Рощектаев Андрей Владимирович : другие произведения.

Святыни Великого Новгорода

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сюда вошли также слегка изменённые версии ранее опубликованных очерков о Зверином и Юрьевом монастырях.


   Святыни Великого Новгорода
  
   Введение
   София и Детинец
   Юрьев монастырь
   Рай земной (Витославлицы)
   Зверин монастырь
   Антониев монастырь
   По Торговой стороне
   Две церкви Фёдора Стратилата
   Варлаамо-Хутынский монастырь
   Крестная судьба (Спас на Нередице и Спас на Ковалёве)
  
  
   Введение
  
   Великий Новгород, "Отец городов русских" (как назван он в одной современной монографии, по аналогии с "Матерью-Киевом") никогда не был обделён вниманием историков и искусствоведов. Кажется, не то что каждый храм или фреска, а чуть ли не каждый камень в его земле сподобился отдельной монографии - и помог защитить не одну диссертацию.
   Не обойдён он и православными паломническими маршрутами. Но вот что интересно - это как бы два разных Новгорода: "исторический" и "православный". Большинство организованных паломников, как ни странно, знают его лишь по Варлаамо-Хутынскому монастырю (за пределами города) и отчасти - Софийскому собору. Обычно всё остальное остаётся "за бортом": извечная спешка и суета ведут всё дальше и дальше: в Санкт-Петербург или Тихвин, Вырицу или на Валаам... или же, чаще - и туда, и туда, всё сразу!.. Рейсы буквально навылет проскакивают город, без которого нет Святой Руси.
   Эта небольшая книжка - не путеводитель и не исследование. Она не претендует ни на полноту (было бы даже наивно ставить такую задачу в отношении Великого Новгорода!), ни на строгую системность изложения. Это - живые впечатления историка и паломника в одном лице, проведшего в городе несколько дней... Что успел увидеть и впитать, то и описываю.
   Очерки - больше созерцательные, чем исторические (хотя совсем без экскурса в историю невозможно). То, что описано в литературе много раз и куда лучше, чем мог бы это сделать я, либо не включено в них вовсе, либо... вошло под другим углом зрения. Пусть историки хотя бы отчасти проникнут душой в то, что чувствуют паломники, а паломники отчасти узнают то, что знают историки... Иначе у нас так и останется "два разных Новгорода"!
   Кстати, эта трагическая разделённость всего нашего современного сознания, в Новгороде отразилась ещё и в крайне неравномерной разделённости всего сохранившегося комплекса храмов. 9 из них являются действующими (по состоянию на май 2009, когда я там был), а несколько десятков - музейными либо фактически бесхозными. Описывать я буду и те, и другие.
  
   София и Детинец
  
   Трепетно мерцают прозрачно-золотые короны свеч в недрах древнейшего собора всея Руси. Кажется, нежным, едва уловимым светом серебрится намоленный воздух перед иконостасом. Скоро уж тысяча лет, как молятся люди в этом соборе.
   Слева от Царских врат, у солеи - большой крест с голубем Св. Духа, справа - икона Божией Матери в киоте... Если бы написать всю историю иконы, книга, наверное, получилась бы больше, чем этот киот. Ну а краткая история выписана одной фразой на верхней рамке киота: "Надеющиеся на Тя да не погибнем".
   (Кто был в Новгороде - узнал описание. Кто не был... надеющиеся всё равно не погибнут. Нигде. Разве в Новгороде дело? Дело - в Ней).
   В феврале 1170 г. огромное войско - соединённые дружины 72 князей из разных русских земель, от Полоцка до Мурома, - под предводительством сына Андрея Боголюбского Мстислава подступило к Новгороду. По замыслу "первого русского самодержца" св. Андрея Боголюбского, город, где вече само выбирало князей и само их смещало, должен был принять страшную кару за свою дерзкую вольность. Вероятно, то, что получилось потом у Ивана III (завоевавшего Новгород и упразднившего вече в 1478 г.), должно было, в случае успеха похода, произойти на три века раньше. Но... не произошло! 25 февраля 1170 г. новгородский архиепископ св. Илия (в схиме - Иоанн) по особому указанию Божиему обрёл чудотворную икону Богородицы и вынес её во время битвы на стену внешнего острога. Суздальская стрела попала в лик Пречистой, и все увидели, как из глаз Богородицы струятся слёзы. На осаждающих напала необъяснимая паника, одни ослепли, другие словно обезумели... и новгородцы, сделав вылазку, наголову разгромили многократно превосходящих врагов. Это была величайшая победа за всю историю Великого Новгорода. Заступничеством Божией Матери, вечевой, по сути республиканский Город-государство отстоял свою вольность на три века вперёд. Икону, от которой явилось удивительное знамение, назвали Знаменской. Это главная святыня Новгорода - и одна из величайших святынь Русской Православной Церкви. Да - и поразительным, и простым оказалось то знамение-откровение: "Не в силе Бог, а в правде". Правда же - не в монархии или республике, а в том, что "всякому просящему дано будет и всякому стучащему отворят".
   1170 год... давно это было! Но собор, в котором пребывает икона, ещё древнее - 1045 - 1050 гг.
   Это самый старый сохранившийся храм в границах современной России. Впрочем, даже если мы возьмём Украину, Софийский собор Киева - формально чуть постарше (1037 г.), но перестроен он был так сильно, что сейчас по внешнему виду впору говорить лишь о барочном храме рубежа XVII-XVIII вв., но никак не XI века.
   София Новгородская каким-то чудом умудрилась сохранить первозданный облик! Только купола из полусферических стали шлемовидными - но эта чуть заметная поправка XV века почти ничего не изменила.
   Когда смотришь на это мощное, тесно собранное пятиглавие (шестой "ложный" купол над лестничной башней - не в счёт)... вдруг думаешь, как в озарении: а может, Аристотель Фиораванти, возводя Успенский собор в Москве, взял за образец не столько Успенский собор во Владимире (как принято считать), сколько - Софию Новгородскую? И тут, и в Москве - тесное цельное пятиглавие, символизирующее Единство - во Владимире же купола отстоят гораздо дальше друг от друга. Всё может быть... тем более что Фиораванти неплохо знал Новгород (он был главным военным инженером при осаде города Иваном III в 1477-78 ггю и возвёл здесь уникальный плавучий мост через Волхов, позволивший замкнуть кольцо блокады). Сам факт многовековой преемственности всех великих русских соборов друг от друга ни у кого не вызывает сомнений. Просто ещё не все ниточки этой преемственности раскрыты и замечены - очень уж их много. Кстати, Софийский собор по своему престольному празднику - тоже Успенский.
   Для своего времени собор был грандиозным сооружением. Площадь его - 39 на 34,5 метра (ширина, за счёт галерей, получилась больше длины), высота до голубя над главным крестом - 38 метров. Но почему-то он кажется... вовсе не таким уж и большим! Я вспоминаю потрясающее впечатление, которое произвёл на меня Успенский собор во Владимире (на век с лишним моложе). И снаружи, и внутри он казался действительно необъятным... да, если уж подбирать слово, то это именно - необъятный! и до сих пор я удивляюсь, что по площади он даже чуть меньше Новгородской Софии. Может, сползание крыш Софии к низким боковым папертям зрительно так уменьшает этот собор, не даёт ощутить ни объём его, ни высоту? Или уж само державное величие того, великокняжеского владимирского собора просто мистически затмевает храм "вольного" города? Не знаю... это какая-то загадка - но это так!
   София прекрасна, монолитна, но - приземисто-невелика, на внешний взгляд с любой стороны. Зато беспримерно велико её духовное значение, и с этим уж не будет спорить никто! "Где София, там и Новгород", - как сказал князь Мстислав Удалой.
   Назову хотя бы некоторые её святыни, кроме чудотворного образа Знамения.
   В южной части Софии, в арках меж основным объёмом и Мартириевской папертью - мощи создателя собора благоверного князя Владимира Ярославича († 1052) и его матери благоверной княгини Анны, дочери шведского короля Олафа, супруги Ярослава Мудрого. Напротив, в северной части - мощи благоверного князя Феодора, брата Александра Невского (см. о нём подробнее в главе "Юрьев монастырь").
   Если идти вдоль внутренней, северной стены собора на запад, то в арке меж Корсунской папертью и Предтеченским приделом предстанет рака с мощами святителя Иоанна († 1186), имя которого навеки связалось с историей Знамения Божией Матери. Здесь же погребён его брат и преемник по архиерейской кафедре святитель Григорий († 1193). Мощи не менее знаменитого святителя Никиты († 1108), присланного на Новгородскую кафедру из Киево-Печерского монастыря, покоятся в маленьком юго-восточном Рождество-Богородицком приделе. В том же приделе - мощи благоверного князя Мстислава Храброго († 1180), одного из самых любимых новгородцами князей, знаменитого полководца (между прочим, ходившего в поход на Новгород в 1170 г., но позже ставшего противником Андрея Боголюбского и разгромившего его войска под Вышгородом, в окрестностях Киева, в 1173 г.).
   Вот имена тех семи знаменитых святых - "седми столпов" Софии Новгородской, - чьи мощи почивают открыто (многие другие святители Новгородские погребены в этом же кафедральном соборе под спудом).
   Славен собор и своими древнейшими образами. В 4-ярусном иконостасе - иконы XIV - XVI веков. Самые старые (Праздничный чин) - 1341 г., писаны греками по заказу архиепископа Василия Калики. Ни в одном другом действующем храме России нет больше такого древнего иконостаса!
   Храмовая икона Софии Премудрости Божией - XV века. Это символическая иллюстрация к словам Писания: "Премудрость сотвори себе Дом и постави столпов семь".
   "Дом" - это двойной образ: Церкви Христовой, и... Пресвятой Богородицы, носившей во чреве Самого Господа. Но "Семь столпов" - это семь Таинств Церкви (и семь Вселенских Соборов), так что в данном случае "Дом"является всё-таки сугубым прообразом Церкви. "Новгородский извод" Софии (в отличие от "Киевского" - Богородичного) символизирует именно это. Огневидный Ангел в царских одеждах восседает на престоле с семью символическими опорами, Богородица и Иоанн Креститель стоят по бокам, а Христос пребывает в небесах - над головой царствующей Софии-Церкви.
   Слов нет, прекрасен главный иконостас! Но больше всего меня захватил какой-то нежной, пронзительной красотой крошечный Рождество-Богородицкий придел. Именно маленькие древние церквушки обладают внутри особой пленительной силой. Я сполна ощутил это в своё время в Ризположенском храме Московского Кремля (после огромного соседнего Успенского собора он буквально оглушает тихой "камерной" благодатью), а ещё - в скромнейшем по размерам соборе Саввино-Сторожевского монастыря...
   Здесь было что-то очень похожее! Даже тихо мерцающий иконостас - с древними иконами в серебристых басменных окладах, напоминающих морозные узоры на окнах, - воскрешал память о Саввино-Сторожевской обители, только был ещё меньше...
   Вот и мощи св. Никиты... Этот монах, задолго до святительства в Новгороде, подвизаясь в Киево-Печерской лавре, претерпел страшное искушение: бес, притворяясь Божиим Ангелом и разжигая в нём гордыню, дал ему способность знать наизусть весь Ветхий Завет... но при этом Никита напрочь забыл Новый. Подмена настолько лукавая, что пример этого святого можно назвать эпохальным: в нём, как в капле росы, отразилась трагическая судьба человечества. Ветхозаветная религия, с виду очень благочестивая, при противопоставлении её Христу или хотя бы мягком забвении о Христе способна превратиться в сильнейшее орудие лукавого.
   Исцеление Никиты, по молитвам братии, от тяжкой прелести, в житии его описывается так:
   "Пришли к искушенному преподобные отцы: игумен Никон, Иоанн, Пимен постник, Исайя, бывший впоследствии епископом Ростовским, Матвей прозорливец, Исаакий затворник, Агапит врач, Григорий чудотворец, Николай, бывший епископом Тмутараканским, Нестор летописец, Григорий составитель канонов, Феоктист, бывший епископом Черниговским, Онисифор прозорливец. Все они, прославленные добродетелями, пришедши, вознесли молитвы к Богу о Никите и отогнали от него беса, так что Никита уже не видел его. Затем, выведши его из пещеры, они просили, чтобы он сказал им что-либо из Ветхого Завета. Он же стал клясться, что никогда даже не читал тех книг, которые очень недавно знал наизусть; притом, теперь он не знал из них ни одного слова. Теперь его едва-едва могли научить грамоте. Постепенно пришедши в себя по молитвам преподобных отцов, он исповедал свой грех и горько раскаивался в нем. После этого он наложил на себя особенное воздержание и подвиги, начал вести строгую и смиренную жизнь и превзошел других в добродетелях. Человеколюбивый Господь, видя такие подвиги блаженного Никиты, не отвергая и прежних его добродетелей, в которых он упражнялся со дня юности, принял его истинное покаяние, и подобно тому, как некогда принимая покаяние святого Петра, трижды отрекшегося от Него, сказал ему: паси овец Моих, - так подобное же знамение принятия покаяния дал и сему блаженному Никите. За премногую любовь его, обнаруженную в соблюдении заповедей, Господь сотворил его пастырем Своего словесного стада, возведши его на Новгородский епископский престол".
   Теперь св. Никита был исполнен подлинной благодати. Сила его молитвы оказалась такова, что он дважды спас Великий Новгород: один раз - от потопа, другой - от сильнейшего пожара.
   Преставился святитель Никита 30 января 1108 г. после 12-летнего управления епархией. Его нетленные мощи были обретены ровно 450 лет спустя - в 1558 г.
   Всего же прославлено во святых 20 архиереев, занимавших Новгородскую кафедру с 988 г. (не считая новомучеников и исповедников ХХ века). Совместная память их отмечается дважды: 10/23 февраля и 4/17 октября. Праздник Собора Новгородских святых совпадает с праздником Собора Казанских святых - таков символический мостик между нашими городами!
   * * *
   Рассказ о соборе св. Софии был бы неполным без двух важнейших символов города - и двух главных священных преданий, связанных с ними. Всё самосознание Господина Великого Новгорода выразилось в сказании о деснице Господа Вседержителя, писанного в центральном куполе, и о голубе, что веками сидит над крестом этого купола. "Когда десница Спаса разожмётся, когда голубь с креста св. Софии улетит, тогда и Великому Новгороду конец". Это - не просто суеверие! Попробуем разобрать, хотя бы в доступной нам мере, духовный смысл сказаний.
   Написали древние мастера в куполе образ Спаса Вседержителя с благословляющей рукой, как положено по канону. Входят в собор на другое утро - а рука сжата! Трижды переписывали "неправильное" изображение, пока не услышали Глас: "Писари! О, писари! не пишите Меня с благословляющей рукою, а пусть рука будет сжата. Я в сей руке Моей Великий Новгород держу, когда сия рука моя распространится (разожмётся), тогда будет граду сему скончание"(1).
   Значит, Сам Христос был здесь Царём!
   Это - монархия идеальная, небесная: та, которой нет... но она есть! Сочетание смирения и - свободы. Это, пожалуй, тот идеал, про который монархист Карамзин писал: "Республика держится добродетелью и без неё упадает... Вольность спасается не серебром, а готовностью умереть за неё".
   Вот она, Державность мира иного... и вечевой Новгород был воплощением этой благой, не-земной Державности.
   Вопрос о монархии волнует сейчас многих в православной среде. Твёрдое убеждение, что земное мироустройство - отражение Небесного, и если есть Царь Небесный, то с такой же необходимостью должен быть царь земной, стало для некоторых вероучительным догматом... и их можно понять. Можно понять и их противников. Легче всего - спорить, трудней - найти точку соприкосновения. А я думаю, монархия нужна... но обязательно ли земная?
   Господин Великий Новгород - в сущности, никакая не республика. Веками его хранил Царь-Вседержитель... не земной! "Без Государя никак!" - правы сторонники монархии. У Новгорода был Государь, и царствовал Он в Софии... потому и не нашлось рядом места для дворца князей - резиденция их, избираемых, по Божьей воле, на вече, находилась в нескольких километрах, на Рюриковом Городище. Где есть Царь, князья знают своё место.
   "Небесная монархия и демократия земная", - так можно было бы условно назвать государственное устройство Господина Великого Новгорода. На земле он был сам себе Господин - потому и носил такой титул. Но на небе - Бог, и новгородцы недаром говорили: "Кто против Бога и Господина Великого Новгорода?" Они никогда и в мыслях не отделяли себя от своего Царя! Они были Ему и, если надо, умирали за Него - и кощунством показалось бы им, что кто-то может Его заменить.
   И ведь было что держать в этой Деснице! Государство под названием Господин Великий Новгород - это вся северная половина Древней Руси. От Балтики до Урала, от верховьев Волги до Ледовитого океана. Территория, примерно равная всем остальным русским княжествам, вместе взятым! Если измерять нынешними административными единицами, то это - практически весь Северо-Западный федеральный округ России.
   И просуществовало это государство почти столько же, сколько впоследствии - "царская Россия". От венчания первого русского царя в 1547 г. до отречения последнего в 1917 г. - ровно 370 лет. От изгнания вечем князя Всеволода в 1136 г. до окончательного присоединения Новгорода Москвой в 1478 г. - 342 года (притом, что основы вечевого строя сформировались гораздо раньше 1136 года). Современные историки в большинстве уже не считают Ярославову грамоту 1015 года о даровании Новгороду самоуправления малодостоверным преданием. А ведь если считать от неё - то это вообще без малого 5 веков!
   Голубь же над крестом(2) символизирует, конечно, Святого Духа. Кто как не Он - выше всех! "Иже везде сый [сущий] и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю". Конечно, если уж Он улетит, то ничто на Земле не спасётся!
   Есть, увы, и позднейшая, куда более земная легенда (лучше бы не было того события, которое её породило!). Летал над городом голубь во время опричного погрома Новгорода Иваном Грозным - в 1570 г. Приземлился на крест разграбленной, поруганной Софии - и окаменел в ужасе от созерцания дел рук человеческих...
   Эта легенда - отражение той кровоточивой памяти, которая, как по генам, передаётся из поколения в поколение - и видимо, уже никогда не изгладится до конца, сколько бы веков ни прошло. Историческая гемофилия. Вопреки утверждениям сторонников Ивана Грозного, будто бы "он остался в памяти народной как величайший благоверный царь Святой Руси", на практике память эта таит порой совсем иные сюрпризы.
   * * *
   Если сердце Новгорода во все времена - София, то колыбель младенца-Новгорода - окружающий её Детинец (от детства города - его название). Много позже Детинец стали именовать кремлём - по аналогии с Москвой и другими городами России. Здесь, на левом берегу Волхова, вокруг Софии издревле была крепость. Сначала деревянная, с 1302 г. - каменная. Но древнейшая крепость не сохранилась.
   Нынешний кремль - первый памятник уже покорённого, "московского Новгорода". Он был заложен по приказу Ивана III в 1484 г. - всего через 6 лет после падения Города-государства. Очевидно, грандиозное строительство, помимо прямого военного назначения, призвано было продемонстрировать могущество единой Державы - под властью московского государя.
   Из всех сохранившихся кремлей больших городов России (Изборск и Старая Ладога - не в счёт) Новгородский - второй по древности после Псковского. Точнее, он делит второе место с Московским, с которым они возводились одновременно: в 1480-х - 90-х годах. По одному зарубежному свидетельству, главным архитектором был мастер "Соляриус из Милана" (видимо, тот же Пьетро Солари, который достраивал начатый "Антоном Фрязиным" Московский Кремль в 1490-1495 гг.).
   Протяжённость стен новгородского кремля - 1380 м. Не слишком много, не слишком мало (чуть меньше Троице-Сергиевой лавры, чуть больше Тульской крепости). Изначально он имел 13 башен - число, видимо, символическое, поскольку и у Казанского, и у Нижегородского кремлей тоже было по 13 башен (образ Христа и 12 апостолов?). До нашего времени их сохранилось 9: 7 квадратных и 2 круглых. Все они поражают незабываемой мощью и каким-то... циклопическим изяществом, если так можно выразиться. Но особо высокими их не назовёшь: в отличие от перестроенных позже башен Московского Кремля, они не несут никакой декоративной функции, только оборонительную. Для обороны же особая высота ни к чему. Даже самая большая, надстроенная в XVII веке башня Кокуй - всего 34-метровая. Сейчас на ней действует смотровая площадка для туристов.
   Южная стена Новгородского Детинца поражает больше всего. Она так идеально закругляется, что кажется, стоишь перед каким-то сокровенным гнездом древнего города. Склон здесь повыше, башни помощнее, а участки стен, не осенённые позднейшим деревянным настилом, выглядят как-то архаичней и куда древнее на вид. За ними не видать ничего: все главные постройки кремля - в северной части. Старый ров превратился в живописный овражек. Жёлтым огнём одуванчиков полыхают склоны под тёмно-красными стенами. Крошечные заглохшие воротца под одной из башен как будто нарочно подчёркивают её мощь и необъятные размеры. Просто замок какой-то, а не кремль! Так и видится сцена штурма из какого-нибудь исторического фильма.
   Со стороны Волхова башен не осталось - одни плавные, еле заметные изгибы стены.
   При взгляде с противоположного берега, Детинец выглядит широким и рассыпчато-приземистым, без всяких высотных доминант! 38-метровая София издали вовсе не производит впечатления большой или хоть сколько-нибудь устремлённой в небо. Только золотой купол её ярким всполохом доминирует в пейзаже... главным образом - благодаря цвету. Над пасхально-красными, будто луком крашеными стенами выделяются по контрасту только три снежно-белых постройки. Ровными струями света они вертикально стекают с неба в ярко-синий Волхов: сама София, широкая соборная звонница и тоненькая часозвоння. Ослепительные дорожки от них стелются по воде далеко-далеко и куда-то манят, зовут.
   Даже в хмурую дождевую погоду, над свинцовым Волховом, эти три белых подтёка светятся-мерцают нежными мелками. Но золотой центральный купол Софии - вечно одинок в своей яркости... как Сын Человеческий в толпе.
   Нельзя не сказать несколько слов про соборную звонницу. Возведена она была ещё в XV в., при свт. Евфимии. Пристроенное в XVII в. крыльцо на фоне скромных размеров самой звонницы кажется огромным. Оно сделало её похожим на какой-то сказочный терем - во всяком случае, при взгляде сбоку.
   Когда-то одноярусная, но пятипролётная колокольня венчалась пятью тонкими шатрами-шпилями (в точности как сейчас - отреставрированная звонница Тихвинского монастыря, что в двух сотнях километров от Новгорода). При одной из многочисленных перестроек XVII - XVIII вв. изящнейший лес шпилей заменили одним луковичным куполом по центру.
   Здесь тоже работает смотровая площадка. Особенно величественно отсюда выглядит София! Жарко сияющие купола собора кажутся близкими - только руку протяни. Монолитные и необычайно красивые богатырские шлемы под хоругвями облаков. Подлинное величие Новгородской Софии, в полноте и глубине, открывается именно отсюда!
   Взглянешь в другую сторону - поверх крепостной стены на широкую реку. Игрушечным, как из детского конструктора, кажется горбатый пешеходный Волховский мост - над тёмно-синей, гуашевой полосой реки. Напротив, за столь же игрушечной аркадой, протянутой вдоль берега, виднеются в зелени бесчисленные, густо составленные церкви Ярославова Дворища и Торга. Волхов, вблизи тёмно-бурый, как квас, издали поражает своей необычайно густой и сочной синевой. Далеко-далеко на юге, за ответвлением Гребного канала и морем зелени, чуть виднеется древний Юрьев монастырь.
   Опускаешь взгляд вниз - к подножию звонницы. Четыре колокола, один больше другого, рядком выстроились на земле вдоль западного фасада. Дети играют и прячутся за ними. Третий от крыльца колокол - самый громадный: много больше человеческого роста. Вес его, согласно справочникам, - 26,5 т.
   Древние колокола перед немецкой оккупацией (1941 - 1944 гг.) не удалось вывезти - их спрятали-закопали на берегу Волхова. Ценный сплав металлов считался стратегическим сырьём. Немцы так и не нашли легендарные колокола. После Войны их откопали - но реставрировать и вновь помещать на звонницу почему-то не стали: установили у подножия на пьедесталах, как памятники.
   Ещё на территории Детинца стоят: крошечная церковь Андрея Стратилата XV - XVII веков (на месте Борисоглебского собора XII в., построенного на средства легендарного "Садко" - купца Сотко Сытинича); архиерейский дворец старый, с часозвонней и церковью Сергия Радонежского, с одностолпной, готической внутри, Грановитой палатой (XV в., эпохи свт. Евфимия , древнейшее сохранившееся гражданское здание в России); архиерейский дворец новый (XVIII в., соединённый переходом с юго-западным углом Софийского собора); Присутственные места (XVIII в.) - ныне главное здание Новгородского музея: одна из величайших в мире сокровищниц икон, начиная с XI века (!)... Ну, и разумеется - знаменитый памятник Микешина "Тысячелетию России" (1862 г.), известный даже тем, кто никогда не был в Новгороде. Один из тех знаков-символов нашего национального самосознания, который в особых представлениях не нуждается.
   Колокол и держава вместе! Знак примирения России с Россией? России "имперской" с Россией "демократической" - нас с нами. Знак конца нашей извечной войны, уж не подсмотренный ли Микешиным где-то на небесах?..
  
