Рощектаев В. С. : другие произведения.

Над Казанкой

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Основной сборник стихов моего отца. С ранее выложенным файлом содержание не пересекается.


   Владимир Рощектаев
  
   Над Казанкой
  
  
   * * *
   И снова монотонные дожди
   легли на землю ношей многотонною -
   так классиков собранья многотомные
   ложатся тяжело на стеллажи.
  
   Как витражи, мерцают этажи,
   и город весь - размытый муравейник.
   Не жди невероятных откровений.
   Ты спросишь: - Что?
   Отвечу: - Это жизнь.
   И это осень. Что обыкновенней?
  
   Но мы в родстве, мы в заговоре с ней,
   мы в осени и в искренности тонем,
   и наши оробелые ладони
   антеннами настроены на снег.
  
   Я верую в распахнутый простор,
   где ветряки стоят, как вертолеты,
   -их дразнит предвкушение полета:
   так деревом стремится стать росток,
   так нас сжигает жажда вышины ...
   её мы все яснее ощущаем,
   а улетаем - словно оживаем,
   отдавшись притяжению луны...
  
  
   Деревянная Россия
  
   Вот деревянная Россия -
   осколки крыш, как образа,
   ее славянские с косинкой,
   невыразимые глаза.
  
   Когда от приторных газонов
   и стен, сжимающих в тиски
   бежишь, смещая горизонты,
   мотая грязь на сапоги,
   когда дорога бесконечна
   и солнце - у виска оса,
   вдруг наступает вечер.
   Ветер по волосам, и плеск весла,
   и одареньем, озареньем -
   не верь измученным глазам! -
   деревня: тихие деревья, чуть в отдаленье -- голоса...
  
   Витийствуем, срываем голос,
   терзаем рифмами эфир,
   но тихо вызревает колос -
   лишь дети криком входят в мир.
  
   Учись у этой тишины,
   лечись исконностью иконы,
   когда от лозунгов тошнит,
   как законы - как загоны.
  
   И пусть над плахой голова,
   а зазывалы дуют в трубы, -
   Россию в нас осилить трудно,
   покуда вера не мертва.
  
   * * *
  
   Бессмысленность крамольных споров,
   двусмысленность застольных разговоров.
   Пока в стаканах темное вино,
   мы говорим и тонко, и умно, -
   но, как наждачная бумага сер,
   пришедший день излечит от химер:
   кричи, чудак, когда на то пошло,
   о правоте - в игольное ушко!
  
   Художник
   Памяти Л. И ТОПЧИЯ
  
   Художник, долго кисть державший,
   уставший от своих картин,
   в грехах доживший до седин,
   перегоревший, полинявший,
   палитру на перо сменявший,
   бродил по выставке. Один
   среди прилежных дилетантов,
   восторженных зевак, детей,
   пришедших просто так людей,
   эстетов, робких дебютантов,
   непризнанных пока талантов
   он выделялся, как Антей.
  
   Простоволос, сутул, спокоен,
   держался твердо - как умел,
   не претендуя на удел
   тех, кто у славы на постое.
   Но - с непонятной мне тоскою
   из-под густых бровей глядел.
  
   Жужжал, как улей, растекался
   в движенье Броуновском зал,
   его, как глыбу, обтекал,
   и гул, как вал, над ним смыкался...
   А он - загадкой оставался:
   так неприступно он шагал.
  
   Встал. Постоял перед портретом.
   (Я жаждал чуда, я застыл!)
   Но не разгладились черты:
   седой, воспетый и отпетый,
   познавший все секреты цвета,
   он за мазками и сюжетом
   уже не видел красоты.
  
   Творчество
   Николаю БЕЛЯЕВУ
  
   Все потерять - и стать богаче.
   Любое горе - пережить.
   Снегами боль запорошить,
   жить гордо, не просить подачек.
  
   Шагнуть, не каясь и не плача,
   не спотыкаясь - за порог.
   Переболеть - и стать богаче:
   на строчку, шорох, выдох, слог...
  
  
   Над Казанкой
   "И над всем, что любил я, таилась зима..-"
   (А Добролюбов)
  
   Когда я вижу белые деревья
   и белые столбы электролиний,
   и белый дым над крышами домов,
   мне кажется, что мир остановился.
   Я понимаю: это невозможно, немыслимо -
   но мир остановился,
   и реки каменеют подо льдом,
   и чувства каменеют под запретом,
   и холодок привычных отношений
   коснулся пеплом полудетских губ...
  
   Нас двое на высоком берегу.
   Как я уберегу твое дыханье,
   твои крутые плечики, твое
   лицо, еще не знавшее тревоги,
   от холодов начавшейся зимы?
  
   Любимая, какая тишина!
   Под нами перевернутые лодки,
   как рыбы на песке.
   Цвет льда и неба
   белесый, как засвеченная пленка.
   И ты стоишь,
   подавшись вся вперед,
   всем телом опираясь о перила, -
   как птица, заболевшая полетом.
   Разбрасывая сломанные крылья,
   бессильна оторваться от земли.
  
