На сборном пункте военкомата провожающих собралось много. Шавкат тоже пришёл сюда, чтобы проститься с уходящим на фронт братом.
Отца забрали в армию почти пол года назад и весточки от него семья, с тех пор, не получила ни одной.
Братьев двое. Есть и сестра, ещё совсем маленькая. Прибегает из школы и докладывает матери, об услышанных от учителей рассказах, о храбро сражающихся на фронтах Отечественной войны советских воинах - узбеках.
Узбеки громят фашистов почём зря. Фрицы только успевают отбиваться. Наверное, и папа сейчас, стреляет по фашистам из пушки, да так, что хвалёные немецкие танки горят как спичечные коробки.
Мама уверенно кивает головой. Она верит и дочери, и учителям, и радио. Там, по радио, говорят о выравнивании фронта, о заманивании фашистских войск в заранее расставленные капканы.
Почему бы и нет. Сама ходила на лисиц, ещё до замужества, и приносила добычу. Всё зависит от умения. Он хитрости. От внимательности.
Сумеешь скрыть железо капкана; Сумеешь не оставить посторонних запахов - лиса твоя.
А что фашист умнее зверя? На то он и хищник, чтобы погнавшись за добычей, потерять голову. А потеряв голову, недолго и до беды.
Шавкату, шестнадцать лет скоро. Но думает он уже давно как взрослый. Внимательно слушает стариков. Старики ведь многое знают. На слово старики никому не верят. Сидят, качают седыми головами, взглядами перебрасываются, редко словами; трудно их понять.
Например, говорят старики, что Русь испокон веку терпела иноземцев и только ослабевших и развратившихся врагов, с большим трудом сбрасывала с плеч.
Или: что Русь велика не величием Духа, а величиной пустынных территорий, которые будь на то чья-то воля, давно были бы у Руси отторгнуты.
Нет, - думал Шавкат, - старики выжили из ума. Россия велика народами, её населяющими. Все народы любят товарища Сталина, преданы ему и потому пойдут в огонь и в воду, чтобы защитить Отца Народов.
Кто может разбить СССР? Кто сумел бы захватить Россию?
Нет такой армии на свете.
Сила Советской Армии в её командирах. В её вооружении; самом лучшем на свете.
Советские самолёты - самые быстрые. Советские танки - самые бронированные. Советские пушки - самые огнедышащие, а советский автомат ППШа - самый скорострельный автомат в мире.
Больше всего на свете юноша хотел бы пойти служить в Советскую Армию и обязательно стать командиром. Но для этого в офицерскую школу поступить нужно. Он же возрастом не вышел.
Как ушёл отец, а теперь и старший брат собрался, мать с лица спала. Под глазами круги. Голова постоянно у неё болит. Рассеянная стала и на Шавката смотрит умоляющими глазами, словно спросить собирается мол, когда его время наступит? Не собирается ли и он на фронт? Боится потерять сыновей.
Жаль, возраст подвёл. Так хочется пистолет в руках подержать. Приехать в кишлак с кобурой на поясе. Старики, небось, враз замолчали бы и перестали судачить о правдивости или лживости панических слухов.
А слухи, словно из-под земли вырастали. Только что говорили, что враг на всех рубежах остановлен и отброшен, как вдруг, говорят, что идут тяжёлые бои под Смоленском, что оставлен Минск.
Такая непоследовательность в подаче информации, путает все мысли и портит настроение. Не бывает ведь так в жизни, чтобы утром враг был отбит, а днём он уже под Ржевом.
Как - то Шавкат спросил у военкоматовского офицера, мол, как понимать "выравнивание фронта", а тот, со всего размаха, бац его ладонью по затылку, так что мальчишка лицом своим в пыль земли ткнулся.
Старики говорят, что Великий Чингиз - Хан, когда пошёл наказывать Русь за непостоянство и гордыню, велел объявить своим воинам, что всякому, кто скажет вслух слово "отступление", отрежут язык.
Всякому кто в битве побежит, отрежут детородный орган.
А всякому кто погибнет с честью, воздвигнут холм и положат в гробницу десять красивейших девушек из стана врага, чтобы монгольский воин мог наслаждаться ими во тьме Тартака. (Подземный мир).
С тех пор монголы не знали поражений.
