прозвали - Пиф.
   -- А какая связь между Пифом и носом?
   -- Самая прямая: в переводе с французского Пиф (Pif) означает именно "нос". Был в моей юности такой очень популярный литературный персонаж - собака Пиф.
   -- А-а, -- протянул Грицай, -- я помню. Это были французские комиксы с таким персонажем. Там ещё был кот, не помню его клички.
   -- Кот Геркулес, чёрный с белым брюшком. А пёс Пиф, антропоморфный, кстати, был коричнево-жёлтый.
   -- Как вы сказали - антроп..., не запомнил. Что это означает? -- переспросил Олефир.
   -- Антропоморфный. Это означает человекообразный, то есть по форме и внешнему виду схожий с человеком.
   -- А почему вашего приятеля называли Пиф? Что у него общего с этой собакой?
   -- Дело в том, что Пиф из французских комиксов, как и мой друг, был умным и симпатичным, добродушным и исполнительным, но несколько наивным. А вот его приятель кот Геркулес, с которымй постоянно враждовал с Пифом и строил ему разные пакости постоянно враждовал, был драчуном, хитрецом и хулиганом. И его многочисленные проделки Пиф вынужден был терпеть.
   -- Не помню я что-то таких персонажей.
   -- Конечно, ты слишком мал тогда ещё был. Во Франции комиксы с участием Пифа и Геркулеса начали появляться, если я не ошибаюсь, со средины 50-х годов, а у нас пользовались большой популярностью в 1960-1970-х годах.
   -- А где же вы доставали эти самые комиксы? У нас их, по-моему, не было.
   -- Были, только не во всех городах. Я знаю, что в Москве, в книжных магазинах в отделе зарубежных изданий можно было приобрести журнал, который так и назывался: "Пиф". Ранее он, как мне говорили, назывался "Вайан" (Vaillant - "отважный"), издававшийся после войны под эгидой Коммунистической партии Франции. Позже журнал так понравился читателям, из-за его персонажа Пифа, что его так и стали называть.
   -- А как же эти журналы попадали к вам, я имею в виду к детям других городов.
   -- Не знаю. Привозили, наверное, из столиц республик или из той же Москвы. Но эти журналы ходили по рукам, их затирали до дыр. Ты был прав, когда сказал, что комиксы для СССР были непривычным изданием, но журнал "Пиф" пользовался огромной популярностью. Кстати, начиная с 1969-го года истории о Пифе стали публиковаться в советском журнале "Наука и жизнь".
   -- А чем же тот Пиф был добродушным?
   -- О его добродушии было много историй, хотя бы такие, в которых он не творил с Геркулесом того, что тот творил с ним. А вот о добросовестности и наивности Пифа можно было судить по сюжету такого комикса. Его хозяин Цезарь с супругой куда-то уехал, приказав перед отъездом Пифу каждый день поливать цветы. Не буду вырисовывать его дальнейший сюжет, вы всё поймёте сами со слов Пифа - каждая картинка (а их обычно по данному короткому сюжету было 3-5) комикса имела и коротенькую ремарку, подпись. Так вот, в один из последующих дней после отъезда хозяина, Пиф под зонтом поливает цветочные клумбы и недовольно бурчит: "Легко хозяину говорить "каждый день", а я, бедный, должен их поливать под проливным дождём!"
   -- Да любопытно, и смешно, -- вновь включился в разговор Клебанов. -- Только вот ты, Никитич, перебил рассказ Коли о его собаке и о селёдке.
   -- По-моему, это ты отвлёк его своими расспросами о кличке собаки.
   -- Ладно, не спорьте. Я сейчас расскажу об этом, и впрямь уже забыл то, с чего мы разговор начали. Так вот, я как-то купил на рынке три селёдки. Положил её под ведро в тенёчке на балконе, дело было прошлой осенью - не хотел, чтобы холодильник приобрёл специфический запах. Но за делами про селёдку я совсем забыл. Когда вспомнил и достал её, то оказалось, что она уже слегка с душком. Я, конечно, обматерил себя мысленно за такую забывчивость, но делать нечего - решил её выбросить. Но тут увидел, что Ухо настойчиво просит селёдку. Ладно, думаю, дам ему одну - будет ли он её есть? Он её слопал в один миг, и ещё просит. В общем, он в течение, наверное, часа уплёл все три тушки селёдки.
   -- Ну, и что в этом интересного? -- спросил Клебанов.
   -- Погодите, интересное в другом. Через время, после селёдки Ухо, естественно, набросился на воду. Сколько уж он её выпил я и не знаю - постоянно подливал ему в миску.
   -- И это понятно.
   -- А теперь самое интересное. Пришло время, когда эта вода ему уже не влезала, брюхо раздулось, он пробует пить, но уже некуда. А пить-то после трёх селёдок всё равно хочется.
   -- О, это уже интересно. И какой же он нашёл выход из положения?
   -- А никакой. Он отошёл от миски и начал на неё злобно лаять, вроде бы миска с водой виновата в том, что вода ему уже не помещается в брюхе. Потом опять подходит к миске, снова пробует пить - не идёт вода, он снова лает. И так несколько раз.
   -- Да-а-а, забавно.
   -- Так, балаболки, хватит вам басни травить, -- решил подвести итог всем этим сегодняшним многочисленным разговорам Серёгин. -- То вас днём с огнём на кафедре не найдёшь, то никак не выгонишь с кафедры. Мне ещё с Леонидом Яковлевичем поработать нужно. Ладно, Леонид, пошли ко мне в кабинет, здесь нам поговорить не дадут.
   Леонид Яковлевич Бедовый был новичком на кафедре, он пришёл на неё с производства всего пару лет назад, когда постепенно преподаватели начали возвращаться на прежние полные должностные оклады. Нагрузка на кафедре выросла, состав же её сотрудников сократился, а потому нужны были новые кадры. Читал он кафедре дисциплины больше связанные с экологией, и нагрузка у него была нормальная, благо пару лет назад в университете открыли специальность "Экология и охрана окружающей среды". Ему было лет сорок пять, был он ничем особо не примечательный, среднего роста и такой же внешности. Но на кафедре он довольно быстро прижился, будучи приветливым, компанейским и простым, без разных там выходок, человеком. Лет десять назад он бросил работу над своей кандидатской диссертацией, переехав в их город из другого. Диссертация была у него уже вроде бы на завершающей стадии, но он вдруг повздорил, что на него совсем не похоже было, со своим научным руководителем (очевидно, был неправ именно он), и тот заявил, что на защиту он своего аспиранта не выпустит. И вот Серёгин, окрылённый своей первой в этом плане победой, - защитой кандидатской диссертации Константином Мельниковым, - решил помочь в этом деле и Бедовому. Правда, диссертация слабо была связана с кафедральными вопросами, она всё же была больше по профилю экологии. Но, читая дисциплины чисто кафедральные и экологические, можно было привязать её к профилю кафедры, изменив её название и подкорректировав содержание. Поскольку она была на завершающей стадии, то сделать это было вполне реально в не такой уж большой срок - главное, все эксперименты были проведены, а в какой области народного хозяйства результаты диссертации смогут быть применены, как раз и требовалось доказать. Но было это делом вполне реальным. Главная проблема состояла в том, чтобы официально заменить у Леонида Яковлевича научного руководителя. Но переезд в другой город, изменение названия диссертации и прочее давало к этому повод. И заведующий кафедрой, имея хорошие контакты с Киевским, теперь уже университетом строительства и архитектуры, смог это сделать. Теперь научным руководителем Бедового являлся Василий Михайлович Серёгин.
   Несведущие люди могут подумать, что Серёгин таким образом решил просто, как бы надурнячок (диссертация-то в основном готова), заработать себе баллы. Но это абсолютно неверное суждение. Во-первых, Василий Михайлович искренне хотел помочь уже зрелому преподавателю твёрдо стать на ноги и обеспечить себе достойное положение, а во-вторых, в процессе подготовки диссертации не столько важен наработанный материал, как умение его преподнести, доказать его новизну и вывести аспиранта или соискателя на защиту. Не так уж много есть научных руководителей, которые активно помогают своим подопечным, большей частью те варятся в собственном соку, и заслуга в полученном материале для диссертации на 70 % (а то и более) самого аспиранта, особенно в экспериментальной части. И если кто-то из них не смог довести до логического конца результаты своего упорного труда, то его руководитель обычно просто разводит руками: "Ну, не получилось. Нужно ещё поработать. Да и не все защищают диссертации, это обычное дело. Вот у этого аспиранта не получилось, а у другого - получится". Да, неприятно, что твой подопечный не вышел на защиту (это минус тебе самому), но никто тебя за это наказывать не будет. Так, пожурят немного, а потом появятся новые аспиранты и всё забудется. Поэтому заслуга Серёгина в том, что он помог Бедовому выйти на защиту (а она предварительно была намечена на весну следующего года) была очень даже большой. Ведь если бы не он, то Леонид Яковлевич так и прозябал в университете в ранге ассистента (кем он сейчас и являлся) или через пару лет - старшего преподавателя. И всё. А разница в оплате труда не остепенённого и остепенённого преподавателя значительная. И, естественно, это влияет на благосостояние его семьи сейчас и на его будущую пенсию уже значительно позже. Так что, на кафедре большинство сотрудников с пониманием отнеслись к такой помощи Серёгина Бедовому. И вот в последнее время Василий Михайлович и Леонид Яковлевич обговаривали последние штрихи уже практически готовой к защите кандидатской диссертации Бедового.

* * *

   Алексей Позняков нередко ездил на работу на машине - гаражи были неподалёку от дома, а вот место его работы находилось на другом конце города. В один из первых сентябрьских дней подъехав к университету, он увидел, что въездные ворота (они находились сбоку от центрального, пешего, входа) перегорожены толстой цепью. Он посигналил, вышел охранник и не спеша подошёл к машине. Поздоровавшись, Алексей спросил:
   -- Что это за новые фортели? Уже и на работу не пускают, -- пошутил он.
   -- Да, такие вот фортели, точнее новые порядки. Но не я это придумал - указание ректора: не пускать на территорию университета чужих машин.
   -- Но я вроде бы и не чужой.
   -- Да я знаю, -- и охранник и Позняков за несколько лет уже примелькались друг другу. -- Я вас сегодня пропущу, конечно. Но вы подойдите к ректору, чтобы он разрешил вам въезд на машине на территорию.
   -- И что все к нему обращаются, и всем он разрешает? Или не всем?
   -- Обращаются наверняка многие. Но вот разрешает въезжать на территорию он теперь далеко не всем. Вы, наверное, заметили, что многие машины стоят под ограждением университета со стороны дороги.
   Это Алексей заметил. В последнее время и в самом деле на территории университета было полно машин преподавателей, а иногда даже и студентов - и те уже разживались пусть не такими уж новыми, но машинами на ходу. И стояли эти машине в местах, где вздумает поставить их владелец. А те, конечно же, старались ставить их чуть ли под окнами своей кафедры. Ректор частенько ругался по этому поводу, выговаривал преподавателям и приказывал ставить машины только на специальной площадке. Но та была небольшая, а потому все автомобили на ней явно не помещались. И вот, очевидно, чаша терпения ректора переполнилась, и он вообще запретил въезд на территорию. Конечно, но всем, но теперь въезжать смогут наверняка только избранные - вероятно, из числа руководства, да ещё, наверное, приближённых ректора.
   -- И что, нужно иметь какой-то пропуск? -- спросил охранника Алексей
   -- Наверное, в дальнейшем и это будет, но сейчас у меня, и у моих коллег, просто есть список номеров машин, которые имеют право въезда на территорию. Вот и вы попросите Константина Григорьевича, чтобы в этот список он внёс и ваш автомобиль.
   -- Понятно. Постараюсь это сделать. А если я сегодня не попаду к Оноприенко?
   -- Ну, пару дней по старой памяти я вас буду пропускать, вы же их числа руководства. Но дальше нужно, чтобы номера вашего автомобиля обязательно были в этом списке. Вы уж извините.
   -- Я понял, не нужно извинений - это ваша работа. Я думаю, что за пару дней будет в вашем списке номер моего автомобиля.
   Действительно, со следующего дня так оно и случилось. Теперь Алексей спокойно ставил свою машину на спецплощадке. Поскольку он обычно приезжал на работу раньше преподавателей, то место на ней всегда было. И хотя студенческие машины на ней уже не появлялись, но и она в средине дня была переполнена - список, оказывается, был не таким уж маленьким. Но машин под окнами корпусов, всё же, явно поубавилось. А на отдельно стоящие машины возле иных лабораторий или на отшибе территории ректор уже особого внимания не обращал. Но, вообще-то Познякову было понятно, что ректор начал наводить порядок. Он в последнее время становился всё более решительным и жёстким. Вероятно, успехи с новым статусом его заведения и открытием новых специальностей убедили его, что ему теперь всё подвластно. Да, порядок нужен, никто с этим спорить и не станет, вопрос только в том, какими методами будет наводиться порядок. И ограничатся ли Оноприенко наведением нужного порядка на территории университета или же в дальнейшем это будет касаться гораздо большего? И почему-то Алексей не сомневался в том, что ужесточение будет чувствоваться во многих вопросах, касающихся деятельности их высшего учебного заведения.
  

ГЛАВА 2

Маленькие неприятности

   В учебном отделе осенний семестр этого года проходил вполне нормально. Конечно, тоже не без того, что порой возникали какие-нибудь маленькие проблемы, которые успешно и своевременно решались. Проблем со студентами, не считая самого начальника учебного отдела, у сотрудников не было. Да и Позняков, больше занятый основной работой (в этом семестре у него было всего четыре пары в неделю) меньше обращал внимание на то, с какими знаниями пришли на кафедру автоматики и электропривода студенты. Да и были они, если сравнивать с кафедрой Серёгина, наверное, немного сильнее. Вот и в очередную пятницу, а это был уже конец ноября, у него появилась небольшая проблема. Сегодня в 15:00 должен будет состояться Совет университета. В его повестке дня было три вопроса - два основных, серьёзных, а третий - небольшой, по представлению дел на получение научных званий доцента. И вот по третьему вопросу как раз предстояло выступать Познякову, именно он должен был представить к утверждению дела трёх молодых кандидатов технических наук (им было всего лет по 30), причём были они все с одной кафедры. Это, в принципе, упрощало дело, но в данном случае она как раз усложнилось. Дело в том, этих дел в учебном отделе до сих пор не было, хотя согласно университетскому положению они должны были быть представлены в отдел не позже, нежели за два дня до Совета.
   Алексей, узнав у Лидии Фёдоровны Гершкович, что заведующий кафедрой, на которой работали эти три молодых доцента, так и не подал в отдел нужные документы, сразу же потянулся к трубке местного телефона:
   -- Константин Александрович, -- поздоровавшись, обратился он к заведующему кафедрой доценту Козакову. -- Это вас беспокоит учебный отдел, Позняков. У меня до сих пор нет дел на ваших ассистентов Пашутина, Голикова и Харламова. Сегодня на Совете их представление на звание доцента не состоится. -- И Позняков, не дожидаясь ответа Козакова, положил трубку.
   На первый взгляд это было не совсем корректное поведение начальника учебного отдела, но оно оказалось очень действенным - не прошло и часа, как Константин Александрович Козаков предстал перед глазами Познякова и в руках у него были папки с документами. Алексей мог и не звонить Козакову, не будь до обеда документов, начальник учебного отдела сообщил бы, что документов не поступало, и тогда виноват был бы сам заведующий кафедрой - перед своими младшими коллегами. Совету университета абсолютно всё равно, когда на заседание Совета поступят представления - на этот Совет или на следующий, или вообще через полгода. Это личные проблемы заведующего кафедрой, в руках которого местная кадровая политика. Но Познякову не хотелось, чтобы страдали ни в чём не повинные молодые ребята. Год назад он сам находился в подобном положении - почти 2 года после защиты диссертации ему пришлось писать методички, проталкивать их издание, добиваться скорейшего издания, писать различные бумаги, формируя нужный пакет документов на представление звания доцента, а потом ждать долгожданного известия из ВАКа. Поэтому, отчитав за расхлябанность заведующего кафедрой и выслушав его оправдания, он передал папки Гершкович и отдал ей распоряжение, чтобы к началу Совета выписки их этих папок были готовы. Все документы нужны были уже для ВАКа, а на Совете нужна была лишь краткая характеристика представляемых да их кафедральная нагрузка. Последняя нужна была для того, чтобы члены Совета видели реальную картину - если ты претендуешь на звание доцента, то покажи, пожалуйста, по каким предметам ты читаешь лекции и в каком объёме. Или, может быть, ты до сих пор проводишь только лабораторные занятия? Тогда временно тебе путь в доценты закрыт.
   Времени до Совета оставалось мало, но Лидия Фёдоровна с задачей справилась. Сидя на Совете и вполуха слушая обсуждение плановых вопросов, Алексей детально изучил выписки, чтобы не рыться в бумагах, стоя за трибуной, и не краснеть перед многочисленной аудиторией. Познякову за эти годы давно уже было не привыкать докладывать с трибуны те или иные вопросы, да и сегодняшние выписки были составлены нормально. Так что, как он предполагал, всё будет нормально и много времени этот вопрос не займёт. У молодых кандидатов наук нагрузка была соответствующая всем условиям. Но, неожиданно оказалось, что краснеть ему таки пришлось (чего никогда не было ранее), и даже здорово краснеть. И не только краснеть, но ещё и копаться в этих бумагах, затягивая время, а членам Совета такие мелкие вопросы ой как надоело рассматривать, у них всегда после основных вопросов было уже, как говорится, чемоданное настроение. И что же произошло? Когда Позняков представил первого будущего доцента (со всеми он был знаком, а сейчас это был Голиков - представление велось в алфавитном порядке) и детально зачитал его нагрузку, то вдруг услышал удивлённый и даже немного возмущённый голос Голикова:
   -- Это не моя нагрузка!
   На заседание Совета университета приглашались только члены Совета, но никто не воспрещал присутствовать и другим преподавателям (только такие желающие очень редко были), но те, с которыми был связан тот или иной рассматриваемый вопрос должны были быть на заседании Совета обязательно. Была на Совете и троица, о которой сейчас начала идти речь, они сидели рядом со своим заведующим кафедрой, тот как раз был членом Совета.
   -- Как не ваша нагрузка, Андрей Анатольевич? -- удивился уже начальник учебного отдела. -- Это те данные, которые подал в учебный отдел Константин Александрович.
   -- Нет, это нагрузка Харламова, а не Голикова. И я расписал всё правильно. Вы что-то напутали, -- это уже был голос заведующего кафедрой.
   С горем пополам с нагрузкой Голикова разобрались. Представляя Пашутина, Алексей был уже спокоен, до этого ему пришлось изрядно поволноваться. Почему он был спокоен? Да потому что решил, что один раз Гершкович ошиблась, то далее будет всё нормально - если это была нагрузка Харламова, а не Голикова, то, значит, просто произошёл как бы взаимообмен нагрузками (да и предметы были почти что одни и те же, только читались разным потокам студентов), а потому у Пашутина точно будет своя нагрузка. И вдруг, после представления нагрузки Пашутина, как обухом по голове Познякова ударил уже голос этого ассистента с абсолютно идентичным восклицанием:
   -- Это не моя нагрузка!
   Если в первом случае в зале царило удивление, но спокойное, - с кем не бывает? Любой человек может что-либо спутать, - то сейчас уже послышался хохот. Вот когда Алексею пришлось залиться краской, он начал лихорадочно копаться в бумагах. Если бы представлялись два преподавателя, то всё было бы просто - раз нагрузка не твоя, то уж точно твоего коллеги. А трое - это уже гадание на кофейной гуще. Тоже, вроде несложно - откинув нагрузку Голикова вариантов всего два, а потому, если ты сейчас неправильно ткнул пальцем, то остаётся лишь один вариант. Но дело осложнялось тем, что Позняков уже забыл от волнения, каким группам студентов читал лекции Голиков (да на них и внимание не акцентировалось), а потому и не знал какая, же истинная нагрузка у Пашутина. В общем, вопрос был почти сорван. С горем пополам с нагрузками разобрались, никто даже не стал представляемым на звание доцента преподавателям задавать никаких вопросов (нет худа без добра), быстро проголосовали за представление документов в ВАК и вопрос был закрыт. Закрыт для тех молодых преподавателей, но не для начальника учебного отдела. Ректор заседание Совета закрывать не спешил. Алексей ещё не успел покинуть место за трибуной, как ректор с улыбкой (Алексею было даже не понятно - ехидная она или сочувственная) спросил:
   -- Как же вы так оплошали, Алексей Николаевич?
   -- Перепутал нагрузки, времени мало было для того, чтобы разобраться, виноват, -- и развёл руками.
   Сейчас был как раз момент сказать, что времени не было, потому что эти чёртовые папки ему пришлось выбивать с боем. Но не хотел он этого делать. Да, документы поданы очень поздно, но виноват то он сам, что ещё в отделе толком их не просмотрел. Конечно, больше всего виновата Гершкович, которая умудрилась заблудиться вот уж воистину в трёх соснах. Но всё равно виноват он, это его подчинённая.
   -- Нет, Алексей Николаевич, виноват не ты, -- уже перейдя на "ты", не согласился ректор, -- а кто-то из твоих подчинённых.
   -- Я лично просматривал нагрузку.
   -- Согласен, ты её просматривал, но готовил её тебе кто-то другой, вот он-то и напутал всё. Так, кто тебя так подставил?
   -- Да никто.
   -- Нет, не выдумывай. А то здесь кто-нибудь не знает, что много подготовительной работы проводят подчинённые. Если ты будешь каждую бумажку сам изучать, то проку от учебного отдела мало будет. Ты не в состоянии всё охватить. Так кто, Лидия Фёдоровна или Вера Павловна?
   -- Виноват лично я.
   -- Ох, и упрямый ты. Ладно, иди и разбирайся со своими подчинёнными сам. Всё, заседание Совета объявляется закрытым.
   Разобрался во всём Позняков довольно быстро. Вина, как оказалось, была и заведующего кафедрой тоже. Он представил нагрузку преподавателей не на стандартных типографских бланках - от руки нужно было писать, а распечатал её на принтере, скопировав части отдельных файлов, лень было писать, да и некогда. И представил он нагрузку не отдельно в каждой папке преподавателя (как требовалось), а на одном листе (причём, мелким шрифтом) сразу на всех троих. Непривыкшая к таким фортелям Гершкович от невнимательности просто пофамильно ступенчато сдвинула нагрузку (да и фамилии были напечатаны так, что непросто было понять, какая нагрузка на них припадает). Лидию Фёдоровну тоже можно было понять - она спешила к Совету выполнить распоряжение начальника, вот в спешке и напутала. Она, конечно, извинилась, да Позняков и не стал её особо ругать, понимая, что никто не застрахован от ошибок. Но зато Лидия Фёдоровна назавтра, узнав от кого-то все перипетии Совета, и особенно его заключительную часть, чуть ли не на коленях благодарила Алексея за то, что он не выдал её ректору. Одна из её фраз звучала примерно так:
   -- Алексей Николаевич, я вам так благодарна за то, что не выдали меня ректору. Он бы меня точно выгнал из университета.
   -- Да не выгнал бы. Возможно, только выговор и заработали бы.
   -- Кто его знает. Ему, если под горячую руку попасть, то и выгнать может. Но всё равно, я вам очень благодарна. Вы взяли вину на себя, теперь ректор будет на вас косо смотреть.
   -- А, Фёдоровна, -- махнул рукой Позняков, -- по-моему он и так уже косо на меня смотрит. Так что хуже не будет.
   А далее, по крайней мере, до Нового года никаких неприятностей в отделе уже не было. Оставалось только надеяться на то, что так продлится достаточно долго.

* * *

   Начало нового 1999-го года, как обычно, пролетело довольно незаметно, тому способствовал ряд праздников и загруженность учебного отдела во время сессии и после неё. Облегчённо вздохнули все, когда у студентов начались зимние каникулы. Хотя слово все было небольшим преувеличением - в диспетчерской, например, в это время усиленно занимались разработкой нового расписания занятий студентов и загрузками аудиторий. Преподаватели, которые были сейчас практически не удел, чаще стали посещать эту часть учебного отдела и надоедать её сотрудницам составить лично для такого-то расписание занятий так, как он того желает. Но и в этом ничего нового не было, картина стара как мир.
   А вот в феврале для Познякова открылись некие новые нюансы его взаимоотношений с ректором. В ноябре, когда Алексей сказал Гершкович, что ректор и так на него косо смотрит, это было немного преувеличением, но нет дыма без огня. Действительно, в последнее время в личных беседах или совместно ещё с Горбуновым Позняков заметил, что отношение ректора по отношению к ним обоим несколько изменилось. Нет, он не отчитывал, не ругал своих помощников, но чувствовалось, что он чем-то недоволен или обеспокоен. Он начал придираться ко всему, требовал подробностей, появилось какое-то как бы недоверие. К тому, что ранее он требовал докладывать о всех промахах сотрудников (хотя редко дожидался истинного ответа), теперь добавилось нечто новое. Первая такая ласточка пролетела как раз в средине февраля. Как-то, вызвав к себе начальника учебного отдела по какому-то текущему вопросу, в конце разговора он спросил:
   -- Ты почему так редко заходишь ко мне с докладами?
   -- Как это редко? Постоянно захожу, как только вы вызываете, да и сам иногда захожу.
   -- Вот именно иногда! А почему не регулярно?
   -- Но в вам не так-то просто попасть в рабочее время. Да бывает, что когда вы у себя, у меня в это время занятия или какие-нибудь проверки кафедр.
   -- Ага!? Значит, попасть ко мне у тебя времени нет, а у Горбунова ты толчёшься днём и ночью. Какие-то свои планы строите.
   -- Да какие планы, работаем над тем, что вы нам поручаете.
   -- Не знаю, не знаю. Как не загляну к Виктору Владимировичу, обязательно ты там. А ко мне зайти у тебя всё времени нет. Ладно, иди. Но не забывай о том, что я тебе сказал.
   Разговор оставил неприятный осадок, но постепенно Алексей о нём благополучно позабыл. Правда, он старался теперь чаще попадать к ректору, но это было не так уж просто. В начале марта разговор на данную тему повторился, при новой встрече ректора и начальника учебного отдела.
   -- Ты так и не внял моей просьбе или распоряжению, -- хмуро взглянул на Познякова ректор во время очередной беседы.
   -- Какого распоряжения? -- не врубился собеседник.
   -- О том, чтобы почаще ко мне заходить и вводить меня в курс дела всего происходящего в университете.
   -- Но я же чаще стал заходить.
   -- Куда уж там чаще! Пару раз в неделю - это часто, ты считаешь? Ты должен быть у меня каждый день. У Горбунова сколько раз в неделю ты бываешь?
   -- Но к Виктору Алексеевичу попасть значительно легче, нежели к вам. Я к нему захожу, когда того требуют дела, практически даже не постучавшись. А к вам я так не могу, да и секретарь не пустит. К тому же, к вам всегда есть другие посетители.
   -- Другие посетители подождут. Скажи секретарше, что у тебя срочные дела, а я уже решу, кого мне сначала принять - тебя или другого посетителя.
   -- Константин Григорьевич, но я же не знаю, когда вы на работе появляетесь.
   -- Ещё чего! Ты что, вздумал контролировать мой распорядок дня?
   -- Да я совсем не о том. Я прекрасно понимаю, что у вас могут быть дела не только в кабинете, но и на территории университета, а также в городе. Но именно из-за этого я не могу точно знать, когда вы будете у себя в кабинете.
   -- Ничего, посиди и подожди меня. Спроси у секретаря, когда я буду.
   -- Да в том-то и дело, что она в большинстве случаев не знает, когда вы будете. Я её часто прямо с утра об этом спрашиваю, а она отвечает: "Пока-что не было, когда будет - не знаю". Я же не могу прийти в университет в восемь часов утра, и несколько часов сидеть в приёмной, дожидаясь вас. Когда же тогда я буду заниматься своими делами, то есть университетскими делами? Назначьте мне определённое время, и я всегда буду в это время у вас.
   -- Ты мне ещё свои условия ставишь! -- чуть не вскочил со стула разъярённый ректор.-- Тоже мне начальник нашёлся! Всё, иди!
   После этого разговор Позняков понял, что долго на должности начальника учебного отдела он уже не задержится. Да и для себя он теперь принял окончательное решение - не позже, чем до окончания учебного года (до начала отпуска или, на худой конец, до начала нового учебного года) покинуть насиженное место в центральном корпусе.
   Но, надо же такому случиться, это произойдёт именно тогда, когда у начальника учебного отдела (планировалось, что с нового учебного года или даже в средине лета), наконец-то, появится свой отдельный кабинет. В этом году намечалась капитальная перестройка центрального корпуса университета. Нет, ничего капитально ломать или строить не планировалось, но решено было более рационально разместить в некоторых помещениях отдельные структурные подразделения, включая книгохранилища библиотеки, компьютерные залы, типографский отдел, кабинеты проректоров, музеи и прочее. В новом календарном году об этом вёлся разговор на одном из первых Ректоратов. После этого ректор поручил Горбунову и Познякову разработать предложения по этому решению, отразить всю эту перепланировку на поэтажных планах корпуса и показать ему. Это было сделано ещё в средине февраля. Ректору предложения проректора по учебной работе и начальника учебного отдела понравились, они были вполне рациональными и толковыми. Оноприенко, сделав пару уточняющих штрихов, сказал, что поработали хорошо и дал команду к началу планируемой перестройки. И вот в этой перепланировке учебный отдел перемещался на этаж, где обитали ректор, проректора, отдел кадров, профком, одна из библиотек и другие структурные подразделения. Под помещение учебного отдела отводилось помещение бывшего парткома, а его зал заседаний (ныне компьютерный класс) делился перегородкой на две части, и его меньшая часть отводилась по кабинет начальника учебного отдела. В этот кабинет естественно была дверь из помещения бывшего парткома (будущего учебного отдела). Это было очень удобно - сотрудники учебного отдела были все вместе со своим начальником (тому не нужно никуда ходить, чтобы отдать сотрудникам распоряжение), но, в то же время, начальник сидит отдельно и в его кабинете имеется достаточно места для посетителей. При этом компьютерный зал решено было перевести из административного корпуса в другое место. К этому времени его уже и перевели, а в опустевшем помещении вот-вот должны были начаться ремонтные работы. Но сейчас Позняков прекрасно уяснил себе, что в отдельном кабинете ему сидеть уже точно не придётся.
   После этого последнего разговора с ректором Алексей выбрал момент и поговорил с Горбуновым, рассказав о своей беседе с Оноприенко.
   -- Виктор Владимирович, я что, не прав? Как я могу попадать к ректору, не зная, когда он будет у себя в кабинете. Мне что, целые дни просиживать в приёмной?
   -- Ты прав, конечно, но своим предложением назначить тебе время, ты его сильно задел.
   -- И чем же это, разве это не рационально.
   -- Не в этом дело, оно, рационально по своей сути, но ректор терпеть не может, когда кто-нибудь ему указывает. Он считает, что только он во всём прав, поэтому замечаний не терпит.
   -- Это я заметил давно. Ладно, пусть так. Но что он постоянно выбивает глаза, что я, как он считает, постоянно сижу у вас. Мы что, с вами в шашки или в карты играем? Да ещё намекает, что, мол, мы что-то незаконное планируем. Это что, ревность что ли?
   -- О, если бы это была ревность, то это считалось бы не принимающимся во внимания пустяком. А это - бери повыше.
   -- Куда повыше, не понял? Что, заговор какой-то?
   -- Вот, что-то подобное этому.
   -- Да это же чушь собачья. Какой заговор, против кого. И что мы можем задумывать? Свергнуть его, как свергают некие правительства?
   -- Не свергнуть, но, мне кажется, он думает, что мы его подсиживаем. Понимаешь? Ты же знаешь, что многие правители очень не любят рядом с собой умных, толковых людей, а уж из числа своих заместителей - и подавно. Лучше пусть будет глупый заместитель, но исполнительный. А чтобы он сам думал, это недопустимо. Пусть он уважает своего руководителя, льстит ему и безропотно выполняет все его указания, даже если те порой и не совсем законные. Вот такой заместитель будет возле своего начальника долго держаться, а мыслящий - никогда. Любой чиновник боится, что такой мыслящий заместитель подвинет его и сам усядется на его место.
   -- Возможно, но раньше за ректором такого не замечалось.
   -- Правильно, не замечалось. А такая подозрительность и появляется уже после продолжительного правления. Сначала просто рад, что к власти дорвался. А позже начинаешь подозревать окружающих во всех смертных грехах. Это уже начинается некая паранойя или мания преследования. А постоянные чистки партийного аппарата и интеллигенции великого вождя всех народов Сталина? Он что, не знал, что это никакие не враги? Но, опасные конкуренты и вольнодумцы.
   А далее Виктор Владимирович прочёл Познякову как бы небольшую (буквально пятиминутную) лекцию, суть которой сводилась к вопросу достижения власти и её удержания. Добиться власти, из рассказа Горбунова (да это и так было известно) даже на невысоком уровне, очень трудно, поскольку обычно имеется большая конкуренция. И даже победив, правитель (руководитель) начинает бояться конкурентов. Для того чтобы управлять он больше полагается на формальные, бюрократические средства управления, чем на добрую волю, общие задачи или талант сотрудников. В результате во многих его решениях начинают появляться оттенки подозрительности и манипулирования. Более того, навязчивый страх лидера потерять контроль над подчинёнными лишает тех свободы действий, инициативы, участия, личной ответственности и энтузиазма. Часто, чтобы избавиться от страха такой руководитель разворачивает компанию по искоренению врагов. И при этом, любыми путями. Но всегда находятся люди, которые не одобряют какие-нибудь решения, выходящие или стоящие на грани порядочности. И тогда страх становится всё сильнее, а нажим на подчинённых - всё больше. И вот это обилие реальных или вымышленных врагов порой выливается в манию преследования.
   Из этой небольшой просветительской лекции Позняков вынес для себя главное - подозрительность руководителя свидетельствует о его неуверенности в себе.
   -- Д-а-а, всё понятно, -- протянул Алексей. -- Но легче от этого не становится. Всё, буду уходить из учебного отдела. Теперь я уже точно решил.
   -- Я тебе уйду! А мне потом с кем работать? Чёрт его знает, кого потом ректор на твоё место поставит. Нет, уж, тяни лямку и дальше.
   -- Не-не-не, хватит с меня. До нового учебного года точно уйду.
   -- А не боишься, что уйдёшь из университета совсем?
   -- Боюсь, откровенно говоря. На кафедре мне, например, работать нравится. Но если ректор выгонит совсем, то так тому и быть. Мне, правда, легче, чем вам - пенсию я уже имею. Вам в этом плане хуже.
   -- Ты прав, мне хуже. Мне тоже уже осточертело работать с ректором. Да я и сам вижу, что и ко мне он тоже переменил отношение. Но я, всё же, ещё поработаю. Да и тебе не советую уходить.
   -- Ладно, там видно будет.
   И, хотя устами Штирлица было изречено, что запоминаются лучше всего последние слова в разговоре, Позняков, тем не менее, решил в учебном отделе надолго не задерживаться. Он поделился своими соображениями по этому поводу с Анатолием Грицаём, и тот его в этом вопросе поддержал. В общем, Алексей решил написать заявление на уход с должности начальника учебного отдела сразу после окончания летней сессии и защиты дипломов. Он был человеком ответственным и понимал, что новому начальнику учебного отдела будет сложно сейчас, в разгар семестра адаптироваться на новом месте. А так, подав заявление в конце июня, когда все студенческие вопросы будут уже решены, он может с чистой совестью передать дела другому.
   Потекли весенние дни марта и апреля. В отделе всё проходило, как и в предыдущие годы, порой с какими-нибудь срочными делами, но чаще всего размеренно. А вот в отношениях с ректором потепления не происходило. К улучшению отношений не делал шаги ректор, да ему, вероятно, было не до того, но не делал таких шагов и сам Алексей. Не в его это было характере, он считал, что неправильного поведения с его стороны не было, да и как ему эти шаги следовало предпринимать. Да, он старался по возможности более часто попадать с докладами к ректору, но это не всегда от него зависело. В начале апреля Позняков докладывал Оноприенко результаты проверки одной из кафедр. Ректор ознакомился с материалами, после чего спросил у начальника учебного отдела:
   -- Ты не полностью отразил состояние дел на этой кафедре.
   -- В каком аспекте?
   -- Ты знаешь, что там не очень хорошие отношения в коллективе?
   -- Коллектив как коллектив. Не лучше, но и не хуже, нежели на других кафедрах. Вопрос отношений между преподавателями я не выяснял. Да это и не входило в планы проверки. Это же проверка состояния дел, а не состояния отношений Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем.
   -- От климата на кафедре зависит и нормальное состояние дел, нормальная работа.
   -- Но там, как вы видели из отчёта, состояние дел и так нормальное.
   -- А могло быть и лучше, ты же отметил недостатки. И вообще, ты должен знать, что творится на кафедрах детально, включая и взаимоотношения.
   -- И каким же образом? Мне что, шпионить или слухи собирать? Это не входит в мои обязанности.
   -- Я лучше знаю, что входит в твои обязанности, а что нет! -- повысил голос ректор. -- Я от тебя ни разу не получил развёрнутой информации о той или иной кафедре.
   -- Я действую в рамках поставленной мне задачи. Собирать сведения о преподавателях я не намерен, да и времена сейчас другие, -- Алексей хотел добавить, что "стукачом" он никогда не был и не будет, но сдержался.
   -- Так, разговор закончен. Свободен, -- и ректор зло махнул рукой в сторону двери.
   Этот разговор с ректором уже переполнил чашу терпения Познякова. Он вернулся к себе в отдел, сел за стол и написал заявление об уходе из учебного отдела по собственному желанию. Но, конечно, не забыл приписать, что просит перевести его на полную ставку доцента на кафедру. То, что в разгар семестра придётся менять начальника учебного отдела, у него уже не вызывало зазрений совести. Одно дело менять начальника во время сессии и защиты дипломов, и другое дело, когда до этого ещё далеко - время для втягивания в работу есть. С этим заявлением он отправился к проректору по учебной работе - Горбунов, как его непосредственный начальник, должен был эту бумагу завизировать, да и действовать в обход Виктора Алексеевича было бы верхом невежливости. Горбунов был в кабинете один. Алексей, молча, положил перед ним листок.
   -- Что это?
   -- Читайте.
   -- Ты что, спятил? -- недоумённо вытаращился на него проректор, прочитав заявление. -- С чего бы это? Мы же с тобой договорились, что ты не будешь уходить.
   -- Нет, об этом мы не договаривались. Я тогда просто, сказал, что видно будет. Я всё равно намеревался уйти, правда, позже - в конце семестра. Но ректор уже достал меня, я не собираюсь становиться сексотом, -- и Алексей поведал свой сегодняшний разговор с ректором.
   -- Я тебя понимаю, но так тоже нельзя, это просто рабочие моменты. Ты ещё не знаешь, какие у меня бывают стычки с ректором, редко, конечно, но бывают. Так что, я после каждой из них должен сразу заявление подавать.
   -- Да ведь вы знаете, что это не сразу, постепенно накапливается и, в конце концов, достигает критической массы. Так что, я прошу - завизируйте заявление.
   -- Не завизирую, не вижу оснований для твоего ухода. Ты, кстати, видел, что уже начались работы в твоём кабинете?
   -- Нет у меня своего кабинета, и уже не будет, -- понял, о чём речь идёт Алексей. -- Так что подписывайте.
   Горбунов немного посидел, молча, раздумывая, а потом произнёс:
   -- Давай так. Я тебе его подпишу, но денька через 3-4.
   -- Почему? Что от этого изменится? Ничего за эти дни не изменится.
   -- А вдруг что-нибудь да изменится. Когда люди разводятся, то ведь их не сразу разводят, а дают какой-то срок на обдумывание этого серьёзного шага в жизни.
   -- Тоже мне сравнили - там семья рушится, а здесь ничего не нарушится.
   -- Так и я тебе для раздумий не три месяца даю и не месяц, а всего 3-4 дня. Если ты за это время не передумаешь, я, так и быть, подпишу его тебе. Хотя мне этого и не хочется. Договорились?
   -- Ладно, договорились, -- вздохнул Позняков, понимая, что и Виктор Владимирович мужик упрямый, а потому всё равно сегодня заявление не подпишет. Три-четыре дня он потерпит.
   Прошли эти четыре дня, за время которых вопрос ухода из учебного отдела Познякова тактично обходился стороной. Но на пятый день Алексей после обсуждения с Горбуновым очередного вопроса хитро и тихонько протянул:
   -- Виктор Владимирович, а четыре дня уже прошло.
   -- Какие четыре дня? -- прикинулся непонимающим, или, в самом деле, забыл, Горбунов.
   -- Которые отводились на мои раздумья.
   -- И что, не передумал? -- теперь уже вздохнул проректор.
   -- Нет, не передумал. Всё равно когда-нибудь да придётся уходить.
   -- Ох, и упрямый же ты.
   -- А то вы не упрямый? Потому-то именно у нас обоих такие отношения с ректором. Потому что не подпеваем ему и стараемся не плясать под его дудку.
   -- Это верно. Но, может быть, ещё поработаешь? Хотя бы до конца года?
   -- До конца какого года, -- улыбнулся Алексей, -- учебного или календарного? Пытаетесь рубить хвост кусочками, а не целиком? Я ещё не уверен, что ректор так вот запросто подпишет заявление. Наслышан, что так просто он не отпускает по собственному желанию. Вот если ты с его точки зрения провинился, то тогда иди на все четыре стороны. Но он за эти четыре дня, а мы пару раз встречались, ничего мне не высказывал.
   -- Да, в этом ты, скорее всего, прав. Ладно, завизирую я твоё заявление, хотя ещё раз повторяю - не хочется мне этого делать. Мы с тобой хорошо сработались и понимали друг друга. Но, главное это то, что я был уверен - всё то, о чём мы с тобой беседовали, до ушей ректора не дойдёт. А кто его знает, как дальше будет. Люди разные есть, есть и такие, что скажи слово, а он его интерпретирует в десять, да ещё исказит и сразу побежит докладывать выше, -- Горбунов начал рыться на столе в кипах бумаги, ища заявление Познякова.
   -- Виктор Владимирович, у меня к вам просьба.
   -- Давай, выкладывай.
   -- Визируя заявление, вы можете написать, что целесообразно, как кандидата наук и доцента, оставить меня работать на кафедре?
   -- Да я-то это напишу, но примет ли моё замечание ректор к сведению. Ему можно писать всё что угодно, но он редко считается с написанным, решение он принимает такое, какое он себе надумал, -- через пару минут Горбунов протянул Познякову завизированное заявление.
   -- На, держи, -- и хитро улыбнувшись, добавил. -- Надеюсь, что ректор его вообще не подпишет.
   -- Вот уж спасибо за такое напутствие!
   -- Ладно-ладно, это я шучу.
   -- Шутите по принципу: в каждой шутке есть только доля шутки?
   В общем, они уже действительно шутили. Алексей поблагодарил проректора и вышел в приёмную. Посетителей к ректору не было. "Наверняка и ректора в кабинете нет, -- подумал Алексей, и секретарь его догадку подтвердила. -- Ладно, завтра или послезавтра зайду к нему по рабочему вопросу и тогда отдам заявление", -- решил он.
  
  

ГЛАВА 3

Прощай, учебный отдел!

   Попал Позняков к ректору действительно только через два дня, почти с самого утра. Общение с ним по рабочему вопросу было вполне спокойным, никаких особых замечаний, недовольства или раздражения со стороны Оноприенко не было. Да и видно было, что настроение у него неплохое, не успел ещё никто ему его испортить. И вот, закончив деловую беседу, Алексей промолвил:
   -- Константин Григорьевич, у меня есть к вам ещё личный вопрос.
   -- Слушаю, -- спокойно отреагировал Оноприенко.
   -- У меня вот такая бумага, -- и Позняков протянул ректору своё заявление.
   Ректор внимательно прочитал его, с интересом взглянул на начальника учебного отдела и ответил:
   -- Хорошо. Пусть это заявление полежит у меня. Мне нужно подумать. Ещё какие-то вопросы у тебя есть?
   -- Нет.
   -- Тогда всё.
   Ещё в кабинете ректора Алексей мысленно отметил, что получилось примерно так, как он и ожидал - ректор заявление сразу не подписал. Но, уже по дороге в отдел, он с удивлением отметил, что ректор не задал ему никаких вопросов, а в подобных случаях, как он знал, обязательно интересуются хотя бы причиной написания такого заявления. Но и это не так удивляло Познякова, его больше удивляло другое - он сравнивал поступки, а точнее слова, ректора и проректора по учебной работе. И тот, и другой сразу не подписали заявление, и в этом была общность. Но мотивации отличались разительно. Если Горбунов в первый раз не подписал заявление с мотивировкой примерно следующего смысла: "Тебе нужно подумать", то Оноприенко не подписал то же заявление со словами: "Мне нужно подумать". Но всё это было как раз очень свойственно обоим.
   Когда ректор удосужится подписать заявление, Алексей не ведал, настаивать на его скорейшем подписании было бы глупо, а потому ничего другого не оставалось, как продолжать выполнять свои должностные обязанности. Шла средина апреля, в отделе было относительное затишье, никакой срочной и объёмной работы не было. А вот уже через месяц (ректор за это время ни словом не намекнул об уходе Познякова из учебного отдела) начиналась горячая пора для всех сотрудников отдела, и в первую очередь для самого Алексея и методистки Гершкович. Нужно было из рабочих учебных дисциплин специальностей выбирать учебную нагрузку и формировать из неё кафедральную нагрузку. И кафедр, а уж тем более дисциплин, было много, а потому это был весьма значительный объём работы. Но от этого зависело штатное расписание кафедр - чем больше там нагрузка, тем больше и её штаты. Раскладку штатов по кафедрам (исходя из общей доведенной цифры министерством) Позняков доводил до сведения ректору, тот её корректировал, по своему усмотрению добавляя отдельные единицы (ставку или 0,5 ставки) на одной кафедре и снимая на другой (хорошо, что это были единичные случаи). После этого начальник учебного отдела правил штаты и относил их уже окончательно на подпись Оноприенко. И только тогда цифра штатов выдавалась на кафедры.
   В общем, это была длительная работа и начиналась она, как правило, ещё с начала мая, собственно начиналось выбивание выписок из утверждённых рабочих учебных дисциплин от деканатов. Именно выбивание, поскольку деканы не особо спешили отдавать их на подпись и предоставлять в учебный отдел. Они постоянно их переделывали, тасуя нагрузку по кафедрам таким образом, как им казалось более целесообразно. Вряд ли это могло происходить во времена СССР, где учебные программы дисциплин были незыблемым документом. Но сейчас деканаты практически каждый год перекраивали эти программы, не трогая обязательных дисциплин и общей суммы часов учёбы по данной специальности. А вот дисциплины по выбору ВУЗа они постоянно переделывали, потому-то каждый год выписки из рабочих учебных программ и отличались друг от друга. Эта катавасия происходила каждый год, а потому большинство руководителей кафедр уже привыкли, что штаты на кафедры выдаются примерно во второй декаде июня, хотя это и должно происходить немного раньше. Но отпуска у преподавателей обычно начинались не ранее начала июля, а потому кафедры до этого периода успевали соизмерить свою нагрузку с доведенным показателем штатов и разбросать её по преподавателям.
   В начале июня практически все данные для расчёта штатов уже были на руках у Лидии Фёдоровны. Задержка была только со стороны экономического факультета, который не предоставил выписки по двум специальностям. Позняков лично несколько раз напоминал об этом декану Анатолию Егоровичу Берёзе. Тот постоянно клялся, что вот-вот он закончить свои правки и занесёт выписки в учебный отдел, но воз был и ныне там. Нажимал на Берёзу и проректор по учебной работе, но практически с тем же успехом. Конечно, можно было "накапать" на Берёзу ректору, тот заставил бы декана своевременно выполнять свои обязанности. Но Алексею не хотелось этого делать, Берёзе точно здорово бы влетело от ректора, а это были просто рабочие моменты, в которых не бывает, чтобы всё всегда шло гладко. Да и не хотелось ему выглядеть со стороны декана стукачом, хотя в таком случае его действие, нужно признать, тоже было бы просто рабочим моментом. В общем, попали необходимые выписки от экономического деканата в учебный отдел в конце второй декады месяца. Но их ещё нужно было обработать (на это уйдёт пару дней - как раз до конца текущей недели). Как следствие до выдачи штатов на кафедры (с правками ректора) должно было пройти ещё не менее недели - примерно до 23 числа (по планам Познякова) штаты должны будут выданы на кафедры. Вполне нормально, в такой же приблизительно срок происходил этот процесс и в предыдущие годы.
   В понедельник следующей недели месяца на 15:00 ректор назначил совещание по вопросу хода защиты выпускниками дипломных проектов и работ. Ранее редко по этому вопросу проходили встречи сотрудников университета, вопрос был давным-давно обкатан. Но в этом году на специальностях, которые ввели в год получения учебным заведением статуса технического университета, должны были состояться первые выпуски, а потому этому стоило уделить внимание. Это совещание было как бы расширенным Ректоратом, который утром не проводился. На нём присутствовали вся верхушка университета, деканы, заведующие выпускающими кафедрами и некоторые председатели предметных комиссий. Такое расширенное заседание проходило в небольшом старом актовом зале, расположенном в административном корпусе. Вопросу о подготовке к выпуску специалистов по новым специальностям было уделено немало времени. Но, когда он был детально обсуждён, ректор счёл кратко остановиться ещё и на некоторых более мелких текущих вопросах. И одним из них был вопрос о штатном расписании на следующий учебный год. Для Познякова это особого удивления не вызвало, вопрос был у всех на устах, хотя ранее он никогда не рассматривался на подобных совещаниях. Если привлекать к нему внимание, то при его обсуждении от "базара" не уйти. Но он, вероятно, вызвал удивление у Горбунова, когда ректор, отметив, что в этом году что-то медленно обстоят дела с утверждением штатного расписания, обратился к нему с вопросом:
   -- Виктор Владимирович, как на сегодняшний день обстоят дела со штатами на новый учебный год?
   -- В четверг или пятницу учебный отдел получил, наконец-то, последние выписки из деканатов, -- пожал плечами Горбунов, сидевший в первом ряду. -- Ну, а более детально может рассказать начальник учебного отдела, -- кивнул он в сторону сидевшего рядом Познякова.
   -- Я обращаюсь с вопросом именно к вам, -- жёстко отрубил Оноприенко, -- именно вы проректор по учебной работе и должны такие вопросы детально знать. А Позняков с завтрашнего дня учебным отделом уже не руководит.
   Последняя фраза стала, естественно, неожиданностью для проректора и для самого Алексея, а также, наверное, и для большинства сидящих в зале. Но последние, скорее всего, были менее удивлены, поскольку этот вопрос, по их мнению, ранее мог обсуждаться в более узком кругу. Но он-то как раз не обсуждался (даже с проректором по учебной работе), это было видно по искреннему удивлению Горбунова.
   -- Но, я не понял... -- начал было что-то выяснять проректор, но ректор его оборвал:
   -- Мы здесь собрались не для того, чтобы выяснять какие-либо детали "творчества" Познякова. Не умеет работать, штатов-то до сих пор нет, вот пусть и занимается чем-либо другим.
   Горбунов начал детализировать текущую работу над штатным расписанием, вытаскивая из закоулков памяти сведения, которые рассказал ему накануне и сегодня Алексей. Но там особо и распространяться было не о чем - шла привязка нагрузок по кафедрам к имеющимся штатам (и планируемым), обычный рабочий процесс, который за пару часов не выполнишь. И это при том, что весь этот расчёт нагрузки проводился на компьютере при наличии специальной разработанной компьютерной программы. В учебном отделе уже года три как стояло два компьютера с матричным принтером, а год назад появился ещё и ксерокс. Один, не такой уж новый, но вполне работоспособный компьютер к тому времени Позняков выбил и в диспетчерскую. Правда, сам компьютер, без участия человека, естественно, ничего считать не мог. Были сейчас в университете и два большие, прекрасно оборудованные, компьютерные классы и пару поменьше. В больших классах имелось и по одному принтеру, так что студенты, работая на компьютерах, могли и отпечатать выполненное ими задание. Давно были оснащены компьютерами деканаты и многие кафедры. Технический прогресс не стоя на месте, но за ним старалось поспевать и руководство университета.
   Что же касается корректировки и разброски нагрузки по кафедрам (с участием этого технического достижения) и подсчёта преподавательских штатов, то всё это осуществляла Лидия Фёдоровна Гершкович, практически уделяя этому процессу всё свое рабочее время. Да, работа двигалась не так уж быстро, но и особой необходимости торопиться не было - шансы напутать что-либо в спешке были немалые (хватит конфуза на прошлогоднем ноябрьском Совете). Всё равно через несколько дней вся нагрузка, а к концу недели и штаты успешно были бы доведены кафедрам. В общем, после ответа Горбунова, ректор бегло остановился ещё на паре вопросов, и заседание было закрыто. Выходя из зала, некоторые присутствующие задавали Горбунову и Познякову недоумённые вопросы по поводу такого внезапного кадрового изменения. Но что им могли ответить те, к кому они обращались, если они и сами ничего не понимали - с ними на эту тему ректор до совещания не разговаривал. Горбунов с Позняковым сразу после совещания направились в кабинет проректора.
   -- Он с тобой ранее разговаривал на эту тему? -- спросил Виктор Владимирович Познякова, подразумевая ректора.
   -- Нет, ни одним словом даже не намекал. А ведь моё заявление по поводу ухода по собственному желанию лежит у него уже более двух месяцев.
   -- Странно, мне он тоже ни словом не обмолвился.
   -- Интересно, и как же я с завтрашнего дня уволен? -- уже улыбнулся Алексей. -- По собственному желанию или по желанию ректора?
   -- После такого заявления на совещании, боюсь, что по второму варианту.
   -- Скорее всего. Это очень напоминает увольнение вашего предшественника - Шулявского. Так же внезапно. И как это выяснить, и кому мне дела передавать?
   -- Я сегодня постараюсь у ректора всё это выяснить, а ты иди пока что работать.
   Когда Позняков зашёл в отдел, то понял, что о заявлении ректора на совещании уже всем известно. Он это понял по необычной тишине, и редким деловым вопросам, которые произносились в его адрес каким-то сочувственным тоном и такими же взглядами. Как же быстро, всё же, в университете распространялись новости. Очевидно, кто-то, пока Позняков беседовал с Горбуновым, успел заскочить в отдел и проинформировать его сотрудников о решении ректора. Алексей до того не знал, вызывает ли он у кого-либо из сотрудников учебного отдела чувство неприязни, да и не старался выяснять это. Но все они вместе проработали 7,5 лет, а потому уже привыкли друг к другу. Да и конфликтов между начальником и его подчинёнными за это время никогда не было, так что сочувствие можно было считать искренним. Но Алексею сейчас было не до таких тонкостей, он не знал, что ему делать дальше. До конца рабочего времени оставалось не так много времени, этот рабочий день можно было считать уже законченным, а вот как-то будет завтра. Работа по передаче дел должна занять ещё, по меньшей мере, пару дней, поскольку нужно было составлять акты передачи, а имущества хватало, в том числе и документов строгой отчётности. В виду внезапной смерти предыдущего начальника учебного отдела Познякову при поступлении на работу этого делать не пришлось, хотя со старыми актами он с помощью сотрудниц отдела ознакомился. Да и непонятно было, кому же передавать дела.
   А сейчас в оставшееся до конца рабочего дня время, Алексей думал ещё и том, как же всё-таки некорректно (мягко сказано) поступает ректор, ведь его заявление об уходе по собственному желанию подписано не было. В том, что Оноприенко его уже не подпишет, он ни капельки не сомневался, Горбунов был прав - после такого громогласного заявление на совещании, ректор мог уволить Познякова только по своему желанию, по какой-либо статье. Но какой? За несоответствие занимаемой должности? - если так, то статья не очень-то приятная. Но это ещё Бог с ним, другой вопрос был более существенен - уволит вообще или с переводом на кафедру? Того же Шулявского ректор уволил с переводом (точнее, с возвратом) на кафедру, так что надежды оставались, но это решится, скорее всего, уже завтра. Позняков почему-то был неуверен, что Горбунов сегодня всё выяснит у Оноприенко. И он оказался прав. В конце дня Виктор Владимирович сообщил ему, что ректор озвучил ему своё решение о том, что такая его резолюция окончательная, а все детали - завтра.
   На следующий день (только ближе к обеду) всё прояснилось. Детали ему поведал Горбунов и вкратце начальник отдела кадров Оксана Николаевна Соколова, с которой у Алексея были хорошие рабочие отношения. С сегодняшнего дня Позняков уже числился работающим на полной ставке доцента на кафедре. Но вопрос этот решился не так уж и быстро. Сначала ректор действительно сгоряча (это ещё вчера он сообщил Горбунову, но тот решил не расстраивать Алексея) уволить его вообще из института. Но на второй день он уже немного остыл и принял его доводы о том, что Позняков всё-таки остепенённый преподаватель, да ещё выпускающей кафедры. Поэтому он и внял доводам Горбунова о переводе Алексея на кафедру, уволив с должности начальника учебного отдела.
   Через пару дней Позняков зашёл в отдел кадров, чтобы выяснить, какие же записи сделаны в его трудовой книжке. Начальник отдела кадров вручила ему на время его персональный документ советского (украинского) гражданина о трудовой деятельности. В нём было по этому вопросу сделано две записи, первая из них: "Уволен с 0,5 совместительской должности доцента кафедры автоматики и электропривода в связи с переходом на штатную должность". И ниже: "Переведен с должности начальника учебного отдела на должность доцента кафедры автоматики и электропривода". Причины увольнения и перевода вообще не указывались. Теперь Алексей полностью успокоился и был даже благодарен ректору за своё увольнение. Он был ему благодарен как бы вдвойне: за то, что оставил доцентом на кафедре и за то, что он освободил его от груза, который в последнее время казался Познякову просто ненужным, удовольствия от своей работы в учебном отделе он уже давненько не получал. Это было похоже на случай с увольнением Шулявского, который тоже мысленно благодарил ректора за то, что тот избавил его от ненужной обузы.
   В этом вопросе оставался только один не выясненный вопрос - кому передавать дела? Он решился только на следующий день и вызвал удивление как у Познякова, так и у Горбунова. Дела предстояло передавать Евгению Григорьевичу Ливанову, который до этого работал старшим инженером в административно-хозяйственной части университета (на должности инженера по технике безопасности). Но не сам этот факт вызвал удивление двух бывших коллег, а то, что и работая в АХЧ, Ливанов не имел соответствующей специальности. Это был, как и Позняков, офицер-отставник (только более старший по возрасту), служивший ранее в военно-морском флоте. Но, если у Познякова до прихода в учебный отдел имелся опыт работы на такой должности, то у Евгения Григорьевича такого опыта, как предполагалось, не имелось. И вот это больше всего беспокоило сейчас Горбунова. Но оказалось, что в конце своей морской службы он работал в военном училище на подобной должности, а потому, хотя это и было давно, нужным опытом обладал. Таким образом, с этой стороны волнения Горбунова улеглись. Но был ещё один небольшой момент, который немного беспокоил проректора. Ливанов, не в пример Познякову, имел манеру жаловаться ректору на какую-нибудь университетскую службу или отдельного его сотрудника, которые, как ему казалось, не оперативно отрабатывают поставленные им задачи или не содействуют лично ему в их выполнении (такая вот, схожая с военной, терминология). А это означало для Горбунова, что делиться с Ливановым всеми проблемами, и особенно выражать свои мнения по ним, не очень-то безопасно.
   Самого Познякова такие вопросы занимали уже куда меньше. Его занимал вопрос, что стало причиной такого скоропалительного решения ректора в отношении увольнения начальника учебного отдела. Вчера всё было в норме, а сегодня - внезапно всё изменилось. Но он быстро отыскал истинную причину, и этой причиной был Богдан Михайлович Поморин, доцент с кафедры ректора. Поскольку ректору некогда было заниматься бумажными делами кафедры, то у него имелся там заместитель (с соответствующей надбавкой к окладу), который и занимался подобными делами, в том числе и распределением кафедральной нагрузки по преподавателям. Ранее таким заместителем был Богдан Лазаревич Гибкин, толковый грамотный доцент, еврей по национальности, спокойный уравновешенный человек, с которым у Познякова были нормальные рабочие отношения. Но не так давно он эмигрировал с семьёй в Израиль, и Оноприенко назначил своим заместителем именно Поморина. Нельзя сказать, что Богдан Михайлович был менее опытным или грамотным, долгое время он успешно возглавлял заочный деканат. Но перетряска деканатов и кафедр перед присвоением институту статуса технического университета задела и этот деканат. Его деканом стал молодой доцент Константин Григорьевич Усачёв, жена которого одно время работала в учебном отделе у Познякова - ушла из отдела на вольные хлеба Ольга Богатырёва (сестра у неё занималась коммерческой деятельностью). Поморин же, как сейчас Позняков, был переведен на полную ставку доцента кафедры. Отношения с Помориным у Алексея тоже были нормальные, Богдан Михайлович был общительным, весёлым и компанейским человеком, у которого вряд ли были серьёзные недруги.
   Но именно Поморин в последнее время больше всего надоедал Алексею в вопросе выдачи на кафедры штатов. Он объяснял Алексею, что у него в начале июля предстоит семейная поездка на море, а потому ему нужно поскорее утрясти вопрос со штатами на кафедре и нагрузкой преподавателей. Теперь Познякову стало понятно откуда ветер дул - до начала третьей декады июня штаты окончательно ещё не были утрясены, а до его предполагаемого отпуска оставалось дней десять, в которые нужно было корпеть над распределением нагрузки, параллельно занимаясь и подготовкой к поездке. Это было не очень приятное совмещение, и требовало оно, особенно первое, немало времени. Вот Поморин и "капнул" Оноприенко, что, мол, по вине учебного отдела задерживается распределение нагрузки на кафедре ректора. Возможно, он ещё и добавил, что, дескать, Позняков не выполняет распоряжения ректора, как бы, не считаясь с ним. А вот этого Константин Григорьевич стерпеть уже не мог. Ему было не до того, чтобы разобраться в этом вопросе - проще уволить человека, если он, по мнению других лиц, не справляется со своими должностными обязанностями.
   На первый взгляд Алексей должен был затаить обиду на Богдана Михайловича, но сейчас он был скорее благодарен Поморину, нежели искал виновного и старался тому отомстить. Благодарен он был за то, что Поморин освободил его от этой ставшей тяжёлой и неприятной ноши. Тем более что решение об уходе из учебного отдела созрело у Познякова не сейчас и даже не в этот год. В общем, хорошо всё то, что хорошо кончается. А концовка этой истории, на взгляд Познякова, была всё же хорошая - не с точки зрения постороннего наблюдателя, а именно его самого. Итак, прощай учебный отдел, да здравствует кафедра, с полным объёмом работы на ней.

* * *

   Полноценная работа Познякова на кафедре началась с некого приключения, которое надолго запомнилось ему и его супруге. В среду после обеда Алексей начал передавать дела новому начальнику учебного отдела. Но до этого он зашёл на кафедру и пообщался с коллегами, в дальнейшем контакты с ними станут более частыми. Естественно, не мог он при этом миновать и заведующего кафедрой. Когда Алексей постучал в дверь его кабинета и приоткрыл дверь, тот общался с кем-то по телефону. Алексей решил не мешать разговору и подождать в коридоре, но Галкин махнул ему рукой, приглашая заходить. Через пару минут он закончил разговаривать по телефону, и, после взаимных приветствий, началась уже беседа заведующего кафедрой и доцента, полноправного сотрудника кафедры. Сначала, естественно, Анатолий Васильевич завёл разговор об увольнении Познякова из учебного отдела. Он немного посочувствовал Алексею, но увидев, что тот улыбается, удивился:
   -- Что-то у тебя весёлое настроение, а вовсе даже не грустное?
   -- А чего мне грустить? Я доволен тем, что буду работать на кафедре.
   -- Ну, я немного о другом, тебе ведь, наверное, уход из учебного отдела потрепал нервы.
   -- Да нет, пожалуй.
   -- Ты знаешь, может быть, это и не очень хорошо с моей стороны так говорить, но я даже рад тому, что ты ушёл из учебного отдела. Теперь ты полностью сможешь включиться в работу кафедры, на полную силу, так сказать, а не наполовину её.
   -- Я этому тоже рад, так же как и тому, что ушёл из учебного отдела.
   -- Даже так?!
   -- Именно. Надоело мне там всё. Я ведь ещё в апреле подавал ректору заявление об уходе из отдела по собственному желанию, но он его не подписал. А через два месяца подписал приказ о моём увольнении уже по своему желанию.
   -- Я этого и не знал. Да-а, на него это похоже. Значит, тем более, отлично, что ты оттуда ушёл. Тогда у меня будет к тебе одна просьба.
   -- Слушаю.
   -- Ты ведь сейчас ничем не занят? Сессия закончилась, а дипломников у тебя не было. Алексей Николаевич, я хотел, чтобы ты подключился к работе ГЭК, -- он взглянул на часы. -- У нас сейчас перерыв, а через десять минут мы продолжим работу по заслушиванию выпускников. Так что, давай подходи и ты.
   Сейчас на кафедре проходило историческое событие - впервые студенты-выпускники защищали свои дипломные проекты, получая, таким образом, путёвку в самостоятельную взрослую (трудовую) жизнь. Всё в эти дни было новым - и для студентов, и для их наставников, которые только сейчас полностью ощутили свою ответственность за обученных ими студентов. Ранее, на кафедре физики (основной контингент теперешнего состава кафедры) преподаватели практически расставались со своими воспитанниками уже после второго курса и мало интересовались их дальнейшей судьбой в стенах института.
   -- Но я же не член ГЭК, -- удивился Позняков.
   -- А что это меняет? Никто ведь не запрещает преподавателям кафедры присутствовать на защите.
   -- Я знаю. Но у меня нет опыта такой работы, да и со студенческими дипломными работами я не знаком.
   -- Вот это и хорошо. Как раз нужен свежий глаз, мы здесь за последние дни этих дипломных работ насмотрелись достаточно. Через раз повторяем одни и те же вопросы студентам. А со стороны всегда лучше видно. У нас ведь, как ты понимаешь, тоже этот опыт невелик - первый год всего лишь у нас выпускаются специалисты. И событие это для всех нас очень весомо.
   -- Ладно, я понял. Я в принципе не возражаю, мне и самому интересно, да и на следующий год мне, я так понимаю, придётся уже вести дипломников. Но сегодня никак не могу, да и завтра, скорее всего, тоже.
   -- Почему?
   -- После обеда начинаю передавать дела Ливанову. И эта передача дел займёт, скорее всего, и большую часть завтрашнего дня. Разве что во второй половине завтрашнего дня я освобожусь.
   -- Да, я упустил из виду этот нюанс, -- покачал головой Галкин. -- Жаль, но завтра во второй половине дня мы уже можем завершать заслушивание. А в пятницу у нас практически последний заход по защите студентами дипломов. Тогда давай, подходи в пятницу с утра, хоть один день посидишь в ГЭК. И то польза. А, может быть, ... -- он задумался, -- и в субботу тоже.
   -- Вы же сказали, что в пятницу практически последний день защиты?
   -- Вот именно "практически". Но теоретически есть ещё пару отстающих студентов, которые будут защищаться в субботу. Так что, я надеюсь, что в пятницу и субботу ты будешь на защите. Договорились?
   -- Хорошо.
   -- Так, тогда всё, я пошёл на ГЭК. До встречи в пятницу.
   Как и предполагал Позняков, полностью рассчитался он с учебным отделом только уже ближе к концу завтрашнего дня. Но в итоге все дела по передаче были завершены, и с той поры его уже ничего не связывало с учебным отделом. Он только с грустью взглянул на часть вынутых и аккуратно сложенных папок со стеллажей, которые освободили в ожидании переезда в новое помещение - там уже шли последние штрихи по его благоустройству. С понедельника начнутся практики у студентов, и эта рабочая сила начнёт осуществлять "великое переселение" имущества учебного отдела, вслед за которым туда уже перейдут и все его сотрудники. А вот Алексею в отдельном кабинете посидеть так и не удалось. Но он, хотя немного и грустил, но не жалел об этом, всегда можно пожертвовать чем-то меньшим для осуществления большего. А этим бо?льшим для него сейчас была полноценная работа на кафедре.
   В пятницу в 9:00 на кафедре автоматики и электропривода начался очередной день работы ГЭК, и на ней уже присутствовал Алексей Николаевич Позняков. Ему интересно было изучать разработки студентов, возникали у него и некоторые вопросы по их отдельным деталям. Интересно было также слушать и ответы студентов на вопросы, поскольку именно это определяло истинные знания выпускников. Дипломный проект тому или иному студенту мог кто-то помогать готовить, да и темы дипломов не так уж сильно варьировались, то есть, заслушав ответы своего сокурсника, ты мог уже немного ориентироваться. Кроме того, в процессе разработки дипломного проекта на старых "обкатанных" специальностях (к примеру, строительных) существовали так звание "козы" (ранее защищённые дипломы), которые многие студенты всеми правдами или неправдами старались раздобыть. Поскольку это был первый выпуск специалистов по их кафедре, то таких "коз" пока что не было, но сомнения в самостоятельности выполнения того или иного проекта порой возникали. И вот ответы студентов на вопросы членов ГЭК (или иных преподавателей, каковым сейчас являлся Позняков) и показывали то, каким специалистом в будущем окажется выпускник. Как признал после завершения работы ГЭК заведующий кафедрой, вопросы Алексея были по делу и довольно интересными.
   -- Видишь, я же говорил, что присутствие свежего человека оживит защиту. И у тебя это получилось. Так что и на завтра я жду твоего присутствия в ГЭК. Я понимаю, что это суббота, но завтра будут защищаться всего три выпускника, много времени это не заберёт. Так что, к обеду уже будем все дома.
   -- А никакого торжественного закрытия защиты после этого не будет? -- улыбнулся Позняков, подразумевая накрытый стол, как это обычно водится. -- Это может занять куда больше времени.
   -- Будет, обязательно будет! -- улыбнулся и Галкин. -- Но только не завтра, а сегодня, минут через двадцать.
   -- А почему сегодня? Последняя защита ведь завтра.
   -- А, -- махнул рукой заведующий кафедрой, -- завтра та троица нормальный стол накрыть не в состоянии. А вот те, кто уже защитился сегодня и ранее, стол накрывают капитальный. Поэтому и отметим первую защиту на кафедре именно сегодня.
   Накрывали столы, понятное дело, не сами преподаватели, а именно защитившиеся студенты. Это, в принципе, не приветствовалось, но и не возбранялось. Очень уж важное это было событие - как для самих бывших студентов, так и для преподавателей. К тому же, сейчас эти выпускники были уже как бы их коллегами, хотя пока что диплома на руках и не имели. Да и эта традиция уходила в далёкие времена, вряд ли её сейчас уже изменишь. Во время защиты на столы членам ГЭК студенты приносили лишь газированные напитки да лёгкие бутерброды, иногда фрукты - и всё, поскольку даже эта лёгкая еда не особо приветствовалась во время защиты. Какой-нибудь ретивый проверяющий по этому поводу мог сделать и замечание. Но вот уже после защиты такие проверяющие старались держаться подальше, чтобы самим не нарваться на достойный отпор.
   Начался банкет по поводу практически (как высказался Галкин) завершения защиты дипломных проектов примерно через полчаса, и продолжался он, чего вряд ли кто ожидал, до сумерок. И вот эта часть неординарного для Познякова события наиболее ему и запомнилась (хотя последнее слово можно было поставить под сомнение). А дело было в том, что большинство (если не все) преподавателей здорово напились. Спиртного на столах было предостаточно, хотя в банкете приняли участие не только члены ГЭК, но и другие преподаватели, которые были в то время на кафедре. Выпускников на банкете, естественно, не было, но стол они накрыли приличный - как-никак, для всех это первый выпуск. Закуски на первый взгляд тоже было достаточно, но, дело в том, что она была довольно однообразной - бутерброды на любой вкус да свежие фрукты и овощи. Было пару простых овощных салатов, но ничего более серьёзного и сытного (даже типа винегрета или салата "Оливье" и в помине не было). Не было и ни одного горячего (или хотя бы тёплого) блюда. И вот это однообразие пищи, вероятно, и сказалось на том, что через пару часов многие здорово охмелели. Внесла, вероятно, свою лепту и июньская жара.
   Ранее, за 7,5 лет работы в учебном отделе Позняков пару раз тоже прилично напивался, причём к его удивлению именно в основной части отдела, а не в диспетчерской, где гуляния обычно были более масштабными. Но тогда он был в нормальном состоянии, и домой также добирался без приключений. Правда, по дороге домой компанию ему составляли Вера Савичева и Даша Кривошея, которые жили в одном с ним районе. Фамилия последней, правда, была уже Галушкина - шесть лет назад она вышла замуж и у неё уже подрастала дочь. Алексей гулял с другими сотрудниками отдела на её свадьбе. Так вот, тогда такое сопровождение своего начальника со стороны женщин было как бы данью уважения и некого беспокойства о том, не случится ли с ним чего по дороге. Но Алексей в тех случаях был, как говорится, вполне дееспособен, по дороге вся троица весело беседовала, и у Познякова при этом не было никаких провалов памяти или плохого самочувствия. Перед его домом все прощались, Алексей благодарил своих попутчиков и поднимался в свою квартиру. Не было никаких нареканий на мужа и со стороны Галины, которая видела, что супруг, хотя изрядно и выпивший, но на ногах держится нормально и язык у него вроде бы даже не особо заплетается.
   Но совсем по-другому было в этот раз. Утром следующего дня Алексей отчётливо помнил лишь первую половину банкета, вторую - уже довольно смутно, а то, каким образом он добирался домой - и вовсе не помнил. Возможно, сыграло свою роль ещё и то обстоятельство, что в пятницу Позняков дал волю своему расслаблению, навсегда отрезав концы, связывающие его с учебным отделом, это был как бы первый свободный (не зависимый от ректора и другого начальства) день. Да, наверное, и другие участники застолья почувствовали уже свежий запах отдыха после напряжённого весеннего семестра. В общем, после банкета добрался к дому, и даже вошёл в свой подъезд, Позняков нормально, но вот в свою квартиру он уже самостоятельно не попал. Как ему утром поведала Галина, его привёл к двери сосед с нижнего этажа, который наткнулся на сидящего на ступеньках Алексея (двумя пролётами ниже от двери своей квартиры), тот при этом даже умудрился задремать. Это был единственный подобный случай в жизни Познякова за его уже более чем 50-летнюю жизнь. Что было в квартире вечером, Алексей не помнил, но вот уже утром ему здорово досталось от супруги. Проснулся, к её удивлению, Алексей довольно рано. Вспомнив об обещании Галкину, он побрёл в ванную умываться и бриться. Там-то его и застала супруга.
   -- Ты куда это собрался? Сегодня же выходной.
   -- В университет, у нас на кафедре сегодня последние выпускники защищаются.
   -- А ты в состоянии туда попасть?
   -- Конечно, а почему нет?
   -- Да потому что... А ты помнишь, как ты в квартиру попал вчера ночью?
   -- Честно говоря, не помню. Университет помню, а как домой добирался - не помню.
   -- Во! Даже этого не помнишь? И как же ты добрался? Тебя кто-то провожал?
   -- Вряд ли. Даже наверняка нет, потому что там все примерно в таком состоянии были. Наверное, добрался, как говорят в таких случаях, "на автопилоте".
   Ну, а дальше Галина, конечно, хорошенько отчитала супруга, который только, молча, брился. Его, правда, ещё удивило нечто другое.
   -- А ты помнишь, что тут вчера вечером говорил? -- спросила жена.
   -- А что я говорил?
   -- Да в общем-то почти ничего, но одно слово у тебя постоянно слетало с губ. И было оно совсем даже не интеллигентным, наоборот - присущим разному сброду из подворотни. Раньше я за тобой не замечала, чтобы ты употреблял матерные слова. Это что, после учебного отдела влияние кафедры.
   -- Да при чём здесь кафедра. Там вполне интеллигентные люди. Просто, чего в жизни не бывает. Как говорится - и на старуху бывает проруха. Вот и я не исключение. Я и сам не помню, когда в последний раз ругался, хотя, на военной службе, конечно, всякое бывало.
   -- Ладно, но ты точно доберёшься нормально до университета?
   -- А что есть сомнения?
   -- Да, честно говоря, ты вроде бы хорошо выглядишь, даже удивительно. Но ты бы посмотрел на себя вчера.
   -- Кто старое помянет, тому глаз вон.
   -- А кто забудет - тому оба, -- тут же парировала Галина. -- Ладно, поскольку у тебя это первый такой случай, -- супруга укоризненно посмотрела на мужа, -- и надеюсь последний, то забудем. Ты лучше скажи - и сегодня после защиты снова гульки будут?
   -- Нет, не будут, это точно. Вчера мы об этом договорились. Сегодня защищается трое отстающих студентов, и после того - все по домам.

* * *

   В университете к девяти часам был почти полный состав ГЭК, припозднился лишь один преподаватель, но вид у многих был несколько помятым. И Алексей окончательно убедился, что не один он был такой вчера. К тому же многие жаловались на то, что голова раскалывается, имеются и прочие похмельные синдромы. А вот это было для Алексея удивительным. У него за всю его жизнь никогда не было похмельного синдрома. Где бы он ни работал (а ранее учился) не было у него по утрам, даже после приличной пьянки накануне (а в бытность военной службы тоже выпивали бывало изрядно), он чувствовал себя как огурчик, и это как раз удивляло уже его сослуживцев. Некоторые из них рассказывали, что после выпивки (даже не такой уж большой) у них по утрам имеются такие симптомы, как головная боль, головокружение, тошнота, рвота, сухостью во рту, подавленное состояние психики и т. п. Ничего подобного не было у Познякова. Но, следует заметить, что не все люди этому синдрому и подвержены. Так, например, среди устойчивых к крепкому спиртному скандинавов более 70 % утверждают, что вообще не испытывают похмелья. Конечно, подобные оценки весьма субъективны, но это и не так уж важно, поскольку в любом случае оказывается, что приблизительно только каждый второй страдает, к примеру, по субботним утрам после бурных пятниц. При этом, отмечают учёные, имеет значение генетическая предрасположенность: некоторые люди могут почти не испытывать похмельный синдром, независимо от количества выпитого, и это объясняется генетически обусловленной способностью вырабатывать алкогольдегидрогеназу у разных народов. Так, у европейцев в организме имеются особые аллели (аллеломорфы) генов, отвечающих за выработку алкогольдегидрогеназы, благодаря которым она вырабатывается эффективнее. Алле́ли - это различные формы одного и того же гена, расположенные в одинаковых участках и определяющие альтернативные варианты развития одного и того же признака. У женщин в целом этот механизм работает хуже, чем у мужчин. А у азиатов (в частности японцев) с этим геном и вовсе всё грустно. Отсюда, видимо, и культура их пития из маленьких сосудов, которая позволяет замедлить приём алкоголя, чтобы организм успевал его перерабатывать.
   Состояние похмелья длится обычно не более суток, хотя может продолжаться и дольше. При этом наблюдаются многочисленные изменения в балансе гормонов и других химических веществ в организме. Обусловлено состояние похмелья токсическим воздействием как самого алкоголя, так и продуктов его метаболизма. Дело в том, что этанол, попадая в организм, подвергается многоступенчатому ферментативному разложению, причём продукты его распада куда токсичнее исходного вещества. При этом печень испытывает огромные перегрузки, пытаясь справиться с добровольным отравлением организма. Врачи не рекомендуют снимать похмелье алкоголем, "похмеляться", поскольку это опасно нагружает и без того ослабленный отравлением организм (ему приходится принимать и обезвреживать новую дозу яда). Кроме того, при определённой предрасположенности возникает опасность не остановиться и продолжить пить, что может привести к запою.
   Возвращаясь к последнему дню защиты дипломных проектов на кафедре автоматики и электропривода, следует отметить, что и эти слабенькие студенты успешно (с некой натяжкой) защитили свои дипломы. Их члены ГЭК не особенно и засыпали вопросами, больше уже, наверное, думая о том, как бы поскорее закончить это мероприятие, вернуться домой и толком отдохнуть. Правда, после окончания работы ГЭК некоторые лихие головы предлагали опохелиться, благо на кафедре со вчерашнего вечера осталось (даже удивительно) немного спиртного. Но большинство эту сомнительную идею не поддержали и поспешили домой. На кафедре осталось два или три человека, но подняли ли они вновь бокалы, этого Позняков не знал, поскольку его в числе этой компании не оказалось. Он и так чувствовал свою вину за вчерашний вечер (или ночь), а потому тоже с радостью отправился домой. Галина только-только начала радоваться тому, что муж после ухода из учебного отдела начнёт больше времени теперь проводить дома, как он устроил ей такой неприятный сюрприз. Поэтому половину этого дня и следующий выходной день он провёл в кругу своей семьи.

ГЛАВА 4

Семестр памятных событий

  
   На кафедре теплотехники и газоснабжения тоже подходила к концу защита студентами-выпускниками дипломных проектов. Правда, именно в субботу решено было ГЭК не собирать, поскольку всех оставшихся студентов заслушать всё равно не успеют - тех ещё было многовато. Да и по утверждённому плану работа ГЭК на их кафедре заканчивалась во вторник, выпускников было много: полные две группы стационарников и десятка полтора заочников. Поэтому такого масштабного застолья, как на кафедре Галкина, пока что не было. Да и неизвестно, будет ли оно вообще, так как каждый день очередная партия защитившихся студентов (10-12 человек) накрывала на кафедре стол. Возможно, это было и к лучшему, не так много ежедневно было спиртного, а сам процесс его принятия растягивался на более длительный промежуток времени. Конечно, и на кафедре автоматики и электротехники тоже понемногу отмечали защиту очередных выпускников, но не регулярно, как бы предвидя возможность вчерашнего сабантуя.
   К этому времени на кафедре Серёгина уже имелся новый кандидат наук - в конце апреля защитился Леонид Яковлевич Бедовый. Правда, диплом кандидата технических наук ему придётся дожидаться ещё до осени, но никто не сомневался, что он его получит. Серёгин, присутствующий в Киеве на его защите (что естественно для руководителя) рассказывал, что Леонид Яковлевич защищался достойно, а потому у членов Совета по защите диссертаций вопрос присвоения ему учёного звания сомнения не вызывал. Василий Михайлович на радостях хотел было даже включить Леонида в состав экзаменационной комиссии, но его вовремя остановили. Во-первых, состав ГЭК давно утверждён, а во-вторых, не такое это уж привлекательное занятие - сидеть летом целыми днями в университете. Да и нужно дать человеку отдохнуть, немного прийти в себя - последний этап подготовки диссертации и её защита ведь отбирает немало сил.
   Грицай, так же как Серёгин, Новожилов и Клебанов, был в составе кафедральной ГЭК, да и принимала эта четвёрка участие в работе экзаменационной комиссии практически все последние годы. Сейчас на кафедре было не так уж много остепенённых преподавателей. После кончины таких опытных и толковых преподавателей как Ульев, Корсаков и Коновалов (которые в послевоенное время стояли у истоков создания кафедры), а также ухода на пенсию (и из университета) Васькова в распоряжении заведующего кафедрой для работы в ГЭК оставались лишь доценты Губенко да Мельников, остальные же были не остепенённые старшие преподаватели и ассистенты. Потому-то выбор Серёгина был небольшой. Секретарём ГЭК чаще других назначался старший преподаватель Мирослав Александрович Злотник, который в своё время (как и тот же Бедовый) окончил аспирантуру, готовил диссертацию, но так и не защитился. Но опыт работы на кафедре у него был большой, и преподавал он профессионально, и у студентов пользовался уважением, хотя и был довольно бескомпромиссным.

