Аннотация: Очерк из цикла "Великие церкви малых городов".
Волоколамск
Один из самых интересных городов к западу от Москвы -- Волоколамск: как считается, древнейший в Московской области. Его "архитектурная летопись" богаче, чем у многих соседей. Говоря о его зодчестве, можно отметить не только привычный для Центра России XVII век, но и XVI, и даже XV. Богат он и политическими событиями (был когда-то столицей удельного княжества), и ратными (город воинской славы России). Не хватает ему только хорошего "десанта" профессиональных реставраторов. Такому бы городу цвести в полную силу!
В центре его царит типичный для Подмосковья кремлёвский холм -- без стен, зато с мощными земляными валами. И, конечно, с соборным комплексом, видным за километр, а где и за два. Холм высится над Волоколамском, как большая зелёная шапка, увенчанная чем-то ювелирным, мерцающим. Конечно, не шапка Мономаха -- но всё равно что-то царственно-величавое, словно придающее городу какое-то иное измерение. Когда подходишь ближе, соборный комплекс оказывается вовсе не таким большим, как виделся на расстоянии -- но его сакральное значение от этого, конечно, нисколько не уменьшается. Белый и красный соборы, разделённые высокой колокольней, образуют простой, но запоминающийся силуэт: какой-то немонастырский "монастырь" над главной городской площадью. Третий храм стоит у самого подножия холма. Конечно, древнерусские города не знали высоких колоколен. Так что вознёсшийся над Воскресенским собором чуть ли не вдвое пятиярусный столп с курантами явно моложе самого храма века на четыре.
Весь этот интереснейший ансамбль в цитадели города сформировался с XV по XIX век. Он включил в себя Воскресенский (ок. 1479-80 гг.) и Никольский (1850-60-е гг.) соборы с похожими одноглавыми силуэтами: таких разных эпох, но словно бы подогнанные друг к другу по размерам и форме! Колокольня XIX века пристроена с запада к Воскресенскому храму, но стоит на одинаковом расстоянии и от Никольского: все три сооружения выстроились в одну линию. Завершила формирование этого ансамбля в 1880-х годах краснокирпичная соборная ограда. Она как бы имитировала маленькую прямоугольную крепость. Четыре великолепных декоративных башенки со шпилями -- соединение неорусского стиля с псевдоготикой, -- встали по углам. Увенчали их резные флюгера, почему-то напоминающие огромные ключи. Очень символичная получилась картина на фоне облаков: куда ни глянь -- ключ в небо! А над столбиками самой ограды топорщились шипастые шарики, тоже характерные для псевдоготики -- объёмные "звёзды". Они взошли десятками, и весь пейзаж от них стал звёздчатым. Возможно, на необычный стиль этой ограды повлиял своим примером соседний Можайск: там-то весь соборный комплекс стал воплощением бурной готической фантазии XIX века.
К сожалению, окружало эту "сказочную" крепость внутри настоящей привычное для старорусских городов запустение -- почти закон жанра! Борщевик в полтора-два человеческих роста, золотые заросли сурепки... -- всё это накладывалось будто на какие-то "потёртые" башни и храмы -- в том смысле, как потёртой и присыпанной нафталином бывает одежда в старом шкафу. История в тенётах, неприбранный музей под открытым небом. Такое ощущение, что страна, какой мы привыкли её видеть, нарочно всеми силами старается не выходить из образа: "А по-другому мне не идёт!". "Да идёт-идёт! -- начинаешь ты про себя горячо возражать. -- Вон в Йошкар-Оле, в Чебоксарах, вон у нас в Казани..." "Ну, так это у вас, что тут говорить!" -- отмахивается глухая провинция... в 100 с небольшим километрах от Москвы.
Даже огромная, торжественная надпись на откосе вала: "Волоколамск -- 1135 год". заросла травой настолько, что не очень-то разглядишь цифры. Словно старый город нарочно так неразборчиво указал свой возраст на этой зелёной визитной карточке.
Ну что ж, сделаем ряд пояснений. Город впервые упоминается в Лаврентьевской летописи под 1135 г. просто как "Волок" -- в связи с походом новгородского князя Всеволода (позже прославленного во святых) на суздальцев. Под 1178 г. впервые встречается более развёрнутое название "Ламский Волок". Он был основан новгородцами в важном стратегическом пункте -- на месте, где суда "переволакивали" по суше, сокращая тем самым водный путь из верховьев Волги к верховьям Москвы-реки -- за счёт целой системы притоков той и другой. Ближайшей относительно судоходной рекой была Лама. Небольшая, но значимая во всех отношениях крепость на волоке не раз в ходе усобиц переходила от Новгорода к Владимиру и обратно. В начале XIV века, при Иване Калите, Москва окончательно отобрала её у новгородцев. Волоколамск надолго стал самой западной крепостью Московского княжества -- незаменимым "щитом" государства. В этом качестве и прославился в истории.