   Примечания:
   (1). К сожалению, это уникальное изображение, написанное около 1144 г., погибло ровно 8 веков спустя, во время Великой Отечественной войны.
   (2). Древний крест с голубем находится сейчас внутри собора, перед иконостасом. Нынешний крест над главным куполом - его точная копия.
  
  
   Новгородский Юрьев монастырь
  
   Самый древний собор России - Софийский, - украшает Великий Новгород. И древнейший из сохранившихся монастырских храмов тоже находится в Новгороде. Георгиевский собор Юрьева монастыря(1) стоит с 1119 г. на левом берегу Волхова, чуть к югу от города.
   Юрьев был когда-то главным над всеми обителями огромной Новгородской республики. Его архимандрит был вторым лицом после архиепископа (а епархия включала половину тогдашней Руси. К концу существования феодальной республики в Новгороде и окрестностях было уже 55 монастырей). Так же, как и архиепископа, его избирали на вече.
   Наверное, старшинство статуса монастыря объяснялось беспримерным старшинством его возраста. Доподлинно дата его основания неизвестна, но, по преданию, это 1030 год, эпоха Ярослава Мудрого, в крещении Георгия. Если это так, то Новгородский Юрьев монастырь древнее Киево-Печерской лавры. Другая версия (историки считают её более достоверной) - обитель основал Мстислав Великий, сын Владимира Мономаха, где-то в начале XII века. Он тоже носил в крещении имя в честь св. великомученика Георгия. Любимое имя древнерусских князей!
   Можно долго перечислять, что в Юрьевом "самое древнее" на Руси. С ним связана древнейшая сохранившаяся в подлиннике русская княжеская грамота: дарственная монастырю от князя Мстислава на "волость Буйце, с данию и с вирами и с продажами..." (хранится сейчас в Новгородском музее). С ним связано первое указание имени какого-либо зодчего во всей истории русской архитектуры: "а мастер трудился Петр". Предполагается, что тот же мастер Пётр, с той же артелью, возводил и Николо-Дворищенский собор, и Рождество-Богородицкий собор Антониева монастыря.
   Имя князя, на чьи средства возводился собор, тоже легендарно - это сын Мстислава Великого св. Всеволод-Гавриил, позже изгнанный новгородцами ("революция 1136 года" - как назвал те события, в марксистском духе, историк Греков), но нашедший приют и глубочайшее почитание у псковичей († 1138).
   * * *
   Приехать в Новгород и не побывать в Юрьевом - немыслимо. Видно его издалека, из центра города. Едет туда с Софийской площади 7-й городской автобус. Едет не спеша, вкруговую: через Аркажи, мимо аэропорта, в объезд Мячинского озера - открытыми полями к югу от города, мимо Перыни ("Перунова холма"), где сейчас вновь действует древний скит Юрьева монастыря... Наконец, через остановку от Перыни, подвозит к самому монастырю и, продолжая "кругосветку", возвращается в город через Витославлицы, музей деревянного зодчества.
   По прямой, как летают птицы, от кремля до Юрьева всего-то километра четыре - но в сплошной "болотной Венеции" новгородских окрестностей прямых дорог нет.
   Весь ансамбль Юрьева - это, собственно, Георгиевский собор начала XII века и его большая "оправа" из многочисленных сооружений начала XIX века. Собор старше своего окружения ровно на семь веков! Но новое зодчество было вполне удачно стилизовано под древность - так что лучший знаток русского искусства И. Э. Грабарь в начале ХХ в. сказал: "Юрьев монастырь кажется издали какой-то белокаменной сказкой, особенно весной..."
   Главный вход в обитель - высокая и широкая 4-ярусная колокольня 1841 г. знаменитого зодчего К. Росси. От обилия огромных арок она кажется невесомой: "свободного воздуха" в ней больше, чем камня!
   Колокольня эта - главная высотная доминанта Новгорода и окрестностей. Её видно за несколько километров: над рекой, над болотами, над озёрами, над полями. Видел я удивительные снимки с её верхних ярусов: купола древнего собора, как три богатырских шлема, парят над монастырской оградой, над зеркалом Волхова с плывущими отраженьями облаков, над бескрайними заводями с акварельно-зелёными мазками островков - над всем тем северным, водянистым, постледниковым миром, при виде которого вспоминается лермонтовское "Разливы рек твоих, подобные морям...". Над этим-то разливом и царят вдвоём великий князь и княгиня - собор и колокольня. Остальные постройки - намного меньше.
   Святые врата под колокольней в ту весну были закрыты на ремонт (весь Новгород суетливо готовился к 1150-летию!), и я обошёл монастырь с севера и востока. На углу синели пять необычайно широких, в звёздочках, куполов Крестовоздвиженского собора - вроде, и чуть похожего на древние "звездчатые" соборы Лавры, Суздаля, нашей Казани... Но этот храм, в отличие от них, был такой приземистый, словно наполовину ушёл в землю, оставив на поверхности лишь пятиглавую верхушку. Вроде, и купола - не красные, а всё равно чем-то напоминает радостные пасхальные яички: лазурные, блестящие!
   С собором этим связано возрождение особо торжественного празднования Воздвижения Животворящего Креста Господня (14/27 сентября). Как писал в XIX в. Андрей Муравьёв в "Путешествии по святым местам Русским":
   "Архимандрит Фотий, соорудив, недалеко от Св. врат, новый обширный храм, хотел посвятить его Преображению Господню, на память древле существовавшей тут церкви; но по совету митрополита Серафима, который сожалел, что столь великое торжество, каково всемирное Воздвижение Креста Господня, ослабевает в памяти христиан, решился обновить праздник сей в великом Новгороде, с особенною торжественностью. Освятив храм в честь Воздвижения Креста, он учредил, с благословения архипастырского, крестный ход кругом всей обители, а на всенощной, при поклонении Животворящему Кресту, положил на все будущие времена раздавать каждому из приходящих по малому кресту медному или серебряному. Необычайность торжества начала привлекать богомольцев в обитель ко дню Воздвижения, и доселе нигде не празднуется он столь светло".
   Архимандрит Фотий (1822 - 1838 годы настоятельства) был самым настоящим возобновителем славы Юрьева монастыря, пришедшего в крайне убогое состояние в XVIII в., после петровских и екатерининских реформ. При нём построена большая часть храмов и зданий - фактически на месте руин. Он привлёк многочисленные пожертвования и привёл в ктиторы обители свою духовную дочь княгиню Анну Орлову-Чесменскую (она упокоилась здесь же, рядом со своим аввой). Он возродил и древний устав, и древний чин богослужений. Сам же прославился исключительным постничеством, ежегодным полным затворничеством в подземной келье на всё время Великого Поста, ношением вериг и другими аскетическими подвигами. К сожалению, в "большой", то есть светской истории архимандрит Фотий известен лишь одним-единственным фактом - анафемой князю Голицыну, создателю Библейского общества в России, любимцу Александра I. Далёким от Церкви людям, конечно, трудно разобраться в духовной сути конфликта - так что этот акт "с поверхности" чаще всего кажется просто скандальной выходкой взбалмошного фанатика.
   Но даже небольшое погружение в историю вопроса поворачивает всё под другим углом зрения: Голицын, используя инструмент и Библейского общества, и Министерства народного просвещения, повсеместно насаждал сектантско-мистические взгляды, ничего общего с Православием не имеющие - сознательно отрывающие от Церкви и высшее общество, и (до поры до времени) самого царя. Выступление новгородского архимандрита, при всей кажущейся "скандалёзности", открыло глаза всем, кто способен был их открыть - в первую очередь, самому Александру. Это был самый смелый акт в защиту Православия со времён заточённого и уморенного в тюрьме при Екатерине II митрополита Арсения (Мациевича).
   Стены, башенки, корпуса - всё, что я сейчас обходил, - были памятником эпохи архимандрита Фотия. Именно целой эпохи в истории Юрьева монастыря - подобной "эре" игумена Дамаскина в истории Валаама, или преп. Моисея в истории Оптиной(2).
   Обогнув угловой Крестовоздвиженский собор, я вышел на песчаный, обрамлённый цепочкой ив, берег Волхова.
   Главная новгородская река здесь необычайно широка. Глянешь в одну сторону - Волга, усеянная островками, в другую - и вовсе морская гавань! Необозримая гладь Ильменя вдали - как синяя-синяя тень большой тучи на горизонте, упавшая далеко на юге и плавно сужающаяся к северу. Горловина Волхова - это верхушка ильменской тени. Нет ясной границы, где кончается река и начинается озеро. Водная гладь разворачивается единым веером. Островки и мели очерчивают его бесчисленные перья.
   Удивительно живописное место занял Юрьев! Гладкая, как стол, местность только подчёркивает его высоту. Он похож и на корабль, и на белый маяк. Стоит меж небом и водой. Не сказать большой, не сказать - маленький... Сказать великий - будет точнее всего.
   Радостное чувство, позабытое с детства, вдруг просыпается в душе... в атмосфере разлито что-то такое неуловимое, что можно ощутить только майским или июньским жарким утром. Радость начинающегося дня и начинающегося лета. Каникулы души, которым, кажется, не будет конца. Ты ещё не так давно проснулся, а башни, как живые, уже загорают на солнце на берегу реки. Всё впереди! И никуда не надо спешить, и завтрашний день будет ещё лучше вчерашнего!..
   Вхожу в юго-восточные, хозяйственные ворота. Внутри - сады, огороды. Но вокруг собора - как бы священный ореол, отделивший его от земных забот: нераспаханная, незасеянная лужайка-пустырь. Собор смотрит на Волхов могучим алтарём. И полыхает на фоне алтаря огромный куст сирени - густая шапка-букет. Листвы не видать - один тёмно-фиолетовый многометровый костёр. Пышно-пламенеющие ракеты пытаются взлететь к куполам и, не доставая, раскидисто разлетаются во все стороны. Рядом ещё ярче взорвалась белая сирень. По другую сторону собора, кажется, плывёт по морю сирени, как корабль, белый-светящийся Спасский храм. Пышные, рассыпчатые соцветия взлетают к небу повсюду. Салют праздничному дню - Отданию Пасхи, - и салют непередаваемому величию места.
   Я отстоял Литургию в Спасском храме. Как раз ровно по её окончании отворил двери для посетителей Георгиевский собор.
   Собор - трёхкупольный снаружи и двухкупольный внутри. Северо-западная его глава возвышается над лестничной башней, отделённой от основного объёма глухой стеной. Возможно, идея троичности и двоичности была совмещена специально - как совмещается она и в нашем крестном знамении. Троица Единосущная - и неслиянно-нераздельное присутствие двух природ во Христе: Божией и человеческой.
   И духовно, и архитектурно собор - совершенен. Он не "летящ" и не приземист, он равно присущ Небу и земле... как сама Церковь. Замечательно, что он окружён простой травяной лужайкой, а не газонами - цветы и любые украшения только оттеняли бы его стройную Идею, воплощённую непонятно как, без всяких изысков - без "деталей", на которых остановился бы взгляд... одним Единым Целым. Словно само по себе взялось это Целое, явило себя.
   Собор св. Георгия "образует из себя полную идею Восточной церкви", - писали ещё в XIX веке, когда Россия впервые после петровских реформ начала с изумлением открывать и осмысливать своё полупотерянное духовное наследие.
   Собор долгое время служил и княжеской усыпальницей. Здесь в конце XII в. были похоронены два малолетних сына Ярослава Владимировича - в их память он построил напротив монастыря, через Волхов, знаменитую церковь Спаса на Нередице (1198 г.). Здесь упокоились мать и брат Александра Невского - княгиня Евфросиния и князь Фёдор. Фёдор, скончавшийся в 19-летнем возрасте в день своей свадьбы, был прославлен в лике святых, как и его юная вдова преп. Евфросиния Суздальская (мощи её - в Ризположенском монастыре Суздаля, где она десятки лет подвизалась после смерти... мужа? жениха? не знаю, как правильней сказать). Так одна ранняя кончина привела в Царство Небесное двоих. По-Божиему, раннее переселение в Вечность - знак особого благоволения Господня. Господь забирает человека не когда он "молод" или "стар", по земным понятиям, а когда он готов к Царству. Русская Церковь чтит немало подвижников, преставившихся в юности. Практически в ту же эпоху, лишь немногим раньше, скончался в таком же возрасте св. Глеб, младший сын св. Андрея Боголюбского (его целиком нетленные мощи, поразившие даже советских исследователей-атеистов, почивают в Успенском соборе Владимира).
   В Смутное время начала XVII века, когда Новгород был занят шведами, мощи св. Феодора были открыты и торжественно перенесены митрополитом Исидором в Софийский собор. Там они покоятся и ныне. Этот перенос был мужественным и показательным актом Новгородского иерарха-патриота: вот вам знамение, шведы - по Божьей воле обрелись нетленные мощи брата вашего победителя.
   Но Юрьев монастырь и после этого переноса не остался без святых мощей. Главной святыней Георгиевского собора до революции была рака св. Феоктиста - архиепископа Новгородского в 1300 - 1308 гг. Придел, где она стояла, в советское время был утрачен.
   Погребены были в соборе и несколько игуменов монастыря, и три новгородских посадника, и - князь Дмитрий Шемяка, пожалуй, главный после Святополка Окаянного "антигерой" в русском Средневековом мировоззрении, много лет воевавший за престол с двоюродным братом Василием II, бежавший после поражения в Новгород и здесь отравленный собственным поваром, носившим символичное прозвище Поганка (в 1452 г.).
   Я вхожу под девятивековые своды...
   Бегут-бегут-убегают ввысь тонкие линии столпов. Словно и не столпы, а так... вертикали, начерченные в пространстве для обозначения границ. Боковые нефы отчеркнуты ими, и центральная часть храма, словно обрадовавшись, что теперь свободна от всего, отвесно уходит в Небо - прямо в купол, к Господу. Это такая головокружительно-высокая башня, которой... нет: стены её - воздух.
   Да, аэродинамическая труба, по которой нас воздувает в непривычный, слишком высокий для нас мир.
   Душа, потеряв власть притяжения, хочет и может упасть Туда, к Нему на руки.
   Арка алтаря - узкая и очень высокая, как в готическом соборе. От пола чуть не до основания купола. Современный одноярусный иконостас прикрывает лишь самый низ Божией арки. При виде её вспоминается: "И завеса в храме разодралась сверху донизу..."
   Паникадило - два кольца-хороса на сходящихся вверх цепочках. Действительно, похоже на кадило, спущенное Богом с небес... недаром слова - однокоренные.
   Помню светящийся букет тюльпанов пред иконой: бутоны в нимбах солнца кланялись всем сторонам света. Вроде, и крошечным был этот букет в необъятном соборе, и... озарял его сумрак ярче всех свечей. Вокруг вазочки, как салфетка, лежал попавший в цель откуда-то свысока солнечный зайчик. А пол был брусчатым.
   На стенах - торжественные, величавые росписи. Золотой их фон в сумраке - как небо после заката. Мерцание стен - "северное сияние" вековечного собора от сводов до пола. Царственная, византийская торжественность. Отсвет росписей - почти объёмный, бархатный, густой.
   На южной стене самая знаменитая сцена из жития Георгия Победоносца - "Чудо Георгия о змие", - но не такая, где он пронзает дракона копьём, а где дракон, укрощённый его молитвой, послушно идёт за освобождённой царевной на поводке. Это гораздо более редкий, более древний и мудрый тип изображения. Его можно увидеть ещё в церкви св. Георгия в Старой Ладоге (пограничной новгородской крепости) - тоже XII века. Там-то сохранилась первозданная фреска, здесь - художники Нового времени, переписывая древние изображения, всё же соблюдали сюжетный строй изначальной живописи. Видимо, здешняя и староладожская "стенописные иконы" были идентичны друг другу. Многометровая фигура св. Победоносца на коне, странно пробитая и почти заменённая сияющим окном в нимбе света, производит сильное впечатление.
   Да, все эти росписи новые: начала ХХ века. За фресками XII века здесь нужно подняться по высокой северо-западной лестнице - до сводов под тем отдельным третьим куполом(3).
   Я получил благословение, мне открыли решётчатую дверь, и... началось долгое восхождение.
   Таинственная винтовая лестница - "восходной столп", как называли такие башни на Руси. Витками-витками, кружа голову, ведёт всё выше и выше - в полумраке... Наматывает на себя столетия. Негде остановиться. Оглядываешься, видишь внизу какое-нибудь маленькое окошко... и тут же скрывается оно за очередным поворотом.
   Девять веков вокруг тебя - над тобой и под тобой. Девять веков этим ступеням! Что ждёт тебя наверху? Что ждёт нас всех Наверху, когда века кончатся...
   Лестница на середине своей высоты выводит на хоры - длинный балкон над западной частью храма. Это особенность всех княжеских храмов. "Хоры", несмотря на название - не для хора, а для князя и его семьи. Князь-государь, как посредник меж Богом и своими подданными, стоял на молитве "меж небом и землёй" - на середине высоты храма.
   Вид отсюда - удивительный. Как бы с крыши глядишь на дно узенького крытого дворика. Там - люди, свечи, иконы... Зашла какая-то группа. В падающих с "высокого высока" лучах головы паломников сами стали - как свечи. Тихо мерцают перед аналоем. Кажется - сейчас Омофор на всех невидиимо опустится.
   После передышки начинаю вторую часть восхождения. Лестница всё кружит-кружит и наконец выводит на самый верх, под каменное небо купола, где окна - кольцом, и фрески - кольцом. Тремя ярусами-хороводами святые обняли пространство маленькой круглой "каморы". Одни - в простенках меж окон, другие выше окон, третьи - в четырёх медальонах на откосах купола. В самом куполе ничего не сохранилось, он - как белый водоворот, уносящий всех в Небо.
   Фрагменты фресок - как листики облетевшего древа. Осень прошла, все листья осыпались - вот два-три удержались. Как и почему именно они - один Бог знает.
   Отцвёл Господин Великий Новгород, остался просто Новгород. Потускнели нимбы...
   Надо же, на какую башню забрались они, прячась от исправителей! Как в монголо-татарское нашествие (которого, правда, Новгород не изведал) то тут, то там люди в последней надежде укрывались на высоких хорах и башнях церквей.
   Это была первая в моей жизни встреча лицом к лицу с более или менее различимыми фресками XII века! Чудо псковских мирожских росписей - несравненно более целостных, почти неправдоподобных в своей сохранности, - ещё ждало меня впереди, в той же поездке. Здесь были ещё как бы тени того непередаваемого величия, к которому предстояло прикоснуться там - которое когда-то, много веков назад, было здесь... но и тени - свидетельствовали, вспоминали, озаряли...
   Чем более полустёрты фрески, тем лучше видно, что это - души. Не кровь и плоть, которые Царства Небесного не наследуют, а - души преображенные. Светлые-светлые, воздушные, не скованные телами. Когда-нибудь, в День Воскресения, и плоть преобразится... но - тогда не нужны станут фрески.
   Какую же удивительную лёгкость можно запечатлеть на камне! Эти дивные глаза небожителей, писанные под непрекращающуюся молитву жителями земными. Увидев хоть раз, их уже не забыть! На Земле таких не бывает! Огромные удивительные глаза, словно изумлённые созерцанием Бога.
   Я встречал эти невыразимые взгляды в Антониевом монастыре, и на Нередице, и в Спасо-Ильинской церкви... Возможно, в моей памяти они наложились друг на друга, и иногда кажется, что всё это было в Юрьевом... потому что вначале на пути был Юрьев, потом всё остальное. Нет сомнений и в том, что все неземные лики родственны друг другу - и не могут не быть родственными.
   Я никогда не был на обломках Византии - ни в Константинополе-Стамбуле, ни в Салониках, ни в Никее, ни в Каппадокии... - но сейчас будто ощутил прикосновение к чему-то византийскому. Воистину, Русь - величайшая преемница Ромейской империи. Здесь, под куполом девятисотлетней башни это перестаёт быть отвлечённой теорией "Москва - Третий Рим", здесь это - читаемо, зримо, ощутимо...
   Здесь византийские лики на русских стенах повествуют без слов, как велик Господь - и как дивно, когда царства и народы стремятся-тянутся к Нему с Земли... пусть даже наивно и вслепую, тесно опутанные своими земными предрассудками.
   Фрески вообще о многом могут поведать... О судьбах человеческих, но больше - о путях Божьих.
   * * *
   А пути земные затерялись в болотах. Деревянные церкви Витославлиц стоят по одну сторону великого разлива, Юрьев монастырь - по другую. Словно Юрьев - это царственный Константинополь, а Витославлицы - Русь Деревянная. Тёмная водная гладь меж ними в жёлтых болотных цветах - Чёрное море... Фантазировать можно много: места-то сказочные.
   Стоит "по колено" в воде частая-частая древесная поросль, точь-в-точь как на картине Левитана "Весна. Большая вода". Целый частокол сучьев - от неба до неба: от настоящего - до отражённого. А вот средь них, на обочине дороги, черно набухают, напившись воды, огромные ивы-драконы. Толщиной в два-три обхвата, а скручены узлом. Будто богатырь какой забавлялся.
   И опять - поросль молодняка в воде...
   А чуть расступится этот частокол, и вот опять - море.
   Необычайно живописно смотрится Юрьев из Витославлиц! Белый заморский город над гладью воды. То кажется - далеко-далеко, а то вдруг через мгновение почудится: руку протяни - возьмёшь.
   Солнечным майским миражом, далёкий и близкий, земной и нереальный, достижимо-недостижимый... смотрит на тебя вековечный Юрьев, провожает... Может, доведётся встретиться второй раз на Земле, а может... Сколько таких же мимолётных путников, ушедших в вечность, повидал он за свою жизнь!
   Св. великомучениче Христов Георгие, моли Бога о нас, путешествующих...
  