* * *

   В понедельник Грицай, уходя после окончания работы ГЭК домой, столкнулся в коридоре корпуса с Позняковым. Тот, хотя на их кафедре выпуск уже закончился, после обеда пребывал на кафедре, знакомясь со своей часовой нагрузкой на новый учебный год.
   -- О, привет, сосед! -- поприветствовал Анатолий коллегу. -- Давно не виделись. Ты после ухода из учебного отдела ко мне что-то не заходил. А тебя каким ветром сюда занесло, чего дома то не сидится? Ты же в ГЭК не участвуешь, да и другая нагрузка, наверняка, тебе на лето запланирована не была.
   -- Здоров, Толя! Ну, в ГЭК я пару дней сидел, твой тёзка меня об этом попросил. Сейчас у нас уже выпуск окончен, -- и Алексей рассказал приятелю последние свои новости и то, почему он сейчас был на кафедре.
   -- Ясно. Ты домой?
   -- Так точно, товарищ начальник.
   -- Это ты начальник, а не я.
   -- Был когда-то, а сейчас мы равны.
   -- И ты доволен этим?
   -- Вполне.
   -- Ну, вот и отлично - и для тебя в целом, и для меня. Теперь будет мне, как и сегодня, компания по дороге домой, до самого подъезда.
   Они пошли к выходу из университета через двор, проходя и через первый этаж административного корпуса. Там в коридоре стояли деревянные строительные подмости, двери помещений были укрыты бумагой, на которой, а также на покрашенных панелях стен и на полу виднелись следы свежей побелки. Ремонт в корпусе начался с начала второй декады июня, сейчас видно уже торопились его окончить, чтобы успеть к наплыву абитуриентов и приёму от них вступительных документов. Да некоторые из них уже и спешили подать документы, хотя основной наплыв будет уже в июле.
   -- И когда они уже закончат этот ремонт? -- возмутился Позняков. -- Надоело ходить по этим грязным коридорам. И, главное, что-то в последнее время подобные работы участились. Почти каждый год одно и то же - побелка, покраска, ну, где-нибудь выбоину в стене зашпаклюют и всё.
   -- Ну, это понятно. Сделают на копейку, а спишут на сто рублей.
   -- Вот это точно. Отмывание денег.
   -- Ну, это не совсем то, для таких "показух" сейчас придумали новое слово - откат.
   -- Да, ты прав, это более верно. Вот только чаще это слово используется при покупке-продаже какого-нибудь товара.
   Жаргонное слово "откат" действительно появилось не так уж давно, наверное, во времена горбачёвской перестройки. И означало оно некую сумму денег, неофициально уплачиваемую фирмой-продавцом или фирмой-исполнителем сотруднику фирмы-заказчика за продажу своего товара (размещение заказа). Обычно откат уплачивался втайне от руководства фирмы-заказчика. По договорённости с исполнителем заказчик получал некий процент (и немалый, бывает до 10-15 %) от стоимости услуги за размещение заказа на его производстве (в организации). Обычно не оставалось внакладе и само лицо фирмы-исполнителя, но уже в рамках фирмы, где он работает. В этом случае откат как бы перекачивал деньги от фирмы (юридического лица) в карман его работнику (физическому лицу). В откатах всё совершалось по взаимному согласию и к взаимному удовольствию сторон. В общем, откат стал одним из самых распространённых в бизнесе способов использования служебного положения в личных целях.
   -- Но услуги ведь тоже товар, как со стороны фирмы, которая предоставляет услуги, так и со стороны фирмы-заказчика, -- возразил Анатолий.
   -- Тоже верно. И ремонтируют-то в основном как раз административный корпус.
   -- Ага, а ещё свои квартиры, за счёт этих же средств. И ведь ничего не докажешь, поймать за руку невозможно. Разве что в каждом кабинете начальников ставить магнитофоны или видеокамеры.
   -- И это не поможет, -- протянул Алексей, вспомнив рассказ своего сослуживца по училищу Николая Шубина о его встрече с ректором в парке. -- Найдут выход из положения.
   Тем временем они уже вышли за территорию университета и разговор на эту тему сам по себе иссяк.
   -- Ты когда в отпуск уходишь? -- спросил Позняков по дороге к остановке городского транспорта.
   -- Ещё не скоро. Где-то во второй половине июля. А ты когда?
   -- А я через неделю. И аж до первого сентября, -- радостно протянул Алексей. -- Первый раз нормально и полностью отгуляю свой отпуск, я имею в виду, работая в университете.
   -- Тебе хорошо. А у меня в этом году ещё есть руководство практикой.
   -- Ну, наверное, и у меня в дальнейшем так же будет. Просто в этом году мне повезло в связи с увольнением из учебного отдела.
   Так, меняя одну тему на другую, приятели добрались до своего дома. Спустя некоторое время один из них уже загорал и купался, а второй только предвкушал скорое наступление подобного отдыха.

* * *

   Грицай, наконец-то, тоже ушёл в отпуск, но менее чем через две недели ему пришлось встретиться со своими коллегами вновь. И произошло это не в рабочей обстановке (и не в рабочий день), а на юбилее заведующего кафедрой. В один из первых дней августа Серёгину исполнялось 60 лет. Об этой знаменательной дате своего руководителя сотрудники кафедры помнили ещё тогда, когда не разбежались в отпуска. На последнем заседании кафедры, в первый понедельник июля, рассмотрев такой стандартный вопрос как итоги защиты дипломов, а также планируемую практику студентов и ремонт закреплённых помещений, Василий Михайлович, закрывая заседание, пожелал всем хорошо отдохнуть и с новыми силами встретиться уже 1-го сентября. Клебанов тут же внёс уточнение, что не 1-го сентября, а, скорее всего на пару дней раньше, на собрании трудового коллектива. Заведующий, конечно, с этим согласился, и все уже собирались покидать помещение. Но тут свою реплику подал Анатолий Васильевич:
   -- Василий Михайлович, а раньше мы с вами не встретимся? -- явно намекая на день рождения Серёгина.
   Реплика, хотя и была как бы немного нетактичной (звучала как напрашивание в гости), но вполне уместна. В последние годы Серёгин не праздновал свой день рождения вместе с коллегами именно в августе. То ли из-за того, чтобы не портить отпуск сотрудникам (да и не все возможно, на нём могли бы присутствовать, уезжая из города), то ли из-за нежелания накрывать стол дома, в кафе или ресторане (не будешь же летом идти праздновать это событие в университет), он праздновал свой день рождения уже в сентябре, задним числом. Да и то часто приурочивая его к какому-либо другому событию. Но то всё были рядовые дни рождения, когда, как и обычно, на кафедре именинник накрывал небольшой стол, а вот сейчас дата-то была знаменательной. Поэтому ничего зазорного в таком уточнении не было.
   Серёгин немного помялся, но затем уверенно сказал:
   -- Ты прав, Грицай. Мы ещё встретимся все в начале августа, -- но тут же уточнил. -- Возможно и не все, как у кого сложатся обстоятельства. Но я вас официально приглашаю всех на свой день рождения.
   -- А где? Когда? -- раздались вопросы.
   -- Ну, когда? - это понятно, дату моего дня рождения вроде бы все знают. Это будет выходной день, хотя во время отпуска это значения не имеет. А вот где? как и точное время встречи - этого я и сам пока-что не знаю.
   -- Но не дома?
   -- Нет, не дома.
   Дома у Василия Михайловича последний раз отмечали подобное событие десять лет назад. Это был первый такой сбор в новой квартире Серёгина, в которую он переехал за четыре года до этого. На самом деле она не была новой (по дате сдачи в эксплуатацию), но в старом хорошем добротном кирпичном доме с толстыми стенами и высокими потолками. Хотя тогда в наличии был не полный состав кафедры, но гостей было много - присутствовали, естественно родня и друзья. До этого примерно год назад Василий Михайлович капитально отремонтировал свою просторную двухкомнатную квартиру, переделав её под трёхкомнатную (оборудовав себе кабинет). Кабинет был небольшой, но уютный, и хозяин даже сделал себе там откидную кровать, встроенную в шкаф, точнее в книжные стеллажи (так называемая кровать Мёрфи - по имени первого её производителя). Разработал, изготовил и смонтировал такое чудо техники Серёгин сам - руки у него были инженера-практика, умелые.
   -- Я потому и не акцентировал на этом вопросе внимание, -- продолжал Серёгин, -- сейчас рано ещё договариваться о месте и времени проведения застолья. Я примерно за неделю всем вам об этом сообщу.
   -- А если кого-то не будет в городе?
   -- Я это понимаю. Но вы все приглашены, а потому место и время желающие, приехав на этот день в город, смогут уточнить у меня или у других коллег.
   Празднование 60-летия Серёгина проходило в просторном кафе, в двух шагах от дома Василия Михайловича. И гостей на сей раз тоже было немало. Всех своих коллег он пригласил приходить с жёнами или мужьями. Правда, этим правом воспользовались только Мельников и Клебанов, которые пришли с супругами. Но, семья Мельниковых и так часто бывала в гостях у Серёгиных, как и те у них, благо жили они всего в квартале друг от друга. Также приглашены были на день рождения декан факультета и ректор с супругой. Это была первая такая встреча в неформальной обстановке обитателей кафедры с руководителем их учебного заведения, а потому на первых порах многие были немного скованы и насторожены. Но Константин Григорьевич в компании оказался довольно простецким, компанейским, общительным человеком, который умел говорить не только тосты, но любил также и послушать шутки или анекдоты, и посмеяться вместе со всеми. Правда, примерно через час, поблагодарив виновника торжества за приглашение, пожелав ему здоровья, долголетия и успехов на ниве науки и руководства кафедрой, Оноприенко ушёл. А гуляния продолжались ещё часа два, если не больше. И всё равно после ухода ректора все как-то облегчённо вздохнули - как бы там ни было, но его присутствие обязывало более тщательно за собой следить. Далее официальная часть как бы была завершена, и пошли уже музыка, танцы, песни, с периодическим "отдыхом" за столами. В итоге все остались очень довольны проведенным временем, присутствуя на таком индивидуальном празднике.
   Вот только многих неприятно поразило то, что вновь основательно напился Евгений Валуев. Евгению Петровичу недавно перевалило за четвёртый десяток. Он был кандидатом технических наук, доцентом. Он успешно справлялся со своей учебной нагрузкой, был в нормальных отношениях как с коллегами, так и со студентами, имелся у него к ним нормальный подход. Кроме учебной нагрузки он ещё довольно долго работал на договоре, руководителем которого был Андрей Петрович Васьков. Ранее у того работали ещё Виталий Григорьевич Таркин и Антон Цекалин. Правда, это было ещё до развала Союза. Но группа, ранее руководимая Васьковым, и сейчас успешно работала, создав своё частное предприятие, руководителем которого стал именно Таркин. Виталий работал на кафедре ассистентом, не имел степени, но у него был довольно напористый и пробивной характер, а потому его ЧП работало довольно успешно. Как раз с ним наибольше дружил Женя Валуев. Он был добрым, приятным человеком и находился в нормальных отношениях со всеми членами кафедры. Вначале он тоже работал в созданном Таркиным частном предприятии, но в последнее время от работы отошёл - иногда его привлекали за определённую плату к разработке того или иного узла. Но и это было уже в прошлом. И причиной этому стала какая-то непонятная, проявившаяся именно в последнее время, тяга к выпивке. Да, на юбилее Серёгина он был изрядно пьян, но началось это отнюдь не сегодня и не вчера.
   Началось всё это года два назад, и на тягу Валуева к спиртному сначала как-то не обратили внимания - ну, чуть перепил товарищ, с кем не бывает. Однако постепенно убедились, что такое положение дел стало принимать постоянный характер. На кафедральных сабантуях (праздники, дни рождения) он стал постоянно торопить с наполнением рюмок, брал инициативу на себя, предлагая какие-нибудь тосты, лишь бы поскорее был повод выпить. И если многие очень редко выпивали полную рюмку (иногда только пригубляя её), то Евгений опрокидывал эти рюмки залпами. Видно было, что он уже не может спокойно сидеть за столом и вести беседы, если перед ним не стоит наполненная рюмка. А ежели та присутствует, то её необходимо непременно побыстрее опустошить. Это было довольно странно, потому что ещё года 3-4 назад такого не было, и что стало причиной такой тяги Валуева к спиртному, никому не было известно. А эта тяга присутствовала у него и в будние дни, когда не было поводов для застолий.
   Характерным был такой случай. В прошлом году Константин Мельников попросил Антона Цекалина съездить вместе (на машине последнего - досталась ему в наследство от умершего к тому времени отца) в специализированный магазин, чтобы купить аккумулятор для машины. У Константина на его "Москвиче" в последнее время старый аккумулятор барахлил, а в настоящее время, как сообщил его владелец, и вовсе "сдох". Был в городе хороший специализированный магазин, в котором продавались и "сухие", и залитые электролитом (и заряженные) аккумуляторы различных иностранных производителей. Разговор Антона и Константина услышал Валуев, который попросил Цекалина забрать и его в поездку за аккумулятором. У него, мол, в машине аккумулятор тоже на ладан дышит. Естественно, Антон ему не отказал - что вдвоём ехать, что втроём для машины никакого значения не имело. Купили в магазине Мельников и Валуев хорошие заряженные итальянские аккумуляторы. К делу это никакого, правда, отношения не имело. А дальше Мельников попросил Антона завезти купленный аккумулятор к его машине, что было вполне понятно. Также вполне понятно было и то, что такую же просьбу высказал и Валуев. И вот во время этой поездки Евгений в одном месте попросил остановить машину, ему, мол, на пару минут, нужно отлучиться. Отлучился он, как видели оставшиеся в машине, в ближайшее кафе. Не было Евгения минут 5-7, но усаживался он в машину с очень довольным видом. И кто его знает, что бы думали о его кратковременной отлучке Константин с Антоном, если бы Валуев сам не сообщил:
   -- Вот теперь полный порядок. Рюмочку коньячку пропустил, и аж на душе легче стало. Теперь можно и дальше ехать.
   -- Ну, ты даёшь! -- удивился Мельников. -- А без этой рюмочки, что, никак?
   -- А что, тут такого имею полное право, не на работе же. Ну, захотелось мне, вот и выпил. И что здесь такого - сто грамм коньячка опрокинуть. Нормально. Я же не напиваюсь.
   Да, от 100 г коньяка пьяным вряд ли будешь, но его коллегам стало понятно, что это уже не просто пьянство, а как бы начало болезни, название которой алкоголизм. На том эта прошлогодняя история и закончилась (аккумуляторы Антон развёз по местам назначения), но как оказалось, предчувствия Антона и Константина были верны - уже в этом году, на юбилее заведующего кафедрой симптомы алкогольной болезни Валуева проявились во всей красе.
   Что же касается дальнейшего августовского пребывания (после юбилея) сотрудников кафедры в отпусках, то все они уже вновь по собственному усмотрению строили планы своего оставшегося летнего отдыха. Почти все они встретились в конце августа на собрании, а потом уже утром 1-го сентября (уже точно все) на торжественной линейке, посвящённой первому дню учёбы и новым студентам. Это торжество проводилось ежегодно на уютном, озеленённом дворике перед административным корпусом университета у памятника преподавателям и студентам института, погибшим во время Великой отечественной войны. И там тоже звучали речи и музыка, правда, не весёлая, а бравурная, торжественная. После этого снова за учёбу, только каждый в разных ипостасях - одни как ученики, другие - как учителя. Из года в год одно и то же самое, хотя всегда с какими-нибудь изменениями или дополнениями. Но именно эти изменения и дополнения движут миром.

* * *

   Через полтора месяца после присутствия на торжестве Серёгина ректор присутствовал ещё на одном подобном торжестве. Но, если в первом случае он поздравлял именинника, то во втором - поздравляли именно его. В средине сентября ему исполнилось 65 лет. Возможно, торжества были немного меньшими, нежели 5 лет тому назад, но, тем не менее, приёмную Оноприенко вновь осаждала довольно многочисленная толпа. На сей раз Позняков видел желающих поздравить ректора не только в самой приёмной, но и в коридоре, на подходе к ней. Как и где Оноприенко будет проводить празднование этой даты, Позняков не знал. И пять лет назад его это тоже не особо интересовало, так же как и не было тогда обиды за то, что ректор на свой юбилей его не пригласил. Если отмечание встречи Нового года в полурабочей обстановке было делом как бы обязательным, то приглашение на свой день рождения - это дело сугубо личное. Да и по рангу, как понимал сам Алексей, в ту маститую копанию он просто не вписывался. В прошлый раз Позняков поздравлял ректора, отношения тогда у них были нормальные, да и не поздравить фактически непосредственного начальника, с которым общаешься по три-четыре раза в неделю, было бы просто верхом неуважения и как бы неким вызовом. Но ни того, ни другого у Алексея не было. Сейчас же поздравлять ректора в качестве обыкновенного доцента он посчитал делом неуместным, да и не было у него такого желания. К тому же был он сейчас озабочен совсем иным.
   Дочь Познякова Наталья проработала свой первый рабочий год в школе. И эта работа не вызывала у неё желания переходить на какую-нибудь, как многие говорили, более престижную работу. Ей нравилось работать в школе, нашла она общий язык и с такой непростой средой как старшеклассники, а также хорошо вписалась в учебный коллектив школы. Да и её работой руководство было довольно. Так что в этом плане никаких изменений не предвиделось. Однако предвиделись изменения совсем в ином аспекте. В конце августа, перед тем как ей вновь предстояло окунуться в рабочие будни, Наташа сказала родителям, что собирается выйти замуж. Ошеломляющей новостью такое известие для родителей не стало, этого следовало ожидать и они в принципе ожидали подобного развития событий. Как-никак Наталье уже исполнилось 24 года, для девушки самый, что ни на есть подходящий возраст для замужества. Она уже, можно считать, крепко стояла на ногах, а потому ничего удивительного в её решении не было.
   Но всё равно сообщение дочери для родителей было несколько неожиданным, поскольку ранее она об этом разговор не заводила. Но это событие для всех должно было стать радостным и важным, а потому и подготовиться к нему нужно было надлежащим образом. Родители этим известием были взволнованы, особенно мама. Галина уже имела статус свекрови, а теперь ей предстояло ещё и выступить в роли тёщи. Но, поскольку отношения тёщи с зятем стали притчей множества анекдотов, то и волнения были бо?льшие, нежели при женитьбе сына.
   Ранее супруга Алексея считала, что с невесткой проще наладить отношения (как двум женщинам), но очень часто это весьма спорное мнение. Как раз по той же причине, что обе женщины (а они всегда более самолюбивые, самоуверенные и ревнивые). Но при чём здесь, на первый взгляд, ревность? Ещё как при чём! Причина, по которой отношения "свекровь - невестка" зачастую такие напряжённые, лежит на поверхности: обе женщины любят одного и того же мужчину! - одна как жена, а другая как мать. Но для невестки (девушки, выходящей замуж) правда жизни такова - она выбирает себе мужа, но не выбирает его семью. А потому приходится как-то уживаться со свекровью. Часть невесток прекрасно уживаются со свекровью и свёкром, но далеко не все. Галина была наслышана о столичных "фифах", а потому тоже боялась отношений с невесткой. Но в этом плане ей повезло, Людмила была, можно сказать, одного сословия с ними, выросшая в такой же простой провинциальной семье и не была избалована. У неё были прекрасные отношения со свекровью (взаимно) и она была любящей, заботливой женой. В некоторых случаях такие хорошие отношения со свекровью устанавливаются, когда у мужа есть сестра, т. е. его мама одновремённо является и свекровью, и тёщей, (а Галина таковой и должна была уже сейчас стать). Такие свекрови более терпимые и покладистые, во всяком случае, пожизненной преданности от сына требовать они не будут. В апреле этого года Юрий порадовал родителей тем, что у них уже появился внук, которого назвали Андреем. Это доставило большую радость старшим Позняковым, особенно Галине, которая почти весь свой отпуск провела в гостях у детей, нянчась с Андрейкой.
   Но сейчас из-за тех злосчастных анекдотов и возникали у мамы Наташи такие вот опасения по вопросу взаимоотношений со своим будущим зятем. Алексей по этому поводу не комплексовал, хотя супруге казалось, что это просто будущая мужская солидарность. Но это было не так, не было у него комплексов и перед женитьбой сына, он в этом плане оказался более спокойным. Как бы там ни было, но не ему жить с невесткой, а его сыну. Правда, обоих после женитьбы сына немного удивило обращение Люды к родителям мужа - только Галина Матвеевна да Алексей Николаевич. Да, всегда уважительно, но никогда "мама" или "папа". Нынешняя молодёжь в этом плане была куда сдержанней. Впрочем, и их сын Юрий тоже никогда подобным образом не обращался к родителям супруги. А вот они сами родителей своего избранника (избранницы) без всякой неловкости величали "мама" и "папа". Естественно обращались они к ним на "вы", тогда как к своим родителям - в единственном грамматическом числе. Но они выросли и воспитывались в другие времена, да и в другой стране. И потому это обстоятельство совсем их не угнетало, они относились к подобному с пониманием.
   Свадьбу Наташа с Дмитрием, так звали избранника дочери, планировали сыграть во второй половине октября, они ещё и заявление в ЗАГС не подавали, решив сначала известить о своих намерениях родителей. Предстояло ещё, естественно, обоюдное знакомство старшего поколения с неизвестным ему пока младшим, а также со сверстниками, как уже будущими сватами. Наташа обещала познакомить родителей со своим женихом в третью субботу сентября, и должна была произойти волнительная встреча как раз на следующий день после дня рождения ректора. Потому-то и был сейчас так озабочен Позняков, мало обращая внимания на знаменательное событие в университете.
   Конечно, Галина ради такого события, как знакомство с будущим зятем, накрыла подобающий стол. Избранник дочери Дмитрий оказался весьма привлекательным черноволосым парнем выше среднего роста с серыми глазами и носом с небольшой горбинкой. Он был на один год старше Натальи, но выглядел немного старше своих лет. Вероятно, так казалось в силу его не по годам какой-то серьёзности. За годы работы в университете Алексей привык к тому, что нынешняя молодёжь отличается весёлым и бесшабашным характером, что никак не сказывалось на толковых ребятах и девчатах. Ну, а не очень умную молодёжь такая, порой чересчур уж, весёлость, только ещё больше глупила. И видно было, что Дмитрий сейчас серьёзен не потому, что старается понравиться родителям невесты, а просто в нём она заложена. Он только в этом году окончил педагогический институт, потому-то, наверное, как позже решили старшие Позняковы, Наталка и не выскочила замуж сразу после окончания института. Хотя и встречалась она с Дмитрием, как ещё ранее она сообщила матери, уже более двух лет. Это тоже характеризировало будущего зятя с хорошей стороны - не спешил жениться, пока не окончит ВУЗ.
   Из беседы за столом выяснилось, что в школе у Дмитрия была тяга к точным наукам, особенно нравилась ему физика. Окончил он школу без медали, нахватав "четвёрок" по гуманитарным предметам, но в числе лучших учеников класса. Сразу после школы он поехал в Киев, решив попробовать свои силы в поступлении на механико-математический факультет Киевского национального университета на специальность "Механика", объединяющую в себе и математику, и физику, и механику. По окончанию университета он планировал работать в областях, использующих математические методы и компьютерные технологии. В сфере его интересов могли быть также работы по созданию и использованию математических моделей процессов и объектов, по разработке эффективных математических методов решения задач механики. Планы молодого парня вызывали уважение, но им не суждено было сбыться, он не прошёл по конкурсу на эту специальность. На следующий год весной ему светил призыв в армию. И Дмитрий пошёл на срочную службу, не предприняв ни единого шага для того, чтобы "откосить" от армии. Он решил, что военная служба только пойдёт ему на пользу, поможет твёрдо стать на ноги, окрепнуть физически, а также воспитает его волю и характер. Вернувшись из армии, он уже в 1994-м году решил не искушать судьбу (армия теоретических знаний по дисциплинам вступительных экзаменов ему не прибавила) поступать в педагогический институт в своём родном городе на физико-математический факультет.
  
  

ГЛАВА 5

Беседа с будущим зятем

  
   Беседы за столом и после ужина, уже просто в креслах и на диване, ещё больше убедили Алексея в правильности выбора дочери. Будущий зять к удивлению оказался умным, эрудированным человеком. Особенно удивил Познякова старшего разговор о науке, который возник после расспросов о том, какими Дмитрий видит свои будущие перспективы. Сейчас успешно окончившего институт Дмитрия Давыденко (будущая фамилия и Натальи) ожидала работа в школе, но не в той, в которой уже трудилась его невеста. Возможно, после регистрации брака им удастся со временем работать и в одной школе. Но на профессии школьного учителя Дмитрий решил не зацикливаться, он хотел осуществить свою мечту, перейдя позже в какой-нибудь научно-исследовательский институт и заняться наукой. И вот с этого начался разговор о сегодняшнем состоянии дел этого вида познавательной деятельности. И видно было, что Давыденко этим вопросом интересовался.
   -- А ты знаешь, что научно-исследовательские институты до сих пор работают не в полную силу? -- спросил Дмитрия Алексей. -- И это касается не только науки, но и промышленности в целом. Я не знаю точно, как у нас в Украине, но, например, в России было закрыто десятки тысяч заводов, страна потеряла 25 % имеющихся технологий, то есть была фактически осуществлена деиндустриализация страны, ради превращения её в сырьевую колонию Запада и рынок сбыта продукции западной промышленности. За время, прошедшее после распада СССР, количество научных и проектных организаций сократилось более чем в пять раз, конструкторских бюро - в три с лишним раза, значительно урезаны и научно-технические подразделения на промышленных предприятиях. Количество учёных-исследователей в той же России уменьшилось примерно в 2,5 раза по сравнению с 1991-м годом, прекратили своё существование 800 институтов, что привело фактически к отмиранию понятия "отраслевая наука".
   -- Ну, я таких точных цифр не знаю, но об этом, естественно, слышал. Я также читал какую-то статью, в которой отмечалось, что, "создавая себе пропагандистскую славу радетелей отечественной науки, власти в действительности её уничтожают. Из науки изгоняются последние из тех, кто не занимался собственным обогащением, кто делал науку, а не карьеру. Убирают известных учёных, независимых, самостоятельно мыслящих, критически настроенных, сопротивляющихся разрушению науки. Сокращают по возрасту, хотя при нынешней ситуации, когда из науки выпало целое поколение 30-40-летних, пожилые учёные могли бы стать наставниками, учителями, спасителями умирающих научных школ".
   -- Совершенно верно. К тому же из России эмигрировали более 700.000 научных сотрудников в основном из области технических и естественных наук, обескровив реальный сектор. Ежегодно страну покидает до 15 % выпускников ВУЗов. Сокращая научные кадры, власти не трогают администрацию институтов, для которой развал науки стал поистине золотым временем обогащения за счёт сдачи в аренду опустевших помещений, за счёт коммерциализации вспомогательных подразделений и т. п. Сложилась парадоксальная ситуация - администрация институтов, то есть люди, которые несут персональную ответственность за разрушение науки, рассматриваются как самые ценные кадры, которые следует сохранить. Но всё это касается опять-таки России, у нас подобные проблемы затрагиваются очень неохотно.
   -- Но постепенно научные исследования у нас в стране, всё же, возрождаются.
   -- Возможно, я не специалист в этой области, не знаю. Но, применительно, например, к той сфере, в которой я работаю, знаю, что и наша система высшего образования далеко не совершенна, хотя её постоянно и пытаются улучшить. Да и у нас в университете, в частности, далеко ещё до высокого уровня, как самой науки, так и её кадров. Это касается и просто профессорско-преподавательского состава. Они зажаты в рамках своих дисциплин, своих специальностей.
   -- А мне казалось, что у вас как раз с этим всё в порядке.
   -- В общем-то, не так уж плохо, но могло быть и лучше. Сейчас, например, у нас многих беспокоит то, что в последнее время ректор затягивает гайки, да и нагрузки постоянно растут, целыми днями приходится просиживать на кафедре, даже профессоров это касается. А ведь нужно время и для повышения своего профессионального уровня, чтобы успеть идти в ногу со временем. Один известный в Украине специалист высказался по этому поводу довольно интересно. У меня где-то записано, сейчас найду.
   Алексей сходил в свою комнату, принёс блокнот и зачитал:
   -- "Чтобы обеспечить процветание академических свобод в стране, в первую очередь необходимо повысить независимость интеллектуальной элиты при помощи создания профессиональных ассоциаций вузовских преподавателей. Примером может служить Американская ассоциация профессоров университетов, защищающая право своих членов на свободное изложение собственной позиции студентам. Подобная организация могла бы стать серьезной поддержкой и даже спасением для отечественного преподавательского состава, поскольку сейчас профессор бесправен - он заключает краткосрочный контракт с университетской администрацией, которая может прервать его и не возобновить. Таким образом, украинский профессор сражается с системой один на один. Более того, нормативы его лекционной нагрузки таковы, что из ученого он превращается в раба на галерах. Эти нормативы необходимо пересмотреть и закрепить законодательно... Мы должны понять, что в жёстко администрируемой вузовской системе никогда не будет развиваться свободная критическая мысль, а значит, и наука как таковая. Только если сам профессор повысит свой статус в обществе, администрация любого вуза будет от него зависимой, поскольку он станет источником её доходов".
   -- Интересно, и кто так высказался?
   -- Александр Коврига, эксперт по проблемам развития высшего образования в Украине, кандидат экономических наук, магистр подготовки высших управленцев в университетах Беркли, Стенфорда, Ланкастера и Лондона.
   -- О! А я о нём слышал. Это по-моему он со своими коллегами ещё в 1984-м году в рамках всесоюзных мероприятий спроектировал университет нового типа под названием "Университет развития". Этот университет призван был формировать новые профессии и направления подготовки инженеров и проектировщиков, способных формировать новые направления деятельности и решать комплексные проблемы экологии, общемирового и национального хозяйственного и промышленного развития.
   -- Интересно. Я и не знал о таком университете. И какова же его судьба?
   -- Ну, в рамках тогдашнего всесоюзного эксперимента для создания образовательной системы нового типа необходимо было примерно 10-12 лет. Но после развала Советского Союза финансирование проекта было прекращено, а вот у нас в Украине, в Киеве, например, в сокращенном в 4 раза объёме проект поддерживался ещё пару лет. А далее, наверное, и у нас всё заглохло.
   -- А чем бы ты хотел заняться конкретно? -- спросил Алексей. -- Какие идеи тебя больше всего привлекают?
   -- Мне, например, импонирует идея создания общегосударственной автоматизированной системы управления.
   -- И что она собой представляет?
   -- Давно, ещё до моего рождения, в 1962-м году, академик Виктор Глушков применил идеи кибернетики для управления государством. Он разработал проект общегосударственной автоматизированной системы управления (ОГАС). Проект ОГАС - это научное управление государством на основе компьютерных систем. Его проект базировался на принципах кибернетики, включающей в себя компьютерную сеть, связывающую центры сбора данных, расположенные во всех регионах страны. Глушков свою идею объяснял так: "Отныне только "безмашинных" усилий для управления мало. Первый информационный барьер, или порог, человечество смогло преодолеть потому, что изобрело товарно-денежные отношения и ступенчатую структуру управления. Электронно-вычислительная техника - вот современное изобретение, которое позволит перешагнуть через второй порог". Модель предполагала замену всего аппарата управления экономикой сетью автоматизированных центров - АСУ. И уже к середине 1964-го года им был разработан эскизный проект ЕГСВЦ (Единая Государственная Сеть Вычислительных Центров).
   -- Ты смотри! Ты о многом таком знаешь, о чём я не слышал. о И о такой системе я тоже ничего не слышал.
   -- И не удивительно. План Глушкова был отвергнут, тогдашний премьер-реформатор Косыгин взял на вооружение идеи экономистов-рыночников, которые предлагали ориентировать экономику на прибыль от себестоимости. А, на мой взгляд, такая идея очень интересна, неплохо было бы к ней вернуться уже в наше время.
   Дмитрий не погрешил против истины. Действительно, в 1965-м году в связи с переходом от территориальной структуры управления государством к отраслевой правительство сочло расточительным вкладывать средства в создание дополнительных опорных вычислительных центров и возложило основную часть функций по оперативному управлению процессами управления текущими материальными потоками между субъектами производственной деятельности на территориальную систему Госплана СССР. Её основной задачей было установление производственно-хозяйственных связей между предприятиями, что позволяло формировать оптимальную структуру макротехнологического процесса производства в масштабах всего СССР и осуществлять оперативный контроль за его реализацией. С этого времени ОГАС начала создаваться и функционировать на основе отраслевых методов управления экономикой СССР.
   Одним из примеров такой неприемлемости теории Глушкова является высказывание члена КПСС, профессора-экономиста Г. Х. Попова: "Я, как сторонник других взглядов на управление, считал СОФЭ (система оптимального функционирования экономики) и АСУ (автоматизированная система управления) главными опасностями, чем-то вроде "электронного фашизма". И, естественно, негодовал на Институт экономики, который первым должен был бы со всем этим бороться". Так вот были восприняты идеи Глушкова.
   -- Но для возрождения подобного проекта одного чисто технического образования, наверное, мало, -- удивлённо отметил Позняков. -- Нужно, скорее всего, ещё и экономическое образование? Даже, наверное, в первую очередь.
   -- Я это понимаю. Но вы же спрашивали, какие идеи меня больше всего привлекают, не обязательно ими лично заниматься. Хотя, как знать, как оно может сложиться в будущем. Получить второе экономическое образование сейчас не проблема. Правда, я также понимаю, что для реализации подобной идеи одних моих желаний или даже знаний выдающихся учёных мало. Нужна, в первую очередь, политическая воля руководства страны.
   Вот такой удивительной получилась концовка первого знакомства Позняковых с Дмитрием Давыденко, будущим супругом их дочери. Когда, Дмитрий ушёл, то Наташа, вернувшись домой после коротких проводов жениха, спросила отца:
   -- Папа, а ты не мог бы устроить Диму к себе в университет? Ты же видишь - парень он толковый, чего ему прозябать в школе.
   -- Да, это я заметил. Твой будущий муж и в самом деле умный и серьёзный человек. Мне он понравился на все 100 %. А вот что касается устройства, как ты сказала в мой университет, то он далеко не мой, а потому не от меня сие зависит. Конечно, ещё полгода назад это было сделать намного легче, мне бы, наверное, пошли навстречу, попроси я об этом. А сейчас - не знаю. На кафедре, где я работаю, вряд ли он будет к месту.
   -- Но ты же работал сначала на кафедре физики. А специальность Дмитрия, в первую очередь математика и физика. И ты хорошо, наверное, знаешь её руководителя.
   -- Да, вот на этой кафедре можно попробовать. И заведующий кафедрой мне хорошо знаком, да и человек он хороший, покладистый, -- кафедру физики сейчас возглавлял Михаил Павлович Яковлев.
   -- Вот, видишь! -- обрадовалась дочь. -- Значит, не всё так уж безнадёжно.
   -- Погоди. А он сам этого хочет? А если хочет, то почему тогда мне ни одном словом не обмолвился?
   -- И не обмолвится, -- вздохнула Наташа. -- Он скромный, неназойливый человек, не привык ни у кого ничего просить. Не в его правилах морочить голову людям своими проблемами и просьбами. Да ещё при первой встрече с будущим свёкром.
   -- Понятно. Хорошо, я возьму этот вопрос на заметку. Может быть, и удастся что-то сделать. Но не так скоро, в этом году уже точно не получится, вся нагрузка на кафедрах сформирована. Возможно, с весеннего семестра, но, более реально - только уже будущим летом.
   -- А я о сроках тебя и не просила, -- обрадовано улыбнулась дочь. -- Конечно, он какое-то время поработает в школе. Да это и понятно, нельзя же вот так просто сбежать с того места, на которое его направили.
   -- А почему он не остался в институте учиться в аспирантуре? Парень-то очень толковый.
   -- Не привлекает его степень кандидата педагогических наук. Вот технических - другое дело, у него тяга к технике, а не к педагогике. Он ведь потому сначала и пробовал на механическую специальность поступать в Киеве.
   -- А к нам почему не поступал?
   -- Не знаю. Наверное, его привлекло название факультета: физико-математический - это как раз то, о чём он в школе мечтал. У вас такого факультета не имеется, у вас там есть какие-то машины, и то строительные. А когда Коля разобрался, что к чему, то уже поздно было что-либо менять.
   На этом тема в целом знакомства с будущим зятем была завершена. Но просьбу Наташи отец зафиксировал себе в памяти. Когда Грицай в своё время предлагал устроить в институте именно Наташу, то Алексей счёл это не целесообразным, поскольку сама Наталья желала работать в школе. А вот её просьба в отношении будущего супруга была вполне целесообразной, поскольку, как предвиделось Познякову, из Дмитрия точно получится хороший учёный.

* * *

   А далее вновь для Алексея потекла размеренная, ничем не примечательная жизнь, но это его только радовало, потому что пребывая на должности начальника учебного отдела, в последние годы он уже устал от разных "примечательностей". Но, однажды такая непримечательность была нарушена. В один из дней он столкнулся в коридоре с Оноприенко. И ранее, уже после ухода из учебного отдела, Алексей иногда в разных местах встречался с ректором. Они здоровались друг с другом, но никогда не беседовали. А вот сейчас ректор после взаимных приветствий остановился и сам завёл беседу, собственно это была и не беседа, поскольку он просто задал единственный вопрос:
   -- Ну, как тебе живётся, перейдя на обычный хлеб и чистую воду?
   Видно было, что настроение у Константина Григорьевича хорошее, потому-то он, вероятно, и решил немного пошутить. Хотя, сложно было определить - шутка это или нет. Но Алексея этот вопрос удивил и задел - можно подумать, что ранее он как сыр в масле катался. До такого он тогда не дотянулся. И он сдержанно, но даже без тени улыбки ответил:
   -- Вы знаете, Константин Григорьевич, я человек неприхотливый. Мне достаточно и того, что я имею. Я никогда не жил в роскоши. А потому я всем доволен.
   -- Ну-ну, -- удивлённо, погасив улыбку, хмыкнул ректор, повернулся и пошёл в нужном ему направлении.
   Своей дорогой направился и Позняков, но этот короткий диалог оставил-таки у него на душе не очень-то приятный осадок.

* * *

   В конце календарного года на кафедре, где трудился Грицай, вновь намечался очередной юбилей. Вновь приближался день рождения Клебанова, в который сотрудники кафедры позволяли себе расслабиться после напряженных недель работы на стационаре и с заочниками, да и в преддверии Нового года. Так происходило практически каждый год, но этот год был для Клебанова юбилейным. Юбилей был не таким, как у заведующего кафедрой, но всё же - Константину Дмитриевичу исполнялось 55 лет. Он решил взять пример с Серёгина и отметить свой день рождения в кафе или ресторане. Выбран был небольшой, но уютный ресторанчик в одной из городских гостиниц. Приглашены были все преподаватели кафедры. Неизвестно, приглашал ли Константин и других сотрудников кафедры, но на торжестве из них присутствовал только Антон Цекалин. Когда Серёгин спросил юбиляра о том, можно ли приходить с жёнами (а так уж на кафедре в подобных случаях повелось), то ответ Клебанова неприятно озадачил заведующего кафедрой:
   -- Я говорил на эту тему с Клавой, -- супруга Константина - Клавдия Михайловна. -- Она сказала: "А при чём здесь жёны. Они же не работники кафедры". -- Видя недоумение Серёгина, Константин решив сгладить эту неловкость, добавил, -- Понимаете, накладно очень приглашать всех с жёнами. К тому же ресторан-то гостиничный, он небольшой, посадочные места ограничены.
   Вряд ли это дополнение оправдывало супругов и повысило настроение Василия Михайловича. Обижен был на Клебанова и его тёзка Мельников. Как потом он переговорил с Серёгиным, ни тот, ни другой идти к Клебанову на день рождения с жёнами и не собирались, понимая, что, и в самом деле, помещение ресторана небольшое да и юбилей пока что не такой уж значительный. Но одно дело, когда они сами для себя так решили, и совсем другое дело - приглашение со стороны именинника. Это было не совсем вежливо по отношению к коллегам, да ещё не обдуманно брошенная фраза Константина о словах супруги дополняла палитру негативных эмоций его гостей. А ведь, как рассказал Мельников Серёгину, в последнее время их семьи вроде бы подружились, бывая друг у друга в гостях. Этой дружбе способствовало то обстоятельство, что жёны Мельникова и Клебанова практически одновремённо увлеклись биопрепаратами компании "Тяньши".
   В 1993-м году основатель корпорации "Тяньши" потомственный китайский врач-предприниматель (врачебный стаж семьи составляет более 800 лет) Ли Динь Юань купил патент на "Современную биотехнологию получения кальция". Он, также, инвестировал 3 миллиона долларов в строительство завода. С этого производства началась история корпорации "Тяньши". При этом руководитель корпорации сформулировал основную цель компании: "Нести здоровье человечеству, служить обществу, развивать производство". В июле 1995-м года компания начала работать по системе Многоуровневого маркетинга, считая этот метод продаж самым эффективным способом распространения своих биологически активных добавок (БАД), обогащённых кальцием.
   В общем, на дне рождения Клебанова Серёгин и Мельников были, конечно, без жён (как они и планировали), но осадок остался. И этот осадок не исчез даже от прекрасно накрытого стола, на котором в центре красовалась большая фаршированная щука. Да, вечер все провели достаточно весело, но в дальнейшем Серёгин стал с прохладцей относиться к Клебанову, а Мельниковы вообще порвали с его семьёй такие уж тёплые отношения. Далее у всех настроение значительно улучшилось, но это объяснялось тем, что вскоре уже наступил и Новый год, обильный на различные праздники, а затем и зимние каникулы.
   Наступившие дни нового календарного года были, как всегда его началом, но одновременно и неким концом - сам год имел особый статус конца тысячелетия, редкое явление для преобладающего большинства Человечества. На стыке столетий много поколений проживало, а вот встречали новый год с тремя нолями в новой эре всего дважды. Но ничего особого в этот год не происходило, как для семьи Позняковых, так и большинства их друзей и знакомых. Прошедший год в этом плане запомнился как-то больше. Конечно, наиболее запоминающимися событиями в жизни Алексея и Галины произошли весной и осенью - рождение внука и свадьба дочери. Бракосочетание Дмитрия и Натальи состоялось в последнюю субботу октября, в предпоследний день месяца. После ЗАГСа молодые, как это давно у многих стало традицией, катались по городу, клали цветы в памятных им (и другим горожанам) местах, а завершили свой день в одном из уютных кафе. Народу на торжествах было не так уж много - только родственники и самые близкие друзья. Больших торжеств не хотели ни Наталья, ни Дмитрий.
   Свадьба дочери не вызвала сколько хлопот, как свадьба сына, точнее не сама свадьба Юрия, а период после неё. Тогда больным вопросом было приобретение квартиры молодым и связанные с ними расходы, в которые родители молодой семьи на первых порах не укладывались. Проще обстояло дело с будущим совместным проживанием Дмитрия и Натальи Давыденко. Во время первого знакомства с будущим зятем Алексей и Галина этот вопрос не поднимали - неудобно было сразу загружать молодого человека массой вопросов. Для первого знакомства достаточно было узнать несколько фактов из его биографии, да и просто поближе с ним познакомиться. Но в ближайшие дни на вопрос родителей: "Где вы будете жить?" ответила их дочь, а немного позже более обстоятельный ответ дал жених, и не только дал, но вскоре и показал. Произошло это, когда Позняковы наносили ответный визит семье Давыденко. Первоначально, гостили у них, как родители жениха, именно отец с мамой Дмитрия.
   Оказалось, что семейство Давыденко, а у Дмитрия был ещё младший 14-летний брат, проживало в довольно просторном частном доме. Район их проживания находился на окраине города, в чудесной зелёной зоне. Но был он далековато от дома Позняковых, да и до центра было не так уж близко, правда, сообщение городского транспорта было довольно хорошим. Но этот минус сочетался с одним плюсом - от будущего места жительства молодых добираться в свою школу Наталье было гораздо ближе и удобнее. Да и до школы, в которой уже два месяца проработал Дмитрий, тоже было не далеко. И вот во время второй встречи Дмитрий более детально рассказал о том, где ему с молодой супругой предстоит жить.
   -- У моих родителей в доме четыре комнаты. Он хотя и одноэтажный, но места хватает. Ну, за усадьбу я не говорю. Там и хороший сад, и небольшой огород. Родители говорили, что когда выделялся участок под строительство дома, то район был практически на границе города, никаких построек там не было. Это сейчас уже за нашим районом и дальше строительство ведётся, причём даже многоэтажки возводят. Район чистый, без больших производств, а потому земля там сейчас пользуется большим спросом. А тогда участки выделяли довольно большие, земля как бы бесхозной была. Так что в этом плане нам повезло.
   -- И давно вы строились?
   -- Относительно недавно. Года за два-три до моего рождения. Папа с мамой как поженились, так сразу и выбили себе этот участок. Папе на заводе предложили выбор - или квартира лет эдак через 7-8 или участок под строительство частного дома. Отец выбрал второе, потому что, как говорили указанный руководством завода срок, это низшая граница, а могло пройти и больше времени. До того они жили вместе со своими родителями. А я родился, когда дом уже заканчивали строить, на следующий год родители в него уже и переехали. Кстати, завод, как рассказывал отец, тем, кто строился, помогал в приобретении строительных материалов по сниженным расценкам. Да и так много чем другим помогал.
   -- Понятно. Значит, вам в родительском доме выделяется одна комната?
   -- Ну да. В доме одна комната - гостиная, другая - родительская спальня, в третьей - мы с Сашкой, это мой брат, проживали. А четвёртая, самая маленькая - была как бы кабинетом отца, с книжными шкафами.
   -- И её-то вам отвели?
   -- Нет. В доме сейчас идёт "великое переселение", -- рассмеялся Дмитрий, -- Родители уступают нам свою спальню, сами переезжают в нашу с братом комнату, а вот он, теперь уже один - как раз в бывший кабинет отца.
   -- Неудобно как-то твоих родителей стеснять.
   -- Я им тоже это говорил. Но они стоят на своём, говорят, что нам такая спальня нужнее.
   -- Комнаты проходные?
   -- Нет, все комнаты раздельные.
   -- Ты смотри! Четыре комнаты и все раздельные... Хорошая планировка.
   -- Да, это отец сам придумал. Г-образный коридор делит наш дом как бы на две части. По одной стороне дома (с боковым входом) находятся четыре помещения - кладовка, ванная, кухня и кабинет, но они поменьше. А на другую сторону - разделённая частью коридора (к веранде) гостиная и, детская со спальней. Гостиная большая, а детская и спальня - средние. И с этой же стороны просторная веранда.
   -- А кухня у вас будет общая?
   -- Это уже как Наташе понравится. На веранде большая часть площади приспособлена под кухоньку, типа летней. Так что, при желании Наташа может там готовить, по крайней мере, в тёплое время года. Но я уже думал о том, чтобы поставить на веранде двойные пластиковые окна и масляный радиатор. Тогда мы будем абсолютно автономны от родителей.
   -- Это ты неплохо придумал, -- удивлённо покачал головой Алексей. -- Но я думаю, что это как резервный вариант. Наташе нужно налаживать контакты с твоей мамой, а при автономном, как ты говоришь, проживании это непросто сделать.
   -- Но я же говорил, что как Наташа решит. Всё равно мама будет готовить еду на всю семью. Это же очевидно. Где готовят на четверых, не сложно приготовить и на пятерых.
   -- Хорошо, это, действительно решится уже в процессе совместного проживания. А свой дом вы строить не собираетесь? Так и будете все вместе жить?
   -- Собираемся. Но, наверное, не дом, а, всё же, квартиру. Я в подобных вопросах менее практичный человек, нежели мой папа. Да и строить сейчас свой дом по-моему уж очень дорогое дело. Квартиру проще, своих забот только уже привести её в желаемый тебе вид. Сейчас ведь квартиры сдают только как коробки, где всё остальное нужно делать самим. И в этом случае тоже хлопот хватает, но их, как бы там ни было, меньше.
   -- Да, -- покачал головой Позняков старший, -- а вот раньше сдавали, как говорится "под ключ".
   -- Да уж! Так прямо под ключ, -- возразила Галина. -- Сколько мы, получив квартиру, мучились ещё с её ремонтом.
   -- Да, ремонт, конечно, делали, но не такой же, как сейчас, когда нужно и полы стелить и стены штукатурить. Ладно, это вопрос будущего. Но хорошо, что вы решили строить или покупать квартиру. Молодым с родителями обязательно нужно жить дружно, но, всё-таки, раздельно.
   -- Вот и мы так же решили. Пару лет проживём с моими родителями, а, накопив денег, займёмся вопросом квартиры.
   -- Правильно. И мы вам в этом обязательно поможем.
   Итак, на первое время, а оно могло быть неограниченным, у Натальи с Николаем было жильё над головой, за которое не нужно было и платить. Ситуация была немного проще, нежели после свадьбы Юрия. Позняковы уже почти год как рассчитались со своими кредиторами. Поэтому в дальнейшем нужно будет уже откладывать деньги на помощь дочери.
  
  

ГЛАВА 6

Проблемы государственные и кафедральные

   Но всё это, так же, как беседы с Дмитрием и свадьба были уже в прошлом. А сейчас шла уже средина зимы года, венчающего тысячелетие. Начался уже весенний семестр учебного 1999-2000-го года. Для Алексея он был загружен больше, чем осенний семестр, в противоположность его другу Анатолию. Но больше, меньше - понятия относительные. Для Познякова казалось, что всё равно он работает вполсилы - и на работу чаще всего ходит не прямо с утра, а попозже, и домой возвращается раньше. Это была как бы та же история с козой Абрама - загрузка рабочего дня в отделе и на кафедре. Кроме того, в январе он ещё и отгулял как бы дополнительный отпуск, на зимних студенческих каникулах появляясь по своему усмотрению. То же самое касалось и других преподавателей. В этот год никого принудительно в тарифный отпуск (часть его) не выгоняли - экономическая ситуация в университете, так же, как и в государстве, понемногу улучшалась.
   Первая половина года была отмечена уникальным событием для независимого государства - 16 апреля прошёл Всеукраинский референдум по поводу реформирования системы государственного правления. Это был второй на сегодняшний день Всеукраинский референдум. Но, если первый референдум в декабре 1991-го года по вопросу независимости государства все отлично помнили, то второй - так же отлично вскоре забыли. Но важно было не то, что о нём позже запамятовали обыкновенные граждане, гораздо хуже (и не понятно) было другое - о нём напрочь забыли власть имущие.
   Идея проведения всеукраинского референдума и вынесения на него ряда вопросов, изменяющих государственное устройство Украины, впервые была высказана президентом Кучмой в ходе президентской избирательной кампании 1999-го года. После победы Кучмы на выборах, 7 декабря 1999-го года инициативная группа граждан Украины уже конкретно выступила с предложением проведения всеукраинского референдума и вынесения на него ряда вопросов, изменяющих государственное устройство Украины. Начался сбор подписей, и к середине января следующего года было собрано более 4-х миллионов подписей. Учитывая волеизъявление народа, Президент Леонид Кучма 15 января 2000-го года издал указ N 65/2000 о проведении 16 апреля всеукраинского референдума по народной инициативе о внесении изменений в Конституцию Украины.
   На референдум были вынесены следующие вопросы:
   1) о предоставлении президенту права распускать Верховную раду, в случае если в течение месяца она не сформировала парламентское большинство или в течение трёх месяцев не утвердила представленный правительством бюджет;
   2) о сокращении общего числа депутатов Верховной рады с 450 до 300;
   3) о необходимости формирования двухпалатного парламента;
   4) об отмене депутатской неприкосновенности. Из Конституции предлагалось изъять ч. 3 ст. 80, в соответствии с которой без согласия Верховной Рады депутатов нельзя привлекать к уголовной ответственности, задерживать и арестовывать.
   Позже из статистических данных стало известно, что в референдуме приняли участие 29.728.575 граждан, что составило 81,15 % от общего числа граждан, имевших право участвовать в голосовании.
   Позняковы ходили на голосование вместе с семьёй Грицаёв, обсуждая по дороге возможные результаты референдума. Впрочем, сомнений в том, что на все ответы украинский народ должен дать положительный ответ, у них не было. Да, наверняка многим депутатам и власть имущим не понравились вопросы референдума, они бы хотели оставить всё, как есть. Но их мизер по сравнению с теми же почти 30-ю миллионами голосующих граждан, а потому они останутся в меньшинстве.
   -- Я не знаю, как насчёт третьего вопроса, но остальные из вынесенных на референдум, очень нужные, -- заявил Анатолий. -- В первом случае эти нахлебники едят хлеб за наш счёт, а во втором...
   -- Стоп! -- возразил ему Алексей, -- Это ещё неизвестно, что лучше - три месяца они будут бездельничать или ещё больше? Ведь после этого вновь выборы парламента, вновь колоссальные затраты?
   Они начали дискутировать на эту тему, но к согласию так и не пришли. Единственное, что они решили, что в случае принятия этого пункта, депутатами уже станет руководить боязнь потерять тёплое местечко, а потому они и поспешат с формированием парламентского большинства или утверждением бюджета. А вот по второму и четвёртому вопросу царило полное единомыслие, их в этом поддержали даже женщины, до того беседующие между собой на другие темы.
   -- Это же надо, -- бурчал Грицай, -- разворовали в своё время страну, пролезли в парламент, а никакой управы на них нет. Что бы они ни сотворили, нельзя их привлечь к ответственности. Я уверен, что все на четвёртый вопрос скажут своё твёрдое "ДА!". И вот тогда можно будет судить многих из этих депутатов.
   -- Не уверен, -- покачал головой Позняков. Как ни странно, но именно он сейчас оказался скептиком, хотя чаще в этой роли оказывался Грицай. -- Это только референдум, нужно ведь будет ещё законодательно принять все его поправки. А в том, что их примут, я далеко не уверен. Если я не ошибаюсь, итоги референдума должны законодательно утвердить в Верховной Раде, то есть опять-таки их будут принимать всё те же депутаты.
   -- А ты, как я смотрю, скептик.
   -- А скептиком быть не так уж плохо. На этот счёт есть одна очень хорошая французская пословица: "Скептиков никогда не обманывают". Из-за их скептического отношения к чему-либо, включая и людей, их очень сложно обмануть.
   И снова дебаты друзей, которые так и остались просто разговорами, поскольку точного механизма реализации результатов референдума не знали ни тот, ни другой.
   Но, как оказалось позже, прав был Позняков. Все вопросы референдума были одобрены избирателями, однако, несмотря на легитимность его результатов, решения этого референдума остались нереализованным, что и стало причиной недоверия граждан Украины к этой форме демократии. Нужно отдать должное Президенту Леониду Кучме, который утверждал, что Верховная Рада обязана принять результаты данного народного голосования, а министр юстиции Сюзанна Романовна Станик утверждала, что наоборот, не обязана - эти результаты могут быть утверждены или не утверждены. В итоге соответствующие изменения в законодательство так и не были внесены Верховной Радой Украины, что являлось игнорированием властью страны волеизъявления населения. Референдум состоялся, но остался без ответа вопрос баланса власти в государстве после обнародования его результатов.
   Когда выяснилось окончательно, что итоги референдума так и остались "пустышкой", в своих возмущениях приятели были единодушны. Они в два голоса кляли и руководство страны, и всех этих раздражавших многих из числа простого люда депутатов. При этом на долю Сюзанны Станик не пришлось ни одного грубого слова, но просто по причине того, что всех деталей игнорирования воли народа Позняков и Грицай не знали. Они только вновь завели дебаты о руководителях государства, избранных ими депутатах и вообще о глупости и мудрости. Итогом их дебатов стало не всем известное изречение, озвученное Анатолием Грицаём: "Мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один". Если оно и касалось конкретных лиц в их государстве, то Анатолий был, всё же, неправ - это была не глупость. Ларчик раскрывался просто - власть имущие творили то, что было выгодно именно им, а не народу независимой Украины.

* * *

   На кафедре Грицай почти не обсуждал с коллегами итоги референдума и, тем более, непринятие его решений - это стало известно позже. Сейчас сотрудников кафедры волновали новые изменения её кадрового состава. Весной, немного позже периода, связанного с проведением референдума (и его итогами) на кафедре вновь сменились заведующий лабораторией и учебный мастер. И что в этом особенного? Если заведующий лабораторией был немаловажной фигурой в области материального жизнеобеспечения учебного процесса и научных исследований, то учебный мастер казался вполне рядовой фигурой. Вроде бы не такая уж это заметная фигура в деятельности кафедры. Но это было не совсем верное суждение. Помимо того, что учебный мастер следил за всеми лабораторными установками и ремонтировал их, в его обязанности входила подготовка лабораторных установок к работе (перед той или иной парой), а также непосредственный их запуск в работу и отключение. Такой уж большой сложности в этом не было (хотя запуск некоторых насосов и требовал определённых навыков), поэтому большинство преподавателей запускали установки (и выключали) сами, но были среди них и такие, которые этого не делали. Первая часть из них - это женщины-преподаватели, и это воспринималось с понятием. Однако находились и такие, которые считали, что не их это дело возиться с установками - порой всего лишь открыть или закрыть какой-нибудь вентиль или задвижку. Они упорно отказывались это делать даже в том случае, если учебный мастер, к примеру, приболел. Тогда приходилось это делать заведующему лабораторией или оказывали помощь (очень редко) преподаватели, у кого на данный момент было свободное время. Таковыми "отказниками" обычно были Новожилов и Губенко. Впрочем, удивляться было нечего - это были чистые теоретики, белоручки, которые, возможно, за свою жизнь не собрали собственными руками ни одного механического узла, даже такого, как болт-гайка. Их диссертационные работы носили большей частью теоретический характер, а потому и установки для экспериментальных исследований были не особо сложные, да и изготовлены они в своё время были чужими руками.
   Правда, следует отметить, что на этих двух должностях появилось только одно ранее неизвестное кафедре лицо. А дело обстояло следующим образом. В один из дней в кабинет Серёгина зашёл Николай Олефир и заявил:
   -- Василий Михайлович, я ухожу с кафедры.
   -- Это ещё почему? Нашёл работу получше?
   -- Ну, в общем-то да.
   -- И где же это?
   -- Здесь, в университете.
   -- Оп-па! На другой кафедре, что ли? И чем там лучше? Тарифные оклады заведующего лабораторией, насколько мне известно, везде примерно одинаковы. Или там самих лабораторий меньше? Это, конечно, существенно, но ты же уже нормально втянулся в работу и на нашей кафедре.
   -- Нет, я буду работать не на кафедре. В охране.
   -- Ага! Охранником, стало быть? И разве там оклад намного выше?
   -- У простого охранника, может быть, и не выше, но у меня будет выше, -- гордо протянул Олефир. -- Ректор предложил мне должность начальника охраны, как участнику военных действий в Афганистане.
   -- Вот оно что! Ну, понятно. Действительно, на эту должность нужны подобные тебе люди. Что я могу тебе сказать - удачи тебе на новом месте. Если это предложение самого ректора, то я естественно перечить не могу. Хотя, ты нас здорово подводишь. Но что поделаешь.
   Заведующий кафедрой был прав, посреди учебного года принимать нового заведующего лабораторией было неблагодарным делом. Так сразу окунуть незнакомого человека в пучину работ, совершенно ему незнакомых, да и по количеству оборудования в хозяйстве Серёгина могли сравниться лишь отдельные кафедры. Да, сам Олефир тоже пришёл со стороны, но, перед тем, как принять хозяйство лабораторий (после смерти Калистратова) достаточно поработал учебным мастером. И Василий Михайлович принял верное решение - он перевёл на должность заведующего лабораторией Антона Цекалина. Тот только на первый взгляд казался молодым парнем, из-за своего не особо высокого роста, худобы, улыбчивости и добродушия. На самом деле летом этого года ему уже исполнится 40 лет - возраст, который сочетает в себе молодую ещё активность и немалый уже опыт. Да и на кафедре в разных ипостасях Антон уже проработал почти 17 лет. И время показало, что это решение Серёгина было верным - Цекалин вполне справлялся со своими обязанностями.
   Но теперь, как и после ухода Кнута, вновь стоял вопрос о новом учебном мастере, и был он не таким простым. Как уже говорилось, на это место людей среднего возраста или молодых из-за невысокой зарплаты никаким калачом не заманишь. Расчёт был только на дееспособных пенсионеров, но где таких искать - развешивать объявления, что ли? Но помощь пришла с той стороны, с которой её меньше всего ожидали. Ассистент кафедры Светлана Мирная предложила Василию Михайловичу кандидатуру своего отца, который около года назад ушёл на пенсию и томился дома без работы, стараясь хоть чем-то занять своё неожиданно свалившееся на него свободное время. Он до этого работал на заводе, а потому его рукам было не в новинку выполнять любую работу - всё хозяйство частного дома его семьи держалось именно на нём. И, как показало время, Константин Леонидович Былинин (девичья фамилия и Светланы) оказался учебным мастером получше того же Олефира, мало в чём уступая бывшему старожилу кафедры Кнуту. Так что, к счастью, прорехи в сюртуке кафедры были успешно залатаны, да ещё так, что не отличишь старый материал от нового. На ближайшем же заседании кафедры Василий Михайлович представил сотрудникам Былинина и напутствовал тех любить и жаловать нового учебного мастера. Константин Леонидович понравился кафедралам, был он невысокого роста, худощав, но чувствовалась в нём ещё не застаревшая энергия, да и руки выдавали умение их владельца качественно и добросовестно трудиться. Был он также приветливым, со спокойной манерой разговора, не имел привычки перечить кому-либо из преподавателей и без каких-либо видимых неудовольствий выполнял все просьбы преподавателей.
   Последние его качества являлись как бы некой контрастностью на фоне невыдержанности его тёзки Мельникова, который после заседания кафедры вновь заелся со своим другом Серёгиным. Преподаватели в последнее время вновь стали бурчать по поводу довольно-таки частых заседаний кафедры. Но в лицо заведующему эти свои претензии выражали редко и не очень остро, разве что Новожилов мог довольно резко сказать Серёгину пару фраз. А вот Константин вновь не сдержался и, когда все стали собираться уже уходить, обратился к заведующему кафедрой:
   -- Василий Михайлович, до каких пор мы будем еженедельно собираться на заседания кафедры!? Мы уникальная кафедра в университете по количеству заседаний - нигде так часто не заседают. Мы становимся какими-то, как писал Маяковский, прозаседавшимися. Сколько можно! Что у людей других дел нет, весна на дворе, много работы и на других фронтах.
   -- Так, Мельников, нечего здесь претензии выдвигать. Сколько нужно, сколько и будем проводить заседания кафедры.
   -- Так то, если нужно, -- поддержал Константина Анатолий Грицай, -- а у нас не всегда это и нужно. Часто по разным пустякам собираемся.
   -- Ничего не по пустякам, это всё кафедральные вопросы, которые нужно решать.
   -- Половину из них вы спокойно и сами могли бы решить, на то вы и заведующий кафедрой. Уже вдвое реже мы бы собирались. Так вскоре мы каждый день будем собираться.
   -- Каждый день не будем. Хотя, мне тот же Мельников рассказывал, что в бытность его работы за границей планёрки проводили каждый рабочий день. Или это не так, Константин Никитич? -- язвительно обернулся в сторону Мельникова Василий Михайлович.
   -- Это так. Но там ситуация была совсем другая. Там каждый день была новая работа или её часть, нужно было оперативно решать вопросы выписки материала, транспорта и прочее. А здесь у нас изо дня в день мало что меняется. А, -- махнул он рукой, -- вас не переубедишь.
   -- Ничего, -- с улыбкой вклинился в разговор Клебанов, -- скоро заседания резко сократятся.
   -- Это ещё почему? -- удивился Грицай. -- Это тебе Василий Михайлович сообщил?
   -- Нет, просто скоро он сам надолго засядет на своей даче, тогда и заседаний станет меньше.
   Все рассмеялись, ещё пошутили немного и стали расходится по домам. Они прекрасно понимали, что все эти вопросы и упрёки в сторону Серёгина носят в основном риторический характер - вряд ли что-либо так уж быстро изменится, если оно тянется уже довольно давно. Пока самому Серёгину такое положение дел не надоест, ничего не изменится, да и сами они, хотя и бурчали, уже ко всему этому привыкли. Конечно, зимой подобных упрёков было меньше, но Клебанов был, скорее всего, прав - вскоре Серёгин станет меньше внимания уделять таким вот частым сборам сотрудников кафедры, так что оставалось только ждать и надеяться.
   Два основных действующих лица кафедрального спора - Серёгин и Мельников вышли из корпуса вместе, и так же вместе, к удивлению, направились к ближайшей остановке общественного транспорта. Но, нельзя сказать, что это было так уж удивительно. Такие вот нередкие перепалки происходили у них и раньше, но они абсолютно не влияли на их личные отношения, и никто на кого обид не держал, хотя и чувствовалось, что Василию Михайловичу они радости не доставляют. Но после былого, уже 8-годичной давности разговора о том, что Платон мне друг, но истина дороже, Серёгин открыто своего неудовольствия Мельникову не выражал, да и, несмотря на некоторые производственные разногласия, они продолжали дружить.
   Дружба Серёгина и Мельникова началась практически сразу с приходом последнего в институт. Объединяли их и возраст (хотя и была разница в 7 лет), и энтузиазм, с которым они относились к научным исследованиям. Этот энтузиазм у Василия Михайловича был заложен во времена его аспирантуры и работы в Киевском научно-исследовательском институте. А вот Константин с азартом впрягся в такую работу по той причине, что он, как сам говорил, вырвался на свободу после последних 3-х лет просиживания в душных кабинетах - в институт он перешёл по собственному желанию из областного совета профсоюзов - надоело ему там перебирать бумажки. Правда, придя в ВУЗ, он думал, что будет заниматься только именно научно-исследовательской работой. Ну, ещё подчитывать какой-нибудь предмет, в этом направлении он как раз собирался двигаться, планируя подготовить со временем и диссертацию. Но, как это обычно бывает, довелось ему заниматься очень многими делами, впрочем, как и другим сотрудникам кафедры. Приходилось ему и дежурить в общежитиях, ездить со студентами в колхозы (хотя в первые годы работы в институте преподавательской деятельностью он ещё не занимался), ну и многое делать своими руками по научным исследованиям. Для обеспечения исследований нужными материалами он восстановил свои связи на заводе, где он работал до перехода в облсовет профсоюзов. А осенью 1989-го года ему довелось ещё и работать мастером на стройке, что для него стало уже вообще большим сюрпризом. В это время в институте возводился новый учебный пятиэтажный корпус. Строился он практически своими силами. Нет, конечно, были профессиональные строители одного из городских СМУ, но много работы ложилось и на плечи студентов и отдельных преподавателей.
   Попал Мельников практически на должность мастера участка этого строительства следующим образом. На заседании кафедры (практически одном из самых первых в новом учебном году) Серёгин сообщил, что на их кафедру пришла разнарядка выделить человека на стройку. Естественно начались вопросы, в том числе и такие как: "На какое время?", "Почему именно от их кафедры?", "Будет ли преподаватель освобождён от занятий со студентами?" и тому подобное. Василий Михайлович постарался дать на них ответы:
   -- Что касается времени, то примерно на месяц-полтора. Потом этого человека заменят с другой кафедры. Это вообще касается не отдельно нашей кафедры, а всех кафедр. Вы сами видели, кто обращал на это внимание, что на стройке работали и работают многие преподаватели. Теперь дошла очередь и до нашей кафедры.
   В общем, ответы на большинство вопросов удовлетворили интерес кафедралов. Но вот вопрос о совмещении учебной нагрузки с работой на стройке вызвал бурное обсуждение. Оно и понятно - совмещать эти работы было практически невозможно, поскольку на стройке преподавателю нужно было находиться весь рабочий день, ещё приходя на работу пораньше, а частенько и уходя с неё позже окончания рабочего времени. Было понятно, что нагрузку преподавателя, откомандированного на стройку, придётся разбрасывать по другим членам кафедры (так оно было и на других кафедрах). Но кому такое положение дел понравиться? Одно дело, когда во время болезни доводилось подменять коллегу на несколько дней и совсем другое читать его предметы в течение полутора месяцев, если не больше. Срок работы на стройке назначают один, но вряд ли его так уж чётко потом будут придерживаться, это понимали все. Конечно, Серёгин сначала предлагал кандидатуры опытных преподавателей-строителей (он даже для себя заранее не определил претендента для работы на стройке). Он перебирал многих, и те в принципе были согласны. Но когда дело доходило до корректировки нагрузки этого преподавателя (разброски её по другим педагогам), то возмущений было хоть отбавляй. И вот здесь Новожилов предложил:
   -- Василий Михайлович, пошлите на стройку кого-нибудь из младших научных сотрудников, которые работают у нас на договорах. Они предметы не читают, а загружены они договорами не так уж и сильно.
   И Серёгин ухватился за эту подсказку. Мельников вначале напрягся, но потом подумал, что его-то на стройку не пошлют - он ведь не строитель, а механик. Так оно вначале и было, Василий Михайлович начал предлагать кандидатуры молодых работников НИСа, как обычно ездят (загружают не нравившимися им самим работами) именно молодых. Но при рассмотрении подобных кандидатур многие поняли, что такие представления кафедры ректор не утвердит, и придётся вновь искать нового претендента. Почти все сотрудники НИСа (работающие на кафедре) не имели ни одного дня производственного опыта - они пришли на работу после студенческой скамьи. И, наравне с другими преподавателями, поняв это, Серёгин обратился уже к Константину:
   -- Так, Никитич, придётся тебе поработать на стройке. Мне очень не хочется тебя туда переводить, договор-то нужно вести, а ты там всем заправляешь. Но что поделаешь. Распоряжение ректора я отменить не могу, так что месяц поработаешь на стройке. Ты стационарникам ничего не читаешь, -- и это была правда - хотя Мельников уже года три читал некоторые предметы сначала вечерникам, а позже заочникам. Но именно в данное время он учебной нагрузки не имел - занятия с заочниками начнутся не раньше декабря.
   -- Василий Михайлович, но я же не строитель! -- резонно заметил Константин. -- Я ничего не понимаю в таких работах. А там нужно опытное лицо, именно строитель.
   -- Ничего, разберёшься. Руки у тебя хорошие, голова варит нормально - справишься. Ты мне сам говорил, что, получив квартиру, сам ремонт в ней делал.
   Это было, конечно, правдой - в полученной квартире Мельников почти год сам делал ремонт, включая штукатурку, кирпичную кладку (немного переставлял простенки, двери и прочее), остекление окон (те были всего в одно наружное стекло) и дверей, облицовку плиткой, установку санитарно-технического оборудования и прочее. Он даже выбивал бетонную стяжку (≈ 40 см толщиной), на которой волнами был наклеен линолеум. Полы он полностью заменил - высушил плиты перекрытия, настелил новый рубероид, который засыпал керамзитом, после чего установил лаги, покрыл досками (5 см толщиной), прикрепил на них (причём шурупами!) мебельную ДСП, а поверх неё наклеил мозаичный паркет, который вскрыл 3-мя слоями лака. И всё это сам (с помощью супруги). После этих "половых" работ у Константина на коленях даже образовались твёрдые мозоли. Но было это давно, ровно десять лет назад.
   -- Василий Михайлович, при чём здесь ремонт квартиры? Все мы когда-нибудь занимались ремонтом собственного жилища. Но я никогда не работал на стройке.
   -- Ничего, а теперь поработаешь. А то тебе во время работы в Германии не приходилось заниматься строительными работами? Точно ведь ремонтировал вверенные тебе объекты.
   В этом, как ни странно, Серёгин был прав, что было, то было. Мельников вспомнил свой строительный опыт, который ему довелось получить во время ремонта котельных (причём по собственной инициативе) и помещения, в котором собирались его подшефные рабочие.
   -- Да, было такое дело, немного. Но ведь это был опыт просто ремонта, а не нового строительства, где я ничего не понимаю.
   -- Не важно. Ремонт - это тоже строительные работы. Значит, опыт строительный у тебя, всё же, есть. Но главное даже не это.
   -- А что ещё?
   -- Главное твой опыт работы с людьми, умение управлять коллективом. А такой опыт у немногих на нашей кафедре есть. Кроме того, ты ведь коммунист, кому как не тебе работать на ударных стройках, -- съязвил заведующий кафедрой.
   Но Серёгин был прав в отношении опыта работы с людьми у Мельникова. Во время работы в Группе советских войск в Германии у Константина в подчинении одно время было более 50 человек, причём половина из них немецкие рабочие. Коллектив немалый, довольно разношёрстный, да ещё каждый человек со своим порой не очень-то простым характером. И руководить таким коллективом тоже было не так уж просто, но, как показало время, с этим Мельников справлялся.
   В общем, как ни пытался Константин отвертеться от этой работы, ему пришлось-таки провести почти два месяца на стройке. И занимался он там многими работами, включая и поездки на заводы ЖБИ и другие строительные предприятия с целью выбивания плит перекрытия, бетона или строительной арматуры. Конечно, ему помогали разбираться в тонкостях капитального строительства. Руководил стройкой от института опытный (пожилой) преподаватель-производственник Мелегер Самуил Исаакович (декан факультета повышения квалификации, заведующий кафедрой управления и организации сельского строительства). И вот он-то отработал на строительстве корпуса, как говорится, от звонка и до звонка. На время строительства ректор своим распоряжением полностью освободил его от учебной нагрузки. Так что Мельникову ещё не так уж здорово и досталось. Но, в конце концов, и его "строительная практика" успешно завершилась. Именно успешно, потому что, как сказал ему позже Серёгин, ректор остался доволен работой Константина, даже поинтересовавшись его предыдущим производственным опытом.
   Что же касается упоминания заведующего кафедрой о членстве его друга в рядах КПСС, то в следующем году Мельникова ожидала ещё одна новость, которой он остался и вовсе недоволен. Весной его избрали парторгом кафедры. Правда, к этому Василий Михайлович отношения, как беспартийный, не имел, но здесь уж вновь постарался Новожилов. До этого именно он был парторгом кафедры, но на весеннем партсобрании факультета он попросил освободить его от этой обязанности, мотивируя, что он и так долго был парторгом, да и, мол, учебная нагрузка у него большая. И взамен себя именно он предложил кандидатуру Константина Никитича. Его просьбу партсобрание уважило, и утвердило на этой партийной должности Мельникова. Впрочем, кто бы в этом сомневался - каждый ведь думал о том, что лишь бы не его самого избрали на эту должность - кому нужна такая обуза. В общем, обычное дело. Но это была для Константина работа уже не на месяц-другой, как на той же стройке. Да и работа из разряда не особо приятных - необходимо было периодически проводить партсобрания, придумывая для них повестку дня и поручения для рядовых партийцев. А потом и отчитываться во всём на партактиве факультета.
   При этом следует отметить, что в жизни молодого парторга кафедры имело место одно довольно пикантное обстоятельство - он был крещённым. То есть, получалось, что он вроде бы верил в Бога, а коммунисты по всем канонам должны были быть атеистами. Многие могут сказать, что это всё ерунда: ну, окрестили его родители (даже, например, с подачи тех же верующих деда и бабки) в детстве тайком, не спрашивая, естественно, у младенца его согласия. Да ещё и в послевоенное время кто за такими действиями следил... Но пикантность была именно в том, что это был осознанный выбор Кости. Как так? - значит, крестили его значительно позже, когда можно было с ребёнком (или подростком) согласовать такие свои действия. Но и это было вовсе не так. Никто с Константином вопросы крещения не согласовывал, он лично принял такое решение. А это означает, что крестили его уже в довольно зрелом возрасте. Да, это было именно так, - крестился он действительно в зрелом возрасте (был уже намного старше распятого на кресте Иисуса Христа), и решение Мельников принимал самостоятельно. Это произошло в 1988-м году, когда ему исполнилось уже 42 года. А это уже действительно зрелое, осознанное решение. Интересно, что крещение происходило в его родном городе (куда он приехал проведать родителей) и именно в день его рождения - довольно символично. Вместе с ним был окрещен и его младший брат. При этом Константин (и его брат) получил официальное свидетельство о крещении. Но Костиному брату в эту пору был только 31 год. Да, ранее он состоял в рядах ВЛКСМ, но сейчас-то был уже беспартийным. А вот сам Константин уже 9 лет имел партийный билет члена КПСС, который получил в последний год работы в Германии (точнее в ГДР). Вот такими на рубеже 90-х годов были биографические нюансы новоиспечённого парторга кафедры 'Теплотехника и газоснабжение' тогда ещё строительного института. И нельзя сказать, что Костя каким-то образом мог предвидеть развал Советского Союза. Возможно, за 3 года до знакового, а для многих и судьбоносного 91-го года в верхах кто-либо и предполагал нечто подобное, но только не в среде обычных граждан. Просто к 1988-му году в душе Константина произошёл какой-то перелом, пришло, наверное, твёрдое осознание того, что далеко не Коммунистическая партия (несмотря на все заверения её руководителей) является направляющей и определяющей силой в жизни людей. А, скорее всего, имеет место что-то более глобальное и существенное, тем более что к тому времени теория Дарвина уже подвергалась серьёзной критике. Значит, в Мироздании существует какая-то иная могущественная сила, некий Космический разум, именуемый на Земле Господом Богом.
   А практически через год после его избрания парторгом, в мае 1991-го года, Мельникову пришлось отчитываться о партийной работе на кафедре ещё и на парткоме института. А это было уже очень серьёзно, да и не особенно приятно - "долбали" его на парткоме, который возглавлял ректор, по полной программе. Нет, работу на кафедре, в конце концов, признали нормальной, но сколько разных вопросов с подковыркой довелось наслушаться Константину. Даже при вступлении в ряды КПСС его так не засыпали вопросами. Кстати, получилось так, что именно Константина Никитича Мельникова заслушивали на парткоме института последним. Больше в ВУЗе на парткоме уже, волей случая, никого не заслушивали - сессия, каникулы, да и вообще через три месяца всю эту партийную инфраструктуру, как и саму коммунистическую партию, разрушили августовские события (путч ГКЧП) а Москве. А потому пост парторга кафедры Мельников занимал немногим более года. И осенью 1991-го года он довольно легко (и даже с облегчением) расставался со своей партийностью, хотя билет члена КПСС и учётная карточка (отданные ему парткомом) будут валяться в одном из ящиков его домашнего стола до глубокой старости их бывшего владельца. Но больше Мельников ни в какие партии или партийные объединения уже не вступал, предпочитая находиться вне этих политических структур, самостоятельно определяя свой путь в жизни. А развал Союза и независимость его родной Украины он воспринял очень даже положительно и с надеждой на то, что его семья, его потомки, да и все окружающие, будут жить в цивилизованной процветающей стране. Вот только жаль, что, как он вскоре понял, до этой мечты ещё ой как далеко. Но, надежда умирает последней...
   Возвращаясь к тому, что после пререканий на кафедре Василий Михайлович и Константин вместе пошли домой, то следует отметить, что друзья-приятели, чтобы не мелькать в административном корпусе решили (особенно Серёгин) обойти его стороной. По дороге к остановке общественного транспорта, проходя сбоку от административного корпуса, внимание Мельникова привлёк неглубокий пока-что котлован и строительная техника.
   -- Что это ректор задумал здесь строить? -- спросил он Серёгина. -- Неужели снова общежитие?
   Почему снова, да потому-то не так уж давно, несколько лет назад возвели 9-этажное общежитие - студентов в университете после открытия новых специальностей стало значительно больше. Это общежитие стало притчей во языцех для любителей позлословить. Дело в том, что оно было возведено на не особо укреплённых естественных грунтах, но другого места на территории под такое масштабное строительство просто не было. Конечно, проектировщики сделали всё, чтобы общежитие простояло несколько десятков лет. Но, тем не менее, через пару лет после сдачи общежития в эксплуатацию, грунт, всё же, дал какую-то усадку, и на одной из стен в районе верхних этажей общежития появилась трещина. Стену оперативно стянули специальными стяжками и более ничего подобного уже не замечалось. Появилась надежда, что здание и впрямь простоит хоть сто лет. Но пересуды, тем не менее, были. Вот и сейчас новый котлован удивил Мельникова.
   -- Нет, это не общежитие будет, а полигон для практики.
   -- Для какой ещё практики?
   -- По новым специальностям, которые ректор вскоре собирается открыть.
   -- И что за специальности?
   -- Конкретно толком ещё не известно. Что-то типа энергетической направленности, в очень перспективном направлении. Ректор на одном из совещаний ещё в конце прошлого календарного года заявил об этом, но не так уж детально. Я не особо и вникал в этот вопрос, хотя, наверное, и наша кафедра будет частично задействована в подготовке специалистов по новым специальностям. Конкретно точное название одной из будущей новой специальности должно вскоре проясниться, по крайней мере, не позднее конца учебного года. На одном из Советов этот вопрос обсудят более подробно.
   Василий Михайлович вкратце рассказал Мельникову всё то, что ему было известно. Но, поскольку его познания в этом вопросе были пока что не так уж велики, то много времени это не заняло. А потому Серёгин с Мельниковым, минуя начатое строительство, продолжили свой дальнейший путь к местам своего обитания, находя для беседы уже другие темы.
  
  

ГЛАВА 7

Новые веяния

  
   Информация Серёгина относительно планируемого открытия в университете новой специальности была достоверной, но не полной. Да и предыстория этих планов ему была неизвестна. А ректор задумал открыть в университете новые специальности практически сразу же после первого успешного выпуска молодых инженеров в тех отраслях народного хозяйства, которым ранее в былом строительном институте внимания (по понятным причинам) не уделялось. Он рассуждал примерно следующим образом: "Если мы справились с новыми направлениями, -- а таковыми были, к примеру, экономические специальности, технология машиностроения, электропривод, экология, -- то почему бы нам не освоить и подготовку специалистов в новых отраслях. Технический университет сможет с полным правом носить этот статус только при наличии разнообразных направлений подготовки". Можно было открывать новые специальности на стыке уже освоенных профессий, но это был довольно простой путь. А Оноприенко привык ставить перед собой задачи посложнее. Да, вначале он планировал открыть специальность "Автомобили и автомобильное хозяйство". Он собрал по этому вопросу заведующих кафедрами, отвечающими за выпуск специалистов на электромеханическом факультете, вместе с его деканом. После краткого вступления о своих планах и небольшого резюме этой специальности, он задал напрашивающийся вопрос:
   -- Сможем ли мы в ближайшие год-два открыть эту специальность?
   После небольших раздумий ответ присутствующих был практически однозначен:
   -- Конечно, сможем. Особых проблем нет, материальная база практически существует. При небольшом её расширении вполне можем готовить бакалавров или магистров по этой специальности.
   -- И не только по ней, но и по схожим специальностям, -- добавил один из заведующих кафедрой.
   -- О! Вот это я и хотел услышать, -- обрадовался ректор, -- именно и по схожим специальностям. Дело в том, что эта специальность входит в направление "Наземные транспортные системы", а там несколько схожих специальностей. Это в первую очередь "Конструкция колёсных и гусеничных транспортно-тяговых машин" или "Конструирование и расчёт автомобилей и тракторов". Но есть там и такие специальности как "Автоматические системы автомобилей и тракторов", "Электрооборудование автомобилей и тракторов" или даже "Тепловые двигатели".
   Но и в этом случае, после обсуждения ответ был положительным:
   -- Сможем готовить и эти специальности. Вот только для специальности "Тепловые двигатели" материальную базу нужно будет существенно дополнить, и с новыми площадями.
   -- Да, для меня это не новость, -- ответил ректор на последнее замечание. -- Построим пару дополнительных помещений, они в принципе не должны будут такими уж особо большими быть.
   -- Константин Григорьевич, а можно вопрос? -- спросил Галкин.
   -- Слушаю.
   -- А какой смысл нам открывать эти специальности?
   -- Не понял. Что значит, какой смысл? -- удивился ректор.
   -- Дело в том, что на машиностроительные специальности, насколько я знаю, конкурс при приёме отнюдь не зашкаливает. И Анатолий Петрович, -- декан факультета, -- это, наверное, подтвердит. В основном большие конкурсы на экономические специальности, чуть меньше на нашу специальность, -- Анатолий Васильевич имел в виду профиль подготовки своей кафедры, -- да на экологию.
   -- Анатолий Васильевич прав, -- поддержал Галкина Нестеров. -- На ту же "Технологию машиностроения" мы едва набираем полноценные группы. Я имею в виду более-менее толковых абитуриентов.
   -- Кроме того, -- продолжил Галкин, -- вряд ли мы будем конкурентноспособны с другими ВУЗами, где имеются такие же специальности. А ведь подобные специальности наверняка открыты во многих других учебных заведениях.
   Ректор ненадолго задумался, но вскоре, обращаясь к Галкину, сказал:
   -- Что касается конкурентоспособности, то, я думаю, в этом плане всё будет в порядке. Да, похожие специальности в других ВУЗах имеются, но не так уж много есть подобных учебных заведений, я имею в виду в Украине. Но, в целом, ты, наверное, прав, Анатолий Васильевич, как прав и Анатолий Петрович. Хорошо, временно этот вопрос снимается с повестки дня. Но только временно, -- подчеркнул Константин Григорьевич, завершая совещание, и добавил, -- будьте готовы к продолжению этой темы.
   К вопросу открытия новых специальностей Оноприенко не возвращался пару месяцев, очевидно раздумывая, и собирая материал, на каких же специальностях лучше остановиться. Загруженность работой не особо способствовала обсуждению этого вопроса и другими участниками этого короткого совещания. Хотя они, время от времени и вспоминали о задумках ректора и думали о том, какой же он может приготовить им сюрприз. И этот сюрприз не заставил себя долго ждать. Ближе к концу прошлого календарного года он вновь собрал подобный состав из числа руководства деканатом и заведующих кафедрами, и последних на этот раз было немного больше, в том числе и заведующий кафедрой теплотехники и газоснабжения. Ректор объявил вполне ожидаемую повестку дня и сказал:
   -- В прошлый раз вы меня убедили в том, что нет особой целесообразности в открытии новых специальностей по профилю автомобилестроения. Посмотрим, что вы скажете на этот раз, каковыми будут ваши аргументы "за" или "против". Как вы смотрите на то, чтобы открыть специальности по совершенно не освоенному нами направлению подготовки специалистов?
   -- Смотря, что это за направление, -- как бы размышляя, вслух высказался один из заведующих кафедрой.
   -- И что для этого потребуется, -- добавил другой. -- Если начинать всё с чистого листа, то..., -- не закончил он вполне ожидаемое завершение фразы, покачав головой.
   -- А с чистого листа - что, кишка тонка? -- улыбнулся ректор.
   -- Нет, почему же, просто работы много будет. Да и смотря, насколько интересно новое направление.
   -- А направление как раз интересное, -- хотя всё ещё с улыбкой, но уже серьёзно ответил ректор. -- Направление по профилю промышленной энергетики, а если точнее, то это такая, например, специальность как "Нетрадиционные и возобновляемые источники энергии".
   После этих слов в помещении надолго воцарилось молчание. Ошеломлённые извещением ректора участники совещания только, молча, переглядывались между собой. Они могли всего ожидать, но такого...
   -- Константин Григорьевич, -- наконец робко отважился на слово Нестеров. -- А есть именно такая специальность?
   -- Есть. А что тебя удивляет?
   -- Уж больно она какая-то широкая, всеохватывающая.
   -- Возможно, специализации по ней более конкретные. Но она входит в украинский классификатор производственных профессий и специальностей для ВУЗов. Направление подготовки: 6.050701. А это шифр "Электротехники и электротехнологий", -- ректор бросил взгляд в сторону Галкина. -- А вот шифр специальности соответственно 7.05070107.
   -- Но это же совершенно не освоенное нами направление. Оно вообще не стыкуется с любой другой нашей специальностью.
   -- Ну и что? А десяток лет назад, когда мы начинали подготовку студентов по специальности строительных машин, заметь, будучи просто строительным институтом, то разве это была не совершенно новая для нас специальность?
   -- Да, но машины-то были строительные.
   -- И они, что были связаны с железобетоном или разными строительными конструкциями, или с цементом, штукатурными растворами, фундаментами, кирпичной кладкой? -- иронично спросил ректор и, не дожидаясь ответа, добавил, -- всё было новое, но мы же успешно справились. Так почему мы не сможем справиться и на этот раз? Да и это направление немного пересекается с теми специальностями, которые, к примеру, готовят кафедры присутствующих здесь Анатолия Васильевича и Василия Михайловича. По крайней мере, многие предметы будут читать именно их кафедры.
   -- Константин Григорьевич, всё это так, -- вмешался Галкин. -- Но эта специальность, точнее направление, как я понимаю, включает в себя и такие профили как "Ветроэнергетика" или использование геотермальной энергии?
   -- И не только, -- поддержал его Горбунов, присутствующий на совещании не как проректор, а как заведующий одной из ведущих кафедр. -- Сюда можно включить также и разделы "Энергия солнца" или "Энергия океана". А также приливную, волновую или биоэнергетику.
   -- Да, это так, -- согласился Оноприенко. -- Мы, конечно, не будем трогать такой раздел как "Энергия океана", и связанные с ним приливные или волновые энергии. До морей нам далековато, а вот специальности, связанные с другими видами энергии, нам вполне по силам освоить.
   -- Возможно, но лабораторную, практическую базу придётся полностью обновлять, даже не обновлять, а строить заново.
   -- Всё верно. И будем строить. Я ещё на предыдущем совещании об этом говорил. Только тогда речь шла просто о паре новых помещений, а сейчас, пожалуй, нужно будет построить новое, пусть и небольшое, но отдельное здание, скорее всего, одноэтажное, но с несколькими помещениями. Но с этим проблем как раз быть не должно. Мы его и своими силами сможем построить.
   -- Построить-то построим, а оснастить построенные помещения?
   -- А вот в этом нам помогут городские власти. Точнее не они сами, а руководители предприятий. Вы же знаете, что у нас в области имеются предприятия, да и пару НИИ, которые занимаются подобными перспективными направлениями. Да и руководители города, и области этим вопросом заинтересуются, ведь мы будем работать на перспективу нашего края.
   -- Но есть ещё одна проблема, -- протянул декан электромеханического факультета. -- У нас в университете практически нет педагогических кадров по новому направлению.
   -- Не совсем верно. Многие предметы, про общеобразовательные я и не говорю, как я только что отмечал, смогут читать наши кафедры. А вот что касается дисциплин сугубо специальных, то в этом плане нам предстоит поработать. Точнее, это в большей степени мой вопрос. Но и здесь, я думаю, нам помогут, помогут производственники. Они смогут читать нам новые специальные дисциплины пока что на условиях совместительства, а там видно будет - может быть, со временем некоторые из них перейдут к нам на постоянную работу. Думаю, что многих это предложение должно заинтересовать. Но до этого ещё немало времени утечёт. Если мы и откроем одну, пока что только одну, из новых специальностей, то произойдёт это не в этом учебном году, а, скорее всего, уже только в будущем - подготовительной работы много, вы это прекрасно знаете.
   -- Константин Григорьевич, это тоже всё верно, -- вновь вставил своё слово Горбунов. -- И я уверен, что нам по плечу потянуть эту работу. Да, многие дисциплины читать действительно смогут наши преподаватели и производственники-совместители. Но нам не дадут разрешения отрыть новую специальность, не имея в составе будущей выпускающей специализированной кафедры профессора, или хотя бы пару доцентов, с дипломом именно по этому направлению.
   -- О! Вот это ты, Виктор Владимирович, верно отметил. Это самая главная сложность. Но и её нам вполне по силам решить. И вновь это в основном моя задача. Возьмём на работу для начала двух-трёх перспективных доцентов, с прицелом на профессора, именно по этой специальности. А возможно даже и профессора пригласим к нам.
   -- Из других подобных ВУЗов? А захотят ли они к нам переехать?
   -- Я уверен, что захотят. Во-первых, сам город у нас очень хороший, а во-вторых заинтересуем их жильём. Квартиры-то мы строим.
   Университет, и в самом деле, квартиры для своих сотрудников строил. Только сейчас не самостоятельно (какой-нибудь отдельный дом), а на долевом участии через городское строительство. Выделялись квартиры учебному заведению не ежегодно, да и маловато (не располагал университет большими средствами), но выделялись они регулярно. Теперь придётся, наверное, изыскивать бо?льшие средства для квартир новым преподавателям, не забывая при этом и о своих сотрудниках. А далее пошли уже не столько вопросы, как более-менее конструктивные предложения по открытию новых специальной. Заседание на этот раз длилось гораздо дольше предыдущего по этой же теме, и в конце его было выработано пока что неофициальное решение - новым специальностям быть! С вопросом о том, какую именно открывать специальность, решено было немного повременить, хорошенько всё взвесив. Но вот вопрос о строительстве новой материальной базы был всеми одобрен, и вот уже весной нового календарного года Серёгин с Мельниковым и видели её закладку.