Шавкат:
- Но Дмитрий Донской, русский князь, разбил Мамая! -
Старики:
- Мамай, командовал только частью Крымской Орды. Орда Крымская - немногочисленная.
Жила набегами и грабежами. Дисциплины никакой. Сам Мамай пьянствовал по русскому обычаю. В бой не ходил, и в военном деле понимал меньше иной женщины.
Вот и поплатился.
- Дмитрий Донской сбросил власть татар. С тех пор татары ослабели.-
Татары - это одно из племён, имя которому дали сами русские. Изначально, мы все монголы. А потом уже татары, башкиры, калмыки, узбеки, казахи, киргизы...
Если объединить всех воинов Чингиза, то никакая держава мира перед ними не устоит.
- Мы, бедные.-
Мы бедные, потому что свободные.
Свободный человек, чтобы обеспеченно жить, должен стать рабом. Тогда будет одет и накормлен. Но мы не хотим жить рабами. Мы свободные монголы!
-Чёрт о чём говорят. Слушать стыдно. В рваных халатах ходят, а смотрят и поучают, как будто академии по заканчивали.
В школе учат, что товарищ Сталин научно обосновал и на практике разрешил национальный вопрос. Теперь все народы в СССР равны и все одинаково счастливы.
На сборном пункте народу тьма. Женщины цепляются за халаты мужей. Матери за курточки своих сыновей. Девушки плачут в сторонке, потому что не замужним стыдно слёзы пускать, тем более целоваться, на виду у всех.
Мужья и жёны - другое дело. У многих дети. Дети плачут. Очень шумно. Жители прикаракумских степей привыкли к тишине. К той тишине, что звенит в ушах.
Аксакалы говорят, что при абсолютной тишине слышно как звенят в подвалах Ада золотые и серебряные монеты, которые слуги Ада постоянно пересчитывают из-за страха потерять хоть копеечку.
Ад стоит на золоте. Пока в мире властвует золото, Ад всесилен. Человеческий разум не в состоянии пошатнуть адовы столбы, что венчают подземные кладовые Ада. А пока золото поддерживает троны "сильных мира" сего, войны будут продолжаться до бесконечности.
Шавкат пожимает руку брата на прощание, брат крепко обнимает его за плечи.
- Помогай матери.-
- Обязательно. -
Я скажу тебе сейчас то, что некоторое время держал от вас в секрете. Но матери того не говори.
- Отец наш погиб, в первом же бою. Такая весть пришла в районный военкомат. Но я скрыл это от вас. Ничего не сообщай нашим родным о смерти отца. Пусть думают, что он жив.
Вера вам поможет.
Шавкат растерянно молчит. Брат ещё продолжает говорить, но прозвучала команда к построению, новобранцы заспешили по местам, образовалась внушительная колонна.
Ещё одна команда и призывники строем двинулись на вокзал. Там уже ждал поезд и два десятка теплушек. Шавкат шагал вслед за колонной. Очень жаль погибшего отца, Жаль мать, которой он теперь не сможет честно смотреть в глаза. Жаль сестрёнку - несмышлёныша. Жаль расставаться с братом.
Только себя не жаль.
Вдруг, шальная мысль пришла в голову. Сорвавшись как вихрь, юноша бросился к зданию военкомата. Там ещё суетились люди. Ворвался в кабинет военкома и выпалил сходу:
Я - дезертир. Я хотел скрыться от призыва. Теперь передумал. Хочу на фронт. Что я хуже других!
Русский военком, испытывающее посмотрел на мальчишку, обмерил его фигуру глазами и спросил фамилию и имя.
Абдугаппаров Шавкат. Двадцать четвёртого года рождения.
Документы.
Выбросил, когда скрывался в песках.
Майор приоткрыл дверь, крикнул кого-то. Вошёл лейтенант.
У тебя сколько дезертиров?
Шесьдесят четыре человека.
Возьми ещё одного. Без документов. Выпишешь солдатскую книжку по факту наличия. Всех пометишь грифом "штрафники".
Руки не забудь связать пацану. Сбежит.
- Трое пацанов уже умудрились скрыться.-
-Тебе, зачем оружие дано! - вдруг, в голос закричал майор.-
- Без сожаления, без слюнтяйства, расстреливай! - Это мой тебе приказ.