Неудивительно, что такая важная крепость связалась с целым рядом ратных событий самых разных эпох. 26-29 ноября 1370 г. Волок успешно выдержал осаду литовского войска Ольгерда Великого во время его второго похода на Москву. Обороной руководил князь Василий Иванович Березуйский. Он решил по-рыцарски встретить Ольгерда в открытом бою на мосту -- перед главными воротами. Скрытно пробравшийся под мостом литовский воин убил его. Несмотря на гибель воеводы, защитники сумели отразить все приступы и заставили литовцев отступить.
Бывали в этих местах и татары. Считается, что где-то здесь в 1382 г. князь Владимир Андреевич Храбрый одержал победу над одним из отрядов Тохтамыша, рассыпавшихся после взятия Москвы грабить другие города. В летописях об этом говорится кратко и смутно, численность разбитого татарского отряда не называется (возможно, он был невелик), но, поскольку других русских побед при этом нашествии не было, большинство историков в виде хоть какого-то психологического утешения стараются упомянуть о "битве под Волоком-Ламским". Есть, впрочем, и немногие скептики, считающие, что это "утешение" было просто придумано и специально вставлено в летопись. По крайней мере, вера русских людей в способность побеждать татар хотя бы в отдельных сражениях была после Куликовской битвы незыблемой. "Эхом Непрядвы" иногда называют этот таинственный, совершенно неизвестный в подробностях Волоколамский бой, состоявшийся ровно через 2 года после Мамаева побоища.
Шли века. Самая знаменитая в истории Волколамска оборона (не считая, конечно, грандиозных боёв второй мировой войны!) пришлась на зиму 1612-13 гг. Ополчение Минина и Пожарского только что освободило Москву. Но, выступая из Смоленска в октябре, польский король Сигизмунд III об этом пока не знал -- он шёл на выручку своему уже не существующему гарнизону в Московском кремле. По дороге соединился с остатками разбитого ещё в августе войска Ходкевича. В конце ноября они остановились под Волоколамском и угрожали Москве, посылая громовые ультиматумы. Но поскольку, несмотря на все приступы, им не удавалось овладеть даже маленьким Волоколамском, цена этих угроз всё падала, и под конец они вызывали уже одни насмешки.
В "Новом летописце" оборона города описана так: "Бой же вели атаманы Нелюб Марков да Иван Епанчин, бились на приступах, едва за руки не берясь, и на трёх приступах перебили великое множество литовских и немецких людей".
Силы и так немногочисленных (около 5 тысяч) поляков быстро таяли. Зимняя осада обернулась для них бедствием. Король принял единственно верное решение -- отступить. "Если такая ничтожная крепость не была взята нами и одержала над нами победу, то как мы пойдём в другие сильные и известные крепости?" -- примерно так рассуждали поляки, если верить передающим их слова русским летописцам.
Отступление Сигизмунда III от Волоколамска стало не менее важным и радостным для России событием, чем за несколько месяцев до того отступление Ходкевича от Москвы под ударами Минина и Пожарского. Два раза столица была спасена! Причём, во второй раз враг был "развёрнут" ещё в 130 километрах от неё.
Этот ратный подвиг даже спустя почти 2 века был отражён на гербе Волоколамска 1781 года: "В верхней части щита -- герб Московский. В нижней -- древние зелёные шанцы в серебряном поле: в знак того, что сей город дал храбрый отпор осаждавшему оный Польскому Королю Сигизмунду" (из Геральдического описания). "Шанцы" имеют на гербе форму треугольника о трёх бастионах... хотя в реальности волоколамская земляная крепость была похожа на неровный овал. Видимо, геральдическая комиссия XVIII века ретроспективно перенесла в прошлую эпоху крепость, типичную для своего времени, но совершенно неизвестную России эпохи Смуты.
С событиями той же осады связана любопытнейшая версия, которой придерживался, например, Н. И. Костомаров и ряд других историков -- о том, что знаменитый Иван Сусанин совершил свой подвиг не под Костромой, а... под Волоком-Ламским.