* * *

   Сотрудников кафедры "Теплотехника и газоснабжение" вопрос открытия будущей новой специальности (или нескольких) пока что мало волновал. Он больше мог касаться в ближайшем времени только заведующего кафедрой, которому после окончательного решения по выбору открытия конкретной специальности предстояло заниматься бумажными вопросами - готовить материалы для представления в Министерство. Такими будут вопросы о том, какие дисциплины кафедра сможет читать, каково будет их материальное оснащение, соответствуют ли преподаватели кафедры требуемому профилю и какая имеется литература для студентов по новому направлению подготовки. Для кафедры, в частности, дисциплины могут быть не такими уж и новыми, просто с некой привязкой к будущей специальности. Это уже позже некоторым преподавателям кафедры придётся немного корректировать программы дисциплин и свои опорные конспекты лекций, подгоняя их под новую специальность. А так, в принципе они будут читать знакомые им предметы.
   Даже когда наступила осень нового учебного года, и уже имелось (немного пока что недостроенное) здание под лаборатории для новых специальностей, их волновал, да и то далеко не всех, более прозаический вопрос. И связан он был с весенними кадровыми изменениями в лаборатории, а именно с переходом на другую работу в университете Николая Петровича Олефира. Осенью началась очередная инвентаризация, которую новому заведующему лабораторией Антону Сергеевичу Цекалину довелось проводить впервые. Передавая дела, Олефир по отчётным ведомостям показал Антону весь инвентарь лабораторий. Всё, вроде бы, было в норме. Но во время инвентаризации Цекалин, составляя для бухгалтерии новые, более детальные ведомости, с удивлением обнаружил, что многого из того, что было в бытность Калистратова, при Олефире пропало, не оказалось в списках. В первую очередь это касалось различного вида инструментов и небольших приборов, например, типа тестеров, мультиметров, омметров, батарей сопротивлений, терморегуляторов и прочего. Недоставало и различной мелочёвки для лабораторных химических исследований - мерные колбы, пробирки, чашки Петри, отдельные реактивы. Исчез также различный неучтённый материал, который приобретался через студентов-заочников с различных производств - как для оснащения самих лабораторий, так и для исследовательских стендов. А такими были довольно дефицитные материалы, такие как листы и кругляки нержавеющей стали, меди и латуни, оргстекло, винипласт, текстолит и начавшие появляться пластмассовые трубы.
   Если о количестве химической посуды Цекалин знал только понаслышке, то относительно инструмента, приборов и неучтённых материалов ему было достаточно хорошо известно. Он сам был автолюбителем, таковыми были и другие преподаватели кафедры, которые часто пользовались с разрешения того же Калистратова новейшими удобными во всех отношениях комплектами инструментов и точными приборами. Так же иногда для себя, для дома некоторые с разрешения уже заведующего кафедрой или Мельникова, у которого был в кафедральной мастерской отдельный шкаф для хранения части материалов, использовали в своих целях принесенный студентами тот или иной вид пластмассы или металла. Сейчас этот дефицит уже не являлся неприкосновенным запасом - крупных исследований на кафедре в настоящее время не проводилось (их перспектива тоже была абсолютно не ясна), а сами лаборатории были уже достаточно оснащены.
   Когда Антон доложил об этом Серёгину, тот сначала не понял, как такое могло произойти. По описи всё в порядке, но многих инструментов и материалов не хватает
   -- Константин просто, наверное, много списал за это время, -- был ответ Цекалина. -- Но списанное наверняка пошло ему в карман, если только оно ему туда помещалось, -- улыбнулся Антон.
   -- Но как это можно списать новый инструмент, да ещё его и прикарманить? -- недоумевал заведующий кафедрой, проживший практически всю свою жизнь в Советском Союзе и знающий все строгости списания чего бы то ни было. -- Кроме того, какое списание материальных ценностей без ведома заведующего кафедрой? А я ему такие крупные акты списания не подписывал.
   -- Вот именно, крупные. Он вам, вероятно, подсовывал акты списания на мелочёвку, а потом в средину вставлял листы со списанием ценных предметов.
   -- Неужели такое возможно?
   -- А сейчас всё возможно. И листы вставлять тоже, ведь каждый в отдельности лист актов списания не подписывается, да и количество листов не указывается. А подпись руководителя ставится только в конце.
   -- Да, может быть, и так. А вот как бухгалтерия пропускала такую массу списания, да ещё наверняка и без утилизации всего списанного?
   -- Как, как... А вот так. Договорился с кем-либо из сотрудниц бухгалтерии, и массово всё списывал. А потом списанное, вероятно, загонял на вещевом рынке. Может быть, кто-то из бухгалтеров это и не бескорыстно делал.
   -- Так, это нужно выяснить, -- решительно сказал Василий Михайлович.
   -- И кто это будет выяснять - вы или я? Мне в бухгалтерии точно никто ничего не скажет, кто я для них такой?
   -- Ну, может быть, я потихоньку выясню.
   -- И как это потихоньку? У кого вы будете спрашивать, у главбуха, что ли? Вряд ли Татьяна Николаевна, -- главный бухгалтер, -- знает о таких мелочах, не она же сама списание проводит и акты составляет.
   -- У девчат узнаю.
   -- У кого именно, всех подряд будете спрашивать? Василий Михайлович, не стоит ничего узнавать. Списанного вы всё равно уже не вернёте, а себе наживёте славу склочника. Или у вас с бухгалтерией такие уж хорошие, дружеские отношения?
   -- Да, ты, скорее всего, прав, -- покачал головой Серёгин. -- Но не хочется, чтобы Коле так всё с рук сходило. Вот тебе и афганец - ворюга, да и только. Всё мало ему денег было. Я понимаю, что ставка у него не так уж и высока, но он же ещё и какую-то пенсию, насколько я знаю, получает. По инвалидности, за ранения, что ли.
   -- А он деньги просто пропивает. Вы разве не заметили, что он в последнее время всё чаще стал злоупотреблять спиртным.
   -- Заметил, но как-то не придал этому значения. Насколько я знаю, многие афганцы излишне пьют. И всё равно, я хотя бы у него потребую объяснения.
   -- Попробуйте. Но он скажет, что всё в порядке - ничего не украдено. А то, что много списано, так для этого и существует узаконенная процедура списания.
   -- Всё равно спрошу.
   Серёгин выполнил запланированное, но, как и предвидел Цекалин, практически ничего не выяснил - Олефир, и в самом деле, твердил, что всё сделано по закону.
   -- А нержавейку, цветной металл ты тоже сбыл по закону?
   -- О чём это вы? Я ничего ни о какой нержавейке не знаю. Не видел я никакого металла.
   -- И пластмассы не видел?
   -- Какой пластмассы? -- снова прикинулся непонимающим Константин.
   В общем, ничего из затеи Василия Михайловича так и не получилось, пришлось ему махнуть на такое "законное" списание приборов и материалов рукой. Хорошо, что хоть далее это не повторится, не всё ещё успел Олефир списать. В то, что при Цекалине подобного не повторится, Серёгин был уверен - Антон Сергеевич был очень порядочным человеком. Интересно отреагировал на это происшествие Грицай, когда Василий Михайлович на одном из заседаний кафедры обо всём рассказал. Он со свойственным ему юмором и скептицизмом заявил по поводу назначения Николая начальником охраны университета:
   -- Да, вот ректор учудил, точно по поговорке - пустили козла в огород. Не удивлюсь, если теперь уже в рамках университета начнутся подобные пропажи чего-либо.
   Остальным сотрудникам в это просто не верилось, но, как оказалось, Анатолий Васильевич был в какой-то степени прав. И ранее ходили слухи о мелких кражах то на одной, то на другой кафедре. И при возглавляемой Олефиром охране они отнюдь не прекратились, просто не было данных о том, участились ли они или остались на прежнем уровне. Но поздней осенью все узнали о новой краже - в одном из компьютерных классов стащили два компьютера. И терпение ректора, наконец, лопнуло. Обвинять в этом напрямую охрану или её руководителя было невозможно - компьютерный класс располагался на втором этаже, со стороны коридора корпуса замки были в полной сохранности. Открыли, приставив лестницу, окно в класс со двора учебного заведения - решёток на нём по беспечности не было, так что официально охрана была ни при чём, её дело следить внутри корпусов, да и территория-то университета очень большая. Но, очевидно, хотя ничего доказать и не представлялось возможным, Оноприенко что-то всё-таки заподозрил, а потому к концу календарного года (не проработав и года на новом месте) Олефир со своего поста был снят. Официально его просто обвинили в халатности и неумении наладить действенную работу охраны. Назад на кафедру он проситься не стал - и места уже не было, да и понимал он, что Серёгин его уже на кафедру не возьмёт.
   Ещё до того, как стало известно об увольнении из стен университета Николая Олефира, Константин Мельников сообщил, что он и ранее заметил некоторую пропажу из своего шкафа части материалов. Никому он об этом говорить не стал, поскольку не хотелось, чтобы на кого-либо падала тень. Второй ключ от шкафа должен был быть ещё и у заведующего кафедрой, но если он что-либо и взял, то это его полное право - практически всё и доставалось именно по его просьбе. Но Серёгин заявил, что ключ от шкафа Константина им давно утерян. Теперь стало понятно, что Олефир просто подобрал ключ к шкафу и понемногу, чтобы не так заметно было, неучтённый материал разворовывал. Когда это стало окончательно ясно, то тёзка Мельникова - Клебанов привёл очень интересное высказывание, он выразился ещё круче, нежели до того высказался Грицай.
   -- Вы знаете, что по этому поводу говорил великий полководец Александр Васильевич Суворов? -- и, не дожидаясь ответа, выдал. -- Суворов говорил, что любого интенданта, отслужившего пять лет, можно смело расстреливать. Хорошо, что Константин проработал у нас не пять лет. А то вообще ничего бы не осталось в лабораториях.
   В общем, Константин ушёл из университета. Но и в этом своём поступке он опять-таки причинил неприятности - вместе с ним ушла с кафедры и секретарь-машинистка Галина. Они ещё в прошлом году официально создали семью. Правда, на их свадьбе никто из сотрудников кафедры не гулял, поскольку они просто тихонько расписались. О том, где они оба устроились, уйдя из университета, никому ничего не было известно - Константин был довольно скрытным человеком, он мог побалагурить, но в свой мир никого не пускал. Итак, на кафедре вновь появилось вакантное место. Почему-то как раз с этой незаурядной должностью кафедре в последнее время не очень везло - уходили то одна, то другая девушка. И не потому, что так уж им не нравилась эта работа, а по другим причинам. До Галины на кафедре долгое время работала Светлана Носкова. Но она вышла замуж, сменила фамилию (Галиева) и уехала в другой город. Галина же не проработала на кафедре и трёх лет. И вот вновь место секретаря-машинистки вакантно. Впрочем, долго оно не пустовало - с Нового года на кафедре уже работала новая секретарь-машинистка (на должности старшего лаборанта) - Мария Ткаченко.

* * *

   Май месяц принёс Алексею Познякову неожиданный сюрприз. Его племянник Любомир Андронов в этом году должен был окончить университет. Он был толковым парнем, но в последнее время что-то у него там не заладилось с подготовкой дипломной работы. Троюродная сестра Алексея, поздравив его с 9-м Маем, со слезами в голосе сообщила, что Любомир собирается перенести свою защиту дипломной работы на следующий год. Это был бы небывалый случай, когда студент сам отказывается защищаться в текущем году, планируя перенести защиту. Последний год Позняков, уверенный в своём племяннике, слабо следил за учёбой Любомира. Но сейчас ситуацию срочным образом нужно было исправлять.
   Выйдя после праздника на работу, Алексей сразу же направился на кафедру менеджмента организаций, и обратился там к её заведующему Станиславу Григорьевичу Горбулину - он же был и руководителем дипломной работы студента Андронова. Выяснив всё, Алексей тут же поспешил на ближайший переговорный пункт для телефонного разговора с мамой Любомира. Через два дня она приехала к Алексею, и они забрали Любомира из общежития (перевезя все его вещи, включая и персональный компьютер). Ничего критического с подготовкой дипломной работы Андронова, как это выяснил Позняков, не было. Просто за 4 с лишнем года самоуверенный и чересчур возомнивший о себе Любомир без должного присмотра немного расхлябался, а потому сейчас под контролем матери и дяди он начал наверстывать упущенное. В итоге в июне (хотя и не в числе первых) он успешно защитил работу и получил долгожданный диплом менеджера.

* * *

   Начавшийся новый календарный год на кафедре Галкина отметился одним примечательным событием. Произошло оно не в самом начале нового тысячелетия, а несколько позже уже в начале февраля. Очередная группа пятикурсников решила отметить своё окончание учёбы. Нет, диплом они ещё не защитили, и даже не начинали готовить дипломный проект, разве что некоторые из них подобрали себе его тему. Они решили отпраздновать окончание сидения за университетскими лавами. Далее у них уже не будет строго регламентированных занятий - преддипломная практика и подготовка дипломного проекта происходит по свободному усмотрению самих студентов. Так что в этом было рациональное зерно. Было оно также и в том, что, как рассудили студенты этой группы, вряд ли летом они уже соберутся на подобное мероприятие в полном составе. И это было действительно так. Нередко, студенты первыми защитившие дипломный проект, получив диплом и быстро рассчитавшись с университетом, так же быстро разъезжались по домам, не дожидаясь окончания защиты своих сокурсников - хоть и хорошее это время, но за пять лет и сам университет надоедает.
   Естественно, торжество решено было провести не только в обществе своих одногруппников, но и вместе с преподавателями выпускающей кафедры. Для этого на один из вечеров был арендовано небольшое, но очень уютное кафе в полуподвальном помещении одного из институтов, расположенном в самом центре города. И этот вечер удался на славу - и столы были накрыты подобающим образом (студенты не поскупились), и весело было так, что торжество, начавшееся в семь часов вечера, закончилось далеко за полночь, так что практически всем домой пришлось добираться, как говорится, на перекладных. Но при этом, нужно отметить, не было явно пьяных как со стороны студентов, так и преподавателей. Было много танцев, песен, различных конкурсов и розыгрышей, причём даже с поцелуями. То, что мужчинам-преподавателям нравилось целоваться с молоденькими студентками, никого, конечно, не удивляло. Но было заметно, что и студенткам поцелуи со старшим поколением пришлись явно по вкусу и никого не смущали. Было также много произнесено за столом различных тостов - они были и прощальными, и напутствующими. Многих очень удивил тост, который выдал Алексей Позняков, при этом чувствовалось, что это не домашняя заготовка, а экспромт, вероятно, пришедший ему в голову после поцелуев с очередной студенточкой. Его тост звучал примерно следующим образом:
   -- Проучившись пять лет в университете, вы никогда не забудете это время, как и не забудете своих коллег-товарищей. И вы ещё не раз соберётесь вместе, возможно даже на какой-нибудь юбилей окончания ВУЗа и в стенах университета. Так вот, я хочу поднять свой бокал за то, чтобы вы не только помнили своих сокурсников, но не забывали и своё учебное заведение. Пусть вы запомните его, как вы помните свою первую женщину или своего первого мужчину. Университет тоже был у вас первым в этом плане.
   Студентам этот тост понравился, некоторые из них заулыбались - то ли от такого сравнения, то ли от своих воспоминаний. А одна из присутствующих на вечере преподавательниц кафедры удивлённо и укоризненно покачала головой:
   -- Ну и сравнение у вас, Алексей Николаевич!
   Но другие преподаватели только снисходительно улыбнулись. Как бы там ни было, но этот проведенный вместе со студентами вечер запомнился многим надолго. Это было хорошее времяпрепровождение, тем более что буквально через несколько дней начинался уже очередной весенний семестр, скоро опять придётся засучивать рукава. В общем, новый календарный год, как и новое тысячелетие, в полной мере уже вступили в свои права.
  
  

ГЛАВА 8

Всегда найдётся время для досуга

  
   Примерно в этом же духе началось новое тысячелетие и на кафедре Серёгина. В феврале они тоже отмечали вместе со студентами пятого курса окончание занятий. Но им эти вечера в последние годы не особо запоминались, просто по той банальной причине, что они были похожи один на другой - менялся только состав студентов. А так всё уже настолько привычно, что подобное торжество преподавателям кафедры казалось заурядным событием. Дело в том, что такие совместные вечера происходили в феврале месяце ежегодно с незапамятных времён. Так повелось уже давно, именно таким образом студенты отмечали свою свободу от аудиторных занятий. Кроме, того, были ещё попытки проведения в феврале государственного экзамена.
   Понятие государственный экзамен на первых порах как-то не вязалось с окончанием занятий студентами технического ВУЗа, где обычно для получения диплома о высшем образовании требовалось защитить подготовленный дипломный проект или работу. Во времена СССР госэкзамены чаще связывали с выпускниками некоторых гуманитарных ВУЗов, и в частности - медиков. В медицинском институте выпускники дипломную работу не защищали, а сдавали именно государственные экзамены. Студенты, успешно сдавшие госэкзамен, получали "корочки" о высшем врачебном образовании с указанием специальности - "Лечебное дело", "Педиатрия", "Стоматология" и т. п. Но тогда выпускники получали диплом единого образца, который трактовал их профессиональный ранг как "специалист". Сейчас же, во времена независимой Украины, таких рангов-"званий" (образовательно-квалификационных уровней) было больше: "бакалавр", "специалист" и "магистр". И для каждого уровня устанавливался свой контроль знаний студента.
   Для получения диплома бакалавра следовало сдать государственные экзамены по дисциплинам профессионально ориентированного цикла или защитить выпускную бакалаврскую работу. И проводилась такая аттестация студентов после четвёртого курса. И вот сейчас задачей государственного экзамена являлось установление соответствия подготовленности выпускников требованиям государственного образовательного стандарта и определение теоретической подготовленности к выполнению ими профессиональных задач. Но при этом практически никто не желал получать диплом с надписью "Бакалавр", все студенты учились ещё один год, защищали дипломную работу или проект (с учётом уже сданного год назад государственного квалификационного экзамена) и получали диплом специалиста, мало чем отличающийся (разве что гербом Украины) от союзных образцов. Желающие (чаще всего лучшие студенты) могли готовиться на уровень магистра - для этого им нужно было защитить магистерскую работу.
   Вообще-то деление выпускников на образовательно-квалификационные уровни (скопированное по западным образцам) подразумевало поэтапную раздельную подготовку. В дальнем зарубежье выпускник-бакалавр обычно шёл на производство, и только позже, определившись со своей специализацией (такое и сейчас практикуется у тех же медиков - хирург, кардиолог, невропатолог, ЛОР и т. д.) мог претендовать на диплом магистра (понятия специалист вообще отсутствует). Но в странах СНГ выпускники-бакалавры практически ни на какое производство не шли, да и получить диплом специалиста или магистра могли в одно и то же время. Для этого студентам, желающим получить степень магистра, на первых порах достаточно было выполнить свой стандартный дипломный проект по специальности только с частью магистерской работы, позднее - уже просто магистерский диплом с привязкой к профилю кафедры (специальности). Для бакалавров госэкзамен тоже несколько отличался от западных стандартов. Так, например, в Германии государственный экзамен - это именно государственный экзамен, а не университетский. Следовательно, там учит студента университет, а экзамен принимает государство - совсем другие люди, которые не учили этих студентов. Проблема в том, что задание проверяют не только профессора, но и экзаменаторы, которые не принимали участия в процессе учёбы и вообще порой по-другому смотрят на него. Из-за этого иногда возникает конфликт: студенты учились по учебникам, а экзаменаторы-практики видят всё это под другим углом зрения. В Украине таким практиком мог быть лишь Председатель экзаменационной комиссии.
   В общем, почти в одно и то же время четвёртый курс сдавал госэкзамены (конец июня или начало июля), а пятый курс - защищал дипломный проект на диплом специалиста или магистра. В итоге в феврале месяце никакого итогового контроля уже не проводилось, но традиция проводить вечера вместе со своими наставниками сохранилась (хотя нередко группы студентов проводили прощание с преподавателями уже после защиты дипломных проектов). Выбор месяца такой вечеринки всегда оставалось за выпускниками. Потому-то по причине некой привычки или, как бы уже обыденности этого события, преподавателям кафедры "Теплотехника и газоснабжение" более запоминались другие праздничные банкеты. Одним из таких запоминающихся событий было празднование накануне Международного женского дня (8 марта припадало на четверг). Не так уж часто на такие события собирается вся кафедра, по той или иной причине нередко кто-либо отсутствует. Но на сей раз все были в сборе, именно это обстоятельство, наверное, и способствовало хранению в памяти в общем-то рядового ежегодного сабантуя. Впрочем, время и в самом деле было проведено очень даже хорошо. Сначала, как это водится, неплохо посидели за столом. Было много хороших тостов произнесено в адрес женщин. Но, когда, эти тосты начали уже как бы повторяться или перекликаться с произнесенным ранее, Серёгин (а он любил произносить длинные тосты, вспоминая всю, как говорится подноготную) промолвил:
   -- Мы сейчас много тёплых слов сказали нашим милым женщинам. Были и такие пожелания, чтобы сбылись все их мечты или желания. А интересно узнать - что они сами желают?
   -- О, Господи! Василий Михайлович, да они сейчас такое пожелают, что ни один мужчина не в состоянии будет выполнить, -- тут же отреагировал Новожилов.
   -- Это точно, -- поддержал коллегу Клебанов. Начинало, наверное, уже сказываться выпитое спиртное. -- Пусть они просто скажут какой-нибудь красивый, необычный тост.
   -- Самим себе, что ли? -- удивился Цекалин.
   -- А почему бы и нет. Собираясь в своей женской компании, они наверняка неплохие тосты произносят.
   -- Хм, действительно, интересно, -- заинтересовался Грицай. И уже обратился в сторону женщин. -- Сможете выдать что-нибудь оригинальное в свой адрес?
   -- Легко, -- тут же отреагировала ассистент кафедры Наталья Игоревна Семеренко, взяв инициативу в свои руки. -- Так, мужчины, наполняйте бокалы!
   Семеренко лет десять назад окончила институт по специализации кафедры, хорошо знала всех сотрудников и очень даже неплохо вписалась в педагогический коллектив. Правда, уже летом этого года она перейдёт на другую работу на производство, не видя для себя особой перспективы в университете. Несмотря на то, что ранее студенткой (а сейчас как преподаватель) она была сильной, с написанием диссертации у неё как-то не складывалось. Женщинам, обременённым семейными заботами, детьми это всегда было сделать сложнее, нежели мужчинам. Сидеть же на ставке ассистента (или даже старшего преподавателя), и в самом деле, было бесперспективно. Наталья была чуть выше среднего роста (как для женщины), не красавица, но в общем-то приятной внешности, вот, только когда она улыбалась, то выпячивались её довольно крупные как для женщины передние зубы. Язык у неё был подвешен как надо - она могла хорошо проводить занятия, находя общий язык со студентами, могла и постоять за себя и дать достойный отпор любому, если считала, что её несправедливо задевают. Не боялась она перечить и самому заведующему кафедрой, если чувствовала свою правоту. Поэтому то, что откликнулась на вызов Анатолия Васильевича именно она, ничего удивительного не было.
   -- Я хочу провозгласить короткий тост от имени всех женщин, -- встав из-за стола (хотя обычно женщины провозглашали тосты сидя), сказала Наталья, когда были наполнены бокалы. Она подняла свой бокал и произнесла, -- "За слёзы тех, кому мы не достались".
   -- Ого! -- удивлённо и восхищённо воскликнул Константин Мельников. -- Вот это тост. Класс! За это точно нужно выпить. Хотя порой те, которым вы не достались, позже понимают, что не так уж всё плохо. Недаром ведь в песне поётся: "Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло". Но тост всё равно хороший. Пьём, мужики, за прекрасный женский тост!
   Когда все выпили и слегка закусили, Анатолий Грицай, вспоминая тост Натальи, задумчиво и с улыбкой протянул:
   -- Ну, у некоторых мужчин это могут быть, наверное, и слёзы облегчения. Я не имею, конечно, в виду присутствующих здесь женщин, но в целом хватает на свете и различных стерв.
   -- А, пожалуй, все женщины стервы, -- ответно улыбнулась Семеренко -- Но стервы бывают разные, есть таковые и в хорошем смысле, если только это применительно к этому слову. -- И всё это зависит только от вас, самих мужчин - чем больше вы нас любите, цените и прислушиваетесь к нам, тем лучшую вы получаете стерву. Эта стерва тогда за вас готова, как дикая необузданная кошка, выцарапать глаза любому. Вот такая бывает у женщин стервозность, -- назидательно завершила монолог Семеренко.
   Вот с такими шутками-прибаутками, нередко и философского содержания, продолжался этот вечер. Нашлось в нём место и для новых стихов Мельникова, посвящённых Дню 8 Марта и женщинам. Он выдал следующие свои рифмованные строки:
   У каждой женщины своя повадка,
   Но есть у всех у них и общая черта -
   Ведь что ни женщина, то новая загадка,
   Попробуй, разгадай - не выйдет ни черта.
             Всё правильно и всё закономерно,
             Хоть кто-то удивлённо вскинет бровь.
             Без женщин счастья нет - вот это верно,
             Ведь правят миром страсти и любовь.
   А посему моё такое пожеланье
   Всем женщинам, а с ними и мужчинам:
   "Не потеряйте свойство вызывать желанье
   Вы независимо от возраста и чина".
             Я женщинам скажу отдельно пару фраз:
             "Своё очарованье вы всегда храните.
             Пускай не гаснет блеск прекрасных ваших глаз,
             А красоте, как солнцу, вечно быть в зените!". ...
   И, нужно признать, стихи Константина окружающим понравились, в них была некая оригинальность. В последнее время в книжных магазинах появились сборники различных тостов и стихов, приуроченным к праздникам. Но вот ко Дню 8 Марта стихи в них были какими-то стандартными, сухими, без особых эмоций - просто набор типовых пожеланий. То, что Константин эти стихи ни откуда не списывал, уже все понимали, поскольку они уже привыкли к тому, что в подобных случаях Мельников иногда баловал коллег своими четверостишьями. Их обычно было немного - три-пять, иногда семь четверостиший на одну тему. На сей же раз в стихах Константина было более 10 куплетов. Вечер закончился, как обычно, тихим пением выдержек из любимых песен и танцами. Во время одного из танцев Константин обратил внимание на жемчужное ожерелье на шее той же Натальи Семеренко.
   -- Слёзы настоящие? -- спросил он Наталью.
   -- Какие ещё слёзы? -- не поняла та.
   -- На шее у тебя.
   -- Жемчуг, что ли? Конечно, не настоящий, откуда у меня такие деньги. А почему именно слёзы?
   -- Дело в том, что согласно древнейшим научным поверьям, жемчуг - это затвердевшие слёзы лиц божественного происхождения. Во времена Гомера говорили, что жемчужины - это слёзы морских богинь - нереид. Позже, когда в нереид перестали верить, стали утверждать, что это слёзы ангелов.
   -- Почему слёзы ангелов, разве те плачут?
   -- Не знаю. Может быть, и не ангелов, а небожителей вообще. Так, например, древние индусы считали, что жемчугом становятся первые капли дождя, которые ловят в свои раскрытые ладони раковины-жемчужницы, всплывающие со дна моря специально для этого. А по их мнению, что такое капли дождя, как не слёзы небожителей?
   -- Интересные трактовки, -- протянула Наталья. -- А что означает само слово жемчуг?
   -- Насколько я знаю, слово жемчуг восходит к арабскому "зенчуг", а далее - к видоизменённому китайскому "чженьчжу".
   -- А у нас на Руси их называли перлами.
   -- Точно. Старое русское название жемчуга "перл" восходит к латинскому слову "перна", обозначавшему крупную морскую раковину. Так что вот тебе и связь жемчуга с морской раковиной. Другие народы именовали жемчуг по-разному. Для англичан, французов и немцев это тоже "перл". А вот для испанцев, греков и итальянцев - "маргаритес". Индусы же зовут его "маньяра" - бутон цветка. А маргаритка тоже ведь цветок. Так что, зачастую жемчуг сравнивают с цветком, или его бутоном.
   -- Да, интересно - бутон цветка. Константин Никитич, откуда вы всё это знаете?
   -- Читал где-то по случаю. Я в молодости выписывал журнал "Наука и жизнь", там всегда было много различных интересных сообщений, фактов. Так вот, я завёл себе специальную папку, в которую складывал вырезки из этих журналов с любопытными заметками.
   Оказывается, что и на не совсем трезвую голову бывают довольно серьёзные разговоры.
   Вот только во время торжества всех вновь удивил Новожилов, точнее, не сам он, как его странный характер. Это было, правда, заметно в последние годы. Если он и ранее был зажимистым, то в последнее время стал настоящим скрягой. На 8 марта, естественно, мужчины покупали женщинам-коллегам подарки. Конечно, это были не такие дорогостоящие презенты, какие ты покупаешь жене, любимой женщине, это просто был дар уважение. Стоили различные сувениры не так уж дорого. Конечно, к этому добавлялись расходы на то, чтобы накрыть нормальный стол - на этот праздник женщины по понятной причине к этой процедуре не привлекались. В сумме, разумеется, расходы были немалыми, но вполне по кошельку (чтобы тот совсем не отощал) любому кафедралу. Если не отказывались сдавать назначенную сумму (а обычно такими делами занимался Клебанов, профорг кафедры) не остепенённые ассистенты и старшие преподаватели, то что уж говорить о доцентах. Серёгин тоже неохотно сдавал деньги, всё выспрашивая у Константина, почему так много. Но, в конце концов, требуемый взнос от него Клебанов получал.
   Но был на кафедре один человек, который упорно не желал сдавать назначенную сумму денег. Он, правда, с огромной неохотой вносил свою лепту и в организацию празднования какого-либо другого торжества. Но в последнее время он никогда не давал полностью ту сумму, которую от него требовали (и которую вносили все). Понятно было, когда эта сумма не такая уж копеечная - 20, 30 или даже 50 гривен. Хотя и не такие уж это были большие деньги, особенно для доцентов. В январе этого года средняя зарплата составляла 263 гривны, а у доцентов зарплата всегда была несколько выше средней по Украине. Но даже тогда, когда речь шла о какой-нибудь десятке, он норовил сдать не более пяти гривен. Такое его крохоборство раздражало и возмущало сотрудников кафедры, но поделать они ничего не могли - не будешь же ты силком выворачивать у него карманы. Если бы он сдавал часть денег и не присутствовал на торжестве, то это воспринималось бы с понятием. Такие случаи бывали, чаще всего со стороны Константина Губенко. Но Новожилов абсолютно не стеснялся посещать мероприятие, которое отказывался финансировать. Он часто в процессе организации делал замечания о том, зачем, мол, так много покупать разных продуктов, можно обойтись и меньшим их количеством. Но об этом он тот час забывал, пребывая уже за столом - аппетит у него был отменный. Единственное как бы облегчение или некое моральное удовлетворение кафедралы получили от того, что за Николаем Гавриловичем Новожиловым на кафедре негласно, но на постоянные времена, закрепилась кличка "жлоб". Они так порой и спрашивали Клебанова: "А наш жлоб уже внёс деньги?". Знал ли он об этой кличке, неизвестно, но если и знал, то это только к лучшему - пусть знает что такое быть на кафедре паршивой овцой.
   Это была не одна такая негативная черта того же Новожилова, была и другая, впрочем, как и у некоторых других преподавателей кафедры. Если в первые годы становления нового государства поборы со студентов происходили как бы в тайне, то в последние годы это делалось чуть ли не открыто. В основном какие-либо презенты или деньги получали за нормальную оценку на экзамене, или зачтённый со многими недоработками курсовой проект. Пытались это делать за другие более мелкие невыполнения студентами учебных планов, но, всё же, намного реже. А что было удивляться, если во многих ВУЗах (их тоже не был исключением) пытались официально ввести некоторые платные услуги. При этом руководители некоторых из них настолько зарвались, что норовили ввести плату даже за пользование учебниками, мотивируя это их износом, порчей (вырванные страницы) или утерей. Хорошо ещё, что Министерство образования и науки вовремя пресекло все эти незаконные притязания. Своим приказом N 38 от 20 января 1997-го года оно установило конкретный перечень платных услуг, которые могут предоставляться государственными учебными заведениями. И касались они в основном вопросов подготовки иностранных студентов, переподготовки, второго высшего образования, переводов студентов в другой ВУЗ, работы подготовительных отделений или подготовки аспирантов. По студентам стационара было всего пару пунктов в этом списке, например, повторное изучение отчисленными студентами отдельных дисциплин и курсов с последующей сдачей экзаменов; плата за научные консультации для лиц, которые повышают квалификацию самостоятельно или же лектории по вопросам науки и техники, культуры и искусства, физической культуры и спорта, правовых знаний, туризма и краеведения и т. п. Но после этого приказа подобные действия старались делать уже неофициально и, если не в рамках учебного заведения, то хотя бы в рамках своей кафедры. Всем было прекрасно известно, кто и на какой кафедре занимается взяточничеством, разве что не всегда знали точную таксу за ту или иную услугу. Вряд ли было в неведении о таких нарушениях, прежде всего морального облика наставника руководство университета. Но ничего и не делалось (разве что словесно) для искоренения этого порока, да и сделать это было чрезвычайно трудно. Поймать зарвавшегося преподавателя можно было только с помощью самих студентов, но те отказывались в этом участвовать. Они понимали, что накажут одного преподавателя, но другие сживут их со света, а именно из университета. Корпоративная взаимовыручка (читай порука) всегда существовала в любой области народного хозяйства.
   На кафедре знали, кто наживается на студентах. Но что можно было сделать, если этим грешил и сам заведующий кафедрой. Одно дело как бы вынужденные (но мелкие) поборы со студентов - писчая бумага, копирка, папки для документации, ленты для пишущих машинок или картриджи для принтера. Это уже не говоря о строительных материалах, которые вечно выделялись на кафедры в ограниченном количестве. Неспособность университета нормально обеспечить кафедры прекрасно понимали и сами студенты (они же не слепые), а потому никогда и не отказывались помочь в этом деле. Но совсем другое дело, когда поборы шли за неуспеваемость, особенно текущую. Что касается итогового контроля знаний студентов, то в этом случае многие говорили: "Не могут учиться - пусть платят". И платили, а что оставалось делать, диплом (пусть даже как бумага, которая у многих будет валяться в ящике) нужен. Кроме Новожилова и Серёгина этот порок в последнее время был присущ и Клебанову. В кругу своих коллег он и не скрывал, что берёт со студентов деньги, мотивируя это тем, что на 100-200 гривен студент не забогатеет, а они ему позарез нужны. Дело в том, что его дочь Оксана, окончившая университет по профилю кафедры (студенткой была неплохой) вышла замуж и ютилась то на частной квартире, то с родителями мужа или своими. Нужна была квартира, а от производства мужу ждать её придётся добрый десяток лет, да и то неизвестно получит ли он её - выделение бесплатных квартир на большинстве производств давно кануло в лету.
   Никогда ничего не говорили в этом плане о Мирославе Злотнике, Валентине Зубковой или Анатолии Грицае. Не в их манере было сдирать деньги со студентов. Правда, не так давно студенты организовали Грицаю доставку энного количества пластмассовых труб, но они нужны были ему для оборудования новой лаборатории, то есть личной корысти он не имел. Но так же поступали те же Мельников, Губенко или Цекалин, которые периодически просили помочь студентов в организации ремонта помещений или обеспечении нужными канцелярскими товарами кафедры. Грицай и Мельников однажды, в одну из суббот (выделенную для консультации заочников), сидя вдвоём на кафедре, от скуки (студенты не спешили приходить) даже обговаривали между собой эту тему. Сошлись они на том, что взяточниками, конечно, не рождаются. Но взяточников воспитывают чуть ли не с пелёнок. Эту мысль высказал Анатолий.
   -- Как это с пелёнок? -- удивился Константин.
   -- А вот так. Я недавно в одной газете читал, мамаша одна писала, что даже для того, чтобы попасть в приличный роддом ей довелось (да и другим будущим матерям тоже) проплачивать этот вопрос. А потом она, естественно, ещё и отблагодарила персонал. И вот она пишет, что затем, после небольшого перерыва на пелёнки-распашонки следуют ясли, детсад, куда тоже попасть совсем не просто и часто недёшево. И так по цепочке. Но, вырастая, ребёнок всё это видит и понимает, а потому считает, что так и должно быть. И школьники, и студенты в этом плане не исключение.
   -- Ты прав. Формально образование у нас бесплатное, но и формально бесплатные школы часто требуют денег. Иногда это прямое вымогательство (хотя завуалировано под добровольные пожертвования), иногда реально необходимые взносы. Ну а дальше как раз и настает пора ВУЗов. Тут уж без комментариев. Мы это сами видим, а уж наслышаны... О   взяточничестве  в некоторых ВУЗах просто легенды ходят. А в медицине, особенно во взрослой? Ну и, наконец, из всего этого взяточничего яйца вылупливается новый специалист. И глупо, конечно, думать, что он смотрит на мир честными и невинными глазами.
   -- Да, это точно. Когда деньги говорят, тогда совесть молчит.
   -- Я тебя понял. Есть и другие поговорки на эту тему. Например: "Не та рука плоха, что держит своё, а та, что тянет чужое". Или: "Мастера важные, да умы продажные".
   -- О! Последняя поговорка для нас, точнее для университета, хорошо подходит.
   Коллеги ещё немного поговорили на эту тему, но тут, наконец, появился долгожданный студент-заочник (к Грицаю) и беседу пришлось прекратить, переключив своё внимание на будущего специалиста, а, возможно, и на очередного (тоже будущего) взяточника.

* * *

   Время после праздника протекало как-то неспешно. Нормальная весенняя погода ещё не установилась, бывать почаще на свежем воздухе никто не торопился. Поэтому пока что кафедра с утра и до вечера была заполнена людьми (правда, не всё время одними и теми же). Одни преподаватели уходили на пары, другие с них возвращались, практически каждый день был на кафедре кто-либо из пятикурсников, которые, не дожидаясь очередной консультации или процентовки, старались получить ответы на возникшие у них в ходе дипломного проектирования вопросы. Единственным постоянным человеком в это время была секретарь-машинистка Мария Ткаченко. Но и она отрывалась от своих бумаг, загрузка с печатанием была пока что небольшой. Она только что полила, стоявшие на подоконнике (рядом с её рабочим местом) цветы. И до неё на кафедре на двух окнах помещения стояло по цветку. Но при Маше их стало намного больше, и, конечно же, они украсили не очень-то уютное (столы, стулья да отгороженный ширмой плательный шкаф) помещение кафедры.
   -- А на улице уже значительно потеплело, -- задумчиво протянул Анатолий Грицай, сидевший у второго окна.
   -- Точно, -- откликнулся, сидевший за ним, Мельников. -- Даже в помещении жарковато стало.
   -- Нужно открыть форточку.
   -- Константин Иванович, -- обратилась Маша к Губенко, сидевшим за первым столом через проход от неё, -- откройте, пожалуйста, форточку.
   Губенко, молча, поднялся со стула, подошёл к окну, немного потянулся и открыл форточку.
   -- Ой! Константин Иванович, вы же цветок сломали, -- возмутилась Ткаченко.
   Константин, тянувшийся к форточке, и в самом деле по неосторожности сломал небольшую веточку такого сочного, но легко обламывающегося цветка как толстянка или, по-другому её называют денежным деревом.
   -- Великая потеря, отрастёт ещё. Толку с этого цветка. Не видел никогда, чтобы оно цвело.
   -- А оно и не цветёт, -- откликнулся Грицай. -- Это же денежное дерево - чем больше на нём листочков, тем больше у нас денег будет.
   -- Открывай карман шире! Так уж нам от этого фикуса что-либо и перепадёт.
   -- Это не фикус, а толстянка, -- возразила Маша. -- Видите, какие листочки толстые, мясистые? -- она сунула под нос Губенко обломанную веточку. -- А вы тоже неправы, Анатолий Васильевич. Толстянка цветёт, редко, но цветёт. Цветочки у неё очень маленькие, но реально красивые. 
   -- И какие же у неё цветы?
   -- Белые, пятилепестковые. Они небольшие, но растут на деревце очень обильно. Для того, чтобы на нём были цветочки, за ним нужно заботливо и правильно ухаживать. А вы не только не ухаживаете, -- снова в сторону Губенко, -- но ещё и ломаете его. Ему же больно. А что, если бы вам палец сломали?
   -- Тю, это цветку-то больно? Они и предназначены, чтобы их ломали, срывали, срезали.
   -- Сами цветы, конечно, не на толстянке, можно и нужно срезать, но аккуратно, не ломая веточек самого растения. Они же чувствительны.
   -- Так уж чувствительны!? Ничего они не чувствуют, это же просто растение.
   -- А вот здесь ты точно не прав, -- снова вмешался Грицай. -- Мария права, они хорошо всё чувствуют.
   -- Что они чувствуют?
   -- Всё чувствуют. Джордж Вашингтон Карвер говорил: "Когда я трогаю цветок, я трогаю бесконечность. Цветы существовали на земле ещё задолго до людей и после людей ещё будут существовать миллионы лет. Через цветы я беседую с бесконечностью..."
   -- И кто это такой, этот Карвер?
   -- Американский ботаник, химик, миколог, педагог.
   -- Ну и что, ничего он о чувствительности самих цветов и не сказал. Да и вообще, мало ли что эти ботаники выдумают!
   -- Ничего он не выдумывал. Карвер разговаривал с растениями, проводил с ними эксперименты?
   -- Ну, это понятно. Если он учёный, то и обязан был проводить эксперименты.
   -- Так эксперименты были интересные. Например, обычные растения были помещены в три разных стеклянных ящика, в одном ящике звучала рок-музыка, в другом - музыка, исполняемая на индийских ситарах, а в третьем - музыки не было. Ход эксперимента снимали кинокамеры Си-би-эс. Через две недели растения в ящике с рок-музыкой погибли, в ящике без музыки они росли нормально, а вот в ящике, где звучали мягкие звуки ситар, они дали прекрасные бутоны, тянущиеся к источнику звука.
   -- Хм, но и эти опыты ничего не говорит о чувствительности цветов, как сказала Мария.
   -- Говорит, ещё как говорит, -- Вмешался в разговор Мельников. -- У Карвера был один очень интересный, просто удивительный эксперимент, проведенный шестью студентами. Один из этих студентов, неизвестный другим, вошёл в комнату с двумя растениями. Одно из них было подключено к полиграфу, но он уничтожил, сломал, именно второе растение, и вышел из помещения. После этого уже все студенты поочерёдно входили в эту комнату. Пока входили не виновные в гибели цветка, полиграф никак не реагировал на это. Но когда в комнате оказался тот студент, который сломал растение, стрелка полиграфа моментально среагировала на это. Так что, Маша права - растения всё чувствуют, и, как следует из этого эксперимента, ещё и видят.
   -- Да выдумки всё это! Откуда ты это выкопал?
   -- Об этом писали в журнале "Наука и жизнь". Когда я выписывал этот журнал, его Главным редактором был писатель и журналист Виктор Николаевич Болховитинов. А сам журнал был органом Академии Наук СССР и непроверенных фактов не публиковал.
   -- Всё равно не верится. А когда жил этот Карвер?
   -- На стыке 19-го и 20-го столетий.
   -- О, тогда точно ерунда. Какие тогда приборы были, -- скептически протянул Губенко.
   -- Ничего не ерунда. Уже в наше время опыты Карвера повторили другие учёные, а в 1970-м году американский тележурналист и телеведущий Уолтер Кронкайт продемонстрировал фильм об опыте с тремя ящиками в передаче новостей. И рассказал об опыте, который я сейчас привёл.
   Так на кафедре в период так званого ничегонеделания порой возникали довольно увлекательные и познавательные беседы. И начинались они, как это часто бывает, с какого-нибудь незначительного, на первый взгляд, события или даже порой фразы или слова. Следует отдать должное преподавателям кафедры - несмотря на все свои недостатки или слабости, они практически все были достаточно эрудированными людьми, этого требовал их статус педагогов и наставников. Для общения с современной молодёжью, - этим важнейшим интеллектуальным, культурным и профессиональным резервом любого общества, - необходимо было постоянно находиться в нужном тонусе и быть в курсе всех новинок (если и не всех, то многих) в различных отраслях. Общаться порой приходилось с разными студентами, пристрастия которых нередко ориентировались на всевозможных неформальных культурных ценностях (хиппи, панки, фанаты хэви-метал и других рок-музыкантов). Студенты порой своими вопросами или спорами могли доконать любого неподготовленного преподавателя. А потому, волей-неволей, доводилось, причём без всякого нажима со стороны, заниматься повышением своего интеллектуального уровня.
  
  

ГЛАВА 9

На новые рубежи

  
   В средине мая Анатолий Васильевич Галкин на одном из заседаний кафедры запланировал к рассмотрению вопрос "О подготовке новых дисциплин". На первый взгляд, это был довольно неожиданный вопрос, поскольку никаких новых специальностей кафедра отрывать пока что не планировала. На уже освоенных специальностях учебные программы тоже никто кардинально менять не собирался. Но, тем не менее, это был довольно актуальный вопрос для не такого уж далёкого будущего. Когда перешли к рассмотрению этого вопроса, кто-то из преподавателей спросил:
   -- Почему вдруг возник этот вопрос? Насколько я знаю, никаких изменений в программах специальностей у нас не предвидится.
   -- Не беги впереди паровоза, -- спокойно ответил заведующий кафедрой. -- Всему своё время. Я ещё не успел и слова сказать по этому поводу, а ты сразу вопросы. Насколько я знаю, - а вот знаешь ты как раз не всё. Да, мы менять ничего не собираемся, но только на своей кафедре. А в рамках университета изменения предвидятся, и уже с началом нового учебного года.
   -- Так, -- протянул Шебурин. -- Всё понятно! Значит, новые специальности в университете вводятся уже с этого года.
   -- Да, ты угадал. Вводятся они как раз с этого года, уже с сентября. Сейчас это стало окончательно понятно, ректор дал указание ввести их в перечень специальностей для ознакомления и заинтересованности абитуриентов. А в том, что они этой специальностью, пока что одной, заинтересуются, никаких сомнений нет.
   -- Да, молодец Оноприенко. В такой короткий срок удалось ему протолкнуть такое важное решение. Теперь понятно, что и нам работы прибавится.
   Положительное решение на открытие новой специальности, и в самом деле, было совсем недавно получено. К этому времени было построено здание для практических работ по новым специальностям, и почти полностью уже была укомплектована его техническая база. Конечно, с ним были ознакомлены и представители Министерства, а потому в этом плане особых возражений не имелось. Да и сложностей следовало ожидать не с этой стороны. Эти сложности пришли совсем с другого конца, но нельзя сказать, что они были такими уж неожиданными. На первом совещании по вопросу возможности открытия новых специальностей Галкин отметил, что по автомобилестроению университет вряд ли сможет конкурировать с другими ВУЗами - это было и верно, и не совсем. Но вот, что касается конкуренции в плане такого направления как "Нетрадиционные и возобновляемые источники энергии", то её следовало ожидать. Только не потому, что многие ВУЗы готовили студентов по этой специальности, а как раз наоборот - таким профилирующим учебным заведением был всего лишь один университет. И вот он-то отчаянно сопротивлялся введению подобных специальностей в их университете, прекрасно понимая, что это будет очень опасный конкурент. Не в качестве подготовки, на первых порах этого опасаться не приходилось, а в плане "переманивания" абитуриентов, снижения конкурса в их собственном университете. Руководство ВУЗа-первооткрывателя специальности постоянно ставило палки в колёса, сначала не желая делиться (хотя бы для просмотра) документацией, позже скептически настраивая разных лиц Министерства по поводу успешного создания учебно-производственной базы их конкурентом или обеспеченности нужными кадрами. И продолжалось это до самого конца - до заседания Коллегии Министерства по этому вопросу. Там был представитель университета, в котором это направление было уже давно и успешно освоено, было и пару человек в самом Министерстве, которые поддерживали в этом плане старожилов. Но они, к счастью, оказались в меньшинстве, и решение Коллегии было вынесено в пользу университета Оноприенко.
   -- Теперь вы понимаете, что и нашей кафедре предстоит новая работа, -- продолжал Галкин. -- Мы будем читать ряд новых дисциплин. Правда, произойдёт это, как вы понимаете, не в этом году, а минимум через два года, но готовиться нужно. Сейчас это больше для всех информационный вопрос, но мы к нему обязательно вернёмся чуть позже, когда нужно будет готовить на новый учебный год личные творческие планы. Но мне также нужно будет подавать в учебный отдел нагрузку по преподавателям, а она, скорее всего, у некоторых несколько поменяется - с прицелом на будущие дисциплины, которые придётся готовить.
   -- А какие наша кафедра будет готовить дисциплины по новым специальностям? -- спросил Валежников.
   -- Я не могу сейчас перечислить точно все дисциплины, с рабочими учебными планами новый специальностей я детально не знакомился. Но некоторые могу озвучить. Например, "Аккумулирование энергии", "Электрическое оборудование энергоустановок", "Автоматическое управление энергоустановками", "Теория электрических, тепловых и гидравлических сетей".
   -- Ну, в принципе, ничего сложного нет.
   -- Согласен, не такие это уж для нас новые вопросы. Но их придётся всё равно детально разрабатывать, документации по каждой дисциплине, как вы знаете, немало.
   -- А какие там есть незнакомые для нас дисциплины? -- поинтересовался доцент Забышный.
   -- Вы знаете Степан Васильевич, таковых немало. По памяти могу некоторые назвать. Это "Проектирование и расчёт тепловых нетрадиционных энергоустановок", "Проектирование и расчёты ветровых турбин", "Проектирование и расчёт солнечных нетрадиционных энергоустановок", "Информационно-управляющие системы и комплексы нетрадиционных энергоустановок".
   -- Да, это не наш профиль, скорее кафедры Серёгина. Да и то, вряд ли они потянут, таких специалистов и там нет. И кто будет читать эти дисциплины?
   -- Пока что неизвестно. Точно известно, что часть из них будут читать специалисты с производств. Пригласят и со стороны преподавателей. К новому учебного году будет создана и новая кафедра.
   -- А она зачем? Два года преподавателям на ней нечем будет заниматься.
   -- Да, а готовить базу? Лабораторные работы, практические занятия, писать методички, планировать и разрабатывать курсовые проекты. Работы хватит. Конечно, они пока что будут работать не на полных ставках, но если вводим новую специальность, то должна быть и соответствующая кафедра. Иначе Министерство нас не поймёт.
   -- А мы будем все новые дисциплины осиливать только своими силами или кафедра немного расширится?
   -- Скорее всего, расширится. По предварительной договорённости, и по желанию, к нам перейдут два-три человека с кафедры физики. Вы прекрасно знаете контингент этой кафедры, первоисточника нашей, - там есть толковые ребята, которым на физике уже тесно. Да и знаний у них хватает.
   Постепенно подобные вопросы иссякли, и все преподаватели уже включились непосредственно в работу по перераспределению (пока что только ориентировочному) учебной нагрузки на новый учебный год.
   По дороге домой, и уже дома Позняков вновь начал анализировать деятельность Оноприенко. При всех его недостатках (о которых ранее прознал Алексей) достоинств у него, всё же, было много. И открытие новой специальности, пока что только одной, было его весомым вкладом в развитие университета. В то, что за этой одной специальностью последуют и другие, сопутствующие этому же профилю, сомнений не вызывало. За годы своей работы в учебном отделе Позняков побывал во многих ВУЗах Украины, был знаком с некоторыми из их руководителей. И он знал, что не так уж много в высших учебных заведениях истинно толковых руководителей, думающих и работающих на перспективу как своего ВУЗа, так и народного хозяйства Украины в целом. В последствие эксперт по проблемам развития высшего образования в Украине Александр Коврига (упомянутый ещё зятем Алексея) отметит по этому поводу: "У нас нет ректоров, способных думать о новых направлениях профессиональной подготовки, планах научных и проектных разработок на 10-25 лет наперёд. Ремонт общежития, строительство библиотеки и компьютерного центра - вот их горизонт. При позорно низком уровне бюджетного финансирования задача получения дополнительных средств стала первоочередной для всех ВУЗов. Реально ректоры фактически являются хозяевами заведений. Есть рекордсмены, которые прослужили 35 лет на должности ректора. В таких условиях ВУЗ становится частным предприятием, где всё держится на негласных отношениях кланового типа. Войти туда новому ректору, с новой стратегией и инновационными программами, невозможно".
   Так вот, в этом плане Константин Григорьевич Оноприенко выгодно отличался от руководства некоторых других ВУЗов - он-то как раз думал и работал на перспективу. И, наверное, это была перспектива не только возглавляемого им университета, но некоторых актуальных на сегодня вопросов в государстве в целом.
   В настоящее время Украина ставила себе цели по присоединению к евроатлантическому сообществу, и на эту задачу должны были работать все государственные структуры, в том числе и высшие учебные заведения. Но было это не таким простым делом, а потому никто в Украине сейчас не мог уверенно дать положительный ответ на вопрос, будет ли курс на присоединение к евроатлантическому сообществу таким, что сработает на развитие страны. Одним из ответов на него можно считать мнение известного американского социолога и политолога профессора Самюэля Хантингтона: "Политических лидеров, которые снисходительно считают, что могут радикально перекроить культуру собственной страны, обязательно ждёт провал. Они могут заимствовать элементы западной культуры, но они не смогут подавить или навсегда уничтожить основные элементы своей собственной местной культуры. Политические лидеры могут создавать историю, но они не могут избежать истории. Они порождают разорванные страны, но не могут создать западные страны. Они могут инфицировать страну шизофренией культуры, которая надолго останется определяющей её характеристикой".
   И ещё одно важное обстоятельство извлёк для себя Алексей из сегодняшнего заседания кафедры. Таковым было упоминание Галкина о том, что к ним на кафедру вольются новые лица, и в частности с кафедры физики. Это обстоятельство было для семьи Позняковых очень важным в плане того, что, естественно, на кафедре физики появятся вакантные места. И одним из претендентов на такое место мог быть их зять Дмитрий Давыденко. Он уже заканчивал свой второй год работы в школе. Нельзя сказать, что Алексей не торопился исполнить просьбу дочери. Он переговорил на тему перехода Дмитрия на университетскую кафедру физики с её заведующим ещё весной прошлого года. Но вопрос был непростым. Когда Алексей озвучил свою просьбу Яковлеву, как можно лучше охарактеризовав своего зятя, то Михаил Павлович задумчиво протянул:
   -- Алексей Николаевич, я вас уважаю. Мы и вместе работали, да и в бытность вашей работы в учебном отделе у нас были хорошие отношения, но вопрос не такой простой. Я бы охотно пошёл вам навстречу, я верю, что у вас толковый зять. И я лично не против бы взять его на кафедру. Но вы, наверное, знаете, что нагрузка у нас на кафедре очень мало возрастает, разве что за счёт контрактников. Государственный заказ-то не повышается. А вот кадры на кафедре постепенно растут, молодые аспиранты защищаются, а пожилые доценты уходить на пенсию по вполне понятным причинам не спешат. В итоге нагрузка на кафедре, в противовес приплыву кадров, падает. Мы даже не можем обеспечить всех защитивших у нас диссертации работой на своей кафедре, приходится пристраивать их иногда на других кафедрах. Да вы, наверное, и сами это знаете, свежи воспоминания.
   -- Знаю, -- вздохнул Алексей. -- И всё это прекрасно понимаю. Но за прошедшие два года я уже не так хорошо знаком с ситуацией на той или иной кафедре. Поэтому я беседую сейчас с вами, зондирую, так сказать, почву. Я понимаю, что вопрос сложный, и на его моментальное решение я и не рассчитывал. Дмитрий может ещё некоторое время поработать с пользой и в школе.
   -- Вот именно! С пользой, как вы сказали. Здесь ведь есть ещё один аспект - не так-то просто принять на работу в ВУЗ преподавателя со школы, который и там ещё года не проработал. Одно дело собственные выпускники, которые попадают в аспирантуру, они постепенно втягиваются в работу кафедры. И совсем другое дело сторонний неопытный ещё учитель, будь он даже семи пядей во лбу. Меня не поймут ни ректор, ни мои же коллеги.
   -- И здесь вы правы, -- сокрушённо покачал головой Позняков. -- Хорошо, не сейчас, но в принципе этот вопрос можно будет решить положительно?
   -- Я думаю, что можно будет. Давайте немного подождём. Я о вашей просьбе не забуду, и при первой же возможности постараюсь вам помочь, точнее вашему зятю. Пусть он пока что набирается опыта в школе, он ему пригодится.
   На этом тот разговор был завершён. У Алексея ранее, ещё зимой был разговор с Дмитрием на эту тему. Тот подтвердил, что он хотел бы работать в университете или институте, но и сам понимает, что попасть в высшее учебное заведение не остепенённому преподавателю со стороны очень непростое дело. Он сказал, что никоим образом не настаивает на таком своём желании - он может работать в школе ещё несколько лет, дожидаясь удобного момента.
   -- Долго ждать момента не очень-то и рационально, -- задумчиво протянул свёкор. -- Теряется время.
   -- Но я могу и в школе понемногу работать над какой-нибудь темой, которая потом может войти в диссертацию.
   -- И да, и нет. Работать ты, конечно, можешь и должен, но вот только у тебя не будет конкретной темы, а распыление в этом деле очень не желательно. В итоге может оказаться, что то, над чем ты работал совсем не актуально, не защищаемо, так сказать. Тогда всё придётся начинать сначала.
   -- Я понимаю. Но что мне остаётся делать.
   -- Ладно, пару лет можешь ещё работать в школе. Возможно, за это время что-либо и прояснится. Да и не так уж много - два года, я сам защитил диссертацию только в 50 лет, поздновато. Так что у тебя время есть.
   И вот сейчас Алексей решил повторно переговорить с Яковлевым. За прошедшее время ни он сам ничего у Михаила Павловича не выспрашивал, и тот ему ничего по интересующему вопросу не сообщал. И это означало, что ситуация на кафедре физики оставалась пока что без изменений. Но вскоре она должна была измениться, а потому нужно было спешить застолбить в ней свой участок. Это было тем более важным по той причине, что в настоящее время дочь Наталья была беременна, и у неё должна была по прогнозам появиться в начале осени дочь. Сейчас она дорабатывала в школе последние месяцы, а с июля уже будет сидеть дома - сначала тарифный отпуск, а потом отпуск по уходу за ребёнком. И это, естественно, увеличение расходов, а отпуск по беременности и родам не так уж велик, после него уже отпуск за свой счёт. А потому работа отца в университете была бы весьма кстати для семьи. Что ни говори, но зарплата даже не остепенённого ассистента несколько выше зарплаты молодого учителя, если только тот не наберёт себе уйму часов. Но тогда он будет пропадать целыми днями в школе, а супруге помощь будет ой как необходима. У ассистента же загруженность намного меньше, нежели у школьного учителя, есть и просто "выходные дни" посреди рабочей недели.
   И вот на сей раз, в начале будущей недели, разговор Познякова и Яковоева был уже более плодотворным. Теперь уже Михаил Павлович твёрдо пообещал, что возьмёт на кафедру Дмитрия Давыденко. Когда? Пока он об этом не знает. Скорее всего, не с первого сентября, но, вероятно, ещё до начала следующего нового учебного года. Забегая вперёд, следует сказать, что в итоге желания Дмитрия и планы Алексея осуществились в марте следующего года. Это было очень хорошее известие для всех семейств Давыденко и Позняковых.

* * *

   По вопросу чтения возможных новых дисциплин по открываемой специальности на кафедре "Теплотехника и газоснабжение" заседание кафедры состоялось на неделю позже, нежели на кафедре Галкина. И занял этот вопрос куда меньше времени, несмотря даже на то, что обычно Серёгин любил досконально рассмотреть все аспекты какой-либо темы. Просто новые дисциплины на кафедре ещё не были точно определены, а те, о которых было уже известно, не представляли особой сложности для кафедры. Таковыми, например, являлись "Техническая термодинамика", "Гидрогазодинамика", "Тепломассобмен". Отдельные разделы подобных дисциплин и ранее читались на кафедре для студентов своей же специальности. Не возникало и вопросов по кадровому обеспечению. Нагрузка на кафедре несколько падала, особенно из-за недобора заочников, а молодые преподаватели (работающие на 0,5 ставки аспиранты) были. Кроме того, это был предпенсионный период для отдельных преподавателей кафедры, а потому они охотно соглашались (даже обращаясь с просьбами об этом) на работу на 1,25 или 1,5 ставки. Сейчас для расчета будущей пенсии была важна каждая копейка. Поэтому никакого вливания со стороны на кафедре и не планировалось. В общем, к вопросу открытия в университете новой специальности, совершенно по не освоенному до того ВУЗом направлению, на кафедре отнеслись спокойно и даже как бы беспечно - ничего непредвиденного это действо для большинства её сотрудников не таило. Вот только заведующий кафедрой предупредил, что одному из доцентов точно придётся готовить новый предмет, и нужно будет заниматься им серьёзно, не откладывая в долгий ящик - бумажной работы будет очень много, особенно с написанием конспекта лекций. И таким преподавателем оказался Константин Никитич Мельников. Его это не особенно порадовало, но на настроение других преподавателей абсолютно не повлияло. А потому они неплохо отдохнули на празднике Троицы, чуть позже, праздник припал на самое начало лета - 3 июня.
   Торжество по поводу этого праздника (ранее его на кафедре не отмечали) состоялось во вторник после первого летнего заседания кафедры (понедельник был выходным днём - по тому случаю, что праздник был в воскресенье). Никто к нему не готовился, сотрудники перед этим не сбрасывались, всё было организовано прямо в этот день. Вероятно, просто все уже соскучились по лету, надоела эта майская чехарда с выпускниками, приёмами в последний момент разных курсовых, расчётно-графических работ, лабораторок, да и сам приём зачётов (пока что) тоже особой радости не доставлял - впереди ещё была собственно сессия, защита дипломов и госэкзамены. Июнь, как всегда будет ещё насыщенней, нежели май - работы под завязку. А потому и было подхвачено предложение Клебанова немного расслабиться перед предстоящей нагрузкой. Вот и приурочили это расслабление к Святой Троице, хотя ранее церковные праздники вообще не отмечали, даже Пасху. Дома, в кругу семьи - да, а вот в университете - нет. Не так уж быстро атеистов можно было перевоспитать в верующих, хотя и особых атеистов, как, впрочем, и особо верующих в их составе не было.
   Почти у каждого в запасе имелось спиртное, учебные долги студентов этому поспособствовали. Спиртное, конфеты и цветы никогда не считались взятками - так, небольшой презент из уважения к тому, кому ты это преподносишь, или благодарность за помощь. Из еды у некоторых был какой-нибудь бутерброд или что иное, ну и, естественно, докупили остальное в близлежащем кафе. Отмечали Троицу не так уж долго по времени, но довольно весело, и в самом деле люди расслаблялись. Танцев, конечно, не было, но некоторые песни тихонько напевали. И вот на тему песен развернулась целая дискуссия. Молодое поколение пыталось напевать современные песни (на стыке тысячелетий), но у них это неважно получалось, неприспособленны эти песни были для их пения за столом. Хотя, в январе, на той же "Песне года 2000" организаторы пытались объединить старое и молодое поколение - среди участников концерта с одной стороны были Толкунова, Кобзон, Лещенко, Хиль, Николай Гнатюк, Ротару, Леонтьев и даже Жанна Агузарова, а с другой стороны - Киркоров, Орбакайте, Гурцкая, Алсу, Лолита, группа "Дискотека "Авария" и другие. Мелодии современных песен были, скорее, танцевальными, ритмичными. И об этом напрямую заявил Грицай:
   -- Не годятся эти ваши песни.
   -- Почему не годятся?
   -- Как песни они ничего, ритмичная музыка. Но не годятся они именно для застолья. За столом лучше петь задушевные песни 40-60-х годов.
   -- То есть вашей молодости.
   -- Ну да.
   -- Вам привычны те песни, а нам современные
   -- Я тоже против них ничего не имею, но спойте сейчас в компании хоть одну из них.
   Молодёжь начала переглядываться между собой, пытаясь определить, что бы им спеть, но так ни к чему и не пришла.
   -- Ну вот, что я говорил. Совсем другое дело старые песни.
   -- Старые песни о главном? -- скептически спросил аспирант Новожилова Кальнов.
   -- А почему бы и нет.
   В ночь с 1995-го на 1996-й год на телевидении Россия показала новый проект Генеральный директора "Первого канала" Константина Эрнста "Старые песни о главном", в последующие два года были аналогичные проекты под номерами 2 и 3. И все эти три музыкальные передачи моментально стали хитами.
   -- Да, вот те песни хорошо поются, -- поддержал Анатолия Константин Мельников. -- На удивление даже песня, которую исполняла группа "На-На".
   -- А вам по-моему, как я заметила, и старые танцы больше нравятся? -- улыбаясь, спросила Мельникова Валя Зубкова.
   -- Конечно.
   -- А чем вам не нравятся современные танцы?
   -- Я никогда не говорил, что они мне не нравятся, мне не нравится бессмысленно дёргать ногами.
   -- Почему бессмысленно? -- как бы обиделась за современные танцы Валентина.
   -- Я неправильно выразился. Мне не нравится танцевать одному, дрыгая ногами. То есть на отдалении от партнёрши. Танцы всегда предполагали именно танцующие пары. А какая же это пара, если партнёрша сама по себе, а я сам по себе. В танцах должен чувствоваться контакт партнёра. Даже если танцуют люди, между которыми и нет какой-либо взаимной симпатии, то всё равно это приятно им обоим. А что приятного в танцах по отдельности. Так ты и дома сама можешь танцевать. Что в этом интересного.
   -- Понятно, в общем-то против вашей трактовки я никаких возражений и не имею. Наверное, вы в большей степени правы, нежели не правы. А какие вам ещё песни нравятся, кроме "Старых песен о главном"?
   -- Ну, есть такие, о которых многие из вас, наверное, и не слышали.
   -- Например.
   -- Например? Ну вот, к примеру, "Квiтка з полонини" (дословный перевод с украинского языка - "Цветок с горной долины"). Её поёт Дмитрий Гнатюк.
   -- Ой, я такой точно не помню. А вы можете её спеть?
   -- Я?! Вот уж не знаю. Валя, у меня неплохой слух, это многие отмечали, но у меня напрочь отсутствует голос, музыкальный, я имею в виду. Я, как Гнатюк, увы, петь не умею.
   -- А вы попробуйте, нам ведь интересно услышать.
   -- Так, тогда не обижайтесь за козлиное пение, -- и Константин (больше речитативом) напел пару куплетов этой песни на украинском языке:
   Iз давнiх вже давен, на полонинi, ген,
   Є квiточка ромен, що зiр манить.
   Цю квiтку запашну, чаклунку чарiвну
   Дала ти, щоб одну тебе любить.
     ..............................
       Тебе люблю я, квiтка з полонини,
       Ти перше посмiхнулася менi,
       Як теплi сонця променi яснi,
       Як пiсня iз карпатської вершини.
   Пел он, и в самом деле, плохо, но мелодию, хотя и с трудом, но можно было понять. И мелодия эта была довольно приятной.
   -- А почему вам запомнилась именно эта песня?
   -- Я помню не только именно эту песню, но и многие другие. А у этой очень красивая мелодия, да и слова тоже, она очень задушевная, сейчас такие песни редкость. К тому же, это песня карпатского края, а корни моего рода берут истоки именно оттуда.
   -- А, так ты бандеровец, -- съехидничал Клебанов.
   -- Никогда им не был, но я руками и ногами за независимую Украину. Там, в Карпатах родилась и жила моя бабушка по маме, много там и другой моей родни.
   -- А что означает квiточка ромен? -- вновь спросила Зубкова.
   -- Этот цветок - королица обычная. Часто её путают с ромашкой, хотя различить их между собой очень легко. У ромашек листья рассечены, а у королицы они целые, только рубчаты по краю. В народном воображении эти цветы ассоциируются с самыми разнообразными вещами, поэтому им дали ещё такие названия: солнышко, тарелочка, купалка белая, маргаритка, цвет Иванов, Марьяна, топник белый и тому подобное. Но чаще всего это растение называют поэтическими именами: ромен-цвет, ромен-зелье, роман белый, цвет романов.
   -- Похожа на обычную ромашку? Не так уж и красив этот цветок.
   -- О, нет! Ты не права, Валя. Это растение стоит воспевания. Наверное, нет человека, который бы не любовался массовым цветением ромен-цвета в конце весны или летом, когда карпатские полонины покрыты сплошным ковром из этих цветов. И они не маленькие, как у нас ромашки, а высотой до 60 см. Это очень красивое зрелище. Местами этих волшебных соцветий множество, и они образуют причудливое кружево из желтоглазых ячеек и нежно-белых оборочек. За такое массовое цветение королицу местами в народе называют ещё стоцветом.
   Дальнейшие расспросы Зубковой были прерваны другими членами кафедры, которым уже надоело слушать мнения Мельникова или Грицая по поводу цветов, песен и танцев. Остальным членам кафедры хотелось не слов, а действий, а таковыми сейчас были, если к ним только это применительно, непосредственные события внепланового, но приятного застолья. Кое для кого оно, по виду, было даже особенно приятным - очень уж весёлым и довольным выглядел Евгений Валуев. Он, кстати в последнее время появлялся на кафедре только тогда, когда у него были занятия, да и те в последнее время стал иногда пропускать. Серёгин его уже не раз предупреждал о том, что если он ещё хоть раз пропустит занятия, то появится докладная декану, а потом и ректору. Но это было уже N-е "китайское предупреждение" - ни Василий Михайлович докладные не подавал, ни Евгений не делал никаких выводов. В общем, как было всем понятно, Валуев продолжал катиться по наклонной плоскости. А это как раз было непонятно - толковый, эрудированный, интеллигентный человек, и вдруг такая напасть. Казалось бы, такое увлечение выпивкой больше свойственно простым работягам, которые физически устают на работе и таким вот образом, по их мнению, восстанавливают свои силы. Ан нет, оказывается, от подобного явления никто не застрахован, даже уважаемый доцент, кандидат наук, который физически не устаёт, да и вряд ли даже морально. Просто человек не может себя контролировать, нет силы воли, или же она у него направлена только на поиск спиртного. Обычно человек начинает пить исключительно по психологическим причинам, а вот алкоголиком становится по физиологическим. При этом психологическая причина в большинстве случаев одна: неудовлетворённость жизнью. Но какая может быть неудовлетворенность жизнью у вполне успешного доцента, приносящего (или приносившего - сейчас неизвестно, сколько денег у него уходит на выпивку) очень неплохие деньги. По слухам не было у Валуева и никаких семейных неурядиц.
   Когда Евгения начинали увещать, чтобы он перестал постоянно пить, то Валуев стал говорить, что он уже не может не пить. Возник вопрос:
   -- Почему это?!
   -- Потому в моём организме не хватает фермента.
   -- Какого ещё фермента?
   -- Фермента алкогольдегидрогеназы, или попросту АДГ.
   Да, такой фермент в человеческом организме существует. Только Евгений своим заявлением всё перевернул с ног на голову. Действительно для нейтрализации алкоголя (этилового спирта, или этанола) организмом человека (печенью) вырабатывается специальный фермент, называемый алкогольдегидрогеназой (АДГ). И количество этого фермента зависит от этнической принадлежности человека. Так, например, жители южных стран адаптированы к употреблению алкоголя и у них не возникает алкогольная зависимость. Объясняется это тем, что южные народы на протяжении тысячелетий употребляют в пищу виноград, который в желудочно-кишечном тракте поддаётся брожению. В результате продуктов распада выделяется этиловый спирт, который катализируется выработкой организмом алкогольдегидрогеназы. В северных странах жители не имеют стойкого иммунитета к вино-водочным изделиям, а потому жители северных районов быстрее становятся зависимыми от алкоголя. Но ведь ранее у Евгения проблем с этим ферментом не было. И вообще, в результате частого употребления алкоголя, организм "привыкает" вырабатывать большие количества АДГ. Но суть в другом - на помощь АДГ, к процессу первичного расщепления алкоголя подключаются и другие ферментативные системы. Из-за этого выпитый алкоголь подвергается мощному воздействию нескольких ферментативных систем, что приводит к его чрезмерно стремительному расщеплению и появлению в организме огромного количества ядовитого ацетальдегида. А вот ацетальдегид-дегидрогеназа АЦДГ, которая предназначена инактивировать ацетальдегид, вырабатывается в прежних количествах. АЦДГ не успевает расщеплять ацетальдегид, он накапливается и отравляет организм. Страдает сердечно-сосудистая система, печень, почки, но самое главное - страдает нервная система и головной мозг. Человек уже просто не в состоянии контролировать себя. Таким образом, алкоголизм - это заболевание, когда организм вырабатывает слишком много ферментов, расщепляющих алкоголь, а не наоборот, как это принято считать людьми далекими от медицины, и как на это указывал Валуев. Но не это даже главное, самое главное в другом: нехватка этого фермента никоим образом не подталкивает человека к алкоголизму. Да, чем больше человек пьёт, тем большее его "привыкание" к выработке АДГ, но первопричиной алкоголизма, тяги к спиртному на его ранней стадии этот фермент совершенно не причастен. Всё зависит только от самого человека, от его силы воли.
   Евгения же на кафедре по-прежнему продолжали увещевать: не пить, или хотя бы постепенно снизить частоту и дозы выпитого. Но всё напрасно. А как ты можешь заставить человека делать (или не делать) что-то, если он того не желает. В общем, большинству кафедралов уже было понятно, что ничем хорошим пристрастие Валуева к алкоголю не кончится.
   Возвращаясь к этому импровизированному празднованию Троицы, следует отметить, что всё в этом мире имеет свойство начинаться и заканчиваться. Закончилось и это спонтанное торжество. И поторопил его завершить заведующий кафедрой. Как и почти три года назад (в конце октября 1998-го года) у него на сегодняшний день была запланирована работа. Но тогда она должна была произойти просто после заседания кафедры, без застолья, а сейчас решать какие-либо вопросы на уже не совсем трезвую голову было очень даже сомнительным решением. Но и тогда и сейчас на повестке дня Серёгина стоял один и тот же вопрос: завершение подготовки диссертации его новым соискателем. Если осенью 1998-го года это был Леонид Бедовый, то сейчас таковым оказался старожил кафедры Мирослав Александрович Злотник. Он хотя и был старожилом кафедры, но работал, как уже отмечалось, всего-навсего в ранге старшего преподавателя. Он давно уже, лет 15-20 назад закончил аспирантуру, но его кандидатская диссертация не была завершена. Что-то там не клеилось, научный руководитель помощи ему вовремя не оказал, и Злотник прекратил работу над ней, смирившись с тем, что не быть ему кандидатом наук и доцентом. После успешной защиты (весной 1999-го года) Бедовым кандидатской диссертации Василий Михайлович переключил своё внимание именно на Злотника. Стоящие перед соискателем и его будущим научным руководителем проблемы были очень схожи с предыдущими. Но, решив их в первый раз, скорее всего, они будут успешно решены и в этот раз. И Серёгин, засучив рукава, принялся за работу, тем более что эта задача представлялась более лёгкой - неоконченная диссертационная работа была уже по профилю кафедры, а это значительно облегчало решение многих вопросов.
   Но сейчас к такому повороту был не готов сам соискатель, именно в данный момент. Да, они договорились, что сегодня после заседания кафедры немного поработают, но не после пьянки же. Что можно конструктивного решить на не свежую уже голову. Злотник так и заявил своему научному руководителю - тот уже был давно таковым официально назначен, согласована была тема диссертации, да и она сама выходила уже на завершающий этап. Если всё пройдёт благополучно, то осенью Мирослав Александрович должен будет защищаться. И, хотя время поджимает, но один день ничего не решит.
   -- Василий Михайлович, а сто́ит ли нам сегодня уже заниматься вопросами диссертации? -- удивлённо спросил Злотник.
   -- Сто́ит, сто́ит, -- ответил Серёгин. -- По самой диссертации мы, конечно, сейчас ничего решать не будем, но некоторых организационных вопросов нужно коснуться. Пошли ко мне в кабинет.
   Остальные сотрудники начали убирать на кафедре столы, приводить помещение в порядок, и, неспешно, собираться домой. Когда они вышли в коридор, то открылась дверь заведующего кафедрой, из которой он вышел на пару с Мирославом Александровичем. Он запер на ключ дверь, и по домам сотрудники кафедры расходились уже почти вместе. Возникал только закономерный вопрос - стоило ли из-за короткой беседы научного руководителя с соискателем раньше времени прерывать сабантуй, который, хотя и был организован довольно неожиданно, но в целом понравился членам кафедры?
  
