К северу от Самарской луки на сотни километров - до Чувашии в одну сторону и Нижнекамска в другую, - раскинулось одно из самых больших искусственных морей на планете. Официально этот гигантский водоем именуется Куйбышевским водохранилищем. Но в просторечии его называют обычно Жигулевским морем... что, согласитесь, звучит намного красивее. Тем более, что уже давно нет ни города Куйбышева, ни Куйбышевской области. Итак, пусть будет Жигулевское море...
Народу по его берегам живет столько, что хватило бы на среднюю вропейскую страну: 55 городов и поселков городского типа, более 1900 сел.
Казань, Ульяновск, Чистополь, Лаишево, Тетюши, древний Свияжск и еще более древний Болгар... это почти все Среднее Поволжье и все нижнее Прикамье. Короче говоря, вся бывшая Волжская Булгария, а посреди неё раскинулось это "Средиземное море": место встречи цивилизаций, центр новой Римской империи (раз уж мы называем Москву "Третьим Римом").
Сейчас, когда Булгарии нет - к "морским берегам прилегают 5 регионов России: Татарстан, Чувашия, Марий Эл, Самарская, Ульяновская области.
Площадь "моря" - 6500 кв. км. Объем - 58 кубических километров. Только представьте себе зрительно: 58 "кубиков" воды километрового размера! По объему, это самый большой искусственный водоем Евразии (по площади чуть уступает более мелководному Рыбинскому). Считается третьим, а по некоторым данным, даже вторым в мире!
Я и сам живу на берегу этого моря. И потому в обычном состоянии нисколько не задумываюсь, нравится оно мне или нет. Как не задумываемся мы, нравится ли нам воздух. Например, тот городской воздух, которым мы привычно дышим и всю тяжесть и искусственность которого замечаем, лишь когда вырываемся на природу... Да, море - искусственное (как и большинство всего, что нас окружает). Но я не могу его по-настоящему оценить. Я же не знаю, какой была Волга до него. Точнее, знаю - по фотографиям Прокудина-Горского начала XX века... Но фотографии - это не то. Я же никогда не жил на той неперегороженной реке, по которой еще плавали двухметровые осетры и четырехметровые белуги (кто не верит - загляните в Казанский музей). Где каждую весну с пушечным грохотом ломался наст, и тысячи людей, забросив все дела, выходили любоваться великим таинством Ледохода.
Итак, подобно миллионам людей нашего региона, я живу как бы на Волге (отдавая дань старой, уже давно не существующей топографии), но в сущности - на море. И да здравствует наша приморская жизнь!
Нам, равнинно-континентальным жителям, подобные искусственные моря с лихвой заменяют Мировой океан, а их высокие обрывистые берега - величайшие горные хребты. Нам всё это - "антропологически соразмерно", если позволительно так научно выражаться.
Было начало июня: не жарко, но так тепло, свежо и так радостно, будто не лето, а вся жизнь впереди. Мы с другом Никитой сходили (вернее, слазили) на тот укромный бережок Жигулевского моря, что укрылся под обрывом метрах в двухстах выше по течению от знаменитой ГЭС. Можно сказать, побывали в месте, где рождается море.
В детстве при слове "водохранилище" я представлял себе что-то вроде склада: или большого подвала при магазине или гаража, где за плотно задвинутыми, как в сейфе, створками хранится вода.
И вот сейчас, за створками огромной плотины, под голубым потолком июньского неба, действительно, хранилось несметное количество воды - многие и многие километры, аккуратно разложенные-растянутые расстеленные вдоль земной поверхности. Их регулярно утюжат-разглаживают ветром, их отбеливают облаками и красят синькой. Их берегут (уж не от этого ли произошло само слово "берег"?). По ним скользят водомерки кораблей. Ими любуются (даже в сию самую секунду!), пожалуй, миллионы таких Андреев и таких Никит.
