Аннотация: Пятое место в конкурсе "Моя планета - 2021", номинация "Рассказы".
В то время я жил в столице, на её северо-западной окраине, недалеко от того места, где Октябрьская железная дорога пересекает по мосту канал имени Москвы. Стояла поздняя осень, но снег уже выпал и продолжал падать. Было холодно и грустно. Мир, казавшийся несовершенным, но устойчивым, теперь быстро изменялся, становясь в чём-то лучше, а в чём-то ещё хуже. Появились сомнения в неизбежности счастливого будущего, особенно в свете кровавых событий в Баку и появления экстремально настроенных трибунов, вновь зовущих Русь к топору. Силы правопорядка как бы отступали под напором разнообразных криминальных групп. Центробежные тенденции в других советских республиках также грозили привести когда-то монолитную страну к хаосу и разрухе.
Может быть, как раз для того, чтобы отвлечься от грустных мыслей, мы втроём пошли в кооперативное кафе "У Юзефа", что открылось недалеко от станции метро "Павелецкая". Мы - это я, моя супруга Ольга и американка Роберта, приехавшая в Москву на 3 месяца для обмена учительским опытом. Её направили в спецшколу, где Ольга преподавала английский язык. Роберте было 30 лет, она совершенно не говорила по-русски, а дома, в солнечной Калифорнии, учила английскому языку эмигрантов из Мексики и Китая.
Особое внимание она уделяла ученицам, так как была убеждённой феминисткой и сражалась за права женщин везде и всегда. Особенно за права молодых женщин, пожилые её мало интересовали. Роберта была вполне бестрашной и гордилась тем, что родители якобы воспитывали её как мальчика - в отличии от двух сестёр. Действительно, она не выглядела женственной и, похоже, никогда к этому не стремилась. Платьев и юбок она почти не носила, предпочитая джинсы, заправленные в стоптанные набок сапоги, которые редко чистились.
Поначалу Роберту приютила в своей трёхкомнатной кооперативной квартире директрисса школы, красивая и энергичная блондинка Нина, лидер по характеру, на работе и в своей семье. Зарабатывая раза в полтора больше мужа, инженера, и будучи "обременённой" общественными делами в Комитете Советских Женщин, Нина редко готовила и ещё реже убирала квартиру, предоставив эти скучные дела своему молчаливому и обожавшему её супругу. Общественными делами она с удовольствием занималась даже дома, поскольку мужу всё равно никто не звонил, и телефон был в её полном распоряжении, пока не подрос сын.
Надо отметить, что Нина всё же цепко держала свою тонкую руку на пульсе семейной жизни и зорко следила, чтобы температура отношений с мужем не достигала точки кипения. Когда формальный глава семьи восставал и осмеливался говорить с укоризной, Нина мгновенно трансформировалась в нежную и уступчивую жену, готовую разрыдаться от несправедливых обвинений. После краткого выяснения отношений супруги вместе направлялись в кухню, где Нина, скрывая отвращение, надевала передник. Идиллия обычно продолжалась недолго: звонил телефон, и Нина с внешне удручённым видом снова оставляла мужа один-на-один с немытой посудой.
Перестройка, изменившая страну, внесла в их семью ещё более резкий социальный контраст. Муж с огорчением узнал, что его родимый проектный институт - на грани сокращения и, возможно, закрытия. Нина же стала чаще ездить в заграничные командировки и возвращалась оттуда счастливая и, конечно, с нужными покупками. В школу зачастили иностранные делегации, наперебой восхищавшиеся английским языком, артистичностью и внешним обликом советских учительниц. Очередная заезжая американка, по начальному мнению Нины, ничем её удивить не могла, но произошло обратное. Трещина в отношениях между хозяйкой и гостьей возникла почти сразу и быстро переросла во взаимную неприязнь.
