Аннотация: Только верный котел, стоял сиротливо с подтекающей системой, и перегревшись, гремел на весь дом, напоминая ему о Беслане.
И только верный котел, стоял сиротливо,
с подтекающей системой, и ежедневно, перегревшись,
гремел на весь дом, напоминая ему о Беслане.
Жора.
Улица наша на окраине Ростова жила своей интересной рыбацкой жизнью. Так уж получилось, что в небольшом квартале собралось множество неравнодушных к рыбалке людей. Ловили спиннингами, донками, и, конечно, сетками, игнорируя закон. Если кто- то, где- то, что- то поймал - эта весть, обрастая подробностями, летела по поселку. Все стекались к счастливчику, чтобы обсудить, узнать атмосферу и настроение рыбнадзора. Обычно если "очуры" обложили кого - то по крупному, на Кутерьме или в заливе, и хорошо "обмыли" это дело, то в Лагутник могли несколько дней и не появляться. Но бывали от неудач и злые, и тогда не брезговали и такой мелкотой, как мы.
Ерик Лагутник протекает в пойме, по правому берегу Дона и впадает где - то в устье. "Протекает" - это, конечно, понятие условное. Течение в нем полностью зависит от реки. И словно в сообщающихся сосудах, при увеличении уровня в реке, ерик, наполняясь, имел течение к своему истоку, а при падении уровня обратно в Дон. Уровень воды в реке зависел от направления ветра. Когда начинает дуть "низовка", ветер с моря подпирает воду и Дон, притормаживая, начинает наполняться водой. Но все же большая вода приходила с верховьев реки, паводком. Складываясь с усилиями ветра, временами вода заполняла низовья, от реки Дон до самой железной дороги, которая соединяла Ростов- на- Дону с Таганрогом. По рассказам местных жителей, звери с поймы, спасаясь от наводнения, плыли через реку Мертвый донец и уходили через жилые кварталы в посадки и степные балки, чтобы переждать воду. Матерый двухсоткилограммовый секач, ведя свою ораву через двор, как у себя дома, коротким сильным движением туловища отбросил к забору "Яву" с коляской, закрывшую проход в огороды.
Фазаны летели через реку, местная птица держала свою территорию, прогоняя пришельцев. В конце концов, всем хватало места, тем более что вода с прекращением ветра могла быстро уйти. Были такие, кто в этом бедствии стрелял, но в основном жителям было жалко зверье. Лисы и еноты в сумерках старались прихватить что- нибудь у крестьян про запас.
Рыбе же, наоборот, было раздолье. Она шла вместе с водой, гуляла на по займищу, заполненному водой и занималась, своей необходимой природе, любовью. Потом уходила вместе с водой - похудевшая, уставшая, но счастливая выполненным долгом. Как на подъеме, так и при скатывании на ее пути возникали ставки из сеток, почти полностью перекрывавшие ерик.
Стремление оставить после себя потомство, открывает у рыбы удивительные способности. Рыба искала проходы, бежала плашмя по почти сухому берегу, обходя сети, находила в них дыры. Осетр, легко пробивая своим курносым носом сеть, спокойно уходил, держа над водой верхний плавник хвоста, похожий на плавник акулы. Сазан спокойно перемахивал ставку, в сверкающем ареоле брызг. Рыба шла валом. Забивая сети, увеличивала общее сопротивление воде и рвала их. Сети рыбьими косами прибивались к берегам, скручивались еще больше, усложняя выпутывание. Мелкий сазан осторожничал и, не видя прохода, находил нерестилище в прибрежном камыше, и кипел в мелкой теплой воде, тарахтя камышинками. Старый сазан, видавший на своем веку большую воду, ждал ее, чтобы вернуться опять на родину.
