Аннотация: решил попробовать написать что-нибудь грязное. показать всё самое худшее в нашей жизни. увы. не хватило духу написать и половины той грязи, которую планировал.
ПРАВОСУДИЕ
Он сидел на скамье, ловя на себе сотни ненавидящих взглядов, едва заметно улыбаясь в десяток объективов уставившихся на него извне клетки.
"Ничё! - беззаботно думал он. - Дадут лет двадцать пять. Максимум - пожизненное. Ничё! И на зоне живут!"
--
Рассматривается дело двадцативосьмилетнего Одонкина Максима Евгеньевича, - загремел голос судьи - крепкого, подтянутого мужчины лет пятидесяти трёх. - Я предоставляю слово обвинителю - государственному прокурору.
--
Спасибо, ваша честь, - встал со своего места мужчина лет сорока пяти. - Одонкин Максим Евгеньевич обвиняется в изнасиловании сорока семи девушек в возрасте от одиннадцати до четырнадцати лет, сорок три из которых были убиты молотком, который был изъят у подозреваемого в момент задержания его милицейским нарядом. На орудии убийства были обнаружены следы крови, принадлежащей различным людям. Анализ крови показал, что она принадлежала убитым девушкам. Так что с рукояти молота были сняты отпечатки пальцев, совпавшие с отпечатками подсудимого, - прокурор показал залу полиэтиленовый пакет, в котором лежал молот, забрызганный кровью. - При обыске в квартире подсудимого была обнаружена одежда с брызгами крови, совпавшими с кровью двенадцатилетней Галины Копытиной, тело которой было найдено в подъезде своего дома, за два дня до задержания господина Одонкина. А сейчас выступит свидетельница обвинения Лыкова Наталья Артёмовна.
Выступила Лыкова, которая, всхлипывая, показала, что видела как подсудимый вёл девочку лет тринадцати к новостройке. Через неделю она увидела по телевизору фото ещё живой и улыбающейся девочки. В момент, когда шла эта передача, её хоронили в закрытом гробу.
После выступили ещё семь свидетелей обвинения, видевших молодого мужчину, идущего куда-то с девочкой, но не обративших на это внимания. Тела некоторых из этих девушек нашли через пару дней, других через несколько месяцев.
Выступила Китова Людмила Геннадьевна шестидесяти двух лет, соседка семьи Одонкина, а позже самого Одонкина, которая видела всю его жизнь, с детства и до этого суда.
--
Лет до семи он был вежливым, добрым мальчиком. Здоровался всегда, - иногда срывающимся голосом говорила она. - А потом в нём что-то переменилось. Странным он стал, смотреть начал волчонком. Я ему как-то замечание сделала. После этого долго жалела, что не промолчала. То крысу мне в ящик почтовый дохлую засунут, то дверь гвоздиком поцарапают. А то ещё раз было, на коврике под дверью, кучу, прости Господи, какашек мне наложили. А уж родители в нём души не чаяли! Уж отец его на двух работах надрывался, мать тоже работала стараясь. Всё ему, всё на него. И одёжа у него была из дорогих магазинов, и компутер самый хороший и эта... аппаратуру музыкальную из ушей не вынимал. Всего-то ему хватало, другие мальчишки завидовали ему завсегда. А лет с тринадцати, как я заметила, щенков да котят стал он домой к себе таскать, когда родители на работе. Первое время обрадовалася я. Ужо я-то знала, злой человек животин не любит. Исправился, значит, думаю, раз с живность возится. А потом такое увидела! Поднимаюсь как-то по лестнице (лифта-то у нас нет), а навстречу мне он идёт с пакетом чёрным. Зыркнул на меня, по обыкновению своему, да и прошмыгнул мимо. А пакет у него возьми и порвись. И такое там было. Уж сколько лет с тех пор минула, а до сих пор позабыть не могу. Аж по ночам бывает снятся мне те обрубленные лапы, хвосты да головы безглазые. А вечером тем же, постучались мне в двери. Открыла я, глупости своей, а на пороге он стоит. И говорит мне, мол расскажешь кому, тебе ещё хуже чем животинам будет. Да так глазищами сверкнул, что все эти годы и боялась кому рассказать, - свидетельница замолчала и заговорила снова только отдышавшись, секунд через десять. - А года четыре назад пожар у них случился. Сам-то он тогда дома не ночевал, а родителей нашли сгоревших, вод дверями, будто открыть её никак не могли. Я тогда ещё подумала, что бандиты какие подожгли да двери подпёрли. Не думала я тогда дура, что человек такое с родителями сотворить может. И как его земля носит, Антихриста, - сорвалась Китова на крик, после чего умолкла.
--
Адвокат подсудимого, - сказал судья, - у вас есть вопросы к свидетелю.
--
Нет, ваша честь, - адвокат привстал, чтобы снова присесть.
--
Господин прокурор?
--
Нет, у меня нет вопросов к свидетелю, ваша честь.
