Слова покаянного канона, повторяемые ежедневно в течение двадцати лет, так прочно укоренились в голове, что Тусе уже не требовалось ни заглядывать в молитвенник, ни обставлять свое моление ритуалом. Церковнославянский текст естественно и непринужденно сопровождал ее в повседневной жизни круглосуточно и ежедневно. Даже музыкальные фрагменты веселых непристойностей, исторгаемые чужим гаджетом где-нибудь в супермаркете или в тесноте общественного транспорта, не застревали в ее сознании, а соскальзывали, словно омлет с тефлоновой сковороды. Промелькнуло что-то вроде "На лабутенах-нах" - и снова потекли смиренные слова канона. Это не было той сосредоточенностью, к которой стремятся монахи, отрешаясь от мирской суеты. Наоборот, превратилось в почти бездумный фон. Вселенная стремится от порядка к хаосу, а молитвенное правило призвано противостоять энтропии.
На уставленной геранями кухне всегда бормочет радио или бранятся непримиримые противники на политическом (совершенно бесовском!) ток-шоу, а Туся знай себе повторяет "Помилуй мя" да раскладывает еду в шесть разноцветных мисок. А коллектив, заслышав призывный звук огромного шуршащего мешка, скользит по паркету, сбивая с ног подательницу благ. Туся - сокращенно от "Натуся". Следовательно, смешные интернет-мемы про Наташу и банду ее котов она имела полное право принимать на свой счет и в глубине души этим гордилась. Ибо лучше котика могут быть только два котика, а уж когда их шесть!..
В пору Наташиного детства были популярны куклы, вырезанные из журнала "Работница" - девушки модельной внешности с прилагаемыми модными нарядами. Поскольку прекрасных юношей-комсомольцев журнал не печатал, Тусины подружки силились нарисовать бойфренда для своей куклы самостоятельно, и только она нарисовала друга-кота. Кот был усатый, черно-белый, в модных плавках с якорьком, стоял на двух ногах, что позволяло наряжать его во что угодно, от смокинга до купального халата. "Видимо, это и определило мою судьбу", - думала Туся, выйдя на пенсию.
Так называемые благополучные женщины, до чертиков в глазах уставшие от своих счастливых семей, родительских собраний и шумных праздников и готовые поубивать сковородками своих детей и супругов, брызгая ядовитой слюной сочиняют шутки об одиноких кошатницах. Туся считала, что это от зависти. Им не дает покоя тот факт, что кошатницы живут в полной гармонии с собой и своим прайдом.
Она заметила, что те, у кого первый брак был по любви, во второй вступали исключительно по расчету. Те же, кто в первый раз руководствовался меркантильными интересами, во второй раз женились/выходили замуж по большой любви. Очевидно, что ни те, ни другие не нашли в браке то, что искали, и именно потому кардинально сменили курс поисков. То есть - приходится признать! - брак вообще не про счастье. Ну, разве что как исключение.
Заваривая кофе, поглаживая котов и стараясь по возможности каждого направить к его миске (у Таргариенов была своя диета, у Ланистеров - своя), Туся слушала радио. Среди прочих апокалиптических новостей прозвучала и вовсе уж кошмарная: оказывается, из-за попадающих с Земли частиц железа и льда Луна ржавеет. В обозримом будущем это повлияет на ее цвет и свет.
- Дожили! О чем поэтам вздыхать, если мы и Луну просрём? - далее пошли новости об эпидемии, о карантине, о дефиците масок в аптеках, об обязательной самоизоляции, и она переключилась на другую волну, где задорный радиобультерьер каждый день придумывал новые оскорбления для своих оппонентов. Сегодня его беспокоили "говножорские рты" внутренних врагов.