- Местное население недовольно жёсткими мерами.-
- Местное население сплошь пособники дезертиров! -
И успокоившись: ладно. Расстреливать воздержись. Настреляешься, когда охранение прибудет. НКВД эти дела лучше умеет проворачивать.
- Дезертирство - бич призывов военного времени. И в мирные годы узбеки увиливали от службы. Уйдут в степи, в пески. Не найти с собаками. А тут война.
Война где-то в Европе. Узбекам то, она, война чужая. Так, по крайней мере, они все объясняют после ареста.
Сейчас кишлак полон мужиков, а подъедут военные полуторки, сейчас ни одного военнообязанного уже не сыскать.
- Где мужья, - допытываются у баб. - А те, по русски, не бельме. Машут руками, жестикулируют.
- В отаре. В отаре.-
Это означает, что все на пастбище. Вот собаки! Отъедаются там с псами разом.
Сложна служба военкоматовская. План призыва высок. Почти поголовно учтены все особи мужского пола, вплоть до шестидесяти лет.
А что шестьдесят лет для узбека? В эти годы узбекещё полон сил. Ещё крут и энергичен. Ещё детей плодит, может и постоять за Родину.
Роты НКВД шарят в степях, окружаютобнаруженные группы беглецов, проводят настоящие военные операции, хватают попавшихся, вяжут им руки.
О каких документах может идти речь?
Голова на плечах есть. Руки, ноги целы, значит, годен к строевой.
В сапоги, в гимнастёрку и на рубежи. Там не скроешься. Впереди фашист, позади НКВД.
Потому и сделал такое заявление Шавкат. Знал, что повинную голову меч не сечёт. Кто добровольно объявился, того в штрафбат не сдавали. Но и тут ему не повезло.
Что дезертирам документы не нужны, правильно. Дезертиры под номерами. Какую хочешь фамилию называй, нет разницы. Забривают без оформления бумаг, без лишних проволочек.
Но теперь говорят, что в штрафбат определят обязательно. Хоть ты и бывший дезертир, а теперь почти доброволец. Такое вышло новое распоряжение.
Ехали тем же эшелоном, что и призывники, только в "хвосте" поезда и под усиленной охраной.
В эшелоне пели, пение хорошо слышно. И слышно также было, как на остановках весело и звонко гудели котлы, бряцала алюминиевая посуда.
Дезертиров кормили раз в сутки, остатками со стола призывников.
На третьи сутки, Шавкат уже жалел о непродуманном своём эмоциональном поступке. По глупости, он полагал, что воинская служба - романтика.
Что его порыв послужить Родине, будет оценен, а получилось, совсем плохо. Издевательства конвоя, склоки между дезертирами, разборки с соседями, как следствие, драки, а потом ругань конвоиров, удары прикладами,
Одному парню проломили голову, но в медсанчасть не сдавали. Сказали, что заживёт как на собаке. Так и жил парень с проломленной головой, пока не умер.
Длинная катавасия с ним получилась. Не смог старший конвоя найти личный номер умершего в списках. Вернее в списках то он значился, а вот на одежде, где номер должен быть пришпиленным, его не оказалось.
То ли лишний человек, то ли не хватает человека.
. На всякий случай труп оставили лежать до большой станции. Большая станция - Кзыл - Орда. Там пованивающие останки бедолаги, наконец, вынесли.
Узбеки - дезертиры, озлоблены. Но никто не спорит и не ругается с конвоем. У конвоя в ППШа затворы заранее передёрнуты, лишь на гашетку нажми и, жёлтенькие, красивые, сверкающие пульки вмиг зажужжат, как пчёлы и пришпилят любого к стенке, или к товарищу, ненароком под выстрелы подвернувшемуся.
Подельники смотрели на Шавката исподлобья. Он рассказал им свою настоящую историю. Покрутили пальцем у виска. Видели идиота?
Все они, дезертиры, ярые противники не только войны и армейской службы, но и Советской власти.
Вообще, разговоры между людьми в теплушке не клеились.
Когда Шавкат сказал, что ему ещё не исполнилось шестнадцати, один из дезертиров, засмеялся и, ткнув ему фигой в лицо, выговорил с издёвкой: пэт - ри - от!
Это прозвучало как - идиот.