   Молочный, белый свет. Твой подбородок
   касается заснеженных перил,
   и круглая проталинка в снегу -
   след твоего неслышного дыханья -
   полянка лета, зернышко тепла...
   Но боже мой, какая тишина!
   Гляжу, как на морозное стекло,
   на горизонт и, кажется, дотронусь
   до горизонта - стоит перегнуться
   через перила, закричать, рвануться...
   Но дым на горизонте остывает,
   как облако дыханья на стекле.
  
   (Мы, может, оттого и молчаливы,
   что говорить красиво не хотим,
   а просто - не умеем. Никотин
   на легких оседает негативом.
   Молчание. Молчание ветвей,
   молчанье ветра, и на молчаливый
   любой вопрос - молчание в ответ.
   Мы. может, оттого и молчаливы...)
  
   Несказанное ясно и без слов,
   и все-таки прошу тебя - не надо,
   позволь мне снова обмануть себя:
   слова опасны, слова не воротишь...
  
   Последний час. Последнее молчанье.
   Нас двое на морозном берегу.
   Единственное - стук секундной стрелки.
  
   Снег
   1.
   Закрываю глаза,
   чтобы лучше видеть...
  
   Снег.
   Мохнатыми мокрыми комьями
   над седыми садами,
   над кровлями,
   над старинными колокольнями,
   парашютным десантом -
   снег.
   До земли долетал
   и таял.
   И ручьи по стеклу стекали.
   Телефонных будок стаканы
   уносились куда-то вверх,
   фонари качались...
   ПризнАюсь -
   я стоял почти истуканом:
   с неба неудержимо,
   каскадом
   падал
   снег.
  
   2.
   Снег на твоих губах,
   снег на зонтах прохожих,
   на трамваях, похожих
   на сдвоенных черепах;
  
   снег на крестах антенн,
   снег, отчаянно синий,
   снег над всею Россией,
   надо всем;
  
   ясный снег над землей -
   кружит его, заносит...
   Стала внезапно осень
   зимой.
  
   Ты мне шепчешь: "Ты - мой..."
   Плачешь - но нет печали.
   Снег - как фата венчальная
   над головой.
  
   3.
   Когда судьба не удается,
   когда в заботах, как в долгах,
   водой целебного колодца
   нас лечат тихие снега.
  
   Исполненные доброты
   и высочайшего доверья
   они - как белые бинты
   на все ошибки и потери.
  
   * * *
  
   Она к тебе еще придет -
   родное ласковое чудо.
   Придет - и боль твоя пройдет:
   так взглядом знахари врачуют.
  
   И словно пригоршни воды -
   пить, пить и не напиться! -
   в снегу останутся следы
   не больше рукавицы...
  
   * * *
  
   Подними воротник плаща:
   что-то вечер ведренный...
   только прошуршало "прощай" -
   непрощающее, неверное.
  
   Ты в плаще на площади
   стоишь, как на погосте, -
   на плече полощется
   оторванный погончик...
  
   Карусель
  
   Начинается, чуть покачивается,
   развораживается, разворачивается
   карусель, -
   колыхаясь, как пластинка,
   поскрипывая...
   Кто проигрывает тебя?
   Кто себя проигрывает?
   Мимо - люди, фонари,
   палатки, плакаты,
   (мир снаружи, я - внутри),
   облака, дом. .
   Раскружись, мое веселье!
   Жнем, что посеяли.
   Расписная страна -
   Каруселия...
  
   А девчоночка стройна,
   красна, как яблочко.
   Куда катишься?
   Потом покаешься!
   Карусель!
   Мимо, вскользь и назад
   мчатся бешено
   чьи-то губы, глаза,
   руки ослабевшие.
   Справа плакали одни -
   видно, доконали...
   Убегаю ли от них?
   Догоняю ли?
   Эх, на малеванных конях -
   да вокруг будочки!
   Какая ты у меня?
   Прошлая? Будущая?
   Расставались - целовались,
   разошлись - встретились.
   Относит слова...
   Ветер ли?
  
   Карусель!
   А, любимая, ты? Ты-то что чувствуешь?
   Расплываются черты,
   а боль не врачуется
   Как глаза твои жгут,
   сколько в них муки!
   Задохнусь на скаку,
   упаду в руки -
   унеси меня отсюда, я не вынесу!
   Ты - надежда моя,
   ты - мой вымысел...
  
   Карусельная жизнь
   обошлась круто:
   поверчусь, покружусь -
   да сойду с круга.
   Всепрощения, превращения,
   возвращения
   во вращении...
  
   Карусель!
   Мне б не видеть,
   не осязать ее -
   мне бы вылететь
   по касательной!
  
   * * *
  
   Аэродромные прощанья,
   прощенье всех земных обид,
   когда, привычные причалы
   порвав, аэропорт парит...
   Когда бессмысленность разлуки
   беззвучным криком развела
   ее тоскующие руки -
   два умирающих крыла...
  
   Мы еще вместе, мы родные,
   но, как приказ, ударит час,
   но - взмах винта и мир отныне
   разрезан надвое для нас.
  
   Войдут другие в нашу осень.
   Им жить, нам - память ворошить.
   Нас, как колосья, горе скосит,
   полоску выкроив во ржи.
  
   Мы за разрыв еще заплатим:
   чужие руки не поймут
   последний жар рукопожатий
   и боль минующих минут.
  