"В одной из грамот царя Михаила Федоровича 1619 года говорится о крестьянине Иване Сусанине, которого польские и литовские люди, пришедши в Костромской уезд около этого времени, пытали немерными муками и допрашивали: где находился тогда Михаил; но Сусанин, зная, где он находился, не сказал им, и они его замучили до смерти. В статье "Иван Сусанин", напечатанной в первом томе "Исторических монографий и исследований", показана несостоятельность позднейших подробностей об этой личности, и именно несообразность с обстоятельствами известия о приходе польских и литовских людей в Костромской уезд, а равно и невозможность, если бы они в самом деле туда приходили, ограничиться спросом и пытками одного только лица. Правдоподобно будет допустить, что такое происшествие могло случиться не в Костромском уезде, а где-нибудь поближе к Волоку, где стояли тогда польские и литовские люди. Последние должны были знать о желании русского народа избрать Романова, и очень естественно было дать какому-нибудь разъезду, который отправлялся за продовольствием, поручение разведать, где находился Михаил Романов. Отправленные в разъезд могли схватить крестьянина из вотчины Михаила и допрашивать его, а других русских, которые могли быть при этом, не трогать, если те были из других местностей, не принадлежали Романовым и, следовательно, не возбуждали подозрения, что они знают о местопребывании Михаила. Эти последние и могли принести об этом событии весть в Кострому. Зять Сусанина, просивший через семь лет себе вознаграждения за смерть тестя, мог не знать в точности, где убийство совершилось, а подьячие, не всегда наблюдая точность выражений в грамотах, могли поставить известие о приходе польских и литовских людей в Костромской уезд в том смысле, что они шли, направляясь в Костромской уезд" (Н. И. Костомаров, "Смутное время московского государства").
В советское время древние, полулегендарные подвиги, конечно, померкли перед ожесточёнными боями осени-зимы 1941 г., когда оборону на волоколамском направлении держала 16-я армия под командованием К. К. Рокоссовского. Здесь решалась судьба Москвы... и пожалуй, мира. Здесь погиб командующий 316-й стрелковой дивизии ген. И. В. Панфилов, а бойцы его дивизии навеки вошли в историю как "панфиловцы". 27 октября Волоколамск был взят немцами, но уже 19 декабря, в день св. Николая Чудотворца -- освобождён. Самый известный подвиг в ходе этих двухмесячных боёв совершили 16 ноября солдаты-панфиловцы у разъезда Дубосеково в 9 км к востоку от Волоколамска. Сам Волоколамск в 2010 г. удостоился официального звания "Город воинской славы России".
Но вернёмся от ратных подвигов к древней архитектуре.
Кремлёвский Воскресенский собор был возведён на средства волоцкого князя Бориса Васильевича в 1479 или 1480 г.(1) (обычное расхождение при переводе дат с древнерусского календаря). Таким образом, он является ровесником главного храма Москвы и всея Руси -- Успенского собора, построенного Аристотелем Фиораванти в том же 1479 г.
Да, "золотой век" Волоколамска связан с княжением Бориса Васильевича -- младшего брата Государя всея Руси Ивана III. Воскресенский собор кремля (как и Иосифо-Волоколамский монастырь в 25 км от города) -- памятники его щедрой благотворительности по отношению к Церкви. Он управлял Волоколамским удельным княжеством в 1462 -- 1494 гг. Это был один из последних уделов на Руси... обречённый на упразднение в ту бурную и жёсткую эпоху централизации. Вопрос был лишь во времени. И в форме, которую это упразднение примет. Например, судьба старшего брата Бориса Васильевича князя Андрея Угличского сложилась трагически. В 1491 г. он был арестован венценосным братом и умер в тюрьме (см. очерк "Углич"). Борис Васильевич избежал такой участи. После отдалённого и всеми силами заглаженного конфликта 1480 года он вёл себя тише воды, ниже травы. Умер в 1494 г., насколько можно судить, своей смертью, хотя и в слишком молодом возрасте (но для средневековья это-то как раз и не было удивительно). Передал удел по наследству своему сыну Фёдору Борисовичу. И только после смерти последнего в 1513 г. самостоятельное княжество окончательно было упразднено.
Да, сохранившийся храм уникален. И как ровесник соборов Московского Кремля, и как памятник одного из последних уделов Руси. Он поразительно напоминает Успенский в соседнем Звенигороде, хотя младше его ровно на 80 лет. Очевидно, "молодость" помешала ему стать таким же знаменитым, таким же хрестоматийным в искусствоведческой литературе. Если о звенигородском знает вся образованная Россия, то о волоколамском... в основном, сами волоколамцы. А ведь сохранившиеся храмы XV века тоже исключительно редки -- по крайней мере, в Подмосковье.