В начале мая обязательно дул сильный низовой ветер, ерик разливался и сазан выходил на займище. В мелкой теплой воде огромные самцы, зажав со всех сторон самку, выдавливали из нее икру, оплодотворяя ее молоками. Пастух, пасший коров на лошади, ехал, как Нептун по воде с длинными сенными вилами, которыми он как острогой, колол потерявшую осторожность, заигравшуюся рыбу и к седлу были приторочены за жабры две пудовых, золотых рыбины. Ехал безбоязненно. Его здесь никто не трогал, так как с рыбнадзором был хорошо знаком. Вода уходила, и многие богатыри, загулявшись, оставались отсеченные сушей. Вода постепенно высыхала, и здоровенные рыбины закапывались в ил, и так оставались там навсегда, словно стражники своих мальков, которым и лужа была как море. Ее им хватало, чтобы дождаться дождя или прихода воды, чтобы скатиться в Лагутник. Трава в мае была по пояс. Рыбаки плыли в зеленом море. Огромный столб комаров поднимался из травы и плыл за головой каждого идущего. Залезали во все дырочки на лице, пробивали своими хоботками одежду, и умирали под ладонями как камикадзе.
Рыбнадзор был снабжен катерами с водометными двигателями. Они шли на самой мелкой глубине, отталкиваясь выброшенной водой. Шли почти не слышно. Предварительно осмотрев в ночной прибор свои угодья, подплывали тихо и неожиданно. Рыбаки, бросая все, бежали в камыш. Все грузилось в катер, сети снимались аккуратно, чтобы можно было их опять продать, таким же, или тем же самым рыбакам. Снасти свозились в огромный сарай на берегу Дона, в районе станицы Дугино и сваливались там в общую кучу. Желающие забрать свои сети или купить другие(если те уже были проданы), приезжали туда и подбирали для себя то, что им было нужно. Цены были бросовые. Вот такой был подходящий для обеих сторон круговорот.
Мы уже выбрали рыбу, ее была целая гора. Отбирали сначала самую ценную и складывали в рюкзаки. Даже после того, как каждый набрал по ноше, рыбы оставалось еще много. Жора стоял над своим рюкзаком, (это был простой мешок из - под картошки), с тонкими капроновыми шнурками вместо лямок, смотрел с сожалением на оставшуюся рыбу. Это был крупный, до килограмма, приходящий из низовьев гибрид.
Я сказал:
- Бери, иначе будем отпускать.
Жора вздохнул:
- Не допру...
Но, увидев, как рыба покидает берег, сказал:
- Грузите.
Рыбы было больше чем полмешка. Мы помогли ему одеть "лямки" и он, подсунув под них ладони, слегка пошатываясь, двинулся в путь, окончание которого виднелось огнями железной дороги на расстоянии пяти километров. Мы не торопились, так как догнать его не составляло труда. Но, перекурив, мы никуда уже не успели. Из - за поворота вдруг показался катер. Он плыл, еле слышно урча, и вдруг присев, как перед прыжком, в одно мгновение оказался у нашей стоянки. Жора, увидев боковым зрением опасность, "побежал", но это был не бег, это была Ламбада. Ему, наверное, казалось, что он летит, но на самом деле он еле передвигал ноги, мешок мотал его со стороны в сторону, не давая прибавить хода. Наблюдая из камышей за его забегом, мы даже на время забыли о своих потерях.
Инспектор, молодой казачок, был явно не без чувства юмора. Догнав Жору, он топал сзади, высоко подкидывая ноги, создавая иллюзию погони. Впереди был не глубокий, почти сухой ерик, в который Жора, смело, ступил своими новыми забродами. Нога ушла в ил, и, потеряв равновесие, он грохнулся, перевернувшись на мешок с рыбой, в черную кашу. "Очур" остановился, посмотрел и сказал:
- Ну, чего разлегся, выгребай.
- Ой, да ну вас на...- прохрипел, задыхаясь, Жорик, - дайте хоть отдышаться!
Казак повеселел. Такой интересный экземпляр попадается редко. В основной своей массе браконьеры народ бывалый и даже опасный, а тут бесплатный концерт. Помог вытащить мешок из грязи, взвалил его несчастному на спину, и велел тащить в катер. Жора покорно отнес рыбу к катеру, сбросил ее на деревянную решетку и присел на борт. Видя всего перепачканного, бедно оснащенного браконьера, очуры переглядывались между собой, осознавая, что с этого рыбачка ничего не выжмешь, он был весь на виду, как латка на заднице. Возиться с ним было некогда, и они, покуривая, стояли в раздумье.