   Часы, как часовые мины...
   Нет, подожди: гудят стволы -
   незаминированный, мирный
   аэродром Йошкар-Олы...
  
   Но что мы чувствовали с ней,
   когда мгновенья шли на убыль,
   когда снижающийся снег
   прижег пылающие губы?..
  
   * * *
  
   Ручеек неуклюжий, робкий
   спрятан в зарослях камышей.
   Но пройдите неслышной тропкой,
   припадите к его душе -
   пусть невидный он и не звонкий.
   Но в журчании той воды
   вы услышите нотку тонкой -
   человеческой -- доброты.
  
   Мелодия
  
   Плаксиво и сипло
   проснулась, всплеснулась .
   пластинка.
   Над домом, над садом,
   надсадно скрипя,воцарилась
   надолго...
   Осенний,
   сутуло склонился осинник.
   Мы - люди, но тоже
   подвластны веленьям
   мелодий.
   Поплачем по пляжам, по плёсам, по планам -
   поплачем:
   прощанье печально,
   но в нем и начало прощенья.
  
   Пусть лето - полёты,
   а осень - ясней эпилога:
   ее приземленность
   дарует нам добрую прозу.
  
  
   Чужие города
   "К нам города чужие строги.. (Белла АХМАДУЛЛИНА)
  
   Чужие города к нам строги,
   своеобычность их - сложна.
   А мы вымучиваем строки,
   пытаясь выразить в словах
   усталость их дневных трамваев,
   бессонницу ночных машин...
   Перекроив на свой аршин,
   мы их как будто понимаем.
   Мы переводим каждый город
   на языки своих забот.
   И нам бывает даже дорог
   подстрочный этот перевод!
  
   Но наступает день отъезда
   и понимаешь: оплошал!
   Ведь ты не город -
   просто "местность"
   самодовольно "познавал".
   Ты посторонний, посторонний!
   Ты не открыл его души!
   Вот дом - он не тобой построен,
   ты даже в нем не будешь жить.
   Проходят торопливо люди.
   Ты их аналог, их двойник,
   но болью их болеть не будешь -
   ты посторонний и для них!
   И сразу станет одиноко,
   и понимание долой,
   и город снова стал далеким.
   Скорей на поезд - и домой!
  
   Какая это все же радость -
   твой добрый город, старый дом:
   его придумывать не надо -
   он без того тебе знаком.
   В нем все привычно
   и обычно,
   до малой черточки любой,
   он и работой не обидит,
   и принесет тебе любовь.
  
   ...Но тем заманчивее тянет
   тот город над чужой рекой -
   так и покрытый строгой тайной,
   так и не понятый тобой.
  
   * * *
  
   Встречаю десятки людей.
   Гляжу в сотни лиц.
   Во множестве зрачков
   вижу свое отражение.
   - Свое? И только?
   Это плохо!
   Это похоже на эго-
   центризм...
  
   Но еще - мысль.
   Еще - любовь.
   Еще - боль вижу.
   Есть встречи,
   длящиеся всю жизнь.
   Есть - просто:
   столкнулась двое прохожих,
   обернулись...
   Те и другие
   оставляют свой след,
   и новый день
   приносит новые встречи.
   Следы наслаиваются.
   Иногда это бывает больно:
   ведь каждый уходящий
   взамен того, что он оставляет,
   уносит частицу тебя...
  
   Я говорю: бывает больно...
   Но вечерами,
   когда в глазах купаются звезды,
   а мысль обостряется,
   начинаешь понимать,
   что самое страшное -
   пройти по земле
   посторонним...
  
   Песенка
  
   В этом городе дома,
   как домино.
   В этом городе до мая -
   холода.
   Этот город позабыть мне -не дано,
   не похожий на другие города.
   Мне к тебе не дотянуться никогда,
   оглянусь - ты растворяешься в толпе...
   Этот город - моя память и беда:
   В нем молчат и говорят - всё о тебе.
  
   Мне бы найти похожую, похожую,
   встретить утро погожее - или похуже...
   Но мимо меня прохожие, прохожие -
   только шорох шагов
   в переулках ночных
   по лужам.
  
   Я шагну за горизонт, как за порог,
   чтоб одно понять уже на полпути:
   Из домов уходят многие порой,
   но из памяти никто не мог уйти.
   Будет с неба очень долгая вода,
   будут синие лосиные леса,
   но однажды одинокая звезда
   мне напомнит огонек в твоих глазах...
  
   Мне не найти похожую, похожую
   даже в утро погожее - или похуже.
   И мимо меня прохожие, прохожие -
   только шорох шагов
   в переулках ночных
   по лужам..
  
   Ливни
  
   Прилетели ливни -
   пенные струи.
   Повисали ливни -
   тонкие струны.
   По осенним листьям -
   медным, глянцевым -
   начинали ливни
   медленный танец.
  
   А были ливни длинные:
   лей - не излиться!
   И били
   в землю
   клиньями -
   начинали злиться.
   Так хотелось ливням -
   чего еще не было...
  
   Приходила с ливнями
   и ты, словно с неба.
   Тихо смеялась,
   садилась у огня,
   за мою смелость
   сердилась на меня.
   Но было нас двое -
   и руки твои таяли.
   А ливень за стеною
   играл на гитаре...
  