  

ГЛАВА 10

И вновь горячие деньки

  
   В целом июнь ничем в этом году не отличался от своих сородичей в конце прошлого тысячелетия. При этом он плавно наращивал нагрузку на преподавателей кафедры: в начале месяца дышалось ещё более-менее свободно, а вот к его концу - уже совсем никуда. Да, занятия закончились, а потому были на неделе и свободные деньки, но всё равно большинство доцентов (ассистенты были более свободны) пропадали в стенах университета. Хватало на их долю и разных "хвостистов", и дипломников, да ещё начались консультации, а буквально через пару дней пришла пора и самих экзаменов. Но, то ли ещё будет к концу месяца, когда начнётся защита дипломных проектов - сейчас между экзаменами хотя бы были свободные дни, а тогда порой и субботы придётся "прихватывать".
   У Мельникова приём экзаменов начался, когда у других преподавателей некоторые группы уже сдали по одному-два экзамена. Поскольку первые дни месяца он не сильно был загружен, то и настроение его было соответствующее - по крайней мере, первый свой экзамен в эту сессию он принимал благодушно, не особо придираясь к ответам студентом и не ставя им "неудов". Правда, и группа была довольно сильная, откровенных разгильдяев в ней не было. И экзамен проходил под аккомпанемент различных шуток, прибауток или каких-либо спокойных собеседований со сдающими экзамен. В средине экзамена его ожидала и весьма интересная беседа с одной из студенток - Татьяной Мишиной. Она была довольно сильной студенткой, занималась хорошо, без "троек", начитанная и эрудированная, что не так уж часто случается среди молодёжи. Кроме того, как знал Константин, она ещё успевала заниматься спортом, причём почти на профессиональном уровне. И вот с ней в процессе экзамена Мельников не только интересно побеседовал, но ещё и немного поспорил.
   А дело обстояло следующим образом. Татьяна без проблем справилась с практическим вопросом. Он был в билете третьим по счёту, но не возбранялось отвечать на вопросы в любом порядке. И многие студенты начинали именно с третьего вопроса (в том случае, если ты, конечно, с ним справился). Это был как бы залог хорошей сдачи экзамена. Во-первых, хороший ответ на него уже гарантировал как минимум "тройку" на экзамене, а во-вторых он создавал благоприятную атмосферу - если преподаватель видел, что ты знаешь практику, то он меньше придирался и к ответам на теоретические вопросы. Далее Мишина хорошо ответила на один вопрос теории, да и на второй тоже отвечала вполне со знанием дела. В конце её ответа на этот вопрос разговор зашёл о надёжности той или иной конструкции, о которых рассказывала студентка. И вот об одной из конструкции Таня сообщила, что она функциональна и надёжна практически на все 100 %.
   -- А что означает твоё слово практически? -- заинтересовался Мельников.
   -- Ну, это означает, что она вполне функциональна и надёжна примерно на 97-98 %.
   -- И другие подобные конструкции тоже столь же надёжны?
   -- Практически, да. Возможно, чуть меньше - на 95 %. Но что такое эти 3 или даже 5 % - это же ерунда, мелочь.
   -- Опять практически? Так ты говоришь, что 3 или даже 5 % - это ерунда, на которую не стоит обращать внимание?
   -- Конечно! Ну, если вы покупали, например, 100 яблок или 100 огурцов. Дома их пересчитали, и оказалось, что вам недодали 5 яблок. Вы что, сильно из-за этого огорчитесь? Или вернётесь в магазин или на рынок и скандал устроите? Покачаете головой, махнёте рукой, вот и всё.
   -- Ну, 5 % могут быть разными.
   -- Почему разными? Пять процентов - они и есть пять процентов.
   -- Теоретически, да. А вот практически, как ты говоришь... А если тебе, например, из каждых 100 гривен стипендии недодадут по 5 гривен. Тоже рукой махнёшь? И тоже огорчаться не будешь? И даже не будешь требовать, чтобы их тебе додали?
   -- Нет, потребую, конечно. Но если я эти 5 гривен сама потеряю, или жулик из кошелька вытащит, то особо переживать не буду. Девяносто пять гривен то при мне останутся. Что переживать из-за такой пропавшей мелочи.
   -- Да, примеры, наверное, не очень-то удачные, -- покачал головой Константин Никитич. -- Что бы ещё придумать для более убедительного примера о том, что и с 5-ю процентами считаться нужно?
   Он немного задумался, а потом, улыбнувшись, спросил:
   -- Вот будущие президенты у нас в стране, да и часто во многих других странах, побеждают с разрывом в 2-3 % голосов избирателей. Ну, пусть даже в те же 5 %. А ведь это много, Мишина, это сотни тысяч избирателей, если не миллион с хвостиком.
   -- Ну и что. Но это всё равно 5 % от общего числа избирателей. А их у нас в стране, по-моему, 30 миллионов, если не больше. Так что всё равно 5 % - это мизер. Теоретически кандидат в президенты может победить и с преимуществом всего в один голос. Это вообще, наверное, тысячные, если не миллионные доли процента. Но это ни о чём не говорит. Да и возможность такого случая почти нулевая.
   -- Согласен. Но не принимать в расчёт сотни миллионов людей как-то, по меньшей мере, не корректно.
   -- Ой, да о чём вы говорите! Это же обыкновенная статистика. А что такое статистика? - вы же и сами это хорошо понимаете. Кстати, вы знаете, что сказал о статистике английский государственный деятель 19-го века Бенджамин Дизраэли. Так вот, он изрёк следующую фразу, ставшую довольно знаменитой: "Существуют три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика". Да и кому у нас в стране дело до сотен тысяч или даже миллионов. Если это, конечно, простые граждане, а не какой-то конкретный депутат или олигарх.
   -- Я знаю это выражение. Правда, многие приписывают это изречение Сэмюэлю Клеменсу, взявшему себе литературный псевдоним Марк Твен. А он жил примерно в одно время с Дизраэли. Но Дизраэли, будучи, как и Твен, писателем, был ещё и политиком - канцлером казначейства и даже премьер-министром. Поэтому, вероятнее всего, так высказался именно он - кому, как не ему это лучше было знать. Ну, ладно, оставим в покое известных англичанина и американца. Да, с тобой интересно беседовать. Неплохие примеры ты приводишь, да и ответы, - и на билет, и в споре, - у тебя хорошие. Спорить с тобой не так-то просто. И всё же.
   Он немного задумался, а потом, улыбнувшись, промолвил:
   -- Таня, вот ты утром, например, услышала прогноз погоды.
   -- Так, ну и что?
   -- И по радио или по телевизору сообщили, что сегодня солнечная погода. Но вероятность дождя составляет 5 %. Ты с собой в университет зонтик возьмёшь? Допустим, домой ты планируешь возвращаться только пешком. Никаких машин или такси - условная ситуация.
   -- Конечно, не возьму. Вероятность дождя почти нулевая. У меня маленькая дамская сумочка, а я буду ещё зонт с собой тащить. Даже если и намокну, то не велика беда. Не сахарная - не растаю. А вы в такой ситуации возьмёте зонт, если в институт, конечно, без дипломата будете идти?
   -- Нет, не возьму.
   -- Ну вот, я снова права. Ваш пример про дождь не очень удачен.
   -- Подожди, не спеши, -- улыбнулся Мельников -- Вот ты, насколько я знаю, спортом занимаешься, и говорят - неплохая спортсменка?
   -- Ну, есть такое. И что?
   -- В спорте ведь всегда есть определённый риск получить, по меньшей мере, травму, увечье или, не приведи Господь, и того хуже?
   -- Да, наверное, как раз в эти 5 % подобный риск и укладывается, -- засмеялась Таня. -- Но кто на такую мелочь внимание обращает.
   -- Ну, что же, может быть, и здесь ты права. Ты, вроде бы, велоспортом занимаешься?
   -- Ну да, шоссейными гонками. Люблю прокатиться с ветерком.
   -- Да, шоссейные гонки - экстремальный спорт. Падения на асфальте на скорости чреваты серьёзными травмами.
   -- Ну, вообще-то, я падала. Но всё обходилось только ссадинами. Так что мне не привыкать.
   -- Да, стойкая ты девушка. Молодец! А более экстремальные виды спорта тебя не увлекают?
   -- Увлекают. Очень хотелось бы дайвингом заняться. Но только где у нас этим видом спорта заниматься? На реке если и нырнёшь с аквалангом, то в этой грязной воде всё равно ничего не увидишь, -- вздохнула Татьяна. -- А какие красивые виды по телевизору показывают, снимая дайверов и обитателей морей и океанов. Какая там красота! Но на море ежегодно, а уж тем более на какие-нибудь коралловые рифы, ездить не будешь, да и дорогое это удовольствие.
   -- Да, у нас дайвингом не очень-то позанимаешься, -- протянул Константин Никитич -- Но есть и другие виды спорта, вырабатывающие повышенные дозы адреналина.
   -- И какие же, женский бокс, что ли? -- съязвила Мишина.
   -- Ну, почему сразу бокс?
   -- А что ещё?
   -- Парашютизм, например.
   -- Да, вот здесь вы правы, -- уважительно взглянула на преподавателя Татьяна. -- Я даже когда-то думала об этом. Очень хотелось мне прыгнуть с парашютом. Потом перегорела, и вот занялась велоспортом.
   -- И сейчас уже с парашютом прыгать не хочется?
   -- Нет, почему. При случае можно и попробовать. Интересно - вот это действительно адреналин! Только как?
   -- А что, как? У нас ведь есть парашютная секция в университете. Запишись в неё, и прыгай в своё удовольствие.
   -- Ну да! Сегодня запишусь, а завра уже прыгать буду, -- иронично улыбнулась Татьяна.
   -- А ты в велоспорте за один день кандидатом в мастера спорта стала? -- улыбнулся и Мельников.
   -- А вы и это знаете? Надо же, -- удивилась Мишина. -- Но вы правы, так быстро ничего не бывает.
   -- Ладно, мы немного отошли от нашей темы. Давай, Татьяна, вернёмся к нашим 5 %.
   -- Давайте.
   -- Ну, вот. К примеру, захочешь ты прыгнуть с парашютом.
   -- Ну, может быть, такое ещё и будет, -- мечтательно протянула студентка.
   -- И дадут тебе на выбор 100 парашютов.
   -- А зачем мне столько?
   -- Подожди, это всё гипотетически, применительно к нашим 5 %. Ты сказала, что при вероятности в 5 % дождя зонтик не возьмёшь. И я с тобой согласился. А вот теперь перед тобой разложили 100 парашютов и сказали, что 5 из них неисправны - не раскроются они. Рискнёшь ты в этом случае выбрать себе парашют и прыгнуть с ним?
   У Татьяны от удивления аж приоткрылся рот, и она широко раскрытыми глазами уставилась на Мельникова. Но сказать пока что ничего не могла. Молчал и преподаватель, терпеливо ожидая ответа на свой вопрос. Наконец, Таня, покачав головой, тихо произнесла:
   -- Ну, и хитрый вы, Константин Никитич. Усыпили мою бдительность.
   -- Ну, при чём здесь бдительность, Таня? -- улыбнулся наставник, которым его сейчас в полной мере можно было так называть. -- Я ведь не заговаривал тебе зубы, чтобы потом задать неожиданный вопрос, ответ на который ты не знала или никак не хотела давать. Это же не тайна какая-то.
   -- Ну, всё равно, неожиданно. И подошли вы к этому вопросу, так основательно подготовив почву. И начали-то с велоспорта. Надо же! У вас примеры тоже ещё те! Интересный вы человек.
   -- Да все люди - интересные особи. Только зачастую не хотят собеседники их таковыми видеть, не интересует их конкретный человек. А что касается вопроса - не спорю, неожиданно. Но, тем не менее, в точку. Так каков твой ответ?
   -- Конечно же, я не стану рисковать. Прыгать с неисправным парашютом - это уже не какие-нибудь ссадины или травмы.
   -- Но риск-то маленький - всего 5 %? -- добродушно ехидничал Мельников.
   -- Я сдаюсь, вы были правы. Пять процентов в разных ситуациях могут быть разными. Удивительно даже, как вы такой пример умудрились привести? Это же надо - зонтик и парашют! А они-то схожи между собой. И какие разительные ответы. Да, вот вы молодец, Константин Никитич. Я вас ещё больше стала уважать.
   -- Ладно, Таня, хватит комплименты друг другу говорить, вернёмся к теме экзамена. Материал ты знаешь на "пятёрку", ну, может быть, на 5 с минусом, а вот в споре ты показала себя на все 5 с плюсом. Средний бал - 5. Так что получай свою заслуженную "пятёрку", -- и Мельников потянулся за зачётной книжкой.

* * *

   Ничем не отличался первый месяц лета в плане загруженности и на большинстве других кафедр университета, особенно на выпускающих - те же экзамены, госэкзамены и ГЭК. Алексей Позняков, так уже повелось в эти последние два года, вообще был больше загружен занятиями именно в весенним семестре, а потому и экзаменов у него было побольше, нежели в зимнюю сессию. Кроме того, Галкин стал официально включать Познякова в состав ГЭК. Поэтому вторая половина месяца оказалась для Алексея предельно насыщенной.
   В один из таких дней он уже часов в пять вечера возвращался домой. Компанию ему составил Константин Шебурин, с которым у Познякова установились на кафедре наиболее дружеские отношения. Давненько, при его поступлении на работу в тогдашний ещё институт сосед Грицай заметил, что коллектив на этой кафедре (в то время физики и электротехники) разношёрстный, но неплохой. И это его определение соответствовало действительности. На созданной кафедре автоматики и электропривода коллектив уже был менее разношёрстным, но, всё равно, каждый сотрудник имел какие-то особенности характера, свои привычки. Но так бывает в любом коллективе, даже очень небольшом - каждый человек личность, а потому находить общий язык не всегда просто. Это показывали даже полёты в космос, когда (из откровенных рассказов самих космонавтов) не всегда так уж просто было притереться друг другу, даже если коллектив исследователей Космоса составлял всего 2-3 человека. На Земле все они были вроде дружны между собой, но в условиях полёта, в ограниченном, замкнутом пространстве шероховатости между его участниками порой неприятно выпячивались. На кафедре, конечно, всё было гораздо проще. Никаких свар, склок или откровенной вражды в коллективе не ощущалось. Да, бывало, что какой-либо из преподавателей больше контачил с одним своей коллегой и меньше - с другим, но на того другого бочку он не катил. Как и на любой другой кафедры были некоторые трения в процессе распределения нагрузки перед началом нового учебного года. Но, когда этот подготовительный период заканчивался, и та же нагрузка уже была официально утверждена, снова на кафедре царила нормальная рабочая обстановка.
   Позняков, то ли в силу своего характера (хотя он и был у него порой непримиримый), то ли устав от нервной работы в учебном отделе был в хороших отношениях со всеми сотрудниками на кафедре, включая и её заведующего. Подобным образом относились и к нему. Но всё равно, друзей много не бывает, даже приятельские отношения в коллективе обычно устанавливаются в группе не более 3-5 человек. И вот наилучшие приятельские отношения у Алексея были именно с Константином. Их вряд ли можно было назвать дружескими - ни тот, ни другой никогда не бывали друг у друга в гостях, а это один из признаков перехода одних отношений в другие. Это были дружеские отношения в рабочей обстановке и кратких минутах отдыха в стенах университета или вне его, но всего лишь связанные с событиями кафедры, учёбой, студентами. Но никогда не с семейными событиями, если только поводом не служил день рождения, отмечаемый на кафедре или в каком-нибудь кафе - и всё. Но, тем не менее, с Шебуриным Познякову как-то разговаривалось легче, чем с другими. Его весёлый, покладистый, но порой и шебутной характер как-то располагал к такому общению. Алексей и Константин могли беседовать между собой искренне, без каких-либо недомолвок, откровенно, не опасаясь, что сказанное одним другому станет достоянием ещё кого-либо.
   Идя по дороге к остановке общественного транспорта и беседуя на различные темы, Шебурин и Позняков, пройдя уже территорию университета и студенческого городка, повстречали идущих им навстречу двух строителей. О том, что эти люди являются именно такими, выдавали их комбинезоны, покрытые застарелыми пятнами извести или краски. Когда рабочие миновали приятелей, Алексей с удивление промолвил:
   -- Странно, и куда это они направляются? Рабочий день уже закончился, что им в университете делать? Или они не к нам?
   Его недоумённые вопросы были больше риторическими, он не обращался с ними к своему попутчику, а просто как бы размышлял вслух. Но Константин их, естественно, слышал и решил ответить своему коллеге:
   -- К нам, они к нам идут - в университет. Наши это строители. Не наши кадровые, со стороны, но те, что на ремонте в университете задействованы.
   В университете, как и повелось в последние годы (и это было довольно странно) проходил очередной ремонт, и чаще всего именно в первый месяц лета.
   -- Но рабочий день-то закончился.
   -- А они не работать туда идут.
   -- А зачем?
   -- Понятия не имею. Возможно, переодеваться или инструменты положить или забрать, или ещё по какой-либо другой причине. Не знаю.
   -- Но, может быть, это и не наши строители, не те, что у нас на ремонте задействованы?
   -- Наши. Я их не один раз уже встречал в стенах университета.
   -- Тогда откуда они идут?
   -- А ты не знаешь? Вон из того дома, -- и Константин кивком головы указал на стоящее немного впереди них и чуть в стороне (в глубине квартала) новое высотное здание, месяц или два назад введённое в эксплуатацию.
   Это здание было примечательно тем, что, как судачили о нём, там находились квартиры улучшенной планировки с большими кухнями, санузлами, лоджиями, тёплыми полами и прочими достижениями современной техники. Да и сам дом был с индивидуальным отоплением, то ли с поквартирными небольшими котлами, то ли со своей мини-котельной (общедомовой крышной котельной).
   -- А при чём здесь этот дом? -- удивился Алексей.
   -- Да всё при том же, -- Константин немного приглушил голос. -- Сын нашего ректора получил там квартиру. То есть не получил, а купил - в подобных домах квартиры не получают. Вот её ему сейчас и ремонтируют, наверняка по евростандартам.
   -- Ты так думаешь?
   -- Не думаю, а знаю, рассказали сведущие люди.
   -- Да, ну и дела. А я то думаю, что это у нас в университете никакого продвижения с ремонтом не видно. Да и вообще его не видно, разные только стремянки, подмости стоят или какие-то мешки с материалом лежат. Даже полы, как обычно, бумагой или плёнкой не застелены.
   -- Вот то-то и оно. Некогда им в самом университете работать, много работы в другом месте.
   -- Так уж сын ректора сейчас зажиточно живёт, что смог купить себе квартиру?
   -- Вряд ли. Работает он в каком-то проектном институте рядовым конструктором. Он же наш университет заканчивал.
   -- Об этом я слышал.
   -- Он уже женился, ребёнок есть. А квартиру в таком-то доме ему, конечно, ректор помог купить. А теперь вот помогает с ремонтом.
   -- Хороший отец. Только помощь таким вот образом его не красит, -- покачал головой Позняков. -- И снова плюс-минус, плюс-минус, -- размышлял уже про себя Алексей. -- Только что был "плюс" ректору с открытием новой специальности, да ещё какой. Хотя обучение по ней студентов ещё и не начиналось, но это всего лишь дело времени. И сколько усилий это стоило Оноприенко. А теперь снова проглядывался явный "минус". Как странно, что в реальной жизни эти два арифметических знака уж слишком часто соседствуют - не успел где-то появиться "плюс", как вскоре (а иногда и параллельно) следует ожидать (хотя и не всегда, но во многих случаях) и противоположного ему знака. Как часто в жизни соседствуют очень хорошие дела одного человека с не очень-то хорошими. Бывают, конечно, люди, которые чуть ли постоянно славятся своей негативной энергетикой и такими же делами. Но почему, человек, делающий много хороших дел, никак не может обойтись без каких-либо червоточин? Почему не могут такие люди обойти стороной этот негативный "минус"? Почему так в жизни всё устроено? -- Ответы на эти вопросы 56-летний Позняков (а не какой-нибудь безусый юнец) не находил.
   Но всё постепенно за делами забывается, тем более, когда этих дел невпроворот. Правда, за делами и время пролетало как-то незаметно. Только что была работа в ГЭК, а далее госэкзамены, практика, но вот уже наступила благодатная пора отпусков. А в эту пору время летит вообще семимильными шагами. Какой бы ни был у тебя длительный отпуск, но всё равно, одного-двух дней не хватает, чтобы выполнить намеченное или просто ещё немножко отдохнуть. Это похоже на тот случай, когда нерадивому студенту перед экзаменом не хватает для полноценной подготовки короткой ночи. Правда, в этом году Позняковы очень даже неплохо отдохнули, поехав своей машиной в Крым. Остановились они в Судаке, точнее в курортном местечке Новый Свет, расположенном в 7 км от Судака на юго-восточном побережье Крыма, на месте купив путёвки в пансионат. Для отдыха было всё, что необходимо: ласковое солнце, тёплое море, чудесные пляжи с серым кварцевым песком, а также целебный воздух реликтовых можжевеловых рощ. Там же, в Солнечной долине, они побывали в дегустационном зале, попробовав различные изделия из продуктов переработки винограда, в том числе марочное десертное сладкое красное вино "Чёрный доктор" и марочное крепкое красное вино "Чёрный полковник". Первое вино Алексей когда-то в молодости пробовал. Это была, пожалуй, самая известная крымская марка вина. Позже его производство прекратилось, но потом вновь возобновилось. Это было сладкое, с медовым привкусом янтарного цвета вино с приятным мягким отсветом червонного золота. В его гармоничном и мягком вкусе ощущались ароматы увяленной дыни, персика, шиповника, розы, айвы, груши. А вот второго вина ни Алексею, ни Галине до этого вкушать не доводилось. Марка вина "Чёрный полковник" была разработана и утверждена совсем недавно - в 1995-м году. Ранее, в Советском Союзе, такое название вина никогда не смогло бы появиться, в силу того, что в 1967-1974-м годах так называли режим полковников (из-за чёрных мундиров) - военная диктатура правого толка (или просто Хунта) в Греции. Этот режим возник после свержения короля Константина в 1967-м году. В начале 70-х годов так стали называть ещё и отставного полковника чилийской армии, одного из инициаторов военного переворота в Чили (1973-й год) Аугусто Пиночета. Но уже не из-за цвета его мундира (он-то как раз любил красоваться в белых тонах), а из-за его кровавой деятельности по отношению к народу Чили. И его правление тоже называли военной хунтой. Естественно, СССР крайне негативно относился к обоим этим режимам. И только сумасшедший в то время мог назвать что-либо позитивное "Чёрным полковником" - на следующий день точно сидел бы уже на Лубянке. Но сейчас на подобные названия уже никто не обращал внимания. Просто название этого вина брало своё начало от чёрных аборигенных сортов винограда, из которого оно вырабатывалось: Джеват-Кара, Эким-Кара, Крона, Кефесия. Название Джеват Кара, переводе с тюркского и означает - чёрный полковник. И было это вино нарядного рубинового цвета, с пикантной тёрпкостью и оригинальным сложным букетом - с нежными тонами молочных сливок и шоколада, также во вкусе ощущался чернослив и сафьян. В общем, эта часть отпуска оказалась насыщенной и очень приятной.
   Но вот уже и отпуск закончен, снова большинство сотрудников университета собрались на собрание по вопросу начала нового учебного года. Всё как обычно, из года в год одно и то же. Правда, на сей раз ректор сообщил официально всем об открытии новой специальности и выразил уверенность, что коллектив успешно справится с поставленной задачей. Но подобное уже тоже случалось не раз. Было сейчас и ещё одно сообщение, которое тоже ранее на таких же собраниях трудового коллектива доводилось слышать - в университете поменялся проректор по учебной работе.
   Виктор Владимирович Горбунов был отправлен (Позняков ничуть не сомневался, что именно отправлен, а не ушёл по собственному желанию) просто руководить своей кафедрой. Да, не так уж долго проработал Горбунов на своей должности после ухода из учебного отдела Алексея. Ему, как он говорил, тоже надоело сотрудничать с ректором, но, тем не менее, он ещё собирался работать. Возможно, у него были какие-то свои планы. Если это и так, то им пока что не суждено сбыться. Новым проректором по учебной работе был назначен Виталий Владимирович Василенко. Виталий Владимирович не оканчивал их институт, да и вообще не был старожилом учебного заведения. Он пришёл в университет уже после открытия в 1994-м году новых специальностей. Это был производственник, которых в ту пору ректор подбирал на кафедры для освоения введенных специальностей. Очевидно, Василенко имел какие-то наработки, поскольку в университете он успешно защитил кандидатскую диссертацию, а пару лет назад был назначен заведующим кафедрой. Позняков нередко по работе в учебном отделе приходилось сталкиваться с Василенком. Человек он был приятной наружности, улыбчивый, вроде бы даже компанейский, но в принятии каких-либо вопросов был очень нерешительным, да и вообще лишённый какой бы то ни было инициативы. Он постоянно прислушивался к тому, что ему скажут старожилы университета - будь то ректор, проректор, декан или заведующий иной кафедрой. Такое прислушивание является хорошим знаком на первых порах освоения, но, в конце концов, нужно же когда-нибудь иметь и собственное мнение по тому или иному вопросу. Но у Виталия Владимировича с этим было туго.
   Василенко был полной противоположностью проректору Горбунову. Да он не был так резок, безапелляционен, не грубил, не устраивал разносы. Говорил он мягко, негромко, спокойно, но именно поэтому как-то не верилось, что он сможет стать настоящим руководителем. Когда Алексей обменялся по этому вопросу мнением с Грицаём, тот решительно сказал:
   -- Это тряпка. Об него будут только ноги вытирать.
   -- Что все - и деканы, и преподаватели?
   -- Ну, преподаватели, вряд ли, да и заведующие кафедрами - всё-таки существует определённая субординация. Но ректор - это точно, да и многие деканы тоже. Я вообще не понимаю, зачем его ректор назначил на такую важную должность. У него же нет своих мыслей.
   Но вот Позняков уже теперь знал, почему Оноприенко назначил Виталия Владимировича как бы своей правой рукой. Он вспомнил коротенькую лекцию, которую ему прочёл незадолго до увольнения из учебного отдела Горбунов. Ректор ещё тогда был недоволен Горбуновым, ему казалось, что тот что-то замышляет или подсиживает его. И ещё Виктор Владимирович сказал, что ректору нужен человек, который сам ничего не будет решать, а только заглядывать в рот Оноприенко и беспрекословно выполнять всё то, что тот пожелает. Да, пожалуй, Василенко и был именно таким человеком. Грицай не особо лестно отозвался о Василенко, но в университете его назначение восприняли с удивлением и охарактеризовали нового проректора куда более нелицеприятно. Эта характеристика гуляла коридорами учебного заведения, и выслушавшие её сотрудники только одобрительно и согласно улыбались. О Виталии Владимировиче стали говорить, что это такой человек который без разрешения ректора в туалете и пукнуть не посмеет. И время показало, что говорящие это были правы. Вряд ли Василенко рвался на такой пост, но таковы уж были помыслы и желания ректора. Правда, не всегда так уж хорошо исполнение всех желаний. Об этом и в сказках говорится, да есть ещё и одна весьма любопытная поговорка, которая гласит: "Будь осторожен в своих желаниях, а то они и впрямь могут сбыться". И многим руководителям не следует о ней забывать. Иногда твои исполненные желания тебе же боком вылезают.
  
  

ГЛАВА 11

Время ускорило свой бег

  
   А вот Серёгин бо́льшую часть лета, как обычно провёл у себя на даче. Когда он в последний раз ездил на море, он уже и сам затруднялся ответить - наверное, только в пору своей молодости. Правда, и на даче он просиживал не целыми неделями. В этом году он впервые совершил дальнее путешествие. Нет, не на море, хотя при желании можно было бы пару дней и понежится на неведомом ему Средиземном море. Он официально так и не связал себя узами брака с приглянувшейся ему Лидией Петровной. Это была в общем-то приятной внешности черноволосая женщина среднего роста с покладистым характером. Вот только одевалась она довольно простовато, почти каждый день в одной и той же одёжке, что в принципе не свойственно большинству женщин. Возможно, это было следствием зажимистого характера Василия Михайловича, который и первую свою жену не баловал обновками? Кто его знает - чужая душа потёмки. У Лидии была в городе своя квартира, но совместным решением её стали сдавать жильцам, а Лидия Петровна постоянно прописалась в просторной квартире Василия Михайловича. Дочь Серёгина Галина уже окончила институт и, также как её старший брат, работала сейчас в Киеве. Так что никто не мешал жить Василию Михайловичу и Лидии Петровне так, как того им хотелось. Работала вторая жена Серёгина в одном из научно-исследовательских институтов, но к научным кадрам отношения не имела. Правда, в последнее время она уже подумывала о том, чтобы уйти на пенсию. Пенсию она и так получала, но работать и помогать мужу на даче становилось тяжеловато. К тому же, в десятке километров от города, в примыкающем к нему селе был старый дом её родителей и довольно большой огород. В первое время Лидии Петровне вместе с новым супругом доводилось разрываться на два фронта. Но опять-таки совместно решено было этот участок продать и полностью остановиться на почти уже достроенной даче Василия Михайловича. Вот только никто не знал, когда же слово почти применительно к этому объекту перестанет произноситься.
   Но при чём здесь Средиземное море? Дело в том, что у Лидии Петровны была взрослая дочь, которая не так давно вышла замуж за испанца и проживала с мужем как раз в тех краях, хотя и не на самом побережье. Супруга Серёгина сама уже пару раз ездила в гости к дочери. У дочери с супругом пока что не было детей, с этим дочь не спешила, решив обжиться в новой стране (и семье). А вот Лидия Петровна очень переживала за дочь - та вышла замуж поздно, а после 30 лет уже не самый лучший детородный возраст. И вот сейчас Лидия Петровна решила поддержать дочь в нелёгкие минуты освоения на новом месте. На сей раз решил съездить в Испанию и Василий Михайлович. Оформив заграничный паспорт и получив гостевую визу по приглашению своей приёмной дочери, он с супругой отправился в дальнюю дорогу. Были в Испании супруги не так уж и долго - всего неделю, но и этого было достаточно, чтобы проведать дочь Лидии Петровны, а также её мужа. Да и на осмотр основных достопримечательностей неведомой дотоле страны немного времени осталось. Поездкой Серёгин остался доволен и уже осенью при различных застольях (первое прошло в начале сентября - на кафедре запоздало праздновался его день рождения) делился своими небольшими знаниями о природе этой страны, обычаях и нравах её жителей.
   Возвращаясь к зажимистому характеру Серёгина, следует отметить, что в последнее время он стал не просто зажимист, а крохобором подобно тому же Новожилову. И заметили в нём такую черту некоторые сотрудники кафедры ещё летом, во время проведения ГЭК. Как уже отмечалось, после успешной защиты дипломов выпускники обычно накрывали для членов ГЭК (да и для других преподавателей кафедры) стол. Если быть совсем уж точным, то не накрывали стол, а приносили продукты и выпивку, а далее кафедралы сами распоряжались принесенным. Иногда выпускники благодарили отдельно и кого-либо из конкретных преподавателей, чаще всего это были их руководители дипломным проектированием. Но, не будешь же ты сам отдельно пить и закусывать, а потому, всё сносилось, естественно, в кабинет заведующего кафедрой. Николай Гаврилович Новожилов иногда мог отдать в общее пользование бутылку водки (если же это был коньяк, то он становился единоличной его собственностью), но никогда не отдавал на общий стол принесенные ему продукты, всё тащил домой, будь то даже ранний (скорее, тепличный) огурец.
   И вот с некоторых пор стал уподобаться Николаю Гавриловичу и заведующий кафедрой. Ту же колбасу, твёрдый сыр, огурцы, помидоры или даже хлеб нужно было резать и раскладывать на тарелки. Запас посуды на кафедре был, с этим проблем не было. Но нарезать продукты у Серёгина никогда не было времени, он всё время был занят организационными вопросами. Поэтому он просил помочь ему в этом кого-либо из сотрудников кафедры, чаще других таковыми были Клебанов, Мельников или Цекалин. И вот эта троица немного позже делилась своими удивлениями - спиртное на стол обычно выставлялось всё или, если его было много, оставляли на следующий день. Но никогда в последнее время Василий Михайлович не позволял резать все продукты, а только часть из них.
   -- Василий Михайлович, но нас же, преподавателей, много. Водки немало, а закуски получится мало.
   -- Ничего не мало, хватит. Нечего обжираться.
   Когда из двух палок колбасы нарезалась одна, то это было ещё более-менее понятно. Но если из имеющейся палки колбасы или куска твёрдого сыра, оставляли половину, треть, а то и четверть - это уже не поддавалось никакой логике. Бывало такое, что на следующий день студенты продуктов принесли мало. Тот же Клебанов или Цекалин обращались к заведующему кафедрой:
   -- Василий Михайлович, продуктов совсем мало. Вчера оставались колбаса и сыр. Давайте дорежем их.
   -- Их уже нет. Так что будем обходиться тем, что есть.
   Понятно было, что эти, можно сказать, огрызки, Серёгин забрал домой - на уважающего себя, немало зарабатывающего доцента, заведующего кафедрой, это совсем не походило. В итоге на столе (на тарелке) оказывались редко разложенные кружочки колбасы, ломтики сыра или буженины и овощей. Всё получалось как в известной песне группы "Комбинация" (если её слова немного перефразировать под ситуацию на кафедре): "Два кусочека колбаски у тебя лежали на столе. Ты рассказывал нам сказки, только мы не верили тебе". Идя домой после очередного сабантуя, или просто разговаривая на кафедре (естественно, в отсутствие Серёгина) лица, готовившие накануне стол, обговаривали действия заведующего кафедрой:
   -- Уму непостижимо, -- начинал Клебанов, -- чтобы быть таким жадным и тащить всё домой.
   -- А то ты ничего домой не тащишь, -- ехидно возражал ему Мельников, частично заступаясь за своего друга, хотя и он сам осуждал такие поступки Серёгина.
   -- Да, тащу. Но не такую же мелочь. Те же деньги нужны не лично мне, а на квартиру дочери. Но колбасу или сыр я никогда домой не забирал. Ты понимаешь, это ещё, с горем пополам, было бы понятно несколько лет назад. Тогда его дочь училась в Киеве, а на Лидии Петровне он ещё женат не был. Жил тогда сам, а готовить что-либо серьёзное было некогда. Это ещё ладно. Но сейчас-то! Они же живут вместе с Лидией Петровной в его квартире, и она готовит полноценные завтраки, обеды и ужины.
   -- Ты прав. Сейчас это совсем непонятно. Такая жадность его не красит.
   -- Да это уже не просто жадность, он становится похожим на бомжа или нищего, просящего подаяние. И подбирает разные объедки. Кому сказать - не поверят.
   -- Не поверят, это точно. Знаешь, есть такая пословица: "Тот на добрых людей не похож, кто готов удавиться за грош". Сейчас она очень подходит Новожилову и Серёгину.
   -- Да, а есть ещё и такая поговорка, -- протянул Клебанов. -- "Жизнь висит на нитке, а всё думает о прибытке".
   -- Ну, Василий Михайлович ещё полон сил. Просто собака на сене.
   -- Не понял? При чём здесь собака и сено. Я кстати это высказывание не очень понимаю - собака и сено. Как-то не вяжется.
   -- Всё вяжется, если вспомнить поговорку, откуда взяты эти слова: "Скряге деньги, что собаке сено: и сам не ест, и другим не даёт". Собака лежит на сене, которое хотят есть лошадь или корова, но они боятся собаки, боятся подойти к сену, на котором она лежит.
   -- Вот теперь понятно.
   Мельников, хотя немного и заступался за друга, но о его жадности знал прекрасно. И не только о жадности, а ещё и о его подозрительности и недоверии. О какой подозрительности и недоверии шла речь? Василию Михайловичу иногда казалось, что его пытаются обмануть и нажиться на нём. Константин припомнил случай (не стал он об этом говорить Клебанову), когда Серёгин приболел (немного простудился - насморк, кашель, боль в горле). И супруга Мельникова Ксения посоветовала их приятелю воспользоваться маслом чайного дерева. Ещё до сотрудничества с корпорацией "Тяньши" Ксения иногда покупала (для себя, не на продажу) препараты компания "Витамакс" или "Арт Лайф". В средине 90-х годов отношение официальных медицинских органов к подобной продукции было отрицательным. Но Мельниковы испытали их на себе, и они оказались весьма эффективными. В начале 21-го столетия изменилась ко многим таким препаратам и позиция современной медицины, некоторые из препаратов начали уже продавать и в аптеках, уяснив, наконец-то, их пользу (если это только не подделки). Ксения позже перестала покупать (не было надобности) продукцию указанных компаний, кроме одного препарата - в домашней аптечке у них всегда было именно масло чайного дерева, Мельниковы убедились в его антисептических, бактерицидных и противовоспалительных свойствах. Оно также стимулировало работу иммунной системы от гриппа и простуды (и во время болезни). Австралийский учёный-химик А. Пенфолд в 1925-м году научно доказал бактерицидные свойства масла австралийского чайного дерева - антисептический эффект масла чайного дерева в 8 раз сильнее карболовой кислоты и почти в 5 раз сильнее спирта. При простуде масло чайного дерева было просто и эффективно в применении: добавить несколько капель масла чайного дерева в ингалятор и сделать ингаляцию.
   Серёгин сначала наотрез отказался покупать рекомендованный Ксенией препарат. Зная о различных компаниях, распространяющих свою продукцию по методу сетевого маркетинга, он заявил:
   -- Я не хочу, чтобы на мне кто-то наживался. Знаю все эти фирмы, продают всё втридорога, а сами проценты получают от продажи.
   -- Масло чайного дерева как раз относительно недорогое, да и хватает его надолго. Но оно очень эффективное, мы с мужем в этом убедились. Разве я, как врач и ваш друг, стала бы вам рекомендовать что-то плохое.
   -- Не знаю. Всё равно вы приобретёте его по одной цене, а мне продадите - совсем по другой.
   -- Я вам приобрету его по оптовой цене, -- Ксения была подписана в одной из компаний, в 90-х годах это было выгодно, поскольку подписка (набор препаратов по выбору на определённую сумму) была недорогой, в отличие уже от подписки на оптовую покупку препаратов "Тяньши".
   В общем, Ксюше еле удалось уговорить Серёгина подлечиться. Флакончик (всего-то 10 мл) масла чайного дерева он приобрёл. Ксения закупила его и продала Василию Михайловичу и в самом деле по оптовой цене, рассказала и как им пользоваться. Но возникла другая, совсем неожиданная реакция, со стороны Серёгина. На следующий день он заявил Ксении:
   -- Ничем мне ваше лекарство не помогло, не вылечился я. Я так и знал, что всё это чепуха. Зря я только деньги потратил!
   Ксения объяснила, как могла, Василию Михайловичу, длительность инкубационного периода или срока выздоровления при его болезни, а потом с возмущением сказала своему супругу:
   -- Господи! И дёрнул же меня чёрт оказывать помощь Серёгину. Упаси меня Бог, чтобы я ещё хоть раз связалась с твоим заведующим кафедрой. И что он за человек! Неужели он не понимает, что проведя процедуру всего лишь один раз, он не вылечится, нужно же провести хотя бы несколько сеансов. Или он, выпив какую-нибудь таблетку, так вот сразу и вылечивается?
   Но таким уж был человеком Василий Михайлович Серёгин.
   Применительно к различным сабантуям на кафедре, то, в основном подобные разговоры вели между собой те, кто обычно занимался сервировкой стола. Не все преподаватели знали о том, сколько продуктов принесли студенты на общий стол, но те, кто это знал (а многие просто догадывались), тоже лестные слова в сторону заведующего кафедрой вряд ли произносили. Но это было летом, сейчас застолья стали редки, да и готовились они уже на общие деньги. И все прекрасно могли прикинуть, сколько и чего на них можно было купить. Так что подобные выходки заведующего кафедрой временно прекратились. Да и не до того было кафедралам, чтобы помнить всякую ерунду, своих дел хватало. А за этими делами время летело как-то незаметно, словно ускорив свой бег. Пролетела осень, зима - и вот уже настаёт весна следующего года.
   Конец зимы ознаменовался потерей на кафедре - коллектив покинул Евгений Валуев. Покинул он его не по собственному желанию, хотя в трудовой книжке у него появилась именно такая запись. Его злоупотребление спиртным продолжалось, так же как и продолжались его периодические срывы занятий. Серёгин, как мог, прикрывал Евгения, всё-таки жалко человека, да и преподавателем он был хорошим, дисциплины знал отлично и нормально доводил знания до студентов. Так что и в этом плане не хотелось терять специалиста. Но, когда-нибудь всё тайное становится явным. Факты нелицеприятного поведения Валуева в быту (во время занятий он, конечно, не пил, хотя и стал в последнее время появляться выпившим) и срывов занятий дошли до ушей ректора (наушничество продолжалось). Сначала Оноприенко здорово "отчихвостил" заведующего кафедрой за покрывательство и неумение поставить человека на место. После этого он вызвал к себе Валуева и сказал, чтобы тот в течение двух дней покинул стены учебного заведения. Конечно, Евгению этого очень не хотелось делать, он понимал, что нормально устроиться в другом ВУЗе будет проблематично - телефонная связь в городе работала нормально. А на новом месте наверняка поинтересуются, почему человек ушёл с насиженного места. Но ректор поставил жёсткое условие - или Валуев уходит сам, по собственному желанию, или же с записью в трудовой книжке о профнепригодности. Евгений понимал, что с такой записью ему вообще путь на преподавательской ниве будет закрыт, а потому ему ничего не оставалось делать, как согласиться с первым вариантом. Вот так человек из-за своего пристрастия к спиртному (появившемуся уже в зрелом возрасте), из-за своего слабоволия, не позволяющего справиться с этим недугом сам сломал себе жизнь. В университете на многих кафедрах нередко довольно шумно праздновались различные события, и бывало, что напивался на них тот или иной преподаватель (или сотрудник) прилично. Но вот такого, чтобы после очередного сабантуя кто-нибудь срывал занятия и ещё неделю-другую ходил в похмельном угаре - такого не было. Что ни говори, а категория преподавателя ВУЗа, да если ещё остепенённого и со званием самому человеку не позволяла так некритично относиться к самому себе и окружающим. Но, как говорят, в семье не без урода. И, хотя подобным словом Валуева и нельзя было назвать, но то, что с ним происходило в последнее время, очень уж зримо выбивалось из привычных (и приличных) рамок поведения. Да, жаль человека, но что поделаешь - он сам себе выбрал такой путь, вовремя сойти с которого у него не хватило сил и смелости.
   Что касается иных членов кафедры "Теплотехника и газоснабжение" то, например, Константин Мельников осенью прошлого начал читать свой предмет на третьем курсе очередной группы их специальности. Групп по этой специальности было две, но запомнилась Константину именно эта группа, и запомнилась очень надолго. Группа была довольно сильной, слабых студентов было всего два или три. Старостой группы был тёзка Мельникова Константин Семёнов, его мама работала в университете в подразделении вычислительного центра. За время работы в университете Мельникову пришлось обучать огромное количество студентов, в том числе довольно много и по их специальности. Некоторых он помнил хорошо, других - хуже, о третьих - вообще позабыл. Иногда в городе случайно встречался с тем или иным бывшим студентов, говорили, обменивались новостями. Но никогда и ни с кем из своих бывших воспитанников Мельников не был в каких-либо приятельских отношениях. И вот только с Константином Семёновым он не перестанет приятельствовать (а, может быть, и дружить) даже после его 8-летнего окончания стен родного университета. Приятельские отношения у них возникли уже как раз на третьем курсе. Это абсолютно не сказывалось на учебных отношениях преподаватель-студент, да и был Семёнов хорошо успевающим студентом. А вот Мельников был куратором именно этой группы, то есть должен был тянуть вместе с ними лямку до окончания студентами университета. Часто группу направляли на уборку закреплённых территорий, - в университете или даже в городе, - и, естественно, при этом (как старший) должен был присутствовать куратор группы. Это обстоятельство тоже способствовало сближению студентов со своим наставником. Костя Семёнов был очень симпатичным шатеном с весёлыми глазами и приятной улыбкой. Был в их установившейся дружбе ещё один любопытный факт - родились они в один и тот же день, только с разницей в три десятка лет. И это наложило свой отпечаток на их дружбу, они не забывали поздравлять друг друга с днём рождения все последующие годы.
   Когда начался второй семестр, Константин младший как-то рассказал Константину старшему одну занимательную историю из жизни группы, точнее отдельных её студентов.
   -- В последний свободный день, когда все иногородние съехались уже на учёбу, часть нашей группы встретилась, и мы решили приятно провести вечер, -- начал свой рассказ Семёнов. -- Ну, естественно, без бутылки не обошлось. И выпили мы прилично.
   -- Так что уже ноги не несли? -- улыбаясь, спросил Мельников.
   -- Нет, с этим всё было в порядке. Тут дело в другом. Среди нас были и девчонки, которые жили в общежитии. И мы пошли их провожать. Но здорово загулялись, время уже было за одиннадцать часов вечера, и дверь общежития была уже заперта.
   -- А, знаю это положение, -- после нескольких неприятных случаев ректор приказал никого не впускать в общежитие после 11 вечера.
   -- Да. Так вот - мы стучали, стучали, но бесполезно. А холодно ведь - девчонки замёрзли.
   -- Понятно, февраль месяц, как-никак. И как же вы поступили?
   -- Вот! В этом самое главное. Головы-то пьяные, решили вынуть одно из стёкол наружной двери. В общежитии, если вы помните, эти двери филёнчатые, с парой стёкол. И закрываются они изнутри всего лишь на засов. Вот мы и подумали - вынем стекло, просунем руку в отверстие и отодвинем засов. Ну, а что делать, если нас не пускают. Не замерзать же.
   -- Ясно-ясно. И что?
   -- Платики, прижимающие стекло, мы сняли ножом. Но стекло сидело ещё и на какой-то замазке, начали её ковырять. В общем, долго рассказывать, Максим Постойко, вы его знаете, -- студент группы, -- начал расшатывать стекло, оно лопнуло, и он здорово порезал руку.
   -- Вот те на!
   -- Да, в итоге в общежитие мы попали. Дежурная начала орать на нас, но увидев, что у Максима течёт кровь, перестала ругаться. А друг Максима Сергей начал звонить и вызывать "Скорую помощь", мы видели, что наспех сделанная перевязка не помогает остановить кровь.
   -- И что "Скорая" быстро приехала?
   -- Быстро, -- вздохнул Семёнов, -- только не "Скорая помощь", а милиция.
   -- Как так?
   -- А вот так! Серёга на пьяную голову вместо 03 набрал 02. Да ещё орал, чтобы скорее приехали, потому что человек порезался и кровь хлыщет. А в милиции, наверное, поняли, что человека порезали, приехали они, и в самом деле, быстро.
   -- Да, я представляю себе, что дальше было.
   -- Мало, наверное, представляете. Составили протокол, Максима сделали виновным во всём, он же стекло выдавливал, а на следующий день сообщили об этом происшествии ректору.
   -- Да, вот это сюрприз ему был в первый день занятий!
   -- Ещё тот сюрприз!
   -- Хорошо, ну, а Максиму-то помогли?
   -- Помогли. Вечером, я имею в виду, или ночью помогли. А вот утром каша ещё та заварилась. Максима ректор вообще хотел выгнать из университета. Хорошо, что мы всей группой просили этого не делать, да и декан немного заступился. Он знал, что Макс нормальный парень, -- деканом факультета сейчас вместо Виноделова был Антон Валентинович Крашенинников.
   -- А меня почему не подключили? Я же куратор вашей группы.
   -- Не успели. Не до того было. Но, в итоге, всё обошлось. Выговор Максу вкатили, и ректор предупредил, что он учится в университете только до первого нарушения дисциплины. Так что Максим сейчас ни в какие подобные авантюры не встревает.
   Вот такие истории порой происходили с подшефной Константину Мельникову группой. И хорошо, что подобные случаи оказались крайне редки. Но помнили студенты все свои приключения во время учёбы - и хорошие, и не очень. А вспоминать было что - студенты народ весёлый, инициативный и скорый на различные проделки, шутки и розыгрыши. Группа была очень дружной, и в полном составе (никого за пять лет не потеряв) позже успешно защитила дипломные проекты.

* * *

   Третий месяц наступившего года запомнился всем не столько университетскими событиями, столько общегосударственными - 31 марта 2002-го года состоялись третьи (после обретения независимости в 1991-м году) парламентские выборы. В украинский парламент избирались 450 депутатов. Да и то запомнились эти выборы постольку-поскольку. Наши граждане не особо активны в таких мероприятиях, хотя, например, в часы Советского Союза власти преподносили это событие чуть ли не как праздник. О слабой активности избирателей можно было судить, например, ещё по первым парламентским выборам в 1994-м году, которые вначале были вообще чуть ли не провальными. Тогда их первый тур прошёл 27 марта, но лишь в 49 округах из 450 были выполнены условия минимальной явки и абсолютного большинства голосов в пользу одного из кандидатов. Поэтому 10 апреля было проведено переголосование в 401 (!) избирательном округе. Но, так как и переголосование в некоторых округах не отвечало всем стандартам, то летом и осенью этого года имели место ещё третий и четвёртые туры.
   Да, вот декабрь 1991-го года действительно запомнился большинству граждан, поскольку речь шла о судьбе их страны. А далее... Да, голосовали, но особого ажиотажа не было, спокойно прошли и перевыборы Президента государства, после чего, к удивлению многих в июле 94-го года в Украине произошла смена Президента - к власти пришёл Леонид Данилович Кучма. Нормальная явка избирателей была на вторых парламентских выборах в марте 1998-го года, а также в 1999-м году, когда Л. Д. Кучма переизбрался на второй срок. Тогда первый тур выборов состоялся 31 октября, а второй тур прошёл 14 ноября.
   Да и эти выборы вряд ли бы запомнились Алексею Познякову, если бы не одно интересное обстоятельство. И связано оно было с одной из политических партий. В конце прошлого года в городе и в частности в их университете с предвыборной агитацией гостила делегация, в состав которой входили отдельные члены социал-демократической партии Украины (правда, уже с приставкой "объединённая"). История этой партии была интересной. СДПУ была основана ещё во времена СССР - 27 мая 1990-го года на Учредительном Съезде в Киеве. А уже после развала Союза, 1 ноября 1991-го года Министерство юстиции Украины её официально зарегистрировало. Первым председателем партии стал 27-летний киевский инженер Андрей Витальевич Носенко. Но в партии не было единогласия. Как и когда-то, в далёком начале 20-го века (по аналогии с ВКП б) было в ней и большинство, и меньшинство. Официально зарегистрированная партия участвовала в предыдущих парламентских выборах. Однако на первых парламентских выборах партия заняла всего лишь 12 место (из 15 представленных в Парламенте партий), а потому согласно квоте только 2 депутата от этой партии далее работали в Верховной раде.
   В 1995-м году СДПУ объединилась с Партией прав человека и Партией справедливости, её лидером был избран министр юстиции Василий Онопенко, а его заместителем - адвокат Виктор Медведчук. 27 апреля 1996-го года был созван съезд, на котором было принято решение о переименовании партии на Социал-демократическую партию Украины (объединённую). И 1 июля этого же года СДПУ(о) была зарегистрирована в Министерстве юстиции Украины. На XIII-м съезде партии, в октябре 1998-го года председателем партии был избран Виктор Медведчук, а фракцию СДПУ(о) в Верховной раде Украины с 1998-го года возглавлял Леонид Кравчук.
   Почему Познякова, который никогда не проявлял интереса к каким-либо партиям, заинтересовал этот факт? А дело было вот в чём. Ещё в июне 95-го Указом Президента Украины было утверждено "Положение про национальное заведение (учреждение)". И вот спустя некоторое время ректору пришла в голову мысль (которая со временем только укреплялась) о том, что хорошо было бы их университету получить статус "Национального". Но их институт только-только (менее года назад) получил статус технического университета, поэтому о более высоком статусе учебного заведения и говорить было нечего. Но, тем не менее, эта идея крепко засела в голове Оноприенко и, нужно признать, эта его идея в принципе была очень даже неплохая. Получив указанный статус, учебное заведение приобретало бСльшую самостоятельность. Кроме того, в Положении о заведениях со статусом "Национальный" были два весьма любопытных пункты, в частности пп. 11 и 12:
   11. Финансирование деятельности национального заведения (учреждения) Украины проводится за отдельными нормативами, которые устанавливаются Кабинетом Министров Украины.
   12. Национальное заведение (учреждение) Украины имеет право в пределах фонда заработной платы за счёт средств, выделенных из Государственного бюджета Украины, и собственных средств устанавливать повышенные должностные оклады, стипендии и другие поощрительные выплаты в соответствии с законодательством Украины.
   И кто, скажите, пожалуйста, мог бы отказаться попасть в сферу влияния указанных пунктов данного Положения?
   Так вот, представители партии СПДУ(о) встречались в стенах университета с сотрудниками и студентами. На официальной встрече членов делегации с коллективом университета и со студентами речь в основном шла о предстоящих парламентских выборах - члены СДПУ(о) рассказывали о том, с какой программой партия идёт на выборы, и агитировали голосовать избирателей именно за их партию. В конце встречи представители партии ответили на немногочисленные вопросы и сами поинтересовались состоянием дел в университете, его успехами, проблемами, спрашивали о том, имеются ли какие-нибудь нерешённые вопросы, есть ли какие пожелания или просьбы. И вот здесь, Константин Григорьевич поблагодарил представителей партии за встречу, пожелал им успехов на выборах и, улучив момент, сказал, что у руководства университета есть только одна просьба, даже не просьба, а желание:
   -- Мы бы очень хотели, чтобы наш университет получил статус "Национального". Мы считаем, что наше учебное заведение этого заслуживает по всем показателям.
   Руководитель делегации с улыбкой взглянул на ректора и негромко произнёс:
   -- Голосуйте за СПДУ(о), а мы вам поможем в ваших желаниях.
   На той оптимистичной ноте встреча была практически завершена. После этого в институте развернулась большая кампания по агитации за СДПУ(о), особенно в студенческих общежитиях. Правда, особой необходимости агитировать за эту партию не было - её программа, да и её лидеры в особой агитации не нуждались, они были в принципе и так симпатичны народу.
   И вот сейчас Алексей с интересом изучал (по телевидению и газетам) итоги третьих парламентских выборов в Украине. На этих выборах во второй раз была применена новая избирательная система - половина депутатов Верховной Рады избиралась на пропорциональной основе в общегосударственном округе, другую половину избирали в 225 одномандатных округах. При этом проходной барьер для партий и блоков составлял 4 %.
   По итогам выборов первое место по количеству представителей в Парламенте занял Блок Виктора Ющенко "Наша Украина", второе место - Коммунистическая партия Украины (продолжала сказываться, вероятно, ностальгия за СССР, уж больно неприглядными, а порой и довольно тяжёлыми для народа оказались 90-е годы). СДПУ(о) в этом списке с 6,27 % голосов избирателей заняла высокое 6-е место. Количество проведенных в парламент от этой партии депутатов составило: по партийным спискам - 19, по одномандатным округам - 5. На выборах баллотировались представители 34 партий, от 10 из них были избраны депутаты (и только от 6 - по партийным спискам). Эти показатели партии были выше, нежели на предыдущих выборах, когда в Парламент Украины получили пропуск 17 депутатов СДПУ(о), 14 из которых были избраны на пропорциональной основе и ещё 3 - избраны в одномандатных округах.
   Ознакомившись с итогами выборов, Позняков думал о том, выполнят ли представители этой партии своё обещание в отношении их университета. Собственно говоря, никаких обещаний то и не давалось, так, была небольшая неофициальная реплика, а потому оставались и надежды, но были и сомнения. Документы в Министерство на присвоение университету статуса Национального были поданы уже давно, но пока что никаких известей на эту тему не было. И вдруг, неожиданно для всех, где-то в средине первой же недели апреля ректор сообщил, что их университет получил статус Национального. Как оказалось, Указ Президента Украины о присвоении желаемого статуса был издан ещё накануне президентских выборов, но вовремя поставить в известность руководство университета просто не успели. И вот теперь Позняков гадал - случайной ли оказалась дата издания Указа Президента перед парламентскими выборами или нет. Возможно, было и одно, и другое. С одной стороны казалось, что гостившие в прошлом году делегаты партии должны были уже после выборов бы как бы отблагодарить сотрудников университета за активность на выборах в пользу их партии. Но они не могли знать точную статистику именно университетских избирателей - городских, другое дело, но от городского количества избирателей сотрудников их учебного заведения была капля в море. Тогда напрашивался другой вариант - присвоение желанного статуса университету могли приурочить именно к предстоящим выборам по принципу: "Мы своё слово сдержали - помогли вам. Сдержите и вы своё слово - помогите нам".
   Конечно, вряд ли кто-нибудь мог точно сказать, какой из этих вариантов верный, да это и не имело никакого значения. Факт оставался фактом - с этого времени их учебное заведение гордо носило наименование Национальный Технический Университет.
   И вновь чаша весов поступков ректора весомо склонилась в пользу очередного "плюса". Прошло не так уж много времени с тех пор, как строительный университет получил статус технического университета (немногим позже он стал государственным техническим университетом) - шёл только восьмой год. По любым меркам это совсем юный возраст - возраст ребёнка, закончившего первый или второй класс. И этот первый класс их учебное заведение, можно сказать, закончило с отличием, а бумага на присвоение нового статуса была как бы высшей (на уровне государства) похвальной грамотой.
   На эту тему у Познякова состоялся импровизированный разговор с Галкиным, когда тот по рабочему вопросу пригласил его к себе в кабинет. Обсудив текущие учебные моменты (а речь шла о корректировании рабочей программы одной из дисциплин, которую вёл Позняков), Анатолий Васильевич протянул:
   -- Ты, готовя бумаги, не забудь указать уже новый статус университета. Вот работы свалилось на нашу голову - сколько титульных листов менять на различных документах. Да ещё и не просто менять, а собирать подписи, ставить печати.
   -- Да, это так, -- согласился Алексей и тут же добавил. -- Но, работа хотя и большая, а, всё же, приятно её проводить, удовлетворение от того, что ты поднялся на очередную ступеньку.
   -- Вот, точно! Это подобно тому, если бы ты, доцент, сейчас получил звание профессора.
   -- Молодец, всё-таки, ректор!
   -- У тебя же мнение о нём, насколько я знаю, в последние годы изменилось не в очень хорошую сторону.
   -- Нет, я бы так не сказал. Оно у меня металось из стороны в сторону в зависимости от различных действий ректора.
   -- Да, противоречивый он человек, и характер его в последнее время поменялся не в лучшую сторону. Но дело своё он знает и много делает для университета.
   -- Вот здесь я согласен с вами. Да, свойственны ему и некоторые нелицеприятные вещи, но он очень много сделал для университета - и сам перевод института в университет, и открытие новых специальностей, причём это постоянная работа, ещё и год не прошёл после открытия новой специальности. Ну, и конечно, последнее событие.
   -- Заслуга во всём этом не одного его. Над всем тем, что ты перечислил, много людей работало.
   -- Я это понимаю, но идеи-то, в первую очередь, его. Да, вся черновая работа лежала на плечах его подчинённых, то есть на всех нас. Но воплощение в жизнь его идей, проталкивание их - целиком его заслуга. А это посложнее, нежели просто документы готовить.
   -- Всё верно. За двадцать лет своего правления, а в этом году как раз исполняется 20 лет, как он находится на посту ректора, он во многом преуспел. И многое сделал не только для себя, но и для института, теперь уже университета, да ещё национального. В следующем году у него заканчивается срок, и, как я слышал, он собирается уходить с этого поста. Возраст его уже приближается к 70 годам, а Министерство делает ставку на омоложение руководителей учебных заведений.
   Действительно, в недавно вышедшем положении о выборах ректоров ВУЗов, было сказано, что на должность ректора может быть рекомендовано лицо, имеющее возраст, не превышающий 65 лет. Ректор уже этот возраст превысил, да и находился на этом высоком посту несколько сроков подряд. Вот только в последнее время перевыборов Оноприенко не происходило, Министерство просто продлевало с ним контакт.
   -- И кто вместо него будет?
   -- Да ходят разные слухи, вроде бы ректор готовит себе преемника.
   -- И кто он?
   -- Алексей Николаевич, я не хочу оглашать непроверенные сведения. Поживём - увидим.
   И собственные размышления Познякова, и его теперешний разговор с Галкиным убедили, пожалуй, Алексея в том, что деятельность Константина Григорьевича Оноприенко в целом можно признать положительной, хотя и с небольшими оговорками в личном плане. Но кто не грешен в этом мире? И если ректор, и в самом деле, спустя год собирается уходить со своего поста, то главный вопрос сейчас состоит не в анализе деятельности Оноприенко, а в том, кто придёт ему на смену. Окажутся ли у преемника ректора подобные положительные качества и такое же упорство в достижении цели, как у его предшественника?
  
  

ГЛАВА 12

Большие перемены

  
   Закончилась весна, пролетело лето, с напряжённой работой в его начале и приятным расслаблением во время отпусков, и наступила осень, принесшая с собой и начало нового учебного года. Впрочем, было это событие довольно будничным делом, к которому за многолетнюю работу все уже привыкли, хотя встреча с коллегами за долгий перерыв в свиданиях с ними, знакомство с новыми студентами - события интересные и приятные. Но самым приятным из подобных событий на кафедре теплотехники и газоснабжения оказалась защита в начале октября кандидатской диссертации Мирославом Александровичем Злотником. На кафедре появился очередной остепенённый преподаватель, а это всегда радостное событие. Правда, официально кандидатом технических наук Злотник стал только в самом конце календарного года, когда получил соответствующий диплом. А в наступившем новом году он уже с полным правом представлялся студентам в новом ранге. Ему тоже предстояло теперь немного переделывать свою учебную документацию, внося в их титульные листы перед должностью старший преподаватель, ещё и коротенькую аббревиатуру к. т. н. Но для этого не нужно было их перепечатывать, собирать подписи и ставить печати - достаточно было впечатать эти три буквы на пишущей машинке. Труд очень лёгкий и одновремённо приятный.
   Теперь у Василия Михайловича Серёгина официально значилось уже три подготовленных под его руководством и успешно защитившихся кандидата наук. И заведующий кафедрой стал подумывать уже о том, чтобы получить учёное звание профессор. В один из дней февраля, уже начался весенний семестр, Серёгин, возвращаясь из университета домой, на пару с попутчиком и приятелем Мельниковым, обратился к Константину Никитичу:
   -- Слушай, Мельников, я хотел бы с тобой посоветоваться.
   -- Что, опять по поводу жениться или не жениться? -- пошутил Константин.
   -- Да ну тебя! У тебя всё шуточки. У меня серьёзное дело, и не простое.
   -- Так, слушаю.
   -- Я намерен получить учёное звание профессор. Не прямо сейчас, но года через 2-3. Как ты к этому относишься?
   -- А что, я только "за". Профессор нашей кафедре очень даже нужен.
   И это в самом деле было так. Каждый раз при очередной переаттестации кафедры возникала небольшая закорючка в том, что кафедру не возглавляет именно профессор. Но дело было даже не в этом - некоторые другие кафедры тоже возглавляли доценты, но там в составе кафедры были профессора. А вот на их кафедре такого не имелось вообще.
   -- Я тоже так думаю. Это польза и для меня самого, и для университета. Только вот даст ли ректор разрешение на получение этого звания?
   -- А почему он должен не дать разрешение? Это же повышение престижа университета - каждый его новый профессор, доктор или даже доцент.
   -- Вот именно доктор! Ректор постоянно твердит о подготовке и защите докторской диссертации. Но для меня это не реально, в мои-то годы, -- летом Серёгину исполнялось уже 64 года, -- здоровье уже не то. Лидия твердит, что лучше живой доцент, чем мёртвый профессор.
   -- Ну, это правильно. Но и без защиты докторской диссертации можно получить звание профессора. Сколько у нас таких профессоров.
   -- В Советском Союзе легче его можно было получить. Там в Положении о присвоении звания профессор был один такой пункт, по которому у нас в бывшем институте многие доценты получили звание профессора.
   -- Что это за такой любопытный пункт?
   -- Там было написано примерно следующее: "Звание Профессор присваивается ВАКом по представлению учёных советов вузов или научно-исследовательских учреждений: ...... высококвалифицированным специалистам с большим производственным стажем, не имеющим учёной степени, -- подчеркнул Серёгин, -- если они успешно проработали на штатной должности Профессор в ВУЗе не менее семестра со дня избрания". Понимаешь, в принципе даже без звания доцента можно было получить звание профессора. И всего-то, проработав семестр после избрания на должность. Сейчас такое невозможно, по крайней мере, в ВУЗе.
   -- Да, хорошее было Положение. Но и сейчас можно получить это звание без защиты докторской диссертации.
   Да, в основном это звание получали преподаватели, которые успешно защитили докторскую диссертацию и получившие соответствующий диплом. Но, в виде исключения его могли получить и кандидаты наук, доценты. Вот что говорило об этом Положение о присвоении учёных званий:
   Ученое звание профессора может быть присвоено, в виде исключения, кандидатам наук, которые работают в высших учебных заведениях III-IV уровня аккредитации или заведениях последипломного образования III-IV уровня аккредитации и:
   а) имеют:
   - учёное звание доцента;
   - стаж педагогической деятельности не меньше 10 лет у высших учебных заведениях III-IV уровня аккредитации или заведениях последипломного образования III-IV уровня аккредитации на должности ассистента, преподавателя, старшего преподавателя, доцента, профессора, заведующего кафедрой, декана, проректора по учебной, научной работе, в том числе последний календарный год на одной кафедре на должности профессора, заведующего кафедрой не менее как 0,25 должностного оклада (тарифной ставки), стаж педагогической деятельности после получения учёного звания доцента не менее 5 лет;
   - научно-методические и научные работы;
   б) являются авторами учебника (учебного пособия) или соавторами не менее трёх учебников (учебных пособий) с грифом МОН или других центральных органов исполнительной власти, которые имеют в своём подчинении высшие учебные заведения, изданных на протяжении последних 10 лет;
   в) преподают основные учебные дисциплины на высоком научно-методическом уровне;
   г) подготовили не менее трёх кандидатов наук.
   Своё действие в таком окончательном виде Положение о присвоении учёных званий приобретёт лишь в конце 2004-го года, но и ранее в нём практически все пункты относительно звания профессор были такими же.
   -- Можно, я знаю об этом, -- согласился с приятелем Серёгин. -- Но в Положении имеется пункт об авторстве учебника, или пособия, а это очень сложная работа. Под остальные пункты моя деятельность подпадает, с этого года уже даже последний пункт о трёх кандидатах наук мной выполнен. Но вот написание учебника...
   -- А в чём дело? - садитесь и пишите. Что вы за три года, как вы себе определили срок для получения более высокого звания, не напишите учебник или, тем более, пособие? Не так уж всё сложно - обложитесь кипой старых учебников, перекомпонуете разделы, что-то измените, добавите своё, переведёте на украинский язык, на государственном языке учебников до сих пор крайне мало - и готово. Будет ваш учебник.
   -- Да не в этом проблема, написать его я то напишу. Только писать нужно именно учебник, а не пособие, чтобы не ставили козни. Тем более что я его уже начал писать и многое написано. Я начал писать учебник ещё осенью, как только защитился Злотник. Дело совсем в другом - это проблема его издания. Нужны средства, да и разрешение на издание ректора.
   -- Но издаются же учебники или пособия других наших преподавателей.
   -- Ага, а ты знаешь на каких условиях?! Что в них обязательно в соавторах будет стоять фамилия ректора, да ещё первой. Тогда мне, согласно Положению, три таких учебника нужно будет писать. Разве это реально?
   -- Что, в самом деле так дела обстоят?
   -- А то ты не знаешь! Именно так. А по своей кафедре или по лаборатории Оноприенко вообще ни одной, даже самой маленькой статьи или тезисы к докладу не пропустит, если там не будет стоять его фамилия.
   -- Да, я этого, честно говоря, не знал. Но догадываться можно было, это вполне в характере ректора. Да, тогда, действительно, не так всё просто. Но вы пишите пока что, всё равно Оноприенко уже ничего вам подписывать не будет. Через пару месяцев на его месте уже новый ректор будет. Может быть, он другим окажется, хотя бы на первых порах.
   -- Если выберут ставленника ректора, то, скорее всего, что он будет такой же, уподобится ему.
   -- Кто его знает. Вы начинайте работу, а там видно будет.
   На этом разговор Серёгина с Мельниковым был завершён, хотя они позже к нему периодически возвращались, но уже после переизбрания ректора.

* * *

   Выборы ректора, теперь уже точно стало известно, что нового, -- Константин Григорьевич свою кандидатуру на переизбрание не выставлял, -- были назначены на апрель. Кандидатов на высокую должность ректора университета оказалось трое. Одним из них оказался хорошо знакомый Познякову Виктор Владимирович Горбунов. Только теперь Алексей окончательно понял, что подразумевал тогдашний проректор по учебной работе, когда четыре года назад говорил, что он ещё постарается поработать на этой должности. Да, с этой должности ступить на ступеньку выше было бы, наверное, значительно легче. Но, не судьба. А, возможно, Оноприенко догадался о планах Горбунова, и именно поэтому убрал его с этой должности менее двух лет назад. Может быть, не так уж безосновательны были его подозрения о подсиживании? Но какое может быть подсиживание, если ты так или иначе оставишь свой пост - пусть тогда его займёт именно твоя правая рука. Так ведь наиболее часто происходило, по крайней мере, в Советском Союзе - ректор, директор (другой начальник) уходит с поста, а его место занимает именно заместитель, немало уже проработавший на этой должности, будучи хорошо ознакомлен с состоянием дел, к которым и он не так уж редко и сам был причастен. Ан нет! Видимо, ещё тогда ректор планировал на своё место кого-нибудь другого, но явно не Горбунова.
   Вторым претендентом на место, теперь уже можно было говорить старого ректора, был заведующий одной из кафедр, доктор технических наук, профессор Юрий Алексеевич Емченко. Эта кандидатура для многих была неожиданной. В университете было много опытных (с большим стажем работы) профессоров, куда больше таких же перспективных доцентов, у части которых на выходе уже была и докторская диссертация. По возрасту зрелый, но не старый, Емченко неплохо подходил на этот пост, да и амбиций ему было не занимать. Но он никогда не работал на должности декана или проректора, к примеру, по науке. А вот его коллега по бывшей кафедре высшей математики (сейчас они были разъединены) Анатолий Иванович Сержук, тоже доктор, профессор испытал себя на этом поприще - одно время он был проректором по науке. Но занимал он этот пост недолго, Оноприенко быстро понял, что никаких организаторских способностей у того не имеется. К тому же, проректором по науке должен был быть преподаватель, который сам долгое время занимался наукой, договорами, а какие договора могли быть на кафедре, где работал Анатолий Иванович. Вообще-то, проректоры по научной работе в университете менялись ещё чаще, чем проректоры по учебной работе. Дольше всего работали, и очень плодотворно, профессоры Степан Григорьевич Шемякин (его на этом посту Позняков не застал), а также Дмитрий Николаевич Павловский. Леонид Иванович Русевич в этом плане был менее успешным, а далее с проректорами по науке вообще пошла чехарда.
   В общем, хотя к этим двум претендентам на должность ректора относились по-разному, но их, по крайней мере, отлично все знали. Что же касается третьего кандидата, то его знали не так хорошо. Он только второй год, защитив в прошлом году докторскую диссертацию, работал на одной из кафедр экономического факультета. До этого он одно время возглавлял центр переподготовки и повышения квалификации. Михаилу Константиновичу Шельменко (так величали третьего претендента) было всего 34 года, опыт руководства более-менее крупным (тот же центр переподготовки) подразделением был очень мал. Да, ранее он окончил их институт, но тогда его знали всего лишь как студента. Окончив институт, он уже через 3 года защитил кандидатскую диссертацию, чем немало удивил не только сотрудников института, но и коллег по проектному институту, где он работал. Да, его диссертация была по технической тематике, но совсем по другой кафедре, по направлению, которое резко отличалось от того, по которому он обучался. Уже одно это наводило на мысль о том, что без помощи посторонних здесь не обошлось. Кроме того, в этот же период он успел получить второе высшее образование уже экономической направленности. И когда же это всё можно было успевать? Далее, буквально через год он окончил Институт банкиров, после чего (с небольшим перерывом) проучился три года в докторантуре, финалом которой и стала защита докторской диссертации. Спрашивается, когда же человек мог получить опыт практической работы, не говоря уже за руководящий? Вот он-то и был ставленником ректора, о котором вскользь упомянул в беседе с Алексеем Позняковым заведующий кафедрой автоматики и электропривода.
   А далее в университете развернулась агитация голосовать на выборах именно за этого кандидата, были включены все административные ресурсы. В открытую это, конечно, не делалось, но Оноприенко при любой встрече с деканом, заведующим кафедрой или рядовым преподавателем об этом напоминал. И на сей раз попасть к ректору по какому-либо вопросу, было значительно легче, нежели ранее. Конечно, таких возможностей Горбунов и Емченко не имели, да и как это делать - ходить по кафедрах и агитировать за себя? Правда, при случае в беседе с коллегами можно было прозондировать вопрос о том, за кого они будут голосовать, и попытаться склонить чашу весов на свою сторону. Так, однажды Галкин столкнулся в коридоре с Юрием Алексеевичем Емченко. Поговорив о том, о сём, обменявшись новостями, Емченко спросил:
   -- Анатолий Васильевич, если не секрет, ты за кого будешь голосовать на выборах?
   Тема была актуальной, в государстве никаких выборов в ближайшее время не намечалось, поэтому сложно было не догадаться, о каких выборах завёл речь Юрий Алексеевич.
   -- Не знаю пока что. Не задумывался я ещё над этим вопросом. Я так понимаю, что ты предлагаешь мне проголосовать за тебя?
   -- Ну, в принципе, да. А почему бы и нет, если ты ещё не определился.
   -- Если бы, например, Оноприенко выставил свою кандидатуру, то я бы его поддержал.
   -- А он тебе не надоел за всё это время?
   -- А чем он мне мог надоедать? Не так уж часто мы с ним контачили.
   -- Я имею в виду его правление в целом. К его концу он здорово изменился.
   -- Пусть даже так. Но для института, сейчас уже университета он много сделал.
   -- Хорошо, согласен. Хотя, некоторые поступки не красят его. Ладно, Бог с ним. Но, если ты ещё твёрдо не определился, за кого будешь голосовать, то почему бы тебе не проголосовать за меня. Или ты не веришь, что я справлюсь с этой задачей.
   -- Не в этом дело. Возможно, ты и справишься, хотя опыта управленческой работы на таком уровне у тебя нет.
   -- У Оноприенко его тоже не было, когда он стал ректором. Так чем я хуже? Или ты намерен голосовать за его ставленника, который в университете без году неделя? За этого молокососа?
   -- Нет, за него я, скажу тебе честно, голосовать не намеревался, хотя Оноприенко и агитировал меня. Я бы скорее отдал свой голос за Горбунова. Как-никак, семь лет работы проректором дорогого стоят.
   -- Став ректором, он будет ещё похлеще того же Оноприенко. У него же характер не мёд.
   -- А у тебя он ангельский?
   -- Ну, лучше, нежели у Виктора Владимировича.
   -- Ладно, проголосовать за тебя я, возможно, и проголосую. Но вряд ли что из этого выйдет. Ты меня спрашивал - верю ли я в твои возможности или нет. В твои возможности я верю, тоже честно говорю, но я не верю, что ты сможешь победить на выборах. Мне кажется, что всё уже заранее предопределено - новым ректором станет именно Шельменко. Многим он не нравится, да и мне тоже, но те же многие за него и проголосуют. Влияние старого ректора в этом вопросе огромно.
   -- А я всё же планирую победить на выборах.
   -- Ну-ну, удачи тебе!
   Анатолий Васильевич пожелал Емченко удачи, хотя у него чуть не сорвалась с языка совсем другая фраза: "Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах" Эта английская пословица, по мнению Галкина, как нельзя лучше сейчас соответствовало намерениям его коллеги.
   Алексей Позняков, честно говоря, не рассчитывал попасть в члены делегатов от кафедр на выборы ректора. Делегаты избирались на кафедре, но кандидатуры обычно предлагал заведующий кафедрой. Поскольку народ у нас не особо активный, то обычно желающих пойти на различные собрания находится мало. Поэтому голосовали за предложенные кандидатуры практически без возражений, тоже по принципу - лишь бы не меня, зачем, мол, попусту тратить пару часов своего свободного личного времени. Но Оноприенко мог предупредить заведующих кафедрами, что присутствие на выборной конференции того или иного лица не желательно. Однако в число делегатов Позняков попал-таки. Или не было такого предупреждения Галкину, или же тот и предложил Познякова по той причине, что ранее тот работал в учебном отделе и был членом Совета университета. Впрочем, в настоящее время отношения Алексея с Константином Григорьевичем были нормальными, да и какими они могли быть, если они только изредка случайно встречались на территории учебного заведения. Здоровались друг с другом, иногда ректор даже для приветствия руку протягивал, но никаких бесед между ними не происходило.
   Попал на конференцию от кафедры теплотехники и газоснабжения, вместе со своим заведующим и другими делегатами и Анатолий Грицай. В один из тёплых уже весенних дней, как-то утром они одновремённо вышли из своих квартир, чтобы отправится на работу. Несмотря на то, что жили они на одной площадке, это было редким явлением - каждый жил по своему индивидуальному графику, они никогда заранее не договаривались о том, чтобы вместе ехать на работу, как у кого получится. Сейчас же они воспользовались возможностью лишний раз побеседовать. Одной из тем, наряду с другими, был и вопрос о будущих (буквально через день) выборах ректора.
   -- Ты за кого собираешься голосовать? -- спросил Анатолий друга.
   -- Наверное, за Горбунова. Я его хорошо знаю.
   -- Не-е, а я за него голосовать не буду. Резкий он очень. На посту ректора он вообще станет тираном.
   -- Тогда за кого, за Емченко?
   -- Вряд ли. Он неплохой человек, но я не особо верю в то, что сможет стать толковым ректором. Амбиций много, а как дойдёт до дела, то кто его знает, что получится.
   -- Тогда остаётся только Шельменко?
   -- А что, нормально. Молодой, энергичный, ещё сорока лет нет, а уже доктор наук. Сейчас будущее за молодыми.
   -- За молодыми, но не чересчур уж таковыми. Какой у него опыт?
   -- А опыт дело наживное. Смог стать доктором в таком возрасте, сможет и руководить. Зато тираном не будет. А у того же Емченко, насколько мне известно, тоже к этому наклонности есть.
   -- А ты не обратил внимания на то, что у нас в парламенте уже почти все депутаты доценты, а то и профессора? Сейчас диссертации пишут, точнее за них пишут, все кому не лень. Диплом доцента или профессора получают, это сейчас модно, а потом оказывается, что они ещё грамотно и писать-то не научились. Мне кажется, что этот выскочка Шельменко из той же породы.
   -- Да кто его знает. Но Оноприенко, на мой взгляд, свои возможности уже исчерпал. Я как-то в "Литературной газете" прочитал отрывки из книг Лоуренса Питера.
   -- А кто это?
   -- Канадско-американский педагог и писатель. У него есть прекрасные афоризмы. И вот что он сказал по поводу должности, которую занимает человек и его компетентности: "Каждый человек, поднимаясь по служебной лестнице, достигает своего уровня некомпетентности, после чего его работа приносит только вред".
   -- Х-м. Неплохо сказал твой Лоуренс. Да и в отношении Оноприенко, возможно, ты прав.
   -- Так вот, как мне кажется, Оноприенко уже достиг подобной черты. Горбунов, скорее всего, вскоре тоже к этой черте подойдёт. А ещё Лоуренс Питер говорил: "Чем выше поднимаешься, тем глубже увязаешь". Так что пусть теперь руководят молодые, им до указанного рубежа далеко.
   Друзья ещё долго спорили по этому вопросу, но к единому мнению так и не пришли. Алексея удивляло то, что Анатолий, ранее скептически относящийся ко многим вещам, сейчас был так оптимистично настроен в отношении молодого Шельменко. И он понял, что, скорее всего, именно тот и станет ректором. Так же, как Грицай, могут рассуждать многие - молодой, энергичный, умный, зачем нам эти старые перд...ны. Это походило на выборы в государстве, когда те же избиратели-старики объясняли свой выбор того или иного кандидата примерно следующим образом: "Он такой умный, красивый, представительный. А как он хорошо говорит, улыбается, простому народу руки жмёт, и обещает сделать всё, чтобы мы жили лучше". А потом, прожив пару лет при избранном депутате или другом государственном деятеле, разочарованно разводят руками: "Да разве же мы знали, что он таким окажется".
   На выборной конференции всё происходило так, как это обычно и происходит в подобных случаях: представление кандидатов, отводы, самоотводы (ни того, ни другого не было), затем выступления кандидатов со своей программой, вопросы им и обсуждения. И вот во время вопросов и обсуждений Позняков окончательно убедился в своих предположениях - ни Горбунову, ни Емченко ничего не светит. Если их засыпали разными вопросами, среди которых были довольно острые, чуть ли не провокационные то Шельменко задавали мягкие, обтекаемые, совершенно невинные вопросы. То же самое происходило во время обсуждений - у первых двух старались отыскать негативные черты характера, а третьего - только хвалили. Во всём этом чувствовалась хорошая режиссура.
   Сейчас Познякову вспомнился, ещё в бытность его работы в учебном отделе, приезд в город и посещение их учебного заведения Президентом страны Леонидом Даниловичем Кучмой. Заранее было известно, что Леонид Данилович немного ознакомится с самим университетом, побеседует с его руководством, а потом встретится с коллективом университета. Алексею действующий тогда Президент страны понравился. Выглядел он, да и вёл себя так же, как совершенно простой человек. Ему был выделен кабинет ректора, где он и разделся - снял пальто. С ним был мэр города и два человека личной охраны Президента, тоже довольно симпатичные молодые ребята. Никакой настороженности с их стороны, грубости или хамства не было, они вели себя тоже довольно просто, как обычные сопровождающие. Вот только они пальто не снимали (на улице было сыро, но в помещении - тепло), когда они присели на стулья в приёмной, то из-под полы их верхней одежды хорошо просматривались короткоствольные автоматы. Встречал Президента страны ректор и Горбунов с Позняковым, которым потом следовало находиться в приёмной или кабинете ректора и ждать каких-либо распоряжений. При встрече Леонид Данилович, приветливо улыбаясь, поздоровался со встречающими за руку и коротко побеседовал на общие темы. После этого он немного переговорил с ректором в его кабинете, где ещё присутствовал и мэр города. После этого Кучма и Оноприенко пошли на кратковременную экскурсию по университету, и после неё - уже на собрание.
   Алексей же всё это время в кабинете ректора беседовал с мэром города Виталием Тихоновичем Куклиным, который на встречу почему-то не пошёл. Тот в своё время окончил их институт, был хорошим хозяйственником и сейчас очень много делал для развития и благосостояния города. Ещё он был заядлым футбольным болельщиком, поклонником и меценатом местной команды, которая играла в высшей лиге Украины. Вот как раз больше на футбольные темы и беседовали мэр города и Алексей Позняков. Всё пребывание Президента в университете длилось примерно около двух часов.
   Почему именно сейчас Алексей вспомнил о приезде Президента? Дело в том, что о точной дате посещении их университета Президентом государства стало известно дней за десять. Естественно была разработана программа встречи Президента и его пребывания в стенах университета, в которую входили вопросы достойного приёма высокого гостя. Этой программой по заданию ректора занимался в основном как раз Позняков, на пару с проректором по учебной работе. Ничего сверхординарного эта программа не предусматривала, вот только Алексей в ней удивило одно требование - необходимо было написать несколько вопросов Президенту страны и дать на них хорошие, вразумительные ответы. Решено было ограничиться тремя вопросами, которые должны были задать Леониду Даниловичу на встрече трудового коллектива сотрудники университета. В числе спрашивающих запланирован был и приятель Познякова Евгений Пашков, который должен был задать вопрос о перспективах развития вузовской науки. Стало понятно, что Кучма заранее должен был ознакомиться с вопросами и знать ответы на них, такова была режиссура приёма высоких гостей. И вот сейчас подобная, хорошо отработанная режиссура чувствовалась и в проведении конференции по выборам ректора.
   Конференция длилась долго, но её итоги подтвердили предположения Познякова - новым ректором стал Михаил Константинович Шельменко. Если бы и предполагался второй тур выборов, то он бы и не понадобился - Шельменко намного опередил своих претендентов на место ректора. На втором месте был Виктор Владимирович Горбунов (но с большим отставанием), ещё меньше голосов набрал Юрий Алексеевич Емченко. Так что прав был в своих предположениях и заведующий кафедрой, на которой работал Алексей, Анатолий Васильевич Галкин - не прошёл номер у Емченко. Да, впрочем, вряд ли у кого-либо по этому поводу были сомнения. И вот теперь следовало ожидать, каким же руководителем окажется Шельменко. Вообще, эти выборы вызвали ряд вопросов у старожилов университета, особенно у опытных профессоров. Совсем недавно, в январе прошлого года вышел новый отредактированный Закон Украины "О высшем образовании" (от 17.01.2002 г. N 2984-111). И вот что было сказано в его Статье 39 об избрании руководителя высшего учебного заведения: "кандидат на должность руководителя высшего учебного заведения третьего или четвертого уровня аккредитации должен быть гражданином Украины, свободно владеть украинским языком, иметь ученое звание профессора, научную степень доктора или кандидата наук и стаж научно-педагогической деятельности не менее десяти лет". Ничего нового в этой статье, в общем-то, не было, но заслуживали внимания слова о стаже научно-педагогической деятельности. Да, срок обучения в аспирантуре и пребывания в докторантуре включался в научно-педагогический стаж. Но, во-первых, даже общий стаж работы Шельменко после окончания им института ещё не дотягивал до полных десяти лет. А, во-вторых, разве это был именно тот научно-педагогический стаж, которым с полным правом может гордиться ректор солидного университета?
   Через несколько дней сотрудники университета уже шушукались между собой по поводу первого кадрового назначения нового ректора - бывший ректор Оноприенко был назначен советником Шельменко с выплатой ему заработной платы (и всеми надбавками), которую он получал, пребывая на посту ректора. Многим было непонятно такое решение - что это ещё за такие привилегии? Но, оказывается, что их возмущение было напрасным, существовало положение, в котором говорилось: "При выходе на пенсию с должности руководителя высшего учебного заведения руководитель, который проработал на этом посту не менее двух сроков кряду, может быть назначен на должность почётного ректора (президента), начальника, директора, и тому подобное высшего учебного заведения с выплатой денежного содержания за счет учебного заведения в размере заработной платы, которую он получал перед выходом на пенсию".
   На новой неделе в переходе между корпусами Позняков столкнулся с Горбуновым. Они приветливо поздоровались, после чего Алексей шутливо протянул:
   -- Примите мои соболезнования, Виктор Владимирович.
   -- А ты и рад, что этот сопляк в ректоры пролез. Нет, чтобы голосовать за старожилов университета.
   -- Напрасно вы на меня наезжаете. Я-то как раз за вас голосовал. Да вы об этом должны были бы догадываться. Мы с вами горшки не били.
   -- Ладно, это я так, обидно немного. Если бы все были того же мнения, что и ты, совсем по-другому могло бы выйти, а так..., -- он махнул рукой.
   -- А что касается моего мнения, то я должен вам сказать, что когда я работал в учебном отделе, вы полностью соответствовали своей должности, были на своём месте. А потому вполне могли занимать и освободившееся место ректора, работали вы хорошо и хорошо знали своё дело. Это не лесть, а просто констатация фактов, да и какой смысл мне сейчас вам льстить. Да и вообще, я считаю, что настоящих проректоров со знанием своего дела было только двое: вы да Дмитрий Николаевич Павловский, на посту проректора по научной работе. Это в мою бытность работы в университете, конечно.
   -- До Павловского хорошим проректором по науке был ещё Шемякин.
   -- Я его, хотя лично и знал, -- тот уже ушёл на пенсию, -- но на посту проректора уже не застал.
   Два коллеги, ранее тесно работающие плечом к плечу, ещё немного поговорили на разные темы и разошлись каждый в своём направлении.
  