Волга, перегороженная плотиной, разлилась здесь "всего" на 7 километров, но выше по течению водохранилище всё расширяется. Максимум этого расширения - место слияния двух великих рек, Волги и Камы. Вот так уже, действительно, "море" - не видать берегов. В самом привольном месте, между Лаишево и Болгаром - 43км. Есть еще второе по ширине место, около Ульяновска - 27км.
Кораблей здесь погибло... едва ли не больше, чем в настоящих морях. "Булгария" еще памятна всем. Про более дальнюю по времени катастрофу под ульяновским мостом помнят старожилы. Хотя и это было по историческим меркам не так уж давно.
Здесь нередки истории - с волнами до двух с половиной метров. Пустяк для морских кораблей, критический уровень для речных.
Это самый большой тромб в сосуде Волге. И образовывается он очень медленно. Всю первую половину XX века - еще только как бумажный: в виде многочисленных проектов. Видимо, "Жигулевские ворота" самой своей формой так и манили идеей поставить в них электровырабатывающую заслонку. Первый такой проект был предложен еще в 1910 году инженером Богословским. Но на дворе стояла эпоха Николая II, шли столыпинские реформы. Богословского просто не поняли: правительству было не до затопления миллионов десятин земли на плодоподнейшей Средней Волге. Вторично он предложил то же самое уже новому режиму - в 1919г. В электрификации Советская власть, конечно, очень нуждалась, но, что интересно, тогда официально признала строительство электростанций на равнинных реках бесперспективным: из-за слишком большого затопления полезных земель. Позже такие "мелочи" уже никого не волновали.
Наступили времена сталинских "пятилеток". В 1937г был утвержден и начал воплощаться чуть обновленный проект (за авторством Чаплыгина), но в 1940г строительство опять было заморожено из-за банальной нерентабельности.
Наконец, с третьей попытки уже в послевоенное время грандиозную дорогостоящую плотину все-таки возвели: в 1951-1955гг. На тот момент это была самая мощная ГЭС в мире. К 1957г уровень воды окончательно подняли до проектной отметки. Что интересно, это была последняя сталинская "великая стройка" и, одновременно, первая постсталинская - совпавшая по времени с массовой амнистией сотен тысяч государственных рабов. Завершалась, целая эпоха! Менялась основная ударная сила "всесоюзных строек" - с зэков на добровольцев. С долей условности можно сказать про неё: последняя рабская - первая комсомольская.
Страна, где красота и трагедия так тесно перплелись, что уже и не разорвешь. И не скажешь, чего из двух присутствует больше.
Страна, в которой потрясают воображение искусственные моря - эти памятники рабскому труду и погребенным под водой, сёлам, церквям и погостам. Но это... памятники без памяти. Потому что всё красивое легко отгоняет мысль о трагическом. Таково уж свойство красоты!
Вот и мы гуляли сейчас, не думая о трагедиях. Спускаясь по тропинке, первым делом набрели на громадный круглый стенд, причудливо разрисованный граффити. Вероятно, по смыслу, когда-то это был запрещающий знак для причаливания, но сейчас он превратился в магический щит с непонятными рунами. Так в некоторых играх обозначают портал в другой мир. И вот ты проходишь мимо... и мир тебе открывается, действительно, совсем иной.
В этом укромном углу, образованном горой и водой, ты будто играешь с кем-то в прятки. Это идеальное место, чтобы побыть наедине. Или вдвоем. (Что в сущности, одно и то же, если друг - действительно, близкий друг).
Вот тебе эксклюзивный край света: меж водой и скалами. И этот "край света" - всего в нескольких сотнях метров от города. И от переполненной транспортом дамбы, на которой - вечные пробки.
Ребенок садится на корточки под стол, и это - его полноправный мир, где взрослые его не видят. А здесь ты - человечек на корточках перед огромным миром. Настолько огромным, что он снисходительно-нейтрален к тебе, великодушен в своём невмешательстве в твои маленькие мысли и маленькие тайны.
На сотнях километров извилистой береговой линии этого моря найдутся и более ошеломляющие по красоте места, но именно здесь - его рождественные пелёнки, И оттого эта кромка земли - единственная и неповторимая. Перед тобой - сердце Поволжья. Оно пульсирует, и ты видишь, как вздымается и опадает его мембрана - тихо и ритмично.