   (А может, и вправду
   играли на гитаре,
   а мы не замечали,
   мы не замечали...)
  
   Но кончались ливни,
   погода менялась,
   и снова, несчастливая,
   брела от меня ты...
   А ночи уже длинные,
   снег на окне.
   Когда ж вы, мои ливни,
   вернетесь ко мне?
  
   Письмо
   До свиданья, до нескорой встречи.
   Сыщутся незваные врачи,
   станут успокаивать, учить,
   убеждать, что расстоянья - лечат...
   От чего нас - от любви лечить?!
  
   Возмутишься, словно святотатством.
   Бросишь сдержанно в ответ: "Обман!"
   Только не заметишь и сама,
   как предписанное лекарство
   входит в кровь, - и в голове туман.
  
   Поздно. Не найти противоядья.
   Письма связывают лишь умы,
   а не души. На какой-то миг
   ты забудешься - и грянет свадьба:
   "Горько!"... Горько: расстаемся мы.
  
   Словно соль в стакане, отстоится,
   выпадет а осадок наша боль...
   Господи! Но если возвратится,
   не захочет умирать, смириться -
   возродится обреченная любовь?
  
   И другие - те, кто с нами рядом, -
   чаще, чаще станут замечать,
   как, с тоской не в силах совладать,
   углубленным, отрешенным взглядом
   в прошлое уносимся опять...
  
   Нет, они ни в чем не виноваты.
   Любящих - за что же их винить?
   Не срастить нам порванную нить:
   мы не ведали к себе пощады, -
   надо их надежды пощадить.
  
   ...А за окнами дожди мерцают,
   птичьи стаи, увядает сад,
   листопады шумно колесят...
   Расстояния - не разделяют,
   а сближают. Кто же виноват?
  
   * * *
   В алых отсветах заката
   облака горят кострами.
   Ты ни в чем не виновата...
   Отчего ты не сестра мне?
  
   К вам спешил бы вечерами,
   твоего ласкал сынишку,
   вслух читал ему и маме
   занимательную книжку...
  
   Только к твоему порогу
   мне заказана дорога:
   отдалялась понемногу -
   незабудка, недотрога.
  
   Каждой родинкой родная,
   близкая слезинкой каждой, -
   обреченно провожаю
   обретенную однажды.
  
   Без растравки боль остра:
   не сестра ты, не сестра!
  
   * * *
   Восьмого марта все еще зима.
   Как дворникам метели надоели!
   Скрипят их метлы круглые недели,
   но снится им весенняя земля.
  
   Не говори, что врут календари:
   снег - снегом, но веска не за горами.
   Ищу её, все больше загораясь,
   чтоб первым встречным щедро раздарить.
  
   Ловлю весну, как рыбу на блесну...
   Смешливая кондукторша в трамвае
   счастливые билеты отрывает.
   Беру билет, а ей дарю -- весну.
  
   Она мне улыбнется так хитро:
   - Гляди-ка ты, какой сегодня добрый!
   Я тоже хохочу, и дробно-дробно
   стучит трамвай по рельсам, как в метро.
  
   Я снова новый! Снова чуда жду!
   Веселой суетой заполнен полдень.
   Такой весны, как в нынешнем году,
   такого марта - я еще не помню.
  
   Телефоны
  
   Телефоны стояли,
   сложив трубки.
   Глядели сталью,
   как на труса.
   Я подходил к ним,
   я брал их за руку,
   и мне становилось
   сразу жарко,
   и я доверчиво
   что-то мычал им -
   о какой-то верности...
   Но они -- молчали!
  
   Телефоны молчали,
   словно люди,
   не знали - не чаяли,
   что их -- любят.
  
   * * *
   Слово "здравствуй" - слово простое
   и раздольное, как окоём, -
   что-то очень русское в нем,
   родниковое и родное.
  
   В неуютные наши минуты,
   в час болезни, тоски, беды
   чье-то "здравствуй" целебно, будто
   ковш студеной, живой воды.
  
   Видно, в нас это с детства, с кровью:
   вдруг при встрече добрый чудак
   пожелает тебе здоровья -
   не за что-нибудь, просто так.
  
   ...Плачем, радуемся и любим,
   ждем дождя, провожаем снег -
   будем только здоровы, люди!
   Здравствуй долгий век, человек.
  
   Сентиментальный сюжет
  
   Пройдешь вечерним городом -
   огни над головой.
   Кино посмотришь старое
   и нехотя - домой.
   Придешь - согреешь чайник.
   С подругой за столом -
   о танцах, о зачетах
   и просто ни о чем.
  
   На столике газета,
   свисает на краю.
   Откроешь - и увидишь
   фамилию мою.
  
   По строчкам, как по скользким
   дорожкам, проскользнешь.
   А может - и заденет.
   А может - и поймешь.
  
   -'- •>' •-' ..,
   Отложишь. Повернешься
   к окошку - дождь полил...
   Так, между прочим, скажешь:
   "А он меня - любил..."
  
   * * *
   От первого вдоха
   до последнего выдоха
   жалею ждущих
   между входом и выходом.
  
   Не говорящих
   ни "да", ни "нет",
   пресмыкающихся
   до ста лет.
  
   Славлю упрямых -
   коса на камень,
   идущих прямо,
   бьющих - в нокаут!
  