Наконец старший спросил:
- Ну, объясни ты нам, зачем ты набрал столько рыбы, ведь ты бы с ней не прошел и трети пути? Ты что такой жадный? Ну что с тобой делать?
- Да дайте мне хлопцы по морде и отпустите,- сказал Жора, чувствуя, что может увязнуть в законе.
Очуры засмеялись.
- Да уж, с тобою не соскучишься! Интересно, что же ты делаешь с этой рыбой?
- Понимаете, - сказал Жора, - откинулся я недавно. Приехал домой. Мать одна, одинешенька. Говорит, - "сынок, пойди, поймай рыбки, с тех пор как тебя не стало, я ее даже не пробовала, да и вообще, впроголодь жила. Ты у меня одна надежда".
Казачков тронула судьба неизвестной матери. В душе они были не чужды ничему человеческому. Старший наряда сказал,- "забирай свою рыбу и проваливай".
- Да я всю не донесу, - сказал обрадованный Жорик, - можно я отсыплю?
Тогда инспектор молча завел двигатель и направил катер в сторону станицы Синявской. Высадив его, сказал: "Давай - двигай, да больше не попадайся".
А мы, налегке, мокрые от росы, покусанные комарами, сели на станции "Сафьяново" в последний вагон электрички. Мы всегда в него садились, так как именно он останавливался на "Западном разъезде", точно напротив тропинки, ведущей к дому.
В вагоне сидел Жора с полным мешком рыбы, хитро улыбаясь. Начались расспросы - как и почему он оказался раньше нас в электричке. Мы такому чуду никогда не поверили бы, если бы не видели собственными глазами захват Жоры рыбнадзором.
Чувствуя себя героем дня, он дома разделил всю рыбу по-братски. Дал тройку гибридов на жареху соседке - старушке, остальную рыбу отнес к магазину, где быстренько, всем покупателям уступая, обратил ее в шуршащие бумажки. Деньги как по взмаху волшебной палочки мгновенно исчезали из кармана, под внимательными взглядами слушавших его корешков, уплывая в кассу магазина
Вообще-то он никогда не сидел. Жил один в частном доме, оставленном ему родителями и постоянно боялся попасть в какую-нибудь переделку. На его усадьбу уже был положен взгляд "сильных мира сего", и стоило попасть за решетку, как пришлось бы откупаться домом. По полгода пил горькую, пока дома не оставалось ничего, кроме газового котла. Он его тоже всем предлагал, но даже самые жадные скупщики понимали, что скоро зима и не хотели иметь среди соседей лишних пересудов. Допившись до ручки, ехал перекладными в северную Осетию, в город Беслан, где местный аксакал давал ему бесплатно три бутылки наговоренной воды. Своей силой воли он мог продержаться только время, затраченное в поход до магазина. Оттуда он ехал уже трезвый, попивая долгожданную водичку. Потом опять возвращался на работу. Его всегда принимали без разговоров. Начальство знало, что он в работе лучше многих дисциплинированных рабочих. Лить тяжелым черпаком бронзовые детали было тяжело. Рука в кисти разводилась, ходил на работу, как штангист, с перетянутыми запястьями. Зато работа была денежная. За год полтора Жора обрастал вещами, мебелью, прилично одевался, заводил подругу. Человек он был добрый и ласковый, да и деньги все отдавал бесконтрольно. Деньги были нужны, только чтобы держаться на плаву, и особой ценности не представляли. Но в одно "прекрасное" время все ломалось, женщина, не выдержав, уходила, все имущество опять растекалось потихоньку проторенными тропками. Так и жил полосатой жизнью. Только верный котел стоял сиротливо, с подтекающей системой, и ежедневно, перегревшись, гремел на весь дом, напоминая ему о Беслане.