Аннотация: Пародия на роман Марии Гинзбург "Погасить Черное Пламя" (подарок на ДР). В опус добавлен в качестве действующего лица Рысенок Дэн, он же некромант Рысенций Ужасный. Имениннице очень понравилось, обещала меня не убивать. :)
Эльфы в валенках
Записки неизвестного хрониста, найденные на Гнилорванском Болоте.
В 824 году от Дня Наказания за Гордость Разума на главной площади Мир Минаса праздновали День Всех Тупых. В честь этого славного события Матроско, держа в зубах ветку рябины с тяжелыми алыми гроздьями, почти по пояс провалился в сугроб. Сие событие вызвало взрыв громкого хохота среди городских гуляк. Выяснилось, что вредному императору Мандры глубоко плевать, каково будет добираться на стрелку королю темных эльфов. Мэрия Мир Манаса, пропившая и разворовавшая годовой бюджет уже в начале каденции, всю зиму не убирала мусор и снег на площади. Сам монарх гордо парил в образе дракона, нарезая круги над ползающими в сугробах горожанами и барахтающимся темным эльфом. Императору мандреченов не пристало ржать, словно полковая лошадь, особенно в присутствии народа. Поэтому он саркастически ухмыльнулся, прикрыв зубастую пасть лапой в черной перчатке с дорогими перстнями.
- А, вот и ты, - сказал Чадящее Пламя.
- Зачем ты позвал меня, Морул Кер? - спросил, выплюнув рябину, Матроско. - Я устал повторять тебе, что Железный Лес никогда не принадлежал никому, кроме темных эльфов. И я устал повторять, что после того, как ты заставил меня подписать договор о добровольном присоединении к Мандре, темные эльфы больше не считают меня своим королем.
- Это я устал от твоих отговорок, Матраско! - взревел Чадящее Пламя. - Если твои остроухие не покорятся, я залью Лихой Лес напалмом!
Дракон плюнул, и памятник двум каким-то чувакам посреди площади, оплавился. Сказать по правде, невелика потеря: у статуй уже давным давно отпилили руки, головы и прочие выступающие части тела, чтобы продать в качестве металлического лома. Так что нынешнее поколение жителей Мир Минаса все равно не помнило, в честь кого воздвигнуто сие антихудожественное сооружение.
- Я Матроско! - обиделся король темных эльфов. - А чтоб у тебя изо рта не чадило, не жри сырые дрова, повелитель. Или смени себе карбюратор, рядом с тобой же стоять невозможно! Вот из-за таких, как ты, у нас голобальное потепление климата и превышение выброса парниковых газов в атмосферу.
-Ма-алчать, Матрас! К черту твой Киотский протокол! - рявкнул взбешенный наглостью вассала монарх и с лету врезался в фонарный столб.
Раздался звук, похожий на удар колокола. Столб выгнулся буквой "С", дракон с треском рухнул на ларек с шаурмой. Испуганные горожане закопались поглубже в сугробы.
- Ти что дэлаэшь, сдурэ-э-эл, да-а-а?! - заорали из-под кучи разбитой фанеры, заляпанной кетчупом. - Сматрэт нада, куда лэтишь, кра-акадил крилатий!
Дракон, грязно ругаясь, катался по снегу, счищая с себя кипящее масло и жареный лук.
- Поговори еще у меня, шантрапа! - оглушительно зарычал повелитель. - Разрешение на торговлю есть?! Санитарный контроль проходил, или тебе твоя любовница-ведьма поддельную ксиву состряпала?!
Горожане поспешно разбегались, копая под снегом туннели, аки полевые мыши. Мандреченские ведьмы, любительницы экзотических мужчин, улепетывали на метлах. В гневе император Мандры был ужасен. Что взять с ящерицы со встроенным двигателем внутреннего сгорания? Матроско побледнел и замер.
-Я все сказал! - отрезал император Мандры, вытаскивая из уха шампур с горячей шаурмой и запуская им в экс-короля темных эльфов.- Если главари Бешеных Ежиков в день Коляды не будут в Келенкомпосте, в цепях, ты, презренный Матрас, будешь пущен на растопку моего камина!
Дракон кинул в рот освежающую жевачку "Орбит" без сахара и расправил крылья. В лицо эльфу полетела снежная крошка. Потоком воздуха Матроско едва не унесло в объятия гастарбайтера, который только что выполз из-под обломков, потирая ушибленный лоб. Чадящее Пламя взмахнул крыльями и взмыл над городом. Матроско смотрел на изуродованную палатку, где пять минут назад жарили вкусную шаурму, и плакал, проклиная жестокого напалмовоза. Бывший король темных эльфов знал, что партизаны так просто не сдадутся!
***
Холодное дыхание Раксэ Хэлка убило недолгую оттепель. Реммевиагра, Полуэльф-в-Галошах, возвращался с рынка, бодро топая по твердой корочке наста. За собой он тащил тяжело груженые сани, наивно полагая, что опытный следопыт его не найдет. На санках лежали: бочонок квашеной капусты, тщательно укутанный мешок марихуаны, две дырявых клизмы, заводная ручка от патефона, четыре сандалии на левую ногу, верблюжье седло и турбина от вертолета. Полуэльф и сам не знал, нафига вся эта ерунда партизанскому отряду Бешеных Ежиков, и покупал ее, дабы запутать врага. Ни один шпик не увязался бы за таким фуражиром. Впрочем, закупки не были совсем уж бесполезными, ведь капуста - это еда, а марихуана - сами понимаете. Сыр и творог повстанцы делали из молока сами: у них были две особые партизанские козы и корова. Все домашние животные эльфов, включая кур, умели ползать по-пластунски, ставить растяжки, воровать хлястики с чужих шинелей, лупить солдат первого года службы, бегать к полковым давалкам, набивать пулеметные ленты, петь "Интернационал" и бодать насмерть противника, прыгая на него с деревьев.