  

ГЛАВА 13

Новая метла

  
   На своей кафедре Анатолий Грицай практически на тему выборов не разговаривал. Не особо кого-нибудь лично интересовал и вопрос о том, за кого голосовал избранный им делегат конференции, достаточно было просто узнать результаты выборов. Всех, в первую очередь, интересовало, каким же руководителем окажется новый ректор. Но это прояснится не за один месяц. Да, посудачили немного о назначении бывшего ректора, или как сейчас его называли "старый ректор", но и эта тема довольно быстро изжила себя. На носу был май месяц, а потому ожидалось постепенное прибавление работы. В общем, вскоре все забыли о выборах и с головой окунулись в пучину текущей работы.
   В один из дней Грицай увидел, как Константин Мельников на кафедре старательно перетряхивает ящики своего стола.
   -- Что ты там ищешь? -- спросил он своего коллегу, вполоборота повернувшись к нему.
   -- Искать ничего не ищу.
   -- Тогда что за ревизию ты затеял?
   -- Выкидаю всё ненужное, пришла пора освободить место под новые дисциплины.
   -- Это по новой специальности?
   -- Ну да.
   -- И что, у тебя по новой дисциплине уже всё готово?
   -- Ещё не всё, но многое готово. Читать-то я её начну только через год.
   -- А это что, уже методички к ней? И когда ты успел их отпечатать, я что-то не помню, чтобы их на кафедре утверждали.
   -- Именно эти методички утверждали и даже издавали уже давно - года три-четыре назад. Это старые методички по курсовой работе, которою Василий Михайлович успешно выкинул.
   -- А-а! Вон оно что. Сколько работы и впустую. А жаль, на вид очень симпатичные методические указания. Даже в цветной плотной обложке. И где это ты такую бумагу выискал?
   -- Это мои личные, домашние запасы. Я их готовил специально для методичек, студенты когда-то принесли.
   -- Да, здорово тебя Серёгин подвёл. Некрасиво он поступил.
   Грицай вспомнил ту историю. Ещё в начале осеннего семестра на заседании кафедры был поставлен вопрос: "О курсовом проектировании". В общем-то вполне стандартный вопрос, не единожды (регулярно) рассматриваемый на заседании кафедры. Но на этот раз всё пошло по совсем иному руслу. Оказалось, что деканат (хотя читай учебный отдел, проректор по учебной работе или ректор) обеспокоен тем, что в последнее время слишком уж много развелось курсовых проектов или работ. Это было и понятно - на консультации, проверку и приём курсовых проектов работ выделялось много учебного времени, набирая часы на таком виде учебной нагрузки, можно было существенно сократить свои аудиторные, или как ещё иногда говорили "горловые" часы. Но, одновремённо, это здорово загружало студентов - если собрать все дисциплины, по которым в одном семестре студенты готовили курсовые проекты, то на некоторых специальностям они доходили чуть не до десятка. А такое положение дел было недопустимо, приём проектов и работ шёл с оценкой, и порой оказывалось, что зачётная книжка сплошь ими пестрела. А все оценки учитывались при назначении стипендии, деканатам было сложно всё учитывать. Проанализировав читаемые на кафедрах учебные дисциплины, учебный отдел спустил на кафедры разнарядку, в которой указывалось, что количество курсовых проектов или работ по кафедре (отдельно по какому-либо курсу) не должно превышать указанную квоту.
   На кафедре теплотехники и газоснабжения на третьем курсе у студентов их специальности согласно этой квоте оказался лишним один курсовой проект. И вот на кафедре должны были решить, какой проект (или работу) следует убрать, переведя его (её) в разряд расчётно-графических работ. Те принимались без оценки, да и часов было гораздо меньше. И вот Серёгин предложил убрать курсовую работу по дисциплине, которую читал именно Мельников. Ничего в этом вроде бы не было предосудительного - не его работа должна была убраться, так кого-либо другого, всё равно кто-то должен был пострадать. Но был в этом один нюанс. Дело в том, что на всех уровнях постоянно твердили, что, если кафедра вводит курсовую работу или проект, то они обязательно должны быть методически обеспечены. Это означало, что для выполнения студентами того или иного курсового проекта или работы обязательно должны быть методические указания по их выполнению, да это и понятно - нельзя студентам всё на пальцах показывать или что-либо рисовать на доске. Так вот, Мельников для своей курсовой работы, как он уже сообщил об этом Анатолию, года четыре назад разработал методические указания, издал их и обеспечил этими методичками студентов двух групп. У Серёгина для его курсового проекта, за почти уже 20 лет чтения им дисциплины студентам, так до сих пор и не 6ыло методических указаний для выполнения проекта. Они ежегодно стояли в плане работ, но так же ежегодно Серёгин этот пункт и не выполнял. Он мог ругать своих подчинённых за не выполнение того или иного пункта плана, но к себе он относился менее самокритично. И вот в этом как раз и была несправедливость - снимать курсовую работу с полным методическим обеспечением в угоду курсового проекта без него. Но свой проект Василий Михайлович почему-то (впрочем, понятно почему) не предложил перевести в ранг расчётно-графических работ.
   Константин немного поспорил с Серёгином по этому поводу, но, не получив поддержки (другие кафедралы молчали, боясь, что тогда придёт их черёд), махнул на всё это рукой. Ему уже надоело постоянно спорить со своим, так называемым другом, по рабочим вопросам, в решении которых не так уж редко заведующий кафедрой был несправедлив. Можно было, конечно, обратиться к декану факультета или в факультетскую методическую комиссию, вынести этот вопрос на Совет факультета, в конце концов. И, он был уверен, его бы поддержали в этом вопросе. В состав и методической комиссии, и Совета факультета входили умудрённые опытом люди, которые не побоялись бы спорить с заведующим кафедрой. Да и декан факультета Антон Валентинович Крашенинников был справедлив и не боялся поставить на своё место некоторых зарвавшихся заведующих кафедрами. До того как возглавить их деканат он несколько лет назад защитил кандидатскую диссертацию, немногим позже получил и научное звание доцента. Но он обучался совсем по иной специальности, на другом факультете, и его диссертация была абсолютно не связана с тематикой санитарно-технического факультета. Его назначение деканом этого факультета было воспринято сначала с удивлением - это был первый случай, когда факультет возглавил не его бывший выпускник. Но с работой он справлялся, а по причине того, что не был на короткой ноге со старожилами факультета, наверное, и был более справедлив в решении компромиссных вопросов, не боясь перечить опытным заведующими кафедрами, и даже профессорам.
   Но Мельников решил ничего не предпринимать. Ладно, пусть будет всё так, как есть. Не хотелось ему, чтобы Василий Михайлович снова упрекал его в том, что он не только его не поддерживает, но ещё и жалуется на него. Бог ему судья! Но обидно, конечно, было, даже сейчас при упоминании об этой истории. Поэтому на последнюю реплику Грицая о некрасивости поступка Серёгина он произнёс:
   -- А что, это первый раз. Толя, а ты вспомни дисциплину "Основы научного творчества".
   Это была похожая история. Подобную дисциплину, только с небольшим числом часов, вёл именно Серёгин. Он увлекался патентоведением, изобретениями, сам имел немало авторских свидетельств. Он хорошо разбирался в вопросах составления заявки на изобретение, её описательной части и, главное, в написании самой формулы изобретения. Он практически никогда не обращался к патентоведу Егору Лазаревичу Рубашкину в патентный отдел университета, который в то время возглавляла Анастасия Павловна Серпилина. Поэтому и читал он этот предмет с давних пор, весьма профессионально и с удовольствием. Но несколько лет назад эта дисциплина немного расширилась, и у Серёгина, читавшего ряд профилирующих предметов для студентов их специальности, возник избыток часов - как у заведующего кафедрой у него нагрузка была меньше, нежели у остальных. И он решил "спихнуть" этот предмет Мельникову, которому пришлось всё начинать с чистого листа, конспектов у Василия Михайловича по этой дисциплине не было, он пользовался какими-то исписанными листочками, в которых разобраться мог только он сам. При этом он ещё и заявил Константину, что, поскольку предмет, расширился, то неплохо было бы написать пособие для этой дисциплины, тем более что произошло много изменений в патентном деле, да и в целом в отношении к техническому творчеству.
   Мельников, вздохнул, но за эту работу взялся. Ему пришлось часами просиживать в областной библиотеке, искать последние новинки, а также обращаться в областной Совет ВОИР и различные отделы по вопросам науки и техники. Он решил написать-таки пособие по этой дисциплине на государственном языке, которое параллельно станет служить ему конспектом лекций. Вначале он тоже читал лекции с разных листочков-шпаргалок (дисциплина читалась уже в следующем семестре, и времени на его подготовку не было), но года через полтора написал учебное пособие. И было оно довольно объёмным - 270 страниц машинописного текста (формат листа А1), 18 глав (по количеству лекций - 36 часов), много иллюстраций. Это был уже, скорее, учебник, нежели учебное пособие. Мельников решил отдать свой труд на рецензию, после чего решать вопрос его издания. Но, при очередном корректировании учебных планов специальности часы по этой дисциплине вновь урезали в угоду более модным предметам. Сократили и другие предметы, у Серёгина нагрузка уменьшилась, и он снова забрал эту дисциплину себе. Подготовленное Мельниковым учебное пособие он, конечно, не попросил, продолжая читать этот предмет по памяти или со своих листочков. Объяснил свои действия Василий Михайлович тем, что Мельникову придётся готовить и читать совершенно новую дисциплину для открытой в 2001-м году специальности. Учебное пособие зависло в воздухе, да и кому оно сейчас нужно было в таком объёме. Так Мельников и не осуществил (по не зависимым от него причинам) свои планы. Константин, конечно, переключился на подготовку новой дисциплины, о которой его заранее пару лет назад на заседании кафедры предупредил Серёгин. Вообще-то, в быту у Константина Никитича с Василием Михайловичем были вполне нормальные отношения, они по-прежнему приятельствовали, ходили друг к другу в гости (вместе с жёнами), но при этом предпочитали не обсуждать различные производственные университетские проблемы. Но вот именно на кафедре многие решения своего друга по рабочим вопросам были Мельникову не совсем понятны. Вот и сейчас шла вроде бы плановая корректировка учебных планов специальностей, но можно же было отстаивать ту или иную дисциплину - для чего же тогда существует заведующий кафедрой. Но этого Василий Михайлович не делал, в таких вопросах он проявлял удивительную нерешительность, если просто не трусость. Он попросту боялся перечить любому официальному лицу, занимающему должность выше него. И эта его робость перед вышестоящими чинами была характерна не только по отношению к Мельникову, но и к другим преподавателям кафедры. Казалось, что он как бы боялся потерять своё насиженное место заведующего кафедрой. Говорят, что, когда кажется, то нужно креститься, но в этом плане подобные предположения вскоре подтвердились.
   И вот сейчас Константин Никитич, выбрасывал из своего стола теперь уже никому не нужные методические указания по старой дисциплине, готовя место для документации по очередной новой дисциплине. Мельников за годы своей работы на кафедре только то и делал, что готовил новые дисциплины. Но к его пакету документаций никогда никаких претензий не было. Кстати, к концу уже этого календарного года Мельников полностью завершит-таки пакет документации (очень объёмный) по навязанной ему Василием Михайловичем новой дисциплине, вот только читать её (по не зависящей от него или Серёгина причине) он не будет.
   Лето этого года по многим причинам выдалось для Константина очень неудачным - долго болела, а затем умерла мама его супруги Ксении, сама она поломала руку, а Константин начал серьёзно болеть. У Василия Михайловича лето прошло нормально, он вновь, уже в этом году совершил поездку к своей приёмной дочери, которая уже вполне освоилась в Испании. Внуков у Лидии Петровны и Серёгина пока что так и не было - сын Василия Михайловича Егор, хотя уже, наконец-то женился, но детей тоже ещё не имел. Пока что не замужем была дочь Серёгина Галина. На сей раз пробыли супруги в Испании гораздо дольше, нежели в прошлый раз. Это было и понятно - Лидии Петровне нравилось совершать (с дочерью и мужем) экскурсии по этой удивительной стране. Не возражал против более длительного пребывания в ранее чужой для него стране и сам Василий Михайлович. Теперь он и отдохнул получше, да и более детально ознакомился с красивой страной, славящейся своими самобытными традициями и историческими достопримечательностями.

* * *

   В июне этого года защитил свой дипломный проект (именно проект, а не работу - а он сложнее работы) в сфере строительства и второй племянник Познякова Борислав Броневой. И вот у него никаких проблем (в отличие от своего кузена Любомира) не было. Да, в школе он был значительно слабее Андронова (что сказалось и на его поступлении в университет только со второго раза, после подготовительного отделения), но он был гораздо организованнее и ответственнее. Это дало повод Алексею вспомнить рассказ своего приятеля Грицая о давнишнем выступлении на семинаре Григория Алексеевича Ягодкина. Ведь он тогда говорил удивлённым слушателям, что далеко не каждый отлично учившийся в школе абитуриент в итоге станет успешным дипломированным специалистом. И о том, что студенты-середнячки своим отношением к учёбе в ВУЗе порой могут дать фору и бывшим отличникам. В своё время Позняков, хотя и с интересом, но довольно спокойно (может, даже равнодушно) отнёсся к этому сообщению. И вот как бы наглядное пособие на фоне двух его племянников (как-никак близкие родственники) - медалиста и середнячка. Ещё одно подтверждение тому, что всё зависит от отношения студента к учёбе. Такие-то дела!

* * *

   В оставшиеся месяцы до конца текущего учебного года и пару месяцев осени особых действий со стороны нового ректора не замечалось, он, вероятно, пока что осваивался на новом для него и очень ответственном месте. Но, когда он освоился (или так ему казалось), то начал показывать свою истинную сущность. Сначала об этом никаких разговоров или слухов не было, но однажды Позняков повстречал в коридоре университета Константина Анатольевича Шкуратова по-прежнему работающего деканом строительного факультета. Алексей был в хороших отношениях с Константином, возможно, этому способствовало давнее происшествие с пропажей дипломов. Сейчас Шкуратов выглядел озабоченным.
   -- У тебя какие-то неприятности? -- спросил Позняков. -- Ты какой-то вроде бы посеревший.
   -- Станешь тут серым, -- горько бросил Константин, и уже тише добавил. -- Ректор просто съедает.
   -- С чего бы это?
   -- Он прознал о том, что на выборах я голосовал за Горбунова, да и теперь поддерживаю с ним хорошие отношения, вот и взъелся. Я собственно ни от кого и не скрывал, что голосовал именно за Виктора Владимировича, но чего новому ректору так волноваться - тот же проиграл.
   -- Чувствует конкуренцию, на следующих выборах, я имею в виду. Но при чём здесь ты? Не один ты за него голосовал, что ректор ко всем придирается?
   -- Не знаю ко всем ли, но к некоторым - точно, к тем, про кого он выяснил, за кого те голосовали. Мне уже об этом говорили, из чувства солидарности, не один я такой.
   -- Странно, почему он тогда не наезжает на самого Горбунова, или того же Емченко?
   -- Не знаю относительно Юрия Алексеевича, но Виктор Владимирович сам мне говорил, что отношение нового ректора к нему крайне отрицательное.
   -- Но заведующего кафедрой, наверное, проще съесть, нежели декана факультета?
   -- Э, нет. Да вы и сами это знаете. Как бы там ни было, но заведующего кафедрой выбирают голосованием, а деканов ректор сам назначает, хотя это и должно делаться через Совет университета. Заведующие кафедрами как удельные царьки в своём хозяйстве, и доступиться к ним можно только во время их следующего переизбрания. А к работе факультета всегда можно придраться и убрать декана, у нас, по крайней мере. Я и так вскоре уйду из деканата, и ректор намекал уже на то, что мне там не место. Так что это всего лишь дело времени. Но я боюсь, что он меня вообще выгонит из университета. Он мне так и заявил, что мы, мол, не сработаемся, чтобы я искал себе новое место.
   -- Да, многие чувствовали, что этот ректор не подарок, но, тем не менее, голосовали за него. Но я тебе вот что скажу, Константин Анатольевич, - не иди у него на поводу, не пиши заявление по собственному желанию. Хорошо, выгонит он тебя из деканата, но больше придраться не к чему. Если не будет твоего заявления, то и увольнять тебя вообще из университета никаких причин нет, я имею в виду как простого доцента. Он тебя просто на пушку берёт.
   -- Да я и сам так думал, и писать заявление не собираюсь. Но вам всё равно спасибо за поддержку. Я чувствую, что и вы за нового ректора не голосовали, но я об этом ничего не знаю, -- уже улыбнулся Константин.
   -- И тебе спасибо, -- ответно улыбнулся Алексей.
   Позняков никому, кроме Грицая (а тот не из болтливых), да ещё лично Горбунову, не говорил о том, за кого он голосовал, да никто, в общем-то, об этом его и не спрашивал. Но после рассказа Шкуратова Алексей понял, что лучше и впредь держать язык за зубами, особенно учитывая то, что со старым ректором у него отношения были не всегда гладкими. А, скорее всего, весь этот сыр-бор заварился не только в голове нового ректора, слишком он пока что был неопытным для подобных интриг. Но он, вероятно, быстро всё усвоит, а потому жди очередных гадостей.
   Так оно и произошло, менее чем через месяц руководство строительного факультета было поменяно, освободил ректор от занимаемой должности и зам. декана Константина Анатольевича Харламов (распространённая в университете фамилия). По странному стечению обстоятельств в последнее время в руководстве деканата работали одни Константины, а Харламов, пришедший на место Константина Емильяновича Сагайдачного, вообще был полной тёзкой декана. И вот оба тёзки сейчас одновремённо из деканата ушли. Тёзки дружили, а потому, вероятно, ректор понимал, что и Харламов на выборах за него не голосовал. Шкуратов остался работать на кафедре, а вот Харламов вскоре перебрался в Киев, где устроился на работу в одном из престижных киевских ВУЗов. Деканом строительного факультета был назначен Павел Григорьевич Щербаков.
   Далее наступило временное затишье, но оно было буквально взорвано очередным скандалом уже в новом календарном году, во время зимней сессии. Пошли слухи, что на кафедре, которой руководил Юрий Алексеевич Емченко, поймали с поличным на взятке преподавателя-женщину (на этой кафедре лиц слабого пола было больше, нежели мужчин). Ходили разные слухи о том, как это случилось, и как её поймали. Но сейчас уже Позняков не сомневался, что это очередные провокации нового ректора, направленные на то, чтобы изжить из университета своего бывшего конкурента по выборам. Просто так поймать за руку берущего взятку преподавателя было практически невозможно - и студенты на подобную авантюру (открытую) не соглашались, да ещё поймать именно с поличным можно было лишь тогда, когда ты знал, что именно этот студент именно этому преподавателю сунет деньги. Но как это можно было знать, если только не подстроить, тем более что эта преподавательница ранее ни в чём подобном замечена не была. В итоге, преподавательница быстро по собственному желанию ушла из университета, боясь, что на неё могут завести уголовное дело, хотя за успешно сданный экзамен студент не мог выложить большие деньги - это был мизер по сравнению с тем, какими суммами ворочают государственные чиновники.
   Конечно, разговоры велись разные - кто-то обвинял бедную женщину, кто-то защищал, но все пересуды сразу прекратились, когда через время все узнали, что из университета уходит Емченко. Всё сразу стало на свои места, замолкли даже те, кто ранее катил бочку на преподавателя и на кафедру в целом. С чего бы это доктору наук, профессору, покидать насиженное место, где всё было налажено, и где ты проработал всю свою жизнь? Да и сам Юрий Алексеевич, в беседе с приятелями накануне своего ухода поделился тем, что здесь ему работать не дадут. Ректор и так угрожал ему, что заведёт уголовное дело лично на него, что взяточниство на кафедре - это плод политики её заведующего, а в том, что, дескать, преподаватель была виновата, теперь все сами убедились, раз она сбежала. То, что всё шито белыми нитками, было видно невооружённым глазом, было понятно всем, но попробуй в этом случае доказать, что ты не верблюд. Емченко был прав - ректор его присутствия в университете не потерпит. И он, написав заявление по собственному желанию, ушёл в другой институт, не государственной формы обучения, в руководстве которого сейчас работал бывший декан факультета (ушёл из университета пару лет назад), за которым числилась кафедра Емченко, Анатолий Егорович Рожнов.
   Теперь Позняков стал ожидать, как же ректор поступит с Горбуновым. В том, что и его он изживёт из университета сомнений не вызывало, но вот как? Виктор Владимирович, в отличие от Емченко, был более зубастым и тёртым жуком. Он и сам в очередной беседе с Алексеем сказал:
   -- Я ему, -- имелся в виду ректор, -- не Емченко. Меня он голыми руками не возьмёт. И пусть не пытается что-либо подстроить. Я ему не по зубам. И никогда заявление об уходе из университета по собственному желанию я не напишу. А попробует уволить, я его по судам затаскаю.
   И Позняков, как, наверное, и многие другие в этом случае, верил Горбунову. Справиться с Виктором Владимировичем и впрямь казалось делом очень уж сложным, он хорошо умел постоять за себя. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха.
   Виктор Владимирович за последние годы немного осунулся, ему явно не прибавили сил увольнение с поста проректора по учебной работе, передряги с выборами и после них. Если тот же Позняков спокойно относился (и даже радостно) к своему увольнению из учебного отдела, то более амбициозный Горбунов переживал по этому поводу. У него стало пошаливать сердечко, пил он какие-то лекарства или сосал таблетки нитроглицерина, а в начале марта ему довелось лечь в больницу на профилактическое лечение. И надо же было такому случиться (вот уж, действительно, не знаешь, где упадёшь), что в средине марта у Виктора Владимировича заканчивался пятилетний срок пребывания на должности заведующего кафедрой. Нужно было официально продолжить этот срок. В последние годы переизбрание на должности в университете не проводилось, слишком уж много это забирало времени, требовало подготовительной работы. Не до этого было, почти ежегодно открывая новые специальности. Да и научно-педагогические кадры прекрасно знакомы, претензий к ним нет, тогда зачем лишняя морока. Отдел кадров ежемесячно выбирал из общего списка тех преподавателей, у кого заканчивался срок избрания и подавал уже небольшой список ректору. А уже он решал, продлять ли срок тому или иному преподавателю автоматически или нет. Обычно продллевали срок практически всем, вот только пенсионерам приходилось писать заявление на продление срока их пребывания на должности только на один год (всего-то). Но на следующий год они вновь писали заявления, которые ректор им снова подписывал. За последние три-четыре года из университета ушло всего несколько человек (не считая недавнего ухода Емченко и преподавательницы с его кафедры), которым ректор не подписал заявления на продление срока. И одним из них, к удивлению, был Леонид Яковлевич Бедовый, который после защиты кандидатской диссертации перешёл на кафедру экологии - тематика его диссертации вполне соответствовала профилю этой кафедры. И чем он не угодил ректору, никто не знал.
   И вот сейчас, когда Горбунов вернулся из больницы в университет на своё рабочее место, оказалось, что он работать здесь уже не может - он уволен. Это изумило его, как и удивило многих сотрудников университета. В увольнении Виктора Владимировича был целый букет правонарушений. Главный из них, это то, что нельзя увольнять человека, когда он пребывает на больничном листе, лечится в стационаре. Но ректору было начхать на эти юридические тонкости, он оправдывался тем, что у Горбунова закончился срок работы в университете, а заявление на продление от него не поступило. Это, мол, означает, что его спокойно можно уволить. Но было ещё одно нарушение.
   В соответствии с трудовым кодексом при избрании работника по конкурсу на замещение ранее занимаемой им по трудовому договору должности научно-педагогического работника новый трудовой договор может не заключаться. В этом случае действие срочного трудового договора с работником продлевается по соглашению сторон, заключаемому в письменной форме, на определённый срок не более пяти лет или на неопределённый срок.
   Да, согласно этому кодексу истечение срока трудового договора является основанием его прекращения, но за исключением случаев, когда трудовые отношения фактически продолжаются и ни одна из сторон не потребовала их прекращения. То есть, когда ни одна из сторон (ректор - преподаватель) не потребовала расторжения срочного трудового договора в связи с истечением срока его действия и работник продолжает работу после истечения срока действия трудового договора, условие о срочном характере трудового договора утрачивает силу и трудовой договор считается заключённым на неопределённый срок.
   Следовательно, если по истечение срока трудового договора работник не был уволен (об увольнении он должен быть предупреждён в письменной форме не менее чем за три дня), то при избрании по конкурсу на ранее занимаемую им должность никакого продления действия договора не требуется, тогда срочный трудовой договор автоматически трансформируется в бессрочный. Кстати, трудовой кодекс и не содержит норм, регулирующих порядок продления срока действия трудового договора. Но, что касается случая с Горбуновым, то он заявление на расторжение договора не подавал (он вообще, проводя лечение, забыл, что именно в этом месяце у него заканчивается срок избрания), но и ректор со своей стороны не предупреждал его о возможном расторжении договора.
   В том, что при таком решении нового ректора не обошлось без участия старого ректора - никто не сомневался, вряд ли этот молокосос за год своего руководства мог решиться на подобное. Ничего не добившись от ректора, Виктор Владимирович, конечно же, попытался поговорить и с Оноприенко, но тот и слушать его не стал. Длилось эта эпопея долго, но, видя, что добиться обычными переговорами ему ничего не удастся, Горбунов ушёл из университета, пообещав, что так он этого дела не оставит - он всё равно восстановится в университете, уже через суд. Да ещё и заставит ректора (по решению суда) выплатить всю до копейки его заработную плату за вынужденные (не по его вине) прогулы, к тому же ещё и сдерёт с Шельменко (с университета, конечно) кругленькую сумму за моральный ущерб. Горбунов был абсолютно уверен в своей правоте, и заявление в суд, конечно же, подал. До сентября месяца он нигде не работал, если не считать деятельность своей фирмы (которую после увольнения ещё с должности проректора по учебной работе ему пришлось с территории университета перевести в другое место). Но уже с начала нового учебного года он уже работал в другом, не менее престижном высшем учебном заведении города. Сначала просто доцентом, но у него на выходе уже была подготовленная им докторская диссертация. Он стал спокойно ожидать решения суда, который мог, естественно, затянуться надолго. Но его это мало волновало - чем дольше будет тянуться суд, тем большую сумму придётся выложить ему ректору.
   Наконец-то и до Шельменко дошло, в какую историю он влип. Он начал утверждать, через адвокатов, что во всём виноват именно Горбунов.
   -- Я его предупреждал, -- твердил он, -- Горбунов всё забыл или намеренно обманывает следствие.
   Когда его попросили показать письменное уведомление об этом, и каким образом оно было отправлено лежащему в больнице Горбунову, он изменил тактику - письмо с предупреждением о расторжении договора написать можно было и задним числом, но задним числом его отправить было невозможно.
   -- У меня есть письменное сообщение Горбунову, -- вёл он уже другую песню, -- только его по нерасторопности канцелярские работники вовремя не отправили. Но это не имеет никакого значения - у Горбунова срок трудового договора был закончен, а я не намерен был его продолжать.
   Когда же он понял, что и это его не оправдывает, то заявил:
   -- Если бы Горбунов написал заявление о продлении срока договора, то я бы ему его подписал. Но он этого не сделал.
   В общем, как ни крути, ни верти, а подобные голословные заявления к делу не подошьёшь. Это понимал теперь уже и сам Шельменко, как понимал и то, что суд он проиграет. Но теперь Горбунов стал для него врагом номер один, и не только его личным врагом, ректор старался создать мнение, что и для университета тоже, при каждом удобном (и неудобном) случае проклиная Горбунова и заявляя, что его давно следовало выгнать из университета, работник он, мол, никудышный. В своей злобе он переставал мыслить критически, не желая осознавать того, что как же такой "никудышный" работник проработал 7 лет на посту проректора по учебной работе - второе лицо в учебном заведении.
  
  

ГЛАВА 14

Кадровые потери кафедры

  
   Кафедру Серёгина различные неприятности, связанные со сменой руководства университета, обошли стороной, но это не означало, что их и вовсе не было. Кафедра - это свой отдельный мир в структуре университета, своя отдельная часть общего громадного мира, такая маленькая частичка во взаимосвязанной деятельности не такого уж малого учебного заведения. Но так же, как даже в самом маленьком муравейнике царит своя внутренняя атмосфера, так и кафедра жила своей жизнью - было и плохое, было и хорошее, как пелось в одной популярной песне времён молодости большинства преподавателей кафедры, в жизни всему уделяется место, вместе с добром уживается зло.
   Новый календарный год вновь был ознаменован кадровыми изменениями на кафедре. Собственно говоря, не изменениями, а потерями - с кафедры, с большой долей вероятности, должен был вскоре уйти Константин Мельников. Должен не потому, что предвиделось какое-то сокращение, а по более весомой или, может быть, более банальной причине - Константин Никитич начал новый календарный год на больничной койке. В большинстве случаев бойничная койка ещё не является окончательным приговором не такому уж старому человеку, миллионы людей лечатся в различных медицинских клиниках, после чего с успехом продолжают трудиться. Надеялись на это и коллеги Мельникова, но как он сам им сказал, прогноз был неутешительный. Это не означало, что он уходит из жизни, но вот вернуться вновь к преподавательской деятельности ему вряд ли уже удастся. Хотя одно время его жизнь, действительно, висела на волоске, он почти месяц провёл в реабилитационном отделении. Заболевание было очень серьёзным, первые дни своего там пребывания он вообще был подключён к кислородному аппарату и потерял свою подвижность.
   Попал Мельников в реабилитационное отделение с тяжелейшей тромбоэмболией лёгких, которая развилась у него после неудачной операции на ноге (в последнее время Константину было очень тяжело ходить, он уже передвигался с палочкой). Во время пребывания в больнице Мельникова здорово поддерживали друзья. Очень многое сделал для него в это время Василий Михайлович Серёгин. Константину сейчас очень часто делали переливание крови, а той нужно было много, и Василий Михайлович организовал её безвозмездную сдачу силами студентами. Сдавала кровь как раз та группа, в которой Константин Никитич был куратором. Это была очень большая подмога. Конечно, больше всего сделали для него жена и сын. Жена ежедневно бывала у него в палате. Она сама была врачом (правда, работала не в этой больнице) и, несмотря на запрет пребывания в реанимационном отделении сторонних лиц, добилась-таки разрешения находиться рядом с больным мужем. Сын постоянно привозил или передавал из Киева (где он проживал с семьёй) самые эффективные и дорогостоящие антибиотики. Так что, если бы не помощь со стороны, то неизвестно, чем бы закончилось пребывание Мельникова в больнице. Именно помощь со стороны (жена, сын, друзья), потому что в выздоровление Константина врачи реабилитационного отделения не верили. Как позже рассказала мужу Ксения, в откровенной беседе заведующий отделением так ей и заявил, видя, что она с сыном достаёт самые дорогие препараты:
   -- Ксения Николаевна, напрасно вы тратите сейчас деньги, поберегите их, они вам ещё понадобятся совсем для других целей.
   Но, Мельников назло всем скептикам выжил. Он не мог самостоятельно подвестись с кровати, даже сесть, он потерял половину своего веса и был похож на немощного 100-летнего старика. Ему требовалась помощь и сосудистых врачей - была боязнь, что образовавшиеся в ноге тромбы поднимутся в верхнюю половину тела, а там ведь лёгкие и сердце. Но он был сейчас нетранспортабельным, перевоз его даже на небольшое расстояние в городе был рискованным шагом. Но, по согласованию с семьёй, решено было рискнуть. И вновь помогли Серёгин, Грицай, Цекалин и Клебанов, которые оказали помощь при этом переезде - "погрузка" с кровати на каталку, носилки, спуск с этажей, на "Скорую помощь", и обратный процесс уже в сосудистой клинике.
   В отделении сосудистой хирургии Мельникову установили кава-фильтр, предохраняющий сердце и лёгкие от попадания тромбов. Кава-фильтр - это медицинское устройство, которое имплантируется в просвет нижней полой вены для улавливания тромбов, несущих током крови. Кава-фильтр свободно пропускает кровь, но создает препятствие для тромбов. Позже врачи этого отделения ещё и провели операцию (не по профилю отделения) по вскрытию обширной флегмоны на ранее оперируемой ноге Константина и удаления гноя. В реанимации подобную операцию отказались делать, ссылаясь на одного дурака врача-хирурга, который, даже не заходя в палату, с порога поставил свой "диагноз":
   -- У вашего пациента на ноге рожистое заболевание.
   После этого заявление даже группа консультантов, вызванных с других клиник города, боязливо жалась к стенке, не решаясь просто внимательно осмотреть ногу Константина, а не то чтобы её нормально продиагностировать. Ещё бы! Ведь рожистое заболевание (простонародно - рожа) появляется у человека в результате инфицирования гемолитическим стрептококком группы А. Передаётся же стрептококк контактным путём - через пожатия рук, прикосновения, бытовые предметы. Может передаваться и воздушно-капельным путём. Даже врачи-консультанты боялись заразиться. Не будь Мельников не транспортабельным, его точно отправили бы в инфекционную больницу. И это без какого-либо нормального обследования. Супруга Мельникова Ксения была детским врачом и всю свою жизнь гордилась нашей медициной, но после длительного пребывания супруга в реанимации разочаровалась в ней. Не во всей медицине, а именно во взрослой медицине. Она говорила:
   -- Я и раньше от знакомых врачей слышала о том, что творится во взрослой медицине, но я не верила. У нас отношение к пациентам, да и порядки, совсем другие. У нас, в детской медицине, такого халатного, безответственного отношения к больным быть просто не может. Я уже не говорю о больших поборах.
   -- Плату за лечение? -- уточняли её слушатели. -- Да, сейчас за многое нужно платить.
   -- Нет, я не о том. Когда деньги вносятся в кассу, - за медикаменты, инструменты, лечение, - это ещё терпимо. Но вот когда лечащему врачу нужно постоянно совать в карман конверт с деньгами, то это уже ни в какие рамки не укладывается.
   -- А зачем вы ему суёте деньги? Не давайте. Всё равно он обязан лечить.
   -- Как бы ни так! Без денег он к своему пациенту и не подойдёт, а если и подойдёт, то это будет ещё то лечение. Мало того, что лечить плохо будет, так ещё и вредить будет.
   -- Ну, это вы, Ксения Николаевна, уже загнули.
   -- Ничего я не загнула. У меня был именно такой случай. Первые дни муж в реанимации дышал только через кислородный аппарат. И вот через пару дней я пришла после работы к нему, а аппарат отключен, муж с большим трудом, часто, неглубокими вздохами пытается дышать, уже посинел. Спросила медсестру, почему отключен аппарат. А она говорит, что отключила по приказу заведующего отделением. И добавляет, что тот просил меня зайти к нему. Я зашла к нему в кабинет и спросила, почему он отдал такое распоряжение, видно же, что мужу хуже стало. И знаете, что он мне ответил: "А вы не знаете, что за всё нужно платить?". Я, конечно, тот час сообразила, о чём речь идёт, и положила ему на стол деньги. "Вот это другое дело, -- произнёс он, вызвал медсестру и приказал, -- Света, включи пациенту кислородный аппарат". Я такой наглости ещё не видела, и уж тем более между самими врачами, мы же коллеги. У нас в детстве, -- Ксения имела в виду детскую медицину, педиатрию -- отношения между коллегами совсем другие, будь ты даже из другой больницы или из другого города. Вот вам разница между кассой больницы и карманом врача.
   Но почему же, всё-таки, в реанимации Константину Мельникову не прооперировали ногу? Дело в том, что рожистое заболевание лечится обычно медикаментозно, терапевтически, хирургического вмешательства оно не требует. Рекомендуется также физиолечение (местно УВЧ, кварц, лазер). При остром процессе ещё сочетание антибактериальной терапии с криогенной терапией (кратковременное замораживание поверхностных слоёв кожи).
   Но дело в том, что никакого рожистого заболевания у Мельникова не было, у него была просто обширная флегмона. И врачи сосудистого отделения (вроде бы не специалисты в этом вопросе) это увидели, а собравшийся консилиум врачей в реанимации (включая и профессоров) этого не видел, или не захотел увидеть. В общем, флегмону вскрыли, рану (раны, и очень большие) хорошо очистили от гноя, но не зашивали - заживление этих ран происходило открытым способом лечения. Открытое лечение ран применяется с целью добиться высыхания раневой поверхности под действием воздуха и света. Высыхание раны приводит к гибели микроорганизмов. Вот только ежедневные перевязки при таком методе лечения отнюдь не способствуют улучшению настроения пациента. Но Мельников постепенно привык, что в его открытой ране ежедневно копошатся медсёстры, и довольно стойко переносил боль. А переносить её ему пришлось ещё долго, почти месяц, даже после того, как его (из-за развившегося остеомиелита, спровоцированного гнойным процессом) перевели в Киевский Институт травматологии и ортопедии. Это тоже была опасная транспортировка, но Константин с супругой рискнули, и этот риск оказался оправданным.
   Почти полгода Мельников пребывал в различных отделениях своего города и Киева, но постепенно его здоровье пошло на поправку. Вот только самостоятельно ходить он уже не смог (пересел в инвалидную коляску), а потому осенью этого же года ушёл на пенсию по инвалидности, не доработав пару лет до официального пенсионного возраста. О работе на кафедре речь идти уже не могла. Так и не прочитал Константин ни одной своей лекции студентам по новой специальности - конспекты, пакет задач для практических занятий он составил, так же как и написал методические указания по выполнению лабораторных работ (большая часть из которых была новой для лабораторий кафедры) и по выполнению курсовой работы. Но вести предмет кому-то нужно было, а потому на кафедру срочно приняли (на условиях почасовой оплаты) производственника по этой специальности. Но, как показал семестр, к своим обязанностям именно преподавателя этот опытный производственник ставился весьма халатно, а потому на следующий год от его услуг отказались, а сам предмет передали на другую кафедру.
   В реанимации (и в Киеве, естественно) коллеги не могли проведывать Мельникова. А вот во время его пребывания в сосудистом отделении его навещали почти все сотрудники кафедры, даже те, которые уже давно перешли на другую работу. Таковыми были, например, Тимофей Харламов (тот, что когда-то писал на кафедре эпиграммы на своих коллег) и племянник Василия Михайловича Серёгина Евгений Серёгин. С Женей Мельников когда-то вместе работал на хоздоговоре и около четырёх месяцев они проводили натурные испытание на одном из заливов Днепра под Киевом, в небольшом посёлке Кийлов (с населением всего в 500 человек), Бориспольского района (на противоположном берегу Днепра располагалось село Витачов, а чуть выше по реке - старинное село Триполье и город Украинка).
   Конечно же, во время болезни часто посещал Константина его друг Василий Михайлович Серёгин, поддерживая в трудную минуту. Приходили и другие коллеги (уже бывшие) по кафедре. Вот только Мельников так и не дождался (впрочем, не очень-то и ждал, зная беспардонность и неуважительность этого человека) Николая Гавриловича Новожилова. Когда Серёгин как-то предложил вместе пойти проведать коллегу, тот удивлённо повёл плечами:
   -- А зачем? Каков смысл всех этих проведываний? Человеку он них лучше не станет, и без всяких проведываний он либо поправится, либо умрёт. На всё воля Божья.
   Это высказывание как нельзя лучше характеризировало Новожиловакак человека, или, скорее, подобие человека (тень человека), поскольку большинство хороших чувств (уважение, доброта, душевность, бескорыстность, отзывчивость, сострадание и т. п.) у него напрочь отсутствовали. Да и зачем они ему, и так, со стороны было видно, что за человек Новожилов. Китайская пословица по этому поводу гласит: "Лучше один день быть человеком, чем тысячу дней быть тенью". На Руси же о таких людях говорили: "Рубашка беленька, да душа серенька". Один из героев комедии римского писателя Теренция (2-е столетие до н. э.) "Самоистязатель" Хремет разразился фразой, ставшей крылатой: "Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо". А вот Николаю Гавриловичу, скорее всего, многие хорошие качества человека были просто чужды. С оглядкой на прошедшие года, сейчас можно было предполагать, что уход от него жены в своё время был верным поступком. А вот Василий Михайлович Серёгин почти всеми этими положительными качествами обладал, в этом ему нужно отдать должное. Да, не всегда из всего перечисленного ему было свойственно бескорыстие, его тяга к обогащению была известна, но вот всеми душевными, так сказать, качествами характера он обладал вполне - выросший в бедных условиях, в многосемейной крестьянской хате он умел ценить эти качества.
   Некоторые члены кафедры навещали Мельникова уже и тогда, когда он выписался из больницы и немного поправился. Оптимизма ему было не занимать, хотя сейчас он и передвигался в инвалидной коляске. Во главе с заведующим кафедрой группа коллег решили проведать его уже в Новом 2005-м году, поздравить и пожелать полностью выздороветь. Конечно, все понимали, что от инвалидности Константину уже не избавиться, но надеялись, что поправившись, он сможет ходить хотя бы с палочкой, как и ранее. Пожелания поправляться, так или иначе, были связаны с темой болезни, хотя её старались особо и не затрагивать. Но как от этого уйдёшь. Впрочем, к этой теме сам относился совершенно спокойно, и даже поведал кафедралам ряд историй, сопутствующих его пребыванию в больнице. Он уже немного набрал вес и внешне выглядел неплохо - пропали серость лица, впалые щёки, тусклые глаза. сказал, что физически он чувствует себя вполне нормально, но вот не все ещё внутренние органы восстановили свои нормальные параметры.
   -- Я за время пребывания в больницах принял около двух десятков самых сильных антибиотиков. А они, оказывая лечебное действие на мой недуг, одновремённо очень вредны для печени и почек. И эти внутренние органы пока что ещё не совсем восстановились, хотя анализы и показывают некоторое улучшение. Но, вот многое другое, восстановилось, -- улыбнулся вдруг Мельников. -- Я даже как бы помолодел.
   -- Что именно у вас восстановилось? И как это вы помолодели? -- спросил Антон Цекалин.
   -- Ну, например, кожные, волосяные покровы.
   -- Как это?
   -- В вот так. У меня, когда я ещё лежал в реанимации, и уже немного отошёл от острого периода болезни, на руках и ногах как перчатки снялась кожа. И по размеру эти участки кожи были похожи на перчатки или носки.
   -- Совсем, что ли?
   -- Не совсем, конечно, не до мягких тканей. Когда эти так званые "перчатки" снялись, под ними оказалась молодая, розовая кожа, которая постепенно приобрела свой обычный вид. Так же полностью у меня слезли ногти на руках и ногах, и отросли новые.
   -- И чем это объясняется?
   -- Интоксикацией организма после негативного действия некоторых антибиотиков на отдельные органы тела. Вот почему я сказал, что после болезни как бы немного помолодел.
   -- А волосяной покров при чём здесь?
   -- О, это вообще интересно! Дело в том, что до болезни у меня на голове уже начала образовываться лысина, Ну, может быть, и не совсем ещё лысина, но плешь уже приличная была. А сейчас её нет, отросли волосы на голове, -- Константин нагнул голову, чтобы коллеги убедились в этом.
   -- Константин Никитич, по-моему вы на себя наговариваете, -- удивилась Валентина Зубкова. -- Я никогда не видела у вас на голове лысины или плеши. У других, -- Валя скосила глаза в сторону Василия Михайловича, -- она есть, а у вас её и не было.
   -- Говоришь, не было? -- улыбнулся Константин. -- Я тебе сейчас докажу обратное. Ксюша, достань, пожалуйста, наш последний альбом с фотографиями, -- обратился он к супруге.
   Ксения достала из антресолей гостиной стенки альбом, Костя отыскал нужную фотографию и показал её коллегам.
   -- Эта фотография сделана примерно за полгода до моей болезни, -- сообщил он. -- Больше мы по понятным причинам не фотографировались. О, хорошо, что вспомнил. Ксюша, принеси ещё, пожалуйста, фотоаппарат. Нужно будет всем вместе сфотографироваться. Так вот, смотрите, это я в Киеве, полулёжа на ковре, играю со своим внуком.
   Альбом с фотографией пошёл по рукам. И на фотографии, сын или супруга снимали сверху, действительно, хорошо была видна солидная плешь на голове Мельникова. На сегодняшний же день её не было. И это было удивительно.
   -- Слушай, Никитич, -- удивлённо протянул Грицай. -- Но как такое может быть? Как могут антибиотики одновремённо оказать негативное и оздоровляющее действие? И не просто оздоровляющее, а именно, как мы видим, омоложающее действие?
   -- А это, скорее всего, вовсе и не действие антибиотиков.
   -- А чего же тогда?
   -- Воздействие кордицепса.
   -- А это ещё что такое, препарат такой, лекарство?
   -- Не знаю, можно ли его назвать именно лекарством, но препарат очень хороший. Это, скорее, как бы некий допинг, биостимулятор, что ли. Вообще-то, кордицепс - это биологически активная добавка той же компании "Тяньши". Я думаю, мой тёзка Клебанов о ней знает.
   -- Знаю, -- тот согласно кивнул головой. -- Доводилось мне встречаться с этим порошком.
   -- Да, есть и в порошке кордицепс, но я принимал жидкий, мне этот препарат привозил сын из Киева, там родственники его супруги занимаются продажей. Такие коробочки-упаковки по 4 флакончика ёмкостью 30 мл.
   -- И чем он так хорош этот препарат, каковы его особенности? -- спросила Зубкова.
   -- О! Это очень интересная вещь, не знаю даже как правильно сказать - растение или насекомое. Скорее всего, и то, и другое вместе.
   -- Как это? Такого не может быть.
   Тем не менее, Мельников был прав. Китайский кордицепс можно отнести как к группе флоры, так и к группе фауны. Кордицепс, и в самом деле, двуединое существо, растение и насекомое (мнимое), или гриб. Обитает он в горах Тибета, в высокогорье Цинузан. На самом деле кордицепс это грибок, который зимой паразитирует на личинках определённого вида бабочек. Споры гриба проникают в гусеницы бабочки, заражая её. После наступления весны данная спора трансформируется в корень, из которого затем вырастает непосредственно всё тело гриба. Зрелое тело гриба выглядит как засохшая гусеница жёлто-коричневого цвета с тёмно-коричневым торчащим из её тела "сучком". Кордицепс из данных грибов производится путём их высушивания, измельчения и экстрагирования. Кордицепс очень известное и ценное средство китайской медицины. Он обладает свойством двухсторонней регуляции всех функций организма человека. Кордицепс нормализует иммунитет, выводит токсины, восстанавливает ауру, омолаживает, повышает потенцию, улучшает обмен веществ. Он защищает печень, смягчает лёгкие, питает костный мозг, тормозит развитие раковых клеток, замедляет процессы старения в организме, повышает иммунитет (кордицепс содержит особые биологически-активные вещества). Благодаря своему разнообразному составу кордицепс в буквальном смысле производит "ремонт" клетки, является профилактическим и восстановительным фактором организма. Таким образом, китайский кордицепс оказывает благотворное лечебно-оздоровительное действие практически на все физиологические процессы человеческого организма.
   В  Китае ранее, в течение нескольких веков кордицепс был использован исключительно императором из-за его дефицита, ему было присвоено прозвище, которое можно сформулировать как "летнее растение, зимний червь", потому что китайцы долгое время считали его растительным в течение лета, но животным в зимний период. История применения кордицепса в Китае как средства укрепления здоровья и профилактики заболеваний насчитывает более 1200 лет.
   -- Может, Валя, может. Это научно доказано, -- ответил Константин на удивление Зубковой.
   -- А почему вы думаете, что это именно действие кордицепса?
   -- Скорее всего, именно действие кордицепса, он оздоравливает и омолаживает организм. Кроме того, есть ещё один нюанс.
   -- Какой?
   -- Результаты китайских спортсменов в последнее время. В газетах просочились слухи, да и я лично так считаю, что китайские спортсмены перед соревнованиями, нет, ещё задолго до соревнований, принимают кордицепс. Но в этом нет ничего удивительного, многие китайцы для повышения иммунитета его ещё с детства принимают. Но для других, как и для нас, это дорогостоящая роскошь. Вы посмотрите, на последней летней Олимпиаде в Афинах китайцы завоевали 32 золотые медали, уступив по их количеству всего 3 медали США, но зато опередив Россию, у которой оказалось всего 27 таких медалей.
   -- А как же допинг-контроль?
   -- А что допинг-контроль? Кордицепс не является допингом в прямом смысле слова. Да, биостимулятор, биодобавка, но на него запрета нет, да и изготовлен он из натурального сырья.
   Забегая вперёд, следует признать, что и в этом вопросе Мельников был, наверное, прав - на следующих олимпийских играх в родном Пекине китайцы вообще выиграли Олимпиаду, с большим отрывом опередив по количеству золотых медалей (и установив рекорд - 51 медаль из благородного металла) те же США (36) и Россию (23). Да и по общему количеству медалей они ненамного уступили (100) Соединённым Штатам (110) и значительно оторвались от России (73). А уж о других странах и говорить нечего.
   -- Значит, вы считаете, что вас спас именно кордицепс? -- вновь спросила Валентина.
   -- Нет, я так не считаю. Он явился помощником моего спасение, а первопричиной, истинными моими спасителями являются мои жена и сын. Вот без их внимания, заботы я бы точно загнулся. Кстати, вы знаете, -- обратился Константин уже ко всем гостям, -- какой процент выживаемости при такой болезни, какая была у меня?
   -- И какой же?
   -- Всего 4 %.
   -- Да ты что?! -- удивился Серёгин. -- Серьёзно?
   -- Абсолютно. Я об этом вычитал в медицинских журналах, которые получает Ксения. Потому-то меня и менее беспокоит моя инвалидность, могло быть гораздо хуже. Вот только Ксюша очень переживает по этому поводу.
   Упомянутая Константином Ксения для встречи с коллегами мужа накрыла очень хороший стол, что, впрочем, было характерно для этой семьи - они всегда старались быть предельно хлебосольными. Но трапеза прерывалась и такими вот интеллектуальными, а порой очень познавательными беседами. Была и ещё одна интересная тема, начало которой положило упоминание Мельникова о неправильном (скоропалительном) диагнозе рожистой болезни у него и о том, что такая болезнь порой лечится с помощью холода, то есть медицинской крионики, точнее, криогенной физиотерапии. Это была интересная тема, поскольку она затрагивала вопрос погружения в "ледяной анабиоз" человека. Подобные процедуры были проведены ещё в 60-е годы прошлого века американскими учёными. Такое замораживание живого, но неизлечимо больного человека (с его согласия, конечно) предполагало размораживание данного субъекта в такое время, когда его болезнь уже можно было излечить (или же рано умершего человека, который завещал крионировать себя). Первым человеком, который подвёргся процедуре крионирования (12.01.1967 г.) был профессор психологии Калифорнийского университета Джеймс Ирам Бедфорд. Узнав, что умирает от рака лёгких, он сам согласился на то, чтобы его заморозили в жидком азоте (его температура -1960 С) и вернули к жизни, когда медицина победит это смертельное заболевание, его криосохранение не прервано до сей поры.
   -- Я читал несколько статей на эту тему, -- скептически протянул Грицай, -- но в них написано, что оживление таких людей невозможно, поскольку при замораживании внутриклеточная вода превращается в лёд. Да и кровь, наверное, тоже. А при оживлении лёд, расширившись, рвёт клетки организма. Возвращение к жизни было бы возможно, если бы замораживание происходило сразу на всю глубину человеческого тела. Все клетки организма должны подвергаться заморозке или оттаиванию одновременно. То есть с огромной скоростью - примерно 2000 С в минуту. При резком снижении температуры внутриклеточная вода не успевает превратиться в лёд, а остаётся водой, только приобретает другие свойства.
   -- Наверное, ты прав, -- согласился Мельников. -- Я тоже об этом читал. Вот только кровь при замораживании человека заменяется специальным кровезаменителем, устойчивымй при низких температурах. После этого и наступает собственно процесс насыщения тканей раствором криопротектора.
   -- А это что такое?
   -- Вещество, которое как раз и уменьшает повреждения, возникающие при глубоком замораживании.
   -- А дальше что происходит? -- спросила Валя Зубкова.
   -- А далее начинается медленное охлаждение тела пациента. Затем его перевозят в специальное хранилище, где помещают в криостат, наполненный жидким азотом. При температуре жидкого азота (-1960 С) тело пациента может храниться практически без изменений в течении нескольких столетий, пока прогресс медицинской технологии не позволит его разморозить, реанимировать и ликвидировать причины смерти, то есть вылечить все болезни и даже омолодить пациента.
   -- Так, это совсем не интересно, -- прервал этот диспут Серёгин, как он часто и на кафедре обрывал лишнюю, на его взгляд болтовню. -- Это всё равно нереально, да и не доступно для простого смертного, а потому нечего об этом и говорить.
   -- Да я и не собирался развивать эту тему, -- оправдывался Мельников. -- Это вы сами, вот так сходу перешли к вопросу замораживания и оживления человека. А я просто хотел сказать, что холодом, глубоким холодом лечат многие болезни, особенно кожные. Да, существующие технологии позволяют осуществить полный цикл замораживания-размораживания только для объектов небольших размеров (например, сперматозоиды, яйцеклетки, эмбрионы, клетки крови, фрагменты кожи и роговицы), поскольку их можно тщательно подготовить к замораживанию при помощи криопротекторов. Но, если можно замораживать фрагменты кожи, то их можно так же успешно и лечить.
   -- Это ты имеешь в виду точечное замораживание какого-нибудь участка кожи?
   -- Нет, не только. А если поражены значительные участки, как, например, экзема, лишай или ещё что-то, не знаю всех названий? Тогда ведь точечное замораживание не поможет.
   -- И что, тогда всё тело замораживать, как мы уже говорили? -- съехидничал Клебанов.
   -- Ну, почти всё тело.
   -- Да это же ерунда. Мы же выяснили, что это невозможно.
   -- Не спеши. Невозможно заморозить, а точнее, успешно разморозить всё тело, а вот наружную поверхность тела ничего не мешает замораживать. Или не так?
   -- Вообще-то, так. И до какой же температуры можно безбоязненно заморозить поверхность человека, всё равно практически всего его, только снаружи?
   -- Примерно до температуры -1800 С. Японский врач Ямаучи ещё в 1979-м году доказал, что кратковременное глобальное охлаждение тела в специально созданной криокамере, не вызывает у человека чувство дискомфорта, но оказывает очень благоприятное воздействие при лечении некоторых заболеваний.
   -- Ты что, сдурел?! Да человек обморожение получит, да и не выдержит никто такого.
   -- Выдерживают, а главное, излечиваются.
   -- Где это такое есть?
   -- Например, в одном из медицинских центров Москвы, который называется "Мед-Крионика". Да и у нас в Украине, в Киеве в прошлом году открылся Медицинский центр "Веритас". Я, правда, не знаю пока что, какие болезни этот центр лечит, но наверняка этот центр подобен московскому. А там, насколько я знаю, в 99 случаях из ста вылечивают от псориаза и экземы.
   Вот так примерно отдыхали сотрудники кафедры теплотехники и газоснабжения в гостях у Мельникова на Новый год. Не совсем, конечно, на Новый год, а немножко позже - в среду вечером 4 января, за пару дней до следующего праздника, Рождества Христового. Позже такие походы гостей к Константину, а они стали ежегодными, так и назвали: "рождественские встречи у Мельникова". Сейчас же все они, вместе с хозяевами, хорошо посидели за столом, хваля Ксению за разнообразие и отменный вкус блюд, а также хорошо побеседовали. Песен и танцев не было, просто немного послушали приятные мелодии, лившиеся из динамиков телевизора, а потом, естественно, не забыли сделать и несколько групповых фотоснимков. Договорились, что в гости к Константину с его супругой они непременно будут наведываться и впредь, не забывая своего коллегу, который отлучён был от работы, каковая так ему нравилась.
  
  

ГЛАВА 15

Кафедральные новости

  
   Если для Константина Мельникова прошедший 2004-й год был неудачным и очень тяжёлым, то для Василия Михайловича Серёгина он оказался довольно успешным. Во второй половине года был издан написанный им учебник, который был так ему необходим для получения учёного звания профессор. Книга имела очень симпатичный вид - твёрдый голубой, и как бы лакированный, переплёт с рисунками схем механизмов, о которых он рассказывал студентам на лекциях и которые широко применялись в инженерной практике. Книга была издана на украинском языке, имела 327 станиц со многими иллюстрациями. Она была издана тиражом в 1000 экземпляров, но вот на какие деньги издавалась, было непонятно - по этому вопросу Серёгин хранил молчание. И оказалось, что выбил Серёгин разрешение на его издание ещё у Оноприенко. Он очень мудро поступил (а ума ему было не занимать), что пошёл к тому перед окончанием срока работы Константина Григорьевича на должности ректора. Перед уходом со своего поста любому человеку, конечно же, хочется совершить благое дело, чтобы тебя вспоминали с благодарностью. Да и не нужно ему уже было соавторство в издании новых учебников или учебных пособий - зачем, он всего в жизни уже достиг. А вот новому ректору, возможно, такое соавторство ещё нужно будет. Так что рассудил Василий Михайлович совершенно верно. И вот плодом его верных решений сейчас являлась пахнущая ещё типографской краской книга, которую так приятно было держать в своих руках - словно мать держит в тёплых руках своего первенца-малыша.
   Его друг Константин Мельников частично был ознакомлен с этим трудом. Ещё осенью позапрошлого года Василий Михайлович показал ему первую часть своего учебника и попросил по возможности проверить её в части грамматики. Это не означало, что Серёгин писал безграмотно, он писал вполне нормально, а технический язык у него был поставлен очень даже хорошо. Просто книга писалась на государственном языке, а как ранее заметил Константин, практически все технические книги были написаны на русском. И вот различные его лингвистические обороты порой не так уж просто было выписать на украинском языке. В литературном произведении это было гораздо проще, там можно было подбирать различные художественные (часто с яркими красками) слова или переводить фразы не так уж дословно, но, не меняя их смысла. Для технического языка это слабо подходило - не так уж часто можно было заменить точное техническое слово подобным ему, а потому порой фразы выглядели корявыми. Василий Михайлович знал, что как раз у Мельникова украинский технический язык поставлен неплохо, все свои методические указания, конспекты лекций и то же не изданное учебное пособие тот писал именно на государственном языке. Поэтому и попросил оказать ему такую небольшую услугу. Константин выполнил просьбу друга, но вот со второй частью книги Василия Михайловича в рукописи ему ознакомиться не удалось - помешала уже болезнь.
   Вот только непростой это был труд для Мельникова. Часть материала была уже отпечатана (студентами) на пишущей машинке или распечатана на принтере (после набора на компьютере теми же студентами), но часть была ещё действительно в рукописном виде. Это была ещё одна странность Серёгина, тем более как будущего профессора. Он писал все статьи, методички, лекции, пособия, а теперь уже и учебник исключительно вручную на листочках бумаги (но обязательно только с одной стороны). Естественно, нередко материал доводилось исправлять или дополнять, и тогда Василий Михайлович кромсал ножницами исписанные листы и вклеивал между абзацами (а то и между строками) другие небольшие фрагменты с изменённым текстом. К концу написания какого-либо материала исписанные листы значительно увеличивались по длине и зачастую приобретали вид древних свитков. Разобрать писанину Серёгина не всем было так уж под силу, тем более что писал он мелким почерком. Но Мельников привык к почерку Василия Михайловича за время совместной работы на хоздоговорах - отчёты писались ежегодно, а то и по полугодиям. Почему же доцент, кандидат технических наук не пользовался компьютером? Лет десять назад это ещё было более-менее понятно, но в 21-м веке...? Этот вопрос следует переадресовать самому Серёгину, но все знали - не умеет он пользоваться компьютером и не желает. Он очень непросто привыкал к различным техническим новинкам, и этим он напоминал не профессора нового тысячелетия, а скорее учёного 17-18-го века, пишущего ещё гусиным пером. Это было бы как раз в стиле Василия Михайловича. Были у него проблемы не только с новой, в общем-то не такой уж простой техникой каким являлся персональный компьютер, но и с более тривиальными техническими аппаратами, которые запросто осваивают даже младшие школьники. Ещё год назад сын подарил ему для лучшей связи мобильный телефон - эти личные телефоны (обладающие и многими другими функциями) начали уже широко внедряться в жизнь каждой современной семьи - их можно было увидеть даже в руке подростка. И, если разговаривать по мобильнику с сыном или звонить другим своим знакомым, Василий Михайлович научился быстро, то вот другие (дополнительные) функции этого полезного устройства поддавались ему довольно тяжело. Даже такую простую функцию, как "Телефонная книжка", он долго не мог освоить, то прося Антона Цекалина показать, как находится тот или иной номер, то снова просил помощи, не умея ввести новый номер в память сотового телефона.
   Василий Михайлович Серёгин умел разрабатывать и работать на экспериментальных установках, конструировать что-либо (а потом зачастую и изготавливать своими руками) для дома или дачи, но уже с готовыми достижениями техники почему-то не справлялся. В средине 90-х годов его сын Егор - успешный киевский бизнесмен, - купил ему старенький "Москвич-412", желая облегчить отцу поездки на дачу и особенно с дачи, когда нужно было с тяжёлыми сумками двумя видами транспорта возвращаться домой. Сдача на водительские права далась Серёгину нелегко (и не с первого раза). Но, получив, всё же, права, поначалу (и довольно долго) по городу он ездил в сопровождении Антона Цекалина, который водил машину чуть ли не юношеских лет. Но постепенно начал ездить самостоятельно, поставив (не совсем законно) недалеко от дома в районе квартальной котельной металлический гараж. Но его езда на машине длилась не так уж долго. Примерно через год, в один из понедельников по пути в университет он встретил на остановке трамвая Мельникова. Попутчики, друзья и коллеги по кафедре далее поехали вместе, последнюю часть пути пройдя пешком. Во время этого пешего путешествия Василий Михайлович пожаловался Мельникову на то, как он вчера с Лидией Петровной наработался на даче, оба они здорово устали, а вечером еле доплелись с сумками до дома.
   -- Не понял? -- удивился Константин. -- Вы что, пешком шли, а машина? Поломалась?
   -- Да нет, не поломалась. Стоит в гараже. Просто я на ней не езжу.
   -- И почему это?
   Серёгин помедлил с ответом, потом опустил глаза и тихо протянул:
   -- Ты понимаешь, я боюсь её.
   Вот такой был водитель из Василия Михайловича, и таким был в общении с достижениями науки и техники будущий профессор технических наук 21-го века. В конце концов, ему пришлось купленную ему сыном машину продать на запчасти.
   Но это всё отступления от главного. Получив из типографии весь тираж своего учебника, Серёгину с трудом удалось уговорить ректора выкупить университетом 50 экземпляров книги для библиотеки. Несколько книг он с дарственными надписями подарил родственникам, друзьям (в том числе и Мельникову) и знакомым. Что делать с другой частью книг (а их было, наверное, не менее 900 экземпляров) он не знал. В книжные магазины книги поставляют обычно издательства централизованно, но не сами авторы. Василий Михайлович решил отложить решение этого вопроса на будущее и заняться тем, для чего именно эта книга была написана и издана. Практически все документы на присвоение звание профессора у него были подготовлены заранее, а потому не составило особого труда обновить их, откорректировать, добавить ссылку на только что изданный учебник и представить документы для утверждения на Совет университета. Серёгина прекрасно все знали в университете, никто к нему неприязни не испытывал, а потому представление на звание профессора было единогласно одобрено и, спустя какое-то время, оно отправилось прямиком в министерство. Теперь оставалось только ждать решения, а в том, что оно будет положительным никто и не сомневался. А это означало, что впредь кафедре не страшны любые аккредитации, переаттестации и прочее - на кафедре будет свой профессор, и руководить кафедрой Серёгин будет, вероятно, ещё немало времени. Он и так уже проработал на должности заведующего кафедрой больше чем любой преподаватель кафедры до него.
   Вот только в последнее время он несколько изменился. Что это были за изменения? - у него появились самоуверенность, высокомерие, меркантильность, расчётливость и не критичность в своих поступках. То есть такие черты характера, которые нередко свойственны многим руководителям, засидевшимся на своём посту (в том числе и бывшему ректору). Или же это уже начинала сказываться некая кичливость с оттенками надменности в преддверии получения высокого звания? Сложно было ответить на этот вопрос, но такое положение дел было видно невооружённым глазом.
   Шёл уже шестой год пенсионного возраста Василия Михайловича, и он начал понемногу хворать. Здоровье нужно было, естественно, поправлять, и он то ложился на некоторое время в больницу, то уезжал подлечиваться в санаторий. Все к этому относились с пониманием - лечиться нужно, подобное могло ожидать каждого. Но дело в том, что многие отлучки Серёгина на лечение происходили в учебное время, чаще всего в сентябре или перед Новым годом, когда дел на кафедре было невпроворот. Как уже говорилось, использовать летом полностью весь свой отпуск редко кому удавалось, а потому его догуливали в разное время или просто получали денежную компенсацию - достаточно было и того отрезка летнего времени, когда ты отдыхал. Но вот Василий Михайлович предпочитал отдыхать именно в рабочий период, отдыхать от занятий. В общем-то, подобная хитрость была свойственна многим, но не настолько, как это получалось у Серёгина. Дело в том, что тебя ведь обязательно на занятиях кто-нибудь должен подменять. Все иногда болели, а потому всех подменяли и все подменяли кого-либо - обычная житейская история. Больше других на кафедре грешил этим Константин Иванович Губенко, и тогда многие ворчали на подобные неоправданные подмены, поскольку уже знали, что у Губенко хроническая болезнь - заболевание хитростью. Но Константин Иванович мог "проболеть" таким вот образом неделю, а вот заведующий кафедрой его в этом переплюнул. Уж если он и "болел", то две-три недели, а то и месяц.
   Примерно так же, как когда-то Горбунов рассказывал начальнику учебного отдела о том, что ректор в его лице нашёл дойную корову, так Василий Михайлович нашёл себе на кафедре постоянного "ишака", который будет всё тянуть. И таким "ишаком" оказался Антон Цекалин. Именно он в последние годы (да и ранее, но значительно реже) подменял Серёгина на всех его занятиях во время вынужденных отлучек (отпуск в рабочее время, больницы, санатории). Когда один преподаватель подменяет другого в течении двух-трёх дней (ну, пусть недели), то это ещё куда ни шло, но когда целый месяц, то это уже ни в какие рамки не укладывалось. Невозможно себе представить ситуацию на каком-либо предприятии, когда бы в течении месяца один токарь (фрезеровщик, слесарь) подменял своего коллегу, выполняя ещё и свою работу. Да можно внеурочно немного подработать за него, но плати начальство за это денежку. Вот в эту денежку всё упиралось и на кафедре. Официально подмену преподавателя на два-три дня никогда в университете (как и в других учебных заведениях) не фиксировали. Но, если отлучка преподавателя длилась более недели, то можно было официально подменить его, подав в верха подписанную заведующим кафедрой бумагу на временную замену. Тянуть лямку за себя и за того парня тяжело любому, а потому такое возможно с согласия человека за определённое материальное вознаграждение. Но фонд зарплаты не резиновый, а потому выплатить подменщику энную сумму можно было только из фонда зарплаты болевшего - всё равно он получит свои деньги из другой статьи (по больничному листу, из фондов соцстрахования и т. п.). Однако Серёгин вместе с официальным отпуском на лечение в санатории иногда прихватывал и часть просто рабочих дней. Формально на это время нужно было оформлять отпуск за свой счёт, и вот из этой экономии зарплаты платить деньги подменщику (можно и на условиях почасовой оплаты). Но как Василий Михайлович мог вот просто отдать кому-либо часть своих денег? Ещё чего не хватало! А потому его в таких случаях просто прикрывали, сообщая начальству, что он, мол, немного прихворнул, через пару дней будет. Для остальных сотрудников кафедры ничего от этого практически не менялось - доставалось только двоим: Цекалину да Злотнику, которого Серёгин выбрал себе зам. заведующего кафедрой.
   Такой выбор Василия Михайловича был вполне оправдан, но только с его точки зрения. И Цекалин, и Злотник были порядочными, честными и добросовестными людьми с добрым характером, они были практически безотказными. Правда, характер у Мирослава Александровича был немного пожёстче, нежели у Антона Цекалина, но он был обязан Серёгину своей защитой диссертации и уже полученным званием доцента. Заставить пахать кого-либо другого вместо себя на кафедре было делом бесперспективным - любой другой преподаватель мог дать достойный отпор Серёгину. Если бы сейчас на кафедре работал Леонид Яковлевич Бедовый (как и Злотник обязанный Серёгину), то это была бы ещё одна лошадка, на которой можно было бы ездить. Но Леонид Яковлевич ушёл с кафедры, а не так давно ректор убрал его и из университета. Ещё более-менее в спорных вопросах можно было заставить выполнять несвойственную работу Валентину Зубкову, но и та порой "показывала зубки". Но, тем не менее, именно Зубкову (старшего преподавателя без степени и звания) Серёгин немного позже назначил быть ответственной по профориентационной работе. Никто другой на этот мешок за плечами не соглашался, и заставить Василий Михайлович никого не мог. Для большинства людей, работающих в подобных учебных заведениях, это вызовет полнейшее недоумение: как это заведующий кафедрой не может своим распоряжением заставить своего подчинённого выполнять ту или иную работу? Но вот такой был стиль руководства Серёгина, он мог ездить на одних и панически бояться других. Если с большинством преподавателей кафедры Василий Михайлович ещё мог как-то спорить и приказывать им, то вот, к примеру, с Новожиловым у него ничего не получалось. Порой на заседаниях кафедрой казалось, что ведёт его не Серёгин, а именно Николай Гаврилович, который постоянно перебивал заведующего кафедрой, комментировал не по делу тот или иной вопрос, постоянно вставлял свои реплики и даже критиковал Василия Михайловича. Складывалось впечатление, что Серёгин панически боится Новожилова и не в состоянии поставить зарвавшегося подчинённого на своё место. Не хватало почему-то у Серёгина смелости на такой решительный поступок, как впрочем, и на другие истинно поступки.
   Что касается последнего, то Анатолий Грицай как-то вспомнил давнишнюю свою беседу с соседом и другом Позняковым на тему поступков человека и о том, каждый ли человек способен на поступок, именно на Поступок, а не на то или иное действие. Тогда речь шла о действиях и поступках бывшего теперь уже ректора Оноприенко. Они оба согласились с тем, что да, кто-кто, но Константин Григорьевич на поступки способен.
   -- Вот только на какие? -- немного усомнился или внёс уточнение в высказанное приятелем Анатолий, -- на хорошие или плохие?
   -- А это в принципе не имеет значения.
   -- Как это, не имеет значения?!
   -- Нет, оно в частности имеет значение, конечно же. Но в целом человека характеризует именно умение, точнее способность, его морально-волевые качества на совершение того или иного поступка. Вот и в армии как раз воспитывают в человеке это качество.
   -- Ну да, по приказу ты что угодно сделаешь.
   -- Нет, далеко не всегда. Иной раз не так-то просто заставить человека совершить даже простое действие, не говоря уже о Поступке, с большой буквы. И даже в наше мирное время, не то что, в военное, когда знаешь, чем это может быть чревато для тебя. Например, сложно порой даже заставить курсанта лечь в приямок на трассе, по которой пройдёт над головой танк. Курсант прекрасно понимает, что танк его не заденет, не было таких случаев, но всё равно боится. И даже просто пересилить себя в этом случае - это тоже поступок. Поэтому даже когда человек совершает и не очень благовидные поступки, его порицают, но к нему относятся с бо?льшим уважением, нежели к человеку, который всего на свете боится и не способен решиться на что-либо кардинальное, который просто мямля.
   -- Ты, наверное, прав. И у нас на кафедре, пожалуй, есть такая высокопоставленная мямля - не может и поставить человека на свое место, и не может защитить в верхах своего подчинённого, я уже не говорю о том, чтобы что-то у руководства потребовать, причём порой даже то, что кафедре полагается. Не способен этот человек на Поступок. Так всю жизнь и будет прозябать в страхе перед всем. Не красит это его в глазах других.
   -- А ты знаешь, что сказала Коко Шанель по этому поводу. Надеюсь, знаешь, кто это такая?
   -- Конечно, знаю, -- с обидой ответил Анатолий.
   -- Так вот, она сказала: "Мужчина, способный на поступки, обречён быть любимым".
   -- Да, интересно, но это она высказалась как бы с позиции женщины. Наверное, именно поэтому многие женщины, особенно в своей юности, молодости, порой любят разных хулиганов. Те как раз способны на поступки.
   -- Возможно. Но, всё равно подобные высказывания относятся ко многим - и к мужчинам, и к женщинам. И в целом человек, способный на поступок, всегда лучше человека, который не способен ни на что. Я где-то прочитал, давно уже, рассуждения, высказывания на эту тему. Там было примерно и такое, не дословно: "Поступок может начаться с красивого жеста, а может быть тихим и скромным, о котором узнаешь лишь по прошествии лет или не узнаешь вовсе. И, даже начавшись с красивого жеста, он им никогда не закончится, так как поступок всегда нечто большее, когда человеку не нужно казаться, а важно быть..."
   -- Гм, неплохо сказано.
   И вот сейчас на кафедре теплотехники и газоснабжения Василий Михайлович Серёгин оказался способным только на то, чтобы перекладывать свою работу на плечи других. Ну, хорошо, Злотник (как и бывший член кафедры Бедовый) были обязаны ему, а покорную Зубкову можно было заставить что-нибудь делать. Но почему так безропотно тянул лямку выполнения нагрузки заведующего кафедрой, а это очень часто были не такие уж простые виды занятий (начётные лекции студентам стационара - в сентябре или лекции заочникам - в декабре) Антон Викторович Цекалин? Во-первых, в силу своего мягкого характера, а во-вторых, Антон тоже был обязан Серёгину, и тот об этом намекал (пока что только намекал) - это была работа Цекалина по совместительству на 0,5 ставки ассистента. Её можно было дать заведующему лабораторией, а можно было и не дать. Антон Викторович в последнее время не только безропотно тянул одновремённо две лямки, - свою и частично Серёгина, - но и порой выступал в роли некого посредника, точнее Василий Михайлович пытался такового из Цекалина сделать. У заведующего кафедрой к тому времени разыгрался аппетит. Студенты многое делали для кафедры по просьбе заведующего или преподавателей, но многое делали и без всяких просьб. Это происходило во время окончания университета, выпускники их специальности в благодарность за обучение обязательно что-нибудь дарили кафедре. И порой это что-нибудь оседало в кабинете заведующего кафедрой, а то и у него дома или на даче. При этом Серёгин взял манеру заказывать студентам то, что кафедре (по его мнению) или ему самому нужно было. Но говорить об этом напрямую студентам он не решался, а потому выбрал другую тактику - действовать в этом плане через Цекалину. Он знал, что Антон Викторович как добрый, отзывчивый человек находится в хороших отношениях со студентами кафедры, те регулярно менялись, но взаимоотношения между ними и заведующим лабораторией оставались постоянно дружескими. И вот Василий Михайлович стал настаивать на том, чтобы именно Цекалин озвучивал просьбы заведующего кафедрой студентам.
   -- Антон, -- а чаще всего именно по имени обращался заведующий кафедрой к заведующему лабораторией, -- попроси студентов, чтобы они принесли на кафедру перед своим уходом из института ксерокс (то-то и то-то...). Серёгин никогда не говорил, что бы студенты купили то или иное, а всегда только принесли.
   -- Но почему я должен это делать? Кто я такой для них?
   -- Ты заведующий лабораторией, значит, причастен к материальным ценностям кафедры.
   -- Если я к ним причастен, то, может быть, мне принесенное студентами оформить официально через бухгалтерию?
   -- Так, ты не умничай. Ты сам прекрасно понимаешь, что через бухгалтерию мы ничего оформлять не будем.
   -- Тогда просите студентов сами.
   -- Не хочу и не могу я их просить. Я для них должностное лицо, и скажи они кому-нибудь об этом, подумают, что я требую у них взятку.
   -- А так буду требовать от них взятку я, да?
   -- Ничего ты не будешь требовать, а просто попросишь помочь кафедре. Они же помогали в течение учёбы в ремонтах наших аудиторий.
   -- И мне сказать, что это делается по вашей просьбе?
   -- Можно и сказать, но лучше не надо. Просто скажи, что это просьба кафедры в целом.
   Иногда Цекалин соглашался на подобные просьбы-требования заведующего кафедрой, иногда - нет (в зависимости от ценности требуемого Серёгина). Но он наотрез отказался это делать, когда Серёгин очередным летом, в июне, сказал, чтобы Антон попросил студентов принести цветной принтер. На кафедре уже был цветной принтер, хотя им мало и пользовались (быстро заканчивался ресурс картриджей, да и были они дорогостоящими), а потому больше пользовались обычным чёрно-белым принтером. Понятно было, что второй цветной принтер нужен Серёгину для дома. Лидия Петровна (как работающая ранее в НИИ) умела пользоваться компьютером, её же супруг, насколько знал Антон, так и остановился в его изучении на стадии разговора по компьютерной программе Scype (бесплатное программное обеспечение, обеспечивающее голосовую связь и видеосвязь через Интернет между абонентами компьютеров). Цекалин так и не знал, удосужился ли Серёгин сам озвучить студентам свою просьбу и как они откликнулись на неё, но хорошо для себя уяснил, что в Серёгине каким-то удивительным образом уживаются два качества: душевная доброта и признаки стяжательства. Знали о подобных "просьбах" к студентам Василия Михайловича и другие члены кафедры. В одной из бесед на эту тему Анатолий Грицай сказал Антону следующее:
   -- По этому поводу есть одна интересная индейская притча, не индийская - не путать. Так вот, в ней говорится о том, что внутри человека идёт постоянная борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один волк представляет зло - зависть, ревность, эгоизм, стяжательство, амбиции, ложь... Другой волк представляет добро: мир, любовь, надежду, истину, доброту, верность...
   -- И какой же волк обычно побеждает?
   -- Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь.
   И какого волка сейчас кормил Серёгин было непонятно, всё оставалось на его совести. Вспоминая о совести, Анатолий Грицай вспомнил недавний случай в Верховной Раде Украины. Один их депутатов в своём выступлении с трибуны заявил: "Совесть моя чиста". На что его коллега (из другой фракции) тут же ему ответил: "Конечно, она у вас чиста, потому что вы ею никогда не пользовались". Хохот после этого в сессионном зале стоял неимоверный.
   Говорят, что совесть не ошибается - для неё нет проблемы выбора. Она не взвешивает, не рассчитывает, не заботится о выгоде. Хороши по этому поводу русские пословицы: "Когда совесть раздавали, его дома не было", "Без совести и при большом уме не проживешь", "Добрая совесть не боится клеветы", "Нет подушки мягче, чем чистая совесть".
   Всё это не означает, что у Василия Михайловича не было совести, она ему, конечно же, была присуща - не может быть без совести душевный в своей доброте человек, а Серёгин был именно таковым, только вот в последнее время что-то произошло с его честностью. Американский юморист и карикатурист Фрэнк Хаббард как-то заметил: "Быть честным выгодно, но некоторым людям кажется, что это недостаточно выгодно". Возможно, что в настоящее время и Серёгин считал, что жить порядочно недостаточно выгодно?

* * *

   Несмотря на совершенно неоправданные нагрузки и сомнительные просьбы со стороны заведующего кафедрой Антон Цекалин не платил тому той же монетой. Не в его характере было задумывать какие-нибудь тайные козни своему обидчику. Как уже говорилось, он был дружелюбным, искренним человеком, который мог только помогать, но никак не вредить. Если у него в последнее время не очень-то складывались отношения с Василием Михайловичем, то с другими членами кафедры у отношения были вполне нормальные. Кроме того, он не забывал и тех, кто сейчас уже не работал на кафедре, но с кем у него остались истинно дружеские отношения. Одним из таких людей был Константин Мельников. И вот в один из летних дней 2005-го года Антон решил проведать своего друга и бывшего коллегу, благо сейчас свободного времени хватало.
   Он позвонил Мельникову (не так давно почти все кафедралы уже обзавелись очередными техническими новинками - мобильными телефонами) и согласовал время своего прихода. Навестил Константина Никитича Антон в первой половине дня. Это был будний день, а потому супруга Мельникова Ксения была на работе. Как сказал ему хозяин жилища, как раз со следующего понедельника и у неё начинается отпуск. И, хотя хозяйка не могла накрыть стол, но об этом позаботился её супруг. Конечно, он не готовил что-либо капитальное, но к приходу гостя на журнальном столике была расставлена посуда на двоих и нехитрое угощение: кофе, чай, бутерброды с колбасой и сыром, печенье, конфеты. В центре столика возвышалась и бутылочка сухого вина.
   Впрочем, и гость, и хозяин прекрасно понимали, что накрытый стол это просто дань уважения, поскольку ничего особого отмечать они не собирались. Конечно, первая рюмка поднялась с тостом "За встречу!", но дальше это был просто обмен новостями, которых у хозяина было значительно меньше, нежели у Антона. А потому Константин Никитич очень интересовался кафедральными делами. Прошёл всего год, как он вынужденно ушёл на пенсию, а потому он попросту скучал по преподавательской работе. Коллеги его иногда навещали, но общения со студентами ему не хватало. Правда, в мае месяце его навестил его тёзка - бывший студент Семёнов. И навестил он его в тот день, когда у них обоих был день рождения. Но это было приятное исключение, более он ни с кем из бывших своих студентов не виделся. Что касается сегодняшнего дня, то пробыл Цекалин у Константина около двух часов, и за это время они успели наговориться. Мельников интересовался буквально каждым членом кафедры - какие новости у того или иного. Вспомнил Константин и о Евгении Валуеве:
   -- Слушай, Антон, а ты случайно не видел Валуева? Перестал ли он пить?
   -- Я его видел в прошлом году, -- прошло уже три года, как с кафедры ушёл Евгений.
   -- О! И что он рассказывает? Как живёт, где он устроился работать, в каком ВУЗе?
   -- Ну, новости не особо приятные. Он уже ушёл не только из университета, он уже из дому ушёл.
   -- Как это?!
   -- Да вот так. Стал бухать так, что жена его выгнала. Пропивал уже почти все свои деньги, что смог зарабатывать. Но это не он мне сказал, другие сообщили, -- Цекалин всегда был в курсе событий почти каждого члена кафедры, да и не только. Как это ему удавалось, никто сказать не мог. Просто он был довольно коммуникабельным человеком, наверное, вызывающим у всех доверие. Поэтому с ним иногда делились такими секретами, которыми порой и с другом не поделишься.
   -- Вот те на! -- удивлённо отреагировал на сообщение Антона Мельников. -- И где же он сейчас живёт?
   -- Нашёл какую-то подругу, которая живёт в частном доме. Но, как мне говорили, она тоже любительница заглянуть в рюмку.
   -- Да-а, ну и дела. А где Женя сейчас работает? После твоего рассказа я уже сомневаюсь, что он работает в учебном заведении.
   -- Да, вы правы, -- из-за разницы в возрасте Антон и Константин по-прежнему обращались друг к другу по разному: один на "вы", а другой - на "ты". -- Конечно, он работает не в институте, и даже не на постоянной работе.
   -- И где же?
   -- Да я сам точно не знаю. Он толком не рассказал, да и общались мы недолго. Работает на каких-то "шабашках". Но это в нормальную пору года, а чем он зимой занимается - Бог его знает.
   -- Да, докатился Евгений. Так и до бомжа недалеко. А как он выглядит?
   -- Ну, как. Помятый, как бы немного, с опухшими веками. Но одет более-менее опрятно. Одежда не новая, но и не заношенная, относительно чистая. По крайней мере, на бомжа не похож. Но то, что он и при встрече со мной был выпившим, было видно. Да и чувствовалось по запаху.
   -- Да-а, дела, -- протянул Константин. -- Жалко Женьку, неплохой парень был. Надо же так опуститься.
   Тема, по-видимому была исчерпана, друзья немного посидели, молча, затем ещё немного поговорили о разных мелочах, после чего Цекалин стал готовиться к завершению своего визита. Когда Антон ушёл, Мельников ещё долго раздумывал о том, какие резкие повороты иногда уготавливает жизнь той или иной особи, какие фортели приключаются с человеком, который перестаёт следить за собой. Наряду с чувством радости от встречи с коллегой и другом у него сейчас ощущался и осадок горечи от рассказа Антона о встрече с Валуевым.

* * *

   Уже почти три года проработал в университете зять Познякова Дмитрий Давыденко. Работал он по-прежнему ассистентом на кафедре физики, но уже проучившись год в заочной аспирантуре. Освоившись на новом для него месте, да и кафедралы за это время пригляделись к новому сотруднику (а на это ушло около двух лет), он сдал на втором году кандидатские экзамены, поступил в аспирантуру и выбрал тему для своей диссертации (вместе со своим научным руководителем). Сейчас он полностью погрузился в процесс сбора материалов для диссертации, монтажом экспериментальных установок и уже начал проводить первые опыты. Впрочем, пришёлся он как преподаватель и кафедре, об этом как-то Алексею в личной беседе сообщил её заведующий. Дмитрий был очень доволен своим новым местом работы, и особенно лабораториями.
   -- Алексей Николаевич, -- восторженно говорил он тестю, -- какие у вас в институте замечательные лаборатории! Я даже не ожидал такого. И не столько сами лаборатории, сколько их прекрасное современное оборудование. Какие приборы! С ними не только удобно работать, но даже просто приятно работать.
   Из бесед с зятем Позняков понял, что он не ошибся (по подсказке дочери) с выбором места работы для Дмитрия, как не ошибся и заведующий кафедрой физики Михаил Павлович Яковлев, приняв неопытного молодого человека к себе на кафедру. И один, и другой сейчас уже понимали, что из этого парня будет очень хороший преподаватель (это было видно уже и сейчас), а также научный работник, возможно, в будущем даже доктор наук, профессор.
   Пару раз в году гостили у Позняковых старших и Юрий с Людмилой и сыном. В этом году Андрейка уже пошёл в школу, ему исполнилось 6,5 лет. Устроили родители Андрея не в обычную школу, а в какую-то крутую школу-лицей с углублённым изучением (с 1-го класса) английского языка, а с 5-го - ещё и немецкого. В профильных классах (8-11) там были такие направления как физико-математическое, физико-химико-биологическое, экономическое и юридическое. Но о том, какую специализацию выберет себе в будущем Андрей Позняков, было ещё рано задумываться. Сейчас у родителей хватало забот и с первоклашкой Андрюшей, и с ремонтом своей новой, теперь уже трёхкомнатной квартиры, которую они приобрели этим летом, продав старую и доложив дополнительные средства. И эти деньги они накопили уже самостоятельно, без помощи родителей и выплатив в течение первых же полутора лет все свои долги. Квартиру они купили на Оболони, в хорошем совремённом зелёном районе в 14-этажном здании. Но квартира (практически голые стены) требовала хорошего ремонта, чем, собственно говоря, сейчас и занимались Юрий с Людмилой, не сами, конечно, хотя работы хватало и им.
   В общем, уходящий, юбилейный для Алексея Познякова, год выдался вполне удачным для всего его семейства.
  