Причудливые сколы, серовато-белые, как ореховая халва, нависают над всплескивающим внизу чаем.
Видимо, здесь сразу начинается глубина, и от этого осознания водоем в твоих глазах приобретает какую-то особенно грозную силу. Он дышит, как океан - плещет и опадает не так, будто выбивают тоненькой половичок, а так, словно это выполняют свою работу сама планета.
На 28 метров поднялась здесь вода из-за плотины. Получается, до прежней поверхности Волги - без малого почти 30 метров. Это как девятиэтажный дом, только если считать не вверх, а вниз! Но ведь к этому нужно еще приплюсовать глубину "настоящей" Волги!? Вот и чувствуешь, как дышит под тобой пучина.
Когда-то эти скалы омывала обычная, километровой шириной Волга. Но такой масштаб гористого берега никак не соответствовал простому понятию "река". - и вот река расплеснулась, как в сказке и превратилась в море. Теперь паритет соблюден.
Уступчатый склон - "лесенка великана" - живописно сбегает к морю. Мы не великаны, но одолели спуск за минуты: по меркам Жигулевских гор, тут, пожалуй, "нулевой" уровень сложности. Это даже не сама гора, а лишь её цокольный этаж. Но то, что под ним открылось, по красоте нисколько не уступало многим более знаменитым уголкам Самарской луки. Необозримо далеко тянулся каменистый берег, где почти по самой кромке воды вилась уютная тропинка, осеняемая сверху большими древесными перьями. И на каждом шагу, как с нижней палубы корабля (кстати, примерно с такой же высоты), открывался вид на широчайший простор водохранилища.
Три вида ландшафта наслоились друг на друга: лес, гора и море. "Втроем" они производили гораздо большее впечатление, чем по отдельности. И это придавало казалось бы, самому простому месту за обочиной города тройную загадочность. Ты гуляешь по лесу и в то же время забираешься на скалы, а смотришь и слушаешь море...
На противоположном берегу - очень далеко! - красновато светились и отражались голые обрывы: там тоже неоглядной цепью высились холмы, хоть и не такие большие. Во всю ширину волжской поймы, от склона до склона, расплеснулось водохранилище, подточив собой и без того крутые берега, усилив карст, подрезав целые слои осыпями. Морю - и берега морские!
Маленьким, но пышным зеленым пирожком раскинулась чуть поодаль, за плотиной, Могутова гора. Наибольшая высота этого "пирожка" - 265 метров, а площадь - около 7кв. километров.
Но, что нависает сейчас над нами - еще выше. Это гора Отважная. Главная её точка поднимается на 303 метра.
Береговая стена кое-где вздымается совсем отвесно, даже с нависающими козырьками, но местами вполне доступна для подъема. Сложные инженерные конструкции из древесных корней спускаются на несколько метров. Так что здесь можно любоваться двойным лесом: и наземным, и тем, который в обычных условиях оставался бы подземным. Корни, безусловно, облегчают подъем, если ты решишь вдруг забраться на "второй этаж" горы - на "вторую палубу" берега.
Июньская зелень окутала весь обрыв - от воды до трехсотметровых макушек, теряющихся в этом неподражаемым мелколиственном тумане. Нежно-зеленые кисточки берез непонятно как вырывались на всех уровнях из уступчатого каменного монолита. Словно для всех это был камень и камень, но эксклюзивно для этих берез он согласился стать землей, договорившись, что никто, кроме них, этого превращения не увидит.
Иллюстрация к фразе: "И скалу пробивает зеленый росток", - была здесь многомиллионно растиражирована.
Такие же скалы стоят и отражают свой зеленый наряд в Ладоге.. Для полного сходства с Валамом не хватает только сосен: здесь почти сплошное березовое царство. Впрочем, отдельные Сосенки всё же есть - как большие хвощи.
Солнечные лучи косо скользят вдоль обрыва - почти параллельно ему, - и молодые сердечки берез контрастно светятся на фоне циклопической нерукотворной стены.