--
Будут ли ещё представлены улики или вызваны свидетели?
--
Нет, ваша честь.
--
Нет, ваша честь.
--
В таком случае, суд удаляется на вынесение приговора, - судья с помощниками удалились.
Минут двадцать в зале суда стояла кладбищенская тишина. Наконец судья вернулся на своё место. После обычного длинного вступления, он вынес решение суда:
--
Одонкина Максима Евгеньевича признать невиновным и освободить из-под стражи в зале суда.
На секунду все звуки исчезли. Затем раздался оглушительный гомон толпы:
--
Да что же это такое! Это что за фигня? Продажные твари! Совесть имейте, взяточники!
--
За неуважение к суду все присутствующие удаляются из зала суда! - казалось бы негромко объявил судья, но даже в этом гвалте каждый услышал его слова.
--
А хрен вам! - взорвалась толпа, подступая к столу судьи и клетке Одонкина. - Свиньи! С потрохами продались! Да ладно, мужики и сами справимся!
--
Мы будем вынуждены применить силу, - спокойно ответил представитель правосудия.
И едва он успел произнести это, как в комнату ввалилось десятка три крепких парней в камуфляжах и чёрных шапках-масках с прозрачными щитами в руках. Согласованно действуя, почти без усилий они сумели прижать, а затем и вытолкнуть на улицу почти две сотни людей, кричащих, брызгающих слюной и без остановки лупящих кулаками по щитам. Но было заметно, что часть омоновцев действует медленно, неуверенно, словно размышляя, а не наплевать ли на всё и не перейти ли от защиты закона к защите совести.
--
Хорошо работаете, молодцы! - скупо похвалил их судья. - А теперь освободите бывшего подсудимого и проводите его на улицу. Его там ждут.
Одонкина выпустили из клетки. Он сделал пару неуверенных шагов, потом расправил плечи и смело пошёл к выходу.
"Вот что значит настоящий человек против скотов! - думал он. - Они просто не способны сделать что-то со мной. А впереди целая жизнь. И ещё много девочек! Хороших, маленьких девочек!"
--
Идите, господин Одонкин! - с отеческой улыбкой напутствовал его судья. - Вы теперь свободный человек. На всю жизнь свободный.
Тот даже не оглянулся на голос. Он шёл к двери. К свободе! Вокруг него шли парни с дубинками, готовые защищать его от любых напастей. Признавших власть сверхчеловека.
Так с улыбкой на лице он вышел на крыльцо здания суда.
Свобода! Яркое солнце! Голубое небо! Свобода!
И чего этот тупой скот толпится вокруг? У них всё равно не хватит духа сделать ему что-то. Иначе они будут вне закона. Нет. Не посмеют! Или?..
Взглянув в лица столпившихся сотен людей, он кинулся назад. Но врезался в рослого, широкоплечего парня в камуфляже, рядом с которым, плечо к плечу, стояли остальные, заслоняя двери в зал суда.
Одонкин с визгом кинулся на бойца, стараясь сбить с ног. Но он был не маленькой девочкой, побеждать которых привык бывший подозреваемый. И именно от него первого он получил удар, сбивший его с ног.
* * *
--
Коля, ты сам-то как думаешь, правильно поступил? - судья с прокурором сидели в небольшой комнатке, рядом с залом суда и потягивали пиво.
--
А что не так? - удивился тот, разламывая крупного, ярко-красного рака.
--
Ну не по закону ж! Его ж живьём порвут.
--
А мне насрать на закон, Ваня. Я семь лет судья. И видел что и как делается. Дали бы мы ему даже лет двадцать пять. Завалили бы нас справками о его невменяемости, хотя он, гнида не больше псих чем мы с тобой. Скостили бы ему срок лет до десяти, а то и до пяти. А там за образцовое поведение под амнистию попал бы. Так что так будет лучше.
--
И как же ты до такого додумался?
--
Так у меня ж первое образование - психологическое. Кстати, слышал пословицу: "Наказание должно быть равно преступлению"? Я с ней не согласен. Наказание должно быть страшнее. Чтобы другим неповадно было. Так что здесь много плюсов. Во-первых, эта тварь хоть немного получил по совести. Жаль что этого нельзя повторить раз сорок семь. Или четыреста семьдесят. Во-вторых, следующему уроду, который про это узнает, неповадно будет такое творить. В-третьих, ты же знаешь, сколько агрессии сейчас у народа накопилось. Заодно её выплеснут. Уж лучше не него, чем друг на друга. Ну и в четвёртых. Сейчас они с ним разберутся, пойдут домой, остынут и подумают: "Как же так, я человек разумный опустился до уровня скота. Тремя сотнями на одного накинулись и растоптали". Долго и часто он будет так думать. Пока не зародится у него в душе ма-а-а-аленький комлпексик. И в следующий раз долго будет думать, прежде чем муху прихлопнуть. Что скажешь?
--
Промолчу. Время и статистика покажут.
А за окном раздавался рокот толпы и крики умирающего.