ГЛАВА 16

Жизнь продолжается

  
   Осень 2005-го года ознаменовалась на кафедре двумя событиями: празднованием получения Серёгиным звания профессор, сообщение об этом было получено летом, и защитой кандидатской диссертации Глафирой Усачёвой. Торжество по поводу первого события проходило, как и 6 лет назад после 60-летия Василия Михайловича, тоже недалеко от места его жительства, но в другом кафе. Приглашены были все сотрудники кафедры, в том числе и бывший её сотрудник Константин Мельников, Серёгин своих старых друзей не забывал. Мельников менее года назад ушёл на пенсию, за прошедшие полгода после гостевания коллег по кафедре на Новый год он немного окреп, но, всё же, чувствовал себя ещё не очень хорошо. Поэтому он вежливо отказался от приглашения - и самочувствие неважное, да и не хотелось ему быть обузой для кафедралов, да ещё и выслушивать сожаления и разные сочувственные словоизлияния. Серёгин ради такого события не поскупился, и столы были накрыты очень хорошо. А вот ему слов сочувствий выслушивать не пришлось - в его адрес лился поток поздравлений, лестных слов о его деятельности и хороших пожеланий. В общем, вечер удался на славу.
   Но, если известие о присуждении Василию Михайловичу высокого учёного звания было на устах у многих уже с первых дней, как только об этом узнал и сам Серёгин, то второе известие в течение долгого времени оставалось некой тайной. Усачёва была аспиранткой Новожилова и подготовка диссертации у неё продвигалась вполне нормально. Вот только собственно её заслуги в этом было мало. Конечно, помогал ей её научный руководитель, который выбрал ей тему по своей бывшей (как давно это было) кандидатской диссертации. Николай Гаврилович, несмотря на свои непривлекательные черты характера, был умным человеком, к тому же за время работы в институте (потом университете) немало чему научился. Этому способствовали и немногочисленные договора, которые ему доводилось выполнять, а также ознакомление с новинками в области тематики, по которой и он защищал диссертацию, и сейчас работала его аспирантка. Конечно, темы были не одна в одну, они отличались уже современным видением проблемы, да ещё и с точки зрения расчётов на компьютерах, а потому многое чего добавилось в кандидатской диссертации Усачёвой. Это был дальний прицел Новожилова в части написания им самим уже докторской диссертации по подобной тематике (некая обкатка отдельных частей уже своей будущей докторсуой диссертации). Был у него ещё один аспирант, но и у того диссертация была на стыке данной темы, обобщив всё это, добавив теории и своего видения проблемы, можно было в будущем успешно защитить и докторскую диссертацию.
   Но помогал Глафире Сергеевне не только её научный руководитель, ей очень здорово помогал ещё её муж, тёзка Новожилова, но Григорьевич по батюшке. Жена Константина Григорьевича ничего собой не представляла ни в области науки, ни в части педагогической деятельности. Работала она ассистентом на кафедре, но была настолько тупой, что с ней замучились многие преподаватели, и в особенности Антон Викторович Цекалин. Последнему доставалось от неё больше всех, поскольку он чаще других находился в подведомственных ему лабораториях. И перед тем, как провести занятие (лабораторную работу, практическое занятие или курсовой проект) Усачёва постоянно обращалась к Антону (и другим преподавателям) рассказать ей, как и что нужно делать. Всех просто убивали её непрофессионализм, неспособность и нежелание что-либо запоминать по теме занятий, хотя многие из них (для разных групп, в разные семестры) повторены были ею уже, наверное, до десятка раз. Но она так же упорно просила помощи. Все прекрасно понимали, какого доцента приобретёт кафедра в лице этой особы. Уже несколько лет подряд Глафира вообще пыталась корчить из себя эдакую умницу. На каждом сабантуе кафедры (праздники, дни рождения) она читала коротенький стишок, по теме застолья. Но дело в том, что стихи были написаны явно не ею - это все прекрасно понимали. Усачёва переписывала их из каких-либо сборников, посвящённым праздникам или юбилеям (тех сейчас развелось в продаже немало). Самостоятельно она и двух строчек не могла связать. Константин Мельников уже ушёл с кафедры, да и до того, в последнее время он своими стихами коллег уже не баловал. У Константина стихи были далеки от совершенства, но, всё же, в них чувствовался хоть какой-то намёк на профессионализм, да и некоторые четверостишья у него были очень даже ничего. Но у Глафиры не было задатков ни к написанию стихов, ни к преподавательской деятельности. Однако она упорно стремилась попасть в ряды доцентов, всеми силами проталкивая свою диссертационную работу. На кафедре ранее готовили диссертации ещё три женщины - Зубкова, Семеренко и Горохова. Они, не в пример Усачёвой, были очень толковыми преподавателями, но не сложилось у них с диссертациями без чьей-то помощи. А вот такую бездарь, как Усачёву тащили на защиту диссертации за уши - и Новожилов (что было понятно - его престиж), и муж.
   А вот Николай Григорьевич Усачёв в отличие от своей жены был просто умницей. Он был хорошо эрудирован, начитан, умел спокойно (без тени робости или, наоборот, некого превосходства) разговаривать с любым собеседником - будь то высокие чины или простые лаборанты. Диссертацию на учёную степень кандидата технических наук он подготовил абсолютно самостоятельно (конечно, при курировании научного руководителя) и в довольно быстрые сроки. Это именно он когда-то разработал (причём в короткий срок) по просьбе Познякова компьютерную программу для расчётов кафедральной нагрузки. По сведениям тогдашнего начальника учебного отдела посторонние программисты требовали за такую разработку немалые деньги. Да и внешне он был довольно приятным молодым человеком, скорее уже зрелым мужчиной, улыбчивым и привлекательным для особ слабого пола. Да и на посту декана заочного факультета он проработал плодотворно. Но Оноприенко почему-то не очень любил длительное пребывание на подобных должностях кого бы то ни было (исключением в этом плане оказался лишь Анатолий Петрович Нестеров). И вот уже в течение нескольких лет Константин Григорьевич трудился, как и многие другие бывшие деканы, рядовым преподавателем на кафедре. Это его абсолютно не смущало, а только радовало - у него было больше времени, чтобы оказывать помощь в подготовке диссертации супруги. На его месте сейчас трудилась доцент одной из общеобразовательных кафедр, тёзка жены Николая Григорьевича, Глафира Александровна Иващенко.
   Так вот, на кафедре никто даже толком не знал о дате защиты Глафирой Усачёвой кандидатской диссертации. На кафедре она докладывалась регулярно, но с трудом отвечала на поставленные ей вопросы, хотя, конечно же, Новожилов перед заседаниями кафедры по вопросу хода выполнения этапов диссертационных работ его аспирантов, старался как можно лучше ей всё втолковать (второй его аспирант был куда более сообразительным, нежели Глафира). Отчитываться-то Усачёва отчитывалась, но, когда она будет защищаться, практически никто не знал. Даже когда был оттиражирован автореферат, то и тогда эта дата оставалась загадкой. Да, на автореферате обязательно должна стоять дата защиты, но она чаще всего (автореферат готовится заранее) вписывается от руки - могут быть какие-либо изменения. Конечно, в разосланных авторефератах эта дата уже стояла, но на кафедре (а он был только у заведующего кафедрой) место под дату оставалось свободным. На все вопросы о том, когда же состоится защита, Василий Михайлович получал от Новожилова (Усачёва вообще предпочитала отмалчиваться) невнятные ответы, что дата, мол, ещё уточняется. Особого удивления такая позиция Николая Гавриловича и его подшефной, а также успех с защитой диссертации у старожилов кафедры не вызвал. Все прекрасно понимали, что дата скрывается в силу боязни каких-либо капостей со стороны коллег (но кому это было нужно) и нежелание присутствия на защите заведующего кафедрой или какого-либо другого преподавателя их кафедры. Кафедралы знали, что Глафира очень уж слабый претендент на степень кандидата наук, а потому ни ей самой, ни её руководителю не очень-то хотелось, чтобы те потом насмехались над ходом этой защиты. Но понимали они и другое - Усачёва так или иначе защитится, поскольку тянут её просто за уши. Уже значительно позже Серёгин, побывав в командировке в Киеве (а защита проходила в том же месте, где защищались и его аспиранты) выяснил у членов Учёного Совета, что защищалась Усачёва очень и очень слабо, с трудом отвечая на поставленные ей вопросы, а на некоторые из них вообще несла какой-то вздор. Тем не менее, члены Учёного Совета почти единогласно проголосовали "за". Такое положение было сродни защите диплома откровенно слабым студентом - если уж выпустили кого-либо на защиту, то валить его не стоит.
   Отметили на кафедре и это событие, вот только уже тогда, когда Глафира Усачёва получила диплом кандидата технических наук. Но сравнивать торжество по поводку получения ею диплома и получения аттестата профессора Серёгиным было просто невозможно. Уж очень бледненько выглядел стол, накрытый на кафедре Глафирой, в этом плане она, вероятно, прекрасно переняла повадки своего руководителя.

* * *

   На кафедре автоматики и электротехники, хотя и не совпадая по времени, тоже происходили подобные торжества. Впрочем, чему здесь удивляться - одни и те же профессии объединяют сотрудников разных кафедр, да и все они люди. При этом сотрудники время от времени защищают диссертации, получают учёные степени и звания, а люди обязательно отмечают какие-либо праздники или свои дни рождения. Разница на этих кафедрах была лишь в том, что никто не получил звание профессора на кафедре Галкина. А вот кандидатскую диссертацию в этом году защитил один из аспирантов заведующего Егор Лисовский. И стол он накрыл (не имея, естественно, представления о событиях на кафедре Серёгина) получше, нежели тот, за которым сидели их коллеги по случаю очередной защиты.
   Но для Познякова это событие, как и для многих других, было вполне рядовым - хотя и не каждый год, но подобные торжества на кафедре отмечались. Для него лично более важным событием должно было стать торжество по поводу его дня рождения. Тоже вроде бы заурядное явление - уж чего-чего, а празднование дней рождений на любой кафедре происходит гораздо больше, нежели торжеств по поводу присвоения преподавателям учёных степеней и званий. Да, для других коллег Алексея и это событие было вполне заурядным, но не для него самого. Дело в том, что в этом году ему исполнялось 60 лет. Круглая дата, да ещё и приуроченная у мужчин ко времени возможного ухода на пенсию, на заслуженный отдых. Правда, одну пенсию, военную, он уже давно заслужил, а теперь вот дожил и до второй, гражданской пенсии. И как же быстро пролетели эти 15 лет. Тогда он был зрелым мужчиной, как говорится в полном расцвете сил, а сейчас таких как он, по возрасту молодёжь уже называет стариками. Сам он себя таковым не считал, а потому собирался продолжать трудиться, так же, как и трудился до того (и после получения военной пенсии).
   Алексей не забивал себе голову о том, какую он будет получать пенсию - конечно же, военную. Она была гораздо выше многих гражданских пенсий. Да, был один нюанс в этом аспекте - пенсия у доцентов тоже вполне приличная, сравнимая с его военной. Можно было прикинуть, какова она у него могла бы быть как у доцента. Но он этого не стал делать по простой причине - он знал, что она у него точно будет гораздо ниже, нежели военная. И как же так - и сравнимая, и гораздо ниже? Да, у других преподавателей она именно сравнимая, но не у него. И не потому, что у него нет необходимого педагогического стажа. Шёл уже четырнадцатый год его работы в гражданском высшем учебном заведении, а для научно-педагогической пенсии необходим стаж в 20 лет. Но у него есть небольшой педагогический стаж работы и в военном училище. Позняков, правда, не знал, просто не интересовался, должен ли быть педагогический стаж обязательно непрерывным, но сушить себе голову над этим вопросом он и не собирался. Он и так знал твёрдо, что научно-педагогическая пенсия ему не светит. Ранее, еще года полтора назад вопросы по поводу научно-педагогической пенсии у него иногда в голове возникали, но это было только до марта прошлого года. А вот первый весенний месяц 2004-го года всё перевернул с ног на голову. И что же произошло в этом месяце?
   В этом месяце вышло Постановление Кабинета Министров Украины (от 4.03.2004 г. N 257) с очередными поправками в Закон о пенсионном обеспечении. И вот в этом постановлении из перечня должностей ВУЗов III-IV-го уровней аккредитации была "вычеркнута" должность начальника учебного отдела. Алексей узнал об этом не сразу, не особо интересовали его разные Постановления Кабинета Министров, которые (как уже убедился простой народ) ничего действительно хорошего для блага обыкновенного, рядового человека не сулили. Да и само это известие принёс ему, как это часто бывало, его друг Анатолий Грицай. И он, а ещё больше Позняков были удивлены такими изменениями. Ранее начальник учебного отдела подобного их ВУЗа безоговорочно имел право на научно-педагогическую пенсию, как и всё руководство учебного заведения. Именно всё руководство, а не отдельные лица (должности) из его списка. Ладно, убрали из этого списка начальника учебного отдела, но на этой должности чаще всего работали именно отставники или не остепенённые преподаватели, нередко лица, которые ранее вообще не имели отношения к педагогической деятельности. Но почему не имеет право на такую пенсию доцент? Но и это ещё не всё, право на получение научно-педагогической пенсии в руководстве ВУЗа теперь (согласно этому Постановлению) имели (привязываясь к их университету) лишь ректор, проректор по учебной работе (как первый заместитель) и проректор по научной работе. Входили в этот перечень и деканы. Далее следовали заведующий кафедрой, профессор; доцент, старший преподаватель, преподаватель и ассистент. Позняков с Грицай в один из вечеров долго обсуждали эту тему, удивляясь тому, как их родное правительство "заботится" о трудовом люде.
   -- Странно, как это Кабинет Министров не додумался вычеркнуть из этого списка и первого проректора, а то и ректора, -- то ли просто размышляя, то ли обращаясь к другу, ехидно задал вопрос Алексей. -- Они ведь профессорами или доцентами работают тоже только по совместительству? В чём разница между проректором по учебной работе и проректором по методической работе, или же по воспитательной работе? Только в названии должности, но сама работа мало чем отличается одна от другой. Все они, в первую очередь, организаторские. Но все лица, их занимающие, обязательно ведут занятия и занимаются научной работой.
   -- Ты прав. Но кто у нас в верхах государства об этом задумывается? Вот ты скажи мне, сколько среди 450 депутатов нашего парламента лиц, имеющих какое-либо отношение к высшей школе?
   -- Но это же постановление Кабинета Министров, а не решение Верховной рады.
   -- Не имеет значения. Руку к этому Постановлению Верховная рада, как законодательный орган, точно приложила. Проект наверняка в Кабинет Министров подавали депутаты. Или разрабатывали его по указке Кабинета Министров.
   -- Может быть, ты и прав. Кто из депутатов имеет отношение к высшей школе, говоришь? -- задумчиво протянул Алексей. -- Так сразу и не скажешь, всё же 450 человек. Одного я знаю точно, это Владимир Александрович Яворивский. Он постоянно выступает в Раде против различных законов, поправок к ним, ухудшающих жизнь простого народа. Защищает он и работников образования. Ему, как писателю, эти вопросы близки. И я на все 100 % уверен, что он такого проекта писать не мог. Кто ещё? Даже не знаю.
   -- Ну, наверное, ещё 2-3 депутата имеют какое-то отношение к высшей школе, пусть чуть больше, но не более десятка человек. Что их голоса, капля в море. Да и вообще все депутаты заботятся лишь о том, как бы себе пенсию повыше установить, как и различные льготы.
   -- Есть ещё один человек, который хотя и не имеет отношение в высшей школе, но точно противился этому проекту, если только тот разрабатывался в Верховной раде.
   -- И кто же он?
   -- Кармазин Юрий Анатольевич.
   -- О, вот здесь я согласен с тобой! -- уважительно протянул Анатолий. -- Вот уж кто-кто, а он голосует за различные законы только с позиции защиты прав простого народа. И вообще, как мне кажется, только он и голосует так, как ему подсказывает совесть, а не так, как ему прикажут или какое решение примет партия или фракция, в состав которой он входит.
   -- Это точно. И ты посмотри, не предлагают ему посты в правительстве или ещё где-либо. Хотя он очень толковый юрист.
   -- А он неугоден любому правительству, именно из-за своей бескомпромиссности.
   -- Ладно, это всё дела власть имущих. Но логика Постановления, о котором мы ведём речь, вообще странная. Неужели декан занимается научно-педагогической деятельностью больше, чем любой из проректоров? А вот декан, согласно этому Постановлению, имеет право на научно-педагогическую пенсию.
   -- Ты прав, странно всё это. Но более странно другое.
   -- Что именно?
   -- А то, что ты, например, уже не имеешь с этого года право на такую пенсию, да и некоторые проректоры, а рядовой библиотекарь, всю жизнь, просиживающий штаны на стуле, пардон, юбку, и занимающаяся лишь выдачей книг преподавателям и студентам - имеет.
   Как ни странно, но Грицай был прав. Согласно вышедшего в марте этого года Постановления правом на научно-педагогическую пенсию обладали директор библиотеки и научный работник библиотеки. Но к научному работнику относились и лица, сидевшие на выдаче книг в научном отделе библиотеке, а в университете библиотека была разделена на два отдела - учебный и научный. И, если ранее, сотрудникам библиотеки было всё равно в каком из отделов работать (а работа была совершенно одинакова), то после выхода указанного Положения ситуация в корне изменилась. И какой же научной работой могли заниматься эти рядовые сотрудники библиотеки, да и их директор тоже?
   -- Да, я сначала даже не обратил внимания на эту группу должностей, проскользнула она как-то мимо моих глаз. Но в этом вопросе решение Постановления вообще нонсенс. Не говоря уже о том, какой научной работой могут заниматься библиотекарши, так теперь их разделили на две касты - привилегированные и простые смертные. А труд у них абсолютно идентичен.
   -- Это всё из-за того, что при начислении пенсий сейчас не входит совместительство.
   -- Да чепуха это! Я тебе сейчас могу назвать десяток вопросов, связанных с научными работами на моей бывшей должности начальника учебного отдела. Просто Кабинет Министров в этом вопросе в основном беспокоил вопрос снижения расходов по пенсионному фонду. Вот истинная цель этого Постановления.
   -- А большая бы у тебя была пенсия, если бы не было этого Постановления?
   -- Понятия не имею. Я её заранее не подсчитывал, мне вполне хватало и той, что я получаю.
   -- Ну да, мне тоже моей хватает, -- Грицай ещё в прошлом году оформил пенсию, продолжая работать на кафедре. Да и практически все остепенённые преподаватели в университете работали так же, получая и зарплату, и неплохую пенсию. -- Но она у меня гораздо ниже, чем у некоторых.
   -- Ты имеешь в виду заведующих кафедрами или профессоров?
   -- Нет, не только их. С ними-то как раз всё понятно.
   -- А с кем тогда непонятно?
   -- Ну, например, с Фимой-лизуном.
   -- Ты имеешь в виду Фиму Старыгина?
   Ефим Алексеевич Старыгин работал доцентом на одной из общеобразовательных кафедр. Он раньше Грицая и Познякова оформил себе (по возрасту) пенсию, естественно, продолжая работать на кафедре. Это был довольно интересный человек. Во-первых, Фима был холостяком, он всё время менял своих подружек и раздумывал, женится ему или нет. В общем, всё как в песне "Танго холостяка", которую пел Владимир Басов (первый исполнитель поэт-песенник и певец Юрий Гарин):
   "Бегут года, а мне лишь снится
   своя семья да благодать,
   а я всё думаю - жениться
   или немножко подождать?
     ...........................
       Вчера на пенсию ушёл,
       настало время выбирать -
       или же свадьба да застолье
       или совсем уж подождать?"
   Работая в институте, потом университете он почти всё время жил в студенческом общежитии, занимая отдельную комнату. Таких привилегий от старого ректора мало кто удостаивался. Ещё в конце прошлого века (и тысячелетия) он получил от университета отдельную квартиру. Тоже случай не такой уж частый, в последнее время квартиры получали либо приглашённые читать предметы по новым специальностям профессора, доценты или же некоторые любимчики ректора. Правда, в очереди на квартиру Старыгин стоял уже давно, ещё со времён Советского Союза. Но и получив квартиру, Ефим Алексеевич ещё пару лет продолжал жить в общежитии, не спеша ремонтируя свою новую обитель. О том, что это первый подхалим и прислужник старого ректора знали все. Одно время Оноприенко даже назначал Ефима Алексеевича одним из проректоров, но на этой должности тот долго не удержался. Он хорошо умел создавать эдакий умный вид, но по-настоящему он руководить не умел, да и толковых мыслей у него не было. Он только старался во всём угождать ректору, чуть не лижа ему зад. Потому-то за ним и закрепилось прозвище Фима-лизун. Злые языки шутили, что, если бы ректор был ещё более благосклонен к нему, то он бы свою кличку оправдывал по-настоящему. Он выглядел эдаким компанейским парнем, старался улыбаться, терпеливо выслушивать собеседника, даже мог посочувствовать относительно какой-нибудь неурядицы партнёра по разговору. Только вот большинство разговаривавших с ним сотрудников университета по понятным причинам старались не особенно распускать свой язык как в беседе с Фимой, так и видя его неподалёку - чужие уши, а язык ещё тот.
   -- Да, именно Фиму Старыгина, -- ответил Анатолий на уточняющий вопрос Алексея.
   -- А что, он такую уж большую пенсию получает?
   -- В том то и дело, что побольше иных профессоров.
   -- А ты в этом уверен? Откуда ты это знаешь, ты что, видел, какую он получает пенсию?
   -- Не видел, да и зачем оно мне. Просто он сам об этом рассказывает. Я понимаю - добился у ректора повышенной пенсии, так сиди тихонько и не высовывайся. Но у него же ума и на это не хватает, он на каждом углу треплется, какая у него пенсия, хвастаясь, что получает больше некоторых профессоров.
   -- И каким же образом он заработал такую пенсию? Работал перед пенсией на полторы или на две ставки?
   -- Не знаю, на полторы он, может быть, и работал, но на две - точно нет.
   -- Тогда откуда у него такая пенсия?
   -- А он этого и не скрывает, опять-таки хвастает, что ректор ему в последние годы регулярно платил премии, чуть ли не ежемесячно. И, наверное, немалые.
   -- Понятно, хотя и удивительно. За какие же это такие заслуги?
   -- А то ты не знаешь, на то он и есть Фима-лизун.
   Для Познякова вновь открывались новые грани деятельности Оноприенко и его ближайшего окружения.
   Приятели ещё немного поговорили на эту тему, задавая вопросы или просто выражая своё мнение, но всё это чисто риторически, поскольку ничего в этом вопросе от них не зависело, а собственно от их возмущений проку никакого. Не поднимал подобный вопрос Позняков и на кафедре во время празднования его 60-летия. Какой в этом смысл, тем более что нашлись куда более интересные темы для разговоров. А когда люди уже немного "приняли на грудь", то языки у них понемногу развязываются и обсуждаются порой такие вопросы, что просто диву даёшься. Очень редко на трезвую голову ведутся подобные беседы, а вот выпивши, другое дело...
   А началось всё с того, что один из преподавателей упомянул о том, что где-то он вычитал о катаклизмах, вроде бы ожидающих их Землю в первые 10-30 лет нового тысячелетия. И понеслось! Начали говорить, что Земля и так уже много раз переживала глобальные катастрофы, поговорили о ледниковом периоде, о динозаврах, о смене магнитных полюсов и о прочем. Каждый старался вспомнить то, что он когда-то вычитал на подобную тему. Конечно, эти беседы происходили в перерывах между опрокидыванием бокалов и тостов в честь именинника и юбиляра, но неизменно к похожим темам возвращались. Так коснулись и темы возраста самой их матушки Земли, немного поспорили о точной цифре (которую не знали и сами учёные - установлено только предположительно) - примерно 4,5 миллиардов лет, а затем плавно перешли к возрасту её обитателей, а именно разумных обитателей. Богдан Лановой заявил, что согласно трудовой теории Фридриха Энгельса, появление человека нужно датировать согласно находкам орудий труда, то есть приблизительно 8-10 тысяч лет до новой эры, вообще-то возраст Человека разумного, как считают сейчас в современной археологии, около 50-100 тысяч лет. Но ему тут же возразил Валежников:
   -- Да, ты так в этом уверен? Но, век каменных орудий, найденных в африканском каньоне Олдовай ещё в 1960-м году, датируют 1,5-2,5 миллионами лет. А якутские артефакты, -- рукотворные, искусственно сделанные предметы, изучаемые археологией, -- найденные в 1982-м году, датируют ещё более древними - примерно 1,8-3,2 миллионами лет. Очень интересно, кто же оставил эти орудия, если, по твоей версии, или версии учёных, наш разумный предок ещё не родился?
   -- Леонид прав, -- поддержал коллегу Позняков. -- В 50-х годах прошлого столетия было сделано открытие, которое нанесло ощутимый удар по теории эволюции. Было обнаружено, что всё живое на земле, от бактерий до человека, имеет единый биологический код. А ведь, если бы жизнь на нашей планете возникла и развивалась бы по Дарвину, то этого не должно было бы быть.
   -- Да, со времени публикации теории Дарвина прошло уже около 150 лет. Но что-то не видно обезьян, ставших с тех пор людьми. Зато сколько людей утратило человеческий облик и скатилось до обезьяноподобного уровня, -- пошутил доцент Григорий Викторович Тамаркин.
   -- Точно. Сейчас некоторые смелые учёные пришли к бессмысленной, на первый взгляд, мысли: жизнь на Земле искусственного происхождения. Наша планета - это исследовательская лаборатория, на которой какой-то Высший Разум экспериментирует со всякими вариантами эволюции. Отсюда такое разнообразие жизни и естественных условий. Значит, наверное, учёные зря насмехаются над фантазиями литературной братии.
   -- Ты прав, -- поддержал Познякова Шебурин. -- Никогда не существовало переходных видов: если это была обезьяна, то обезьяна, а если человек, то человек, и так далее. Происходило только исчезновение видов, мы знаем, например, что если скрестить лошадь и осла, то получился мул, или лошак, но они потомство не дают, поэтому не может происходить никакой "эволюции".
   -- А я ещё прочитал где-то, что в конце 60-х годов один из американских исследователей ввёл в компьютер все данные о Земле - состав атмосферы, грунта, солнечной и космической радиации, все физические параметры и вообще всё, что науке было известно о живых существах, -- снова отозвался Валежников. -- После этого он поставил вопрос: могла ли зародиться белковая жизнь на планете с такими условиями? И ответ компьютера был однозначен: не могла. На планете, где присутствует сильнейший окислитель - кислород, где в изобилии абсолютный растворитель - вода, в которой со временем распадаются даже стекло и металлы, белковая субстанция с её крайне узким жизненным "коридором" зародиться не может. И тем более, не может в естественных условиях возникнуть такое разнообразие живых существ. Природа более экономна в своих свершениях. Позже этот эксперимент, вроде бы, был повторён и в Киевском Институте кибернетики, но результат был тот же.
   Подобные разговоры продолжались довольно долго, но, в конце концов, и они иссякли. Сотрудники кафедры посидели на торжествах по чествованию Познякова довольно долго, все уже устали, и языки начали уже заплетаться, а потому постепенно начали расходиться по домам. Часть познавательных бесед о Земле и об эволюции жизни на ней Алексей, насколько он запомнил, по случаю рассказал в один из выходных дней своей супруге Галине.
  
  

ГЛАВА 17

Интересные сообщения и беседы

  
   В начале нового календарного года, гораздо позже своего дня рождения (тот был в ноябре), Познякову запомнилось одно из сообщений Анатолия Васильевича Галкина.
   -- Алексей Николаевич, ты слышал - твой бывший начальник защитил-таки докторскую диссертацию?
   -- Горбунов, вы имеете в виду? Это что, точно?!
   -- Абсолютно точно.
   -- А диплом доктора он получил? Или снова как в прошлый раз?
   Последние вопросы Алексей задал своему заведующему кафедрой не зря. Дело в том, что Горбунов ещё осенью позапрошлого (2004-го) года защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора технических наук. Она у него к тому времени уже была готова, как и согласована дата её защиты. Не помешал ему и полгода ранее уход из университета, это неприятное событие, наверное, только прибавило свободного времени для организационной работы перед защитой диссертации. Защитил Горбунов диссертацию успешно, но положенного диплома доктора наук так и не получил. Михаил Константинович Шельменко, узнав об успешной защите Виктором Владимировичем диссертации, сразу же направил в Министерство и ВАК письма о том, чтобы Горбунову не давали диплом доктора наук. Причиной этого стало то, что до того Горбунов уже выиграл через суд дело о его незаконном увольнении. Суд также заставил университет полностью выплатить ему заработную плату за прогулянные по вине ректора месяцы и восстановить Горбунова на прежнем месте работы. И это, конечно же, взбесило Шельменко, вот он и решил напакостить Виктору Владимировичу. Тот в университете не восстановился, хотя ранее и хотел это сделать - восстановиться, а через пару дней подать заявление по собственному желанию и всё равно уйти оттуда, понимая, что отныне ему там нормально трудиться не дадут. Но, ректор, понимая, что суд он проиграет, сделал ход конём - он реформировал кафедру, на которой ранее трудился Горбунов, присоединив её к другой кафедре, на которой имелся, естественно, свой заведующий кафедрой. И теперь он разводил руками: негде восстанавливать Горбунова, поскольку такой-то кафедры просто не существует. Конечно, он обязан был трудоустроить Виктора Владимировича пусть и простым доцентом, но тот махнул рукой и не стал добиваться восстановления.
   И вот теперь в своих письмах Шельменко чего только не написал, чтобы очернить Горбунова: тот, мол, готовил диссертацию не самостоятельно, всё за него делал его аспирант, на кафедре он не докладывался (хотя он это делал регулярно), Совет университета разрешения на защиту им диссертации не давал (никогда он этого и не делал), работа представляет собой обобщённые отрывки материалов из других диссертаций и научных статей (ректор её и в глаза не видел, разве что только прочитал автореферат), тема диссертации совершенно не актуальна и тому подобное. Естественно, после таких писем соответствующим инстанциям не оставалось ничего другого, как попридержать решение о присвоении Горбунову учёной степени доктора технических наук. Пришлось Виктору Владимировичу доказывать, что он не верблюд, более чем в течение полугодия собирая нужные бумаги и договариваясь о повторной защите диссертации. В 2004-м году он проработал на новом месте всего какой-то месяц, и руководство (и кафедра) нового для него ВУЗа не вмешивалась в ход последнего этапа защиты диссертации, да и не было в этом необходимости - все организационные вопросы были уже ранее утрясены. Но на этот раз, примерно через год после первой защиты кафедра и учебное заведение (а они по достоинству оценили нового доцента) сделали всё, чтобы повторная защита состоялась, и чтобы она уже ни у кого не вызывала никаких лишних вопросов. И Горбунов успешно, теперь уже повторно, защитил докторскую диссертацию.
   -- Да, диплом он совсем недавно получил, -- ответил Галкин на вопросы Познякова. -- Получил диплом сразу в начале этого года, а диссертацию защитил, повторно, ещё осенью прошлого года. Я тебе это и сообщаю, когда уже всё свершилось. На сей раз диплом Горбунову выписали без каких-либо проволочек.
   -- Это хорошо, я рад за него. Нужно будет позвонить ему и поздравить с этим событием.
   Такое вот неплохое известие о бывшем сослуживце (уже и в университете пришлось употреблять это слово) услышал Алексей в самом начале начавшегося 2006-го года. Позняков искренне порадовался успеху бывшего проректора по учебной работе и тому, что, слава Господу, козни Шельменко не имели успеха. До чего же этот человек был злопамятным, низменным и бесчестным. Хорошо ещё, что Алексею не доводилось близко сталкиваться с новым ректором, у которого уже шёл третий год работы на таком ответственном посту, по всем определениям требовавшего от занимающего его лица честности и порядочности. Но, увы. При всех недостатках Константина Григорьевича Оноприенко он был всё же лучше, нежели новый ректор. С этим Алексей наверняка не проработал бы и года.
   Но состоялся такой разговор пару месяцев спустя после дня рождения Познякова. А сейчас, в ноябре, Алексей, конечно же, отметил свой юбилей и дома, в кругу своей семьи и друзей. Ещё же двумя месяцами ранее Позняковы отмечали, пока что не юбилей, но день рождения своей внучки Анастасии. В этом году Настеньке уже исполнилось четыре годика, это уже был вполне самостоятельный человечек со своим Я. Настя жила с родителями в доме у старших Давыденко, к бабушке Гале и дедушке Алёше выбиралась в гости (вместе с Натальей и Дмитрием) не так уж часто. Чаще к ней в гости (к дочери и зятю, а также к сватам) ездила сама Галина Матвеевна, чуть реже - Алексей. Бабушка Галя много гостила у сватов пару лет назад, когда Настенька была ещё совсем маленькой. Внук с родителями проживал вдали от старших Позняковых, а потому так много внимания Галина уделяла своей первой внучке (будут ли и другие - неизвестно, современная городская молодёжь не так уж многодетна). Наташа с супругом по-прежнему проживала у своих свёкров, и ладила она с ними нормально. Но осенью прошлого года Дмитрий и Наталья уже внесли первый взнос в строительство своей отдельной трёхкомнатной квартиры. Высотный дом строился в том же районе, где сейчас жило семействе Давыденко, но строился он не такими уж скоростными темпами - полностью сдать его в эксплуатацию предстояло только через год.

* * *

   Грицай отпраздновал своё 60-летие почти на два года раньше своего приятеля - ещё в январе 2004-го года. Был он, конечно, и на торжествах по поводу такого же юбилея и у Алексея. А в этом году ему предстояло побывать ещё на одном подобном сабантуе у очередного коллеги по кафедре. В последние годы не менее чем один раз в год кого-либо из его коллег или приятелей отправляли на пенсию. Собственно говоря, на пенсию никто не уходил, но саму возможность ухода (и как круглую дату) обязательно отмечали - так уж случилось, что сотрудники, с которыми он был в хороших отношениях, были как бы погодками. Но вот на сей раз предстояло отметить шестидесятилетие у коллеги, который и в самом деле, работать на кафедре уже не будет. И не только не будет, но и уже два года как не работал. В мае месяце должны были поздравлять с этим событием (и одновремённо, наверное, сочувствовать ему) Константина Мельникова.
   Конечно, не следует понимать, что все сотрудники кафедры приходили в гости к тому или иному коллеге. У любого человека есть свои приоритеты - кто-то ему нравится больше, кто-то - меньше, а бывает и так, что некоторые кого-то вообще терпеть не могут. Вот и на сей раз на день рождения Константина Никитича пришло с кафедры всего несколько человек: Серёгин (с супругой), Грицай, Клебанов, Цекалин и Зубкова. Но это были именно те люди, которые чаще всего и бывали на днях рождения друг у друга, да и находящиеся в наиболее хороших отношениях между собой. Правда, далее Клебанов уже перестал навещать Мельникова, но тот не очень этому и огорчался. Некоторых сотрудников кафедры никогда не видели в гостях у своих коллег - или те их не приглашали (из-за неприязни), или же они сами отказывались от подобных приглашений. Никогда у Константина в гостях не были, например, Новожилов или Губенко - не любили они сейчас ходить по гостям или приглашать кого-либо к себе в гости. Хотя последний однажды наведался к Мельниковым, но не к Константину, а к Ксении - когда ему потребовалась консультации по лечению своего сына. А вот в гостях у Новожилова Мельников один раз был, уже и не припоминал по какому именно поводу. Но это было ещё в первые годы пребывания Константина в институте, тогда Николай Гаврилович был женат, жена ещё не успела сбежать от него. Да и человеком он тогда казался вполне нормальным, это уже позже проявились его негативные качества, вылезла, так сказать, на Божий свет вся его неприглядная сущность.
   Но зато присутствовал на дне рождения Мельникова племянник Василия Михайловича - Евгений Серёгин. Узнав от дяди о дне рождения Константина Никитича, он позвонил ему и спросил, не возражает ли тот против его прихода. Конечно же, Мельников не возражал, наоборот, был только рад приходу Жени - тот был хорошим парнем, а за годы его работы в университете они здорово подружились. Он, так же как и Мельников, окончил киевский технический ВУЗ и получил диплом инженера-механика. Сначала Серёгин младший работал на договоре кафедры (застал последние годы перед распадом СССР), а позже на одной из кафедр, поступив даже при этом в заочную аспирантуру и начав работать над диссертацией. Однако Евгений не так долго проработал в университете - он за 1,5 года до того женился и у него уже родился сын. На одну зарплату ассистента в это время тяжело было содержать семью, а потому он решил заняться собственным бизнесом. Дела сначала шли с переменным успехом, но потом стали налаживаться. В общем, на стезю преподавания Евгений Николаевич уже не возвращался. Виделись Мельников и Евгений не так уж часто, но и редкими встречами оба они оставались довольны. Потому и сейчас Мельников искренне обрадовался приходу Евгения.
   Ксения, как это водится, накрыла хороший стол. День рождения Константина Никитича припал на пятницу, что было весьма удобно - на работу завтра не спешить. Поэтому сидели за столом и говорили довольно долго. Разговоры были на самые разные темы - о делах в университете (интерес Мельникова), о состоянии бизнеса у Евгения (интересовало всех), и даже о ситуации в стране и сравнение с жизнью в СССР. Вспомнили даже о почти полуторагодичной давности (на Новый год) разговоре о крионике. И затронул эту старую тему Анатолий Грицай.
   -- Никитич, а ты помнишь, в прошлый Новый год мы говорили о замораживании человека и о лечении холодом. И тогда сомневались, что человек может выдерживать температуру около -1800 С?
   -- Конечно, помню. Почему бы не помнить? А ты-то чего её вновь вспомнил?
   -- Да вот попалась мне недавно в Интернете статья о существах, которые не только такую температуру выдерживают, но и абсолютный холод, абсолютный вакуум - в открытом космосе.
   -- Это что, некоторые виды бактерий обитающих на кометах и иногда попадающих на нашу Землю? То есть примерно те организмы, которые миллионы лет назад были занесены на нашу планету, и от которых, по мнению учёных, и возникла жизнь на Земле?
   -- Нет, не о них. Я говорю о земных существах. Они попадали в открытый космос, а на Земле благополучно возвращались к жизни.
   -- А как это они могли с Земли в космос попадать? -- спросил Антон Цекалин. -- Да ещё и возвратились на Землю.
   -- Брали их на космические станции и там проводили с ними такие вот эксперименты.
   -- Понятно, хотя и не верится в это. И что это за животные?
   -- Это водяные медведи.
   -- Оп-па! -- удивился уже Клебанов. -- А это ещё что за чудище. О разных медведях читал - белые, бурые, чёрные, шатуны, гризли и прочие виды или отельные особи одного из видов. И о животных, которые похожи на медведей знаю - разные там панду, коала, ленивец.
   -- Ну, панда - это и есть медведь, только бамбуковый, -- поправил тёзку Мельников. -- А вот коала относится вроде бы к семейству кускусовых. Ленивец же тоже какой-то отдельный вид.
   -- Не важно. Но о них мы знаем, а кто знает о каких-то водяных медведях. Вот ты их когда-нибудь видел?
   -- Нет, лично мне таких видеть не доводилось. Но раз Анатолий говорит, значит, он их видел.
   -- Только на картинке, -- уточнил Грицай. -- Я до недавнего времени, как и вы, не знал о их существовании.
   -- И что же это за животные? -- заинтересовался Мельников.
   -- Ты, как и Антон, назвал их животными, но они как раз не животные. Это что-то типа гусеницы. По виду они похожи и на гусеницу, и на откинувшегося на спину с поднятыми передними лапками медвежонка. Только они очень уж маленькие.
   -- Тю! Всего лишь гусеницы.
   -- Да, при этом весьма маленькие - длиной всего до 1,5 мм. Их ещё называют тихоходки, они - самые живучие на нашей планете существа.
   -- Они что, в воде живут? -- спросила Валентина Зубкова. -- Почему именно водяные медведи?
   -- Хм, странно. Я как-то на это даже внимания не обратил. Честно говоря, не знаю, почему их так назвали. Но живут они во мхах, лишайниках, на деревьях и скалах. Количество тихоходок во мхе может быть очень велико - сотни, даже тысячи особей в 1 г высушенного мха.
   Грицай был не совсем прав, или точнее не полностью информирован. Тихоходок находили и подо льдом (например, на Шпицбергене), и на дне океана. Примерно 10 % из них - как раз морские обитатели. Тихоходки распространены повсеместно, от Гималаев (высотой до 6000 м) до морских просторов (глубиной ниже 4000 м), и даже в гидротермальных источниках, температура воды в которых превышает 100 градусов по Цельсию. Но он был прав в том, что водяной медведь очень выносливое существо. Не соврал он и о пребывании водяного медведя в открытом космосе. Два вида этих членистоногих провели на борту российского беспилотного аппарата "Фотон-М3" 10 дней. И одна их группа испытала на себе все "особенности" космического пространства. Далее, если для человека смертельная доза радиации составляет всего 500 рентген, то ионизирующее излучение в 570.000 рентген убило только 50 % облучаемых тихоходок - остальные выжили. Эти удивительные существа выживали даже под давлением в 75.000 атмосфер (обычно клетки живых организмов погибают под давлением около 3.000 атмосфер). Тихоходки переносят экстремальные условия во многом за счёт ангидробиоза, или высушивания. При высыхании содержание воды в организме тихоходок падает до 1 % от нормы, а тело покрывается защитной плёнкой, предотвращающей испарение этих остатков. Когда среда становится более благоприятной, тихоходки возвращаются к "нормальному" существованию.
   -- Интересно, а есть на Земле ещё существа, которые способны выдерживать подобные условия? -- протянула Зубкова, как бы просто размышляя. -- Но только какие-нибудь побольше, именно из животного мира?
   -- Вряд ли. Хотя... На Земле ещё столько всего неизученного. Знаю одно, никакое животное, каких мы знаем, точно не выдержит таких условий. О человеке я уже и не говорю.
   -- А зря, -- откликнулся Клебанов. -- Человек как раз многое способен выдержать, -- и как бы в шутку добавил. -- Мы ведь постоянно испытываем на себе различные социальные катаклизмы.
   -- Вот в этом Дмитриевич как раз прав, -- вздохнул Серёгин. -- Сколько всего довелось испытать в 90-х годах. Даже удивительно, как наш народ всё это вытерпел.
   -- А сейчас что, так уж намного лучше? -- не согласился Грицай.
   -- Конечно, лучше. Вот когда Союз развалился, то вообще, вспоминая то время, диву даёшься, как мы тогда выживали.
   -- Да начались не такие уж хорошие времена не с развала Союза, а раньше.
   -- Ну да, ещё с приходом к власти Горбачёва, -- опять вздохнул Василий Михайлович. -- Как красиво он всё рассказывал. Но, красиво было на бумаге, да забыли про овраги. У Горбачёва были благие намерения, но, по-моему, он и сам не представлял, что собирался построить, как изменить страну. Он не усвоил простого вопроса - перед тем, как что-то рушить, нужно понимать, что конкретно ты хочешь построить.
   -- Нет, я имел в виду время ещё при Брежневе.
   -- Почему? Тогда мы более-менее неплохо жили, -- возмутилась Валентина.
   -- Ну, в целом народ, и в самом деле, неплохо жил. Только чего это стоило государству. Ведь благосостояние улучшали практически только за счёт продажи своих сырьевых ресурсов.
   -- Ты прав, -- поддержал Анатолия Константин. -- Ещё при Брежневе руководство страны приняло решение, заключающееся в выборе сырьевого варианта развития экономики СССР. Вначале предполагалось, что это временное решение - доходы от экспорта нефти и газа должны позволить накопить средства, необходимые для развития высокотехнологичных производств. Но, как оказалось позже, это было роковое решение - никто тогда не учёл того обстоятельства, что мировой рынок - это отнюдь не стихия спроса и предложения, а тонко управляемая транснациональными корпорациями система, в которой возможно искусственно организовать подъёмы и падения цен. В итоге, сначала, ещё в начале 70-х годов, цены на нефть, как и предполагалось, взлетели, и это сулило немалую выгоду стране. Но спустя некоторое время последовало резкое падение цен и доходы от экспорта при этом сильно упали, и экономика СССР выбраться из этой ловушки уже не сумела.
   -- Тоже мне эксперт, -- ухмыльнулся Клебанов. -- Ты что, в то время анализировал ситуацию на мировом рынке?
   -- Нет, не анализировал я ничего, конечно. Просто значительно позже мне попалась в руки некая книга по этой теме, в которой ведущие специалисты как раз и рассуждали по этим вопросам. Вот, к примеру, это то, что я хорошо запомнил, - в начале 70-х годов тонна зерна на мировом рынке стоила вдвое дешевле тонны нефти. Но уже через несколько лет тонна зерна стала стоить вчетверо дороже тонны нефти. А это, как ты понимаешь, означало, что соотношение цен на зерно и нефть изменилось в восемь раз, хотя никакой технологической революции ни в нефтедобыче, ни в аграрном секторе не произошло. И такие изменения не могли быть объяснены изменением спроса и предложения, такая экономическая конъюнктура, крайне невыгодная для СССР, была создана искусственно, путём глобальных финансовых спекуляций. Таковы были реалии зарубежной капиталистической экономики, которых, к сожалению, никто не предвидел. Мировое экономическое сообщество просто грабило СССР через мировой рынок.
   -- Ой, мужчины, хватит говорить о политике или о стране, - взмолилась Лидия Петровна. -- Давайте вести разговоры о чём-либо более приятном и понятном. Тоже мне, устроили политинформацию, это же вам не Дом политпросвещения.
   -- Народ просто у нас такой, -- не внял просьбе супруги Серёгин, -- что ему ни говорят, во всё он верит и безропотно идёт по той дороге, на которую ему укажут.
   -- Привык народ русский слушаться верховных правителей, -- поддержал коллегу Грицай. -- То царя, то Генерального секретаря.
   -- А ведь всё время кричат о свободе. Свободы всё мало.
   -- А у нашего народа, больше, конечно, у россиян, совершенно искажённое понятие свободы, которое смешивается в их сознании с понятием анархии, -- покачав головой, протянул Грицай. -- Это нация, которой очень трудно нащупать золотую середину: она к ней не склонна - или рабство, или разбой, анархия. Нормальная жизнь русского человека, к сожалению, не устраивает.
   -- Наверное, ты прав.
   -- А это не я прав. Это так высказался о русском народе Михаил Шемякин, всемирно известный художник. Кстати и сам он русский. Российский народ опирается на личности, а не на социальные институты. От себя добавлю, что народ за долгую историю просто привык к царям и эта любовь ещё долго будет вытравливаться. И любили и уважали во все времена только царя, а не своего ближнего, как того требует писание.
   -- Да, -- согласно протянул Василий Михайлович, -- уважения у нас мало.
   -- А у нас просто не принято уважать друг друга, начиная с семьи, детского сада и школы, поэтому и удивляться нечему, -- вставил своё слово именинник. -- В Европе не только кассирши по-другому относятся к покупателям, но и мамы к своим детям и воспитатели к воспитанникам в детском саду, и учителя в школе, и преподаватели в ВУЗе. Если человека не уважали в семье, потом унижали в садике и школе, то и он просто не умеет уважать, не знает, что это вообще такое? У нас вежливость практически всегда воспринимают, как признак слабости, а хамство - как признак силы.
   -- А вот я где-то прочитал очень интересное высказывание, -- взял слово Евгений Серёгин, дотоле лишь слушавший. -- Оно уже относится к нашему времени, в нём сказано, что постсоветский человек отличается от всех остальных тем, что совмещает два несовместимых качества - любовь к Родине в душе и чемодан в руке.
   -- Ладно, давайте-таки прекращать разговоры на подобные темы, -- на правах хозяина решил прекратить эту "политинформацию" Мельников. -- Лидия Петровна права - хватит говорить об общегосударственных делах. Давайте говорить о делах более нам близких. Расскажите лучше, какие ещё новости есть в университете, а то вы что-то мало о нашем ВУЗе рассказали.
   -- Да что там может быть нового, всё как и раньше - текучка, -- заявил Грицай. -- Занятия, сессии, студенты, новые специальности.
   -- Что и этот ректор открывает новые специальности?
   -- Пытается открывать, да и открывает, но не всё то, что ему хочется.
   -- А что ему ещё хочется? Оноприенко действительно хорошие специальности для университета, для студентов открыл. А этому что неймётся?
   -- Он всё пытается протолкнуть одну из юридических специальностей, но Министерство на такую авантюру не идёт.
   -- А, понятно. Это была, так сказать, голубая мечта и Оноприенко, он тоже очень хотел ввести университете какую-нибудь юридическую специальность. Он даже для начала пытался, все помнят, ввести на одной из экономических специальностей специализацию с изучением юридических дисциплин и в её название внёс какое-то юридическое слово. Но этот номер не прошёл, не получилось даже у него. А уж у этого не получится тем более, - что он может сделать.
   -- Ну, почему? -- встала на защиту Шельменко Зубкова. -- Михаил Константинович уже ввёл пару новых специальностей.
   -- И все они, небось, по экономическому профилю?
   -- Конечно, -- вклинился Клебанов, не дав ответить Валентине. -- А на что он ещё способен. Это же не Константин Григорьевич, который сумел поднять столько новых специальностей, да ещё технических. А для экономических не нужно никакой базы, но зато они прибыль дают университету, а, значит, и у Шельменко карман наполняется.
   -- Ладно, -- остановил словоизлияние Клебанова именинник. -- Бог ему судья. А что нового именно на кафедре?
   -- Ну, мы же говорили - защитился Кальнов, -- второй аспирант Новожилова. -- А больше, вроде бы, новостей и нет.
   -- Злотник собирается уходить на пенсию, -- угрюмо добавил Василий Михайлович. -- Вот эта потеря для кафедры будет серьёзной. Нужно кого-нибудь готовить для чтения его предметов.
   -- А чего это вдруг? Обычно доценты не спешат уходить на пенсию.
   -- Ну, ты же знаешь, ему тяжело добираться в университет, особенно зимой.
   Да, это Мельников знал, что было, то было. Дело в том, что Мирослав Александрович имел инвалидность. Никто точно не знал, когда она у него появилась, скорее всего, это была ещё детская эмбриопатия, поскольку он как-то говорил, что его оперировали в детстве. Он ходил, здорово прихрамывая - без палочки, но припадая на больную ногу, та была у него слегка вывернута. И как обычно это бывает у тех, кто с детства познал лишения, был хорошим, добрым человеком. Действительно, кафедре его будет недоставать. Добирался он на работу и назад на стареньком инвалидном "Запорожце", полученном очень давно. За это время изменилось уже не одно поколение этих машин, они успели уже стать "Тавриями", а в следующем году их вообще снимут с производства. А Злотник так и ездил на этой допотопной, но выносливой машине, добиться в службах социального обеспечения её замены на более новую марку ему не удавалось. Он её постоянно ремонтировал, а зима становилась для него, как ни для кого другого, очень уж суровой порой года - приходилось расчищать снег около гаража, были проблемы с запуском двигателя машины на морозе, да ещё доставалось порой от не очищенных дорог, а проходимость у "Запорожца" невысока. Так что его решение было вполне понятным, но всё равно жалко, что с кафедры уходил хороший человек.
   Сегодняшняя компания тоже, как им казалось, состояла из неплохих людей. Все они были дружны между собой и объединены совместным делом, которое приносило им удовлетворение. А потому и этот длительный вечер (хотя он таковым им не показался) прошёл очень хорошо, расходились все в прекрасном настроении.
  
  

ГЛАВА 18

Новые странности

  
   Примерно через месяц Мельникова навестил уже единолично Василий Михайлович. Они поговорили о том, о сём, Серёгин расспросил Константина о его здоровье, рассказал о том, как проходит сессия на кафедре и о последних новостях (тех практически не было) в университете. Затем, после небольшой паузы, он произнёс:
   -- Мельников, я хочу предложить тебе одну интересную работу.
   -- Любопытно, и что же это за работа?
   -- Я хочу написать пособие для студентов по курсовому проекту.
   -- Ага! Я так понимаю, что вы, наконец-то планируете взяться за методичку по курсовому проекту для своего предмета?
   -- Да, раньше у меня были другие дела - писал книгу для получения звания профессор, бумаги разные готовил, да и вообще дел много было. А сейчас я разгрузился, так что можно засесть и за написание новой литературы.
   -- Ну что ж, давно пора. Это хорошее решение. Методичка студентам, действительно очень нужна, давно уже нужна, -- немного подколол приятеля Константин.
   -- Нужна. Только я решил написать не методичку, а именно пособие. И официально его издать.
   -- Пособие по курсовому проекту? Это что-то новое.
   -- Нет, не только по проекту, но и по лабораторным работам, возможно, и немного осветить практические вопросы, добавить теории и привязать всё к практике. У меня есть подобная книга, но совсем по другой специальности и на русском языке. Так почему бы не издать похожую книгу, но именно по нашей специальности и на государственном языке?
   -- А что, это неплохая идея. Но вот только при чём здесь я? Вы сказали, что хотите предложить мне работу.
   -- Вот именно! Я хочу, чтобы мы написали это пособие вместе, и издали его под двумя фамилиями. Я пишу часть пособия именно по курсовому проекту, а ты - по лабораторным работам, по практике, включая технику безопасности при проведении лабораторок и методику обработки результатов. Её можно взять из твоей диссертации, там она у тебя хорошо выписана.
   Серёгин знал, что у Мельникова неплохо получается написание различных методических указаний, а потому именно к нему и обратился по этому вопросу. Да, Константину Никитичу, как это ни странно, действительно нравилось писать различные методички (хотя для некоторых преподавателей это был не особо любимый труд), вот только в последнее время часть из них он писал в корзину, и невольным причастником к этому был как раз Василий Михайлович. Но дело было ещё и в другом.
   Примерно год назад Константин сам предлагал Серёгину написать совместно глобальную книгу - энциклопедию по одной из читаемых на кафедре дисциплин. Ведь есть же, к примеру, энциклопедия математики, физики, химии и пр. А вот по читаемой ими дисциплине (при этом на стыке названых дисциплин) такой энциклопедии не было. Но Василий Михайлович, к удивлению Мельникова, отнёсся к этой идеи абсолютно равнодушно. И это было несколько странно. Да такая работа могла растянуться на несколько лет - с уравнениями и формулами проблем-то не было, но нужно было ещё собирать материалы об авторах этих математических выкладок, знаменитых учёных в этой области, искать их портреты, автобиографии и прочее. Но, после издания энциклопедии такой труд мог увековечить их имена. Но Серёгина, вероятно, волновали куда более прозаические вещи и не когда-то, а такие, отдачу от которых можно было получить именно сегодня. Тогда, решив заняться таким произведением сам, Константин даже начал собирать материал к задуманной им книге, но болезнь и другие обстоятельства нарушили его планы. Поэтому сейчас Мельников немного удивился такому неожиданному предложению Серёгина.
   -- Василий Михайлович, а зачем мне это нужно? Раньше я бы с удовольствием согласился. Но сейчас - зачем всё это пенсионеру, инвалиду?
   -- Ну, оно, конечно, нужно, в первую очередь, мне. Я согласен с твоими доводами. Но и тебе же самому будет приятно увидеть результаты своего труда, подержать в руках изданную книгу. Почему бы тебе не поработать, ты ведь всё равно сидишь без дела, а компьютер у тебя имеется. Будешь сразу на нём набирать текст, -- у Мельникова действительно имелся компьютер, который привёз ему после пребывания отца в больницах сын (приобретя себе более новую модель) - чтобы немного скрасить отцу одиночество (когда супруга на работе).
   Константин Никитич немного поразмыслил, а потом согласился. И не потому, что так уж ему хотелось увидеть написанное собственной рукой в серьёзном издательском исполнении. Просто он за это время очень скучал по работе на кафедре, она ему нравилась. А написание пособия как бы вновь окунало его в пучину университетского жития-бытия.
   -- Хорошо, я согласен. Только вот я, и в самом деле, буду всё сразу набирать на компьютере. А как же вы? Вы же не пользуетесь компьютером. Мне что, и вашу рукопись потом набирать?
   -- Нет, я договорюсь со студентами, они будут набирать по ходу уже написанное мной.
   -- Ну, тогда нормально. Нужно только будет договориться, чтобы мы набирали в одном редакторе и одним шрифтом. Особенно это касается формул, потому что простой текст легко изменить, а вот с формулами куда сложнее.
   -- Ты мне скажешь, как лучше набирать, и я такую же задачу поставлю перед студентами.
   -- Хорошо, договорились.
   Мельников с азартом включился в эту работу, прямо со следующего дня. У него была старенькая методичка по лабораторным работам этой дисциплины, а также имелась небольшая личная библиотека различных технических справочников, пособий, книг с примерами решения задач по различным дисциплинам и даже книги известного американского математика, писателя, популяризатора науки Мартина Гарднера - из серии "Математические головоломки и развлечения". Подобные книги Константин начал собирать в свою библиотеку ещё со студенческой скамьи. Обложившись этими изданиями, он начал своё кропотливое, но так нравившееся ему занятие.
   Недели через две, в один из выходных дней к нему вновь заглянул Серёгин. Поговорив, как это водится, для начала на нейтральные темы, Василий Михайлович поинтересовался, как продвигаются дела с написанием пособия.
   -- Нормально идут дела. Я уже немало написал, в смысле набрал на компьютере.
   -- А можно взглянуть?
   -- Конечно. Почему же нет, имеете полное право.
   И Константин открыл на компьютере нужный файл, он к тому времени уже набрал на компьютере 9 небольших разделов пособия, включающие методы измерения; правила техники безопасности; общие ведомости об испытаниях и методы оценки погрешности измерений. Он уже начал набирать текст пособия по испытательной работе N 1. Там была большая (на 2,5 страницы) таблица по анализу применяемых в технике устройств, освещающихся в дисциплине, и развёрнутая классификационная схема тех же устройств по принципу их действия и по конструкции. Всего уже было готово 22 страницы машинописного текста листа форматом А4, включая и более 30 не таких уж маленьких по объёму (а это самый сложный труд) формул. Заготовлена была у Константина и часть рисунков к этой части пособия. И вот в набранной Мельниковым части классификационная схема не понравилась Серёгину.
   -- А зачем она такая развёрнутая? Некоторые механизмы в нашей практике не используются.
   -- Да, не используются. Но студенты-то должны знать, какими эти механизмы вообще бывают.
   -- Зачем, хватит с них и тех, что используются только у нас.
   -- Это однобокий взгляд на обучение студентов. Что это будут за специалисты, если они будут знать только узкий участок чего-либо.
   Коллеги ещё немного поспорили на эту тему, после чего Серёгин заявил:
   -- Ладно, не хочу с тобой спорить. Пиши, как знаешь, а я потом исправлю так, как посчитаю нужным.
   -- Как это?! -- удивился Мельников. -- И почему это вы будете править написанное мной?
   -- Ну, а как же. Книга-то моя.
   -- А мне казалось, что книга наша общая. Так вы, по крайней мере, говорили.
   -- Ну да. Но ведь я её главный автор. Согласись, что часть по курсовому проектированию важнее части по лабораторным работам.
   -- Не согласен, для пособия важно и то, и другое. Вы же не редактируете все методические указания по дисциплинам, написанные мной и другими преподавателями кафедры.
   -- Ну, они чаще всего написаны одним автором, а в нашем случае их два. И кто-то должен отвечать за всё пособие в целом и добиваться его издания.
   -- Добиваться издания и отвечать за написанное - разные вещи. А как же те же Ландау и Лифшиц? Они писали свои книги абсолютно на паритетных условиях, и никто из них не правил текст, написанный другим.
   Всемирно известные учёные, физики-теоретики, академики АН СССР Лев Давидович Ландау и Евгений Михайлович Лифшиц в 40-60-х годах прошлого века написали в соавторстве цикл учебников по теоретической физике - "Краткий курс теоретической физики". Но был он не таким уж кратким, учебное пособие для ВУЗов состояло из 10 увесистых томов. У Мельникова даже был первый том этого издания "Механика", подаренный ему на память о совместной работе (общий хоздоговор) одним из сотрудников киевского научно-исследовательского института, в котором он обучался в аспирантуре. Правда, существовал также и краткий вариант - всего в двух томах. Этот труд известных учёных неофициально окрестили как "ланда́фшиц".
   -- Так то Ландау и Лифшиц. Но мы же с тобой не они.
   -- А какое это имеет значение?
   -- Всё равно, должен быть кто-то главный.
   -- Я вовсе не против, чтобы на книге первой стояла ваша фамилия, хотя это и не в алфавитном порядке. Вы на это имеете право. Но я абсолютно не согласен с тем, чтобы вы правили мной написанное. Зачем мне снова работать на корзину. Нужно же уважать партнёра. Я так работать не желаю.
   Но Серёгин упёрся и стоял на своём. Видно начинал уже сказываться принцип: я начальник, ты дурак. Я профессор, а кто ты такой? И здесь к разговору подключилась Ксения, которая краем уха слышала спор мужа с Серёгиным.
   -- Василий Михайлович, -- укоризненно обратилась она к гостю. -- Но ведь Костя прав. Зачем ему так работать, если вы потом половину его работы почёркаете, весь его труд пойдёт насмарку? Я не думаю, что Костя напишет хуже, нежели вы. Василий Михайлович, умейте ценить чужой труд.
   Вмешательства Ксении Серёгин уже снести не мог. Возможно, Василия Михайловича задела фраза, что Константин напишет не хуже его. Может быть, ему почудился намёк, что, мол, Константин напишет лучше. Да и заступничество, наличие второго оппонента ему не понравилось.
   -- Так, Ксения, не вмешивайся в наш разговор. Это наши дела. Ладно, -- махнул он рукой. -- Мы сейчас не договоримся. Давай, каждый из нас ещё подумает над этим вопросом. Созвонимся через пару дней. Тогда у меня всё.
   Серёгин сухо попрощался и ушёл. Через несколько дней он, и в самом деле, позвонил Мельникову.
   -- Привет, Никитич. Ну, сколько ты ещё написал?
   -- Ни строчки.
   -- Почему?
   -- Потому что мы так и не решили главный вопрос. Будете ли вы или не будете править написанный мной текст. Зачем мне попусту терять время.
   -- А ты так и не согласен, чтобы я проверил твой текст?
   Серёгин уже начал говорить: не править текст, а смягчил акцент - проверять текст. Но, по существу это ничего не меняло.
   -- Нет, категорически не согласен.
   -- Хорошо. Я немного подумал на досуге и решил отказаться от твоей помощи. Буду писать пособие сам.
   -- Это ваше право. Баба с воза - кобыле легче. Я не возражаю. Зайдите, я отдам вам набранный материал.
   -- Зачем? Я и сам могу написать.
   -- Я и не сомневаюсь. Но зачем писать то, что уже готово? Используйте его со своими правками. Если вы будете сами писать книгу, то я никаких претензий вам выдвигать не собираюсь. Я ведь пока что не так уж много написал.
   Ещё через пару дней Константин передал Василию Михайловичу дискету с набранным материалом по разрабатываемому пособию. Но эта история имела неожиданное продолжение. Спустя какое-то время, придя в гости к Мельниковым, Серёгин выказал Ксении свою обиду по поводу того, что она якобы обвинила его в присваивании чужого труда. Так слова Ксении умейте ценить чужой труд были интерпретированы Серёгиным уже в кражу чужого труда. И, не смотря на все уверения Ксении о том, что ни о чём подобном она даже не помышляла, Василий Михайлович остался при своём мнении. И вот с этой поры между ним и Мельниковыми была как бы проведена некая разделительная полоса. Далее Серёгин и его супруга стали всё реже бывать в гостях у Константина с Ксенией, а те по понятным причинам (инвалидность Константина) тоже не могли навещать Серёгиных. Ещё через время, после одной из случайных встреч Ксении с Василием Михайловичем на остановке автобуса (и обоюдоострого разговора на старую тему) Серёгин и вовсе перестал заходить к бывшему коллеге и приятелю.

* * *

   Первая неделя нового учебного год оказалась очень короткой, проработали в ней всего один трудовой день - 1 сентября выпало на пятницу. Это был как бы своеобразный подарок календаря тем работникам системы образования, которым летнего отдыха показалось мало и им очень не хотелось вот так сразу, резко окунаться в омут преподавательской деятельности, тем более что профессоров и доцентов, а также некоторых старших преподавателей (а изредка и ассистентов) ожидала довольно загруженная начётная неделя.
   А далее всё постепенно пошло по накатанной стезе, все втянулись в непростой и ответственный труд преподавателя. В один из дней Позняков и Шебурин, у которых были даже пятые пары, одновремённо закончили занятия в самом дальнем корпусе и направились домой. Стояла осенняя тёплая погода, но неустойчивая по отношению к осадкам - к примеру, сегодня то моросил небольшой дождик, то выглядывало между тучками солнышко. Не рискуя попасть под пока ещё не очень холодный дождик коллеги пошли к выходу из территории университета через переходы по корпусам. В некоторых из них, а больше всего на подходе к административному корпусу, в самом верху стен были пробиты канавки, в которых виднелись закреплённые пока что алебастром электропровода и какие-то кабеля, тянущиеся от распределительных коробок. В некоторых местах эти штрабы-борозды уже были заштукатурены, а стена побелена или покрашена - работы велись ещё с летнего периода. В местах, где из стены торчали провода и кабель, были уже закреплены какие-то кронштейны.
   -- И что это у нас такое собираются устанавливать? -- спросил Алексей у Константина. -- Подсветку какую-то, что ли? Лампы на потолке висят, так теперь ещё на стенах будут?
   -- Да нет, это не лампы и не подсветка. Совсем другое, -- он улыбнулся и шутливо добавил. -- В дальнейшем будешь ты ходить по коридорам чинно и благородно.
   -- Я и так сейчас нормально хожу. Тоже мне - чинно и благородно! Как хочу, так и хожу. К чему ты это всё?
   -- А к тому, что это будут установлены видеокамеры слежения.
   -- Вот ещё что? Откуда ты такое взял?
   -- Галкин мне ещё летом об этом сказал. Ректор его вызывал по этой теме, консультировался с ним по каким-то вопросам схем расположения камер, предварительно, конечно. А потом уже за дело взялись специалисты из какой-то фирмы.
   -- Да-а! Вот это дела. У нас что, какое-то режимное предприятие, зачем эти камеры?
   -- Не знаю, спроси у ректора. Это же его идея.
   -- Оно мне нужно. Со старым ректором я общался довольно много, конечно. А с этим пока-что не приходилось, да и не горю я таким желанием.
   -- Понятно, -- протянул Шебурин. -- Мне непонятно только другое. Ну, хорошо, на режимном предприятии, как ты отметил, будь то даже небольшой заводик, можно, наверное, что-то вынести. Да и то небольшое - в сумке, под плащом, в карманах. Да и то вряд ли - везде же проходные есть, могут тебя и проверить. А у нас?
   -- Ну, во-первых, и на заводах можно передать объёмную вещь через щели в ограждении, дыры разные, под воротами, там тоже обычно щели имеются.
   -- Тут ты прав, это возможно. Но вот именно через проходную труднее.
   -- Ты знаешь, порой и через проходную можно вынести объёмный груз.
   -- Да?
   -- Да. Мне как-то мой сосед Грицай рассказывал, как когда-то Мельников и Серёгин вынесли с завода, на котором ранее работал Константин, электродвигатель. Мельникова ты знаешь?
   -- Конечно. И так сталкивались, да и перекались не единожды в диспетчерской. И как они этот двигатель вынесли?
   -- Да очень просто. На этом заводе был размещён заказ на изготовление установок для выполнения договора. Завод, хотя и небольшой, но там много было нержавеющего материала, а это как раз то, что нужно было для работы с водой - не ржавеют же детали.
   -- Ну, это понятно. Нержавейка, хорошее дело. Мне бы она, листовая, сейчас пригодилась бы.
   -- Зачем?
   -- Дома нужно кое-что сделать. Ладно, продолжай. Если на заводе им изготавливали установки, то могли же, наверное, и электродвигатель продать. Или денег не хватало?
   -- Денег-то хватало. На те деньги, которые выделялись на договор Серёгина, как говорил Грицай, можно было купить не то, что один двигатель, а целый их десяток, с трактором в придачу.
   -- И что, почему же не купили?
   -- Потому что не хотели им продавать его. То, что завод изготавливал силами своих рабочих - пожалуйста, а то, что они сами с трудом у смежников выбивали - это и для них дефицит. Руководство завода говорило: "Покупайте электродвигатель у наших поставщиков". Но ты же сам понимаешь, что порой гораздо сложнее купить одну единицу товара, нежели партию его. Партию можно доставить и по железной дороге, да и большегрузными машинами, которые у поставщиков, конечно же, имеются. А из-за одной единицы товара никто машину гнать не будет. И университет, тогдашний ещё институт, тоже машину за одним каким-то двигателем не послал бы.
   -- Понятно. Ладно, это всё лирика. Да и я тебя постоянно перебиваю своими вопросами. Ты давай по существу.
   -- Так вот. Мельникова на заводе хорошо знали, да и Серёгин там уже примелькался. Поэтому их на проходной никто и не проверял, да и других работников редко проверяли. Сидит там какой-нибудь отставник, а то и бабка какая-то, и смотрят они в основном, чтобы никто чужой на территорию завода без пропуска не попадал, а свои - чтобы не волокли что-то уж больно большое.
   -- Ясно. Так оно обычно и бывает.
   -- Серёгин или Мельников, не знаю, как уже они договорились, что начальник одного из цехов отдаст им один двигатель, а потом его спишет. Был у того какой-то разбитый двигатель. Напишет потом, что при монтаже упустили электродвигатель с высоты и разбили.
   -- Наверное, подмазали начальника?
   -- Понятия не имею. Могли и не подмазывать, Константин на этом заводе работал, знали они наверняка друг друга. Так что, это могла быть просто дружеская помощь. Потом, было это во времена Советского Союза, а тогда на лапу не особо давали, разве что на бутылку.
   -- Точно. Давай, заканчивай свою историю. Всё равно же, на проходной видно, что волокут что-то большое, или точнее тяжёлое.
   -- Как раз и не видно. Окошко на проходной обычно на уровне примерно груди человека. А Серёгин с Мельниковым сделали на электродвигателе петлю из проволоки в кольце подъёмного анкера, просунули в петлю какую-то трубу, или арматуру, - это не существенно, - и вынесли электродвигатель через проходную. Несли они его, ну, наверное, на уровне колена, так что из окошка его не видно было. А далее в машину Константина - и в институт.
   -- Молодцы, сообразительные ребята.
   -- Да, они-то сообразительные. Но нам-то что выносить из университета? Тоже двигатели? Но они у нас только в лабораторных работах задействованы, не будешь же раскурочивать установку. На практических занятиях они уже в разобранном виде, не действующие. Парты, столы или стулья и так не вынесешь, да и зачем они. А остальную мелочь - бумагу, калькулятор, ручки, скрепки и прочую чепуху можешь и в дипломате пронести. Не будут же у каждого дипломат проверять. Да и кому это всё нужно?
   -- Ну, если ставят видеокамеры слежения, то наверняка ужесточат и пропускной режим. Одно без другого редко бывает, -- задумчиво протянул Шебурин. -- Но ставят видеокамеры, скорее всего не для этого.
   -- А для чего?
   -- Контроль за подчинёнными.
   -- Вполне вероятно, но тогда их на кафедрах нужно ставить.
   -- Всё возможно, может быть, дойдёт со временем дело и до кафедр. Но пока что в коридорах. Чаще всего ведь откровенные беседы ведутся не на кафедре, где полно народа, а именно в уголке какого-нибудь коридора.
   -- В этом ты прав, конечно. Но камеры-то, насколько я знаю, не имеют аудиосистем, только видео. Не будешь знать, о чём беседуют те или иные преподаватели.
   -- А это порой не так уж и обязательно. Зато видно, кто с кем общается в свободное время, а там уже можно предполагать, о чём они беседуют, или что замышляют.
   -- Да ну тебя! Опять что-то замышляют. Как мне уже надоело это замышляют во время работы со старым ректором, а ты вновь об этом напомнил. Что ещё можно замышлять, чушь какая-то, всё подозрительность и недоверие.
   -- Именно. Но на том сейчас любая власть и держится - недоверие даже ближайшему другу и подозрительность. Сейчас следят даже за простыми офисными работниками, каждый их шаг может находиться под пристальными наблюдением.
   -- Да-а, ну и времена пошли.
   Вся вторая половина разговора коллег по кафедре происходила уже вне стен университета, по пути к остановке общественного транспорта. А там они уже расстались и разъехались в нужном для каждого направлении.

* * *

   Преподавателей кафедры теплотехники и газоснабжения установка видеокамер в университете интересовала мало. После того, как выяснили, что именно монтируется на стенах коридоров, они немного посудачили об этом и вскоре благополучно забыли, понимая, что за кем-то лично из них никто следить не будет. Осенью этого года им запомнилось только то, что у их заведующего кафедрой проживающая в Киеве дочь Галина вышла замуж. Но узнали они об этом неординарном в жизни каждого событии гораздо позже его даты из случайного рассказа Василия Михайловича в компании по поводу очередного дня рождения сотрудника кафедры. Никто из кафедралов на свадьбу Галины приглашён не был. Ничего не знал о свадьбе дочери своего друга и Константин Мельников. Ровно десять лет назад, тоже осенью, у Мельникова женился сын. Свадьба тоже была в Киеве. Но Константин, конечно, по согласованию с сыном пригласил своих родственников и друзей, в числе которых были даже пара его ещё школьных друзей, один из которых вообще проживал в другом городе (правда, Киевской области). Были в этом списке приглашённых крёстная сына с мужем и Серёгин с супругой. Константин, даже пригласи его Серёгины, конечно же, вежливо отказавшись, на свадьбу не поехал бы - не хватало только на таком весёлом событии инвалида. Да и Ксения сама, без мужа, тоже не поехала бы. Так что с этим вопросом было всё понятно. Но лучший институтский друг не удосужился сообщить Константину о свадьбе своей дочери даже через длительное время. Об этом Мельников узнал только от бывших коллег, которые и сами удивлялись, почему такое радостное событие Василий Михайлович держал в тайне. Но, Бог ему судья.
  
  

ГЛАВА 19

Всему уделяется место

  
   Удивила Мельникова, уже весной нового календарного года ещё одна весточка, прилетевшая с кафедры. А дело было так. К нему в гости опять, теперь уже в преддверии Пасхи (8 апреля) пожаловали гости - Грицай, Зубкова и Цекалин. И вот в одной из бесед о кафедральных новостях Валентина сказала:
   -- Новожилов выдал методические указания.
   Ну, выдал, да и выдал, это сообщение точно пролетело бы мимо ушей - сколько их на кафедре ежегодно издаётся, вполне рядовое событие, не стоящее обсуждения. Но Грицай откликнулся на эту коротенькую фразу Зубковой своей репликой, или дополнением:
   -- Причём, издал методичку, которую ты разработал, Никитич.
   -- Какую ещё мою методичку?
   -- По расчётной работе для новых специальностей.
   -- Что за ерунда! Она же у меня.
   -- А что у тебя?
   -- Дискета с текстом методички, да и в отпечатанном виде она у меня есть. Как её могли издать?
   -- Очень даже просто. Тебе текст на компьютере набирала Усачёва?
   -- Да, Глафира.
   -- Ну, вот. В компьютере текст тоже сохранился. Глафира и преподнесла его своему бывшему научному руководителю на блюдечке с голубой каёмочкой. Она же после защиты так возомнила о себе, что прислушивается только к Николаю Гавриловичу. Даже Серёгин не всегда способен заставить её выполнять что-то. А Новожилов, конечно же, такому подарку обрадовался.
   -- Ещё бы, -- добавил Цекалин, -- ничего и делать не нужно. Проведи через Совет и отдавай в печатный отдел. Зато какой плюс себе заработаешь. Ему наплевать, что некоторые преподаватели бывает по полтора-два года корпят над написанием методических указаний. Такой лакомый кусочек для него!
   -- Да-а, дела. Но мне, в принципе наплевать, что он воспользовался моим трудом. Главное - методичка увидела свет, я-то её из-за болезни выпустить не успел.
   Упомянутые методические указания были у Константина практически завершены ещё в средине 2003-го года. Прошло уже почти четыре года, как и дискета, и отпечатанный на принтере текст валялся где-то в ящиках домашнего стола. Костя даже как-то забыл об этих методических указаниях, не до того было - сколько не очень приятных для него событий произошло с тех пор, да и в университете он уже не работал. Об этой методичке Мельников вспомнил только после сегодняшнего напоминания коллег.
   Усачёва действительно помогала Мельникову набирать на компьютере текст его методических указаний (тот был занят завершением пособия по научно-техническому творчеству). И взялась она за это дело с охотой, поскольку Константин Никитич пообещал ей, что методичка будет издана под его и её именами. А для неё, работающей над диссертацией, это было очень важно, поскольку это была в дальнейшем весомая галочка в документации на последующее присвоение ей звания доцента, к чему она так стремилась. Сама же она вряд ли способна была самостоятельно написать хоть строчку нового материала. Но позже, получив уже степень кандидата наук, эта бездарь так возомнила о себе, что, как рассказывали Константину, хвасталась на кафедре, что именно она помогала Мельникову и в оформлении его диссертационной работы - хорошо ещё, что не заявляла, что помогала и в его работе над диссертацией. Она уже совсем потеряла контроль над собой - полностью набранная на компьютере (лично им - от слова и до слова) диссертация была у Константина Никитича готова уже к концу 1992-года (позже он только дорабатывал её после замечаний руководителя и оппонента). Тогда ни он не слышал о такой особе как Усачёва, ни она о нём. Кроме того, вряд ли эта бездарь в начале 90-х годов умела работать на компьютере. Да и в университете в то время был всего лишь один компьютерный класс с десятком ПЭВМ (процессоры типа IBM РС DOS 2.0, так называемые "двойки"). Это уже позже в ВУЗе появились компьютеры "тройка", а далее и "Pentium". Поэтому, спроси Глафиру, к примеру, что такое редактор "Чирайтер" (а именно в нём был набран весь текст диссертации Мельникова, кроме формул), она точно ничего о нём не сможет рассказать. Вот только сейчас Мельников не стал уточнять - вышла ли методичка (не его, а теперь уже Новожилова) под двумя фамилиями - его и Усачёвой или же под одной. Впрочем, он ни минуту не сомневался - на развороте титульного листа точно должна была стоять только фамилия Николая Гавриловича, поскольку человеком он был абсолютно неблагодарным. А ведь трудилась с набором (в том числе и формул) именно Усачёва, в этом ей нужно отдать должное. Сам же Новожилов и пальцем не пошевелил, чтобы что-то сделать, на дурняк поставил в своём послужном списке очередную галочку.
   -- Всё равно как-то нехорошо, -- откликнулась к удивлению Константина Валентина, которая обычно старалась всех защищать, -- мог бы и вашу фамилию поставить на методичку. Вы же её писали, а не он.
   -- Да ладно, ерунда всё это. Главное - методичка издана, а под чьим именем студентам совершенно безразлично.
   Так-то оно так, но в душе, конечно, Мельников был немного обижен. Валя права - не очень красиво это. Он вспомнил, как однажды в библиотеке ещё в конце 90-х годов случайно наткнулся на выложенную для просмотра методичку одной из кафедр. Судя по фамилии, её разработчиком был Лупашин Григорий Валентинович. Но он в это время уже покоился в земле, хотя и был не старым, просто зрелым мужчиной, но скончался от внезапной болезни. Потому-то его фамилия на методических указаниях стояла в траурной чёрной рамке, но она там значилась одна (!). Вот что значит уважение коллег кафедры - издали методичку под его именем уже после смерти автора. А о каком уважении могла идти речь со стороны того же Новожилова, если автор ещё жив. Ты можешь не спросить его о разрешении на издание методички под своим именем (хотя и это крайне непорядочно), но уж изволь хотя бы сообщить, что методические указания изданы, и студенты ими уже пользуются. Впрочем, удивляться было нечему - на кафедре об откровенной непорядочности жлоба Новожилова знали все.
   В дальнейшем вечер продолжился на вполне мажорной ноте, о злополучной методичке все благополучно позабыли, и расходились все в хорошем настроении, довольные проведенным временем.
   Впрочем, эта история имела неожиданное продолжение. Летом Мельников с супругой отдыхал в одном из санаториев области - дальние поездки ему были крайне неудобны. И вот в этом санатории отдыхал и Серёгин, заехал он туда раньше Мельниковых, срок отдыха у него уже заканчивался. Совместно они пробыли в санатории всего четыре дня, но отношения вроде бы стали налаживаться, свободное время семьи проводили уже вместе, отметили и отъезд четы Серёгиных из санатория. Мельниковы уже несколько раз отдыхали в этом санатории и были им очень довольны. Константин ещё после первого пребывания в нём расхваливал Василию Михайловичу этот санаторий, но тот, детально расспрашивая об условиях в нём, упорно отказывался ехать туда отдыхать. Местный (областной) санаторий у него не котировался. Не подняло его рейтинг в глазах Серёгина даже то, что, по рассказам четы Мельникова, чуть ли не половину путёвок ежегодно выкупают граждане России. Вот различные санатории или пансионаты, о которых он знал со времён СССР и которые сейчас назойливо рекламировали - это другое дело.
   А вот Мельниковым этот "районный" санаторий, как и его место расположения, очень нравился. И вот в этом году, наконец-то, рискнул заехать в этот санаторий и Василий Михайлович, с супругой. Но выбор места отдыха был точно за ним - в семье всеми вопросами ведал профессор. И приехал он в как бы районный санаторий (располагался вблизи не очень крупного районного центра) не потому что поверил, в конце концов, своему другу, а потому что случайно узнал, что там ежегодно (или через год) отдыхает учебный мастер лабораторий кафедры Константин Леонидович Былинин. Вот ему можно поверить, а Мельникову нельзя. И санаторий чете Серёгиных очень понравился. Их удивил перечень различных процедур (а их было более трёх десятков), которые назначались пациентам и оборудование лечебных помещений. Когда приехали в санаторий Мельниковы, то после обеда (все процедуры проводились в первой половине дня) состоялся обстоятельный разговор на тему санатория.
   -- Слушай, Никитич! Странно как-то, что практически все процедуры в санатории бесплатные.
   -- Ну, не все.
   -- Я и сказал, практически. Да, различные обследования, в частности УЗИ, платные, как и платные некоторые из тех процедур, которые ты просишь назначить дополнительно, а кабинеты постоянно заняты. То есть, как бы проводятся процедуры в дополнительное время, но это понятно. Но остальные-то бесплатны, и врач по твоему желанию может назначить те из них, о которых ты просишь. Если, конечно, они не вредны при твоём заболевании.
   -- Но я же вам об этом сто раз говорил, но вы мне не верили.
   -- Странно ещё то, что не нужно медсёстрам совать в карман деньги, и они даже без денег относятся к пациентам очень внимательно. Сейчас такое редко увидишь.
   -- Если они будут брать деньги, а об этом узнает главврач, то они с треском вылетят с работы. А в небольшом районном центре найти работу по специальности им будет очень уж сложно.
   -- Да, наверное, это так. И питание отличное, я даже не ожидал. Не просто разные каши, а полноценные блюда, как чуть ли не в ресторанах. Ну, пусть не в ресторанах, а в приличных кафе. Да и условия проживания хорошие - чисто, уютно, и холодильник и телевизор в каждой комнате, да ещё с кабельными каналами.
   -- Вы же видели на крыше главного лечебного корпуса сразу три спутниковые "тарелки".
   Ещё Серёгина, да и Мельниковых очень удивлял этот сосновый лес, в котором располагался санаторий. И все строения органично вписывались в промежутках между деревьями, которые росли порой буквально в полутора метрах от корпусов. Вроде бы Константину с Ксенией удивляться было нечему, казалось бы, именно для них это обстоятельство совершенно не интересно - три года, работая в Германии, они прожили как раз в подобных сосновых борах. Но и они за свою жизнь нигде не видели таких стройных сосен. В 70-х годах ансамбль "Самоцветы" под управлением Юрия Маликова пел песню "Багульник" (автор текста И. Морозов, композитор В. Шаинский):
             Где-то багульник на сопках цветёт,
             Кедры вонзаются в небо.
             Кажется, будто давно меня ждёт
             Край, где ни разу я не был.
   И вот в этом санатории уже сосны, подобно кедрам, тонкими ровными свечами вонзались в небо. Попадались, конечно, на территории санатория и не совсем эти ровные свечи, но в своём подавляющем большинстве сосны были именно стройными, прямыми как игла.
   -- Странные сосны, -- отметил как-то на совместной прогулке Василий Михайлович, -- и красивые. Нигде раньше таких не видел.
   -- Корабельный лес.
   -- А почему именно корабельный лес?
   -- Ну, во-первых, потому что до 20-го столетия суда практически полностью строились из дерева.
   -- Это понятно, но не из сосны же.
   -- Почему не из сосны, и из неё тоже. Для основных частей корпусов суден, - киля, штевней, шпангоутов, привальных брусьев, ватервейсов и тому подобное  применялся дуб. А вот для рангоута - преимущественно сосна.
   -- Откуда ты все эти слова знаешь, вейсы разные, рангоуты?
   -- Я ещё ранее заинтересовался этими соснами, а потому разыскал в литературе сведения о корабельном лесе. Вейс - это, по-моему, корабельный настил, а рангоут - на судах прежнего парусного флота подразумевались все деревянные части парусного вооружения судна. К рангоуту относятся и мачты, которые делались из так называемого "мачтового леса", практически тот же корабельный лес. К нему, кроме крепости и прочности, - требования вообще ко всякому строевому лесу, - предъявлялись ещё и такие требования как лёгкость, гибкость и упругость. И наиболее подходящими породами леса для этого служили как раз сосна, пихта и ель. Именно вот такие высокие, лёгкие и стройные сосны. Вы где-нибудь на картинках видели на деревянном судне изогнутую мачту?
   -- Да-а-а, интересно, -- протянул Серёгин. -- Дуб, идущий на строительство корпусов суден, - это понятно, он наиболее прочный. Правда, я знаю, что очень хороша для работы в воде лиственница, но её не так уж много. Но мне кажется, что ель или пихта, идущие на мачты, лучше сосны.
   -- Это вы судите просто по названию, или по частоте их произрастания в наших широтах, как вы отметили в отношении лиственницы. Не знаю как насчёт пихты, но ель, при том, что она легче сосны, имеет меньшую крепость.
   -- Много, наверное, леса уходило на постройку корабля, ведь отходов много было. Целую плантацию леса, наверное, нужно было вырубить, чтобы построить одно боевое судно.
   -- Очень много. Я запомнил цифру, касающуюся только корпуса судна, понимаете, только корпуса, а значит только дуба. Я даже вначале не поверил этой цифре.
   -- И сколько же дуба уходило?
   -- На 66-пушечный корабль уходило более 4000 тонн дубового леса.
   -- Да ты что! Не может быть?! Наверное, ты неправильно прочитал.
   -- Правильно, Василий Михайлович, правильно. Я потом перепроверил эту цифру и нашёл подобную ей. Так что всё верно.
   -- Кошмар просто - сколько леса уходило! Слушай, а как же крепили на судне все эти брёвна между собой? Не гвоздями же, части корабля ведь большие и толстые. Но и не крепить их было нельзя, это же не изба-сруб, стоящая неподвижно. Наверное, какими-то стальными шпильками. Но те от воды, да ещё солёной, точно ржавели.
   -- И не только солёная вода. В древесине имеется дубильная кислота, а потому железное крепление в дубе скоро и ржавело, и разъедалось. Поэтому деревянные части крепились медными или цинкованными болтами.
   -- Да, интересные вещи ты мне рассказал. Нелегко нашим прапрадедам было строить корабли. Сколько дерева уходило, да ещё цветного металла.
   -- А то сейчас легче строить металлические корабли. Такие махины-заводы работают, да и корабль годами строится. На постройку деревянного судна куда меньше времени уходило.
   Все подобные беседы мужчины преобладающим образом вели между собой, женщины, мало прислушиваясь к беседам мужей, находили другие темы для разговоров. Но в один из вечеров, перед ужином, когда все они удобно разместились на одной из лавочек, Константин перевёл разговор на тему университетских новостей. Серёгин немного рассказал о делах на кафедре или университета в целом. И вот здесь Ксения, вспомнив апрельский разговор мужа с бывшими коллегами, обратилась к Василию Михайловичу с таким вопросом:
   -- Василий Михайлович, а как вы могли допустить, что Новожилов украл у Кости методичку.
   -- Какую методичку, как он её украл?
   -- Ну, Костя написал методичку, а Новожилов выдал её под своим именем.
   -- Ой, Ксюша, перестань, -- попробовал остановить её супруг, -- зачем этот разговор. Всё уже в прошлом, да и мне, как я уже говорил, всё равно, кто её издал. Для студентов помощь-то имеется, а это главное.
   -- Нет, -- не успокаивалась Ксения, -- я хочу услышать ответ, почему Новожилов творит без вашего ведома всё, что ему угодно? А вы его не можете остановить. Это же просто подло с его стороны присвоить чужой труд.
   -- Я ничего не знаю об этом, -- опустив глаза, тихо проговорил Серёгин. -- Но, если это так, то я разберусь. Осенью на заседании кафедры я этот вопрос подниму.
   -- Поднимите, поднимите. И пусть ваш Новожилов хотя бы задним числом извинится перед Константином.
   -- Хорошо.
   Константин не вмешался в этот диалог супруги с его бывшим начальником. Но его неприятно удивила откровенная ложь Серёгина. Хорошо, что Ксения не знала порядка издания методических указаний. Дело было в том, что ни одна методичка не могла пройти мимо глаз заведующего кафедрой. На развороте обложки методички, её титульного листа (вторая его, внутренняя страница) должны были обязательно присутствовать (как в любой книге) данные по теме методических указаний, для студентов каких специальностей она предназначена, по какой дисциплине, год выпуска, количество страниц и реквизиты издательства (в данном случае печатный отдел университета). Но не это главное, главное то, что должно было находиться немного ниже. А там тоже обязательно должно было быть напечатано: степень, звание и ФИО составителя методички. Следующая строка - ответственный за выпуск, с указанием всех подобных реквизитов уже заведующего кафедрой (а в данном случае именно Серёгина). А ещё ниже (построчно, со смещением вправо): УТВЕРДЖЕНО; Протокол N от; " " 20.... г. И всё это вместе взятое означало, что Серёгин никак не мог не знать о планируемом выпуске методички Мельникова Новожиловым. Должен был он также присутствовать и на Совете университета, когда там происходило представление готовящихся к выпуску методических указаний, пособий, монографий или учебников. Он мог, конечно, сказать, что не знал о том, что методичку разрабатывал именно Мельников. Но и в этом случае сказанное им было бы неправдой - никогда Новожилов не читал подобный предмет, и не планировал писать по нему методичку. Серёгин прекрасно знал, что этот предмет для новых специальностей разрабатывал именно Константин, и только он один. И вот эта неправда о незнании очень огорчила Константина. Получалось, что Василий Михайлович скатился уже до прямой лжи, а это на его друга было не похоже. Значит, он в последнее время здорово-таки изменился. Но Константин промолчал, поскольку понимал, что если сейчас заявит об этом, то двумя фразами Ксения уже никак не обойдётся, да и не хотелось выставлять своего приятеля в подобном свете в глазах Лидии Петровны.
   Серёгин, и в самом деле, как рассказали Константин уже несколько позже, в начале октября, в наступившем новом учебном году затронул на кафедре вопрос выпуска Новожиловым методических указаний, которые разработал Мельников. Он не делал по понятным причинам упор на то, каким образом Николаю Гавриловичу удалось протолкнуть чужие методические указания, все ведь понимали, что без осведомлённости заведующего кафедрой не обошлось. Он просто сделал акцент на том, почему Новожилов использовал чужие материалы без разрешения. Он так и заявил: "Я думал, что вы согласовали этот вопрос с Мельниковым, и он вам разрешил это сделать. Но, как оказалось, Константин Никитич был в полном неведении". Но никакого вразумительного, конкретного ответа Серёгин не получил, ничего из этой его, как бы оправдательной затеи перед приятелем не вышло. Кафедралы просто, молча, наблюдали словесную перепалку между заведующим кафедрой и Новожиловым. При этом тяжёлая артиллерия работала именно со стороны последнего, а Серёгин отвечал лишь редкими миномётными, а то и просто ружейными залпами. Николай Гаврилович делал упор на то, что вспомогательная литература для студентов не должна пылиться в ящиках чьего-либо стола. Поэтому он, мол, как "патриот кафедры" (вот даже как заговорил!) и решил издать уже готовую методичку. А то, что под своим именем, то какое это имеет значение. Не всё ли равно Мельникову, если он на кафедре уже не работает. Коллеги Новожилова привыкли уже к тому, Николай Гаврилович напрочь лишён стыда и совести, а потому практически к редким замечаниям Серёгина ничего и не добавляли. Они понимали - это всё бесполезно. Ты ему плюй в глаза, а он будет говорить, что дождь идёт. Правда, сам Новожилов мог переплюнуть и верблюда, это тоже знали, а потому и Василий Михайлович очень вяло сопротивлялся словесному потоку Новожилова. Складывалось впечатление, что виноват именно заведующий кафедрой, а подчинённый сурово его отчитывает. Вот так завершилась эта весьма неприглядная история, но в подобном её исходе у Мельникова не было никаких иллюзий.
   Что удалось выяснить Мельникову дома у своих коллег, а потом в санатории у Серёгина в отношении университетских новостей? Какие ещё изменения произошли в его стенах, касаясь не кадрового состава, а только материальной базы? Оказывается, на первом этаже административного корпуса открылось кафе-столовая. Ранее в этом корпусе было небольшое кафе, в котором преподаватели и студенты могли перекусить, но оно было слишком уж маленьким, таким же куцым был и его ассортимент. Кроме горячих напитков (чай, кофе, какао) из горячей еды там имелись какие-нибудь разогретые мясные блюда (из столовой) типа сосисок, котлет или шницелей. На этом список блюд горячей пищи и заканчивался. Сейчас помещение кафе-столовой было куда больше, для него освободили и перестроили пару помещений, которые в последнее время постоянно меняли своё назначение. Но на сей раз всё было продуманно вполне рационально, нужно отдать должное новому ректору, который в этом плане оказался довольно предусмотрительным. В первое время кафе пользовалось повышенным вниманием со стороны как преподавателей, так и студентов. Но этот спрос на ассортимент кафе (а там уже были полноценные горячие блюда) сыграл плохую шутку. Если вначале цены на то или иное снадобье были умеренными, как говориться Божескими, то спустя пару месяцев они резко подскочили, теперь уже за то же кофе приходилось выкладывать почти ту же цену, что и в фирменном городском кафе. Естественно, это обстоятельство резко снизило наплыв посетителей. А чтобы увеличить выручку, что остаётся делать? - опять-таки поднимать цены. Что-то не в ладах с экономикой были организаторы или владельцы кафе - в наше время любого ресторатора интересовала только скорая прибыль.
   А как же то заведение, где ранее размещалось кафе "Виктория" Виктора Ляшенко? Эта площадь (две комнаты) сначала, после отъезда Виктора в Киев, некоторое время пустовала, потом её приспосабливали для различных нужд, вплоть до бытовых помещений. Сейчас же в этих комнатах поместили печатный отдел, который убрали из административного корпуса.
   Была и ещё одна новость, но касалась она уже лично семьи Серёгиных. Осенью у Галины Серёгин родилась дочь, первая внучка её отца Василия Михайловича. Но и об этой новости Мельников узнал в том же январе следующего года. Более ничего существенного в работе университета, кафедры или в отдельности у того или иного преподавателя до конца календарного года вроде бы уже не происходило. Всё шло в давно установленном и привычном ритме. Разве что в университете продолжались работы по установке камер видеонаблюдения. На некоторое время эти работы снизили свои обороты, но с лета уже 2007-го года, вновь набрали темпы. Но это пока что мало кого интересовало.
  
