Где-то далеко солнце вспухло желтым бубном над испачканным кетчупом горизонтом. Оно неотвратимо, словно гигантская воронка, всасывало в себя ночную темь и хищные горы уже не успевали дотянуться, чтобы вспороть его тугое брюхо. Они прозевали побег и теперь беспомощно клацали зубцами, грохоча лавинами и позвякивая ледниками.
Пал Андреич принял вертикальное положение на кровати, протёр кулаками глаза, потянулся и неистово зевнул в потолок своей хрущёвой однухи. Он воткнул ноги в тапки, волосатой рукой уцепил за горло прятавшийся на окне за тощим цветком графин и отхлебнул несколько смачных глотков. После, не спеша, уничтожил в ванной сухостой на щеках и отправился на кухню кормить рот вчерашней котлетой.
Собрал портфель, сунул туда: бумаги, папки, файлы, ноут, ибук, бутерброты, сасиски, сордельки, салаты, телефон, айфон, айпод, сверху разбил пару яйиц, посыпал зеленью и выдавил май-онез. Перемешивать не стал, пока дотолкается до работы само перемешается.
Цветочек на окошке грустно вздохнул, увидав, как Пал перепаковал организм из пид-жамы в кость-умный пид-жак и кость-умные бруки, а ноги пересунул из тапок у тухли - оставаться ему теперь одному до вечера. Дверь грохнула, объявляя приговор, и надолго заткнулась.
"Так и не напоил, м-м-да, чудак", - подумал цветочек и облизнул сухими листьями сухие листья. Сто грамм бы ему хватило на целый день.
Традиционно, в темноте встроенного шкафчика, с верхней полки грохнулся на крючья альпеншток и сошла шелестящая лавина пуховика. Скоро лето и Паша отправится покорять свои верхушки, вот тогда-то, у тёти Маши, цветочек отопьётся.
За окошком с ветки на ветку прыгали весёлые трамвайчики. Они тихонько позвякивали и в их малиновые брюшки горсточками всыпались человечки. Где-то там внизу и Пал Андреич исчез чёрной крошкой на уличном снегу.