   Одиночество
  
   Сегодня некому прийти -
   мое спокойствие нарушить.
   Сижу в потемках взаперти,
   дожди в стекло стучат наружи.
  
   Кого корить, боготворить?
   И вдруг захочется, как в детстве:
   наотмашь окна отворить -
   впустить деревья обогреться...
  
   Призывники
  
   Уходят сыновья от матерей,
   как зерна из земли,
   как птицы - в небо.
   Они проходят сдержанно и немо,
   по палубам пустынных площадей.
  
   На горизонте зарева горят,
   а матерям всё видится в тумане:
   беретики их, сбитые назад,
   будёновками взмыли над домами...
  
   Памяти моих друзей
  
   Когда настигнут ранние потери
   и в двери лучших постучит карга-судьба,
   мы вопреки всему в беду не верим -
   таимся даже от самих себя,
   боясь хотя бы в сокровенных мыслях
   непоправимые слова произнести,
   как будто лишь от этого зависит,
   вернуться им или навек уйти.
  
   * * *
   Любить - не выдержать - взметнуться
   и нагрубить, как отрубить,
   и убежать, и окунуться
   в огонь рубиновых рябин.
  
   Без шапки посреди России
   стоять, смеясь на сквозняке,
   и чувствовать себя - росинкой,
   горящей на ее щеке.
  
   Вереница
   (Короткие стихи)
  
   Январь. Туманный Новый год.
   Дома в сугробах, как в одежде.
   Какие встречи и надежды
   нам будущее принесет?
  
   * * *
   И всё, что до тебя,
   и всё, что ты,
   и все, что было после -
   всё смешалось.
  
   Тоска осталась,
   выкристаллизовалась
   и высекла из темноты
   черты...
  
   * * *
   Июнь, как сад,
   насквозь пронизан светом.
   Каскад лучей!
   И в поднебесной шири
   смеется девушка.
   И от улыбки этой
   становится еще светлее в мире.
  
   * * *
   Рассвет доверчивый настанет.
   Я припаду к твоим рукам -
   и остановятся века,
   и будешь ты. Меня не станет...
  
   * * *
   Когда мелькнет в глазах твоих сомненье -
   ни слова не скажу, хоть все пойму.
   И только молча встану на колени,
   щекой прижавшись
   к платью твоему.
  
   * * *
   Осень солнца.
   Осень красных сосен.
   Голубой полет горизонталей -
   небо в озере.
   Озона осень.
   Под подошвами латунь литая...
  
   * * *
   Прошелестели листьев телеграммы.
   Осенний лес - мой пушкинский лицей.
   Но просеки у леса на лице
   оставлены, как боевые шрамы.
  
   * * *
   Человек прочнее, чем металл,
   хоть порой нежнее,
   чем мимоза.
   Кто еще на свете выживал,
   когда сердце удаляли без наркоза?
  
   Новогоднее
  
   Полетели метели,
   и в кругах фонарей
   ели зазеленели
   ярче, резче, свежей.
  
   Эту зелень на белом,
   этот сочный контраст
   даже самый умелый
   мастер - не передаст.
  
   Словно в небо воздеты,
   к мириадам планет,
   в узких конусах света
   силуэты ракет.
  
   А пурга полыхает
   над Казанским кремлем,
   как крылом, заслоняя
   пеленой окоем.
  
   Землю с небом сближая,
   азиатски смугла,
   времена прошивает
   Сююмбеки игла.
  
   И неясно, подспудно
   вызревает в груди
   ожидание чуда,
   перемен впереди.
  
   И уже не метелью
   окружен, полонен,
   а смещеньем,
   сплетеньем,
   круговертью времен,
  
   я прощаюсь с минувшим,
   и летят у лица
   дни, недели, минуты -
   без конца, без конца...
  
   Вальс извечный, неспешный,
   по спирали полет
   в неизвестность, безбрежность -
   в новый день,
   в новый год.
  
   Это времени вьюга,
   заметая мой след,
   осыпает округу
   снегом будущих лет.
  
   * * *
   Фиолетовое небо
   впитывает запах хлеба -
   теплого, ржаного.
   Купола, как на ладони,
   светлые, - но тем бездонней
   купол ночи новой.
  
   И под этим гулким сводом
   мысли всех веков, народов
   стелются над миром.
   Но не каждый распознает,
   что за шепот различает
   в шелесте эфирном.
  
   Ведь поэты - лишь антенны,
   ретрансляторы Вселенной,
   ее слух и голос.
   Что такое вдохновенье? -
   пиковое напряженье,
   резонанс глаголов.
  
   Образы приходят сами,
   кружатся над куполами
   башен до рассвета...
   Ну а кто из нас запишет
   продиктованное свыше -
   так ли важно это?
  
   Из руин
  
   Всё выгорит дотла. До пепла.
   Уйдет любовь, остынет кров,
   и строчка песни недопетой
   из горла вытечет, как кровь.
  
   Но и поверженный, раздавленный,
   ты встанешь на ноги опять
   и скажешь, глядя на развалины:
   Ну, ожил - надо начинать!
  
   В больнице
  
   Когда беда внезапно подкосила
   и стали дни мои ночей черней,
   что исцеляло, придавало силы?
   Одна любовь. Я всем обязан ей.
  
