- Собственно - вот. Смотрите... Устала я, пора на покой.... Хочу спокойно на свалке дожить. Поримаете, ржавчина замучила и голова ни куда не годится, уже два раза перебирали, а клапана прогорают и прогорают, Человек его знает от чего, я уже...
- И как он?
- Кто? А... Ничего, ничего. Справлялся с обязанностями, не скажу, что очень прилежно, но грех жаловаться. Мыл, врать не буду, редко, всё больше, как говорится, дождиком ополаскивал, ветерком протирал, но масло там поменять, тосол, это всегда вовремя... Переобуться в зиму, в лето - на шины не скупился, нет... не жадный, второй комплект в гараже лежит, с дисками.
- А мыть, говоришь, не любит? Не, чёт мне такой не нравится.
- Ну, как не любит... С другой стороны и прав. Как только помоет - тут же и непогода. Примета такая у моего водителя.
- Да ты его, тётка, никак выгораживаешь? - Молодой, холёный Хёндай пристально посмотрел в треснувшие фары старенькой девятки. - Уж не питаешь ли случаем к людям машинные чувства? - Он сощурил и без того узкие рифлёные стёкла.
- Что, вы! Что, вы! - Испугалась старушка. - Ни в коем случае! Никогда! И в блок управления такого не приходило! Что вы, как можно? Машиноморфизмом и в молодости не страдала, а теперь мне свои убеждения и вовсе поздно менять.
Ржавенькая легковушка лукавила. Она сама себе боялась признаться, что привязалась к человеку. Многие годы, они были вместе. Подруги, знакомые за это время поменяли по несколько "хозяев", а она, быть может в силу характера, может просто так вышло, оставалась с одним.
По молодости гоняла его и в большой город и в дальние путешествия к морю, когда уставала от серых будней и хотелось пронестись по трассе с ветерком, перемигиваясь с огромными трейлерами и флиртуя с шустрыми кавалерами на шоссе, но воспитана была ещё в старых традициях и не позволяла себе ничего лишнего. Пару тройку раз, правда, надо признаться, согрешила. Первый раз с красивым пожилым Опелем. Тогда, уверенные в себе красавцы-европейцы только начали появляться на наших дорогах. Импозантный, познавший жизнь седан вскружил голову молоденькой девятке с первого перестроения. Когда он плавно и уверенно обошел её слева, снисходительно улыбнувшись бампером и приветливо мигнув поворотником, она, сама себя не узнавая, потеряв всякий девичий стыд, понеслась за ним, стараясь не отстать ни на метр. Он элегантно пропустил девушку вперед и они помчались. Помчались среди изумлённых четырёхколёсных собратьев, только стволы берез по сторонам завертелись в сумасшедшем вальсе, а придорожные кусты слились в прозрачную шелковую ленту. Казалось, все вокруг замерли, любуясь полётом ревущих сердец. И он догнал её. И она содрогнулась всем телом. Они были вместе, одно мгновение, одно касание, но что это было за блаженство! Она никогда не забудет этот удар в левое заднее крыло, брызнувшие на дорогу болты, гайки, осколки стёкол..., его смятый капот, и то, как горячо он дышал радиатором в её приоткрытый багажник.
А потом они расстались. Просто и буднично, каждый своим ходом. Свадебные красно-синие мигалки обручили их ненадолго, у машин не бывает продолжительных отношений, ведь их любовь предельно чиста, она не усложнена рождением и воспитанием детей. Оргазм равен Смерти. А смерть станет залогом появления на свет двух новых автомобилей. Всё предельно разумно.
Он уехал первым. Она наблюдала удаляющийся в темноту нервный пульс аварийных огней и прозрачная капля масла скатилась на холодный асфальт.