  

ГЛАВА 20

Беседа Мельникова с Грицаём

  
   В октябре, пока ещё было тепло, Грицай почти полные световые дни (за исключением времени пребывания в университете) был загружен работой, но отнюдь не связанной с учебным процессом. В посёлке, в котором жили его родители, а также сестра со своей семьёй, он завершал строительство своего дома. Начал он его строить пару лет тому назад. Надоело ему жить в многоэтажном муравейнике, да ещё летом париться на своём девятом этаже. Летом плоская крыша высотного дома в течение 16-18 часов настолько нагревалась на солнцепёке (а соседние здания были ниже, а потому никакой тени от них не было), что от этого зноя не спасало даже невысокое пространство чердачного проёма. Если у его приятеля Познякова дочь с супругом не хотели строить (не в пример родителям Дмитрия) свой частный дом, то вот Анатолий на это решился. Конечно, основной объём работ выполняли квалифицированные работники, но сам Анатолий был у них как бы подсобным рабочим, к тому же других дел на участке и без того хватало. Вечером он обессилено сваливался на койку в одной из комнат родителей, последнее время он там постоянно и проживал. Елизавета же с сыном, который уже учился в университете, продолжали жить в самом городе.
   Грицай перекусил, а потом пошёл смотреть телевизор, захватив с собой мобильный телефон. Он был с ним и днём, но оставался в кармане его лёгкой рубашки, в рабочих брюках при работе телефон было хранить небезопасно. Было ещё достаточно тепло, и верхняя часть тела Анатолия по-прежнему, как и летом, поддавалась приятному осеннему загару. Он открыл на телефоне функцию непринятых звонков и увидел, что ему сегодня трижды звонил Константин Мельников. Константин не был назойливым мужчиной, если звонит, значит точно по делу. "Очевидно, что-то у него случилось", -- подумал Анатолий и сам позвонил Мельникову. После взаимных приветствий Константин спросил:
   -- Толя, у тебя не найдётся куска ДВП? Я знаю, что у тебя строительство, а потому должен быть такой материал.
   -- Есть такая у меня. А тебе какая ДВП нужна - простая или ламинированная?
   -- Если можно, то лучше ламинированная. У меня на кухне растрескался подоконник, он деревянный и не цельным куском, а из отдельных досок. Я уже замучился его каждый год шпаклевать и красить. Вот я и решил сверху скрепить доски подоконника фанерой или ДСП. Но ДСП, да ещё ламинированная лучше - один раз покрасил, и это надолго
   -- А тебе она срочно нужна?
   -- Нет, что ты. Если годами такой подоконник был, то и ещё потерпит. Привезёшь тогда, когда ты сможешь ко мне вырваться.
   -- Нет проблем. А то у меня завтра, да, наверное, и послезавтра большой объём работ с рабочими. А вот через эти два дня у меня занятия в университете, после них я тебе ДВП и завезу. Так, говори размеры.
   Анатолий, как и обещал, приехал через два дня с куском ламинированной ДВП.
   Конечно, заехал он к коллеге не на минуту, сегодня на участке ничем он уже заниматься не будет, а потому нашлось время посидеть и поговорить, а заодно краем глаза и вполуха посмотреть телевизор. А там шла передача с выступлением Михаил Задорнова.
   -- Ты знаешь, мне нравятся выступления Михаила Задорнова, -- протянул Константин, после очередного хохота зрителей (запись какого-то выступления на сцене), -- да и в газетах я читал многие его высказывания, некоторые из них уже стали настоящими афоризмами. Особенно интересны его интерпретации тех или иных слов, причём не обязательно в юмористическом свете, а именно в истории их происхождения. Наслушавшись Михаила, и у меня возникли некоторые ассоциации на эту тему.
   -- Какие?
   -- Ой, да разные. Всех не перечислю. Но у меня они применительно к украинскому языку.
   -- Интересно. А ну, приведи что-нибудь в качестве примера.
   -- Ну, например, на днях я, случайно, переключая каналы, наткнулся на передачу о власовцах. Естественно, генерала Власова там назвали предателем Родины. И вот слово предатель можно разбить на части пре-датель. Так же и в нашем государственном языке. Предатель, по-украински зрадник или запроданець. Так вот, запроданцi - это те люди, которые "за" какие-либо блага готовы "продать" всё, включая и себя самого.
   -- Хм, вполне логичная трактовка. Но Задорнов, по-моему, больше упражняется в лингвистике русского языка.
   -- Точно. Но так же можно расшифровывать и русские, и украинские слова.
   -- Да? Тогда, как ты расшифруешь, например, слово предательство, аналог зрадництва или запроданства в русском исполнении?
   -- О! Здесь у меня ещё более интересная расшифровка. Разобьем это слово на слоги. Предатель: "пре" - перед этим, "дать" - давать что-то кому-нибудь. То есть, перед этим дать человеку что-либо, или же посулить ему какие-то блага. И тогда этот человек готов на всё. И вот в этом плане взяточники - это тоже потенциальные предатели. В случае опасности они свою Родину защищать не станут, они будут спасать только свою шкуру.
   -- Ух, ты! Интересно. Значит, все взяточники - предатели? Так уж прямо все?
   -- Почти. Да что там почти - раз они совершают какие-либо неправомерные действия за деньги, то это все предатели, предатели интересов государства, его законов.
   -- Даже просто поставив вместо "неуда" студенту "тройку" или "четвёрку".
   -- Конечно. Это именно предательство интересов государства. Какой для него из этого студента потом будет специалист?
   -- Круто ты берёшь! -- покачал головой Анатолий.
   -- Может быть и круто, но справедливо.
   -- Нет, всё равно круто. Так уж взяточники способны предать Родину?
   -- Не знаю, смогут ли предать, но защищать её точно не станут. По крайней мере, постараются любыми способами увильнуть.
   -- Ты в этом уверен?
   -- Практически, да. Они привыкли к тому, что всё им достаётся легко, их взятки к этому приучили.
   -- Но они и сами ведь порой дают взятки.
   -- Вполне вероятно, так уж приучены, -- согласился с Грицаём Константин. -- Хорошо, давай рассмотрим такую ситуацию. Крупного чиновника решили для пользы дела, для пользы государства, послать куда-нибудь в глубинку, да ещё и на место с небольшой зарплатой. Поедет он, как ты думаешь?
   -- Да его никто туда не пошлёт.
   -- Это правильно. Номенклатура была не только в советские времена, но и сейчас она ещё покруче. Как говорится, рука руку моет. Хотя, во времена Советского Союза такое могло быть - партия посылала и люди ехали. А сейчас уже не те времена. Ну, да ладно, не о том речь. Давай чисто гипотетически представим себе такую ситуацию, что, всё же, большого чиновника пошлют в глубинку.
   -- Хорошо, я согласен с тобой, он не поедет. Это же для него будет как ссылка. Но это для больших чиновников, как ты говоришь. А вот более "мелкую сошку" вполне могут послать, и он поедет.
   -- Ты так уверен? Теперь уже я задаю подобный вопрос.
   -- Думаю, что заставят поехать.
   -- Может быть, заставят, а, может быть, и нет. Ну, например, предложи сейчас нашему Константину Ивановичу Губенко должность где-нибудь линейного инженера на производстве, даже с повышением оклада. Я имею в виду работу не в кабинете, а в полевых, так сказать, условиях. Лучшим примером таких производств могут быть строительные участки, ЖЕКи, хозяйства "Водоканала" или "Теплокомунэнерго". Пойдёт он на такую работу?
   -- Да ни в жизнь не пойдёт. Он ведь штаны за партами и на стульях приучен протирать с семилетнего возраста, он ни одного дня, ни одной минуты не работал на производстве.
   -- Вот то-то и оно. Он своим задом пригрел тёплое место, и оторвать его от него будет очень трудно, просто невозможно. И не только он. Тот же Новожилов корчит из себя большого умника, а сам тоже производства не знает - школа, институт, аспирантура, кафедра.
   -- Да, а уж он-то точно себе большим всезнайкой представляется. А ума своего не так уж много. Правда, аспиранты у него защищаются, -- вяло пытался сопротивляться Грицай, хотя в последнее время он и побил горшки с Новожиловым. Но он старался быть объективным.
   -- Защищаются, только как. Все знают, как защищалась Глафира Усачёва - ни на один вопрос Учёного совета не могла толком ответить. Да и тематика у Новожилова из пальца высосана, и всё по одному направлению, чисто теоретическая, мало кого интересующая.
   -- Да, а вот чужие работы он умеет хорошо присваивать. Я помню как некий Константин Мельников, -- улыбнулся Грицай, шутливо упоминая собеседника в третьем лице, -- разработал новую методичку, потом он заболел, а наш уважаемый Николай Гаврилович её успешно присвоил.
   -- Да, и при этом ещё критиковал, что этот некий Константин неправ, -- в унисон Анатолию ответил хозяин дома, -- у того, мол, насосы подают воду вниз, а такого не бывают.
   -- А что от нашего учёного "всезнайки" можно хотеть. Он же, в отличие от тебя, -- Грицай вновь перешёл на более серьёзный тон, -- никогда не работал на производстве, а потому ему даже невдомёк, что после насосов носитель должен ещё попасть в приямки каналов, а уж затем насосы подают его на высоту. Но опускается носитель всего на 1-1,2 метра, а поднимают его насосы потом на высоту и до сотни метров. Таков уж наш умник, который всё мечтает профессором стать.
   -- Да, он в этом вопросе как два сапога пара вместе с Губенком, хотя они и терпеть не могут друг друга. Даже докторские диссертации готовят, похожие как две капли воды. Правда, как мне кажется, Константин Иванович в этом плане более изобретательный - его наброски куда более интересны, нежели у Новожилова.
   -- Это точно. Но, скорее всего, всё же, именно Николай Гаврилович первым подготовит и защитит диссертацию. Он в этом плане более пробивной, да и понаглее.
   Коллеги побеседовали ещё немного, но уже на другие темы, после Анатолий, увидев на краю журнального столика у Мельникова какую-то газету, спросил:
   -- Что читаешь? Свежие новости?
   -- Нет, новости как раз не свежие, а семилетней давности. Но некоторые публикации довольно интересные.
   -- И что за газета?
   -- "Аргументы и факты".
   -- О, газета, и в самом деле, интересная.
   "Аргументы и факты" ("АиФ") были российской еженедельной общественно-политической газетой. Газета начала выходить ещё в часы Советского Союза, с января 1978-го года, еженедельно издавалась с 1982-го года. Первоначально она представляла собой бюллетень для лекторов и пропагандистов, публикующий информацию, статистические данные, анализ событий и цифры, которые в официальной прессе найти было трудно. В мае 1990-го года газета была внесена в Книгу рекордов Гиннеса как газета с самым большим тиражом в истории человечества - 33,5 млн. экземпляров, причём число читателей превысило 100 млн. Сейчас её продавали в разных уголках стран СНГ, в том числе и в Украине.
   -- И что ты там выкопал особо любопытное? И почему старую газету читаешь именно сейчас? -- продолжил опрос Анатолий.
   -- Это газета тиража 2000-го года. Я тогда, купив, мельком пролистал её, но что-то перебило мне моё доскональное чтиво. Не помню, уже что. Вот сейчас к ней вернулся, дел, как ты понимаешь, у меня не так много. В ней идёт речь, точнее в двух номерах, о горе Кайлас и о загадке числа 108.
   -- О Кайласе что-то слышал. Это, по-моему, гора в Тибете. А вот число 108 впервые прозвучало, ничего о нём не знаю.
   -- Да, гора именно в Тибете. Она является священной горой, вокруг неё располагаются пирамиды различной формы и высоты. Но при этом многие пирамиды сопряжены с каменными конструкциями, имеющими вогнутые или плоские поверхности и названные "зеркалами" в силу их гладкой поверхности. Подобного нигде на Земле не встречается. Размеры "зеркал" колоссальные, например, высота конструкции, которую ламы называют "Дом счастливого камня", составляет 800 метров. Согласно мнению учёного Мулдашева, у этих конструкций есть прямая аналогия с зеркалами Козырева. По Козыреву, время - это энергия, которая способна концентрироваться. При этом время либо замедляется, либо ускоряется, и этот вывод он сделал на основании экспериментов.
   -- Ух ты, вот это интересно! Расскажи-ка подробнее.
   -- Не сумею я всё так точно тебе передать, да и это очень долго. В газете приводится беседа профессора Эрнста Мулдашева, руководителя одной из экспедиций к Кайласу с журналистом. Но материала много. Я тебе отдам этот номер, сам прочтёшь. Я его уже прочёл, сейчас читаю следующий номер, точнее через один - тот был под номером 45, -- "АиФ" N 45 (1046), -- а этот под N 47.
   -- О, спасибо, обязательно прочту. А что с числом 108?
   -- Тоже интересно, но этот номер я ещё не дочитал. Возьмёшь его у меня позже. Если коротко, то это довольно загадочное число. Так, например, если разделить 360R, то есть круг, на 108, то мы получим число 3,33, точнее 3 целых и 3 в периоде - 3,33333... А потому некоторые учёные предполагают, что число 3,33333... являлось древним значением ?.
   -- Ну, это могло быть совпадением или случайностью. Просто оно является подобранным числом, наоборот разделили 3600 на 3,33 и получили 108.
   -- Возможно, что так и было. Но это ничего не меняет, потому что есть и другие совпадения или случайности, как ты говоришь. В газете много говорится об этом числе 108, в том числе и о его связи с пирамидами. Но опять-таки материала много, можно навести лишь несколько фактов. Вот смотри, -- Константин развернул газету, отыскал нужный абзац и указал на него Анатолию. Там приводились факты, что скорость света в вакууме составляет 108×1010 м/ч, масса Солнца - 1089×109 т, объём Земли - 108×1010 м/ч, скорость движения Земли вокруг Солнца - 108×103 км/ч, расстояние от Венеры до Солнца -108×106 км, время полёта вокруг Земли по наиболее устойчивой орбите - 108 минут. Ну, и тому подобное.
   -- Мне кажется, что эти цифры подтасованы. Может быть и не все, но некоторые могут быть притянуты за уши - например, то просто число 108, а то 108 в 9-й степени. К тому же сведения какие-то выборочные в отношении планет. Если бы ко всем планетам это относилось, тогда другое дело. А так..., -- махнул рукой Грицай, -- неизвестно насколько этому твоему числу 108 можно доверять.
   -- Ну, это не моё число, да и есть ещё много фактов, связанных с числом 108, включая и нуклеотидную пару ДНК. Но Бог с ним. Есть и ещё одно интересное число.
   -- Какое?
   -- 6666.
   -- Ну, это все знают - число Дьявола.
   -- Не только, это ещё и знак апокалипсиса. И оно тоже связно с пирамидами, полюсами Земли, островом Пасхи и районами земных аномалий, таких как Бермудский треугольник или Чудесами Света, как тот же Стоунхендж, который ещё называют живым свидетельством атлантов, -- один из самых знаменитых археологических памятников в мире, мегалитическое сооружение на Солсберийской равнине в английском графстве Уилтшир.
   -- И как же оно связано?
   -- Ну, к примеру, если взять только одну четверть земного шара, то число апокалипсиса 6666 присутствует 9 раз в виде расстояний между пирамидами или монументами древности. Например, расстояние от Кайласа до Северного полюса 6666 км, от Бермудского треугольника до острова Пасхи 6666 км, от Египетских пирамид до Северного полюса тоже 6666 км. И так далее и тому подобное. Ладно, сам потом почитаешь.
   -- Почитаю, конечно. Так, наговорись мы сегодня достаточно. Нужно мне уже закругляться.
   -- Ты совсем мало рассказал о делах на кафедре.
   -- Да нет там ничего нового.
   -- А как там поживает Василий Михайлович? Ко мне он не заходит, только звонит, и то на день рождения или по большим праздникам.
   -- Ничего, нормально держится. Правда, в последнее время стал жаловаться, что сильно устаёт, тяжело ему по ступенькам вверх подниматься, одышка приличная. А! Вот ещё, -- Грицай сокрушённо и с улыбкой покачал головой, -- спать на занятиях стал наш Василий Михайлович.
   О подобной сонливости Серёгина Мельникову было известно и ранее. Ещё когда Константин работал, то на каких-либо совместных сабантуях, Василий Михайлович через некоторое время начинал клевать носом, если только активно не участвовал в неком разговоре - простое слушание навеивало на него сон. Да и в гостях у Константина, удобно расположившись в кресле, Серёгин при неспешной беседе или просмотре какой-нибудь телепередачи тоже иногда на время отключался, закрыв глаза. Через время он просыпался и вновь начинал разговаривать. У него начинала проявляться возрастная гипоксия - состояние, которое сопровождается пониженным содержанием кислорода в крови, что и приводит к быстрой утомляемости и сонливости. Но такое ранее случалось с приятелем Мельникова лишь на досуге, но чтобы спать на занятиях...
   -- Как это?!
   -- А вот так. Нет, на лекциях он, конечно, не спит. Там не поспишь. А вот на практических занятиях, которые он в основном проводит, сидя на стуле, такое стало случаться всё чаще.
   -- И кто это заметил?
   -- Студенты, конечно же. Они не только заметили, что Василий Михайлович иногда дремлет, не обращая на них внимания, но ещё и сняли его в этот момент в разных ракурсах на фотокамеру мобильного телефона. Потом они сделали фотографии и на листе ватмана соорудили из них фотомонтаж, некий коллаж с видами спящего Серёгина. Ещё и хотели вывесить плакат на стене у кабинета заведующего кафедрой, а он же находится напротив деканата факультета. Вот это был бы резонанс. Хорошо ещё, что Цекалин, с кем они в хороших отношениях и поделились своей новостью, отговорил студентов от этой затеи.
   -- Да, ну и дела. Но, что поделаешь, возраст. Возможно, и нас такое вскоре ожидает. Ладно, а в университете какие ещё новости?
   -- Нет никаких новостей, или мне они, по крайней мере, не известны.
   -- Как там ректор?
   -- Да откуда я знаю. Что, я с ним общаюсь? Лучше держаться от начальства в стороне. Играет со студентами в волейбол.
   -- Не понял. Это когда, на большом перерыве, на занятиях по физвоспитанию или после них?
   -- Нет, позже. Да и играет он не со студентами, я неправильно выразился, а вместе со студентами. Он любитель этой игры, да и играет очень даже неплохо, вроде бы и спортивный разряд какой-то имеет. Вот он и создал университетскую команду, которая играет на межвузовских соревнованиях.
   -- И каковы её успехи?
   -- Ты знаешь, очень даже неплохие. Они во многих соревнованиях побеждали, получали кубки, грамоты.
   -- Ты смотри, молодец Михаил Константинович. Мне почему-то трудно было ожидать от него такого. Значит, борется за престиж университета.
   -- Это есть, конечно. Но, как мне кажется, это больше некое заигрывание, хочет показать, какой он простой и доступный человек. Вот, мол, не чурается и общения со студентами, которые сейчас ему далеко не ровня. Все в университете это именно и расценивают как заигрывание, игра в некий демократизм. На самом же деле он с преподавателями общается в основном с позиции некой све́рхности и пренебрежительности. На приём к нему не пробьёшься, не так оно было во времена Константина Григорьевича. Он и в газетах, которые выпускает университет, обязательно снимается со студентами, и не только с волейбольной командой, но и по любому поводу. Нет ни одной газеты, которая была бы без его фотографии. А ведь раньше даже фотографии Леонид Ильича Брежнева были не в каждом номере газеты, а уж как он любил фотографироваться и ордена себе вешать, всем известно. Так что Шельменко в университете почище иного руководителя в стране.
   -- Да, интересно. Вот это уже как-то более на него похоже, по моему представлению.
   -- Ладно, всё. Я побежал. Заскочу теперь к тебе, когда газету прочитаю, за вторым её номером. Пока, Никитич!
   На том бывшие коллеги и расстались.

* * *

   Так, вроде бы неспешно, но одновременно и как-то незаметно пролетел ещё один год, наступила весна 2008-го года. К лету в университете, наконец-то завершили монтаж камер видеонаблюдения, но при этом (прав оказался Николай Шебурин) ужесточился и пропускной режим - установили турникеты, и вход, по крайней мере, в административный корпус, стал осуществляться только по университетским удостоверением личности, студенческим билетам или пропускам (для иных посетителей ВУЗа). В последнюю апрельскую пятницу в университете планировалось проведение учёного Совета, на котором Галкин должен был доложить о состоянии дел на проверенной им ранее одной из смежных кафедр. У Алексея Познякова к тому времени занятия закончились, и он намеревался уже уходить домой, собирая на кафедре в свой дипломат нужные ему бумаги. В это время зазвонил местный телефон. Кроме Алексея в помещении находилось ещё два преподавателя. Позняков был ближе всего к телефону, а потому он поднял трубку.
   -- Алло! Оксана? -- секретарь-машинистка кафедры, -- услышал Алексей в телефоне голос Галкина.
   -- Нет, Анатолий Васильевич, это Позняков. Оксана куда-то на минуту отлучилась.
   -- Слушай, Алексей Николаевич, передай, пожалуйста, Оксане чтобы она поднесла мне к помещению, где проводится Совет папку с материалами проверки. Она где-то у неё, допечатывала там кое-что. А то я здесь в административном корпусе замотался, неохота тащиться на кафедру, а потом вновь назад.
   -- Хорошо, нет проблем. Я, наверное, вам сам её занесу, Оксане ведь тоже мотаться туда и назад. А я как раз собирался домой уходить, так что пойду через административный корпус.
   -- Нормально, я согласен с таким вариантом.
   Когда появилась секретарь кафедры, Алексей, сообщив ей о просьбе Галкина, забрал нужную папку, положил в дипломат, попрощался с коллегами и отправился домой, не забыв, конечно, отнести Анатолию Васильевичу папку. Он уже давненько не был в районе апартаментов ректора и зала заседания Совета университета. Учебных аудиторий на этом этаже не было, личных дел, связанных с руководством университета (ректор, проректоры, отдел кадров) у него тоже не имелось. Как и его друг Грицай, Алексей сейчас, после ухода из учебного отдела, тоже старался не особо мелькать перед начальством. Он этот корпус навещал лишь иногда, заходя в библиотеку, но та располагалась в начале коридора. Или же доходил до этого корпуса, идя с кафедры на выход из университета, но сразу же опускался на первый этаж. Административный этаж, если можно так выразиться, блестел - был сделан хороший ремонт и это состояние поддерживалось. По пути к помещению, где проходил Совет, ему попались несколько видеокамер наблюдения, но такого их количества, как в районе помещений ректора, он увидеть не ожидал - тех, по его мнению, было уж слишком много. Оноприенко в последнее время как бы страдал манией преследования, но чего опасаться Шельменко, который только первый срок работает на должности ректора? Правда, в этом месяце исполнялось как раз пять лет, с того времени, как его избрали на этот ответственный руководящий пост. Но Михаилу Константиновичу в этом плане повезло - во время его пребывания на должности ректора Кабинет Министров принял постановление об увеличении срока работы ректоров ВНЗ III-IV уровня аккредитации с пяти до семи лет. Так что до перевыборов Шельменко мог спокойно работать ещё два года, если не больше - не обязательно перевыборы должны состояться прямо на следующий день после окончания срока избрания.
  
  

ГЛАВА 21

Непредвиденные встречи, беседы

  
   В понедельник, улучшив момент, Позняков заскочил в кабинет Галкина, тот был один.
   -- Добрый день, Анатолий Васильевич! Как в пятницу прошёл Совет, всё нормально?
   -- И тебе не хворать. Совет прошёл нормально, по крайней мере, для меня. А некоторых ректор там здорово отчитывал.
   -- Я, когда относил вам папку, обратил внимание на то, что в том районе много видеокамер. Неужели в них есть такая потребность?
   -- А ты спроси у ректора. Как по мне, то они и вовсе не нужны. Ну, на входе в корпуса - это я понимаю, но зачем их столько по коридорам понаставили.
   -- Вот и я о том же. Что это ещё за новая фобия?
   -- Не знаю. Я не совсем понимаю нового ректора. Раньше я по кафедральным вопросам мог обратиться к Константину Григорьевичу. К нему тоже не всегда так просто можно было попасть, особенно если он занят. Но просидев, к примеру, час-полтора в приёмной, я к нему, всё же, попадал. Но сейчас я не то, что к ректору, я в его приёмную попасть не могу.
   -- Как это?
   -- А вот так. Стол секретарши в его приёмной стоит недалеко от входной двери, и она сразу входящего спрашивает о том, по какому вопросу тот пришёл. Если его ректор сам не вызывал, то пройти никому не дают. Бумаги, если ты что-то, например, на подпись принёс, отдаёшь секретарше, а уже она потом передаст их сама ректору. Если пытаешься попасть к ректору с устным вопросом, то она требует коротко обрисовать проблему, а затем говорит примерно следующее: " Я передам ректору, по какому вопросу вы к нему хотите обратиться. Если он сочтёт нужным, то он сам вас вызовет".
   -- Да-а, ну и дела...
   -- Вот такие-то дела. То же самое и с телефонными звонками. Конечно, Оноприенко сам трубку не поднимал, когда ему звонили. Но секретарь сообщала ему, кто звонит, и связывала меня, или кого другого, с ректором. А сейчас нет. Тоже обязательно сообщи ей, по какому вопросу ты звонишь, а она решит, связывать тебя с ректором или нет. В большинстве случаев ответ тот же, что и при попытке самому попасть к ректору. Сейчас оперативно решить какой-нибудь вопрос очень сложно.
   -- Похоже, отгородился Шельменко от окружающего мира.
   -- Да, со стороны оно так и представляется. Я пару раз, правда, давно уже, ездил в наше Министерство, то к министру, пожалуй, легче попасть, нежели к нашему ректору.
   -- Я смотрю, что и вход в кабинет ректора поменяли, теперь он с другой стороны, совсем из другого помещения, -- теперь приёмная располагалась в помещении, в котором Позняков когда-то с деканами и проректорами в компании ректора отмечал приближение Нового года. -- Я знаю, что проректора теперь сидят отдельно, даже правая рука ректора - проректор по учебной работе. И что же сейчас в той комнате, где раньше работал этот проректор.
   -- А ничего, просто комната отдыха ректора.
   -- Стоп, ничего себе! Сейчас Шельменко занимает по сути четыре помещения - новая приёмная, рабочий кабинет, старая приёмная и кабинет проректора по учебной работе. А что сейчас в старой приёмной?
   -- Да вроде бы кабинет его советника-референта Оноприенко. Вот он попадает в этот кабинет через вход в старую приёмную. У него свой ключ, но дверь чаще всего закрыта. Да и бывает он там сейчас редко - болеет, лечится, в санатории отдыхает.
   -- А в бывшем кабинете проректора они теперь вдвоём отдыхают.
   -- Не только. Там ректор ещё гостей принимает. Я не был в той комнате, но рассказывают, что обустроили её по высшему разряду - евроремонт, хорошая мебель, большой белый диван и прочее. Говорят, диван в двери не проходил, так его разбирали, а потом уже собирали в комнате.
   -- Да, замашки у нашего теперешнего ректора ещё те.
   Уйдя от Анатолия Васильевича, Позняков размышлял о действиях старого и нового ректоров. У Оноприенко, наряду с негативами, было много хороших черт характера и взвешенных поступков. Алексей с Шельменко лично практически не общался, но ему казалось, что в этом плане Михаил Константинович наверняка уступает бывшему ректору, по крайней мере, в плане хороших поступков.
   А далее до ушей Познякова дошло известие о том, что ректор вновь продолжил "чистку" в университете, он планомерно продолжал убирать неугодных ему людей или тех, кто был просто не согласен с его мнением. Некоторые сотрудники, не выдерживая неоправданного давления Шельменко, сами уходили из университета, подыскивая себе работу в местах, где руководители нормально относятся к своим подчинённым. Правда, таковыми больше являлись именно сотрудники, а не преподаватели, которым очень не хотелось срываться с насиженных мест, где они давно уже работали и, самое главное, где они годами нарабатывали пакеты документации по читаемым дисциплинам. Что там ни говори, даже если ты и будешь читать на новом месте подобные предметы, всё равно материал нужно будет "приспосабливать" под определённую дисциплину и требования нового ВУЗа. Не преподавателям такое не грозило - ну, на новом месте пару недель, месяц будешь обживаться, но далее уже начнёшь работать не хуже, чем работал до того, если, конечно, ты перешёл на новую работу по той же должности.
   И вот в этом году по собственному желанию ушла из университета начальник отдела кадров Оксана Николаевна Соколова, с которой Алексей, в принципе, был в хороших отношениях. Да и она сама была неплохим человеком, умела и выслушать человека, и поговорить, нормально относилась к юмору и могла шутить сама. На место Соколовой приняли на работу какого-то отставника, но он долго не задержался - его непрофессионализм был виден невооружённым глазом. Перед уходом Оксаны Николаевны Позняков случайно столкнулся с ней в университете. Он не спрашивал её, куда она переходит - не принято было спрашивать об этом до того, как человек устроится на новом месте. Но вот не спросить её о том, почему она уходит, он, конечно же, не мог. В принципе с Оноприенко у Соколовой были более-менее нормальные рабочие отношения. Не без того, конечно, чтобы ректор иногда не сделал какого-нибудь замечания, что тот или иной приказ составлен не так как ему того хотелось или затянула она с его подготовкой. Но это всё обычные рабочие моменты, которые не так уж редко происходят у каждого.
   И вот что ответила Оксана Николаевна на вопрос Алексея:
   -- Вы знаете, Алексей Николаевич, не могу я с ним работать. Константин Григорьевич тоже не сахар, но с ним работалось легче. Он более уважительно относился к людям. А этот орёт постоянно, грубит, и то ему не так, и это не так. Но я же женщина, кроме того, он мне в сыновья годится, а позволяет себе так со старшими людьми разговаривать. Не хочу я с ним работать. Что, я себе не найду подобную работу? Да сколько угодно, пусть даже и не в отделе кадров, так на другой должности. Как-никак, а опыт работы у меня большой.
   Ну что ж, такое откровение Соколовой только подтвердило мнение Алексея о том, что Шельменко вряд ли станет когда-нибудь руководителем лучше, нежели Оноприенко.
   Но это, как бы там ни было, был уход по собственному желанию, хотя Оксана Николаевна и не упомянула о том, говорил ли ей ректор, что ей лучше уйти из университета - а такой вариант не был исключён. Тогда это уже не совсем уход по собственному желанию, а уже уход под нажимом руководителя. Но вот заведующего кафедрой исторических дисциплин Михаила Ивановича Горошенко ректор убрал из университета уже по приказу. И убрал он его за то, что тот осмелился разместить в Интернете свои суждения (письмо) по вопросам открытия в университете новых специальностей и приёма на них абитуриентов. В своей статье он писал о том, что абитуриентам, чтобы повысить престиж университета и приток молодёжи с хорошими знаниями (а далее уже студентам) обещают, что после окончания университета по отдельным экономическим специальностям они смогут работать и юристами. Но это был заведомый обман. Да, на некоторых экономических специальностях читалась пара дисциплин, связанных с юридическими вопросами. Но как могло быть по-другому? Будущие специалисты в области экономики должны были хотя бы немного ознакомлены с вопросами юриспруденции в своей общем-то непростой сфере деятельности. Да ещё и во время постоянно меняющейся ситуации в стране, построения то ли капиталистического общества, то ли вообще неизвестно какого. Если в Советском Союзе сначала заявляли, что мы строим коммунизм, а позднее - развитой социализм, то сейчас нигде не упоминалось о том, что же за общество строит Украина. И вряд ли кто из её руководителей знал ответ на этот вопрос.
   Так вот, краткое ознакомление студентов с какими-либо частными юридическими вопросами, конечно же, не давали права будущим выпускникам-экономистам работать в сфере юриспруденции. И Михаил Иванович в этом вопросе был абсолютно прав. Но это была несбывшаяся мечта ещё старого ректора, которую безуспешно старался осуществить уже новый ректор. А потому письмо заведующего кафедрой очень не понравилось Шельменко - как мог Горошенко пойти против его мнения, да ещё, с его точки зрения, очернил университет и его руководителя (как же, обманывают абитуриентов). И заведующего кафедрой убрали именно по приказу. Многие потом удивлялись - что же можно было написать в приказе, что вменялось в вину Михаилу Ивановичу? А написано было то, что Горошенко чернит и позорит университет, распространяя неправдивые слухи, клевещет на его руководство и т. п. И снова вилами по воде писано. Горошенко легко мог бы оспорить этот приказ в суде, но он не стал этого делать, прекрасно понимая, что всё равно нормально работать ему уже не дадут, даже и выиграй он суд (а это было однозначно, сравнивая написанное в письме и в действительности).
   А Шельменко продолжал руководить университетом своими методами - вскоре подобным образом убрали из университета доцента кафедры "Водные ресурсы и водопользование" Оксану Владимировну Ведерникову. Позже организовали гонения на саму кафедру, пытаясь распустить её. Но делалось это только с одной целью - убрать из института неугодного ректору её заведующего - доктора технических наук, профессора Виталия Фёдоровича Строгова. Строгов, как и некоторые другие профессора-старожилы не боялся перечить и Оноприенко, который вырос на их глазах и был не намного старше их. А уж этому выскочке, который возомнил о себе, конечно же, Виталий Фёдорович говорил всё то, что думал.
   Кроме того, Строгов вёл научные договора с коллегами одной из стран Западной Европы. А это вызывало зависть у алчного Шельменко. Однажды он вызвал к себе Виталия Фёдоровича и попросил (скорее потребовал), чтобы тот ввёл его в состав научных сотрудников, выполняющих эти договора. И когда Строгов ответил, что он сам такие вопросы не решает, его участь была практически решена - он стал неугоден университету, а точнее ректору.
   Но, как только Строгов тоже ушёл из университета "по собственному желанию", гонения на кафедру сразу же прекратились. Правда, вопрос о руководстве кафедрой так и остался открытым, сложилась странная, если не парадоксальная ситуация - кафедра есть, а руководителя нет. Но без согласия самого ректора выбрать нового заведующего кафедрой так и не удавалось - вопрос завис в воздухе.
   Тем временем дни летели, и всё ближе становилось лето, пусть с сессией, работами ГЭК и госэкзаменами, но и с приближающимся долгожданным отпуском. Во второй половине мая Галина в одну из суббот рано утром отправила Алексея на рынок - купить молодой картошки, редиски, а, возможно, и появившейся ранней клубники. В выходные дни она хотела побаловать семью свежими овощами и ягодами, тем более что назавтра в гости должна была прийти Наталка с мужем и Настенькой. Ради таких мелочных покупок Позняков машину не стал брать, отправился на рынок на общественном транспорте. Ему, в принципе, нравилось ходить на рынок, но только тогда, когда ты конкретно знаешь, что нужно купить и никто тебя не ограничивает во времени. Вот и на сей раз он неспешно прогуливался по павильонам рынка или между торговыми рядами, наблюдая за разложенными товарами и прикидывая, какие из нужных ему продуктов получше и приемлемые по цене.
   -- Алексей Николаевич! -- услышал он знакомый вроде бы голос.
   Он повернулся на оклик и увидел стоящую неподалёку Людмилу Ивановну Ширяеву. Он знал, что Ширяева тоже недавно ушла с должности бывшего его заместителя (и руководителя диспетчерской). Но ушла не на другую должность, а, так же как и некоторые другие сотрудники университета, вообще из его стен. Её место заняла бывший просто диспетчер Ольга Викторовна Бурмистрова. В учебном отделе, он это хорошо знал, вообще произошли большие изменения. Ушли на пенсию методист отдела Лидия Фёдоровна Гершкович и диспетчер Любовь Петровна Розгина, дочь (его как бы крёстница) и сын которой ещё семь лет назад окончили университет. Сначала ушла из диспетчерской (начались старческие провалы памяти), а вскоре и умерла Ирина Николаевна Петрова. Место Гершкович в отделе заняла диспетчер Ольга Николаевна Крыжанова. Бурмистрова и Крыжанова оканчивали когда-то этот институт, а потому такие замены ни у кого не вызвали вопросов. Но в итоге в диспетчерской из старожилов осталась лишь сама Бурмистрова, набрав себе в подчинение совсем незнакомых Познякову девушек.
   -- О, Людмила Ивановна! Добрый день! Сколько лет, сколько зим. Давненько мы с вами не виделись.
   -- Ну, с тех пор, когда вы были начальником отдела, и в самом деле времени немало прошло. А вообще-то, мы с вами виделись по-моему в конце прошлого года.
   -- Полгода - это тоже немалый срок. Тем более что вы нас вообще покинули. Я даже не знаю, где вы сейчас работаете.
   -- А девчата вам не говорили?
   -- Ну, в отделе я практически не бываю, а в диспетчерскую захожу только для сверки расписания. Но там сейчас всё новый люд, одна старожил Оля среди них и осталась.
   -- Ну да, бежит время - кто-то уходит, кто-то приходит. Всё течёт, всё меняется.
   -- Так где вы сейчас работаете?
   -- Там же, где и Соколова. Это она меня и сосватала на новое место.
   -- А почему вы ушли из университета?
   -- А, -- махнула рукой Ширяева, -- тяжело работать с этим ректором. Всё ему не так, ко всему придирается. А Евгений Григорьевич его во всём поддерживает. Нет, чтобы заступится за своего заместителя, так и он на меня бочку катит. Вы-то не боялись заступаться за подчинённых, а Ливанов не желает ректору перечить. И чего ему, -- Ливанову, -- так долго в университете работать, скоро уже восемьдесят лет исполнится, еле ходит, а университет и работу не покидает. Пенсия у него, как у военного, очень хорошая, да и живёт один. Можно было бы уже и отдыхать.
   -- Вот то, что он живёт один, наверное, и не позволяет ему бросить работу. Если бросит, то наверняка недолго протянет. Человек привык постоянно быть при деле. Ну, да ладно. А как вы там, на новом месте? Там вас не обижают?
   -- Ну что вы! Там всё в порядке. Начальник, точнее начальница, у нас нормальная, отношения хорошие. У нас диспетчерская, хотя и подчиняется в принципе учебному отделу, но, тем не менее, самостоятельное подразделение. И я там работаю начальницей. Хотя я сейчас и не заместитель начальника учебного отдела, но в зарплате я ничего не потеряла. Только обрела бо?льшую самостоятельность и уважение. Так что мне на новом месте нравится. Правда, дольше по времени добираться до места работы, но это ерунда. Компенсируется всё тем, что работа хорошая, не нужно выслушивать разные там грубости. Да и мы ведь с Оксаной Николаевной живём по соседству, вот вместе и ездим на работу и домой.
   -- Я рад за вас, продолжайте трудиться в том же духе.
   -- А у вас что нового?
   Позняков поделился с Людмилой Ивановной своими нехитрыми новостями, поговорили немного на другие темы, упомянув старых знакомых, после чего по-дружески распрощались и разошлись. Алексей остался доволен встречей и беседой с Ширяевой, всегда приятно побеседовать со старым сослуживцем, с которым ты давно не виделся и с которым ты был в неплохих отношениях.
   Но была у Познякова, уже летом ещё одна встреча с бывшим сослуживцем. В один из дней отпуска он отправился на своей машине в автосервисный центр - нужно было заменить масло двигателя, поменять масляный и воздушный фильтры, отрегулировать развал и схождение передних колёс. И вот там-то он повстречался с Виктором Алексеевичем Горбуновым, который приехал в автоцентр по подобному вопросу. Они не виделись практически с 2003-го года, поговорив немного через некоторое время после выборов ректора. Иногда только разговаривали по телефону.
   -- О, привет, Алексей Николаевич! Вот где довелось встретиться, мир тесен, -- приветствовал бывший начальник своего бывшего подчинённого.
   -- Здравствуйте, Виктор Владимирович! Рад вас видеть. Как у вас дела?
   -- Всё высший класс! Я доволен новым местом работы.
   -- Мне Галкин говорил, что вы успешно защитились. Поздравляю.
   -- Это уже дела давно минувших дней. Я уже и звание профессора получил.
   -- Тогда поздравляю вдвойне. На прежней кафедре работаете?
   -- Да, теперь уже заведую кафедрой.
   -- Ну, оно и понятно - доктор, профессор.
   -- А что там нового в университете?
   -- Да новостей, вообще-то много. Например, Шельменко изгнал из университета Горошенко.
   -- Я слышал об этом. Что ещё?
   Позняков начал рассказывать Горбунову новости, которые они по ходу обсуждали. Но, к удивлению Алексея, Виктор Владимирович по некоторым вопросам обладал такой информацией, которая была неизвестна даже ему, работающему в университете. Да и казалось на первый взгляд, что знал он университетские новости никак не хуже Алексея. Он сначала этому удивился, но потом понял, что, собственно говоря, удивляться нечему - Горбунов жил в доме, где проживали и многие сотрудники университета. Кроме того, у него в университете осталось немало друзей, которые и информируют его. А в том, что он интересуется университетскими новостями, тоже нет ничего удивительного, учитывая то обстоятельство, каким образом ему довелось покинуть родные стены и сколько ему ещё палок в колёса пытались вставлять.
   Они беседовали бы, наверное, ещё долго, но Горбунова окликнул мастер, занимающийся его машиной, а потому пришлось ему направиться к ней. Но они всё же успели потом обменяться номерами мобильных телефонов, и позже перезванивались друг с другом, сообщая свои новости.

* * *

   Новый учебный год ознаменовался очередным кадровым изменением - ректор убрал с должности проректора по учебной работе Виталия Владимировича Василенко. На его место он назначил бывшего декана санитарно-технического факультета Вениамина Олеговича Коробко (который несколько лет назад сменил на посту декана Антона Валентиновича Ветлицкого). Чем уж старый проректор не угодил руководителю ВУЗа, осталось для всех загадкой - ведь Виталий Владимирович безропотно выполнял все указания Оноприенко, да наверняка и самого Михаила Константиновича (характер Василенко за это время нисколько не изменился). Но Познякова эти кадровые изменения мало волновали - со вновь назначенным проректором ему общаться вряд ли доведётся, как и с ректором, да и с его секретарь-референтом. А вот Константин Григорьевич за это время здорово сдал, сказывалась, наверное, его болезнь. Но он, кроме выполнения своих административных обязанностей (никто толком и не знал каковы они) ещё и работал по совместительству на своей кафедре, периодически читая лекции. Их у него было не так уж много - пару занятий в неделю. Но в последнее время Оноприенко подлечивался в санатории. В каком именно Алексей не интересовался, тоже, наверное, недалеко от города, но пробыл он там не один срок. Иногда его из санатория привозили на машине в университет на занятия, после чего тут же он возвращался к месту своего лечения. А иногда его и подменял на занятиях кто-то с кафедры. Это, конечно, немного удивляло - если ему уже тяжело проводить занятия, то почему бы не оставить работу на кафедре - всех денег ведь никогда не заработаешь. К тому же злые языки шептали, что Оноприенко долго лечится, но отпуск не берёт, то есть зарплата в это время ему начисляется. Алексея раздражало такое копание в чужом белье. Каким бы ни был Константин Григорьевич в бытность ректором, но больному человеку следует посочувствовать, он это заслужил за долгие годы служения университету, да и очень много для него сделал.

* * *

   Что касается деятельности кафедр, то на кафедре "Теплотехника и газоснабжение" вновь произошли небольшие кадровые изменения. В конце 2008-го года вновь освободилось место секретаря-машинистки, теперь уже ушла Маша Ткаченко. Впрочем, долго оно не пустовало - с Нового года на кафедре уже работала новая секретарь-машинистка (на должности старшего лаборанта) Юлия Александровна - дочь заведующей университетским архивом Лидии Павловны Станкевич. Это именно она похлопотала перед Серёгиным за свою дочь, которая всего лишь полгода назад окончила университет. Да Василий Михайлович абсолютно и не возражал - машинистка очень нужна была кафедре. Но дело было даже не в этом, не одна, так другая девушка на это место нашлась бы со временем. Однако Серёгин был даже рад выполнить просьбу Лидии Павловны, теперь она была ему как бы обязана, а через неё можно будет в дальнейшем получить неофициальный доступ к архиву. А это и курсовые проекты и работы (пусть и старых лет), и дипломные проекты. И это могло было быть очень полезным обстоятельством в подмоге обучения своих родственников, да и родственников других сотрудников кафедры. Правда, в этом случае не напрямую через Станкевич, а через заведующего кафедрой, который сам к ней обратится. Но в этом случае ты уже будешь сам обязан именно Василию Михайловичу, а это тоже немаловажно. В общем, и на сей раз проблема с машинисткой кафедры быстро и успешно была решена.
   Но был на кафедре человек, у которого то и дело возникали проблемы, и не по своей работе, связанной с выполнением должностных обязанностей, а совсем по другому роду деятельности. И в этом году продолжилась эксплуатация Антона Цекалина Василием Михайловичем Серёгиным, который продолжал привлекать Антона к проведению занятий вместо себя. Но Антону Сергеевичу такое положение дел уже изрядно надоело, да и устал он работать на трёх фронтах: обязанности заведующего лабораторией, своя учебная нагрузка на 0,5 ставки да, ещё и часть нагрузки Серёгина. Он был мягким человеком, редко возражающий заведующему кафедрой, но осенью, когда ситуация с заменами повторилась, не сдержался и высказал своё недовольство по этому поводу Серёгину.
   -- Василий Михайлович, ну, сколько я могу вас подменять? У меня же и свои занятия есть. Приходится постоянно договариваться с диспетчерской об изменении расписаний занятий. Иногда ведь у вас и у меня пары в одно и то же время. Поручите эти замены кому-нибудь другому.
   -- Не хотят они.
   -- Распоряжение по кафедре напишите.
   -- Ну да, они такой вой поднимут. Да и ты лучше всех знаешь тот материал, который я излагаю.
   -- А то другие не знают, они же нашу специальность заканчивали.
   -- У них нет опыта преподавания таких дисциплин.
   -- У меня его тоже когда-то не было. Значит, вы боитесь кого-нибудь заставить подменять вас, потому что они, как вы говорите, вой поднимут? А меня можно заставлять? Почему только меня лично? Сколько же так можно? Всё, не буду больше вас заменять. Или пишите официально бумагу на подмены, тогда я хотя бы буду знать, что тяну эту ношу не бесплатно.
   -- Ах, вот как ты заговорил! Будешь заменять меня и без официальной бумаги, не хватало мне каждый раз обращаться по такому вопросу к проректору. А тот ещё ректору доложит. Так что терпи.
   -- Да не буду я терпеть. Не буду я вас отныне заменять.
   -- Тогда не будешь и работать на 0,5 ставки ассистента по совместительству. Ты завлаб, вот и работай только завлабом, если не хочешь мне помогать.
   Цекалин и проводил занятия вместо заведующего кафедрой, рассчитывая на его благосклонность при распределении штатов и нагрузки, но он никак не рассчитывал услышать такое вот беспардонное заявление из уст Серёгина. Оно было даже не столько беспардонным, оно уже начинало попахивать небольшой подлостью. Да, я хозяин на кафедре, и делаю то, что хочу. И так происходило на каждом уровне. В частных структурах это ещё было более-менее понятно, но в государственных учреждениях это уже был произвол. Но, увы, некие руководители уже давно перестали разделять понятия общественного и личного. И что, скажите, оставалось делать Цекалину? На ставку заведующего кафедрой прожить не так-то просто, да и возраст уже требовал задумываться о будущей пенсии - в конце июня этого года на кафедре отмечали его 50-летие. В общем, пришлось Антону Сергеевичу и далее тянуть воз Серёгина на пару с ним. Но это уже ой как не красило заведующего кафедрой. Он теперь как бы привык, чтобы ему все угождали. На этот счёт хорошо высказался политический деятель, дипломат и учёный Бенджамин Франклин (один из лидеров войны за независимость США): "Если ты хочешь, чтобы тебе всегда угождали, прислуживай себе сам". Вот этим принципом и следовало бы руководствоваться Серёгину.
  
  

ГЛАВА 22

Непростые решения и беседы

  
   Если у Познякова весной и летом состоялись незапланированные встречи со своими бывшими коллегами, то для его приятеля Грицая этот период времени запомнился тем, что оканчивал университет его сын - Анатолий младший. Поступил он в университет без особых проблем, да и было это ещё в то время, когда Оноприенко только-только ушёл с поста ректора, но своего влияния ещё не потерял. Оба Анатолия решили не мудрствовать лукаво, не выбирать каких-либо престижных (возможно, временно) специальностей, обучаться той профессии, которой большую часть своей жизни посвятил Анатолий старший. Она тоже довольно престижная, по крайней мере, для мужчины. Учился сын Грицая нормально, звёзд с неба не хватал, но и в отстающих никогда не числился. Парнем он был, вроде бы толковым, а потому и особой помощи отца не требовалось. Но вот уже пролетели эти пять лет учёбы, и летом Анатолий младший получил диплом. Ещё в начале пятого года обучения Серёгин поинтересовался у Анатолия старшего:
   -- Грицай, а твой сын будет после окончания университета поступать в аспирантуру и готовить кандидатскую диссертацию?
   -- Нет, не будет?
   -- Почему? Не хочет идти по стопам своего отца?
   -- Не интересует его стезя преподавания. Вы же знаете, сейчас большинство молодёжи стремятся стать крутыми бизнесменами. Да и нет у него, по-моему, призвания учить кого-то, к тому же, он немного с ленцой. Так что пусть идёт работать.
   -- А куда ты его устраиваешь?
   -- Я? Никуда. Он сказал, что сам выберет себе работу. Так что пусть попробует жить самостоятельно. А вы куда своего Егора устраивали?
   -- Он сам устроился, и довольно неплохо. Хотя на первых порах я его занятие частным бизнесом и не одобрял. Но сейчас он уже здорово раскрутился.
   -- Вот то-то и оно. Пусть и мой Толька учится крутиться в жизни.
   Таким образом, особых проблем с трудоустройством своего сына у Грицая не возникало, можно было не ломать над этим голову.

* * *

   Между тем у Василия Михайловича в этом году был свой юбилей. Если Цекалин отметил свои полста, то в августе Серёгину исполнялось уже 70 лет - разница со своим "батраком" в 20 лет. Отмечали это событие уже в одном из ресторанов, здесь на славу постарался сын Василия Михайловича Егор. Он был гораздо щедрее своего отца, наверное, пошёл этим в мать. Да и вообще был он хорошим молодым (скорее, уже зрелым) человеком, добрым и отзывчивым. Он довольно долго не женился, но сейчас и у него уже была семья. Правда, характер у него был довольно жёсткий, но справедливый. Вот уж кто не привык, чтобы ему угождали, он собственным трудом пробился в крутые бизнесмены, создав свою собственную фирму и раскрутив её. Но без характера он её бы и не раскрутил. О его справедливости говорит один очень любопытный факт: когда его родная сестра окончила институт по экономической специальности, он устроил её на работу к себе в фирму. Но стоило ей что-то там напутать с отчётностью (вроде бы в отчёте смешала наличку и безналичку), как он на другой день её уволил - это единоутробную сестру! При этом он ещё и заявил Галине: "Мне такие неквалифицированные работники не нужны". Что касается 70-летия его отца, то торжества по поводу юбилея Серёгина удались на славу, на них были приглашены все сотрудники кафедры, и все остались очень довольны. Но и здесь Василий Михайлович сумел отличиться. Стол был накрыт хорошо, но в конце торжества, когда дело дошло до десерта, работники ресторана предложили имениннику несколько разнообразить меню, добавив одно из их новых фирменных блюд (относительно дешёвое, кстати). Серёгин с неохотой (под нажимом сына) согласился, но затем пожаловался Грицаю:
   -- Представляешь, Анатолий Васильевич, они с меня дополнительно содрали около 100 гривен, -- и это он заявил, даже учитывая то, что в основном столы накрывал его сын.
   Но чему было удивляться. Когда Егор женился, то Василий Михайлович несколько дней гостил у него. Вечером, когда сын вернулся с работы, Василий Михайлович отметил, что у сына не очень-то новый костюм. Свадебный был очень хороший, но и для работы, как директору фирмы, сыну, по мнению отца, стоило бы одеваться лучше.
   -- Егор, я хочу купить тебе новый костюм.
   -- Это ещё зачем? Что, я его сам себе не куплю. Что, у меня денег нет? Да и есть у меня костюмы. Я сегодня этот одел, потому что целый день предстояло крутиться на складах.
   -- Нет, я всё равно тебе костюм куплю. Это будет подарок от меня.
   -- Ты что, сможешь мне подобрать размер?
   -- О, я просто дам тебе денег на костюм.
   И Василий Михайлович, несмотря на протесты сына, вручил ему 300 гривен с напутственными словами: "Купи себе хороший костюм". А теперь скажите, где в наше время можно за такие деньги купить мужской костюм, да ещё хороший? Но Серёгин уже много лет не покупал себе ничего подобного, иногда одежду ему дарил тот же сын, реже - покупала что-то более простое Лидия Петровна. Откуда ему было знать о ценах в магазинах. Но, вернувшись домой, через время он позвонил сыну и спросил того, купил ли он себе костюм.
   -- Какой костюм? -- был ответ Егора. -- Сходили вечером с женой в ресторан, поужинали, и то ещё свои деньги пришлось докладывать.
   После этих слов Василий Михайлович обиделся на сына, не понимая, что просто сам он не от мира сего. Но, если свои деньги Серёгин скрупулёзно считал, то до чужих денег у него отношение было совсем иным. Летом этого года он попросил студентов-выпускников купить в подарок для кафедры газонокосилку.
   -- Для чего она кафедре? -- удивились будущие специалисты.
   -- А наши преподаватели регулярно убирают закреплённую за кафедрой территорию. Вот на ней и нужно периодически косить траву.
   Студенты не знали, какая территория была закреплена за кафедрой, а та была в довольно густой роще, на склоне за корпусом, в котором располагалась кафедра, и косить там было совершенно нечего. Деревья там росли высокие, но их густая крона фактически не пропускала солнечного света, а потому в такой тени практически не росла никакая трава. Да, территорию действительно регулярно убирали (Василий Михайлович не солгал студентам), но только сгребая опавшие листья, мусор, камни или пустые пивные бутылки. А посему сведущим людям было абсолютно понятно, что газонокосилка понадобилась Василию Михайловичу для применения на своей даче. Правда, подобную технику, облегчающую человеческий труд, он так и не получил. Студенты, хорошенько подумав, взамен требуемой заведующим кафедрой газонокосилки купили совсем иной подарок.
   А ведь был Серёгин далеко не бедным человеком, мог бы и сам приобретать дорогостоящие вещи. Лет пять назад, когда Грицай только-только оформил себе пенсию, он как-то по случаю поинтересовался у Василия Михайловича, какая у того пенсия.
   -- А я даже не знаю, какая она у меня сейчас, -- был ответ.
   -- Как это?
   -- Ну, я же оформил её ещё пять лет тому назад. Тогда я, конечно, знал её размер, но с тех пор она уже изменилась.
   -- И что, вы её получали, не считая?
   -- А я её никогда и не получал. Мне её перечисляют на мой счёт. Мне достаточно и моей зарплаты, а пенсия пусть лежит - на всякий чёрный день.
   Когда у Серёгина наступит этот чёрный день, никто не догадывался, как наверняка не знал об этом и сам Василий Михайлович. Он просто уже привык, что у него обязательно имеется "заначка", которую трогать нельзя. Правда, эта заначка у него уже должна была быть довольно солидной, а себе и своей супруге он постоянно в чём-то отказывал. Но таким уж он был человеком.
   Была, возможно, и ещё одна причина тому, что Серёгин не стремился получать пенсию, а затем её куда-нибудь, уже в наличке, спрятать. Ещё в 2001-м году, ещё при правлении Оноприенко, всех сотрудников университета чуть ли не силой заставили (все писали заявления) получать заработную плату из банкоматов, причем, строго определённого банка. Банк был частный, а потому его владелец, вероятно, просто "выкрутил" Константину Григорьевичу руки, чтобы сотрудники университета получали деньги именно в его банке (или же задействовал всё тот же пресловутый откат). Ещё ранее часть сотрудников по договорённости с бухгалтерией уже получали заработную плату в том или ином банке. Для многих это было удобно - не нужно было появляться (если у тебя нет занятий) на кафедре, чтобы получить свои деньги, или же потом выстаивать в очередях университетской кассы. Когда захотел, тогда через тот же банкомат определённого банка снял нужную тебе сумму. Правда, некоторые бурчали, что им приходится переписывать заявления, поскольку у большинства деньги перечислялись вовсе не на указанный ректором банк. Но, в конце концов, и эти страсти улеглись - тому же большинству (за исключением отдельных лиц) всё равно было, в каком банке получать деньги.
   Для этой цели в фойе университета установили несколько банкоматов, а все сотрудники получили карточки названного Оноприенко банка. Но многие сотрудники (особенно женщины) пока что не особо были знакомы с этой технической новинкой, а потому на первых порах у них никак не получалось получить через банкомат свои законные деньги. Но, постепенно, с помощью коллег, через пару-тройку месяцев этому процессу вроде бы обучились все. Но вот для Серёгина это, наверное, была не очень приятная процедура - при его-то отношении (а то и просто боязни) к различным техническим новинкам. Просить помощи ему, как профессору, было неудобно, но самому ему процесс получения денег через банкомат явно не нравился. Сделаешь по незнанию несколько неверных операций, глядишь, и заблокируют карточку. И ходи потом в банк, объясняй, договаривайся, чтобы его личную карточку разблокировали. Получать деньги по карточке в самом банке у кассира (а это было возможно) тоже не очень-то удобно. И отделений этого банка было пока что немного, и находились они в стороне от его жилища и работы, да и там могла быть очередь. В общем, Василий Михайлович старался свою пенсию не получать, копя её на банковском счёте, предпочитая жить на свою немалую профессорскую зарплату. Впрочем, никто за это Серёгина критиковать и не собирался - это было вполне целесообразно, если денег с зарплаты вполне хватает семье на пропитание.

* * *

   Но это были всё дела кафедральные, которые касались того или иного сотрудника. Что же было нового в стенах университета в целом? Выйдя в сентябре на работу, сотрудники узнали, что летом умер заведующий одной из общетехнических кафедр Павел Иванович Сердечный. Доктор технических наук, профессор Сердечный был одним из старожилов университета, он был бессменным руководителем кафедры уже около тридцати лет. И бывший ректор Оноприенко считался с его мнением. Павел Иванович был, пожалуй, одним из самых непримиримых оппонентов (как и ещё несколько профессоров) Константина Григорьевича. Нет, это вовсе не означало, что он принимал все решения Оноприенко в штыки, он был с ним в хороших отношениях и уважал того. Просто он наиболее часто выступал на Совете университета (большинство его членов предпочитало помалкивать) с некой критикой или деловыми предложениями по поводу того или иного решения, вынесенного на Совет вопроса. Он старался во многих вопросах не рубить с плеча, а более детально разобраться. Это была позиция умного, толкового человека, который искренне ратовал за улучшение работы университета и о поднятии его имиджа. Да и был он по характеру человеком доброго, но бескомпромиссного характера. Он мог быть в меру и строгим, но справедливым. На кафедре все сотрудники любили и уважали Павла Ивановича. Он всегда входил в положение того или иного сотрудника кафедры, старался помочь, подсказать, да и в целом заботился об её процветании.
   Позняков за годы работы в учебном отделе хорошо уже знал Сердечного, много с ним общался. На первых порах Павел Иванович относился к Алексею несколько настороженно, если не сказать скептически, - что это, мол, за новое лицо в университете и что от него можно ожидать. Но вскоре, увидев, что новый начальник учебного отдела довольно быстро вошёл в курс университетских дел, стал относиться к нему с уважением и дружелюбно. Вот только Алексей немного удивился, что в последние десять лет Сердечный стал как-то меньше оппонировать Оноприенку и уже редко выступал на заседаниях Совета университета. Рубеж тысячелетий стал для него самого как бы некой границей во взаимоотношениях с ректором и своим порой неуступчивым характером. Теперь он большей частью соглашался со всеми предложениями Оноприенко. И что же стало причиной этому? Дело в том, что Оноприенко заранее готовился к перевыборам ректора в 2003-м году, а потому методически старался склонить как можно большее число сотрудников на сторону своего будущего протеже. И он прекрасно понимал, что именно Сердечный станет во время выборов главным препятствием, явно не соглашаясь с тем, чтобы таким большим учебным заведением правил по существу неопытный молодой человек. А к мнению Павла Ивановича прислушивались многие, а потому неизвестно, какими были бы результаты голосования. И он сделал тонкий ход. Если ранее все кафедры занимались ремонтом своих помещений самостоятельно, то на сей раз Оноприенко предложил Сердечному отремонтировать помещение кафедры и кабинет заведующего (а они были смежными) силами университета. Помещения давно требовали хорошего ремонта, особенно кабинет заведующего, где Павел Иванович после одного давнего инцидента долгое время вообще там не сидел, предпочитая находиться в кругу своих сотрудников.
   И Сердечный, после некоторых раздумий, принял предложение ректора. Помещения кафедры были отремонтированы просто отлично, здесь уж ректор не поскупился. И разве можно было обвинять человека в том, что он несколько унял свой неуступчивый (но направленный на рациональные решения) характер в угоду удобства и благополучия сотрудников кафедры. nА потому это вряд ли уменьшило уважение к нему со стороны преподавателей и заведующих другими кафедрами, разве что у тех добавилось зависти. Но это мало волновало сотрудников кафедры, сейчас перед ними встал вопрос о новом руководителе кафедры. К тому времени уже ушёл с кафедры самый опытный доцент Фёдор Никитич Кравченко, перешёл на другую кафедру и доцент Виталий Тимофеевич Лобанов. И новым заведующим кафедрой был избран доцент Николай Николаевич Чернышёв. В бытность работы Алексея в учебном отделе Николай Николаевич был ещё ассистентом кафедры, только готовясь защитить кандидатскую диссертацию.
   И вот кафедралы после смерти любящего ими руководителя решили просить ректора присвоить кафедре имя Павла Ивановича. К тому времени в университете уже была одна "именная" кафедра - имени доктора наук, профессора, руководителя одной из самых крупных научных школ в университете Ивана Фёдоровича Ващука. Оноприенко очень уважал Ващука и тот являлся для него примером отличного руководителя и учёного. Правда, нигде в районе помещения кафедры таблички с реквизитами Ващука не было, но в административном корпусе на большом стенде, где указывались ведущие школы университета, отмечались заслуги Ивана Фёдоровича, и говорилось о том, что с такого-то времени кафедра, которой он руководил, носит его имя. И вот, пробившись наконец-то к ректору, новый заведующий кафедрой и передал Шельменко просьбу сотрудников кафедры. Михаил Константинович пообещал рассмотреть просьбу кафедралов и решить этот вопрос со временем. А времени на это у него ушло достаточно много, но, в конце концов, год спустя кафедра тоже стала носить имя своего уважаемого старейшины. Никакой соответствующей таблички на кафедре или вблизи её тоже не было.
   В этом году в университете проректором по международным связям был назначен Андрей Степанович Головин. До прихода Познякова в институт Головин руководил санитарно-техническим факультетом, а несколько позже он одно время уже занимал подобную должность, но вскоре её сократили (Министерство ратовало за минимальное число подобных помощников ректоров). Правда, сейчас эта должность называлась проректор по научно-воспитательной работе и международным связям. Это было сделано в обход несправедливого Положения о том, что научно-педагогическая пенсия не положена любым проректорам, кроме первого проректора и проректора по научной работе. В университете с недавней поры подобным образом назывались должности и других проректоров: по воспитательной, методической работе, по инновационным процессам. И всё это результат необдуманного решения Кабинета Министров в 2004-м году. Андрей Степанович, с которым в своё время Позняков неплохо контачил, был в общем-то неплохим человеком. Но, заняв этот пост, он немного изменился, к удивлению Алексея он стал плести интриги, настраивая ректора то против одного преподавателя, то против другого. Правильно говорят, что если хочешь проверить человека, увидеть его истинное лицо, то доверь ему власть.

* * *

   А какие же события происходили на кафедре друга Познякова Грицая? После такого знаменательного события, как 70-летний юбилей заведующего кафедрой в жизни коллектива кафедры ничего примечательного в новом уже учебном году не происходило. Правда, произошли изменения в жизни самого Василия Михайловича Серёгина. Ещё весной этого года у дочери его супруги родилась дочь. Лидия Петровна уже давно не работала, а потому решила навестить дочь с внучкой, и осенью она уехала в Испанию. Сам Василий Михайлович в силу занятий в университете с ней поехать не мог, но он предполагал, что супруга вскоре вернётся. Но та в гостях, по его мнению, что-то уж долго задерживалась. Приехала она домой только после Нового года, но вскоре снова уехала и на сей раз надолго. Вероятно, быть с дочерью и внучкой ей было куда приятнее, нежели со своим скуповатым супругом. И теперь уже Василию Михайловичу приходилось общаться с помощью компьютерной программы Skype не только со своими приёмными родственниками, но и с супругой.
   Правда, летом Серёгин с Лидией Михайловной (она на время навестила супруга) снова отдохнул в том же санатории, что и первый раз, вместе с Мельниковыми. И вновь почти в одно и то же время с Константином и Ксенией. Но на сей раз Серёгин с женой заехали в санаторий на несколько дней позже Мельниковых. И вновь дал знать о себе несколько странный характер Василия Михайловича, но по отношению не к Константину или Ксении, а относительно обслуживающего персонала санатория. Как со смехом рассказала Мельниковым Лидия Петровна, при регистрации у Серёгина спросили его возраст. Он ответил, что ему 70 лет, отдыхали в июле, а потому Василий Михайлович считал, что 71 год ему ещё не исполнился. Регистраторша понятливо кивнула головой и сказала: "Ясно, значит, пенсионер". Но эта её фраза почему-то ужасно обидела Серёгина, и он с гонором ответил: "Никакой я не пенсионер, я профессор". Вот сейчас его жена и смеялась, спрашивая у мужа: "А что, профессор не может быть пенсионером?".
   Время, между тем, упрямо двигалось вперёд, шла уже вторая половина ноября. По субботам, как уже отмечалось, преподаватели дежурили (пару суббот в месяц) на кафедрах. Близился уже заезд заочников, а потому следовало ожидать студентов, жаждущих проконсультироваться (запоздало - всё в последнюю минуту) по вопросам выполнения курсовых проектов, работ, РГР и прочего. Как обычно большая часть заочников приступали к выполнению заданного им материала уже перед самим 3-недельным своим появлением в стенах университета. Но многие студенты не только консультировались по вопросам выполнения заданий, они ещё порой искали преподавателей, кто бы им смог помочь выполнить эти задания. И были таковые наставники, которые этим занимались, подрабатывали так сказать. Такая "подработка" в общем-то была во все времена, но массовое явление она набрала во времена тяжёлых для жизни средины 90-х годов. Ни для кого не было секретом, что часть заочников пользуется при выполнении заданий услугами преподавателей. И особо хорошо это проявлялось при защите студентами таких домашних заданий, когда те очень уж плавали, отвечая на вопросы преподавателя, выдавшего задание. Всё было бы ничего (приходилось с этим мириться - доказать ты всё равно ничего не можешь), если бы не участились такие вопиющие факты, когда преподаватель, выдавший заочнику (а иногда и студенту стационара) задание, сам же его и делал. Такая наглость и беспардонность переходила уже всякие границы.
  