Может быть, Нина не пожелала, чтобы Роберта боролась за её права, а та оказалась настойчивой, но была и другая причина. Москва уже не считалась почти безопасным городом, и ситуация едва контролировалась милицией. Однако бесстрашная Роберта всегда возвращалась поздно вечером, поэтому ответственная Нина посылала мужа встречать Роберту у метро. По иронии судьбы, никто ни разу не посягнул на Роберту (может быть, потому что её сапоги в темноте походили на кирзовые солдатские), а вот мужа Нины однажды атаковали хулиганы по причине его "жадности". Отбившись от подвыпивших мародёров (он с детства увлекался спортивными единоборствами), верный супруг всё-таки дождался Роберту, но отказался в дальнейшем исполнять роль ночного телохранителя. Намёки Нины Роберта восприняла как покушение на её гражданскую свободу приходить в полночь.
В ответ Нина стала думать, как избавиться от беспокойной жилицы. Помогло несчастье - заболел ветрянкой её почти взрослый сын. Поскольку Роберта не помнила, болела ли она ветрянкой в детстве, Нина тут же принялась её "спасать". Таким образом, Роберта переехала в нашу тесную двухкомнатную квартиру, где в одной комнате обитали мы с Ольгой, а в другой - наш 11-летний сын. Роберта выбрала для себя кухню, где стоял диван, избавив нас от сложных перестановок. Её неприхотливость и умение обходиться малым сочетались с откровенной неряшливостью. Разбросанные повсюду Робертины вещи стали новым атрибутом нашей квартиры...
Теперь пора перейти от феминистки Роберты к собаке по имени Долли. Это был малый (по американским нормам - средний) пудель чёрной масти в возрасте восьми месяцев, вертящийся комок энергии, готовый прямо на пороге обнять и расцеловать всех наших гостей, в том числе и зарубежных (Долли отнюдь не была ксенофобкой), однако её отношения с Робертой сразу стали подчёркнуто официальными. Конечно, вежливая Долли при встрече с Робертой вяло махала своим коротким хвостом, но восторга не выражала и погладить себя не просила. Трудно сказать, почему это случилось, но по-видимому, Роберта не любила собак, и Долли это почувствовала. Как-то Роберта даже заявила, что такую невоспитанную псину в Калифорнии просто выкинули бы из дома на съедение койотам (?!). Вряд ли Долли поняла смысл фразы, но она могла догадаться по интонации...
Спустя полгода Долли храбро защитила нашу квартиру от взлома. Прильнувшая к своему дверному "глазку" соседка-пенсионерка видела мужчину якобы с "кавказской" внешностью, который пытался войти в нашу квартиру. Дело было днём, дома никого (кроме собаки) не было, но Долли, почуяв врага, залаяла. Когда она сердилась, что случалось крайне редко, то лаяла басом, как "большая". Вор не стал испытывать судьбу и, выразив свою досаду нецензурными словами, пошёл "проверять" дверь соседки, чуть не упавшей в обморок от ужаса. Однако Долли не замолчала, и "злой чечен" покинул столь беспокойное место...
Вор не знал какой силы зверь рычал за непрочной дверью, но его опасения были вполне обоснованными. На пустыре возле нашего 16-этажного дома резвились кудрявые пудели, чем-то напоминавшие придворных кавалеров и дам восемнадцатого столетия. Важно, как юнги перед детворой, выхаживали задумчивые коккер-спаниели, заметая пыль мохнатыми "клёшами". Однако всё больше появлялось "настоящих" собак. Грозно лаяли бородатые риззен-шнауцеры, затевая силовые игры с мускулистыми ротвейлерами. На них ленивым взглядом борца-профессионала смотрела кавказская овчарка, густо обросшая светлой шерстью и способная победить в смертельной схватке не только низкорослого койота, но и волка.
Вдруг все хозяева собак приходили в состояние повышенной готовности и подтягивали своих питомцев как можно ближе к себе. Причина для тревоги казалась на первый взгляд странной. Вдали от основной собачьей компании высокий человек в очках выгуливал на коротком поводке неуклюжего пса с "носом", чем-то погожим по форме на огурец. Собака, подслеповато (как и хозяин) щурясь, молча оглядывалась на рычащего на неё дога, как бы запоминая наглеца.
Это был легендарный бультерьер, отличающийся мёртвой хваткой и бескомпромиссным бойцовским характером. Его боялись, а Долли, наоборот, любили - особенно дети.
