Аннотация: Он отставил бокал, и вновь обратился в пустоту: -Ну, что ж. Начнём. Итак, этот вечер был неоправданно жесток...
-Этот вечер был неоправданно жесток.
Эти слова проговорил бледный юноша, обращаясь к тонкому хрустальному бокалу, наполненному вязким, тягуче-красным вином. Юноша был красив. Белые прямые волосы до плеч, насмешливые глаза цвета осеннего неба и незаметная, но явственно ощущаемая горечь в голосе, наполненном злой иронией, делали его похожим на старика. Тонкие длинные пальцы рассеянно покачивали фужером. Лёгкая улыбка в течении всего вечера не покидает его губ, превращаясь то в циничную усмешку, то в истерическую ухмылку. Потом, будто что-то решив, он отставил бокал, и вновь обратился в пустоту:
-Ну, что ж. Начнём. Итак, этот вечер был неоправданно жесток.
Их уже битый час вели по грязному снегу в неизвестность. Наконец они вышли из города. Серые стены, черные трубы и едкий дым остались позади. Белое полотно расстилалось по всей земле и не было ни одной чёрной точки, кроме той что маячила далеко на горизонте. Их воспитатель указал на него рукой и крикнул второму взрослому:
-Нам туда!
Второй кивнул. Он сегодня был каким-то угрюмым. От этого становилось ещё тревожнее и загадочней. Этот воспитатель, в отличие от первого, всегда разговаривал с ними на равный, смеялся, играл. И не было ещё ни одного дня, что бы он грустил или был мрачен. Для детей это было не концом света.
Эти двое людей были едва ли не единственными взрослыми, которых они знали. У детей не было ни отца, ни матери. Они были найдёнышами.
Жили в одном очень старом доме с вечно протекающей крышей и противно трещавшими лампами. Дети жили там всё время, не отлучаясь ни на секунду с территории детдома. А теперь всё закончилось - и ветер и снег в лицо, и ноги завязают в белизне.
Они шли, и очертания мрачной бетонной коробки - места, куда их вели - становились всё чётче и пугающей. Когда они приблизились настолько, что почувствовали странный едкий запах, дети увидели на стенах, на земле и чёрных трубах, слишком больших для дымных, всё было покрыто сажей.
-Заходите, заходите - пробурчало откуда-то из дома. Дверь раскрылась, и на порог вышел дородный мужчина в белом, запачканным сажей, халате. - Детишек привели. Ну молодцы, молодцы. - и улыбнулся.
Детей пробрала дрожь. Один из них, тощий, больного вида мальчик в очках и замызганной рубашке, спросил:
-Вы, наверное, доктор?
-Нет. Они убийцы. - ответил маленький мальчик с серыми, как осеннее небо, глазами и чёрным, цвета вороного крыла, коротким ежиком волос. И посмотрел "доктору" прямо в его глаза. Тот отшатнулся и крикнул:
-Рус, убери его. - и схватив вместе с другим воспитателем пистолеты, стали загонять детей в дом, где стояли множество печей, на подобие тех, в которых пекли хлеб, только больше, ровно настолько, что в неё можно засунуть человека.
Из дома уже слышались крики детей, сгорающий нажива, а учитель и его любимый воспитанник стояли напротив друг друга, разделяемые только холодным железом пистолета. Маленький мальчик вдруг шагнул вперёд и сказал:
-Ты предатель. - сказал равнодушным голосом, с едва заметной горечью и лёгкой иронией. - Ты предал нас всех.
Рука Руса дрогнула и как-то вся сжалась. Дуло полыхнуло огнём. И мальчика больше не стало. Рука убийцы успокоено опустилась...и вдруг стала вновь, с явной неохотой подниматься вверх, тянясь дулом к виску. Воспитатель с ужасом посмотрел на неё, пытался остановить, схватил другой рукой, но - бесполезно. Что-то подталкивало его руку, будто маленький смерч. Громыхнул второй выстрел. И учитель и ученик успокоено спали на снегу.
Дверь дома отлетела прочь. По воздуху пролетели несколько пуль. Только когда все обитатели странного дома были мертвы, ветер взвыл - яростно и грустно. Дом наполнился ароматом лайма, который принёс с собой ветер взамен тошнотворного запаха, доносившего из огромных печ. Когда ветер вылетел на улицу, оказалось, что день давно закончился и уже клонился к ночи. Этот вечер был неоправданно жесток.
Юноша замолчал, слегка встряхнул головой, отчего белые пряди волос упали на лицо. Он встал, поклонился с едва заметной усмешкой и... истаял, лениво всколыхнув вино в бокале. Он пронёсся по залу неслышным ветерком, проскользнул в окно, оставив после себя лишь запах лайма и почти не слышимый запах гари.