Высокий, идеальных пропорций одноглавый собор, как и в Звенигороде, опоясан по фасадам изящным узорным поясом. В нём отчётливо различимо стилизованное Древо Жизни -- со всеми своими симметрично повторяющимися извивами. Простенькие шестилепестковые цветы в кольцах лоз, а под ними -- пышные петли стеблей с листиками. Поверх этого растительного орнамента вытянулся пояс изящных "катушек", а ниже -- "поребриков". Сейчас, когда солнце и тень поделили храм пополам, тонкий объёмный узор жил и играл: его восприятие ориентированно именно на ясную погоду.
Кроме этого резного пояса, внешних украшений у собора почти нет. Разве что обращает на себя внимание контраст строгой, тёмной, шлемовидной главы и роскошного узорного креста. Необыкновенно массивен пузатый шар над куполом -- как золотая царская держава. Из него проклюнулся в небо какой-то "лиственный", совершенно растительный по форме крест, увенчанный очень изящно выполненной короной. Ещё одна особенность собора -- необычайно высокий подклет, который как бы приподнял его на несколько метров. Подклет был так велик, что до революции в нём помещались сразу 3 придела: Сретения Господня, Николая Чудотворца и Иосифа Волоцкого.
Что интересно, главная храмовая святыня располагалась не внутри, а снаружи: резной полускульптурный образ Николая Чудотворца ("Николы Можайского") стоял в нише южной стены -- той, что обращена на главную городскую площадь. В советское время святыня была перенесена в храм села Спирово.
Воскресенский собор некоторое время был даже кафедральным -- в короткий период существования Волоколамской епархии как викариатства. В 1919-21 гг. местным епископом был священномученик Герман (Ряшенцев), переживший в дальнейшем 6 арестов и расстрелянный в 1937 г. Между прочим, биография его теснейшим образом связана и с Казанской епархией: он был выпускником Казанской духовной академии и духовным чадом преп. Гавриила Седмиозерного. До нас дошли письма свт. Германа из "волоколамского периода" его жизни. Вот как он свидетельствовал о своей пастве: "На Крещение в городском соборе была такая масса народа, что не запомнят [когда ещё столько было]. Думали, что служу я. А я служил в одном селе, где так тепло встречали и провожали, что я плакал оттого, что ясно сознавал, как жаждет народ Бога и Его правды и как мало мы её имеем и ещё меньше умеем дать её почувствовать другим".
Новомучеником стал и последний священник закрытого в 1930 г. собора -- о. Николай Цветков. Жалко, что великий храм, где служили такие исполины духа (и сколько их было за века!), до сих пор, хотя формально и возвращён Церкви, фактически бездействует -- за исключением нескольких дней в году.
Никольский собор "на пару" к Воскресенскому был построен лишь после Крымской войны как памятник ополченцам Волоколамского уезда, участвовавшим в обороне Севастополя. Формы его типичны для русско-византийского стиля XIX века. Сейчас здесь размещён музей. Он довольно богат, по меркам маленького городка. Здесь можно встретить оружие XII-XVII веков, в том числе знаменитый княжеский топор-чекан XIV века; известный клад XVI века из 230 серебряных монет; находки с волокового пути -- в том числе XI (!) века.
Кроме того, музею принадлежит и колокольня. За 200 рублей можно подняться на обзорную площадку. Недёшево -- но великолепная панорама того стоит!
Два купола с двух сторон заглядывают прямо под колоколами в арки -- два собора, разделённых по времени постройки четырьмя веками. А дальше... море-море-море зелени и утонувший в нём по самые крыши и купола древний городок!
Всюду -- окоём лесов и лугов: Волоколамск настолько мал, что со всех сторон видны околицы, как у села. Природа здесь не менее красива, чем зодчество, тем более, что город от обилия палисадников сам похож на берёзово-тополиную рощу. Он будто нарочно укрылся зелёной дымовой завесой. Только мегаполисы у нас амбициозно выделяются из природы -- маленькие же городки, напротив, всеми силами стараются с нею слиться.
Кое-где поляны кажутся сиреневыми, почти как чернильные кляксы. Лето любит зелень, но не хочет, чтоб его так же обвинили в однообразии, как зиму. Для крепости оно добавляет в пейзаж иван-чай. Как чай бодрит человека, так иван-чай придаёт бодрой зрелости лету -- помогает ему на одном дыхании взбежать на горку июля. Рядом белеет борщевик. Многотысячными стадами пасутся в полях кусты, перетекая в леса. Озёра, острова, проливы, океаны -- сложнейшая карта начерчена лугами и лесами, тенями облаков и солнечными зайчиками. Кругом царит зелень, пышно распадающаяся на клубы, как туча в переменчиво-облачный день. От желтовато-медового отсвета лугов до ультрамариново-голубых оттенков тех мест, где сгущаются боры.