Спала она чаще всего у меня в ногах, и сначала я тщетно пытался её отучить, пока знакомая биологиня из МГУ не объяснила мне со ссылкой на книгу немецких авторитетов, что такое поведение обычно для пуделей. Утром, когда тихо включённое радио начинало тикать, отсчитывая последние секунды до 6:00, Долли постепенно продвигалась к моей голове, чтобы с первыми звуками Гимна Советского Союза будить меня для утренней прогулки. Тогда Гимн казался бессмертным, как и Союз, хотя до "финала" оставалось всего два года...
Впрочем, вернёмся к началу рассказа. Итак, мы втроём зашли в кафе "У Юзефа". О самом Юзефе ходили разные слухи, но этот человек был безусловно из храброго десятка - о его сопротивлении рэкетирам говорилось на местном телевизионном канале. Мы уже раз водили нашу гостью сюда, ей понравилось, и теперь она решила угостить нас. Следует заметить, что Роберта была весьма бережливой и, расплачиваясь, долго (иногда до десяти минут) вытаскивала деньги из кошелька, словно гладя их на прощание. Доллары она "гладила" дольше, но и к рублям относилась уважительно. Роберта заказала по второму блюду и одну бутылку сухого вина, которую мы быстро распили. Суховатые щёки Роберты порозовели.
Фаршированная рыба была очень вкусной. В кафе не только подавали блюда еврейской кухни, но и великолепно исполняли еврейские песни. "Тум-бала-тум-бала-тум-балалайка..." - и всегда чуть грустное еврейское веселье!.. Глаза Роберты стали слегка влажными. Она тоже имела еврейских предков, уехавших в Америку с Украины во времена Шолом-Алейхема. Роберта, поколебавшись и спросив, сколько стоит вино, заказала ещё бутылку. "Гулять - так гулять!" - прочёл я в её помутневшем взоре...
Судьба её дедов была трудной, но в конце концов успешной, если не считать гибели одного из сыновей, военного моряка, в битве с японским флотом на Тихом Океане. Зато сбылась их основная мечта - дать другим детям хорошее образование, несмотря на весьма скромный семейный бюджет. Родители Роберты начали с небольшого медицинского офиса, но упорно работая всей семьёй, постепенно развили благородное дело врачевания, основав госпиталь...
Роберта быстро опьянела, но расплачиваясь с официантом, была начеку. Увидев его разочарованный взгляд, я добавил чаевых от себя. Мы пошли к метро, поддерживая качающуюся Роберту с двух сторон. С каждой минутой она всё больше пьянела - на этот раз, по-видимому, из-за избытка озона. Вскоре она уже не могла связно говорить и лишь однообразно, как манекен, улыбалась окружающему миру. Поймать такси "за рубли" оказалось практически невозможным, а доллары имела только Роберта. Мы поехали на метро, потом на автобусе.
В дороге Роберта буквально висела на Ольгином плече, дар речи временно вернулся к ней, и она много и горячо рассказывала о своих трудных личных проблемах. Родители и сёстры не понимали её, считая чудачкой, а строгий отец однажды уволил её из своего госпиталя, где она работала администратором. Причиной, по словам Роберты, была её борьба за права женщин-сотрудниц. Вдобавок, обе сестры донимали её упрёками за беспорядок в квартире и личной жизни. Сами они были замужем, имели детей и работали медсёстрами. Вот если бы найти такую подругу, с которой можно было бы жить вместе и любить друг друга всю жизнь!.. При этом профессиональные интересы Роберты (она считала себя успешным университетским преподавателем) звучали в её речи как бы на втором плане, если не считать воспоминаний о симпатичных студентках.
Становился более понятным Робертин феминизм, отличный от традиционного феминизма жён и матерей, в том числе американских.
Когда мы вышли из автобуса на конечной остановке, поддерживая Роберту, мимо проходили юноши из соседнего профтехучилища. Двое вели под руки третьего, он пьяно матерился, вспоминая какую-то Любку, которая ему чего-то не дала. Сцена внешне напоминала момент обмена пойманными шпионами в известном кинофильме "Мёртвый сезон", однако Роберта больше "вошла в роль", так как молчала.