   Не бабочка пленительной расцветки -
   земная женщина с нелегкою судьбой
   отбросила обиды и наветы
   и заслонила от беды собой...
  
   Мы кажемся другим неуязвимыми,
   но если настигает грозный час -
   не матери, а женщины любимые
   по-матерински возрождают нас.
  
   "Экологическое"
  
   Воздуха не замечают:
   дышат - только и всего.
   Беззаботно расточают,
   игнорируют его.
  
   Но однажды станет душно,
   перехватит горло жгут.
   Кислородные подушки,
   суррогаты - не спасут.
  
   ...Я кажусь тебе ненужным,
   только знай: дождешься дня -
   в этом мире равнодушном,
   как в пространстве безвоздушном,
   задохнешься без меня.
  
   * * *
   Не жди.
   Как тишь в дожди - не жди.
   Как снегопад в разгаре лета,
   она немыслима. Иди -
   бросайся в ночь, пиши портреты,
   стихи рассветам бормочи,
   тори тропу вдоль тротуара,
   стань богом, ноги промочи -
   ее не будет: вы не пара.
  
   О, сердце - лучшая мишень!
   Не промахнутся и невежды.
   Что человечеству смешней
   паяца в траурной одежде?
  
   Но ту не жди. Твои дожди
   не зашумят у перехода,
   они прошли. Так через годы
   проходят моды и вожди.
  
   Невозвратимость - это шок,
   который слишком долго помнят,
   и с разворованной душой
   бросаются в себя, как в омут.
  
   Но я ловлю строку на лжи:
   убежище в себе непрочно.
   Сказать "не жди" - как "не дыши",
   как "не живи"...
   Но это -- проще.
  
   У зеркала
  
   В зеркале одном отражены,
   обновленные любовью лица
   так стремились воедино слиться,
   словно притяженьем сведены.
  
   Пальцы над волной волос порхали,
   первым прикасаньем смущены...
   мы не ведали вины,
   не знали,
   что за испытанья суждены.
  
   Каждой порой, клеточкою каждой -
   так растенья тянутся на свет -
   вечную испытывали жажду,
   ту, которой утоленья нет.
  
   Вдруг воскресли юные надежды,
   о которых начал забывать;
   нежность, неизведанная прежде,
   заставляла сердце замирать.
  
   И казалось: всё, чего касалась
   легкая рука твоя -- цвело...
   Даже зеркало тобою любовалось -
   колдовское льдистое стекло.
  
   И его магическая сила
   в нас перетекая, как струя,
   окрыляла нас и возносила
   над унылой прозой бытия.
  
   Словно кадры тайной кинограммы,
   что от чуждых взглядов берегут,
   впитывала чутко амальгама
   гамму жестов и движенья губ...
  
   Лишь на миг мелькнуло,
   как прозренье,
   в глубине твоих счастливых глаз:
   может быть, из зеркала не тени -
   мы грядущие глядим на нас? -
  
   умудренные печальным знаньем,
   разобщенные слепой судьбой,
   чистые пред целым мирозданьем,
   но виновные перед собой...
  
   Очень трудно расплетались руки,
   точно ветви одного ствола.
   (Неспроста в горчайший час разлуки
   крепом укрывают зеркала...)
  
   Как мои глаза не заклинали:
   "Оставайся здесь, не уходи!" -
   ты шагнула, словно в Зазеркалье,
   комнату мою осиротив.
  
   Свет сменялся тьмой, мелькали тени,
   потянулась вереница дней.
   Зеркало ловило отраженья
   облаков, дождей, врагов, друзей...
  
   Многое успело наслоиться,
   но среди полночной тишины -
   приглядись - мерцают наши лица
   из зеркальной черной глубины.
  
   Из цикла "Возвращение памяти"
   (Риспетто)*
  
   1.
  
   Возвращается память на круги свои.
   Возвращаются реки к истокам - дождями.
   И как будто колышется пламя свечи
   над тогдашними, давними, юными -- нами.
  
   Это плавное пламя дыханью сродни,
   словно годы, как штору, легко отстранив,
   наше прошлое тайно встает за плечами...
   Возвращается память к истокам печали.
  
   2.
  
   Тебя опять увидел я во сне.
   За что такое мне? К тому же - часто?
   ...Я снился - деревом. И падал снег.
   Как мы могли - как смели! - повстречаться?
  
   Грех против естества! Что общего меж нами?
   Но я стою, обняв тебя ветвями, -
   свет распадается на составные части...
  
   Боязнь ли счастья? Иль боязнь за счастье?
  
   3.
  
   Так недоступна, так недостижима -
   непостижимо. Кто виной - судьба?
   Свою любовь мы оба пережили,
   но мыслимо ли пережить себя?
  
   А если так - неужто нам опять
   страдать? И опрометчиво искать
   дороги в прошлое,
   и жить надеждой
   на искорку свечи во мгле кромешной?
   * Риспетто - итальянская достаточно жесткая форма, вроде сонета, но забытая. 8 строк, в которых первое четверостишье рифмуется перекрестно, а второе - смежные строки по две. Тогда это для меня стало естественным, как дыхание. Позже - увы... (прим.авт.)
  
   4.
  