Среди зелёной пучины особенно выделяются неподражаемыми рифами белые церкви -- чаще всего с голубыми куполами. Словно в подражание древнейшему Воскресенскому, большинство храмов Волоколамска -- одноглавые. Но очень изящных, возвышенных очертаний. Город живёт этими островками белизны -- питается чем-то невидимым, что от них исходит. Если бы не они, Волоколамск не был бы Волоколамском... как и десятки других древних городов России не были бы сами собой. Не к чему было бы в них приезжать! Тогда уж окончательно можно было бы произнести евангельский приговор: "Се оставляется вам дом ваш пуст!"
Речка Городня, как ей и положено по названию, петляет по городу. Разглядеть её непросто: метровый ручей прячется в извилистых низинах. Впервые я вижу такой древний и знаменитый город на такой крошечной речке... да и не речке -- ручье! Даже Каменка в Суздале, даже Трубеж в Переславле-Залесском, даже Нара в Серпухове -- гораздо шире.
Впрочем, название города говорит само за себя. Смысл -- не в том, что он на судоходной реке, а что -- на волоке меж судоходными реками. А вот холмы над ним до того внушительные и живописные, что позавидовали бы и многие большие прибрежные города. Перепады высот создают много точек обзора, которые только и ждут художников... да вот художники, как ни странно, что-то пока не торопятся.
Спустившись с колокольни и попрощавшись с соборами-музеями, я зашёл в храм Рождества Христова у подножия холма. Из всего кремлёвского комплекса действует на настоящий момент (2017 г.) только он. Как я уже говорил, древнейший Воскресенский собор формально передан Церкви, но службы в нём бывают очень редко. Своего штата у него пока нет, и служат по особым случаям священники того же Рождественского храма. Соборный интерьер, к сожалению, практически пуст: ничего, кроме нескольких современных икон.
Рождественская церковь, как это сразу видно по её облику, относится к эпохе екатерининского барокко. Она была возведена как раз тогда, когда Волоколамск официально стал уездным центром в составе Московской губернии. Велик ли был город? 240 домов, 35 лавок, около полутора тысяч жителей... Нескольких небольших церквей на такой городок вполне хватало. Причём, по меркам Волоколамска этот храм 1776 года можно считать очень молодым! Почти все остальные, кроме Никольского, гораздо старше его. Правда, храм этот был построен на месте деревянной церкви преп. Сергия Радонежского XVI века. Особое почитание св. Сергия в Волоколамске выражалось в том, что в день его памяти вплоть до революции совершался крестный ход от Воскресенского собора к Рождественскому храму (в нём сохранился Сергиевский придел).
На следующее утро я продолжил знакомство с Волоколамском со стороны древнего местечка Возмища. До сих пор, как и века назад, оно служило восточной границей города и, кстати, находилось ближе всего к моей гостинице. Я немного прошёл по шоссе и полюбовался живописными полями, по которым еле заметно вилась в зарослях борщевика узенькая Городня. Я решил нырнуть в древний город с той же стороны, с какой втекает в него эта речка, навеки ставшая с ним единым целым. Ещё где-то за километр завидел на берегу древнюю церковь Рождества Богородицы -- настолько изумительную в этом и без того красивом пейзаже, что первые минуты показалось: я попал в сказку... или в житие какого-нибудь святого. Во многих городах я побывал, но всего несколько храмов произвели на меня ТАКОЕ впечатление!
С этой стороны церквушка смотрится почти так же непередаваемо величественно, как знаменитый храм Покрова на Нерли посреди своего заповедного луга. Она чуть возвышается на береговом троне, и вся природа бескорыстно и радостно служит ей. Тысячи белых цветов на зелени -- как брызги света от её стен.
Одноглавая церковь обладает тем потрясающим (хоть и, на первый взгляд, грубоватым) изяществом, которое может происходить только от антропоморфных корней: от идеи Храма как подобия Тела. Широкая шлемовидная глава; раздвинутый, как богатырские плечи, белый фасад -- особенно это видно издали. "Видно", конечно, только по ассоциации, а не в смысле портрета или бюста. Тем не менее, Богочеловечность нашей веры сполна выразилась в зодчестве.