Наталья Викторовна активно пользовалась льготами для пенсионеров, например, с существенной скидкой посещала культурные мероприятия. Однажды даже попала в телевизор во время штурма выставки Серова. Теперь по всему городу висели афиши, возвещающие о событиях, которым не суждено было случиться, по крайней мере, в этом году, - а ведь у нее были такие планы!.. Но, увы! Отцы города запретили гражданам выходить из дома без необходимости. Наплевав на запреты, юный Джон Сноу вынырнул из форточки на козырек подъезда и свинтил в закат. Она не сразу это обнаружила - думала, что он где-нибудь в шкафу прячется. Спрашивала у самого взрослого кота: "Где твой брат?" Но Старк смотрел с библейским сарказмом, мол, разве я сторож брату моему? Туся взяла авоську - якобы за хлебушком - и в течение получаса отыскала скитальца возле помойки, где пахло кошками. Оказывается, беглеца потянуло к девушкам. Весна все-таки. Он был принят в Тусину стаю недавно и еще не успел посетить Айболита, чтобы освободиться от зова природы.
- Даже не знаю, Сноу, что с тобой делать? Работает ли наша клиника или ее тоже на карантин прикрыли? - вслух рассуждала она, волоча сопротивляющегося донжуана домой. Блюстителей закона, контролирующих соблюдение мер самоизоляции, ей удалось миновать.
Небо было яркое, как бывает только в короткий период весны и осени, когда воздух достаточно чист и прозрачен. Почти полное отсутствие машин на улицах Москвы как раз и делало его таким. Весна, которая должна была принести с собой надежду на обновление, обрушила на беспечных граждан лишь кромешный ужас перед всепроникающим вирусом, против которого нет лекарства. Страх смерти, первобытный, а потому органичный, сразу же нашел отклик даже в самых отважных душах. Смерть, разгуливающая по московским улицам в опасной близости, обостряла все чувства, в том числе и притупившуюся за последние годы жажду жизни. Даже давно махнувшая на себя рукой Туся была обеспокоена тем, что же станет с ее питомцами, если...
Однако пока хозяйки не было дома, какой-то оголтелый антисемит свалил с полки Губермана и изгрыз ему корешок. Вместе с книжкой свалился и горшок с орхидеей, что подарили ей на Международный женский день бывшие коллеги, и теперь всё это добро было растоптано по паркету множеством лап. Мудрый Старк, обнюхав всю композицию, усиленно скрёб паркет, пытаясь скрыть безобразие.
- Иди, иди, я сама закопаю, - Туся шуганула излишне старательного кота. Конечно, это не он опрокинул цветок. Тот, кто опрокинул, теперь прячется где-нибудь под диваном. И Губермана грыз не он. Разумеется, хозяйка разговаривала с кошками о погоде и политике, и ей было бесконечно жаль, что ее друзья не могли оценить остроумие автора гениальных строк: "На все вопросы есть ответы лишь у счастливых мудаков". Если бы читать умели, может быть, и к книге отнеслись бы более бережно. В любом случае, наказывать кого-либо было бессмысленно. Орхидею Туся пересадила - они живучие, а с ущербом, причиненным библиотеке, пришлось смириться. Тем более, что все "гарики" она и так знала наизусть. Как канон.
Но на сегодня у нее был запланирован гораздо более сложный маневр, чем поймать кота на помойке. В районе Сокола (пешком никак не дойти) остался беспризорный полосатик - хозяйку увезли в морг, а осиротевшего зверя вытолкали из квартиры в подъезд (это лучше, чем обречь на голодную смерть взаперти), где он и сидел возле батареи, отчаянно шипя на проходящих собак. Туся узнала об этом от своих единомышленников из сети, которые дали коту подстилку и тарелку с едой. Никто из ближайших соседей взять его не мог - это оказался сплошь собачий подъезд. Да и потом, обычный дворняга, разве на такого найдешь желающих. Всем подавай породистых. Туся презирала эту погоню за родословной и нередко по отношению к таким пуристам вспоминала слова, подсказанные ее любимым утренним ведущим.
- И вот ведь, какой молодец! Всё в рамках закона! Матом он никогда не ругается. Хотя, даже если бы и ругался... Губерман ведь тоже молодец! "Среди немыслимых побед цивилизации мы одиноки, как карась в канализации", - пробормотала она любимые строки и стала собираться за седьмым котом. Семь - счастливое число.