Увидев впереди и чуть слева черную пасть ущелья, Реммевиагра облегченно вздохнул и прибавил шагу. Снег под его галошами заскрипел веселее. Перед входом в ущелье полуэльф остановился, телепатически просканировал местность. Пулеметчицу Глинтвейн он обнаружил в крохотной сторожевой башенке на противоположном конце ущелья. Эльфка лежала, обняв пулемет, и крепко спала. Партизан чуть не застонал от отчаяния. Достучаться до разума спящего телепатически было невозможно. Если солдата, дрыхнущего на посту в боевой обстановке вообще можно назвать разумным. Грозная командирша Бешеных Ежиков Маха сотни раз отправляла расхлябанную пулеметчицу на губу за нарушение Устава караульной службы. Глинтвейн приходилось бегать на четвереньках в противогазе, выгребать навоз за священными пауками. Но ничего не помогало. Приучить девушку к дисциплине было невозможно.
-Ежик мой, тебе все понятно? - сурово спрашивала каждый раз Маха, выпуская пулеметчицу из-под стражи.
-Ну вот, даже ежику понятно! - радовалась предводительница отряда Бешеных Ежиков.
Как бы не так! Нифига этой Глинтвейн было не понятно!
Вообще-то у партизан принято тщательно маскировать как свой лагерь, так и секреты на подступах к нему. Раз тебя за километр видит лучший друг, то прекрасно могут заметить и враги. Но Глинтвейн не опускалась до того, чтобы трусливо прятаться. Она принципиально организовала пулеметную точку на самом видном месте (иначе как бы полуэльф при помощи телепатии узнал, что она спит именно в обнимку с боевой машиной). Богатырский храп эльфийской воительницы распугивал все войска противника на милю окрест. Посланные в горы для поиска повстанцев вражеские вертолеты сшибало воздушной волной. Всякому диверсанту, дерзнувшему нарушить девичий сон, приходилось несладко. Пробудясь от неуклюжих попыток ее зарезать, могучая Глинтвейн беспощадно лупила нахала в лоб неприличного вида идолом, воняющим петрушкой. Ни один мужик пережить такое унижение, конечно же, не мог. Воинственное рычание: "А ну, тетка, нехрен спать на рабочем месте!" переходило в жалкий вопль, который быстро обрывался. Что ж до пулемета, то стырить его был способен только круглый дурак.
Почти каждую зиму кому-нибудь в Жемчужной Кляксе приходило в голову подзаработать на истреблении преступников. За каждого партизана была обещана государственная награда. В листовках, кои мандреченская охранка заботливо распространяла среди населения, тушка повстанца стоила пятьдесят далеров. Не совсем понятно было, почему тогда голова Махи оценивается в сто золотых, а голова Черной Стрелы - аж в двести пятьдесят. Вероятно, головная часть темной эльфийки весит намного больше тела. Такие, как Глинтвейн шли по двадцать пять золотых пучок, а на Квендихрен можно было заработать всего пятнадцать монет за килограмм.
Где находится партизанская база, в деревне Жемчужная Клякса, похоже, не выучил только ленивый. Но из селян в живых остались только самые осторожные, а потому они легко уступали честь подраться с мятежниками какому-нибудь заезжему лоху. За хорошую плату в деревенской таверне любой мог купить карту и искать приключений на свою мускулистую задницу. Мандреченская имперская разведка совсем не вязала лыка, а сами жители Жемчужной Кляксы не спешили раскрывать государству лишний источник своих доходов, не облагаемый налогом. Крестьяне могли не беспокоиться, что какой-нибудь Боннарт не найдет герильяс и припрется назад устроить погром в отместку за ложные сведения. Партизанский лагерь из года в год находился на одном и том же месте. Охотники за головами исправно отыскивали эльфов, а эльфы делали из них бегающие дуршлаги, поливая из пулеметов. "Вот таков он, туристский сервис, бессмысленный и беспощадный!" - любила повторять утомленная ратным трудом Маха, поставив ногу на труп очередного врага. Хозяин трактира и его дружки рисовали следующую карту, делили деньги и тут же радостно их пропивали.
В последний раз девушкам пришлось отстреливаться в течение получаса: в гости наконец-то нагрянула не ватага оборванных гопников, а маленькая армия. Ничего удивительного в этом не было. Теперь уже каждый бомж империи знал, где расположена резиденция мятежных эльфов. Не знали только разведка, дракон-повелитель и вооруженные силы Мандры. Бой был жестоким. Через пятнадцать минут оружие в руках эльфок разогрелось так, что стрелки обжигали себе руки, касаясь механизмов смены дисков. До весны девушки проходили с лубками на кистях - им приходилось при помощи лечебной магии отращивать новые конечности. Старые сгорели до живого мяса и костей. Облепленные пригоревшими фалангами пальцев пулеметы представляли собой ужасное зрелище. По идее, на территории Лихого Леса обязаны были находиться имперские гарнизоны - катались же туда-сюда по дорогам армейские обозы, которые грабила Маха! Но поскольку мандреченскую армию никто не видел, у Реммевиагры возникло подозрение, что обозы обманом заманивают в леса подкупленные Махой правозащитники, дабы голодные герильяс исправно получали гуманитарную помощь.