Здесь Городня перегорожена плотиной и разлилась как приличная среднерусская речка -- пожалуй, почти как Москва-река по ширине. На противоположном берегу, на обрывистом холме высился щетинистый парк, напоминающий небольшой живописный бор. Город, не избалованный крупными водоёмами, имеет здесь единственный пляж (правда, совершенно пустынный в то непривычно прохладное лето). Далеко разносился мерный, манящий шум искусственного водопадика. Замечательный уголок природы! Обычно говорят "околица села", но здесь так и хочется сказать: "околица города".
Только до чего же здесь неудобно ходить в высокой траве после дождя! И какие колоссальные заросли борщевика заступают путь! Погода стояла переменчивая, по десять раз на дню налетали короткие дожди и, казалось, сама земля распустила зонтики, как толпа на площади.
Наконец я всё-таки добрался до Возмищенского храма. Красивейшая (и древнейшая после собора!) церковь Волоколамска была построена, согласно некоторым справочникам, в 1535 г. А согласно надписи на закладной доске -- в 1537-м. Ну, разница небольшая. Много ли вы найдёте навскидку в любом городе России "обычных", то есть приходских церквей I половины XVI века!? Соборы есть и более древние, но вот чтобы простой городской приход... да ещё и никогда не закрывавшийся!
Секрет такой уникальной старины -- в том, что это бывшая монастырская церковь. Волоколамск вообще богат древними приходскими церквями, преобразованными из ещё более древних монастырей. Когда-то вся долина крошечной Городни, подобно великим рекам Руси, была обрамлена цепочкой таких монастырей.
До XVIII века здесь находился древний Возмищенский монастырь -- сначала в честь свт. Николая, потом -- в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Первое упоминание о нём (причём, не в летописи, а в частной записи на полях Евангелия) относится к 1452 г., но само основание, видимо, произошло гораздо раньше. В XV веке это был уже богатый "княжеский" монастырь -- находившийся под особым покровительством Волоколамских князей. Его настоятели носили редкий тогда сан архимандрита. Именно здесь была погребена княгиня Иулиания Волоцкая -- жена Бориса Васильевича. Связана история обители и с жизнью святых. С 12 до 20 лет здесь воспитывался и проходил послушания преп. Иосиф Волоцкий (в миру Иван Санин) -- будущий великий реформатор монашества, глава "осфилян", основавший в 1479 г. собственную обитель в 25 км отсюда. В 1517-22 гг. настоятелем Возмищенского монастыря был брат преп. Иосифа Акакий (ставший в 1522 г. епископом Тверским и тоже прославленный во святых), а около 1553-54 годов -- Герман (Садырев-Полев) -- будущий великий святитель Герман Казанский(2). Судя по каменным постройкам и роскошным фрескам XVI века -- и сохранившимся (церковь Рождества Богородицы), и несохранившимся, но известным по описаниям, -- расцвет обители продолжился и после упразднения самостоятельного Волоцкого удела. К монастырю были приписаны большие земли -- в XVIII веке в них числилось более 500 крестьянских душ. Тем не менее, в 1764 г., в рамках радикальной реформы Екатерины II, монастырь был упразднён и обращён в обычный городской приход.
Даже возведённая в XIX столетии колокольня не смогла исказить шедевр XVI века. Я обошёл храм со всех сторон. Даже под слоями позднейшей штукатурки виднелся фрагмент вполне новгородского по стилю "бегунка" на фасаде. Отсутствие других украшений только подчёркивало строгое, монолитное изящество древней церкви. В позднейшие стены трапезной были вмурованы найденные на территории древние надгробные плиты, а также закладной камень от несохранившейся церкви Кирилла Чудотворца 1541 г., которая была надвратной в Возмищенском монастыре -- возведена "повелением архимандрита Ионы Возмищенского, а мастер Повелик Тверитин". Считается, что этот же мастер (в другом источнике Пётр Тверитин) воздвиг и церковь Рождества Богородицы. Да, богатый, судя по масштабам строительства, был монастырь!
Напоминания о древней и новой истории, как всегда, соседствуют. В дверях стенд -- "Новомученики Волоколамские": краткие жития священников Павла Андреева, Александра Зверева и Димитрия Розанова (все были расстреляны в 1937 г.).
Переступаешь порог и забываешь всё на свете. Кажется, что такого просто не может быть! Как будто шёл-шёл по деревне -- и вдруг попал в один из соборов Московского Кремля.