   О Господи, в своем ли я уме!
   К чему бродить по замкнутому кругу
   шахтерской лошадью,
   привязанной во тьме
   к столбу ременной крепкою подпругой?
   Давно пора искать иных путей -
   покинуть мир навязчивых идей,
   порвать узду, шагать вперед и прямо,
   не создавая из разрыва -- драмы.
  
   5.
  
   Как эта осень на мою похожа -
   мороз по коже!
   Пасмурный денек,
   как будто город выцветшей рогожей
   укрыт, укутан с головы до ног.
  
   Навылет непогожий день пройдя,
   преследуемый гомоном дождя,
   вступаю с непокрытой головой
   в тот год, когда мы встретились с тобой.
  
   6.
  
   Знаком до мелочи пейзаж.
   В широкие ладони кленов
   запрятан пятый твой этаж.
   Клен почернел, как опаленный.
  
   Опальный, пыльный, ржавый клен,
   поклон тебе.
   Я - в твой полОн!
   Я пОлон прежнего тепла,
   я молод; осень -- расцвела!
  
   7.
  
   Осенний воздух - молоко со льда.
   Пей полными глотками, выздоравливай!
   Вечерних окон синяя слюда каймой
   тумана бережно оправлена.
  
   Отравленный вседневной суетой,
   впиваю легкими густой настой
   травы пожухлой, синевы прозрачной,
   листвы опавшей терпкий дух табачный.
  
   8.
  
   Поныне видится в деталях
   тот август слякотный, дождливый:
   с асфальта облако сметали,
   болгарской торговали сливой,
   несуетливый листопад
   был, словно шепот невпопад,
   секунды, как метель, летели -
   мы растерялись, оробели...
  
   9.
  
   И ночь была. И било три.
   И, ритм шагов моих отринув,
   бросались порознь фонари.
   Но всё это -- неповторимо.
  
   Я суеверен был - впервые
   и чуть смешон в своем порыве:
   к груди, под пологом плаща,
   птенцом озябшим трепеща,
   цветок прижался...
  
   10.
  
   Это ночью
   рождался свет из темноты,
   рождался звук из тишины
   и травы пробивали почву,
  
   побеги выпустили пни,
   и за полгода до весны,
   кромсая в клочья оболочки,
   взрывались, вспыхивали почки...
  
   11.
  
   Рассвет расшевелил ветра.
   Все окна - настежь, нараспашку.
   И легкость - словно я с утра
   надел счастливую рубашку.
  
   Вчера я начал жить... Роса
   осыпала, сверкая, сад.
   Нет для меня священней мига
   рожденья дня, рожденья мира..
  
   12.
  
   И рухнул снег - как на голову снег!
   Застигнутые им вналет, врасплох,
   прохожие, застегнутые в мех,
   метались - начался переполох.
   Подъезды переполнились, зонты
   над головами взмыли, как щиты...
  
   Ты помнишь? - в ореолах фонарей
   вращались сотни маленьких смерчей..
  
   13.
  
   И не верил в тебя, а - веровал...
   Ты была для меня светла,
   как пушистая ветка вербная
   за прозрачной стеной стекла.
  
   Холода внезапно ударили.
   Были парою, стали - парии...
   Как дыхания не хватает -
   отдышать бы тебя, оттаять!
  
   14.
  
   Былая боль во мне спала.
   Казалось, ей не возродиться.
   Но вот - повисла над страницей,
   как монотонная пчела.
  
   И рябь по зеркалу листа,
   как контуры ее лица...
   И пульс взрывается незримо:
   что, если время -- обратимо?
  
   15.
  
   Отпусти меня от себя,
   как сумела однажды сделать.
   Что слова? Голова слаба.
   Если тело осиротело.
  
   Очерни, зачеркни себя -
   вдруг поверю? Так ждут суда,
   как спасения... Отпусти:
   легче в омут камень нести.
  
   Когда над городом туман...
   (Маленькая поэма)
  
   О где ты? Пляжи опустели.
   Стоит свинцовая, вода.
   Как будто шторы опустили -
   и ты мне больше не видна...
  
   Я двери в осень отворю.
   В тумане город, словно Китеж,
   невидим.
   На него не выйдешь,
   но я прощаю октябрю
   его нелетную погоду,
   его нелетние дожди, -
   они вещают: "Подожди,
   придет весна через полгода".
   Я тоже думаю: придет.
   Но что-то в нас
   уже пройдет...
  
   Боюсь, что вправду кто-то прав,
   и мы, как миг, неповторимы,
   и нет обратных переправ -
   горят мосты,
   дороги к Риму
   теряются в глуши болот,
   и врозь любимые уходят,
   и - сдавленно - со всех широт:
   "Куда же ты? Чего ты хочешь?"
  
   А я и сам - чего хочу?
   Как возле пропасти, по краю,
   по узким улочкам хожу,
   ищу тебя, себя теряя.
   И на ладонях площадей,
   как горстки бисера на ветер,
   бросаю в эхо: "Пощади!" -
   уже не помня и не веря...
  
   Но -- вечер. Нервы как струна,
   и тишина подобна драме.
   Открою томик. Пастернак
   гипнотизирует словами.
  
   Его стихов приливный вал -
   души мятежной состоянье.
   Познав секреты мирозданья,
   он ссоры с солнцем затевал,
   а о поэтах написал:
   "Так начинаются цыгане..."
  