Кстати, о партизанских пулеметах. Они являли собой уродливую допотопную китайскую рухлядь, работавшую по принципу кремниевого ружья (с той же степенью удобства, точности попадания и надежности). Сей хлам прекрасно подходил для армии КНР, так как одной из задач руководства было уменьшение численности собственного населения. Если китайский пулеметчик сгорал на работе, ему сразу же находили замену, так как за спиной героя стоял целый хвост запасных стрелков. Следующий китаец, вознеся хвалу Великому Кормчему Мао, прокапывал в груде золы путь к злополучному пулемету и продолжал сражаться. Другое дело эльфы. Они так быстро не размножаются. И хотя базовая модель эльфийского партизана отличалась особой термостойкостью и имела тефлоновое антипригарное покрытие, командир отряда все же планировала сменить неудобное оружие на что-нибудь другое. Надоело уже соскабливать бойцов с пулеметов после каждого боя. Реммевиагре впарили эту ржавую дрянь на рынке под видом комплекса баллистических ракет малой дальности. Когда Маха увидела, что на сей раз притаранил главный олух отряда, она чуть не скормила "добытчика" священным паукам. Реммевиагра вопил, что командирша несправедлива. Конечно, существуют и другие механизмы для убийства, но к ним потребовались бы запчасти, которые негде взять! На что Маха проворчала, что и к булыжнику тоже запчастей не требуется.
Вот такими были дни боевой славы эльфов Лихолесья. Можно еще добавить, что харизматичная особа, командовавшая отрядом, носила подпольную кличку "Кошмара". Так Маху называли за глаза трепетавшие от ужаса презренные враги - люди-мандречены и Серые Колготки. Перед нападением на мандреченские обозы предводительница всегда раскрашивала лицо жуткими красками. Уж сколько раз девушки из отряда просили Реммевиагру купить им нормальную косметику! Эльф-в-Галошах привозил им черт знает что. Свои промахи снабженец мотивировал тем, что мужчины в бабских мазилках разбираться все равно не могут, а раз так, то нечего привередничать. Таким образом лица воинственных дев перед каждым боем оказывались раскрашенными гуашью, акрилью, чернилами для струйных принтеров и огнеупорными красителями для фарфоровой промышленности, а прически уложены лаком для покрытия поверхностей изоляторов. В те дни, когда Реммевиагра совсем не мог ничего добыть, эльфки просто румянили щеки свеклой и подводили брови мазутом или сажей, соскобленной с пулеметов. Невозможно запретить настоящей женщине быть красивой.
Когда на дороге показывался обоз, полуэльф Реммевиагра, переодетый во вражеского солдата, выползал навстречу и начинал жалобно ныть: "Сами мы не местные, отстали от поезда-а-а!" Стоило людям начать материть попрошайку, как из кустов вылетали партизаны на боевых коровах с шашками наголо. Ясное дело, что любой солдат-мандречен, сопровождавший обоз, при виде раскрашенных эльфиек в ужасе кидался бежать прочь, вопя и роняя по дороге лбом вековые дубы. Страшней партизанок в боевом макияже были только воздушные всадницы из Буреломии: они сражались в кольчугах, одетых поверх ночных рубашек. Это была не шутка: очень многие военнослужащие буреломской армии пропивали свою форму, как повседневную, так и парадную. Обычно за всадницами по воздуху летел какой-то сумрачный немецкий гений в кирасе и семейных подштанниках. Это усугубляло картину.
А вот напугать Серых Колготок партизанам было гораздо сложнее. Так величали отряды снайперш, в основном серых эльфок, сражавшихся на стороне мандречен. Предательницы эльфийского дела были неряшливы, вечно грязны, пьяны, прокурены и нечесаны. Они и шмотки-то свои никогда не стирали, поэтому колготки у них были серыми, а доблестные повстанцы обнаруживали снайперские засады врага по запаху. Но хуже всего было, когда какая-нибудь из этих дур вывешивала на пристрелянной позиции для оценки скорости ветра свою колготину. Вот тут уж точно надо было драпать подальше, и даже не меткие вражеские стрелы были тому причиной. Постепенно встречи со снайпершами сошли на нет. В Сероэльфляндии кончились стратегические запасы белых колготок, и тамошнее правительство не могло больше снаряжать диверсионные отряды для засылки в Лихой Лес. Партизанка Квендихрен до сих пор носила форменный полушубок из чернобурки с жемчужной розой на плече, который сняла с одной из убитых лучниц. Более идиотской униформы повстанцы в жизни не видали. К полушубку сероколготницы еще прилагалась пара украшенных рубинами гранат и саперная лопатка, выпиленная из целого бриллианта. Надо сказать, что именно блеск жемчужной цацки на плече стоил снайперше жизни. А выследили ее по клочьям лисьей шерсти на кустах. Хотя полушубок почти не мешал маскировке: за месяцы ползания в буреломе и лазания по деревьям в мех набилось столько грязи и растительного мусора, что наряд покойной вполне сошел бы за маскхалат типа "леший".
Cтрогая Матушка Зима натянула на гнилорванскую трясину ледяной панцирь. Он сковал болото подобно гипсу. Если бы не это, Азверел не дожил бы до вечера в первый день своего побега. Но эльф, родившийся на берегу Залива Вздыбленного Льда, где ночь и день длятся по полгода, был порождением чукотских народных сказок и анекдотов. А это означало, что он был чрезвычайно находчив! Азверел бежал из мандреченского лагеря потому, что нашел у себя в кармане двойную пайку. Это могло означать только одно: на раздаче он виртуозно обчистил главного пахана, и теперь надо сматываться.
Стоял жуткий мороз. Когда эльф заметил, что уже третьи сутки бегает вокруг ледяной заструги, острой, как гребень дракона, он понял, что попал во власть каких-то чар. Счастье, что по дороге Азверелу не попались близнещипцы (они щипали за носы всех близнецов), дубокряки (дубы, которые отвратительно крякали), крабоморы (морили всех крабов, каких находили в чужом салате) и агрессивные дрова-каннибалы. Вероятно, хищники сочли бегающего кругами зэка душевнобольным и просто побоялись его есть, дабы не заразиться.