Древний четырёхстолпный интерьер оживляют потрясающие по торжественности фрески. Кажется, толща стен изнутри будто светится-горит глубинными красками. Тёмно-голубой -- как бы объёмный и бездонный, -- фон вызывает ассоциации со знаменитыми фресками Дионисия в Ферапонтовом Белозерском монастыре. Многие исследователи говорят о "школе Дионисия" применительно к возмищенским росписям. Если церковь расписывалась сразу после своей постройки (как оно, вероятнее всего, и было), то эти фрески появились всего через треть века после белозерских и их вполне могли написать ученики "пречудного и преславного" мастера.
Хотя в России от всего XVI века полные ансамбли фресок сохранились только в Ферапонтовом монастыре (1502 г.), Ярославле и Свияжске (последние два -- 1560-е гг.), однако фрагменты росписей этой интереснейшей эпохи можно увидеть ещё в нескольких храмах разных городов. Церковь Рождества Богородицы -- из их числа. Правда, большая часть её бесценных сокровищ сохранилась в алтаре и недоступна для взгляда простых молящихся, но и в основном объёме на левом столпе можно увидеть отмытые, но пока не отреставрированые профессионально изображения двух мучеников (один -- предположительно св. Никита). Да и весь ансамбль масляных росписей XIX века выполнен, несомненно, как это видно по стилю, по кальке XVI века -- так что строй сюжетов и расположение фигур не изменились. Стало быть, входя сейчас, мы видим храм почти таким же, каким созерцали его молящиеся полтысячи лет назад. Не знаю, кого как, но меня подобное ощущение всегда потрясает!
Особой святыней когда-то был большой запрестольный крест 1544 года с многочисленными частицами мощей -- сейчас он находится в Сергиевопосадском музее. Алтарь храма лишился его -- зато фрески в ХХ веке, наоборот, были максимально раскрыты. Почти полные их ансамбли сохранились в двух боковых апсидах: в жертвеннике -- "Иоанн Предтеча, ангел пустыни" (распрстранённое в те века символическое изображение его с крыльями), в диаконнике -- "Святитель Алексий Московский" (в обоих случаях по бокам от большого изображения святого -- несколько важнейших моментов жития, выписанных с большим мастерством, в лучших традициях "дионисиевой школы"). В центральной апсиде из-под позднейших записей удалось расчистить далеко не всё, но в 1943 г. была открыта половина фигуры свт. Григория Богослова.
Отстояв в древней церкви праздничную службу (было Рождество Иоанна Предтечи), я пошёл в сторону городского центра. Улица Возмище как-то плавно перетекала в Советскую. Метрах в двухстах показался новый храм -- правда, в полуразрушенном, обезглавленном состоянии. К счастью, шла его реставрация. Это была Петропавловская церковь (1694 г.) бывшего Власьевского монастыря, упразднённого одновременно с Возмищенским при Екатерине II. Монастырь этот известен как место пострига и погребения матери преп. Иосифа Волоцкого -- Марины (в иночестве Марии). Говорят, сама церковь была построена над могилой. Судя по составленному макету, это был типичный для конца XVII века одноглавый храм с шатровой колокольней -- и с широкими боковыми приделами, но уже XIX века. Думаю, когда его восстановят, место станет одним из красивейших: рядом с алтарём бойко журчит Городня, а вокруг растут роскошные ивы.
Неподалёку отсюда, также на берегу Городни, стоял когда-то Крестовоздвиженский монастырь -- но от него осталось и того меньше, чем от Власьевского: почти ничего, что напоминало бы церковное зодчество. А ведь и он связан с жизнью преп. Иосифа -- с 7 до 12 лет будущий подвижник учился при нём грамоте у инока Арсения.
Нетрудно заметить, что сохранившиеся храмы Волоколамска расположены почти ровной цепочкой, на юго-восточном конце которой -- Возмище, а на северо-западном -- Покровская церковь.
Покровская церковь, как и все вышеописанные, тоже когда-то относилась к монастырю. Причём, исключительному по древности: по преданию, его основал ещё Андрей Боголюбский в XII веке. Достоверно известно, что именно в Волоке св. князь справлял свадьбу своей дочери со Святославом Владимировичем, племянником Великого князя Киевского Изяслава. Впрочем, первое письменное упоминание о Покровско монастыре относится к 1296 г. Позже его назвали Варваринским: краеведы связывают это с Иулианией Волоцкой, женой князя Бориса Васильевича, поскольку память св. Иулиании праздновалась в один день с памятью св. вмц. Варвары(3). Нынешнюю каменную церковь на месте деревянной возвели в 1695 г. на средства царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной -- матери Петра I. Спустя 70 лет после этого монастырь был упразднён, и церковь стала приходской. Нарышкинская по своей постройке, она, тем не менее, как ни странно, очень далека по стилю от пышного "нарышкинского барокко". Это не восьмерик на четверике, а обычный для XVII века четверик, увенчанный одним куполом, причём, почти лишённый украшений, лишь со слабо выраженными фигурными наличниками. Зато положение этой церкви на горе само сделало её достаточно живописной и заметной. Это доминанта северо-западной части города.