  
   Примечания:
   (1). Современный ему Рождество-Богородицкий собор (1117-1119 гг.) Антониева монастыря - тоже в Новгороде, - пока остаётся чисто музейным. Георгиевский же - действующий вот уже почти 900 лет (с перерывом на советское время).
   (2). Просьба не рассматривать эти строки как абсолютную идеализацию архимандрита Фотия. Фигурой он был, безусловно, противоречивой, а его крайняя склонность к экзальтации (пожалуй, даже более характерная для католического представления о святости) заставляет с большой осторожностью относиться к его духовному наследию. Грань между святостью и "прелестью" вообще тонка, и не нам определять её. Поскольку очерк посвящён монастырю, в нём нельзя не отметить несомненную заслугу архимандрита в его возрождении... оставив при этом за скобками многое другое.
   (3). Назначение этой странной башни, наверное, может отчасти прояснить пример аналогичной башни, сохранившейся в соборе Антониева монастыря. В житии его основателя преп. Антония Римлянина прямо указывается, что для уединённых молитв подвижника под боковым куполом собора была возведена круглая келья над лестницей. То есть башня была "столпом", на котором святой нёс подвиг столпничества.
  
  
  
   Рай земной (Витославлицы)
  
   А то место святого рая находил
   Моислав Новгородец и сын его Ияков,
   а всех их было три лодки...
   Свт. Василий Калика, архиепископ
   Новгородский († 1352), "Послание о земном рае"
   Как ни удивительно, при таком-то величии каменных церквей, но почему-то самое яркое моё зрительное впечатление от всей поездки в Великий Новгород - деревянные Витославлицы. Самое яркое и самое беззаботно-радостное. Простое чувство счастья здесь и сейчас. Если уж где и существует тот рай земной, в который свято верили средневековые новгородцы, то он, видимо - там!
   Увидеть в мае в изумрудно-солнечном, бестревожно светлом лесу чудеса деревянного зодчества... да ради этого стоит жить! Стоит ждать много лет, когда это свершится. Витославлицы - это Кижи Новгородские. На берегу не Онежского, а Мячинского озера, в пойме Волхова, в ближайших окрестностях Юрьева монастыря.
   Само название - скорее, ещё общеславянское, чем собственно русское, - свидетельствует, насколько древняя эта земля! Деревня Витославлицы впервые была упомянута в 1134 г. в грамоте князя Изяслава Мстиславича, который "испрошал" эту землю у Новгорода. 830 лет спустя (в 1964 г.) место это было выбрано для музея под открытым небом, куда начали свозить памятники деревянного зодчества Новгородской земли, спасая их от неминуемого исчезновения в "бесперспективных деревнях". Главными энтузиастами, создателями музея были выдающийся знаток деревянной архитектуры А. В. Ополовников и архитектор-реставратор Л. Е. Красноречьев. На территории в 30 га, на живописном полуострове, разместилось 22 памятника, самые древние из которых - XVI века. Формирование музея ещё не завершено (в перспективе планировалось разместить 70 построек).
   В сущности, музей-заповедник начинается уже от самых стен Юрьева. Громадная мельница с лопастями почти до земли стоит прямо напротив ворот монастыря, через дорогу. За ней - залив Волхова, в котором отражается своим огромным шатром церковь Успения из Курицка. Церковь очень высока - вдвое выше стоящей за ней стены деревьев.
   Жёлтые болотные цветы, забравшись в водную синь, золотыми веснушками "укропили" это отражение. Вода и земля перепутались: то ли суша плывёт, то ли эту загадочную синеву на цветущем лугу просто нарисовали для красоты, а по-правде её и нет.
   Церковь, цветы, вода... нарочно не придумаешь более живописное сочетание!
   А дальше Успенской церкви склубился лес, спрятавший в своих недрах остальные сокровища Витославлиц.
   Вход - с другой стороны: минут десять шагать от Юрьева монастыря. Переступаю наконец заповедные врата, беру блиет... в рай земной. Пронизанные солнцем лесные опушки, веера лучей и теней на траве - как нерукотворная икона Преображения Господня.
   Первой мне встретилась на полянке небольшая церковь Николы из Мякишева (XVII в.) - с живописной лесенкой из четырёх ярусов двускатных кровель. Подходя к таким уютным церквам-избушкам, так и хочется сказать по-детски: "Я в домике!". В домике - ничего не страшно!
   Дальше, на открытом месте - удивительно высокая шатровая церковь Успения из Курицка (1595 года!): этакая кремлёвская башня из дерева. Та самая, которую видать ещё от Юрьева монастыря. Древесина её потемнела, и она кажется почти чёрной - удивительный контраст с золотистым морем окружающих её одуванчиков.
   Возле неё я плавно сворачиваю влево - к церкви Николы из Тухоли (XVII в.). Это уж совсем лесная Божья избушка, просто неотделимая от леса - вся в окружении необычайно дремучей чащи: ёлки, сосны, липы и огромные лесные валуны. Целый каскад еловых ветвей, а её кровли раскинулись в "такт" им - тоже каскадом! Будто взмахи крыльев взлетающей птицы запечатлелись в воздухе.
   Отдельные уголки парка кажутся дремучей чащей. Мгновениями забываешь, где ты находишься - представляешь себя в лесу... но каком-то небывалом: то ли из сказки, то ли - из незапамятных времён. Позеленевшие от мха валуны под елями: может, окаменели в них зародыши древних ящеров? А в елях, вроде бы, небольших - что-то богатырское, былинное.
   Но всё это омыл, преобразил, соединил в себе райский цвет весны. Даже в самых дремучих уголках глаза ломит от нежного света: Небо смотрит в глаза. Цветущие яблони пахнут счастьем...
   Бог рассыпал по полянам одуванчики - неведомое нам богатство: монеты Царствия Небесного, словно на брачном пире Жениха рассыпанные. Кажется, вся земля сейчас - Церковь: Невеста Христова.
   Есть одинокие церквушки в лесу, но всё же центр музея - погост. Это настоящий деревянный городок, как из сказки. Три живописнейших церкви - одна из которых огромная, целый "сельский собор"! - избы с пряничными наличниками на фоне толстенных брёвен-древес (клали срубы на века!), часовенки с непременно окружающими их галереями (это уж, скорее, не Божьи дома, а Божьи беседки), колодец с высоченным журавлём... Как в ожившем мультфильме видишь всё это. Не то "Сказка о царе Салтане", не то "Летучий корабль", не то "Конёк-Горбунок"... Дерево вьётся, вскипает узорами, встаёт башенками, куполами, шатрами, щетинистыми кровлями. По щучьему велению, воздвиглись из него игрушечные домики-теремки... а кругом - лес, как и положено! Пейзаж - зелёный, тёмно-бурый и... снежно-белый: от цветущих яблонь. Настоящее незамутнённое, синее райское небо повисло над ним, как церковная пелена. Как Покров. И цветущие яблони стоят пред церквами, как пред иконами - чистое белое приношение от Земли к Небу. Почти до такого же цвета выбелены-омыты солнцем шатры и купола. Здесь Небо и Земля необычайно близки. Здесь... будто бы и не было в мире грехопадения, и никто ничего не терял.
   Такое впечатление, что зодчие просто помогли деревьям стать храмами.
   Сама Земля принесла Богу в подарок свою красоту. А серебристые деревянные купола - родники Воды Живой в небе... В Небе, но ради того, чтобы вечно питать Землю.
   Самый красивый храм здешнего погоста... да и едва ли не всего деревянного зодчества Русской земли - Рождества Богородицы из села Передки. Церковь эта - бывшая монастырская: в XVI веке в селе существовала Богородичная обитель, разорённая в Смутное время. Потому и размеры храма - совершенно не сельские, а соборные: 25 м длина, 20 - ширина, чуть больше 30 - высота (всего несколько метров уступает он всемирно знаменитой Преображенской церкви в Кижах, построенной 2 века спустя).
   Резко суженная книзу, церковь кажется огромным фонарём для крестного хода. Одуванчики вокруг то сгущаются, то рассыпаются - как свет и тени от этого многогранного фонаря. Храм венчают три шатра, от блеска осинового лемеха - будто серебряные. Два из них, маленькие, появились лишь при перекладке церкви в конце XVII века, но смотрятся так, будто были здесь всегда. Три шатра в деревянном зодчестве - явление уникальное! Оно и в каменном-то представлено всего у нескольких сохранившихся храмов по всей России.
   Потрясающе живописная "висячая" галерея опоясывает всю церковь на высоте 4 м. Держится она на больших выпусках - "помочах", - и зрительно округляет сложные очертания 12-угольной крестообразной церкви.
   Впервые церковь упоминается в 1539 г., специалисты-дендрохронологи относят её постройку к 1531 г. Это самый древний памятник в Витославлицах и одна из древнейших сохранившихся деревянных церквей в России.
   Из всего деревянного зодчества - побывав и в Костроме, и в Суздале, и в других местах, - я ещё не встречал ничего, что так потрясло бы меня, за исключением знаменитого погоста в Кижах. Все деревянные храмы и часовни по-своему поэтичны и притягательны. Но ощущение абсолютного и беспримерного шедевра, когда взгляд не хочет ни на миг выпустить цельный волшебный силуэт!.. это ощущение у меня - сугубо кижско-витославлицкое.
   Рядом - почти такая же высокая Никольская церковь из с. Остров (1757 г.). Четырёхъярусная 22-метровая "ёлка" храма - в паре с 28-метровой шатровой колокольней, что над трапезной. Так и воспаряют друг над другом ряды кровель на уменьшающихся восьмериках - "лапы" могучей ели... точнее, двух елей. Когда смотришь со стороны алтаря, они сливаются в одну, широкую. Кровли-лапы - серебристо-белы, как снег. Летнее Рождество! Господи, а ведь есть вечная красота, в которой уже нет времён года...
   Вхожу с трепетом внутрь деревянного рая. Открытый высокий восьмерик внутри бревенчатой церкви - большая редкость. Обычно для тепла такие храмы перекрывали внутренними низкими потолками. Но здесь этого почему-то не сделали. В центре высоко воспарившего дощатого свода - Бог Отец в круглом "солнце" лучей. Такая поднятая на высоту икона по традиции называется "небом". Да, у храма - своё небо!
   4-ярусный иконостас с роскошно-барочными Царскими вратами, с тонко-прорезным "солнцем" Святого Духа над ними. В иконостасе - всего несколько икон: верхние ярусы - пусты... Ничего, это мы пока видим временную пустоту, а Господь видит Вечность. В Нём нет потерь.
   Третий храм на погоста - совсем крошечный: Успения Богоматери из села Никулино (1599 г.). Казалось бы, просто избушка... с куполом. Роскошная ель, растущая рядом с ней на лужайке - намного выше её. С церковью этой связано предание времён польско-литовской интервенции - о безвестном священнике-мученике начала XVII в.: "Пришли литовцы в церковь Успения во время службы, убили священника, а сами ослепли. Весь народ выбежал из храма, а ослеплённые литовцы перерубили самих себя". Могила мученика находилась под престолом (естественно, вдалеке отсюда - там, где стоял храм до перевозки в музей в 1975 г.). Церкви пришлось проделать большое путешествие - село Никулино находится на севере Валдая, совсем не близко к Новгороду. Специалисты говорят, что, к сожалению, перевозка была единственным способом спасти этот практически гибнущий храм.
   Конечно, не одни только церкви стоят в Витославлицах. Но даже в простых избах, в уютных светёлках и горенках, здесь чувствуется что-то Божие. "И слышу, и вижу быль, такую родную, омоленную, хранимую святым Покровом..."
   Как говорил старичок Горкин маленькому Ване Шмелёву: "Нам с тобой не будет ничего страшно: работай-знай - и живи, не бойся, заступа у нас великая, ухитимся потепле, а над нами Владычица, Покровом своим укроет... под Её Покровом и живём. И скажет Господу: "Господи, вот и зима пришла, все наработались, напаслись... благослови их, Господи, отдохнуть, лютую зиму перебыть, Покров мой над ними будет" (И. Шмелёв "Лето Господне").
   Быт, преображённый молитвой и - Покровом. Он ли не есть - настоящий земной рай?.. Тихий деревянный предбанник грядущего Царства.
  