Мандречены не имели понятия о настоящих морозах и представляли смерть от холода как погружение в сладостный сон. Ведь этим куркулям никогда не приходилось, вывалившись из промозглой берлоги кореша-алкоголика, засыпать в стельку пьяным в сугробе. О странных заблуждениях мандречен Азверел знал из их песен. Тюремщики заставили выучить эту муть всех зэков, воспитуемых в Гнилорвани, где вокруг было так много Гнили и Рвани, и петь при возвращении с лесоповала. В прошлой, свободной жизни один лингвист, знакомый Азверела, утверждал, что название "Гнилорвань" когда-то произносилось как "Гниловран". Дело в том, что некогда в этих краях обитал знаменитый некромант Рысенций Ужасный, у которого была мания клепать зомби из чего попало. Парня выгнали из школы за то, что во время уроков он заставлял скакать по этажам различные предметы и учебные пособия: скрипучего желтого кривобокого скелета, скрепленного ржавыми проволочками, директорский пиджак из натуральной кожи, сушеных жуков и заспиртованных солитеров. Даже гербарии, перебирая корнями, бегали по коридору, подвывая и уныло бормоча что-то сквозь сушеные соцветия, а любимый веник дворничихи в самый неподходящий момент вылетал из подсобки и бил учитилей по башкам. Но более всего маг-хулиган любил поднимать гнилых ворон. Сначала Рысенций отстреливал их из рогатки, ждал, пока тушки протухнут, превращал в зомби и заставлял мотаться по округе. Именно из-за безответственного поведения молодого некроманта, портившего пейзаж праздношатающейся птичьей падалью, эти места и прозвали Гниловраном. Вторым любимым развлечением Рысенция Ужасного было оживлять в тавернах жареных петухов, которые тут же вылетали из тарелок и принимались клевать посетителей чуть пониже спины. Кончилось дело тем, что Рыся упекли в мандреченский КПЗ (где он тут же оживил всех мух, тараканов и червей в тушеной капусте), а в Гнилорване построили лагерь для политзаключенных. Эльф Азверел загремел за колючку из-за доноса: сосед обвинил его в том, что Азверел будто бы сходил в сортир с газетой, где была фотография императора Мандры. За такое полагался пожизненный эцих с гвоздями.
Мороз пробирал до костей. Страшнее боли было почти физическое унижение, которое испытывал Азверел, ощущая, как его тело, послушное, гибкое, которым он так гордился, превращается в кричащий от холода и голода тупой кусок мяса. Эльф много раз приказывал идиотскому телу заткнуться, давал сам себе пинка, дергал за волосы, угрожал, что купит другое, а этот капризный хлам сдаст в ближайший сексшоп, но ничего не помогало. Тело продолжало мерзнуть, вопить, ругаться и требовать сто грамм для сугреву. Когда внезапно из тумана навстречу Азверелу вынырнули два цирика - капитан Фтор и сержант Ванадий, посланные в погоню, у эльфа уже не было сил пугаться.
- Возвращаться с работы положено с песней! - гаркнул осипшим голосом Фтор, шмыгая сизым носом.
Заиндевелый лоботряс Ванадий икнул и заорал:
-Наша милиция нас береже-е-ет! Ать-два, ать-два! Сначала посадит, потом стереже-е-ет! Ать-два, ать-два!
Крякание ошизевших от холода дубов-мутантов и стук зубов замерзшего капитана сопровождали сержантовы вопли в качестве аккомпанемента. И тут цирики дружно наткнулись на беглого эльфа. Стук сшибшихся лбов звонко прозвучал на морозе. С вековых елей посыпался снег, в небо взлетели дохлые некромантовы вороны.
-Мужики, - удивляясь собственной наглости сказал Азверел, - Я первый раз в этом городе. Скажите, как мне найти площадь Императора Мандры?
Охранники крепко задумались.
-Во! - ответил, наконец, капитан Фтор, как самый умный, - Надо длину Императора Мандры умножить на ширину Императора Мандры!
-Товарищ капитан, - робко возразил подчиненный, - Какой город? Мы ж в лесу! Подозрительный тип, обратите внимание!
-Точно, - согласился капитан, почесав единственную извилину под увешенной сосульками фуражкой.- И на того доходягу, что сбежал у нас три дня назад, похож.
Охранники, хищно шмыгая посинелыми носами, оглянулись по сторонам, но эльфа уже и след простыл: беглому зэку удалось уйти через магический лаз.
***
Личная жизнь Брюнгильды не сложилось. Сколько ни приводила она домой любовников, сколько ни прятала их в шкаф или под кровать, а муж из командировки так и не вернулся. Брюнгильда стала пить. Воины Цитадели частенько натыкались на шатающуюся по улицам растрепанную бабу, одетую в кольчугу поверх ночой рубашки. Баба невнятно ругалась в пространство и пела что-то заплетающимся языком; в руке у нее была бутылка водки. "Фрау Брюнгильда," - лыбились воины, - "Вы сегодня сексуальны как никогда! Не желаете ли шнапсу на брудершафт?" Воздушная наездница равнодушно разбивала бутылку о чей-нибудь шлем и, роняя по дороге светильники и урны, тащилась дальше. Дать пинка в ответ не представлялось возможным, ибо неприступная забулдыга была абсолютно неуязвима в своей чудесной кольчуге, сплетенной из затвердевшей слюны гигантского паука. Уж сколько раз просили этих идиотских пауков не плевать, где попало!
Как известно, Цитадель была основана Великим Ублюдком, который научился делить драконьи яйца на четыре части... Заткните этого пошляка, поручика Ржевского! Речь идет о яйцах со скорлупой, из которых вылупляются маленькие драконята, черт подери!.. Так, господа и дамы! Если ржание в зале прекратится, я продолжу лекцию... Одним словом, герр Ублюдок научился делить сей ценный продукт на четвертушки. Вообще до этого мог допереть любой, не слишком дубоватый правитель - ну что там, сварить яйцо вкрутую и разрубить шашкой.