  

ГЛАВА 23

Обоюдоострый разговор

  
   В один из субботних дней на кафедре "Теплотехника и газоснабжение" дежурили в ожидании студентов Серёгин и Грицай, ещё пару преподавателей выбрали себе местом подобного дежурства центральную кафедральную лабораторию. Василий Михайлович тоже сидел не на кафедре, а у себя в кабинете. Но, когда время стало приближаться к 13 часам, он зашёл на кафедру.
   -- Ну, что, Грицай, -- спросил он Анатолия, утром они уже виделись, -- много студентов у тебя было?
   -- Не так уж много, всего три человека.
   -- А у меня и того меньше - два человека. Бездельники, ничего вовремя не делают. Уже во время сессии будут доделывать.
   -- Как всегда.
   -- Домой когда будешь собираться?
   -- Да посижу ещё немного, всё равно дома делать нечего.
   -- А я буду, наверное, потихоньку собираться.
   -- А что вам дома делать, вы же сейчас одни. Лидия Петровна пока ещё у дочери и зятя, с внучкой забавляется.
   -- Я не домой, я ещё запланировал на дачу съездить, есть ещё там дела. Попросил одного из студентов мне там помочь, но тот отказался, сославшись, что ему срочно нужно ехать в село к матери. Нет, чтобы помочь заведующему кафедрой, подмоги-то теперь у меня нет.
   -- А почему он обязан вам помогать?
   -- А почему бы и нет? Подумаешь, поработать ему пару часов лень.
   -- Но он же объяснил вам причину своего отказа.
   -- Отговорки всё это, -- недовольно пробурчал Серёгин. -- Ну, я его прижму на сессии.
   -- Вот-вот, вы только то и делаете в последнее время, что ездите на студентах. Василий Михайлович, а вы не замечали, что вы сейчас совсем другим стали.
   -- Что значит, другим стал? Я какой был, такой и есть.
   -- Э-э, нет. Вы здорово изменились. И знаете, когда эти изменения в вас произошли?
   -- И когда же?
   -- После того как вы стали профессором. И удивительно, что это произошло практически сразу, как только вы получили аттестат профессора.
   -- Ерунду ты говоришь. Ничем я не изменился, всё тот же.
   -- Внешне да. А вот внутренне...
   -- Что внутренне? Не то говорю, что ли?
   -- Порой даже не то говорите. По крайней мере, в сравнении с тем, как вы излагали до того. Я имею в виду этап получения аттестата. У вас это как бы временной раздел - до и после того.
   -- И что изменилось во мне "после того", как ты говоришь?
   -- Мысли ваши изменились. Даже, наверное, не мысли, а, скорее, помыслы.
   -- Ох, и умник же ты. Тебе, что, известны мои помыслы?
   -- Не известны, конечно. Но о них нетрудно догадаться.
   -- Как это?
   -- А вот так. Помыслы угадываются по поступкам. А поступки ваши становятся изо дня в день, как бы выразиться правильнее, беспринципными что ли, а, возможно, и наглее.
   -- Ты говори, да не заговаривайся.
   -- А что мне заговариваться. Мы сейчас говорим один на один, посторонних ушей нет. Возможно, вы здорово и обидитесь на меня, но лучше говорить в глаза, чем шептать по углам. Возомнили вы о себе очень. И странно то, что это произошло практически сразу после получения учёного звания профессор. Вроде бы ничего такого не сделали, чтобы стать профессором, и надо же - как вдруг.
   -- Почему это я ничего сделал? -- взбеленился Серёгин. -- А как же подготовленные и выпущенные мною в свет аспиранты или соискатели. Я имею в виду защиту ими кандидатских диссертаций под моим руководством.
   -- Да, этого у вас не отнимешь. Хотя непосредственно под вашим руководством защитился только один Мельников. Двум другим вы только помогли доработать их диссертации. Да они их мало и дорабатывали. Вы, конечно, молодец, что договорились в столице с членами Совета об их защите. Это непосредственная ваша заслуга. Без такой вашей помощи они не защитились бы. Но за одно только это профессоров не дают. А докторскую диссертацию вы не писали.
   -- А не только за это. Я ещё книгу написал. Ты об этом забываешь.
   -- Нет, ничего я не забываю. Только это всё формальность. Какая там книга.
   -- Как это какая? -- вновь вспылил Василий Михайлович. -- Нормальная книга. Если её издали, то она очень полезна для студентов.
   -- Вы уж помолчали бы о её издании. Издавалась она на деньги вашего сына, а вы потом только со студентов деньги сдирали за её принудительное приобретение.
   -- Ничего подобного. Сын мне в этом не помогал. С чего ты взял?
   -- Вы сами об этом заявили.
   -- Когда такое было?
   -- Да не так уж давно, на тех же ваших торжествах в честь вашего семидесятилетия. Там-то вы и проговорились. Память вас подводит.
   -- Ну, ладно, пусть и так. Но это ничего не меняет. Книга-то была написана.
   -- Ой, Василий Михайлович, не вешайте лапшу на уши. Это вы можете говорить простым обывателям. А уж мы-то с вами знаем, как пишутся подобные книги. Даже студенты это понимают.
   -- И чем же эта книга тебе не такая?
   -- А я не говорю, что не такая. Книга как книга. Только вот писали вы её не сами.
   -- Как это не сам?! Сам! Кто мне помогал?
   -- Вы прекрасно понимаете, о чём я речь веду. Да, ручкой по бумаге водила ваша рука. Но писали вы её не самостоятельно. Просто переписывали. Ну, ещё переводя на украинский язык, потому что практически все учебники ранее были изданы на русском языке.
   -- И у кого же я переписывал? Ты можешь это сказать?
   -- Нет, не могу. Не знаю я этого. Но то, что переписывали, это факт.
   -- В чём такой факт?
   -- А вы мне приведите из вашей книги хотя бы одну формулу, хотя бы одно уравнение, которые вы написали самостоятельно. Я имею в виду, что их до вас никто не выводил.
   -- Но так же все пишут, -- уже тихо и угрюмо произнёс Серёгин.
   -- Да, сейчас многие так пишут. Но нельзя говорить, что прямо уж все. Пишутся и оригинальные научные книги, но в очень ограниченном количестве.
   -- Да так всё время писали.
   -- Да вы что? -- улыбнулся Грицай. -- И Ландау тоже так свои книги писал? Вот кто, действительно, писал книги, а не переписывал.
   -- Так то Ландау, то было светило мировой науки. Конечно, нам всем до него не дотянуться. Но, тем не менее, мы тоже учёные. Вот, кстати, а научные статьи, ты тоже считаешь, простым переписыванием?
   -- Нет, там всё правильно. Только научные статьи не пишутся на 300-400-х страницах. Вы это прекрасно знаете, ну, 5-10 страниц, в редких случаях 15-20 страниц. А чаще всего это вообще 2-3 страницы. Вот у вас много статей на 20 страниц?
   -- Ну, несколько, наверное, есть. Но в целом моих статей много. У меня более 100 научных трудов.
   -- Да не смешивайте вы грешное с праведным. Половина этих статей представляют собой только тезисы к докладам, многие другие из них просто депонированы. И только незначительную их часть можно считать, действительно, научной новизной и полезностью. А полезность их познаётся тогда, когда в каких-то других больших работах на них есть ссылки. У вас много таких ссылок наберётся?
   -- Не знаю, не считал, -- раздражённо ответил Серёгин. -- Но они есть, и, наверное, не так уж мало, как тебе кажется. Статей-то много.
   -- Да, статей у вас много, я с вами согласен. Кроме того, я знаю, что у вас также много заявок на изобретение и полученных авторских свидетельств. Да, в этом вам не откажешь, голова у вас хорошо работает. Тут я преклоняюсь перед вами. А что касается статей, то вы соедините все мелкие статьи воедино и посчитайте количество страниц. Да их на нормальную книгу не наберётся.
   -- Наберётся! -- уверенно заявил Василий Михайлович. -- Не так их мало.
   -- А ваша доля в этих статьях? Вы общее количество страниц в статьях разделите на общее количество тех, кто принимал участие в выполнении работ, по результатам которых писались эти статьи. Но только не по соавторам этих статей, они обычно выборочные, а по количеству всех реальных участников проведенных работ. И много ли тогда на вашу долю припадёт?
   -- Но я осуществлял руководство, -- хотя и немного угнетённо, но не менее раздражённо возразил оппонент Грицая. -- В работах были использованы мои идеи, мой ум.
   -- В этом вы правы. Хотя идеи, а, значит, и ум были не только ваши, они во многом коллегиальные. Но, к сожалению, за ум у нас не платят.
   -- Почему не платят? А звания, а медали, ордена? Даже Героев дают.
   -- Вы бы сюда ещё почётные грамоты включили. Много ли проку от всех этих званий, орденов и медалей? За границей за ум платят так, чтобы человек хорошо жил, чтобы ни в чём не нуждался, чтобы всё у него было, чтобы никакие заботы не отвлекали его от умственного процесса. Чтобы он думал, не о том, что нужно картошку купить, семью обеспечивать, а чтобы размышлял о научных идеях, которые после внедрения позволят улучшить жизнь не только его семьи, но и многих других, а, возможно, повлияют и на благосостояние всего народа. Да что мне вам это говорить, вы и сами это прекрасно знаете.
   -- Ну, учёным, всё же, и у нас платят неплохо.
   -- Вот именно - неплохо, но не то, чего они заслуживают.
   -- Но так ведь везде.
   -- Да ничего подобного. У нас не платят умам из-за зависти. Тупые чиновники в Министерствах не могут позволить, чтобы какой-то "учёнышка", как они величают великих учёных, получал больше, нежели он сам - бездарь, который пробрался в руководящее кресло по чьей-то протекции. Обыкновенная зависть.
   -- А что, в других странах такой зависти нет?
   -- По тем сообщениям в газетах, журналах, а написаны они со слов очевидцев, такой зависти, например, в США нет.
   -- Да прямо уж?
   -- Хоть прямо, хоть непрямо, Василий Михайлович, а это так. Сегодняшний американец не завидует тому же миллиардеру Биллу Гейтсу или Уоррену Баффету, понимая, откуда у них деньги - заработаны именно их умом, и осознавая всю меру пристального контроля над их заработками.
   -- Билла Гейтса я знаю, а кто такой Уоррен Баффет?
   -- А Гейтса вы лично знаете? -- усмехнулся Анатолий Васильевич.
   -- Да не цепляйся ты к словам, просто наслышан о нём. А вот о Баффете ранее не слышал.
   -- Баффет - исполнительный директор компании "Berkshire Hathaway". В его сферу деятельности входят автомобильное страхование, текстильные предприятия, предприятия по изготовлению красок и многие другие компании.
   -- Может быть, в Америке хорошо обеспеченным людям и не завидуют, а у нас точно завидуют, -- вздохнул Серёгин.
   -- Вот и я о том же говорю. А уж миллиардерам - точно. Хотя бы тому же Роману Абрамо́вичу.
   -- Я даже слышал, что ему, вроде бы, и Путин завидовал.
   -- Не исключено. Ладно, Бог с ними, с этими миллионерами, точнее миллиардерами. Мы ведь говорили о том, что учёным, да и другим талантливым людям, - великим умам Отечества, - нужно бы платить по заслугам.
   -- Не будет этого в нашей стране. Ты сам сказал, что не позволят чиновники.
   -- Ну, сейчас уже не всё зависит от чиновников. Есть сферы, где талантам платят по их заслугам.
   -- Где это ты такое видел? -- усомнился Серёгин. -- У нас в стране, или, может быть, в России? Нет такого!
   -- Есть, Василий Степанович, -- уверенно ответил Грицай. -- И в России, и у нас, в Украине.
   -- Не может такого быть! Назови мне, где это?
   -- Например, в спорте. В том же футболе. В этом виде спорта на поле в команде играют 11 человек, а в целом в команде числится до 30 человек, и в своих правах они, вроде бы, равны, хотя оплата их труда совершенно разная. Но ни одному футболисту в голову не придёт, например, в Испании, требовать у руководства команды повысить ему зарплату только потому, что в 10 раз больше его, а, возможно, и более, получает тот же Лионель Месси. А у нас в стране такие игроки как Шевченко, Фернандиньо или Жадсон. Правда, у нас разница в зарплатах, может быть, и поменьше.
   -- Ну, Шевченко, понятно. А последние два игрока не наши. Они-то где играют, в какой стране?
   -- Да, с вами всё понятно. Вы же не болельщик, и ничего о футболе не знаете. Наши они, потому что играют в наших отечественных командах, те же Родригес да Силва Жадсон и Фернандо Луис Роза Фернандиньо - в донецком "Шахтёре". А вы даже этого не знаете. Какие у вас вообще увлечения есть, чем вы интересуетесь в свободное время? Наверное, только на даче ковыряетесь?
   -- Так, не твоё это дело. Где хочу, там и ковыряюсь.
   -- Ковыряйтесь и дальше. Только сколько же можно свою дачу строить и перестраивать. Вы уже 20 лет в ней всё переделываете, и никак её не закончите.
   -- Что ты прицепился к моей даче. Что хочу, то и делаю. У нас разговор по-моему был о несправедливой оплате труда, включая и ранги пониже.
   -- Ах, вот вы о чём. Вы считаете, что вы тоже обделены?
   -- Ничего я не считаю, но могли бы и нам платить больше - доцентам, профессорам.
   -- А за какие заслуги? Что вы или все мы лично сделали для страны? Кроме того, в сравнении с другими нам и так платят неплохо. А кто, кстати, будет решать вопрос о том, сколько нам нужно платить?
   -- Кто, кто - министерство, конечно. Нет, не министерство даже, а Кабинет Министров или Верховная Рада.
   -- Да, они вам нарешают! Они только о себе и заботятся. Они только себе сами зарплаты, пенсии и всякие там привилегии устанавливают. Вы скажите, где это видано, чтобы подобные вопросы решали те, кого они касаются? Дай нам такое право, мы бы себе такие зарплаты наустанавливали! А им всё сходит, как с гуся вода. И ведь никто повлиять на подобные несправедливости не может. Как же, законодательный орган! Никакой управы на них нет.
   -- Да и у нас то же самое. Ректор сам себе зарплату устанавливает, да и своим приближённым.
   -- Жалко, что он вас сейчас не слышит. Со мной-то вы храбры, а что же вы на Советах сидите, как в рот воды набрали?
   -- Не я один, -- вздохнул Василий Степанович. -- Все молчат.
   -- Вот то-то и оно, что все молчат. Потому у нас такие дела и творятся. А что касается зарплаты, то ректор себе зарплату, конечно, не сам устанавливает, на то Министерство есть, -- прокомментировал Грицай предыдущее заявление Серёгина. -- А вот разные добавки к зарплате, которые в сумме наверняка превышают её вдвое или втрое, это уж он устанавливает. Не зря же он деньги получает в ведомости, где стоит только его одна фамилия.
   -- А ты откуда это знаешь?
   -- Да об этом все знают. И предыдущий ректор так получал зарплату, и нынешний. Ещё при старом ректоре об этом кто-то из бухгалтерии проговорился.
   -- Да, бухгалтерия много чего знает, только держит язык за зубами.
   -- Некоторых пряником задобрили. Вы же знаете, что когда бухгалтерией заведовала Людмила Иосифовна, то получала две зарплаты, совмещая бухгалтерию и планово-финансовый отдел. Да ещё разные надбавки. А остальные держат язык за зубами, потому что понимают - за "лишнее" слово вылетишь с треском с работы.
   -- Некоторые сами уходят. Как, например, из планово-финансового отдела ушла Галкина, -- супруга заведующего кафедрой автоматики и электропривода (правда, давненько это было). -- Или главный бухгалтер Гинеева Татьяна Николаевна.
   -- А вы думаете, они сами ушли? -- усмехнулся Грицай. -- А вам не приходит в голову, что ту же Гинееву вынудили сделать такой шаг. Уж много чего она знала.
   -- Да уж, кто-кто, а главный бухгалтер или начальник планового отдела должны быть в курсе разных денежных махинаций руководства института. Тут ты прав, -- согласился Серёгин.
   -- Ладно, оставим мы эту тему. Начинался наш разговор-то о вас. Но вы потом плавно соскользнули с крючка. Вы лучше хорошо о себе подумайте, о том, каким вы стали - профессор, -- иронично подчеркнул своё последнее слово Анатолий Васильевич.
   -- Не тебе меня судить, -- огрызнулся профессор.
   -- Вот в этом вы весь, -- махнул рукой его коллега. -- Обо всех можно говорить, но только не о вас. Вы у нас белый и пушистый. И слова вам поперёк не скажи. Вам, вероятно, незнакома такая мудрость: "Тот, кто указывает на твои недостатки, не всегда твой враг". И с другой стороны: "Тот, кто говорит о твоих достоинствах, не всегда твой друг". Ладно, Господь вам судья. Но, всё же, задумайтесь на досуге о нашей беседе, её тема для вас очень актуальна. Да и для нас всех, поскольку мы от вас напрямую зависим. Хорошо ещё, что не полностью. Ладно, всего вам доброго! -- попрощался Грицай с Серёгином, видя, что тот уже собрался уходить.
   На этом их беседа, не совсем лицеприятная для одного и не такая уж простая для другого, была завершена. Правда, в последствие после этого разговора Серёгин долго дулся на Грицая, не мог он забыть и простить такую резкую критику в свой адрес. Человеком Василий Михайлович был не мстительным, так что вряд ли Анатолию стоило опасаться козней с его стороны. Да и за что мстить, за то, что наедине сказал в лицо человеку правду? Но, тем не менее, обиду на Грицая Серёгин затаил, он больше умел помнить не особо приятные вещи, нежели хорошие. Не ведал он о том, что в отношении обид и мстительности сказал выдающийся хасидский наставник Исраэл Фридман: "Сладчайшая месть - это прощение". Но, если Серёгин и простит Анатолию подобные нелицеприятные высказывания в свой адрес, то, наверное, и не так скоро. Тому пример его обида на Ксению Мельникову, с которой (несмотря на улучшение отношений) было заметно, он и сейчас разговаривает как бы по принуждению, хотя та как раз в его адрес никаких подобных высказываний и не делала.

* * *

   Но были на кафедре "Теплотехника и газоснабжение" и новости, которые касались отдельных её сотрудников, точнее не теперешних кафедралов, а бывших. Не все об этом знали, но определённый круг узнал эти новости в один из первых январских дней 2010-го года, когда по приглашению Мельникова к нему пришли в гости, как обычно отметить наступление Нового года ("рождественские встречи"), Грицай, Зубкова и Цекалин. А вот Василий Михайлович Серёгин упорно отказывался принимать приглашение своего друга, отделываясь различными отговорками, которые были шиты белыми нитками. В общем, в квартире Мельниковых собрался всё тот же (установившийся в последние годы) круг друзей. Конечно, и Новый год отмечали (стол был накрыт нормально - Ксения постаралась), и беседовали на различные темы, правда, на сей раз без обсуждения каких-либо известных одним, но неизвестных другим явлений природы на матушке Земле. Но, конечно же, эти разговоры никоим образом не могли не касаться жизни кафедры и отдельных её личностей. Но при этом как-то случайно были упомянуты и лица, ранее покинувшие кафедру.
   -- Константин Никитич, -- обратился Антон Цекалин к хозяину квартиры, -- а я осенью вновь столкнулся с Валуевым.
   -- Так, интересно. И что, как он?
   -- Плохо.
   -- Почему?
   -- Да потому, что теперь он уже точно настоящий бомж. И одет Бог знает во что, всё грязное. Да и сам он, наверное, несколько дней не умывался.
   -- Да ты что?!
   -- Да, всё обстоит именно так. Мне где-то год назад говорили о том, что он уже ушёл и от той молодицы, у которой жил. Не знаю только, сам он ушёл или же она его выгнала. Говорили, что живёт он уже в каких-то подвалах. Но мне как-то в это не верилось. А осенью я в этом практически убедился.
   -- А он работает где-нибудь?
   -- Понятия не имею. Я начал об этом разговор, но таковой не получился. Евгений Петрович стал не контактным, угрюмым. Он только твердил: "У меня всё нормально". Но и ежу было видно, что всё у него как раз не нормально. К тому же, он здорово выпивший был. Он поинтересовался, как дела в университете, но о себе говорить не захотел.
   -- А я в прошлом году случайно встретила Колю Олефира, -- подключилась к разговору Зубкова. -- И примерно в таком же состоянии. Он тоже по-моему окончательно спился.
   -- Почему ты так решила? -- спросил Грицай.
   -- Да потому что среди бела дня в стельку пьяным был. Да ещё приставал ко мне.
   -- Оп-па! Это что-то новенькое. Приставал как к женщине?
   -- Нет, просил занять ему гривен пять-десять.
   -- Ясно. Действительно, последняя стадия алкоголизма - не хватает на 100 грамм. На бутылку десять гривен точно не хватит.
   -- Ну, может, на вино какое-нибудь, -- уточнил Антон. -- За такую цену какую-нибудь бормотуху можно, наверное, купить. Ну, и что, Валя, одолжила ты ему денег?
   -- Ещё чего не хватало. Понятно же было, зачем ему деньги. Нашёл, у кого просить - я что, профессор, который их не считает, да ещё троих сыновей нужно выучить. У меня у самой денег не хватает. Правда, занимать я ни у кого не собираюсь.
   -- Ясно, -- грустно протянул Цекалин. -- Но Олефиру ты уже денег не одолжишь никогда, да и не займёшь, если бы ты очень этого и хотела.
   -- Это почему?
   -- Потому что нет его уже.
   -- Как нет? Уехал куда-то?
   -- Уехал туда, откуда уже не возвращаются.
   -- Да ты что?! Умер?!
   -- Да, похоронили его не так уж давно.
   -- Вот это да! И как же это произошло?
   -- Да никто толком и не знает. Он ведь с Галиной уже не жил. Ушла она от него к маме, не могла переносить его постоянные пьянки.
   -- Ой, а её тоже жалко, у них же маленькая дочь есть.
   -- Да, есть. Но, наверное, толку от Коли уже было, как с козла молока. Всё равно все деньги пропивал. Да и почти нигде не работал. Так, случайные заработки. А потом, действительно, как и Валуев, почти что бомжем стал.
   -- А раньше он где-то работал?
   -- Работал, только точно не знаю где, -- всё это объяснял всезнающий Антон. -- Работал в каких-то фирмах охранником, но его постоянно выгоняли - кому нужен пьяный охранник.
   -- Ладно, с этим понятно, -- прервал рассказ Цекалина Анатолий Грицай. -- Отчего же он, всё же, умер?
   -- Я же говорил, что непонятно. Утром его нашла мёртвым милиция возле какого-то дома. У него была разбита голова, но это ли послужило причиной смерти, неизвестно. Зачем милиции нужно было возиться с каким-то алкашом, то ли бомжем.
   -- Ясно. Да-а, каким бы он ни был, а жаль человека.
   -- Жаль, конечно. Но в истории с одалживанием Николаем денег есть два интересных момента, -- уже улыбнулся Антон.
   -- И какие же? -- это уже подключился Мельников.
   -- Первое, это то, что деньги у Вали он днём просил. А второй момент - это то, что он и у профессоров тоже просит взаймы, но уже ночью.
   -- Откуда ты знаешь?
   -- Не так давно мне рассказал об этом Василий Михайлович.
   -- Так, интересно. Когда это Константин его зацапал?
   -- Да вот в том-то и дело, что ночью. Я же говорил.
   -- Как это, ночью?
   -- А вот так. Серёгин рассказывал, что однажды примерно в час ночи у него раздался звонок в дверь. Он сначала не хотел открывать, но звонок не умолкал, кто-то уж очень настойчиво звонил. И Василий Михайлович решил посмотреть, кто это к нему ломится. И оказалось, что это именно Коля. Они же живут почти что рядом - два небольших квартала.
   -- И что так прямо сразу Николай начал просить деньги?
   -- Василий Михайлович говорит, что сразу. Так и заявил: "Одолжите мне десять гривен".
   -- Так прямо с порога?
   -- Да, именно так. По крайней мере, так оно было по рассказам Серёгина.
   -- И что, одолжил ему Василий Михайлович?
   -- Одолжил. Понятно было, что это не одалживание денег, а просто некая мзда. Никогда бы Коля денег не вернул. И Василий Михайлович, хоть и скуповатый, но червонец ему дал. Тот, как он говорил, пристал к нему, как банный лист. Торговаться было себе дороже, да ещё ночью.
   -- А что он ночью мог купить? -- удивился Константин. -- Всё ведь закрыто.
   -- Да кто его знает. И не узнаем уже никогда, спросить уже не у кого.
   -- Да, ну и дела. Невесёлые новости нам Антон поведал.
   -- Невесёлые, но житейские. Как бы Евгений до такого не докатился.
   -- И то верно. А в этой жизни всё возможно.
   Такие вот были, наряду с оптимистическими новостями, и новости трагические или близкие к ним. Это был наглядный урок тому, что делает с человеком увлечение спиртными напитками. Да, Олефир после своих пьянок не стал (как тот же Валуев) бомжем - просто жена от него ушла - но в итоге всё для него окончилось и вовсе трагично. Но, постепенно разговоры этой небольшой компании были перенаправлены на более приятные темы. Никому не хотелось, чтобы в конце такого приятного вечера остался на душе такой неприятный осадок.
  
  

ГЛАВА 24

Сложные рабочие будни

  
   Зима 2009-2010-го годов выдалась аномально холодной, причём не только в Украине или в России. В Европе зима стала вообще самой холодной за последние 30 лет. Так, например, Великобритания полностью оказалась под снегом, чего ранее не бывало. В США во Флориде замёрзли апельсиновые плантации и начали гибнуть тропические виды рыб. Эта зима запомнилась жителям многих стран по всему миру. Метеорологи всего земного шара зафиксировали рекорды низких температур: та же Флорида (США) -150 C, Алтнахарра (Шотландия) -150 C, Пекин (Китай) -160 C, Гамбург (Германия) -22,80 C. В России же в некоторых населённых пунктах Сибири столбик термометра опустился до -370 C. По мнению метеорологов и учёных такая холодная зима стала ярким примером глобальной дестабилизации климата на нашей планете.
   Если на улице стояли устойчивые морозы (а в городе они доходили почти до -300 С), то надежды работающих жителей были связаны с тем, чтобы после того, как ты добрался на работу, можно было хотя бы там немного отогреться. Возможно, оно так и происходило на большинстве предприятий и в учреждениях, но только не в техническом университете. Ректор начал экономить на отоплении ещё несколько лет назад, значительно позже (по нормам с 15 октября) включая отопление и раньше установленного времени его отключая. Да и отопление осуществлялось в "щадящем" режиме - радиаторы так "здорово" грели, что человеческая рука еле ощущала тепло. Неизвестно, много ли Шельменко сэкономил, но его мало заботило то, что экономит он фактически на здоровье своих подчинённых. Во многих помещениях температура не поднималась выше +12-140 С. Сотрудники работали в пальто, шубах, дублёнках, подобным образом проводились занятия, доходило до того, что студенты писали конспекты, держа авторучки в руках, защищённых о холода перчатками или варежками. Многие студенты из-за холода вообще не писали.
   Холодно было и на кафедре Галкина. Несмотря на то, что корпус, в котором располагалась кафедра, и где проходило большинство занятий, был относительно новым, в помещениях было прохладно. Тоже приходилось сидеть одетыми (или стоять у доски, за лекторской трибуной), выполняя свои преподавательские функции. Особенно возмущались таким положением дел женщины, которые более чувствительны к резким перепадам температур и особенно к холодам. Уже в новом 2010-м году на одном из заседаний кафедры именно они подняли вопрос о том, почему в последнее время так холодно в помещениях.
   -- Анатолий Васильевич, -- обратились они к заведующему кафедрой, -- ну, почему так плохо топят? Батареи еле-еле тёплые. Неужели нельзя лучше топить?
   -- Можно, конечно. Но это повышенный расход газа в котельных. Вы же знаете, что и так с грехом пополам удалось договориться с Россией о нормальных поставках газа. Вот и приходится его экономить.
   -- Так уж много мы наэкономим. Разве здоровье человека не дороже?
   -- Эти вопросы и претензии не ко мне. Вы же понимаете, что сие от меня не зависит.
   -- Да знаем. Это мы просто так, чтобы хоть кому-то излить свою обиду. Неужели и в кабинете ректора так же холодно?
   -- Ну, теплее немного, но и у него не жарко.
   В этом вопросе Галкин, чтобы не раздувать жар, немного покривил душой. Ему доводилось бывать в кабине ректора на совещаниях, а потому он знал, что как раз у ректора в кабинете тепло. Об этом у него даже был разговор с Серёгиным, когда им однажды вдвоём (кафедры находились в одном корпусе) довелось возвращаться к рабочим местам после одного такого совещания. Тут уж втиху́ю возмущался, обращаясь к Галкину, Василий Михайлович:
   -- Ёлки-палки! У ректора тепло в кабинете, а у нас на кафедре холодно. А уж совсем холодно в нашей лаборатории, которая находится в административном корпусе. В нём, хотя стены кирпичные и толстые, радиаторы, да и трубы, уже ни к чёрту - совсем не греют. Когда их монтировали... А у нас в лаборатории вообще холодина, поскольку по соседству, у наших коллег, находится большой, практически открытый резервуар с водой, а от воды зимой так холодом тянет.
   -- Понятно, как понятно и то, почему у ректора тепло.
   -- И почему же?
   -- Потому что у него в кабинете, да и в соседних с ним помещениях стоят кондиционеры.
   -- Но ведь кондиционеры в такие холода на тепло не работают. Я читал где-то, что они могут работать на тепло только при температурах наружного воздуха не ниже -50 С. А сейчас градусов двадцать пять мороза, если не все тридцать.
   -- Это смотря какие кондиционеры. Сейчас есть такие, которые работают на тепло и при подобных температурах.
   -- Серьёзно?
   -- Абсолютно. Например, кондиционеры японских фирм "Mitsubishi Electric", "Fujitsu" или "Daikin".
   -- Интересно, и как же они умудряются греть воздух?
   -- В этих кондиционерах фреон под большим давлением конденсируется в теплообменнике внутреннего блока, отчего он здорово прогревается (до +60-800 С). Конечно, заставить фреон кипеть в наружном блоке, собирая из атмосферного воздуха тепло довольно сложно, но для современных учёных это оказалось лишь проблемой времени.
   Всё это было так. Женщины отметили, что вряд ли можно много наэкономить таким способом. И, вероятно, они были правы. Отмеченные Галкиным кондиционеры стоили недешёво - от 9.700 до 18.700 гривен, а их диапазон мощности на обогрев - от 2,2 до 11,1 кВт. А теперь подсчитайте, сколько приходится платить за электроэнергию при работе подобного кондиционера в течение 8-10 часов. Далее, в студенческих общежитиях тоже ведь холодно. А потому находчивые студенты сооружали себе в комнатах, несмотря на категорический запрет, "козлы" для обогрева из нихромовой проволоки. Периодические рейды по выявлению таких обогревателей ничего не меняли - сегодня реквизируют такой электроприбор, через время появляется новый, соорудить его особого труда не составляло. Был, правда, один недостаток такого обогревателя - высокая температура нагрева. При включении обогревателя содержащаяся в воздухе пыль попадала на спираль и обгорала, выделяя вредные вещества и неприятный запах. Но кто на это обращал внимание, если замерзаешь в комнате и днём (хоть немного двигаясь) и уж особенно ночью. И вновь диски электросчётчиков крутились с бешеной скоростью. Так что, у многих компетентность ректора в вопросах экономии и экономики в целом вызывали большие сомнения.
   Казалось бы, давно уже миновали тяжёлые времена, как в университете, так и в государстве в целом. А потому можно постепенно больше времени уделять непосредственно улучшению условий работы людей. Но зачем, когда можно просто улучшить условия самому себе, а остальные как-нибудь обойдутся. В стране тоже картина в этом отношении была не из лучших. Мало кто заботился и о развитии ВУЗов и науки. Вот что говорил о некоторых аспектах деятельности высших учебных заведений тот же Александр Коврига:
   "Мы должны понять, что в жёстко администрируемой вузовской системе никогда не будет развиваться свободная критическая мысль, а значит, и наука как таковая. Только если сам профессор повысит свой статус в обществе, администрация любого вуза будет от него зависимой, поскольку он станет источником её доходов".
   "Украинский плюрализм в области научных изданий привёл к тому, что сейчас только в сфере экономических наук существует двести пятьдесят профессиональных изданий с тиражом не более трёхсот экземпляров. То есть, у ученых нет возможности узнать о достижениях друг друга. Университетские библиотеки хранят только научный "секонд-хэнд", тогда как на их полках должны быть ведущие мировые научные издания. В это необходимо вкладывать большие средства, иначе мы обречены плодить локальное, местечковое знание".
   Но была в этом всём ещё одна глобальная проблема. По состоянию на конец прошлого года в Украине насчитывалось более 850 ВУЗов (многие из них частные, контрактные), в том числе - до 250 учебных заведений III-й и IV-й степеней аккредитации. Конечно, такое количество ВУЗов было весьма большим, а потому в Министерстве образования и науки, да и в руководстве государством в целом, стали задумываться об их сокращении. В конце прошлого столетия и в начале этого высшие учебные заведения появлялись, словно грибы после дождя. И многие из них, не имея соответствующей материальной базы и кадрового потенциала, вряд ли готовили специалистов высокого уровня. Вот что вскоре скажет по этому вопросу директор социальных программ Центра им. Разумкова Людмила Шангина: "За последние 20 лет качество образования очень сильно ухудшилось. Всего несколько вузов в Украине всё ещё дают достойное высшее образование. Из-за низкой заработной платы много высококвалифицированных преподавателей (в первую очередь профессоры) ушли из сферы образования в бизнес или просто эмигрировали". Она также отмечала, что "темпы роста количества вузов не отвечали и не могли отвечать темпам увеличения числа высококвалифицированных преподавателей. Так, если в 1990-м году на 1 профессора припадало около 40 студентов, то уже в 2002-м - свыше 220. В таких условиях говорить про подготовку  квалифицированных кадров не приходится". А потому Шангина была уверена, что один из возможных механизмов улучшения качества высшего образования - это сокращение количества ВУЗов.
   Задумывались над подобными вопросами ещё ранее и городские власти. Об этом как-то в средине марта в телефонном разговоре сообщил Алексею Познякову Горбунов, который являлся депутатом местного городского совета.
   -- И какие же ВУЗы у нас в городе планируется сократить? -- спросил Алексей.
   -- Сокращать их не собираются, а вот над тем, чтобы их объединить - задумываются. Но это так, одни мысли, никаких планов пока что нет.
   -- И какие же ВУЗы мыслят объединять?
   -- Не знаю. Но если до этого когда-нибудь дойдёт дело, то наши с тобой точно такому объединению будут подлежать. Не объединять же, к примеру, технический университет и педагогический. А наши оба технические.
   -- Вот ректоры-то "обрадуются".
   -- А ваш уже начинает почву готовить, чтобы быть ректором такого объединённого университета. Он же, ты, наверное, знаешь, как и я, депутат городского совета. В верхах знакомства имеются. Представляешь, сколько тогда у него власти будет?
   -- Представляю, но тогда и вам не сладко придётся.
   -- Ерунда. Пока до этого дело дойдёт, много воды утечёт. К тому же, вряд ли он станет ректором объединённых ВУЗов.
   -- Почему это?
   -- Потому, что в последнее время к нему мнение в верхах меняется уже в худшую сторону. Если и раньше многие его недолюбливали, то после последних его выходок и вовсе говорят, что это вовсе не тот человек, который им нужен.
   -- Каких ещё последних событий?
   -- А ты что, не знаешь? Он регулярно избивает свою жену. А на 8 Марта так её избил, что она даже попала в травматологию. Как ты думаешь, нравится такое городским властям?
   -- Да вы что! Я и не знал такого. Да, ну и дела. И кто бы мог подумать.
   Супруга Михаила Константиновича ранее, до замужества работала секретарём в Центре переподготовки. Потом она вышла за Шельменко замуж, не без его усилий поступила в заочную аспирантуру и защитила кандидатскую диссертацию. После этого ректор устроил свою жену на одну из кафедр университета. Через время она будет назначена зам. заведующего кафедрой - вероятно, с дальним прицелом. Ранее говорили, что семейные отношения у супружеской четы Шельменко вполне нормальные. И вот на тебе!

* * *

   Но вот наконец-то закончилась холодная зима. И вот в это время по университету прошёл удивительный слушок о том, что ректор снова собирается открывать новые специальности. На первый взгляд ничего удивительного в этом не было, все уже привыкли к тому, что каждые год-другой направления подготовки молодых специалистов расширяются. Однако в этом вопросе было одно "Но"... Если ранее Шельменко вводил специальности больше гуманитарно-технического профиля, больше упирая на экономические, то сейчас он планировал открыть в университете чисто технические специальности, да ещё какие. Для специальностей типа экономических практически не нужно было оборудовать специальные базы, полигоны, которые обычно насыщались современным промышленным оборудованием. А для технических специальностей без них было не обойтись, а это дорогостоящее и сложное дело. На кафедру "Автоматики и электропривода" эту новость, как это чаще всего бывало, после очередного совещания принёс заведующий. И он даже не стал дожидаться планового заседания кафедры.
   -- Так, готовьтесь, -- сообщил он сотрудникам кафедры, которые на том момент находились в помещении кафедры. -- Возможно, в скором времени придётся вновь корректировать программы дисциплин, а то и разрабатывать новые.
   -- И что произошло? -- спросил Богдан Андреевич Лановой.
   -- Ректор снова планирует ввести новые специальности.
   -- А нас как это касается? Сколько их уже ввели, но мы же экономистам ничего не читаем. Последний раз корректировали программы, когда ещё Константин Григорьевич Оноприенко вводил специальности по нетрадиционным источникам энергии.
   -- Вот-вот. И сейчас будет нечто подобное. Ректор собрался вводить совсем не экономическую специальность.
   -- Так, интересно. И какую же? -- заинтересовались и другие члены кафедры.
   -- Он не просто собирается ввести одну новую специальность, а несколько, по довольно крупному направлению. Ну, сначала, конечно освоим одну специальность. А если всё будет в норме, тогда пойдут и другие.
   -- Ну, это понятно. Так что за направление, Анатолий Васильевич?
   -- Направление связано с добычей нефти и газа. Не ясно пока что, будут эти специальности именно по добыче или по переработке нефти и газа. Но, в принципе, это ничего не меняет. Специальности будут для нас совершенно новые, а потому и целая куча новых дисциплин.
   -- Ничего себе! Это уже некой авантюрой попахивает. У нас же в этом плане специалистов ноль. Вот это да! За какие-то пару десятков лет все бывшие строители переквалифицировались то в энергетиков, то в экономистов, а сейчас ещё и в нефтяников. Своих преподавателей по этим профилям мы же не готовим, разве что экономистов. Но о том, как защищают диссертации экономисты, всем известно. Сейчас и в верхах, в кого пальнем не ткни, каждый второй то экономист, то юрист. Что-то украинский ВАК в этом вопросе уж больно щедр к "специалистам" подобных профилей.
   -- Вряд ли из того что-нибудь получится, -- поддержал коллегу другой преподаватель. -- Это у Оноприенко получилось ввести в университете обучение по целому направлению технических, да ещё и престижных специальностей. Но Шельменко далеко до Константина Григорьевича. Ничего у него не получится.
   -- Так, хватит обсуждений, -- остановил все эти прения Галкин. -- Это не наше дело. Наше дело выполнять распоряжения ректора. А они, по всей вероятности, в ближайшее время касательно новых специальностей будут. Так, что готовьтесь.
   Дискуссия с заведующим кафедрой практически завершилась, но она в дальнейшем продолжилась уже среди самих преподавателей. Они обсуждали вопрос открытия специальностей по совершенно новому профилю довольно бойко. И пришли к выводу, что направление, конечно, очень интересное и перспективное. Но у ректора, как говорится губа не дура - кроме того, что специальности перспективные, они ещё и прибыльные. Как для университета в целом, так и для отдельных (но отнюдь не массово) его сотрудников. Что касается новых дисциплин для их кафедры, то, скорее всего, вряд ли будут такие уж разительные корректировки - автоматика она подобна для многих отраслей народного хозяйства. Так что им особо волноваться нечего.

* * *

   Начавшаяся весна, а в частности средина марта, вновь ознаменовалось небольшим сюрпризом для некоторых кафедр и отдельных преподавателей. Но предыстория этого события началась ещё в конце зимы. Тогда многие кафедры университета проводили по своему профилю олимпиады для школьников старших классов (в основном 10-11-го). Это касалось не только общеобразовательных кафедр, но и ряда специализированных, поскольку ещё ранее на таких кафедрах в рамках Дней открытых дверей для старшеклассников были созданы специальные кружки, на занятиях которых школьников знакомили с профилем кафедры и приглашали идти учиться именно на эту важную (как заявляли, естественно, все кафедры) специальность. И вот сейчас были выписаны дипломы-сертификаты победителям - занявшим на олимпиадах 1-3-е места. Сертификаты автоматически давали право школьникам учиться по избранной ими специальности в их университете, а также как бы приглашали и других их товарищей поступать именно в их учебное заведение. Всё это правильно и своевременно. Но был в этом вопросе один непонятный аспект - кафедрам, то есть отдельным их преподавателям, предстояло лично развести эти дипломы-сертификаты победителям олимпиады. А многие из таковых проживали не в областном центре, а в районных городах и посёлках. И добираться туда сотрудникам кафедр предстояло за свой счёт. Правда, на кафедрах это событие особого ажиотажа не вызвало, кроме небольших возмущений того лица, которому предстояла такая поездка.
   Но, почему же это не вызывало особого возмущения? Да потому, что к такому положению дел все уже привыкли. Не в вопросе победителей олимпиад (это был первый такой опыт), но в вопросах профориентационной работы. Практически с первых лет создания независимой Украины преподавателям доводилось периодически за свой счёт (именно в их учебном заведении - о других ВУЗах таких данных не было) разъезжать по закреплённому району области и агитировать на местах выпускников поступать в свой университет. Сначала это было, и в самом деле, за счёт едущего в такую "командировку". Но когда из года в год это были одни и те же люди, то они начали возмущаться уже более открыто. И тогда на кафедрах решено было создать для этого специальный фонд, но, опять-таки, из карманов сотрудников кафедр. На одних кафедрах для этих целей собирали по 100 гривен с каждого сотрудника, на других - подошли к этому более дифференцированно, став брать с отдельных лиц процент от заработной платы. Но деньги-то всё равно изымались у каждого сотрудника. Такие поборы изрядно надоели всем кафедралам. Они высказывали свои возмущения заведующим кафедрами и деканам (хотя те как раз ничего поделать сами и не могли) - но никак не выше. Возмущало их больше всего то, что руководство университета постоянно лезет в их карман. Если в школах, как они говорили (да это известно было и по отдельным публикациям), учителя занимались поборами с родителей своих учеников, то вот в ВУЗе такие поборы шли именно с их сотрудников. Ну, ладно, к такому положению дел со сбором средств на профориентационную работу уже привыкли, хотя на это и должны в целевом порядке выделяться деньги из средств университета. Иначе получается - внебюджетные средства практически из года в год растут, а вот куда они деваются - покрыто мраком. Что же касается дипломов победителям олимпиады, то ведь их можно было просто выслать по почте - личная поездка преподавателя в этом плане ничего не меняла. И деньги на такие почтовые расходы (мизерные) в университете, конечно же, были. Ан нет, съезди и отвези сам. А потому ничем другим, нежели прихотью ректора, такое положение дел и назвать было нельзя.

* * *

   Между тем не за горами были уже и перевыборы ректора в университете. Назначены они были на средину мая. Так, вроде бы незаметно, прошло семь лет правления Михаила Константиновича Шельменко. Теперь ему предстояло либо продолжить руководить университетом (второй и последний за новым Положением срок) либо передать бразды правления кому-либо другому. Но ни о какой передаче дел Шельменко даже не помышлял, он стремился быть переизбранным на второй срок. Однако он прекрасно понимал, что пользуется меньшим уважением, нежели ранее Оноприенко. Значит, следовало позаботиться о том, чтобы его не "прокатили" на перевыборах. Можно было, как это делал Константин Григорьевич, развернуть агитацию на всех уровнях и всеми доступными средствами за себя родного. Но он прибегнул совершенно к другой тактике. Перевыборы руководителя учебного заведения проводились не всем его штатным составом, а только частью. На перевыборной конференции свои подразделения должны были представлять только избранные делегаты. Должно было присутствовать 140-160 человек, а это означало, что от одной кафедры (или иного подразделения, даже не учебного) могло присутствовать от одного (совсем маленькое подразделение) до пяти человек, в среднем, например, от кафедры - 2-3 человека. Естественно, в работе конференции должны были принять участие и члены Совета Университета, а это более 50 человек. Таким образом, предстояло выбрать на конференцию ещё около 100 человек.
   И вот их-то "выбирали" довольно любопытным образом. Каждому заведующему кафедрой ректор лично указал, кто должен входить от кафедры (кроме самого заведующего) в состав делегации - 1-3 человека. Естественно, это были лица, которые более-менее лояльно настроены в отношении Шельменко. А кто мог быть хорошо настроенным к ректору? Конечно же, те, кому ректор в чём-либо помог и тот был ему благодарен, или же те, кто боялся за своё место. В числе последних чаще всего являлись не остепенённые преподаватели - ректор в любой момент мог взять на их место доцента с дипломом кандидата наук, и всё было бы совершенно законно. Такое решение ректора было беспроигрышным вариантом. Учитывая слабую активность нашего народа в подобных мероприятиях и его нежелание тратить своё драгоценное личное время на разные сборища, можно было с уверенностью сказать, что (при молчаливом согласии других членов кафедры) на перевыборную конференцию будут избраны именно те лица, которых заведующему кафедрой навязал ректор. И страховкой в этом вопросе будет сам заведующий. Если от кафедры на конференцию попадут не те лица, то вряд ли ему поздоровится в дальнейшем. Ну, а если на какой-либо кафедре и найдутся упрямцы, которые прорвутся сами или пошлют на конференцию честного, порядочного коллегу, то и это не страшно - таких может набраться от силы человек десять. А что такое десять человек от ста пятидесяти - капля в море.
  
  

ГЛАВА 25

Выборы и их последствия

   На кафедре теплотехники и газоснабжения на отчётно-выборную конференцию были избраны именно те кандидаты, которых предложил Серёгин. Кроме него самого в их числе оказались Глафира Усачёва и Валентина Зубкова. Ни один опытный доцент на конференцию не попал, как, впрочем, и не стремился - это ли не беда украинского народа. Чем же заслужила такую честь Усачёва? Просто тем, что пару лет назад она с супругом получила от университета квартиру (выделена была за заслуги именно её мужу). Разве на конференции она могла бы не голосовать за Шельменко, оказаться такой неблагодарной? Ну, а с Зубковой было ещё проще. Валя давно работала на кафедре, но диссертацию подготовить не смогла. И она очень боялась за своё место - растить без мужа (давно бросил её) трёх детей (причём мальчишек) было очень трудно, а уволь её ректор, то надежды на устройство в другом месте были бы почти нулевыми. И подобные кандидатуры были избраны и в других подразделениях, так что итоги и этих выборов несложно было предсказать.
   Так что конкуренции (как это было при его первом избрании) Шельменко уже не боялся. Но был и ещё один нюанс. Запуганные профессора и опытные доценты могли и вовсе не выставить ни одной кандидатуры на своё избрание ректором. А это тоже не годилось - это же не времена Советского Союза, когда избирали одного из единственной кандидатуры, такие выборы могли показаться не совсем демократичными. А кому это нужно? И вновь был найден выход из положения - одновремённо с Шельменко на должность ректора баллотируется Анатолий Иванович Сержук. Да, баллотироваться-то он баллотировался, но за день до конференции (на последнем утверждении кандидатов) вдруг снимает свою кандидатуру. Конечно, никто и не усомнился в том, что это обыкновенная подставка ректора (для видимости демократических выборов). Сержук был добрым, мягким человеком, но, главное, он был послушным. Вряд ли он самостоятельно решился бы выставить свою кандидатуру на должность ректора, да ещё при своём небольшом дефекте речи. Он уже попробовал когда-то свои силы на посту проректора по научной работе, но ничего путного из этого не вышло. Так куда ему ещё и лезть на должность руководителя таким большим учебным заведением.
   Учитывая все описанные обстоятельства, вряд ли у кого-нибудь возникали хоть малейшие сомнения в исходе выборов. Конечно же, Шельменко был переизбран на второй срок, но, тем не менее, не единогласно, несколько голосов были и "против". Эти голоса абсолютно не влияли на окончательные результаты выборов, но говорили о многом. Даже при таком подборе делегатов на конференцию, всё же были несогласные с политикой ректора. Нет, не в плане развития университета, в этом направлении Михаил Константинович делал кое-какие шаги, а в плане человеческого фактора. Многим не нравилось отношение ректора к людям, его диктаторское замашки по отношению к тем, кто посмел ему в чём-либо перечить. Если и при Оноприенко многие решения навязывались коллективу университета, то сейчас ни о какой коллегиальности и речи быть не могло. Конечно, вряд ли голосовали против кандидатуры ректора те, кого он навязал заведующим кафедрами в качестве делегатов. Но членам Совета он не мог приказать. Точнее, приказать то он мог, но это были люди, у которых имеется собственное мнение, а голосование-то тайное. И вот, скорее всего, они и выразили при голосовании своё отношение к ректору.
   Прекрасно предвидя итоги выборов, делегаты конференции расходились практически молча, праздником этот день не стал. Не нужно было быть профессиональным физиономистом, чтобы видеть, что у многих настроение неважное, совесть, наверное, грызла многих. Люди старались не смотреть друг другу в лицо, отводя при разговорах глаза. Всё это очень напоминало ситуацию из кинокомедии режиссера Карена Шахназарова "Добряки" по одноимённой пьесе Леонида Зорина. В ней Гордей Кабачков (в исполнении Георгия Буркова) решил сделать карьеру в науке и весьма преуспел. Обосновавшись в неком Институте античной культуры, этот проныра, не имеющий (как потом выяснилось) даже высшего образования, легко обводит вокруг пальца многочисленных "добряков"- членов ученого совета, после чего Кабачков защищает свою абсолютно никудышную (по мнению абсолютно всех членов учёного совета) диссертацию. И вот после такого непредвиденного поворота сюжета члены учёного совета долго не могли смотреть в глаза друг другу. Что касается Кабачкова, то занять в дальнейшем директорское кресло было для него просто "делом техники"... Такие вот "киношные" фортели выкидывает порой реальная жизнь.
   А вот в самом университете эти, так званые "фортели", продолжали периодически иметь место в реальной жизни. Начало нового срока деятельности ректора ознаменовалось неким новшеством для кафедр. В самом конце мая декан электромеханического факультета в не плановом порядке собрал у себя в кабинете заведующих кафедрами. Впрочем, эта внеплановость вначале и не ощущалась. Как обычно в такое время семестра беседа началась с того, что поговорили о подготовке к сессии и защите дипломных проектов и работ. Мельком затронули также тему производственных практик и пару других мелких вопросов. Но многие заведующие как бы ощущали, что вовсе не обсуждения подобных вопросов они собрались. Чувствовалось, что будет ещё какой-то разговор, только вот декан никак не решиться, как к нему приступить. Однако очевидно Чепуренку деваться было некуда, и он, спустя минут двадцать после начала этого внепланового совещания, вздохнув, произнёс:
   -- Так, товарищи, есть ещё один вопрос, который нам нужно обязательно утрясти.
   -- По вопросу сессии или по дипломам? -- тут же спросил нетерпеливый заведующий кафедрой "Строительные машины и оборудование"
   -- Нет, вопрос не связан с учебным процессом. Хотя..., в какой-то мере и связан.
   -- Что вы какими-то загадками говорите, Анатолий Петрович? -- вставил своё слово Галкин, сейчас самый старший (пожалуй, даже самый старый) из заведующих кафедрами. -- Говорите, в чём дело?
   -- Дело в том, -- снова вздохнул Нестеров, -- что каждая кафедра должна сдать от 800 до 1200 гривен.
   -- Ого! И зачем деканату такие деньги?
   -- Эти деньги предназначены не деканату, а университету в целом.
   -- И зачем? -- спросил доцент Лютиков, представляющий кафедру строительных машин и оборудования.
   -- Погодите, Степан Егорович, -- остановили его другие заведующие. -- Ответ на ваш вопрос, конечно, интересен, но есть сейчас более первостепенные вопросы.
   -- Правильно, -- поддержали коллегу остальные собравшиеся. И вопросы не замедлили вылиться из их уст. Теперь уже говорили многие:
   -- Что значит, от 800 до 1200 гривен? Какой кафедре конкретно по сколько сдавать?
   -- Небольшим по составу кафедрам, относительно небольшим, потому что совсем мелких кафедр у нас нет, - по 800 гривен, а крупным - по 1200 гривен, -- ответил декан. -- То есть, в среднем по 1000 гривен с кафедры. Я думаю, что это справедливо, чтобы все примерно поровну сдавали.
   -- Хорошо, с этим понятно. Но почему именно наш факультет должен сдавать деньги? И почему именно такие суммы. Они ведь не такие уж и маленькие.
   -- Но не такие уж и большие. Если разделить на штатный состав кафедры, то в среднем получиться всего гривен по 50-70. Вы на дни рождения имениннику или женщинам на 8 Марта нередко подобные пожертвования из своего кармана делаете, а порой даже и больше. Но дней рождений в году бывает на кафедрах по полтора десятка и больше, а это единоразовый сбор. Да и что такое в наше время 50 гривен.
   -- Для профессора и доцента 50 гривен, конечно, деньги небольшие, но вот для секретарей кафедр, лаборантов, да и вообще обслуживающего персонала это существенно.
   -- А никто конкретную сумму денег, припадающую на отдельного члена кафедры, и не указывает. Это уже вы дифференцированно решите, кому сколько сдавать. На то вы и руководите коллективом. Но сдавать нужно в пределах озвученной мной суммы.
   -- Хорошо, но почему, всё же, наш факультет?
   -- А кто вам сказал, что только наш факультет будет сдавать деньги? Такая задача поставлена всем факультетам.
   -- С ума сойти! Но это какая же тогда сумма! У нас сейчас в университете под 50 кафедр. Ведь, если в среднем с кафедры собирать по 1000 гривен, то ведь это будет около 50.000 гривен. Вот теперь возникает закономерный вопрос, который задавал Степан Егорович - на какие нужды будут направлены эти деньги?
   -- Эти деньги пойдут на работу приёмной комиссии...
   -- Ничего себе! Платить членам приёмной комиссии из нашего кармана. Такого ещё не было!
   -- Никто не собирается платить эти деньги членам приёмной комиссии. Вы же не дали мне договорить, перебили меня. Эти деньги пойдут на орграсходы - оплата в типографии различных бланков, журналов для работы комиссии, а вы знаете, что таковых очень много. А в этом году предполагается большой наплыв абитуриентов - кафедры неплохо потрудились по линии профориентационной работы. Нужно также изготовить новые стенды в помещения, в которых будут абитуриенты оформлять свои документы. Ну, и, естественно, на другие мелочи.
   -- И что, в университете не найдётся каких-то 50.000? Это для конкретного человека немалые деньги, но не для университета в целом.
   -- Для университета это тоже немалые деньги, если в таком количестве заранее не были предусмотрены, то есть ещё в прошлом году.
   В кабинете повисло молчание, очевидно заведующие кафедрами осмысливали всё сказанное.
   -- Так, -- подвёл итоги Нестеров, -- Тогда, всё. На этом наше совещание закончено, коль вразумительных вопросов больше нет.
   -- Есть один вопрос, -- поднял руку Галкин. -- В какие сроки нужно сдать деньги и кому?
   -- О, я забыл это огласить, -- спохватился Анатолий Петрович. -- Сдавать деньги нужно мне, а я уже потом передам их в ректорат. А сдать их нужно в течение 3-4-х дней, максимум - в течении недели. Это чтобы я сдал в течение недели, а вы, естественно, раньше. Вот теперь уж точно всё. Все свободны.

* * *

   Начавшееся лето никаких сюрпризов уже не преподносило. Да и протекало оно более-менее спокойно - и сессия и защита дипломных работ неординарными событиями ознаменованы не были. Всё как обычно в последние годы - были и хвостисты, и отчисленные за неуспеваемость, и по нескольку слабеньких дипломных проектов (но без потерь). В общем, обычные рабочие будни со своими положительными и отрицательными моментами. Нормально прошли в июле учебные и производственные практики студентов. А далее каникулы и отпуска - отдых.
   По установившейся в университете традиции в один из последних дней августа состоялось собрание трудового коллектива, на котором ректор, как обычно, огласил итоги прошедшего учебного года и сообщил о задачах на новый год. При этом Шельменко с особым удовольствием отметил, что, как это и предполагалось, в этом году значительно увеличился контингент студентов первого курса. Все, конечно, прекрасно понимали, что увеличился он за счёт абитуриентов-контрактников, поскольку места по госбюджету были всегда заполнены, даже если конкурс и был не особо велик.
   Расходясь с собрания, сотрудники университета негромко обсуждали речь ректора, точнее отдельные фрагменты из неё. Особенно это касалось сообщения об увеличении набора студентов. Это, конечно, хорошо - растёт нагрузка на кафедрах, а это означает, что кафедрам не грозит сокращение, возможно, даже наоборот, появится возможность работы на 1,25 или 1,5 ставки. Однако никому не нравилось то, что рост контингента студентов частично оплачивался из их кармана. Ведь деньги, получаемые от обучения студентов-контрактников, изначально по всем канонам предназначались на три основные цели: развитие университета, оплата коммунальных услуг и поощрение сотрудников. И если с первыми двумя пунктами всё было в норме, то вот третий... Во всех частных фирмах, да и на многих государственных предприятиях (тому примеры компаний "Водоканал" или "Теплокомунэнерго"), руководство в первую очередь заботилось о повышении зарплаты своим сотрудникам (не забывая, конечно, и о себе). В университете о себе тоже не забывали, но вот о своих преподавателях, как-то не очень. Имелся, конечно, круг приближённых ректора (типа Фимы-лизуна), которые ежемесячно получали надбавки к зарплате, премии и прочие денежные дотации. Но этот круг был очень уж малого диаметра, и основную массу, к сожалению, абсолютно не задевал. Мало того, ещё и время от времени, в их личный карман залазят. В общем, тихо повозмущаться, не вынося своё возмущение в верха, причины у сотрудников были. Повозмущались они, повздыхали, покачали огорчённо головами и разошлись по домам. Оставалось только с надеждой ожидать начала нового учебного года - авось тот будет лучше, нежели прежние.
   Новый учебный год начался с того, что на строительном факультете был вновь поменян декан - вместо Павла Георгиевича Щербакова руководить факультетом начал Михаил Фёдорович Пенкин. Михаил Фёдорович ранее работал заместителем декана, потом деканом на экономическом факультете, но сам он по специальности был строителем, да и диссертацию он защищал по строительной тематике. Поэтому его приход на новое место ни у кого не вызвал удивления. Да и был Пенкин весьма приятным и добрым человеком теперь уже средних лет, и работал он с людьми и со студентами не с позиции силы, а с позиции человечности и вдумчивого изучения различных ситуаций. Произошло знаковое событие и на электромеханическом факультете (чего уже никто и не ожидал): после долгого им управления (практически в течение двадцати лет) был переведён в ранг заместителя декана его бывший декан Анатолий Петрович Нестеров. Деканом же факультета был назначен, приглашённый ректором со стороны (вероятно, уже, с прицелом на будущее открытие новых специальностей по добыче нефти и газа), доктор наук, Николай Васильевич Нижаков. При этом молодому доктору наук было всего лишь 29 лет - талантливый, вероятно, преподаватель и научный работник.
   А вообще начался год, как обычно, начётной неделей, и сразу все возмущения и обиды (а после собрания прошло-то всего пару дней) были забыты - не время для размышлений, голову некогда поднять. Но через две недели после его начала новый декан предупредил заведующих кафедрами о том, что каждая кафедра должна сдать по 150-200 гривен. Снова возникли недоумения. Несколько заведующих на большом перерыве зашли в кабинет теперь уже зам. декана Нестерова (к мало знакомому пока ещё руковыодителю факультета идти не решились). Посыпались новые вопросы:
   -- На какие нужды пойдут эти деньги? Снова на канцелярские принадлежности или на обеспечение учебного процесса?
   Канцелярские принадлежности были упомянуты совсем не случайно. В последний год или два все кафедры регулярно сдавали деньги, и в целом не такие уж малые, для приобретения канцелярских принадлежностей в ректорат, бухгалтерию, плановый отдел и другие подразделения, но только, так сказать, руководящие. Изредка что-то попадало и в деканаты, но никогда - на кафедры. В последние годы так уж повелось, что кафедры сами обеспечивали себя канцелярскими принадлежностями, так же, как в основном материалами и принадлежностями для ремонта закреплённых помещений. А ведь на эти цели средства были заложены заранее, нельзя было сказать, что они не плановые. Ранее и то, и другое кафедры могли получить со склада (хотя и в очень уж мизерном количестве). Но года два-три назад университетский склад приказал долго жить - помещения отдали в аренду какой-то частной фирме, а работников попросту уволили. Так что, ни о каком получение материалов со склада сейчас уже и речи быть не могло. Вряд ли это понятно здравомыслящему человеку - как может любое предприятие или учреждение обходится без склада? Впрочем, зачем сейчас университету нужен был склад. Ведь, если нужно что-либо приобрести, то можно просто "вывернуть карманы" сотрудникам учебного заведения, купить нужные товары, а затем, не проводя их через бухгалтерию и склад, раздать их по своему усмотрению нужным службам.
   Но, Бог с ними - материалами и принадлежностями для ремонта, к такому положению за два десятка лет все уже привыкли. Это началось ещё тогда, когда независимая Украина только становилась на ноги, и времена были такие, что думалось лишь о том, чтобы как-то университету (тогда ещё институту) выжить, как и отдельно взятому индивидууму. И постепенно с этим свыклись, такое положение дел как бы вошло в норму, точнее, в привычку. Но вот что касается канцелярских принадлежностей... Любому доценту, не будь он даже великим математиком, несложно было подсчитать, сколько в целом денег сдавалось кафедрами на эти нужды. И они были не такие уж малые. В первое время нередко по этому поводу кафедралы тихонько обменивались мнениями, решив, что за такие деньги канцелярскими принадлежностями университет точно можно обеспечить на несколько лет вперёд. Это было понятно всем, было только непонятно другое - куда же деваются оставшиеся деньги, тем более что через бухгалтерию они точно не проводились. Шушукаться люди шушукались, но задавать кому-либо наводящие вопросы не решались. А потом к этому и привыкли, ко всему привыкаешь - и к хорошему, и к плохому. Но сейчас этот вопрос был актуальным - если деньги нужны для обеспечения учебного процесса, то ещё куда ни шло. Хотя на это есть именно запланированные статьи расходов.
   -- Можно сказать, что в какой-то мере это относиться к учебному процессу, -- ответил заместитель декана на последний поставленный вопрос. -- А точнее, эти деньги нужны для обеспечения университетом планового, и в большем количестве, набора на первый курс.
   -- Интересно, на взятки абитуриентам, что ли? -- пошутил кто-то.
   -- Так, не передёргивайте. Ерунду говорите! Какие ещё взятки абитуриентам, придумаете невесть что. И вообще, прекращайте балаган.
   -- Хорошо, но, всё же, на какие приобретения или оплату чего будут конкретно направлены эти средства?
   -- Сейчас я этого сказать не могу, не уполномочен на это. Всё вы в своё время узнаете, обещаю вам. Ректор сам всё расскажет - на ректорате или на Совете. Только не рекомендую задавать ему преждевременно подобные вопросы.
   -- Что значит, в своё время? Почему вы, ставя перед нами подобную задачу, не желаете говорить, для чего предназначены деньги? Тогда многие могут и отказаться сдавать.
   -- Да потому, что я и сам этого точно не знаю. Что касается того, что кто-то может не сдать деньги, то я не советую этого делать. Заведующий кафедрой, которая не сдаст деньги, прямиком отправится объясняться с Михаилом Константиновичем. О результате общения с ректором вы, наверное, догадываетесь.
   -- Да уж! Но, всё же, куда такие деньги?
   -- Могу сказать только, что на покупку необходимых вещей.
   -- И что, в университете не найдётся теперь уже каких-то 8.000-10.000 гривен? Это и для доцента или профессора не такие уж большие деньги, а для университета вообще капля в море.
   -- И для университета это немалые деньги, если они предназначены на не запланированные ранее приобретения. Так что деньги сдавайте, а вскоре вместе узнаем - для чего.
   Открылся, наконец-то, этот временный секрет действительно вскоре - на первом Совете университета. Оказывается, как сообщил Михаил Константинович, решено было отметить несколько школ и лицеев, из которых на платную форму обучения поступило наибольше абитуриентов. Ректор сказал, что хорошо потрудилось руководство этих средних учебных заведений, умело разъясняя своим подшефным выгоды и пользу поступления в их университет. О том, что, в первую очередь, потрудились преподаватели кафедр, налаживая связи с руководством оных заведений и умело ведя агитацию, он тоже отметил, но только вскользь. Основной упор делался на то, что это именно заслуга директоров (а возможно и педсоветов) школ и лицеев, а потому нужно отметить эти учебные заведения с прицелом на будущее - тогда и в последующие года в университете проблем с набором контрактников не будет. А это, как все понимали, живые деньги. И как же отметили эти школы и лицеи? Решено было подарить каждому такому учебному заведению по принтеру. Сейчас практически в каждой школе, даже во многих местах и в сельской, был компьютерный класс, а крупных районных школах - и не один. Компьютерами школы и лицеи были укомплектованы, а вот принтеры районо, а возможно и само Министерство, считало, наверное, излишней роскошью. Мол, важно научить подрастающее поколение умело обращаться с таким непременным уже сейчас атрибутом оргтехники как компьютер, а вот как с этого компьютера получать бумажные носители информации - не так уж и важно, сами потом научатся. Но в школах принтер, повсеместно заменяющий в настоящее время пишущие машинки, был, всё же, крайне необходим педагогическому коллективу. А вот средства на него в районных школах не выделялись. Вот и решило руководство университета таким вот образом отблагодарить педсоветы школ за умелую агитационную работу.
  
  

ГЛАВА 26

Как дальше всё сложится?

   Тем временем новый учебный год постепенно набирал свои обороты. Через пару дней уже должен был начаться второй месяц осени. Но, когда учебный процесс вошёл в свою привычную колею, то нашлось время и для обсуждения старых известий. Вспомнили сотрудники университета и об истории с принтерами. Конечно, педагогический коллектив с пониманием отнёсся к сообщению о покупке и дарении принтеров - дело это, конечно, нужное, а потому не так уж жалко какую-то десятку из своего кармана, тем более что это уже в прошлом. Но, вместе с тем (по прошествии некоторого времени) возникли уже новые вопросы. Оказалось, что ректор на прошедшем Совете ничего в своём докладе не сказал о том, какие именно школы и лицеи были поощрены таким вот образом. А народ - субстанция любопытная. Начали выяснять этот вопрос (по иным каналам), и оказалось, что было выбрано всего 7 школ, которым и вручили вышеупомянутые принтеры. И снова, получая ответ на одну ранее не развязанную загадку, сразу же возникает и новый вопрос, на который вновь ответа не было. И это породило различные кривотолки, хотя вряд ли подобные тихие беседы преподавателей и подходили под подобную трактовку их бесед. А суть этих разговоров, самых невинных, к примеру, была приблизительно таковой:
   -- Мы, конечно, ничего не имеем против такого поощрения коллектива школ и лицеев. Но почему сразу было не сказать: на что собираются деньги?
   На это сведущие лица отвечали:
   -- Сначала и не знали о том, что будут покупать. Планировали поощрить школы, но конкретно как - не успели додумать.
   -- Хорошо, а кто может сказать, какие принтеры купили школам? За такие деньги, под 10.000 гривен можно было и больше принтеров купить.
   Без лишнего шума, по неофициальным каналам выяснили и этот вопрос:
   -- Покупались обычные чёрно-белые принтеры, не цветные.
   -- Стоп! Но чёрно-белые принтеры не такие уж дорогие.
   -- А цветные принтеры не намного дороже чёрно-белых, просто дорогие у них цветные картриджи и стоимость их перезаправки.
   -- Тогда тем более.
   -- Не так всё просто. Есть разные по стоимости принтеры, хотя цена средних из них, простых струйных, например, Canon (даже для цветной печати), лежит в пределах 400-600 гривен. Лазерные принтеры дороже - до 1500-2000 гривен. Но есть ещё и скоростные принтеры, стоят они порядка 8-9 тысяч гривен.
   -- Ну, скоростные, понятно, не покупались, тогда денег всего и на один такой принтер не хватило бы. Да и у нас в университете таких принтеров нет, разве что, возможно, один такой имеется в издательском отделе. Но уж точно, не в компьютерных классах. Да и лазерные принтеры, судя по всему, тоже не покупались - собранных денег не хватило бы.
   -- Да, нужно разузнать, какие принтеры закупались.
   Тихонько выяснили и это. Оказалось, что покупались простые струйные принтеры двух марок: Canon PIXMA и HP DeskJet со скоростью печати до 12 страниц в минуту (скоростные принтеры печатали до 50 страниц в минуту). И стоимость закупленных принтеров действительно лежала в пределах 450-600 гривен. И теперь возникал основной вопрос:
   -- И куда же делись оставшиеся деньги?
   С математикой остепенённые преподаватели были в ладах, а потому не составило особого труда прикинуть, что, даже, если покупались принтеры по цене в среднем 600 гривен, то, всё равно, должна была остаться чуть ли не половина собранной суммы. И вот это уже возмущало практически всех. В чьих же карманах осели эти деньги, не такие уж малые для рядового преподавателя, а уж тем более для обслуживающего персонала? Что, оставшиеся деньги сдали в бухгалтерию? - никто и не сомневался, что это не так. И кто же тогда этот таинственный казначей? Что, как и в стране, где высокопоставленным чиновникам или депутатам "не хватает на пропитание", ведь они периодически просят у государства материальную помощь. Так и в университете, кто-то из руководства так бедно живёт, что нужно заниматься ещё и поборами? И на последний вопрос ответа, естественно, не находилось, а задавать его ректору, конечно же, никто не решался. В общем, как и в случае с остатками денег на канцтовары, ситуация была такая же, и довольно неприглядная.
   А ведь деньги на оказание ВУЗами шефской помощи школам в смете обязательно закладываются. На это указывает и тот факт, что, например, в Харьковской области на заседании Совета ректоров в конце прошлого года (менее года назад) одним из обсуждаемых вопросов был таковой: "Про организацию шефской помощи высшими учебными заведениями харьковского вузовского центра подшефным районам области и школам-интернатам". А ведь Советы ректоров учебных заведений III-IV-го уровня их города проводились в основном именно в университете. И вряд ли подобные вопросы не находили себе места в повестке дня Советов, но если уж не находили, то это не делает чести главе этого Совета.

* * *

   Но, вообще-то, в целом, сентябрь этого года оказался не особо богатым на события. Теперь уже практически незаметно прошёл в этом месяце тот день, вокруг которого ранее было так много ажиотажа - День рождения Константина Григорьевича Оноприенко, сейчас секретаря-референта Шельменко. Да и в стенах университета он появлялся всё реже - болел. Тем не менее, ещё в конце прошлого года на заседании одного из Советов университета ректор вынес вопрос о том, чтобы Оноприенко была назначена стипендия как "Лучшему научному работнику университета". Многие члены Совета удивлённо сдвигали плечами - десяток лет назад это было бы ещё вполне понятно, но сейчас... Неужели в университете в это время другие преподаватели ничего не делают в плане науки? Но, тем не менее, все проголосовали за такое решение - открыто перечить ректору никто не посмел (голосование проводилось обычным поднятием руки). А уже в этом году Оноприенко ещё и наградили знаком отличия "Отличник образования". В этом случае удивления почти не было - за свою многолетнюю и плодотворную деятельность в университете Константин Григорьевич это заслужил. Сам себе в бытность ректора он никаких знаков отличия (и стипендий) не устанавливал, хотя имел не одно подобное отличие, которым его награждало родное Министерство. Многие сотрудники сочувствовали Оноприенко и, несмотря на его появившуюся в последние годы его правления жёсткость, жалели, что сейчас не он стоит у руководства университетом. Как бы там ни было, но большинство сотрудников полагало, что Константин Григорьевич был более человечным, нежели теперешний ректор.
   А вот октябрь ознаменовался траурным сообщением - не стало Оноприенко. Умер Константин Григорьевич практически ровно через месяц (с разницей в один день) после своего дня рождения, на 77-м году жизни, мог бы ещё пожить, если бы не коварная болезнь. Похороны Оноприенко состоялись через день. Грицай на похоронах секретаря-референта не был, от кафедры на траурной процессии присутствовал Серёгин. На другой день его естественно начали расспрашивать о том, на каком кладбище похоронили бывшего ректора, много ли было народа на похоронах и как вообще прошли похороны. В последнее время Василий Михайлович был не весьма разговорчив по отношению руководящих лиц университета, да и по другим, более общим вопросам. Он коротко сообщил, что похоронили Оноприенко, к его удивлению, на бывшем центральном кладбище, которое в последние годы было уже (из-за отсутствия площадей) практически закрыто. Там изредка хоронили только кого-либо из бывших городских или областных руководителей, да и то не всегда. Но для похорон Константина Григорьевича нашли место, даже недалеко от его центрального входа. Народу на траурном митинге было немало, но Серёгина удивило на нём одно обстоятельство.
   -- А что там могло быть такого удивительного? -- спросил Клебанов.
   -- Понимаешь, Дмитрич, ректор в своём слове в память об Оноприенко приплёл ни к селу, ни к городу Горбунова.
   -- Тот, что тоже умер?
   -- Нет, Виктор Владимирович жив, конечно. Шельменко его упомянул совсем по другому поводу.
   -- Как это?
   -- А вот так. Говоря о том, каким хорошим был Константин Григорьевич и как он много сделал для университета, Шельменко вдруг начал говорить о том, что он мог бы ещё много сделать и плодотворно трудиться, но нашлись, мол, люди, которые мешали ему, и это отразилось на его здоровье. И таким человеком был Горбунов, и ректор вовсю стал поносить его и обливать грязью.
   -- Да, вот это, и в самом деле, странно. Провожая в последний путь одного человека, говорить совсем о другом. Но это на нашего ректора похоже, злобы ему не занимать, а уж в отношении Горбунова и тем более.
   Далее потянулись ничем не приметные дни. Но вскоре кафедра, которой долгое время руководил Константмн Григорьевич Оноприенко, стала носить его имя. Это тоже было заслуженно, только вот в новом уже календарном году на двери кафедры появилась и табличка, извещающая об этом. А вот такой почести не были удостоены ни Ващук, ни Сердюк. И вновь тихое недовольство сотрудников этих кафедр, да и преподавателей с других кафедр, вылилось в адрес Шельменко - видимо, чувство справедливости ему не было присуще.

* * *

   На кафедре автоматики и электропривода были свои проблемы. За последнее время поредели ряды старожилов кафедры. С кафедры ушёл, переехав в другой город к сыну Валежников, давно ушёл с кафедры самый старший по возрасту доцент Забышный. Начал болеть и всё реже появляться на занятиях заведующий кафедрой Галкин. А через месяц после смерти Оноприенко не стало и его. Анатолий Васильевич был хорошим человеком и на его похоронах присутствовали все сотрудники кафедры, было много преподавателей и с других кафедр. Похоронили Галкина на дальнем кладбище, которое здорово разрослось со времени его открытия - долгое время в Украине смертность намного опережала рождаемость.
   Возвращаясь с поминок, которые проходили в кафе, Позняков с Шебуриным немного поговорили о своих предположениях, кто может возглавить кафедру после Анатолия Васильевича. На кафедре уже работал сын Галкина Степан Анатольевич, защитивший три года назад кандидатскую диссертацию, но он сейчас преемником отца стать естественно не мог.
   -- Ты знаешь, -- протянул Николай Григорьевич, -- если честно сказать, то я такой кандидатуры не вижу.
   -- Да, после Галкина, наверное, немногие смогут тянуть этот воз. У него это хорошо получалось, а вот смогут ли другие так же. Слушай, Коля, а, может быть, эта шапка по тебе?
   -- Нет, ты что! Я не потяну, да и не нужно оно мне. Самая лучшая кандидатура после Анатолия Васильевича, была бы, - это Степан Николаевич Забышный, но с кафедры он давно ушёл.
   -- Да, но он уже тоже в солидном возрасте был.
   -- Это не имеет значения. Многие кафедры возглавляют и 80-летнего возраста преподаватели. Правда, это в основном профессоры.
   -- Вот! В этом как раз и вся суть. Главой кафедры, да ещё выпускающей, обязательно должен быть профессор. А где его взять?
   -- Ничего, найдут, -- как-то не особо уверенно ответил Шебурин.
   -- Возможно, и найдут, специалистов по нашему профилю немало. Только вот вопрос - каким он будет в отношениях с людьми?
   -- Да, это непростой вопрос. Ладно, поживём - увидим. А не сработаемся, то можно и на пенсию уходить.
   В своих предположениях коллеги оказались правы. Новым заведующим кафедрой стал приглашённый ректором со стороны (из другого города) доктор технических наук, профессор Антон Викторович Козякин. Человеком он был неплохим, да и весьма квалифицированным. Однако всё равно пройдёт немало времени, пока окончательно притрутся все шестерёнки не такого уж простого механизма как кафедра довольно большого и разнопрофильного учебного заведения.
   Но сейчас кафедралов больше беспокоил вопрос о том, чтобы их кафедре присвоили имя Анатолия Васильевича Галкина. Своим долгим, добросовестным и плодотворным трудом он заслуживал, чтобы память о нём сохранилась и у молодёжи, и чтобы новым сотрудникам кафедры сразу же было видно, что кафедра заслуженная, что возглавлял (фактически и основал) её очень хороший человек. Уже три кафедры в университете были как бы именными, прецедент был, а потому все надеялись, что ректор поддержит их просьбу. И сотрудники кафедры обратились к Шельменко с просьбой присвоить кафедре имя Анатолия Васильевича, но получили неожиданный отказ. И это решение ректора вызвало недоумение у всех сотрудников кафедры - неужели ректор не уважал Анатолия Васильевича. Но дело, вероятно, было в другом. Не уважать его ректор вряд ли мог, он нормально общался с ним, консультировался по многим вопросам. Но Галкин никогда не преклонялся как пред старым ректором, так и новым, он всегда имел своё собственное мнение. Поэтому, наверное, и не особо пришлась Шельменко по душе подобная просьба сотрудников кафедры. Все были обижены на ректора, но поделать ничего не могли. Утешала только мысль о том, что память о хорошем человеке хранится не на мемориальной дощечке (а уж тем более не на общем стенде), а в душе живущих людей.

* * *

   Весной наступившего 2011-го года Шельменко на неделю уехал в какую-то заграничную командировку. Куда именно, никто не ведал. Точнее, почти никто, потому что, конечно опредёлённые лица это знали. Но большинство служащих это в общем-то не особо и интересовало - в последнее время ректор ездил в различные страны, но заметной пользы от этого ни университету в целом, ни отдельному индивидууму они не приносили. По приезду Михаила Константиновича оказалось, что посетил он некоторые государства в Юго-Восточной Азии, в частности побывал во Вьетнаме. Чего его туда занесло, никто не понимал. Однако вскоре всё прояснилось, да ещё и довольно неожиданным образом. На одном из ректоратов ректор известил, что в ближайшем будущем у них в университете будут обучаться вьетнамские студенты. Это для большинства действительно оказалось ошеломляющей новостью.
   В университете уже несколько лет обучались студенты из Средней Азии, из бывшей союзной Киргизской советской социалистической республики, а сейчас отдельного государства Кыргызстан. Обучение киргизских студентов в Украине вроде бы не должно было вызывать удивления, поскольку у большинства граждан эта бывшая советская республика ассоциировалась с одной из самых слабо развитых составляющих могучего когда-то СССР. Однако в XXI-м веке это уже далеко не так, например, грамотность среди киргизов в настоящее время составляет около 100 %. Сейчас эта республика не так уж бедна на ВУЗы, она имеет три десятка высших учебных заведений III-IV уровней, что немало для государства с населением всего в 5,5 млн. человек. В его столице (г. Бишке́к, бывший г. Фрунзе) находился Кыргызский государственный технический университет им. И. Раззанова. Университет готовил высококвалифицированных специалистов по разным направлениям для нашей республики и стран ближнего и дальнего зарубежья. Он имел несколько факультетов, институтов и отделений. Кроме того там же имелся и частный Международный Университет Ататюрк-Алатоо (МУАА). Основной язык обучения в университете был английский, некоторые предметы читались также на русском языке, а некоторые и на турецком. Впрочем, ещё в бытность Советского Союза все привыкли к тому, что нашей стране обучаются студенты не только экономически из бедных и слаборазвитых стран, а уж сейчас, как бы в порядке обмена, обучались студенты и ведущих мировых государств.
   Вызывало удивление другое. Наверное, студенты из разных стран земного шара не жили в советских (сейчас украинских общежитиях) так уж открыто по своим установившимся веками традициям (их не сломали даже десятилетия пребывания в составе СССР). Это касалось не процесса обучения, а быта. Дело в том, что как бы Киргизия не причисляла себя к светскому государству, она медленно, но верно шла к шариату. В последние годы решено было преподавать в школах ислам, а выпускников медресе (мусульманское учебное заведение, выполняющее роль средней школы и мусульманской духовной семинарии) уравнять с выпускниками других учебных заведений. Уже многие шариатские общины в Кыргызстане живут по этой совокупности правовых, канонически-традиционных, морально-этических и религиозных норм. Ранее киргизы, за небольшим исключением отдельных групп, вели кочевой образ жизни, жили в юртах, где в принципе не было места столу и стульям. А потому пищу принимали на полу юрты, на расстеленном ковре. И вот также не было этих предметов обихода в комнатах общежития, где проживали киргизы. Их им заменял расстеленный на полу ширдак - киргизский ковёр. Да и в самих помещениях часто проживало не по 2-4 человека, а куда больше - и здесь жили как бы общиной. Кроме того, периодически возникали раздоры между нашими и киргизскими студентами, по причине того, что последние очень уж не любили убирать за собой. Нет, в комнатах они убирали, но вот выносить мусор всячески избегали. В крайнем случае, они просто тайком сносили его этажом ниже и оставляли в каком-либо углу.
   Но это были жители, когда-то бывшей советской республики, которые, всё же, с основными правилами социалистического, так сказать, проживания были знакомы. А что следует ожидать от вьетнамских студентов? Правда, обитатели некоторых городов бывшего СССР были немного знакомы с вьетнамцами, которые в 70-80 годах 20-го столетия обучались (а частично и работали) в советском государстве. Но тогда только-только обрёл независимость - объединение Южного и Северного Вьетнама произошло в 1976-м году. А потому вьетнамские граждане вели себя в чужой стране довольно спокойно. Но с той поры много воды утекло, и как сейчас будет себя вести вьетнамские общины сейчас одному господу Богу известно. Учитывая советский и российский пример поведения, например, китайских общин (да и других национальностей тоже), следует сказать, что за 30 лет многое поменялось во взаимоотношениях коренных граждан страны и иностранцев, а также иногда возникающие конфликты и на этнической почве среди граждан одной страны. Да, межэтнические и межрелигиозные столкновение во Вьетнаме практически не зафиксированы, хотя отдельные народности Юго-Восточной Азии испытывают друг к другу (исторические реалии) некоторую неприязнь. А ведь Вьетнам - многонациональная страна. В ней проживают 54 народности, составляющие несколько больших этнических групп. При этом 84 % населения представлена вьетнамцами, 2 % - китайцами, остальная часть - другими народностями. Национальности Вьетнама сгруппированы в 8 официальных группировок по языковому признаку.
   Что касается системы высшего образования Вьетнама, то большинство высших учебных заведений находится в Хошимине и в Ханое. По официальным данным количество студентов вузов на данный момент составляет 120 тысяч человек. Зарождается альтернативное профессиональное образование: наряду с государственными учебно-воспитательными учреждениями возникают негосударственные. В настоящее время во Вьетнаме осуществляют деятельность 24 частных университета (их количество планируется увеличить), что составляет 11% от общего количества университетов в стране. Вот только качество высшего образования пока отстает от развитых стран. Однако с ростом промышленности и экономики, во Вьетнаме растёт потребность в квалифицированных кадрах. Поэтому наиболее обеспеченные вьетнамцы предпочитают отправлять своих детей получать высшее образование в США и Европу, менее обеспеченные - в страны СНГ, в частности в Россию, а теперь уже, судя по всему, и в Украину. Вообще-то, вьетнамцам трудно даётся изучение русского языка. В школах Вьетнама в качестве иностранного языка преподают английский, часто - китайский, реже французский. Тем не менее, имеется тенденция к увеличению числа вьетнамских студентов в странах СНГ.
   Вьетнам в представлении рядовых граждан стран бывшего Советского Союза - маленькое и довольно бедное государство. Но это не совсем так. Да, по площади оно меньше той же Украины, но менее чем в 2 раза - его площадь, занимаемая сушей 325.360 км2 (для сравнения, площадь Украины - 603.628 км2, что составляет 5,7 % территории Европы). Но вот по численности населения Вьетнам превосходит нашу страну в два раза - его численность населения 90,5 млн. человек (14-е место в мире). По одному показателю меньше, по другому - больше, в общем, как ни крути, некая схожесть (не учитывая особенности азиатской и европейской страны) есть. Да и по валовому внутреннему продукту (ВВП) эти страны сравнимы. Так, например, ВВП по ППС (паритет покупательской способности) Вьетнама в следующем году составит 301 млрд. $ - 40-й показатель в мировом рейтинге. Украина же в этом рейтинге ненамного обгонит Вьетнам - 37-я, ВВП по ППС соответственно 345 млрд. $ (2012 г.)
   Но сейчас сотрудников университета мало интересовали эти географические и экономические выкладки. Больше их интересовали вопросы учёбы и быта вьетнамцев (в частности, их проживание в общежитии, поведение на занятиях, на досуге), а также личного общения с зарубежными студентами - те же киргизы, в общем-то, как бы соотечественники, пусть и бывшие. А вот вьетнамцы... Правда, всех в этом вопросе временно успокаивало то, что будет это не так уж и скоро - ведь будущие вьетнамские студенты должны сначала изучить русский язык. В Украине зарубежные студенты изучали у себя на родине именно русский язык, как общеупотребительный для стран СНГ, а не украинский. Было не писаное (а, может быть, и писаное) правило, что перед поездкой на обучение в какую-нибудь страну будущие студенты ещё на своей исторической родине должны изучить (понимать и бегло говорить) язык той страны, в которой им предстоит учиться. Однако когда кто-то в беседе с ректором затронул эту тему, то ректор уже не удивил собеседников, а наповал сразил их. Он ответил, что вьетнамские студенты появятся в стенах университета очень скоро, и будут изучать они русский язык уже на месте.
   -- И кто же их будет учить? Они что, будут проходить подготовительные курсы?
   -- Нет. Учить их будете вы.
   -- Как это, мы? Но мы же не знаем вьетнамского языка. Русский, да, знаем, но как можно учить человека не родному ему языку, не зная его собственного?
   -- Да, всё это так. Но для этого вы будете изучать вьетнамский язык.
   Это заявление ректора, а оно было сказано на полном серьёзе и ни на какую шутку не смахивало, создало молчаливый эффект разорвавшейся бомбы, оно повергло всех просто в шок. Это было что-то новое, и абсолютно невероятное в системе обучения иностранных студентов. Это было как бы ноу-хау Михаила Константиновича Шельменко, но то, что он постарается внедрить в жизнь своё "изобретение", никто не сомневался. Он был упрямым и не позволяющим ему перечить человеком. Он, скорее выгонит половину преподавателей, но постарается настоять на своём. Это уже была не просто дурость, это был полный идиотизм. И до чего же в дальнейшем докатиться этот чрезмерно возомнивший о себе человек? Ответа на этот вопрос не находил никто, хотя предполагать можно было что угодно. Иностранные студенты - это "живые" деньги, и немалые, а в погоне за прибылью некоторые нечистоплотные на руку людишки могут пойти на всё.
  И, как показало время, предположения простых сотрудников университета были справедливы. С осени в учебном заведении были организованы курсы для преподавателей (причём платные - из их же кармана, и немалые) по изучению вьетнамского языка. Такого, наверное, независимое государство Украина за свою двадцатилетнюю историю своего существования ещё не видело - не студентов учат языку, а именно преподавателей! Ладно, если бы учили и тех и других английскому языку, такая практика в развитых странах существует (правда, там ценящие свой имидж преподаватели и так знают английский язык), но чтобы преподавателям учить язык студентов... - уму непостижимо!

* * *

   Но, пока суд да дело, точнее, пока что не реальное дело, а обычные разговоры, как-то незаметно пролетело полгода, наступила уже осень 2011-го года. В средине сентября Познякова ошеломило новое неожиданное известие - из университета ушёл Евгений Антонович Пашков, человек, с которым Алексей был дружен и который во многом ему помогал. И этот уход Познякову был непонятен. Евгений, доктор наук, профессор был моложе его, здоров, да ещё и работал он сейчас проректором по инновационным процессам. С чего бы это бросать насиженное место, к тому же и руководящее? Правда, Алексей знал из рассказов Евгения, что не радует его эта работа, не по душе ему она, он предпочитал просто работать на кафедре и параллельно готовить своих аспирантов к защите ими диссертаций. И он понял, что вряд ли Пашков ушёл из университета по собственному желанию. И он оказался прав. Ректор предложил Евгению Антоновичу должность проректора по науке. Тот отказался, так и сказав Шельменко, что предпочитает просто заниматься подготовкой аспирантов. Но Михаил Константинович очень не любил чтобы ему перечили, он считал, что только он сам во всём прав и знает, что нужно делать. Он вспылил и заявил: "Не хочешь работать там, где тебе предлагают - иди работать в другое место". И Пашкову пришлось уйти из университета по собственному желанию (читай - по желанию ректора). Евгений очень переживал своё увольнение, даже приболел, и до Нового года нигде не мог подыскать себе работу. И только в январе нового года (как позже узнал Позняков) он смог устроиться в политехническом институте (по предложению его руководства) в соседнем областном центре. Там он даже получил квартиру и работал по своей прямой специальности. Он сообщил, что очень доволен новой работой, занятий немного, - всего три пары в неделю, - и ты потом абсолютно свободен. Руководство института, как он говорил, в очень неплохих с ним отношениях, да и, по его мнению, ректор нового для него ВУЗа гораздо лучше относится к своим сотрудникам.
   Единственное, что сейчас радовало преподавателей университета, это отсутствие новостей. Как это ни странно, по порой новости значительно ухудшали настроение, а в последнее время в стенах университета это происходило не так уж и редко. Порой отсутствие новостей гораздо приятнее, нежели сами новости - иногда от сюрпризов и экспромтов начинает неприятно ныть под ложечкой. А они-то бывают разные - и хорошие, и очень даже неважные. И такой предыдущей новостью, причём глобальной, было сообщение ректора о подготовке вьетнамцев. Но вот как раз на эту тему новостей в последнее время не было. И это очень радовало и обнадёживало - луч надежды в тёмном царстве.
   А вот средина октября удивила в университете многих. Нет, сам месяц не был в этом году чем-либо примечательным, примечательным стало одно событие в стенах университета. На 18 октября (хотя это и был вторник) был назначен внеплановый Совет университета. Его повестку дня никто не знал, но всех предупредили, чтобы обязательно приходили с цветами. И вот сейчас тех, кто проигнорировал это требование и пришёл без цветов, срочно отправляли за ними. Никто ничего не понимал. Всё стало ясно только после того, как ректор сообщил, по какому поводу все собрались. Оказалось, что сегодня годовщина смерти Константина Григорьевича Оноприенко. А потому, не тратя время на лишние разговоры, всех "загрузили" в заранее заказанные автобусы, которые отправились на кладбище. На кладбище на могиле бывшего ректора возвышался монументальный памятник, каких не было в обозримом пространстве и в помине. Были на праздновании годовщины его смерти и речи. Конечно, все члены Совета положили цветы к подножью памятника заготовленные (по приказу) цветы, почтив память Константина Григорьевича, которого все они уважали. Вот только у многих остался в голове один вопрос: "Неужели память о человеке можно заставить храниться в приказном порядке?".
   Но чего ещё можно было ожидать от Шельменко, который всеми своими силами и способами хватался за любую соломинку, чтобы удержать и продлить свою власть? Он даже, как стало известно, в одной из неофициальных бесед в кругу своих приближённых заявил, что его род ещё долго будет править университетом. Поскольку ему по положению не удастся (2 раза по 7 лет), снова переизбраться на эту престижную должность, то в 2017-м году он постарается протолкнуть на этот пост свою супругу. К тому времени она должна, мол, защитить докторскую диссертацию, или же свою сестру (тоже работающую в университете). При этом он сожалел, что у него имеется дочь, а не сын, который в будущем точно смог бы стать ректором. Сейчас Алексей вспомнил свой разговор с Анатолием незадолго до первых выборов Шельменко на должность ректора. Тогда Грицай упомянул о том, что многие руководители на своём посту как бы достигают определённого уровня некомпетентности, после чего их работа начинает приносить только вред. Неужели Михаил Константинович уже (к удивлению довольно быстро) тоже подошёл к этой границе?
   И вот теперь многим в университете впору было задуматься над тем, какого они выбрали себе руководителя. Что ждёт сотрудников учебного заведения в будущем? Да об этом стоило, наверное, задуматься уже и отдельным работникам Министерства, терпящих все выходки Шельменко - может ли человек с таким характером и моральным обликом управлять многочисленным коллективом и десятком тысяч студентов? При этом периодически избавляясь от неугодных ему людей (просто не согласных с его мнением), какими бы они не были высококлассными специалистами. А не проще ли, чтобы всё пришло в норму, поставить на должное место всего лишь одного человека, пока он ещё не окончательно зарвался?
  
  

Это произведение не является попыткой реконструкции истории высшей

школы Украины. Просто автор хотел через призму прошедших лет представить

образ того времени, а также на примере одного из отечественных ВУЗов осветить

некоторые явления в системе высшего образования конца XX-го-начала XXI-го веков

с целью осмысления происшедшего и недопущения повторения некого негатива.

Все происходящие в книге события и персонажи вымышлены, любое

сходство с реально существующими людьми и ситуациями случайно

  
  
  
  
Часть I повести "Под покровительством Джехути" находится здесь: (кликнуть на название) "Под покровительством Джехути" ("Лиха беда начало")
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"