   Покровский Зверин монастырь
  
   Монастырь с непривычным для святой обители названием Зверин - один из древнейших в Новгороде. Если он и моложе знаменитых Юрьева и Антониева, то ненамного. Дата его основания неизвестна, упоминается же он впервые в 1148 г. - в связи с тем, что сгорела деревянная Богородицкая церковь. Подумать только! В сотнях километров отсюда ещё едва появилась на свет Москва - а монастырь уже стоял неизвестно сколько лет до первого в своей истории пожара. Обитель эта - древнейший женский монастырь на всём русском Севере. Возможно, не только на Севере...
   Когда-то здесь был "зверинец" - место охоты первых новгородских князей: к северу от города, на Софийском берегу Волхова. Один из немногих сухих разрывов в почти сплошной водяной осаде Новгорода, окружённого речками, озёрами и бескрайними болотами. От этого "зверинца" и пошло народное название монастыря. Сейчас он давно уже в черте города, меж улицами Великой и Звериной - чуть к северу от кольца валов, опоясавших исторический центр.
   Как-то в майский день я отправился в путешествие к нему именно по древнему валу. Гостиница, где я остановился, стояла у руин другого, Десятинного, монастыря - на месте величайшего в истории Новгорода чуда, от Знаменской иконы Божией Матери (1170 г.). По преданию, именно здесь во время битвы с суздальцами вынесли на стену внешнего острога икону Владычицы, здесь вонзилась в Её Лик стрела и пролились слёзы... и обратились в бегство враги. Здесь была юго-западная граница Новгорода XII века, Зверин же располагался - за северо-западной.
   Гостиница стояла "на берегу" вала и я отправился по нему, как по насыпной дороге... Сколько объездил древнерусских городов с сохранившимися земляными укреплениями - и каждый раз не перестаю поражаться необычайному изяществу, какой-то коренной красоте этих простейших, казалось бы, сооружений! Что может быть проще утрамбованной кучи земли! Откуда же это волнение на душе, чувство прикосновения к чему-то сокровенному?..
   Волнуют сердце любые городские валы. И заросшие целыми букетами узловатых сосен, как в Звенигороде или Городце, и белые от берёзок, небесно-голубые от незабудок, как в Плёсе, и открытые "степные", как в Суздале или Переславле - с примыкающими ковриками огородов, с пасущимися козами и коровами. Дивно сверкают они зимой, когда катается с них на санках ребятня. Огненным заревом неровных склонов, с глубокими тенями и светящимися горными грядами, встречают восходы, провожают закаты...
   Сейчас я шёл по валу, облитому лавой одуванчиков. Раньше такие укрепления обливали зимой, чтоб гладкие, как зеркало, ледяные скаты были неприступным препятствием для врагов. Сейчас всё было залито - жидким золотом. Оно плавно стекало в низину бывшего рва, искристо рассыпалось понизу, мохнато-пышно курчавилось на гребне. На юге потоком уходило в родственное солнце, а на севере, куда я шёл, чуть заметным изгибом утекало за дома, вправо.
   Солнечная дорога на земле! Глаза пьянеют от радости, ноги словно летят и сами тебя несут. То одна, то другая улица вдруг разрубает вал, но продолжение его тут же встаёт за проезжей частью. Замечательное путешествие: с вала - по пешеходной "зебре" - и опять на вал!
   Зимой здесь, наверное, тоже катаются на санках и лыжах, а сейчас... день был жаркий, и многие загорали, как на пляже. Только вместо воды и вместо песка - всё те же нескончаемые одуванчики. Кажется, утонуть в них можно! Кое-где на сплошной золотой волне белела пена цветущих яблонь - штормовые "барашки".
   Только на Санкт-Петербургской я окончательно сошёл с вала, завидев купола Свято-Духова монастыря, с XII века стоящего тут по соседству со Звериным. Маленькая Духова улица ведёт сквозь него дальше на восток. Бывшую монастырскую территорию она разрубает пополам: Троицкая церковь XVI века стоит по левой обочине, Свято-Духовская XIX - по правой.
   Особенно хороша - не оторвать глаз, - краснокирпичная, в "пламенеющем стиле", Троицкая церковь с пятью крытыми деревянным лемехом луковками, с рядами кокошников под ними, усиливающими сходство с пышным костром. Ведь и на апостолов Дух Святой сошёл "в виде огненных языков". Деревянные главы над кирпичными стенами напоминают храмы Соловецкой обители... в миниатюре.
   К сожалению, монастырь не действующий - его до сих пор занимает архив Новгородской области.
   В этом смысле Великий Новгород - странный город! Как ни нелепо, но именно его уникальное наследие с некоторых пор стало препятствовать полноценному возрождению церковной жизни. Где "музейность", там нет места церковности. Увы, это один из основных духовных конфликтов нашего времени. И это конфликт не собственности, а двух несовместимых мировоззрений. Воинствующий атеизм, поубавив в новых условиях свои амбиции по сравнению с 20-30 годами прошлого столетия, отступил в могучие бастионы сердец музейных работников... не всех, конечно! - но тех, для кого "национальное культурное достояние" стало идолом, мешающим увидеть Бога. Как важно не сотворить себе кумира... ни в чём. Храмы, фрески, иконы - всё для Бога... всё теряет свой смысл без Бога. Литургия наполняет жизнью и смыслом Храм. Храм без Литургии - как тело после исхода души... по-русски это называется труп.
   То, что культурные работники стали хранителями трупов, на полном серьёзе "спасающими" их от воскресения, вахтёрами, "не пущающими" Христа к смердящему Лазарю - одна из величайших духовных подмен в наших сердцах.
   Поразительно, что в древнейшем, исконнейшем (наравне с Киевом) русском городе, где сохранились десятки уникальных, веками намоленных церквей, действующих из них - всего 9. Для сравнения, во Пскове, который когда-то называли "младшим братом Великого Новгорода" - 28 действующих храмов(1).
   Да, жили два брата. Обоих однажды убили без всякого смысла. Из одного сделали красивую мумию и до сих пор её охраняют... другой воскрес. Вот такая притча.
   Конечно, это - простая схема. И в Новгороде есть замечательные островки молитвы, где "жизнь жительствует". В том же Зверином монастыре маленький Симеоновский храмик-музей соседствует с большим действующим Покровским... точнее, с двумя Покровскими, пристроенными друг к другу. Очень светлое, какое-то очень чистое место!
   Идти к нему от бывшего Духова монастыря - несколько минут. Сначала по Духовой улице, потом - по Звериной... Возле их стыка, на лужайке, расцветает один из красивейших в Новгороде да и во всём северорусском зодчестве храмов - Петра и Павла в Кожевниках (1407 г.). Он один из нескольких, выстроенных "смешанно": из кирпича и красного ракушечника. Что, казалось бы, проще: кирпич да булыжник тёмно-розового, охристого цвета. Будто бы беспорядочно, будто бы грубовато-небрежно... Издали глянешь - по цвету (но только по цвету!) напоминает руины с осыпавшейся штукатуркой. Ближе подойдёшь - и уже взгляд не оторвёшь от многоцветного узора кладки: столько тончайших перламутровых оттенков, играющих на солнце! Будто кровь пульсирует, как в живом организме, в каждом сосудике, в каждом капилляре Храма. Наверное, это сугубый прообраз Тела Христова. Сколько раз Спаситель говорил о нерукотворном храме Своего Тела, "ломимого во оставление грехов"!
   Сурово-изящные очертания, мощь и тонкая изысканность, полёт и тяжко-монолитная заземлённость - всё как-то совместилось в этой небольшой церкви. Чешуйчато-серебристая деревянная кровля, следующая за всеми изгибами закомар выглядит крылатой... вот-вот воспарит! Зато все линии фасадов отвесно уходят в землю, срослись с ней незримыми корнями.
   Под солнцем камни, казалось, сверкали и огненно-переливчато светились, как гигантские самоцветы. В тени обретали золотисто-коричневые цвета и оттенки кедровой шишки. Луковка из осинового лемеха тоже напоминала шишку - только совсем мелкочешуйчатую, мерцающую. Словно какая-нибудь горная каменная башня )которой место на Кавказе) и Кижи - слились в одно. "Случайный" узор камней - как на мостовой, - казался сейчас несравненно красивей и живей любого начерченного, выверенного геометрического узора. Словно сама природа в похвалу Творцу поднесла этот храм. Суровая Земля-кактус из недр своих возвела к небу цветок. Небольшие круглые цветочки на стенах, выложенные людьми поверх природного узора, усиливали ассоциацию. "Цветочными" были и кресты, вписанные в круги, - и ещё особые кресты, белокаменные, вмурованные в стену понизу: поклонные. К ним можно прикладываться, потому и - поклонные. Они есть практически на любом древнем новгородском храме: такая уж сложилась традиция.
  
   А впереди уже видны купола большого собора и маленьких церквей Зверина монастыря. Это самый крупный архитектурный ансамбль на Софийской стороне, после Детинца и Юрьева монастыря. Его хорошо видно и из-за Волхова, хотя стоит он не на самом берегу, а за пустырём и большими деревьями.
   Монастырь, ныне являющийся обычным приходом (с 1989 г.), до революции был крупной женской обителью. По реформе Екатерины II, его отнесли к почётному второму классу (первоклассными из новгородских монастырей были лишь Юрьев и Варлаамо-Хутынский). После упразднения соседнего Бело-Никольского монастыря в XVIII в., он включил в себя и его территорию - с древним Никольским храмом. Зверина обитель, пережив короткий упадок в петровские и послепетровские времена, к XIX веку вновь стала настолько богатой и процветающей, что даже открыла своё подворье в Петербурге.
   В советское время бывший монастырь заняла воинская часть.
   Сейчас "открытый" комплекс - это две действующих Покровских церкви (маленькая конца XIV в. и большая, соборная, начала ХХ в.) и музейная Симеона Богоприимца (1468 г.). Никольский храм и остальные здания до сих пор занимает военкомат.
   Заходишь в калитку.
   Аккуратненький дворик с клумбами, скамейками, фонарями. Средь берёз стоит изящная современная деревянная колоколенка - будто сложенная из спичек: какая-то почти сувенирная.
   За ней - большой пятиглавый Покровский собор(2), а слева от него - маленькая, одноглавая Симеоновская церковь, знаменитая своими фресками. Во многих новгородских церквах есть и более древние росписи, но по степени сохранности, по цельности всей композиции, симеоновские фрески 1468 года не имеют себе равных. Беспримерны они и по содержанию - ибо необычна сама история и сам замысел храма.
   В 1467 г. в очередной раз чума невидимой косой прошла по Новгороду, собрав страшный урожай. Люди молились всем святым и ждали избавления, но оно долго не приходило. Наконец, архиепископу Ионе явился в видении тот, кто сподобился держать на своих старческих руках самого Младенца Христа в великий день Сретения - св. Симеон Богоприимец. Он обещал избавление от моровой язвы и повелел выстроить храм, поставить там его чудотворную икону. Повеление святого было исполнено, и вот вырос в Зверином монастыре, где хоронили всех умерших от язвы, храм обыденный (то есть сложенный в один день из брёвен). Чума отступила, и на следующий год благодарные новгородцы выстроили вместо деревянного каменный храм св. Симеона Богоприимца - тот, что стоит доныне.
   Так получилось, что это ещё и последний храм эпохи вольного Новгорода. Его возвели за три года до Шелонской битвы, перечеркнувшей судьбу великого Города-государства.
   "Храмоздатель" владыка Иона был последним прославленным во святых архиепископом независимой Новгородской республики (в 1458 - 1470 гг.). Символично, что он был и современником, и тёзкой великого святителя Ионы, митрополита Московского и всея Руси († 1461). В отличие от двух государств - Москвы и вольного Новгорода, неуклонно катившихся к последней, роковой войне, - два святителя вполне находили общий язык. Архиепископ Иона Новгородский жил "промосковским", а точнее, общерусским сознанием, и пожалуй, пока Господь не забрал его в Свои обители, прямая война была невозможна.
   Про таких святителей говорят: "владыка Божией милостью", "избранник Божией от младенчества". В детстве произошла его знаменательная встреча со св. блаженным Михаилом Клопским.
   "Остался я сиротою, -- так рассказывал сам св. Иона, в миру Иоанн, -- после отца семи лет, а после матери -- трех лет. Бог положил на сердце вдовице Наталии Медоварцевой: взяла она меня в свой дом, кормила и одевала, и отдала меня дьяку учиться грамоте. В училище было множество учащихся; я от бедности был тихий. В один день дети играли после вечерни. Идет по улице блаженный муж; дети, кинувшись на него, бросали в него камешки и в глаза сор; а я стоял, не трогаясь с места. Блаженный, оставив детей, прибежал ко мне, взял меня, поднял выше себя и, вовсе не зная меня, называл меня по имени. "Ванюша! -- говорил, -- учись грамоте, быть тебе в Новгороде архиепископом"".
   За 12 лет святительского служения Ионы в Новгороде свершились многие важнейшие духовные события. Именно по его благословению был основан Соловецкий монастырь - он выдал преп. Зосиме грамоту, по которой в дар новой обители отдавались все Соловецкие острова. При нём были составлены жития и службы всем самым известным Новгородским святым: владыка специально пригласил для этого известного "учёного монаха" Пахомия Логофета. Св. Иона выстроил в Детинце первую в Новгороде церковь в честь преп. Сергия Радонежского - с этого-то маленького храма и начинается глубокое почитание на Севере Руси преп. Сергия и других Московских Чудотворцев. Впервые были стерты духовные "границы", когда обывательское сознание делило святых на "своих" и "чужих". Та же общецерковная идея, преодолевающая всякие земные границы, выражена и в росписях Свято-Симеоновского храма.
   Поднимаюсь на второй этаж - в дивный ларец с фресками. Крошечный храм - но такой же четырёхстолпный, как большие соборы. Эта схожесть маленького с большим умиляет.
   Круглые столбы обвиты понизу наклонными полосами - красными и синими на белом. Словно они неуловимо, неприметно крутятся, эти столбы. Выше - и на них, и на стенах, и на сводах - бесчисленные лики святых. Чудные фрески анонимных местных мастеров - современников Дионисия. Тема росписей - месяцеслов святых. Каждому дню года соответствуют свои святые - и вот, они выписаны по порядку, по месяцам и датам, на всех плоскостях интерьера.
   Храм - как бы одна свёрнутая икона Всех Святых... наверное, всякий, кто хоть изредка бывает в церкви, не раз видел на аналое такую икону. В сущности это - календарь, написанный не цифрами, а ликами святых.
   На южной стене сам святитель Иона - в знаменитом новгородском белом клобуке и конечно, в нимбе, - подносит в дар Христу этот храм, держа его на своей деснице. Христос благословляет и его, и храм из розового кольца облаков.
   Ещё помню крошечную фреску - размером где-то с небольшую книжку, наверное, - в нише одного из алтарных окошек. Здесь был Жертвенник... и Младенец-Агнец лежал в Чаше, закалаемый за грехи всего мира, а Ангелы совершали Проскомидию.
   На стенах алтаря - Святители в полный рост, сходящиеся к Горнему месту. Выше, на арках и сводах - сотни Угодников в безчисленных круглых медальонах, от которых пёстрым, как беседка осеннего сада, смотрится весь храм.
   Я смотрел на всё это множество святых. Они как-то поместились в таком камерном помещении, где казалось: привстань на цыпочки - и дотронешься до сводов. Как их много! И как их... на самом-то деле, ещё неизмеримо больше! И как мало мы о них знаем! Всё лики, лики... а чьи лики? Как мало говорят нам имена даже тех из них, кто когда-то исключительно, сугубо почитался на Руси: Флора и Лавра, Косьмы и Дамиана, священномученика Власия... Ведь когда-то им посвящались сотни церквей. Дни их памяти были любимыми в народе праздниками... Всё ушло! Только в древних церквах кое-где лики уцелели... да и те разве лишь специалист "опознает".
   А есть и такие святые, которых совсем-то, конечно, не забывали (как же их совсем забудешь, если о них в самом Евангелии написано!), но как-то... и помня не помнили, и читая, почти не обращали внимания, и произнося имя, почти никогда им не молились.
   Св. Симеон Богоприимец... Вот уж редкое посвящение храма! Моего близкого друга зовут Семён, моего дедушку по отцу, которого я никогда не видел (он умер за много лет до моего рождения) звали Семён... и я, объездив столько городов, впервые за свою жизнь побывал в Симеоновском храме. Да и тот оказался - не действующий: свечку даже не поставить под древними сводами... - только себя можешь на минутку поставить вместо свечи.
   Я прежде не знал, что даже акафист св. Симеону Богоприимцу, жившему две тысячи лет назад, был составлен лишь в XIX веке - и именно в этом монастыре. Составительницей его стала известная подвижница, будущая игуменья Леушинского монастыря Таисия (в 1872 - 1878 гг. подвизалась здесь, в Зверином, тогда ещё с именем Аркадия, была инокиней, регентшей хора). Так память древнейших святых порой "обновляется" в близкие к нам времена - и не в далёкой Палестине, а на севере Руси.
   "Ныне отпущаеши, Владыко, раба Твоего по глаголу Твоему с миром..." - этими самыми знаменитыми словами - из разряда тех, что вне пространства, вне времени, - приветствовал св. Симеон Младенца Христа, своего Освободителя от морока жизни земной, "отпущающего его с миром" в долгожданную жизнь вечную.
   Да ведь это же первый человек, истинно встретивший и узревший не просто Бога, а Бога Воскресения!.. Первым встретивший Пасху - как победу над смертью - первый обрадованный своей земной кончиной. Про него, как и про Иоанна Крестителя, можно сказать, что это "последний пророк Ветхого Завета и первый святой - Нового".
   "Ныне отпущаеши..." Это был и облегчённый выдох всего человечества, освобождаемого из Ветхого Завета в Новый... ибо это-то и есть - Встреча (Сретение). Симеон выдохнул устами всего человечества... о чём само человечество в тот момент и знать не знало. Он стал в тот миг всем встречавшим Бога человечеством. На мгновение (хотя нет, мгновений в этом состоянии уже не существует) он вместил в себя всех нас, и от всех им было сказано слово, услышанное Словом.
   ...А было поведано старцу сему
   о том, что увидит он смертную тьму
   не прежде, чем Сына увидит Господня.
   Свершилось. И старец промолвил: "Сегодня,
  
   реченное некогда слово храня,
   Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
   затем что глаза мои видели это
   Дитя: он - твое продолженье и света
  
   источник для идолов чтящих племен,
   и слава Израиля в нем".- Симеон
   умолкнул. Их всех тишина обступила.
   Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
  
   кружилось какое-то время спустя
   над их головами, слегка шелестя
   под сводами храма, как некая птица,
   что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
  
   И странно им было. Была тишина
   не менее странной, чем речь. Смущена,
   Мария молчала. "Слова-то какие..."
   И старец сказал, повернувшись к Марии:
  
   "В лежащем сейчас на раменах твоих
   паденье одних, возвышенье других,
   предмет пререканий и повод к раздорам.
   И тем же оружьем, Мария, которым
  
   терзаема плоть его будет, твоя
   душа будет ранена. Рана сия
   даст видеть тебе, что сокрыто глубоко
   в сердцах человеков, как некое око".
  
   Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
   Мария, сутулясь, и тяжестью лет
   согбенная Анна безмолвно глядели.
   Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле
  
   для двух этих женщин под сенью колонн.
   Почти подгоняем их взглядами, он
   шагал по застывшему храму пустому
   к белевшему смутно дверному проему.
  
   И поступь была стариковски тверда.
   Лишь голос пророчицы сзади когда
   раздался, он шаг придержал свой немного:
   но там не его окликали, а Бога
  
   пророчица славить уже начала.
   И дверь приближалась. Одежд и чела
   уж ветер коснулся, и в уши упрямо
   врывался шум жизни за стенами храма.
  
   Он шел умирать. И не в уличный гул
   он, дверь отворивши руками, шагнул,
   но в глухонемые владения смерти.
   Он шел по пространству, лишенному тверди,
  
   он слышал, что время утратило звук.
   И образ Младенца с сияньем вокруг
   пушистого темени смертной тропою
   душа Симеона несла пред собою,
  
   как некий светильник, в ту черную тьму,
   в которой дотоле еще никому
   дорогу себе озарять не случалось.
   Светильник светил, и тропа расширялась(3).
  
   Примечания:
   (1). И в Новгороде, и во Пскове - по состоянию на 2009 г.
   (2). Главной святыей этого храма в наше время являются мощи преп. Саввы Вишерского.
   Преп. Савва († 1460), хотя и не жил в Зверином монастыре, но был подвижником той же эпохи, что и устроитель Симеоновского храма архиепископ Иона († 1470). Именно свт. Иона совершил местное прославление Преподобного почти сразу после его земной кончины (всероссийское прославление состоялось лишь на Соборе 1549 г.). Св. Савва, родом из Кашина, подвизался сначала в тверских монастырях, затем удалился на Афон. После нескольких лет подвигов на Св. Горе вернулся на Русь - но уже в новгородские земли. Ходил монахом-странником, пока не избрал себе жилище под Новгородом на реке Вишере - устроив келью по типу афонских отшельнических калив. Пример его привлёк других иноков, и образовался Вишерский монастырь. Св. Савва - один из немногих русских подвижников, избравших подвиг столпничества. Проводя в молитвах на "столпе" - крошечной башенке с открытой площадкой наверху, - шесть дней в неделю, он лишь на воскресную службу сходил в храм. Скончался в праздник Покрова Божией Матери, 1 октября 1460 г. Вдвойне символично, что мощи его спустя века оказались в Покровском монастыре. Вишерский монастырь (в 10 км к востоку от Новгорода) в советское время был разрушен, но мощи подвижника уцелели и совсем недавно были перенесены сюда.
   (3). И. Бродский "Сретенье".
  
  
   Антониев монастырь
  
   Через Волхов, прямо напротив Зверина, виднеется ещё более знаменитый и древний, но тоже пока недействующий монастырь - Антониев. Удивительное даже по меркам Новгорода святое место, овеянное такими преданиями, принять которые можно только имея детскую по своей чистоте веру. Без основателя монастыря преп. Антония Римлянина так же невозможно представить себе духовную историю этой земли, как без преп. Варлаама Хутынского или святителей Никиты и Иоанна. Не представишь себе и всё древнерусское зодчество без собора Рождества Богородицы... 1117 года!
   В один из дней моего новгородского житья я отправился к Антониеву монастырю - разумеется, как обычно, пешком. Через Волховский мост на Торговую сторону, дальше - по красивейшей набережной Александра Невского вниз по течению. Впереди высилось мощное пятиглавие действующей церкви Бориса и Глеба в Плотниках (т.е. в Плотницком конце - одном из пяти, на которые делился древний Новгород). По своим размерам и живописному положению на самом берегу, этот приходской храм кажется собором - наиболее заметным на всей Торговой стороне. Он оставляет ощущение простой, но очень торжественной красоты. 15 "щипцовых" закомар (12 над храмом и 3 над притвором) образуют зубчатый каменный венец, над которым горит пятисвечник больших луковичных куполов. Пред храмом стоит памятник Александру Невскому, образуя вместе с его серебряно-белым силуэтом и широкой гуашево-синей гладью Волхова какой-то удивительно цельный, будто на холсте написанный пейзаж.
   В древнем Новгороде было 6 церквей, посвящённых Борису и Глебу(1). До нашего времени сохранилась только здешняя. Она была возведена в 1536-37 гг. на месте одноимённой каменной 1377 г. Поскольку строили её "20 человек больших новгородских мастеров", неудивительно, что даже относясь к "московской" эпохе, она вобрала в себя традиции республиканского новгородского зодчества. Щипцовые закомары снаружи, хоры внутри...
   Вообще же церковь эта - одна из самых больших посадских в Новгороде, - в XVI веке даже считалась соборной. Закрытая в 1933 г., она была возвращена верующим в 1992 г. и вот уже без малого двадцать лет является действующей.
   За церковью - могучий вал Окольного города XIV века: та его оконечность, что упирается в Волхов - северная граница Торговой стороны. Сразу же за валом, как белый цветок под склоном выросла крошечная церковь Иоанна Богослова 1383-84 гг. Она совершенно чудная - почти ровесница знаменитого храма Спаса на Ильине, а выглядит как его игрушечная копия. Те же волнистые ниши на фасадах, щёлочки-окна в монолите стен, единственная апсида - живописная, круглая, выступающая полубашня. Только всё это - меньше во много раз! А главная "визитная карточка" - восьмискатная крыша.
   Эти восьмискатные новгородские кровли - и большие, и малые, - своей простотой и изяществом запоминаются навсегда. Будто квадратный столбик, чуть торчащий из земли, сверху подтесали несколькими ловкими, сноровистыми ударами топора... и вот - всё уже готово! Может, из деревянного зодчества пришло это в каменное?.. Но таких древних деревянных церквей не сохранилось - поэтому теперь уже не проверишь. Можно только любоваться и дивиться тем, что есть. Последнее столетие эпохи вольного Новгорода (1360 - 1460-е годы) принесло русскому зодчеству этот подарок - чудную в своём неказистом величии форму, повторённую в великом городе десятки раз, подхваченную и ещё более "отточенную" соседним Псковом... Высшее воплощение Христовой аскезы - в камне. Неслучайно явилось оно на суровом Севере, и неслучайно Господь уберёг его. Татары сюда никогда не доходили, поляки и "воры" в Смуту - чуть-чуть не дошли, шведы были недолго, воинствующие атеисты закрыли храмы, но само "народное достояние" не посмели разрушить. Война прокатилась страшно - но из-за этого и силы реставраторов были направлены беспримерные: другим городам и не снилось. Вот и цветут в Новгороде доныне бесчисленные каменные цветы.
   Здешняя церковка будто специально изо всех сил старается спрятаться за валом, за могучей складкой земли. В этой ложбинке когда-то текла крошечная, ныне пересохшая речка Витка. Сквозь проём в неровном валу видна церковь Бориса и Глеба - так и стоят они по разные стороны, переглядываются. Сейчас храм Иоанна Богослова принадлежит старообрядческой общине.
   Дальше - парк. Огромный, купающийся в солнце... и воде. Бродят по колено в Волхове деревья, зашли в него густыми стадами. Кажется, будто это мангровые заросли в каком-нибудь тропическом лесу. Необычайно широко разлилась по весне великая новгородская река - даже сейчас, в начале лета, ещё не успела войти в берега.
   Набережной уже никакой нет. Нет и пляжа, хотя люди среди этих водяных зарослей умудряются купаться! Купаться - и чуть что, шустро убегать на берег от водных патрулей.
   Тропинка наконец отбегает от берега - её оттеснила какая-то лодочная станция, - и вот я иду уже по аллее парка. Он прямо-таки роскошен в начале лета! Ещё не отцвела сирень, но уже заискрился белый шиповник. На всех лужайках одуванчики дружно опушились - облачно-белый цвет повсюду пришёл на смену золотому. Стоит над этим пушистым разливом статуя белого лося, словно только что вышедшего из зарослей...
   За широким парком протянулась Студенческая улица. У её-то "стыка" с Волховом и стоит Антониев монастырь.
   Проходишь с улицы тенистой аллеей чуть в глубь застройки. Вот ворота (над ними когда-то стояла изящная колокольня, но она не пережила советское время). Среди старых деревьев, как в небольшом парке, открывается могучий собор Рождества Богородицы 1117 - 1119 гг., а чуть ближе ко входу - небольшая Сретенская церковь 1533 - 1536 гг. (Сретенская считается древнейшей сохранившейся трапезной церковью в Новгороде - памятником эпохи свт. Макария, будущего митрополита всея Руси, который перевёл большинство новгородских монастырей на общежительный устав. Общая трапеза - самый зримый символ общего жития!).
   Собор - музейный, а Сретенский храм готовят к передаче Церкви по случаю 1150-летия Новгорода (вероятно, сейчас, когда я пишу эти строки, он уже - действующий).
   Собор смотрится посреди тихого дворика прямо-таки циклопической постройкой - не столько огромной, сколько мощной. Чёрные купола над толстыми белыми стенами кажутся монолитными. Их три - как в Юрьевом монастыре. Но здешний собор выглядит "кряжистей" Георгиевского. Он производит ничуть не меньшее, если не большее впечатление. Здесь башня под третьим куполом - круглая, а не квадратная. Она не сливается с основным зданием, а хоть символически - щёлочкой, - да отделена от него. Поэтому здесь контуры собора - сложнее, а монолитно-трёхглавым он выглядит лишь с юга(2). С севера отдельность башни видна сразу! Толстая, высокая, почти без окон, она производит неизгладимое впечатление, особенно когда стоишь у самого подножия. Что-то очень таинственное в ней. Чёрный купол - широкий, как могучая "шапка" над вулканической трубой.
   Подобные формы в русском зодчестве наши современные мифотворцы из Татарстана очень любят называть "мусульманскими", явившимися "под влиянием татарской архитектуры". Всё бы хорошо, почему бы не фантазировать... Но в Новгороде начала XII века (!) ещё и речи не могло быть ни о каком "татарском влиянии". Стало быть, и этот храм, и последующие в течение многих веков - именно русские... влияние на них если какое и было, то - греко-византийское. А вот то, что турки (как ещё раньше - арабы) заимствовали приёмы своего зодчества как раз от Византии, турецкое же зодчество в Новое время оказало сильное влияние на татарское - это факт. Так что схожесть при желании найти можно - всё верно... но верно - с точностью до наоборот!
   Полезно иногда поездить по исконным, древним городам. Многое тогда в восприятии и истории, и культуры - на место встаёт. Явь - она всегда интереснее мифов.
   Башня, помимо того, что содержала в себе лестницу, ведущую на хоры, и была "столпом" преп. Антония, видимо, изначально служила ещё и звонницей - есть сведения, что в древности на ней висели небольшие колокола. В таком случае, это - первая колокольня на Руси из всех сохранившихся.
   Много, очень много загадок таит в себе этот девятивековой собор - плоть от плоти родной земли Новгородской... но при этом - памятник чудесного путешествия преп. Антония Римлянина. Именно Новгород, а не Москва (которой ещё и на свете не было!) стал тогда Новым Римом.
   Внутри собора - ковровая пестрота сплошных росписей XIX века. Очень величественно выглядит сама могучая древняя конструкция с 8-гранными столпами, но типовые европейские картинки, как из какой-нибудь "Библии для детей", смотрятся в девятивековом интерьере очень уж лубочно. К счастью, сохранились не только они, но и малые фрагменты росписей... 1125 года!
   Виднеются древние фрески в апсиде алтаря, словно отступив от людей на шаг назад - в округлое каменное небо. Видны святительские лики на медальонах алтарной арки и в простенках окон...
   Св. Лазарь - в белоснежной одежде, юный, с огромными глазами. Свв. врачеватели-бессеребренники с дивными ликами стоят по двое - в верхних ярусах восточных столпов. Таинственно проглядывают среди "белых пятен" нежные складки Богородичной одежды. С трудом можно разглядеть в тени Её Лик. Виднеются и сюжеты - фрагменты Богородичного цикла: когда-то, видимо, очень подробного... ведь сам собор - Богородичный.
   Есть в этом музее один совершенно не музейный уголок. В арке меж главным храмом и правым приделом сохранилась великая святыня - могила преп. Антония Римлянина. Не рака, а именно гробница в две ступеньки - мощи его всегда почивали и почивают под спудом. С разрешения музейной администрации, на гробнице стоит одна простенькая неугасимая лампадка и принесённая кем-то бумажная иконка Святого. Помню, над иконкой свешивались из баночки кисти сирени, а сбоку лежал пучок вербы...
   Вот и всё. Так скромно и так велико это место!..
   В Риме начала XII века жил человек, удивительным образом сохранивший верность вселенскому Православию. Великий раскол 1054 г. окончательно отсёк от православного Востока католический Запад - но не душу этого человека. Ко Престолу Небесному, а не папскому стремилась его душа. Он нашёл себе прибрежный морской камень для уединённой молитвы - и стоял на этом Острове Православия. "Один в поле не воин", - придумали себе люди на земле поговорку... но для Бога и один - целый мир. Нашей арифметики для Бога нет... как и нашего времени, и нашей географии... Долго (по нашим меркам) молился этот человек, не замечая вокруг ничего - "во свете небесного лика, исполнявшего веселием его сердце, день единый казался ему как тысяча лет, и тысяча лет как день единый". Наконец он "очнулся" под колокольный звон на своей истинной, духовной родине, о существовании которой прежде не знал: камень его, каким-то образом, стоял уже не на морской отмели близ устья Тибра, а на Волхове перед широкой панорамой Великого Новгорода...
   "Стеклись к преподобному люди, там жившие, и, глядя на него, дивились. И подойдя к нему, начали вопрошать его о имени и роде, и от какой страны пришел. Преподобный же, совсем не зная русского языка, не смог дать никакого ответа, но только кланялся им. С камня же преподобный не смел сойти и пребыл три дня и три ночи, стоя на камне и молясь Богу.
   В четвертый же день преподобный много часов молился Богу, дабы Господь поведал ему о граде сем и о людях. И сошел преподобный с камня, и пошел в Великий Новград, и встретил там человека из греческой земли, гостя торгового, который знал римский, греческий и русский язык. Он же, увидев преподобного, спросил его о имени и о вере. Преподобный поведал ему имя свое, христианином себя назвал и грешным иноком, недостойным ангельского образа. Купец же тот, пав к ногам святого, просил благословение от него. Преподобный благословение ему даровал и о Христе целование. И спросил о граде, о людях, о вере, о святых Божиих церквах. Купец же поведал преподобному все подряд, говоря: "Город сей - Великий Новград. Люди же в нем православную христианскую веру имеют, соборная церковь - Святая София Премудрость Божия, святитель же во граде сем - епископ Никита. Владеет же градом сим благочестивый великий князь Мстислав Владимирович Мономах, внук Всеволодов." Преподобный же, услышав от грека повесть сию, возрадовался душою и всесильному Богу великое благодарение воздал в уме своем. Спросил же преподобный еще, говоря: "Скажи мне, друг, какое расстояние от града Рима до града сего и за какое время проходят путь сей?" Он же поведал ему, сказав: "Дальняя страна та, и труден путь к ней по морю и по суше. Едва проходят его гости торговые за полгода, если кому Бог поможет." Преподобный же размышлял и дивился в себе величию Божию.
   И поклонился святой купцу до земли, мир и прощение ему даровав.
   И стал преподобный молиться, стоя на камне своем день и ночь, чтобы открыл ему Бог русский язык. И узрел Господь подвиги и труды преподобного. Стали приходить к нему близ живущие люди и горожане за молитвой и благословением, и преподобный вскоре от них начал понимать и говорить русским языком. Люди же вопрошали его об отечестве, и какой он земли рождения и воспитания, и о пришествии его. Но преподобный не поведал им о себе, а только себя грешным называл.
   По малом же времени дошел слух о нем до святителя Никиты. Святитель послал за ним и повелел привести его. Преподобный пошел в великом смирении к святителю. Святитель же ввел его в келию свою. По сотворении молитвы преподобный сказал "аминь" и принял благословение от святителя со страхом и любовию, как бы от руки Божией. Святитель же Никита, провидя Духом Святым о преподобном, начал вопрошать его об отечестве и о пришествии его в Великий Новград: откуда и как пришел. Преподобный же святителю не хотел поведать тайны, боясь человеческой славы. Святитель же Никита с великим прещением и даже с заклятием продолжал вопрошать преподобного к сказал: "Мне ли, брат, не поведаешь тайны своей? Знай же, что сам Бог может открыть нашему смирению о тебе, ты же тогда осуждение за ослушание примешь от Бога." Преподобный пал пред святителем на лицо свое и с плачем молил святителя: да не откроет тайны сей никому, доколе преподобный будет находиться в жизни сей. И поведал о себе тайну наедине святителю Никите: все подряд об отечестве своем, и о воспитании, и о прихождении из Рима в Великий Новгород.
   Святитель же Никита, сие услышав, не как человека его воспринял, но как ангела Божия и, встав со своего места, отложил жезл пастырский и долгое время стоял, молясь и дивясь бывшему - как прославляет Бог рабов своих. После молитвы сказал преподобный "аминь". Святитель же Никита пал пред ним на землю, прося благословения и молитвы от него. Преподобный же тоже пал пред святителем на землю, молясь и прося благословения, недостойным и грешным себя называя. И оба долгое время лежали на земле и плакали, поливая землю слезами, прося друг от друга благословения и молитвы. Святитель Никита говорил: "Ты великого дара сподобился от Бога, равного древним чудесам. Уподобился Илие Фесвитянину и апостолам, что на Успение Пречистой Богородицы принесены были на облаках. Так и ныне Господь град наш тобою посетил. Преподобный же сказал святителю: "Ты - иерей Бога Вышнего! Ты - помазанник Божий! Тебе довлеет о нас молиться!" Святитель же, не преставая от слез, встал, и поднял преподобного с земли, и дал ему благословение и о Христе целование.
   И много беседовал святой Никита с преподобным и никак не мог насытиться сладких и медоточивых словес его. И желал прославить чудо, но не хотел мольбу преподобного презреть. Много молил святитель Никита преподобного, чтобы у него избрал он себе место и с ним пребывал до исхода души своей. Преподобный же никак не хотел сего сотворить и отвечал, сказав: "Господа ради, святитель Божий, не принуждай меня! Ведь нужно на том месте терпеть, где мне Бог повелел." Святитель же Никита, дав благословение, отпустил его с миром на богоизбранное место.
   Немногое время спустя поехал епископ Никита к преподобному Антонию увидеть камень сей и место. Преподобный же стоял на камне как столп, не сходя с него, молясь Богу день и ночь. Но как увидел святителя идущего к нему, сошел с камня и пошел навстречу ему, приняв благословение и молитву от святителя. Подивился святитель чуду, обошел все место села того и сказал преподобному: "Изволили Бог и Пречистая Богородица избрать место сие. Хотят да воздвигнется твоим преподобием храм Пречистой Богородицы, честнаго и славнаго Ея Рождества и будет обитель великая на спасение людям. Ведь на предпразднество сего праздника поставил тебя Бог на месте сем." Преподобный же ответил: "Воля Божия да будет!"
   Совершилось чудесное путешествие в канун Рождества Пресвятой Богородицы 1105 г. Много лет спустя, в 1147 г., преп. Антоний скончался и был погребён в соборе основанного им монастыря, на месте прибытия камня.
   Своеобразный дворик окружает древний собор. Всё здесь смешалось! И полуразорённое кладбище за алтарём, с каменными "грядками" уцелевших и разбитых могил под вековыми деревьями, и жилой дом - бывший монастырский корпус XVII - XVIII вв... Странное зрелище наслоения эпох: бельё сушится на верёвочке рядом с величественным старинным "узорочным" крыльцом.
   К северу от собора вытянулось вдоль Волхова мощное трёхэтажное здание XIX века - ныне Новгородский педуниверситет, а когда-то - Новгородская семинария. Одно из лучших в России духовных учебных заведений. Оно было учреждено ещё в 1740 г. стараниями новгородского митрополита Амвросия (Юшкевича) по образцу Киево-Могилянской духовной академии. Символично, что разместилось оно именно здесь - при древнейшем новгородском монастыре, который всегда был центром просвещения. Ещё в XII в. первый известный по имени русский математик Кирик написал тут "Трактат о числах". Символично и то, что сейчас духовное образование епархии возрождается при другом величайшем монастыре края - Юрьевом (в его стенах уже несколько лет располагается Новгородское духовное училище, которое пока не получило официальный статус семинарии, но возможно, скоро обретёт его). Словно Ангел одного монастыря передал возжженную свечу другому.
   Место это поистине свято. Именно Новгородская семинария дала России святителя Тихона Задонского. С 14 лет он учился здесь в "духовной славянской школе при архиерейском доме", с 16-ти - в самой семинарии.
   "Бывало, - вспоминал он, - получу казенный хлеб, половину оставлю себе на пропитание, а другую продам и куплю свечу, чтобы можно было читать. Товарищи мои - дети богатых отцов, случалось, найдут отопки лаптей и, смеясь надо мною, начнут ими махать на меня, приговаривая: "величаем тя".
   А ведь это "каждение" и "величание" оказалось пророчеством!
   Позже Тимофей (мирское имя свт. Тихона) сам преподавал в Новгородской семинарии - греческий язык, риторику и философию. Здесь он сподобился и первого своего видения: выйдя однажды из кельи в майскую ночь, увидел разверзающиеся небеса и дивный неземной свет (вскоре после этого чуда он принял монашеский постриг - в 1758 г.).
   Далеко упокоился Святитель от своей земной родины. Но всё же путь его начинался именно здесь - под покровом древнего святого, преп. Антония. И самого его с таким же правом можно отнести к Собору Новгородских святых, как и к Собору Воронежских.
  