Но как-то раз во время одного из пиров в Цитадели отбывал наказание за мелкое хулиганство маг Рысенций Ужасный, и комендант приказал ему развлечь публику. Звеня цепями, заключенный оживил покоцанное драконье яйцо. И представьте, из него вылупился дракон. Правда, не целый, а разделенный на четыре части, которые жили совершенно самостоятельно. Из первой доли получилась голова, левая лапа, крыло и половина грудной клетки, из второй - зеркальное отображение того же, только безголовое. Из двух оставшихся кусков вареного яйца - две задние четвертушки. Но главное, что все это летало, выполняло приказы и плевалось огнем. Странные существа получили название гросайдечей, что в переводе с древнегерманского означало "филе драконье, сорок марок кило". Безголовые куски дракона вышли особенно тупыми. Брюнгильде достался левый задний окорок, именно на нем верхом она и летала на войну.
К сожалению, злоупотребление алкоголем даром не проходит. Во время воздушного боя Брюнгильда пыталась этим окороком закусить, ибо пить она не переставала даже в дороге, а нализавшись, нередко падала со своего куска ящерицы и повисала вниз головой, зацепившись ногой за стремя. Ничего плохого с наездницей не происходило: всю битву она крепко спала, пугая противника богатырским храпом и гламурными панталонами, розовыми в цветочек. Это зрелище мешало зольдаттен из Цитадели воевать, как положено, ибо очень трудно рубить врагов и кататься от хохота одновременно. Как следствие, авторитет Брюнгильды в глазах гарнизона резко снизился, но был один человек, который испытывал к воительнице большой пиетет. Я имею в виду священника Цитадели, отца Плюшке фон Клюшке. На проповедях в храме клирик призывал обратить внимание на особое рвение рабы Водановой Брюнгильды в покаянии и умерщвлении плоти. Ибо кольчугу, одетую почти на голое тело, по словам гера Плюшке, можно было смело приравнять к ношению власяницы и 15 килограмм железных вериг одновременно. Ибо лишь толкиенисты способны стойко сражаться, броню на футболку одевши, и выдерживая при этом удары деревяшками и дюралем! Добавим, что в лютый мороз Брюнгильда вылазила на честну битву точно в таком же виде. Когда девушка возвращалась с задания, с нее сбивали кирками слой льда, отламывали сосульки и клали укротительницу мороженого окорока в микроволновую печь, дабы бедняжка оттаяла и могла содрать с себя примерзшую кольчугу.
К счастью, Водан сжалился над Брюнгильдой, приняв во внимание ее воинскую доблесть. Очарованный сверканием розовых панталон, молодой химмельриттер Гульфик фон Штырьхер по прозвищу Вольф полюбил разочаровавшуюся в мужчинах наездницу и согласился с ней жить. Правда, помня прошлое Брюнгильды, он был параноидально ревнив.
- Женушка, сдается мне, у нас в холодильнике кто-то живет! - с подозрением говорил супруге Штырьхер, протягивая руку за громадным двуручником. - Признавайся, кого ты там прячешь?
- Почему ты так решил, муженек? - удивлялась счастливая, бросившая пить наездница в свежей ночной рубашке с рюшечками и начищенной песочком кольчуге. - Никого я там не прячу.
- А кому ты все время носишь туда еду-у-у?! - не унимался Гульфик.
***
Что же касается некроманта Рысенция Ужасного, то комендант Цитадели не пожелал отпускать столь ценного кадра из крепости. Герр Эдмунд использовал любую возможность, дабы к чему-нибудь придраться и добавить заключенному срок. В конце концов, совершенно озверев от высиживания гомнукулусов из драконьих яиц, а также от царящих в крепости холода, сырости, однообразной жратвы, отсутствия компьютерных игр и Интернета, Рысенций задумал великую подлянку. Некромант напросился на пир, и в самый неожиданный момент поднял с блюда зажаренного целиком лося.
- Отпусти меня, о Главный Химмельриттер! - потребовал Рысенций, делая угрожающие пассы руками, - Отпусти меня, не то хуже будет!
Уши колдуна окутало зловещее зеленое сияние, с кончика носа срывались синие молнии, весь облик некроманта источал угрозу. Жареный лось на блюде замычал и свирепо мотнул украшенными репчатым луком рогами. Один из рыцарей личной охраны коменданта поперхнулся пивом и полез прятаться под стол.
- А в рожу тебе не плюнуть жеваной морковкой? - скривился герр Эдмунд, субъект крайне самолюбивый и коварный, - А ну, шагом марш в казарму, патологоанатом недорезанный! Шесть нарядов вне очереди!
- Ты сам напросился! - провозгласил оскорбленный в лучших чувствах Рысенций. - Абра-швабра-кадабра!
За шиворотом у Рыся что-то громыхнуло, во все стороны повалил малиновый дым, жареный лось вскочил и кинулся на Эдмунда и его рыцарей.
- Я покараю тебя не только за то, что ты эксплуатировал меня и нарушал права заключенных! - воскликнул некромант. - Ты будешь также наказан за гибель отряда химмельриттеров и их драконьих четвертушек!
- К черту химмельриттеров с их дрессированными окорочками Буша! - визжал комендант с налипшими на физиономии ошметками лука и петрушки. Куски лосятины летели из-под его фламберга во все стороны. - Как командир, я имею полное право избавляться от лишних военнослужащих. Сын Игната слишком авторитетен! А Брюнгильда должна была спать со мной, а не с Гульфиком фон Штырьхером, у которого сами знаете, какая репутация!
Не далее, как вчера, комендант Цитадели послал по приказу императора девять наездников на гросайдечах уничтожить мятежных темных эльфов. Химмельриттерам предстояло поджечь Железный Лес и лететь назад над бушующим океаном огня. Особенно малы были шансы на благополучное возращение у тройки Вольфа-Гульфика, их обратный путь над пожарищем был самым длинным. Допетрить жечь лес за собой, отступая, чтоб не пришлось потом мотаться над пламенем, сумрачным буреломским гениям была не судьба.
- И не стыдно тебе, герр Эдмунд? - в последний раз назидательно спросил Рысенций, надеясь, что в негодяе проснутся хоть какие-то огрызки совести.