Клены светятся еще нежнее - чуть желтее, чуть янтарней. Вдруг серебристая облепиха вырвется на самую кромку берега из общей пронзительно-нежной зелени раннего лета. Обдаёт всех своим почти мишурным блеском, заставит расступиться. Отвоюет себе поляну наподобие праздничного зала - торжественно, как ель в Новый год. Словно здесь концерт, а мерный шелест волн - дальние овации.
Иногда кажется, что деревья здесь сами по себе, без корней - что их просто доставили сюда и, в честь Троицы украсили живой зеленью полустершийся от времени каменный иконостас.
Кое-где они торчат захватски, как перья на шляпе. Вырываются из обрывов где поодиночке, а где и целыми плюмажами.
А в иной миг кажется, что обрыв, как живой, всей своей мощью пытается спихнуть зеленый фронт деревьев в воду Но те не даются, цепляются за него же, карабкаются выше, штурмуют... Правда, эта исполинская борьба идет в такой "замедленной съемке", что человеку её участники видятся совершенно неподвижными. "А может, ИМ с их ритмом жизни, любое наше движение кажется скоростью "Принца Персии" или Джеки Чана?"
Тропинка тянулась на высоте метров двух над водой. Пучки травы зелеными гнездами зависли на кромке над волнами. Стократно уменьшенная копия отвесного приморского обрыва. С отдельно выступающими утесами, бухточками горловинами. Все отвесно - но высота почти "детская". Словно это трамплин - невысокий, но тянущийся на сотни метров.
Каменный бутерброд, неровно обгрызенный водохранилищем - всеми его волнами, приливами и отливами. Бутерброд-сухарь. Вот заворачивается в его крою какой-то залив.
Каким штопором вода смогла провертеть бухточки-щели такого спирального вида?
Оторвавшиеся от склона глыбы валялись у самого берега, как неиспользованные лишние блоки, оставшиеся от строительства гигантской пирамиды. Саму пирамиду не было нужды искать : она необъятно высилась прямо над ними. Склон, если присмотреться, тоже состоял из огромных, как дома, прямоугольных плит, сложенных более или менее ровными рядами. Скатившиеся камни напоминали кое-где окаменевшие стада баранов. Спустились с кручи к водопою - а их кто-то заколдовал.
Смотришь на эту "кладку" и думаешь: а ведь самые первые сооружения древних цивилизаций были, пожалуй, не чем иным как подражанием природе. Все пирамиды и зиккураты - явная попытка создать рукотворные, упорядоченные скалы, треугольные или ступенчатые горы. Кладку самой Земли осуществил Творец - а вот продолжить её вверх титаническим усилием пытались люди, насмотревшись на дела Его рук. Именно так - в самом наивном, самом прямом смысле, - они поняли своё "сотворчество" Ему... а может быть, даже и конкуренцию. Отсюда - вавилонское столпотворение...
Но ведь силами тысяч людей можно сделать не только рукотворные горы, но и рукотворные моря. "Вавилонская" история не завершена! Она пережила небывалый ренессанс в XX веке. И здесь это видно воочию! Вот стоит огромная плотина, построенная зэками, и плещется одно из величайших пресноводных морей, которого до 1952г никогда на лике Земли не было.
Двухметровая ступенька над водой резко сменилась пляжем, будто только что был обычный порог, а здесь вдруг сделали съезд для колясок. Уровень берега настолько слился с уровнем моря, что несколько плоских камней даже вообразили себя кувшинами и стайкой забрались подальше в воду. Пни выступали лишь чуть-чуть, не отличаясь от волн ни формой, ни размером - и только мелкие хрусталики брызг время от времени выделяли их возникающими на пару секунд ювелирными рамками. Окаменевшие следы великана, который пытался ходить по воде. Здесь было чудо как уютно!
Кое-где в воду вклинивались мостки упавших деревьев - нерукотворные молы на рукотворном море.
