О том, как Машка Мусящикова из мусорного ящика трансформировалась в американку Мэри и что из этого получилось.
Родители Машки, из города Бауска.
Бауск - еврейское местечко в Латвии.
Отец Машки простой кровельщик, а вот женщины в её роду "вышли в люди". Так говорится, Выразимся точнее: по людям вышли к своим должностям.
Должности не хитрые, но хлебные. Служба в НКВД не обременяла. Стучи себе по маленьку.
На кого в прачечной, на кого в бане, на рынках сёстры собирали особенно благодатную жатву.
Дети в школу ходят? Стучи на учителей.
Так и жила Машенька под приглядом матери и её сестры. Но любила она больше отца. Отец работал высоко. На крыше. И далеко видел. Гораздо дальше жены своей и её сестрички.
Видел то далеко, но уж очень боялся сестриного гнева. Не без примеров суровая жизнь. И мужья в застенки по навету жён попадали, и жёны по мужниным доносам сиживали, и лес валили в суровых краях.
Пришло время когда вывеска сменилась. Вместо НКВД нынче нужно было ходить на службу в КГБ. Однако в КГБ уже иные требования к сотрудникам. И обязательно образование требовалось.
Материнскую старшую сестру на первых порах повысили даже, и перевели в столичное управление, то есть в Ригу. Устроившись, сестра перетащила и Машкину мать и её мужа, хотя противилась тому и неоднократно намекала, что от супруга - кровельщика не плохо было бы избавиться.
До девочки доходили подобные разговоры и, когда она уже начала мало мальски разбираться в в житейских ситуациях, она твёрдо стала на сторону отца и криком кричала, вцепившись в отцовские мятые брюки, защищая единственного мужчину в семье.
Так и не отпускала до поры, пока сёстры клятвенно не пообещали отца не трогать.
В Риге совсем другая началась жизнь. В Риге домищи высокие и коньков крыш почти не видать, как голову вверх не задирай.
Однажды, поддавшись на Машкины уговоры, отец-таки повёл её к лазу на чердак. Приказал сидеть тихо, из люка на улицу не высовываться.
Но Машка очень любопытная девчушка. Из неё вопросы сыпались как из рогожего куля с вяленой воблой.
А отсюда Москву видно, папа?
Нет, что ты! Москва далеко.
А Сибирь видно?
Отец задумался и вздохнув с тоской в голосе неохотно ответил: Сибирь видно не только с крыши, но и с тротуара.
Как это?
А так.
Сибирь всегда за ближайшим перекрёстком.
Маша не совсем поняла, но продолжала спрашивать:
Пап, а Америку видно?
Спросила тихо, тихо, с таинственной улыбкой и лихорадочно заблестевшими глазами.
Дело в том, что в Бауске многие еврейские дети бредили Америкой и забираясь куда-нибудь по дальше на пустырь, в кусты рассказывали друг другу небылицы, повторяя чьи-то слухи, о том, что Америка сказоачно богатая страна и потому все люди Мира, хотят попасть в Америку.
Почему она богатая? А потому что там евреям воля вышла и они куют для Америки золото, из чего придётся.
Отец на этот раз молчал дольше обычного, но всё же ответил:
- Дочка я всё сделаю, чтобы ты попала в Америку. Буду много работать. Ты должна много и хорошо учиться, потому что Америки нужны не просто евреи, а евреи - профессионалы во всех областях науки и производства.
С той поры у Маши появилась цель:
Америка.
Она должна попасть в Америку обязательно и с помощью папы попадёт.
Но мать и тётка только ухмылялись.
Твой отец едва на обеды себе зарабатывает. А деньги нужны немалые.
Ситуация в стране каждый день менялась к худшему и правительство СССР, уступая давлению снизу, налаживало новые отношения с Америкой. Начиналась эпоха мирного сосуществования.
Мать и тётка смотрели на ситуацию иначе. Чем ближе к демократическим нормам приближался Союз, тем мощнее становилось сопротивление оппозиции. Оппозиции совершенно не выгодна демократия в России.
Зачем она России?
Чего доброго Россия выберется из экономической отсталости. Что тогда?
Нужно вести дело к революционной борьбе. Нужно идти дорогой Ленинизма, а значит всё более и более обострять классовую борьбу и убеждать население страны в отвратительности советской политики.
В ход шло всё: пропаганда, искусство, холодная война. Но даже с такими рычагами воздействия гигантскую страну Советов не легко свернуть с наезженных ею путей.
Тогда взялись за молодёжь. Мода - вот мина замедленного действия. Именно мода должна была сыграть решающую роль в развале мирового коммунистического движения.
Десятки тысяч спекулянтов были брошены на борьбу с Советской властью.
Они буквально взрывали экономику государства. Появилось даже название такого движения. Западные психологи назвали пятую колонну на территории СССР - фарцбундом.
В фарцбунд привлекались в первую очередь еврейские дети. Их отцы и матери построили здание СССР, совершив невозможное, протащив революционную идею в России. Так пусть же потомки легендарных большевиков нынче прикончат эту идею, как выжившую из ума старуху Изергиль.
Сёстры проходили инструктаж. Товарищи объясняли им как нужно бороться с экономическими диверсиями, как важно чтобы срабатывало национальное чутьё и еврейская хитроумие.
Прошли те времена, когда и Ленин и Троцкий обещали евреям построить на русской земле, своё национальное Эльдорадо.
Троцкий вообще не доверял русским. При Троцком должность можно было получить по записи в метрике или по ярко выраженным национальным чертам на лице.
Всё кануло. Пропало. Теперь евреев держал в Союзе только страх перед Сибирью.