- Нет, повелитель тухлятины!! - заорал комендант и нанес лосю последний ужасный удар.
Свирепо наседавшее на буреломцев жареное животное дрогнуло. Комендантовы рыцари, предчувствуя победу, активней заработали мечами и секирами. Нашинкованный лось крякнул и развалился. Увы, согласно средневековым представлениям об изысканной кухне, он был фарширован печеным кабаном. Кабан взвизгнул, сожрал яблоко, которое держал во рту и ломанулся на врагов. Воины не выдержали и обратились в бегство. Воняющий розмарином бешеный свин гонял их по всей Цитадели, кусая и вымазывая майонезом. Гарнизон крепости тщетно пытался защитить своего командира от проклятия грозного некроманта. В какой-то момент воинам удалось разрубить чудовище на куски, и тогда из него вылетела целая толпа тушеных в вине уток, которая тут же принялась крякать и клеваться. Дичь виртуозно уворачивалась от ударов и нападала снова, брызгая жиром в глаза рыцарей. Наконец, Эдмунду удалось раскрошить одну птицу. Лучше бы он этого не делал. Утка оказалась нафаршированной соловьиными язычками. Язычки вывалили из утиного брюха дружным роем и принялись лизать коменданта куда попало. Деморализованные буреломцы побросали оружие и кинулись наутек. Облизываемый со всех сторон Эдмунд с рыданиями требовал выпустить из крепости некроманта, да еще и выдать ему на дорогу мешок золота. Лишь бы Рысенций Ужасный снял проклятие и убрался поскорей куда подальше! Приказ злодея-коменданта был немедленно исполнен.
- Давно бы так! - довольно сказал чародей и, закинув на плечо увесистый мешок, удалился в неизвестном направлении.
Беснующиеся мясные продукты тоже понемногу сменили гнев на милость, построились в колонны по трое и побрели к холодильнику. Надо сказать, Эдмунду еще очень повезло, что на стол не подали жареных петухов. Тогда бы в Цитадели неделю никто не смог бы сидеть.
***
Реммевиагра и малыш Каоледан играли на ковре. Игрушками для маленького эльфа служили сломанные ложки, выпотрошенные пудренницы Квендихрен, ходики с выдернутыми гирьками и стрелками, пуговицы от куртки Глинтвейн, клавиши от печатной машинки - словом, все, что милый ребенок смог сломать и отодрать отовсюду, куда сумел добраться. Партизаны отдыхали после очередной диверсии. Отряд Махи любил свою работу. Для повстанцев не было большего удовольствия, нежели разграбить обоз, подложить бомбу, похитить кого-нибудь за выкуп, что-нибудь сжечь, проткнуть для приколу осиной пару вампирш и наврать, что так и было. Эльф Турникет возился на кухне, то ли готовил борщ, то ли пластиковую взрывчатку варил. Запах был соответствующий. Хелькур, как вседа, сидел поодаль с надменной мордой. Реммевиагра, которому надоело, что малыш Каоледан старательно пытается связать ему вместе шнурки на ботинках, передал ребеночка Квендихрен и взял лютню.
- Я спою, - сказал полуэльф, - Никто не возражает?
- Ну, попробуй, - ответила Маха. По ее тону было ясно, что если парень посмеет фальшивить, его расстреляют.
Песенное творчество темных эльфов Лихого Леса являло собой древние стенания из "Черной книги Арды", окропленные слезами тысячи и одной ниеннахнутой девы и усыпанные черными маками. Перебирая звонкие струны, Реммевиагра с чувством пел: "Мучьте нас, гнусные псы Нуменора, лечь мы готовы костьми за Мелькора!" И потом как будто отвечал от лица Светлых безжалостным тоном: "Будем мы черных пытать менестрелей, томных красавиц и воинов смелых! Каждому Светлому дать по рабу - Толкиен просто подскочит в гробу!" Темные эльфийки ахали и вздыхали, вытирая слезы краешками скатерти. Даже ежовые "колючки" на их головах печально поникли.
Модные причесоны со стоящими иглами служили визитной карточкой повстанческого движения. Партизан всегда можно было отловить в самой гламурной парикмахерской области, где они, приставив арбалеты к головам цирюльников, делали себе укладку забесплатно. Понятно, что мандреченская разведка, какая она ни была тупая, в один прекрасный день все-таки доперла организовать засады во всех цирюльнях (или кто-то ей подсказал). Бешеные Ежики пришли в отчаяние. К счастью, в книге "Домоводство" девушки нашли информацию, что шипы из волос можно сварганить при помощи пива. Партизаны воспряли духом. С тех пор у них вошло в привычку каждую неделю после бани совершать набег на какую-нибудь пивоварню или громить пивной ларек. Мандреченское население в ужасе разбегалось от рыгающих пивом иглистых отморозков.
Реммевиагра продолжал перебирать струны лютни. Малыш Каоледан подозрительно притих. Он нашел кошелек Махи с деньгами, документами и кредитными карточками и боялся, что такую интересную игрушку у него отберут прежде, чем он что-нибудь там погрызет, погнет или потеряет. Маха читала. Книжка называлась "Лес великого страха", если не считать того, что озабоченная продолжением рода друидка Че втихаря стерла букву "с" в последнем слове заглавия. На соседнем кресле с третьим томом романа пристроилась партизанка Квендихрен. "Козявка Четырех Стихий" блистали золотые буковки на обложке. Это был хоррор в духе Стивена Кинга про то, как ведьма Карина обращалась с каждым своим мужчиной наутро после любовной ночи.