Зайдя в храм, я в очередной раз подивился уникальной сохранности интерьера -- хотя и совсем другого, чем на Возмище. Оказывается, эта церковь тоже не разорялась: в маленьком Волоколамске в советское время действовали сразу два храма, и оба Богородичные -- в честь Её Рождества и Покрова. С двух сторон благословляли город именем Пречистой.
Интерьер здесь высокий, бесстолпный, расписан в академическом стиле; четырёхъярусный золочёный иконостас торжественно уходит под самые своды. Правда, он не современен самой церкви, а установлен в 1870-е годы. Тогда же появились при трапезной и два малых иконостаса боковых приделов -- св. вмц. Варвары и св. мч. Уара. В замечательных резных киотах -- множество местночтимых святынь. Старинные Богородичные иконы: Покров, "Троеручица", "Достойно есть"; иконы святых из приделов -- св. Варвары и св. Уара. Ни один волоколамский храм не представишь себе без резной деревянной скульптуры Николая Чудотворца: это уж влияние соседнего Можайска, где "Никола Ратный" впервые явился и откуда его скульптуру не раз приносили сюда с крестными ходами. Покровский храм -- не исключение: на самом видном месте, у левой стены, стоит фигура Святителя в натуральный человеческий рост. Происходит она из с. Черленково Волоколамского района.
Выйдя из церкви и медленно спускаясь с горы, я ещё долго оглядывался на её замечательный белый силуэт, как бы парящий над зеленью. А на соседнем холме далеко вырисовывался над крышами царственно торжественный кремлёвский ансамбль.
В таких городках как-то особенно чувствуешь правоту может быть, и радикальной, но точной оценки Грабаря: "Подводя итоги всему, что сделано в России в области искусства, приходишь в выводу, что это по преимуществу страна зодчих".
Путешествуя по малым городам, узнаёшь, казалось бы, лишь отдельные детали российской истории... но насколько же сама история оживает от этих деталей! Одно дело -- книги, другое -- города. Там только читаешь, а здесь -- видишь.
Я частенько задумываюсь над тайной этих маленьких древних городов, в которые приезжаешь как в иной мир. К чему-то неизбывному в них прикасаешься. Вроде, и церквей после всех советских безобразий осталось немного -- а кажется, что много! Их можно пересчитать по пальцам -- но настроение такое, как будто повстречал разом все знаменитые "сорок сороков" старой, шмелёвской Москвы. Той Москвы уже нет -- канула, как Китеж! -- а тот Волоколамск или Можайск есть. Тот самый!.. "узнаваемый", несмотря на то, что приехал в него в первый раз.
Да, полдела, если мы узнаём историю. Главное -- если за историей, выше неё, понемногу открываем для себя Вечность.
(1). Последняя дата маловероятна, т. к. в 1480 г. князья-братья Андрей Угличский и Борис Волоцкий подняли своеобразный "пассивный" мятеж против Ивана III, заключавшийся в имитации их бегства в Литву. Двигались они с войском так медленно и таким странным маршрутом (оказались в итоге не в Литве, а во Пскове), что их нежелание куда-либо бежать совершенно очевидно. При первых же уступках Ивана III братья с ним немедленно помирились и привели свои полки к знаменитому "стоянию на Угре". Тем не менее, князю Борису было тогда, скорее всего, не до строительства соборов!
(2). Вообще Волоколамск славен святыми именами: здесь родился, например, преп. Ферапонт Белозерский -- мощи которого вот уже почти 6 веков почивают в соседнем Можайске, в Лужецком монастыре.
(3). Ещё одно объяснение: в 1533 г. именно в день великомученицы Варвары скончался государь Василий III -- с юности горячий почитатель преп. Иосифа Волоцкого, главный ктитор Иосифо-Волоколамского монастыря и благотворитель других местных храмов и обителей. Именно в этом городе началась его неожиданная и мучительная предсмертная болезнь, когда он приехал сюда "тешиться охотою". (Странно сказать: Государь всея Руси умер всего-то от неудачно вскрытого фурункула... Что поделаешь -- средневековье!)