Так и добирались до Москвы три недели. Иные надеялись, что за это время война закончится. Но не тут - то было.
Стоянки долгие, иногда они превышали всё до этого время, проведённое в пути. По дороге постоянно обгоняли хлебные эшелоны, рвавшиеся к Москве, к фронту, а навстречу им, бесконечные поезда с ранеными красноармейцами и командирами.
Новобранцы обменивались с бывалыми служаками впечатлениями и, скоро, песни в эшелоне прекратились, потому что, рассказываемое, и, увиденное, никак не склеивалось с прочитанным и слышанным.
Фашисты, так говорили раненые, пёрли к Москве как ненормальные. Превосходство Германии в технике у немцев абсолютное. Это, вчистую, сбрасывало со счетов превосходство Советской Армии в живой силе.
Говорили, что Красная Армия, лучшие её части, её Краснознамённые полки, полными составами, дивизиями сдаются в плен. Что Советской Армии фактически уже нет. Что расквартированные в Польше, в Белоруссии русские регулярные корпуса разбежались и теперь, Москва надеется выстоять, мобилизуя многочисленные народности монголов, проживающих на территории Советского Союза.
- Вот, - сказал мужчина, сороколетнего, приблизительно, возраста, тоже из дезертиров. - Вспомнили, наконец - то, о монгольской Славе. О нашей стойкости. О нашем умении воевать. Придётся нам, монголам, отстаивать их русскую Москву.
Неисповедимы повороты истории. Наши деды эту Москву жгли, мы же будем её оборонять.
- Как Вы думаете, отстоим?- спросил Шовкат
Отстоим, парень, ещё как отстоим. Мы, - лучшие воины на этом свете.-
- Но мы же дезертиры.-
Это так. Не за себя воюем. Но дома нас ждут наши семьи. Пусть они поживут подольше, коль нам не придётся. Убьют ведь всех. Не фашисты, так НКВД убьёт.
Действительно зачитывался приказ. Семьи бежавших от мобилезации и скрывающихся, будут арестованы и после дознания высланы в Сибирь. Но это ещё не наказание. Это милость. Виновные же будут расстреливаться в течение суток.
- Так мы же виновные -
Мы виновные условно. Потому что не знали, что призваны. Не расписывались в повестках. Те же, кто расписались, и не явились на призывной пункт, расстреливаются силовиками без дознания, на месте обнаружения.
- Никогда не думал, что Советская власть так жестока.-
-Война, браток. И война проигрываемая. Нет ничего страшнее подыхающего зверя. Даже заяц, смертельно раненый, идёт в лобовую атаку на охотника.
Война не признаёт никаких правил и никаких норм. Что ей отдельный человек, когда решается вопрос существования государств. -
Шовкат:
- И всё же, мы стали лучше жить при Советской власти. Мой отец рассказывал, что при баях он работал как вол, а при Советской власти, всего восемь часов.-
Это так. Но при бае, Узбек был свободным человеком. Кто считал себя Узбеком, был Гражданином великой нации, прославившейся делами предков.
Узбеки - просвещённый народ. Но мирный.
А Россия - страна великих людей. Однако все Великие люди в России инородцы. Выходцы из других земель. А сама Россия не жила никогда и года без войны. Россия не может существовать без войны. Война кормит Россию.
Шовкат:
- Нас учили, что Россию кормит народ, сеющий хлеб.-
Любой народ кормит свою власть. Россия - это территория. Территория родит злаки. Народ российский - землепашцы. Народ - червь, удобряющий и возделывающий землю.
Червем кормится птица.
Птица, поедающая червя - это двуглавый орёл на гербе России.
Орёл - символ власти. Власть кормится за счёт народа и это - непреложная истина.-
- Мы это ещё не проходили. -
Подобные науки в школах не проходят. Их преподаёт жизнь. Но чтобы познать до конца науку жизни, в первую очередь, нужно выжить. А выживать, особенно в условиях войны, ох, как тяжело.
Не ко времени, ни к месту, попал ты в дезертиры, парень. Пропадёшь ненароком. Нет романтики в войне. Есть кровь и грязь. -
В Москву эшелон не пустили. Двое суток держали на запасных путях, потом протолкнули куда-то севернее и ещё через сутки разгрузили людей в лесу.