   Примечания:
   (1). Почитание св. страстотерпцев Бориса и Глеба было в древности совершенно исключительным - и на юге, и на севере Руси. Народ мог ещё ничего не знать о многих угодниках и чудотворцах Вселенской Церкви - но первых своих святых Бориса и Глеба знали и чтили все. И народ, и князья, и воеводы верили в их помощь во всех случаях жизни, но особенно - на поле боя. Они зримо явились перед Невской битвой 1240 года, так что современный памятник Александру Невскому перед их церковью смотрится очень символично.
   (2). Со стороны алтаря (это великолепная оптическая иллюзия!) он выглядит стройно-одноглавым и устремлённым в небо. Позже я прочитал, что в 1117-1119 гг. он строился в два этапа, и одноглавая часть была возведена раньше - так что иллюзия неслучайна. Поразительная гармония всех частей делает этот странный собор, может быть, величайшим и самым необычным произведением всего русского зодчества довладимирского (до II пол. XII в.) периода.
  
  
   По Торговой стороне
  
   На Торговой стороне Новгорода (восточном берегу Волхова) сохранилось ещё больше древних церквей, чем на Софийской. "Эпицентр" этой половины города, от которого она и получила название - Торг и Ярославово Дворище. Они раскинулись прямо напротив Детинца, через Волховский мост. Нигде больше не встретишь такого густого скопления церквей - 7 древних храмов почти стена к стене!
   Поистине - живая иллюстрация к какой-нибудь древнерусской былине. Мягко розовеет Николо-Дворищенский собор, южнее белеют церкви мученика Прокопия и Жён Мироносиц, севернее привольно разбросались средь моря одуванчиков храмы Параскевы Пятницы, Успения на Торгу, Иоанна на Опоках и Георгия на Лубянице. Почти все в основе своей возведены в XII-XIII вв., некоторые перестраивались в XV-XVI. Вписали свои невысокие шатры в этот дивный пейзаж проездная башня Гостиного двора и соединённая с ней колокольня ("молодые" - всего-то 300-летние). Вообще же шатровой архитектуры в Новгороде, в отличие от среднерусских городов, не так уж и много. Здешний ансамбль - скорее, исключение.
   Ближе к Волхову, к белой прибрежной аркаде XIX века - густые, наползающие друг на друга шапки сирени и плюмажи цветущих яблонь: в сочетании с суровым древним зодчеством - роскошь необычайная!
   В арках, как в белых рамках, вырисовывается разделённая на "кадры" панорама Детинца на том берегу.
   Некоторое время именно здесь была резиденция новгородских князей (не в Детинце, где царствовал в св. Софии сам Господь Бог!). По преданию, здесь находился двор Ярослава Мудрого. "Дворище" - означает, бывший двор. Княжеским дворцом это место перестало быть уже в XII веке. Господин Великий Новгород переселил своих князей и вовсе в "Рюриково Городище", за несколько километров от города. На площади перед Николо-Дворищенским собором отныне стало собираться вече. А рядом с незапамятных времён располагался Торг. Место это - самое легендарное в Новгороде после Детинца!
   Самая необычная, самая запоминающаяся из семи церквей Торга и Дворища - Параскевы Пятницы 1207 года. Считается, что строили её приглашённые смоленские зодчие, по образцу знаменитой Михаило-Архангельской (Свирской) церкви в Смоленске. Для Новгорода она, действительно, нехарактерна. Это "храм о ста углах". Издали углы его видятся бесчисленными стволами стройных-стройных деревьев - тонких и рвущихся в небо. Они сгруппировались пучками. Оттого-то маленькая церковь кажется очень высокой - и какой-то живой, растущей.
   Обходишь-обходишь её и всё не можешь оторваться от этих поставленных боком "лесенок". А порой пучки бесчисленных углов-"ступенек", представляются античными колоннами с пилястрами. Очень таинственная, завораживающая архитектура! Нигде больше такой не встречал!
   Совершенно сказочны перламутровые переливы стен: и под солнцем, и в тени. Скопление самоцветов! Розово-кремовый раствор цемянки скрепил воедино и красную плинфу (тонкий кирпич), и разноразмерные камни волховского известняка - беловатые, зеленоватые, серовато-голубые, жёлтые, золотисто-коричневые... Идёшь и "собираешь глазами" все эти сокровища.
   Именно так - без штукатурки, - изначально выглядела и Новгородская София. То же чудо перламутрово-самоцветных переливов - только не на маленькой церкви, а на огромном соборе!
   Но собирающий центр всего ансамбля Дворища - Никольский собор (1113 - 1136) - второй по древности и исторической значимости храм Великого Новгорода после св. Софии. Обычно его называют Николо-Дворищенским. Он был заложен Мстиславом Великим, сыном Владимира Мономаха, а завершён при его сыне св. Всеволоде-Гаврииле († 1138).
   Он всего на полтора метра меньше Софии в высоту, правда, из-за отсутствия папертей-приделов, значительно уступает ей по площади. Площадь его - 15 на 25 м, считая алтарь. Из-за роста культурного слоя он почти "по колено" ушёл в землю и уже не выглядит таким устремлённым в небо. Из 4 ярусов высоких настенных окон и ниш осталось только три. Вообще же собор славился обилием окон: 24 в стенах и 24 в барабанах глав - священное число!
   Собор много раз в своей истории перестраивался и до реставрации 1994-99 гг. был одноглавым. Едва исполнилось 10 лет как было восстановлено древнее пятиглавие - причём, не с шлемовидными, а с изначальными полусферическими куполами. Массивный, но не очень большой, песочного цвета, с куличиками толстых барабанов, собор смотрится удивительно цельным - и исключительно простым по архитектуре. Так и хочется сказать: "Я так тебя и представлял. Ты сам на себя похож. Таким и должен быть пятиглавый собор XII века - и зачем тебе быть каким-то другим!"
   К сожалению, этот великолепно отреставрированный храм, как и все церкви Ярославова Дворища - недействующий. Ещё в 1945-62 гг. в нём совершались службы, но "хрущёвские" гонения на Церковь вновь пресекли его историю как одного из главных действующих храмов Новгородской земли. Сейчас Никольский собор является музеем.
   Самая знаменитая фреска, сохранившаяся в нём - жена св. Иова Многострадального, подносящая прокажённому мужу пищу на длинной палке... чтоб не заразиться! Лик самого св. Иова не уцелел - лишь покрытое язвами и струпьями тело. Считается, что здесь изображён тот самый драматичный момент "Книги Иова" - величайшей в мире книги человеческих страданий! - когда женщина говорит мужу: "Похули Бога и умри" (Иов 2,9). Событие вселенского масштаба: Человек, доведённый до отчаяния, должен либо проклясть Бога, либо... не проклясть, но чего-то ждать... Чего? сполна ответил лишь Новый Завет. Когда Бог станет Человеком, Сам упразднив великую пропасть, когда во Христе Бог и человек станут Одним Целым. А пока... Иов собирался судиться с Господом:
   "Вот, я завел судебное дело: знаю, что буду прав. Кто в состоянии оспорить меня? Ибо я скоро умолкну и испущу дух. Двух только вещей не делай со мною, и тогда я не буду укрываться от лица Твоего: удали от меня руку Твою, и ужас Твой да не потрясает меня. Тогда зови, и я буду отвечать, или буду говорить я, а Ты отвечай мне. Сколько у меня пороков и грехов? покажи мне беззаконие мое и грех мой. Для чего скрываешь лице Твое и считаешь меня врагом Тебе? Не сорванный ли листок Ты сокрушаешь и не сухую ли соломинку преследуешь? {...} Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас. {...} Заступись, поручись Сам за меня пред Собою! иначе кто поручится за меня?"
   Изображение св. Иова в соборе неслучайно. Сам этот храм - благодарение Богу от долго и тяжело болевшего князя Мстислава Владимировича (1075 - 1132) за чудесное исцеление. Исцеление пришло от необычной круглой иконы Николая Чудотворца, приплывшей по водам Ильменя и обретённой новгородцами на острове Липно (с 1292 г. там стоит знаменитый каменный храм Николы на Липне). Подлинник иконы был вывезен Иваном III в Москву, а точная его копия - тоже чудотворная, - почиталась главной святыней Николо-Дворищенского собора до ХХ века, до изъятия в музей.
   * * *
   Если от Дворища и Торга идти по Ильиной улице на восток, то вскоре буквально упрёшься в два храма, совершенно исключительных по своему значению - как в истории Новгорода, так и в его культурном наследии. Именно здесь, в деревянной церкви Спаса, в 1170 г. была обретена Знаменская икона Божией Матери, спасшая Новгород от войск Андрея Боголюбского. Именно отсюда святитель Илия (в схиме Иоанн) нёс её с крестным ходом по Ильиной улице и дальше через Волховский мост на Софийскую сторону, где уже начинался штурм. В те века Ильина (ныне тихая, малолюдная улочка, в стороне от транспортных магистралей) была одной из главных улиц Великого Новгорода.
   В 1370 г. на месте прежнего деревянного был выстроен нынешний каменный храм Спаса на Ильине - вершина зодчества XIV века. По степени известности, он, несомненно, стал одной из "визитных карточек" Новгорода. Уникальные фрески Феофана Грека принесли ему всемирную славу. К сожалению, это - единственный на Руси храм, где сохранились фрески великого Феофана... да и то, увы, не целиком, а лишь в куполе, северо-западной каморе да ещё малыми фрагментами - на столпах и в арках.
   Не думаю, что есть смысл ещё раз описывать самое "хрестоматийное" чудо древнерусской живописи - которому посвящены десятки, если не сотни книг и альбомов. Одно могу сказать от себя: если бы во всём Новгороде не было ничего больше, ради одних этих фресок стоило бы приехать сюда хоть с края света! Это сияние ликов Фаворским светом, эти глубинные белые лучи, выплывающие из пламенно-красного фона, не забудутся уже никогда... и дай-то нам Бог по ту сторону земной кончины увидеть их уже наяву!
  
   После победы над врагами Знаменская икона вернулась на место своего обретения. Но церковь Спаса на Ильине стала отныне слишком мала для главной новгородской святыни - для многолюдных служб и молебнов. Поэтому специально ради чудотворной иконы рядом с ней выстроили Знаменский собор (сначала - в 1350-х годах, а в нынешнем виде - в 1682 - 1688 гг.). Этот крупный, нарядный храм - с колокольней, домами для причта, большим двором в окружении кирпичной стены, - производит впечатление целого монастыря. Но это не монашеская обитель, а именно городской собор (до революции - второй по статусу в Новгороде после св. Софии)(1). Здесь до изъятия в музей и пребывала икона "Знамение" (с 1991 г. она в Софийском соборе).
   Удачно, что собор именно большой, но не громадный! Он не подавляет древнюю церковь Спаса своими размерами - так бережно, с уважением к старине, ещё умели строить в допетровскую эпоху.
   Сейчас Знаменский собор, со своим великолепным ансамблем фресок, как и соседняя церковь Спаса, является музеем.
   Вообще, по числу сохранившихся церковных фресок, Новгород - второй город России после Ярославля (по древности же большинства из них он на многие века превосходит Ярославль).
   Правда, подавляющее большинство древних новгородских фресок, увы, дошло в малых фргаментах. Целые или почти целые ансамбли сохранились лишь в трёх церквах: Рождества Богородицы на кладбище (фрески конца XIV в.), Симеона Богоприимца в Зверином монастыре (фрески XV в.) и - здесь, в Знаменском соборе. "Знаменские" росписи - ярославско-костромские по стилю, очень "поздние" по меркам Новгорода - конца XVII века! - зато самые грандиозные по масштабам ансамбля (два первых названных храма - совсем крошечные: несколько метров). Знаменский собор, в этом смысле, словно бы пришёл с Волги: для Новгорода он уникален и непривычен - и по архитектуре, и по живописи. Расписывала его артель из Москвы, Костромы и Ярославля во главе с костромичом Василием Кондаковым...
   Я отношусь к тем людям, которые буквально живут фресками, дышат их миром, утопают в их глубинах, растворяются в их мире надмирной реальности - пусть и символически переданной, но всё равно бесконечно родной: более нашей, чем "наш" мир! Так что приезд в Великий Новгород - после давно знакомого Ярославля, - стал для меня особым откровением: не просто художественным, а бытийным.
   Я подошёл к Святым вратам соборной ограды. Над двумя арками возлежали две крытых деревянным лемехом "бочки" - с двумя деревянными куполами. Плавными волнами переливались под солнцем искристые чешуйки, напоминая "деревянное серебро" Витославлиц и Кижей. Но сами ворота и луковичные фронтоны над ними были - белокаменные. С них таинственно взирали на входящего первые фрески - готовили душу к встрече со святыней. Вот - София Премудрость Божия, а вот - свв. Никита и Иоанн Новгородские держат икону Богородицы "Знамение". Главные священные символы Новгорода!
   Внутри ограды обширная соборная территория ещё сильнее, чем снаружи, напоминает монастырь. В углу "обители" возвышается шатровая колокольня - большая редкость для Новгорода. Сам собор завораживает изящным арочным кружевом галереи на многочисленных пузатых столбиках, пирамидальным крыльцом с "вислым камением". Поистине, переступив священную арку ворот, ты чудесным образом попадаешь из XIV века в XVII. От вечевой Новгородской республики, от толстых стен самой известной её "уличанский" церкви - Спаса на Ильине, - в нарядное и беззаботное "узорочье" поздней Московской Руси, Руси Алексея Михайловича и Фёдора Алексеевича: к "тульским пряникам" кирпичных орнаментов, к почти обязательному пятиглавью и шатру, без которых уж никак не представишь себе облик любого городского посада той эпохи. Жемчужины пяти серебряных луковок высоко и неспешно плывут в облаках - в лазури над бело-кремовой церковью. И впрямь, чудится в этом что-то знакомое, верхневолжское, кустодиевское - что-то от Ярославля, Костромы, Углича, Романово-Борисоглебска...
   Входишь под своды, и храм расцветает над тобой всеми своими фресками. Его интерьер отличают от верхневолжских храмов той же эпохи лишь сугубо новгородские 8-гранные столпы. Чудится в них что-то от каменных бутонов. На каждой грани - святые: обращены на все стороны и "полустороны" света.
   "Отечество" в куполе очень похоже на наше свияжское(2) - которое, кстати, имеет общепризнанный новгородский "исток". Снежно белы одежды Бога Отца, остальное всё - пламенно-красное. Словно весь купол изнутри - в небесном Огне: Купол-светило - Новозаветная Троица... Редкий сюжет! Обычно в других храмах в куполе изображается погрудно только Господь Вседержитель - Иисус Христос.
   Весь нижний ярус фресок посвящён прославлению Богоматери как Заступницы рода человеческого. Великие иконы, перенесённые на стены, свидетельствуют о разных проявлениях Её заступничества. Божья Матерь "Всех Скорбящих Радость", Божья Матерь на троне, Похвала Пресвятой Богородицы, Божия Матерь на белом коне (бегство в Египет), Покров Божьей Матери, переснесение Владимирской иконы - и другие чудеса и символы... всё это расширяет духовный смысл Знамения 1170 года: превращает, казалось бы, сугубо новгородский храм в приношение от всей Вселенной к Владычице неба и земли.
   Во всю западную стену - грандиозная фреска Страшного Суда: очень подробная, с множеством мелких деталей. Вот 4 земных царства в круге - в образе адских зверей - из видения прор. Даниила. Привязанная душа, не достойная ни рая, ни ада (знаменитый апокрифический сюжет)... Извлечение мёртвых на Суд из земли и воды - под трубный глас Архангелов. Очень пунктуальная "персонификация" всех грехов - бледные, как поганки, бесы на огромном красном змее с подписанными названиями: все губительные страсти, все виды беззаконий, ведущие в геенну... Такое впечатление, что едва-едва хватило всей огромной стены! А ведь это лишь образы... действительность, наверное, отвратней и страшнее.
   Подробное изложение всего Апокалипсиса - ещё дальше, в притворе: фрески бесстрастно повествуют о конце всего привычного нам, видимого сейчас мира. И чувствуешь: невидимое, изображённое на них - важнее! Ангелы вокруг престола, звезда Полынь, 4 всадника, падающая дождём из тучи саранча, страшно затянутое облаками небо - с которым люди враждуют. Снятие печатей, Бог-Отец, гладящий припавшего к Нему Агнца...
   Мурашки по коже... не от страха, а от чего-то таинственного, невыразимого словами.
   * * *
   Помню, в Знаменском соборе музейные смотрители, как-то угадав моё желание, вдруг сами, прежде всех вопросов, сказали, что рядом есть действующая древняя церковь, где можно помолиться - Апостола Филиппа. Причём, она действовала даже в советское время - единственная во всём Новгороде. До неё - всего квартал к югу от собора.
   Действительно, живописно-беспорядочный куст куполов показался очень скоро: широкие, чешуйчатые луковки из мелкого деревянного лемеха. Самая необычная и ни на что не похожая из новгородских церквей! Почему-то первая ассоциация была - что она необыкновенно многокупольна: то ли это Кижи, то ли Василий Блаженный? На самом деле, над широким фасадом церкви возвышались всего два больших купола и два несимметрично расположенных маленьких, ещё - маленькая, как карандашик шатровая колокольня... и всё? И всё! Видимо, сама эта нарочитая асимметричность и разноразмерность создала ощущение многоглавости. Церковь ломала своим обликом все привычные представления и... от неё было не оторвать глаз. Венец куполов и венец красоты! Особая одухотворённость облика говорила о намоленности места. Кафедральный собор Новгородской епархии до возвращения верующим Софии в 1991 г.!
   Я прошёл под гулкие, но невысокие своды и увидел, что церковь внутри - двойная. Два из тех четырёх куполов высятся над большим левым приделом - Никольским, - к нему же примыкает и колокольня. В древности было два прихода: Филипповский - для боярских семей и Никольский - для жителей близлежащих деревень. Церкви примыкали друг к другу, разделяясь лишь стеной (единственный такой пример в Новгороде!). В нынешнем виде они построены в 1527-28 гг., на месте храма 1380-х годов. После чумы 1607 г. приходы объединили. Так и служат в течение веков в сдвоенном храме (удобно для совершения ранней и поздней литургии). Главная святыня прихода - большая чудотворная икона великомученика и целителя Пантелеимона. Я приложился к ней, увешанной жертвенными крестиками...
   Ещё - почивали здесь 20 лет мощи свт. Никиты Новгородского. Изъятые в советское время в музей, они по многочисленным ходатайствам верующих всё же были возвращены Церкви. Поскольку Филипповский храм был тогда единственным действующим, святыню поместили в нём. С возрождением св. Софии, мощи великого святителя вернулись туда, где и почивали все века - в Рождественско-Богородицкий придел Софийского собора. Но в храме св. Филиппа, кажется, стены, своды и сам воздух хранят благодатную память их временного пребывания...
  