Друидка Че, обложившись пропагандистской литературой, готовилась к лекции. По вечерам, когда отряд собирался в общем зале Дома, сестра Че страстно говорила о необходимости продолжения рода именно в эту трудную для отечества годину. Чем выше число генетических комбинаций, тем более здоровым будет потомство, уверяла она. В отряде было двое детей, Каоледан семи лет и полугодовалый Тиурику. Сестра Че утверждала, что отцом Каоледана был Отец Дуб. Обитатели Железного Леса высоко ценили друидов, но в данном случае считали, что опылять женщину дубовой пыльцой - это уже слишком. Кому нафиг нужен ребенок, немедленно пускающий корни в любой стул или диван, на который присядет?! Ну и что, если с него можно будет снимать до пяти урожаев желудей в год!! Не все в отряде верили в россказни друидки про Дубового Отца, по крайней мере трое партизан думали иначе. Но возражать никто не смел - сестра Че была вспыльчива, как чистокровная мандреченка. Сошлись на том, что умственные способности подросшего малыша неминуемо выдадут его происхождение, если ему действительно так сильно не повезло с папаней.
Надо сказать, сестра Че проявляла просто бешеную активность. Стоило двум лицам разного пола оказаться на расстоянии нескольких метров друг от друга, как откуда ни возьмись, словно чертик из табакерки, выскакивала друидка и назойливо вопрошала: "А че это вы тут делаете? А ну, размножаться быстро! Через пять минут приду, проверю!" Продолжать род требовалось в любое, свободное от боевых действий время, неважно, чем ты был занят. Сестра Че в жизни не даст тебе просто заготавливать дрова, чистить оружие или читать газету. Надо сказать, такой секс очень утомляет. Не все же, как Юлий Цезарь, способны делать несколько дел одновременно! Партизаны шли на всякие ухищрения, например, пилить какое-нибудь бревно отправлялись только однополой парой. И когда к мужикам подлетала в друидском экстазе сестренка Че, повстанцы только разводили руками - мол, и рады бы, да все равно ведь толку не выйдет. Девушка замирала, наморщив лоб. "Это еще как сказать," - задумчиво говорила она, - "Ведь известно, что голубых в свободном мире становится все больше и больше. А кто-то еще уверяет, будто сами они не размножаются!" После такого мужики всегда бросали пилу и давали деру в разные стороны.
Пока друидка сображала, которого из них ловить и размножать в первую очередь, эльфы успевали скрыться. Во время своих лекций для женщин, помимо традиционного трындежа о необходимости продолжения рода, Че напоминала и о недопустимости отношения к любовнику как к собственности. Нельзя было держать мужчину только для себя, укладывая на ночь в коробочку или запирая в шкафу. Возлюбленный должен быть общественным достоянием. И пусть только попробует отказать кому-либо в размножении, его немедля ждет военно-полевой суд, бессмысленный и беспощадный!
Только сильно беременная командирша Маха, напоминавшая арбуз на ножках, была избавлена от обязанности ежеминутного размножения. Партизаны затыкали ею выходную дверь, когда хотели отдохнуть от навязчивой друидки. Пока командирша препиралась с сестренкой Че, повстанцы сбегали на улицу и лезли на деревья. "Стрясай их, Маха, они уже отдохнули!" - громко требовала возмущенная друидка. Но Маха, кою материнство нисколько не лишило твердости духа, была непреклонна.
Но в этот вечер, когда сестра Че по привычке вышла на середину зала и заорала: "Товарищи! Наш долг обязывает нас..." Маха жестом остановила ее.
- Мы должны кое-что обсудить, - объявила предводительница, - У нас неприятности: повелитель Мандры посылает против нас буреломскую авиацию с напалмом.
В общем зале Дома воцарилась гнетущая тишина. Реммевиагра прекратил тренькать на лютне.
- Если бы только знать, где они полетят... и когда... - сказал Морковиан. - Можно было бы снять их из пулеметов.
- Шел бы ты назад под диван, Морковиан! - поморщился надменный Хелькур. - Только ты способен перепутать дерьмовую китайскую пиротехнику со средствами ПВО.
- Да как ты смеешь оскорблять наши самые лучшие на свете пулеметики?! - взвился Турникет. - Щас как дам в лоб половником!
Назгул поежился и поспешно надел шлем.
- Отставить! - рявкнула Маха. - Сейчас не время соревноваться в любви к нашим ржавым хлопушкам! Будешь любить их после победы, Турникет! А сейчас нам нужен гениальный стратег, способный уничтожить отряд химмельриттеров, специалист, который много знает о гросайдечах!
- Маха, и у тебя есть такой на примете? - робко спросила эльфийка Глинтвейн.
- У меня нет, - ответила предводительница, - Но у Рингрыза и его подружки Ванилин имеется один знакомый.
Неизвестно, почему повстанческий отряд под руководством принца Рингрыза решил, что Морфин - именно тот эльф, который им нужен. Сей специалист по борьбе с авиацией противника был сыном богатого аристократа, но единственные профессии, которые он освоил за всю многосотлетнюю эльфийскую жизнь - это киллерство и проституция. Конечно, есть шанс, что Морфину пару раз доверяли выгребать за гросайдечами навоз, но для руководства полноценной военной операцией этого явно недостаточно. И вот такое чучело Рингрыз надумал красть! Группа подпольщиков отправилась за Морфином в стольный град Старпер-на-Тирасе, где в стародавние времена правил великий князь Звенимозг. Эльфы нашли боевого жиголо в самом злачном квартале города, в корчме "Под обкуренной горгульей" (наркоманский притон для садо-мазохистов с зоофильскими наклонностями). Морфин сидел там и размышлял, стоит ли обкуривать горгулью перед тем, как предаться с ней разврату, или сойдет и так? Впрочем, у горгульи все равно денег нет, так что фиг с ней... Принца Рингрыза, который попытался накинуть ему на голову мешок, Морфин двинул в печень. Над прекрасной Ванилин чуть было не надругался в извращенной форме. Двух других членов партии попросту укокошил. После этого партизаны Морфина резко зауважали и предложили работать за очень солидную сумму.