Сёстры перевыполняли план. Если нужно было выследить и арестовать десять человек, они сдавали органам все пятьдесят. За старание шли премиальные, особые выплаты в конвертах.
Иногда мать давала Машке на карманные расходы уже не по рублю, как раньше, а по три рубля в день. Большие деньги.
Бутылка водки стоила 2 рубля 87 копеек.
- Мама? - спрашивала Машка, а сколько вам за человека платят?
Мать в это время пила чай. Аж поперхнулась от неожиданности.
Дура! Вот дура! Да разве это люди? Так, шваль. И потом крупная рыбёшка в сети редко попадается. Всё более мелкие фарцовщики.
Случается за смену до сотни можно заработать. Только беготни много. Устаю я сильно. Это тебе не по крышам лазить и оттуда Америку разглядывать.
У нас с тёткой работа рискованная.Опасная.
Мама, можно я вам помогать буду. У нас мальчишки тоже жвачкой торгуют. Я тебе на тетрадке их фамилии напишу и домашние адреса проставлю.
Пиши, доченька, пиши.
Мама, а дай мне пять рублей. Я отработаю.
Ну, гляди мне.
В КГБ составляли списки иммигрантов. В них включали самых надёжных людей, проявивших себя в борьбе с враждебной идеологией и накрепко преданных Советской власти.
С большими трудностями, но семья Клёпальщицких была включена в ближайшую группу советских агентов, выезжавших под видом обиженных советской властью граждан Советской страны.
В это время на атомной станции , что в районе города Харисбурга, штат Пенсильвания, произошла крупная авария. Американское правительство приложило немало усилий, чтобы мировое сообщество ничего о той аварии не узнало.
Это потом при аварии на Чернобыльской АЭС было много криков и стонов. Тогда никто ничего не знал. Слово " Америка" стало синонимом слова "счастье".
И поехали еврейские семьи русских доброхотов обживать новые места.
Клёпальщицкие, надо же, попали в предместье Харисбурга.
Россия легко вязала шпионскую сеть.
Прошли годы. Прошло много лет. Как говорится в дешёвых детских книжках: много воды утекло с тех пор.
Умерли мать и тётка. Умер в доме для престарелых старый кровельщик, приехавший в Штаты полуслепым и потому, так и не увидавший Америку.
Но вполне чувствовала себя удовлетворённой Маша Клёпальщицкая.
Извиняюсь. Извиняюсь! Мэри, а не Маша.
Она не уставала удивляться собственному счастью. Она говорила об этом громко. На весь свет. Она превозносила Америку и считала хулу в адрес Америки наибольшим из преступлений.
Иногда только в сердце как заноза входил страх. Мать умирая, передала ей пароль. По этому паролю, когда-нибудь, должен будет появиться человек из России. И уйти он должен будет не с пустыми руками.
Мэри собирала компромат на всех. В том числе на таких же как она сама счастливых евреев, живущих в Америке.
Особенно её интересовали сообщества, группирующиеся по интересам и по взглядам.
Люди, обладающие организаторскими способностями и экономическими навыками.
Пришло время поголовной компьютеризации. Можно было переписываться и говорить в буквальном смысле со всем миром. Люди находящиеся далеко друг от друга, не связанные визуальными и плотскими отношениями были очень откровенны.
Некий Центгаузен стал собирать под флагом национального единения бывших рижан. Он не просто организовал клуб. А выстроил строгую иерархию, где каждому члену уготовливалось место в будущем правительстве, для начало Латвии, а там уж как Бог даст.
Клёпальщицкой выпало стать министром иностранных дел республики, кодовое название, " Штатландия".
Ей в руки попали списки активистов, с фамилиями, адресами и краткими характеристиками. Чем она и воспользовалась. Списки были переданы из рук в руки надёжному человеку.
Надёжный человек не удержал их в руках и то ли продал другому надёжному человеку, то ли потерял. Так списки и попали в этот рассказ.
--
Гимн стране Солнца, Штатландии
Президенту и Первой Леди.
Мы рассеяны шрапнелью из обреза.
Наши души, словно в небе журавли.
Наша память это пласт земного среза,
Мы штатландцы - этой жизни короли.
За Иаковым мы шли в долины Нила.
Но нам претила чужая суета.
Наше Солнце нас в объятия манило,
Да хранила на Земле нас красота.
Море, суша, воздух, горы золотые
Ничего не значат сами по себе.
Потому что наши помыслы святые:
Независимость отстаивать в борьбе.
Государство наше молодо, но прочно.
Мы пришельцы из космической среды.
Пусть мы граждане страны своей заочно
Но зато в нас нет истерики войны.
Крепнет дружба и всеобщее участие.
Пусть Штатландия несёт народам свет.
Разве это не единственное счастье
Слушать голос той, которой, равных, нет.
Не имеем мы ни таможен, ни пошлин.
Но как водится врагов не перечесть.
Всё земное оставляем в жизни прошлой.
В новой жизни с нами: Яков, Бог и честь.
ШТАТЛАНДИЯ
Это только небольшой список документов. Документы прошлых лет.
Мэри устало опустилась на стул. Как хорошо чувствовать в себе генетические позывы к предательству!
Как прекрасно быть шпионом!
Нет счастья большего, чем продавать своих соотечественников, неважно кому. Неважно по убеждениям или за деньги.
Главное - продавать.
Клёпальшицкая чувствовала сладкую истому. Колени подрагивали. Она тяжело дышала. Теперь она уже не была Мэри, а чувствовала себя просто Машкой. Девкой Машкой. Ей не хотелось быть членом правительства Латвии в эмиграции. Ей хотелось быть бабой, простой российской бабой, но бабой властной и очень опасной.
Как мама. Как тётка. Она закрыла глаза и зажмурилась от удовольствия.