Поражает способность воды, как живого существа мимикрировать: густо-голубая вдали, она вдруг делается буро-прозрачной, как крепкая заварка, когда плещет об эти камни, отмели и деревья.
Лето, еще не успевшее стать жарким, тихо листало эту странную бело-голубую книгу, словно стараясь прочитать в ней свое будущее. И от этого гадательного шелеста водных страниц делалось так легко на душе, как бывает только в мае-июне и только на берегу большого водоёма... когда понимаешь, что у лета, как и у моря, тоже есть берег и, стало быть, ты сейчас вдвойне на берегу. Все только начинается! Увидеть Берег Лета - одно из самых больших удовольствий.
Начало лета - как только что отреставрированная древнейшая икона: нежность красок её - почти неправдоподобна и, вопреки этой неправдоподобности, вопреки всему опыту жизни, хочется верить, что так оно будет ВСЕГДА. Ведь восстановили не какую-то второстепенную икону, а самую большую, самую главную - икону мира.
Погода сегодня еще помнит весну, как вчерашний день: этим она так хороша. Кажется, давно ли здешние горы буквально утопали в подснежниках! Как-то в предыдущий год я приехал в самом начале мая и застал бело-сиреневые "сугробы" на верхушках здешних Альп. Эдельвейсы Поволжья! Нигде, даже в марийских лесах, я не встречал сразу столько подснежников в одном месте. Здесь их ничто не заслоняло - наоборот, их поляны были вознесены выше всех деревьев... если вообще можно назвать полянами такие кручи. Казалось, сами камни зацвели.
Помню, как было радостно до слез: камень стал живой!
Кстати, от этого моря частично изменился даже микроклимат - оно, как и положено настоящим морям, чуть смягчает жару летом и мороз зимой. Замерзает вся эта громада на 3-5 дней раньше, чем остальная река, а вскрывается весной, соответственно, на 3-5 дней позже. Закончились навсегда грохочущие, могучие ледоходы - теперь все проходит тише, незаметней. Раз - и уже чистая вода. И чайки по ветру летают. И не заметил, как это произошло!
Так много воды и так много неба, будто прежде вся лазурь мира была заморожена, а теперь оттаяла. И эта оттаявшая лазурь и есть Жизнь в её чистом, неразбавленном виде.
Вспоминается вдруг из Пришвина: "Почему, бывает, подходишь к большой воде с такой мелкой душонкой, раздробленной еще больше какой-нибудь домашней ссорой, а взглянул на большую воду - и душа стала большой, и все простил великодушно".
Небесная синева расколотыми скорлупками играла-подпрыгивала на маленьких волнах. И в этой игре тоже было что-то от раннего-раннего лета. Отражения облаков мелкими льдинками плавали на поверхности волн, напоминая недавнюю весну. Без всякого хруста они разбивались и тонули... и тут же снова всплывали, целые и белые.
Люблю переменчиво-облачную погоду. Будто вся панорама, как женщина, долго решает, что ей лучше идет, и примеряет перед зеркалом водоёма то одно, то другое платье. Когда нет постоянства в пейзаже, он просто не может наскучить и любоваться им можно хоть целый день.
Чем чаще сюда приезжаешь, тем больше утверждаешься в мысли, что места эти патологически недооценены. Самый красивый уголок Восточно-Европейской равнины может и должен стать центром внутреннего и внешнего туризма. Да, это не настоящее море... Но это, если угодно, российский Балатон, российское Женевское озеро.
Вспоминается озеро Светлояр, легенда о граде Китеже... Куда там маленькому Светлояру до здешних бескрайних просторов! Тут уж не Китеж, а целая Атлантида! Да и почему бы не сочинить новое сказание о некой праведной стране, которая, по молитвам её жителей, сокрылась навсегда от поганского нашествия нечестивого царя Иосифа и его полчищ... Увы, нет как нет такой страны. И никогда, даже в самую тихую погоду, не услышишь из под воды звон её несуществующих колоколов. А обидно! А хотелось бы! Но еще больше хотелось бы, чтобы ТА страна наконец вышла на поверхность и простила нас за всё.