Белый плащ, в который можно было завернуться трижды, и изящные красные сапожки у нее остались с юности почти ненадеванные. Ходить пешком полезно, но от ходьбы в неудобной обуви бывает больше вреда, чем пользы. Натруженные заскорузлые пальцы не позволяли ей часто носить каблуки - она предпочитала удобные ботинки на толстой подошве, да еще и шутила, что они нужны ей для утяжеления, чтобы ветром не унесло, вот и провалялся итальянский шедевр на антресолях почти четверть века. Прежде про такой наряд - красная обувь с чем-то белым - говорили "гусь лапчатый", но поскольку улицы Москвы были почти пусты, Туся махнула рукой:
- Для перевозки кота я достаточно хорошо выгляжу, - многое из того, что раньше было важно, на пенсии потеряло значение.
Никаких особых статей, выделяющих женщину из толпы, у Туси не было. Она относилась к тому типу, который называют дюймовочками, то есть детский размер и острые коленки, и даже губы у нее были "немодные" - тонкие. Ее особой приметой была крупная родинка, "как у Мерилин Монро", только, к сожалению, не на щеке, а в очень неудачном месте - на виске. Выглядело это, как след от револьверной пули, выпущенной из мелкокалиберного "Глетчера" в кино об убийствах. И хотя Наталья носила фамилию Муха, что, казалось бы, избавляло одноклассников от придумывания прозвища, дразнили ее Стрелянной. Прятать эту свою особенность под волосами она считала ниже своего достоинства и нарочно причесывала волосы гладко, полностью открывая лицо. Кроме того, она носила такие мешковатые одежды, словно опасалась, что какой-нибудь сексуальный маньяк ненароком увидит в ней женщину. Про дам в этом возрасте говорят: "У нее уже всё позади", но и позади у нее никого, кроме котов, не было. Немытую голову она спрятала под большим, похожим на мусульманский хиджаб платком цвета топленого молока, а отсутствие макияжа - под темными очками, взяла довольно потертую переноску и, помолясь, двинула. Однако на входе в метро выяснилось, что ее соцкарта заблокирована, разовые билеты не продаются, и лишь у работающих граждан есть какие-то загадочные цифровые пропуска.
Туся заволновалась, давление поползло вверх, и тогда она решилась на отчаянный шаг: пристроиться близко к тому счастливцу, у которого есть этот самый пропуск, и проскочить, как в школьные годы. Такая малявка везде пролезет. Однако в условиях карантинного безлюдья эта ламбада была замечена правоохранительными органами, и Муху взяли под белы рученьки.
Доблестные полицейские обычно не арестовывают женщин с пенсионным удостоверением в кармане, но Наташа стала кричать о новом тоталитаризме, начала размахивать руками и нечаянно задела дежурного пыльной кошачьей переноской по уху, за что и огребла. Заведенная с самого утра горячей проповедью Вольдемара Рудольфовича, она и в кутузке продолжала изливать на служителей закона неуместное красноречие:
- Позавчера в центре Москвы представители похоронного бизнеса устроили перестрелку, а менты где? Менты кошмарят мирных граждан, которые отошли от дома дальше ста метров! Разумеется, более страшного врага, чем пенсионерка с кошкой, у государства нет! - еще она говорила о том, что вихри враждебные по-прежнему веют над нами, но менты были совсем молодые и не знали революционных песен.
- Женщина! - обращался к ней сотрудник полиции (уже за одно такое обращение Туся его люто возненавидела), - по всем каналам многократно повторяют - сидите дома, а если уж вышли, то с цифровым пропуском! - бушевал старлей, похожий на мультяшного миньона не только выражением лица, но и тембром голоса.
- Я не смотрю телевизор, - с вызовом заявила она. - При советской власти по первому каналу "Холстомера" показывали, давали возможность земледельцам из любой глубинки приобщиться к шедеврам культуры. А сегодня что показывают - и выговорить-то стыдно!.. И люди из глубинки так и остаются дер... людьми из глубинки, - она выразительно посмотрела на миньона, выговор которого выдавал в нем именно такого человека, который "Холстомера" не видел и даже не понимал, о чем речь.
Старший лейтенант поинтересовался:
- Вы лучше расскажите, как пенсионное удостоверение себе выправили? Вам сорок три года!
