Аннотация: Художественная ценность сомнительна, так как нарочито пафосно и манерно. Хулиганство.
Она улыбалась той наивной виноватой улыбкой, которая, наверное, бывает у собак. Сидела на земле и улыбалась. В глазах блестели предательские слезы - а она улыбалась. Потом медленно встала, быстрым движением смахнула с лица капельки влаги, обернулась - нет, ее здесь не ждали. Медленно, вдруг все же окликнет, она шла по пыльной дороге. Ноги шаркали по песку, в подол набились камушки, но она не видела, не замечала. Она чувствовала себя побитой брошенной собакой, которую неизвестно за что ударил хозяин, но которая, несмотря ни на что, любила хозяина.
Мир давно стал однотонным; какое бы время года сейчас не стояло, она не видела красок.
Ни единого слова...Что, что она сделала? Или не сделала? Это так больно, гораздо больнее слов, когда ты смотришь в глаза и ничего в них не видишь. Если бы он кричал, если бы ударил, если бы хоть что-то сделал, было бы легче. Но там была только пустота, для нее у него была только пустота.
Она будто ходила по заколдованному кругу, не в силах пересечь его границы. Рвалась, давала себе слово уйти, убежать, начать жить, но не могла. Она была связана веревкой, она не могла убежать. И не могла разлюбить. Чтобы он ни делал, она любила его, как бы больно, сам того не осознавая, он ни делал, она всегда возвращалась и смотрела на него с этой глуповатой улыбкой.
И сейчас, уходя, она знала, что будет рядом, что сделает все, чтобы он был счастлив. Просто дала себе слово, что он никогда больше ее не увидит, она больше не нарушит его покой. Да, ей больно, да, голова кружится, а сердце разрывается на части, но она давно научилась жить с этой болью, она не мыслила себя без этой боли, она жила ей. Если бы у нее отняли эту боль, она бы умерла.
Все, что ей было нужно, знать, что он есть. Просто знать, улыбаться при мимолетных встречах, прятать от него то, что было у нее внутри, делать вид, что все прошло. А внутри у нее давно была незаживающая рана.
Другой? Других не существовало, она поняла это, как только увидела его, поняла, что, что бы ни случилась, она беспрекословно будет верна только одному, думать только об одном.
Был всего один короткий миг, когда она расправила крылья, вырвалась на свободу, расцвела и поверила. Но удар был хлестким, и она разучилась мечтать.
Вопреки другим девушкам, она не мечтала о свадьбе: она знала, что он никогда на ней не женится. Не женится, потому что не любит, потому что они разные, потому что между ними многие мили, потому что она не принесет ему счастья своей вечной мукой своими видениями и ночными истериками. Потому что его полюбила ее лучшая подруга. И это к ней он приехал, а не к ней, а она, глупая, вспомнив тот далекий миг, впервые ослушавшись голоса разума, позволила кокону порваться и выпустить в мир хрупкую бабочку. На дрожащих ладонях, опьяненная мимолетным теплом, она принесла ему эту бабочку, трепеща, с мольбой глядя в глаза - но ничего. Теперь она знала, что не должна была этого делать, что должна была играть до конца. Что, если теперь его будет мучить совесть? А она не хотела, чтобы его что-то мучило, пусть будет мучиться, корчиться на полу по ночам она, но не он.
Подруга позвала ее на свадьбу, но она не придет. Нужно склеить кокон, снова стать внешне бесстрастной и сильной, вновь спрятать от всех свою душу.
Как, как она могла придти, как могла искренне желать ему счастья с перекошенным от боли лицом? Лицемерить, гляди им обоим в глаза. Если бы она пошла, то только бы взяв с собой яд. Не для них - для себя. Но разве она могла испортить торжество двух самых дорогих ей людей? Она просто соберет вещи и тихо уйдет навстречу ветрам. Она уйдет туда, где они ее не найдут, затаиться на время, чтобы зализать раны, а потом напишет подруге. Да, сначала письма, а потом, когда она окрепнет, она вернется. Кокон станет крепче прежнего, она надежно спрячет в него свое бедное сердце.
Она остановилась посреди поля и рухнула в траву. Она слышала, как он звал ее, и молилась, чтобы он не нашел ее. Ей не нужна его жалость. Зарывшись лицом в траву, она впивалась пальцами в землю и давила в себе крик. Она не позволяла себе кричать, не позволила даже тогда, когда узнала, что он женится. В тот вечер она просто заперлась у себя и корчилась в судорогах, призывая смерть.
Он все же нашел ее, присел рядом на корточках.
Она подняла голову, посмотрела на него и, усмехнувшись, спросила:
- Тебе стало бы лучше, если бы я умерла?
- Почему ты так решила? - недоуменно спросил он.
- Потому что ты знал. Знал, приманивал, словно голодную собаку, а потом одним ударом убил. Я уже мертва, меня давно нет, но тебе этого мало.
- О чем ты?
- Ты знаешь, - рассмеялась она и поднялась на ноги. - Да, ты забрал мою душу, да, ты растоптал мое сердце, да, я буду любить тебя всю свою оставшуюся жизнь, но ты больше ничего не получишь. Тебе это не нужно - так зачем отдавать? Давай договоримся: меня просто не было. Ты никогда не делал вид, что любишь меня, я никогда не говорила тебе того, что сказала сегодня. Ну, что ты смотришь на меня, иди к своей невесте. Обещаю, что пришлю вам самый лучший свадебный подарок.
Она уходила с прямой спиной, тщательно стягивая на себе непроницаемый кокон.