  
   Примечания:
   (1). После его возведения даже Николо-Дворищенский собор по официальному статусу считался лишь третьим.
   (2). Имеются в виду уникальные фрески 1561 г. в Успенском соборе Свияжского Богородицкого монастыря под Казанью - древнейший фресковый ансамбль в Поволжье и один из древнейших (из числа полностью сохранившихся) в России.
  
  
   Две церкви Феодора Стратилата
  
   В самом центре Торговой стороны, на главной магистрали, носящей имя Фёдоровский Ручей (здесь и вправду был ручей, засыпанный лишь несколько десятков лет назад), стоит красивейшая церковь Феодора Стратилата 1360-61 гг. Она на несколько лет старше Спасовой на Ильине, а её фрески некоторые исследователи, было время, приписывали тому же Феофану Греку. Ныне предпочитают говорить лишь о схожей манере, о "творении талантливых современников Феофана, по-видимому, находившихся с ним в теснейшем творческом контакте". Но всё равно храм Феодора на Ручью стал одной из главных достопримечательностей Великого Новгорода. И если бы меня спросили: "Какой из новгородских храмов вы в первую очередь хотели бы увидеть ещё раз?", я наверное, подумав, ответил бы: "Феодора на Ручью".
   Новгород вообще отличается вовсе не "однообразием", как некоторым может с непривычки показаться, а единством стиля своих многочисленных церквей. Это совсем разные вещи! Именно единство стиля и придаёт Великому Новгороду особое очарование. Но при этом единстве, каждый его храм - по-своему неповторим. Как люди, наверное, показались бы инопланетянам "все на одно лицо", но мы-то сами друг друга отличаем - и очень даже хорошо!.. а некоторых - ещё и любим. Так и у каждой новгородской церкви - свой лик, свой взгляд и своя душа.
   Фёдоровская церковь выросла на обочине улицы и стоит как маленькая, но неприступная твердыня, с крошечными окошками-бойницами в толстых стенах. Венчает её... именно не купол, а глава (мощных, богатырских, каких-то почти человеческих пропорций) - мудрая глава. Волнистое позакомарное покрытие крыши настолько непередаваемо изящно, что хочется назвать всю церковь совершенной. Именно "совершенство" - одно слово, которое лучше всего её всю выражает.
   Она - одна из наименее искажённых какими-либо позднейшими "исправлениями" новгородских церквей(1). Даже построенная в конце XVII века небольшая шатровая колокольня пришлась вполне к месту и нисколько не портит общее впечатление.
   Уникальная роль Фёдоровской церкви - ещё и в том, что, как сходятся мнения искусствоведов, именно она "открывает новую, классическую, эпоху новгородского зодчества. Её архитектурный облик сложился в результате длительного поиска форм и стал каноном храмового строительства в Новгороде на целое столетие вперёд" (то есть до самого московского завоевания).
   Храм стоит на перекрёстке - как собирающий центр большого района. Он первым из городских церквей встречает всех въезжающих в Новгород по московскому шоссе.
   Заходишь внутрь, и шум оживлённой улицы, вся суета окружающего мира разом перестают существовать. Высокая каменная церковь внутри - столп неземной тишины. "И эта тишина есть присутствие; и в сердцевине этой тишины Тот, Кто - сама Тишина, сам Мир, сама Гармония"(2).
   Стоишь - будто в столпе невидимой благодати, какой-то непередаваемой, но почти осязаемой любви Божией. Что это такое и как это словами выразить - я не знаю. Знаю только, что там взываешь к Богу не в пустоту, и кающегося Он слышит. И ты тоже в этой небывалой тишине слышишь, что Он слышит... и само покаяние - светло!
   Митрополит Антоний Сурожский рассказывал об этом Присутствии: "Старый крестьянин часами неподвижно сидел в церкви, ничего не делая, и священник его спросил: "Что ты тут делаешь всё это время?" И старый крестьянин ответил: "Я смотрю на Него, Он смотрит на меня, и нам так хорошо вместе..."
  
   Неяркие, бело-коричнево-синеватые фрески выступают на стенах извилистыми, причудливыми островами - как мир после Потопа. Они сгущаются только в куполе, в алтаре и на северной стене.
   Из купола смотрит Господь Вседержитель в окружении молитвенной надписи: "Господи, с небесе на землю призри услышати воздыхание окованных, разрешити сыны умерщвленных".
   На стенах - будто озарённые изнутри лики. Как иллюстрация к словам евангельским: "Светильник тела есть око; итак, если око твое будет чисто, то и всё тело твое будет светло [...] Если же тело твое всё светло и не имеет ни одной тёмной части, то будет светло всё так, как бы светильник освещал тебя сиянием" (Лк. 11, 34-36). Наиболее ярко и таинственно эти внутренние светильники отражены на ильинских фресках Феофана Грека. Но и здешние росписи - "в схожей манере", - приоткрывают всё ту же тайну. Это - исихастская живопись (или даже, светопись) XIV века.
   Феодоровские фрески уникальны Страстным циклом и Сошествием Спасителя во ад. Как-то по воле Божьей получилось, что именно эти важнейшие сюжеты уцелели - при крайне слабой сохранности всех остальных! В верхней части алтаря справа налево - против солнца(3), - разворачиваются сцены Конца ("Ибо то, что о Мне, приходит к концу" - ) и Начала (Воскресения из мертвых): "Тайная вечеря", "Омовение ног", "Моление в Гефсиманском саду", "Целование Иуды", "Поругание Христа", "Христос перед Каиафой", "Бичевание", "Шествие на Голгофу", "Восхождение на крест" и "Снятие с креста".
   Чуть ниже - "Отречение и плач апостола Петра" и "Самоубийство Иуды". Два образа покаяния: спасительного, с надеждой - и губительного, с отчаянием. Напомним, что, по учению Церкви, Иуда погиб именно потому, что не верил в возможность прощения - а если бы верил, был бы прощён, как и Пётр. Он повесился "сам себя осудив прежде Суда"(4).
   Символично, что и в "Тайной вечери" и даже в "Предательстве" Иуда изображён всё ещё с нимбом - правда, тёмным!.. а в "Самоубийстве" - уже без нимба, то есть без возможности спасения. Это символика исихастских фресок! Нимбы здесь - не столько знак святости в обыденном её понимании, сколько проявления спасительной Божественной энергии.
   Вершина вершин и в богословском, и в художественном смысле - фреска Воскресения Христова (Сошествия во ад) на северной стене. Она притягивает взгляд сразу, как только входишь в храм, и от неё почти невозможно оторваться. Мне кажется, её можно только увидеть, а не описать - при всей кажущейся простоте композиции. Воистину, сошествие Света в бездну, прежде не видевшую света, передано здесь так, что подобные сюжеты во множестве других храмов, построенных за многие века, смотрятся лишь бледной тенью отражённого здесь Торжества торжеств. Поразительно аскетичный по убранству храм выглядит самым Пасхальным из всех, что мне доводилось видеть!
   Сохранились ещё - правда, фрагментами, - житийные циклы свв. великомучеников Феодора Тирона и Феодора Стратилата. Изначально храм был посвящён первому - рядовому воину римской армии ("тирон" - это рекрут), но позже основное почитание как-то плавно и незаметно перешло на его тёзку и племянника (служившего крупным военачальником при Максимиане и тоже замученного за Христа). В сущности, циклы из их житий очень созвучны Страстному циклу. Мученики всегда - живая икона Христа.
   Здесь, разговорившись с работниками музея, я случайно узнал о существовании в Новгороде не менее знаменитого храма-тёзки: на противоположном, Софийском берегу, стоит церковь в честь тех же святых (изначально Феодора Тирона, позже - Феодора Стратилата). Эта - на Ручью, та - на Щирковой улице. В отличие от здешней, Щирковская церковь действующая. Это меня особенно порадовало, и я решил в тот же день обязательно там побывать.
   * * *
   Улицы древнего Новгорода не всегда совпадали с нынешними (проложенными по "екатерининскому" регулярному плану XVIII в.). Щирковой или Щерковой улицы давно уже нет. Стратилатовская церковь стоит - конечно же, на Стратилатовской, а та тянется почти параллельно Окольному валу: северо-западная изогнутая часть вала - как лук, а она - как тетива. Я уже гулял по этой части вала, когда ходил в Зверин монастырь - но тогда про Фёдоровскую церковь ещё не знал и на тихую Стратилатовскую улочку не сворачивал.
   Теперь я отправился почти по тому же маршруту.
   Снова вал извивался, напоминая виденную сегодня утром на Ручью фреску "Чудо Феодора Стратилата о змие". Фреска сохранилась не целиком, головы длиннейшего змия не видать... как не видать и головы вала.
   Прошло со "Зверина" путешествия всего несколько дней - а пейзаж разительно сменился! Всё золото одуванчиков сошло, будто никогда его и не бывало. Солнце только сейчас спряталось за резко накатившие грозовые облака, но отсвет его на валу ещё раньше сменился облачным пухом. Туманно-бело под ногами! Словно пушистое облако раскатали по склонам, рассыпали его бесчисленные клубы по зелёному небосклону травяного вала. Образовалась странная симметрия: внизу - белая туча, а вверху - чёрная, грозовая...
   Гулко пророкотал гром как знамение чего-то нового. Необыкновенная беспричинная радость вдруг освежила душу - прежде чем дождь освежил воздух. Раннее лето дышит грозой, и в такую пору необычайный уют всегда сходит на землю. Или... что-то неизмеримо большее, чем уют - непередаваемое словами. "Дыхание Бога с тобой и со мной..." (А. Макаревич). Годовой круг, извечно и скучно вращаясь, в очередной раз тихо и незаметно поднял тебя на свой апогей, и первая же вспышка на вершине вдруг обозначила присутствие бесконечного мира вне круга: того Лета Господня, которое - за пределами времени. Того высшего счастья, которого... ни забыть, ни достичь в полноте в этой жизни нам не дано.
   Слава грозовому небу! Грозовое небо всегда в чём-то сродни фрескам! Такие"наивные" изображения лучей, раскинутых веерами, такие "окна" в небесах, такие нарочитые нереальные клубы и переливы света... могут быть только нарисованы, в природе таких не бывает!.. Только вот гроза этого не знает - и потому рисует в реальности неправдоподобные пейзажи мира иного: то, чего не может быть, а оно есть...
   Ливень ещё не хлынул, когда я наконец завидел высокую четырёхъярусную колокольню церкви, а потом и её саму. Светлый пятиглавый силуэт, казалось, мерцал на фиолетово-чёрном небе.
   "И Свет во тьме светит, и тьма его не объяла".
   Крытые деревянным лемехом купола отливали словно бы позолотой с противоположной от тучи стороны и старым серебром с чернью - со стороны тучи. Свежо переливался цветной изразцовый пояс под центральной главой - редчайшее для Новгорода украшение! Сама церковь напомнила мне большие ярославские храмы XVII века... только вот закомары её были щипцовые, в отличие от круглых поволжских.
   Стратилатовская церковь - приходская, но по размерам, величию и изяществу кажется собором. Здесь всегда был центр духовной жизни Неревского конца - и это единственная в его пределах церковь, сохранившаяся до наших дней.
   История всех построек и перестроек этого храма - необыкновенно длинная, даже по новгородским меркам, и состоит из нескольких периодов.
   Когда-то на этом месте стояла одна из самых древних каменных церквей - впервые упоминаемая в летописях под 1115 г. (раньше соборов Антониева и Юрьева монастырей!). Потом был возведён храм 1292-94 гг., от которого хорошо сохранилось основание. Рубеж этот - очень важный. Великий Новгород хоть и не испытал монголо-татарского разорения, но огромная дань не лучшим образом сказалась на благополучии города-государства. Поэтому от Батыева нашествия до 1290-х годов в своеобразной "каменной летописи" Новгорода зияет пробел в несколько десятков лет. Первые построенные после него церкви - Николы на Липне (за пределами города, у берега Ильменя) и - здешняя, Фёдора Стратилата. Две ярких вехи нового расцвета!
   Наконец, третий по счёту храм - ныне стоящий на древнем основании, - вновь обозначил собой рубеж эпох. Возведённый в 1682 г., в предпетровское время, он стал одним из довольно редких в Новгороде памятников XVII века. В том же году был заложен и величественный Знаменский собор, и роскошные церкви пригородного Николо-Вяжищского монастыря. Так что и здесь Фёдоровская церковь по времени вписалась в замечательную плеяду. Всё это были памятники активнейшей строительной деятельности митрополита Корнилия. Любопытно, что именно в эту послениконовскую эпоху епархиальные архиереи повсеместно возводят храмовые шедевры, призванные возвеличить Церковь над "миром", Священство - над Царством, апостольскую иерархию - над расколом. Митрополит Иона воздвигает то, что мы именуем сейчас Ростовским кремлём, архиепископ Симон - то, что мы именуем кремлём Вологодским, митрополит Казанский Лаврентий и его преемники - Новый Иерусалим на озере Кабан (в подражание патриарху Никону, основавшему Новый Иерусалим подмосковный). В те же годы другие епархиальные архиереи строят небывалые прежде по размерам кафедральные соборы и роскошные палаты в Псковском, Рязанском, Коломенском, Астраханском кремлях, в "столице Сибири" Тобольске и "столице севера" Холмогорах, в центре вольной земли Донской Черкесске и др... всего и не перечислишь!
   "Золотой век" русских городов и русских епархий проявился везде - только в разной степени. Новгород, основательно запустевший после шведской оккупации начала XVII века, к концу века начал оправляться - хотя до прежнего Великого ему было далеко!
   Но что там сухие исторические сведения! Увидев это чудо перед грозой, я просто замер потрясённый. Так вот какое место в Новгороде я чуть было не проглядел в этой многодневной поездке, чуть было не разминулся с ним, не зная о его существовании. От бело-каштаново-розоватого цвета стен, от чешуйчатых деревянных куполов, от грозового неба над ними... вспомнился Ростовский кремль - и то же самое чувство Божиего тепла, испытанное там, воскресло здесь...
   Где там?
   "Смутно во мне мерцает, что где-то, где-то... кроме всего, что здесь, - нашего двора, отца, Горкина, мастерской... и всего-всего, что видят мои глаза, есть ещё, невидимое, которое где-то там..." (Иван Шмелёв).
   Одухотворённая красота "собора" вдруг захлестнула волной необъяснимого счастья. Даже не восхищения, не любования, а именно счастья. Благодатного тепла, источник которого... не на земле. Ливень терпеливо дождался, когда я войду, и хлынул ровно в тот момент, когда я переступил порог, словно отгородил меня от остального мира - от всего, что нХрам. Внутри нет фресок - но то же непередаваемое чувство благодати, что и в храме на Ручью, охватывает всё твоё существо. Даже больше! Здесь ощущается то особое отдохновение храма в промежутке между службами, какое может быть только в действующей церкви. Кто хоть раз испытал это чувство, уже никогда не скажет, что храмы не стоит передавать верующим - "пусть лучше будут музеи". Это живое прикосновение к сердцу мира иного не заменит ничто и никто!
   Разные судьбы двух церквей Феодора Стратилата - символы двух возможных путей дальнейшего возрождения Великого Новгорода и... России. Что нам нужно - сувенир или благодать, - решать нам.
  
  
   Примечания:
   (1). Возможно, из-за бедности прихода в Новое время: для древней церкви бедность - великое благо. В XIX в. самостоятельный приход был вовсе упразднён, а церковь приписана к соседней большой Никитской, так что в ней служили лишь по престольным дням. Зато сама Никитская церковь в XVIII веке была изуродована перестройками просто чудовищно - вкусы в "эпоху просвещения" были ужасны!
   (2). Митр. Антоний Сурожский "Школа молитвы".
   (3). Древняя и нынешняя литургическая практика Церкви: обход алтарного престола, направление Великого и Малого входа - "против солнца". Также - и направление крестных ходов вокруг храма.
   (4). Из песнопений Страстной седмицы.
  