Поздняя осень разбросалась дождём и снегом. Из обмундирования выдали только шинели без погон, а некоторые шинели оказались даже без пуговиц. Сапог не завезли. Резали халаты и делали обмотки. Сказали: временно походите.
Правда, не голодали. Кухни прибыли сразу же за ними. С каких - то телег разгружалась мука и ячменные крупы. Картошки на окрестных полях много. Почти весь урожай в земле остался. Так что картофельное пюре лопали "от пуза".
Ещё через сутки показались автомобили, гружённые ящиками с винтовками. Люди постарше распознали в них "трёхлинейки"; винтовки образца 90 годов 18 столетия.
Очень хорошие винтовки. С могучей силой дальнобойного выстрела и трёхгранным полуметровым штыком - грозой любого противника.
Пока экипировались, то, что сначала люди принимали за грозовой фронт, оказалось фронтом реальным и среди грохота артиллерийский орудий можно было уже различать пулемётную дробь и ружейную трескотню.
Командиры стали передвигаться бегом. Вначале приказали строиться в колонны, но потом приказали рассредоточиться, копать окопы.
Про штрафников, коими являлись по положению, дезертиры, окончательно забыли и они все смешались с остальной массой новобранцев, одетых кое - как, но уже с винтовками в руках и с подсумками патронов на поясах, иногда верёвочных.
Копали чем придётся, потому что уставных лопат не оказалось в помине, а тех, что нашлись, оказалось мизер, на всех нехватало. Траншеи копали сплошной полосой, про индивидуальные окопчики пришлось забыть.
Ширина траншей также не выдерживалась, потому что всем хотелось укрыться в земле, а в узкой траншее укрыться негде.
Говорили про танки. Мол, вот-вот танки покажутся. Но время шло, а танков не было. Потом, какой-то младший политрук, сообразил, что в лесу танки навряд ли объявятся. И люди стали успокаиваться. Появились даже старшие офицеры, некоторое время назад исчезнувшие, стали покрикивать, объявлять замечания, выговоры, некоторым военнослужащим, за халатность в исполнении обязанностей, грозили гауптвахтой.
Ночь прошла в сумбурных передвижениях. Холодно. Сыро. Хорошо, что не успели интенданты домашние халаты пооотнимать.
Халаты стёганные на хлопке, как в перине ночуешь. Красота!
Утром, Шавкат высунул голову наружу. Кругом бело. Снег лежит. Выполз, чтобы отлить. Отливает, глаза протирает. А напротив, какой-то солдат стоит, зубы скалит. Шавкат рот и раскрыл.
Так это же, немец!
Откуда они взялись?
Ходят группами. Автоматы у них чёрные, короткие, стволы вороные. Стрекочут как сойки. Это они политруков расстреливают и тех, кто от них убежать решился.
Остальных в каре построили. Набралось с тысячу, больше даже. Напротив, ручные пулемёты поставили, и так несколько часов продержали. Потом подъехала военная полиция на мотоциклах сколясками и повели.
Из лесу вышли к полудню. Впереди, метрах в пятистах деревня. В деревне печи топятся. Хозяева греются. Приехало немецкое начальство. О чём-то говорят, злятся. Русский переводчик стал разъяснять, что немецкое командование понимает всю подневольность положения новобранцев, а потому предлагает сейчас же, добровольно записаться в формируемую в составе немецкой армии, Узбекскую Белую дивизию "Пахтакор".
Выступило несколько активистов, офицеров узбеков, среди них кажется и командир одной из русских дивизий, сдавшихся в плен накануне.
Это были командир 436 стрелкового полка !% стрелковой дивизии 67 стрелкового корпуса 10 армии майор И.В. Кононов и комиссар полка, батальонный комиссар Панченко, чья дивизия в полном составе перешла на сторону противника.
Фельдфебели обходили ряды новобранцев и писали фамилии. Документы, ежели, таковые оказывались, отбирали. Подписавшихся, разводили по хатам, разрешали обогреться.
Так Шавкат стал солдатом узбекской дивизии, впоследствии дивизии СС.