Дальнейшее было делом техники. Медиумы Бешеных Ежиков выяснили все детали операции, которую готовил Чадящее Пламя: химмельриттеры должны были начать жечь лес с высоты, именуемой Горбом Синкляра. Непонятно было только, почему энергуи противника не могли точно также прочесть мысли партизан? Тогда бы они узнали, что коварные друиды собираются организовать в Железном Лесу обильный снегопад с целью заставить наездников тащиться на указанную гору пехом по единственной тропе. Впрочем, начальство Цитадели вообще состояло из блестящих военных стратегов - это было видно невооруженным глазом. Лично мне еще не доводилось видеть пилотов, которые отправились бы к месту выполнения боевой задачи на своих двоих, катя перед собой истребители, по причине нелетной погоды. Что химмельриттеры будут делать, когда заберутся на гору, если их гросайдечи летать в снегопад все равно не могут, Эдмунда явно не интересовало. В плане логики жители Буреломии были народом очень своеобразным. Одни только их камикадзе-поджигатели леса, надумавшие сгореть вместе с эльфами, чего стоили.
Собственно, нечто подобное происходило с воителями Цитадели уже не первый раз. Однажды три взвода воздушных наездников потерялись во время сооружения лагеря. Эдмунд приказал солдатам занять определенную позицию на местности и возвести укрепления, куда он позже подойдет с основными силами. Отряд строителей удалось обнаружить только на пятые сутки. Во-первых, они держали карту вверх ногами, а потому залезли совсем на другую высоту. Во-вторых - о да! Солдаты выкорчевали все дубы и возвели роскошный двойной частокол со рвом, полным воды, и земляными валами, но, как и в случае с поджогом Железного Леса, не догадались оставить себе выход. Иными словами, частокол замкнули по кругу, забыв про ворота, а построен он был так хорошо, что перелезть его не было никакой возможности. Когда совершенно озверевший комендант Цитадели в сопровождении двух рот грязных, мокрых и продрогших химмельриттеров вышел к лагерю строителей, ему пришлось штурмовать собственные укрепления. Запертые внутри три взвода были несказанно рады: у них уже закончился провиант. Они даже не обиделись на то, что вломившиеся в лагерь братья по оружию здорово их избили.
Глупость противника обнадеживала отважных партизан. Победе могло помешать лишь одно: командира Ежики выбрали себе еще тупее. Браться за дело Морфину было боязно. Что ни говори, а профессии жиголо и киллера требуют навыков в совершенно в иных областях. Морфин справедливо опасался, что Ежики его попросту пристрелят, как только поймут, что он ни фига не соображает в организации засад. Вот если бы было нужно зацеловать химмельриттеров до посинения, соблазнить их ездовых динозавров, а потом обчистить жертвам карманы и смыться... Но двести пятьдесят далеров порочному красавцу обещали совсем не за это. Чертовы повстанцы хотели заставить Морфина воевать! Перед отправкой в Лихолесье жиголо украл у одной из своих клиенток охотничье пособие и выдрал оттуда чертеж ловчей ямы для слонопотамов. Именно такую западню отряд принца Рингрыза и соорудил на тропе, ведущей к Горбу Синкляра. Зная средний IQ жителей Буреломии, эльфы не опасались, что химмельриттеры вышлют вперед разведку или поищут на Горб Синкляра другую дорогу, которая не была бы известна всем и каждому. В процессе инженерных работ Морфин решил продемонстрировать свою гениальность и начал давать подробные инструкции, как правильно делать "крышу" ловушки. В ответ принц посоветовал всем не париться, а попросту телепортировать настил, закрывающий яму, едва враги на него встанут. В чем проблема, если уж эльфы магически перебрасывали извлеченный грунт в отдаленные уголки Железного Леса, когда эту яму рыли? Но Морфин велел Рингрызу заткнуться, после чего рассадил партизан по обеим сторонам дороги друг напротив друга.
- А мы не перестреляем своих? - спросил эльф Тэлион, как наиболее сообразительный.
- Разговорчики! - рявкнул "специалист" по диверсиям, испуганый, что его разоблачат раньше, чем он сумеет смыться с деньгами.
И вот сидят Бешеные Ежики в засаде, химмельриттеров ждут. С неба снег валит, Морфин у Рингрыза тайком бабки клянчит, а Его Высочество хитрому развратнику фигу показывает. Плывут мимо на пироге стойкие никарагуанские партизаны - смеются, катят на джипе отважные кубинские партизаны - гогочут, сигары роняют и пальцами в эльфов тычут, пролетают на трофейном американском "Хью" гордые вьетнамские партизаны - хихикают тайком, мордахи панамками прикрывая, потому как вежливые очень. А пройдут мимо, звеня медалями, геройские советские партизаны - ржут над эльфами так, что папахи с голов валятся - "Тю, Мыкола, ты таких гарнiв дурнiв ще не бачив!" Ну и пионеры, ежели притащутся, всенепременно подкрадутся, и ка-ак протрубят Морфину из горна в ухо!
Вот так и схоронили бы мальчишей эльфийских, пострелявших друг друга на радость буреломскими буржуинам, на зеленом бугре у Синей Реки, и поставили бы над их могилой большой красный флаг, да только сжалились над недотепами герильяс всех времен и народов. Рассадили они группы диверсантов по обеим сторонам дороги правильно и с учетом местности. Потом дали по башке Турникету и Махе, чтоб не размножались во время задания, идиоты. То эти ельфы, понимаешь, на посту дрыхнут, то, сидя на дереве в наземную цель навесом стреляют, то срамоту всяку за пулеметом устраивают! И разбили Бешеные Ежики буреломских буржуинов, а дракона Чадящее Пламя загасили при помощи огнетушителя (сначала пеной, потом баллоном по рогам). Но как именно это произошло, мне неведомо, ибо у Марии Гинзбург ее романы целиком не выложены. Так что эпическую песнь о кончине дракона-императора другие акыны споют.