   Варлаамо-Хутынский монастырь
  
   Представ в ослепительном знойном свете первого дня лета, Варлаамо-Хутынский монастырь так и остался в моей памяти радостным солнечным миражом... какой-то сказкой или былиной, где коровы по брюхо в воде ходят-бродят по разлившемуся Волхову, а избушка Варлаама Хутынского стоит на маленькой горке, с которой надо скатиться, чтоб было здоровье и счастье...
   По своему очень простому и сразу запоминающемуся силуэту монастырь этот представляет какое-то "новгородское Дивеево". Три постройки, не огороженные никакими стенами, встают над маленьким дачным посёлком: могучий белый собор (Преображенский, как и в Дивеево), оранжевая церковь Варлаама Хутынского и жёлтая надвратная колокольня. Бывают такие "монастыри-города", где высится целый лес куполов и башен, а здесь - только эта каменная Троица над луговыми просторами... Есть ещё, конечно, монашеские корпуса - причём, древние, XVII века! - но их издали не видно. А собор можно разглядеть ещё за несколько километров.
   Сам монастырь - XII века, собор - начала XVI-го. Он был возведён по велению великого князя московского Василия III (впоследствии, перед самой кончиной, принявшего схиму с именем Варлаам в честь любимого святого). К тому времени величайший из новгородских преподобных св. Варлаам († 1192) почитался уже по всей Руси. Наказав покорителя Новгорода Ивана III за гордость(1) и оставшись своими мощами почивать в родном монастыре, причём, под спудом, он, тем не менее, в 1521 г. чудесно явился в Москве, вместе с Сергием Радонежским. Преподобные Сергий и Варлаам остановили уже уходивших было остальных святых и умолили Бога о спасении погрязшей в грехах столицы от нашествия крымского хана (всё это созерцала в видении одна слепая престарелая московская инокиня). С тех пор паломники со всех концов России ездят "к батюшке Варлааму" и получают по вере помощь и исцеления. А в новгородско-псковских краях роль этого святого сравнивают с ролью Сергия Радонежского и Серафима Саровского.
   Едва ли я напишу о св. Варлааме лучше, чем это сделал в XIX веке Андрей Муравьёв в своих знаменитых "Путешествиях по святым местам Русским". Новгород, всеми древностями и великими угодниками Божиими, буквально зачаровал этого родоначальника паломническо-исторического жанра в русской литературе. Особую роль преп. Варлаама Муравьёв, конечно, не мог не отметить: "Это был вторый Феодосий Печерский для обителей своей родины. И память его более всех угодников Божиих, коими прославился Великий Новгород, близка сердцу народа (...) Такое живое участие принимал он по смерти во всём, что касалось до любимого им народа, и так скор был на помощь своим молитвенникам, что казалось, будто земная его жизнь продлилась, и как потом Сергий Радонежский, он ещё ревностнее, нежели при жизни, действовал за гробом; потому и являются они вместе на иконах".
   Особенно часто в житии св. Варлаама можно увидеть чудо воскрешения умерших. Я читал описания четырёх таких случаев (два - ещё в земной его жизни и два из числа посмертных явлений).
   "Если даже на пути меня застанет смерть, всё равно - и мёртвого везите меня к преподобному", - как сказал в глубокой вере один тяжелобольной. Но подлинное отношение Преподобного к земной кончине очень хорошо видно в одном из его посмертных диалогов с человеком, оказавшимся "там":
   - Григорий, я не успел прийти к тебе при исходе твоём; теперь хочешь ли ты остаться здесь?
   - Хочу здесь пребывать!..
   - Да, хорошо бы остаться тебе здесь, но будут скорбеть о тебе родители твои. Иди, утешь отца и мать, я твой помощник...
   И добавил в утешение возвращаемому:
   - Спустя семь лет ты будешь у меня.
   * * *
   Мне лично больше всего запал в душу эпизод его жития с двумя осуждёнными на Волховском мосту:
   "Преподобный Варлаам ехал в Новгород ко Владыке Новгородскому. На мосту он встретил толпу народа, который собирался сбросить в Волхов уличенного преступника. Взглянув на осужденного, преподобный сказал: "Отдайте мне его: он загладит вины свои на Хутыни". И народ отдал осужденного уважаемому пустыннику. По возвращении в Хутынь преподобный послал его в монастырь и повелел работать на братию. И из него вышел усердный и способный к любому труду работник. Впоследствии Варлаам постриг его в иноческий сан, принял в число братии и, таким образом, спас его душу.
   Известен и другой случай. Преподобный Варлаам проезжал мостом в то время, когда новгородцы готовились сбросить в Волхов другого осужденного, причем его родственники просили преподобного спасти несчастного от смерти. Но святой молча проехал мимо. Когда же недоумевающие ученики его спросили, почему одного он спас, а другому не хотел оказать той же милости, преподобный отвечал: "Вижу я, что вы, взирая внешними очами, по внешнему и судите; я же сердечными очами усмотрел, что первый осужденник был осквернен многими грехами и осужден справедливо, но что когда судья осудил его, раскаяние проникло в его сердце. Но он ниоткуда не видел помощи и был окружен многими недоброжелателями, между тем как еще не пришел час его. Я же увидел, что он имеет веру во спасение, и выпросил его себе на поруки и устроил его, как было угодно Господу. Другой же был осужден несправедливо и вопреки закону, и я видел, что он умирает мученическою смертью и имеет получить венец от Христа: ему не нужно было молитвы моей ко Христу, ибо он имеет Его Самого помощником и избавителем. Вы же не соблазняйтесь об этом".
   Эпизод этот, я думаю, стоит читать и перечитывать всем, кто недоумевает: почему Бог допускает страдания и смерть "хороших людей"! А для того и допускает, чтоб все мы попали туда! Странные мы всё-таки люди: ну, что нам здесь-то делать!?
   * * *
   В Преображенском соборе 1515 г., опоясанном роскошной галереей 1646 г., к сожалению, никаких древностей, кроме могил, не сохранилось(2). До своего возрождения в 1993 г. Варлаамо-Хутынский монастырь стоял в руинах. Во всей советской литературе отмечается, что разрушили его, разумеется, фашистские захватчики. Отчасти это верно, но справедливости ради, надо сказать, что задолго до немцев здесь, как и везде, "хорошо поработали" свои. Так что - общими усилиями...
   Но всё равно, даже с белыми стенами без росписей и современным иконостасом вместо древнего, высоченный, гулкий шестистолпный собор, в водопадах солнечного света из множества окон, производит сильнейшее впечатление.
   По-рождественски, вся в разноцветных лампадках, как в гирляндах, мерцает впереди на правом клиросе сень над ракой великого Чудотворца. Рака - символическая, она установлена над захоронением. Мощи св. Варлаама, как и много веков назад - во времена Ивана III, так неудачно пытавшегося их открыть, - по-прежнему почивают под спудом. Как и мощи преп. Антония Римлянина в Антониевом монастыре, как мощи многих северных русских святых...
   Преподобне отче Варлааме, моли Бога о нас!
   * * *
   Как я уже упомянул, одно из самых "сказочных" воспоминаний об обители Варлаама Хутынского - часовня-избушка на месте его уединённой кельи. К северу от собора расположен густой монастырский сад. Там она и стоит, на маленькой искусственной горке, по преданию, насыпанной им самим. Надо пройти мимо не менее трогательных и запоминающихся круглых поленниц на опушке - идеальных куличиков! - и вот в окружении цветущей сирени, как в центре букета, мелькнёт светлая избушка с куполком. Сюда и идут паломники... хотя в тот будний день их было совсем немного.
   Помню, я приехал совершенно невыспавшийся - был похож на сонную муху. Горка странно манила меня, словно самим видом показывала, что она - путь к пробуждению. По многолетнему опыту знаю, что от недосыпания почти всегда приходит уныние - обычно во второй половине дня. Сказочная, радостная горка, словно из детства явившаяся, была лекарством и от этого. Я поднялся, разувшись по обычаю ("Сними обувь твою, ибо земля, на которой ты стошь, свята"), лёг на краю и кубарем скатился по пологому травяному склону. Мир несколько раз весёлым калейдоскопом перевернулся в глазах и... когда я встал, он оказался совершенно иным. Разумеется, не внешне иным, а каким-то глубинно, бытийно новым. Ни от сонливой усталости, ни от подавленности не осталось и следа! В этом мире уже не было для них места. Чудесным образом за секунду пришла та весёлая бодрость, которая уже не рассеивалась до конца дня... Да, очень простой, очень "детский", но очень действенный рецепт! Кстати, исцеляются на этой горке люди и от серьёзных болезней...
  
   Другая достопримечательность (с противоположной стороны монастыря, близ главных, южных врат) - колодец преп. Варлаама. Он стоит прямо на улочке посёлка - и тоже буквально тонет в море сирени!
   Кладезный сруб с двускатной кровлей - как ещё одна избушка, только совсем уж крошечная, игрушечная. Ещё и купол её увенчал. Рядом с куполом - проём: в него опускают ведро на высоком журавле. От мохнатых стен перезревшей сирени, от могучих монастырских куполов, царящих над ней, или уж от одного имени св. Варлаама, которое преображает всё?.. ледяная вода показалась сладкой. Нет, вовсе не по вкусу, а как-то по-другому сладкой: вкусовые рецепторы здесь ни при чём! - как осязательное напоминание о словах Христа: "Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную" (Ин. 4, 13-14).
  
   Прогулялся ещё по берегу Волхова, что струится к западу от монастыря. Впрочем, "струится" - громко сказано. Он стоит. Стоит бескрайней мелкой заводью, в которую далеко вклинились деревья.
   Тёмно-бурая, как крепкий чай, вода отражала стоящие "по колено" многоствольные ивы, делая их похожими на морские звёзды - с лучами вверх и вниз.
   Трава на мелководье, как рис, придавала пейзажу что-то почти экзотическое, китайское. Зелень низких деревьев клубами сползала с берегов и расплывалась в воде не отражениями, а травой. А прямо в реке паслось стадо.
   Есть коровы морские, а есть, оказывается - болотные. Впрочем, болото здесь походило на море. На Балтике ведь тоже есть места, где можно идти по дну чуть не километр. Чёрно-белые коровы, казалось, уйдут по этой фантастической глади на край света. Три коровы, зашедшие дальше всех, по брюхо, образовали какой-то таинственный треугольник. Вспомнилась почему-то (вроде, совсем не к месту - но разве память спрашивает!) евангельская "прогулка" Петра по воде: "Почто усомнился, маловерный?.."
   И невольно возникла на фоне этой полусказочной идиллии мысль о преображении(3) всей твари и даже неодушевлённой природы от невидимой благодати - об "осветлении" даже самых тёмных пятен. Секрет в том, что в Нетварном Свете нет и не может быть даже теней!
   Вот и Хутынь ("худое место"), считавшаяся до прихода Варлаама гнездилищем нечистой силы (с болотом Видень - где виделись, а значит, и водились бесы) стала от молитв... тем, чем стала. Воздух - другой, вода - другая... Свет невидимый разливается. Каждый монастырь - не просто ограждённая стенами территория, - у него ещё и нимб свой есть: нимб преображённых окрестностей. Неудивительно, почему средневековые люди возводили так много обителей вокруг своих городов. У Великого Новгорода вся округа была преображена десятками молитвенных светильников! Хутынская обитель, в нескольких верстах к северу от города, стала навеки самым светлым и самым притягательным из них.
  
  
   Примечания:
   (1). Вступив победителем в Новгород и сразу же почувствовав себя хозяином над всем и вся, Иван III приказал откопать мощи преп. Варлаама и поместить их не под спудом, а в раке - по московскому обычаю. На возражения братии Хутынского монастыря, что нет на то воли самого Преподобного, великий князь с гневом ударил жезлом об пол. Начали копать. "Внезапно густой дым изшёл из-под отваленного камня, вслед за дымом показалось пламя и опалило стены церковные и внешние двери". Перепуганный Иван III выскочил из храма, бросив великокняжеский жезл, который так и остался "трофеем" святой обители - в напоминание о чуде. С тех пор уже никто не дерзал открывать мощи Преподобного.
   (2).В северном приделе - могила великого поэта Г. Р. Державина (1743 - 1816 гг.)
   (3). А монастырь-то - Преображенский!
  
   Крестная судьба (Спас на Нередице и Спас на Ковалёве)
  
   Мне ещё довелось увидать разлив Волхова во всей красе на следующий день, когда я поехал в местечко Спас-Нередицу к юго-востоку от Новгорода. Даже на карте всё волховское правобережье густо изрезано змеистыми синими протоками, рукавами... но я не подозревал, что сейчас все они ещё и слились! Грандиозная панорама многокилометрового разлива с сотнями островков и отмелей потрясала воображение. Голова кружилась от этих луговых просторов, неузнаваемо преобразившихся от "всемирного потопа". Дорога ползла по дамбе, а вот то, что виднелось из окна автобуса за дамбой!.. Будто весёлая лужица во дворе, по которой я когда-то в детстве пускал бумажные кораблики, вдруг волшебно увеличилась в тысячи раз - и теперь сам Господь гонял по ней... невидимые кораблики. И Новгород, едва мерцая далеко-далеко над этим разливом, казался игрушечным.
   Волхов - удивительная река. У неё всё наоборот: дельта с множеством проток - не в устье, а у истоков (впрочем, в устье, при впадении в Ладогу, она тоже есть, но это не удивительно). Река вытекает из Ильменя - гигантского озера площадью почти в тысячу кв. километров. Прежде я не знал, что оказывается, "ильмень" - общее старорусское название мелких, зарастающих камышом и ильмовником озёр. "Ильменей" на Руси очень много, но лишь один из них - такой огромный! Не знаю уж, какое отношение мелкие озерца имеют к этому озеру-морю. Правда, сильно глубоким, в отличие от Онеги и Ладоги, его не назовёшь - но уж не настолько оно мелкое, чтоб "зарастать". Глубина - до 10 метров. Озеро - ледниковое, как и почти все в северной части Восточно-Европейской равнины. Для древнего Новгорода по значению оно - "батюшка Ильмень"! Ни разу я так и не увидел его вблизи - с настоящих, обычных его берегов. Довелось наблюдать только вот это необъятное живописное половодье, превратившее дельту Волхова в почти сплошной залив озера-моря.
   По карте, Нередица находится всего километрах в четырёх от Новгорода - кажется, пешком дойти легко! В действительности же, извилистая дорога проложена так, что автобус едет полчаса. Мелькают и мелькают за окном то разливы, то луга (что почти одно и то же!), а знаменитой церкви всё не видать! Вот проплыл слева багряно-каменный храм Спаса на Ковалёве - дивный силуэт на пригорке, - а до Нередицы ещё ехать и ехать. В этих чудных местах в XII - XIV веках было основано множество маленьких монастырей - "обетных", возводимых по случаю... Большинство из них состояло из одного храма. Обители эти от бедности исчезли ещё задолго до революции, но некоторые монастырские храмы - уцелели. В их числе и Спас на Нередице, и Спас на Ковалёве... и Успение на Волотове - церквушка, которая осталась немного в стороне от моего маршрута. Впрочем, сказать "уцелели" можно лишь условно: их восстановили из руин после Войны. Именно к востоку от Новгорода происходили самые жестокие бои; монастырские ансамбли к западу от города сохранились чуть лучше.
   Вот она, наконец, долгожданная Нередица - после путешествия, показавшегося необыкновенно длинным. В сотне метров от остановки, за одуванчиковым лугом, стоит ширококупольная одноглавая церковь. Этим одиноким бдением посреди полей, на берегу разлившейся реки, она отдалённо напоминает свою владимирскую современницу - церковь Покрова на Нерли(1). Хотя, в отличие от неё, лишена всякого декора - тут уж ни львов, ни птиц, ни царя Давида!.. всё по-новгородски скромно и строго. Мощный барабан намного шире главного алтарного выступа. От него и сама церковь кажется массивной. Какая-то сила исходит от неё - при внешне совсем маленьких размерах! Некоторая "оплывистость", едва уловимая неровность стен, как ни странно, придаёт ей ещё большее очарование... словно она из теста испечена. У неё и цвет розоватый, как у просфоры.
   Древнейшим из всех сохранившихся полных комплексов новгородской живописи славилась до 1941 г. эта церковь (1198 г., фрески того же времени). К сожалению, после Войны от неё уцелело лишь около 30 % кладки и 15 % фресок. Сама церковь была искусно восстановлена реставраторами. Но полный ансамбль её фресок - такой, как если б никаких разрушений не было, - можно будет увидеть лишь через некоторое время и... лишь в создаваемом виртуальном музее. От настоящих, неуничтоженных росписей осталась только прерывистая "ленточка" в нижней части стен. Всё остальное известно по фотографиям и зарисовкам, сделанным до Войны.
   Самый яркий и заметный из всех сохранившихся фрагментов фресок - ктиторское изображение "Князь Ярослав подносит храм Христу" на южной стене. Живописная полоса внизу западной стены - всё, что оставил по себе "Страшный суд". Храм пережил свой, малый Апокалипсис - малое Откровение ("До Антихриста не доживёте, но времена антихристовы переживёте", - как говорил в подобном случае преп. Серафим Саровский). Самые чудные лики смотрят из тени алтаря, жертвенника, диаконника и арок меж ними. Те же дивные взгляды огромных глаз, исполненных великого неземного покоя - как и в Юрьевом, как в Антониевом...
   Выхожу на крыльцо. Жёлтыми искрами сурепки и заячьей капусты усыпаны поля, густо убелены рассыпчатыми облаками одуванчиков... и там и сям покрыты неглубокой водой, как письменный стол - стеклом. За разливом и деревцами, далеко-далеко, на той стороне Волхова, чуть виднеется Юрьев монастырь.
   Всё бы хорошо, и красиво, как в сказке, да только... тут сплошное комариное царство! Вся дымится-исходит ими земля-вода. Писклявый нездоровый звон смачно стоит как снаружи, так и внутри церкви. Вот ведь подумать - однодневки-комары под многовековыми сводами! Ни минуты, ни полминуты не дают постоять спокойно. И как здесь музейные смотрители целый день терпят! Свято место пусто не бывает. У поруганных святынь вьются несметными тучами или комары болотные, или... кое-кто похуже комаров. Может быть, от литургии стало бы это место... поздоровее. Давно уж оно не ведало служб!
   * * *
   Мне пришлось бы ждать несколько часов до обратного автобуса (они ходят всего три раза в сутки), если бы двое туристов, приехавших на своей машине, не согласились "подбросить" меня до города. Сколько раз замечал: едешь в святые места - не беспокойся, как добраться туда и обратно: Бог Сам всё устраивает чудным образом. Вот и сейчас, благодаря добрым людям, я не только вернулся без проблем в центр Новгорода, но ещё и побывал на обратном пути в церкви Спаса на Ковалёве: мы втроём заехали туда где-то на полчаса.
   Пламенно-монолитная, приземисто-могучая, ковалёвская церковь, честно говоря, произвела на меня даже большее впечатление, чем Спас на Нередице. Несмотря на то, что по степени известности нередицкий шедевр, конечно, превосходит её. Здешняя церковь на полтора века моложе: 1345 года. Тоже - бывшая монастырская. Тоже славилась до войны своими замечательными фресками.
   Огненно-переливчатая по цвету (точно как церковь Петра и Павла в Кожевниках), приземисто-широкая - из-за трёх массивных притворов, - она стоит на живописном пологом пригорке и из-за этого кажется высокой. Волнистыми ступеньками сгустилась над холмом. Собирающий центр всех окрестных полей и заводей. Какая-то неимоверная сила зримо воплощена в ней - и светло на душе от прикосновения к этой Божией силе. Что-то в ней есть... от той сжатой Десницы Господа в куполе св. Софии, без которой не представишь себе древнюю веру новгородцев.
   На её монолитных стенах совсем не видать окон - только в барабане под куполом. Поразительно - почти безоконный храм! В сущности это - пещера над землёй!
   Подкупольный барабан взгромоздился и раздался над основным объёмом так широко, что кажется, будто это - круглая башня от самой земли. Просто низ её прикрыл четырёхугольник стен. Впрочем, и сам четверик тоже широк и могуч - и притворы с трёх сторон. Притворы эти образовали крест: крестом раскинулся по земле храм, если смотреть на него сверху. Только почему-то самая длинная перекладина креста находится с севера - не с запада, как обычно. Самая же широкая (через неё - главный вход в храм) - с юга. Так что крест пролёг, скорее, с севера на юг, чем с запада на восток.
   Белеют на пожарно-красном фоне стен только вкладные кресты понизу - обычные для всех новгородских храмов, - да тоненькие зубчатые фризы поверху: ленточкой, очертившей закомары.
   Какой-то "грузинский" по облику храм - отточенная Глыба. Как снег, белеют луговые цветы у её подножия. Красота необыкновенная - ярко-красный храм над белыми цветами! И над золотыми - над сурепкой!.. Да и его собственные закомары - как лепестки.
   А неоглядные дали раскинулись вокруг - как живая карта мира: океаны, моря, перешейки, архипелаги... Помню, две каких-то дорожки или борозды пролегли крестом по водному зеркалу. Зелёное распятие на синем. Крест - истинный символ здешних мест, трагических и святых.
   На момент освобождения в 1944 г. церковь представляла собой груду битого камня. Скрупулёзно собранные по кусочкам фрески 1380 г., смонтированные на щитах, находятся в музее. В самой церкви, восстановленной из руин, росписей не увидишь - разве что Голгофский крест в одной из крошечных ниш. Голгофская судьба Ковалёвского и многих других новгородских храмов зримо воплощена в этом чудом уцелевшем изображении.
   "О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, помогай ми со святою Госпожою Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь".
  
   Примечания:
   (1). Схожесть ещё в том, что обе церкви - поминальные: по безвременно ушедшим любимым детям. Андрей Боголюбский возвёл храм на Нерли в память сына Изяслава, погибшего в походе на булгар, а Ярослав Владимирович - в память двух умерших малолетних сыновей.
  
   Андрей Рощектаев.
   Февраль-июнь 2010 г.
  

Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"