   Когда цыганская тоска
   у глаз бессонницей ложится -
   какое небо мне искать.
   Какой бедой от бед лечиться?
   Когда над городом туман -
   как просто главное отвергнуть,
   приняв за истину обман
   и за обиду -- достоверность.
  
   И вот, как к лампе мотыльки,
   под маской ищущего века
   спешат в пророки дураки
   и червяки-в сверхчеловеки.
   И вектор времени смещен,
   в рассвет поверивший - смешон,
   а посредине кутерьмы
   цинично и витиевато
   осипший от словес глашатай
   внушает неизбежность тьмы.
  
   Итак, "То bе оr not to bе?"
   Каков вопрос! Куда как просто -
   не быть, не падать, не любить,
   не грызть бессильно папиросы...
   Не принимаю для себя дилеммы.
   Быть! Хрипеть от боли,
   сдирать корявый бинт со лба
   и бредить радугой и полем!
  
   Но отчего же и поднесь
   на улицах больной России
   гляжу в глаза - глаза пустые?
   Придет ли этому конец?
  
   ...Я в цирк пойду.
   Там зыбкий свет.
   Там тихий клоун по канату
   бредет сомнамбулой во сне
   с полуулыбкой виноватой.
   Как он оторван от земли -чудак, подобие Антея,
   весь как дрожащая антенна
   над миром снега и золы!
   Секунда - вечность,
   эра-час...
   Ему однажды оступиться -
   ему парить самоубийцей
   вниз под буравчиками глаз.
   И - завертелось колесо... Но мне,
   пройдя сквозь дни и стены,
   во сне блеснет его лицо -
   алмаз, оправленный ареной.
   И над кольцом земных обид,
   над полюсами, над лесами,
   над гениями, подлецами
   плясун измученный висит -
   круги в глазах
   и под глазами...
  
   Тем временем придет зима.
   Короче дни и небо ниже.
   Как в церкви нищие по нишам,
   в сугробах сгорбятся дома.
   Декабрь замкнет круговорот.
   Прохожий на руки подует,
   и гололед, и Новый год
   в сердцах по-русски зарифмует.
  
   Тогда подумаю: к чему
   изобрели понятье "время"?
   Напоминать, что мы стареем,
   не сердцу - одному уму?
   Зачем? О чем нам говорят
   слова "секунда", "время года",
   когда во всякую погоду
   летит листва с календаря?
   И этот ход необратим,
   и мы прервать его не в силах...
   Чего искать? Всё было, было -
   с тобой, со мной или с другим,
   всё повторяется опять,
   а вариации ничтожны,
   и, вероятно, невозможно
   нам даже как-то выбирать:
   таскать каштаны из огня
   для века, обжигая пальцы,
   или, усевшись у окна,
   печать распяливать на пяльцах?..
  
   Но это временная мысль.
   Рассвет за шторой засинеет,
   всё станет проще и яснее,
   и я скажу себе: "Уймись!"
   И снова жизнь. И нет причин
   пугаться стрелок циферблата.
   Забудем времена и даты.
   Уйдем в деревья. Замолчим.
  
   Спокойствие и тишина.
   Снегов стеклянное богатство.
   И мне захочется смеяться,
   как после радостного сна,
   и я поверю в облака,
   в тебя, в себя,
   в стихи и прозу
   и не признаю двойника
   в паяце, грустном, как философ.
   Я буду чувствовать одно:
   что жизнь прекрасна, мир огромен,
   что воздух пряный, как вино,
   что ничего не нужно,
   кроме
   простого счастья -
   быть как все,
   не знать мучительных сомнений,
   бродить по утренней росе,
   класть лоб на чьи-нибудь колени...
  
   И будет ветер - злой, хмельной,
   и встанет зарево заката
   над неуютной, непонятной,
   над этой ласковой,
   проклятой,
   над этой вечною Землей!
  
   Ледниковый период
  
   Пролетая в непроглядной тьме,
   на вращающейся бешеной Земле
   думаем о свете и тепле.
  
   Мы летим - неощутим полет -
   годы, годы, годы напролет...
   Новый лед грядет
  
   В час, когда за окнами ни зги,
   на столе своем свечу зажги -
   помоги другим
  
   Как бы ни была она мала,
   отогреет души и тела
   искорка тепла.
  
   Предчувствие
  
   1.
  
   ...И сосны вытянутся в небо
   с протяжным рокотом гитар,
   а солнце бронзовой короной
   застрянет в кронах, как в сетях.
  
   Я упаду последним снегом
   на землю, ставшую судьбой,
   и тихих сосен парашюты
   опустятся в мои глаза...
  
   2.
  
   Стану снегом - и с неба
   опущусь на поля.
   По весне - не позднее -
   стаю примет земля.
  
   И не надо ни песен,
   ни креста на холме,
   если чем-то полезен
   оказался земле...
  
   * * *
   Моя вечерняя заря
   недолго в небе полыхала.
   Но отпечатан отсвет алый
   в глазах, как в каплях янтаря.
  
   И что бы мне ни суждено -
   до самой полночи посмертной
   не позволяй ему померкнуть:
   ведь без него и днем - темно.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"