К вечеру русские полки попытались штурмом вернуть деревню. Стреляло несколько пушек. В небе даже пронёсся самолёт и сбросил на деревню две бомбы, но бомбы попали в болото, а у пушек, по-видимому, снаряды закончились, так что, когда пошла в атаку русская пехота, немцы её расстреливали с улыбками, из положения стоя. Брезговали ложиться в грязь и стреляли кто с колена, кто от живота.
Атака захлебнулась, невооружённым глазом было видно, как на той стороне, вдоль залегших цепей, бегают командиры, поднимают солдат, выкрикивая то ли ругательства, то ли просьбы или приказы.
Здесь тоже немцы засуетились, появились узбекские командиры в германской форме, стали отсчитывать бойцов, делить повзводно, по ротно, побатальонно и, скоро, каждый батальон при оружии, занял отведённую ему позицию.
Люди опять стали окапываться, обживаться в окопах. Каждому взводу придали пулемётный расчёт. На деревенской тележке развозили ящики с гранатами, длинные ручки которых торчали из ящиков хоботками. Унтер цеплял пару гранат рукой в перчатке и бросал в руки каждому бойцу.
Поймал связку и Шавкат.
- Довоевались -
сказал Сабир Мойханович, тот самый сосед по теплушке, с которым о разном они весь путь до Москвы проговорили.
На некоторое время Шавкат потерял его из виду, но вот опять он объявился и, опять, соседом по окопу.
- Слушай, - сказал он, поближе придвинувшись к юноше, - По моей команде перебежим к нашим.
- В спину застрелят.-
Эх, всё едино!-
Расскажем чекистам правду как на духу. На нас нет вины. Мы подневольные. А как узнают, что мы записались добровольно, точно тогда постреляют и нас, и наших родственников в Карши.
Шавкат представил себе заплаканное личико сестрёнки и содрогнулся.
Русские поднялись в атаку без артподготовки. Пошли по скользкой земле, насколько можно быстро, вперёд. Многие, скользя падали, но спешили опять подняться и устремлялись цепями, раскачиваясь, из стороны в сторону, как пьяные.
- Пьяные. - констатировал Сабир Мойханович.
Цепи русских подошли на сто шагов. Окопы на этой сторорне молчали. Восемьдесят шагов. Окопы молчат. Семьдесят шагов, - только скрежет зубов в траншеях.
Стрелять по своим, ну, выше сил.
Всё что делалось до сих пор, бегство командиров, странное внезапное пленение, запись в узбекскую дивизию, выглядело как игра. Детская глупая игра.
Теперь, различимы лица " старшего брата", русских смолдат, уже можно заглянуть им в глаза. А в глазах то, в глазах то Красной Армии - страх!
Они боятся. И это видят все. Немецкие офицеры, с пистолетами в руках, призрительно улыбаются.
Шавкат почувствовал, вдруг, абсолютное спокойствие. Он скосил глаза вдоль траншеи и увидел хмурые, но сосредоточенные лица и решимость людей уничтожать русских.
И возненавидел русских.
Крик:
- Узбеки! В ваших руках честь нации! На вас смотрит Чингиз! Хан Узбек гордится вами!
Огонь!
Один выстрел. Наверное, случайный. Другой выстрел. Россыпь выстрелов... и, шквал выстрелов. Полторы тысячи винтовок стреляли как одна многоствольная фантастическая установка.
Русские солдатики падали как подкошенные. Но шли и шли вперёд.
Над траншеями стремительно проскользнули две немецкие танкетки, крутя огнедышащими башнями, покатили в сторону наступающих.
Узбеки! Ура-а-а!
Национальный монгольский торжествующий крик. Крик победителей:
-Ура-а-а!, - сотрясались окрестности.
Нестройное "Ура" со стороны русских позиций, захлебнулось. Побежали в тыл маленькие фигурки, бросающие винтовки и шинели.
Рукопашная схватка была ужасной. Наступающие узбеки, опьянённые лёгкой удачей преследовали и кололи бегущих.
Шавкат догнал невысокого солдатика. Тот, почувствовав, за спиной опасность, остановился и посмотрел Шавкату прямо в глаза. Взгляд русского парня был чист и прозрачен.
Солдатик стал поднимать винтовку и это мгновение запомнилось Шавкату на всю жизнь. Ведь он не собирался убивать русского. Инстинкт самозащиты, однако, сработал и длинный, гранёный, русский штык, вошёл в юное русское, податливое тело.