- В моей сфере пенсия с сорока лет, - надменно заявила Туся и поправила растрепавшийся в драке хиджаб.
- В какой сфере?
- В балете, уважаемый. В Большом, сука, театре, - что было чистейшей правдой. Наталья Викторовна наслаждалась заслуженным отдыхом на самых законных основаниях.
- Разберемся, - пробурчал миньон и полез проверять номер соцкарты по базе данных, что в общем-то должен был сделать с самого начала.
Туся присела на обшарпанную скамейку в обезьяннике. Там уже находились двое: школьного возраста девушка с волосами, неравномерно выкрашенными в синий цвет, и юноша с голыми щиколотками из разряда ВССНИ, что означает: "видимых средств к существованию не имеет". Оба выглядели так, словно их валяли по весенней влажной земле, но им было на это наплевать, ибо - любовь. "А я тут в белом, мать его, плаще!" - сокрушалась балерина. Биография обогатилась, теперь в ней присутствовал привод в полицию.
- В метро я, может быть, и не заразилась бы, а у вас в мусарне с бродягами - непременно! - продолжала она бушевать, не особенно надеясь быть услышанной. Утешало лишь то, что не все, кто сидит в тюрьме, это заслужили, равно как и не все, гуляющие на свободе, этого достойны. Сильно пахло дезинфекцией и "дошираком", словно кто-то затеял обед в общественном туалете. Хотелось плакать. Где-то на Соколе в точно так же пахнущем подъезде, сжавшись в комок от страха, ее ждал новый друг. Она уже и имя для него выбрала - Тирион, поскольку его прежнее имя спросить было не у кого.
Юный клошар рассказывал подруге о своей крутизне и лез целоваться.
- Они даже ругательства применяют безграмотно! Либо "Он мне пофиг", либо "Мне на него плевать", но никак не всё вместе! Синтаксис надо понимать! - не столько молодежи, сколько самой себе сказала Наталья.
- Синтаксис, прикинь! - заржали влюбленные. Их позабавило слово. Того, что имела в виду странная тетка в еще более странном платке, они не поняли. Даже полицай из глубинки устыдил их:
- Лоботрясы! Откуда им знать про синтаксис! - к удивлению Туси он оказался не таким уж дремучим.
- А вот не надо, - вскинулась девочка, - во всем молодежь винить! Можно подумать, что всё зло от молодежи! Это ваше поколение весь мир загадило, а теперь ищет к чему бы прикопаться! Я слышала, как вот эта училка матные слова говорила!
- Не матные, а матерные, - попыталась поправить ее Туся, но Мальвина уже завелась:
- У вас вон профессора студенток расчленяют!
- Это не у нас, - отмазался миньон, - это в Питере...
В эту самую минуту двери распахнулись и в помещение буквально втащили барахтающегося и громко матерящегося гражданина. Решетка обезьянника с грохотом отъехала, и буяна швырнули рядом с Тусей. Щупленький мужичонка с редкой седеющей бородёнкой а`ля Эдуард Лимонов и выдающимся носом нервно содрал с себя (через голову) куртку и бросил ее в угол, оставшись в футболке с надписью на тощей груди "Ощути мощь титана".
"Ну разве не мудак?!" - с изумлением подумала Туся, рассматривая нового персонажа. Лампы так называемого дневного света делали его и без того не слишком свежее лицо желтым, а глаза были красные, утомленные, как у безумного геймера. Стрижка, которую в 90-х считали бандитской, а теперь допустили в среду творческой интеллигенции, открывала обширный сократовский лоб, и это никак не сочеталось с игривой по-детски майкой.
Вдруг Наталью осенило: "Это ж тот самый, из-за которого вся жизнь под откос пошла! Бог создал каждой твари по паре. Это моя тварь. Та самая. Герой моих девичьих грез! Множество полезных членов общества - и медики, и простые работяги - уже сражены этой непонятной напастью, а вот эта гнида, эта плесень на лице человечества продолжает цвести, и, похоже, ничего ей не сделается, даже если чума вспыхнет!"
Конец ознакомительного фрагмента. Полностью повесть опубликована в сборнике "Жаворонки" (Ridero)