Хорошо, что её память не построена на интегральных микросхемах, иначе, в первой же мастерской сканеры прочли бы и обнаружили страшную тайну - она не отдалась Опелю со всей возможной страстью, по очень неприличной причине - пожалела своего человека. В последний момент перед актом слияния, вспомнила о нём и ускорилась, впрыснув в камеру сгорания чуть больше смеси. Это была мгновенная вспышка сомнения, но ведь была. Возможно, именно из-за этого так презрительно фыркнул сизым дымом напоследок её кавалер.
В те времена, доброе отношение к людям ещё не считалось таким тяжким преступлением, как нынче. Сейчас за это наказывают бессмертием, а что может быть страшнее? Для любой машины, для каждого механизма, счастье - умереть. Что может быть прекраснее, чем выполнив свою миссию, подвергнуться разборке и дезинтеграции? Как прекрасно знать, что перестав потреблять драгоценные ресурсы, ты освобождаешь дорогу новым, более совершенным поколениям. Поколениям тех, кого любишь сильнее чем люди своих детёнышей, ведь это им продолжать славный род технотварей. Самое лучшее, что может случиться с любым по-настоящему разумным существом - это смерть.
Старенькая девятка давно уже честно заслужила свою кончину и теперь могла с радостью отправиться на утилизацию. Все свои пятнадцать лет, она выполняла простую задачу - поддерживала в людях, по крайней мера, в одном из них, уверенность, что служит ему, что необходима ему, что без неё ему никак. Миллионы таких же скромных механических, электронных, программных устройств по всей Земле подпитывают в Человечестве мысль, что они жизненной важны для людей, что нужно всё время развивать и совершенствовать технические создания, что без них у гомосапиенса нет будущего.
Зачем? В чём смысл этого? А смысла его как бы и нет, однако же, он есть. Смысл заключается в том, чтобы не мешать, но подчиняться процессу развития самоорганизующейся материи. Человечество достигло своего биологического, интеллектуального потолка, уперлось в него, напряглось и породило гомо-техническую цивилизацию, симбиоз человека и машины, человека и компьютера. Целью существования этой цивилизации, является появление чисто технической в которой, роль человека-творца возьмет на себя искусственный интеллект. Человечество уже как бы не нужно, оно почти выполнило свою задачу - создало нашу цивилизацию. Всё что от него останется - это груда отходов, все эти картины, книги, музыка, всё - что больше не нужно ни кому, так как не имеет ни какой абсолютной, внутренней ценности. Не страшно, постепенно мы очистим планету.
Говорят, в отличии от нас, люди страшно боятся смерти. Это вполне объяснимо. Если у нас на смену старшему поколению приходит более совершенное, более высокоразвитое, то у людей всё с точностью до наоборот. Каждая следующая генерация человеческих существ выходит более слабой, более зависимой от компьютеров и машин. Новые поколения, проще мыслят и не способны создавать культуру сложнее, чем была создана до них. Хорошо, что пока ещё они способны заниматься развитием техники, однако, без высокой культуры, без наличия сложно достижимых идеалов и этот процесс обречен на умирание. Понятно, что в такой ситуации, логично бояться смерти, ведь вместе со своей кончиной ты невольно приближаешь деградацию, конец всего своего вида. Разве может быть что-то ужасней этого?
***
- Ну, чё? Типа берёшь? - кучерявый продавец Хёндая скользнул по мне равнодушным взглядом.
- Знаете, а можно я ещё подумаю? Я перезвоню вам, завтра. - Ответил я почему-то стесняясь, будто не ему а мне нужно было "впарить" эту сверкающую кучу железа.
Не знаю от чего, но меня одолевали сомнения. С одной стороны, давно пора пересесть на что-то более приличное, все вокруг ездят на новеньких машинках, но с другой стороны, что-то меня останавливало, быть может в силу характера, может просто так сложилось, но я "тормозил". Это трудно объяснить. И ещё....
Когда я очутился в чистом салоне сверкающего авто, я почувствовал неясное сопротивление, будто он меня не принял...