- Гляди, Бобёр! - сказал один из "подручных", кивая в нашу сторону. - Тоже в жопу пьян, а ведёт себя прилично.
Мы благоразумно не среагировали на эту простодушную реплику. На голову Роберты была нахлобучена моя шапка, что усиливало её сходство с мужчиной...
Когда мы, успешно преодолев подъём на лифте ( в последнее время он нередко застревал между этажами), вошли в квартиру, сын с интересом смотрел "взрослый" фильм по телевизору, а Долли увлечённо догрызала выходные туфли моей супруги. Признаки анархии были налицо, но появление Роберты сделало обстановку ещё более взрывоопасной. Не успев раздеться, она, как лунатик, прошла в кухню и, рухнув на диван, тут же раскатисто захрапела. Звуковые помехи в самый разгар действия вызвали негодование сына, который в знак протеста включил телевизор почти на полную громкость. Оглушённая с двух сторон Долли нервно залаяла. Следующим звеном этой цепной реакции было бы вторжение разъярённых соседей. Ольга ринулась в комнату, и голубой экран погас. Получила "своё" и Долли - за испорченные дорогие туфли. С Робертиным храпом пришлось смириться.
Не очень огорчённая Долли потащила меня из квартиры на заснеженный пустырь. Было уже около одиннадцати вечера, но темнота не казалась чёрной. Выпавший свежий снег отражал и рассеивал свет луны , окон и уличных фонарей, почти равномерно заполняя им пространство между домами и деревьями. Мир казался цельным и симметричным, как в теории Эйнштейна.
Долли прыгала вокруг, приглашая побегать вместе, и, не дождавшись, уносилась вдаль, то проваливаясь, то выныривая из сугробов. Эти совместные прогулки были не только приятны, но и помогали мне в работе. Идеи рождались как бы неожиданно, и вдруг становилось ясно, как поставить эффектный эксперимент или преобразовать набор бесконечных рядов в простую инженерную формулу. Наука, которой я занимался, была прикладной, и рассматривалась обществом не как ритуал для немногих посвящённых, а как инструмент, который должен работать в реальных конструкциях. Здесь ценились не столько научные статьи, сколько практические результаты, но я старался совмещать и то, и другое, видя в этом не только работу, но и романтику.
Манёвром жёсткостей и масс
Мы отодвинем резонанс
Иль задемпфируем сначала.
Теории здесь важен свет,
Но правильный эксперимент
Baжней любого интеграла...
Долли вдруг прекратила описывать круги со мной в центре и подбежала к двум прохожим, шедшим со стороны автобусной остановки. Это были парень и девушка. Я тоже подошёл к ним. Девушка, присев, гладила Долли по каракулевой спине, и собака вертелась, как юла, радостно вращая хвостиком в знак дружбы. Девушка была стройной и красивой. Из под её чёрной, как у Долли, шубки выглядывали светлые круглые колени.
- Когда у меня будет своя квартира, - сказала она, - я тоже заведу собаку.
- Когда у вас будет своя квартира, - улыбнулся я, - у вас будут дети, и вы станете очень занятым человеком.
- Собака помогает растить детей добрыми! - вежливо возразила девушка, продолжая гладить Долли.
- Извините за любопытство, - вдруг спросил парень, и я узнал по голосу того, кто принял Роберту за пьяного мужика. - Ваш друг уже дома? А мы своего с трудом довели. Уже не первый раз напивается.
- Со всяким может случиться... - вздохнул я, стараясь замять тему.
- А я вот не люблю выпивать, - твёрдо заявил парень, глядя на девушку. - Некоторые говорят - слабак, а у меня и отец, и братья - непьющие.
- Это - хорошо! - похвалил я. - Легче жить будет.
Долли весело залаяла в знак согласия...
Наступало время больших перемен. Привычные каноны и границы рушились, и удивлённому взору открывался новый мир, во многом похожий на старый, но гораздо более динамичный и со своими великими достижениями и нелёгкими проблемами. К этому надо было привыкнуть, принять и найти в нём достойное место.